Помощь
можно узнать всё здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=4118
Прикрепленные файлы
-
ФИО.- проза - Триумф короткого сюжета. Заявка.doc (29,5К)
Количество загрузок:: 67
-
6 Страниц
- 1
- 2
- 3
- →
- Последняя »
- Вы не можете создать новую тему
-
Тема закрыта
"Триумф короткого сюжета" - современная малая проза, классический рассказ - одна сюжетная линия (до 15 тысяч знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2012 года.
#1
GREEN 
- Главный администратор
-
- Группа: Главные администраторы
- Сообщений: 18 237
- Регистрация: 02 августа 07
Отправлено 15 сентября 2011 - 23:05
НОМИНАЦИЯ ЖДЁТ СВОИХ СОИСКАТЕЛЕЙ С 01.10. 2011... возможно по 01.03. 2012 - подробней
можно узнать всё здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=4118
можно узнать всё здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=4118
Цитата
#2
GREEN
- Главный администратор
-
- Группа: Главные администраторы
- Сообщений: 18 237
- Регистрация: 02 августа 07
Отправлено 09 октября 2011 - 20:43
№ 1
Он мог стать президентом
Этот рассказ был написан под впечатлением несчастного случая произошедшего в нашей станице. При пожаре дома сгорело пять человек. Двое из них были дети.
Дым ещё клубился над полуразрушенными стенами бывшего дома. Ночью был звонок о пожаре. Пожарные машины прибыли, когда дом уже невозможно было спасти. Пламя сбили и из развалин достали тела пяти человек: пожилой женщины, мужа и жену и двоих детей. Девочке было года три, а мальчику лет восемь.
К рассвету дом был потушен, следователь и пожарные пытались найти причину возгорания. В стороне стояла группа сельчан, бурно обсуждающих произошедшее событие. Один из пожарных нагнулся и поднял общую тетрадь. Она чудом сумела сохраниться, лишь по краям пожелтели страницы. Видно упавшая на неё штукатурка, не дала ей сгореть. Пожарный открыл тетрадь. На первой странице крупным детским почерком было надпись: «Дневник ученика 2 класса Мальцева Пети». Пожарный перевернул страницу и стал читать:
«Сегодня у меня день рождения и бабушка подарила мне общую тетрадь. Папа сказал, что я теперь могу, как взрослый, завести себе дневник и записывать самые главные события, которые будут происходить в моей жизни. Я подумал, что все мои события будут происходить или в школе, или дома. Поэтому, я должен написать в первую очередь о своих родителях и друзьях. У меня есть бабушка Вера, которая меня очень любит, потому что балует - так говорит мама. Она печёт нам с Катей блинчики и пирожки. Катя - моя младшая сестрёнка. Ей три года и я, как старший, должен защищать её. Она очень красивая. Наверно, когда вырастет, будет актрисой, потому что любит наряжаться в мамины вещи. Мы с ней выучили несколько стишков, и она всем их рассказывает.
Мой папа безработный, но это не значит, что он сидит и ничего не делает. Он нанимается на работу к фермерам, но они берут его только временно. Поэтому у нас с деньгами всегда тяжело. Хорошо, что бабушка получает пенсию, которую она отдаёт на коммуналку. А мама работает техничкой. Но её деньги почти все уходят на оплату в школу. Папа говорит, что мы не обязаны платить, на что мама отвечает, что тогда ребёнка выживут из школы. Как меня будут выживать, я не знаю и кто? Учительница у нас очень хорошая. Я учусь на четыре и пять. Только меня удивляет: почему некоторые ученики не выполняют задание на дом и не учат уроки, а им всё равно ставят пятёрки и они считаются отличниками? Хотя они на контрольных всегда списывают у меня. Этот вопрос я задал папе. Папа мне сказал, что если бы у него были деньги, то и я был бы отличником. Это родители покупают им отметки. А я решил: зачем мне такие отметки, если я ничего не буду знать? Лучше у меня пусть будут четвёрки, которые я заработал. В школе у меня есть друг, Колька Ежов. У его родителей тоже денег не хватает, и поэтому с ним дружу только я. Он совсем не жадный, не то, что Витька Самойлик, у которого родители работают в налоговой инспекции. Он за всё требует деньги и даром никогда ничего не даёт. Поэтому я не даю ему списывать, но он всё равно отличник. А ещё у нас есть девочка Алина. Она очень нравится мне, но я стесняюсь ей об этом сказать. Она побеждает на всех конкурсах и поэтому все девчонки завидуют ей и не хотят с ней дружить. Из-за неё я подрался с Мишкой Овчинниковым, у него папа фермер и его в школу привозят на машине. Он сказал, что она быдло и нечего ей задирать нос. Я ему разбил его нос. Когда папа увидел у меня синяк под глазом, мне пришлось рассказать, почему я подрался. Папа сказал, что я правильно поступил, но такие, как они, никогда этого не поймут. Все законы написаны для них. Тогда я спросил: «А кто пишет законы, и кто их может поменять?» Папа ответил, что законы пишет президент, а депутаты их утверждают. И я сказал, что когда вырасту, то стану президентом, что бы писать такие законы, которые бы защищали простых людей.
Мама грустно улыбнулась, а папа сказал, что у него нет денег, что бы выучить меня на президента. Поэтому, только тупые и богатые могут учиться, а таким как мы нет места в правительстве. Я очень расстроился. Значит, я не смогу после школы поступить в институт? Когда я это спросил у бабушки, она почему-то заплакала.
И всё равно я мечтаю, что когда вырасту, стану президентом, назло Овчинникову и Самойлику.»
Это была единственная запись в тетради. Пожарный сглотнул комок в горле и бережно понёс тетрадь к машине.
- Нужно передать её в школу,- подумал он.
Он мог стать президентом
Этот рассказ был написан под впечатлением несчастного случая произошедшего в нашей станице. При пожаре дома сгорело пять человек. Двое из них были дети.
Дым ещё клубился над полуразрушенными стенами бывшего дома. Ночью был звонок о пожаре. Пожарные машины прибыли, когда дом уже невозможно было спасти. Пламя сбили и из развалин достали тела пяти человек: пожилой женщины, мужа и жену и двоих детей. Девочке было года три, а мальчику лет восемь.
К рассвету дом был потушен, следователь и пожарные пытались найти причину возгорания. В стороне стояла группа сельчан, бурно обсуждающих произошедшее событие. Один из пожарных нагнулся и поднял общую тетрадь. Она чудом сумела сохраниться, лишь по краям пожелтели страницы. Видно упавшая на неё штукатурка, не дала ей сгореть. Пожарный открыл тетрадь. На первой странице крупным детским почерком было надпись: «Дневник ученика 2 класса Мальцева Пети». Пожарный перевернул страницу и стал читать:
«Сегодня у меня день рождения и бабушка подарила мне общую тетрадь. Папа сказал, что я теперь могу, как взрослый, завести себе дневник и записывать самые главные события, которые будут происходить в моей жизни. Я подумал, что все мои события будут происходить или в школе, или дома. Поэтому, я должен написать в первую очередь о своих родителях и друзьях. У меня есть бабушка Вера, которая меня очень любит, потому что балует - так говорит мама. Она печёт нам с Катей блинчики и пирожки. Катя - моя младшая сестрёнка. Ей три года и я, как старший, должен защищать её. Она очень красивая. Наверно, когда вырастет, будет актрисой, потому что любит наряжаться в мамины вещи. Мы с ней выучили несколько стишков, и она всем их рассказывает.
Мой папа безработный, но это не значит, что он сидит и ничего не делает. Он нанимается на работу к фермерам, но они берут его только временно. Поэтому у нас с деньгами всегда тяжело. Хорошо, что бабушка получает пенсию, которую она отдаёт на коммуналку. А мама работает техничкой. Но её деньги почти все уходят на оплату в школу. Папа говорит, что мы не обязаны платить, на что мама отвечает, что тогда ребёнка выживут из школы. Как меня будут выживать, я не знаю и кто? Учительница у нас очень хорошая. Я учусь на четыре и пять. Только меня удивляет: почему некоторые ученики не выполняют задание на дом и не учат уроки, а им всё равно ставят пятёрки и они считаются отличниками? Хотя они на контрольных всегда списывают у меня. Этот вопрос я задал папе. Папа мне сказал, что если бы у него были деньги, то и я был бы отличником. Это родители покупают им отметки. А я решил: зачем мне такие отметки, если я ничего не буду знать? Лучше у меня пусть будут четвёрки, которые я заработал. В школе у меня есть друг, Колька Ежов. У его родителей тоже денег не хватает, и поэтому с ним дружу только я. Он совсем не жадный, не то, что Витька Самойлик, у которого родители работают в налоговой инспекции. Он за всё требует деньги и даром никогда ничего не даёт. Поэтому я не даю ему списывать, но он всё равно отличник. А ещё у нас есть девочка Алина. Она очень нравится мне, но я стесняюсь ей об этом сказать. Она побеждает на всех конкурсах и поэтому все девчонки завидуют ей и не хотят с ней дружить. Из-за неё я подрался с Мишкой Овчинниковым, у него папа фермер и его в школу привозят на машине. Он сказал, что она быдло и нечего ей задирать нос. Я ему разбил его нос. Когда папа увидел у меня синяк под глазом, мне пришлось рассказать, почему я подрался. Папа сказал, что я правильно поступил, но такие, как они, никогда этого не поймут. Все законы написаны для них. Тогда я спросил: «А кто пишет законы, и кто их может поменять?» Папа ответил, что законы пишет президент, а депутаты их утверждают. И я сказал, что когда вырасту, то стану президентом, что бы писать такие законы, которые бы защищали простых людей.
Мама грустно улыбнулась, а папа сказал, что у него нет денег, что бы выучить меня на президента. Поэтому, только тупые и богатые могут учиться, а таким как мы нет места в правительстве. Я очень расстроился. Значит, я не смогу после школы поступить в институт? Когда я это спросил у бабушки, она почему-то заплакала.
И всё равно я мечтаю, что когда вырасту, стану президентом, назло Овчинникову и Самойлику.»
Это была единственная запись в тетради. Пожарный сглотнул комок в горле и бережно понёс тетрадь к машине.
- Нужно передать её в школу,- подумал он.
#3 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 14 октября 2011 - 00:55
№ 2
Жара
Сильный порыв ветра ворвался в комнату, резко оттолкнув чуть приоткрытую оконную раму. А та с громким стуком врезалась с размаха в свою сестру. Тревожно задребезжали стекла.
Ветер смел с письменного стола все бумаги, какие были, и угомонился.
Димитрий Пасек, заместитель редактора отдела «Сатиры и юмора» областной газеты «Суперстар», лениво выдвинулся из-за стола. Он с завистью взглянул на пустую столешницу своего коллеги – редактора отдела, старого алкаша и педераста, с четверть часа назад отправившегося потрапезничать со своим новым пассией.
- Ну и жара-а!..- простонал тучный Пасек и, со вздохом обреченного на вечное сожительство с одной женщиной, тяжело опустился на колени. Листки бумаги, как беспечные осенние листья, разлетелись по всей комнате.
Кое-как подобрав разметанные документы, журналист поднял и томик всем известного в Перми стихоплета Саши Расческина. Книжка самопроизвольно раскрылась, и Димитрий невольно скользнул профессиональным взглядом по первой попавшейся строфе.
- Ну и жара-а!..- опять простонал мужчина. Промокнул страничками томика свой широченный лоб, захлопнул книгу и вставил ее на место,- между рамой и подоконником. Затем сплюнул с досады. - Даже для этого книжка Сашки Расческина не годится! Раму удержать и то не может.
Недовольно буркнув что-то под нос, Пасек тронулся медленно и тяжело, как груженый состав, закосолапив в сторону своего стола. Ему, профессиональному журналисту и большому любителю русской словесности воспитанному на поэзии Пушкина и Есенина, на прозе Гоголя и Горького, на статьях Белинского и Чернышевского, на лекциях Твардовского и Сельвинского… ему, просто как образованному и грамотному человеку, не в силах было наблюдать, как всякое ничтожество и бездарность карабкается на Парнас. Ему припомнилась только что прочитанная строчка:
- …А то лишь щи капустные…
Это ж надо! В одной махонькой строчке целых два громадных ляпа. Ну, просто ляпищи, а не ляпы!
Во-первых, «лишь щи» - крайнее неблагозвучие, слышится как «лещи». А, во-вторых, щи всегда капустные, на то они и щи. Уха всегда рыбная, любой борщ не мыслим без свеклы, а в щах главное капуста. Есть, правда, исключение из правила – зеленые щи из щавеля, крапивы, сныти или борщевика. Вот если бы автор о таких щах упомянул, тогда понятно разъяснение: первое блюдо из крапивы - именно щи, а не какой-нибудь суп, не тюря, не затируха и т.д. А в его случае «масло масляным» получилось. А что касаемо неблагозвучий, то у этого горе-стихоходца и «как и» проскакивают, и «ведь мы», и прочих «вампуков» пруд пруди.
А он все шлепает книжку за книжкой. Лучше бы на туалетной бумаге печатал, все людям польза. А его личный адвокат мадам Расческина на каждом углу, где надо и не надо, бубнит сквозь вставную челюсть одну и ту же песню:
-…А вот мой муж, Великий Уральский поэт Александр Расческин!..- и прочее, и прочее.
- Ну и жара-а! - опять простонал Димитрий, силясь отогнать мысли о патологическом графомане Расческине. Но взгляд его будто в насмешку остановился на книжной полке. Саша Расческин являлся автором не менее половины стоявших здесь книг.
Пасек горько вздохнул. Когда-то его нынешний начальник имел весьма близкие отношения с этим заблудившимся автором. С тех давних пор Расческин каждую свою новую книгу презентовал бывшему любезному другу, как честный разведенец свою долю по суду. Впрочем, стоит малость и пожалеть его, болезного. Он же совершенно искренне считает себя поэтом…
Внезапно мужчина приободрился и повеселел. Взгляд его, равнодушно скользнув по книжной полке, наткнулся на книжечку другого Пермского литератора «Армагеддон в смирительной рубашке». В памяти его вспыхнули стихи этого автора, как раз написанные про таких, как Расческин.
Графоман дарил свои «стихи»
Морю,
Суше,
Небу…
Постепенно,
переполнив чрево трех стихий,
мусор стал копиться во Вселенной!
Пасек улыбнулся довольно. Жара? Ну, и черт с ней! Ему даже перекусить захотелось. И он приготовился было вновь выдвинуться из-за стола, как вдруг раздался громкий стук в дверь.
Дверь широко распахнулась, не дожидаясь ответа.
На пороге возник интересный субъект. Его длинные темные волосы до плеч сильно лоснились. На переносице его торчали огромные солнцезащитные очки - «капли» с одним треснувшим стеклом. Его небритая физиономия подчеркивала нелепость усов и бородки, отпущенных по моде последней войны за испанское наследство. На шее болтался толстый черный шнурок, на котором почему-то ничего не висело. Старенькая застиранная и донельзя вытянутая кооперативная футболка с эпатажной надписью «BOSS» и штопаные-перештопанные парусиновые шорты прикрывали тощее тело неожиданного гостя. За спиной у посетителя покоился небольшой, но плотно набитый чем-то рюкзак.
Особого внимания заслуживали его ноги. Мало того, что они были кривые и очень волосатые, они еще и засунуты были в белые носки наизнанку и в пластиковые китайские шлепанцы. Из аккуратной дырки правого носка торчал огромный изогнутый и грязный ноготь большого пальца.
«Либо художник, либо поэт!»- определил про себя Пасек. А кинув критичный взгляд на его с неделю небритую физию и дырявый носок, добавил: «- Еще один непризнанный гений!"
- Мне к редактору отдела «Сатиры и юмора»! - важно объявил гость, решив с места взять в карьер.
Он решительно шагнул в кабинет и кинул взор на пустующий стул. Затем перевел взгляд на зама.
- Так это Вы – редактор…
- Нет, не я! – торопливо открестился Пасек.
- А где…
- Ушел! Отбыл, не знамо, куда. Когда возвернется, не ведаю. Ничегошеньки не сказал, да-с!
– скороговоркой предварил он следующие вопросы.
- Но как же так? У нас была договоренность! – посетитель возмущенно сжал свои кулачки, словно намереваясь поколотить собеседника.
Димитрий снисходительно его осмотрел.
«Странно,- размышлял он,- у начальства ране был другой вкус. А тут какой-то убогий! Неужели сей чудик пленил своей непосредственностью? Хотя у меня иные пристрастия!»- он с наслаждением вспомнил, как перелистывал последний номер «Плэйбоя».
- Так что же мне делать? – чуть не плача, вопрошал гость.- Я же издалека, из деревни приехал к нему. А он… Я думал… А мы договаривались…
Пасек только пожимал плечами.
- А может, я здеся оставлю?
- Ни в коем разе! Кто будет нести ответственность за утрату?
- Воруют?
- Как везде!
- Это же надо! Даже в храме муз… А может, вы ознакомитесь с моими стихами?
- Я?! - Пасек ажно подскочил на жалобно скрипнувшем стуле. - Не могу. Я же безграмотный! В стихах ни бум-бум! – для пущей убедительности он постучал кулаком по столешнице.
- Как это?! – ужаснулся деревенский житель.- Совсем? Что же вы тут делаете?
- Да зашел из другого отдела, поспать решил в тихом кабинете, а тут вы, как плевок на плешь!
Вытаращив глаза, гость прошел к приоткрытому окну. Казалось, ему катастрофически не хватало чистого воздуха.
- Вот если бы анекдоты, да с картинками, да про баб-с, вот тогда!.. У вас есть анекдоты?
- Не-ет…
- А на нет и суда нет! – пасек хотел было выпроводить надоевшего пиита, но тот вдруг заметил томик Расческина.
- Вы! – вскричал он, хватая книгу обеими руками.- Как вы можете, а? Такого поэта куда засунули?!
- А куда надо? – спокойно осведомился Пасек.
- Это же стихи!
- А я безграмотный!
- Вот из-за таких, как вы, у нас все и плохо! А Я!!!.. А у меня восемь с половиной килограммов стихов!
- Так это вы свои стихи в рюкзак уторкали?
- Рюкзак! – он верещал, как потерпевший, забрызгивая томик Расческина своей слюной.- Это вы безграмотный, а у меня – стихи! А Я!!!.. А у меня еще чертежи вечного двигателя есть!
- А ну стоп, дорогой!
- Вас же гнать надо!
- Жара спадет, сам уйду! Вечный двигатель, говоришь? Так это в другой отдел надо. В экономический! Марш отсюда! А то ведь я, безграмотный, могу и зашибить ненароком!- Пасек угрожающе приподнялся из-за стола.
Узрев половину огромного тела, гость судорожно икнул, швырнул книгу на подоконник и стремглав бросился к открытой настежь двери.
Посетитель еще не успел ретироваться, а томик Расческина, отскочив от подоконника и свершив уродливый кульбит, приземлился на оцинкованном карнизе, ходко соскользнул с него и ухнул в многоэтажную бездну. Словно его и не было.
Улыбающийся Пасек легко, как влюбленный юноша, вскочил из-за стола и подошел к полке с книгами. Произведения Расческина покоились здесь в избытке.
Внезапно он расхохотался. Димитрий представил, как в эту минуту плющит редактора экономического отдела…
Пасек вновь закрепил при помощи книги оконную раму и снова развалился за своим столом. Делать совсем ничего не хотелось. Он вытер платочком свой широкий лоб и громко простонал опять без улыбки:
- Ну и жара-а!..
Жара
Сильный порыв ветра ворвался в комнату, резко оттолкнув чуть приоткрытую оконную раму. А та с громким стуком врезалась с размаха в свою сестру. Тревожно задребезжали стекла.
Ветер смел с письменного стола все бумаги, какие были, и угомонился.
Димитрий Пасек, заместитель редактора отдела «Сатиры и юмора» областной газеты «Суперстар», лениво выдвинулся из-за стола. Он с завистью взглянул на пустую столешницу своего коллеги – редактора отдела, старого алкаша и педераста, с четверть часа назад отправившегося потрапезничать со своим новым пассией.
- Ну и жара-а!..- простонал тучный Пасек и, со вздохом обреченного на вечное сожительство с одной женщиной, тяжело опустился на колени. Листки бумаги, как беспечные осенние листья, разлетелись по всей комнате.
Кое-как подобрав разметанные документы, журналист поднял и томик всем известного в Перми стихоплета Саши Расческина. Книжка самопроизвольно раскрылась, и Димитрий невольно скользнул профессиональным взглядом по первой попавшейся строфе.
- Ну и жара-а!..- опять простонал мужчина. Промокнул страничками томика свой широченный лоб, захлопнул книгу и вставил ее на место,- между рамой и подоконником. Затем сплюнул с досады. - Даже для этого книжка Сашки Расческина не годится! Раму удержать и то не может.
Недовольно буркнув что-то под нос, Пасек тронулся медленно и тяжело, как груженый состав, закосолапив в сторону своего стола. Ему, профессиональному журналисту и большому любителю русской словесности воспитанному на поэзии Пушкина и Есенина, на прозе Гоголя и Горького, на статьях Белинского и Чернышевского, на лекциях Твардовского и Сельвинского… ему, просто как образованному и грамотному человеку, не в силах было наблюдать, как всякое ничтожество и бездарность карабкается на Парнас. Ему припомнилась только что прочитанная строчка:
- …А то лишь щи капустные…
Это ж надо! В одной махонькой строчке целых два громадных ляпа. Ну, просто ляпищи, а не ляпы!
Во-первых, «лишь щи» - крайнее неблагозвучие, слышится как «лещи». А, во-вторых, щи всегда капустные, на то они и щи. Уха всегда рыбная, любой борщ не мыслим без свеклы, а в щах главное капуста. Есть, правда, исключение из правила – зеленые щи из щавеля, крапивы, сныти или борщевика. Вот если бы автор о таких щах упомянул, тогда понятно разъяснение: первое блюдо из крапивы - именно щи, а не какой-нибудь суп, не тюря, не затируха и т.д. А в его случае «масло масляным» получилось. А что касаемо неблагозвучий, то у этого горе-стихоходца и «как и» проскакивают, и «ведь мы», и прочих «вампуков» пруд пруди.
А он все шлепает книжку за книжкой. Лучше бы на туалетной бумаге печатал, все людям польза. А его личный адвокат мадам Расческина на каждом углу, где надо и не надо, бубнит сквозь вставную челюсть одну и ту же песню:
-…А вот мой муж, Великий Уральский поэт Александр Расческин!..- и прочее, и прочее.
- Ну и жара-а! - опять простонал Димитрий, силясь отогнать мысли о патологическом графомане Расческине. Но взгляд его будто в насмешку остановился на книжной полке. Саша Расческин являлся автором не менее половины стоявших здесь книг.
Пасек горько вздохнул. Когда-то его нынешний начальник имел весьма близкие отношения с этим заблудившимся автором. С тех давних пор Расческин каждую свою новую книгу презентовал бывшему любезному другу, как честный разведенец свою долю по суду. Впрочем, стоит малость и пожалеть его, болезного. Он же совершенно искренне считает себя поэтом…
Внезапно мужчина приободрился и повеселел. Взгляд его, равнодушно скользнув по книжной полке, наткнулся на книжечку другого Пермского литератора «Армагеддон в смирительной рубашке». В памяти его вспыхнули стихи этого автора, как раз написанные про таких, как Расческин.
Графоман дарил свои «стихи»
Морю,
Суше,
Небу…
Постепенно,
переполнив чрево трех стихий,
мусор стал копиться во Вселенной!
Пасек улыбнулся довольно. Жара? Ну, и черт с ней! Ему даже перекусить захотелось. И он приготовился было вновь выдвинуться из-за стола, как вдруг раздался громкий стук в дверь.
Дверь широко распахнулась, не дожидаясь ответа.
На пороге возник интересный субъект. Его длинные темные волосы до плеч сильно лоснились. На переносице его торчали огромные солнцезащитные очки - «капли» с одним треснувшим стеклом. Его небритая физиономия подчеркивала нелепость усов и бородки, отпущенных по моде последней войны за испанское наследство. На шее болтался толстый черный шнурок, на котором почему-то ничего не висело. Старенькая застиранная и донельзя вытянутая кооперативная футболка с эпатажной надписью «BOSS» и штопаные-перештопанные парусиновые шорты прикрывали тощее тело неожиданного гостя. За спиной у посетителя покоился небольшой, но плотно набитый чем-то рюкзак.
Особого внимания заслуживали его ноги. Мало того, что они были кривые и очень волосатые, они еще и засунуты были в белые носки наизнанку и в пластиковые китайские шлепанцы. Из аккуратной дырки правого носка торчал огромный изогнутый и грязный ноготь большого пальца.
«Либо художник, либо поэт!»- определил про себя Пасек. А кинув критичный взгляд на его с неделю небритую физию и дырявый носок, добавил: «- Еще один непризнанный гений!"
- Мне к редактору отдела «Сатиры и юмора»! - важно объявил гость, решив с места взять в карьер.
Он решительно шагнул в кабинет и кинул взор на пустующий стул. Затем перевел взгляд на зама.
- Так это Вы – редактор…
- Нет, не я! – торопливо открестился Пасек.
- А где…
- Ушел! Отбыл, не знамо, куда. Когда возвернется, не ведаю. Ничегошеньки не сказал, да-с!
– скороговоркой предварил он следующие вопросы.
- Но как же так? У нас была договоренность! – посетитель возмущенно сжал свои кулачки, словно намереваясь поколотить собеседника.
Димитрий снисходительно его осмотрел.
«Странно,- размышлял он,- у начальства ране был другой вкус. А тут какой-то убогий! Неужели сей чудик пленил своей непосредственностью? Хотя у меня иные пристрастия!»- он с наслаждением вспомнил, как перелистывал последний номер «Плэйбоя».
- Так что же мне делать? – чуть не плача, вопрошал гость.- Я же издалека, из деревни приехал к нему. А он… Я думал… А мы договаривались…
Пасек только пожимал плечами.
- А может, я здеся оставлю?
- Ни в коем разе! Кто будет нести ответственность за утрату?
- Воруют?
- Как везде!
- Это же надо! Даже в храме муз… А может, вы ознакомитесь с моими стихами?
- Я?! - Пасек ажно подскочил на жалобно скрипнувшем стуле. - Не могу. Я же безграмотный! В стихах ни бум-бум! – для пущей убедительности он постучал кулаком по столешнице.
- Как это?! – ужаснулся деревенский житель.- Совсем? Что же вы тут делаете?
- Да зашел из другого отдела, поспать решил в тихом кабинете, а тут вы, как плевок на плешь!
Вытаращив глаза, гость прошел к приоткрытому окну. Казалось, ему катастрофически не хватало чистого воздуха.
- Вот если бы анекдоты, да с картинками, да про баб-с, вот тогда!.. У вас есть анекдоты?
- Не-ет…
- А на нет и суда нет! – пасек хотел было выпроводить надоевшего пиита, но тот вдруг заметил томик Расческина.
- Вы! – вскричал он, хватая книгу обеими руками.- Как вы можете, а? Такого поэта куда засунули?!
- А куда надо? – спокойно осведомился Пасек.
- Это же стихи!
- А я безграмотный!
- Вот из-за таких, как вы, у нас все и плохо! А Я!!!.. А у меня восемь с половиной килограммов стихов!
- Так это вы свои стихи в рюкзак уторкали?
- Рюкзак! – он верещал, как потерпевший, забрызгивая томик Расческина своей слюной.- Это вы безграмотный, а у меня – стихи! А Я!!!.. А у меня еще чертежи вечного двигателя есть!
- А ну стоп, дорогой!
- Вас же гнать надо!
- Жара спадет, сам уйду! Вечный двигатель, говоришь? Так это в другой отдел надо. В экономический! Марш отсюда! А то ведь я, безграмотный, могу и зашибить ненароком!- Пасек угрожающе приподнялся из-за стола.
Узрев половину огромного тела, гость судорожно икнул, швырнул книгу на подоконник и стремглав бросился к открытой настежь двери.
Посетитель еще не успел ретироваться, а томик Расческина, отскочив от подоконника и свершив уродливый кульбит, приземлился на оцинкованном карнизе, ходко соскользнул с него и ухнул в многоэтажную бездну. Словно его и не было.
Улыбающийся Пасек легко, как влюбленный юноша, вскочил из-за стола и подошел к полке с книгами. Произведения Расческина покоились здесь в избытке.
Внезапно он расхохотался. Димитрий представил, как в эту минуту плющит редактора экономического отдела…
Пасек вновь закрепил при помощи книги оконную раму и снова развалился за своим столом. Делать совсем ничего не хотелось. Он вытер платочком свой широкий лоб и громко простонал опять без улыбки:
- Ну и жара-а!..
#4 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 31 октября 2011 - 21:32
№ 3
Семейное дело
Дягиль, полковник в отставке, проснулся и сел на кровати. Сон был скверным, тяжёлым. Какая-то женщина, какая-то катастрофа. Осколки лобовых стёкол двух (или больше?) машин. Девчонка за рулём в машине напротив, закрывшая руками голову. Кровь на асфальте, опознание. Кажется, этот сон ему снился уже не впервые. Полковник провёл рукой по лицу, силясь прогнать наваждение. Надо позавтракать, хлебнуть кофе и выйти на воздух.
Полковник чисто выбрился, оделся и хотел пройти в столовую, но замер в дверях, не доверяя собственным глазам. В его, полковника, любимом кресле у чайного столика нагло сидела девица, принятая помощницей по хозяйству. Девица листала его – его! – газеты, морщила носик, поглядывала на часы.
Полковник стряхнул с себя оцепенение, шагнул в столовую и гаркнул «Кофе!», предвкушая, как взметнётся из кресла бесстыдница, как бросит в жар её смазливую мордашку… ничего подобного не случилось. Нахалка – как её, Шура, что ли? – на него едва взглянула и процедила с ленцой: «Да, пожалуй». И всё!
От неожиданности он снова замер, не дойдя до столика, и втянул носом воздух. Это практически то же, что и хватать воздух ртом, но всё-таки губы не разжимаются и реноме остаётся при вас. Полковник держался и обшаривал комнату взглядом, ища подтверждений догадке: всё это морóк. Он ещё не проснулся. Или как объяснить?..
Но морóк не рассеивался. Девица подняла голову от газеты полковника и с ноткой нетерпения спросила: «Ну, что же вы?». Полковник сделал над собой усилие и ответил на вопрос целой очередью встречных вопросов:
– Александра, почему в ваше рабочее время вы сидите в моём кресле? Почему вы без спроса берёте мои газеты? Наконец, почему вы отдаёте мне распоряжения? – И вздёрнул бровь в знак величайшего недоумения.
В глубине коридора послышались шаги жены полковника, и полковник вздохнул с облегчением (естественно, про себя). Жена полковника вошла в столовую, кивнув супругу и почему-то сказав помощнице «Доброе утро, милая!». Изящно опустилась на софу рядом с Шурой и с интересом взглянула в разворот газеты, лежащей у той на коленях. Затем обе женщины посмотрели на полковника. Полковник понял, что ситуация выходит из-под контроля, и обратился к жене:
– Дорогая, твоя помощница нам не подходит!
Его жена посмотрела на помощницу, перевела взгляд на мужа и тихо, но отчётливо произнесла:
– Простите?
Полковник опешил, незаметно ущипнул себя за руку и ответил жене:
– Посмотри же сама! Она сидит в моём кресле, листает мои газеты и ждёт, чтобы я… подал кофе.
Голос его чуть было не дрогнул на словах «чтобы я…», но полковнику удалось удержать интонацию в рамках. Он вопросительно посмотрел на жену.
Ответила – и не ему, а жене, – невозможная Шура:
– Мама, я тебе говорила. Не надо брать старика на работу.
И без малейшего такта добавила:
– Псих в доме.
У Дягиля, что называется, отвисла челюсть. Он махнул рукой на выдержку, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и прислонился к буфету. Со стороны вполне могло сойти за то, что он это сделал в задумчивости. Да, именно в задумчивости, а вовсе не оттого, что у него вдруг подкосились ноги.
Его жена по какой-то непостижимой причине не осадила нахалку, а мягко сказала ей:
– Милая, человек ведь всё слышит. Не надо так.
«Человек»?! Не «мой муж», не «полковник», в крайнем случае, а «человек»?.. Дягиль снова втянул носом воздух и с горечью осведомился:
– Кто-нибудь скажет мне, что происходит?
Повисло молчание.
На лицах женщин появилась досада: едва заметная у жены, нескрываемая у совершенно зря нанятой, как уже понял Дягиль, Шуры.
Его жена встала, грациозно пересекла столовую и подошла к нему. От неё едва уловимо пахло утренними духами, нежным мылом, свежестью и всем тем, что он так безудержно полюбил за время своего незаслуженного, абсолютно нежданного, но оттого ещё более упоительного счастья. Жена положила руку ему на плечо (сердце полковника, как и при каждом её прикосновении, стукнуло и на секунду остановилось), ласково потрепала рукав и сказала:
– Я провожу вас в вашу комнату. Отдохните сегодня.
Он заглядывал ей в глаза, пытаясь увидеть смешинку, понять, что она пошутила над ним и сейчас, вот сию же минуту, всё вернётся к своему обычному порядку. Нет, ни намёка на смех. Она проводила его в комнату, которую не столь давно – полковник ясно это помнил – он сам выделил Шуре. Там, кроме узкой, почти что армейской кровати, простого комода и небольшого зеркала, висящего над ним, оказались, однако, его личные вещи. Он выдвинул ящик комода – в нём было аккуратно сложено бельё. В соседнем ящике были носки. Всё как всегда – но не в той комнате! Его комнатой была и должна оставаться хозяйская спальня, а не эта каморка между прихожей и кухней.
На полке стояли его любимые книги и фотографический портрет с какой-то женщиной. Портрет был в той рамке, которую он заказал для их с женой свадебной фотографии. Полковник взял фотографию в руки, пригляделся. Нет, с этой женщиной он не знаком. Полковник взглянул на обратную сторону – дата немалой давности, проставленная незнакомой рукой. Чернила выцвели. Что же такое?
Вертя портрет, он ненароком обратил внимание на собственные руки. Кольцо! Его не было. Полковник бросил отчаянный взгляд на комод (чисто), на полку (тоже ничего), посмотрел на пол. Кольца нигде не было. Наконец, он опустил глаза на руку жены. На её прекрасном безымянном пальце тоже не было кольца! Кольца с двумя бриллиантами, которое он подарил ей в день свадьбы, не было. Не поднимая глаз, он спросил:
– Где твоё… хм… ваше обручальное кольцо?
Она взглянула на него с жалостливой теплотой и после секундного колебания ответила:
– Не думаю… но если это имеет значение… я вдова. И не ношу кольца много лет.
Вдова! Притом, что они и женаты всего ничего.
Нет, это следовало прекратить, и немедленно. Полковник расправил опустившиеся было плечи, сурово откашлялся и обратился к жене со всей твёрдостью:
– В чём дело? Почему ты не носишь кольца? Почему говоришь мне, что ты чья-то вдова? Почему Александра зовёт тебя мамой?
Он собирался перевести дыхание и продолжить, но жена, покачав головой, нажала неприметную кнопочку на стене, в комнату вошли двое угрюмых парней в медицинских халатах, и не успел полковник возразить, как его обездвижили и укололи в руку. Он был не слабым человеком и, более того, обученным, но предпринять ничего не сумел. Теряя остатки реальности, он слышал, как жена говорила по телефону: «Нет-нет, мы не можем с ним так поступить. Одинокий, пожилой человек… не опасен… работает у нас давно… дело почти семейное». А потом стало темно, и больше он ничего не услышал.
Когда он проснулся, была тихая ночь. Он накинул халат и хотел выйти из комнаты, но дверь оказалась закрытой. Снаружи. Не веря себе до конца, полковник дёрнул ручку. Так и есть, он заперт.
Полковник поискал глазами телефон – на его месте сиротливо зияла розетка без провода и аппарата. Огляделся в поисках какого-нибудь предмета, который помог бы отжать язык замкá в сторону, но ничего подходящего не обрёл. Повернулся к окну – на окне появилась решётка.
Откуда в его доме решётка?! Попробовал раздвинуть прутья, напряг мышцы – не удалось: сварено было на совесть.
Усилие вызвало приступ головокружения, это заставило полковника сесть на постель. Препарат ещё действовал, веки смыкались. Он закрыл глаза на секунду и снова открыл их. За окном начиналось волшебное утро, он был в своей спальне, рядом мирно спала жена. Та-ак…
Дягиль тихо прокрался на лестницу, спустился на первый этаж, вышел во двор и оглядел окна фасада. Сюда же выходило и окно помощницы. Решётки не было! Полковник подошёл к злосчастному окну и провёл пальцами по карнизу. Ни малейшего следа сварки. Внезапно в окне появилось заспанное лицо. Помощница увидела полковника, и тотчас дом огласил женский визг.
Полковник отшатнулся от окна и устремился в спальню, желая спастись от душераздирающих звуков. Шура обогнала его на лестнице, ворвалась в спальню первой и к моменту его появления выкрикивала его жене ужасные слова. С особым нажимом звучали эпитеты «маньяк» и «извращенец», очень полковнику не понравившиеся.
Его жена сидела на постели с выражением лёгкой брезгливости на прекрасном лице. Он хотел объяснить ей, что получилось недоразумение, но она остановила его взглядом. Потом устало сказала помощнице:
– Успокойся, Шура. Иди к себе, – и злокозненная паникёрша ушла. Жена полковника закрыла руками лицо. Его любимая, спокойная и лучезарная жена… полковник не знал, что ему следует делать, и неуверенно присел на край постели. Жена подняла голову, посмотрела ему в глаза и тихо, но твёрдо сказала:
– Прошу вас, не прикасайтесь ко мне.
Это добило полковника. Подавляя рычание, он схватился за голову и выбежал из супружеской спальни. Оделся, спустился в гараж, завёл машину и погнал в город, в приёмное отделение своего старого товарища, психиатра. «Психиатрическая клиника у нас одна, пациентов мало, вот и посмеёмся с ним», – думал полковник, бодрясь.
Шина лопнула, как только он отъехал от посёлка. Запаски в багажнике не оказалось. Было раннее утро, дорога сияла, умытая лёгким дождём, и ни одной машины, кроме машины полковника, на ней не просматривалось.
Размышляя о небеспристрастности небес, полковник шёл назад, когда рядом тормознул УАЗ неотложной психиатрической помощи, оттуда выскочили мрачные парни в халатах и увлекли полковника в недра УАЗа. Сопротивление, как и давеча, не удалось. Ощущая плечом очередной укол, полковник прошептал: «Невероятно!», а потом его снова заволокла темнота.
Просыпаясь, он ощутил сладкий запах лекарств. Так и есть: у изголовья, на столике, высились некие препараты. Он лежал на Шуриной кровати в комнатке на первом этаже. Рядом с ним находилась сиделка – мощная женщина с неподвижным лицом и вязаньем в неженских руках. На окне вновь сияла решётка. «Невероятно!» – процитировал себя полковник.
Сиделка увидела, что он проснулся, поднесла к его губам микстуру в маленьком мерном стаканчике и приказала:
– Пьём.
Он хотел взять стаканчик, понюхать микстуру и, вероятно, отказаться от неё, но сиделка, легко нажав стальными пальцами на пару чувствительных мест его челюсти, влила микстуру в рот полковнику и мирно сказала:
– Не балуемся.
Полковник почувствовал безнадёжность, но спросил:
– Зачем всё это?
Сиделка смотрела на него, не мигая и, кажется, не слишком-то осмысливая вопрос. Полковник сделал ещё одну попытку:
– Я нормален.
Тут сиделка кивнула – то ли ему, то ли самóй себе, – и открыла коробочку с ваткой, флаконом и маленьким шприцем. Дягиль понял, что надо давать задний ход, и, вложив в голос максимум искренности, попросил:
– Не надо. Я не буду баловаться.
Сиделка посмотрела на него долгим оценивающим взглядом, снова кивнула и стала неторопливо нанизывать петли на спицы. Полковнику сделалось страшно. «Не смотри на коробочку», – думал он, – «дождись ночи. Когда-нибудь она уснёт».
И верно, ближе к следующему утру сиделку сморила дремота. Полковник бесшумно извлёк шприц из коробочки, вонзил иглу в бедро сиделки и надавил на поршень. Она поняла, что он сделал, но вызвать угрюмых парней не успела. Обмякла. Вязанье упало на тонкий ковёр.
Полковник не без труда уложил грузную женщину на кровать, затем выудил у неё из кармана ключи и неслышно отомкнул дверь. Запер снаружи. Взял деньги и обувь, на цыпочках вышел из дома. Машину заводить не стал, пошёл пешком. Выйдя к шоссе, поймал попутку до города.
Опасаясь свидетельств водителя, высадился за пару кварталов от клиники, незаметно проник внутрь через служебный вход, нашёл в регистратуре картотеку, букву «Д».
Полковник извлёк свою карту, открыл её и прочитал: «Больной Дягиль, имя, отчество, возраст… полковник МВД в отставке… впервые обследован по поводу приступа маниакального…» – Дягиль поёжился – «…бреда тогда-то. Болезнь развилась после смерти жены в результате несчастного случая. Принят на работу помощником по хозяйству в семью такую-то, адрес такой-то. В периоды обострений покойную жену не помнит, по фотографии не узнаёт; считает нанимательницу своей супругой, её дочь – горничной… наблюдаются галлюцинации…».
Дальше шла динамика заболевания, длившегося, как прочитал потрясённый полковник, уже несколько лет; перечислялись сделанные за это время назначения; стоял допуск к необременительному, не связанному с нервными потрясениями труду по программе реабилитации.
Полковник вернул свою карту на место, закрыл ящичек картотеки, вышел из помещения регистратуры и, никем не замеченный, покинул клинику. Утром он позвонил своему другу с просьбой принять его. Доктор выслушал, сопоставил услышанное с тем, что и так уже знал, открыл карту полковника и, отметив число, сделал запись: «Состояние ухудшается. Настоятельно рекомендована госпитализация».
В тот же день нанимательница (полковник теперь знал, что она ему не жена) с Шурой помогли ему собрать необходимые вещи, заверили, что, как только ему станет лучше, он сможет вернуться, и отвезли его в клинику. Мать с дочерью сели вперёд, он – на заднем сиденье. До него доносилось нежное благоухание женщины, которая была ему так дорога. Если бы не болезнь… если бы не провалы в памяти…
За окном замелькали деревья аллеи, примыкающей к клинике. Полковник перевёл взгляд на Шуру, на её руки, лежащие на руле. Отчего-то она всегда носила вещи с длинными рукавами. А сегодня надела футболку, руки остались голыми, и полковник увидел на них белые шрамы. Он хотел спросить Шуру: «Откуда у вас эти шрамы, почему их так много?», но машина остановилась. Их уже ждали санитары.
Все вышли из машины, достали саквояж полковника. Уходя с санитарами, он успел обернуться, чтобы увидеть мать Шуры. Она смотрела ему вслед с невесёлой задумчивостью.
Шура была уже в кофте. В девичьей кофточке с длинными рукавами. Шура смотрела себе под ноги.
Доктор, товарищ полковника, стоял у себя в кабинете. Грустно смотрел в окно, во двор клиники.
В голове Дягиля вдруг мелькнула картинка: осколки лобовых стёкол и девушка, закрывшая руками голову… Санитар сказал: «Сюда, пожалуйста!», – полковник шагнул, и дверь клиники тихо закрылась за ним.
Семейное дело
Дягиль, полковник в отставке, проснулся и сел на кровати. Сон был скверным, тяжёлым. Какая-то женщина, какая-то катастрофа. Осколки лобовых стёкол двух (или больше?) машин. Девчонка за рулём в машине напротив, закрывшая руками голову. Кровь на асфальте, опознание. Кажется, этот сон ему снился уже не впервые. Полковник провёл рукой по лицу, силясь прогнать наваждение. Надо позавтракать, хлебнуть кофе и выйти на воздух.
Полковник чисто выбрился, оделся и хотел пройти в столовую, но замер в дверях, не доверяя собственным глазам. В его, полковника, любимом кресле у чайного столика нагло сидела девица, принятая помощницей по хозяйству. Девица листала его – его! – газеты, морщила носик, поглядывала на часы.
Полковник стряхнул с себя оцепенение, шагнул в столовую и гаркнул «Кофе!», предвкушая, как взметнётся из кресла бесстыдница, как бросит в жар её смазливую мордашку… ничего подобного не случилось. Нахалка – как её, Шура, что ли? – на него едва взглянула и процедила с ленцой: «Да, пожалуй». И всё!
От неожиданности он снова замер, не дойдя до столика, и втянул носом воздух. Это практически то же, что и хватать воздух ртом, но всё-таки губы не разжимаются и реноме остаётся при вас. Полковник держался и обшаривал комнату взглядом, ища подтверждений догадке: всё это морóк. Он ещё не проснулся. Или как объяснить?..
Но морóк не рассеивался. Девица подняла голову от газеты полковника и с ноткой нетерпения спросила: «Ну, что же вы?». Полковник сделал над собой усилие и ответил на вопрос целой очередью встречных вопросов:
– Александра, почему в ваше рабочее время вы сидите в моём кресле? Почему вы без спроса берёте мои газеты? Наконец, почему вы отдаёте мне распоряжения? – И вздёрнул бровь в знак величайшего недоумения.
В глубине коридора послышались шаги жены полковника, и полковник вздохнул с облегчением (естественно, про себя). Жена полковника вошла в столовую, кивнув супругу и почему-то сказав помощнице «Доброе утро, милая!». Изящно опустилась на софу рядом с Шурой и с интересом взглянула в разворот газеты, лежащей у той на коленях. Затем обе женщины посмотрели на полковника. Полковник понял, что ситуация выходит из-под контроля, и обратился к жене:
– Дорогая, твоя помощница нам не подходит!
Его жена посмотрела на помощницу, перевела взгляд на мужа и тихо, но отчётливо произнесла:
– Простите?
Полковник опешил, незаметно ущипнул себя за руку и ответил жене:
– Посмотри же сама! Она сидит в моём кресле, листает мои газеты и ждёт, чтобы я… подал кофе.
Голос его чуть было не дрогнул на словах «чтобы я…», но полковнику удалось удержать интонацию в рамках. Он вопросительно посмотрел на жену.
Ответила – и не ему, а жене, – невозможная Шура:
– Мама, я тебе говорила. Не надо брать старика на работу.
И без малейшего такта добавила:
– Псих в доме.
У Дягиля, что называется, отвисла челюсть. Он махнул рукой на выдержку, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и прислонился к буфету. Со стороны вполне могло сойти за то, что он это сделал в задумчивости. Да, именно в задумчивости, а вовсе не оттого, что у него вдруг подкосились ноги.
Его жена по какой-то непостижимой причине не осадила нахалку, а мягко сказала ей:
– Милая, человек ведь всё слышит. Не надо так.
«Человек»?! Не «мой муж», не «полковник», в крайнем случае, а «человек»?.. Дягиль снова втянул носом воздух и с горечью осведомился:
– Кто-нибудь скажет мне, что происходит?
Повисло молчание.
На лицах женщин появилась досада: едва заметная у жены, нескрываемая у совершенно зря нанятой, как уже понял Дягиль, Шуры.
Его жена встала, грациозно пересекла столовую и подошла к нему. От неё едва уловимо пахло утренними духами, нежным мылом, свежестью и всем тем, что он так безудержно полюбил за время своего незаслуженного, абсолютно нежданного, но оттого ещё более упоительного счастья. Жена положила руку ему на плечо (сердце полковника, как и при каждом её прикосновении, стукнуло и на секунду остановилось), ласково потрепала рукав и сказала:
– Я провожу вас в вашу комнату. Отдохните сегодня.
Он заглядывал ей в глаза, пытаясь увидеть смешинку, понять, что она пошутила над ним и сейчас, вот сию же минуту, всё вернётся к своему обычному порядку. Нет, ни намёка на смех. Она проводила его в комнату, которую не столь давно – полковник ясно это помнил – он сам выделил Шуре. Там, кроме узкой, почти что армейской кровати, простого комода и небольшого зеркала, висящего над ним, оказались, однако, его личные вещи. Он выдвинул ящик комода – в нём было аккуратно сложено бельё. В соседнем ящике были носки. Всё как всегда – но не в той комнате! Его комнатой была и должна оставаться хозяйская спальня, а не эта каморка между прихожей и кухней.
На полке стояли его любимые книги и фотографический портрет с какой-то женщиной. Портрет был в той рамке, которую он заказал для их с женой свадебной фотографии. Полковник взял фотографию в руки, пригляделся. Нет, с этой женщиной он не знаком. Полковник взглянул на обратную сторону – дата немалой давности, проставленная незнакомой рукой. Чернила выцвели. Что же такое?
Вертя портрет, он ненароком обратил внимание на собственные руки. Кольцо! Его не было. Полковник бросил отчаянный взгляд на комод (чисто), на полку (тоже ничего), посмотрел на пол. Кольца нигде не было. Наконец, он опустил глаза на руку жены. На её прекрасном безымянном пальце тоже не было кольца! Кольца с двумя бриллиантами, которое он подарил ей в день свадьбы, не было. Не поднимая глаз, он спросил:
– Где твоё… хм… ваше обручальное кольцо?
Она взглянула на него с жалостливой теплотой и после секундного колебания ответила:
– Не думаю… но если это имеет значение… я вдова. И не ношу кольца много лет.
Вдова! Притом, что они и женаты всего ничего.
Нет, это следовало прекратить, и немедленно. Полковник расправил опустившиеся было плечи, сурово откашлялся и обратился к жене со всей твёрдостью:
– В чём дело? Почему ты не носишь кольца? Почему говоришь мне, что ты чья-то вдова? Почему Александра зовёт тебя мамой?
Он собирался перевести дыхание и продолжить, но жена, покачав головой, нажала неприметную кнопочку на стене, в комнату вошли двое угрюмых парней в медицинских халатах, и не успел полковник возразить, как его обездвижили и укололи в руку. Он был не слабым человеком и, более того, обученным, но предпринять ничего не сумел. Теряя остатки реальности, он слышал, как жена говорила по телефону: «Нет-нет, мы не можем с ним так поступить. Одинокий, пожилой человек… не опасен… работает у нас давно… дело почти семейное». А потом стало темно, и больше он ничего не услышал.
Когда он проснулся, была тихая ночь. Он накинул халат и хотел выйти из комнаты, но дверь оказалась закрытой. Снаружи. Не веря себе до конца, полковник дёрнул ручку. Так и есть, он заперт.
Полковник поискал глазами телефон – на его месте сиротливо зияла розетка без провода и аппарата. Огляделся в поисках какого-нибудь предмета, который помог бы отжать язык замкá в сторону, но ничего подходящего не обрёл. Повернулся к окну – на окне появилась решётка.
Откуда в его доме решётка?! Попробовал раздвинуть прутья, напряг мышцы – не удалось: сварено было на совесть.
Усилие вызвало приступ головокружения, это заставило полковника сесть на постель. Препарат ещё действовал, веки смыкались. Он закрыл глаза на секунду и снова открыл их. За окном начиналось волшебное утро, он был в своей спальне, рядом мирно спала жена. Та-ак…
Дягиль тихо прокрался на лестницу, спустился на первый этаж, вышел во двор и оглядел окна фасада. Сюда же выходило и окно помощницы. Решётки не было! Полковник подошёл к злосчастному окну и провёл пальцами по карнизу. Ни малейшего следа сварки. Внезапно в окне появилось заспанное лицо. Помощница увидела полковника, и тотчас дом огласил женский визг.
Полковник отшатнулся от окна и устремился в спальню, желая спастись от душераздирающих звуков. Шура обогнала его на лестнице, ворвалась в спальню первой и к моменту его появления выкрикивала его жене ужасные слова. С особым нажимом звучали эпитеты «маньяк» и «извращенец», очень полковнику не понравившиеся.
Его жена сидела на постели с выражением лёгкой брезгливости на прекрасном лице. Он хотел объяснить ей, что получилось недоразумение, но она остановила его взглядом. Потом устало сказала помощнице:
– Успокойся, Шура. Иди к себе, – и злокозненная паникёрша ушла. Жена полковника закрыла руками лицо. Его любимая, спокойная и лучезарная жена… полковник не знал, что ему следует делать, и неуверенно присел на край постели. Жена подняла голову, посмотрела ему в глаза и тихо, но твёрдо сказала:
– Прошу вас, не прикасайтесь ко мне.
Это добило полковника. Подавляя рычание, он схватился за голову и выбежал из супружеской спальни. Оделся, спустился в гараж, завёл машину и погнал в город, в приёмное отделение своего старого товарища, психиатра. «Психиатрическая клиника у нас одна, пациентов мало, вот и посмеёмся с ним», – думал полковник, бодрясь.
Шина лопнула, как только он отъехал от посёлка. Запаски в багажнике не оказалось. Было раннее утро, дорога сияла, умытая лёгким дождём, и ни одной машины, кроме машины полковника, на ней не просматривалось.
Размышляя о небеспристрастности небес, полковник шёл назад, когда рядом тормознул УАЗ неотложной психиатрической помощи, оттуда выскочили мрачные парни в халатах и увлекли полковника в недра УАЗа. Сопротивление, как и давеча, не удалось. Ощущая плечом очередной укол, полковник прошептал: «Невероятно!», а потом его снова заволокла темнота.
Просыпаясь, он ощутил сладкий запах лекарств. Так и есть: у изголовья, на столике, высились некие препараты. Он лежал на Шуриной кровати в комнатке на первом этаже. Рядом с ним находилась сиделка – мощная женщина с неподвижным лицом и вязаньем в неженских руках. На окне вновь сияла решётка. «Невероятно!» – процитировал себя полковник.
Сиделка увидела, что он проснулся, поднесла к его губам микстуру в маленьком мерном стаканчике и приказала:
– Пьём.
Он хотел взять стаканчик, понюхать микстуру и, вероятно, отказаться от неё, но сиделка, легко нажав стальными пальцами на пару чувствительных мест его челюсти, влила микстуру в рот полковнику и мирно сказала:
– Не балуемся.
Полковник почувствовал безнадёжность, но спросил:
– Зачем всё это?
Сиделка смотрела на него, не мигая и, кажется, не слишком-то осмысливая вопрос. Полковник сделал ещё одну попытку:
– Я нормален.
Тут сиделка кивнула – то ли ему, то ли самóй себе, – и открыла коробочку с ваткой, флаконом и маленьким шприцем. Дягиль понял, что надо давать задний ход, и, вложив в голос максимум искренности, попросил:
– Не надо. Я не буду баловаться.
Сиделка посмотрела на него долгим оценивающим взглядом, снова кивнула и стала неторопливо нанизывать петли на спицы. Полковнику сделалось страшно. «Не смотри на коробочку», – думал он, – «дождись ночи. Когда-нибудь она уснёт».
И верно, ближе к следующему утру сиделку сморила дремота. Полковник бесшумно извлёк шприц из коробочки, вонзил иглу в бедро сиделки и надавил на поршень. Она поняла, что он сделал, но вызвать угрюмых парней не успела. Обмякла. Вязанье упало на тонкий ковёр.
Полковник не без труда уложил грузную женщину на кровать, затем выудил у неё из кармана ключи и неслышно отомкнул дверь. Запер снаружи. Взял деньги и обувь, на цыпочках вышел из дома. Машину заводить не стал, пошёл пешком. Выйдя к шоссе, поймал попутку до города.
Опасаясь свидетельств водителя, высадился за пару кварталов от клиники, незаметно проник внутрь через служебный вход, нашёл в регистратуре картотеку, букву «Д».
Полковник извлёк свою карту, открыл её и прочитал: «Больной Дягиль, имя, отчество, возраст… полковник МВД в отставке… впервые обследован по поводу приступа маниакального…» – Дягиль поёжился – «…бреда тогда-то. Болезнь развилась после смерти жены в результате несчастного случая. Принят на работу помощником по хозяйству в семью такую-то, адрес такой-то. В периоды обострений покойную жену не помнит, по фотографии не узнаёт; считает нанимательницу своей супругой, её дочь – горничной… наблюдаются галлюцинации…».
Дальше шла динамика заболевания, длившегося, как прочитал потрясённый полковник, уже несколько лет; перечислялись сделанные за это время назначения; стоял допуск к необременительному, не связанному с нервными потрясениями труду по программе реабилитации.
Полковник вернул свою карту на место, закрыл ящичек картотеки, вышел из помещения регистратуры и, никем не замеченный, покинул клинику. Утром он позвонил своему другу с просьбой принять его. Доктор выслушал, сопоставил услышанное с тем, что и так уже знал, открыл карту полковника и, отметив число, сделал запись: «Состояние ухудшается. Настоятельно рекомендована госпитализация».
В тот же день нанимательница (полковник теперь знал, что она ему не жена) с Шурой помогли ему собрать необходимые вещи, заверили, что, как только ему станет лучше, он сможет вернуться, и отвезли его в клинику. Мать с дочерью сели вперёд, он – на заднем сиденье. До него доносилось нежное благоухание женщины, которая была ему так дорога. Если бы не болезнь… если бы не провалы в памяти…
За окном замелькали деревья аллеи, примыкающей к клинике. Полковник перевёл взгляд на Шуру, на её руки, лежащие на руле. Отчего-то она всегда носила вещи с длинными рукавами. А сегодня надела футболку, руки остались голыми, и полковник увидел на них белые шрамы. Он хотел спросить Шуру: «Откуда у вас эти шрамы, почему их так много?», но машина остановилась. Их уже ждали санитары.
Все вышли из машины, достали саквояж полковника. Уходя с санитарами, он успел обернуться, чтобы увидеть мать Шуры. Она смотрела ему вслед с невесёлой задумчивостью.
Шура была уже в кофте. В девичьей кофточке с длинными рукавами. Шура смотрела себе под ноги.
Доктор, товарищ полковника, стоял у себя в кабинете. Грустно смотрел в окно, во двор клиники.
В голове Дягиля вдруг мелькнула картинка: осколки лобовых стёкол и девушка, закрывшая руками голову… Санитар сказал: «Сюда, пожалуйста!», – полковник шагнул, и дверь клиники тихо закрылась за ним.
#5 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 03 ноября 2011 - 20:11
№ 4 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !
Дурацкие условности
Всё в жизни относительно. Реальность – это сегодня. «Сегодня» каждый день превращается во «вчера». Реальность, как сетью, опутана условностями: законами общества, писанными и неписанными. Когда количество преступивших законы достигает максимума, некой критической точки, апогея, люди меняют законы, либо вообще отменяют их. Но никто не может отменить законы природы и закон, по которому живёт душа.
Маша искренне и беззаветно любила тридцать лет назад. Чувство было настоящим, но оно было там, в том настоящем, именуемое теперь прошлым. Потом было замужество от отчаяния. Воспитание, негласные нормы общественной морали, господствующие в то время условности не позволяли ей иметь ребёнка вне брака. А она мечтала о сыне. Законы природы требовали, внутренний голос подсказывал, что дальнейшая жизнь без ребёнка потеряет для неё смысл. И Машенька, закончив экономфак, вышла замуж за Евгения. Муж попался хороший – умный, работящий, уравновешенный, рассудительный. Женя любил Машу, но не так, как ей бы хотелось, не так, как любил её когда-то Андрей. Маша принимала любовь Евгения, но не могла ответить ему взаимностью и, чтобы как-то компенсировать недостаток чувства, она относилась к мужу с особым вниманием и окружала теплом и заботой. А всё остальное было, как у всех. Стандартная счастливая семья. Работа со стабильным окладом. Потом родился наследник. Получили двухкомнатную. Купили мебельный гарнитур. В отпуск всей семьёй – на море. Ко дню рождения и к Восьмому Марта Евгений дарил цветы, в первые годы супружества – розы, потом – цветы подешевле. У Жени были золотые руки. Он всё в доме мог починить сам. Подруги завидовали. С Женей было спокойно. Просто спокойно. А Маше нужно было «гореть». И она «горела» — крутилась, как белка в колесе: на работе была профсоюзной активисткой, пела в хоре проектного института. Но львиную долю своей кипучей энергии молодая мама отдавала воспитанию сына Серёжки.
Маша жила жизнью сына, его интересами и проблемами. Со стороны Марии это не было «вмешательством во внутренние дела». Она предоставляла Серёге жить по-своему, ни в чём не ущемляя, не давя на личность. Способности к рисованию в их роду передавались по наследству. Серёжка рано научился неплохо рисовать, и мамочка после работы три раза в неделю возила сына в изостудию. Для здоровья два раза в неделю – в бассейн. А по выходным тащила весь класс Серёги то в музеи и театры, то на выставки, то в лес - «созерцать прекрасное». Заметив, что сын неравнодушен к театральному искусству, Маша, на общественных началах, организовала театральный кружок в школе. Серёжка был, в самом деле, талантлив. Он умел вживаться в роль, чувствовал кожей каждого своего героя, но при этом Маша ни разу не отдала роль главного героя сыну. Могла, но умышленно не делала этого. Она боялась потерять доверие Серёжки и его друзей, ведь каждый из них мог подумать, что роли в их театре раздаются по знакомству, и вмиг могло разрушиться то невидимое, что превратило коллектив единомышленников в единое целое. Спектакли проходили «на ура» и в школе, и «на гастролях» в детских садиках города. Маша накануне специально покупала огромный торт и после выступлений, по сложившейся традиции, все артисты отправлялись к ним домой на чаепитие. Мария хорошо знала всех друзей Серёжки, иногда даже лучше, чем их собственные родители. Ей это было необходимо, чтобы понимать сына.
Серёжка закончил школу. Над выбором профессии он долго не задумывался. С этим он определился давно и никого не удивило его поступление в Театральный. Студенческая жизнь поглотила Сергея полностью. Маша радовалась успехам сына, но… Минимум информации она получала по утрам, между проглоченными Сергеем бутербродами. Марии не осталось места в насыщенной событиями жизни сына.
Маше остался дом и муж. Женя. Умный, работящий, спокойный… Но какой-то чужой. Он по-прежнему был надёжным другом, но не больше. Умом Маша всё понимала, ценила в муже все его положительные качества и поэтому всегда называла его исключительно Женечкой, мягко и ласково. Но однажды она почувствовала, что в её душе образовалась какая-то дыра, которую всё больше растягивало-увеличивало время, и сквозь эту дыру в душу вползала пустота. Да! Пустота. Это физики называют пустоту вакуумом, то есть отсутствием в пространстве чего-либо. У них пустота по массе равна нулю. Машина же пустота была неимоверно тяжёлой! Она вползала медленно, но настойчиво. А Маша не могла ей, пустоте, сопротивляться, став почему-то беспомощной и слабой, словно потеряла точку опоры. С каждым днём пустота увеличивалась и втягивала в себя Машино Я, как Чёрная Дыра Вселенной.
Серёжа окончил институт и по приглашению театра уехал работать в другой город. Вскоре он женился, и у Маши появился внук. Поначалу новоиспечённая бабушка часто приезжала к Алёшеньке, потом, выйдя на пенсию, и вовсе переехала к сыну. Малыш был так похож на Сергея! Машина жизнь снова наполнилась смыслом. Но так продолжалось недолго. Алёшеньку решено было отдать в детсад.
Сергей обожал своих Ниночку и Лёлика! На восемнадцати квадратных метрах полезной площади Маша, хоть и была «полезной», но всё-таки чувствовала себя лишней в семье сына. Молодые всегда хотят жить самостоятельно, отдельно от родителей. Чему ж тут удивляться?
Поезд увозил Марию домой. К Женечке.
В купе вошёл пассажир. Так, случайный попутчик.
— Здравствуйте! Меня зовут Дмитрий! – представился мужчина.
— Добрый день! — приветливо улыбнулась Маша. — А я – просто Мария!
Спутники рассмеялись и уселись друг напротив друга. Маша посмотрела на Дмитрия. Глаза! Их голубизна притягивала и… не отпускала. Сердце, ощутив резкий толчок, готово было остановиться. Маша постаралась взять себя в руки. Столько раз в неё влюблялись самые разные мужчины, клялись в любви, предлагали руку и сердце! Это всегда приятно, но ей это было не нужно. У неё уже есть один прекрасный муж. Зачем ей ещё? Привыкший к точным расчётам ум Марии, обычно, быстро оценивал ситуацию и результат всегда складывался в пользу Женечки. Сейчас же какой-то туман заволакивал мозг и мешал думать. Всё было иначе, так, как тридцать лет назад, когда в её жизни был Андрей, и тело бесприкословно подчинялось только душе.
Маша и Дима беседовали «о том, о сём», как обычно разговаривают попутчики. Выяснилось, что он – журналист и возвращается домой из командировки, семь лет назад похоронил жену и поднимал на ноги двух дочерей сам. Девочки выросли и, как птенчики, выпорхнули из гнезда, вышли замуж. Одна живёт в Канаде, другая – в Германии. С Димой было интересно, он столько повидал на своём веку! Маша слушала Дмитрия, но её всё время отвлекала навязчивая мысль: «Случайных попутчиков забывают через пять минут после выхода из вагона, и я забуду, и Дима забудет…»
Маша начинала испытывать некое неудобство, когда замолкал Дима. Сердце бешено колотилось. Оно стучало так громко, что стук колёс едва заглушал его. Маше казалось, что этот «сердечный грохот» услышит Дмитрий. «Ничего, — успокаивала себя Мария, — скоро пройдёт, скоро всё закончится, через несколько минут мне на выход!»
Поезд замедлил ход. Комок в горле мешал дышать. Дмитрий достал сумку Марии. Она, взяв пакет, первой вышла из купе. В тамбуре стояли молча. Может это и к лучшему, что между ними стала проводница. Ни Маша, ни Дима всё равно не могли произнести ни единого слова.
Перрон. Дима спустился первым, поставил сумку. Маша сделал шаг. Дмитрий подхватил её на руки с высоких ступеней. Маша, как утопающий, вцепилась в него. Ей казалось, что если она отпустит своего голубоглазого попутчика, то утонет. «Что за глупости лезут мне в голову? Какая чушь!» — пронеслось у неё в голове. Но Дмитрий, почему-то не торопился опускать Марию на землю.
— Машуня-манюня, какая же ты лёгкая! — хрипловато сказал он. — Как пёрышко!
Мария еле сдерживала слёзы. Выходившая из вагона молодёжь и встречающие, улыбаясь, поглядывали на парочку странных старичков. А Маша никого не видела вокруг и ей, уже бабушке, не было стыдно оттого, что её держит на руках совсем чужой, почти незнакомый седой мужчина.
— Поедем со мной, Машенька! — глядя на неё своими голубыми глазами-магнитами, ласково прошептал Дмитрий и как-то виновато улыбнулся. И эта улыбка показалась Маше такой бесконечно родной!
Время как-будто остановилось. Дмитрий боялся, что Маша попросит опустить её на землю. Он знал, что пока Машина нога не коснулась перрона, они – в настоящем, в их общем настоящем… Коснётся – они окажутся в двух разных измерениях и никогда-никогда уже больше не встретятся.
— Машенька, выходи за меня, ладно? — то ли спросил, то ли попросил Дима. — Ты согласна?
«Боже, какая я дура! — сделала для себя открытие Маша, — ведь именно этих слов я и ждала! Как глупо! Дурацкие условности! Да какая ж разница: «замуж — не замуж»… на старости-то лет? Не всё ли равно? Я ведь люблю его! Боже, как я хочу любить! Я люблю его — Дмитрия!» Сердце сжалось от боли. Она вспомнила, что дома её ждёт муж, её Женечка, рядом с которым прошли тридцать лет жизни. И ведь нормальной, спокойной жизни! Спокойной… Спокойной… Маша вздрогнула. Словосочетание «спокойная жизнь» неожиданно дохнуло на неё каким-то могильным холодом. «Не могу больше! Не могу! — закричало внутри. — Не хочу!»
Слёзы потоком хлынули из глаз Марии и женщина спрятала своё лицо, уткнувшись в плечо Дмитрия.
Мысли вихрем проносились в голове Маши, спотыкаясь, путаясь и обгоняя одна другую: «Сколько можно любить меня? Я хочу любить сама! Глупо! Поздно! Что скажет сын? Как же я посмотрю в глаза Женечке? Это предательство? Нет, нет и нет! Я никогда не любила Евгения. Я не хочу расставаться с Димой, Господи!»
— Машуня, ну, что ты, родная? — утешал растерянный Дмитрий. — Машенька, выходи за меня. Я прошу тебя, поедем со мной. Я люблю тебя, ласточка моя. Я не могу потерять тебя. Машуня, решайся, пойми, нам ведь не по семнадцать… Сколько нам отпущено для счастья? — уговаривал он. — Будь моей женой. Ты согласна? Согласна?
Маша выдавила сквозь рыдания едва уловимое «да», а Дмитрий скорей почувствовал ответ, нежели услышал. Она всхлипывала на его плече, а он, не найдя подходящих слов, только повторял её имя: «Машенька! Машечка! Машуня!»
— С тобой — хоть на край света! — вдруг решительно произнесла Мария.
Дурацкие условности
Всё в жизни относительно. Реальность – это сегодня. «Сегодня» каждый день превращается во «вчера». Реальность, как сетью, опутана условностями: законами общества, писанными и неписанными. Когда количество преступивших законы достигает максимума, некой критической точки, апогея, люди меняют законы, либо вообще отменяют их. Но никто не может отменить законы природы и закон, по которому живёт душа.
Маша искренне и беззаветно любила тридцать лет назад. Чувство было настоящим, но оно было там, в том настоящем, именуемое теперь прошлым. Потом было замужество от отчаяния. Воспитание, негласные нормы общественной морали, господствующие в то время условности не позволяли ей иметь ребёнка вне брака. А она мечтала о сыне. Законы природы требовали, внутренний голос подсказывал, что дальнейшая жизнь без ребёнка потеряет для неё смысл. И Машенька, закончив экономфак, вышла замуж за Евгения. Муж попался хороший – умный, работящий, уравновешенный, рассудительный. Женя любил Машу, но не так, как ей бы хотелось, не так, как любил её когда-то Андрей. Маша принимала любовь Евгения, но не могла ответить ему взаимностью и, чтобы как-то компенсировать недостаток чувства, она относилась к мужу с особым вниманием и окружала теплом и заботой. А всё остальное было, как у всех. Стандартная счастливая семья. Работа со стабильным окладом. Потом родился наследник. Получили двухкомнатную. Купили мебельный гарнитур. В отпуск всей семьёй – на море. Ко дню рождения и к Восьмому Марта Евгений дарил цветы, в первые годы супружества – розы, потом – цветы подешевле. У Жени были золотые руки. Он всё в доме мог починить сам. Подруги завидовали. С Женей было спокойно. Просто спокойно. А Маше нужно было «гореть». И она «горела» — крутилась, как белка в колесе: на работе была профсоюзной активисткой, пела в хоре проектного института. Но львиную долю своей кипучей энергии молодая мама отдавала воспитанию сына Серёжки.
Маша жила жизнью сына, его интересами и проблемами. Со стороны Марии это не было «вмешательством во внутренние дела». Она предоставляла Серёге жить по-своему, ни в чём не ущемляя, не давя на личность. Способности к рисованию в их роду передавались по наследству. Серёжка рано научился неплохо рисовать, и мамочка после работы три раза в неделю возила сына в изостудию. Для здоровья два раза в неделю – в бассейн. А по выходным тащила весь класс Серёги то в музеи и театры, то на выставки, то в лес - «созерцать прекрасное». Заметив, что сын неравнодушен к театральному искусству, Маша, на общественных началах, организовала театральный кружок в школе. Серёжка был, в самом деле, талантлив. Он умел вживаться в роль, чувствовал кожей каждого своего героя, но при этом Маша ни разу не отдала роль главного героя сыну. Могла, но умышленно не делала этого. Она боялась потерять доверие Серёжки и его друзей, ведь каждый из них мог подумать, что роли в их театре раздаются по знакомству, и вмиг могло разрушиться то невидимое, что превратило коллектив единомышленников в единое целое. Спектакли проходили «на ура» и в школе, и «на гастролях» в детских садиках города. Маша накануне специально покупала огромный торт и после выступлений, по сложившейся традиции, все артисты отправлялись к ним домой на чаепитие. Мария хорошо знала всех друзей Серёжки, иногда даже лучше, чем их собственные родители. Ей это было необходимо, чтобы понимать сына.
Серёжка закончил школу. Над выбором профессии он долго не задумывался. С этим он определился давно и никого не удивило его поступление в Театральный. Студенческая жизнь поглотила Сергея полностью. Маша радовалась успехам сына, но… Минимум информации она получала по утрам, между проглоченными Сергеем бутербродами. Марии не осталось места в насыщенной событиями жизни сына.
Маше остался дом и муж. Женя. Умный, работящий, спокойный… Но какой-то чужой. Он по-прежнему был надёжным другом, но не больше. Умом Маша всё понимала, ценила в муже все его положительные качества и поэтому всегда называла его исключительно Женечкой, мягко и ласково. Но однажды она почувствовала, что в её душе образовалась какая-то дыра, которую всё больше растягивало-увеличивало время, и сквозь эту дыру в душу вползала пустота. Да! Пустота. Это физики называют пустоту вакуумом, то есть отсутствием в пространстве чего-либо. У них пустота по массе равна нулю. Машина же пустота была неимоверно тяжёлой! Она вползала медленно, но настойчиво. А Маша не могла ей, пустоте, сопротивляться, став почему-то беспомощной и слабой, словно потеряла точку опоры. С каждым днём пустота увеличивалась и втягивала в себя Машино Я, как Чёрная Дыра Вселенной.
Серёжа окончил институт и по приглашению театра уехал работать в другой город. Вскоре он женился, и у Маши появился внук. Поначалу новоиспечённая бабушка часто приезжала к Алёшеньке, потом, выйдя на пенсию, и вовсе переехала к сыну. Малыш был так похож на Сергея! Машина жизнь снова наполнилась смыслом. Но так продолжалось недолго. Алёшеньку решено было отдать в детсад.
Сергей обожал своих Ниночку и Лёлика! На восемнадцати квадратных метрах полезной площади Маша, хоть и была «полезной», но всё-таки чувствовала себя лишней в семье сына. Молодые всегда хотят жить самостоятельно, отдельно от родителей. Чему ж тут удивляться?
Поезд увозил Марию домой. К Женечке.
В купе вошёл пассажир. Так, случайный попутчик.
— Здравствуйте! Меня зовут Дмитрий! – представился мужчина.
— Добрый день! — приветливо улыбнулась Маша. — А я – просто Мария!
Спутники рассмеялись и уселись друг напротив друга. Маша посмотрела на Дмитрия. Глаза! Их голубизна притягивала и… не отпускала. Сердце, ощутив резкий толчок, готово было остановиться. Маша постаралась взять себя в руки. Столько раз в неё влюблялись самые разные мужчины, клялись в любви, предлагали руку и сердце! Это всегда приятно, но ей это было не нужно. У неё уже есть один прекрасный муж. Зачем ей ещё? Привыкший к точным расчётам ум Марии, обычно, быстро оценивал ситуацию и результат всегда складывался в пользу Женечки. Сейчас же какой-то туман заволакивал мозг и мешал думать. Всё было иначе, так, как тридцать лет назад, когда в её жизни был Андрей, и тело бесприкословно подчинялось только душе.
Маша и Дима беседовали «о том, о сём», как обычно разговаривают попутчики. Выяснилось, что он – журналист и возвращается домой из командировки, семь лет назад похоронил жену и поднимал на ноги двух дочерей сам. Девочки выросли и, как птенчики, выпорхнули из гнезда, вышли замуж. Одна живёт в Канаде, другая – в Германии. С Димой было интересно, он столько повидал на своём веку! Маша слушала Дмитрия, но её всё время отвлекала навязчивая мысль: «Случайных попутчиков забывают через пять минут после выхода из вагона, и я забуду, и Дима забудет…»
Маша начинала испытывать некое неудобство, когда замолкал Дима. Сердце бешено колотилось. Оно стучало так громко, что стук колёс едва заглушал его. Маше казалось, что этот «сердечный грохот» услышит Дмитрий. «Ничего, — успокаивала себя Мария, — скоро пройдёт, скоро всё закончится, через несколько минут мне на выход!»
Поезд замедлил ход. Комок в горле мешал дышать. Дмитрий достал сумку Марии. Она, взяв пакет, первой вышла из купе. В тамбуре стояли молча. Может это и к лучшему, что между ними стала проводница. Ни Маша, ни Дима всё равно не могли произнести ни единого слова.
Перрон. Дима спустился первым, поставил сумку. Маша сделал шаг. Дмитрий подхватил её на руки с высоких ступеней. Маша, как утопающий, вцепилась в него. Ей казалось, что если она отпустит своего голубоглазого попутчика, то утонет. «Что за глупости лезут мне в голову? Какая чушь!» — пронеслось у неё в голове. Но Дмитрий, почему-то не торопился опускать Марию на землю.
— Машуня-манюня, какая же ты лёгкая! — хрипловато сказал он. — Как пёрышко!
Мария еле сдерживала слёзы. Выходившая из вагона молодёжь и встречающие, улыбаясь, поглядывали на парочку странных старичков. А Маша никого не видела вокруг и ей, уже бабушке, не было стыдно оттого, что её держит на руках совсем чужой, почти незнакомый седой мужчина.
— Поедем со мной, Машенька! — глядя на неё своими голубыми глазами-магнитами, ласково прошептал Дмитрий и как-то виновато улыбнулся. И эта улыбка показалась Маше такой бесконечно родной!
Время как-будто остановилось. Дмитрий боялся, что Маша попросит опустить её на землю. Он знал, что пока Машина нога не коснулась перрона, они – в настоящем, в их общем настоящем… Коснётся – они окажутся в двух разных измерениях и никогда-никогда уже больше не встретятся.
— Машенька, выходи за меня, ладно? — то ли спросил, то ли попросил Дима. — Ты согласна?
«Боже, какая я дура! — сделала для себя открытие Маша, — ведь именно этих слов я и ждала! Как глупо! Дурацкие условности! Да какая ж разница: «замуж — не замуж»… на старости-то лет? Не всё ли равно? Я ведь люблю его! Боже, как я хочу любить! Я люблю его — Дмитрия!» Сердце сжалось от боли. Она вспомнила, что дома её ждёт муж, её Женечка, рядом с которым прошли тридцать лет жизни. И ведь нормальной, спокойной жизни! Спокойной… Спокойной… Маша вздрогнула. Словосочетание «спокойная жизнь» неожиданно дохнуло на неё каким-то могильным холодом. «Не могу больше! Не могу! — закричало внутри. — Не хочу!»
Слёзы потоком хлынули из глаз Марии и женщина спрятала своё лицо, уткнувшись в плечо Дмитрия.
Мысли вихрем проносились в голове Маши, спотыкаясь, путаясь и обгоняя одна другую: «Сколько можно любить меня? Я хочу любить сама! Глупо! Поздно! Что скажет сын? Как же я посмотрю в глаза Женечке? Это предательство? Нет, нет и нет! Я никогда не любила Евгения. Я не хочу расставаться с Димой, Господи!»
— Машуня, ну, что ты, родная? — утешал растерянный Дмитрий. — Машенька, выходи за меня. Я прошу тебя, поедем со мной. Я люблю тебя, ласточка моя. Я не могу потерять тебя. Машуня, решайся, пойми, нам ведь не по семнадцать… Сколько нам отпущено для счастья? — уговаривал он. — Будь моей женой. Ты согласна? Согласна?
Маша выдавила сквозь рыдания едва уловимое «да», а Дмитрий скорей почувствовал ответ, нежели услышал. Она всхлипывала на его плече, а он, не найдя подходящих слов, только повторял её имя: «Машенька! Машечка! Машуня!»
— С тобой — хоть на край света! — вдруг решительно произнесла Мария.
#6 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 04 ноября 2011 - 18:10
№ 5 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !
Люськино счастье
Жизнь часто похожа на вымысел.
Предлагаемый вам сюжет - отнюдь не эротика.
Это, просто, правда, нашей жизни.
«Жить бы, да жить, без печалей-забот, ля-ля-ля… » Люси мурлыкала под нос мотивчик, лениво поглядывая из-под прикрытых век в сторону бара. Там, в тени раскидистой пальмы, стоял молодой мулат, на которого она обратила внимание на второй день своего приезда.
Вот уже, который год подряд Люси встречает Новый год у моря. Сейчас смешно вспоминать, как впервые она приехала в эту страну, полную солнца, тепла, соленых брызг и горячих "жеребцов". А тогда, поверив словам старой девы, оформившей путевку, она со страхом ожидала преследований мужчин, тайно и явно мечтавших овладеть ее бренным телом. Всё оказалась много проще. Да, мужчины, желавшие провести с ней (впрочем, как и с другими туристками) время, были. Но никто не стремился украсть ее, обмануть или, что еще страшнее, «обесчестить» против воли. Все было прозаичнее. Встретившись глазами, улыбнуться, произнести на понятном языке: «Мадам, я холостой…»
Люська не сразу поняла, что означает эта фраза. Спасибо разбитной соседке по номеру. Та подробно объяснила, что так местные мужчины предлагают свои услуги в качестве секс-партнера. Нельзя было сразу поверить, что это в серьез. Ну, скажите на милость – как может интересовать мальчика, лет-пятнадцати-восемнадцати, сорокалетняя женщина объемных габаритов? Ан нет. Это дома она была стареющей Люськой, обладательницей двух проблемных детей-подростков и вечно нетрезвого мужа Митьки. Это там она с тоской смотрела в растрескавшееся зеркало, беспощадно отражавшее уставшую от жизни тетку, с расплывшейся фигурой и тусклыми пергидрольными кудрями. А здесь, в стране, где ее впервые в жизни назвали «мадам», она была Люси. Высокая, статная женщина с роскошными формами и волшебными белыми волосами. Здесь ее осыпали комплиментами, называли царицей, здесь улыбались ей, и она радостно улыбалась в ответ.
Когда это началось? Когда вместо лета, Люська полюбила зиму? Когда полюбила себя такую - раскованную и бесшабашную? Может в первый свой приезд, может - чуть позже, но это случилось. Хорошо помнит того, первого, назвавшего ее Люси и понравившегося так, что она сразу поверила всем словам, жарко слетавшим с мягких губ в тишине цветущих аллей, на берегу не засыпающего моря, под шелест вечных волн. И по сей день помнит ласку его губ и рук, нежность и страсть, которых никогда и ни с кем больше не испытывала. Стыдно, но только с ним Люси узнала вкус удовольствия. Она готова была отдать ему не только тело, но и душу. Готова была остаться с ним навсегда, а не только в эти пять дней, оставшиеся до отъезда. Его подарки - бисерные браслетики, незатейливые подвески, хранила в сейфе, вместе с обручальным кольцом и валютой, как самую большую ценность. И тем неожиданней было в последний их вечер, после того, как слегка остыла ее пылающая страсть, услышать: «Мадам, вы могли бы подарить мне всего сто долларов».
…Лениво, с томной кошачьей грацией Люси поменяла позу, повернувшись к бару (и, конечно же, к Ахметке), своей самой привлекательной частью, как бы это помягче, спиной…
Как на самом деле зовут этого мальчика, Люси не знала, да и к чему ей это? С тех пор, как поняла, что любой из них может принадлежать ей целиком и полностью всего за двадцать долларов в сутки, она стала пренебрежительно называть их Ахметками. Тогда, в первый раз, казалось, ей дали пощечину. Только позже, уже дома, успокоившись от пережитого стыда и, как думалось Люське, позора, она все поняла. Поняла и приняла.
Как там говорит дочка? «Что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги. Или – за очень большие…» Не таких уж больших денег требовалось Люське, чтобы вновь и вновь ощущать себя Женщиной, Королевой, Желанной и Любимой. Не дома, не с мужем, который только и знал, что лениво, словно делая одолжение хлопнуть ее по заду, сально хихикнуть и причмокнуть, когда она, наклонившись, мыла полы. Еще он мог раз в месяц, а то и реже, исполнить супружеский долг и уснуть, уткнувшись в стену. Счастье такое выпадало ей в редкие дни, точнее - ночи, когда у Митьки не было денег на «четушку». Но настоящее Счастье было у Люськи зимой. Остальное время она была занята работой, без отпусков и отгулов. И, ставя в пример другим работникам, председатель не раз благодарил Людмилу Карповну за понимание: «Молодец, не подводит хозяйство, не бросает нас в разгар работ…» А еще, в благодарность, поощрял лучшую доярку хозяйства путевочкой. Как в тот, первый раз…
Люси точно знала, что мальчишка-бармен не спускает глаз с ее белого тела, выгодно подчеркнутого ярким купальником. Слегка прогнувшись в спине, потянулась к столу за стаканом, в котором под солнцем таял в виски лед. Скорее угадав, чем услышав его быстрые, чуть напряженные шаги, повернув в пол-оборота голову, конечно же, увидела Ахметку рядом с шезлонгом. Рельефные мышцы, сильные бедра и красивые руки. А сколько обещания в этом восторженно-влюбленном взгляде… Хорош!
- Мадам, могу я чем-то Вам помочь?
- Можешь, Ахметка, можешь. Ты женат?
Люськино счастье
Жизнь часто похожа на вымысел.
Предлагаемый вам сюжет - отнюдь не эротика.
Это, просто, правда, нашей жизни.
«Жить бы, да жить, без печалей-забот, ля-ля-ля… » Люси мурлыкала под нос мотивчик, лениво поглядывая из-под прикрытых век в сторону бара. Там, в тени раскидистой пальмы, стоял молодой мулат, на которого она обратила внимание на второй день своего приезда.
Вот уже, который год подряд Люси встречает Новый год у моря. Сейчас смешно вспоминать, как впервые она приехала в эту страну, полную солнца, тепла, соленых брызг и горячих "жеребцов". А тогда, поверив словам старой девы, оформившей путевку, она со страхом ожидала преследований мужчин, тайно и явно мечтавших овладеть ее бренным телом. Всё оказалась много проще. Да, мужчины, желавшие провести с ней (впрочем, как и с другими туристками) время, были. Но никто не стремился украсть ее, обмануть или, что еще страшнее, «обесчестить» против воли. Все было прозаичнее. Встретившись глазами, улыбнуться, произнести на понятном языке: «Мадам, я холостой…»
Люська не сразу поняла, что означает эта фраза. Спасибо разбитной соседке по номеру. Та подробно объяснила, что так местные мужчины предлагают свои услуги в качестве секс-партнера. Нельзя было сразу поверить, что это в серьез. Ну, скажите на милость – как может интересовать мальчика, лет-пятнадцати-восемнадцати, сорокалетняя женщина объемных габаритов? Ан нет. Это дома она была стареющей Люськой, обладательницей двух проблемных детей-подростков и вечно нетрезвого мужа Митьки. Это там она с тоской смотрела в растрескавшееся зеркало, беспощадно отражавшее уставшую от жизни тетку, с расплывшейся фигурой и тусклыми пергидрольными кудрями. А здесь, в стране, где ее впервые в жизни назвали «мадам», она была Люси. Высокая, статная женщина с роскошными формами и волшебными белыми волосами. Здесь ее осыпали комплиментами, называли царицей, здесь улыбались ей, и она радостно улыбалась в ответ.
Когда это началось? Когда вместо лета, Люська полюбила зиму? Когда полюбила себя такую - раскованную и бесшабашную? Может в первый свой приезд, может - чуть позже, но это случилось. Хорошо помнит того, первого, назвавшего ее Люси и понравившегося так, что она сразу поверила всем словам, жарко слетавшим с мягких губ в тишине цветущих аллей, на берегу не засыпающего моря, под шелест вечных волн. И по сей день помнит ласку его губ и рук, нежность и страсть, которых никогда и ни с кем больше не испытывала. Стыдно, но только с ним Люси узнала вкус удовольствия. Она готова была отдать ему не только тело, но и душу. Готова была остаться с ним навсегда, а не только в эти пять дней, оставшиеся до отъезда. Его подарки - бисерные браслетики, незатейливые подвески, хранила в сейфе, вместе с обручальным кольцом и валютой, как самую большую ценность. И тем неожиданней было в последний их вечер, после того, как слегка остыла ее пылающая страсть, услышать: «Мадам, вы могли бы подарить мне всего сто долларов».
…Лениво, с томной кошачьей грацией Люси поменяла позу, повернувшись к бару (и, конечно же, к Ахметке), своей самой привлекательной частью, как бы это помягче, спиной…
Как на самом деле зовут этого мальчика, Люси не знала, да и к чему ей это? С тех пор, как поняла, что любой из них может принадлежать ей целиком и полностью всего за двадцать долларов в сутки, она стала пренебрежительно называть их Ахметками. Тогда, в первый раз, казалось, ей дали пощечину. Только позже, уже дома, успокоившись от пережитого стыда и, как думалось Люське, позора, она все поняла. Поняла и приняла.
Как там говорит дочка? «Что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги. Или – за очень большие…» Не таких уж больших денег требовалось Люське, чтобы вновь и вновь ощущать себя Женщиной, Королевой, Желанной и Любимой. Не дома, не с мужем, который только и знал, что лениво, словно делая одолжение хлопнуть ее по заду, сально хихикнуть и причмокнуть, когда она, наклонившись, мыла полы. Еще он мог раз в месяц, а то и реже, исполнить супружеский долг и уснуть, уткнувшись в стену. Счастье такое выпадало ей в редкие дни, точнее - ночи, когда у Митьки не было денег на «четушку». Но настоящее Счастье было у Люськи зимой. Остальное время она была занята работой, без отпусков и отгулов. И, ставя в пример другим работникам, председатель не раз благодарил Людмилу Карповну за понимание: «Молодец, не подводит хозяйство, не бросает нас в разгар работ…» А еще, в благодарность, поощрял лучшую доярку хозяйства путевочкой. Как в тот, первый раз…
Люси точно знала, что мальчишка-бармен не спускает глаз с ее белого тела, выгодно подчеркнутого ярким купальником. Слегка прогнувшись в спине, потянулась к столу за стаканом, в котором под солнцем таял в виски лед. Скорее угадав, чем услышав его быстрые, чуть напряженные шаги, повернув в пол-оборота голову, конечно же, увидела Ахметку рядом с шезлонгом. Рельефные мышцы, сильные бедра и красивые руки. А сколько обещания в этом восторженно-влюбленном взгляде… Хорош!
- Мадам, могу я чем-то Вам помочь?
- Можешь, Ахметка, можешь. Ты женат?
#7 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 13 ноября 2011 - 18:57
№ 6 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !
Березовые рассветы. Черемуховые закаты
Привет! Разве мы не знакомы? Экая мелочь! Ведь мы с тобой почти родственники. Вообще-то это называется несколько иначе – люди, земляне, современники, но уж слишком избито звучит. Казенно. Безлико. Равнодушно. А связь наша прочна и глобальна. Нам посчастливилось жить на чудесной планете в одно и то же время. Вместе видеть и вместе переживать. Вместе огорчаться и вместе удивляться. Вместе познавать и вместе радоваться.
Как не поделиться с близким человеком самым дорогим и приятным? Как не дать хороший совет? Как сохранить в тайне самые ценные сокровища вселенной?
Такое и в голову не придет. А потому – получай, оценивай, пользуйся! И оцени мое предложение по достоинству.
Тебе не довелось бывать в Беларуси? Есть смысл поторопиться. Не пожалеешь! Лето на носу – самое время планировать отпуск.
И не нужно особенно мудрить – твой выбор всегда будет верным. Тебе обязательно понравится эта тихая, уютная страна. Твой отдых пройдет комфортно и содержательно. И совсем неважно – воспользовался ты услугами туристической фирмы или предпочел полную самостоятельность – Беларусь примет тебя с распростертыми объятьями. Согреет, успокоит, хорошо накормит и обязательно удивит.
Все начнется от самого порога, когда ровная лента ровно уложенного асфальта побежит за горизонт, постоянно прерываясь заслоном из мощных сосен и мягкими очертаниями пестро окрашенных холмов. Этот вариант не подходит? Странно… а, ты, наверное, предпочитаешь путешествовать железной дорогой? Не беда! Белорусские вокзалы тоже способны приятно удивлять. Своим необычным спокойствием, чинной деловитостью, приличным комплектом услуг и обстоятельной погруженностью в жизнь города – все под рукой, все рядом. Где – подскажут, куда – покажут, как – объяснят, а то и проводят. В хорошем смысле слова.
Ты любознателен? На здоровье! В каждом городе есть что посмотреть. Скромный, ненавязчивый сервис гостиниц, с радующим комфортом VIP-номеров, мерное дыхание узеньких улочек и сдержанная стремительность широких проспектов, величие старинных костелов и замков, смелость и разнообразие элементов современного градостроительства, изыски ландшафтного дизайна, оригинальные композиции витрин, притягательность уютных кафеень и небольших ресторанчиков, загадочность музейных залов...
Здесь каждый город имеет свое, неповторимое лицо и стремится показать его всему человечеству. Но не вздумай задерживаться в городе надолго! Двух, трех дней вполне достаточно для знакомства с местной культурой, традициями, изучения истории и покупки памятных сувениров. Торопись! Главное – впереди.
Главное там, за границей цивилизации. Среди первозданности и чистоты природы. Среди удивительного спокойствия и непостижимо скромного величия, которые навсегда поселятся в глубине твоей души, заставят возвращаться сюда вновь и вновь.
Лето – особенная пора в Беларуси. Время необычайного покоя и полнейшей гармонии. Ощутить и насладиться белорусским летом ты сможешь без особого труда.
Стоит отъехать от городской черты километров на семь, и готово! Выбирай место отдыха по вкусу! Берег причудливо извилистой речушки, густо поросший ивняком и вербой, заботливо укрытый туманом и согретый ласковым белорусским солнцем. Или лесная поляна в плотном хороводе рыжих сосновых стволов, затененная верхушками елей и одновременно освещенная белыми стволами берез. Прикоснувшийся к небу косогор в высокой траве с веснушками ромашек и колокольчиков, желтыми тесемками дорог и тропинок, редкими купинами ракит и темными морщинками овражков. Затерянный островок в глубине сплошного, невероятно притягательного поозерья. Небольшой хутор среди необъятных золотистых полей с обязательными вкраплениями поросших молодым березняком и осинником речных пойм, роскошной зелени старинных аллей и парков. Настоящий панский маентак, уютно расположившийся в устье давно высохшего ручья…
Твой выбор окажется удачным. Обязательно. Иначе просто не может быть на этой мирной гостеприимной земле.
Нынче в моде агротуризм. И братки белорусы не отстают от моды. По всей стране рады принять посетителей сотни сельских мини-гостиниц, постоялых дворов, пансионатов, баз отдыха, охотничьих домиков и кемпингов. Все чаще открывают двери путешественникам заботливо отреставрированные старинные усадьбы.
Условия самые разные: от «пяти звездочек», устроенных умелыми руками хозяев на далеком лесном хуторке, до спального места в шалаше из пушистых еловых лап. К вашим услугам всевозможные изыски местного масштаба. Летний душ под открытым небом, утренние, вечерние – любое желание гостя закон - обливания колодезной или родниковой водой, ночевка на сеновале, дневной отдых в гамаке под яблоней, ночные бдения у живописного пруда в сопровождении академического хора лягушек, соловьиные трели за окном, прогулки по утренней росе…
Предпочитаешь активный отдых? Легко! Любителям охоты предложат удобно оборудованные заседки в глуши соснового бора. Рыболовам – утлую лодочку или новомодный катер. Грибникам покажут самые щедрые места. Туристам – затерянную в лесной чаще сторожку. И обязательно добавят в комплект аромат живицы и мха, загадочную туманную дымку над водой, полный набор походных прелестей – от крутых косогоров до коварной болотистой гати, причудливую графику лесной паутины, проблески затаившейся в траве земляники или черники, таинственные болотные огоньки.
В программе отдыха обязательно появится встреча рассвета в березовой роще или предзакатное скольжение на лодке по окруженной черемуховыми зарослями озерной глади, поиск папараць-кветки в полуночном купальском лесу или наполненные местным фольклором и весельем вячорки, выбор меда из ульев садовой пасеки или сбор лекарственных трав в луговом разноцветье… А еще поездку на настоящем старинном тарантасе или бричке, запряженной резвой кобылкой, пастьбу коровьего стада на заливных лугах, прогулки по вересковым полянам…
Оглушительная свежесть наполненного ароматом трав, цветов, хвои, озерной воды, грибов, яблок и прочих природных чудес воздуха надолго зарядит энергией и бодростью. Людская искренность и добродушие подарит хорошее настроение. Проникновенное спокойствие природы настроит на философский лад. А симфония звуков усладит душу.
Ты еще и романтик? Тогда – в самую точку! Колоритные легенды и таинственные предания населяют каждый уголок этого заповедного края. Здесь водятся русалки и оборотни, лешие и болотные духи, домовые и прочая нечисть. А каждая усадьба в обязательном порядке имеет собственного призрака. Можно попытаться отыскать заповедный клад, пообщаться с ведуньей и узнать свою судьбу у кукушки.
Доставит истинное удовольствие и участие в фольклорных обычаях, традиции которых уходят своими корнями во времена язычества. Тебе обязательно понравится осоваивать древние приемы ворожбы в компании молоденьких девушек, загадывать желания падающим звездам.
Кстати о девушках. В этих местах девушки чудо как хороши! О вкусах не спорят? А чего тут спорить, если здесь найдется красавица на любой вкус. Роскошные блондинки, яркие брюнетки, очаровательные шатенки. А глаза! Ярче самых ярких звезд, глубже самых глубоких озер, они притягивают как магнит, околдовывают, лишают покоя. И уже не обращаешь внимания на размер бюста и длину ног, попав под влияние единой и невероятно гармоничной ауры прекрасной Женщины.
Белорусским девушкам не нужны ни откровенные наряды, ни яркая косметика, ни головокружительные ароматы духов. Они дадут фору любой огнеопасной красотке, не взирая на антураж. Естественность, чистота, грация и обязательно присутствующая в каждой загадка срабатывают сильнее сексуального белья и ослепительных драгоценностей. А набор традиционных дамских уловок (ну как же без него!) лишь дополнит и подчеркнет обаяние и неповторимость каждой.
Будь осторожен! Увлеченность легко перерастает в любовь. А это надолго. Ведь белорусских девушек любят не только телом. Душа и сердце тут же попадают в вечный плен. И приятное знакомство, казавшееся легким флиртом, незаметно перерастает в серьезные чувства. И все-таки, стоит рискнуть. Поверь.
Мужчины в этих краях женщинам под стать. Внешне спокойные, чуть медлительные, они способны быть ласковыми и нежными, порой обжигающе страстными и даже брутальными. А их верность, рассудительность, доброта являются приятным дополнением к крепким плечам, сильным рукам и прочим достоинствам сильной половины человечества. Большинство из них отличается приятной наружностью. Но разве для женщины это главное? Главное в мужчине не описывается словами. Эта непостижимая сущность называется неопределенным, но хорошо понятным самим женщинам оборотом– «что-то есть», включает в себя все мыслимые и немыслимые мужские достоинства и даже некоторые недостатки. Так вот, это самое «что-то есть» есть в каждом белорусском мужчине уже с юности и сохраняется лет до… В общем, сколько надо, столько и сохраняется. А потому муж белорус – полная гарантия обыкновенного женского счастья. И необыкновенного тоже. Словом, и с этой стороной медали все в порядке.
Но вернемся к природе. Хочется прикоснуться к ее трепетной девственности (ох и нелегко оторваться от волнующей темы)? Иди в лес! В его потаенных уголках можно на каждом шагу встретить зайца или косулю, подсмотреть за барахтающейся в пруду оленьей семьей, дождаться у реки пришедших на водопой кабанов. В глуши леса встречаются лисьи норы, гнездовья соек и коршунов, змеиные лежбища. Дятлы, аисты, сороки везде чувствуют себя как дома. А по вечерам тишину оглашает мощный рев стосковавшегося по нежности лося.
Десятки разновидностей бабочек и стрекоз оживляют статичную пестроту разнотравья. Скворцы, жаворонки, дрозды, малиновки услаждают слух на протяжении всего дня. В траве мелькают осторожные ящерицы, деловито гудят шмели, стрекочут кузнечики.
Интересуешься историей? Здесь на каждом шагу встречаются свидетели военного лихолетья. Заросшие травой окопы, полуразвалившиеся военные укрепления, скромные обелиски, величественные мемориалы. В белорусских лесах немало реконструированных партизанских землянок, воинских кладбищ и памятных знаков. Подойди, постой немного в тишине. Поклонись. Подумай. Вспомни о вечном.
Эта земля насквозь пропитана духовностью и добротой. И каждая душа, прикоснувшаяся к этому целительному теплу, очищается от скверны, становится возвышенней и мягче. Наполняется щедростью и верой в справедливость.
Впрочем, телу тоже найдется услада в этом щедром на удовольствия краю. Животворная прохлада ручьев, родников, озер и рек взбодрит и снимет напряжение. Ласковое солнце согреет и расслабит. Проказник ветерок приятно освежит и подстегнет к действию. Мягкость травы и шероховатость песка доставят массу удовольствий усталым ступням.
И не стоит забывать о белорусской кухне! Ее умеренность, простота и разнообразие не оставит никого равнодушным. Всевозможные блины и оладьи, знаменитые драники и картофельная бабка, аппетитные колдуны обильно сдабриваются сметаной, мелкими сильно прожаренными шкварками и ароматным луком. Творог подают в виде запеканок, сырников, ленивых вареников и просто, смешанным с медом, сметаной, фруктами или мелко толченым чесноком и зеленью. Белый сыр щедро посыпают крупинками соли – вкус получается необычайный. Издает сногсшибательный аромат верешчака. Пышут жаром румяные котлетки.
Никого не оставят равнодушными жареные в сметане грибы. Ароматами детства манит затирка. Ярким глазком плавающего в тарелке яичного желтка дразнят гурмана зеленые щи. Колоритный оттенок холодника заставит подумать о добавке еще до еды.
Бесподобны в этих краях сдобные караваи и булки, маковые пончики, смаженки и сладкие рулеты. Хороши всевозможные квасы, кисели и сбитни. Да и рюмка, другая домашней наливки не помешает в таком пиру. А для желающих выпить что-нибудь покрепче хозяйка поставит на стол запотевшую бутылку домашнего самогона.
И тогда в ход пойдут и соленые огурчики, и квашенная четвертинками капуста, и маринованные грибочки, и моченые яблоки.
А после сытного и вкусного обеда, завтрака или ужина, сдобренного приятной неторопливой беседой, легкими шутками и смехом тебя снова ждут согретые солнцем тропинки, росные поляны, звездное небо и новые открытия. И жизнь наполняется радостью и оптимизмом. Хочется зайти подальше, заглянуть поглубже. Объять необъятное. Дотянуться до недоступного. Впитать. Насытиться. Обрести.
Дерзай! У тебя все получится. Ведь Беларусь – край исполнения желаний и обретения надежд.
Конечно, далеко не все гладко в зарождающемся туристическом бизнесе. Не хватает опыта и средств. Но проблемы решаются, а опыт – дело наживное. В общем, приехать стоит. Вернуться повторно захочется уже самому.
Не получается взять отпуск летом? Не беда! В стране десятки современных санаториев, пансионатов, стилизованных под старину агроусадеб, способных обеспечить незабываемый отдых в любое время года. Доброта людей не меняется в зависимости от погоды. А белорусская природа хороша и яркой погожей осенью, и в зимний снегопад, и в весеннее цветенье.
Нет, это не рай. Это гораздо лучше. Это прелесть земного бытия. Пусть близкая и вполне доступная, но от этого не менее притягательная.
Захвати с собой друзей и родных, поделись с впечатлениями со знакомыми. И собирайся в путь!
Приятно провести время! Ты этого достоин. До встречи! Ведь мы обязательно встретимся. Наш мир так приятно тесен.
С уважением, человек, влюбленный в Беларусь.
Березовые рассветы. Черемуховые закаты
Привет! Разве мы не знакомы? Экая мелочь! Ведь мы с тобой почти родственники. Вообще-то это называется несколько иначе – люди, земляне, современники, но уж слишком избито звучит. Казенно. Безлико. Равнодушно. А связь наша прочна и глобальна. Нам посчастливилось жить на чудесной планете в одно и то же время. Вместе видеть и вместе переживать. Вместе огорчаться и вместе удивляться. Вместе познавать и вместе радоваться.
Как не поделиться с близким человеком самым дорогим и приятным? Как не дать хороший совет? Как сохранить в тайне самые ценные сокровища вселенной?
Такое и в голову не придет. А потому – получай, оценивай, пользуйся! И оцени мое предложение по достоинству.
Тебе не довелось бывать в Беларуси? Есть смысл поторопиться. Не пожалеешь! Лето на носу – самое время планировать отпуск.
И не нужно особенно мудрить – твой выбор всегда будет верным. Тебе обязательно понравится эта тихая, уютная страна. Твой отдых пройдет комфортно и содержательно. И совсем неважно – воспользовался ты услугами туристической фирмы или предпочел полную самостоятельность – Беларусь примет тебя с распростертыми объятьями. Согреет, успокоит, хорошо накормит и обязательно удивит.
Все начнется от самого порога, когда ровная лента ровно уложенного асфальта побежит за горизонт, постоянно прерываясь заслоном из мощных сосен и мягкими очертаниями пестро окрашенных холмов. Этот вариант не подходит? Странно… а, ты, наверное, предпочитаешь путешествовать железной дорогой? Не беда! Белорусские вокзалы тоже способны приятно удивлять. Своим необычным спокойствием, чинной деловитостью, приличным комплектом услуг и обстоятельной погруженностью в жизнь города – все под рукой, все рядом. Где – подскажут, куда – покажут, как – объяснят, а то и проводят. В хорошем смысле слова.
Ты любознателен? На здоровье! В каждом городе есть что посмотреть. Скромный, ненавязчивый сервис гостиниц, с радующим комфортом VIP-номеров, мерное дыхание узеньких улочек и сдержанная стремительность широких проспектов, величие старинных костелов и замков, смелость и разнообразие элементов современного градостроительства, изыски ландшафтного дизайна, оригинальные композиции витрин, притягательность уютных кафеень и небольших ресторанчиков, загадочность музейных залов...
Здесь каждый город имеет свое, неповторимое лицо и стремится показать его всему человечеству. Но не вздумай задерживаться в городе надолго! Двух, трех дней вполне достаточно для знакомства с местной культурой, традициями, изучения истории и покупки памятных сувениров. Торопись! Главное – впереди.
Главное там, за границей цивилизации. Среди первозданности и чистоты природы. Среди удивительного спокойствия и непостижимо скромного величия, которые навсегда поселятся в глубине твоей души, заставят возвращаться сюда вновь и вновь.
Лето – особенная пора в Беларуси. Время необычайного покоя и полнейшей гармонии. Ощутить и насладиться белорусским летом ты сможешь без особого труда.
Стоит отъехать от городской черты километров на семь, и готово! Выбирай место отдыха по вкусу! Берег причудливо извилистой речушки, густо поросший ивняком и вербой, заботливо укрытый туманом и согретый ласковым белорусским солнцем. Или лесная поляна в плотном хороводе рыжих сосновых стволов, затененная верхушками елей и одновременно освещенная белыми стволами берез. Прикоснувшийся к небу косогор в высокой траве с веснушками ромашек и колокольчиков, желтыми тесемками дорог и тропинок, редкими купинами ракит и темными морщинками овражков. Затерянный островок в глубине сплошного, невероятно притягательного поозерья. Небольшой хутор среди необъятных золотистых полей с обязательными вкраплениями поросших молодым березняком и осинником речных пойм, роскошной зелени старинных аллей и парков. Настоящий панский маентак, уютно расположившийся в устье давно высохшего ручья…
Твой выбор окажется удачным. Обязательно. Иначе просто не может быть на этой мирной гостеприимной земле.
Нынче в моде агротуризм. И братки белорусы не отстают от моды. По всей стране рады принять посетителей сотни сельских мини-гостиниц, постоялых дворов, пансионатов, баз отдыха, охотничьих домиков и кемпингов. Все чаще открывают двери путешественникам заботливо отреставрированные старинные усадьбы.
Условия самые разные: от «пяти звездочек», устроенных умелыми руками хозяев на далеком лесном хуторке, до спального места в шалаше из пушистых еловых лап. К вашим услугам всевозможные изыски местного масштаба. Летний душ под открытым небом, утренние, вечерние – любое желание гостя закон - обливания колодезной или родниковой водой, ночевка на сеновале, дневной отдых в гамаке под яблоней, ночные бдения у живописного пруда в сопровождении академического хора лягушек, соловьиные трели за окном, прогулки по утренней росе…
Предпочитаешь активный отдых? Легко! Любителям охоты предложат удобно оборудованные заседки в глуши соснового бора. Рыболовам – утлую лодочку или новомодный катер. Грибникам покажут самые щедрые места. Туристам – затерянную в лесной чаще сторожку. И обязательно добавят в комплект аромат живицы и мха, загадочную туманную дымку над водой, полный набор походных прелестей – от крутых косогоров до коварной болотистой гати, причудливую графику лесной паутины, проблески затаившейся в траве земляники или черники, таинственные болотные огоньки.
В программе отдыха обязательно появится встреча рассвета в березовой роще или предзакатное скольжение на лодке по окруженной черемуховыми зарослями озерной глади, поиск папараць-кветки в полуночном купальском лесу или наполненные местным фольклором и весельем вячорки, выбор меда из ульев садовой пасеки или сбор лекарственных трав в луговом разноцветье… А еще поездку на настоящем старинном тарантасе или бричке, запряженной резвой кобылкой, пастьбу коровьего стада на заливных лугах, прогулки по вересковым полянам…
Оглушительная свежесть наполненного ароматом трав, цветов, хвои, озерной воды, грибов, яблок и прочих природных чудес воздуха надолго зарядит энергией и бодростью. Людская искренность и добродушие подарит хорошее настроение. Проникновенное спокойствие природы настроит на философский лад. А симфония звуков усладит душу.
Ты еще и романтик? Тогда – в самую точку! Колоритные легенды и таинственные предания населяют каждый уголок этого заповедного края. Здесь водятся русалки и оборотни, лешие и болотные духи, домовые и прочая нечисть. А каждая усадьба в обязательном порядке имеет собственного призрака. Можно попытаться отыскать заповедный клад, пообщаться с ведуньей и узнать свою судьбу у кукушки.
Доставит истинное удовольствие и участие в фольклорных обычаях, традиции которых уходят своими корнями во времена язычества. Тебе обязательно понравится осоваивать древние приемы ворожбы в компании молоденьких девушек, загадывать желания падающим звездам.
Кстати о девушках. В этих местах девушки чудо как хороши! О вкусах не спорят? А чего тут спорить, если здесь найдется красавица на любой вкус. Роскошные блондинки, яркие брюнетки, очаровательные шатенки. А глаза! Ярче самых ярких звезд, глубже самых глубоких озер, они притягивают как магнит, околдовывают, лишают покоя. И уже не обращаешь внимания на размер бюста и длину ног, попав под влияние единой и невероятно гармоничной ауры прекрасной Женщины.
Белорусским девушкам не нужны ни откровенные наряды, ни яркая косметика, ни головокружительные ароматы духов. Они дадут фору любой огнеопасной красотке, не взирая на антураж. Естественность, чистота, грация и обязательно присутствующая в каждой загадка срабатывают сильнее сексуального белья и ослепительных драгоценностей. А набор традиционных дамских уловок (ну как же без него!) лишь дополнит и подчеркнет обаяние и неповторимость каждой.
Будь осторожен! Увлеченность легко перерастает в любовь. А это надолго. Ведь белорусских девушек любят не только телом. Душа и сердце тут же попадают в вечный плен. И приятное знакомство, казавшееся легким флиртом, незаметно перерастает в серьезные чувства. И все-таки, стоит рискнуть. Поверь.
Мужчины в этих краях женщинам под стать. Внешне спокойные, чуть медлительные, они способны быть ласковыми и нежными, порой обжигающе страстными и даже брутальными. А их верность, рассудительность, доброта являются приятным дополнением к крепким плечам, сильным рукам и прочим достоинствам сильной половины человечества. Большинство из них отличается приятной наружностью. Но разве для женщины это главное? Главное в мужчине не описывается словами. Эта непостижимая сущность называется неопределенным, но хорошо понятным самим женщинам оборотом– «что-то есть», включает в себя все мыслимые и немыслимые мужские достоинства и даже некоторые недостатки. Так вот, это самое «что-то есть» есть в каждом белорусском мужчине уже с юности и сохраняется лет до… В общем, сколько надо, столько и сохраняется. А потому муж белорус – полная гарантия обыкновенного женского счастья. И необыкновенного тоже. Словом, и с этой стороной медали все в порядке.
Но вернемся к природе. Хочется прикоснуться к ее трепетной девственности (ох и нелегко оторваться от волнующей темы)? Иди в лес! В его потаенных уголках можно на каждом шагу встретить зайца или косулю, подсмотреть за барахтающейся в пруду оленьей семьей, дождаться у реки пришедших на водопой кабанов. В глуши леса встречаются лисьи норы, гнездовья соек и коршунов, змеиные лежбища. Дятлы, аисты, сороки везде чувствуют себя как дома. А по вечерам тишину оглашает мощный рев стосковавшегося по нежности лося.
Десятки разновидностей бабочек и стрекоз оживляют статичную пестроту разнотравья. Скворцы, жаворонки, дрозды, малиновки услаждают слух на протяжении всего дня. В траве мелькают осторожные ящерицы, деловито гудят шмели, стрекочут кузнечики.
Интересуешься историей? Здесь на каждом шагу встречаются свидетели военного лихолетья. Заросшие травой окопы, полуразвалившиеся военные укрепления, скромные обелиски, величественные мемориалы. В белорусских лесах немало реконструированных партизанских землянок, воинских кладбищ и памятных знаков. Подойди, постой немного в тишине. Поклонись. Подумай. Вспомни о вечном.
Эта земля насквозь пропитана духовностью и добротой. И каждая душа, прикоснувшаяся к этому целительному теплу, очищается от скверны, становится возвышенней и мягче. Наполняется щедростью и верой в справедливость.
Впрочем, телу тоже найдется услада в этом щедром на удовольствия краю. Животворная прохлада ручьев, родников, озер и рек взбодрит и снимет напряжение. Ласковое солнце согреет и расслабит. Проказник ветерок приятно освежит и подстегнет к действию. Мягкость травы и шероховатость песка доставят массу удовольствий усталым ступням.
И не стоит забывать о белорусской кухне! Ее умеренность, простота и разнообразие не оставит никого равнодушным. Всевозможные блины и оладьи, знаменитые драники и картофельная бабка, аппетитные колдуны обильно сдабриваются сметаной, мелкими сильно прожаренными шкварками и ароматным луком. Творог подают в виде запеканок, сырников, ленивых вареников и просто, смешанным с медом, сметаной, фруктами или мелко толченым чесноком и зеленью. Белый сыр щедро посыпают крупинками соли – вкус получается необычайный. Издает сногсшибательный аромат верешчака. Пышут жаром румяные котлетки.
Никого не оставят равнодушными жареные в сметане грибы. Ароматами детства манит затирка. Ярким глазком плавающего в тарелке яичного желтка дразнят гурмана зеленые щи. Колоритный оттенок холодника заставит подумать о добавке еще до еды.
Бесподобны в этих краях сдобные караваи и булки, маковые пончики, смаженки и сладкие рулеты. Хороши всевозможные квасы, кисели и сбитни. Да и рюмка, другая домашней наливки не помешает в таком пиру. А для желающих выпить что-нибудь покрепче хозяйка поставит на стол запотевшую бутылку домашнего самогона.
И тогда в ход пойдут и соленые огурчики, и квашенная четвертинками капуста, и маринованные грибочки, и моченые яблоки.
А после сытного и вкусного обеда, завтрака или ужина, сдобренного приятной неторопливой беседой, легкими шутками и смехом тебя снова ждут согретые солнцем тропинки, росные поляны, звездное небо и новые открытия. И жизнь наполняется радостью и оптимизмом. Хочется зайти подальше, заглянуть поглубже. Объять необъятное. Дотянуться до недоступного. Впитать. Насытиться. Обрести.
Дерзай! У тебя все получится. Ведь Беларусь – край исполнения желаний и обретения надежд.
Конечно, далеко не все гладко в зарождающемся туристическом бизнесе. Не хватает опыта и средств. Но проблемы решаются, а опыт – дело наживное. В общем, приехать стоит. Вернуться повторно захочется уже самому.
Не получается взять отпуск летом? Не беда! В стране десятки современных санаториев, пансионатов, стилизованных под старину агроусадеб, способных обеспечить незабываемый отдых в любое время года. Доброта людей не меняется в зависимости от погоды. А белорусская природа хороша и яркой погожей осенью, и в зимний снегопад, и в весеннее цветенье.
Нет, это не рай. Это гораздо лучше. Это прелесть земного бытия. Пусть близкая и вполне доступная, но от этого не менее притягательная.
Захвати с собой друзей и родных, поделись с впечатлениями со знакомыми. И собирайся в путь!
Приятно провести время! Ты этого достоин. До встречи! Ведь мы обязательно встретимся. Наш мир так приятно тесен.
С уважением, человек, влюбленный в Беларусь.
#8
GREEN
- Главный администратор
-
- Группа: Главные администраторы
- Сообщений: 18 237
- Регистрация: 02 августа 07
Отправлено 08 декабря 2011 - 22:17
№ 7 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !
Так просто…
Когда была маленькой, то ей всегда хотелось, чтобы прямо под окнами было море: волны шумели, пенились, как будто пытаясь догнать друг друга… Тогда это казалось таким прекрасным, мечтой… Если бы кто-то услышал об этом теперь…
Вода пришла внезапно, буквально за одну ночь и её спасло только то, что квартира находилась на шестом этаже. Мягкий, шелестящий конец, света тёмным бархатом вливающийся в лёгкие, отнимающий последний глоток воздуха. Жуть! Весь мир за окном превратился в шумящий, искрящийся океан. Она думала, что никогда не привыкнет к этому, но… Никогда не говори никогда. Человек привыкает ко всему. Старая истина, проверенная временем и собственным опытом.
За одну ночь всё казалось под водой: маленькая, вечно скрипящая трансформаторная будка во дворе, домики частного сектора, кроме самых высоких – трехэтажных – верхние этажи и чердаки которых выныривали подобно островам из водной глади. Этот список можно было бы продолжать, но главное – вдруг исчезли люди. Конечно, не все. Но те, что занимали нижние этажи или одноэтажные домики, оказавшиеся под водой, вдруг исчезли – ни тел, ничего. Только кошки и собаки каким-то образом ухитрились перебраться повыше – выжить. А потом это стало главной проблемой и для оставшихся в живых людей.
Хотя ничего особо страшного на первый взгляд не было: в воде не мелькали тела жутких чудовищ, никого не утаскивали с криками какие-нибудь жуткие твари. Временами вдруг появившийся океан выглядел даже красиво: солнце золотило бегущие волны и расцвечивало их весёлыми зайчиками, которые прыгали друг за другом по водной глади, будто играя в чехарду. Мерный, немного уставший плеск волн убаюкивал, дарил спокойствие. Всё бытие выживших теперь проходило под его мерный аккомпанемент. Только никаких приливов и отливов не было – вода была постоянной, неизменной, вечной…
В детстве она одно время собирала календарики – маленькие кусочки плотной бумаги с числами и цветными картинками. Память сохранила любимые: на одном был изображён маленький цыплёнок в балетной пачке, танцующий танец маленьких лебедей. Но ведь, если лебедей, то не цыплёнок, а лебедь? Только маленький, утёнок, лебедёнок… Не важно. Но вот на другом был нарисован кусочек природы: горы, деревья, цветы. Заключённый в стеклянную банку. По краю рисунка шла надпись: «Берегите природу!». Как же хотелось, чтобы и у неё был свой «кусочек», принадлежащий только ей, пусть даже в банке с крышкой, ведь крышку иногда можно снимать и прятаться внутри от окружающей, не слишком доброжелательной, жизни… Просто исчезнуть…
В новом бытие ничего страшного не было страшного – тихо, спокойно, размеренно… А потом стали пропадать люди. Те, кому желал спокойной ночи вечером, утром исчезали – также тихо и спокойно, без криков, борьбы, просто – их больше не было и никто уже никогда их не видал.
Может быть от одиночества, тихой паники, овладевшей душой, или минутного сумасшествия, накатывающего волнами, как и мир за окном, она вдруг решила попробовать воду. Попробовать на вкус. Почему? Это так просто… По-детски… И многие из оставшихся в живых детей, самые маленькие, исчезли первыми. Говорили, что их утащили чудовища, и пугали этим остальных. Теперь к воде малышей на пушечный выстрел не подтащишь. Хотя и от неё никуда не денешься… Так просто… попробовать… Морская, густая соль, а соль она тоже всегда любила… В детстве даже потихоньку засовывала палец в солонку, а потом слизывала едкие крупинки, будто неземное лакомство. Наверное, поэтому так и получилось, что однажды она и очнулась… В воде… Руки медленно скользили по волнам, а тело было легким. Вода обтекала каждую клеточку – и внутри и снаружи, создавая капсулу, защиту между нею и окружающим миром, что был за пределами. Так просто… Но она всегда возвращалась под утро. Почему? Так было надо, по крайней мере пока… Но она знала, что скоро решит остаться, а может быть и нет… Не было ничего страшного… Всё – так просто…
Так просто…
Когда была маленькой, то ей всегда хотелось, чтобы прямо под окнами было море: волны шумели, пенились, как будто пытаясь догнать друг друга… Тогда это казалось таким прекрасным, мечтой… Если бы кто-то услышал об этом теперь…
Вода пришла внезапно, буквально за одну ночь и её спасло только то, что квартира находилась на шестом этаже. Мягкий, шелестящий конец, света тёмным бархатом вливающийся в лёгкие, отнимающий последний глоток воздуха. Жуть! Весь мир за окном превратился в шумящий, искрящийся океан. Она думала, что никогда не привыкнет к этому, но… Никогда не говори никогда. Человек привыкает ко всему. Старая истина, проверенная временем и собственным опытом.
За одну ночь всё казалось под водой: маленькая, вечно скрипящая трансформаторная будка во дворе, домики частного сектора, кроме самых высоких – трехэтажных – верхние этажи и чердаки которых выныривали подобно островам из водной глади. Этот список можно было бы продолжать, но главное – вдруг исчезли люди. Конечно, не все. Но те, что занимали нижние этажи или одноэтажные домики, оказавшиеся под водой, вдруг исчезли – ни тел, ничего. Только кошки и собаки каким-то образом ухитрились перебраться повыше – выжить. А потом это стало главной проблемой и для оставшихся в живых людей.
Хотя ничего особо страшного на первый взгляд не было: в воде не мелькали тела жутких чудовищ, никого не утаскивали с криками какие-нибудь жуткие твари. Временами вдруг появившийся океан выглядел даже красиво: солнце золотило бегущие волны и расцвечивало их весёлыми зайчиками, которые прыгали друг за другом по водной глади, будто играя в чехарду. Мерный, немного уставший плеск волн убаюкивал, дарил спокойствие. Всё бытие выживших теперь проходило под его мерный аккомпанемент. Только никаких приливов и отливов не было – вода была постоянной, неизменной, вечной…
В детстве она одно время собирала календарики – маленькие кусочки плотной бумаги с числами и цветными картинками. Память сохранила любимые: на одном был изображён маленький цыплёнок в балетной пачке, танцующий танец маленьких лебедей. Но ведь, если лебедей, то не цыплёнок, а лебедь? Только маленький, утёнок, лебедёнок… Не важно. Но вот на другом был нарисован кусочек природы: горы, деревья, цветы. Заключённый в стеклянную банку. По краю рисунка шла надпись: «Берегите природу!». Как же хотелось, чтобы и у неё был свой «кусочек», принадлежащий только ей, пусть даже в банке с крышкой, ведь крышку иногда можно снимать и прятаться внутри от окружающей, не слишком доброжелательной, жизни… Просто исчезнуть…
В новом бытие ничего страшного не было страшного – тихо, спокойно, размеренно… А потом стали пропадать люди. Те, кому желал спокойной ночи вечером, утром исчезали – также тихо и спокойно, без криков, борьбы, просто – их больше не было и никто уже никогда их не видал.
Может быть от одиночества, тихой паники, овладевшей душой, или минутного сумасшествия, накатывающего волнами, как и мир за окном, она вдруг решила попробовать воду. Попробовать на вкус. Почему? Это так просто… По-детски… И многие из оставшихся в живых детей, самые маленькие, исчезли первыми. Говорили, что их утащили чудовища, и пугали этим остальных. Теперь к воде малышей на пушечный выстрел не подтащишь. Хотя и от неё никуда не денешься… Так просто… попробовать… Морская, густая соль, а соль она тоже всегда любила… В детстве даже потихоньку засовывала палец в солонку, а потом слизывала едкие крупинки, будто неземное лакомство. Наверное, поэтому так и получилось, что однажды она и очнулась… В воде… Руки медленно скользили по волнам, а тело было легким. Вода обтекала каждую клеточку – и внутри и снаружи, создавая капсулу, защиту между нею и окружающим миром, что был за пределами. Так просто… Но она всегда возвращалась под утро. Почему? Так было надо, по крайней мере пока… Но она знала, что скоро решит остаться, а может быть и нет… Не было ничего страшного… Всё – так просто…
#9 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 21 декабря 2011 - 22:35
№ 8
Вкус жизни
Капли падают на снег, пробивая в нём дыры, от чего он становится ноздреватым и теряет свою привлекательность. На дороге каша из песка и снега. Деревья напитались водой так, что почернели. Ни птиц, ни собак, только люди и машины. Справа забор школы, слева дорога, машин нет. А вот меня обгоняет карета скорой помощи. Дорожка посыпана песком. Я останавливаюсь. Впереди меня скорая?!!! Нет, только не это! Внутри меня просыпается надежда. Надежда на что? Я не знаю. Я бегу за ней. Куда, куда она едет? На углу останавливаюсь перед домом, её там нет. Вздыхаю с облегчением и в то же время с разочарованием.
Звоню в дверь. Открывает сестра.
– Как она? – спрашиваю я тихо.
– Всё так же.
– Хорошо, – говорю я, раздеваясь в прихожей. Хотя ничего хорошего в этом нет.
– Ну, всё, я тогда побежала, лекарства она выпила, подгузник я ей надела, давление 90 на 130, а пульс частый – 110. Сейчас она спит, так что не буди её. Сестра уходит и начинается моё ночное дежурство у постели матери.
На кухне я пью чай и ем бутерброды, на вкус напоминающие бумагу.
В комнате холодно и пока, что тихо. Пахнет лекарствами и еще чем-то таким от чего хочется бежать.
Сажусь в кресло. Кроме усталости не осталось ничего, кроме чувства долга. Даже любовь к матери, как будто бы умерла за эти три года.
Мама просыпается.
– Миша, Миша. Пить. Мне так страшно. Посади меня. Ночью тяжелее всего. Я так боюсь. Мне страшно. Посиди со мной – произносит она охрипшим голосом.
– Миша.
– Я рядом, – отвечаю я, наклоняясь над ней.
– Пить.
На кухне я наливаю в стакан кипяченой воды и приношу ей. Усаживаю её аккуратно и даю стакан в руку послушную её воле. Она пьёт. Я ставлю стакан на пол.
– Когда я буду ходить? Если я не буду ходить, я умру.
– Ну что ты говоришь? Умереть, конечно, легче, но надо же бороться.
– Да на что она, жизнь, такая нужна? – с горечью произносит она. Если бы у меня была бритва, я бы точно порезалась.
– А кто говорил, что будет на моей свадьбе плясать?
– Я говорила, – произносит она, улыбаясь.
– Так что ты тогда ещё лет сто должна жить.
– А где ты был сегодня днём?
– На работе.
– Не ври.
– Зачем мне врать?
– Вот именно, зачем? Ты завёл девку, и она тебя ко мне не пускает.
– Я же говорил тебе, что у меня никого нет…
Я включаю, матери телевизор, а сам забываюсь сном.
Просыпаюсь от крика.
– Я умираю, вызывай скорую! Но это старая история. Каждый приступ сопровождается этой песней.
– Мама, успокойся, я рядом, сейчас я сделаю тебе укол.
– Да на хрена мне твой укол, я умираю, вызывай скорую, дурак. Мне врач нужен. Когда я буду ходить?
Все это повторяется уже не первый раз, и я точно знаю, что если сделать ей укол, всё пройдёт. Она успокоится, только продолжится её и без того уже затянувшийся путь к смерти. Меня охватывает странное чувство освобождения: освобождения меня, её – я медленно сажусь в кресло и жду. Крик потихоньку прекращается, вернее, даже не крик, а звук её голоса становится тише. Её трясет, и слюна капает из её рта. А я сижу, как заворожённый и с ужасом смотрю на неё. Через пять минут её дыхания уже не слышно…
Всё кончено.
На кухне я завариваю чай, горький, как одиночество, он обжигает моё горло. Затем набираю милицию и деревянным голосом сообщаю о смерти мамы.
После похорон я сижу в маминой квартире. Моей квартире. Начинаю наводить порядок. В шкафу лежит не распакованная пачка подгузников для тяжелобольных. За три года она похудела так, что ей пришлось покупать меньший размер. Что же мне с ними теперь делать? Оставлю себе, может, и я когда-нибудь буду лежать так же как она, так же хотеть жить, может, осознавая, а может, и нет, что всё уже кончено и это только вопрос времени, когда моё тело станет холодным, когда я перестану жить на лекарствах.
Как ни удивительно, но мне не хватает той жизни. Завариваю чай, тот самый, который я пил в её последний день.
Вкус вишни и горячая вода…
Вкус жизни
Капли падают на снег, пробивая в нём дыры, от чего он становится ноздреватым и теряет свою привлекательность. На дороге каша из песка и снега. Деревья напитались водой так, что почернели. Ни птиц, ни собак, только люди и машины. Справа забор школы, слева дорога, машин нет. А вот меня обгоняет карета скорой помощи. Дорожка посыпана песком. Я останавливаюсь. Впереди меня скорая?!!! Нет, только не это! Внутри меня просыпается надежда. Надежда на что? Я не знаю. Я бегу за ней. Куда, куда она едет? На углу останавливаюсь перед домом, её там нет. Вздыхаю с облегчением и в то же время с разочарованием.
Звоню в дверь. Открывает сестра.
– Как она? – спрашиваю я тихо.
– Всё так же.
– Хорошо, – говорю я, раздеваясь в прихожей. Хотя ничего хорошего в этом нет.
– Ну, всё, я тогда побежала, лекарства она выпила, подгузник я ей надела, давление 90 на 130, а пульс частый – 110. Сейчас она спит, так что не буди её. Сестра уходит и начинается моё ночное дежурство у постели матери.
На кухне я пью чай и ем бутерброды, на вкус напоминающие бумагу.
В комнате холодно и пока, что тихо. Пахнет лекарствами и еще чем-то таким от чего хочется бежать.
Сажусь в кресло. Кроме усталости не осталось ничего, кроме чувства долга. Даже любовь к матери, как будто бы умерла за эти три года.
Мама просыпается.
– Миша, Миша. Пить. Мне так страшно. Посади меня. Ночью тяжелее всего. Я так боюсь. Мне страшно. Посиди со мной – произносит она охрипшим голосом.
– Миша.
– Я рядом, – отвечаю я, наклоняясь над ней.
– Пить.
На кухне я наливаю в стакан кипяченой воды и приношу ей. Усаживаю её аккуратно и даю стакан в руку послушную её воле. Она пьёт. Я ставлю стакан на пол.
– Когда я буду ходить? Если я не буду ходить, я умру.
– Ну что ты говоришь? Умереть, конечно, легче, но надо же бороться.
– Да на что она, жизнь, такая нужна? – с горечью произносит она. Если бы у меня была бритва, я бы точно порезалась.
– А кто говорил, что будет на моей свадьбе плясать?
– Я говорила, – произносит она, улыбаясь.
– Так что ты тогда ещё лет сто должна жить.
– А где ты был сегодня днём?
– На работе.
– Не ври.
– Зачем мне врать?
– Вот именно, зачем? Ты завёл девку, и она тебя ко мне не пускает.
– Я же говорил тебе, что у меня никого нет…
Я включаю, матери телевизор, а сам забываюсь сном.
Просыпаюсь от крика.
– Я умираю, вызывай скорую! Но это старая история. Каждый приступ сопровождается этой песней.
– Мама, успокойся, я рядом, сейчас я сделаю тебе укол.
– Да на хрена мне твой укол, я умираю, вызывай скорую, дурак. Мне врач нужен. Когда я буду ходить?
Все это повторяется уже не первый раз, и я точно знаю, что если сделать ей укол, всё пройдёт. Она успокоится, только продолжится её и без того уже затянувшийся путь к смерти. Меня охватывает странное чувство освобождения: освобождения меня, её – я медленно сажусь в кресло и жду. Крик потихоньку прекращается, вернее, даже не крик, а звук её голоса становится тише. Её трясет, и слюна капает из её рта. А я сижу, как заворожённый и с ужасом смотрю на неё. Через пять минут её дыхания уже не слышно…
Всё кончено.
На кухне я завариваю чай, горький, как одиночество, он обжигает моё горло. Затем набираю милицию и деревянным голосом сообщаю о смерти мамы.
После похорон я сижу в маминой квартире. Моей квартире. Начинаю наводить порядок. В шкафу лежит не распакованная пачка подгузников для тяжелобольных. За три года она похудела так, что ей пришлось покупать меньший размер. Что же мне с ними теперь делать? Оставлю себе, может, и я когда-нибудь буду лежать так же как она, так же хотеть жить, может, осознавая, а может, и нет, что всё уже кончено и это только вопрос времени, когда моё тело станет холодным, когда я перестану жить на лекарствах.
Как ни удивительно, но мне не хватает той жизни. Завариваю чай, тот самый, который я пил в её последний день.
Вкус вишни и горячая вода…
#10 Гость_Анилинский_*
- Группа: Гости
Отправлено 21 декабря 2011 - 22:42
№ 9
Мечты сбываются или новая встреча
Ольга шла по осенним улицам родного города. Любовалась пестрыми красками осени, вдыхала аромат золотой осени и мечтала о счастье. Пройдя аллеи Первомайского парка, она вышла на Театральную площадь, проходя мимо театра им. М. Горького, Ольга взглянула на афишу и резко остановилась… В голове была только одна мысль: « Он приезжает… он приезжает… он приезжает…». И в эту минуту перед глазами пронеслась почти вся ее жизнь…
***
У Оленьки с самого детства была мечта, даже не мечта, она точно знала – так будет, да так должно быть и по-другому быть просто не может. Сколько она себя помнила – всегда хотела одного – быть актрисой и ни кем больше. Когда в жизни что-то не ладилось, когда на душе было неспокойно и все шло не так как хотелось, в любой даже самой драматической ситуации ее спасал одно – мечта о будущем, цель к которой она шла и о которой думала ежесекундно. Но Оленька не только мечтала, она шла к своей цели: посещала все драмкружки, училась музыке и танцам, ходила на выступления всех актеров, которые приезжали в их города.
И вот однажды, придя во дворец культуры на очередную творческую встречу с самым своим любимым актером, она почему-то не пошла в зал, как все, а задержалась на улице у входа во дворец. Вдруг подъехала машина, и из нее вышел ее любимый актер. Вокруг никого не было, она стояла одна на ступеньках дворца… Актер неожиданно остановился, долго смотрел на Оленьку, глаза их встретились, он почему-то ей улыбнулся, как своей знакомой, еще секунду постоял, как будто ждал чего-то и пошел на выступление.
Такого в ее жизни еще никогда не было: она посещала выступления всех актеров и в больших залах, полностью заполненных людьми и в маленьких полупустых и совсем пустых залах кинотеатров, где на встречу приходило не больше десятка людей, но даже на таких встречах, где все запросто друг с другом общались, на нее так никто внимания не обращал. Уже потом – дома, она подумала, может быть, он ждал, что она попросит у него автограф, но она никогда не собирала автографы, она просто ходила на встречи с актерами и получала удовольствие от общения с этими известными и часто просто умными и обаятельными людьми.
Но как бы там ни было, жизнь шла своим чередом. Ольга никогда не вспоминала об этой встрече, но и никогда ее не забывала, память о ней жила где-то глубоко в душе, как боль, которая не напоминает о себе понапрасну. Она была умной девушкой и понимала, что мечтать об этом человеке, все равно, что желать получить звездочку с неба.
Но годы шли. Мечта так и не стала явью. Болезнь не дала осуществиться ее самым заветным желаниям – актрисой она так и не стала, но образование получила, семейная жизнь тоже не сложилась, и с мужем она рассталась.
И вот однажды, спустя много лет, Ольга смотрела интервью с НИМ, с Сашей (как она всегда его мысленно называла). Перед телевизором сидел уже совсем другой человек – между той 14-летней девчонкой и этой 28-летней женщиной уже много пережившей в жизни, была целая пропасть. Но одно осталось неизменным, он по-прежнему был для нее недосягаемой небесной звездочкой.
Был Новый Год, и тележурналистка спросила у актера: «Удачным ли был прошлый год, и что он ждет от жизни в будущем?» Каково же было удивление Ольги, когда в ответ она услышала, что этот год был для актера тяжелым и принес ему много неприятных минут. А в будущем он надеется на новые встречи и в жизни и в кино. Новые встречи… – Ольга всем телом поддалась к телевизору, – Новые встречи…
Передача уже давно закончилась, а она все сидела нешевелясь, смотрела в одну точку и думала-думала… Именно в этот момент Ольга решила, что встреча обязательно будет, она и сама еще не знала как, но знала, что она будет обязательно…
И вот спустя год она стоит перед афишей, на которой написано, что через два дня он будет здесь, в ее городе.
Всю ночь Ольга не спала, она размышляла, как сделать так, чтобы их встреча состоялась. И к утру она уже точно знала, как поступить.
Для Ольги не составило большого труда, позвонив в театр, связаться с ним по телефону. Она представилась журналисткой и напросилась на интервью.
Александр согласился, он и сам не знал почему. Приглашение неизвестной журналистки было несколько странным, и встречу, она назначила почему-то в сквере и предложила прогулку по городу. Но, несмотря на все, он почему-то согласился. Да и погода была чудесна – бабье лето, ему и самому не хотелось сидеть в душной комнате и отвечать на глупые вопросы. «Отвечу на пару вопросов и сбегу от нее», – пронеслась в голове по мальчишески озорная мысль.
В два часа дня Александр вышел из театра и оглянулся. С ближайшей к театру скамейки поднялась красивая, стройная девушка в нежно голубом плаще и голубых туфлях лодочках на высоком каблуке. Она протянула руку и представилась: «Ольга». В этот момент Александр поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы вопросов было побольше, а разговор длился подольше.
До позднего вечера Александр и Ольга гуляли по городу, Ольга рассказывала ему историю своего родного города – Ростова, рассказывала о происхождении названий улиц и переулков, о домах и памятниках, она знала так много о своем родном городе, что Александр не выдержал и задал уже давно напрашивающийся вопрос: «Оля, откуда Вы так много всего знаете о Ростове? Я вот родился и всю жизнь прожил в Москве, а к своему стыду почти ничего о ней не знаю».
В этот момент они стояли на набережной и смотрели на набегавшие волны, на лодки и катера, проходящие мимо и на Левый берег Дона, уже утопающий в золоте осени. Ольга улыбнулась и объяснила: «Все очень просто, когда я училась в институте, в свободное время посещала курсы экскурсоводов при туристическом бюро». И в этот момент Александр поймал себя на мысли, что эта девушка не перестает его удивлять.
Сумерки уже опустились на Ростов, когда Александр прощался с Ольгой у подъезда ее дома. На прощание Ольга протянула ему журнал:
– Это на память о нашей встрече.
– Что в нем?
– Здесь мой рассказ, я дарю его Вам. Только у меня одна просьба. Можно? – и она вопросительно глянула на человека своей мечты.
– Конечно.
– Не читайте его до своего отъезда из Ростова.
Александр уже приготовился задать вопрос «Почему?», но Ольга его опередила:
– Ну, пожалуйста! Хорошо?
– Хорошо. Не буду…
***
Через два дня Ольга стояла в аэропорту и, никем не замеченная, наблюдала за группой улетающих артистов, среди них был Александр. Глядя на него издалека, она тихо прошептала:
– Ну вот я подарила тебе новую встречу, которую ты так ждал, жаль что ты этого так и не понял… В этот день Ольга навсегда прощалась со своей мечтой.
***
Все дни до своего отъезда из Ростова, Александр был очень занят. И лишь иногда, натыкаясь на Олин подарок, у него появлялось огромное желание прочитать ее рассказ. Но он был человеком слова и поэтому старался поскорее забыть о журнале, а заодно и об этой голубоглазой журналистке, так неожиданно ворвавшейся в его жизнь. О журнале он тут же забывал, а вот об Ольге забыть не удавалось…
И когда, наконец, он сел в мягкое кресло самолета, первое, что он сделал, это открыл журнал. На обороте обложки была надпись: «Этот рассказ я посвящаю Вам Александр. Преданная почитательница Вашего таланта. Ольга».
Прочитав рассказ, который назывался «Мечты сбываются», он долго сидел в кресле неподвижно. Рассказ был о любви молодой девушки к известному актеру. Александр узнал в нем себя, а в девушке Ольгу. Он даже вспомнил эту девочку, стоящую на ступеньках дворца культуры, он и сам не знал почему он ее запомнил, за всю его творческую жизнь поездок и встреч было так много… Но эту встречу он все же почему-то запомнил. И даже их знакомство и прогулки по городу Ольга описала с такой точностью, как-будто могла все предвидеть, а ведь рассказ был напечатан за год до их знакомства.
Вот только конец Ольгиного рассказа был другой… Хотя почему другой?
***
На следующее утро уставшая и измученная после бессонной ночи, но все равно очаровательная как всегда, Ольга открыла дверь своего подъезда и замерла на пороге…
Напротив подъезда на скамейке, за огромным букетом хризантем, сидел Александр. Ольга не могла двинуться с места. Тогда Александр подошел к ней и тихо спросил:
– Такой конец в твоем рассказе?
– Да. Оказывается, и в жизни мечты могут сбываться.
И Ольга обняла человека, который уже давно был для нее любимым и единственным. Но до этого момента, она даже себе в этом не признавалась.
Мечта сбылась.
Мечты сбываются или новая встреча
Ольга шла по осенним улицам родного города. Любовалась пестрыми красками осени, вдыхала аромат золотой осени и мечтала о счастье. Пройдя аллеи Первомайского парка, она вышла на Театральную площадь, проходя мимо театра им. М. Горького, Ольга взглянула на афишу и резко остановилась… В голове была только одна мысль: « Он приезжает… он приезжает… он приезжает…». И в эту минуту перед глазами пронеслась почти вся ее жизнь…
***
У Оленьки с самого детства была мечта, даже не мечта, она точно знала – так будет, да так должно быть и по-другому быть просто не может. Сколько она себя помнила – всегда хотела одного – быть актрисой и ни кем больше. Когда в жизни что-то не ладилось, когда на душе было неспокойно и все шло не так как хотелось, в любой даже самой драматической ситуации ее спасал одно – мечта о будущем, цель к которой она шла и о которой думала ежесекундно. Но Оленька не только мечтала, она шла к своей цели: посещала все драмкружки, училась музыке и танцам, ходила на выступления всех актеров, которые приезжали в их города.
И вот однажды, придя во дворец культуры на очередную творческую встречу с самым своим любимым актером, она почему-то не пошла в зал, как все, а задержалась на улице у входа во дворец. Вдруг подъехала машина, и из нее вышел ее любимый актер. Вокруг никого не было, она стояла одна на ступеньках дворца… Актер неожиданно остановился, долго смотрел на Оленьку, глаза их встретились, он почему-то ей улыбнулся, как своей знакомой, еще секунду постоял, как будто ждал чего-то и пошел на выступление.
Такого в ее жизни еще никогда не было: она посещала выступления всех актеров и в больших залах, полностью заполненных людьми и в маленьких полупустых и совсем пустых залах кинотеатров, где на встречу приходило не больше десятка людей, но даже на таких встречах, где все запросто друг с другом общались, на нее так никто внимания не обращал. Уже потом – дома, она подумала, может быть, он ждал, что она попросит у него автограф, но она никогда не собирала автографы, она просто ходила на встречи с актерами и получала удовольствие от общения с этими известными и часто просто умными и обаятельными людьми.
Но как бы там ни было, жизнь шла своим чередом. Ольга никогда не вспоминала об этой встрече, но и никогда ее не забывала, память о ней жила где-то глубоко в душе, как боль, которая не напоминает о себе понапрасну. Она была умной девушкой и понимала, что мечтать об этом человеке, все равно, что желать получить звездочку с неба.
Но годы шли. Мечта так и не стала явью. Болезнь не дала осуществиться ее самым заветным желаниям – актрисой она так и не стала, но образование получила, семейная жизнь тоже не сложилась, и с мужем она рассталась.
И вот однажды, спустя много лет, Ольга смотрела интервью с НИМ, с Сашей (как она всегда его мысленно называла). Перед телевизором сидел уже совсем другой человек – между той 14-летней девчонкой и этой 28-летней женщиной уже много пережившей в жизни, была целая пропасть. Но одно осталось неизменным, он по-прежнему был для нее недосягаемой небесной звездочкой.
Был Новый Год, и тележурналистка спросила у актера: «Удачным ли был прошлый год, и что он ждет от жизни в будущем?» Каково же было удивление Ольги, когда в ответ она услышала, что этот год был для актера тяжелым и принес ему много неприятных минут. А в будущем он надеется на новые встречи и в жизни и в кино. Новые встречи… – Ольга всем телом поддалась к телевизору, – Новые встречи…
Передача уже давно закончилась, а она все сидела нешевелясь, смотрела в одну точку и думала-думала… Именно в этот момент Ольга решила, что встреча обязательно будет, она и сама еще не знала как, но знала, что она будет обязательно…
И вот спустя год она стоит перед афишей, на которой написано, что через два дня он будет здесь, в ее городе.
Всю ночь Ольга не спала, она размышляла, как сделать так, чтобы их встреча состоялась. И к утру она уже точно знала, как поступить.
Для Ольги не составило большого труда, позвонив в театр, связаться с ним по телефону. Она представилась журналисткой и напросилась на интервью.
Александр согласился, он и сам не знал почему. Приглашение неизвестной журналистки было несколько странным, и встречу, она назначила почему-то в сквере и предложила прогулку по городу. Но, несмотря на все, он почему-то согласился. Да и погода была чудесна – бабье лето, ему и самому не хотелось сидеть в душной комнате и отвечать на глупые вопросы. «Отвечу на пару вопросов и сбегу от нее», – пронеслась в голове по мальчишески озорная мысль.
В два часа дня Александр вышел из театра и оглянулся. С ближайшей к театру скамейки поднялась красивая, стройная девушка в нежно голубом плаще и голубых туфлях лодочках на высоком каблуке. Она протянула руку и представилась: «Ольга». В этот момент Александр поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы вопросов было побольше, а разговор длился подольше.
До позднего вечера Александр и Ольга гуляли по городу, Ольга рассказывала ему историю своего родного города – Ростова, рассказывала о происхождении названий улиц и переулков, о домах и памятниках, она знала так много о своем родном городе, что Александр не выдержал и задал уже давно напрашивающийся вопрос: «Оля, откуда Вы так много всего знаете о Ростове? Я вот родился и всю жизнь прожил в Москве, а к своему стыду почти ничего о ней не знаю».
В этот момент они стояли на набережной и смотрели на набегавшие волны, на лодки и катера, проходящие мимо и на Левый берег Дона, уже утопающий в золоте осени. Ольга улыбнулась и объяснила: «Все очень просто, когда я училась в институте, в свободное время посещала курсы экскурсоводов при туристическом бюро». И в этот момент Александр поймал себя на мысли, что эта девушка не перестает его удивлять.
Сумерки уже опустились на Ростов, когда Александр прощался с Ольгой у подъезда ее дома. На прощание Ольга протянула ему журнал:
– Это на память о нашей встрече.
– Что в нем?
– Здесь мой рассказ, я дарю его Вам. Только у меня одна просьба. Можно? – и она вопросительно глянула на человека своей мечты.
– Конечно.
– Не читайте его до своего отъезда из Ростова.
Александр уже приготовился задать вопрос «Почему?», но Ольга его опередила:
– Ну, пожалуйста! Хорошо?
– Хорошо. Не буду…
***
Через два дня Ольга стояла в аэропорту и, никем не замеченная, наблюдала за группой улетающих артистов, среди них был Александр. Глядя на него издалека, она тихо прошептала:
– Ну вот я подарила тебе новую встречу, которую ты так ждал, жаль что ты этого так и не понял… В этот день Ольга навсегда прощалась со своей мечтой.
***
Все дни до своего отъезда из Ростова, Александр был очень занят. И лишь иногда, натыкаясь на Олин подарок, у него появлялось огромное желание прочитать ее рассказ. Но он был человеком слова и поэтому старался поскорее забыть о журнале, а заодно и об этой голубоглазой журналистке, так неожиданно ворвавшейся в его жизнь. О журнале он тут же забывал, а вот об Ольге забыть не удавалось…
И когда, наконец, он сел в мягкое кресло самолета, первое, что он сделал, это открыл журнал. На обороте обложки была надпись: «Этот рассказ я посвящаю Вам Александр. Преданная почитательница Вашего таланта. Ольга».
Прочитав рассказ, который назывался «Мечты сбываются», он долго сидел в кресле неподвижно. Рассказ был о любви молодой девушки к известному актеру. Александр узнал в нем себя, а в девушке Ольгу. Он даже вспомнил эту девочку, стоящую на ступеньках дворца культуры, он и сам не знал почему он ее запомнил, за всю его творческую жизнь поездок и встреч было так много… Но эту встречу он все же почему-то запомнил. И даже их знакомство и прогулки по городу Ольга описала с такой точностью, как-будто могла все предвидеть, а ведь рассказ был напечатан за год до их знакомства.
Вот только конец Ольгиного рассказа был другой… Хотя почему другой?
***
На следующее утро уставшая и измученная после бессонной ночи, но все равно очаровательная как всегда, Ольга открыла дверь своего подъезда и замерла на пороге…
Напротив подъезда на скамейке, за огромным букетом хризантем, сидел Александр. Ольга не могла двинуться с места. Тогда Александр подошел к ней и тихо спросил:
– Такой конец в твоем рассказе?
– Да. Оказывается, и в жизни мечты могут сбываться.
И Ольга обняла человека, который уже давно был для нее любимым и единственным. Но до этого момента, она даже себе в этом не признавалась.
Мечта сбылась.
Поделиться темой:
-
6 Страниц
- 1
- 2
- 3
- →
- Последняя »
- Вы не можете создать новую тему
-
Тема закрыта