[GREEN]

№ 12

Берегите женщину
/ироническая проза/

Кристина скучала одна в купе, поглядывая в окно. Поезд, отправившийся несколько часов назад с Лионского вокзала Парижа, подходил к станции Авиньон. Она погрузилась в свои домашние думы и очнулась от прошлых переживаний, когда в купе шумно ворвалась брюнетка Валери. Они познакомились и уютно расположились напротив друг друга. Обе женщины направлялись в Марсель. Почувствовав взаимную симпатию к друг другу, они разговорились. Каждая из женщин узнала домашнюю историю своей попутчицы.

Кристина рассказала про своего мужа, что он дома всегда шумно ест. Пожалуй, при описании процесса поглощения им пищи можно было применить глагол «чавкает», но Кристине не нравилось это слово, и она говорила «плямкает», то есть как бы смягчала для себя резкость источника шума. Хотя, конечно, суть от этого не менялась – любая трапеза мужа сопровождалась шумом, сравнимым с гулом бомбардировщика. Ее такой шум коробил, она расстраивалась и делала ему замечания, но.. Он не менялся. А может быть просто забывал или не слышал себя во время приемов пищи. И продолжал «плямкать». И тогда она сказала ему: «Если так будешь «плямкать» во время еды, то я уеду». А потом добавила: «В Марсель».

А у Валери в семье была такая проблема: муж ходил дома в трусах. И не реагировал на ее просьбы «не ходить по квартире в трусах». Иногда и возражал примерно так: «Ну, ведь без трусов было бы хуже!». Валери покупала ему специальные домашние брюки и просто штаны, и джинсы для дома, но… Он был неисправим. И неизменно возвращался к своим большим трусам – ему так было удобно. Вот тогда Валери сказала мужу: «Если будешь ходить по квартире в одних трусах, то я уеду…в Марсель».

Поделившись прошлыми домашними проблемами и принятыми своими решениями, эти непохожие, на первый взгляд, по темпераменту и характеру молодые женщины как-то вдруг сроднились даже и под перестук колес увлеченно обсуждали свои планы предстоящего пребывания в Марселе.

«Хорошо бы съездить в замок Иф на остров», - убеждала подругу Кристина, - «Из Марселя туда ходит катер - несколько раз в день».

«Да-да, конечно», - вторила ей Валери, - «И нужно обязательно побывать в камере тюремной крепости, в которой сидел моряк Эдмунд Дантес до того, как он стал графом Монте-Кристо. Это отвлечет от домашних проблем».

«Ах», - щебетала Кристина, -«Бальзак - это моя слабость».

«Но ведь про графа Монте-Кристо написал Александр Дюма, а Вы сказали…».

«Это неважно», - перебила Кристина, - «Я люблю их обоих. Ради замка Иф стоит выбраться из России и забыть хоть на недельку, что у тебя там дома кто-то «плямкает» или ходит в трусах».

На станции Экс-ан-Прованс в купе поезда появилась еще одна пассажирка с приятным открытым лицом и копной пышных волос с рыжеватым оттенком. Она тоже направлялась в Марсель.

«Ну, а Вы, красавица, по какой причине едете в этот морской город?» - спросила Кристина расположившуюся в их компании Беллу и подмигнула Валери –«У нас тут много общего оказалось, что подвигло нас отправиться туда».

Не сразу, но все-таки Белла рассказала попутчицам о своих, в общем-то, интимных проблемах. Муж приставал…Часто…Иногда по нескольку раз за ночь… А Белла? Ей был нужен настрой – она не могла так сразу откликаться на зов самца… И она сказала мужу: «Если так будет продолжаться, то я…»

«Уеду в Марсель», - хором закончили за Беллу Кристина и Валери. И все три женщины рассмеялись.

Три женщины, вот так случайно объединенные в компанию схожестью своих проблем и интересов, сосредоточенно обсуждали предстоящую поездку в замок Иф – станут ли они счастливее и решат ли свои проблемы, побывав хотя бы минуту в камере Монте-Кристо...

Как вдруг в дверь купе постучали...

... Ирина не сразу поняла, что стук раздался не со стороны экрана, а от входной двери в ее квартиру. «Жаль, не досмотрела хороший фильм...», - подумала она, щелкнув телевизионным пультом, и выскочила в прихожую, чтобы открыть дверь. Оказалось, что это ее благоверный явился. А стучал потому, что забыл ключ или не мог найти его в своих карманах. А не звонил потому, что не мог в темноте найти кнопку дверного звонка. А темно на лестничной площадке было потому, что который день не мог вкрутить лампочку, хотя Ирина его просила об этом много раз.... Ну и так далее: Ирина могла все эти высказанные и невысказанные замечания супругу перечислять не один, пожалуй, час. И все они, казалось, дополняли и усиливали те три основные проблемы трех женщин-красавиц, что еще были свежи в сознании Ирины по недосмотренному фильму. Да, как ни странно, и муж Ирины шумно ел (плямкал), ходил по квартире в трусах и...

... Она приготовила ему ужин и села молча напротив, все еще оставаясь в мыслях где-то там на станции Экс-ан-Прованс, уже недалеко от Марселя. А он «плямкал» за ужином, сидя за столом в трусах, а потом... Уже перед сном Ирина ощутила на себе всю тяжесть его набитого живота и не сдвигая ног, ждала, когда же закончится эта супружеская экзекуция. А когда закончилась, и она уже заснула, все повторилось снова... Наверное она не совсем проснулась при повторном процессе, когда он навалился на бедра и заколыхался маятником в ее ногах. Во всяком случае, неясно было, произнесла ли она при этом те слова или это в мозгу высветилось пережитое от телевизионного Марсельского фильма «Если так будет.., то.. я уеду...».

В субботу утром муж Ирины проснулся поздно – жены в кровати не было. Не было ее и в квартире, и он не мог понять – что-то было не так, но что? Потом увидел на столе записку «Уехала в Марсель. Ирина»

В Марселе Ирина хорошо провела время: познакомилась с тремя славными женщинами, посетила вместе с ними замок Иф на островке недалеко от побережья, побывала в камере Монте-Кристо и ... вернулась домой, в свой городок, в свою квартиру, к своему мужу совершенной и счастливой красавицей. А муж встречал ее с цветами и в джинсах, подтянутый и накачанный, с красивой фигурой и готовым ужином. Он любовался ею, и не издал ни звука, когда за едой надкусывал даже огурец, хотя тот так и норовил шумно захрустеть. А потом ... Ирина забыла даже, что когда-то ввела в свой лексикон слово «плямкал». И...она сама теперь начинала то, что можно назвать как счастливые супружеские отношения. Вот так бывает – иногда. Ведь есть же альтернатива «если что – я уеду».

[GREEN]

№ 13

Сказка про злого молодца и зелену девицу
/Страна Игольного Ушка, безвременье/

Маленькая страна, маленькая страна.
Кто мне подскажет, кто расскажет,
где она, где она…
/Н. Королёва, И. Николаев/

Жили-были в Стране Игольного Ушка злой молодец Данила и зелена девица Мона. Они очень любили друг друга. Злой молодец, хоть он и был злой, но свою любимую носил на руках, сам делал все по дому. А зелена девица, хоть она и была зелена, но делала своего любимого самым счастливым, - таким счастливым, каким никто на свете не смог бы сделать злого молодца.

Данила был злым молодцем потому, что был молодым и никому ненужным, кроме своей Моны. А зелена девица была Моной потому, что так её назвал любимый. Своего настоящего имени она не помнила, словно его и не было вовсе, словно она родилась лишь в тот момент, когда познакомилась с Данилой.

В Стране Игольного Ушка все жили без бед и горестей. Не было там голода, не было болезней, не было войн… Было лишь древнее проклятье, которое посеяла давным-давно сгинувшая ведьма Чина. Все девушки страны как огня боялись иголок. Даже от лёгкого укола девичьи души покидали тела и отправлялись в Мертвое Царство в услужение к ведьме.

Именно поэтому все жители Страны Игольного Ушка ходили в дырявых одеждах, а то и почти обнажёнными. Некоторые отважные мастерицы от стыда решались на починку своих нарядов, но лишь единицам удавалось не уколоться и выжить.

И вот однажды Данила сделал Моне предложение руки и сердца. Зелена девица без колебаний согласилась. Для неё это стало таким великим счастьем, что осмелилась Мона сшить себе свадебное платье. Этим она хотела показать, как сильно любит злого молодца. Пока его не было дома, зелена девица взяла иголку. Но не успела она и нитку продеть, как укололась.

Когда Данила вернулся, он обнаружил умирающую невесту на полу. Душа её витала рядом с телом, но ещё не покинула его полностью, поэтому загробный зов Чины пока не мог завладеть новой жертвой проклятья.

Злой молодец решил любой ценой спасти зелену девицу. Для этого нужно было предстать в Мёртвом Царстве Чины. Но Данила не знал, где оно. Поэтому он подхватил полуживую обмякшую Мону на руки и помчался к самому мудрому жителю Страны Игольного Ушка, к деду Кубу. В народе говорили, что ему в молодости удалось отвоевать душу своей любимой у ведьмы.

Дед Куб как и остальные не любил злого молодца Данилу и не хотел даже пускать его на порог. Но, услышав причину визита, Куб вспомнил себя в молодости и сжалился. Он поведал Даниле о тайных тропах, ведущих в царство Чины, и предупредил, что его ждёт много опасных препятствий. Но самая главная опасность заключалась в том, что, если пробыть в Мёртвом Царстве слишком долго, то обратного пути уже не будет.

И вот злой молодец отправился в путь, по-прежнему держа на руках угасающую Мону.

На самом краю Страны Игольного Ушка возникло первое препятствие. Как и рассказывал дед Куб, там сидела дюжина отвратительных серых птиц с пестрым оперением голов. Данила был намного сильнее, но сила этих птиц заключалась в голосе. При появлении влюблённой пары они невыносимо громко заграяли и застрекотали. По совету Куба злой молодец набрался сил для рывка и промчался сломя голову вдоль их насеста.

Второе препятствие само настигло Данилу и Мону. Огромный синий великан схватил злого молодца за шиворот и потянул в своё логово. Против этого чудовища дед Куб подсказал одно заклятье. Данила выкрикнул его, и великан тут же отпустил.

Третье препятствие – это Гробовая Река. По ней плывут мёртвые в гробах и, если сумеют дотянуться до плывущего, из реки тому уже не выбраться. Единственная возможность преодолеть эту реку – по радуге. Тут самое главное не спешить, а тщательно искать её вдоль берега. Но тщетно злой молодец рыскал по берегу. Время шло, а радуги нигде не было видно. Хитрые мертвецы носились и по течению, и против.

Зелена девица смотрела печальными глазами на своего возлюбленного и корила себя за ошибку. Уговаривала дать ей умереть спокойно, - в уверенности, что её милый не погибнет в пути. Моне становилось всё хуже с каждой минутой. С каждой минутой в ней оставалось все меньше души. Но Данила не сдавался.

Поняв, наконец, что дальше искать радугу бесполезно, а невеста вот-вот испустит дух, он прыгнул с ней в мутные воды Гробовой Реки. Несколько раз холодные руки мертвецов цеплялись за руки и ноги плывущих, но злой молодец отрывался от них, слыша вслед гневные проклятья.

И, когда они выбрались на другой берег, Данила сразу увидел замок ведьмы Чины. Мона держалась из последних сил, поэтому злой молодец побежал так, как никогда ещё не бегал. Он ворвался в страшные покои ведьмы. Стены там украшали орудия пыток и души девушек, когда-то погибших от игл.

Ведьма удивленно воззрилась на смельчака, который рискнул покинуть свою благополучную страну и проникнуть в Мёртвое Царство. Данила сразу же стал просить ведьму за свою погибающую Мону, молил спасти её за любую цену. Чина выслушала гостя и ответила, что в её царстве в девичьих душах недостатка нет, и душу Моны ведьма отпустить не прочь. Да вот беда: она уже не властна над древним проклятьем. Но выход есть! Чина может вернуть Мону к жизни, если сама вселится в её тело и станет жить в Стране Игольного Ушка.

Горемычный Данила согласился и зарыдал. Ведьма обрадовалась, попросила злого молодца не кручиниться и пообещала счастливую жизнь вдвоём. Она залечила ранку волшебными травами, а затем поцеловала Мону в шею. Прекрасная зелена девушка прямо на глазах налилась жизнью. Дело сделано.

Но злому молодцу было уже всё равно. Он знал, что они пробыли в Мёртвом Царстве слишком долго и наверняка уже не смогут вернуться в Страну Игольного Ушка…



/Страна Людей, в то же самое время/

И кукла будет тебе верна, и кукла будет тебе жена…
/«Ногу свело», М. Покровский/

Очередное признание в любви вернулось прыщавому парню Даниле плевком брезгливости и насмешки. Дома его ждала доза и почти новая надувная китайская кукла с ядовито-зеленым париком. На лице у неё красовался перетянутый скотчем лик, вырезанный из репродукции Моны Лизы…

Неудачник очнулся в самый разгар наркотического видения. Расширенные зрачки шарили по ободранным стенам, меря несуществующие декорации благостного мира.

Одно неверное движение, и в куклу воткнулась игла от пустого шприца. Кукла обмякла и постепенно начала спускать воздух. Данила в ужасе заметался по квартире, а затем схватил куклу в охапку, выбежал на лестничную площадку и постучал в дверь алкаша, генерала милиции в отставке. Вечно пьяный генерал усмехнулся, но, оценив данилино состояние, за бутылку водки дал совет: срочно бежать в секс-шоп, тот, что через дорогу. Если будут приставать старухи около подъезда, генерал посоветовал не обращать внимания и не останавливаться. Если привяжется участковый, генерал разрешил сказать, что Данила – от него. Но перед тем, как отпустить парня с куклой, алкаш предупредил, чтобы переходил дорогу только около светофора, а не то плакала его честная бутылка водки.

Данила ворвался в секс-шоп с вялой куклой подмышкой и начал на лубочном наречии о чем-то умолять. Продавщица в магазине товаров для секса посмеялась так, как никогда ещё не смеялась. За это она наляпала пластырь на принесённую куклу и надула её через клапан в шее.

Наркоман поплёлся домой. На открытом воздухе он постепенно трезвел, поэтому ему становилось грустно.

А дома долго ещё Данила смотрел на серую, чуждую и мёртвую Страну Людей сквозь ушко швейной иглы.

[GREEN]

№ 14

Фока

Сорокалетний бобыль Фока, внешне вылитая копия Гарика Сукачева, слыл на деревне вечным пьяницей и фанатом группы «Любэ», «лучшим другом» и «главным продюсером» Николая Расторгуева.
Каждый вечер изливались из Фоки вольные импровизации на темы шлягеров люберецкой команды:

Атас, я Фока, дам кому-то в глаз,
Сначала мальчикам, потом и девочкам.
Атас, я, Фока, есть крестьянский класс.
И где хожу, там и атас, атас, атас, –

орал во все горло на улице Фока, веселя деревенский народ.

Знамо дело, был Фока хорош,
И умен, и красив, как комбат.
А у преда нашего рожа – во,
И пред наш самый первый дурак.

И свинья наш пред и буржуй,
И все тракторы наши он спер,
И зарплату он нашу прожрал,
Выходи, пред, я те морду набью!

– Давай, Фока, давай еще, – подзадоривали «Расторгуева» мужики, поднося ему очередную порцию портвейна.
И тот старался:

Да, в России люди лишь одни бухгалтера,
Да, пусть не по правилам игра.
Да, и завтра станет еще хуже, чем вчера,–
Прорвутся к власти опера.

– Ну, Фока, ну, Расторгуй! – хохотали вокруг. – Почище всякого «Любэ».
Но лишь только дело доходило до «Алясочки», все деревенские тут же исчезали из Фокиного поля зрения. У Фоки наливались кровью глаза, и он, как разъяренный бык, начинал кружить по улицам и остервенело крушить на своем пути все, что попадалось под руку.

Не валяй дурака, Америка, –

разносилось вокруг, –

Всем гробов понакупим сполна,
За Советский Союз, за Империю,
Отдавай назад Аляску, Моника-шпана

Клинтон, сдохнешь у меня, как гадина,
Я те морду за Аляску набью.
Отдавай мне землицу родимую,
Верни взад, не то, гнида, убью!

Излив свою неуемную энергию на штакетник, собак и кусты, Фока доползал до дома и отключался на полу до следующего утра.
Но однажды, в очередной раз напевая вечерком «Алясочку», он столкнулся на дороге с иномаркой, вернее, Фока сам ее толкнул, когда она затормозила у его ног, не имея возможности разобраться в замысловатых петлях встречного пешехода.
– А, Америка! – плотоядно улыбнулся Фока, распознав американские флажки на капоте автомобиля.
Не успели еще открыться дверцы блистательного лимузина, как он уже лишился национальных атрибутов, одной фары и одного подфарника. Фока, будто Илья Муромец, остервенело охаживал дубцом полированную поверхность машины и во все горло орал:

Вот и попалась ты мне, Америка,
Сейчас пришлепну, как муху, тебя,
И сольются тогда два берега,
И Аляска станет навеки моя!

Минуту спустя Фока лежал с заломленными назад руками, лицом упершись в асфальт. При этом он продолжал орать:

Сволочь, дрянь! Клинтон, Черчилль, смерть!
Руки! Больно! Всех на фиг!
За Аляску! За Родину! За «Любэ»!
Фоку не убьешь! Сдавайся, Америка, хуже будет!

Возле Фоки полушепотом совещались несколько человек. Один из них переводил слова полного лысого мужчины в дорогом костюме.
– Посол просит отпустить этого человека.
– Но он покушался на его жизнь.
– Нет, посол говорит, что тут все намного серьезней. Тут угроза президенту и национальной безопасности Соединенным Штатам.
– Тем более нельзя отпускать.
– Нет, посол говорит, нельзя терять ни минуты, ему срочно нужно быть в посольстве.
– А может, все же…
– Нет, отпустите.
Руки Фоки, как плети, упали на асфальт. Двери автомобиля хлопнули, и лимузин с машинами сопровождения скрылся за поворотом.
– Испугались, – довольно усмехнулся «патриот» и попытался подняться.
Однако последняя машина остановилась возле героя.
– Допелся, Расторгуй, – шептались мужики, провожая сочувственными взглядами пьяного, ничего не понимающего Фоку. – Наверняка срок припаяют за хулиганство.
В городе певца среди ночи доставили к губернатору, который молча налил Фоке стакан водки. Обалдевший Фока залпом опрокинул спиртное и вылупился на областного начальника.
– Сейчас тебя переоденут и отвезут в Москву, – прервал молчание седовласый губернатор, удивленно рассматривая полупьяного мужика.
– Куда? – икнул от испуга Фока.
– В Кремль к президенту.
– Зачем? – у Фоки подкосились ноги.
– Понятия не имею, – развел руками губернатор.

Два полетных часа Фокино сердце билось в пятках, весь хмель как рукой сняло. Фока готовился к самому худшему – к расстрелу.
В Кремле его встретил президент.
– Ну что, понимаешь ли, допелся, скотина! – испепелял он взглядом бедного Фоку. – Ты хоть понимаешь, пьяная ты морда, что вчера натворил?
– А ч-ч-что? – ноги от страха отказали Фоке, и он сполз по стенке на пол.
– Американцы нам сегодня ночью Аляску назад вернули, идиот.
– А-А-А-Аляску? – прошептал, не веря своим ушам, Фока.
– Аляску, – зло подтвердил президент. – К вечеру документы на все западное побережье передадут.
– Ий-и-и-й, – задрожал всем телом Фока.
– Расстрелять тебя мало, дубина деревенская, – с ненавистью прошипел глава государства. – У нас, понимаешь ли, свою землю не знаешь куда девать, а тут, на тебе, подарочек, еще пол-Европы подвалило. Литва, Польша, венгры там, финны всякие, понимаешь ли, назад вернулись.
– Ий-и-ий, – закатил глаза Фока.
– Тварь безмозглая! Мы тут, понимаешь ли, бьемся, думаем, мыслим над тем, как бы Курилы с Сахалином и Камчаткой японцам сплавить, Дальний Восток – китаёзам, Калининград – немчуре. Север, на фиг, прикрываем, с индусами об аренде договорились. Татарам, якутам, ненцам и чукчам суверенитета по самые уши отдали, лишь бы ушли, а ты, засранец, Клинтона запугал. Тебя кто уполномочивал?
– Я песню… «Любэ»… видит бог… и в мыслях… – заплакал Фока.
– Видит бог, и в мыслях! – передразнил его президент. – Ермак чертов! Ты хоть понимаешь, что произошло?
– Не-а, – размазал сопли по лицу «патриот».
– Не-а. Дебил! Пока ты летел сюда, кроме Америки пришли государственные послания из Израиля, Австралии, Турции, Эфиопии и еще черт знает откуда с просьбой включить их в состав России. Что скажешь?
– У-у-у, – завыл Фока, окончательно заваливаясь на бок.
– Вот-вот, понимаешь ли, – злорадно усмехнулся президент. – Полчаса назад я точно так же выл и по полу катался. Ну, дошло до тебя, наконец-то, гад?
– Убейте меня, – жалобно простонал Фока.
– Я бы с удовольствием, собственными руками, понимаешь ли, – протянул кулаки к Фокиной физиономии президент, – но поздно, не могу.
– Почему? – жалобно всхлипнул Фока, потихоньку проваливаясь в небытие.
– Герой ты нового Советского Союза, – доносилось до него издалека. – В Иерусалиме, Ватикане и Кабуле тебе уже памятники поставили, Япония переименовала Токио в Фокио, а Аргентина стала Фокинтиной.
Последних слов Фока уже не слышал, он стремительно летел в какую-то пропасть.

– Сынок, сынок, очнись, – трясла за плечи потного, орущего Фоку старуха-мать.
– А? Чего? – сидя на кровати, ошалело хлопал выпученными глазами Фока. – Я где? В аду? Я убит?
– Бог с тобой, Витенька, – успокаивающе гладила по голове сына мать. – Дома ты, дома.
– Мамань, это ты? – окончательно очнулся Фока.
– Я, я, кто ж еще.
– Фу, мамань, – облегченно вздохнул великовозрастный сынок. – Давно меня привезли?
– Не привезли, а принесли. С вечера. Опился ты совсем, на дороге подобрали без чувств.
– А как же Клинтон, Ельцин? – прошептал Фока, почесывая затылок.
– Кто-кто? – не расслышала мать.
– Да так, ничего, – тяжело вздохнул Фока и вдруг резко схватил мать за руку. – Мамань, слушай, мамань, давай корову продадим.
– Да ты что! – в ужасе отшатнулась от сына старушка.
– Мамань, я закодируюсь, работать начну. Заработаю – новую купим.
– Витенька, это ты серьезно? – ахнула мать.
– Серьезней некуда, – нахмурился Фока. – Я или сдохну скоро, или с ума сойду. Закодируй меня, мамань.
Старуха вскочила на ноги и опрометью бросилась из комнаты.
Через минуту она вернулась, держа перед собой маленькую иконку. Подойдя к сыну, строго потребовала:
– Поклянись перед образом, что если обманешь, то помрешь лютой смертью и вечно гореть будешь в геенне огненной.
– Клянусь! – перекрестился Фока.
– Витенька, – улыбнулась заплаканная старушка, – сегодня к врачу и пойдем, чтоб не откладывать.
– Пойдем, пойдём, мамань, а то так-то всю Россию продадут, пока мужики пьянствуют.

[GREEN]

№ 15

Круглоглазик

Привет, девоньки! Вы местные или, как я, залётные? Ищу дорогу – может, подскажете?.. Как это не подскажете?! Что, обязательно объяснять, зачем мне в те края нужно?! Это ж… это ж… прямое нарушение прав личности!.. Ну, ладно, ладно – не галдите все скопом! Поняла, что окрестности кишат всякими злодеями… и что вы народная дружина на страже жизненно важных энергетических артерий – тоже осознала!.. Человек я прямой, камня за пазухой не таю, но, чтобы всё стало ясно, придётся целую историю выкладывать, не заскучаете?.. Ах, вам про меня всё интересно! Ну, тогда слушайте... Парень мне один позарез нужен, а кто он и каков его адрес, не до конца понимаю.

… Первый раз он зашёл в наш магазин, чтобы пять роз купить. Чайного цвета. Попросил с головками в бумагу запаковать, хотя на улице погода была отличная. Ростом мне приглянулся – заводят меня крупные мужики. Но подумала, что женат или с кем-то встречается. Розы обычно женщинам дарят.

Через неделю гляжу: опять пожаловал.

- Выберите, пожалуйста, цветы на свой вкус, чтобы неприхотливые – без света и свежего воздуха подольше стояли, – говорит. – Вы же профессионал, вам виднее, какие покрепче!

Я ему хризантем небольших собрала, розоватых с лиловыми, свеженьких – с утра привезли. А он возьми и купи ещё орхидею – цветок любви, чтоб его! Я от ревности чуть бракованную ему не подсунула. Только он заплатил и протягивает орхидею мне: в благодарность, мол, за отзывчивость и внимание.

Тут мы уже окончательно познакомились, обменялись обычными первыми сведениями. Назвался он греком, имя произнёс неожиданное, сходу и не запомнишь. Я, понятно, представилась Галочкой, птичкой-невеличкой, – люблю пошутить, дай только повод. И он руку мне поцеловал – неловко, неумело, но мне было приятно, что старается.

На первом свидании грек стеснялся себя свободно проявлять. Всё больше молчал и нежно на меня смотрел. Только взгляд у него был странноватый – точно не может одновременно двумя глазами видеть. Ворочал головой на могучей шее, будто это шариковая бронебашня с единственной круглой амбразурой. Сделает поворот – и переключит зрение справа налево. Потом ещё поворот – и слева направо. Ослепший глаз у него при этом пустым делался, словно стеклянный. И придумала я прозвище для него Круглоглазик, чтобы не ошибиться в иностранном произношении.

Пригласил меня ухажёр в хороший ресторан: показал, что кавалер со вкусом. Рук не распускал, сальностей не нёс. Вот я окончательно и втюрилась – сердце не камень.

На втором свидании мы поцеловались. Лучше б я этого не делала: мир ушёл у меня из-под ног. От полноты чувств словно оконце внутри приоткрылось, и оказалось, что человека во мне с гулькин нос, зато остального… Ветром неслась я по небу, волной дыбилась в океане. Не было мне предела ни сверху, ни снизу, а грек мой ласковый, исполин могучий, обнимал целиком, заключал в болеутоляющее тёплое гнёздышко… Веселился и дразнил птицей великой Гарпушей – видно, родственная мне натура: как и я, любил пошутить. А может, и русскую Галочку без привычки не очень запомнил и боялся проколоться...

Ещё пару раз встречались мы с парнем моим по субботам, перегреваясь, точно на солнцепёке, – пора было уже к следующему этапу отношений переходить. Но обмолвился Круглоглазик, что живёт у чёрта на куличках, и дом у него не как у людей: темно и сыро, соседи буйные спать не дают, день и ночь горланят и меж собою дерутся. Потому и забрёл он в наш магазинчик, что затосковал в том аду по живой красоте. Друг, чтобы ему депрессию перешибить, отпустил в отгул – цветов купить, в вазу поставить, нюхать, любоваться да летом упиваться... А тут я встретилась, неописуемая красавица…

В общем, поняла из его рассказов, что не пригласит меня к себе Круглоглазик, – стрёмно ему. Надо в свои руки инициативу брать. Отпросилась с работы на неделю и увезла грека на дачу: родители как раз в городе задержались, дом остался пустой, в полном нашем распоряжении.

Выгрузили мы из машины продукты, но до холодильника не донесли. Так и кинули на кухонном полу. Наружный мир для меня исчез – лестница на второй этаж, по которой он в спальню меня на руках нёс, стены, крыша… Время словно киселём застыло: дрожит и никуда не движется. Только мы с Круглоглазиком срастаемся стремительно – он проникает в меня, я в него! Не можем друг от друга отлипнуть, едой подкрепиться и то забываем. Носимся буйной стихией по бескрайнему космосу: то в догонялки играем, то молниями на просторах отплясываем, а устанем – замрём на часок в томном ленивом объятии вблизи какого-нибудь доброго солнышка. Косточки прогреваются, мышцы расправляются, душа светом полнится…

Но ни одно счастье долго не длится. Явился вскоре к нам любимого закадычный друг. И начали они ругаться. А сами колышутся, форму то так, то эдак меняют… Приглядываюсь повнимательнее, и глазам не верю: дружок-то – чудище страшное. Вроде один он, а кажется, их много… Где только Круглоглазик его откопал! Тут узнала я, что служит Круглоглазик оружейником при тюряге – выбирают же профессии некоторые! – и там же живёт вместе с поднадзорными арестантами. А те беспредельщики всё время норовят власть захватить и вселенскую элиту свергнуть. Поэтому дружок совсем ненадолго моего отпускал, на одну лишь минуточку. Теперь же проведали заключённые, что Круглоглазик вовремя не вернулся и некому оборону держать. На радостях войнушку затеяли. Никак без парня моего не обойтись – гибнут уже целые миры.

Разъярился Круглоглазик – побагровел, оскалился. А дальше было, как в фильмах-катастрофах, где герой спасает человечество: поцеловал он меня и, пообещав вернуться, исчез, оставил одну-одинёшеньку. Выжатую, как лимон, без чувств, без сил продолжать прежнее существование. Так бы и иссохла я в щепку, сгинула бы на втором этаже семейной дачи, да повезло, мать приехала. По щекам отхлестала, вымыла, причесала, заставила съесть рыбного супа и в город отправила.

Вышла я через силу на работу, вернулась к привычному быту, но жизнь эта перестала быть моею. Точно сериал по телевизору смотрю про глупую девицу, цветочки в букеты собирающую, ленточками их перевязывающую, в сизаль и плёнку пакующую, денежки от клиентов принимающую… Скукота смертная, суета бессмысленная… Лучше руки на себя наложить, чем в таком убожестве существовать. Чувствую: скоро не выдержу, разнесу лавку и сама удавлюсь! Пора вырываться на свободу.

Копалась как-то в подсобке и нечаянно услышала, как коллеги за стеной беседуют:

- Не знаешь, что с Галой приключилось? Была спокойная и улыбчивая, клиент валом валил, продажи росли. А теперь гарпия гарпией! Люди шарахаются, после первого визита магазин стороной обходят. Жалко, конечно, но уволят её как пить дать…

Вспыхнула я, накинулась на дурищ, наговорила всякого: и магазин мне осточертел, и морды их постные, мороженые, годные только похоронными венками торговать!.. А я хочу на полную катушку чувствовать… мне в их болоте слякотно, настоящего сквозняка не хватает… Выскочила в сердцах на улицу, да и думать о них забыла, хотя бок о бок вкалывали два года. Бегу сама не знаю куда.

Влетела в парк, бросила себя на скамейку, вспомнила Круглоглазика и заплакала – так мне любви нашей безбрежной не хватает… полёта, птицы великой Гарпуши, ладони огромной шершавой, страстной и усмиряющей… Проклятые беспредельщики – из-за них потеряно счастье!.. И вдруг до меня дошло: так ведь не только коллеги, а и любимый меня гарпией называл, только не в ругательном смысле, а восхищаясь… Может, я гарпия и есть, если человеческую маску снять, которая уже мала? Только что это за тварь – гарпия и как мне с нею уживаться?

Нашла интернет-кафе, набрала в поисковике слово. Оказалось, ещё древние с ними знались – полуженщинами-полуптицами. Вид у гарпий отвратительный – лицо и грудь человеческие, но тело и крылья грифа, длинные острые когти. Дикие они совсем, связаны с бурей и всяческим буйством – то-то я разгул стихий так полюбила…

Неужели с Круглоглазиком я превратилась в уродку? Вернулась домой, посмотрелась в зеркало: крыльев нет, руки-ноги на месте, внешность обыкновенная, вполне симпатичная. Только глаза безумно поблескивают – от тоски по парню, понятно. Легла спать, а всё кручусь и мучаюсь. Понимаю, что пора решение принимать. То ли вернуться к нормальному существованию, то ли окончательно в гарпию оборотиться. На границе не удержусь – сойду с ума…

Засыпая, подумала: у каждого своя природа, а если моя людям противна – разве правильно от неё отказаться? Кем без своего бурного нутра останусь? Рваной упаковкой, в которую никто и цветка не завернёт?

Совершив выбор, вырвалась я на простор… Кончилось горе, воспрянула душа, оконце внутри распахнулось настежь, и понесло меня ветром по небу, волной по океану прочь от тела, как бабочку от лопнувшего кокона... Теперь и без Круглоглазика могу я летать, и нет мне предела ни сверху, ни снизу… Но не обнимает меня никто, не оберегает от себя самой. Страшно от излишнего своеволия – не натворить бы бед: говорят, гарпии детей крадут и души человеческие…

Вот и скитаюсь по космосу в поисках тюряги с беспредельщиками… Пусть темно и сыро, пусть соседи лихие, но ведь вместе легче с судьбой бороться, правда, подруги?..

Так вы про моего слышали?.. Радость-то какая!... И про дружка закадычного его?.. Ваууу!.. Циклоп, говорите, и пятидесятиглавый сторукий… как-как?.. ге-ка… гека-тон-хе́йр… В Тартаре живут? Ой, спасибочки! А как отсюда добраться, подскажете?..

Какие же вы добрые девочки, великие птицы Гарпуши! В стаю приняли, из беды выручили!.. Только не уговаривайте меня любимого бросить! Напрасно галдите – всё одно не соглашусь!.. С милым рай и в Тартаре – лишь бы быть рядом… А со временем вас опять навещу – порезвиться тоже охота, не всё же подвиги совершать…

Что? Вы сейчас на праздник рождения нового солнца летите?.. Конечно, никогда не видала!.. Ужас, как интересно! .. А далеко?..

Эх, была не была! Круглоглазик подождёт: сначала с вами, а потом к нему в тюрягу, конечно…