МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" (до 20 000 знаков с пробелами). - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 6 Страниц +
  • « Первая
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

«Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" (до 20 000 знаков с пробелами). Конкурсный сезон 2018 года.

#41 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 15 февраля 2018 - 18:44

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА



40

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ, СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

Елена бродила по дорожкам санатория и вспоминала…
Боже, как она была счастлива здесь семь лет назад! Счастье предстало перед ней в образе двухметрового гиганта с голубыми глазами, ёжиком седых волос и бархатным обволакивающим голосом. Володя работал в санатории механиком, а вечерами подрабатывал ди-джеем на танцах.
Заглянув в его до невозможности голубые глаза, Елена совсем потеряла голову, влюбилась как школьница. То, что Володя был женат, её ни капельки не смутило. Впрочем, его тоже. Любил ли он? Нет, конечно, он был слишком избалован женским вниманием. Но любить себя позволял охотно. Поклонницы сменялись каждые две-три недели: Володя любил разнообразие.
Прогулки по лесным дорожкам, объятия, поцелуи – две недели пролетели мгновенно, как счастливый сон. При расставании Елена горько плакала, Володя утешал её, гладил её руки, обещал звонить ей каждый день и ждать её следующего приезда.
Конечно, он не звонил. Звонила она. Сначала часто, почти каждый день, потом всё реже, реже, и, наконец, жизнь окончательно развела их в разные стороны. Елена встретила, как ей казалось, достойного мужчину, пыталась устроить свою личную жизнь, родился внук, мама часто болела, за дачей нужен был пригляд. В санаторий она больше не ездила. От друзей, часто в нём отдыхавших, она знала, что Володя развёлся с женой, снова женился, опять развёлся и жил один. Но теперь её это не очень волновало, всё произошедшее между ними казалось ей далёким прекрасным сном.
Прошло семь лет. Выгнав в очередной раз очередного альфонса из своей квартиры, вдрызг разругавшись с дочерью, пытающейся по привычке переложить свои проблемы на материны плечи, и вняв, наконец, совету мамы съездить отдохнуть, Елена скоропалительно купила десятидневную путёвку в санаторий.
И вот она здесь. Сегодня танцы. Сегодня она увидит Его.
Вечером, подкрасившись и надев свой самый элегантный наряд, Елена подошла к танцплощадке. За пультом сидел совершенно незнакомый молодой парень. Елена обошла всю танцплощадку, внимательно вглядываясь в лица танцующих и сидящих на скамейках мужчин. Володи не было. Она решила позвонить. Металлическим голосом телефон сообщил, что данный номер не обслуживается. Елена запаниковала. Она бросилась в клуб, разыскала директора и засыпала его вопросами. Оказалось, что Володя два года назад перенёс инсульт, получил инвалидность и в санатории больше не работал.
Получив от директора клуба новый номер Володиного телефона, Елена позвонила. Прозвучавший по телефону голос сначала показался незнакомым, слова произносились медленно, с усилием. И всё же было в этом голосе что-то от прежнего Володиного, какие-то едва уловимые бархатные нотки. Елена назвала себя. Оказалось, Володя её помнил. Они договорились встретиться через день на танцплощадке. Ночью Елене не спалось, она вспоминала прошедшее, переживала случившееся и гадала: каким же она увидит Володю?
То, что предстало её глазам, повергло Елену в шоковое состояние. Вместо голубоглазого красавца перед ней сидел на скамейке седой сутулый старик с осунувшимся морщинистым лицом и потухшим взглядом. Когда он встал и шагнул к ней, оказалось, что правая его рука висит плетью, а левая нога волочится при ходьбе. Елена едва сдержала слёзы, но, справившись с комом в горле, подошла к Володе, поцеловала его в щёку и, усевшись вместе с ним на скамейку, стала расспрашивать его о житье-бытье.
Жил Володя один в однокомнатной квартире, которую купил после развода с первой женой. Уходя, он оставил жене и сыну двушку в военном городке. Теперь же квартиру, в которой жил, он подписал сыну, за это первая жена за ним ухаживала – приходила раз в три дня, готовила еду, убирала в квартире, стирала. Вторая жена сбежала от него через год после того, как с ним приключилась беда.
Володя жаловался Елене на судьбу: на болезнь, которая его скрутила, на организм, который никак не хотел восстанавливаться, на преследовавшие его постоянные боли, на бывшую жену, не находившую лишние полчаса, чтобы с ним поговорить, на сына, у которого не было времени навестить отца, на скуку, одолевавшую его после интересной, насыщенной событиями прежней жизни.
Елена слушала его, сочувствовала, просила не падать духом, говорила, что надо пройти обследование и попросить направление в санаторий на реабилитацию. Володя соглашался с нею и обещал завтра же сходить к знакомому врачу.
Через день они снова встречались, Володя снова жаловался, Елена снова сочувствовала и уговаривала. От Володи частенько попахивало спиртным. Вскоре Елена поняла, что Володя не собирается ничего менять в своей жизни, он снова находился в центре женского внимания, и это его вполне устраивало.
А Елену эти встречи всё больше и больше тяготили, она уже подумывала, как бы уехать из санатория пораньше, но поняла, что не сможет объяснить матери причину раннего отъезда, и осталась. Когда-то две недели в санатории пролетели как один день, теперь же десять дней тянулись неимоверно долго.
Наконец настал день отъезда. Накануне при расставании Володя плакал, говорил, что не знает, как он теперь будет без неё жить. Елена гладила его руки, успокаивала, говорила, что всё будет хорошо, он выздоровеет окончательно, а она снова к нему приедет. И обязательно будет ему звонить часто-часто, каждый день. Говорила и сама не верила. Да и он не верил, но кивал седой головой, а слёзы всё бежали, бежали по морщинам, как по дорожкам.
Сев в электричку, Елена вздохнула с облегчением. Народу в вагоне почти не было. За окном шёл дождь. Елена посмотрела в окно, вспомнила всё, что случилось с ней за десять прошедших дней, и заплакала. Так и ехала до самой Москвы, оплакивая свою, теперь уже окончательно ушедшую в небытие, любовь.
0

#42 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 февраля 2018 - 22:13

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


41

ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ


Ира вышла из автобуса и пошла вниз в сторону посёлка, расположенного на берегу. Подходя к дому, увидела мужчину стоящего у калитки. Опершись на трость, тот внимательно смотрел во двор. Отдыхающий, подумала Ира, шорты, шляпа. Подошла ближе, сказала приветливо.
− Здравствуйте.
Прохожий повернулся, чуть смутившись, как будто его поймали за чем-то недозволенным, сказал.
− Здравствуйте.
Ему было около семидесяти лет. Он смотрел голубыми внимательными глазами. Ира решила, что это очередной квартирант. Лето. Сезон.
− Вы что-то хотели? Если комнату, так у нас всё занято.
− Нет, нет, я просто много лет назад отдыхал в этом доме. А вы кто?
− Людей, у которых вы отдыхали, уже нет. Здесь живёт их сын, а я его жена.
− Ну, если у нас завязался разговор, как вас зовут?
− Ира.
У мужчины просветлело лицо, и глаза стали добрые и какие-то родные.
− А у меня внучка Ира.
Он протянул руку, Ира машинально подала свою. Он нежно прикоснулся к её руке и произнёс.
− Будем знакомы, Александр Иванович.
− А я Александровна.
Ира почувствовала радость на душе, как будто встретила родного человека.
− Я хочу задать вопрос. Ваш дом в том же состоянии, как много лет назад, он остался таким же. Смотрю на соседские дворы, там возвели коттеджи. А здесь ничего не построено нового. Время не коснулось вашего двора. Оно как будто остановилось здесь. Почему?
− Так случилось. Многое произошло, но к сожалению не в нашу пользу: появились наследники на этот дом, в котором никогда не жили, пришлось выплатить положенную сумму. Несколько лет назад смерч накрыл посёлок, и наш дом был сильно разрушен, восстанавливали всё почти с нуля вместо строительства.
Ира как будто пыталась защититься, рассказывая всё это непрошенному гостю. Этот человек расположил её к себе, не понятно чем, и ей захотелось пригласить его в гости.
− А хотите посетить памятное для вас место? Я приглашаю вас в гости.
− Я, пожалуй, соглашусь. Когда-то этот дом перевернул мою жизнь.
Его голос дрогнул. Хозяйка открыла калитку.
− Заходите, пожалуйста.
Во дворе стоял большой стол в беседке из винограда. Гость присел на лавочку в приятную прохладу. Видно было, что устал.
− Чай, кофе?
− От кофе давно пришлось отказаться. У возраста свои коррективы. А чай, с удовольствием.
Ира поставила чайник, накрывала на стол.
− Откуда вы приехали?
− Из Тулы. Лет тридцать назад я отдыхал здесь. Знакомые дали адрес, но мы не могли найти нужный дом и попали вот сюда. Здесь жили прекрасные люди. Они предложили нам комнату, и мы остались. Это была судьба.
Александр Иванович замолчал. Собеседница не трогала его, понимала, что твориться в душе у человека, который прожил, по- видимому, не простую жизнь.
− Тогда было много отдыхающих. А у вас в сезон тихо и спокойно.
− Сейчас отдыхают наши хорошие знакомые. Они, много лет останавливались у нас, и стали родными. Таких друзей, набралось за годы столько, что можно посторонних не брать, что мы и делаем. Иногда чужие люди ближе родственников.
− А тогда в этом дворе кипела жизнь, как в муравейнике. На юге, в отпуске время идёт как бы с опережением. Люди быстро осваиваются, знакомятся. Атмосфера добра и какой-то внутренней радости царила здесь. Ещё раз скажу, здесь жили замечательные хозяева. Я часто думал о том времени, оно тоже играло большую роль. Сейчас изменилась не только страна, но и люди.
− Да, я согласна с вами. Изменилось многое.
− Знаете, Ирочка, мне тогда было чуть за сорок. Казалось, что много. А сейчас, боже, я был мальчишка.
Александр Иванович задумался. Взгляд его голубых глаз затуманился. Он ушёл в себя, казалось, забыл, где находится, был там, в далёком счастливом времени.
− В одной из комнат жили девушки из Москвы. Молодые, им не было и тридцати. Одна из них светловолосая с длинной косой, с ореолом маленьких завитков вокруг лица привлекала внимание. Звали её Таня. Уже тогда женщины в основном носили короткие стрижки. Может, я старомоден, но всегда любил длинные волосы. Моя мама носила косу и укладывала её вокруг головы. Очень многое мы несём из детства.
Все быстро подружились, казалось, знали друг друга всю жизнь. Вместе ходили на море, часто ужинали большой компанией, пили чай.
Уже через несколько дней я понял, что пропал. Дома жена, дети. Думал, что минутное увлечение, старался не смотреть на Таню, но всё время искал её глазами и часто наши взгляды встречались.
Александр Иванович вздохнул. Ира смотрела на него и представила сорокалетним. Волосы были чёрные, чуть волнистые. А глаза голубые, как озёра, в густых тёмных ресницах и сейчас притягивают внимание. Как в него можно было не влюбиться. В нём и сейчас было такое обаяние, что она смотрит на него и с удовольствием слушает, не знает почему . Ира улыбнулась своим мыслям.
− Она была чистая, как вода в роднике, была для меня как глоток свежего воздуха. Отдых приобрёл совсем другой смысл. Я потерял голову, решил пусть будет, как будет. Вскоре мы объяснились. Нам было всё равно, что будет потом. Сейчас было счастье. Днём мы старались не показывать свои чувства, а ночи были вместе. Конечно, все видели наши отношения, а нам казалось, что никто ничего не понимает.
Время отпуска пролетело как один миг. Мы не знали, что будет дальше. Таня была в разводе, детей не было. А я понимал своё положение. Моя жена не виновата, да и не заслуживала такого отношения. Просто прожили вместе двадцать лет, чувства уже не те, но это жизнь. Наверное, я рассуждал как многие мужчины и надеялся, что разлука с Таней прекратит наши отношения, и вспыхнувшие так внезапно чувства постепенно утихнут. Последнюю ночь совсем не спали, сидели на берегу под мелодию плещущих волн и говорили, говорили...
Дома первое время захватили проблемы, работа. Конечно, не забыл, но старался отвлечься и подавить тоску по любимой. Однажды ехал мимо главпочтамта и решил позвонить. Поговорили, и началось продолжение нашего романа, теперь телефонного. Я разрывался на части, много раз хотел сказать жене, но никак не получалось поговорить об этом.
Прошло полгода. Наметилась командировка в Москву. В главке должен быть утром, решил ехать с вечера, конечно, что бы встретиться с Таней. Сообщил ей заранее. Позвонил в дверь, когда на улице уже было темно. Щёлкнул замок, знакомый голос крикнул «заходи», а я стоял и не решался войти. Переступив порог, остановился. Таня стояла недалеко от двери. Лёгкие блики света падали на светлые волосы. Она была в домашнем халатике, который съехал на одну сторону, матовой белизной отсвечивало обнажённое плечо. Моё воспаленное воображение дорисовало образ любимой женщины.
Рассказчик замолчал и долго не мог говорить. Ира тоже боялась нарушить тонкую нить его воспоминаний, любым неловким движение, словом. Александр Иванович продолжил хриплым голосом.
− Я стоял как заворожённый, не двигался, забыл всё на свете. Думал, что чувства притупились, время остудило мою душу, но нет. Мне казалось, я перестал дышать, когда смотрел на ту, о которой столько передумал за эти полгода, родную и близкую. Она стала другая. В простом халатике была домашняя и дразнящая. Не заметил, как очутился рядом с ней. Молча гладил её волнистые волосы, целовал её припухшие губы. Она счастливыми глазами смотрела на меня. Мы не могли в этот миг произнести ни слова.
Знаете, надо жить так, как хочется, а не так как получается. Я ведь так и не оставил семью и разрывался на две половины. С Таней мы встречались, звонили, писали и не могли расстаться. Через год у нас родилась дочка, я признал отцовство, дал фамилию, но всё осталось по старому. Тысячу раз обсуждали эту тему, но теперь уже она была против. Так и тянулась эта двойная жизнь. Теперь, по прошествии лет думаю, кто от этого был счастлив- никто. Таня не выдержала первая. Вышла замуж, и мою дочь воспитывал чужой человек. Вы не думайте, у меня с дочкой прекрасные отношения. Ира, это наша с Таней внучка. За эти годы произошло много событий, печальных тоже. Во многом виноват я, но теперь поздно что-то изменить.
Александр Иванович встал, посмотрел на дом и задумался. Он много лет мечтал побывать в нём ещё раз, поздороваться как со старым другом и поблагодарить за любовь, которая вспыхнула в нём на всю жизнь. Увидев, что он почти не изменился, удивился и в то же время обрадовался. Казалось, встретил старого товарища в добром здравии.
− Спасибо, хозяюшка, за гостеприимство. Что-то я у вас засиделся. Пора и честь знать.
− А вы приезжайте на следующий год к нам. Я дам вам телефон, и мы договоримся.
− Благодарю, но знаете нас много, мы так разрослись…
− Мне было приятно с вами познакомиться, − сказала Ирина.
− Спасибо, мне тоже. Я буду за вас молиться. Пусть у вас всё будет хорошо.
Посмотрел своими добрыми глазами, чуть поклонился и пошёл медленно, помогая себе тросточкой. Уходил грустный, но какой-то просветлённый, как будто освободился от многолетней ноши.
0

#43 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 17 февраля 2018 - 18:35

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


42

ДВА ГУДКА ДЛЯ СНЕГУРОЧКИ


I

С самого начала командировка не заладилась. Московские гости не приехали, весь семинар был скомкан. Да и провели его не там, где планировали изначально, а в совершенно не годном для такого дела помещении. Вечно что-то гасло, глохло, пропадал звук. А затянули допоздна. К концу голова раскалывалась, хотелось есть, а ещё лучше было бы напиться горячего чаю и улечься в постель. Но принимающая сторона о ночлеге не позаботилась. Надо было возвращаться домой. А как вернёшься, когда рейсовые автобусы уже не ходят – последний ушёл пятнадцать минут назад. Можно было, конечно, попытаться переждать снежную ночь на автовокзале, но в два часа ночи зал ожидания закрывался до пяти утра. Что прикажете делать?
Спасали водители микроавтобусов, маршруток, как их называли. Они кучковались неподалёку от автовокзала, набирали пассажиров и отправлялись по разным направлениям. Элементарные леваки, конечно, но в критических ситуациях выбирать не приходилось. Однако в этот вечер и леваков не было. Случайно заметил в отдалении, не там, где они обычно собираются, такой «микрик». Водитель делал какие-то знаки рукой. Я подошёл:
– Повезёшь?
– Заходи. Только еще подождать придётся. Наберём попутчиков.
– Сколько возьмешь за дорогу?
– Да как рейсовый. Проходи, садись.
Я уселся в выстывшем салоне. Неуютно, конечно. Хотелось быстрее отправиться в путь, хотелось ехать, постепенно согреваясь и подрёмывая. Но оставалось только ждать.
Десять минут ожидания показались часом. Попутчиков не было. Водитель еще переминался с ноги на ногу у машины и вдруг заторопился:
– Давай усаживайся, поехали быстрее, – сказал он почти скороговоркой, садясь за руль и решительно захлопнув дверцу.
– И что, ждать никого не будешь?
– Нет, некогда.
В зеркало заднего вида в свете фонарей можно было разглядеть трёх приближавшихся к машине крепких парней. Двигатель завелся – парни пошли быстрее. Автомобиль рванул чуть ли не с места, быстро набирая скорость. Едва водитель успел повернуть направо, как в задний бампер стукнул булыжник.
– Рэкетиры хреновы, – объяснил водитель. – Бывшие борцы и боксеры. Вроде бы, какой-то тренер – его уволили за махинации всякие – сколотил банду. Жизни от них нет. Всех маршруточников под себя подмяли. Такой процент положили (ребята рассказывали), что не продохнёшь. А что делать? Попробуй не отстегни – изуродуют. Хорошо, если только машину. А то и самому руки переломают. Я-то извозом не занимаюсь. Изредка только, вот, как сейчас, когда домой еду. Подзаработать решил… Хорошо, что успели.
Выехали из города. После улиц, освещенных фонарями и светом из окон, шоссе казалось совершенно тёмным, а из-за метели видимость была и вовсе отвратительной. Просматривалась только часть шоссе, да угадывался лес по обеим сторонам от него. С трудом различимы будочки остановок рейсового автобуса. Водитель, понятное дело, не лихачил, ехал осторожно, но я заметил, что при этом он словно всматривается в трассу, будто кого разглядеть хочет. На повороте водитель слегка притормозил и просигналил двумя короткими гудками. И сразу же поехал дальше.
– Примета какая-то? – спросил я, чтобы что-то сказать, чтобы не висела в салоне окутывающая всё тишина. Водитель оживился:
– Прошлой зимой я также проезжал здесь. Тоже вечер, метель. Вдруг сквозь пургу вижу, как от леса к обочине подходит девушка. Молоденькая такая, тоненькая. В светлой шубке, а на рукавах и подоле белые такие полоски, оторочка что ли. А в руках мешок-не мешок, рюкзак-не рюкзак. Как Снегурочка какая! А что? Стоит одна – молодая, красивая. Сказочная. Отбилась в лесу от Деда Мороза, поплутала – да и вышла к шоссе. Я даже притормозил, зажмурился и головой потряс. Нет, вижу: не исчезла, а, наоборот, – к машине пошла. Замерзла, еле дверь открыла. Студентка. Домой на каникулы автостопом добиралась. Я довёз её бесплатно. Не хотелось сказку портить. Теперь, когда зимой проезжаю здесь, обязательно просигналю. А вдруг опять Снегурочка из лесу выйдет?
Водитель замолчал, а я вдруг вспомнил свою Снегурочку. У каждого мужчины в жизни была, есть или будет своя Снегурочка. Во всяком случае, должна быть.
…Эту Снегурочку звали Олей, и работала она медсестрой в окружном госпитале. Срочную военную службу он проходил в одном из очень жарких и весьма отдаленных гарнизонов одного из южных военных округов. Но уже два месяца их рота находилась в столице союзной республики, в центре округа. Ее прикомандировали туда на время.
Несмотря на южные широты предновогодняя ночь выдалась холодной, даже морозной, а в солдатском клубе почему-то не работало отопление. Наверное, кочегары слишком рано принялись праздновать. Кроме традиционного вокально-инструментального ансамбля, которые были тогда в каждой части, выступала агитбригада из госпиталя. И была среди выступавших Снегурочка. Наверное, медсестра. Было видно, что ей очень холодно на продуваемой сцене. Снегурочка всё время ёжилась, но выступление прошло замечательно. Солдаты – благодарные зрители.
А вот он не выдержал испытания холодом. В роте своей он считался главным писателем. Ему, по непонятной самому причине ушедшему в армию с первого курса филологического факультета университета, поручали выпускать «Боевые листки», и стенгазеты, писать речи для комсомольских собраний. Помогал он другим парням писать письма девушкам – чувствительные и красивые. И сейчас он по поручению замполита сидел на краю сцены, запоминал и записывал всё. Для того, чтобы потом изложить в ротной газете. Газета их роты должна была быть лучшей в конкурсе между частями гарнизона. Там-то его, наверное, прихватило – боли, рези и прочие неприятности. Врач части – интеллигентный лейтенант-двухгодичник Овсянников – заподозрил неладное с почками и отправил его в госпиталь.
В госпитале солдаты не бездельничали. В урологическом отделении в том числе. «Моряки» – так называли ребят с ночным энурезом (он еще удивился, как много таких: две полных палаты) – работали в свинарнике, из других отделений, тоже не спали. Уборка территории, работа в котельной – дел хватало. Его, как наиболее грамотного, определили в приёмное отделение – помогать медсёстрам, заполнять документы на поступавших, если надо, носилки поднести. Там его полюбили. Частенько он болтал с медсёстрами о разных пустяках, помогал и им делать стенгазеты.
Диагноз не подтвердился. Можно было и выписывать его, но учитывая все его способности, в том числе способность к рисованию, руководство госпиталя не спешило отправить такого пациента в часть.
На территории госпиталя была замечательная газетная лавка – маленький магазинчик, где, кроме газет, можно было купить писчебумажные принадлежности и книги. Трудно сказать, по какому принципу завозилась туда литература, но попадались помимо воениздатовских книг, и другие. Однажды он не поверил своим глазам. На прилавке лежал маленький, тоненький – блокнотик, а не книга – сборник стихов Лорки. Он сразу схватил его и таскал потом повсюду.
Было уже поздно, а он не уходил к себе в отделение. Сидел и читал. Она подошла неслышно, села рядом, поинтересовалась, что читает.
– Стихи. Федерико Гарсиа Лорка.
– Никогда не слышала.
– Испанский поэт. Его фашисты убили. В провинции с красивым названием Винсар. Вывели рано утром вместе с одним тореро и старым учителем. Провели их через апельсиновую рощу и расстреляли. И, не дожидаясь её следующего вопроса, боясь, что вопросом она что-то испортит, стал читать:
Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
О, не жди от неё
молчанья,
Не проси у неё
молчанья!..
Когда он прочитал финальное:
О, гитара,
бедная жертва
Пяти проворных кинжалов,
она по-особенному посмотрела на него и сказала:
– Как красиво! Как красиво и страшно! А еще прочитай что-нибудь.
Он прочитал:
И в полночь на край долины
увёл я жену чужую,
а думал – она невинна…
Когда он читал стихи, он весь менялся – менялись голос (становился ниже и сильнее), взгляд. Он сам весь наполнялся мощной энергией, и эта энергия захватывала других. Как опытный мужчина, имеющий право на женщину, он читал:
А бёдра её метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнём горели.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете…
Он дочитал до конца. Она молчала. Потом сказала тихо:
– Вот ты какой.
Пристально, словно хотела увидеть что-то очень важное, посмотрела ему в глаза и нежно погладила по голове. Взгляд её серых глаз был мягким, обволакивающим, окутывающим. Как серый бархат.
Она молчала. Потом поинтересовалась, не пишет ли он сам, не писателем ли будет. Говорила скороговоркой, несерьёзно, отгоняя от себя то серьёзное, что проклюнулось и встрепенулось в душе. Он так же несерьёзно отвечал, пообещал когда-нибудь прочитать ей свои стихи. А, может, и посвятить. Посмеялись, подурачились. Но Оля не уходила. Давно закончилась её смена, пора бы и домой, но она сидела. Словно дома ждало что-то тягостное. А он и не хотел её ухода. Было очень хорошо, что она сидит рядом и рассказывает о себе, о том, что идти-то ей собственно некуда. Комнату она снимает после того, как ушла от мужа. Добираться с пересадкой с троллейбуса на автобус тёмным зимним вечером до дома, входить в необжитую, почти пустую комнату – нет уж. Вот когда дежурят Зойка и Ира, она остаётся. С подругами поболтать – и на душе легче.
Она жаловалась на бывшего мужа, который извел её своей ревностью, особенно злился, когда она выступала. А выступать, говорила она, любит больше всего, хотя серьёзная профессия в жизни нужнее. Вот сейчас, например, от мужа ушла – кто содержать будет? Потому и готовится: на курсы поступит, чтобы стать операционной медсестрой. И платят больше, и уважение. Что-то говорил и он. Много чего тогда нарассказали они тогда друг другу… И они сидели слишком близко в пустой тёмной ординаторской, и в отделении было необъяснимо тихо. Он обнял её за талию – она не напряглась, а, напротив, даже расслабилась, обмякла. Она была такой тёплой, близкой, такой понятной. Их губы встретились легко, как будто привыкли к ежедневным поцелуям.
– Вот ты какой, оказывается, солдатик-писатель, – сказала она. И добавила шепотом:
– Иди в сестринскую. Зойке скажу, чтобы не заходила.
В сестринской был лишь узкий жёсткий топчан с косым подголовником (на таких осматривают пациентов), но это им не мешало. Она склонялась над ним, обдавала горячим дыханием. А ее волосы щекотали ему лицо. Он целовал её серые глаза, всё погружаясь и погружаясь в их окутывающий взгляд. В темноте, конечно, цвета глаз не было видно, но он знал его уже наизусть и говорил:
– Ты Снегурочка. Ты моя Снегурочка. Я буду тебя так называть.
– Почему – Снегурочка?
– А ты была Снегурочкой. На Новый год у нас в части. Помнишь, было очень холодно – и ты всё время ёжилась на сцене? Там-то я и простудился. Я сидел рядом со сценой на ступеньках и всё записывал. Я не мог никуда уйти. Должен был подробно описать вечер в стенной газете. Замполит поручил.
Она не засмеялась, не улыбнулась. Сразу стала серьёзной и сказала:
– Так, значит, это я, писатель ты мой, притащила тебя сюда в госпиталь? Сама к себе привела.
– Ты хочешь сказать, что это судьба?
– Какая судьба? – он стала вдруг резкой и жесткой. – Минутная слабость. Ты выпишешься, уедешь в часть. Много вас таких солдатиков здесь обретается. Думаешь, ты один?.. – она, кажется, была готова оговорить себя. Но он всё равно не поверил бы – он уже был влюблён.
По молодости не умея еще понять всю глубину её переживаний, он попытался снова обнять её. Она увернулась, встала, надев халат, подошла к окну и, глядя в ночь, сказала:
– Собирайся и иди. Ночью вас могут считать по койкам. Да и утром на месте надо быть. Иди. Я позвоню Ире, чтобы тебе открыли.
Он уже стоял у двери, когда она, не оборачиваясь, сказала:
– Подойди ко мне.
Он подошел. Хотел обнять за плечи, но не решался. Решилась она. Обернувшись, она прижалась к нему и прошептала:
– Запомни это. Всё запомни. А теперь ступай..
И подтолкнула к двери.
Выписался он через неделю. Всё это время Оля никак не дала понять, что она думает или чувствует. Он был для неё одним из пациентов. Перед самой выпиской он проник в сестринскую. На столе лежала книга. Олина книга – какой-то медицинский справочник. По нему Оля готовилась к поступлению на курсы, и его кроме неё – это он знал точно – никто справочник не раскрывал. Он вложил в книгу конвертик со своими стихами – какой-то жуткой смесью из Пастернака и Есенина, которую в другое время он сам разнёс бы по кочкам. Но сейчас он был влюблён. Он уехал в часть, а еще через неделю роту откомандировали назад в свою Тьмутаракань.
Вскоре в часть пришло письмо на его имя. Без обратного адреса. Лишь на штемпеле можно было разглядеть «Ташкент». В конверте лежал сложенный пополам тетрадный листок. Он развернул. На листке в клетку было написано четверостишье. Он, конечно, сразу узнал его – Лорка:
Тому, кто слывёт мужчиной,
нескромничать не пристало,
и я повторять не стану
слова, что она шептала.
Четыре строчки – и больше ничего. Письмо вместе с конвертом он тут же сжёг, чтобы ни одни глаза не видели этот тетрадный листок в клетку со словами, непонятными большинству его сослуживцев. И он всегда оставался верен этому завету…
Да, никогда я не рассказывал кому бы то ни было ни о каких своих похождениях. Но сейчас в метель, на плохой дороге меня словно прорвало. Водитель слушал внимательно, а потом сказал:
– Да… Снегурочки наши. Есть же мужики, которые могут вспомнить такое. Сколько ей сейчас? Наверное, за шестьдесят.
– Да, приблизительно так.

II
Когда прошли очередной поворот, вдалеке на обочине заметили тёмную фигуру.
– Ну вот и Снегурочка, – сказал я.
– Как бы не Баба Яга была, – проворчал водитель, словно предчувствуя что-то неладное, но всё же затормозил. Фигура не шевелилась. Водитель просигналил. Фигура медленно оторвалась и с трудом пошла по направлению к маршрутке. Пригибаясь, вошла женщина. Насколько можно было разглядеть в полутьме, пенсионного возраста, но еще достаточно бодрая, скорее всего, работающая.
– Подбросите?
– А куда вам?
– Мне в Славск
– Ну, мы-то прямо едем.
– Ну, хотя бы до перекрёстка. Там попутки часто ездят.
– Поехали.
Привыкший к разговорам в пути, водитель уже не давал покоя новой пассажирке:
– А что так поздно-то? И одна?
На это она ничего не ответила. Только устраивалась поудобнее, пытаясь согреться.
Словно оправдываясь, сказала:
– Ох, никак не привыкну к этим холодам, хотя почти двадцать лет живу.
– А откуда вы, такая теплолюбивая? – водитель, казалось, хотел обычного, ни к чему не обязывающего разговора.
– Я из тёплых краёв, из Ташкента.
– А у нас как оказались?
– Да как и все. Когда начали у нас бузить, межнациональные конфликты пошли, всё опаснее становилось. Потом русских выживать стали. Не открыто, исподтишка. То надо язык знать, то еще что. А какой мне язык, когда я медсестра, да ещё в госпитале военном работала. Но потом и в армии всё стало на их языке. Пришлось уезжать. Мне ещё повезло, я обменяться успела. Нашли чудом здесь какого-то узбека. Обменялись. Но там у меня была хорошая двухкомнатная квартира – под самый конец Советского Союза смогла получить от госпиталя, а здесь однушка в старом доме. Хорошо еще отопление проведено, печи топить не надо. Но мне не до выбора было – себя бы спасти.
Пассажирка уже освоилась. Она отогрелась, неловкость от вынужденного пребывания рядом с незнакомыми мужчинами прошла. Похоже, она была человеком весёлым и общительным. У неё был не по возрасту чистый голос и удивительные глаза. Я успел разглядеть их за то короткое время, пока в салоне горел свет. Они были серыми, а взгляд бархатный, окутывающий. Теперь пассажирка интересовалась своими попутчиками:
– А вы местные или тоже приехали?
– Приезжие, – ответил я за обоих. – Я, например, тоже из южных широт. Только не из Средней Азии, из Закавказья.
– А занимаетесь чем?
– Я редактор газеты.
– Писатель, значит? А я тоже знала одного писателя. Только молодого. Солдатик у нас в госпитале лежал. Всё мне стихи читал. А однажды даже посвятил мне стих. Смешно.
Я давно заметил, что водитель свернул с прямого шоссе, оставив позади тот самый перекрёсток. Он вёз пассажирку домой. Несколько раз за всё это время мы переглянулись с водителем через зеркало заднего вида. И водитель сделал то, на что не решался я, – он спросил через плечо:
– А зовут-то вас как, незнакомая пассажирка?
– Меня-то? Валентина. Валентина Павловна. Ой, ну вот – приехали. Так вы меня прямо домой привезли? Спасибо вам большое.
Весь оставшийся путь проехали молча. И даже прощаясь, водитель не стал ничего спрашивать, уточнять. Денег с попутчицы и с меня дополнительно за сделанный крюк не взял. А когда я, захлопнув дверцу его автомобиля, пошел к дому, он коротко просигналил два раза.
0

#44 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 февраля 2018 - 18:57

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


43

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ШАЛЬ

Петр любил классическую музыку. Особенно в живом исполнении, в атмосфере концертного зала. Концерты в филармонии старался не пропускать.
Там и увидел её.
Эта женщина сразу привлекла внимание. Приходила всегда одна. Появлялась в зале, как правило, с последним звонком и лёгким, быстрым шагом направлялась к первым рядам партера.
Одета изысканно - всегда в черном, с небрежно наброшенной на плечи кружевной шалью. Рыжие короткие волосы оттеняли бледное лицо. Широкая юбка подчеркивала красоту изящной талии и стройных ног. Под тонкой шалью волнующе колыхалась грудь еще молодой женщины.
Ей было немногим больше сорока.
Она выделялась из общей массы посетителей. Чем-то притягивала глаз.
В тот вечер в программе был 2-ой фортепианный концерт Моцарта и несколько его оркестровых пьес.
Любимая музыка легко и плавно плыла по залу, ласкала душу, наполняла ее покоем. Петр слушал, закрыв глаза.
Волшебные звуки отодвинули всё. Всё, что свалилось на него в последние годы: беды, потери, наступившее одиночество. Всё отступало, растворялось в мелодичном звучании оркестра, ведущего раздумчивый разговор с пианистом.
Петр целиком погрузился в их удивительную беседу. В музыке он слышал и своё горе, и свои страдания. Тонкие, изящные пальцы пианиста легко порхали над белыми и черными клавишами, рождая удивительную музыку. Она то плакала и рыдала, то гремела бурей и гневом. И вдруг стихала. И тогда в наступившей тишине начинала звучать тихая и мягкая мелодия.
Она дарила веру в себя, надежду на счастье.
Потом опять появлялось темное оркестровое звучание, снова бушевали страсти – и стихали. Дивная мелодия надежды нарастала. Музыка росла, ширилась. Звала за собой, туда, где нет никаких горестей, где никто и никогда не отнимет у него счастья. Счастья любви.
И вот финал - победные звуки труб и тишина.
Послышались хлопки - сначала редкие, потом сильнее, сильнее, и, наконец, зал взорвался бурными аплодисментами.
В антракте, выходя в фойе, опять увидел её. Они встретились взглядами. Её влажные темно-карие глаза блестели. Она еще была вся во власти музыки и, машинально кивнув ему, прошла мимо.
Духи её были пряные, чуть резковатые… Их аромат манил, как счастье…
После антракта он ждал её появления, поглядывая по сторонам. Началось второе отделение, но теперь сосредоточиться на музыке уже не мог.
Она так и не вернулась.
В душе поселились досада и разочарование. Кое-как дослушал оркестровые пьесы, быстро оделся и вышел в морозную ночь.
Из концертного зала то парами, то группами мимо него проходили люди. Оживленно делились своими впечатлениями.
Вернулось острое ощущение своего одиночества.

* * *
Жена ушла, не выдержав семейной жизни с лётчиком-испытателем. Захотела покоя. Дочь выросла, вышла замуж и жила в другом городе. У неё была своя семья и своя жизнь. Последние три года он жил совсем один.
Как-то так получилось, что сразу после развода потерял почти все. Нина, его любимая женщина, которая скрашивала его жизнь вне семьи, трагически погибла в автокатастрофе. Потерял и работу - начались массовые сокращения летного состава. Куда-то подевались и друзья.
Удалось устроиться в авиационном институте, но преподавание не приносило удовлетворения. Стал часто пить. Однажды пьяным чуть было не спалил дом - забыл выключить газ. Понял, что это - знак свыше. Пора кончать. И перестал пить совсем.
Одиночество продолжало давить.
Чтобы заполнить душевную пустоту, стал ходить в театры, на спектакли и концерты, где часто бывали вместе с Ниной. Она особенно любила симфоническую музыку и научила его чувствовать и понимать её. Со временем увлёкся и полюбил бывать в филармонии. Вот и теперь постарался приобрести подходящий абонемент в концертный зал. Музыка помогала ему. Душевная рана понемногу затягивалась.
Петр шел по заснеженной Москве к дальнему переулку, туда, где он оставил свой автомобиль. Ветер бил в лицо. Трещали промерзшие деревья. Но он не замечал непогоды. Думал о той женщине.
Не мог понять, что его притянуло к этой незнакомке - усталость от одиночества, желание поделиться с кем-то всем, что накопилось в душе. Или внезапно возникшая тоска по женщине. Хотелось видеть её, узнать ближе.
Почувствовав это, понял – жизнь не кончилась. В душе опять зазвучала музыка надежды, та, что так взволновала его в концертном зале. У него всё ещё может случиться. Предчувствие счастья сладко заныло в груди.
Афиши извещали, что через месяц в филармонии зазвучит второй концерт Рахманинова, да еще в исполнении очень известного пианиста. На таком концерте незнакомка должна быть непременно. Петра не покидало волнующее чувство ожидания.
Она должна прийти. И он не ошибся!
Эта женщина появилась в зале как всегда, после третьего звонка, и села в свободное кресло во втором ряду партера - там же, где сидел Петр. Их места неожиданно оказались рядом.
Полились звуки музыки.
Волнующее душу вступление, торжественное и тревожное, сменилось мягким звучанием струнных. И тут же тихим журчанием им ответил рояль. Потом было знаменитое адажио. А с ним родилась атмосфера бесконечного покоя и счастья. Такого, когда душа воспаряет прямо к небу.
Стремительное аллегро третьей части рахманиновского концерта воспринималось уже, как праздник жизни. Ликующие, радостные ноты воодушевляли, заставляли вздрагивать сердце. Музыка звучала всё сильнее, всё ярче, всё восторженнее. Она прославляла красоту мира и человека. Колокольный звон призывал к всеобщему единению.
С последним аккордом публика на мгновение замерла, и потом – шквал аплодисментов…
В антракте он повернулся к ней и тихо заметил:
- Не правда ли, в каждом из нас есть стремление к покою и тишине?
А помолчав, добавил:
- Мне кажется, что такая музыка, сближает души. Помогает преодолевать одиночество.
Она внимательно посмотрела на него и кивнула в знак согласия.
Во втором отделении они и не заметили, что сидят рука к руке, соединенные тишиной зала и удивительной музыкой.
По окончании концерта вышли из зала вместе.
- Что для вас Рахманинов? - спросил у нее Петр и мысленно ответил сам себе: «Это лунная ночь, вечерний звон, запахи сирени, весенних трав. Это то, что идет от сердца к сердцу. Может, это и есть любовь».
А вслух продолжил стихотворными строками:

Звучала музыка ночная
великолепной тишиной,
Глядели звезды, не мигая,
даруя ласковый покой .

- Чьи это стихи? – спросила она.
- Не знаю. Врезались в память.
Они шли к метро, почти не разговаривая. Каждый думал о своем.
Спустя некоторое время она повернулась к нему:
- Очень не хочется уходить. С вами так спокойно и хорошо. Но меня встречает муж.
Петр протянул ей руку:
- Давайте хоть познакомимся. Петр.
- Надежда, - улыбнулась она и заторопилась к метро.
На следующем концерте Надежды не было. Это расстроило его. Хандра вернулась и не отпускала.

* * *
Приближалось Рождество. На улицах и в магазинах стало больше оживленных людей. В воздухе стоял запах хвои, апельсинов и мандаринов.
Прогуливаясь по Тверской, Петр решил заглянуть в кассы концертного зала – вдруг удастся купить билет. И увидел Надежду.
Они поздоровались и тут же весело рассмеялись: она надеялась достать билет на тот же концерт - их намерения совпали. Но билетов в кассе не было.
Им повезло. Рядом, на улице, в театральном киоске, Петр купил два билета в оперетту, на «Фиалку Монмартра». И как раз на Рождество.
Они немного прошлись по улице. Надежда была весела, разговорчива. Рассказала, что у неё взрослая дочь, двое внуков. Она, конечно, любит внуков, много и охотно занимается с ними. Но дочь загружает ее и своими делами.
- Я ведь ещё и работаю, преподаю. К занятиям приходится готовиться по ночам. Отдыхаю, когда вырываюсь в концертный зал или в театр. Обожаю музыку.
Он проводил её до метро.
- Дальше не надо, - мягко сказала Надежда.
Он смотрел на её некрашеные, свежие губы, и ему захотелось прикоснуться к ним. Но не посмел.
Прощаясь, он немного задержал её руку в своей. Посмотрел в глаза. Она спокойно и внимательно встретила его взгляд.
Он отогнул край перчатки и поцеловал бледную кисть.
Она не отстранилась.
- До встречи, - сказали оба почти одновременно.

* * *
Надежда жила в ближнем Подмосковье. У них было две машины, но сама она не имела водительских прав, а муж не баловал ее. И на такси денег не давал, а ее собственная зарплата не позволяла таких расходов. Приходилось самой таскать в дом продукты, да еще и готовить. Дочь не помогала.
Отношения с мужем были непростыми. Давно прошло время, когда он красиво ухаживал за ней. Выходила замуж по любви, но после женитьбы чувства постепенно увяли.
Муж изменился. Стал угрюм, обидчив, молчалив. Всегда был занят - работал в банке, часто задерживался, приходил домой поздно. Свободное время старался проводить в гараже. Вместе бывали лишь в выходные дни, и в отпуске, на даче, но и там он был больше занят только своим. Изредка ходили в гости к родственникам.
Ссор не было. Он, если что не нравилось, молча уходил в гараж. Никогда не выяснял отношений, правым всегда считал себя. Увлечений и интересов жены не разделял. Посещения театров, концертов считал пустой тратой времени и никогда не бывал там с нею. Позволял ей ходить туда одной.
Со своей стороны, Надежда не терпела дачных работ. От загородных поездок часто отказывалась. Он не обращал на это внимания, ездил сам. Сам занимался дачным домом, сам выращивал в теплицах помидоры, огурцы и другие овощи, а потом, довольный, привозил все это домой для обработки и заготовок на зиму.
А Надежде приходилось все это мыть, чистить, закатывать в банки. Она это не любила, а муж обижался – недооценивают его труд.
В деньгах Надежде не отказывал, но их у него надо было просить. Стремился к экономии. Подарков не делал, предпочитал к праздникам давать ей небольшие деньги.
Жизнь с мужем становилась для Надежды все более однообразной и скучной. Любовь ушла. Из года в год втайне надеялась на счастливую встречу с кем-то, кто принесёт ей счастье. Не верилось, что судьба обойдет её стороной. Продолжала думать о любви и сейчас.
На Петра Надежда обратила внимание раньше, чем он на неё. Ей нравились его сдержанность, умные, внимательные глаза и хорошие манеры.
Она тоже заметила, что он всегда один, погружен в себя. Видела, как преображает его музыка, как светлеет, разглаживается его лицо, уходит напряжение. Он был для неё интересной загадкой. Хотелось познакомиться, узнать ближе. Была так довольна мимолетным разговором после концерта Рахманинова. Сейчас ей не верилось, что опять встретились. Что даже идет на свидание с ним.
Они встретились у театрального подъезда. Петр держал в руках белую хризантему – нежный и горьковато-терпкий цветок любви.
В фойе, сбросив шубку, Надежда оказалась в жемчужно-серой блузке, и юбке из тяжелого черного бархата. На плече поблескивала старинная серебряная брошь. На ногах – изящные черные замшевые сапожки. В этот день ей хотелось выглядеть особенно красивой. И это ей удалось. Петр видел, как на неё заглядываются мужчины.
Музыка Кальмана, веселая и задорная, отвечала их настроению. Было неясное ощущение чуда, хотелось любви, настоящих, глубоких отношений.
Надежда задумалась.
Их встреча с Петром, такая неожиданная, нечаянная и так тесно связанная с любимой музыкой, почему-то тревожила. Как сложатся их отношения? Есть ли у них будущее?
О муже думать не хотелось. Своё он получил. Прожила с ним двадцать лет, всегда была верна ему, родила дочь, вырастают внуки. И хозяйка образцовая. А счастья нет.
Выносить его черствость, отсутствие любви и заботы она больше не могла. Ведь очевидно, что их брак изжил себя. Умер. А продолжать жить так, как она, переползая изо дня в день, больше не могла.
Она давно уже ощущала себя свободной женщиной. Вот и сейчас, собираясь на свидание с Петром, Надежда не считала, что предает мужа. Боялась лишь одного – ошибиться в Петре. И в себе тоже. Принять жажду любви за настоящее чувство.
Когда они вышли из театра после спектакля, город поразил их. Улицы сказочно, по-рождественски красивы. Темное небо рождало мириады снежинок, они сверкали в свете уличных фонарей, разноцветных неоновых огней и это было невыразимо, фантастически прекрасно.
- Что ты скажешь, если я приглашу тебя к себе? - спросил он. Они еще в театре перешли на «ты».
- Покажу тебе свой дом. И обещаю доставить обратно в целости и сохранности, добавил он и тепло улыбнулся.
Она согласилась.
Через полчаса машина остановилась у небольшого одноэтажного кирпичного дома, окруженного высокими елями и березами.
- Это мое родовое гнездо, – с улыбкой пояснил Петр.
В доме было тепло, уютно и чисто. Приятно пахло хвоей. На круглом столе, покрытом новой белой скатертью, стояли тонкие, с позолотой, высокие фужеры. В центре стола - белые хризантемы в стеклянной вазе. А повернувшись, Надежда ахнула - в углу разноцветными огнями сияла елка, украшенная голубыми шарами.
Петр довольно улыбался - его труды замечены и оценены.
- А это тебе подойдет? - он протянул нарядный пакет, перевязанный голубой лентой с бантом.
Надежда вытащила нежнейшую, цвета топленых сливок, кружевную шаль.
Её праздник начался. Шаль - ее слабость. Как он догадался?
Эту шаль к Рождеству едва успел привезти из Брюсселя один из его студентов.
И теперь он любовался тем, с какой непосредственностью она радуется его подарку. Любовался её улыбкой, чудесно мерцающими счастливыми глазами.
Господи, как мало надо для счастья – всего лишь одарить другого теплом и радостью. Знать, что твой дар ему нужен. И этим ты сам одаряешь свою душу.
Она порывисто обняла и доверчиво прижалась к нему. Он целовал её с такой любовью, так нежно и страстно, что это их первое свидание осталось в сердцах на всю жизнь…
Наутро Петр, целуя сонные, любимые глаза, сказал:
- А сейчас, когда я оденусь, мы поедем в твой бывший дом, и скажем твоему, теперь уже бывшему мужу, что любим друг друга и… решили пожениться.
Ты согласна?
Надежда счастливо улыбнулась.
Что-то подсказывало ей – теперь ошибки не будет.
0

#45 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 февраля 2018 - 18:47

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА 44

Брак по расчёту


Валерия Синичкина давно перестала искать любовь на всю оставшуюся жизнь. Не верилось ей, что такая бывает на белом свете.

- Ну, где сейчас найдёшь настоящего мужчину? Умные, серьёзные и беззаветно любящие давно вымерли, – частенько рассуждала она в кругу подружек.


Это ей не мешало нагло использовать любого молодого человека, появлявшегося на пути. Семён – маркетолог из отдела внешних связей частенько подвозил девушку на работу. Антон – финансист водил на выставки и презентации. Мишка из конструкторского отдела учил Леру играть на гитаре. Общения хватало, но никого из своих знакомых мужчин даже представить в качестве мужа она не могла.


- Как я тебя понимаю, - говорила Синичкиной замужняя подруга Машка, вздыхая, - если нет любви, то должна быть хоть какая-то выгода.

- Ты права, - соглашалась Лера, - а какая выгода от моих знакомых? Никакой!

Всё изменилось в одночасье, когда на одной вечеринке Синичкина познакомилась с очень перспективным Артёмом Рачковым. Даже фамилия молодого человека её не смутила. Его отец – генеральный директор крупного холдинга, мать – домохозяйка, а он, такой молодой, а уже имеет собственный ресторан! Наконец-то девушка встретила того, с кем можно связать себя узами брака. Но спешка в таком деле может разрушить планы. Поэтому решила для начала просто подружиться с парнем. Это оказалось проще пареной репы. Схожие интересы: оба любили танцевать, путешествовать и гулять по засыпающему городу - помогли им быстро сблизиться. К тому же Валерия Синичкина выгодно отличалась от девушек из окружения Артёма. Неглупая, начитанная, красивая, всегда готовая подсказать и помочь, но не стремящаяся захомутать – что ещё нужно молодому человеку? Уже через полгода они не могли обходиться друг без друга ни дня и стали жить вместе.

А ещё через полгода, эта «сладкая парочка» - так за глаза называли их знакомые и друзья, поженились. Лера была счастлива, сбылась её мечта – рядом любящий, серьёзный и внимательный мужчина! Что ещё нужно женщине, чтобы чувствовать себя счастливой?

Женщина должна любить! В это не верила Лера Синичкина. Только её теория оказалась ошибочной. Валерия Рачкова считает иначе. Она убедилась, что только любящая женщина может быть счастливой и делиться этим счастьем с другими.
0

#46 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 февраля 2018 - 20:21

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


45

Только сегодня

Я стоял и смотрел на чужое лицо. Оно очень изменилось с тех пор, как я его видел в последний раз. Даже глаза стали иными – поблекли, стали бессмысленными. Тени былого всё реже касались их своими крыльями.
– Кирюша, сынок, – пробормотала старуха, которая когда-то была Еленой Прекрасной, моей Леночкой, – как твой дедушка поживает?
Синеватые сосульки пальцев, словно подёрнутые меловым налётом, шевельнулись поверх покрывала. Запах старости, лекарств и тоски витал вокруг тела, душа которого уходила тропами забвения всё дальше и дальше.
Я пожал плечами – сочинять настроения не было. Но и говорить, что никакого мифического деда не существует, я не собирался. Хотя мифическим был как раз я, внук человека, которого Леночка любила шестьдесят лет назад, и, как она думала, любит и сейчас. Я не мог не прийти. Услышал, что она умирает и, представившись внуком юношеской любви, смотрел на неё в последний раз.
Меня она признала сразу, сказала – похож. Я не возражал.
Глядя на почти пустую оболочку ещё живого существа, я вдруг понял, что Лены больше нет. Она умерла.
Как и все до неё.
– Он не может приехать. Попросил, чтобы я передал, что он помнит и любит свою Леночку Прекрасную.
Остро захотелось плакать, но я сдержался. Наклонился, убрал со лба редкую серую паутину волос и коснулся губами мягкой, как шляпка гриба, кожи. Я прощался с моей Леной, отпускал её.


Мороз ударил, окутал волной, ветер взметнул волосы, и снежинки-однодневки украсили плечи сверкающими звёздочками. Сколько их было, любящих меня? И сколько будет? Они обратятся в пар, растают, унесутся в небо, и я буду провожать их полёт вечными глазами бессмертного. Зима... Ещё одна зима. Я пинал сугробы, ёжился и сутулился – зима была внутри. Скольких я проводил – и каждый раз тяжело. Дыханье выкатилось всхлипом, мне стало остро стыдно. Чёрные стволы деревьев и стылые скамейки – свидетели слабости – прятали безгубые ухмылки, и я сорвался с места, помчался, топча рифлёной подошвой снег, потом – парковые сугробы. Всё дальше, дальше...
В какой-то момент споткнулся, полетел – вперёд и... вниз, мелькнули чёрные узловатые ветви на льдистом предновогоднем небе. Я лежал на спине, и горячие слёзы жгли глаза, щекотали виски, застревали в горле.
А потом я напился. Сидел на стылом парапете набережной, глотал острую, как нож, хмельную жидкость из горла. Зубы стучали по стеклу, но мне хотелось, чтобы ветер, небо, чайки проникли в меня, выветрили память, протянувшуюся на столетья назад крепкими стальными корнями. Корни дрожали, звенели и больно дёргали сердце. А потом я поднял голову и закричал.
Я кричал навстречу входящей ледяным клинком в горло звёздной бездне – маленький, бесконечно маленький, как песчинка, застрявшая в ступице глухого колеса Вселенной.


Тихое пиликанье телефона отозвалось звоном в затылке.
– Кир, ты где? – голос Настёны был тревожным. – У тебя всё нормально?
Мир прекратил вращаться, замер, материализовался.
Сколько же времени прошло?
– Насть... Я иду... домой... – выдыхаемый воздух казался холодным, в груди ломило.
Голова кружилась, я не мог встать. Только прокричавшись, понял, что, наконец, отпустил Леночку, которую, оказывается, любил эти шестьдесят лет. Любил, привычно расставшись, как расставался с другими... Сколько их было... Образы и улыбки пролетали в голове нежными бабочками, жизнь которых – одно лето. И так больно, так больно! Пока не отпустишь каждую из них. Каждая из любимых бережно хранилась в памяти, занимала свою, отдельную нишу-святилище. Я любил их, каждую. Каждая из них была единственной в мире весной. С каждой не могла сравниться никакая другая женщина мира. Мягкими, светлыми образами они жили во мне столетьями.


– Кир? – серьёзные Настины глаза были серыми-серыми, как зимнее небо перед весной. Она потянула носом, и я заметил, как поджались губки. – Раздевайся, я сварю кофе.
– Настя, – в голове кружился вечным танцем снег. – Как ты думаешь, было бы проще любить, если бы мы были бессмертными?
Она улыбнулась – тепло, искристо. Как умеет только она. Единственная.
Наверное, только я таким странным способом признаюсь в любви.
– Если бы люди были бессмертными, – Настя покачала головой, – они бы не умели любить. Были бы все желчными стариками в теле молодых.
Я смотрел за тем, как грациозно скользят по паркету её ножки в шерстяных полосатых носочках, но думал совсем о другом. О том, что договор на передачу имени готов, что мы с новым носителем имени Кирилл Мезенцев завтра встретимся последний раз. Он получит мои прежние документы и новую жизнь, не бедную и полную возможностей. Он будет жить и стареть, как и предусмотрено природой и человеческой моралью. Я продолжу собственную, стану ещё на несколько лет человеком, воплотившись в новых документах, вдали от этого места.
Всё готово.
Осталось только разойтись с Настей.
Возможно, она права. Как тысячи других людей, которые считают, что бессмертие – это кощеев секрет, разъедающий душу порок, который лишает страха смерти и развращает до равнодушия. Но своей ли смерти боишься больше всего?
Видеть, как старится любимое лицо, не мочь открыться, быть зрителем медленной трагедии живых душ – это боль и жалость, это желание простить. И быть сволочью.
Они, женщины прошлого, не верили мне – когда я, отчаянно полагая, что любовь победит боль истины, доверялся им. И тем чудовищнее, когда с верой – к ним в сердце входила ненависть. Можно ли простить такой обман? Огромный, выходящий за рамки понимания обман, что человек рядом с тобой – нелюдь, не тот, кем казался, кого любили?
Я боялся этой ненависти.
Боялся, что она вспыхнет в этом сером ненастном взгляде.
Ещё страшнее – за неё, мою Настюшу. Некоторые не могли жить с новым знанием... Ледяной кусочек памяти резал сердце осколком стекла. Не раз просыпался я с отчаянной болью в груди, увидев во сне тонкую девичью фигурку далеко под рамой окна – со страшно и откровенно раскинутыми босыми ножками, вывернувшимися из-под почти ангельского балахона. Каштановые кудри на снегу, алая россыпь бусин, небо в Настиных застывших глазах...


– Кирилл, что у тебя случилось? – мурлыкнула Настя. Тёплая, живая, настоящая. Густой запах кофе прорезал струйкой уплывающую реальность.
Когда она называет меня Кириллом, значит, дело серьёзно. Она иногда чувствует несказанное, как кошка. «Настя – моё ненастье», – дразнил я её в таких случаях.
– Мне нужно будет уехать, – прямо сказал я. – Далеко.
Тёмные бровки поднялись вопросительными дугами.
– Надолго?
– Навсегда, – я смотрел на тёмную жидкость в чашке. Пальцы жгло – и это было реальностью.
Пауза длилась и длилась. Золотые и красные огоньки притаившейся в углу новогодней ёлки отсчитывали секунды.
– А как же... мы? – в её голосе слышалась отчаянная мольба «не бросай меня!»
Я отвёл взгляд от мерцающей ёлки и глянул на неё. Сердце сжалось в маленький горячий комок и дрожало. Такой я её запомню. Именно такой, в ореоле рыжевато-каштановых локонов, серьёзную, бледную и большеглазую. Живую. Именно такая Настюша останется в моей памяти надолго, а, может быть, навсегда – если удержусь и не стану искать встречи.
– Прости, – голос скрипнул осыпающейся ржавчиной.
Недоверие и надежда в Настиных глазах сменились злостью.
Она вскочила, словно её обожгло. Я видел тысячи колкостей в озере обид, что плескалось в глазах и протекало по щекам стрелами дождя. Ни слова не говоря, выскочила из комнаты. Хотелось побежать, обнять её, сцеловать солёную влагу и сказать... да что угодно, любую чепуху, покаяться в пьяной шутке, пообещать не покидать её никогда... И остаться.
Враньё.
Я отставил стынущую чашку и вышел вон.


Как ни странно, в канун Нового Года на вокзале полно людей.
Народ суетится, шуршит яркими пакетами, толкает сумки на колёсиках, пьёт горячий кофе из автомата. Возбуждение похоже на дикую смесь из тревог, забот, радости и надежды – постреливает золотыми искорками, как шампанское в бокале.
Группа студентов на перроне свалила в кучу пёстрые от значков рюкзаки: расслабленны, громко смеются, за чьим-то плечом маячит затянутый в чехол гриф гитары. Облачка пара сплетаются в одну общую ауру.
Командировочный, прижимая к себе пухлый чемодан, тревожно вглядывается во что-то на извлечённом из бумажника билете. Свет ламп ложится пятнами, тени пляшут, командировочный щурится. Он растерян и сосредоточен.
Закутанная в козий платок бабулька маленьким броневичком катится в хвост перрона. Сумка на раскладной тележке надёжно примотана бечевой.
Они настоящие.
Я отделён от них, от людей, непреодолимой стеной. Меня нет, я получу новый кусок фальшивой человеческой жизни на том конце железнодорожного пути.
– Кир! – слышу я знакомый голос и оборачиваюсь.
Она спешит ко мне, оскальзываясь на прожилках умятого снега, глаза распахнуты, щёки раскраснелись. Налетает на одетого в костюм Деда Мороза парня, сминает шёлковую дешёвую ткань наряда, чуть не падает. Смотрит только на меня, мы не можем расцепить взгляды.
– Кирилл! – она замирает передо мной. Под длинными ресницами глубокие тени – они делают лицо бледно-прозрачным. В незамерзающих озёрах тонет вопрос. – Кир? – она задыхается, прикусывает губу. – Возьми меня с собой.
– Я не могу... – начинаю объяснять, когда она прижимает к моим губам пальцы.
Пальцы холодные и гладкие, я почти целую их.
– Не знаю, что у тебя случилось, но хочу разделить это вместе с тобой, понимаешь? Неважно, что будет потом, важно – что сейчас. – Она опустила руку, издалека донёсся протяжный гудок поезда.
– Даже если узнаешь обо мне что-то, что тебя отвратит? – я чувствовал, как мороз кусает горящие губы. – Ведь ты не знаешь, на что идёшь. Проще, если мы расстанемся.
– Расскажи мне, – Настя тряхнула рюкзачком, оттянувшим её плечо. Она действительно собралась ехать за мной. Как только нашла? – Если хочешь, чтобы я решила, скажи сейчас – но правду.
Поверит или нет? Неважно. Скорее всего, нет. И станет свободнее, когда я уеду.
Я скажу – она рассердится, мы поссоримся... Значит, пусть будет ссора.
– Я никогда не умру, – ветер от подошедшего состава упругой волной ударил в левую щёку. – Ты меня будешь ненавидеть до конца.
Тёмный лес ресниц пригнулся, прикрыл серые озера. Я ухмыльнулся.
– Кир, правда?
Я пожал плечами.
Она отступила на шаг. Ну вот и всё. Жизнь ведь совсем не кинематограф, в ней нет очаровательных вампиров и новогодних чудес. Антракт...
– Знаешь, – Настя поёжилась, – в кассе банка я встретила одного человека. Он заполнял документы передо мной. Его тоже зовут Кирилл Мезенцев. – Она обхватила себя за плечи. Ненастный взгляд стал острым, испытывающим. – Он так не похож на тебя... Как насмешка.
Вокруг засуетились люди: они спешили погрузиться со всеми многочисленными пожитками в вагоны. Сонная проводница, наряженная в шапочку Деда Мороза, равнодушно скользила глазами по протянутым билетам.
– Я не могу собрать вместе всю картину, – продолжала Настя. – Этот парень, который тоже Кирилл, очень разнервничался, когда я его спросила, знакомы ли мы. Он почти испугался. Не знаю, что на меня нашло... Я проследила за ним... Мне показалось, что мир пытается стереть тебя, доказать, что ты – всего лишь сон. Вместо тебя теперь другой человек. И твой вопрос перед расставанием – помнишь? – она замолчала, словно действительно ждала ответа, а потом спросила: – Ты любишь меня?
И тут я понял, что она мне поверила. Моему простому и по-дурацки обыденному признанию. Совсем.
– Люблю... Что же будет с нами через год? – прошептал я, поймав её похожий на раннюю весну взгляд. – Через двадцать лет?
– Какая разница, что будет потом? – она улыбнулась чуть беспомощно. – Если впереди вечность, то нужно жить сегодня. Значит, кроме «сегодня», у нас ничего нет.
Она прижалась ко мне, каштановые локоны щекотнули губы.
Я осторожно обнял её и замер. Что-то внутри плавилось весенним льдом.
– Если бояться, что радость закончится, и убегать от неё, то зачем тогда жить? – говорила она в моё плечо, словно пыталась убедить куртку, что не нужно бояться.
– Поехали домой, – тоже улыбнулся я. На душе вдруг стало светло, как от свечки в окне. – Что-нибудь придумаем.
Мы стояли, тесно обнявшись и боясь разбить волшебство. Я касался её губ своими и чувствовал это «здесь и сейчас», которое и было жизнью.
Парень в мешковатом костюме Деда Мороза, секунду назад помогавший бабуле-броневичку загрузить в вагон сумку с тележкой, обернулся и помахал нам рукой.
0

#47 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 26 февраля 2018 - 18:33

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


46

Ветер по расписанию

Даша отчетливо помнила раннее детство, как жила у бабушки с дедушкой в деревне, в чудесном месте, там, где заканчиваются дороги: за деревней начиналась бескрайняя и загадочная тайга. Пока родители тренировались, ездили по соревнованиям, покоряли мировые горные вершины, маленькая Даша бегала с самодельным луком по улицам, выращивала огурцы на своей детской грядке, ходила с дедом на рыбалку и за ягодами.

Бабушка любила поговорить о старых временах и много рассказывала любимой внученьке о своей жизни, о своих родителях, открыла несколько семейных секретов. А еще бабушка любила делать обобщения и выводы из семейных историй.

– Вырастешь, будь осторожна, – не раз говорила бабушка. – У нас в роду все женщины влюбляются с первого взгляда и на всю жизнь. Посмотришь не на того и будешь маяться, как тетка моя Людмила. Полюбила она в юности мужа-то своего, Ваньку-балалаечника и всю жизнь с ним промаялась. Его уже и в молодые-то годы видно было, что он и гуляка, и выпивака. Так до старости и бегал по бабам, да куролесил, а сделать тетка-то моя ничего не могла, так любила его, что всё прощала.

Даша в этой истории особенно любила ту часть, где «гуляка и выпивака», а еще было смешно от слов «куролесил» и «бегал по бабам». А еще Дашу охватывало радостное волнение, и она мечтала, как у нее тоже случится любовь с первого взгляда и на всю жизнь, только не такая, как у бабушкиной тетки, а сказочная, как у принцессы.

– А если уж встретила и полюбила, – наставительно говорила бабушка, замешивая тесто, – то и живете вместе всю жизнь, береги семью, да подружек разных не слушай, а то начнешь копаться, тем не хорош, в этом не горазд. Все равно второй раз полюбить уже не сможешь, а с нелюбимым жить – ох как тяжко, сплошная мука.

Даше бабушкины наставления и рассказы запали в душу, так приросли к ней, что не отнять.

– Прапрабабушка твоя, – говорила бабушка, – встретила твоего прапрадедушку в шестнадцать лет. Он ехал на коне, удалой казак, увидал девицу пригожую, улыбнулся и сказал: «Поехали со мной, красавица». Она и поехала, ей-то он тоже приглянулся. И жили душа в душу, много всего перевидали вместе, и войну, и революцию, и ссылку. Детей народили семь человек.

Про себя бабушка рассказывать не любила, но Даша знала, что бабушка буквально увела парня у своей двоюродной сестры по отцу. Было бабушке тогда всего девятнадцать лет. Вообще все женщины в их роду выходили замуж рано, и Дашины младшие сестры двоюродные уж замуж вышли, детей нянчат. Только Даша одна. Видимо, в их семье она исключение. Хотя нет, была еще у бабушки сестра Дуся, бабушка рассказывала про нее:

– Ты, как сестра моя Дуся, та тоже всё ждала-ждала своего суженого, все ей говорили, выходи замуж, пока всех ухажеров не растеряла. А она всё ждала, а потом в двадцать семь не выдержала, испугалась и вышла замуж за первого и к тому моменту единственного кавалера, который замуж позвал. А в тридцать лет-то и встретила своего ненаглядно, свою любовь. Так что, если уж решилась идти выбранным путем, то не сворачивай посреди дороги и не меняй путь, как знать, может быть, ты уже почти у цели, да ее за повседневным туманом-то не видать.

Даше в этом году исполнилось двадцать пять лет. Веселая, целеустремленная, бесстрашная девушка. Она была мастером спорта по скалолазанию, работала тренером в детской спортивной школе. Жила с родителями, которые ей гордились.

Даша была красавицей: необычные глаза, как у бабушки, меняющие своей цвет от зеленого до желтого, в зависимости от настроения; изогнутые брови, мягкие губы, светлые, немного вьющиеся волосы. Прожив четверть века, Даша ни разу не была влюблена, видимо, потому, что не встретился ей еще мужчина, которого она смогла бы полностью принять и которому могла бы покориться, может быть, таких уже и нет, думалось ей. Она зачитывалась историческими романами о древне Руси, в которых представали сильные, отважные и в то же время великодушные мужчины, и втайне от самой себя мечтала встретить такого же. Подругам же она заявляла, что нет на свете мужчины, ради которого она отказалась бы от свободы и независимости.

Парней в ее окружении было предостаточно, и симпатичных, и умных, и положительных, без вредных привычек, те же коллеги по работе, друзья-скалолазы, с которыми вместе ходили в походы, сплавлялись по горным рекам. Но ни один не входил в ее сердце, Даша о них даже и думать-то как о потенциальных ухажерах-женихах не могла.

Лучше уж одной, чем через себя переступать, да жить с немилым, считала Даша. Она представляла, как будет старушкой сидеть в парке в обнимку с очередным историческим романом.

В этом году лето с первых дней установилось жаркое, город заполнился пылью, которая, смешавшись с выхлопными газами, висела в жарком высушенном воздухе. Множество людей сновали туда-сюда, изнемогая от жары.

В июле у Даши был долгожданный отпуск. Но куда отправиться в этом году она не решила. С весны Даша планировала пойти на Алтай со знакомыми ребятами, но поездка перенеслась на август. С незнакомой группой Даше идти не хотелось.

Димка, давний приятель и коллега по работе, предложил присоединиться к своей группе. Летом он водил группы ребятишек в заповедник Ергаки, на таинственный и столь притягательный для многих туристов Саянский хребет.

– У меня две группы в этом году, там и две твоих девчонки будут. Ты и отдохнешь и, может, чем поможешь. Выезжаем третьего июля, остановимся на Радужном, а шестого планируем на Художников перейти, обоснуемся там на пять дней, будем радиалить, потом обратно.

– Не знаю, получается, что опять как на работе, – засмеялась Даша, – я подумаю.

Даша решила пойти на Ергаки одна, там столько народу ходит, что и одной вполне можно, не страшно. Поставить палатку на берегу Карового озера и наслаждаться невообразимой величественной красотой гор, вечером сидя у костра слушать ветер, который дует там в одно и то же время на закате. Романтично, но грустно как-то и скучно, наверное. В первый день отпуска Даша позвонила Димке, собрала рюкзак и отправилась на Ергаки, намереваясь присоединиться к его группе. Доехала на поезде до Абакана, а там на автобусе еще четыре часа мимо полей, деревень и лесов.

Автобус по маршруту Абакан-Кызыл остановился на Тармазаковском мосту, из всех пассажиров желавших здесь выйти, была только Даша. По обе стороны от дороги простиралась бескрайняя тайга, как океан. Даша надела рюкзак и уверенно двинулась вперед по тропе. После города особенно остро чувствовалась чистота и свежесть природы. Даша любовалась могучими кедрами, альпийскими лугами, радовавшими глаз множеством оттенков зеленого, розового, голубого, желтого. Дашу ошеломляло обилие целебных для души звуков и запахов. Она как будто окунулась в океан жизни. Каждой клеточкой своего тела она жадно впитывала силу жизни, даримую солнечными лучами, исходящую от каждой травинки, каждого дерева, растворенную в горных ручьях, из которых Даша пила, зачерпывая воду руками. И ей казалось, что в мире нет воды вкуснее.

Чтобы попасть к озеру Художников, нужно было перебраться через сам хребет. Даша решила, не останавливаясь на ночлег, за один день перейти через перевал Художников и спуститься к озеру, она рассчитала, что до темноты вполне успеет. Главное по светлу перебраться через перевал и пройти лабиринт из курумов: лежащих с той стороны у подножия горы огромных, выше человека, камней.

Когда Даша поднялась на перевал, Солнце уже клонилось к западу и на горы ложились причудливые длинные тени. С севера то наползала, то вновь отодвигалась назад туча. «До тучи бы проскочить, – подумала Даша, – или все же спуститься назад и заночевать на озере». Она решила передохнуть, сняла рюкзак, от чего по телу прошло ощущение необычайной легкости, кажется, вот-вот и взлетела бы; и повернулась лицом к ветру, который постоянно гуляет по вершинам. Когда Даша решила все же спуститься обратно и заночевать у восточного склона, наверх поднялись два парня с высокими рюкзаками.

– Здравствуйте! Вы одна собрались через перевал в такой поздний час? – весело спросил один из парней, высокий блондин с длинными, собранными в хвост волосами.

– Одна, – очень спокойно и уверенно сказала Даша.

Второй парень показался ей изумительно красивым, хотя непонятно почему. Среднего роста, темно-русые короткие волосы, простое лицо, но его болотные глаза, казалось, светились внутренним ярким светом. Взгляд его был серьезным, но с застывшей в глубине глаз смешинкой.

– Вы с Художников идете? – предложил второй парень и посмотрел на нее открыто, с восхищением. От этого взгляда Даша почувствовала себя согретой в лучах еще одного солнца. Может быть, это спустился на землю какой-то полубог, о котором она недавно читала племяннице.

– Нет, наоборот, как раз на Художников. Но я еще не решила, вот, думая спуститься обратно, – честно созналась Даша.

Парни переглянулись и присвистнули.

– Девушка одна идет через перевал, вы отважная. Что же вас заставило проделать этот путь? – спросил парень с белым хвостом.

– То же, что и всех, кто сюда идет, – ответила Даша.

«Полубог» пристально посмотрел ей в глаза.

– Можете пойти с нами, мы тоже на Художников, – сказал серьезно «полубог», и шутя добавил, от чего в его глазах заблестели смешинки, – Или, может, вы думаете, что мы горные тролли?

– Нет, я так не думаю.

– Действительно, пойдемте вместе, мы тоже на Художников остановимся на ночлег. Я Денис, – сказал «белохвостый».

– Егор, – сказал «полубог».

– Даша.

– Ну, двинем дальше, – сказал Егор.

Парни пошли веред, а Даша за ними. Она любила горы, и через перевал Художников впервые перешла в семь лет. Каждый раз она наслаждалась видом вокруг и тем необычным ощущением, которые приходит лишь здесь, ближе у вершины. Когда чувствуешь себя особенно маленьким, уязвимым и незначительным по сравнению с величием гор и проплывающих прямо над твоей головой облаков, и в то же время ощущаешь в себе силу, полноту жизни, жажду борьбы и стремления вперед.

На самом верху нужно было пролезть в каменное окно и спуститься с каменной ступени в рост человека. Даша много раз это проделывала самостоятельно, но сейчас испытала огромное удовольствие от того, что Егор, пройдя первым, взял у нее рюкзак, а потом помог и самой Даше преодолеть ступень. Дальше нужно было почти час спускаться вниз по очень крутой, засыпанной курумниками, а местами мелкой каменной крошкой, тропинке. Спускались медленно, в некоторых местах снимали рюкзаки и тащили их волоком за собой. Даша все еще ощущала на руке прикосновение Егора, она так задумалась, что в одном месте, довольно опасном, поскользнулась на мелкой крошке, от чего сердце еще некоторое время колотилось прямо в горле.

Через огромные коварные курумы новые знакомые перебрались достаточно быстро, задержавшись только у небольшого ледникового озера, чтобы напиться его бирюзовой, хранящей тайны гор воды и немного отдохнуть.

Парни разговорились, оказалось, что шли они на озеро Сказка, а на Художников намеревались лишь переночевать, чтобы наутро двинуться в пусть.

– Это, действительно, сказочное место, – рассказывал Денис, – там наш товарищ с двумя девчатами, поживем недельку-две, да опять в каменные джунгли.

Денис смеялся, а Егор внимательно смотрел на Дашу.

– Я с детства хотела там побывать, название мне очень нравилось, – сказала Даша.

– А пойдем с нами, – предложил Егор, он сказал это очень серьезно, так как будто предлагает не совместный поход, а гораздо большее, как если бы этот поход длился всю жизнь.

Денис удивленно посмотрел на друга и растерянно сказал:

– А действительно, место на озере всем хватит, – и принужденно засмеялся.

Даша улыбнулась и смутилась. Девушка внутри нее очень хотела пойти, она изо всех сил кричала «да-да-да! Конечно, я пойду». Но девушка снаружи решила, что это было бы безрассудно.

– Меня группа ждет, – неуверенно ответила Даша и отвела взгляд.

Дима с ребятами разбили лагерь на пятачке между кедров, метрах в пятидесяти от живописного озера Художников, которое славилось еще и водопадами. Один водопад Горных Духов наполнял озеро водой, освещенной хранителями этих мест, а второй вытекал из озера, образуя множество ступеней, ведущих к Малахитовой ванне в распадке.

Егор с Денисом прошли дальше, намереваясь разложить палатку ближе к водопаду и к тропе, спускающейся в распадок.

– Удачи, – сказал Егор и улыбнулся.

Ребята радостно встретили Дашу и наперебой затараторили, рассказывая, что ночью мимо проходил медведь, что когда они шли через перевал начался дождь и еще что-то, Даша слушала рассеянно. Стемнело, Димка развел костер, ребята сели вокруг и начали рассказывать истории, кто-то достал гитару. Даша смотрела туда, где в ста метрах от них стояли другие палатки, и пыталась угадать, какой из светившихся огоньков между деревьями костер Егора. Ей не сиделось на месте, она взяла пустые пластиковые бутылки и пошла за водой вдоль берега, ближе к водопадам, туда, где вода всегда в движении. Еще издалека она узнала Егора, он умывал лицо.

– За водой? – радостно спросил он.

– Да.

– Хочешь, приходи к нам, мы чай пьем, можжевеловый.

Даша неуверенно прошла к их костру.

– Дениска уже лег, поэтому возьмем его кружку, – весело сказал Егор.

Он протянул ей жестяную кружку с чаем, и Даша, бережно приняв ее, стала греть об нее руки. Это вошло у нее в привычку с детства, сначала она обхватывала кружку ладонями и долго держала, чувствуя как пальцы и ладони наполняются горячим теплом, а потом начинала пить.

Егор заговорил первым:

– Звезды видно.

– Да. Небо ясное.

– Горы восхитительны. Представь, они стояли тут миллионы лет назад. И еще столько же простоят. Говорят, что здесь был раньше океан, на этом самом месте. И еще мне тут книгу принесли, в ней доказывается, что Ергаки – это грандиозный город, построенный предыдущей цивилизацией. Так интересно.

– А я в детстве представляла, что здесь живут всякие русалки, берегини, а под камнями сказочные существа.

– Похоже на то, – согласился Егор. – А ты часто здесь бывала?

– Ну, да. Родители первый раз привезли меня сюда в пять лет. А до этого еще на Борус ходили. А в девять уже взяли на Арадан. Но Ергаки я больше люблю, не знаю даже почему. Наверное, потому что тут ветер особенный. Каждый вечер он дует как по расписанию в одно и то же время, как будто песню поет.

– Да, ветер здесь особенный.

Постепенно разговор перешел на другие темы, они говорили и говорили, Даша, на удивление самой себе, рассказала о себе многие вещи, которые никому не рассказывала. Например, что город ее тяготит, что его ритм жизни ее пугает, что она мечтала бы жить в домике в горах или на берегу моря, и много чего еще. Даше было так легко и приятно говорить с Егором и слушать его.

Потом Егор, взяв Дашу за руку, проводил ее до лагеря. Эти сто метров, которые они прошли вдвоем, были для Даши отдельным приключением, целой жизнью. Ей хотелось как можно дольше идти с Егором рядом, взявшись за руки, идти так всю жизнь. И еще ей отчаянно захотелось, чтобы он ее поцеловал, захотелось поцеловать его самой. Но пока она решалась, они подошли в поле видимости Дашиной группы: оставшиеся у костра Димка с еще двумя инструкторами, уставились на них.

– Может, пойдешь с нами? – весело спросил Егор.

– Я подумаю, – смутилась Даша.

Она зашла в палатку, в которой уже спали Люба с Ариной, Дашины воспитанницы, и залезла в свой спальник. Спать не хотелось, она все думала о Егоре. Вспоминала его слова, его глаза, прикосновение его руки. Она слышала, как приглушенно разговаривают парни у костра, как шумит верховой ветер, как поет какая-то птица. Потом звуки смолкли, ночь окутала землю тишиной, и Даше показалось, что все вокруг дышит тайной любовью. Даше отчаянно захотелось выбежать из палатки и пойти к Егору. Пойти с ним на озеро Сказка. Почему она отказалась? Она же в отпуске и может свободно покинуть Димкину группу. Наконец, она решила, что не будет переживать и оставит этот вопрос на завтра. Ранним утром найдет Егора и скажет, что согласна пойти с ним хоть на край света. Даша закрыла глаза, намереваясь заснуть, но сон все равно не шел, она видела глаза Егора и мечтала, как пойдет с ним на сказочное озеро за водопадом Богатырь. В городе это, конечно, покажется ей полным безрассудством, но здесь, сейчас она пойдет с ним, и каждую ночь будет чувствовать его руки, наслаждаться его поцелуями и прикосновениями.

Утром она проснулась в девять, солнце было уже высоко.

Даша буквально выскочила из палатки и поспешила к тому месту, где они вечером с Егором пили чай. Но ни палатки, ни Егора уже не было. Даша не могла сдвинуться с места, она стояла и смотрела на черные камни и обгоревшие ветки там, где вчера вечером горел костер. Она чувствовала себя обманутой и безнадежно одинокой. Найдя в себе силы, она решила, что это к лучшему, хорошо, что проспала. Здесь, в горах, за перевалом, на берегу чудесного озера, окруженного кедрами, все кажется другим, романтичным и таинственным, а в городе она, скорее всего, сожалела бы о своем романтическом приключении.

Всю неделю, пока они стояли на озере Художников, Даша была сама не своя, Егор не выходил у нее из головы, каждую ночь она видела его во сне, и сны были один прекраснее другого, некоторые сказочные, другие вполне реалистичные. Чтобы отвлечься, она каждый день ходила с ребятами на другие озера, поднималась с ними на перевалы, к вечеру все приходили уставшие и валились с ног. К концу недели Даша уже пришла в желанное состояние, когда в голове не остается мыслей и размышлений, когда тело неимоверно устало, поток бесконечных мыслей и переживаний иссяк, а самое желанное – это еда и сон.

Когда после двухнедельного отдыха они выходили на трассу, Даша издали увидела и узнала Егора, он с двумя парнями грузил рюкзаки в синий универсал, а рядом с Егором прыгала и обнимала его какая-то девица. Даша остановилась и затерялась в конце группы, спрятавшись за Колей, который нес самый большой рюкзак с привязанным поперек ковриком.

Когда их группа подошла к трассе, универсал тронулся с места.

– А это, кажется, те ребята, с которыми ты пришла, – обратился к ней Димка. Один из них еще утром приходил, искал тебя, спрашивал твой телефон.

– Да? – изумилась и обрадовалась Даша.

– Но ты не вышла из палатки, я его и отфутболил. Вот, думаю, навязался. – Димка засмеялся. – Он же не знает, что ты у нас неприступная крепость.

Даша опять пришла в отчаяние и разозлилась на Димку. Кто ему давал право за нее решать. Должно быть, она теперь никогда с Егором не встретится, он вообще из Иркутска, она даже не знает его фамилию и телефон. Возможно, через пару лет и его лицо сотрется у нее из памяти, а вот чувство, уйдет ли? Покидая горы, Даша надеялась, что и это неожиданное чувство к Егору останется здесь, на снежных вершинах или глубоко на дне горных озер. А если уж и увяжется за ней, то растворится в городской беготне и суете, не выдержит под давлением городского скептицизма и прагматизма.

Но в городе ее тоска по Егору только усилилась, а еще пришло тягостное чувства одиночества, которое до этого Даша никогда не испытывала. С Егором было связано все лучшее, теперь и Ергаки были связаны тоже с ним. На его фоне все другие мужчины казались Даше еще более чужими и ничтожными. А Иркутск, в котором она была пару раз проездом, стал для нее родным и близким. Зимой она уже с трудом могла восстановить в памяти лицо Егора, но влюбленность не проходила, она то засыпала, то просыпалась с новой силой. Умом Даша понимала, что глупо быть вот так влюбленной в первого встречного, она даже не знает, какой у него характер, может быть, у него есть жена и даже ребенок. Но все равно думала о нем, видела его во сне. Вспоминала его прикосновение к своей руке и уносилась в мечтах туда, где они были вдвоем у костра. Если бы она пошла с ним! И еще вспоминалась та девушка у машины, вызывая мучительную ревность.

В мае должны были состояться соревнования по скалолазанию среди взрослых в Иркутске. Даша стала усиленно готовиться, она решила во что бы то ни стало поехать в Иркутск. Оставался один вопрос, как она найдет там Егора. Может быть, они и не встретятся, но Даше все равно очень хотелось поехать в тот город, где он.

Но за неделю до соревнований она подвернула на тренировке ногу. Ходить потихоньку еще было возможно, но вот лазать уже нет. Друзья утешали, мало ли еще соревнований будет, они же не понимали, как для Даши важны были именно эти соревнования. «А, может быть, и хорошо, что так получилось, – размышляла Даша, –Только бы зря извела себя там, а Егора бы и не встретила. Он ведь и не скалолаз, а просто медик, не стану же я ходить по всем больницам и заглядывать в кабинеты. И узнаю ли его? Узнает и вспомнит ли он меня? Как глупо».

Но Димка опять вмешался, он посоветовал Даше сходить к новому хирургу и мануалу, который частно принимал в одной из клиник города.

– Сходи, ребята его хвалят, говорят, хоть и молодой, но классный, за три сеанса тебя на ноги может поставить. У Никиты у нашего, помнишь, шею заклинило, он повернуть головой не мог, а тот ему все на место поставил.

Даша поехала к этому нахваленному Димкой врачу. В дверях она изумленно застыла. Это был двойник Егора, очень похожий на него, или, и вправду, Егор.

– Проходите, – улыбнулся «двойник», – садитесь.

Он внимательно и серьезно посмотрел на Дашу, а она не решалась что-либо сказать, просто молчала и чувствовала, как щеки ее пылают, как колотится сердце в радостном предвкушении, как будто бьет в бубен.

– Дарья Михайловна, – посмотрел он на медицинскую карту. – А я очень хотел с вами встретиться. Ну, вот решил, что должен найти вас.

Он помолчал, серьезно и вопросительно глядя на Дашу.

Даша посмотрела на него счастливая, не веря своим ушам.

– Правда? – чуть слышно спросила она.

– Все время перед глазами стоит твое лицо, думаю о тебе постоянно.

– Я тоже, – прошептала Даша.

***

Летом они вдвоем в свой медовый месяц отправились на Ергаки, на чудесное озеро Сказку. Целых две недели они каждый вечер сидели у костра и пили горячий можжевеловый чай, слушали песни предзакатного ветра, который дует здесь в одно и то же время, по расписанию.


0

#48 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 26 февраля 2018 - 21:14

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Сергей Дудкин - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

47

УСЛЫШЬ СВОЁ СЕРДЦЕ


Рабочий день в редакции журнала «АРТ-персона» был в полном разгаре. Издание, выходящее раз в месяц, пользовалось спросом у довольно продвинутого в области искусства читателя. Главред Сергей Ваденин подобрал сильную творческую команду, где каждый отвечал за свой конкретный участок работы.
Жора Забельский, помешанный на рэпе и хип-хопе, всякий раз выискивал для нового номера каких-то сумасшедших, в хорошем смысле этого слова, интересных личностей. Где он их брал, одному Богу известно.
Худощавый, с густой гривой седых волос, с умным проницательным взглядом Илья Георгиевич Ласкин отвечал за классическую музыку. По возрасту он явно не вписывался в молодежный коллектив журнала, но Ваденин держался за старика руками и ногами. Да и где он в самом деле найдет человека, способного так глубоко размышлять над творениями Глинки и Чайковского, Шостаковича и Рахманинова? Кто составит такую красочную рецензию на балетную постановку или оперу? Старик Ласкин делал это с блеском.
Полгода назад из журнала ушла Дина Борисовна Мойжес, заядлый театрал и отменный театровед. Ваденин тогда рвал и метал. Каждый номер журнала, по его задумке, обязательно должен содержать статью о театре. Ни в ком из своих коллег и однокурсников он не видел равноценную замену Дине Борисовне. Он дошел почти до нервного срыва в поисках талантливого журналиста, пишущего о театре. Помощь подоспела с неожиданной стороны. Взятая месяц назад на должность корректора Валя Каночкина вдруг заявила, что есть у нее знакомый, Владлен Кучинский, профессор, кандидат искусствоведческих наук, человек, который любит и знает театр. Живет он очень скромно, пенсия копеечная, и потому скорее всего согласится. Единственное условие - появляться в редакции не сможет - сильно болят ноги, будет получать и отправлять статьи по электронной почте. Звонить ему тоже нет смысла - глуховат. Ваденин ухватился за Кучинского, как утопающий хватается за соломинку. И не прогадал; уже первая статья Кучинского явилась ярким свидетельством могучего интеллекта автора, его умения верно подметить детали, а за ними увидеть главное. Его слогу были присущи мягкий юмор, лиризм, способность увидеть вещи под неожиданным ракурсом. Ваденин тогда еще сильно удивился: откуда у этой замухрышки, очкастой тихони Каночкиной такие знакомые?

***
Валя Каночкина выросла в небольшом среднерусском городе Заславске. Страсть к чтению передалась ей от матери, отработавшей в единственной городской библиотеке сорок восемь лет. Мать ненавязчиво, часто в игровой форме, привила ей любовь к русской речи, русскому слову, произведениям русских и советских классиков. Все школьные дисциплины давались Вале легко, но более всего ее привлекали русский и английский языки, а также литература всех народов мира. Закончив школу с золотой медалью, Валя недолго ломала голову над тем, кем она хочет быть. Она посвятит себя борьбе за чистоту родной речи, потому что то, что делают с ней сейчас, повергало ее в глубокий шок. Валя не понимала, откуда взялось такое ужасающее количество абсолютно безграмотных дикторов, теле- и радиоведущих, авторов разных заумных статей. Сколько раз вспоминала она бессмертное чеховское «Подъезжая к станции...». Да и как тут не вспомнить. Почти два века миновало с той поры, а шляпы подъезжают к станции и по сей день.. Получив диплом корректора в районном Полиграфическом училище, Валя решила попытать счастья в Москве. Ей повезло - небольшому книжному издательству срочно требовался корректор. До поры до времени все шло неплохо, пока издательство не взялось за произведения русских поэтов. И вот ее любимый Пушкин, «Вновь я посетил знакомые места..». Но что это? Что за варварское нововведение? «Здравствуй, племя, молодое, незнакомое...»Но ведь у Пушкина племя «младое». Задыхаясь от возмущения, Валя исправила эту грубейшую, на ее взгляд, ошибку. И каково же было ее удивление, когда зав. корректорской потребовала вернуть первоначальный вариант, мотивируя это тем, что сейчас так не говорят. Напрасно Валентина пыталась объяснить всю чудовищную нелепость этого требования - заведующая стояла на своем. Не пережив подобного «свинского» отношения к «солнцу русской поэзии», Валя Каночкина, отработав две положенные по закону недели, из издательства уволилась. Пока подыскивала очередную работу, занималась переводами с русского на английский, и наоборот.
Как-то ей довелось переводить на язык Шекспира повесть современного российского автора. Дойдя до фразы «...Марии пришлось в одиночку поднимать троих детей...», Валя невольно запнулась. Да и в самом деле, разве найдется в английском полноценное слово, вмещающее в себя всю глубину этого понятия - «поднимать детей»? Это ведь не только накормить, обуть, одеть, обстирать и приласкать. Это бессонные ночи, постоянная тревога за малышей, отказ от куска хлеба, лишь бы дети были сыты. Но и этого маловато будет. Надо еще из этих чумазых, живущих впроголодь детей вырастить людей, заронить в их души зерна добра, справедливости, сострадания. И ведь какой в этом «поднимать детей» мощный отсыл к социальному положению матери, ясно ведь, что из низов, не в роскоши живет. Ведь те, которые в роскоши, «не поднимают» детей. Там все схвачено - няньки, гувернеры, репетиторы, каникулы на побережье океана. Вот и получается,что детей своих они «роняют», и далеко не всем удается потом подняться.
И вот пошел уже второй год, как она устроилась на работу в журнал «АРТ-персона».

Валентина довольно легко «вписалась» в новый коллектив, поскольку была девушкой по большей части застенчивой и бесконфликтной. Немного робкая в общении с мало- и незнакомыми людьми, она проявляла поразительное упорство и исключительную твердость характера, когда дело касалось правописания или словосочетаний в русском языке, с горячностью отстаивая свою правоту. Не переносила она также, когда кого-нибудь несправедливо обижали, а еще - зазнайства и самодовольства. Обладатели вышеназванных качеств вызывали у нее презрение и желание поставить выскочек на место.

К несомненным достоинствам Валентины можно было отнести терпение и терпимость, качества, которых так не хватает современным людям. У Вали, конечно же, имелось собственное мнение о каждом человеке, причем не всегда лестное для отдельного индивидуума. Но Каночкина предпочитала держать это мнение при себе. Сказано же ведь «Не суди...». И только однажды она сочла нужным высказать в лицо человеку все, что она о нем думает.
О художниках и скульпторах для журнала писал Вадим Шувалов, потомок захудалого дворянского рода. Об этой подробности своей жизни Вадик раструбил всем и каждому - дескать, знайте, что я вам не просто так, скажите «спасибо», что снизошел до общения с вами. Вадим был хорош собой, пользовался успехом у не очень разборчивых дамочек и всегда был при деньгах, коими в большом количестве снабжал его папа - министерский работник.
Каночкину он невзлюбил сразу. Валентина являлась для него воплощением провинциальности, то бишь отсталости и неотесанности. Не то, что мы, графья... Завидев Каночкину, Шувалов произносил неизменное:»Привет, лимита! Что нового в вашей деревне?»
Непомерная спесь Вадима выводила Валентину из себя. Однажды, не выдержав его очередной словесной эскапады, Валентина сказала ему:
- Откуда в тебе столько гонора, Вадик? Да еще и на пустом месте. Смазливая физиономия у тебя от природы, деньги и доходное место - от папы. А что у тебя своего? Что ты собой представляешь? Одни сплошные амбиции. Причем ни на чем не основанные. Поскольку журналист ты весьма посредственный, и статейки твои так себе - любой старшеклассник напишет не хуже.
Шувалов был взбешен:
- Ну ты, деревня, не гавкай, знай свое место. - Он готов был броситься на Каночкину с кулаками, и только появление в редакции Ваденина спасло Валю от яростной расправы.
Их очередная «схватка» произошла месяц спустя. Тогда в ДТП попал штатный фотограф журнала Дима Лукьянов. И хотя ДТП было мелким, Дима умудрился-таки сломать себе голеностоп. Досаду от случившегося усиливало то обстоятельство, что Лукьянову надо было срочно передать весь отснятый материал в редакцию, чего он уже никак не мог сделать по причине серьезной травмы ноги. Дима позвонил в редакцию, сообщив, что все снимки у него в ноутбуке. В редакции их тогда было трое: Ваденин, Шувалов и Валентина. И Ваденин попросил Шувалова съездить на место происшествия и забрать у Лукьянова ноутбук. Остальные журналисты выполняли редакционные задания, а Шувалов уже «отстрелялся» и был абсолютно свободен. Но ехать за ноутбуком Лукьянова наотрез отказался. Ваденин не стал настаивать, поскольку знал, что бесполезно. Валентину же просто трясло от возмущения. Подойдя к Шувалову и глядя ему прямо в глаза,она произнесла с изрядной долей издевки:
- Вадик, ты вот считаешь себя интеллигентным человеком, всегда подчеркиваешь свое «знатное» происхождение. Так вот. Запомни раз и навсегда, что никакого отношения к интеллигенции ты не имеешь. По одной простой причине. Понятие «интеллигентность» подразумевает прежде всего доброжелательное отношение к людям, априори, независимо от обстоятельств. И вот это доброжелательное отношение включает в себя готовность помочь, опять-таки априори. Ты же, Вадик, всего лишь самовлюбленный сноб, абсолютно равнодушный к проблемам других людей. А потому сиди и не высовывайся.
Шувалов был поражен этой пламенной тирадой и даже не сразу нашелся,что ответить.
Валентина развернулась и пошла к дверям на выход.
- Ну ты, чмо деревенское, ты будешь учить уму-разуму дворянина? - услышала Валентина у себя за спиной.

***
Не лучшим образом складывались ее отношения и с Ириной Глотовой, которой дали на откуп отечественный шоу-бизнес. Глотова была абсолютно безграмотной, но зато крайне наглой и самоуверенной особой. Недостаток знаний она успешно компенсировала длинными ногами, бюстом пятого размера и вызывающим макияжем.
Однажды Валентина не выдержала и решила выяснить у главреда Ваденина, почему он терпит в редакции столь некомпетентного сотрудника.
- Сергей Витальевич, вы не знаете, Глотова когда-нибудь удосужится запомнить, что «режиссер» пишется с двумя «с», а «продюсер» - с одним? Ведь эти слова кочуют у нее из статьи в статью.
Ваденин попытался увести разговор в сторону. Он не мог не видеть, что Глотова абсолютно бездарна как журналист. Каждый ее материал надо было переписывать практически заново. Тем не менее, Ваденину приходилось все это терпеть, ибо в узких кругах, куда он иногда бывал вхож, хорошо знали, что Глотова - протеже директора крупного книготоргового холдинга, составной частью коего являлся и журнал «АРТ-Персона». Лезть на рожон Ваденину совсем не хотелось, так как кресло под ним могло закачаться в любой момент. А уж этого Сергей допустить никак не мог. И не потому, что зарплата здесь была высокая, да и престижно к тому же. Журнал «АРТ-Персона» был его родным, бесконечно любимым детищем, был придуман и сделан им от «А» до «Я».Потому он готов был пойти на ряд уступок, только бы журнал не закрыли.
- Валентина, займитесь своей работой, - вот и все, что он смог ответить корректору Каночкиной.
Как-то Глотова поймала случайный взгляд Валентины, адресованный Ваденину. В этом взгляде легко читалось восхищение и неприкрытый женский интерес.
- Даже не надейся,- ехидно произнесла Ирина. - У Сергея всегда были женщины класса люкс. Он никогда не посмотрит в сторону такой занюханной особы, как ты. Так что, дорогуша, засунь свои мечты сама знаешь куда.
Да Валя и не мечтала. Она отдавала себе отчет, какая пропасть разделяет ее и Ваденина. И все-таки в душе она роптала против того, что все считали ее серой мышью, блеклой и невыразительной. Не красавица, конечно, но по-своему очень даже привлекательна. К примеру, у нее большие выразительные глаза цвета небесной лазури. Просто их никто не может разглядеть за толстыми стеклами очков. А как насчет пышных русых волос? Не каждая девушка может похвастаться такими. Просто надо сделать хорошую прическу. Да и ножки у нее очень даже стройные. Надень она юбку покороче, еще неизвестно чьи бы ножки предпочел Ваденин — ее или Глотовой.
И тогда... Н дальше этого «и тогда» фантазии Вали Каночкиной не простирались. Она была воспитана в строгих правилах, когда до свадьбы ни-ни. И тем не менее, она не была уверена, что не пренебрежет этим «ни-ни», позови ее Ваденин...

***
В редакции, как практически на всех предприятиях и во всех офисах страны, было заведено отмечать праздники и дни рождения сотрудников. Но Валя Каночкина всегда уходила до начала застолья. Жора Забельский как-то ее упрекнул:
- Нехорошо, Каночкина. Противопоставляешь себя коллективу? Типа мы такие грубые, приземленные, а ты вся такая чистенькая, возвышенная?
Валя не нашлась сразу, что ответить Забельскому, да и вряд ли бы он понял то, что она могла бы ему сказать.
А примерно через неделю случилось так, что в редакции остались только двое - она и старик Ласкин. Вале очень импонировал этот седовласый немолодой мужчина с проникновенным, немного печальным взглядом. Она сама не заметила, как между ними завязался разговор.
 - Илья Георгиевич, вот вы многое понимаете в жизни. Скажите, я что, действительно ненормальная, если меня не привлекают ночные клубы, дискотеки, и, как они говорят, тусовки?
Ласкин внимательно посмотрел на Валентину, помолчал, а позже неспеша произнес:
 Валечка, вы знаете, конечно, что были такие эпикурейцы, сводившие смысл жизни к удовольствию. Так вот, все мы, Валечка, эпикурейцы. Просто есть удовольствия для тела, для ума и для души. И удовольствия второго и третьего порядка ничуть не хуже телесных наслаждений. Многим, возможно, кажется, что вы обрекли себя на тусклое, бессмысленное существование. Но если бы они могли хотя бы на секунду представить, какое неописуемое удовольствие вы получаете от прочтения хорошей книги или слушая прекрасную музыку, они бы просто умерли от зависти. Ибо их удовольствия по сравнению с вашим просто ничто, мыльный пузырь. Так что всегда и во всем, Валечка, слушайте только свое сердце - оно вам не соврет.
Валя была очень признательна Ласкину за этот разговор. С той поры они стали настоящими друзьями и, конечно, единомышленниками.

Главред Ваденин был на взводе. Уже четверть одиннадцатого, а корректора Каночкиной нет на рабочем месте. Такого за ней никогда не наблюдалось. Но это еще полбеды. Почему-то не прислал свою статью Владлен Кучинский. Недавно на международном театральном конкурсе в Праге блеснул совсем еще юный режиссер из Норвегии. Он был абсолютно не известен в широких театральных кругах и, по слухам, не любил беседовать с представителями СМИ. Чего стоило Ваденину уговорить Маркуса на интервью! Неужели все труды были напрасны? Уж от кого от кого, но от Владлена он сроду такого не ожидал. В четыре надо было подписывать номер в печать, а у него, как говорится, еще и конь не валялся.
Сергей каждые пять минут набирал Каночкину, и всякий раз слышал в ответ, что абонент временно не доступен. Он написал по е-мейлу и Кучинскому с просьбой поторопиться со статьей, однако просвещенный муж не удостоил его ответом.
«Проклятье!» - чертыхался про себя Ваденин. Такой завал на работе случился у него впервые. Надо было срочно спасать ситуацию. Ваденин нашел в электронной папке данные Вали Каночкиной. Сейчас он поедет к ней и всыпет ей по первое число.
Корректор Каночкина снимала крохотную однушку на юго-востоке Москвы,на улице Ташкентской. На машине, прикинул Ваденин, он доберется туда за 35-40 минут. Если, конечно, не будет пробок. Но другого выхода все равно нет. Ваденин вздохнул и отправился к своей машине.

Валя Каночкина «температурила» второй день, ртутный столбик градусника словно приклеился к отметке 38,5. Мобильник разрядился еще вчера, но у нее не был сил встать с кровати. Вале было очень-очень плохо, и не только из-за высокой температуры и жуткой боли в горле. Она никогда не была нытиком и смогла бы выдержать еще и не такую физическую боль. Невыносимые страдания ей доставляла мысль о том, что она не вышла на работу, подводит коллектив, что сегодня сдача номера, а это невозможно без корректора. Кто-то позвонил во входную дверь. Нервно. Торопливо. Потом еще раз. И еще. И еще. Теперь звонок заливался громкой непрерывной трелью Но у Вали не было сил пошевелить даже рукой. Как в тумане, она опустила на пол босые ноги и начала нескончаемый путь к входной двери. Что было дальше, она на помнила.
Очнулась Валя через десять минут все в той же кровати и решила, что звонок и ее героический путь к двери ей померещелись в бреду. Но повернув слегка голову вправо, она увидела сидящего на стуле рядом с кроватью главреда Ваденина. Значит, не померещилось. Валя попыталась приподняться на кровати и что-то сказать, но Ваденин жестом остановил ее:
- Лежи, лежи. Пока ты была в отключке, замерил тебе температуру. Высоковато, однако. Я сейчас метнусь в аптеку за лекарствами. Где у тебя ключи от входной?
Валя глазами указала на тумбочку у стены. Сергей выдвинул верхний ящик , полагая, что ключ находится именно там. И вдруг его взгляд упал на стопку исписанных листков. Бросился в глаза написанный крупно заголовок «Норвежский режиссер произвел сенсацию ». И тут его пронзила догадка. Так вот кем является на самом деле кандидат искусствоведческих наук Владлен Кучинский!Это же Валя Каночкина! Не хватило храбрости сказать, что умеет писать, боялась, что поднимут на смех. Но вымышленному автору статей о классической музыке дала все-таки свои инициалы.
Сергей понимал, что сейчас не время говорить Валентине о своем открытии. Он взял лежавшие в ящике ключи и отправился в аптеку.

Ближайшая аптека находилась в ста метрах от Валиного дома. Ваденин решил пройтись до нее пешком.
Сергей шел и размышлял о случившемся. Он невольно поймал себя на мысли, что в его душе происходило что-то для него новое, незнакомое и даже немного пугающее. Когда он увидел на пороге квартиры теряющую сознание Валю,Сергей испытал настоящий страх. Отнеся Каночкину в кровать, он присел рядом на стул и долго разглядывал Валентину. Во всем ее облике была такая трогательная беспомощность, что у Ваденина защемило сердце. «А ведь она очень даже хорошенькая. И такая милая», - произнес про себя Сергей.
Неожиданно для себя самого он обнаружил, что может испытывать за кого-то настоящую тревогу.
«Донжуанский» список Ваденина был весьма внушительным. Ему никогда и никого не приходилось добиваться - женщины сами слетались к нему, как мотыльки на свет. Получив желаемое, Сергей, как правило, терял интерес к очередной своей «жертве». Нет, он не был ни циником, ни «коллекционером». Просто всегда получалось так, что наутро разговаривать с любой из этих девиц было абсолютно не о чем. А Сергею хотелось полноценного общения, он любил обсудить с кем-нибудь новый фильм, прочитанную книгу, да и вообще «поговоритьза жизнь». А здесь... Да что здесь? Физиология в чистом виде. Глубокой привязанности до сегодняшнего дня он ни к кому никогда не испытывал.
И вот сегодня с ним произошло что-то необъяснимое. Сергей вдруг почувствовал невероятно сильное желание погладить Валентину по волосам, взять в свои руки ее хрупкие запястья, коснуться губами ее щеки... А главное, он очень хотел успокоить Каночкину, шептать ей, что все будет хорошо, что она во всем может положиться на него. А уж он, Ваденин, не подведет.

Сергей уехал в редакцию, предварительно напичкав Валентину лекарствами и напоив горячим чаем с медом. Вале стало немного лучше, и она попыталась осмыслить случившееся за последний час. И главный вопрос, который мучил ее сейчас больше всего на свете, звучал так: ей показалось или Ваденин действительно смотрел на нее сегодня как-то особенно? «Нет, не может быть», - произнесла про себя Валентина. Но сколько бы ни гнала она от себя эту мысль, ее сердце упрямо твердило свое: да, Валя, да, Сергей действительно смотрел на тебя сегодня совсем по-другому. Дуреха, твердило ей сердце, когда уже ты избавишься от комплекса провинциальной замарашки? Ваденин влюбился в тебя, это очевидно, так позволь себе быть счастливой.
Валентина вспомнила слова прожившего непростую долгую жизнь Ласкина:»Слушайте свое сердце, Валентина. Оно никогда вам не соврет».

Через две недели, окончательно оправившись от болезни, Валентина отправилась на работу. Все это время, по нескольку раз в течение дня, ей звонил Ваденин, справлялся о самочувствии.
Сидя в вагончике метро, Каночкина думала о том, что уже через полчаса наступит время «Х», и будут окончательно расставлены все точки. Внутренне она была абсолютно, как ей казалось, готова к неприятной или же печальной для нее развязке. Да, терять иллюзии тяжело. Но еще тяжелее жить в плену этих самых иллюзий. Она сильная, и если что, она достойно примет удар судьбы.

Валентина была уже в паре метров от редакции, когда ее окликнул Ваденин:
- Валя, доброе утро!
Лицо Сергея было непроницаемым. У Каночкиной как-то жутко похолодело в груди. «Вот и все. Размечталась, дуреха. Кто Ваденин, а кто ты. Ну и ладно. Как говорил Кот Леопольд, неприятность эту мы переживем». Из оцепенения ее вывел голос Ваденина:
- Ну что ты застыла, как изваяние. Пойдем уже.
Через минуту Ваденин распахнул двери редакционного офиса, жестом пригласил Валю пройти вперед и вошел следом за нею.
- Друзья мои, минуточку внимания, - обратился Сергей ко всем присутствующим. - Позвольте представить вам профессора Кучинского.
Ваденин слегка подтолкнул Валю вперед и, подобно фокуснику, достал откуда-то огромный букет цветов.
- Это вам, профессор,- произнес Ваденин с неотразимой улыбкой.
Последовала немая сцена, как у классика в известной пьесе.
Но вот коллеги вникли в суть происходящего и кинулись обнимать Валентину. «Здорово», «Молодчина», «Так держать», - послышалось со всех сторон. Все искренне радовались за Валю, кроме двоих - Глотовой и Шувалова. Что ж, это было вполне предсказуемо. Сказать по правде, мнение этой одиозной парочки волновало Каночкину меньше всего.
Когда радостное волнение в редакции улеглось, Сергей подошел к Валентине и прошептал ей на ушко:
- Профессор, вы позволите проводить вас после работы домой?
Валентина молча кивнула. Ее глаза сияли от счастья.
0

#49 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 февраля 2018 - 20:04

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


48

ЛЮБОВЬ, КАК В СКАЗКЕ


Хорошо было в Берендеевом царстве. Народец честной жил - поживал, детей растил, землю пахал, лес валил и лапти плел. В те счастливые времена в граде столичном жила девица Глафира. Выросла доченька маме на радость – рукодельница, хозяюшка, а уж красавица – свет такой не видывал. Даже воробьи пшеном давились, когда она по улочкам хаживала.
Понятное дело, что от избытка мужского внимания девушку иногда посещал легкий ментальный чпок. Сиречь, тараканчики в её голове были совсем неглупыми, только напивались периодически. От усталости.
И тогда начиналось:
- Ерофей меня не любит! Он Матрене-купчихе подмигивал! И вообще я толстаяяяяяяяяяяяяяяя!
С тех пор, как видите, ничего не изменилось.
Мама красавицы, Никифоровна, женщина умная и телосложением крупная, в воспитание кровинушки своей всю душу вложила. А уж сколько житейских мудростей да сказок рассказано было!
Вот и сейчас, открыв книгу, вразумляла Глашу заветами древними:
«Во времена давние жил да был Иванушка, молодец красивый и статный. Маменьке родной по хозяйству помощник, в ремесле кузнечном справный. В общем, парень, что надо: толковый, простой, и руки откуда надо растут.
Нравилась ему девица одна, с соседней улицы. Марья-краса – черная коса. Снилась по ночам, как гуляют они по улочкам городским, он ей петушка на палочке покупает, а она смеется так радостно и в глаза смотрит.
И вот как – то раз набрался молодец смелости сватов да отправил. Дескать, не пора ли нам пора, Марьюшка?
- Ха ха ха, - рассмеялась девушка, - меня завоевывать надобно, так просто не пойду под венец. Сперва подвиг былинный соверши. Принеси головы Змея Горыныча, глядишь – и соглашуся.
- А не пошла бы ты, - хмыкнул юноша.
Тут и сказке конец.
Иванушка попереживал немного, а потом женился на Аленушке. Может, не такой она красавицей была, зато сердцем добрая и мужа своего любила без памяти. Да и не отправляла воевать зверюшку редкую.
А Марья так и осталась в девках. Кому она нужна, дура неадекватная?».
- Ой, мамочки, - захлопала руками Глафира, - вот енто да. За ради любимой с чудовищем былинным поратиться.
Закрыв книгу, Никифоровна посмотрела на дочь:
- Это все, что ты уразумела?
(Тараканчики в голове красавицы вздохнули, согласно кивнув).
- Маменька, - улыбнулась девушка, - енто ж красиво. Такую ж любовь хочу, как в сказке. А не…
- Поругались, что ли?

- Нет, - вздохнула Глафира, - только Ерофей хоть и ладный молодец, да романтики все одно хочется. Вона через неделю день всех влюбленных, праздник-то какой великий. А парни своим ненаглядным подарят леденцы на палочке обыденно. Те же будут ахать неестественно. Где ж тут нега душевная, где томление сердешное?
(«Мы не пили», - легкий возмущенный шёпот).
- Придумали иноземную блажь, - фыркнула Никифоровна, - а торгаши и рады стараться. Навезли из Китая завлекательной и бесполезной ерунды. Давеча соседка Авдотья рассказывала про кокошники с вентиляторами. Срамота одна.
(«Браво, мама, браво», - бурные аплодисменты, переходящие в овации).
- Ты не понимаешь, хочется оригинальности. И вообще, ежели любит, пущай подвиг совершит!
(На этом моменте тараканчики переглянулись).
- Сама-то его как?
- Люблю, - вспыхнула Глафира, - он такой, такой красивый, а еще умный, заботливый, и непьющий, и хозяйственный.
(Тараканчики облегченно выдохнули и перекрестились),
- Все одно без подвига замуж не пойду. Хочу любви, как в сказке.
(«Твою ж устрицу в замкадье»).
- Милая моя, - Никифоровна погладила дочь по голове, - не глупи, вон идет твой ненаглядный, гулять позовет, нешто прогонишь?
(«Хрен её знает, мы уже ни в чем не уверены».)
- А и прогоню, - шмыгнув носом, Глафира топнула ножкой, - без голов Горыныча на день влюбленных замуж не пойду! Хочу, чтобы все подружки мне завидовали! Пущай, как в сказке будет.
( «Наливай, мужики, это надолго»)
***
Вечером в переполненной харчевне пьяный в стельку Ерофей изливал душу темно-зеленой бутылке:
- А ить я-то ради нее.. Ик… А она…Ик… Перед подружками чтобы …Ик… Подарок нашел…Ик… Лапти с люрексом… На ентот… Бздень влюбленных…Тьфу ты… День зачарованных… Нет… А… и ладно… Пойду я…
Старый кабатчик понимающе вздохнул, глядя, как Ерофей, покачиваясь, открыл дверь и растворился непроглядной ночи.
***
А Глафира на следующий день купалась в плохо скрываемой зависти подруг.
- Не брешешь?
(«Не брешет, подтверждаем»).
- Вот те крест. Люблю, грит тебя, Глафирушка, спасу нет. Посему добуду я головы змеиные.
- Ой ва, счастливая ты, подруга! Такого мужика оторвала, ну, а потом че?
- А ни че. Сказал, что коли и помрет, то с моим именем на устах. Собрался, и пошел на Черную гору, в логово Горыныча, чудище поганое воевать. Вона какой у меня жених!
Озадаченно посмотрев на резко замолчавших подруг, Глафира почувствовала холодок между полушариями (мозга, не подумайте):
- Что не так-то, родимые?
(«Это мы уборку затеяли, не парься»).
- Дак ить, - несмело начала Матрена – купчиха, - ежели он помрет, ты за кого замуж пойдешь?
(«Браво, браво», - бурные аплодисменты, переходящие в овации, - «только поздно»).
- А ну погодь, - вперед протиснулась Варя - кузнецова дочь, - это что получается? Ерофеем змей отобедает, а ты у нас парней отбивать станешь? Так что ли?
- Бей её, гадюку смазливую!
(Ошалевшие тараканчики толпились возле ушей и лихорадочно записывали происходящее, такого они сами не видели).
Как говорится, зависть подруг подобна стрингам на размер меньше. Вроде и красиво смотрится, но натирает и режет больно.
***
А вечером в переполненной харчевне пьяная в стельку Глафира, хлюпая разбитым носом, изливала душу темно-зеленой бутылке:
- Ик… Перед подружками чтобы …Ик… Маникюр вчера сделала только …Ик… А на кого ж ты меня покинууууууууууууул, сокол ясныыый… Я красивая?
- Правее.
- Что? - девушка испуганно обернулась.
- Я говорю, зеркало правее, хватит тебе ужо, - старый кабатчик, добродушно усмехнувшись, забрал бутылку и проводил посетительницу до двери, где кивнул проходящим мимо стрельцам. Так что девушку сопроводили домой в целости и сохранности.
А там уже Никифоровна, охая и причитая, делала примочки, прикладывала лед к подбитому глазу и пыталась успокоить зареванную и побитую дочь. Тараканчики вздыхали и сочувственно помалкивали, поэтому Глафира, наплакавшись, быстро уснула.
***
- Выходи на смертный бой, чудище поганое!
Ерофей бесстрашно стоял на высокой горе, размахивая мечом:
- Накормлю я тебя сталью булатною, да попотчую копьем долгомерным, опосля подрихтую щитом цельнокованым.
И задрожала земля, когда Змей Горыныч с протяжным ревом завис над богатырем:
- Зачем пожаловал?
- Хочу силушкой померяться, - крикнул Ерофей, - и землю родимую освободить от нечисти проклятой.
- Я тебя не обзывал, - буркнул Горыныч, но тут же встрепенулся, - инда быть посему, на!

И полыхнул из трех голов жарким пламенем.
Долго битва шла, без устали махал Ерофей мечом, разил копьем змея трехглавого. Только головы никак отрубить не удавалося. Вдруг изловчился Горыныч и ударил богатыря между лопаток по-подлому.
Закачался Ерофеюшка, соскользнула нога его в пропасть глубокую. Улыбнулся он тогда улыбкой светлою и прошептал:
- Любимая, умираю с твоим именем на устах, овцаааааааааааааааааааа!
***
- Ох ты ж, страсти какие, - Глафира вскочила и осмотрелась.
(«Подъем, мужики»).
На лавке тихо посапывала Никифоровна, где-то перелаивались дворовые собаки. Город спал.
- Дура я дура, сама, своими руками на смерть отправила суженого.
В мозгу яркой молнией свернула мысль (тараканчики успели пригнуться и удивленно переглянулись):
«Спасать милого надобно».
Быстро одевшись, Глафира на цыпочках выскочила во двор. Перепрыгнув плетень, путаясь в сарафане, девушка бежала между спящих домов, а в голове церковным колоколом бабахало:
(«Пожалей, мы оглохнем»). Простите, не то.
А в голове церковным колоколом бабахало:
«Только бы успеть, только бы успеть».
На счастье, впереди показался дремавший возница. Прыгнув в телегу, девушка стукнула мужичонку по плечу:
- Шеф, четыре тарифа, на максимальной скорости, вперед. Нноооооооо!
И ставшая боевой тачанкой телега понеслась к Черной горе.
***
Как вы уже догадались, сон Глафиры был в руку. Почти.
Выйдя из кабака, Ерофей, пошатываясь, направился в путь дальний и опасный, воевать Горыныча, для храбрости напевая под нос что-то из раннего Шнурова. Местная нечисть связываться с пьяным не пожелала категорически, поэтому добрый молодец без проблем миновал и леса, и болота, и прочие инженерные заграждения на пути к жилищу змея.
- Вот оно, логово злодея страшного, - запоздало икнув, Ерофей рассматривал огромную гору, жутким провалом в которой зияла черная пещера.
- Ну, Глафирушка, не поминай лихом, - и, схватив валявшийся рядом березовый дрын, молодец бросился вперед, - аааааааааааааааааааа!
- …пчхи. Сова, не мешай. Расцвелииииии уж давнооооооо хризантемы в саду, я туда не пойду, и сюда не пойду! Почему? Потому, мне и здесь хорошо…
Ерофей, пытаясь отдышаться, удивленно смотрел на кружившую под сводами пещеры сову и Горыныча, закреплявшего на стене разноцветную гирлянду. Головы, синхронно покачиваясь, распевали в три горла.
- Э, ой ты гой еси, чудище поганое, - решившись, выкрикнул молодец.
- Угу, - поддакнула сова.
- Ой я гой еси, - не оборачиваясь, согласился змей, - будь другом, отвертку подай. Спасибо. Зачем пожаловал, богатырь былинный?
- Выходи на смертный бой!
- Я?
- Угу!
– Птица, заткнись, - Горыныч аккуратно заизолировал торчащие провода и повернулся, - в электрике разбираешься?
- Чего?
- Жаль, - вздохнул змей, - понимаешь, не фурычит. То ли коротит где-то, то ли лампочка перегорела. Так что ты говорил?
- Биться пришел, - Ерофей вздохнул и опустил дрын.
- Молодец, - похлопали крылья, - меч в подсобке, копье со щитом там же. В добрый путь.
- А…
- Ты еще здесь? – головы переглянулись, - извини, совсем забыл.
И тщательно откашлявшись, Горыныч пропел:
- Я желаю удачи в бою, я жела-а-а-ю удачи. Теперь душенька довольна?
- Угу, - ответила сова.

Отвернувшись, головы занялись рассматриванием гирлянды, что-то бормоча.
- Так это, - нерешительно промямлил Ерофей, - с тобой пришел ратиться.
- Верблюды идут на север, - фыркнул змей.
- Что?
- Я говорю – заколебали, - бросив изучение проводов, Горыныч тяжело вздохнул и… заплакал.
- Не пещера, а мавзолей вождя мирового пролетариата, ходят и ходят. Жена на сохранении лежит, рожать скоро. Думал гирлянды развесить, дабы удивить свою ненаглядную огоньками разноцветными. Так провода коротят, лампочки не горят, еще и ты приперся.
- Угу, - поддакнула сова.
- Заткнись, - Горыныч согнал крылом надоевшую птицу и громко высморкался, - а обзываться зачем? Чудище, вдобавок поганое. Сам такой! Между прочим, кое-кто меня называет лапочкой, мимимишныи и котиком. Понял! Да если хочешь знать, я…
Дальнейшие слова потонули в громких всхлипах, сквозь которые изредка прорывалось:
- … распределитель в заднюю дверцу… заняться нечем… и сова эта… конъюнктивит и геморрой… сиречь… глаз натяну на ж…
Растерянный Ерофей смущенно подошел ближе и неловко обнял причитающие головы:
- Ну, ты это, не обижайся. Я ж не баловства ради, а токмо во исполнение воли пославшей мя невестушки. О, леденцы есть, хочешь?
- Давай, - согласно хлюпнули три носа.
- Вкусно?
- Угу, - поддакнула сова.

- Заткнись, - хором рявкнули Ерофей с Горынычем и, переглянувшись, расхохотались.
- ну, коли я в гости пожаловал, давай посмотрим, что с проводкой. – предложил юноша, - чай, не сложнее, чем коня подковать. Так, что тут у нас, ага понятно. Сова, не мешай. Не мешай говорю. Есть! Вот! Сова, не мешай. Горыныч, подай меч, тут изоляцию снять надобно. Сова. Не мельтеши. Сова! Овцааааааааааааааааааааааааааа!
Через минуту перепуганный донельзя змей тормошил отключившегося Ерофея:
- Братишка, ты чего. Не пугай, эй, эй, очнись. А посмотри на меня хоть глазочком, а скажи ты хоть слово, мне ж теперь полный …
- Угу.
- Заткнись, - средняя голова повернулась и выпустила струю дыма в сторону невозмутимо взиравшей на происходящее совы, - я быстро, присмотри за парнем.
Схватив ведра. Горыныч выпорхнул из пещеры.
Надувшись от важности, птица спокойно устроилась на груди отключившегося Ерофея.
- Ааааа, - юноша с трудом приоткрыл глаза, - где я. Глафирушка, ты ли это?
Сова оглянулась и, никого не обнаружив, недоуменно пожала крыльями:
- Угу.
***
А полчаса спустя от пещеры доносилось:
- … глаз алмаз. Ну спасибо. Удружил.
- … не забудь заизолировать, мало ли.
- … говоришь, за головами послала?
-… делать, ума не приложу. Без голов никак нельзя.
- … любишь?
- Угу.
- Я из тебя чучело сделаю!
- Погоди. А ведь это идея.
- Эй, эй, ты чего. Мне завтра к жене ехать. Стирка глажка опять же, и вообще… Я не согласен. Не хочу быть как дедушка Ленин.
- Ты послушай…
***
- Быстрее, еще быстрее!
Возница десантировался еще перед лесом, так что всю ответственность за возможные последствия целиком и полностью несла резко поумневшая девушка.
Местная нечисть связываться с ней не пожелала категорически, здраво рассудив, что милые бранятся – только тешатся, а восстанавливаться после разрухи себе дороже. Поэтому телега неслась вперед по шустро появлявшейся, как по волшебству, дороге.
Глафира клялась самыми страшными клятвами, что «ежели милый мой живой, то и леденца хватит, не надоть мне ни лапти с люрексом, ни кокошник с пропеллером. И леденца не надо. Токмо бы мой единственный Ерофеюшка обнял и молвил»…
- Глафирушка!
«Вот так и молвил, а уж я-то… Услыхать бы…»
- Глафирушка!
(«Тормозииииииииииии!», - встрепенулись тараканчики).
«Голос его сладостный, вот как сейчас…»
(«Тормоизиииииииииии, дура!»).
- Глафирушкааааааааааа….авцааааааааа!
В общем, проще от Горыныча уйти, чем от любимой на телеге. Случилось классическое ДТП, где виноваты оба. Пешеход не смотрел по сторонам, водитель – вообще не смотрела, никуда.

Что было дальше, знать не обязательно. Уж сами представьте, как они обнималися да целовалися. Ну, когда Глафира суженого в чувство привела.

А утром влюбленные прибыли в город. Синяки на Ерофее зажили быстро, там и свадебку сыграли. Глафире завидовали все подружки. Это ж надо, не побоялся за ради любви с Горынычем сразиться и отобрать подарок редкостный, с пузиком жёлтеньким. Ой, он такой мимимишный, хочу, хочу, хочу!

С тех пор на день ошпаренных, простите, влюбленных, парни дарят девушкам не заморскую придурь, а милого Горыныча, игрушку мягкую. Говорят, ему надо почесать животик, и ежели головы захихикают, то женится, никуда не денется, а в доме будут царить любовь и счастье.

Ерофей и Глафира, крестные детишек змеиных, создали артель семейную пошивочную, так что игрушек забавных всем хватит. Из Китая везти не надо. Кстати, парни очень полюбили говорящую сову.
Таперича только и слышно в трактире:
- Ну что, мужики, за здоровье?
- Угу.
***
Тут и сказке конец.

Так что, парни молодые да мужчины зрелые, помните: подарки подарками, а без романтики в отношениях никуда. Ведь если ненаглядная ваша затоскует, то пиши пропало.

Повезет – только малой кровью отделаетесь, сиречь просто мозг вынесет. А ежели нет…тараканчиков в девичьей головушке много, мало ли что насоветуют.
0

#50 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 февраля 2018 - 23:18

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


49

СВЕТЛЫЕ ЧУВСТВА


Вы когда-нибудь слышали звон тишины? Ночью, в комнате, когда не можешь уснуть, тишина вокруг начинает звенеть. Как будто включили большие динамики, но не проигрывают никакой музыки и слышно только еле различимое потрескивание. Сергей не мог уснуть уже давно. Машины во дворе перестали останавливаться перед подъездом, все окна в соседнем доме потухли и все, казалось, внушало покой и оцепенение. Сергей думал об Любе. Он упорно гнал от себя образ этой стройной, черноволосой девушки, но все было бесполезно. Воображение снова и снова рисовало ее прекрасную фигуру, обтягивающие джинсы, упругую, едва различимую под кофточкой грудь, белоснежную улыбку и сердце начинало стучать в два раза быстрее. «Он недостоин ее!», проносилось в голове, им никогда не быть вместе навсегда. Но в тоже время он сам себе не верил и не мог представить образ возлюбленной с кем-то другим. Воображение упорно рисовало их вместе, неотделимыми друг от друга. И даже сейчас, находясь на другом конце спящего города, Сергей чувствовал незримое присутствие Любы где-то рядом.
Они встретились случайно. В суете повседневной жизни взрослого человека трудно найти время для многих вещей, которые, по сути, составляют единственное, что может быть ценным в этом мире. Например, на любовь. Не на ту, обстоятельную, медленно возникающую и, часто, переходящую в автоматическую привязанность, а на сумасшедшую, полную драматизма и нелогичных поступков, которая рождает самые неожиданные и удивительные вещи. Так было в этот раз.
Сергей, скучая, сидел в поликлинике в очереди к врачу, когда поймал на себе взгляд девушки напротив. Во взгляде было узнавание. Он кивну, она кивнула ему. Вот и все. «Где же я ее видел?», думал Сергей. Куча подобных встреч ускользают, растворяясь в памяти, как волны в море, не оставляя следов. «Нет, нужно все таки выяснить, откуда мы знаем друг друга!», Сергей встал, подошел, заговорил:
-Извините, мы кажется раньше встречались? Вот только не могу вспомнить где..?
-Может быть в N-ске, -девушка улыбнулась.
Сергей что-то смутно припомнил.
- Я работала в отделе корреспонденции, вы не часто туда заходили, пояснила незнакомка.
Так слово, за слово они проговорили два часа, обменялись телефонами. Никто не мог и подумать, что завязался роман, который до неузнаваемости изменит жизнь обоих.
И вот уже он ждет ее на углу, ждет, когда она выйдет из громадного желтого здания и не спеша направится в его сторону. Сердце уходит в пятки от одной только мысли, что она позволит прикоснуться к ее изумительному телу. Сергей чувствовал себя маленьким мальчиком на экзамене в музыкальной школе.
Там был громадный зал. В середине сидела комиссия и слушала, а они, дети, по одному выходили сцену, садились за большой черный рояль и играли по памяти, выученные ранее музыкальные пьесы. И если кто-то сбивался, это было ужасно. В суровой тишине зала любую ошибку эхо делало пугающе звонкой. Суровые лица учителей говорили, что нисхождения не будет. Теперь то Сергей понимал, что все тогдашние переживания были мелочью и суровые учителя были обыкновенными людьми, еле сводившими концы из за небольшой зарплаты, которые ставили положительные оценки всем своим ученикам.
Но сейчас он не мог успокоиться. Он тысячу раз представлял в своем воображении как берет ее за руку, но при встрече не мог этого сделать. «Что если она сочтет это слишком навязчивым, что если его ладонь окажется потной и ей станет противно и неприятно?». Тысячи мыслей проносились у него в голове, когда он шел рядом с ней. Ему, казалось, что все мужчины смотрят на его спутницу. Она смотрела на него, а он боялся повернуть голову и встретиться с ней взглядом. Сергей понимал, что нужно вести себя смелее, раскованнее. Он пытался убедить себя, что эта прекрасная девушка, идущая рядом, совершенно заурядна и ничего для него не значит. Но чем больше он думал об этом, тем ярче и привлекательнее становился образ его возлюбленной. Когда она была рядом, он вырывался из водоворота суетливой жизни и попадал на какую-то особенную, сказочную планету. Для него было удовольствием просто наблюдать за ней, помогать снять пальто, коснуться волос, ощутить запах ее духов.
Люба всю жизнь была отличницей, но по учебникам жизнь не построишь. В какой-то момент она остро ощутила, что ей не хватает любви, твердого мужского плеча рядом, человека которому можно было бы отдать всю себя без остатка. Целеустремленная и независимая в жизни она давно хотела найти тихую гавань, спрятаться за сильной мужской спиной. Но все романы в ее жизни кончались разочарованием. Ее первый молодой человек изменил ей с ее лучшей подругой, а другой, взяв в долг деньги, которые она копила на новую квартиру, исчез в неизвестном направлении. Поэтому и новый ухажер, кроме любопытства никаких других чувств не вызывал в ее израненном сердце. К тому же робкие и застенчивые люди ее никогда не привлекали. Поэтому она с особым наслаждением изматывала своего кавалера: не отвечала на звонки, опаздывала на свидания. В то же время в глубине души она ждала и надеялась, что он предложит ей соединить их жизни узами брака навсегда.
Но Сергей не знал о чувствах переполнявших душу его избранницы. Поэтому в который раз он караулил свою возлюбленную около ее работы. Люба не шла, и чем больше Сергей ждал, тем больше он понимал, что сегодня ее уже не будет. Но он упорно придумывал оправдания ее опозданию и не уходил. Казалось, стоит только уйти и она появится. Появится именно в тот момент, когда его не будет. Он напряженно следил за всеми людьми, выходящими из здания пытаясь угадать, кто из них мог работать вместе с его возлюбленной. Вот прошел мужчина в строгом костюме, вот вышли две девушки в коротких блузках, вот уже никто давно не пересекал ступенек главного выхода. Сергей знал, что у Любы ответственная и сложная работа. Она была человеком, который, как говорится «сделал себя сам». Без родственников, без связей она смогла устроиться на хорошую должность в крупную финансовую компанию и теперь уверенно двигалась вверх по карьерной лестнице.
Сам же Сергей был «вечным студентом», деньги не любили его, а он их.
Сергей не знал чем закончатся их отношения, он даже не хотел задумываться над этим. Его, как случайно подхваченный ветром листок, занесло на балкон шикарного особняка под названием страсть. Безответные желания, живущие внутри него какой-то тайной жизнью сжигали его медленным горячим огнем.
Люба работала в банке. В строгом белоснежном пальто она была похожа на ангела внезапно сошедшего с небес, такие картины, во всяком случае, Сергею рисовало его огромное воображение. В детстве он прочитал слишком много книг, и мир фантазий прочно поселился в его голове вместе с реальностью. Однако, если в сказках все происходило по мановению волшебной палочки, то жизнь требовала реальных действий.
Сергей знал, что девушкам нравятся мужественные, мускулистые мужчины. Чтобы улучшить свою физическую форму Сергей сел на диету и пошел в спортзал. Также он был уверен, что ничто так не привлекает противоположный пол, как состоятельность и щедрость будущего кавалера. Он оформил себе пару кредитных карт в разных банках, купил новый костюм, часы и увесистую золотую печатку. Такси, цветы и рестораны-вот что стало его визитной карточкой для Любы. Но продолжаться вечно это не могло. Долги копились и вот уже судебные приставы караулили Сергея у подъезда.
Но все изменила телеграмма из Америки. Дальний родственник Сергея по материнской линии Рауль Нахмансон умер, оставив племяннику немалое состояние. Сергей рассчитался с долгами, сделал предложение своей возлюбленной, на которое она, как ни странно, согласилась, и зажили они счастливо.
Просыпаясь по утрам, он с улыбкой смотрел на Любу и мысленно повторял, спасибо тебе господи за это счастье, которого я не заслужил.
0

Поделиться темой:


  • 6 Страниц +
  • « Первая
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей