МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" (до 20 000 знаков с пробелами) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 4 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

«Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" (до 20 000 знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2019 года.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 14 сентября 2018 - 12:52



Номинация ждёт своих соискателей с 1 октября по 28 февраля

Все подробности в объявление конкурса,
здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=5405

ОДИН НА ВСЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЗАПОЛНЕННЫЙ ФАЙЛ ЗАЯВКИ
НАДО ПРИСЛАТЬ НА ЭЛ. ПОЧТУ:
konkurs-kovdoriya@mail.ru


Прикрепленные файлы


0

#2 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 03 октября 2018 - 10:35

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

1

КРЫЛЬЯ


Моему солнечному зайчику, с любовью…


Мысли беспорядочно теснятся в голове. Почему он не звонит? Может, проблемы на работе? Но уже десять вечера! Давно пора быть дома.
Очередной звонок его другу. Долгие гудки – и раздражённый голос на том конце:
– Да, не волнуйся ты так! Может, в пробке застрял или ещё что! Скоро будет. Прости, малой никак не заснет…
Неловкая пауза.
– Да, конечно, спокойной ночи, – она сбрасывает вызов и подходит к окну.
Какой стылый апрель... Ленится солнце. Оставляет осколки зимы в лужах. Бавится с ними весь день, любуется своим отражением, выкладывает из ледяной мозаики ажурные узоры – и, зевая, падает за горизонт. А ночью они разрастаются, эти слуги Снежной Королевы, множатся, сковывают землю. И начинай поутру всё с начала.
Стёкла запотели. Ну почему его до сих пор нет? Раньше такого не случалось. Он всегда предупреждал, если задерживался. Но в последнее время что-то произошло. Она чувствовала это нутром. Неужели другая? Нет, нет, не может быть! Она не вынесет предательства, не переживёт! В нём смысл её жизни, да что там: сама жизнь…
– Мам, – Оля настойчиво теребит штанину, озорные пружинки волос на затылке колышутся в такт, – Ну, ма-а-м!
– Что тебе? – бросает она через плечо.
– Скажи, а почему люди не летают?
– То есть…
– Ну, почему не летают, как птицы?
– Не знаю, боятся, наверное.
– Чего?
–Упасть. Давай спать уже! – она машинально наклоняется собрать разбросанные игрушки. – Поздно!
– А я вот не боюсь!
– Ну, раз ты такая смелая, то и укладывать я тебя больше не буду. Справишься сама.
– Ну, мам!
– Я что сказала! Быстро в кровать!
Дочь нехотя плетётся в спальню.
– Расскажешь сказку? – спрашивает с надеждой у порога и просительно, как бездомная собачонка, смотрит в глаза.
– Дай мне отдохнуть в конце-концов! Замучила уже. Спать! И свет погаси!
Оля послушно растворяется в проёме двери, долго возится в постели, рассказывает что-то себе, поёт-баюкает. Тушит лампу.
А она всё думает о нем. «Абонент находится вне зоны действия сети…» Телефон выключил? Села батарейка? Или всё-таки дело в другой?
Ночь бесцеремонно пробирается в комнату. Устраивается поудобнее, будто пришла насовсем. Раскуривает сонную трубку. «Положись на меня, забудь обо всем…» И хочется окунуться с головой в темноту, растворить в ней свою тревогу. Час ночи, два, три – сил ждать больше нет. Она, подтянув к груди колени, ежится на подоконнике, прижимается лбом к холодному стеклу и закрывает глаза.

⃰ ⃰ ⃰
– Мам! – Оля бежит через площадку. Июньский ветер, играясь, путает её золотистые локоны с лучами солнца. И кажется, что на её голове не волосы вовсе, а стайка перепуганных солнечных зайчиков, – Смотри! Смотри, какая птичка!
Она неохотно запрокидывает голову:
– Где?
– Да, вон же! Вон!
Из облака, растопырив крылья, выныривает речная чайка.
– Ага, – она опускает веки, от яркого света расходятся перед глазами тёмные круги.
– Вот бы и мне такие крылья! – дочь восторженно раскидывает руки, кружит по площадке, нелепо подпрыгивая и пытаясь взлететь, – Мам! А у меня могут вырасти крылья?
Но её мысли уже далеко. Он все-таки ушел к другой. Без объяснений, оправданий… Просто однажды забрал свои вещи. Отсутствие его зубной щётки, как пощёчина по утрам. Теперь она часто запирается в ванной и ревет, пока глаза не превращаются в щелки. Ничтожество. Уродина. Дура. Вообразила, что можешь быть счастлива? И поделом!
Оля напрыгивает сзади, обвивает руками шею.
– Мам! Скажи. У меня могут вырасти крылья?
– Нет! – она резко скидывает её руки, отмахивается, как от назойливой мошки.
– Почему? – нижняя губа дочери дрожит, правая бровь изгибается трагически. Совсем как у отца.
– Сначала научись вести себя по-человечески! Скачешь, как дикая! Мне перед людьми стыдно!
Оля вытирает мокрый нос тыльной стороной ладони. Затем ладонь – подолом сарафана.
– Значит, если я буду хорошо себя вести, вырастут?
Она пренебрежительно отстраняется.
– Вот как будешь – так и поговорим.

⃰ ⃰ ⃰
Осень льет на город тонны воды. Потемневшие листья, словно растерянные солнцем пайетки, киснут в лужах. Небо лежит на земле. Чтобы увидеть день, нужно сперва разорвать пелену руками. Она стоит у окна, прислонив лоб к стеклу. Невыносимая тоска. Нестерпимая боль.
Вчера она встретила его с той, другой. Красивая, ухоженная, дерзкая, она порхнула мимо, захлестнув её ароматом дорогого парфюма. Он ждал в машине, возле модного бутика. Выскочил навстречу, смял в объятиях, распахнул дверь. Машина, равнодушно урча, приняла в салон новую хозяйку и вальяжно покатилась в ночь. А дождь лил и лил. А она всё стояла и смотрела. Так, будто то уносилась прочь её жизнь, а у неё не было сил ни догнать, ни остановить.
– Мам, а почему у тебя нет крыльев? Ты что, плохо себя ведёшь?
Оля уже разложила по местам игрушки и теперь придирчиво рассматривает результат своей работы. Заметив недочет – ныряет под кровать и через секунду выуживает оттуда старого кашлатого зайца.
– Что? – она недовольно хмурит брови и оборачивается.
– Ну, ты говорила, если я буду хорошо себя вести – то у меня вырастут крылья. Помнишь? Но у тебя же крыльев нет. Значит, ты плохо себя ведёшь?
– Просто мне эти крылья даром не нужны!
– Как? Неужели ты не хочешь летать?
– Единственное, что я хочу – это не слышать твоих дурацких вопросов!
Она влетает в ванную и с грохотом захлопывает дверь. Испуганный резким движением воздуха, охает в вазе букет кленовых листьев. Самые отважные выбиваются из толпы и, улучив момент, пытаются бежать. Оля ловит их на лету и тщательно запихивает обратно. Строго обводит взглядом комнату. Чисто. Можно идти спать.

⃰ ⃰ ⃰
Сегодня она набралась смелости и сделала попытку вернуть его домой. Через общих знакомых узнала, где обитают влюблённые. Дождалась, пока он уехал. Пошла к сопернице. Упала перед ней на колени. Целовала ступни. Умоляла отпустить мужа назад. Взывала к совести. Упрекала слезами дочери. Та отстранялась, молча, брезгливо. Затем набрала его номер, сказала что-то с придыханием. Он примчался через пятнадцать минут и бесцеремонно выставил «бывшую» вон. Его голос, медно-холодный звон набата, гудел в голове: «Я женился на тебе по залёту, из жалости. Я никогда тебя не любил». «Бом» - «бом» – безучастно раскачивается тяжёлый язык колокола. Туда: «Из жалости» – обратно: «Не любил», «Из жалости – не любил».
Она подходит к окну. Пережитое унижение съедает изнутри. Быстрее бы ночь! Спрятаться от этого позора, забыться, убежать… И ночь тот час спешит на зов, неводом затягивая солнце за горизонт. Светило трепыхается в сетях, отчаянно пытаясь высвободиться. Выбрасывает в небо красные сигнальные ракеты, цепляется за крыши домов, бьется конвульсивно в запотевших окнах. И… сдается.
– Мам, мамочка, – Оля подкрадывается на цыпочках, осторожно касается плеча, будто боясь разбить. Она устало поворачивает голову. Его глаза, его губы, его капризный вихор на макушке… Дочь родилась, чтобы стать наказанием за пустые надежды. Как жестокая плата за любовь. Точнее, за иллюзию любви.
– А я написала письмо Деду Морозу!
Её оглушительный шёпот высверливает мозг от виска к виску.
– Я ведь с самого лета веду себя хорошо. Слушаю тебя. Убираю игрушки. Посуду мою. Чищу зубы два раза в день. Хотя я ужасно не люблю чистить зубы! А на прошлой неделе я нашла хозяина бездомному котёнку. А ещё помогла соседке, тёте Тане, полить клумбу у подъезда… И с Тёмой больше не дерусь… Может, за всё это Дед Мороз подарит мне крылья? Как ты думаешь, мам? Подарит, а?
Она молча стряхивает с себя её руки:
– Как же я устала от этого. Не могу больше, не могу, – с нажимом произносит она каждое слово, будто высекает стеклорезом.
– Но я так хочу летать! – у дочери снова трагически изгибается бровь. По щекам наперегонки бегут слезинки.
– Ты не будешь летать никогда! Слышишь меня? Никогда! Ты такая же, как твой папочка! А такие – не летают!
Шатаясь, она выходит из гостиной. В спальне призывно светится окно. Только не включать свет. Только не видеть отражения своего убожества. Скорее туда, где ночь переливается бриллиантами окон. Туда, где месяц спускает на город шлейф сияющей мантии. Где хохочут умытые звёзды. Где висят, раскачиваясь на длинных лонжах, хрупкие снежинки. Вырваться из этой безысходности, пока не захлебнулась! Пуф. Кровать. Подоконник. Ночь распахивает ледяные объятия: «Доверься мне. У твоей любви будет красивый конец».
Она закрывает глаза. Делает последний вдох…
– Мамочка, возьми меня с собой!
Она вздрагивает, будто внезапно проснулась. В проёме двери полустёртая ластиком ночи светлая фигурка.
– Не улетай без меня, мамочка! – Оля в надежде протягивает руки. – Я поняла, я всё поняла и больше так не буду! Честно!
– Уйди! – ей кажется, что она кричит. Но рот только кривится в гримасе.
– Нет-нет! Я знаю! Я думала только о себе. Что получу крылья и улечу. А ты хотела, чтобы мы вместе. Правда?
Оля цепляется за подоконник, жаркими ладошками обхватывает ноги матери. Дерзкие снежинки соскальзывают с лонжей на её макушку, бисером рассыпаются среди золотистых локонов. Ночь фыркает сердито: отдавать свое она не намерена.
– Отпусти меня! Отпусти! – шепчет она дочери… а, может, ночи?
– Нет, мамочка, ну пожалуйста, возьми меня с собой! Я − не папа! Я буду твоими крыльями!
Она делает широкий взмах. Цепляется руками за воздух. «Дзинь!» – рвутся лонжи. «Ах!» – оскорблённо говорят снежинки. Месяц гневно вырывает из-под ног шлейф своей мантии. Ночь вздыхает разочаровано и выпускает её из объятий.
…А потом они с дочерью долго, обнявшись, сидят на полу. Время, понимая, что нужно время, останавливает для них стрелки часов...

⃰ ⃰ ⃰
У липы такой дурманящий аромат. Он просачивается сквозь кожу, пьянит, усыпляет. Она сидит на скамейке и сквозь полуопущенные ресницы наблюдает за Олей. Качели то уносят её за облака, то стремительно опускают вниз. Дочь смеётся заразительно. В золотистых локонах кувыркаются солнечные зайчики.
Он появляется неожиданно. Сжимает в объятиях. Нежно целует губы. Его запах перемешивается с липовым и кружит голову.
– Ну, как тут мои любимые девчонки, не заскучали?
– Па-а-ап! Смотри, я лечу!
Сердце пропускает удар. Первый раз Оля назвала его «папой». Он счастливо улыбается в ответ. Машет рукой.
– Поосторожнее там, лётчица!
А сам присаживается рядом и кладёт жене на колени три билета.
– Греция. Летим завтра.
– Боже мой! Ты сошёл с ума!
– Я же обещал свадебное путешествие?
– А как же твоя работа?
– Я обо всём договорился.
Она смотрит на него зачаровано, не в силах подобрать слова.
– Что тут у вас? – Оля подбегает и разглядывает яркие глянцевые листочки.
– Оль, представляешь? Папа сделал нам сюрприз. Мы завтра вместе летим в Грецию!
– А это далеко? – Оля морщит нос, что-то прикидывает мысленно.
– Я думаю, тысячи три километров, – он взъерошивает ей волосы, встаёт и подхватывает на руки.
Она тоже поднимается, бережно придерживая округлившийся живот. Обнимает его с дочерью. В горле першит. Любовь захлёстывает с головой.
– Нет. Так далеко я не долечу. У меня же нет крыльев! – дочь с сомнением качает головой.
– Я буду твоими крыльями, – успокаивает она ласково.
– Мы будем…, – вторит он ей в унисон. И, не сговариваясь, они одновременно целуют Олю в щёку. Переглядываются. И вдруг хохочут, звонко, задористо. В недоумении оборачиваются прохожие, осуждающе перешёптываются старушки на лавочках, застывают настороженно спешащие по делам кошки. Даже липовый аромат, словно отбитый воланчик, обиженно отлетает назад к веткам. Ну и пусть. Какое всё это имеет значение? Ведь они теперь могут летать…
0

#3 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 05 октября 2018 - 23:28

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

2

ЛИНИИ ЖИЗНИ


Небо прохудилось. Уже третьи сутки подряд шел проливной дождь. Тяжелые капли со звоном бились о холодное стекло, словно пытаясь ворваться в дом. В окне, в тусклом свете свечи, показалось бледное лицо взволнованной молодой женщины:

- Ну, где же он? – беззвучно прошептали алые губы. Большие серые глаза напряженно всматривались в непроглядную тьму.

Со двора послышался собачий вой.

- Опять Пират воет! – покачала головой Люба, - не к добру это! – сердце екнуло в предвкушении беды.

Целый день Любовь ждала возвращения своего мужа с ярмарки. Илья обещался к вечеру быть, а уже ночь-полночь на дворе. «Может, случилось чего?» – не находила себе места взволнованная женщина. Тяжелые мысли прервал детский плач. Вот и Маше не спится. Видать, чувствует дете тревогу матери.

Люба быстро подошла к колыбели и взяла на руки дочь. Малютка, почувствовав заботливое прикосновение, успокоилась и жадно припала к материнской груди.

- Баю-бай, усни малышка! – накормив ребенка, тихонько, тонким голосом, запела Люба, пытаясь убаюкать кроху. Женщина покрепче запеленала дочь.

Вдруг, ночную тишину разорвал раскат грома, небо озарила яркая вспышка молнии. Словно огненная стрела, она пронеслась по темному небосклону и ударила в окно. Стекло со звоном разбилось, и множество мелких осколков засыпали деревянный пол.

Утро встретило хуторян теплыми ласковыми лучами летнего солнышка. Во двор медленно, скрепя и покачиваясь, въехала большая телега. Рыжая, уставшая лошадка остановилась перед домом и громко заржала, тряхнув косматой гривой. На встречу приехавшим, выбежала взъерошенная дворняга. Собака, вместо того, чтобы лаять и весело вилять хвостом, поскуливая, легла у ног, спрыгнувшего с воза, хозяина и, подняв морду кверху, грустно завыла.

- Что с тобой, Пират? – удивился Илья, глядя на пса. – Ну, все, все, будет тебе, - мужчина потрепал четверолапого по холке. – Любань! – весело прокричал приехавший, направляясь к дому.

В ответ тишина. «Ох, Любушка, » - подумал мужчина, - «Умаялась, наверно, за ночь с ребенком голубка моя!» - улыбнулся Илья.

- Ну, Любаня, - мужик приблизился к дому и толкнул тяжелую дверь, - мужа с гостинцами встречай! – развеселым голосом прокричал он, переступая через порог.
Оказавшись в комнате, мужчина замер, как вкопанный. Руки задрожали, на глаза навернулись слезы.

У окна, на лавке, прижав ребенка к груди, сидела молодая женщина. Остекленевшие серые глаза воззрились в побеленный потолок. Русые волосы растрепались от легкого дуновения теплого летнего ветерка, который то и дело, врывался в помещение через разбитое окно и играл в непослушных русых локонах.

- Любушка, - Илья бросился к почерневшему телу любимой жены, - голубка моя, - мужчина упал на колени, к ногам возлюбленной. Его плечи задрожали. Слезы ручьями текли по обветренному лицу. В одночасье потерять и жену, и дочь было невыносимо. Он, с болью в сердце, дотронулся до маленького, неподвижного тельца, завернутого в теплое одеяло. Сверток, тут же зашевелился, послышался детский плач.

* * *

- Маня, Маня, - настойчивый мужской голос прервал тяжелые воспоминания, вернув молодую женщину к действительности. Мария тряхнула головой, пытаясь отогнать тягостные мысли, которые уже давно не давали ей покоя.

В последнее время Маша все чаще думала про покойную мать, про то, как же плохо ей было в детстве без нее. Отец постоянно пил и бил девочку. Не мог простить дочери утрату любимой жены. Хотя и сам прекрасно понимал, что никакой вины в случившемся на Мане нет. «Нет ничего страшнее сиротской доли» - именно об этом постоянно думала Мария. «Сироту каждый обидеть может!» - слезы наворачивались молодой женщине на глаза.

Теперь, когда Маша сама стала матерью, ее не оставляла в покое тревога. Тревога за любимую кровинушку.

- Опять ты в облаках витаешь! – услышала Маня, возле самого уха, голос мужа и тут же почувствовала на своей щеке жаркое прикосновение его губ. – Ну, - Андрей выразительно посмотрел в большие голубые глаза жены и вытер рукой с ее раскрасневшегося лица слезы, - что случилось? – с тревогой в сердце он притянул Марию к себе и заключил в крепких объятиях.

- Андрюша, - Маша всхлипнула и уткнулась носом в широкую грудь возлюбленного, - обещай, что ты никогда не будешь обижать Алешку! Даже если со мной что-нибудь случится! – Маня отстранилась от мужа и серьезно посмотрела в его зеленые глаза.

- Обещаю! – твердо сказал мужчина, - Алеша – мой сын, разве я смогу его обидеть? – Андрей насупил черные густые брови. – Ты же знаешь, что я вас с Алешкой больше жизни люблю! – он притянул жену к себе и обхватил ее за тонкий стан.

- Ну, Андрюшка, отпусти! – заупрямилась Мария. – Алешку разбудим.

Она с опаской глянула на стоящую возле окна колыбель.

- Поцелуй, тогда отпущу, - жарко выдохнул на ухо супруге Андрей.

Его крепкие руки скользнули вверх по трепетному женскому телу, нежно коснувшись полной груди. Маня почувствовала легкую дрожь, кровь прилила к щекам. Зардевшаяся женщина припала жаркими устами к небритой щеке мужа и тут же вырвалась из крепких объятий.

В это самое мгновенье, дверь со скрипом распахнулась, в комнату вбежала взволнованная соседка:

- Война, война началась! – срывающимся голосом прокричала она.

Мария, в недоумении, захлопала глазами, в голове все перемешалось. Она ошарашено уставилась на Зину, тщетно пытаясь понять, про что та толкует. Видя недоумение в глазах супругов, Зинаида решила пояснить:

- Только что по радио передали, - заголосила она, - немцы идут! Мой Гришка уже на фронт собирается, по-бабьи, завыла пришедшая, заливаясь горькими слезами.

Мария, все еще не веря в сказанное, перевела взгляд на Андрея. Он не произнес ни слова. Так и стоял, застыв на месте. Его зеленые глаза, всегда светящиеся добротой и весельем, были как никогда серьезны. Ни один мускул не дрогнул на загорелом мужественном лице, взгляд был полон решимости.

При мысли, что любимый отправится на фронт, голова женщины пошла кругом. В глазах потемнело и Маша, словно подкошенная упала на пол.

* * *

Тук-тук-тук – раздался приглушенный стук в дверь. Мария открыла слипшиеся ото сна глаза. В комнате было темно, хоть глаз выколи, ничего не видать. «Показалось!» - решила Маша. Она покрепче укуталась в теплое одеяло, чтобы хоть немного согреться и закрыла глаза, пытаясь вернуться в дивный сон. Именно там, в ночном видении, Маня была по-настоящему счастлива.

Она видела себя на берегу большой и быстрой реки. Теплый песочек приятно рассыпался под ее босыми ступнями. Солнышко ярко светило на голубом небосклоне, согревая все вокруг своим теплом. А главное – рядом был он, тот, кого она ждет уже несколько месяцев – любимый муж.

И никакой войны, никакой разлуки. Андрей улыбался Маше своей лучезарной улыбкой, с нежностью глядя ей в глаза.

- Люблю! – сквозь сон прошептала Мария.

В ответ, возлюбленный, ничего не сказал. Он, молча, отвернулся от супруги и направился к реке. Вдруг, ясное небо почернело, поднялся сильный ветер.

- Куда же ты? – бросилась вдогонку мужу взволнованная женщина.

Но Андрей, будто, не слышал ее, он, молча сел в деревянную лодочку, которая, непонятно откуда, появилась у берега. Прозрачная бирюзовая вода потемнела, поднялась большая волна. Она подхватила хлипкое суденышко с пассажиром на борту и стремительно унесла подальше от убитой горем Маши.

В одно мгновенье, сладкий сон превратился в кошмар. Небо разразилось раскатами грома и обрушилось на землю проливным дождем.

Стук становился все настойчивее и сильнее. За дверью послышался перепуганный голос Зины:

- Маня, ты что, спишь что ли? – Зинаида ломилась в закрытую дверь.

Маша резко села на кровати. Сердце бешено стучало, казалось, оно вот-вот вырвется из груди.

Ворвавшись в комнату, соседка быстро подбежала к окну и отдернула занавеску. Там, вдалеке, ярким пламенем горели высокие костры. Послышался грохот рвущихся снарядов.

- Немцы уже совсем близко подошли к городу, - тихо сказала она.

Маша вскочила с кровати и быстро пробежалась босыми ногами по студеному полу через всю комнату. Оказавшись у окна, она выглянула наружу. На улице была самая настоящая суматоха.

Люди, в панике, выбегали из своих домов. Спросонья жители города не могли понять, что происходит. Они, зябко обхватывая себя руками за плечи, чтобы хоть немного согреться на морозном ветру, с ужасом смотрели в сторону яркого зарева. Это горели дома, находящиеся на окраине города.

Столбы черного дыма взмывали высоко вверх, заволакивая прилегающие улицы пеплом.

- Что делать? – Маша испуганно глянула на соседку.

- Бежать! – твердым голосом заявила Зина. – Пока весь город не сравняли с землей.

В ее глазах заблестели слезы. Женщина худой рукой смахнула с бледной щеки слезинку и посмотрела на растерянную Марию.

- А как же Андрей? – тихонько пролепетала Маня. – Где ж он нас с Алешкой искать будет? – женщина отвернулась от окна и медленно приблизилась к колыбели.

Там, тихонько посапывая, спал розовощекий карапуз.

- Некому вас уже искать, - Зина подошла к оторопевшей Маше и обняла ее за плечи. – Нет больше твоего Андрея. Мне Гришка в письме написал, - Зинаида вытащила из кармана свернутый лист бумаги и дрожащей рукой подала его подруге.

* * *

Медленно тянулись тоскливые зимние дни, за днями проходили недели. Маша тряслась от холода, сидя на голом бетонном полу сырого подвала.

Она прижала к своей груди маленького сынишку, чтобы его накормить. Ребенок жадно припал к набухшему розовому соску, пытаясь утолить голод. Но молока было слишком мало.

Мария боялась, что от постоянного недоедания и сильных переживаний оно и вовсе пропадет. Это будет катастрофой, ведь достать еду, в осажденном городе, было практически невозможно, тем более для маленького ребенка.

- Зря я не ушла вместе с соседями, - корила себя убитая горем женщина. – Но разве я могла уйти? – этот вопрос, словно заноза, засел в ее голове.

Сколько раз, прячась от постоянных бомбежек и вражеской авиации, Маня пыталась найти ответ на этот вопрос.

- Я не могла уйти, - тихонько, бледными губами, прошептала она. – Здесь мой дом.

Мария взглянула на Алешку, который так и остался голодным. У ребенка не было сил даже плакать.

- Другого дома у нас нет! – Маша потеплее укутала малыша и крепко обняла его. – Нам некуда было бежать!

Женщина, медленно покачиваясь, чтобы убаюкать кроху, тихонько запела:

- Баю бай, усни малыш!

Маня поцеловала сынишку в холодную щеку. Алеша притих.

От мелодичного голоса родной матери, то и дело прерываемого звуками рвущихся снарядов, ребенок закрыл слипающиеся от холода и голода глаза и мирно посапывая, погрузился в безмятежный сон. Он уснул, чтобы больше не проснуться.

* * *

Мария медленно шла по заснеженным пустынным улицам. Она куталась в старое потрепанное пальто от морозного ветра и сильного снегопада, чтобы хоть немного согреться. Но потертая ткань пропускала холод, словно сито.

Женщина шла, куда глаза глядят, не обращая внимания на канонаду вражеской артиллерии, раздававшуюся где-то совсем недалеко от города.

Маня устала жить в постоянном страхе, ей надоело трусливо сидеть в сыром подвале и бояться смерти.

- Будь что будет, - думала она, - теперь мне уже нечего терять! – слезинка скатилась по раскрасневшейся на морозе щеке, оставив за собой заледеневший след. – Я осталась одна!

-- Мария Ильинична, - Маша вздрогнула, услышав за спиной низкий мужской голос.

Она никак не ожидала встретить кого-нибудь на безлюдной улице. Женщина робко оглянулась и тут же встретилась взглядом с маленькими злыми глазами незнакомца:

- Откуда вы меня знаете? – Мария убрала выбившуюся из под платка прядь темных волос и, с интересом стала рассматривать подошедшего.

На вид это был самый обычный мужчина средних лет. Низкий, полный, в надвинутой на самые брови шляпе.

- Работа у меня такая, - неопределенно ответил он, - все про всех знать.

Мария удивленно приподняла изогнутые коромыслицами брови. Ей было совсем не интересно, что это за субъект.

- А от меня вам что надо? – грубо отрезала она, давая понять чужаку, что этот разговор ей неприятен.

Незнакомец крепко схватил ее за руку и грубо притянул к себе, обдав, оторопевшую женщину, теплым дыханием и страстно впился поцелуем ей в губы. Маня, с трудом, вырвалась из цепких пальцев и ударила наглеца по лицу:

- Нахал! – со злостью выпалила она.

Мужчина ничуть не смутился. Он потер рукой ушибленную щеку и процедил сквозь зубы:

- Теперь ты мне еще больше нравишься, Маша, - наглец сально улыбнулся, оглядывая разъяренную женщину с ног до головы. – Люблю непокорных! – он вновь приблизился к Марии и выдохнул ей прямо в лицо. – Я заеду за тобой вечером! – его горячие пальцы коснулись нежной тонкой шеи, - запомни, мне еще никто не отказывал.

С этими словами незнакомец резко развернулся на каблуках и сел в подъехавшую к тротуару машину.

«Черный воронок!» - ахнула Мария. Она еще долго смотрела вслед удаляющемуся автомобилю. В голове крутилась только одна мысль:

- Надо бежать!

* * *


- Сестра, сестра! – послышался охрипший мужской голос, полный страдания и боли.

Тут же в комнату вошла не высокая стройная женщина в белом халате. Она торопливо приблизилась к постели, на которой лежал раненый и, нежно коснулась взмокревшего лба маленькой теплой рукой:

- У вас опять жар, - покачала головой медсестра.

В ее больших голубых глазах появилась тревога:

- Я позову врача, - Мария уж собралась уйти прочь, но не смогла.

Мужчина осторожно сжал ее тонкое запястье в своей крепкой руке:

- Не уходите, - еле слышно произнес он, - просто побудьте рядом и мне станет легче!

Уже месяц Маша работала в военном госпитале при летной части. Бежав из осажденного города, она не знала куда податься. Ни родственников, ни близких друзей у женщины не было.

Чтобы не умереть от голода, Маня решила пойти на фронт. С медицинским образованием не составило труда попасть в медсанчасть.

- Я все же позову доктора, - Мария высвободила руку из горячей ладони офицера, - он даст вам лекарство и вам станет легче! – она ласково улыбнулась раненому, пытаясь подбодрить его.

- Ваша улыбка лучше любых пилюль! – Иван скользнул взглядом по стройной фигуре медсестры, немного задержав взор на вздымающейся от волнения полной груди.

Под пристальным взглядом больших карих глаз, женщину бросило в краску. Зардевшаяся Маня стыдливо отвела глаза от раненого:

- Вот, видите, Ваня, - сконфужено произнесла она, - у вас такой жар, что вы уже бредить начинаете.

Маша кокетливо убрала под белую косынку прядь непослушных темных волос и твердым шагом направилась к выходу.

Оказавшись в коридоре, женщина прижалась спиной к двери. Сердце бешено стучало, оно рвалось из груди.

- Что со мной? – тихонько прошептала она.

А сердце уже дало ей ответ:

- Ваня, Ванечка! – настукивало оно.

В душе зарождалось новое сильное чувство. Мария тряхнула головой, отгоняя от себя это наваждение. Она стремглав бросилась от палаты.

* * *

Вот и начался апрель. В воздухе витал запах весны, такой пьянящий, такой дурманящий, кружащий голову. Птицы выводили свои чарующие трели, восхваляя теплое солнышко, которое наконец-то согрело землю своими ласковыми лучами, после затянувшихся холодов.

- Как же хорошо! – Мария обвела взором пробудившийся от зимней спячки лес, зябко обхватив себя руками за плечи.

- Что, замерзла? – крепкие руки сзади обняли Машу за тонкую талию. – Это первое тепло очень обманчиво! – Иван прижал Маню к себе, пытаясь согреть озябшую женщину.

Мария почувствовала горячее дыхание возлюбленного на своей шее и, тут же жаркий поцелуй обжег нежную кожу. Мурашки побежали по стройному девичьему телу. Женщина резко развернулась и, оказавшись в объятиях бравого офицера, встретилась взглядом с большими карими глазами Ивана.

«Сколько же в них любви и заботы!» - Маня улыбнулась своим мыслям. Ей не нужны были пылкие признания в любви и клятвы в верности. Все это она читала во взгляде любимого. Впервые за долгое время Мария была по-настоящему счастлива.

- Ванечка, - тихонько прошептали алые губы.

Она обхватила возлюбленного за шею и нежно припала устами к его губам. Сильные мужские руки скользнули вверх, коснувшись раскрасневшегося женского лица. Маня почувствовала прикосновение горячих пальцев на своей щеке. Голова женщины пошла кругом. Жаркие уста покрывали поцелуями лицо и шею Марии.

- Ванюша, - выдохнула на ухо Ивану она.

Глаза закрылись от прилива блаженства. Темные волосы растрепались и упали непослушными кудряшками на хрупкие плечи.

Еще мгновенье и влюбленная пара оказалась на мягкой душистой траве. Поцелуи становились все настойчивее и требовательнее…

Лежа в объятиях, друг друга, пара забыла обо всем. Не было больше горя и страданий, не было ужаса войны. Существовали только они вдвоем.

- Война скоро закончится, - прижавшись всем телом к Ивану, тихонько прошептала Маня.

В ее глазах заблестели слезы. Ваня поцеловал Марию в затылок и легонько провел рукой по ее темным длинным волосам:

- Да! – радостно произнес мужчина. – Конец войне, конец кровопролитию! – он заглянул в лицо возлюбленной и увидел, как слезинка стекает по румяной щеке. – Чего загрустила? – удивился он, - мир пришел – радоваться надо, а ты, глупая, нос повесила.

Иван никак не мог взять в толк, отчего его подруга грустит.

- Я рада, - Мария попыталась улыбнуться, но улыбка не смогла скрыть печаль на ее лице, - просто, - неуверенно начала она, - все разъедутся по домам, - Маша повернулась к возлюбленному и взглянула в его смуглое лицо, - уедешь и ты!

Мария горько покачала головой. Она опустила глаза и украдкой из-под опущенных черных ресниц, посмотрела на Ивана:

- Я вновь останусь одна! – женщина сгоряча стукнула по земле маленьким кулачком.

Глядя на расстроенную Марию, мужчина весело рассмеялся и притянул ее к себе, заключив в крепких объятиях:

- Дурочка моя, - сквозь смех произнес он, - я заберу тебя с собой. Мы всегда будем вместе!
0

#4 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 27 октября 2018 - 23:34

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

3

ЕЖЕВИЧНАЯ ПОЛЯНА


Бац! Мокрый мяч отскочил от разогретой солнцем спины. Неужели тётя всё-таки привела на пляж приболевшего Юрку? Или удар мячом – заигрывание пляжных шутников? Наташа подскочила, готовая дать отпор.
- Простите, я нечаянно, - маленькая смуглянка, схватив мяч, виновато потупила большие светло карие, с прозеленью, глаза, в которых за раскаянием пряталась лукавинка.
- Каринка, я предупреждал, твои игры добром не кончатся…
Наташа не видела его больше года и не ожидала встретить тут, в тысяче километров от дома. Но узнала мгновенно, еще до того, как перехватила взгляд весёлых серых глаз, казавшихся особенно светлыми на загорелом лице. Почему-то Наташа совсем не удивилась появлению Константина Георгиевича. Лишь подумала, что правы были девчонки, называвшие нового учителя истории «красавчиком» и сравнивавшие его кто с Филиппом Жераром, кто с Жаном Маре.
Тогда, в школе, она не соглашалась с одноклассницами: красивыми могли быть мальчишки-старшеклассники, или поклонники старшей сестры Лерки из политеха, но не Константин Георгиевич, почти папин ровесник. Раньше таких учителей Наташа не встречала. На его уроках короли, полководцы и бунтари вдруг превращались в живых людей. Их можно было жалеть или презирать, ими легко было восхищаться или возмущаться.
В апреле, когда солнце настойчиво лезло в окна классов и мешало думать о предстоящих экзаменах, затеявшие на перемене борьбу без правил мальчишки разбили большой горшок с фикусом, стоявший у письменного стола. Фикус принесла в школу предшественница Константина Георгиевича, жена какого-то большого начальника. Начальника перевели в Москву, Нина Ивановна уехала с мужем, а фикус остался, такой же скучный и припорошенный пылью, как уроки истории его хозяйки. И вот теперь он лежал, сломанный почти пополам, на полу, а куски черной земли, словно осколки снаряда, разметало по натертому мастикой линолеуму, по учительскому столу, по контурным картам и листочкам с диктантом по датам.
Константин Георгиевич вошёл в класс за минуту до звонка. Окинул быстрым взглядом картину фикусного разгрома, хмыкнул и спросил:
- Кто у нас дежурный?
Дежурной, как назло, была Марго. Некрасивая, не блещущая способностями дочка местной поэтессы Марины. Поговаривали, что настоящее имя поэтессы – Мария, Маша, а Мариной она стала в подражание Цветаевой. И стихи писала «под Цветаеву», не обладая, впрочем, даже толикой таланта кумира. Кем был отец Марго, история умалчивает. Поэзия, понятное дело, особого дохода не давала, а потому Марина пять дней в неделю с восьми до шести приносила себя в жертву, работая библиотекарем. Марго с молоком матери впитала чувство собственной уникальности и уверенность в том, что мелкие людишки вокруг её недостойны.
- Я - дежурная, - Марго, конечно, не закончила фразу, но слова «и что?» читались «между строк» достаточно чётко.
- Будь добра, наведи порядок в классе. Надеюсь, тебе помогут те, кто порезвился на перемене.
В голосе Константина Георгиевича не слышалось угрозы. Ребята за несколько месяцев хорошо узнали учителя и понимали, что он не станет наказывать за разбитый случайно цветок. Будь на месте Марго любой другой дежурный, драчуны помогли бы убрать класс. Но Марго слишком достала всех замашками непризнанной звезды, чтобы кто-то поспешил к ней на помощь.
- Я уборщицей не нанималась, - гордо произнесла Марго и отвернулась к окну.
Учитель, секунду помедлив, пошёл по проходу между партами к «камчатке». Там, за шкафами с картами и книгами, стояли ведро с шваброй и веник с совком. Класс молча наблюдал, как Константин Георгиевич взял веник, совок и, вернувшись к учительскому столу, принялся собирать рассыпавшуюся землю.
Наташа не выдержала первой.
- Не надо, Константин Георгиевич! – её голос звенел почти испуганно. - Я уберу!
Она выхватила у учителя совок и веник. Пашка Соловьев, способный парень и отчаянный заводила всех классных безобразий, тут же материализовался рядом с ведром и шваброй в руках. Через пять минут следы гибели фикуса бесследно исчезли, начался урок истории.
После звонка с урока Наташу на выходе из класса поджидала Марго.
- Марина мне говорила, что в их богоугодном заведении требуется уборщица. Как оказалось, из тебя выйдет прекрасный «мочалок командир». Должность как раз для такой серой мыши, как ты. Вот только очки придется снять, а то их грязная вода может забрызгать.
Позже Наташа сама себе удивлялась: как подобные глупости могли довести её, умную не по годам девочку, до слёз? Но это было позже, а тогда, в тринадцать, осознание глубочайшего несовершенства собственной внешности прекрасно уживалось с чтением серьезных книг и размышлениями о судьбах мира. Оттолкнув ухмыляющуюся Марго, Наташа побежала по коридору, пытаясь скрыть от всех (жаль, от себя не скроешь), обидные, глупые слёзы.
Но убежать не удалось. Её остановили, взяв за плечи, сильные мужские руки. Наташа подняла лицо и, как в тумане (стекла очков забрызгала не гипотетическая грязная вода, а слёзы) увидела серые глаза Константина Георгиевича. Сочувствие, грусть, и сила – могла ли она и впрямь разглядеть их, или придумала потом? Вряд ли рассмотрела, за один-то миг.
- Не плачь! – в голосе звучала не просьба, не приказ, а что-то иное. Может быть, наказ? Наставление? – Ты не должна плакать. Ты же понимаешь, ты всё понимаешь! Ты знаешь, кто такая Марго. И ты должна знать, кто ты. Ты – умная. Ты сильная.
Он замолчал, то ли подыскивая слова, то ли настраиваясь на волну тринадцатилетней девочки, пусть даже умной и сильной. И настроился, и нашёл слова:
- Ты – красивая! Знаешь, у меня есть дочка, - теперь голос звучал обыденно и тепло, - ей пять лет. И у неё тоже коса. Не такая длинная, как у тебя, конечно. Не коса, а косичка. Но я надеюсь, что когда она подрастет, волосы станут длинными и густыми. Как у тебя. И вообще, я хотел бы, чтобы моя дочка выросла такой же, как ты.
За апрелем наступил май, потом каникулы. В сентябре в школе появился новый учитель истории. По слухам, Константин Георгиевич уехал из города, поступил в аспирантуру московского университета.
У его дочки, Каринки, и правда, была косичка. Недлинная, но пышная, с вырывающимися на свободу колечками вьющихся темных волос. А вот Наташа косу отрезала. И очки теперь не носила – заменила на контактные линзы, привезённые тётей из заграничной командировки. К вечеру уставали глаза, а когда под линзу попадала микроскопическая соринка, бывало трудно терпеть боль. Но теперь, без очков, с модной, очень идущей ей стрижкой, Наташа нравилась самой себе.
Константин Георгиевич не сразу узнал её. А узнав, обрадовался. Спрашивал о школе, об одноклассниках и учителях. Рассказывал о Москве. Впрочем, связного разговора почти не получалось – мешала Каринка. Малышке льстило знакомство со «взрослой девочкой», и она забрасывала Наташу потоками вопросов, «важных» сведений и мимолетных наблюдений:
- А мы тут живем на частной квартире. Частная – потому что там в каждой части живут люди. Мы живем в одной комнате, а в другой, с верандой, живет Вовочка, но он маленький, ему всего четыре года, а мне уже шесть, скоро будем семь, следующим летом. А ты где тут живешь? С кем?
- Я живу тоже на частной квартире, вон там, на горе, с тётей и двоюродным братом, Юрой.
- А я с мамой и папой. Но мама с нами сегодня не пошла на пляж, она сгорела, представляешь? Не как бумажка или палочка в костре, не бойся. Она сгорела кожей, красная стала, и голова болит. Потому что вчера папа ей говорил не лежать на солнце, а она хотела загореть, как я или папа. Но у неё не получилось, она же не смурная, а мы смурные.
- Может быть, смуглые?
- Ой, да, смуглые. И завтра она с нами не пойдет в горы, собирать ежиную вику и кислый зил.
- Кого собирать? – не поняла Наташа.
- Ежевику и кизил, - «перевёл» Константин Георгиевич.
- Мне больше нравится ежиная вика и кислый зил, - заупрямилась Каринка. – А хочешь, пойдем с нами? Ну пожалуйста, пойдем! Втроем веселее!
Тётя отпустила Наташу в горы. Ранним утром они поднялись по тропинке на поляну, поросшую густыми кустами ежевики и невысокими кизиловыми деревцами. Каринку усадили «охранять рюкзаки», а сами принялись собирать сочные ягоды, похожие на перекрашенную в густо фиолетовый цвет малину. Несмотря на предупреждения Константина Георгиевича, Наташа залезла в душно-душистую ежевичную густоту, почти не чувствуя уколов шипов и не слыша нудного гудения вездесущих комаров.
Когда литровая банка наполнилась «ежиной викой» до самых краев, навалилась усталость, зуд от укусов вдруг стал почти нестерпимым. Наташа выкарабкалась из кустов и подошла к мающейся в одиночестве Каринке.
- Ой, что это с тобой? Папа, папа, Наташа раненная!
Только сейчас Наташа увидела, что натворили шипы ежевики. Из царапин на руках сочилась кровь, футболка в зацепках, а на боку и вовсе дырка.
- Наташа, ну как же так! Неужели ты не чувствовала боли? – Константин Георгиевич, бросив увесистый пакет с собранным кизилом, достал из рюкзака бутылку с водой, чистый носовой платок и принялся смывать с Наташиных плеч и рук кровь.
Наташа не чувствовала боли. Она хотела лишь одного – чтобы солнце над ежевичной поляной не заходило, чтобы смоченный тёплой водой платок холодил кожу, то ли снимая боль, то ли делая её желанной. Но солнце склонилось к закату, вечер Наташа провела под аккомпанемент тётиных причитаний, а утром на пляже Каринка познакомила её со своей весёлой «сгоревшей» мамой…
- Мам, представь, он, оказывается, родился в нашем захолустье!
Дурацкая привычка у дочки – сообщать вычитанные в интернете новости в форме ребуса.
- Кто он, Ксенька?
- Георгий Волжанин.
Да, безумно жаль. Наташа любила исторические детективы писателя, погибшего несколько дней назад в автомобильной катастрофе. Он не «светился» в прессе, не участвовал в тусовках, почти не давал интервью. Наташа тоже не знала, что Волжанин – их земляк.
- Волжанин – псевдоним. Настоящее имя – Константин Георгиевич Речинов…
Наташа молчала. Сердце болело так, как будто по нему полоснули шипы той, тридцатилетней давности ежевики. Лишь бы Ксенька ничего не заметила. Ей, пятнадцатилетней, не объяснишь, как больно терять то, чего и быть не могло.
0

#5 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 29 октября 2018 - 19:20

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

4

ЖЕНЩИНА


- Ну что, солнышко, - встав на колени возле дочери, Оксана погладила её растрепавшиеся кудри, - расставляй свои игрушки, а я побежала.
- Мам, а я? Ты скоро вернёшься? – Ксюша испуганно смотрела на мать.
- Скоро? – Оксана замялась. Было видно, что она совершенно сбита с толку этим вопросом. – Я, конечно же, вернусь, девочка моя. Вот устрою всё в нашей квартире для нормальной жизни и сразу тебя заберу.
- Но мы же как-то жили в нашей квартире до сих пор, - восьмилетняя Ксюша никак не могла понять, в чём провинилась их до сих пор пригодная для «нормальной жизни» квартира. Почему она вдруг стала плохой? - Мамочка, но мы же только утром прибрались: ты всю квартиру помыла, а я убрала свои игрушки, кроме тех, что мы взяли с собой, и полила цветы. И квартира была хорошей…
- Ксюш, кроме квартиры, появились другие проблемы, и мне их надо решить.
- Ты хочешь оставить меня у бабушки с дедушкой? Надолго? – в голосе девочки звучала вселенская грусть.
- Так тебе ж не впервой. Ты же любишь бабушку с дедушкой? И они тебя обожают.
- Мама, но я хочу пойти с тобой! Пожалуйста, можно я пойду с тобой домой? Если с нашей квартирой что-то не так, я буду тебе помогать каждый день. Я даже спрячу игрушки, чтобы они меня не отвлекали. И проблемы свои ты решай, а я буду тихо-тихо сидеть в своей комнате и тебе не помешаю.
Оксана подавила подкативший к горлу ком, встала с колен и пошла в коридор – ей надо было спрятать глаза: куда-нибудь спрятать их блеск и успокоить нервы. Она услышала, как сзади дочь соскочила с кровати и засеменила за ней.
- Ксюша, - сказала она несвойственным ей строгим голосом, - не серди меня. Не ходи за мной. Чем раньше я всё устрою, тем раньше вернусь за тобой.
Шаги сзади замерли, и Оксана услышала сдавленные рыдания дочери. Она ускорила шаг. Проходя мимо комнаты матери, крикнула: «Мам, успокой Ксюху! Пожалуйста, дайте мне уйти!» - и, выскочив из квартиры, резко захлопнула за собой дверь.

***
Приехав на другой конец Москвы и припарковав машину, Оксана вошла в девятиэтажный дом и поднялась на пятый этаж. Она позвонила в дверь – послышались уверенные мужские шаги, дверь отворилась.
- Влад, - то ли крикнула, то ли шепнула Оксана и упала мужчине на грудь. Он легко сгрёб её тонкое тело и, оторвав его от пола, быстро понёс по коридору в комнату, в которой не было почти ничего, кроме огромного, во всю стену, разложенного дивана. Рядом стоял ореховый комод с трюмо, а в противоположном углу китайская напольная ваза.
- Саня, Санечка, - шептал мужчина, расстёгивая пуговицы её блузки, - солнце моё, милая моя девочка, - целовал он её лицо, шею и плечи.
- Влад, - Оксана вдруг отстранилась, - ты обещал, что мы заберём Ксюшу, как только ты будешь готов.
- Раз обещал, значит, так оно и будет, - Влад протянул руки к отстранившейся от него Оксане.
- Когда?
- Саня, - Влад вновь привлёк Оксану к себе и почувствовал, как она напряжена, - зачем ты всё усложняешь? Мы же договорились сначала выстроить свои отношения. А на это потребуется время – может месяц, может и не один, откуда мне знать? Ты обещала дать нам возможность пожить для себя, как будто ни у тебя, ни у меня нет и не было детей. Как будто это наши первые в жизни отношения. Влад гладил сжавшуюся в комок Оксану по голове, и дальше по спине. – Мы обсуждали это тысячу раз. Ты знаешь сама, что дети от первого брака часто становятся причиной развала второго. Ты же не хочешь, чтобы у нас ничего не получилось?
- Она уверена, что не сегодня-завтра я заберу её домой, - прошептала Оксана.
- Вот и хорошо, - Влад смахнул слёзы с её лица. – Пусть она так и думает. Зачем её разубеждать? Многие люди годами живут надеждой, а мы говорим о нескольких месяцах.
Оксана устремила на Влада умоляющий взгляд:
- Обещай мне сейчас, что это не будет дольше месяца.
Он отстранился от неё и встал с дивана. Оксана увидела, как изменилось его лицо – с него как будто осыпалась вся нежность.
- Мы ходим по кругу, - жёстким тоном начал он. – Ты ставишь меня на одну доску со своей дочерью. Но я взрослый человек – я не могу и не буду конкурировать с восьмилетней девочкой. Если ты не можешь расстаться с ней на какую-то пару месяцев ради меня, может и не стоило всё это затевать.
Оксану почувствовала, как нервная дрожь захватывает всё её тело.
- Влад, я хочу быть с тобой. Никогда прежде я не испытывала таких сильных чувств – даже к Ксюшиному отцу – никогда. Но ты рвёшь меня на части.
- Знаешь что, - Влад сейчас стоял к ней спиной и глядел на собиравшиеся за окном тучи, - ты первая в моей жизни любовь, и ты это знаешь. Но это не мешает мне трезво оценивать ситуацию. У меня есть только ты, и только для тебя я готов на всё. А у тебя нас двое, и, похоже, ты так и не смогла сделать выбор.
- Какой выбор? – Оксана судорожно сглотнула. – Почему я должна кого-то из вас выбирать? Я люблю вас обоих!
- Мне кажется, у меня дежавю – я уже где-то это слышал. И даже знал женщину, которая, родив ребёнка, совершенно забыла о том, то у неё есть муж. Я ушёл от той женщины, чтобы когда-нибудь повстречать тебя, и вот…
- Но я смогу одновременно быть тебе женой и ей матерью, - Оксана протянула руку к Владу.
- Послушай, Оксана, - её полное имя, вместо обычного «Саня», больно резануло, и её рука медленно опустилась, так и не коснувшись его плеча, - я не собираюсь входить в одну и ту же воду дважды. Или ты просто обманывала меня всё это время, говоря, что твоя дочь не станет на пути у нашей любви?
Он отнял руки от подоконника, потёр несколько раз одну ладонь об другую и подойдя к комоду, где была брошена его одежда, начал одеваться.
- Куда ты? – испуганно прошептала она.
- Одевайся, я провожу тебя домой. Я устал на работе и не готов сейчас к ещё одной изнурительной беседе. Ты обо всём подумаешь и примешь, наконец, какое-нибудь решение. Я уже долго ждал – подожду ещё один день. Только на этот раз твоё решение будет окончательным. Или мы расстаёмся или твоей дочери придётся несколько месяцев пожить у твоих родителей.
- Как домой? – Оксана закрыла глаза ладонями, из-под которых на расстеленный диван закапали слёзы.
- Прости, я видел столько сцен и столько пролитых слёз, что перестал принимать это близко к сердцу. Наверное, я виноват перед тобой, но твои переживания уже не в силах вскрыть мои старые раны. Дети – это прекрасно. Но они вторичны. Первичны мужчина и женщина, их отношения, их преданность друг другу. Это начало начал. А дети лишь продукт этих отношений. Они не должны вставать непреодолимым препятствием между мужчиной и женщиной. Для меня любовь женщины – это готовность пойти за своим мужчиной на край света. И если надо чем-то или кем-то пожертвовать, любящая женщина без колебания принесёт эту жертву. Завтра я жду твоего звонка, - безо всякого перехода добавил он. – Как ты решишь, так и будет. Но войти в семью на правах третьего лишнего - это не для меня. И ты прекрасно знаешь почему.
Оксана отняла руки от лица:
- Но я же перевезла сюда все вещи. Как я поеду домой?
- Возьми всё самое необходимое. А завтра, когда примешь решение, либо привезёшь всё обратно, либо заберёшь всё оставшееся.
- Ты так спокойно это говоришь, будто тебе безразлично, что я решу, - Оксана намеренно продлевала разговор, боясь сделать неверный шаг и навсегда потерять Влада. Ей казалось, что, уйди она сейчас из его дома, она уйдёт и из его жизни.
- Я не люблю экзальтации и криков. Я никогда не повышаю голос, но это не значит, что мне всё равно, какое ты примешь решение. Саня, - в его голос вернулась теплота, - я прошу тебя, без надрыва, без ломания рук отправляйся домой и обо всём подумай. Если хочешь, я отвезу тебя на твоей машине. Обратно прокачусь на метро – может, наконец новые станции посмотрю.
По спине Оксаны пробежал холодок. Усилием воли она подняла себя с дивана, быстро оделась. Затем пробежала по квартире, собирая необходимые вещи и бросая их в сумку. Так же на бегу она накинула лёгкую курточку и влезла в ботильоны.
В дверях она остановилась – а вдруг… вдруг он позовёт её? Неужели ему самому хочется, чтобы она сейчас ушла?
Спиною она почувствовала, что он смотрит на неё из недр квартиры. Не имея воли сопротивляться, она обернулась.
- Так тебя отвезти или ты сама? – спросил он, как ей показалось, небрежно. Если бы не этот тон, она согласилась бы на его предложение. Она была почти уверена, что, если он отвезёт её домой, то останется с ней до утра. Но тон, ей очень хотелось верить, что деланный, обижал своей обыденностью.
- Спасибо, я сама, - сказала она, будничным тоном маскируя невероятные усилия, с которыми ей далась эта фраза. – Завтра позвоню.
Больше не оборачиваясь, она вышла из его квартиры, будто шагнула в пропасть.

***
По дороге домой Оксана ругала себя за неумение жить легко, без рефлексии, без угрызений совести. Она думала о словах Влада об отношениях мужчины и женщины и понимала, что, в сущности, он прав. Ровно то же самое говорил ей отец после того, как она развелась. Тогда он был на стороне Алексея, отца Ксюши. Отец Оксаны считал, что жена должна «растворяться» в муже, жить его интересами и ни в коем случае не ставить на первое место ребёнка.
«Дети имеют свойство вырастать, а вырастя, они уходят, потому что родители – это первая прочитанная книга. Люди не могут довольствоваться всю жизнь одной книгой, и они уходят в поисках новых книг – новых впечатлений, новых отношений. А когда они уйдут, мужчина и женщина никогда не смогут вернуться друг к другу, если позволили детям слишком сильно вмешаться в их отношения».
Странно, но сейчас её отец не был на стороне Влада. В отличие от мамы, он считал его поведение эгоистичным, и Оксана догадывалась почему. Ксюша вызывала у деда гораздо больше отклика, чем когда-то она сама. Он любил свою внучку по-настоящему. А настоящая любовь лишена эгоизма – Ксюша любит маму, и этим нельзя пренебрегать. Нельзя делать ребёнка несчастным из-за какого-то возникшего в жизни её мамы романа. Да, люди всегда субъективны и, как правило, не замечают этого.

***
Дома Оксана сразу включила телевизор, чтобы не утонуть в одиночестве. Этот не требовавший внимания собеседник не раз спасал её от депрессии. Она должна решить … Что? Уйти от любимого мужчины ради любимой дочери или наоборот. О Боже, зачем Ты создал чувства?
Зазвонил телефон. Оксана вздрогнула и подняла трубку.
- Всё нормально, Мышка? – проговорил взволнованный мамин голос. – Влад сказал, что ты забыла дома какие-то документы, и тебе пришлось вернуться.
- Да … оставила паспорт в другой сумке. Вот такая растяпа, - соврала Оксана, улыбнувшись в трубку.
- Ясно, - в голосе мамы послышалось облегчение, - значит, у вас всё в порядке. У нас тоже всё хорошо. Не буду тебя беспокоить.
- Погоди, как там Ксюха? – Оксана замерла в ожидании ответа.
- Всё в порядке. Она уже спит. Я обещала ей, что завтра мы позвоним тебе вместе.
- Она не плакала? Не спрашивала обо мне?
- Да что с тобой, Оксана? Она же не маленький ребёнок. Ей уже восемь лет. Можешь ты в конце концов заняться собой. Она у нас умная девочка и совсем не эгоистка.
- Неужели вообще ничего не спрашивала? – сердце у Оксаны упало.
- Конечно спрашивала: когда ты вернёшься и заберёшь её домой. Но мы объяснили ей, что у тебя проблемы и тебе нужно время, чтобы в них разобраться.
- Спасибо, - выдохнула Оксана.
- Всё, всё, - голос мамы приобрёл сердитые нотки, - не выдумывай сложности там, где их нет. И ложись пораньше спать.
Раздались короткие гудки. Может она и правда всё усложняет. В конце концов, не к чужим же людям она отвезла дочь. Ксюша любит дедушку и бабушку, а они так просто обожают её.
Оксана закрыла глаза. Она улыбалась – она всё решила. И незачем мучить Влада и ждать до завтра. Она вынула из кармана смартфон и позвонила.
- Влад, - не дожидаясь ответа, проговорила она, - я уже всё решила. Завтра после работы возвращаюсь к тебе без сцен и бесконечных переживаний.
- Вот и славно, - голос Влада улыбался и звучал таким родным и желанным, что сердце в груди у Оксаны бешено заколотилось. – Я люблю тебя, Саня, - прошептал он в трубку.
- Я люблю тебя, - с трудом сдерживая слёзы, ответила она.

***
Прошло три недели Оксаниного счастья. Если бы не голос Ксюши, каждый день звучавший в её мобильном, это счастье было бы полным – в минуты разговора с дочерью Оксана всякий раз глотала слёзы. Какое-то марево образовывалось в области сердца и расползалось по всему телу тяжёлым облаком.
- Зачем ты мучаешь её и себя? – как-то сказал Влад. – Скажи, что уезжаешь по делам в другой город и что связь там очень плохая. Дай себе покой хотя бы на неделю. После разговоров с дочерью ты всякий раз сама не своя.
Оксана удивлённо обернулась:
- Ты хочешь, чтобы я вообще перестала с ней общаться?
- Почему же вообще? Я же сказал «на неделю». Время всё лечит. Ксюша уже попривыкла жить с твоими родителями, так перестань кормить её обещаниями скорой встречи. Ни одной из вас от этого не легче.
Оксану будто окатило холодным душем, и всё тело охватила мелкая дрожь.
- А разве наша встреча не будет скорой? Что нам мешает сейчас забрать к себе Ксюшу?
- Рано, Саня. Что такое три недели? Мы только начинаем привыкать к друг другу. Мы же договорились, что это случится лишь тогда, когда мы выстроим свои собственные отношения, - Влад был явно недоволен. – Ты обещала мне.
Последняя фраза прозвучала как угроза. Или Оксане это показалось? Она поспешила сменить тему – ссоры и выяснения отношений с первым мужем привели в своё время их брак к разводу, и Оксана боялась совершить ту же самую ошибку снова.
- Хорошо, Влад, я подожду ещё. Но мои отношения с дочерью оставь мне. Я очень по ней скучаю, и мне не надо от неё отдыхать, хотя я это делаю уже четвёртую неделю.
- Делай как знаешь. Я просто переживаю за тебя, - Влад безразлично пожал плечами.
- А за неё? За неё ты совсем не переживаешь? – Оксана смотрела на Влада во все глаза, надеясь услышать хоть что-то, что примирило бы её сейчас с её любимым человеком.
- Саня, давай сменим тему. У нас были две такие чудесные недели. Не разрушай волшебства. Оно очень хрупкое. - Влад притянул её к себе и поцеловал в губы. – Дай нам время. Я скажу тебе, когда буду готов.

***
Неделю спустя рано утром Оксана ехала на работу, когда увидела пропущенный звонок от мамы. Сердце упало – мама никогда не звонила так рано. Наверное, что-то случилось с Ксюшей.
- Мам, что-то с Ксюшей? – крикнула она в трубку, как только поняла, что там ответили.
- Мам, это я, - сказал Ксюшин голос. – Бабушка сегодня с утра пошла в поликлинику, а телефон забыла у меня на тумбочке. Я нажала на кнопку – там был номер. Я подумала, что твой, и позвонила.
- Ксюша, солнышко моё! Я так перепугалась – думала, ты заболела.
- Нет, мамочка, я здорова. Я просто хотела тебе сказать, чтобы ты не беспокоилась обо мне. Мне очень хорошо с бабушкой и дедушкой. Они меня любят, и я их тоже. И ты не волнуйся.
Волна невыносимого стыда накатила на Оксану и хлестанула с такой силой, что она онемела у трубки.
- Прости, мамочка, но вчера бабушка и дедушка очень сильно поругались, и я всё слышала… Ты не подумай – я не подслушивала. Я просто всё слышала.
- И что же ты слышала, - будто стоя на тонущем корабле, спросила Оксана.
- Мамочка, я просто вчера всё поняла. Почему я живу с бабушкой и дедушкой и почему ты меня не забираешь…
- И что же ты поняла? – Оксане отказывало самообладание, и голос почти сорвался.
- Я всё понимаю, мамочка, любимая. Просто ты любишь меня, как я люблю дедушку и бабушку, а Влада – как я люблю тебя. Если бы я выбирала между бабушкой, дедушкой и тобой, я бы выбрала тебя, потому что очень тебя люблю.
- Что ты говоришь, солнышко, - Оксана едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться в трубку.
- Мамочка, ты не волнуйся, я тебя понимаю. Только почему Влад не хочет, чтобы я жила с вами? Раз ты так его любишь, значит, он очень хороший. Скажи Владу, пожалуйста, что я тоже буду очень хорошей.
- Ксюша, милая, - Оксана плакала навзрыд, закрыв рот рукой, но эти слова произнесла в трубку своим обычным голосом. Она хотела сказать: «Я очень тебя люблю», но три недели, которые она посмела прожить без дочери, делали эти слова фальшивыми.
В трубке, между тем, раздались короткие гудки.
- Ксюшенька, любимая моя милая дочурка, солнышко, что же мне делать?
Оксане стало так стыдно, как бывало только в далёком детстве. Её восьмилетняя дочка понимала её и жалела, а она…

***
Поздно вечером Влад отворил Оксане дверь.
- Где ты была? Я звонил тебе несколько раз, но ты не отвечала. В чём дело?
Оксана прятала глаза – они были красные от слёз.
- Я была у родителей, - она выжидающе посмотрела на Влада. – Я больше не могу так поступать с Ксюшей. Я обещала, что завтра же заберу её к нам.
Влад помрачнел, но Оксана продолжила:
- Знаешь, она мне сегодня объяснила, что такое настоящая любовь.
- Саня, мы так далеко не уедем.
- Мы никуда не уедем, если я завтра же не привезу её сюда, - она вдруг обрела уверенность. – Влад, в чём твоя проблема? Мы уже почти месяц живём вдвоём. Сколько ещё нужно мучить мою дочь и меня?
- А моим чувствам в этой сказке, конечно, места нет, - он недобро прищурился, и Оксана впервые за два года, что знала этого человека, почувствовала к нему острую неприязнь.
- Знаешь, что она сказала мне сегодня? – Оксана слышала, что кричит, но впервые не хотела контролировать себя. – Она сказала, что понимает меня. Что если бы ей пришлось выбирать с кем жить: с бабушкой и дедушкой или со мной, она выбрала бы меня. Потому что любит меня больше. Ты понимаешь? Она оправдывает меня. Раз я люблю тебя больше, то и жить должна с тобой – это по её словам. Она не понимает только, почему она не может жить с нами! И я уже тоже этого не понимаю! Так объясни, наконец, по-че-му!!!
В глазах Влада появилась усмешка.
- Знаешь, Саня, я думал, что нашёл настоящую женщину. Я ошибся. Я встретил очередную мать. Мне нечего больше сказать – ты всё равно меня не поймёшь.
На лице Оксаны отразилось внутреннее облегчение.
- Спасибо, ты даже не представляешь, как ты мне сейчас помог. Господи, как я тебя раньше не разглядела? Моя дочь оказалась мудрее меня. Вот и всё. Прощай. Надеюсь, ты встретишь женщину своей мечты, только предупреди её заранее, что в твоё представление о счастье дети не вписываются.
Больше ни в чём не сомневаясь, Оксана спокойно собрала вещи и ушла.
Она тут же отправилась к родителям и забрала Ксюшу домой.

***
Добравшись до дома, они вместе перетащили из машины все вещи, а потом сели в гостиной на диван и обнялись. А после… были слёзы – слёзы радости и облегчения, слёзы стыда и счастья, слёзы раскаяния и любви.
Наконец, Оксана почувствовала, как трепетное тельце дочери обмякло, и она тихо засопела. Женщина–мать очень осторожно, чтобы не потревожить сон, переодела дочь в ночную сорочку и уложила в постель. По спящему личику Ксюши блуждала улыбка. Губы приоткрылись, и она прошептала сквозь сон:
- Мамочка, я тебя очень люблю.
- И я тебя очень люблю, - сказала Оксана, - больше всех на свете.
0

#6 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 30 октября 2018 - 20:31

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

5

РУСАЛОЧКА

У каждого человека должна быть мама, вот только Женька рос без нее. Мальчишку окружала забота отца и бабушки, но разве могли они заменить маму? Когда Женьке исполнилось десять лет, он разыскал эту женщину. Все в ней казалось хорошим, но ничего у них не получилось. Мальчишка несколько раз сходил в гости в аккуратную квартирку в центре города. Каждый раз женщина знакомила сына со своим новым кавалером. Словно специально подбирала видных мужчин, элегантных и культурных. Вместе садились пить кофе из изящных чашечек. Красивая, она хорошо играла на гитаре. Еще курила тоненькие сигареты – Женька такие прежде не видел. Много рассказывала про театр, который любила. Эти встречи не помогли разрушить стену. Спустя два года женщина оставила город, и теперь лишь изредка Женька получал от нее открытки – на день рождения и Рождество.
Потом умерла бабушка, и дома стало тоскливо. И вот однажды отец привел домой девушку - неказистую, худенькую, с испуганным взглядом, совсем юную. Женька не сразу понял кто она, пока отец не представил. Тут же, застеснявшись, девушка убежала на кухню.
– Смотри, не обижай ее. Она хорошая!– попросил отец.
Женька не знал как вести себя дальше и как обращаться к отцовской супруге. Поэтому первые дни они почти не разговаривали. Боялись друг друга. Женька даже спрашивал совета у друга Вадьки, отец которого тоже женился во второй раз.
– Мне тебя мамой называть?– наконец, собравшись духом, поинтересовался Женька у молодой женщины.
– Разве это так важно? Можно просто по имени. Я немного старше тебя. Наташа, – и протянула Женьке руку. – Не думала, что ты такой большой.
– Я тоже не ожидал такого от отца!
Они рассмеялись, и сразу стало легче. Наташа была совершенно не похожа на ту, прежнюю, женщину. Добрая и открытая, с нежными улыбающимися глазами. Между ними быстро установились дружеские отношения, так что они болтали обо всем на свете, и мальчишке начинало казаться, что Наташа всегда жила в их доме. Но вот однажды Женька увидел, как она плакала. Для него это оказалось неожиданностью.
– Ты ее обижаешь?– с укоризной спросил он отца.
– Ничего ты еще не понимаешь. Я ее очень люблю. Наташе просто трудно. Она не хотела за меня выходить. У нее был парень.
– Тогда почему?
– Я об этом не сразу узнал… Не все в жизни получается, так как ты хочешь. Думаешь, мне легко?
Каждый раз, когда отец задерживался на работе, Женька с Наташей вместе убегали в кино. Не пропускали веселые французские фильмы с Пьером Ришаром, популярные в то время. Однажды зашли в «маргариновое» кафе, где обычно собирались влюбленные. Наташа украдкой дала Женьке деньги, и он как взрослый угощал ее пирожными. Потом призналась, что давно мечтала здесь побывать.
Отцу их походы в кино не нравилось, и он ругался, но не сильно. А одноклассники сгорали от любопытства и зависти, кто эта девушка с которой Женька гуляет? Со стороны они выглядели интересной парой: галантный юный кавалер с приятной спутницей, повыше ростом и старше его.
– Это моя подружка! – Женьку распирала мужская гордость перед друзьями.
– Врешь ты все. Это твоя мачеха! – догадался Вадька.
– Дурак! Разве она похожа на мачеху?
Однажды совершенно по глупости Женька нагрубил Наташе. Вмешался отец.
– Как ты разговариваешь, ведь она тебе…,– мужчина осекся… Потом, повернувшись к жене, продолжил,– Сама виновата. Ходишь с ним, словно подружка. Поэтому так себя ведет.
После этого их походы в кино прекратились. Женька чувствовал, что виноват и корил себя за оплошность. Потом заболел. В тот год случилась плохая зима: долгая и холодная. Вот Женька где-то подхватил опасную форму фолликулярной ангины. С острой резью в горле и высокой температурой весь укутанный парнишка лежал в постели.
Наташа окружила больного материнской заботой. Однажды, наклонившись над кроватью, она кормила Женьку с ложечки. Из-под халатика стала видна ее грудь, нежная и красивая. Наташа поймала взгляд юного родственника и смущенная, быстро исправила оплошность.
– Давай выздоравливай! Хватит, ты уже можешь сам! – засмеялась она, застегивая халат.
– Она действительно хорошая,– подумал Женька и неожиданно понял, что, наконец, обрел ту, которой так ему не хватало.
Когда Женька выздоровел, разбил копилку и купил ей букетик ландышей. Наташа ни чем не выдала своих чувств, приняв подарок со спокойной благодарностью. Обмануть его не получилось, как не отводила она взгляд…
– Почему ты никогда не даришь ей цветы?– спросил Женька отца.
– Да, как-то не думал… Просто, я не умею.
– А может, просто не любишь ее?
– Это неправда.
После этого отец стал больше уделять внимания молодой супруге, а на день рождения купил ей маленькое колечко. Как бы случайно, Наташа при этом посмотрела на Женьку. А он подарил флакончик французских духов, ради которых целый месяц экономил на школьных обедах.
Когда Женьке исполнилось шестнадцать, отец с Наташей преподнесли ему «Электронику» - стильный портативный кассетный магнитофон. Мечту всех молодых людей! Тем же вечером, украдкой, чтобы муж не видел, Наташа принесла Женьке томик Андерсена.
– Это от меня, лично,– и быстро поцеловала его в щеку, – Здесь моя любимая – «Русалочка». Прочитай обязательно.
– Ты сама русалочка!
– Какая же я русалочка? Я даже плавать не умею.
– Не переживай, я тебя научу. Когда наступит лето.
– Спасибо, только твой отец будет недоволен, а я не хочу его огорчать…

Эпилог
Женька не научил Наташу плавать, хотя наедине шутливо называл ее «русалочкой». Она не обижалась.
После школы юноша уехал в Москву, поступил в университет. Дальше все у него сложилось хорошо: интересная работа, уважение в обществе, объездил полмира. Только с женщинами как-то в жизни не получалось. Попадались все не те…
Женька больше не приезжал в родной город, только высылал домой открытки – на дни рождения и Рождество. И знал, что на него обижаются…
Он бережно хранил томик Андерсена и каждый раз, перечитывая «Русалочку», вспоминал Наташу.
Прав был отец, не все в жизни получается, так как ты хочешь.

19-21 июня 2018.

0

#7 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 03 ноября 2018 - 22:31

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

6

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ МАЛЕРА


– И вот, понимаешь, многое я сумела забыть. Поверишь ли, имя первого своего мужа умудряюсь забывать иногда – с трудом припоминаю: «А как звали-то?» А вот высокую кисть Стива над смычком – никак не удаётся!
Пассажирский «Сухой» взмывал над взлётной полосой почти вертикально, сразу.
И так же сразу я принялась рассказывать случайному соседу в самолёте то, что буквально крутилось на кончике языка – мою давнюю романтическую историю влюблённости в одного лондонского парнишку.
Попутчик оказался русскоязычным молодым айтишником, летящим в Германию на семинар. Я же, сделав пересадку в Москве, летела в Ганновер.
Цель полёта у каждого летящего была своя, память и судьба – тоже свои, ни на кого не похожие. И, если отмести в сторону стеснительность и закомплексованность, можно было расчудесно провести это время в полёте в необязательных разговорах и в приятном общении.
Мне тогда, в Москве, позарез нужно было попасть на концерт Лондонского симфонического оркестра. Билетов не было в свободной продаже за полгода вперёд. Да если бы и были - стипендии на приобретение самого скромного местечка где-нибудь на галёрке всё равно не хватило бы.

– Куда это ты так вырядилась? – подозрительно поглядывали на меня девочки из общежития.
Да, вид у меня был ещё тот! Длинное ситцевое платье «в пол» аляповатой расцветки, с пышной цыганской юбкой, шло в ансамбле с цыганской же шелковой шалью.
Мой ответ поставил бы в тупик самого догадливого аналитика:
– Мне нужно, чтобы стражи порядка обалдели и пропустили меня внутрь!
Куда должны были пропустить меня, по моим расчётам, стражи порядка – не раскрывалось, потому что не было бы понято в среде прагматиков-технарей.
Милиция нарядом моим не впечатлилась и не пропустила меня даже за первый круг конного оцепления. Я горестно сидела на лавочке в Александровском саду перед Манежной площадью и чуть не плакала. Я должна была попасть на концерт любимого оркестра!
В это время по аллее сада шёл парнишка со скрипичным футляром. На футляре красовался фирменный знак Лондонского симфонического.
– How do you do? – его-то, артистическую натуру, точно впечатлил мой кибиточный вид и длинные рыжие лохмы, выбивающиеся из-под цветистой шали.
Я вскинула на небожителя заплаканные глаза и на сбивчивом английском попыталась объяснить ему, как важно было для меня именно сегодня оказаться здесь, в полукилометре от желанного концертного зала и встретить именно его – одного из музыкантов оркестра.
– Let's go! ("Пойдём!") – он потянул меня за руку.
Странную пару пропустили беспрепятственно. И мы, благополучно минуя все кордоны с помощью пропуска Стива (так звали парня), оказались за кулисами концертного зала. Стив оставил меня стоять позади сцены и помчался переодеваться во фрак. А я, ни жива ни мертва, готовилась простоять здесь все два отделения, слушая музыку, не то что два отделения – весь день, всю ночь, всю жизнь!
Он был второй скрипкой – роль почётнейшая и важнейшая. Гривка белокурых волос то и дело отбрасывалась назад энергичным движением головы, гибкая спина и прямые плечи сливались в одно целое с корпусом скрипки, непривычно высокая кисть над смычком, полуприкрытые глаза едва скользили по нотному стану...
Я умирала от великого счастья причастности к музыке, творящейся на сцене, я умирала от восторга!
После концерта он пошёл провожать меня до общежития. Но сначала он что-то долго объяснял концертмейстеру. Пожилой мужчина смотрел в мою сторону неодобрительно и даже с какой-то брезгливостью. Но Стив настаивал.
Я могла только догадываться, о чём шла речь:
– Ох, уж эта молодёжь! – наконец махнул рукой концертмейстер. – Ладно, иди, но возвращайся не позже полуночи!
О чём уж мы тогда говорили – не скажу, не помню. Помню только, что щёки пылали да в горле пересыхало. Адрес Стив записал, сидя на скамейке перед входом.
Застенчиво коснулся губами щеки:
– Good bye! Nice to meet you! – я чуть не расплакалась, так мне было жаль прерывать эту чудесную встречу с прекрасным принцем. Вот-вот пробьют часы, и его фирменный футляр превратится в тыкву...

– Удалось вам встретиться ещё раз? – глаза айишника блестели неподдельным любопытством.
– Два года мы писали друг другу письма. Письма его были для меня симфонией Малера! Понимаешь, в музыке Малера есть всё: и любовь, и страх, и жизнь, и смерть. Она поднимает тебя высоко-высоко, в какие-то запредельные дали, а потом бросает оземь, разбивая сердце и душу... А затем меня вызвали в так называемый «особый» отдел, который был ответственным за то, чтобы студенты нашего «ракетного» вуза не поддерживали контакта с иностранцами. «Ну-ну-ну» особого отдела – и переписка прекратилась.
– И что же, так никогда и не встретились? – явно разочаровался сосед.
– Несколько лет назад у Лондонского симфонического были гастроли по Средиземноморью. Я сейчас там обитаю. Купила билеты на один из концертов. Сидим в зале с мужем, очарованы музыкой, исполнением, атмосферой. А я смотрю, не отрываясь, на вторую скрипку: кисть левой руки по-особенному держит гриф, высокая кисть правой вздымается над смычком. Длинные седые волосы свободно падают на плечи и не гармонируют со стройной, почти юношеской фигурой...
Я знаю, его зовут Стив, – говорю я мужу с безразличием. – Мы когда-то были знакомы.
– Так подойди к сцене, окликни его! – засуетился муж.
– Да нет, не стоит, – вздыхаю я, думая о том, что от моей девичьей летящей походки и роскошной гривы рыжих волос и следа не осталось...
– И что, так и не поговорили? – сосед смотрит на меня сочувственно.
– Нет, я не смогла, – стеснялась своего возраста, фигуры, ушедших лет и прерванной переписки.
– Грустно это всё как-то – разочарованно протянул сосед. – А я бы всё равно подошёл! Поговорили бы, что такого?
– Ну, может быть, может быть… – произнесла я со смыслом и протянула соседу афишку. – Вот посмотри, симфонию Малера они играют в Ганновере сегодня вечером. Еле билеты купила через интернет! – и я пристегнула ремень безопасности.
0

#8 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 10 ноября 2018 - 00:21

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

7

ОСА, ЛЕТЯЩАЯ НА АРОМАТ


Набережная - на исходе мая.
Она залита солнцем, словно сковорода – скворчащим подсолнечным маслом.
Клумбы с цветущими тюльпанами и нарциссами похожи на праздничные торты.
Молодые мамы толкают впереди себя коляски с карапузами. Карапузы утопают в облаке кружевных одеял и подушек.
Ветерок доносит слова:
- Кормление… по часам…
Девочки на роликах – яркие и лёгкие, словно мотыльки, летят на зов весны, любви и несбыточных надежд.
Интеллигентного вида старушка выгуливает таксу. Она также худа и беззащитна, как и её хозяйка.
На соседней скамье - женщина лет сорока. Она держит в руках толстую книгу и делает вид, что с интересом читает. Однако, заметно, как часто она отрывает близорукий взгляд от страницы и мечтательно смотрит вдаль.
Сквозь стёкла очков видны её большие, чуть навыкате глаза.

Малыш лет четырёх, бежавший за мячиком, вдруг остановился напротив, взглянул глазами-черешнями, закричал матери:
- Пить хочу-уу!
Но последний слог тут же утонул в гудке проплывающего теплохода.
- Чу-уу, - басом гудит теплоход.
Мама догоняет мальчика и, схватив за руку, тащит к киоску «Соки-воды».

Наташка делает ещё один большой глоток портвейна прямо из бутылки, влажно глядит на меня:
- Поздравляю, Катька! Наконец-то всё позади…Диплом получила, куда – теперь?
Я беру из Наташкиных рук бутылку, делаю небольшой глоток:
- Не знаю, может, в Питер.
И мечтательно всматриваюсь вдаль, как будто Питер – вот здесь, рядом, за поворотом реки.
Май, словно старый и добрый друг, обнимает нас за плечи.
Наташка хлопает длинными накрашенными ресницами, словно бабочка – крыльями, поэтому кажется, что вот-вот взлетит.
Лёгкий свежий ветерок приподнимает пряди наших волос, крутит-вертит из стороны в сторону, потом подбрасывает вверх, создавая вокруг головы светящийся ореол.

На сладкий запах вина прилетела оса и, присмотрев место для посадки, бесцеремонно уселась на краешек моего пальто.
Её тельце, жёлтое в чёрную полоску, ярким пятном отпечаталось на красном драпе.
Оса вовсе не агрессивна – видимо, её пьянит сладкий запах вина и она томится в предвкушении.
Пальто у меня стильное, красное; Наташка предпочитает фиолетовую гамму.
Мы с ней обе худые, с длинными ногами, узкими лодыжками, а руки - с тонкими наманикюренными пальцами.
Наташка имеет модельную внешность. Она такая красивая, что даже подойти страшно – может убить красотой наповал!
Моя подруга далеко не глупа, как это принято думать о красивых девочках, но в душе ещё совсем ребёнок.

Я, в отличие от подруги, имею трезвый взгляд на вещи и всегда знаю, что делать в конкретной ситуации. У меня способность, как у шахматистки – просчитывать на три хода вперёд.
В трудные жизненные моменты ко мне идут за советом и Наташка, и все те, кто в нём нуждается…
И этот портвейн, и этот май, делают нас с подругой сегодня особенно неотразимыми и по-настоящему счастливыми!
Мы улыбаемся девочкам-мотылькам, даме с собачкой, двум «ботаникам», о чём-то оживлённо спорящим, мы улыбаемся друг другу…

Наташка вдруг толкает в бок острым локотком:
- Резко не оборачивайся… Видишь – слева?
Я выдерживаю паузу и поворачиваю голову.
Невдалеке, явно нами любуясь, стоят три незнакомца.
То, что мы с Наташкой им нравимся, нет никакого сомнения.
- Кажется, иностранцы, - Наташка приподнимает подбородок и делает лицо красиво-неприступным.
У подруги много разных выражений лица: красиво-отрешённое, красиво-капризное, красиво-недовольное…
До меня доносится иностранная речь.
- Кажется, немцы. Я в школе немецкий учила.
Бросив на молодых мужчин ещё один любопытный взгляд, я демонстративно делаю глоток вина из горлышка бутылки: «Знай наших!»

Наше знакомство с иностранцами завязывается быстро и непринуждённо.
Высокий блондин атлетически сложен и со вкусом одет. Он представляется Алексом. И он действительно красив холодной европейской красотой.
Второй – чуть ниже ростом. Похоже, в его арийской крови - примесь южной, возможно итальянской, крови. Волосы мужчины слегка вьются, взгляд – живой и внимательный, на загорелых щеках - едва заметная щетина, придающая молодому человеку брутальный вид.
Мужчину зовут Эвальд, и он нравится мне больше остальных.
По этим двоим видно - они знают себе цену, оба самоуверенны, независимы, громко говорят и смеются.
Третий – совершенно не в моём вкусе. Среднего роста, полноват, в общем, пикнического телосложения.
У Марка – крупная голова, широкие плечи и сильные ноги, обтянутые джинсами.
Светлое лицо, серо-голубые глаза и русые волосы. Когда Марк улыбается, на лице проступают чуть заметные ямочки.
Марк вполне мог бы сойти за обычного русского парня, если бы не немецкая речь.
По сравнению с друзьями, он менее красноречив, часто краснеет, смущаясь и опуская глаза.
На лице с бледной кожей краснота особо бросается в глаза.
Марк об этом знает.
Изредка я ловлю его взгляд: словно солнечный луч, он осторожно касается моего лица…

Нас с Наташкой приглашают в кафе.
Мы немного стесняемся, потому что с иностранцами сталкиваемся впервые.
Но соглашаемся с удовольствием - это лучше, чем сидеть на набережной и пить дешёвый портвейн.
Недопитую бутылку я плавно опускаю в мусорный бак…

Кафе практически свободно.
Май диктует свои условия, выталкивая из тесных кафешек и квартир на улицу всех без исключения. Туда, где витает аромат цветущих акаций, сирени, приятных свиданий, поцелуев и ещё бог знает чего.
Алекс, очевидно, везде чувствует себя хозяином положения.
- Хелло! – обращается он к официанту и на ломаном русском заказывает для нас с Наташкой по коктейлю.
Немцы предпочитают светлое пиво.
Они с наслаждением потягивают из запотевших кружек холодный напиток, поднимают вверх большой палец, и, слизывая пену с губ, твердят:
- Gut! Sehr gut!

Наташка наклоняется ко мне, щекочет волосами, дышит в ухо:
- На тебя Марк глаз положил.
Могла бы не шептать – немцы всё равно ничего не поймут.
Да и зачем объяснять очевидный факт – я и сама всё чувствую.
Флюиды симпатии, исходящие от Марка, витают в воздухе, словно искры – от пылающего костра, разносимые ветром.
Я охватываю соломинку для коктейля губами, вскидываю глаза и откровенно, даже нагловато, смотрю на Марка… Нет, он совершенно не в моём вкусе!
Марк отчаянно краснеет.

- У вас очень красивые глаза! – говорит Эвальд по-немецки, и я его понимаю.
В самом деле, я немного похожа на цыганку: кожа – с оттенком лёгкого загара, брови – вразлёт, глаза – чёрные, с блеском; большой чувственный рот.
- Катя, спроси: что они делают в нашем городе?
Наташка учила английский и по-немецки не «шпрехает».
Оказалось, ребята прилетели в командировку по делам фирмы, и буквально завтра улетают домой, в Германию.
Алекс говорит, что уже поздно и пора идти в гостиницу, а это значит – рассчитаться за напитки.
Мы с Наташкой в недоумении – каждый должен рассчитаться сам за себя? И мы – тоже?!
Что за ерунда? Эмансипация? Европейский феминизм?!
- Вот это в Европе порядки! Наши мужики рядом с ними – настоящие джентльмены.

Мы с Наташкой судорожно ищем копейки, чтобы заплатить.
Марк делает официанту знак, очерчивая в воздухе невидимый глазу круг, что означает только одно: плачу за всех!
Затем он кладёт на стол приличную купюру:
- Сдачи не надо.
Мы с Наташкой переглядываемся и вздыхаем с облегчением.
Лишь спустя некоторое время я узнаю, что у них так принято – девушка, не обручённая с мужчиной, должна расплатиться в ресторане сама.
Наташка надувает губы:
- Ни фига себе – сюрпрайз! Пусть в своей Германии что хотят, то и делают, а у нас тут – Россия!
Наташка отворачивается и незаметно показывает немцу язык. Сущий ребёнок!
- Аlles gut?! – улыбается Эвальд.
- Аlles gut, - подтверждаю я.
- Аuf Wiedersehen!
- Danke!

Мы отворяем стеклянную дверь и оказываемся на свежем воздухе.
Лёгкие майские сумерки уже опустились на набережную.
Вокруг загоревшихся фонарей запорхали первые ночные мотыльки.
- Уф-фф, - выдыхает Наташка. - Прикольные ребята!
Мы направляемся в сторону троллейбусной остановки.
Вдруг сзади слышится стук хлопнувшей двери. Мы оборачиваемся - за нами бежит Марк.
Он машет чем-то белым, наверное, платком - в знак примирения.
Марк, запыхавшись, протягивает мне авторучку и бумажную салфетку:
- Тэлэфонэ, Катарина… Bitte!
Я, пожав плечами, пишу на бумажном клочке номер телефона.
Марк берёт из моих рук салфетку, и неожиданно сильно сжимает кончики моих пальцев.
Почему-то это простое прикосновение мне очень приятно. Почему-то в нём я слышу и ободрение, и участие, и обещание новых встреч, надежд и событий.

Коверкая русскую речь и разбавляя её немецкими словами, Марк пытается рассказать о том, что я – очень красивая, что он не ожидал встретить девушку своей мечты здесь, в далёкой России.
Я смотрю на Марка и почему-то чувствую себя виноватой - как будто я дала обещание и не выполнила его.
Сколько комплиментов я услышала от мужчин за свою двадцатичетырёхлетнюю жизнь!
Но почему-то именно сейчас, в словах малознакомого человека, мне послышалась настоящая, ничем не обременённая, искренность.
Я замечаю, как Наташка нетерпеливо переминается с ноги на ногу.
- Аuf Wiedersehen, Марк!
Я беру Наташку под руку, и мы не спеша отправляемся на остановку.
Я чувствую спиной взгляд молодого человека и прибавляю шаг.

Марк стал звонить так часто, как только возможно.
Я привыкла к его звонкам быстро, как больной – к вниманию сиделки.
Марк рассказывал о том, в каких странах уже побывал и где бы хотел побывать.
Мне было интересно то, о чём он говорит, и в то же время, не хватало знаний немецкого языка, чтобы выразить палитру чувств, владевших мной.
Мои предложения и фразы были рублёными, словно куски капусты для засолки на зиму.
Я бы хотела быть откровенной и рассказать о том, как одиноко и холодно мне в огромном Питере.
А ещё – про то, как я скучаю по Наташке, родителям и родному городу.
В наших с Марком телефонных разговорах чувствовалась некая недосказанность.
Слишком часто, независимо от меня, в телефонной трубке наступало молчание.
Поэтому мне казалось естественным, что наши разговоры сойдут однажды на нет.

Однако время шло, но ничего не менялось.
Марк говорил о своих чувствах, но моё сердце молчало.
- Ты с ума сошла, - возмутилась мама, услышав про Марка.
Потом помолчала в трубку и осторожно спросила:
- Он тебе нравится?
Что я могла ответить?.. Это – не для меня?.. Я и сама не знаю?
Сколько раз я давала себе обещание – не отвечать на телефонный звонок из-за границы!
Но неведомая сила вновь толкала на то, чтобы нарушить обещание, данное самой себе.
Марк, находящийся от меня за тысячи километров, стал неким спасательным кругом в пучине стремительной питерской жизни.
- Всё будет харашо! – подбадривал Марк, улавливая моё настроение.
И я была безмерно ему благодарна за понимание.

Однажды Марк позвонил и сказал:
- Катарына, для тьебя - сюрприз!
На самом деле, это оказался не сюрприз, а катастрофа, приближающееся цунами!
Марк, словно чувствуя неизбежность финала, принял важное решение.
Оставив работу, родину, друзей Марк купил билет в Россию…
Боже, зачем?!
- Я не могу без тебя жить, - лаконично сказал Марк. – Просто позволь быть рядом.
Всё перемешалось во мне: и чувство вины, и нарастающей тревоги, и злости на самоё себя.
Я вспомнила улыбающееся лицо Марка.
- Вот дура! Для чего ты даёшь человеку напрасную надежду?..

Этот зимний день в Питере оказался морозным и солнечным.
Я встречала Марка в аэропорту и очень волновалась.
Сегодня всю ночь не спалось, и от этого вокруг глаз образовались тёмные круги.
- Может ли разгореться пламя усилиями лишь одного человека? – в сотый раз я задавала себе один и тот же вопрос.
- Пожалуйста, Катарина! Давай хотя бы попробуем, - сказал Марк, ставя на кафельный пол аэропорта громоздкий чемодан.
Я улыбнулась и тихо сказала:
- Давай.
С этого дня моя жизнь, словно капризная река, резко изменила русло.
Оказалось, Марк прекрасно готовит.
Он баловал меня вкусными завтраками, со вкусом сервировал стол.
Проводив меня на работу, мчался на ускоренные курсы по русскому языку.
Мы засыпали и просыпались одновременно, но поврозь.
Я – с немецким словарём, он – с русским.
Мы вместе преодолевали языковой барьер, и нам было невыносимо трудно.
Как ни странно, холодок, появившийся вначале отношений, постепенно начал исчезать.
Оказалось, нам нравится смотреть одни и те же фильмы, слушать одну и ту же музыку.
Мы посмотрели все новинки театрального искусства; мы побывали на всех авангардистских выставках современного творчества.
Марк привыкал ко мне, я – к Марку.

Я принимала его любовь, как само собой разумеющееся, но не могла ответить ему тем же.
Или мне так казалось?
Неужели права моя мама, которая как-то сказала:
- Один в семье любит, а второй – позволяет себя любить.
Нет, я так не хочу!
Спустя несколько месяцев нашего сосуществования Марк сказал:
- Завтра я улетаю в Германию.
- Надолго?
- Не знаю, Катарина.
Вздохнул и - то ли спросил, то ли констатировал факт:
- Ты меня не любишь.
Мне хотелось быть честной с Марком, поэтому я промолчала.
На следующее утро Марк прикоснулся губами к моей щеке, и тихо притворил за собой дверь.
В аэропорт я не поехала – не люблю проводы.
Я включила музыку, упала в кресло и разрыдалась.
Мне плакалось так, как будто это я делала впервые.
Слёзы стекали потоками, струились по щекам, падали на платье…
На работу я пришла опухшая и с головной болью, взявшей виски в надёжные клещи.

Пустота навалилась так оглушающе, так чудовищно, что я испугалась.
Чтобы чем-то её заполнить, взялась за генеральную уборку: вчера до блеска начистила санузел, сегодня принялась за кухню.
Думаю, хозяйка квартиры, которую я снимала на Васильевском острове, останется довольна…
Марк не позвонил ни разу.
Он прислал единственное сообщение, уведомив о том, что приземлился нормально.
- Мог бы и позвонить!
Моё отчаяние сменилось злостью.
С какой стати я скучаю, если Марк мне безразличен?
Как говорит одна моя коллега, «клин клином вышибают».

Андрей из соседнего отдела – как раз в моём вкусе.
Высокий брюнет, приятные манеры… Красавчик!
Он провожает меня домой который день подряд, стараясь быть весёлым, остроумным и харизматичным.
- Андрей, я же говорила – не люблю розы.
И всё-таки принимаю белый цветок на длинном стебле; уколовшись о шип, дую на палец.
- Ой, прости! Совсем забыл… Исправлюсь!
Андрей галантно склоняется к моей руке.
Он в подробностях рассказывает про свои привычки и вкусы, про новый гей-клуб и ночной бар, куда непременно нужно сходить.
Я мёрзну в его объятиях, как бездомная кошка – возле источника тепла.

- А с Марком мы бы сейчас обсуждали новинки кино и театра, - тоскливо думаю я. – Или смеялись бы над какой-нибудь ерундой.
Я вспоминаю, как Марк восхищался Петергофом, Эрмитажем. Оказалось, он знаком с Достоевским и Пушкиным.
Я вспомнила, как мы кормили голубей недалеко от здания Адмиралтейства.
- Люблю Петербург, люблю Достоевского, люблю Россию!.. И тебя!
Я спотыкаюсь на ровном месте.
- Андрей, дальше не провожай… И не приходи больше.
Андрей грустно смотрит в глаза, словно пытаясь найти там ответ на вопрос, поднимает воротник демисезонного пальто и, не прощаясь, уходит.
Он утешится довольно быстро: на следующий же день пойдёт провожать длинноногую сотрудницу по имени Люся.

Я вдруг останавливаюсь, как цирковая лошадка – перед преградой; как тигр – перед горящим кольцом; как парашютист – перед тем, как дёрнуть кольцо парашюта…
Не теряя времени, сломя голову, лечу в визовый центр, чтобы оформить загранпаспорт и шенгенскую визу.
Внутри меня вдруг рвутся нити невидимой паутины!
На смену неуверенности, унынию и тревоге приходит ясное и чёткое понимание того, что творится в моей душе.
Во мне растёт и крепнет новое, неизведанное чувство.
Как же слепа я была всё это время!
За спиной – словно крылья, внутри – пружина…
- Алло, Марк! Встретишь меня завтра?.. Да, сюрприз!

Говорят, чтобы обрести, иногда нужно потерять; чтобы остаться вместе, нужно расстаться.
Расстояние и разлука, словно проливной дождь, могут раз и навсегда погасить слабое чувство, но если чувство настоящее…
Любовь Марка была настолько велика, что сотворила чудо! Его любви хватило на нас обоих. Его любовь разожгла во мне костёр.
Моему чувству, как молодому виноградному вину, нужно было время, чтобы вызреть...
Марк – мой человек, и я очень боюсь его потерять.
Именно с ним я стала искренней, настоящей, я научилась любить и быть любимой.
Никто лучше Марка не может развеселить меня в моменты уныния!
Никто не переживает мои проблемы также, как свои собственные.
Более добродушного и щедрого человека я не встречала.
В его глазах отражаюсь я, в моих глазах – Марк и целый мир.

«Представить страшно мне теперь,
Что я б не ту открыла дверь,
Другой бы улицей прошла,
Тебя, мой милый, не нашла»…
Пусть также беспристрастно катит Волга вдоль набережной свои воды; пусть также гуляют мамаши с колясками и дамы с собачками; но пусть у кого-то будет хотя бы один шанс на миллион – встретить свою Любовь!
- Наташка! – звоню я подруге из Германии. – Я замуж выхожу.
- Ни фига себе! – кричит Наташка. – За Марка?
- За Марка!
Я знаю наверняка: сейчас Наташка хлопает своими кукольными ресницами, словно пытаясь взлететь.
А ведь может и взлететь!
Потому что форточка открыта, а на улице – цветущий месяц май.
0

#9 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 12 ноября 2018 - 22:47

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

8


У ЧУЖИХ ДВЕРЕЙ

После полудня самое то – клубочком свернуться в кресле с чашкой приторно-сладкого мокко, подставляя лицо и плечи мягкому июньскому солнцу. Ветерок тянет хвоей и скошенной травой, не слышно недовольного бурчания машин. Изредка снизу доносятся оклики – мальчишки из местной спортшколы наворачивают по грунтовке второй круг.
Лень подняться и уйти, лень даже ноутбук закрыть. Хочется дремать, не размыкая глаз, дремать до самого обеда, когда Ханна накроет на стол и позовёт вниз, в столовую. А там уже и Густав скоро приедет.
Густав обещал какой-то суперсюрприз. Неужели он и впрямь решится… А почему, собственно, нет? За полтора года они уже порядком узнали друг друга, и что бы ни случилось, им не грозит друг другу надоесть. Густав спокойный, рассудительный и надёжный – такие-то всегда нравились Селене.
– Эге-гей! – Какой-то рыжеволосый колобок вырывается вперёд прямо перед её балконом и машет руками. Селена улыбается. Сколько она себя помнит, каждое воскресенье ребятня носилась у неё под окнами – когда-то ей очень хотелось сбежать по ступенькам и побегать с ними. Жаль, родители ни разу не позволили.
– Фру Бергквист, – задумавшись, она не сразу слышит позади голос Ханны. – К вам какой-то мужчина.
– Мужчина? – Селена поднимает брови. – Он не представился?
– Его фамилия – Санелли. Говорит, срочно надо поговорить с вами.
Наклонившись к плечу хозяйки, Ханна понизила голос:
– На бандита уж больно похож.
– Ну и выпроводи его, – пожала плечами Селена. – Скажи, что он может побеседовать со мной в любой рабочий день с десяти до трёх в головном офисе корпорации «Паллада».
– Это мне не подходит, фру Бергквист, – позади скрипнула балконная дверь. – Поверьте, нам лучше всё обсудить здесь и сейчас.
Селена обернулась через плечо, окидывая нежданного гостя взглядом. Рослый, широкоплечий, с буйной гривой чёрных волос, он всё же мало чем напоминал бандита. Вероятно, буйное воображение Ханны всколыхнули видные из-под рукавов фиолетовой футболки тату.
– В таком случае, – она слегка кивнула, – присаживайтесь. У меня есть полчасика. Ханна, принеси нам чаю, пожалуйста.
Кивнув, горничная скользнула за дверь, и Селена не без любопытства произнесла:
– Итак, что привело вас ко мне, господин…
– Санелли, Ивар Санелли.
Запустив пятерню в спутанные пряди, он потёр лоб.
– Дело действительно срочное и не терпит отлагательств. Я хочу купить ваш дом.
– Мой дом? – слабая улыбка скользнула по губам Селены. – А откуда вы взяли информацию о том, что он выставлен на продажу?
Санелли мотнул головой.
– Я в курсе, что дом не продаётся. Но я хочу его приобрести.
– Понимаю, – Селена иронически оглядела его модные дизайнерские джинсы, кожаные ботинки. – Вы, вероятно, предложите мне заоблачную цену. В футболе именно так делаются дела?
– Я говорил с оценщиками, – нимало не смущаясь, кивнул Санелли. – Конечно, точную цену вот так, навскидку, не назовёшь, но дом ваш вместе с участком стоит около семидесяти миллионов. Так вот, я предлагаю вам сто десять и все расходы по оформлению сделки беру на себя.
Селена повела плечами.
– Не трудитесь. Этот дом не продаётся, но я слышала, что на Торсгатан, у реки, Сигурдсены как раз намерены переезжать. Думаю, их заинтересует ваше предложение.
Санелли мотнул головой.
– Мне нужен именно этот дом. И если вы полагаете, что я предложил вам слишком мало, давайте…
– Я поняла вас, – Селена поднялась из плетёного кресла. – Пойдёмте, господин Санелли, я вам кое-что покажу.
Набросив на плечи шерстяную накидку, она направилась в полусумрак коридора. Шаги Ивара Санелли гулко раздавались позади.
Остановившись перед узкой каменной нишей, она щёлкнула кнопкой на стене. Синие огоньки вспыхнули, освещая портрет.
Плоское бледное лицо рыжебородого мужчины в латах насмешливо смотрело на Селену и её незадачливого гостя.
– Это Карл Йоханнес Кристофер Бергквист, мой предок, – будничным тоном пояснила она. – Ещё в шестнадцатом веке на месте этого дома стояла его усадьба.
Санелли машинально кивнул.
– Полагаю, – она вновь щёлкнула выключателем, – предмет нашей беседы исчерпан. Я бы на вашем месте всё-таки позвонила Сигурдсенам.
Тёмно-карие глаза гостя смерили её нечитаемым взглядом.
– Ясно всё.
Загорелая рука полезла в карман джинсов, выудила визитку:
– Возьмите на всякий случай. А ну как передумаете?
Пожав плечами, Селена повертела картонный квадратик в пальцах. Процедив отрывистое «до свидания», Санелли зашагал вниз по лестнице.
– И вам всего хорошего.
Прислонившись к колонне, Селена беззвучно смеялась. Ишь ты, бывают же… В комнате на столике зазвенел телефон, и узнать любимую мелодию не составило труда.
– Густав, привет! Как ты? Что? Что ты говоришь?!

Вдавив педаль газа в пол, Ивар сильнее и сильнее разгонялся по пустой трассе. Он должен был это предвидеть. Ему стоило этого ожидать. Но всё же…
Об этом сиреневом рае с колоннами и флюгером он мечтал ещё тощим полуголодным оборванцем. Рёбра были наперечёт, в кармане – ни гроша, а он бежал мимо в пыльных кедах и таращил глаза. Когда-нибудь, звенело в мозгу, он заработает кучу денег, приедет сюда на моднявой тачке и выложит стопку купюр.
И вот у него есть работа, его имя растрезвонили на весь свет, тачка ревёт как зверь, самые крутые чики виснут у него на шее. А эта белобрысая одним движением бровей показывает ему его место – в той самой грязи, откуда он так старался выползти.
Двести, двести десять, двести пятнадцать… Ивар почти не глядел на спидометр. Небо, трава, бетонное ограждение сливались пёстрой полосой. Нет, ну родит же земля таких? Уверены, что все кругом должны им ноги вытирать только потому, что их прапрадеды, видите ли, в шестнадцатом веке…
А чем его предки занимались? Копали землю? В шахтах корячились?
Дорого бы он дал, чтобы встряхнуть за плечи эту нахалку да приложить хорошенько об первый попавшийся фонарный столб. Или… Или повалить её на кровать, рвануть вверх подол юбки.
Что бы, интересно, об этом подумали её благородные предки?
Пристроив тачку на парковке, Ивар взбежал по лестнице на четвёртый этаж, отпер дверь и зашлёпал в ванную – охолонуться. Эта хата, пожалуй, не так плоха, можно было бы её и выкупить. Но его же всё время тянет куда-то за облака.
До интервью ещё два часа. Поваляться, что ли, стрелялку какую-нибудь врубить? Или Кристи позвонить? А может, Мари?
Выслушивать воркование и щебет было откровенно лень. Достав из холодильника мороженое, Ивар растянулся на диване и придвинул к себе геймпад приставки.

Ледяные пальцы Селены крепко сжимали безвольно свисшую с подлокотника ладонь Густава.
– Почему же ты мне ничего не говорил?
– Боялся, – серые глаза смотрели умоляюще. – Боялся потерять тебя. Кому я нужен больной?
– Не говори так! – она гневно тряхнула головой. – Мы найдём деньги на операцию. Сколько нужно?
Беззвучно вздохнув, Густав полез в дипломат, протянул молодой женщине скомканную, смятую пополам бумажку. Селена осторожно развернула её.
– Да, много.
– Даже если я продам машину, съеду на окраину…
– Моей «Ауди» тоже не хватит.
Поднявшись, Селена сцепила руки за спиной, прошлась по веранде. Тапочки неслышно ступали по ковру.
– И деньги нужны срочно?
– Врач сказал, если протяну ещё полмесяца, операция уже не понадобится.
Селена прижалась лбом к стеклу.
– Знаешь, я очень хотела, чтобы мы с тобой жили здесь. Чтобы наши дети играли там, за домом, на лужайке. Но ничего не поделаешь, придётся нам переселиться куда-нибудь ещё.
Он встал, кресло скрипнуло под ним.
– Селена!
– Отговаривать меня не нужно, – тихо сказала она. – Я продам дом, и ты оплатишь лечение.
– Я не прощу себе…
Тонкий белый палец коснулся его губ.
– Это я себе не прощу, если останусь без тебя.
– Но всё равно, – он развёл руками, – пока мы найдём покупателей, пока договоримся…
Протянув руку к этажерке, Селена нашарила небрежно брошенный картонный квадратик.
– Покупатель, кажется, уже нашёлся. Не принесёшь из спальни мой мобильник?

Телефон затренькал, когда Ивар уже собирался выходить. Покосившись на незнакомый номер, он вдавил кнопку ответа и буркнул:
– Алё!
– Господин Санелли?
Её голос – спокойный, невозмутимый, лишённый чувств.
– Ну, я самый.
– Вас беспокоит Селена Бергквист.
– Узнал, – сорвалось у него с языка, и он тут же выругался про себя.
– Ваше предложение купли-продажи ещё в силе?
Интересно, она всегда говорит этими округлыми казёнными фразами?
– Ага. А что, передумали?
– Передумала, – глухо донеслось из динамика. – Где и когда мы можем встретиться?
Он помедлил, раскидывая мозгами.
– Мне ещё надо с адвокатом поговорить. Думаю, послезавтра, часиков в пять. Я позвоню, если что изменится. Что касается цены…
– Я согласна на сто десять, – быстро сказала она.
У Ивара промелькнуло в голове, что цену не мешало бы чуток снизить: что-то подсказывало ему, что благополучная и благопристойная жизнь фру Бергквист перевернулась с ног на голову и теперь она уцепится за любое предложение. И всё же он процедил:
– Идёт.
– До послезавтра, – выдохнула она, и в трубке послышались гудки.
Бросив мобильник в карман, Ивар прошёлся по комнате. Остановился перед зеркалом, которое давно не протирали от пыли, и подмигнул сам себе:
– А, каково?

Несмотря на все уверения прогнозов, похолодало по-сентябрьски, и от дождя, хлещущего с самого утра, не спасал зонт. Крупные холодные капли скатывались за ворот кожаной куртки, поливали собранные жгутом волосы.
– Фру Бергквист! – Санелли махнул ей рукой из-под навеса. Осторожно переступив через лужу, Селена поспешила к крыльцу.
– Я так и думал, что вы здесь заплутаете. Когда первый раз сюда приезжал, минут двадцать искал адвокатскую контору Бьоргена.
– Труднодоступность – странный способ привлечь клиентов, – заметила Селена.
– Во всяком случае, тут работают отличные ребята. А вы что же, без адвоката?
– У меня магистерская степень по юриспруденции. И я специализируюсь как раз на сделках с недвижимостью. – Оказавшись в душном предбаннике, Селена с облегчением скинула капюшон. – Так что я смогу позаботиться о своих интересах.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – криво усмехнулся Ивар, пропуская её вперёд.
– Кстати, неплохо сыграли вчера.
– Чушь, – он тряхнул головой, и с волос полетели брызги. – Столько моментов запорол!
– Не всё же вам забивать. Вам и так слишком часто везёт.
– Везёт, говорят, сильнейшим.
Селена принуждённо улыбнулась:
– Посмотрим.

Выведя на двух экземплярах не по-женски размашистую подпись, бывшая хозяйка дома откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. В бледном свете настольной лампы лицо её напоминало гипсовый слепок, только на лбу часто-часто колотилась голубоватая жилка.
– Вы можете спуститься вниз, к банкомату, – произнёс юрист, откашлявшись. – Проверить, поступили ли деньги на ваш счёт.
– Да, – фру Бергквист провела ребром ладони по лбу. – Да, я сейчас.
Ивар встал:
– Я провожу вас. А то навернётесь на лестнице, чего доброго.
Селена молча вышла из кабинета, и он двинулся за ней.
Он стоял в стороне, отбивая на перилах гимн Лиги Чемпионов, пока Селена возилась с банкоматом. Потом она кому-то говорила по телефону:
– Вся сумма на счету. Сегодня же звони врачу. Да… Разузнай всё насчёт операции. Может, ещё что-то понадобится?.. И я тебя. До вечера.
– Так вы больны? – ноги сами потащили Ивара к банкомату. – Вы поэтому решили дом продать?
Селена отрицательно мотнула головой.
– Не я. Но это не имеет значения.
– Да вы реально еле на ногах стоите! В зеркало себя видели?
– Перенервничала. Пройдёт.
Ивар почувствовал, как внутри закипает тревога пополам с досадой – тот ещё ядрёный коктейль.
– Давайте я всё-таки довезу вас. А тачку потом заберёте.
– Довезёте? – Она как-то ошалело огляделась. – Пожалуй… Только не домой.
Он раздражённо дёрнул плечом:
– По договору у вас есть время…
– Неделя, я помню. Но я не хочу туда возвращаться. Мебель и вещи заберу на днях.
– Дело ваше. Так куда вас везти?
– Отель «Континент».
Запахнув куртку, она зашагала к парковке. Ивар, чертыхаясь, поспешил следом, на ходу раскрывая зонт.

В машине Селена немного отогрелась, её перестало колотить. Свернувшись на переднем сиденье, она с интересом изучала замысловатые рисунки у Ивара на предплечьях.
– Вы похожи на дикаря.
– Мать говорит, что на уголовника, – фыркнул он. – Ей такие штуки никогда не нравились.
– Но отец-то, наверное, вас поддержал?
Ивар присвистнул.
– Понятия не имею. Отец умотал обратно в Италию, как только мать получила развод. С тех пор пятнадцать лет о нём не было ни слуху ни духу.
Помолчав, он продолжил:
– Когда я забил решающий матч за сборную в полуфинале, он вдруг вспомнил, как нежно меня обожает. Я посоветовал ему не набирать мой номер, если не хочется оказаться в канаве с переломанными ногами. Подействовало.
– Иногда людям стоит дать второй шанс, – негромко заметила Селена.
– Не надо было пренебрегать первым. Извините.
– Невесёлый вы какой-то, – вздохнула она. – Вам же так хотелось приобрести этот дом.
Уголки его губ чуть дёрнулись.
– Сам себе удивляюсь. Как-то скучно всё получилось.
– А вы ждали фейерверка с музыкой?
– Фейерверк я устрою на новоселье. Ребят всех приглашу, девчонок. Вы, если хотите…
– Нет уж, – процедила она, – спасибо. Не хочу видеть, во что вы превратите мой дом.
– Жалко родовую усадьбу? – подмигнул Ивар.
– Не очень. Во всяком случае, я не потеряю более важную вещь.
Он, похоже, хотел что-то спросить, но не успел: сквозь залитое водой лобовое стекло засияли огни отеля «Континент».

А что, уютненько здесь, вполне себе симпатично. Интересно, сколько за сутки берут? Скоро Кайса с Бьорном приедут, надо их где-то селить. Можно, конечно, и дома, там места много будет, но всё же…
Ивар шагнул к стойке респешна и остановился, перехватив остолбенелый взгляд Селены. Она так и не поднялась наверх – смотрела, широко распахнув глаза, на что-то у него за спиной.
Он оглянулся, ожидая увидеть по меньшей мере Лох-Несское чудовище, но там стояло лишь несколько кресел, в одном из которых сжался светловолосый парень с мобильником. Он говорил быстро, отрывисто, напряжённо похрустывая пальцами.
– Да, я внизу. Наличкой, как договаривались. Какие ещё проценты? Ну ладно, ладно. А как насчёт партии завтра утром? Уже не банкрот. Я сегодня разбогател на сто миллионов. Да кинул тут одну…
Селена отступила на шаг, ещё на шаг, прижалась сведёнными лопатками к стене. Резко развернувшись, бросилась наверх по лестнице, цокая каблуками.

Что-то противное, жужжащее ввинчивалось в висок, не давая снова провалиться в дрёму. Селена повернулась на бок, накрыла голову подушкой.
Снова жужжит. Как неудобно в куртке… Почему она в куртке, и почему ботинок валяется прямо на постели?
Густав. Она видела Густава. И побежала прямо сюда, а надо было звонить в полицию… Что, собственно, сделала бы полиция? Дом продан, а общий счёт они с Густавом завели давным-давно.
Да хватит уже жужжать! Селена резко поднялась и как была – растрёпанная, в одном ботинке – заковыляла к двери.
– Кто?
Не получив ответа, дёрнула ручку. Ивар Санелли впихнул задыхающегося Густава в комнату и захлопнул дверь изнутри.
– Селена, – залепетал её недавний жених, – я не хотел, правда… я люблю тебя…
– Сначала бабло, – Ивар уселся на табурет.
– Вот, вот, – пачка купюр выскользнула у него из руки, упала на ковёр. – Я проигрался, Селена, понимаешь, очень крупно проигрался… Сам не знаю, как втянулся во всё это. Они грозились меня убить… А ты не дала бы мне денег на возврат долга…
– И ты наврал мне про операцию.
– Прости! – Он шагнул к ней, и она отступила назад. – Я совсем запутался, не знал, как вырваться, я…
– Пересчитайте деньги, фру Бергквист.
Селена нерешительно нагнулась.
– Но как вы узнали, господин Санелли?
– Не так уж сложно было вытрясти всё из этого молодца, – Ивар покосился на обмякшего Густава.
– Что же теперь со мной будет? – умоляюще выдохнул он. – Без этих денег…
Селена устало отвернулась к окну.
– Уйди.
– Но я же тебя очень…
Сникнув под многозначительным взглядом Ивара Санелли, Густав боком протиснулся в дверь.
Стало тихо.
Селена так и стояла у окна, глядя, как гуляют разноцветные лазерные лучи по крыше ресторана: там, похоже, начиналась вечеринка. Ивар нерешительно косился на белое, без единой кровинки лицо и наконец откашлялся:
– Жаловаться он не станет. Я его крепко припугнул.
– А те его бандиты? Они вас не достанут?
– С ними я утрясу вопрос.
– В вас точно есть что-то от мафиози, – хмыкнула она. – Хотите выпить? Кажется, в баре есть коньяк.
– Не откажусь.
Переступив с ноги на ногу, она сбросила наконец ботинок с левой ноги и хихикнула. Ивар широко улыбнулся в ответ.
– Мне только сильно надираться нельзя. Режим, как-никак.
– Угу. Мы по чуть-чуть. Сами откроете?
Чпокнула пробка, зазвенели рюмки, хрустнула плитка шоколада. Устроившись на диванчике, Селена и Ивар растерянно поглядывали друг на друга, пытаясь придумать, о чём бы таком завести беседу.
– Здесь очень мило, правда? Мне кто-то из клиентов про этот отель рассказал. Знаете, в незнакомом городе очень ценишь комфорт…
– …часто ездишь туда-сюда. То сборы, то матчи неудобно поставят…
– …Мой первый поход на футбол – просто жуть. Мяч выбили на трибуны, прямо в нос угодил…
– …и тут я такой обвожу его слева, передо мной двое защитников, проталкиваю мяч в штрафную…
– …совсем растерялась. Колледж закончила и думаю – как дальше-то жить?
– …Бегу и смотрю на этот дом. Когда-нибудь, думаю, я точно буду жить здесь…
– …Серьёзно? Ты тоже фанатеешь от мультиков про Дональда Дака?
– О!

Продрав глаза, Ивар с усилием приподнялся на локте. Всё тело затекло, и левую ногу он едва чувствовал. Зато кто-то прикрыл его шерстяным пледом, и лежать было тепло.
– Селена? – позвал он, припоминая сквозь туман в башке вчерашний день.
– Проснулся? – Она подошла к дивану, жутко и безнадёжно красивая. Пепельные волосы волной падали ей на плечи, светлые глаза искрились весельем. – Кажется, твоему режиму вчера был нанесён непоправимый урон.
– Ерунда, он и не такое выдерживал, – Ивар наконец разогнулся.
– Ну, в общем, я пошла? Надо мебелью заняться.
– Погоди. Знаешь, я тут подумал… Давай отменим сделку.
– С чего бы это? – нахмурилась Селена.
– Я идиотом был. Гнался за луной. Этот дом, он ведь действительно тебе под стать. Я там буду чужим.
Селена улыбнулась, и пальцы её коснулись его заросшего щетиной подбородка:
– Ты точно не хочешь там жить?
– Точно, – кивнул он, преданно вглядываясь в её глаза.
Когда Ивар Санелли хотел, он мог врать очень убедительно. Отказаться? Да ну. Просто мало радости – приобрести самый лучший дом на свете по договору купли-продажи.
Когда-нибудь он войдёт туда мужем Селены Бергквист.
0

#10 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 14 ноября 2018 - 21:10

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

9

ВОЛШЕБНАЯ СИЛА ЛЮБВИ


Это было в те времена.когда мальчишки и девчонки обучались у нас отдельно. Вот почему два московских паренька,Серёжка Рассветов и Сашка Говоров, мечтали познакомиться с девочками.
И вот однажды они прогуливались по скверику на Пушкинской площади и вдруг заметили двух миленьких девочек,сидящих на лавочке рядом с интеллигентного вида старичком. Мальчишки стали кружить вокруг привлекательной парочки. Кружили,кружили,пока этот самый интеллигентный дедушка,заметив их манёвры,не обратился к ним :
- Молодые люди,присоединяйтесь к нам!
Ребята живо уселись рядом с девочками - тот что поменьше ростом,с каштановыми волосами,сел рядом с блондиночкой,а тот что повыше - около брюнетки.
- Давайте познакомимся,- пришёл старичок на помощь затихшим ребятам.
- Я - Сергей,- представился тот,что поменьше.
- А я - Александр,- солидно проговорил второй.
Дедушка взглянул на девочек, и они тихо назвались:
- Меня зовут Катя,- произнесла блондинка.
- А меня Зоя,-сказала темноволосая.
- В каком вы классе? - поинтересовался дедушка.
- Мы в восьмом,- ответили парнишки.
- И мы тоже,- поддержали девочки.
- Что вы сейчас читаете?- продолжил старичок.
- "Трёх мушкетёров"- отозвался Серёжа.
- А я только что закончила "Первую любовь" Тургенева,- сообщила Катя.
Дедушка задал ещё несколько вопросов,а затем со словами "Ну мне пора" покинул молодых людей.
Наступила долгая пауза,в течение которой Сергей исподтишка разглядывал свою соседку.
Высокая,как у балерины,шейка,светлые кудряшки свисают со лба, и девочка время от времени сдувает их,чтобы не мешали. Серые,чуть раскосые глаза взирают на мир с любопытством. Очень симпатичная девочка!
- Интересно,о чём эта история Тургенева,которую вы прочитали? - обратился Серёжа к Кате.
Взор девочки затуманился и она тихо произнесла :
- О сладости и горечи любви и о её волшебной силе .
Сергей смотрел на неё широко открытыми глазами.
Вдруг Зоя взглянула на часы и заволновалась:
- Ой-ой-ой, мы опаздываем на обед!
Девочки вскочили с лавочки и побежали к остановке троллейбуса. Мальчишки едва поспевали за ними.
Уже у дверей троллейбуса Саша быстро предложил :
- Давайте встретимся здесь же в следующую субботу часа в два.
Девочки переглянулись и согласились.
Мальчики двинулись к дому молча,каждый по-своему переживая происшедшее.
Серёжка весь сиял от радости,а Сашка шёл насупившись и,наконец,обиженно проговорил :
- Ты чего меня оттолкнул,Серёга?
- Когда оттолкнул?
Да когда мы садились на лавку к девчонкам. Я хотел сесть рядом с Катей,а ты меня оттолкнул и сел сам.
- Ничего я тебя не отталкивал,просто сел и всё.
После этого опять долго молчали. И опять первым заговорил Саша :
- Слушай,Серёга, уступи мне Катю. Я ведь первый её приметил. Давай следующий раз ты будешь с Зоей,она ведь тоже хорошенькая.
Сергей сердито затряс головой.
Саша обнял приятеля за плечи и предложил :
- Хочешь,я подарю тебе свой гоночный велосипед,ты ведь так мечтал о нём?
Серёжа решительно сбросил Сашкину руку и возмущённо произнёс :
- Ты что?
***
Ребята еле дождались следующей субботы. Прибежали,сели на ту же лавочку и стали ждать.
Два часа - никого. Два пятнадцать - никого. Два тридцать - то же самое.
- Видно,не придут,- огорчённо проговорил Серёжа.
Они поднялись с лавки и в этот момент увидели направляющихся к ним Катю и Зою. Оба парня аж подпрыгнули от радости.
Потом они медленно брели по улице Горького - Серёжа с Катей впереди, Саша с Зоей - за ними.
По пути остановились у палатки , и мальчики на деньги сэкономленные на школьных завтраках, купили девочкам мороженое.
И тут произошло событие,которое Сергей вспоминал потом годами. Катя,увлёкшись мороженым,споткнулась и,чтобы не упасть,схватила мальчика за локоть. А потом так и не убрала руку, и Серёжа,зардевшись от радости,гордо шёл,ощущая под мышкой тёплую ладонь девочки.
Дошли до Красной площади,дождались боя часов,потом обошли вокруг храм Василия Блаженного. Всё это время тихо болтали о каких-то ничего не значащих предметах. Потом мальчики проводили девочек до ближайшего метро и распрощались. При этом Серёжа с Катей обменялись внимательными взглядами,говорящими о том,что они явно понравились друг другу.

***
Встретившись в следующий раз, компания двинулась в Александровский сад, причём Катя,к радости Серёжи, как бы невзначай, взяла его под руку и не отпускала даже когда они сидели на лавочке возле каменного грота.
Парень поведал девочке,как лет пять назад он пришёл в Александровский сад и гордо показывал окружившим его мальчишкам подаренную ему недавно черепаху. Потом он пустил черепаху погулять на травке ,а сам,поддавшись уговорам мальчишек,уверявших,что ползуху можно оставить одну,она,мол,далеко не уползёт - отправился на соседнюю площадку играть в футбол.
Когда он вернулся,то его любимая черепаха исчезла. Сергей понял,что ребята его надули и стянули ползуху. Он тогда горько заплакал.
Когда Катя выслушала его рассказ,в её глазах блеснули слёзы сочувствия...

***
Всего мальчики встречались с девочками четыре раза : бродили по Москве,показывали им свой дом,родную школу,рассказывали о себе...
А потом Катя и Зоя не пришли в назначенный день. Не пришли они и в следующую субботу,и в следующую, и ещё в одну...
Серёжа и Саша были просто убиты : они даже не знали ни адреса,ни телефона девочек.
Мальчики каждый вечер выходили на улицу Горького,которую молодёжь называла Бродвеем,и ходили-ходили по ней взад-вперёд,вглядываясь в лица гуляющих девочек. Но всё было тщетно -Катя и Зоя исчезли.
Тогда Сергей предпринял совершенно безумный шаг : он написал обращение к девочкам с указанием своего и Сашкиного телефонов и прикрепил записку к лавочке,на которой они сидели с Катей и Зоей. Толку,конечно,никакого не было : единственно,им позвонили несколько незнакомых девчонок с предложением дружбы. Серёжа не среагировал,а Сашка завёл знакомство с новой подружкой.
А Сергей с тоской вспоминал мельчайшие признаки внимания,которое оказывала ему Катя : как он,начитавшись рыцарских романов,однажды при встрече поцеловал Катину руку и с удовольствием заметил,что она крепко прижала свою ладошку к его губам; как она как-то раз так мило потёрлась носиком об его плечо; как совсем по-свойски лукаво подмигнула,когда Сашка,любитель пофантазировать,с увлечением заливал очередную невероятную историю. Все эти мелочи убеждали Сергея,что между ним и Катей родилось настоящее чувство.
Время шло,а парень никак не мог отойти от своих воспоминаний.
Надо заметить,что Серёжа увлекался рисованием и в то время посещал художественную школу. Так вот он однажды взял и нарисовал по памяти портрет Кати и целыми днями любовался её светлыми кудряшками,лукавым взглядом её азиатских глаз,её красивой шейкой...
К тому времени страна перешла на совместное обучение мальчиков и девочек. Серёжа с нетерпением ждал появления новых учениц : вдруг среди них окажется Катя? Но не обнаружив свою девчонку среди одноклассниц,больше не обращал на них внимания.
Когда ребята окончили среднюю школу,Сергей Рассветов поступил в Суриковское училище,а Сашка Говоров - в военное,о котором он давно мечтал.
Рассветов оказался талантливым художником,и в училище несколько раз устраивали выставку его работ. Ему даже удавалось неплохо зарабатывать на своих картинах.
Говоров по окончании образования получил назначение в город Серпухов и довольно скоро сообщил приятелю,что женится. Рассветов даже обиделся тогда,что Сашка не позвал его на свадьбу.
А Сергей после Суриковского отправился на натуру в прелестный городок Тарусу,расположенный в трёх с небольшим часах езды от Москвы. Здесь,на берегах Оки,он с упоением писал чудные средне-русские пейзажи.
Родители молодого человека горячо переживали отшельнический образ жизни сына : он по-прежнему абсолютно не интересовался женским полом и часами сидел перед портретом Кати.
Отец говорил Сергею :
- Ты что,парень,в монахи готовишься? Смотри,проглядишь своё счастье!
Но Сергей проолжал отдавать всё своё время прогулкам по лугам и лесам и перенесению на холст красот Тарусского пейзажа.
Здесь и застало его письмо с приглашением на вечер,посвящённый десятилетию окончания школы.
***
И вот уже молодой художник в стенах родной школы.
Он специально прибыл раньше назначенного часа,чтобы погулять в одиночестве и предаться воспоминаниям.
Поднимаясь по лестнице, он взглянул на площадку последнего этажа и вспомнил,что здесь происходила его стычка с Толиком Сироткиным. Это был самый высокий и самый сильный парень в классе,а Серёга был,по крайней мере,середнячок. Но этот силач так жестоко обидел Серёжку,что тот просто не мог его "не вызвать". Сейчас даже вспоминать не хотелось об этом унижении.
Итак,договорились биться до первой крови. Сперва долго молотили друг друга кулаками,а потом сцепились в рукопашной. Сироткин обхватил Серёжкину голову и прижал к своей груди. И тут в Серёжкину щёку впился острый конец значка,прицепленного на куртке противника. Когда Толик выпустил его, то по щеке Серёжки стекала струйка крови.
- Всё! - воскликнул Сироткин.- Кровянка! Конец стычке!
- Так нечестно! - запротестовал Сергей.- Это не от удара,это случайная травма!
Но окружавшие их ребята поддержали,конечно,этого дылду Сироткина.
- Договорились до крови, значит конец! И Толика объявили победителем.
Потом,на выпускном вечере,Сироткин поведал Сергею,что он тогда просто пожалел его и поэтому прекратил стычку. Серёжа даже не знал : то ли благодарить соперника, то ли возненавидеть его...
А вот учительская! Рассветов вспомнил,как однажды,в восьмом классе,он заглянул сюда и увидел,как "русачка" сняла с головы шикарный парик и оголила смешную лысину с несколькими седыми прядями. Потрясённый,он разглядывал её голый череп,пока "русачка" не захлопнула перед его носом дверь.
После этого случая она буквально возненавидела Сергея, хотя он никому не раскрыл её секрета...
Наконец,молодой человек добрался до класса,в котором отучился последние три года. Сел за свою парту,наклонил голову и разглядел закрашенное имя "Катя". Погладив вырезанные на дереве буквы,он глубоко задумался...
Сергей пришёл в себя только когда в класс ворвалась большая группа его бывших одноклассников.
Крики, приветствия,шутки...
Надо сказать,что Рассветов был популярной личностью в классе,так как,используя свой талант,охотно рисовал портреты одноклассников и даже некоторых учителей. Вот и сейчас однокашники встретили его очень радушно.
А уже через пять минут Сергей Рассветов с группой бывших одноклассников и одноклассниц шествовал по школьному коридору. По дороге в их компанию вливались всё новые и новые гости. Многие приглашённые прихватили с собой свои половинки,так что в актовый зал с криком,смехом и топотом ввалилась толпа в полсотни возбуждённых молодых людей.Там они разделились на группы, состоящие из близких друзей,которые с жаром вспоминали дела давно минувших дней.
Потом из школьной радио-рубки раздались звуки музыки и молодые люди, разделившись на пары,пустились танцевать.
Рассветов,устроившись в уголке, принялся разглядывать однокашников.
Вдруг кто-то произнёс :
- Смотрите, Сашка Говоров явился! С женой пришёл,говорили,что он недавно женился.
Сергей оглянулся и увидел старого приятеля ,который вёл под руку красивую блондинку.
Чем ближе они подходили,тем сильнее билось сердце Рассветова. И.наконец, он отчётливо разглядел молодую женщину: светлые кудряшки спускались на её лоб,лебединая шея высоко поднималась из просторного ворота платья,чуть раскосые глаза по-прежнему глядели на мир с нескрываемым любопытством. Да,это была его Катя,только повзрослевшая,но ещё более привлекательная в этом новом образе молодой цветущей женщины.
Она тоже не отрывала взгляда от Сергея.
А в его голове тем временем бушевала масса вопросов : как Сашке удалось её отыскать? Как он посмел не сообщить об этом другу? Как Катя согласилась на этот союз,и почему не разыскала его, Сергея? Наверное,догадался Рассветов, - этот наглец Сашка наплёл ей какую-нибудь небылицу,вроде того,что Сергей уже женат и обзавёлся детьми...
Рассветов обернулся.чтобы посмотреть в глаза приятелю,но в это время в зал полились звуки вальса,к Говорову подскочила Светка Колоколина,давняя его поклонница,и потащила его танцевать.
Сергей шагнул к Кате и положил руку на её талию. Она опустила ладони на его плечи, и они закружились в танце.
Оба не могли оторвать глаз друг от друга. И так,глаза-в-глаза, в объятиях друг друга,они молча вальсировали,не замечая никого вокруг.
Как будто и не прошло столько лет,словно они всё такие же юные и только недавно встретились, и теперь души не чают друг в друге и даже помыслить не в силах,что они когда-нибудь могут расстаться...
Катя положила голову на плечо Рассветова и вся приникла к нему. Он ощущал каждую выпуклость,каждую впадину её тела,и от этого кружилась голова. Её кудряшки щекотали его шею,и Сергей весь содрогнулся от охватившего его радостного чувства.
Под плавную музыку,делая круг за кругом,они приблизились к распахнутой двери актового зала,потом выплыли наружу и,взявшись за руки,спустились вниз по лестнице. Выскочили из школьного подъезда и так же,не разжимая сплетённых рук,стремительно бросились в НЕИЗВЕСТНОСТЬ.
Они даже представить себе не могли,какие лишения их ждут впереди,какие страдания им придётся вынести,сколько упрёков им предстоит выслушать.
И уж тем более,им не дано было предугадать,выдержит ли их детская любовь столь тяжкие испытания...
0

Поделиться темой:


  • 4 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей