[GREEN]

№ 10

Тростниковая дудочка
/отрывок/

Глава первая, в которой Нави спасает Танишу.

Случилось это в те времена, когда жили на земле волшебники, колдуны и феи.
В далекой-далекой южной стране, в которой никогда не бывает снега, в деревушке возле высокой горы Кьерра-Ту жил мальчик. Звали его Нави. Был он сиротой, а домом ему служил маленький шалаш, что Нави сам построил из пальмовых листьев. С самого раннего утра Нави трудился на берегу озера, плел из стеблей тростника циновки, а вечером продавал их жителям деревни, получая взамен хлеб, фрукты и молоко, а иногда и тумаки от богатеев, которые всегда смеялись над сиротой и обижали его.
По вечерам, глядя на звездное небо, мечтал Нави найти своих родителей. Иногда слезинки чертили дорожки по его щекам, но Нави себе говорил «Нельзя плакать».
Однажды утром пришел мальчик на берег озера за тростником и слышит – плачет кто-то тоненьким-тоненьким голосочком, подошел поближе, видит – в одной из метелочек на вершине стебля что-то светится. Пригляделся Нави и увидел маленькую, ростом не больше абрикосовой косточки, девочку с серебристыми волосами и с блестящими крылышками.
- Кто ты, - тихонько спросил мальчик малышку.
- Я фея Таниша, - сквозь слезы ответила ему фея.
- Что же тут делаешь, такая маленькая, и почему плачешь? – Нави очень удивился.
- Я живу в кусте жасмина, а сюда меня позвал играть ветер, а сам переплел мои волосы с травинками и улетел, - еще горше разрыдалась малютка.
- Не плачь, я помогу тебе, - сказал Нави и срезал стебель тростника с метелкой.
Потом расстелил на камне чистую тряпицу и аккуратно положил метелку с пленницей.
Весь день, до самого заката распутывал мальчик серебристые волосы феи, изо всех сил стараясь не причинить ей боль.
Когда последняя былинка была вынута из длинных прядей, Таниша вскочила на ноги и закружилась от радости. Ее освобожденные от пут волосы рассыпали вокруг серебристые искорки. Наконец фея остановилась, расправила крылышки и обратилась к мальчику:
- Я даже имени твоего не знаю, мой спаситель.
- Меня зовут Нави, - улыбнулся мальчик.
- Я очень тебе благодарна за то, что ты пожалел меня и освободил. Чем я могу отблагодарить тебя, Нави? Говори, не стесняйся, - Таниша вся сияла от счастья.
- Я рад, что спас такую красивую фею, но мне ничего за это не надо, - смутился Нави.
Фея подлетела к самому лицу мальчика, внимательно посмотрела ему в глаза и сказала:
- Ты не просто добрый, Нави, ты еще и скромный. Мне это нравится. Мы с тобой будем дружить! Скажи мне, где ты живешь, я буду прилетать к тебе в солнечные дни, и мы будем играть.
Нави вздохнул:
- Живу вон на том склоне под обрывом, там я построил себе шалаш. А играть мне некогда. Нужно плести циновки, чтобы за них получить немного хлеба и молока в деревне.
- Живешь один, в шалаше? - Удивилась фея, - плетешь циновки в обмен на хлеб? Но сегодня ты не сплел ни одной, потому что помогал мне. Что же ты будешь ужинать?
Нави рассмеялся:
- Я буду сыт теплым ветром с моря и светом ярких ночных звезд.
- Где же твои родители, Нави? – фее так жалко было своего спасителя, что она чуть не плакала.
Мальчик отвернулся от малышки, смахнул непрошенную слезинку со щеки и тихо проговорил:
- Я не знаю, где мои родители и почему они меня бросили, и как я оказался один.
Таниша задумалась немного, потом тряхнула копной серебристых волос и сказала:
- Раз я виновата, что ты остался без заработанного ужина, значит, мне и следует накормить тебя.
Фея взлетела над камнем, на котором все еще лежала тряпица, ладошками пригладила волосы, и с них вдруг вниз посыпалась блестящая пыль. Когда вся пыль легла на ткань, Таниша хлопнула в ладоши, и вместо пыли на тряпице появились несколько абрикосов, хлебная лепешка и стакан молока.
Нави смотрел во все глаза на угощение.
Фея была довольна произведенным впечатлением и, улыбнувшись, сказала:
- Вот, покушай, а я улетаю. Я отсутствовала целый день, моя семья обо мне беспокоится. Но я обещаю, через несколько дней прилететь сюда к этому камню. А за это время постараюсь узнать что-нибудь о твоих родителях.


Глава вторая, в которой Нави узнает, кто его родители

Три дня приходил на берег Нави за тростником, надеясь встретить маленькую фею, но она не прилетала. Он грустил, но был терпелив, и чтобы время бежало быстрее, старался больше работать. Он придумал красить тростник для циновок соком кариники, ведь эти сладкие ягоды имели разный цвет в зависимости от того места где росли – на открытой травянистой поляне кариника была ярко красной, в чаще леса, где мало солнца, она становилась желтой. Нави насобирал ягод и красных, и желтых, выдавил из них сок, разбавил водой, и у него получилась краски, а зеленую краску мальчик сделал из мягких стеблей и листьев кариники.
Нави сплел из раскрашенных стеблей тростника красивые разноцветные циновки, которые очень понравились жителям в деревне, и они стали давать мальчику вдобавок к еде еще и монеты. Одна добрая женщина дала ему штаны и рубашку, из которых вырос ее сын. А самый старый житель деревни дедушка Лиахим подарил Нави соломенную шляпу с большими полями.
Как-то вечером Нави сидел на большом камне недалеко от своего шалаша и смотрел, как солнце садится в дальний край озера, а на темнеющем небе то тут, то там вспыхивают звездочки. Вдруг он услышал, как кто-то его зовет по имени. Нави огляделся вокруг и увидел фею Танишу, сидящую на лепестке розы.
- Привет, Таниша, я ждал тебя, - обрадовался мальчик гостье.
- Привет, Нави, - фея вспорхнула с розы и осторожно опустилась на подставленную ладонь Нави, - я говорила о тебе с нашей королевой Гелой. Рассказала, как ты спас меня, как распутал мои волосы, и попросила узнать о твоих родителях.
- И что же сказала тебе королева, - с нетерпением спросил Нави.
- Ее величество королева Гела благодарна тебе за мое спасение и просила передать тебе то, что удалось узнать о твоей семье. Ты – сын короля Норима и королевы Анири из страны Илесии, что лежит в долине за горой Кьерра-Ту.
- Я сын короля? – удивился Нави.
- Не перебивай, - Таниша взлетела с ладошки Нави, погрозила ему крохотным пальчиком и снова опустилась на ладонь.
- Да, Нави, ты сын короля. Тебя похитила злая колдунья Хаколла. Однажды ночью она украла колыбельку, в которой спал ты, - от сочувствия Нави Таниша чуть не плакала.
- Но зачем она это сделала? – воскликнул мальчик.
- Хаколла очень хотела стать королевой Илесии. Но она была старше короля и вдобавок уродлива. Король Норим полюбил красавицу Анири, дочь королевского садовника и женился на ней. Хаколла поклялась отомстить королю, и когда родился ты, она украла тебя вместе с колыбелькой, а королеву, твою маму превратила в цветок на клумбе в королевском парке.
Таниша так грустила, что ее красивые волосы перестали светиться. Нави осторожно опустил фею на камень, а сам сел рядом на траву, обхватив колени.
- Ты говоришь, колдунья украла меня, едва я родился. Но сейчас я вон какой! У кого же я жил столько времени? Я ничего не помню, - помолчав немного, заговорил Нави, - и почему меня никто не искал?
- Тебя ищут, Нави! – Фея даже взлетела, но тут же грустно опустилась на камень, - и не ищут.
- Как это так? – Нави удивленно смотрел на кроху.
- Понимаешь, Нави, ищут новорожденного мальчика, а Хаколла с помощью своей магии ускорила твой рост, и ты за 10 дней вырос, как за 10 лет, - Таниша вздохнула и присела на мох, росший на камне. – Заколдовав, она тебя бросила в лесу на этой стороне горы Кьерра-Ту. И эти десять дней о тебе заботились лесные гномы и нимфы. Когда твои няньки поняли, что можешь жить среди людей, они сделали так, чтобы ты о них забыл.
- Чтобы я никому не мог рассказать о лесном народе? – тихо спросил Нави.
- Ты прав, - Таниша подлетела к самому лицу мальчика и прядью своих волос промокнула бегущие по щекам слезинки.
- Но ведь гномы с этой стороны горы Кьерра-Ту могли бы рассказать своим друзьям на другой стороне обо мне! Почему они этого не сделали? – горько спросил Нави.
- Нави, гора Кьерра-Ту слишком высока, посмотри, ее вершина скрывается в облаках, и говорят, за облаками лес кончается! И никто из лесного народа не может перейти на другую сторону, - Таниша снова опустилась на мох.
- Но как же тогда вы узнали, кто я такой? – удивился Нави.
Таниша рассмеялась:
- Гномы подслушали Хаколлу во время ее колдования. Как и все злые колдуньи, она страдает от одиночества и часто разговаривает сама с собой. Это так смешно!
Нави попытался улыбнуться вместе с феей, но ему совсем не хотелось улыбаться. Он решительно поднялся на ноги и сказал Танише:
- Я должен найти отца и спасти маму. Ты мне поможешь?
Фея подлетела к самому лицу мальчика и сказала:
- Солнце уже почти село, ложись спать. А завтра в полдень приходи к тростнику, где мы с тобой встретились. Я попробую узнать, как ты сможешь вернуться в Илесию.
Сверкнув в последних солнечных лучах серебристыми волосами, Таниша улетела, Нави улегся прямо на траву и вскоре уже спал.


Глава третья, в которой Таниша знакомит Нави с Арнисой и Тамариком.

С самого рассвета Нави на берегу озера трудился над циновками. Руки работали, а мысли были заняты тем, что вчера сказала фея про родителей. Мальчик с нетерпением ждал, когда прилетит Таниша.
Когда солнце поднялось так высоко, что тени стали совсем короткие, прилетела фея и не одна. Вместе с ней прилетела старенькая фея, волосы которой были белее снега, а одно крылышко чуть-чуть было надорвано. Обе феи опустились на тряпицу, заботливо расстеленную Нави на песке.
- Вот, Арниса, это тот самый мальчик, о котором я говорила, - почти прокричала Таниша старенькой фее, ведь она была слаба на уши.
- Тебя зовут Нави? – спросила старая фея мальчика, - это тебя нашли в лесу гномы?
Нави сел на песок рядом, улыбнулся и сказал:
- Да, я Нави, а про гномов я узнал только вчера. Таниша мне рассказала.
Старушка фея достала из-за пояса малюсенькую коробочку, пальчиками зацепила из нее немного разноцветной пыльцы, положила на ладошку и слизнула. Почмокав губами, она повернулась к мальчику:
- Таниша сказала мне, будто ты хочешь на ту сторону горы Кьерра-Ту?
Нави кивнул, и Арниса, снова почмокав, продолжила:
- Когда-то я побывала на той стороне. Ах, какой я тогда была юной, - фея достала, было, свою коробочку, вздохнула и засунула ее за пояс, - попасть тебе туда поможет только Белый дракон, зовут его Шаркин. Но он крепко спит, потому, что старый очень. Надо его разбудить. Но сначала ты должен сделать три вещи – найти эликсир молодости, обзавестись дудочкой из тростника и насобирать серебристой пыли.
Нави огорченно проговорил:
- И где же насобираю серебристой пыли? А эликсир молодости? Где его искать? И дудка… я не умею из тростника делать дудки.
- С серебристой пылью проблем не будет, я помогу, - улыбнулась Таниша.
Арниса снова достала на ладошку пыльцы из своей коробочки, слизнула ее, закрыв глаза, почмокала. Потом взглянула на мальчика:
- Дудочку не обязательно делать самому, попроси того, кто умеет. Найди только на рассвете самую певучую тростинку. Эликсир молодости, я слышала, есть у Хаколлы, а уж как ты у нее его добудешь, это твоя забота.
- Арниса, скажи, пожалуйста, зачем мне всё это нужно – эликсир, дудочка и пыль? – Спросил старую фею Нави.
Замахав крылышками, Арниса взлетела и опустилась на подставленную мальчиком ладонь.
- Во-первых, - Арниса загнула пальчик, - эликсир поможет вернуть молодость Белому дракону Шаркину, во-вторых, дудочка будет волшебной, если выберешь правильную тростинку, и поможет тебе разбудить дракона и всегда позвать его, а в-третьих, серебристая пыль поможет тебе научиться многому, что понадобится в твоем деле.
В этот момент из леса на берег вышел маленький человечек, ростом не более ладони Нави. Таниша подлетела к нему:
- Как хорошо, что ты пришел, Тамарик.
Когда человечек подошел ближе, Нави вдруг почувствовал, что когда-то раньше он его видел.
- Как ты возмужал, Нави, - заговорил маленький гость, - это я и мои братья спасли тебя, когда нашли младенцем в лесу. Зовут меня Тамарик.
- А я тебя вспомнил, - воскликнул вдруг Нави, - вот ты заговорил, и вспомнил твой голос, это ты пел мне колыбельные песенки!
Тамарик обрадовано заулыбался:
- Как я рад это слышать! Узнали мы о том, что ты, Нави, собрался найти своих родителей, посовещались и решили отдать тебе вот это.
Гном достал из заплечной сумки что-то, завернутое в пальмовый лист. Положив сверток на песок, Тамарик вынул из него голубую рубашечку, голубой чепчик и золотой медальон в виде цветка четырехлистника:
- Это твои вещи, Нави, по ним тебя обязательно узнают родные. И вот еще что я хочу тебе подарить. Это волшебный свисток. Где бы ты ни был по эту сторону горы Кьерра-Ту, если понадобится помощь, свистни в него, и мы, гномы, всегда придем и поможем тебе.
Нави взял в руки рубашечку, на правом рукаве он увидел вышитую корону и цветок четырехлистника, такая же вышивка украшала и чепчик.
- Надень медальон, - попросила Таниша.
- Не спеши, милая, - остановила ее Арниса, - придет время, и Нави наденет медальон.
- Да, Арниса права, - улыбнулся Нави, - люди в деревне будут недоумевать, откуда у меня золотой медальон, а богатеи могу попросту отнять. Я лучше спрячу пока и одежду, и медальон в укромное местечко.
Арниса вновь достала и слизнула с ладошки пыльцу, обязательно почмокала, закрыв глаза, и взяв за руку Танишу, сказала:
- Нам пора. Тамарик, ты нас проводишь?
- До встречи, Нави, - попрощался гном, и вся троица поспешила с берега.
Нави смотрел вслед, пока они не скрылись под сенью леса, потом завернул аккуратно подарки в пальмовый лист, сверток спрятал в шалаше, и, подхватив готовые циновки, поспешил в деревню.

[GREEN]

№ 11

БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ
/рассказ/

Солнечный зайчик прыгал по лицу Серёжи, то и дело попадая в глаза и отвлекая его от работы. Солнечному зайчику было весело. Он пытался напомнить мальчишке, что сейчас ещё лето, а летние дни коротки, как и все каникулы. Особенно это понимаешь в конце августа, а сейчас на дворе был как раз чудесный денёк накануне первого сентября.
Серёжа всё понимал. И не оставался равнодушным к этому солнечному призыву. Он поднимал голову и смотрел на часы, а циферблат блестел, высвечивая вместо минут нахальных солнечных зайчиков. Как тот, что прыгал по веснушчатому носу Сергея и дразнил его.
Несмотря на уклончивый ответ часов, Серёжа разглядел, что в его распоряжении ещё минут двадцать. Он снова склонил голову и вернулся взглядом к ведёрку с картошкой и в частности, к той громадной картофелине, которую держал в руке. Ловко срезал ножиком кожуру и отправил белую картофелину в кастрюлю с водой. Она выскочила как толстая рыбка, с плеском и брызнула водой на мальчишку.
Серёжа не обиделся на такую мелкую месть и даже не пообещал съесть эту картошку в первую очередь. Ему было не до неё. Ещё добрых шесть таких же крупных её товарок лежали в ведёрке и, судя по всему, просто мечтали оказаться в кастрюле. Серёжа терпеливо вздохнул. По его кулаку щекотно прошла лапками веснушчатая божья коровка. Почему-то золотистая, а не обыкновенная, красная. Серёжа поднял руку с зажатым в ней маленьким кухонным ножиком и дунул на букашку. Она улетела. В прихожей стукнула входная дверь.
— Бабушка! — окликнул Серёжа, точно зная, кто это пришёл, — А что ты так рано, ты обещала прийти к трём часам!
На кухню вошла Устиния Фёдоровна, добрейшая Серёжина бабушка. Она поставила сумку с продуктами и с улыбкой оглянулась на внука:
— Никак, не успел ещё всех покрошить? Ну да не считается, я ведь и правда раньше пришла.
— Ещё картошка осталась, — вздохнул Серёжа и встал, чтобы помочь бабушке разобрать принесённые продукты.
— Как ваш поход в мир, уважаемая бабушка? — весело поинтересовался внук, — Удался? Магазин закрыт не был? Почта не сгорела? Пенсию-то получила?
— Да всё слава Богу.
Устиния Фёдоровна окинула опытным глазом хозяйки поле боя на кухне.
— Что же, и помидоры, и кабачки, и зелень — всё готово? — недоверчиво спросила она.
— И кукуруза! — добавил Серёжа.
— А я принесла баклажаны, можно добавить.
— Бабушка! Разве баклажаны — американские? Так ведь не честно! Ты сама сказала, только “американцев”!
Бабушку развеселила его горячность. Она признала, что происхождение баклажанов (кроме того, что она купила их сегодня на рынке) ей не известно. Поэтому, дабы всё было честно, она их пожарит сегодня на обед, в сметане. «Американское» рагу будет на вечер.
— Оставь эту картошку, — сказала бабушка, — Я теперь и сама управлюсь.
— Зачем, у меня ещё время есть, — возразил внук.
— На турнир-то не опоздаешь?
Серёжа взволнованно подёргал себя за ухо. Взглянул на часы и мужественно сообщил, что не опоздает и не покинет бабушку одну на поле боя, пока не исполнит свой воинский долг до полной победы.
— Ох, ты мой рыцарь! — засмеялась Устиния Фёдоровна, повязывая фартук. И предложила внуку соревнование: кто быстрее.
— Чур, моя! — Серёжа схватил верхнюю картофелину и принялся азартно чистить её, надеясь опередить бабушку.
Какое-то время они молча сидели друг против друга на низеньких табуретках и слышались только всплески, при прыжке очередной картофелины в кастрюлю.
Выиграл Серёжа. Он на целых пять секунд раньше бросил свою третью картошку в воду, правда и хлюпнула она здорово, но, победителей, как известно, не судят.
Бабушка похвалила его и сказала, что порежет картошку сама, а Серёжа — совершенно свободен и может мчаться куда его душе угодно. А поскольку она знает, что помчится он на Большой турнир, где сегодня его ждёт настоящий бой, то Бог ему в помощь, и пусть, главное не задерживается до темноты, не то родители не просто будут огорчены, а в виде наказания непослушному отроку съедят его порцию баклажанов. Вот так-то.
Серёжа обещал не допустить до такого бесчинства. Он прекрасно помнит, какой завтра день и, да, всё собрал уже, и, конечно, вернётся домой как только так сразу, и, само собой, ещё до темноты. Не говоря уж о том, что он постарается быть осторожным во время турнира.
Вот интересно! Когда, скажем, Ричард Львиное Сердце отправлялся в Крестовый поход, что говорила ему на дорогу бабушка?..
Занятый рассуждениями на эту тему, Серёжа выскочил во двор. И тут же на пороге своего подъезда столкнулся с Костиком, своим лучшим другом и одноклассником (но об этом титуле можно не вспоминать до завтра).
— А я за тобой! — сказал Костик.
— А я к тебе!
— Всё взял?
— Угу, — Серёжа похлопал по большой спортивной сумке, висящей у него через плечо.
После этих восклицаний мальчишки поприветствовали друг друга и в быстром темпе пошли через двор и дальше, по аллее, мимо школьного стадиона, к месту проведения Большого турнира.

Солнце, уже послеполуденное, не жаркое, светило во всю. Трибуны были полны зрителей, и по рядам постоянно, вместе с взволнованным обсуждением будущего поединка, перекатывался ропот сожаления, что ни у кого не нашлось для такого великого дня видеокамеры, чтобы заснять историческое событие. Мол, кто-то обещал принести, да не смог или сам опаздывает, а скоро начало. Двадцать первый век, называется! — на десять типовых высотных домов — ни одной видеокамеры, доступной для рук подрастающего поколения. Большой турнир, однако, не каждый день бывает! Тем более, этот — станет последним турниром Лета. Праздник намечался грандиозный, и всем хотелось чтобы он прошёл наилучшим образом.
Серёже достался превосходный конь — рыжий с белыми бабками и белым просветом на голове от лба до кончика носа. Его звали Баярд и он считался одним из лучших в клубе “Мустанг”, где проходил турнир.
Сам Серёжа назывался на турнире Белым Рыцарем. И это было совершенно законно, просто по фамилии, потому что он — Сергей Белый. Так они с Костиком и решили, когда выбирали “турнирный титул и имя” и Серёжа считал, что ему вполне повезло с настоящим, нечего и выдумывать. Костик Ковалёв, по прозвищу Поэт, с некоторым сожалением согласился, что романтика романтикой, а лучше чем Бог дал, в данном случае не придумаешь.
Смешно, что и противник Серёжи, несмотря на свои значительные амбиции, тоже довольствовался на турнире своим обыкновенным прозвищем, правда и звучало оно весьма романтично.
Противником Белого рыцаря был не какой-нибудь Чёрный, Красный или другого цвета герой, а сам знаменитый Барон фон Кролл — “король скаковых конюшен”, как его в шутку называли и друзья и враги. Потому что Борька Кролевский, (которого только в детском садике могли дразнить Кроликом, а всю сознательную школьную жизнь его называли Бароном, а не Борисом), был фактическим наследником клуба “Мустанг”. Ведь владельцем этого частного клуба верховой езды был его родной папочка. И только благодаря Барону, все окрестные мальчишки могли изредка “хлебнуть романтики”, как выражался сторож клуба дядя Гриша — сам большой любитель чего-нибудь да “хлебнуть”.
Барон знал настоящую ценность своего наследства и пользовался всеми доступными ему способами, чтобы добиться власти и общественного признания. Большинство мальчишек от пяти до семнадцати лет, короче говоря, вся школа и её возрастные окрестности, мечтали стать оруженосцами двенадцатилетнего Борьки. Оруженосцы — это постоянные участники турниров, из них Барон фон Кролл по жребию выбирал себе противников.
Остальные могли только мечтать о подобном счастье. Им, в крайнем случае, светило удовольствие стать Борькиными рабами. Добиться у папы разрешения на очередной турнир было делом нелёгким, Барон сам нещадно трудился ради этого, но и с других требовал. И наконец наступал желанный момент, когда на несколько часов маленький ипподром бывшей конноспортивной базы переходил в распоряжение наследника, а также удавалось выпросить пару боевых коней для турнира. Вот тогда — начиналось…
Весть с уникальной скоростью облетала всю местную молодёжь. (О турнире сообщалось задолго до назначенного дня, главное было вырвать у Борькиного отца обещание дать им коней). За посещение турнира Барон взимал плату, небольшую, равную стоимости двух порций мороженого. По примеру отца, он мог бы неплохо зарабатывать, но какие-то остатки мальчишеской чести вызывали в Борьке неосознанный протест против показа лошадей за деньги. Весь сбор поступал в кассу Рыцарского Клуба и в качестве приза отдавался победителю. А победитель, согласно неписаному закону, немедленно устраивал пир для всех присутствующих, раздавая всё до копейки, по-рыцарски щедро. В меню обычно значилось мороженое и лимонады (старались не опошлять турнир кока-колой и другими слишком современными угощениями, которые не гармонировали с атмосферой галантного празднества). До турнира участники и “рабы” старались всемерно помогать в делах клуба — в уборке территории, конюшен, уходе за лошадьми, для того, чтобы Барон-старший, ни в коем случае не изменил своего решения. Борька также опасался в это время перечить отцу и старался создать благополучную обстановку дома, в семейном кругу.
Сегодняшний турнир назывался Большим турниром потому, что сражаться должны были два рыцаря — зрелище редкое по своей сути. А суть была в строгих правилах турнира, учреждённых Клубом Рыцарей, то есть всех мальчишек, впервые севших в седло где угодно, только не в клубе “Мустанг”. Ибо, те, кого приобщил к верховой езде сам Барон, могли рассчитывать получить звание рыцаря не ранее как после дождичка в четверг, когда рак на горе свиснет.
Рыцарь сдавал зачёт по верховой езде. После успешной сдачи ему присваивалось рыцарское звание, право выбирать себе герб и носить личную боевую кольчугу, склёпанную из донышек консервных банок, достаточно прочную и красивую как для рыцарского поединка. А для успешной сдачи зачёта необходима некоторая тренировка, качество и время которой находилось опять-таки во власти Барона, который не был заинтересован в том, чтобы его оруженосцы стремительно выходили в рыцари.
Барон фон Кролл считался председателем Рыцарского Клуба на правах победителя прошлого (заметим в скобках и позапрошлого и позапозапрошлого и вообще шестого подряд турнира). Ему принадлежало право называть произвольное число желанных ему противников из числа всех мальчишек, претендующих на участие в турнире. А уж потом из их числа по жребию выбирался настоящий противник. Барон называл всегда нескольких рыцарей, которых он не особенно опасался, и всех своих оруженосцев, из которых ни один ещё не победил Барона в честном бою. Если бы победил — торжественно был бы посвящён в рыцари и стал бы председателем Клуба. Вероятно, до следующего турнира.
Серёжу Барон однозначно желал бы видеть в числе своих рабов, но тут Борьке не повезло. Серёжа был рыцарем и имел честь заниматься в группе здешней конноспортивной базы ещё до того, как над её входом появилась табличка частного клуба “Мустанг”. Он с лёгкостью и одним из первых сдал экзамен на рыцарское звание, но до сих пор ни разу ещё случай не сводил их с Бароном на турнире. И вот, в прошлую жеребьёвку, неожиданно для всех, герольды объявили, что следующий турнир будет Большим! На ристалище жребий вызывает двух благородных воинов: Белого Рыцаря и Барона фон Кролла. Пусть победит достойнейший!
Именно этими восклицаниями закончился предыдущий сбор Рыцарского Клуба, две недели назад. С такого же объявления начнётся сегодняшний турнир.
Две недели общественность пребывала в сильнейшем волнении: во-первых, успеют ли провести Большой турнир до первого сентября и во-вторых, кто станет победителем? У мальчишек появилась надежда на смену власти в Рыцарском Клубе, а это могло повлиять на весь ход дальнейших турниров.
Зрители волновались. Все пришли нарядными, старательно изображая при помощи цветных плащей и шляп цвет благородной изысканной публики. Скамейки вокруг поля были выкрашены в синий цвет и только один сектор был красным. На Красной трибуне, предназначенной для почётных гостей, собрались все самые прекрасные дамы окрестных домов. Девчонки постарались придать себе блеск настоящих участниц рыцарских турниров, что многим из них далось не без труда: короткая стрижка ёжиком с разноцветными торчащими прядками вдохновляла на дискотеку, а не на турнир. Но девчонки — народ изобретательный, пустили в ход ленты, кружевные покрывала на голову, нарядились в пышные лёгкие юбки и мантильи из тюлевых занавесок и все нетерпеливо обмахивались большущими бумажными веерами.
На некоторых были специально сшитые для турнира костюмы, как например на сестре Костика — Сонечке Ковалёвой, которую нередко дразнили Софьей Ковалевской за её выдающиеся способности в разных сферах (например, плакаты для турнира были нарисованы при её деятельном участии, а среди модельеров “турнирных” костюмов и причёсок Софьюшке не было равных). В нынешнем турнире у Сони как никогда велики были шансы быть избранной Королевой турнира, потому что её, так же как её брата, связывала с Белым Рыцарем давняя прочная дружба.
Впрочем, не меньшие шансы были и у Баронессы — Зинаиды Кролевской, а попросту говоря, Зинки — родной сестры Барона. Шансы остальных дам сегодня приблизительно равнялись 0,0001, не больше. Но само зрелище и возможность показать себя во всей красе, в любом случае радовала девчонок.
Участники поединка находились в разных концах арены, возле своих “шатров” — больших плакатов с изображением их герба, с воткнутыми рядом в землю знамёнами (к турниру всегда готовились очень серьёзно). Рыцари облачались в доспехи, проверяли сбрую своих коней и беседовали с друзьями в целях душевной поддержки перед боем.
— Ты сейчас прямо как этот… из “Гладиатора-3000”, — заметил Костик, — Кстати, смотрел сегодня, серию “Гладиатора”?
— Не-а, — качнул головой Серёжа, — Забыл. Я картошку чистил — увлёкся.
— Ничего себе! Тебе что родители наряд вне очереди дали?
Серёжа засмеялся.
— Нет, мы поспорили с бабушкой, что пока она сходит в магазин и на почту, я успею приготовить “американское рагу”.
— Это чего такое? — заинтересовался Костик, — Я “ирландское рагу” слышал, а такое — нет.
Серёжа стал объяснять, что это чрезвычайно просто: берёшь всех “американцев”, какие найдутся в доме, почистить их, довольно мелко порезать и протушить на сковородке, под крышкой.
В глазах у Костика понимания не отразилось, и Серёжа смеясь объяснил, что речь идёт всего-навсего об овощах.
— Сам считай: помидоры — из Америки, картошка — из Америки, кабачки — из Америки, тыква и фасоль — из Америки, правда тыквы сегодня не было. Огурцы и те родом из Америки и зелень, и кукуруза тоже!
— А! Понял, — кивнул Костик, сообразив наконец о каких “американцах” шла речь. — Американское рагу — не пожелаю и врагу! — немедленно срифмовал он, доказав, что прозвище Поэт не возникает на пустом месте.
— Зря дразнишься, должно получиться очень вкусно, — сказал Серёжа, — Бабушка решила приготовить постное, назавтра. Приходи, попробуешь, — он помрачнел: — Я всё думаю, что у нас своего-то есть? Всё американское…
— У нас есть люди, — утешительно заметил Костик, — Это поважнее. Подумаешь, лучше пусть они забрасывают весь мир овощами, а не бомбами.
— Овощи — это из Южной Америки, — заметил Серёжа и спросил о другом: — А что хорошего в “Гладиаторе”-то показывали?
— Да как обычно, мура. Дерутся, а кто с кем — не поймёшь. Можешь не жалеть, что пропустил, у нас сегодня не в пример лучше будет, — Костик посмотрел на дальний край поля, где располагался “шатёр” Барона, — Чей выезд первый?
— По правилам: сперва он, потом я.
— У него какой конь?
— Галаад. Тёмно-гнедой, красавец. Удивляюсь, как Борьке отец разрешил взять таких первоклассных жеребцов? Он так над ними трясётся.
— Выпросил! — хмыкнул Костик, — Большой турнир не каждый день бывает.
— Сер-р-рёжа р-рыцарь! — сказал возле них звонкий мальчишеский голос.
— А, Гаврош, привет! Скоро начало?
— Скор-ро!
Рядом с друзьями остановился маленький Гаврилка, мальчишка из дома соседнего с ними. Гаврика все обычно называли Гаврош; он был серьёзным, обязательным и не капризным пятилетним ребёнком и его охотно брали в любую игру. Гаврош только недавно научился произносить букву “ры” и теперь она звучала у него в каждом слове очень качественно, с нажимом. Гаврюха чувствовал себя человеком. Ведь теперь он сам мог наконец выговорить собственное прозвище — раньше это было ему никак не по силам. А теперь, благодаря своей исключительной дикции, Гаврилку даже взяли герольдом на турнир. Откровенно говоря, это Серёжа постарался добыть для младшего друга такое почётное место. Гаврош был совершенно счастлив и ждал начала турнира с не меньшим нетерпением, чем его участники.
Серёжа поднялся в седло и с рыцарской высоты смотрел на трибуны и скаковое поле. Гаврош придирчиво рассматривал доспехи Белого Рыцаря. Серёжа, как ему полагалось по званию, старательно выбирал себе для поединка белую одежду и преуспел в этом, только спортивные брюки были светло-серыми, но эта деталь не имела большого значения. Зато щит из толстой фанеры, закрывавший мальчишку почти целиком, и длинное тонкое копье были выкрашены в белый цвет, и для кольчуги, похожей на крупную рыбью чешую, они подобрали светлые, серебристые жестянки (нечего говорить, что у Борьки кольчуга вызывающе горела золотом). Белый плащ развевался за плечами; шлем был из картона, красивый с пышным белым гребнем: Сонино произведение искусства. Правда, современный рыцарь выходил на бой в спортивных кроссовках, но зато у пояса его висел самый классический деревянный меч — такими же бились мальчишки вероятно ещё во времена Айвенго.
— А чего у тебя герб не с той стороны? — подозрительно спросил Гаврик, кивая на Серёжин щит, — Сонька неправильно нарисовала?
Большой клиновидный щит, окованный полосками жести был просто белым, а с той стороны, где прибиты ремни для крепления щита, нарисован был большой красно-оранжевый георгиевский крест — герб Белого Рыцаря.
— Нет, всё правильно, — пояснил Серёжа, — Это я попросил так нарисовать. Охота мне, чтобы по кресту всякие там лупили (он подбородком указал в сторону своего противника). Так лучше будет.
Гаврош понял. Вскоре он убежал, подавать сигнал к началу турнира.
Затрубили фанфары. (Они были записаны на магнитофон и через репродукторы на столбах звучали вполне правдоподобно). Турниры всегда проходили под соответствующую музыку. Только последний бой шёл в напряжённом молчании. Зрители зашумели и замахали косынками и шарфами того цвета, за какого рыцаря они болели: Борькины цвета были чёрный и синий, Серёжин, естественно, — белый.
Два рыцаря выехали на арену, знаменуя открытие Большого турнира.
Поединок проходил в три этапа. Сначала рыцари по очереди демонстрировали своё искусство верховой езды, прыгали через барьеры и всячески красовались перед зрителями, в особенности, перед зрительницами. Тем временем жюри, в лице всех членов Рыцарского Клуба, определяло, кто лучше показал себя в первом этапе, по десятибалльной шкале. В начале и в конце своего выезда рыцарь салютовал Красной трибуне, где и располагались строгие судьи. Герольды сразу объявляли оценку. Она не влияла в дальнейшем на победу в турнире, но участнику было приятно.
В первом этапе победил Барон. Он лихо поднял коня на дыбы перед Красной трибуной в самом начале своего выступления, чем заслужил крики одобрения и восторг прекрасных дам. А завершая свой выезд, Борька сделал очень изящный поклон с седла, и Галаад послушно склонил свою грациозную шею.
Второй этап — поединок на копьях. Рыцари на всём скаку съезжались и с треском начинали наносить удары своим копьём по щиту противника. Нельзя забывать, что непременным условием турнира, на котором особенно настаивал Борькин папа, была полная безопасность лошадей. Поэтому мальчишки не могли позволить себе выбивать противника из седла, и падать с коня, как на настоящем турнире. Но мальчишки — народ тем более изобретательный. Они соорудили себе щиты и твёрдо помнили, что в книжках написано: “…на турнире рыцари преломляли копья в честь прекрасных дам”. Вот они и преломляли! Чьё копьё сломается, тот и проиграл во втором этапе, и это сигнал для обоих рыцарей спешиться, увести коней и начать бой на деревянных мечах.
Трибуны затаив дыхание следили за ходом боя. Рыцари бились долго, и вдруг раздался общий вздох изумления, многие даже вскочили с мест, чтобы лучше видеть. У Серёжи и Борьки копья хрустнули почти одновременно: они ударили в щиты один другого синхронно, будто давно репетировали этот момент!
Жюри недоумённо развело руками и зафиксировало во втором этапе ничью.
Начинался бой на мечах. Кто победит в нём, тот и будет назван победителем всего турнира. Деревянные мечи стучали, от них отлетали щепки. В этом поединке мальчишки могли показать всю свою ловкость и дрались всерьёз. Барон злился, он чувствовал, что первенство в Клубе может уйти от него. Серёжа дрался хладнокровнее, но и опыта выступления на турнирах у него было меньше. Трибуны то смолкали, с замиранием сердца следя за поединком, то поднимали крик, стараясь поддержать рыцарей. “Барон! Вперёд!!”, “Сер-рёга! Дер-р-жись!!” В конце концов, под натиском противника, Серёжа стал отступать и, уходя от прямого удара, упал на землю. Щит отлетел в сторону. Барон угрожающе поднял меч:
— Сдаёшься?!
Вместо ответа Серёжа сбоку отбил его меч, и успел подняться на одно колено. Ещё удар! Ещё! Меч скользнул по золотой Борькиной кольчуге, Барон отступил и выронил своё оружие.
Зрители заревели. Дежурный в радиорубке включил фанфары и в микрофон объявил победителем турнира Белого Рыцаря. Герольды на поле громко провозглашали то же самое. Трибуны стоя зааплодировали. Серёже подвели коня, он вскочил в седло и проскакал круг почёта по арене, а друзья бежали за ним, поздравляя с победой в честном бою.

Потом Белый Рыцарь взял из рук Гавроша длинное копье, не предназначенное для боя, и кончиком этого копья подцепил венок из живых цветов, украшенный белыми лентами (для турниров решили не делать блестящую жестяную корону, чтобы каждой королеве доставался свой персональный венец, а не театральный реквизит). Подъехав поближе к Красной трибуне, Серёжа с поклоном опустил венок перед зарумянившейся от смущения Сонечкой Ковалёвой. Подружки сидящие вокруг, подхватили венок и торжественно возложили его на голову избранной Королевы турнира. Зазвучала музыка. С большим достоинством, осторожно ступая, Сонечка сошла с трибуны и приступила к обязанностям распорядительницы праздника. За ней последовала и Баронесса Зинка — поспешила утешать брата.
Все зрители тоже хлынули на скаковое поле, оруженосцы увели коней, а герольды и несколько добровольцев помчались покупать угощение для грандиозного пира (Её Величество Софья, благоразумно велела купить мороженого поменьше — одну порцию на двоих, а пирожных, печенья и лимонада — побольше: зрители слишком разгорячились наблюдая за поединком, а завтра всё-таки в школу — мороженое могло повредить им). Мрачный как грозовая туча Барон, согласно турнирным правилам подал руку Сергею, признавая его победителем. Но сделал он это крайне неохотно и весь праздник держался в стороне от шумного центра компании чествовавшей победителя. Костик произнёс экспромт в честь Белого Рыцаря, праздник шумел до вечера, всем было весело, но по домам разошлись не поздно, памятуя о завтрашнем дне.

Назавтра в школе, на большой перемене, когда Серёжа был один в классе (его фамилия стояла в начале алфавита и в первый же школьный день его назначили дежурным), в дверь седьмого “А” заглянули гонцы из параллельного класса и попросили Серёжу выйти с ними в коридор. Костика поблизости не было, весь класс на перемене носился во дворе, и Белому Рыцарю пришлось одному принять вызов. Нечего говорить, что за поворотом коридора его ждал Барон с тройкой своих сильнейших телохранителей.
— Поговорим? — предложил Борька.
Серёжа подошёл ближе и остановился перед ним, прислонившись спиной к стене.
— Говори, я слушаю. Только не много ли свидетелей для частной беседы?
Барон усмехнулся:
— Вчера было больше! Но если хочешь, можем и один на один. Это мои секунданты, — он кивнул на здоровенных восьмиклассников, стоящих чуть в стороне, но так, чтобы пресечь все возможные пути к отступлению. Серёжа улыбнулся:
— Вызов? Я бы, пожалуй, согласился, но не хочу.
— Боишься?
— Ещё чего! Но сейчас не время и не место. Тем более, ты злишься, я понимаю. А мне-то чего с тобой драться? Повода нет. — Серёжа вздохнул, почти с сожалением.
Борькины глаза, обычно карие, пожелтели и метнули молнии. Он зарычал: “А это тебе не повод?!” — и замахнулся ударить противника в челюсть. Серёжа чуть качнулся в сторону, и кулак Барона со всего размаху врезался в стену! Так, что откололись кусочки масляной краски, и в руке что-то хрустнуло.
Серёжа растерянно мигнул, Барон заскулил, прижав костяшки пальцев к губам. Из-за поворота на скорости вылетел Костик и кинулся на помощь к другу. Но опоздал, Борька в сопровождении своих телохранителей поспешно покинул поле боя, сквозь слёзы пообещав, что “мы ещё встретимся!”
— Вот, паразит! — возмутился Костик и узнав подробности выразил крайнее неодобрение такому подлому и недостойному поступку их противника. Серёжа растеряно смотрел в ту сторону, куда удалился Барон. Никакой радости от победы от не чувствовал, скорее наоборот.
— Знаешь, как ему сейчас больно. Он так врезался, мог и руку сломать, — тихо сказал Серёжа.
— Ну ты совсем уж! Если б он в тебя так врезался, лучше было бы? — вскипел Костик. Его друг не успел ничего ответить, потому что в эту секунду взорвался звонок, и они побежали в класс.
А на следующей перемене, Серёжа сам отправился на поиски своего противника и застал его в одиночестве у дверей седьмого “Б”. Запястье правой руки Барона было забинтовано, на косточках пальцев краснели ссадины, а сами пальцы распухли и посинели. Заметив Сергея, Барон злобно отвернулся к окну. Серёжа подошёл к нему.
— Борь, ну чего ты… я же не нарочно.
— Отстань!
— Ну извини, я правда не хотел.
— Да катись ты отсюда! — Борька обернулся, и пообещал сквозь зубы: — В другой раз я всё равно до тебя доберусь!
Серёжа виновато пожал плечами:
— Хочешь, ударь сейчас, только успокойся. Я же не специально.
— Да ну тебя, — вздохнул Борька. Серёжа перевёл взгляд на его руку:
— Что в медпункте сказали? Очень сильно?
— Ерунда. Сперва думали — вывихнул, ещё и связки… но оказалось, только растяжение. — Борька иронически улыбнулся: — Нам только что контрольную вкатили, а я не при деле, законно! Так что и на том спасибо.
— Себя благодари, — хмыкнул Серёжа, — Это надо ж додуматься! Дуэлянт! — Он снова посмотрел на Борькину руку и вздохнул сочувственно: — В кабинете труда у девчонок герань растёт. Надо приложить пару листиков, как подорожник. Она помогает.
— Сонька сказала?
— Угу. Пошли, попросим?
— Пошли, — согласился Борька. Он уже не имел желания злиться на Серёжку, хотя и сам не знал, почему. Но вредный характер не дал промолчать и Борька ехидно спросил:
— А чего ты так обо мне заботишься? Совесть мучает?
— Да я не о тебе, — пошутил Серёжа, — Я о себе. Теперь из-за травмы, новый турнир когда ещё будет!
Борька засмеялся, потом вспомнил о смене власти и шмыгнул носом, искоса взглянув на Серёжу:
— Мне Большой турнир уже и не светит, чего стараться-то? Устраивать его ради вас?
— Почему? — нахмурился Сергей.
— Теперь ведь ты командуешь, — напомнил Борька, — Белый Рыцарь. Разве ты меня вызовешь?
— Ах, ты об этом! Я забыл, не привык ещё. Почему же не вызову? Только рука пройдет, чтобы всё по-честному было, и я персонально тебя могу назвать, без жребия.
Изображая полное равнодушие, Барон молча двинул плечом, мол, дело хозяйское, хочешь — зови, кто тебе мешает.
Когда Костик застал их спокойно беседующих, словно давних друзей, он чуть не упал от неожиданности. Сам-то он прибежал, опасаясь новых ловушек со стороны коварного Барона фон Кролла. Борис так и понял, потому что посмотрел на Костика с явной насмешкой:
— Не бойся, не съем я твоего Серёгу. Я передумал и пообедал уже.
Серёжа улыбался, Костик посмотрел на них обоих неодобрительно, как строгая тётушка, которую заставили напрасно волноваться.
— Слышь, Поэт, у нас новые диски есть, батя привёз, хочешь, дам посмотреть? — предложил Борька уже вполне дружески. Мальчишки вполне одобрили его предложение.
— Приходи в воскресенье, посмотрим.
— Только не с утра, — предупредил Серёжа, — Лучше после обеда, нас утром дома не будет.
— Вы на дачу едете?
— Нет, мы в церковь пойдём.
Борька насторожился:
— Чего, крестины у вас?
— Нет, не крестины.
— Свадьба, что ли? Или… — Борька нерешительно нахмурился: — Умер кто-то?
— Да нет, с чего ты взял? — развеселился Серёжа.
— А тогда… зачем?
Мальчишки переглянулись.
— Понимаешь, — терпеливо сказал Серёжа, — Так с ходу тебе это не объяснить. Пошли, сейчас уже звонок будет. Вот в воскресенье придёшь, может и поговорим.
— Ладно.

[GREEN]

№ 12

Путешествие в страну мерцающих

Сон на двоих

Ночь была необыкновенная: луна светила так ярко, аж слепило глаза. Вернее, слепило бы тому, кто не спит. Но все мирно похрапывали и не видели эту красоту.
Пашка, который обычно спал летом как убитый, резко проснулся, как будто от звонка. Полежал, подумал, подождал второго звонка… Вспомнил, что звонить никто не мог по той простой причине, что телефон бабушка не проводила, к сотовым относилась с недоверием, а пищалка у двери давно сломалась. Да и нужды в ней не было: ночью к ним никто не приходил, а днем дверь дома не запиралась.
Пашка выглянул в открытое окно: на крыльце никого не видно. В кресле невозмутимо спала бабушкина любимица -- белоснежная кошка Симка.
-- Точно приснилось, -- решил Павел и лег с твердым намерением уснуть.
Но сон куда-то улетучился. Лунный свет мешал, будоражил, не давал воцариться ночному покою.
Пашка с завистью посмотрел на кошку: ей отрицательная энергия только на пользу, ишь, как сладко спит.
О чем бы таком подумать, чтобы уснуть? Но скучные мысли всегда обходили Пашкину голову стороной, поэтому нафантазировал он целый ночной сериал. Как будто сейчас по дорожке лунного света спустится на землю странный мерцающий человек. Он выберет самое притягательное приветливо распахнутое окно и окажется в этой комнате. Симка, как обычно, уступит ему свое кресло и начнет ластиться к пришельцу. А тот пристально посмотрит на Пашку и скажет:
-- Вставай, пойдем со мной, все равно не спишь. Я открою тебе тайные тайны, которые доступны только ночью. Какие вы скучные люди, вокруг вас столько загадочных явлений, а вы полжизни спите. Вставай, вставай быстрее…
Пашка проснулся. В комнате было светло, но уже от солнца. Рядом стоял друг Мишка и тряс его за плечо:
-- Вставай же! У меня ночью такое было! Я до сих пор не могу понять, сон это или не сон!
-- Сон-сон! – пробурчал недовольно Павел.
Надоел ему Мишка со своими выдумками, вечно ему что-то мерещится, такой сон интересный прервал...
Мишка то тряс друга за плечо, то взволнованно тер кончик носа (своего, конечно, он никак не мог избавиться от этой вредной детской привычки, отчего нос был похож на помидоринку).
-- Ты знаешь, среди ночи мне послышался звонок…
Пашка резво подскочил и сел в кровати.
-- И что?
-- Я проснулся, думал телефон. Кинулся, а он молчит. Лег, а не спится. Вдруг балконная дверь открывается, и такое входит... Такое...Весь мерцает… Хватит, говорит мне, спать, пора тайны открывать…
У Пашки испарина на лбу выступила.
-- Вот я теперь и думаю: сон это или не сон? Если даже сон, то такой интересный, -- вздохнул Мишка. – Жаль, Чудик за дверью залаял. Этот мерцающий растаял. А я…Наверное, проснулся.
-- А моя кошка ему понравилась, он ее гладил, -- вспомнил Пашка.
-- Причем тут твоя кошка, ведь это мой сон, -- возмутился друг.
-- Вот то-то и странно, что твой сон и мне сегодня приснился, -- задумчиво произнес Павел.
Это ночное видение весь день мучило друзей. Решили, что надо посоветоваться с соседской девчонкой: говорили, что прабабушка у Полинки была ведьмой. Поэтому от всех женщин в их роду мужчины с ума сходили. У Полинки тоже были задатки будущей сердцеедки, но пока она училась в одном классе с Пашкой и Мишкой, иногда выручала их, давала уроки списать, перед родителями прикрывала их проказы. В общем, свой парень девчонка. Мальчишки почему-то даже не пытались дергать ее за длинные черные косы, знали, что когда Полина сердится, то так может посмотреть на обидчика – на месте окаменеешь. А потому уважали. Плюс ко всему у нее была потрясающая интуиция. Иногда позвонит Мишке и скажет: «Учи историю, завтра спросят». Точно спрашивали. Или посмотрит задумчиво на Пашку и произнесет: «Тебе письмо от родителей пришло». Он домой примчится, а бабушка торжественно конверт вручает. Родители у Пашки археологи, дома живут редко, особенно летом. Но у него бабушка мировая, с ней не соскучишься.
Друзья еле-еле дождались вечера, когда Полинка вернется с дачи, и помчались к ней.

Ох, уж эти женщины!

Уставшая Полинка отдыхала в своей комнате с огромной книгой в руках. Увидев мальчишек, она захлопнула ее и быстро спрятала под подушку. К рассказу мальчишек отнеслась спокойно и назвала их лунатиками. Пацаны обиделись: знали бы, не рассказывали. Они-то думали, что она им поможет разгадать сон это или не сон.
Полинка вздохнула, посмотрела на них с сомнением, а потом взяла слово, что они никому не расскажут про то, что увидят. И вытащила из-под подушки старинную книгу.
-- Прабабушкина, -- пояснила она. – В бабушкином сундуке хранилась. Мама спрятала, а я тайком взяла. Здесь толкование разных снов и необычных явлений.
У мальчишек руки потянулись к таинственной книге, но Полинка их осадила:
-- Ее нельзя трогать мужчинам да еще из чужого рода! Это семейная реликвия!
Потом она листала пожелтевшие страницы, а Мишка с Пашкой заглядывали через ее плечо и старались разобрать написанное.
За этот вечер они узнали множество важных вещей, о которых им бы никто не поведал: как вывести бородавки с помощью трав, как в случае нужды изменить погоду, как заставить человека выдать свои мысли, каким заклинанием закрыть доступ к кладу и многое-многое другое… Про мерцающего человека и ночные звонки ничего не было.
Решили, что книга немного устарела, на дворе все-таки ХХI век.
-- Мне кажется, все, что с вами произошло, это только начало, будет и продолжение, -- вдруг задумчиво сказала Полина.
Пацаны переглянулись: раз она сказала, точно так и будет.

Всем ясно, что ничего не ясно

Вот удивили родных Мишка с Пашкой, когда улеглись спать, лишь солнышко закатилось. Мальчишкам не терпелось уснуть и проснуться еще раз от загадочного звонка, чтобы продолжить разговор с мерцающим человеком.
Но ночь была совсем иная: луна спряталась за тучи, поднялся предгрозовой ветер, пришлось закрыть окна. Так что если бы мерцающий гость надумал снова прийти, вряд ли смог бы проникнуть к ним...
Утром разочарованные друзья встретились. Зря всю ночь не спали и на свои окна таращились.
-- Обстановка не та, не для лунных прогулок, -- предположила Полина. – Надо ждать такую же ночь.
Но она наступила только в следующую пятницу.
Пашка, у которого эмоции немного улеглись, а усталость от бессонных ночей достигла предела, уснул довольно быстро, не забыв на всякий случай распахнуть окно.
Ровно в час ночи он проснулся от звонка. Мерцающий человек уже сидел в кресле с Симкой на коленях. Та выражала свой восторг оглушительным мурлыканьем.
-- Все спишь? – сказал укоризненно мерцающий человек. – Ты знаешь, сколько тайн умирают каждый день неразгаданными, потому что кто-то опаздывает? Не теряй времени, если хочешь что-то познать в этой жизни.
Пашка вскочил, быстро натянул спортивные штаны и встал в нерешительности перед креслом.
Мерцающий человек протянул ему руку. Пашке, который всегда среди своих друзей слыл человеком осмотрительным и рассудительным, совсем не было страшно, он тоже протянул свою. Ладонь от прикосновения странного гостя стало слегка покалывать, ощущение было не болезненное, даже приятное. Все вокруг начало вращаться, сначала медленно, потом быстрее… Пашка ощутил, что у него кружится голова, как в детстве на каруселях, и зажмурился от удовольствия. Когда открыл глаза, то увидел, что стоит перед старой, покрытой ржавчиной железной дверью.
-- Что там? – спросил он.
-- Там все… -- услышал он в ответ таинственный шепот и понял, что рядом никого нет.
Вокруг было темно, только пробивающийся откуда-то лучик лунного света падал на старую дверь. Павел попытался ее открыть, она не поддавалась. То ли надежно заперта, то ли заржавела. Было холодно, как в подземелье. Узкий коридор вел в противоположную от двери сторону, но идти неизвестно куда Павел побоялся. Сел под лунный лучик на землю, скрючился от холода, и решил ждать утра, чтобы прояснить обстановку. Может быть, это всего лишь сон, тогда не надо будет плутать в каком-то подземелье.
-- Хорошо Мишке, он-то спит, наверное, в тепле, -- подумал напоследок Павел и уснул.

Если есть дверь, то за ней что-то должно быть

Утром Павел не мог понять, наяву все было или во сне. Проснулся он в своей любимой кровати, но почему-то в спортивном костюме, от одежды исходил запах сырой земли.
Если это сны, то все же странные, решил он. Обычно просыпаешься и ничего не помнишь. А тут в памяти все до мелочей – каждый звук, каждая деталь. Вот даже запах.
На этот раз Пашка будил друга. Тот спал крепким сном, свернувшись калачиком в кресле, завернутый в одеяло. На голове его красовалась кепка.
-- Ты где был? – едва открыв глаза, набросился тот на Павла. И начал судорожно тереть кончик носа. —Я тебя ждал-ждал…
-- Где?!
-- У железной двери! Замерз, как бездомная собака. Я же не мог один ее открыть. А ты, небось, спал в это время спокойно.
Выяснилось, что с Мишкой происходило те же самое, что и с Павлом. Все, что они запомнили, сходилось в мельчайших деталях.
Без Полинки во всем этом не разобраться, поняли они, окончательно зайдя в тупик в своих домыслах.
Девочка терпеливо выслушала сбивчивые рассказы, потом дала по листу бумаги и ручки.
-- Рисуйте, -- приказала она решительно.
Пашка быстро сделал набросок двери (по рисованию у него всегда была пятерка с плюсом), а Мишка долго и старательно возякал ручкой по бумаге, тер в задумчивости нос, изрядно испачкался пастой, пока не изобразил что-то непонятное. В другое время друзья посмеялись бы над этими каракулями, но сегодня было не до веселья.
-- Насколько я понимаю, изображения в деталях совпадают, -- заключила Полина. – Значит, вы видели одно и то же. Тогда надо решить два вопроса: где эта дверь и для чего ее вам показали?
Павел задумался, а из Мишки, как обычно, полился словесный поток:
-- Там хранится клад, который охраняют привидения… Или пришельцы хотят заманить нас в ловушку… А может, это шпионы нас гипнотизируют, чтобы мы помогли проникнуть в секретную лабораторию…
Он яростно размахивал руками и так нещадно тер нос, что тот из красного превратился в фиолетовый.
-- А я думаю, кому-то за этой дверью нужна наша помощь, -- предположил Пашка.
-- Что бы там ни было, но это не просто сон. Кто-то пытается вовлечь вас в свою тайну. Дверь нужно разыскать, -- поставила точку Полина.

Задача со всеми неизвестными

Да, нелегкая задача встала перед друзьями. Это все равно, что пойти неизвестно куда и принести неизвестно что. Где искать железную дверь, если даже не уверен, что она точно существует?
Пошли в библиотеку, краеведческий музей, пролистали десятки книг по истории, сравнивали рисунок Павла с иллюстрациями… Но ничего интересного или похожего не нашли.
-- И все же не зря этот сигнал поступил именно к вам, -- сказала умная Полинка. – Видимо, вы должны иметь к этому какое-то отношение. Или ваши родные.
-- Бабушка! – хлопнул себя по лбу Павел – Она же живет в старом купеческом доме, ее мама была там няней. Вдруг эта тайна связана каким-нибудь образом с этим домом или его прежними жильцами?
После революции хозяева исчезли куда-то, а в доме поселили три семьи. Молодежь отсюда быстро уезжает, а старики так и доживают свой век. Бабушка однажды проговорилась, что они в детстве излазили всю округу, столько тут разных загадочных мест открыли. Может быть, тайна связана с этой старинной частью города?
-- Тогда я причем? – удивился Мишка. – Мы приезжие, живем в новом доме. У нас даже плюгавенький призрак не заведется. В подъезде если и есть кого бояться, так только пенсионерку Агриппину Семеновну. Она всех соседей склоками заела: то дверью хлопают, то кошка мяукает, то музыка ей не нравится (радовалась бы, что бесплатно слушает, как Витька каждый день на скрипке пиликает...).
-- Значит, Павлу одному с этим не справиться, -- предположила Полина, прервав мишкино словоизлияние.
Мишка гордо расправил плечи и даже в росте прибавился... Приятно сознавать, что у тебя важная миссия. Понять бы еще: какая?

О пользе всякого ненужного хлама

Вечером Павел начал психологическую атаку на бабушку. Он демонстративно разложил на столе книги по истории, стал шумно листать их и время от времени вздыхать.
Естественно, бабушка не выдержала, подошла и потрогала лоб внука. Она знала, что он старательно учится, но не настолько же, чтобы в июле предпочесть беготне на улице изучение истории.
-- Что случилось?
-- Понимаешь, нам задачку задали по краеведению: отыскать по рисунку старое здание. Мне досталась дверь. Ума не приложу, где ее искать. Знаю только, что это в нашем городе.
Бабушка взяла в руки листок, недоуменно повертела в руках…
-- До чего только в ваших школах не додумаются! Но я ведь точно где-то такую дверь видела… Но забыла.
Павел умоляюще посмотрел на нее:
-- Бабушка, миленькая, вспомни! Мне же двойку поставят, если я задание не выполню.
Бабушка долго разглядывала рисунок. Потом подозрительно взглянула на внука:
-- Не могли вам такое задание дать. Этой двери ни в одной книге быть не может, потому что про нее никто сейчас не знает. Да и нет ее уже, наверное.
Пашке весь вечер пришлось ходить за ней, подлизываться, канючить, умолять, чтобы рассказала о том, что знает.
Наконец бабушка сдалась, но взяла слово, что Павел в это проклятое место никогда не сунется.
Когда бабушка была еще совсем маленькой, она с соседскими мальчишками нашла на Нижней набережной у реки в зарослях кустарника лаз. По нему ребятишки пробрались в какую-то пещеру, ход из нее вел далеко вглубь холма. А поскольку было им всего лет по шесть-семь, заблудились они в лабиринте. Вот там и увидели старую железную дверь, открыть которую как ни старались, не смогли. Несколько часов плутали дети под землей, пока не услышали людские голоса. Это родители хватились своих чад и кинулись на поиски. Маленьких путешественников нашли, выпороли и строго настрого запретили гулять в этих местах. Взрослые сказали, что здесь немало выходов к реке из подземных коридоров: то ли во времена монгольского нашествия их строили на случай осады, то ли соратники Стеньки Разина для его спасения что-то предпринимали, то ли монахи тайные ходы в монастырь проложили… Только ходила об этих местах дурная слава. Напуганные происшествием взрослые ни про какую дверь слышать не хотели, засыпали все лазы землей, насадили деревья, а через несколько лет никто из бывавших здесь уже не вспомнил бы, как войти в подземелье.
-- И ты его искать не вздумай! – строго приказала бабушка. – Хватит мне твоих родителей-кладоискателей. Нет, чтобы о сегодняшнем дне подумать, они все в прошлом копаются.
На следующий день Пашка взахлеб рассказывал друзьям услышанную от бабушки историю.
-- А у вас вещи старые где-нибудь хранятся? – спросила Полина. – Наверное в вашем доме осталось что-то такое, отчего дверь именно тебе показали…
Ребята решили начать поиски с подвала, где хранилось чудовищное количество всякого хлама. Старые люди, привыкшие все беречь на всякий случай, никак не хотели расставаться со своим достоянием. Три дня искатели приключений копошились в старье, чихая и кашляя от пыли. Мишкин нос несколько раз за день менял окраску, язык отваливался от трескотни (должен же был кто-то анализировать происходящее и выдвигать сумасшедшие гипотезы). Наконец поиски увенчались успехом: вездесущая кошка Симка, которая не отставала от ребят и с удовольствием лазила по чердакам и подвалам, уронила на пол запыленную коробку. В ней обнаружился старый-престарый, ржавый, некрасиво искривленный ключ, который, похоже, долгое время служил кому-то молотком для разбивания орехов.
Сон начинал сбываться.

У ключа должна быть своя дверь

В этом уже не сомневался никто. С того дня ребята все свободное время проводили на Нижней набережной. Они излазили заросли, перевернули все подозрительные камни, простукали места, которые могли скрывать лаз. Безрезультатно. И никаких подсказок ниоткуда. Даже во сне. Мерцающий больше не появлялся.
Как всегда осенило Полину. Раз Симка нашла ключ, она может и дверь найти. Видимо, кошка каким-то таинственным образом чувствует все эти загадочные вещи и явления.
Павел подождал, когда бабушка уйдет по делам, затолкал ее любимицу в рюкзак и отправился с друзьями на поиски лаза. Симка отчаянно сопротивлялась, истошно мяукала. Даже прохожие останавливались и спрашивали, зачем ребята мучают животное.
-- Уж не топить ли, сынки? – предположила одна сердобольная старушка. И предложила отдать кошку ей. Симку, видимо, такая перспектива не устраивала, она умолкла. А когда ребята пришли на набережную, кошка даже замурлыкала, будто предвкушала что-то приятное. Ее выпустили и установили наблюдение.
Симка по-хозяйски обошла полянку, потерлась мордой о кору старого-престарого тополя, потом уверенно пошагала по тропинке куда-то в глубь зарослей. Ребята, естественно, пристроились за ней. С полчаса кошка плутала одними ей ведомыми путями. Друзья уже устали продираться сквозь кусты и крапиву… И вдруг Симка исчезла. Искали ее, звали, пугали расправой… Кошка будто растаяла.
Стало смеркаться, ребята побрели домой.
Стоило Павлу открыть калитку, как он увидел Симку, мирно отдыхающую на крылечке.
-- Вот вредина! – возмутился мальчик. – Мы с ног сбились, а она уже дома. Не хочешь нам тайны открывать?!
И тут Павлу показалось, да нет-нет, это точно было: Симка открыла глаза и посмотрела на него хитрющим взглядом. А потом ее морда изобразила полное равнодушие, кошка устало потянулась и снова уснула.

Ни шагу назад

Бабушка Павла начала беспокоиться, не нравилось ей поведение внука: то книжки до одури читает, то пропадает до ночи невесть где. А то лежит на кровати в своей комнате и с кошкой разговаривает. Может в загородный лагерь мальчонку отправить?
Пашка аж взвился: у него тогда целое лето пропадет!
Почему пропадет?
А внук в это время усиленно уговаривал Симку показать лаз в подземелье. Должна же кошка понимать, как это важно.
-- Давай ей голодовку устроим, -- предложил нетерпеливый Мишка. – Поголодает, как миленькая все покажет.
Лично для него отсутствие любимых пирожков и сосисок было бы смерти подобно.
Симка настороженно подняла ушки и поглядела на Пашку: всерьез они говорят про такие страшные вещи или шутят?
-- Надо снова идти на набережную, -- предложила Полина.--Только давайте кошку на поводок посадим, чтобы она не исчезла бесследно.
На этот раз Симка не сопротивлялась, когда ее прятали в рюкзак, понимала, что ей предстоит весьма увлекательное и ответственное путешествие.
На набережной ребята посадили кошку на поводок и отправились на прогулку по зарослям лопухов, шиповника и акации. Приятного мало, да еще одолевали сомнения насчет того, что все эти поиски не напрасны. Мишке приходилось идти первым (он ростом поменьше и более юркий), надо было слышать, как он возмущался по поводу кошки-садистки, злющего шиповника и прочих препятствий...
Когда Симка решила, что достаточно помучила своих юных хозяев, она остановилась у замшелого камня, за которым земляной холм круто поднимался вверх. Теперь сомнений не было: именно за ним кроется вход в подземелье.
Похоже, голыми руками тут ничего не сделаешь. Нужно брать инструменты, фонарики (чтобы никто не мешал, продолжать поиски лучше ночью). Место пометили и отправились домой готовиться к поисковой экспедиции.
Наконец-то почти у цели
Два последующих дня лил дождь, да такой, что нос нельзя было высунуть на улицу. Тем не менее, Мишка раз пятьдесят за день прибегал к Павлу, чтобы посмотреть, какие тот раздобыл инструменты (все-таки родители у мальчика археологи), и рассказать про свои дела.
Наступил вечер важных открытий. Павел уговорил бабушку отпустить его ночевать к Мишке, тот отпросился у родителей переночевать у Павла, а Полинка будто бы пошла на ночь к подруге, у которой папа с мамой уехали на два дня. Симка уже загодя крутилась возле рюкзака, ожидая, что ее тоже возьмут.
-- Нет уж, если хочешь с нами, иди сама, -- сказал Пашка. – Мне знаешь, сколько инструментов тащить!
Симка сделала вид, что обиделась, и выскользнула за дверь.
Друзья встретились в восемь часов вечера в назначенном месте. Посторонние могли подумать, что они отправились в поход: экипированы под завязку, в глазах радостный блеск от предвкушения предстоящих событий. Под ногами нетерпеливо крутилась кошка, будто поторапливала их быстрее отправиться на поиски таинственной двери.
Первым делом надо было отвалить камень от насыпи. Троим ребятам сделать это было трудно, но Павел знал от родителей немало походных хитростей. Камень поддался. Приложив невероятные усилия, ребята его сдвинули. Расчистив открывшееся пространство от поросли и земли, они увидели кирпичную стену. Такую глухую, что больше некуда.
-- Приехали, -- присвистнул Мишка. И в растерянности сполз на землю, чтобы в очередной раз заняться своим несчастным носом.
-- Бабушка Павла ведь говорила, что их родители заложили лаз, значит проход где-то за этими кирпичами, -- предположила Полина.
Павел стал тщательно простукивать стену. Нашел! В одном месте звук выдавал, что за кладкой пустое пространство. Вернее, пространство, в котором замурована тайна.

Ломать -- не строить

Пашка с Мишкой заносчиво дали понять Полине, кто тут настоящие мужчины. Пусть девчонка с кошкой пока поиграет, а они тем временем стену разобьют. Через два часа пыхтения и сопения, пацаны сдались. Без передышки и помощи с такой стеной не управиться. Любящие родители потрудились здесь на славу. Полинка взяла ломик, еще раз простучала все кирпичики, выбрала один каким-то одной ей ведомым чутьем и стала равномерно бить в одну точку. Симка терлась у ее ног и одобрительно мурлыкала. Через десять минут один кирпич выпал, другие швы дали трещины. Мальчишки вдохновились и тоже взялись за орудия труда. К полуночи пробоина достигла таких размеров, что можно было пролезть внутрь.
Устали так, что путешествовать по подземелью уже не было сил. Да еще Мишке показалось, что после каждого удара ломиком где-то в глубине пещеры раздается гул. Может, эхо, а может еще что...
-- Как хотите, мальчишки, меня больше на всю ночь родители не отпустят. Я же не беспризорница. Если идти, то надо идти сегодня, -- заявила Полина.
Первой в лаз резво прыгнула Симка, за ней девочка. Павел перекинул ей вещи и инструменты, потом перебрался сам. Мишка болтал без умолку, чтобы не выдать собственный страх. Но оставаться на берегу темной реки одному было уж вовсе жутко, и он тоже проскочил в дыру, запутался в связке веревок, наткнулся на лопату и наделал много шуму.
-- Я понял, почему тебя выбрали в помощники, -- прошипел раздраженно Павел. -- Только ты способен распугать все привидения!
Включили фонарики, огляделись. Из небольшой пещерки куда-то вглубь вели два хода, довольно ненадежного вида. Казалось, стоило ступить в один из коридоров, как все в ту же минуту обрушится...

Дверь в неизвестность

Выбирали путь испытанным способом: пустили вперед Симку (уж она-то наверняка знает, по какому коридору идти). Та поняла важность своей миссии и гордо пошагала впереди процессии. За ней следовал Павел, потом представительница слабого пола. Замыкал колонну Мишка, нагруженный по уши скарбом (наконец-то он оставил в покое свой нос, потому что руки были заняты). Все шло благополучно, если не считать, что Павел в полумраке натыкался на камни, а Мишка так просто падал при каждом удобном случае, производя столько грохота, что Симка каждый раз подскакивала от испуга. Только Полинка без всякого труда шла, будто прекрасно видела в темноте. Все-таки было в ней что-то от предков.
Наконец-то вот она – дверь из мальчишечьих сновидений. Старая, ржавая, манящая и в то же время пугающая. То, к чему так долго и упорно стремились, достигнуто. Осталось только открыть дверь – и вот она, тайна...
-- А может, ну ее... -- первым нарушил торжественную тишину Мишка.-- Вдруг там чудовище какое-нибудь, или покойники замурованы. Я ж потом спать не смогу!-- и он начал яростно теребить нос.
-- Мы не для того сюда добирались, чтобы уйти, ничего не узнав, -- сердито сказала Полина.
Ребята осветили фонариками стены, чтобы осмотреться как следует. И вдруг поняли, что стены представляют из себя отполированные до зеркального блеска камни. Мишка даже разглядел свое изображение и состроил сам себе рожу. Рожа получилась смешная, но смеяться не хотелось, было почему-то жутковато. Павел вслух удивился: как только его благоразумная бабушка в детстве отправилась в это подземелье.
-- Наверное, она тогда еще не отличалась благоразумием так же, как и ты, -- предположила Полина.
Странная пещера...
Павел, ничего не говоря, достал ключ. Тот, несмотря на свою исковерканность, легко вошел в скважину. Подошел! Впрочем, по этому поводу сомнений почему-то ни у кого не было. А вот повернуть его было гораздо сложнее: механизм заржавел, никак не хотел поддаваться.
-- Эх, динамитом бы эту дверь, -- вздохнул Мишка. -- Мы бы ее ба-бах! Все привидения по сторону в клочья бы разлетелись...
-- И ты бы по эту сторону тоже в клочья! -- не поддержала его идею Полина. -- Нужно терпение и чуткость рук.
Она взяла ключ, немного покрутила его в руках, вставила в замочную скважину и нежно повернула против часовой стрелки. Замок поддался!
В это время им показалось, что от зеркальных стен начало исходить слабое свечение, воздух странно заколыхался.
Павел налег на дверь плечом, та нехотя поддалась... Заглянул. Там тоже было темно. Друзья застыли в нерешительности. Что ни говори, а впереди -- полная неизвестность. И только Симка, не дожидаясь никого, проскользнула в дверную щель.
Быть трусливее кошки было стыдно. Павел тоже решительно шагнул в проем и осветил фонариком помещение, в которое попал. Это был подвал. Причем он до мелочей повторял тот, что находился в доме его бабушки: такие же двери, маленькие оконца под самым потолком, наваленный в кучи хлам...
-- Ехали мы ехали, и домой приехали, -- произнес разочарованно Павел.
В подвал осторожно вошла Полина, потом вкатился, чертыхаясь и падая, опутанный веревками Мишка.
-- Вот это да! Выходит, я зря штаны в кустах рвал, страху сколько натерпелся... Это чтоб в Пашкином подвале выползти?!-- Мишка готов был оторвать свой злосчастный нос.
Он с отчаянья бросил в угол походное снаряжение и плюхнулся на старый пыльный диван. Пашка с Полиной примостились рядышком. Говорить не хотелось. Шевелиться тоже. Да и выходить из подвала ночью опасались: похож-то на родной подвал верно, да неизвестно, что за его стенами. Решили отдохнуть. Симка свернулась клубочком у Полины на коленях. Все почти как дома, только вместо электрической лампочки помещение освещал фонарик. Под недовольное бормотание и пыхтение Мишки уставшая компания посидела отрешенно, а потом все дружно уснули.

Утро вечера... чуднее

Первой проснулась Полина. В оконца пробивался розовый свет, с улицы доносилась странная музыка. Мальчишки мирно спали, забившись в разные углы дивана. Симка исчезла.
Полина растолкала друзей: хватит спать, скоро их дома спохватятся, нужно вернуться вовремя.
Пашка сразу сориентировался в ситуации, а Мишка еще долго смотрел на них, вытаращив глаза, не понимая, где они и по какому поводу. Потом вспомнил и начал по привычке нещадно теребить свой нос.
Отряхнули с себя пыль, немного привели в порядок одежду. Двинулись к выходу. Только бы Пашкиной бабушке на глаза не попасться. Как объяснить ей появление грязных и заспанных подростков в эту пору в ее подвале?
-- Говорите, что хотите, но тут что-то не так, -- сказала вдруг Полина, резко остановившись у двери.-- Я нутром чую: все не так, как кажется.
Мальчишки насторожились: Полинку чутье никогда не подводило.
-- Сидите здесь, я схожу в разведку. -- решительно заявил Павел. -- В конце концов, это мой дом, мне и разбираться во всем. А вы подождите немного.
Павел осторожно поднялся по ступенькам, открыл дверь из подвала и выглянул наружу. Ничего опасного не обнаружил и шагнул за порог. Он вернулся минут через пятнадцать (еще бы минут пять его отсутствия и Мишка напрочь оторвал бы от волнения свой нос).
-- Ничего не понял! -- выдохнул Павел, свалившись на диван.-- Город вроде бы наш, но там одни мерцающие!
Полина с Мишкой обомлели.
-- И солнце там какое-то сиреневое, и воздух розовый. А люди какие-то странные: серьезные, озабоченные, все куда-то спешат, внимания ни на кого не обращают. И все мерцают! Один задел меня, плечо будто иголочками закололо...
Мишка стал тщательно ощупывать друга, нет ли следов от прикосновения. Все вроде бы в порядке.
Что делать дальше? И тут обнаружилось, что собственно планов у друзей никаких не было. Они так стремились к заветной двери, что ни разу не подумали, а что они будут делать после того, как найдут и откроют ее...
-- Раз нас сюда позвал один из мерцающих, значит, это было неспроста, -- предположила Полина.-- Нужно найти нашего знакомого, пусть объяснит, где мы и что с нами.
-- Мог бы и встретить гостей, -- съязвил Мишка.-- А еще лучше накормить. Мамка уже завтрак, наверное, приготовила. Теперь все старшему брату достанется.
-- Мы же бутерброды брали, -- вспомнила Полина. -- Можно позавтракать и отправляться изучать местность. Нужно разобраться, куда и к кому нас занесло.
И ребята с аппетитом начали уплетать бутерброды. Откуда ни возьмись, появилась Симка и потребовала честно заработанную долю колбасы.
На сытый желудок все стало выглядеть оптимистичнее. Мишка стал беззаботно рассуждать на тему предстоящей встречи с полуэфемерными существами, как он в случае чего их одной левой... В общем, ребята немного адаптировались в обстановке, пришло время разгадывать тайны.

Занавес поднимается. Но не совсем

Первым идти должен был Павел, поскольку уже ориентировался на местности. Далее Мишка. Он предложил пока оставить в подвале женщин. Полина и Симка недоуменно переглянулись: за что такое отношение, кто тут лучше их разбирается в разной чертовщине?
Павел за Полину вступился, а Симке вообще никто был не указ.
Таким образом, из подвала вышли все, прошли за ворота. Полина с Мишкой ахнули от изумления, хотя и были предупреждены: над их городом вставало сиреневое солнце. От его лучей воздух казался розовым. Стояли знакомые здания, росли обыкновенные деревья, но все было по-другому. Исчезли машины и автобусы, не ворковали возле лужиц голуби. Странно мерцающие существа (но очень похожие на людей) сосредоточенно шагали мимо, ни на кого не обращая внимания. Все поодиночке. А когда человек один, он ни с кем не разговаривает. Вот человеческого-то говора как раз тоже не хватало. Тишину нарушали иногда звуки непривычной для слуха музыки. Может, это была и не музыка даже, а скрежет какого-то механизма...
Знакомой и в то же время плохо узнаваемой улочкой прошли к центральной в городе площади. Именно сюда направлялось большинство озабоченных чем-то мерцающих.
Ребят никто не замечал.
-- Они ж нас в упор не видят! -- почему-то обиделся Мишка.
-- Может, это к лучшему, -- разумно предположила Полина.
-- Да они и друг друга не замечают, -- подметил Павел.
Только Симка никак не хотела оставаться без внимания и путалась под ногами у мерцающих. А когда ей наступали на хвост, сама же и визжала. Но это не производило никакого впечатления на странных обитателей города. Мишка расхрабрился:
-- А может, мы для них невидимки? Вот как щелкну по носу вон тому долговязому, и мне ничего не будет...
Друзья еле удержали его от этого безрассудства. Но Мишка вконец осмелел и предложил пойти вместе с этой безмолвной толпой.
-- Мои родители, наверное, меня уже по всем больницам ищут, -- сказала Полина, с тоской поглядывая на подвал, из которого они недавно выбрались.
-- Представляю, что сейчас с моей бабушкой творится!-- схватился за голову Павел.
-- Поздно охать и ахать! Не можем мы возвратиться, пока все не узнаем. У нас же миссия!-- вразумил всех Мишка.
Симка тоже, похоже, была на его стороне.
И друзья решили, что раз дома все равно уже переполох, то сейчас они вернуться или несколькими часами позже – разницы никакой. Пошли на площадь.
На всякий случай прокрались к дому, огороженному строительным забором, там можно было укрыться и установить наблюдательный пост.
Картина предстала их глазам следующая: в центре площади на возвышении несколько мерцающих стояли возле аппарата сложной конструкции, похожего на луноход. Каждому из них, терпеливо отстоявшему очередь, наливали из загадочного аппарата жидкость в маленький флакончик. Один из обслуживающего персонала делал отметку в книге регистрации, другой наливал жидкость, третий следил за порядком. Его старания были напрасны, нарушать правила никто не собирался. Все происходило в полном безмолвии. И только аппарат, производящий жидкость, жалобно скрипел, иногда взвывал, а в целом создавал впечатление старого-престарого механизма, давно пережившего себя. Время от времени машина как будто перегревалась, ее ненадолго останавливали (даже это не вызывало волнения в рядах мерцающих), но потом процесс возобновлялся.
Друзьям нужно было посовещаться, чтобы понять происходящее. И делать это нужно было быстрее, пока Мишка не открутил свой несчастный нос.

[GREEN]

№ 13

Сын писателей.
Живейшие и лучшие мечтыВ нас гибнут средь житейской суеты.
/Иоганн Вольфганг Гёте, «Фауст»/
День первый, 27 сентября 1942 года.

Сегодня, гуляя по обезлюдевшим улицам Ленинграда, я встретился с ребёнком. Даже моя голодная апатия не помешала мне заметить его безупречную красоту: смуглая кожа, тонкие черты лица, но главное – глаза. Молящие, верящие, полные надежд. Но я… Я прошёл мимо! И теперь два куска черствого черного хлеба за пазухой давят на меня так, будто обратились в пудовые гири.
Однако я не мог поступить иначе - пустая отговорка, которая, тем не менее, очень даже правдива. Теперь, когда жить осталось, - признаюсь себе в этом честно - всего ничего, совсем не время думать о морали. Сколько мне ещё нести своё бренное существование? Два дня? Неделю? А как много у меня было желаний, сколько планов!
Знаете, трудно поверить, что никогда не осуществишь свои мечты. В мирное время как-то не задумываешься об этом: живёшь себе и живёшь – спокойно, уютно, сытно. А между тем, как мне кажется, каждый второй человек умирает, так и не поняв, чего он хотел от этой жизни. Война же словно делает встряску в людских душах.
Но я-то! Я знал, для чего живу, ещё до проклятого сорок первого. Я хотел творить.
Это желание проснулось во мне ещё в детстве. Тогда я как раз прочитал «Тома Сойера», так что единственной темой моих разговоров с матерью, учителем литературы, был этот роман и его талантливый создатель. Прекрасный оратор, журналист, в прошлом – шахтёр и помощник лоцмана, он писал романы в путешествиях. Моё воображение, питавшееся всеми этими захватывающими подробностями, уже не могло угомониться: я так и видел себя спустя лет этак двадцать, беседующим после очередной поездки в Европу со своим издателем о печати своего нового романа. Слова издателя, заверявшего: «О, безусловно, ваша книга вновь будет иметь оглушительный успех!» - льстили самолюбию маленького мальчика.
Думаю, это и решило мою судьбу. С тех пор я не видел себя более никем, кроме как писателем. Само наименование этой профессии, как мне казалось, звучало гордо. «Кто вы?». «Я – писатель!».
Теперь же я, сидя в своей каморке два на два, с тоской вспоминаю о тех днях. Нет, я ничуть не жалею о своём выборе, ведь я осознал его тяжесть очень скоро, но, тем не менее, не отступил. Я имею в виду голодные двадцатые, когда в жалости своей участи я мог сравниться разве что с твеновским Гекельберри Финном. И это тогда, когда я только-только начал писать свою первую повесть! Все чудесные идеи, какие только могут появиться у десятилетнего мальчишки, канули в Лету - от голода я отощал, у меня не было сил их записать. Да и на чем? Бумаги тоже не было.
Вот тогда-то я и дал себе обещание, не позволившее мне сегодня помочь тому ребёнку с удивительными глазами. Звучало оно так: «Если однажды мне вновь случится голодать, то сначала я испишу все бумажные листы, что у меня найдутся, потому что каждый должен оставить после себя хоть что-то, кроме своих неисполненных желаний».
Кстати, выжив в те годы, я разлюбил «Тома Сойера». Главный персонаж этого романа стал мне казаться всего лишь избалованным мальчишкой, у которого всё настолько хорошо сложилось в жизни – и заботливая тётушка Полли, и любящая красавица Бекки, и неожиданно разбогатевший друг Гек, - что ему не осталось уже ничего, как вновь начать проказничать. Как ни печально сейчас это признавать, но, кажется, я слишком рано перерос этого сорванца.


День второй, 28 сентября 1942 года.

Пожалуй, мне бы сейчас не помешала шагреневая кожа. Полезная вещица, что не говори, просто господин Рафаэль де Валентен не сумел обратиться с ней должным образом. Вакханалия, шесть миллионов франков… Мне бы хватило и ломтя хлеба.
По правде говоря, Бальзак, будучи рационалистом от мозга до костей, никогда не прельщал меня в качестве кумира или идеала, к которому я должен стремиться в своей карьере. Однако его персонажи мне более близки, чем любые другие. Вспомнить хотя бы мои двадцать лет: подобно Рафаэлю я беден, и образование не принесло мне ровным счётом ничего, кроме, пожалуй, некоторого багажа новых знаний. Моя муза спит, не желая призвать вдохновение.
Безусловно, я не могу не работать, ведь быть безработным при нашем новом правительстве значило почти, что быть преступником, и я устраиваюсь редактором в одну из многочисленных ленинградских газетенок. Эта рутинная работа уничтожает меня изнутри: точит моё самолюбие, убивает на корню всякий интерес к писательству. Я пребываю в полном отчаянии.
И тут появляется она: моя прекрасная «женщина без сердца», моё сладкое безумие, моя Феодора. Нас с ней знакомит мой хороший друг, Павел – человек приземленный, не склонный к философским размышлениям, но, тем не менее, вполне уже успешно печатающийся. Так вот этот третьесортный писака изначально предупреждает меня: «У тебя нет шансов, она слишком утонченна, чтобы даже посмотреть на тебя». Что ж, он был прав.
Я начинаю ухаживать за этой девушкой. Не исключено, что поначалу мной двигало лишь задетое самолюбие, но потом.… Потом я схожу с ума.
Знаете, я до сих пор твердо убежден, что далеко не каждый человек способен любить. Ведь что есть любовь? Разрушение. Так кто же в наш и без того неспокойный век предпочтет спокойствие и стабильность этому глупому, по их мнению, чувству? Люди радеют всегда более за своё душевное равновесие, чем за силу чувств.
А я - Боже мой, я предпочитал любить, нежели быть любимым. Каким наслаждением было так страдать!
… Ох, кажется, я плачу. И этот жалкий кусочек бумаги весь мокр от моих слёз. Мужчины не плачут – кто придумал эту глупость? Если участь их возлюбленных будет подобна той, что постигла мою, то они зарыдают в голос.
Однажды она неосторожно высказалась по поводу своего несогласия с политикой руководства нашей страны - она всегда говорила правду, не раздумывая. В результате, её объявили «врагом народа». По сути, она стала всего лишь очередной жертвой сталинских репрессий, которые продолжаются и по сей день.
После её исчезновения я сжег тот роман, что посвятил ей. «Неразумный поступок», - вот что сказали на это мои друзья. Однако для меня это было естественно, мне почему-то казалось, что так я и должен был поступить…
Я передумал. Наверное, будь у меня шагреневая кожа, я бы всё же пожелал ни куска хлеба, ни пачки-другой бумажных листов.
Я бы хотел ещё раз Её увидеть и умереть на её руках.


День третий, 29 сентября 1942 года.

« … среди отвратительных человеческих остовов нашли два скелета, из которых один, казалось, сжимал другой в своих объятиях. Один скелет был женский, сохранивший на себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды.… Другой скелет, крепко обнимавший первый, был скелет мужчины. Заметили, что спинной хребет его был искривлен, голова глубоко сидела между лопаток, одна нога была короче другой. Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не был повешен. Когда его захотели отделить от скелета, который он обнимал, он рассыпался прахом», - кажется, я знаю не только этот отрывок, но и ту книгу, из которой он взят, наизусть. Красивый Квазимодо, уродец Феб, талантливый Пьер….Как их не помнить?
Когда-то в нашей квартире хранилась огромная книжная библиотека. К сожалению, мне пришлось её распродать, чтобы отдать свои долги. Счастье, что моей матери не довелось этого увидеть.
А ведь я, как писатель, должен был понимать, что эти книги нельзя было продавать. Книги – они ведь как души тех людей, что их писали. И я посмел отдать эти воистину бесценные души тому бесчестному хозяину книжной лавки! Моё сожаление неизмеримо.
Именно поэтому я сегодня вновь осмелился выйти на улицы Петербурга (это наименование моего города нравится мне куда больше, чем Ленинград – оно звучит величественнее, что ни говори) и направился к той самой лавке. Идти было страшно. Мне мерещилось, что в воздухе стоит удушливый трупный запах – или это не было моим воображением? Ещё я боялся, что вновь встречу ребёнка – пусть не того самого, но с тем же умоляющим выражением лица.
Но всё-таки, пусть и пугливо озираясь каждую секунду, я добрался до пункта своего назначения. Лавочника, низенького некрасивого человека с жадными глазками, на месте не было, зато была его дочь – отнюдь не красивее, чем папаша.
- Здравствуйте.
- Здрасте, - хмуро ответила она на моё приветствие.
- Извините, но где ваш отец? Мне бы его увидеть.
- Нету его.
- А когда он будет? – поинтересовался я, прекрасно понимая, что я не смогу прийти сюда ещё раз.
- А умер он.
- Как? Когда?
- А с голоду недавно подох. Я поморщился от столь явно простецкой речи.
Лавочник жил богато, ибо никогда не был честен со своими покупателями. Так неужели и его настиг голод?
- Простите, вы, должно быть, меня не помните, - что поделать, если нет отца, придётся беседовать с новой хозяйкой. Но она не дала мне договорить:
- Как не помню? Помню. Ты тот чудак, что продал отцу целую библиотеку книжонок.
- Точно. Так что с ними? Я бы хотел их выкупить.
- Да ты и правда чудак. Я их выкинула – я всё здесь выкинула, какой сейчас от книжек толк?
Я огляделся – в действительности, полки, прежде привлекавшие пестревшими книжными корешками, сиротливо опустели. Акт варварства – вот как можно назвать то, что совершила эта девчонка. Но что мне поделать?
- Что ж, тогда я пойду, - я развернулся и направился было к выходу, но меня удержали за локоть.
- Эй, стой. У меня ещё одна книжонка осталась, хотя она старая, конечно. Подожди, я поищу её.
Итак, спустя несколько минут я держал в руках «Собор Парижской Богоматери» Гюго и жадно выспрашивал у торговки, за сколько она мне может её отдать.
- Дурак, что ли? Зачем мне деньги? Едой плати.
Внутренне я содрогнулся. Еда. Самая высокая плата.
- Пол-ломтя – всё, что у меня есть. Хватит?
- Давай сюда, - хлеб вырвали у меня из рук.
Идя домой, я забыл о своих страхах. Я плакал, плакал от бессилия и счастья, прижимая к груди кипу печатных бумажных листов – у книги не было обложки.
Теперь я обязан прожить хотя бы до завтра, пока не дочитаю её.


День пятый, 1 октября 1942 года.

Вчера я не написал ни строчки, ибо целый день провалялся в постели – подозреваю, то была предсмертная агония. Почему я не читал «Божественную комедию» Данте более внимательно? Быть может, его воображение ненамного ошибалось, диктуя средневековому поэту описания рая и ада, тогда бы я хотя бы примерно мог представить, куда я могу угодить. Мой путь закончен, хотя он так и не был начат.
Честолюбие – последнее прибежище неудачника, как считал Оскар Уайльд. Не буду ли я излишне честолюбив, считая, что он в корне неправ? Как это парадоксально.
Любой человек, читая эти мои заметки, скажет, что я напрочь лишён амбиций, ведь это моё сочинение абсолютно не претендует на звание шедевра, ведь в нём я пишу об очевидных фактах, о своей жизни, которая никого не может заинтересовать своей бессюжетностью, и, наконец, о других писателях. Причём тут они, когда я сам будто бы писатель?
Ответ прост. Творческий поток моих мыслей иссяк, так и не начав бурлить в полную силу. Но я дал себе обещание, и моё самолюбие не позволит мне не исполнить его.
Когда я начинал писать эти заметки, у меня оставалось четыре листа писчей бумаги. Испишу этот – у меня не останется ни одного.
Вообще-то, я мог вместе со многими прочими пройти «дорогу жизни» и спастись. Мог ограбить кого-нибудь и забрать его запасы, продлить себе жизнь. Но это не по мне.
Пожалуй, подводя итог своей жизни, я буду похож в своих суждениях на Жюльена Сореля: я достиг всего, и смерть только закончит этот путь. Живи я во времена Мари-Анри Бейля, я мог бы стать прототипом этого его персонажа, я в этом твёрдо убежден. Всю жизнь я хотел пробиться на пьедестал, освещаемый лучами славы и признания. Я пытался лицемерить, но далеко не всегда у меня это получалось, а когда и выходило, я сам себе становился противен. Чувства мои всегда преобладали над разумом, к сожалению или к счастью.
Сорель был ярым поклонником Наполеона, желал повторить его судьбу; я же был ярым поклонником литературы и хотел в той или иной мере каждого из любимых мной писателей – их манеру письма, их стиль – объединить воедино в своих романах. Я почитал себя их преемником.
Что ж, пора смириться с тем фактом, что люди дышат иллюзиями. Абсолютно все.
И надо бы уже признаться, что не война препятствует людям в исполнении тех заветных желаний, что скапливаются у них на душе, отягчая её с каждым дня всё сильнее, но сами люди. Не вспыльчивость и нерасчётливость Жюльена Сореля привели его к смерти, как и Реставрация не заставила его создателя долгие семь лет жить вдалеке от Родины – это были их собственные решения.
Так и я сейчас решаю не отрекаться от своей мечты – пусть я не смог написать что-то более великое, чем Стендаль, Дюма и прочие литературные таланты, но я всё же верю, что смог внести в свои заметки ту манеру, что присуща всем их произведениям – манеру свободы.
Мои мысли путаются, во рту пересохло… Странно, что моя жизнь должна закончиться в таком ужасном месте и в такое ужасное время. Но в ней был год, когда я ни перед кем не извинялся, и когда в моих мыслях и словах не было притворства. Я умираю счастливым…

[GREEN]

№ 14

Квантовое поколение

1. Звериная сущность

Доска в моем дачном заборе отклонилась и в проеме показалась Мишкина конопатая мордашка с разбитым носом.
-Миш, заходи, - я махнул ему рукой, приглашая к столику.
В дыре появился обтянутый джинсами мальчишеский зад, а за ним – рыжий вихрастый затылок. Паренек со скрипом протаскивал сквозь дыру фанерный ящик.
-Дядь Вов, можно я у тебя буду сегодня ночевать?
-Нет.
Мишка присел у стола и приложил к носу вытащенный подол рубашки. Я протянул ему свой платок.
-Испачкаю, - парень лениво отмахнулся и понуро повесил голову.
Уже не первый раз в это жаркое лето Мишке попадало от отчима. Причины разборок я никогда не спрашивал, а гордый парнишка жаловаться не любил.
Знал я эту семью уже больше десяти лет. Знал и умершего Мишкиного отца. Отчима видел только издали. Прилично одетый интеллигентный мужчина в роговых очках. Мишка звал его исключительно по профессии – бухгалтером. Появился он как раз после скромно отмеченного десятилетия мальчишки. Я еще по-соседски подарил тогда пареньку свой аудиоплеер.
Вон он и сейчас выглядывает из кармана симпатичного мне паренька. Мать его я видел только, когда она развешивала белье на своем дачном участке. Здороваться и знакомиться со мной она категорически не хотела. Изредка только молча заходила во двор и за руку уводила засидевшегося Мишку домой.
Я принципиально не ставил на дачном участке ни одного запора. На калитке не было даже крючка. Дом и гараж замков тоже не имели. В отличие от соседей жил на даче круглый год. Работа у меня была домашняя. Занимался я компьютерным дизайном. Последнее время стали сдавать глаза, и пришлось снизить время работы за экраном до четырех часов.
Мишка четко знал мой распорядок. Своего компьютера у них не было, и он любил побродить по просторам Интернета или поиграть в игры на моем огромном экране. Это он называл «оторваться в виртуале».
С живущей справа от меня Наташкой, его ровесницей, Мишка не дружил. Каждый раз, отодвигая доску, сначала убеждался в отсутствии, как он говорил, «девчачьего духа».
-Чай опять зеленый?
-Да. Хочешь черного?
-Да. Краснодарского. Или немецкого фруктового. Зеленый сеном воняет.
-Пойди, завари, - я смотрел, как нехотя Мишка повернул голову в сторону летней кухоньки, стоявшей в стороне от двухэтажного дачного дома.
-Ладно, попью зеленый. Он полезней. От черного, мамка говорит, давление поднимается и зубы темнеют.
Он налил полстакана заварки и добавил вишневого варенья до краев.
-Чтоб запах сена перебить, дядь Вов, - как обычно в оправдание сказал Мишка.
Я никогда не возражал, тем более, что варенье и сахар сам никогда не добавлял в чай.
-Что это? – я кивнул на ящик, полный грязных старых книг.
-Бухгалтер этот на чердаке нашел, сжечь хотел. Дядь Вов, разве можно книги жечь?
-Конечно, нельзя, - я стал перебирать пыльную кучу. Это были исключительно справочные издания. Жаль, люблю старинные художественные книги. С красивыми гравюрами и завитушками по углам. Эти справочники трактористам и водителям меня не тронули.
-Дядь Вов, а почему тебя теть Нина доктором зовет? Доктор, доктор! Ты же программист.
Это он про Наташину маму вспомнил. Часто она советовалась со мной по поводу бесконечных болезней дочери. На мой взгляд – большей частью надуманых.
Вполне здоровая, ухоженная девочка, развитая не по годам.
-Ну, это я сейчас программистом стал. А раньше, да, работал хирургом.
-Зарезал кого? Выгнали?
-Сразу уж и зарезал. Я хорошим хирургом был. Руку правую сломал. Оперировать после этого не смог. Пришлось переучиваться.
-Долго?
-Что - долго?
-Учился.
-Нет. Курсы двухмесячные при политехе.
-И сразу работать стал?
-Не сразу. Сам еще с год опыта набирался.
-Я тоже на курсы такие пойду. Не хочу в институт. А ты меня натаскаешь, да, дядь Вов? Мне надо быстрее денег заработать. Квартиру сниму. Сам жить буду.
А вот в учебнике написано, что мы от обезьян произошли. От зверей, значит. Поэтому все люди такие злые, да, дядь Вов?
Я уже привык к его неожиданным поворотам в разговорах и перескакивании с темы на тему.
Но, вспомнив о его разбитом носе, понял, о каких зверях он говорит.
-Правильно говорят. Человек относится к царству животных, подкласс зверей,
из отряда приматов. Да, люди – разумные звери, строго говоря.
-Не все разумные, - Мишка демонстративно потрогал свой нос. – Были бы разумные – не дрались. В некоторых от зверя больше, чем от человека. Я вот даже про людоедов читал. Хуже зверей. Кошки и собаки не едят друг друга. А люди и друг друга, и почти всех животных, и птиц – всех едят. Значит, человек хуже зверей.
-Ты прав – иногда хуже. Но на то ему природа и дала ум, чтобы он стал лучше зверей. Чтобы с помощью ума изгнал из своей души зверя. У одних это получается, у других – нет.
-Значит, все от ума зависит?
-Не только. Бывают очень умные маньяки-убийцы. Они свой ум используют не на то, чтобы вытравить из себя зверя, а для совершенствования и развития звериных инстинктов.
-Вот. И я мамке говорю, что он зверь. Пойду я лучше чай заварю, - Мишка схватил пустой чайник и пошел в кухню.
Конечно, отчим его не зверь. Я-то понимал, что Мишка не может забыть отца, которого очень любил. Не может простить матери, как он думает, измену. Вот и провоцирует постоянные ссоры. Я им тут ничем помочь не мог. Такие конфликты разрешаются сами собой чаще всего после окончания школы.
Уедет Мишка куда-нибудь учиться или устроится на работу. А чем дальше – тем родней.

2. Квантовое поколение

Чай заваривать Мишка, конечно, не умел. Насыпал полпачки черного чая, залил кипятком и разлил по чашкам. Пришлось идти на кухню разбавлять почти черную жидкость.
Мишка же опять разбавил вареньем. Можно и так.
Скрипнула калитка.
-Здрасти. Опять этот олух рыжий халявничает. Петрович, гля сколько он опять варенья набухал. Мишка, у тебя совесть есть?
-Тебя не спросил, - паренек сразу напыжился при появлении соседской Наташки.
Худенькая светловолосая девочка правильно вела свою линию будущей невесты. Мишка зверел от ее колкостей, но ни разу грань добрососедских отношений не перешел. Он еще не понимал, что Наташка на нем просто оттачивает свое женское умение охмурения и подчинения особей другого пола.
Так она вела бы себя с любым мальчишкой на месте Мишки.
Девчушка деловито захлопотала на моей кухне, принесла себе чашку и с прихлебом стала потягивать душистый напиток. Чай я покупал только лучший.
-А сама – не на халяву?
-Нет, Мишенька, не на халяву. Я вчера Петровичу весь огород прополола и кухню убрала.
-А я… а я… Вот, ему целый ящик книг подарил. Скажите ей, дядь Вов! – Мишка уже был на грани срыва.
-Да, Ната, книги мне пригодятся, - ложь из мужской солидарности.
Девочка отодвинула чашку и раскрыла верхний справочник.
-Фу, какая гадость. Они прелые, воняют. И черви их все внутри поели.
-Не ври, Сметана, нет там никаких червей, - паренек дразнил Нату за белесый цвет выгоревших на солнце волос.
-А вот и есть, смотри! – она показала нам одну страницу на просвет. Та была вся испещрена мелкими дырочками.
-А ну-ка, дайте сюда, - я протянул руку.
Что-то, действительно, не похоже на работу жучков. Меня сразу поразила упорядоченность дырочек. Три головы склонились над раскрытой книгой.
Я взял нож и приложил его к ровному ряду отверстий.
-Видите?
-Что? – две головы, рыжая и белая, стукнулись, пытаясь поближе разглядеть листок.
-Это не работа насекомых. Эти проколы сделаны человеком, - я открыл первую страницу и ткнул в экслибрис. – Вернее всего – вот этим.
На экслибрисе стояло: «Из книг Пархомова И.И.»
-А, так это Иван Иванович. Наш бывший учитель биологии. Это же у его сына мы дачку купили, - Мишка почесал свой затылок. – Дядь Вов, а зачем ему справочники по автомобилям? У него и машины-то своей не было.
-Сейчас разберемся, - я принес из кабинета несколько листов бумаги и ручку.
-Наташа, я буду тебе диктовать буквы, а ты записывай, - я вспомнил, что мой бывший сосед по даче в молодости много путешествовал. Вполне мог наколоть в книге воспоминание о каком-нибудь интересном таинственном приключении. А может – о найденном кладе?
Сам как-то переписывался с друзьями с помощью библиотечных книг, делая заостренной щепочкой проколы над буквами.
Дырочки в справочнике вполне могли быть и интересным посланием в будущее. Я рассказал об этом ребятишкам.
-Так вы думаете, это записки путешественника? Давайте, диктуйте быстрее! -загорелся Мишка.
Я начал с первой страницы.
-Ну, что получилось, Нат?
-Полная ерунда, - девочка протянула мне лист.
Там было:«орапвкукеуптджэдхлвычуцепшлзхдзшгпекаквидллщшеувтэщшощзш».
-Дядь Вов – это код. Надо буквы местами переставить, - Мишка глубокомысленно наморщил лоб.
-Ты, олух царя небесного, какой код! Абракадабра это. Какой-нибудь пацан придурочный, типа тебя, баловался с книгами, а мы теперь голову ломаем. Петрович, ты на обед что варил?
-Пока ничего.
-Хочешь грибного супа?
-Не, Сметана. Я грибной не люблю. От него отравиться можно. Давай лучше борщ.
-Тебя, рыжий, не спрашивают! – девчушка вильнула худеньким задиком и походкой манекенщицы направилась в кухоньку.
-Пиши, пиши отсюда, коза отбеленная, - один-ноль.
-Сам козел рыжий, - один-один.
Обмен комплиментами закончился, и мы с Мишкой снова склонились над книгой.
Повторив раз десять «а может так?», разгадать строку так и не смогли.
-Хватит голову ломать, ешьте! – Ната быстро разлила по тарелкам душистый суп.
Я заметил, что Мишке она положила самые лучшие, отборные грибы. Вот только он этого не заметил. Она коротко вздохнула, глядя, как ее рыжий козленочек за обе щеки уплетает ароматные, разваренные «ядовитые» грибы.
-А ты, Ната, что не ешь?
-Да я, пока готовила, – напробовалась, - обычный ответ любой стряпухи. Ей наш аппетит важнее, чем сам суп.
Она взяла отложенную книгу и что-то стала тихо шептать.
-А я слово прочитала! – через некоторое время раздался ее восторженный голосок.
Мы тут же отложили ложки и воскликнули в два голоса:
-Какое?
-Вот, по точкам в первых строках получается слово «деревня». Вот так.
-Сметана, как получилось, колись.
-Не скажу, не скажу, пока не попросишь у меня прощения! И не поклянешься, что больше не будешь меня никогда обзывать.
-Ну, клянусь, говори уже.
-Без ну!
-Ладно, клянусь.
Ната пальчиком повела от начала строки до первой точки:
-Какая это буква от начала строки?
-Пятая, – опять хором ответили мы.
-А пятая буква в алфавите?
-Д!
-Молодцы! А шестая?
-Е!
-Вот теперь и дальше читайте, - она победно глянула на наши растерянные лица и понесла в кухню грязные тарелки.
Мы с Мишкой стукнулись головами над книжкой. Работа закипела.
Я диктовал, а он усердно выписывал вычисленные буковки.
Полученный текст первых пяти страниц никакой тайны в себе не содержал, и мы разочарованно отложили справочник.
Вот что там было: «япархомовиванивановичначалсвоизаписивновомсвоемдоменедалекоотдеревниводяноевэтихсправочниках
яизложилдляпотомковисториюсвоегопосещениясинихгорлюдиоченьредкооттудавозвращаютсянаверное
яодинизнемногих».
Я понял, что речь идет о Синей горе в гряде, образованной остановившимся в наших краях ледника. Честно говоря, я ждал от записей большего и откровенно разочаровался. Отдал справочник неугомонной Наташе. Пусть дальше расшифровывает, раз ей интересно.
Мишку текст расстроил еще больше. Он видимо уже представил, что там описаны места спрятанных кладов и несметных пиратских сокровищ. А оказалось – просто воспоминания об одном из путешествий. Мишка совсем скис.
Я смотрел на его конский хвостик, рваные на коленях старые джинсы, серьгу в ухе и татуировку на тыльной стороне ладони «Они устали».
Что это? Вызов всему человечеству? Вовсе нет. Я знал многих девчонок и мальчишек дачного поселка. И всегда восхищался ими. Они были лучше нас в этом возрасте.
Чем? В этом я долго не мог разобраться. Потом как-то прочитал про квантовый компьютер. Очень похоже. Как атом может находиться в состоянии «суперпозиции», то есть в некоем объединённом состоянии: «распада — не распада», то есть ни то, ни другое, а как бы между, так и новое поколение детей обладает неким квантовым мышлением.
Объединенное состояние: груз старых, навязанных им, представлений, традиций, норм и новое, свободное выражение мыслей, идей, свобода поступков и поведения.
Они тяготятся догмами прошлого и еще не понимают сложности своего нового социального статуса.
Вспомнил наш вчерашний разговор с Мишкой.
-Дядь Вов, так ты на дизайнера подучишь меня? – Мишка уже выстраивал в голове свою новую жизнь в сторону от родного дома.
Вот это бесстрашие перед будущим всегда меня подкупало. Откуда в молодых такая уверенность, что им все по плечу?
-Миша, чтобы стать хорошим дизайнером, нужно для начала научиться программировать хотя бы на одном компьютерном языке.
-Так и я об этом. Я слышал, программисты за бугром бешеные бабки зашибают. Ну, можно еще пару банков ограбить. По компу.
-Чтобы ограбить банк, надо быть хакером.
-Я и говорю – программистом. Хакеры же – все программеры. Эти, как их – садмины.
-Системные администраторы – да, это классные программисты. А хакер – это не профессия. Это – данность. Высший пилотаж программирования. Программистов, Миша, миллионы. А хакеров – сотни, может, тысячи. Это – гении программирования.
-А, может, и я стану хакером?
-Посмотрим. Вот начнем с тобой изучать самый простой язык программирования , тогда и ясно будет, что из тебя выйдет – хакер или обычный программист.
-А долго учиться надо?
-Ну, за время твоих каникул, если будешь ходить каждый день, успеем.
-Буду, - Мишка тяжело вздохнул и с тоской посмотрел на вспыхнувший свет в окнах их маленького дачного домишки.
-Пойду я сегодня спать на веранду. Там мамка зелень сушит – такой запах классный. А то этот боров так храпит.
Я уже давно заметил, что Миша никогда, ни разу, не назвал отчима по имени. Парень всегда игнорировал открытую калитку. Вот и сейчас пошел к забору.
-Завтра начнем, дядь Вов. Пока, - он отодвинул доску и нырнул в дыру.

3. Божьи мысли.

Учебу на компьютере мы с Мишкой так и не начали ни через неделю, ни через месяц. На следующий день он увидел, как я меняю на удочках оборванные крючки и поплавки, и загорелся идеей сходить на рыбалку.
-Дядь Вов, а ты уже все записи в книгах разгадал? Чо там?
-Нет. Наташа взяла их к себе. Говорит, как закончит выписки из первой книги, так все сразу принесет.
-У, эта ленивка неделю просидит. Может, пока смотаемся за карасями? Вон у вас какие удочки классные! Я сколько раз просил своего четырехглазого купить складную удочку. А он говорит, что сначала на машину надо накопить. Второй год уже копит. Дядь Вов, пойдем на пруд. Я тут одно место знаю. Такие там карасищи ходят. Во! – он широко развел руки.
Я сам давно собирался развеяться, и мы пошли копать червей. Пруд оказался заросшей ряской маленькой лужицей, метров двадцать в диаметре.
Но, как известно, на рыбалке главное – не рыба, а участие.
Поймав пару карасиков дошкольного возраста, Мишку потянуло на философские разговоры.
-Дядь Вов, а ты в бога веришь?
-Как тебе сказать? И верю, и нет.
-Так не бывает.
-Бывает. Я верю в существование некоего высшего разума, недоступного пониманию человека. Можно его называть как угодно. Можно и богом.
-А кто сильнее - бог или черт?
-Ну, ты, Миш, и вопросики подкидываешь! Ты бы еще спросил, как в том анекдоте, может ли бог создать камень, который и сам поднять не сможет?
-А я такой не знаю. О чем он?
-О всемогуществе бога. А вернее, является ли бог всемогущим?
-Ну, и что, является?
-Вот про это и анекдот. Если может создать такой камень, что даже сам не поднимет, значит - не всемогущий.
-А черт? Ну, он может бога победить?
-Не сражались они ни разу между собой. Живут в разных местах.
-Да, это я знаю. Бог – в раю, а черт – в аду. А почему черт живет с чертенятами, своими детьми, а бог в раю – с душами. Почему там людей нет? Ведь они – его дети?
-А это тоже вам в школе говорили?
-Нет, это батюшка Николай к мамке приходил. Ругал, что она, как за этого бухгалтера вышла, так и перестала в церкву ходить. Вот он ее и пугал, что она в ад попадет, где ее на сковороде жарить будут. А я в это не верю. Нет никакого ада. И рая – тоже.
-Почему?
-А никто их не видел. А я верю в то, на что посмотреть можно.
-Значит ни в бога, ни в черта не веришь?
-Вот когда увижу, тогда поверю.
-А может, ты его уже видел?
-Бога?
-Да.
-Как это? Не помню.
-А вот вспомни. Был у тебя когда-нибудь такой случай – ты очень чего-то хочешь и, бац, оно случается.
Мишка трет лоб и сосредоточенно смотрит на застывший поплавок.
-Точно. Было один раз. Месяц собирал деньги на сборную модель самолета. Иду, а на дороге десятка лежит. Как раз мне хватило.
-А может- это бог тебя услышал и послал тебе деньги?
-Так я же его не просил!
-Но ведь думал?
-Да.
-Вот в этом, Миша, и главное различие между богом и чертом. Бог слышит мысли человека, а черт - только слова.
-А ведь точно! Мамка всегда говорит: «Помяни черта, а он тут, как тут!».
-Да. И еще, все священники знают об этом и запрещают верующим поминать вслух черта.
-А почему еще говорят: «Не поминай имя бога всуе»? Что это значит – «всуе»?
-Значит – без причины, без надобности.
-А почему тогда молятся в церкви не про себя, а вслух?
-Тоже из-за черта. Черта привлекает свое имя, а отгоняет – молитва, где имя бога упоминается.
-Дядь Вов и вы верите во всю эту чепуху?
-Нет.
-А чего тогда мне рассказываете?
-Миша, верить и знать – разные вещи. Можно не верить, но знать надо обязательно. Все и обо всем.
-Но - это же невозможно!
-Да. Но стремиться к этому надо. Ты вот смотришь футбол?
-Да.
-Видел, как один футболист бежит и бежит за улетающим мячом, а второй – только взглядом его провожает. Так вот это и есть вера. Когда человек всегда бежит за уходящим мячом.
-А знание?
-А знание – у того, кто смотрит на мяч. Он рассчитал, что не успеет. Вот и стоит.
-И кто из них лучше?
-Это каждый решает для себя – по какому пути идти в жизни. По пути знания или веры.
-Мне знание как-то больше нравится. Чего бестолку бегать, силы тратить?
-Миш, у тебя клюет!
Поймав еще пару карасей типа «кошачья радость», мы, довольные и отдохнувшие, потопали домой.
Возле кухоньки, подбоченившись, нас ждала загадочно улыбающаяся Ната.
-Уху будем варить или мне в магазин снова за рыбой бежать?
Мы скромно потупили взгляды, пряча полулитровую баночку с уловом за спиной.
-Если ты думаешь, что на рыбалке главное – рыба, то ошибаешься, - Мишка потряс удочкой. – На рыбалке главное – соревнование. С рыбой.
-И кто, Мишенька, победил?
-Ладно, хватит вам препираться. Будем считать, что победила дружба, - и я показал полный пакет грибов, собранных на опушке леса по пути с рыбалки.
Вырывая «улов» друг у друга, ребята понеслись в кухоньку. А я сел в беседке и смотрел, как непримиримые ранее соседские дети весело щебеча, чистят и моют сочные сыроежки.
Смех и слезы, радости и горести, новые впечатления и разочарования – разве не стоит жить даже ради этого?
Стоит. И цена жизни будет неизмеримо более высока, если смог стереть с детского лица даже всего одну слезинку.

[Andreeva]

№ 15

ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ «КАНИКУЛЫ ВО ВРЕМНИ»







ГЛАВА 9

Смена подходила к концу. Завтра вечером должна была состояться заключительная линейка с опусканием лагерного флага.
За этот месяц ребята отряда так привыкли к распорядку дня и друг другу, что грустнели при одной только мысли, что скоро все это закончится.
Мишка решил подарить свой приз лучшего стрелка Толику. Тот вначале отказывался, но когда Мишка сказал: «Будешь смотреть вечерами на него и вспоминать нас с Женькой», кивнул и сунул в свою сумку.
А в последнюю ночь Толик пропал.
Казалось бы, в этом не было ничего необычного. Многие ребята дружили с девочками и возвращались к отбою и даже позже. Но, во-первых, Толик так никогда не делал. Олеся очень строго относилась к дисциплине, и вряд ли стала бы разгуливать по лагерю после десяти вечера. А во-вторых, он должен был предупредить кого-нибудь…
Паршин и Мишка тоже долго не могли уснуть, и строили планы, как на следующий день после завтрака наплюют на все мероприятия и пойдут к дому лесника… Конечно, шансов, что неведомый Мизер ждет их там именно в этот день, ни было никакой. Он мог уехать куда-нибудь, уйти в гости, крепко уснуть и, в конце концов, попросту умереть.
Но раз обещание дано – нужно было хотя бы попробовать его исполнить.
И когда Мишка уже отвернулся, чтобы засыпать на правом боку, как он любил, его плеча вдруг кто-то коснулся.
- Овечкин!
Это был мальчишка из их отряда.
- Тебе чего?
- Внизу вас с Паршиным Казимирова дожидается. Спустись.
Мальчики быстро оделись и выбежали на свежий воздух.
Кроме Олеси, там была еще и Лариса Чернова.
- Ребята, Толик ушел в лес! – возбужденно выпалила Казимирова. – Представляете?
- Зачем? Он рехнулся, что ли? – удивился Паршин.
- Вот, почитайте. – И Олеся протянула им листок.
«Я хочу доказать тебе, что темноты больше не боюсь. Поэтому пошел к дому лесника. Мишка и Женька должны были передать туда письма. Я их захватил и отнесу сам. Овечкин»
- Нифига себе! Вот отмочил! – брякнул Паршин и почесал затылок. – Он что, наши письма понес?
- Наверно, откуда я знаю, - пожал плечами Мишка. – Нужно посмотреть в тумбочках.
- Посмотрите, мальчики! Может быть, это только шутка, - попросила Казимирова. Кажется, ей было немного не по себе.
Они поднялись в свою комнату, Мишка на ощупь нашел фонарик, зажег его и внимательно перерыл все свои вещи. Конверта не было.
Передав фонарь другу, он задумался на минуту, потом подошел к столу и взял из стакана карандаш.
- Ты чего там? – спросил удивленный Паршин.
- Так, ничего. Нашел?
- Нет.
- Значит, правду написал.
Захватив фонарь с собой, они снова вышли из корпуса.
Узнав, что Толик действительно решился на отчаянный поступок, девочки заохали.
- Ну, что, пойдем за ним, - предложил Женька. – Мало ли что с ним может случиться в лесу.
- Да. – Согласился Мишка. – А вы, девчонки, оставайтесь.
Но те наотрез отказались, мотивируя тем, что если Толик там истекает кровью после неравной схватки с волками, то перевязать его – дело девочек.
Так и получилось, что они отправились по лесной тропе вчетвером, вооруженные надежным чувством локтя и китайским фонариком со свежими батарейками.
Самым главным поначалу было не сбиться с тропы. Для Мишки, много раз ходившего в походы, это оказалось несложным. Чуть позже их глаза привыкли к темноте, и стало видно темную стену леса по сторонам и светящуюся мириадами звезд полоску неба над головой.
Она-то и была для них путеводной нитью. Тропа петляла между холмиков и оврагов, но всякий раз выходила на маленькие прогалины, откуда можно было видеть небо. Если его долго закрывали разлапистые ветки елей, ночью напоминающих руки леших и кикимор, приходилось включать фонарь и убеждаться, что они никуда с дороги не сбились.
- А вы представляете, каково Толику? – спросил Паршин. – У него даже фонаря нет! Если он свернет в лес, обязательно заблудится. И будет бродить до рассвета, пока не взойдет солнце.
- И еще неизвестно, найдет ли дорогу по солнцу, - пробурчал Мишка, потому что знал: Толик плохо ориентировался в лесу.
- А чего это он потащился туда ночью? – спросил Паршин. Содержимое записки ничего ему не объяснило.
- Он всегда темноты боялся, - пояснила Олеся.
- А ты над ним смеялась, что ли?
- Нет, не я… другие ребята.
- Вот утюги! – удивился Женька. – Рога бы им обломать.
В лесу действительно было жутко. Справа и слева от тропы раздавались какие-то непонятные звуки – то ли трещали ветки, то ли терлись друг о друга стволы. А может, кто-то стоял во мраке и специально шумел так страшно.
Девочки иногда замирали, особенно, если никто ничего не говорил. Тишина сразу же привлекала к себе внимание, а потом ее нарушали скрипы, похожие на нечеловеческие вздохи, и легкие стуки, напоминающие тяжелые шаги.
Лариса висела на руке у Паршина, и тот поневоле чувствовал себе сильным и смелым. Олеся вцепилась в Мишкин рукав и тоже не отставала от мальчика.
Положение немного улучшилось, когда они выбрались, наконец, на грунтовую автомобильную дорогу. Прежде по ней ходили лесовозы, и обе колеи сделались глубокими, а бровка между ними, наоборот, высокой. Идти стало, хоть и тяжелее из-за рассыпчатого песка, зато спокойнее. Лес немного расступился, и поднявшаяся над ним луна осветила ребятам путь.
И тут они нашли Толика.
Тот сидел на обочине и махал им рукой. Видимо, они так громко разговаривали, что он догадался об их приближении, когда еще никого не было видно.
- Живой? – спросил обрадованный Мишка.
- Ага, только ногу подвернул. Не повезло немного. – Он сконфузился, говоря это. – И письма не донес.
- Не переживай, сейчас мигом отнесем. Осталось совсем немного, - успокоил его Паршин.
- Как ты нашел дорогу без фонаря? – спросил Мишка. – Тропинку совсем не видно.
- Да, это сейчас луна все освещает, на тропе было хуже…- подтвердил Толик немного осипшим голосом – то ли оттого, что долго сидел на земле и замерз, то ли оттого, что преодолел свой страх и чуть-чуть повзрослел.
- Страшнее! – кивнула Лариса, но Толик упрямо поправил ее:
- Не страшнее. Хуже…
- Значит, ты больше не боишься темноты? – спросил Мишка.
- Нет. Я уже привык ней. Я научился ее слушать.
- Это как? – удивился Паршин.
- Не знаю, как объяснить… Для этого, наверно, нужно долго сидеть и ничего не видеть…Это как музыка. А еще в лесу тысячи других звуков. Они не всегда понятные, но без них и леса не будет.
- Ты, наверно, не ожидал нас увидеть и принял за привидения? – хохотнул Женька.
- Нет. – Толик улыбнулся. – Я знал, что вы придете.
- Знал? Откуда? – воскликнули в один голос Лариска и Олеся.
- Знал, и все, - уклонился от ответа мальчик.
Девочки попробовали осмотреть его ногу, но быстро убедились, что та распухла и нужна помощь врача.
- Мы с Олесей отнесем письма, - предложил тогда Мишка, - а вы тут готовьтесь к обратной дороге. Может быть, сделать из подходящей палки какой-нибудь костыль?
- Я займусь этим, - пообещал Паршин. – Возвращайтесь быстрее.
Ребятам пожелали спокойной дороги, и Казимирова с Мишкой отправились вперед.
Идти им предстояло не больше полукилометра, поэтому Мишка и не торопился. И не только поэтому. Он давно готовился к их разговору, может быть, последние несколько месяцев, даже не догадываясь, где и когда этот разговор произойдет.
- А ты знаешь, почему Толик пошел один? И ночью? – спросил он.
- Знаю, - ответила девочка после небольшой паузы. – Из-за меня. Я долго думала над тем, что ты мне тогда сказал…
- Угу, - ответил Мишка.
- Толик мне тоже нравится. И то, что он такой упорный, и то, что готов доказать, что не трус.
- А замуж ты за него хотела бы выйти?
Раздался смешок.
- Замуж? Не знаю еще. Это ведь должно случиться не скоро.
- Мой папа говорит, что нужно уметь жертвовать.
- А кто твой папа?
- Он тоже Овечкин, - ответил Мишка серьезно. – Работает конструктором в одной фирме… то есть, на заводе. И мама хочет с ним развестись.
- Значит, он сам не умеет жертвовать, так?
- Нет.- Мишка покачал головой. – Он умеет.
- Кто же тогда? Мама?
- Да, она очень принципиальная. Это для нее самое важное…
Они шагали каждый в своей колее, но в одном направлении.
- Важнее семьи?
- Даже важнее меня. Она привыкла всегда чувствовать себя правой. И это для нее тоже важнее всего.
- Но так не должно быть!
- Откуда ты знаешь? – Мишка повернул голову и посмотрел на девочку. Та остановилась и ответила:
- Ну, как же… Ведь самое главное в семье – дружба.
- А ты можешь написать это на бумаге? – вдруг спросил Мишка. – И то, что ты всегда будешь любить своего мужа и считать его своим другом?
- Уважать! – подсказала Казимирова.
- Да. Многие говорят правильно, а потом поступают по-другому.
- Если бы у меня сейчас была бумага и ручка…
- Я тебе дам. Пиши. – И он вытащил из кармана листок из тетради Толика. Потом включил фонарик и дал девочке карандаш.
- Что?
- Я всегда буду любить своего мужа, даже если он упадет в грязь и перемажется в ней. Я всегда буду уважать его, даже если мне покажется, что он поступает неправильно.
- Но тут нет ни слова про Толика, - напомнила девочка, перечитав написанное.
- Про него напиши сама, - предложил Мишка. – Он любит тебя, и умеет жертвовать собой. Это чего-то стоит…
Она задумалась, потом вписала еще несколько строк, и вернула листок спутнику.
- А зачем тебе это?
- Хочу, чтобы моя мама стала немного лучше, - ответил он не очень понятно, но переспросить Олеся не успела: впереди они увидели огонек.
Дорога подвела их к самой ограде и уперлась в опущенный шлагбаум. Видимо, она предназначалась только для лесовозов, грибниками со своим транспортом по ней ездить не разрешалось.
Низкий забор тянулся вдоль дороги и огораживал участок, на котором, помимо деревянного дома, находились еще какие-то постройки – возможно, баня, или сараи. Возле одной из них лежала большущая поленница дров. Столб с фонарем возвышался за домом, и часть участка была в тени крыши.
Окна дома были жутко черными, и Казимирова, понизив голос, спросила Мишку:
- Ты не боишься? А вдруг там кто-нибудь за нами смотрит?
- Вряд ли, - ответил мальчик. Только сейчас он подумал, как нелепо будут выглядеть его слова о том, что письма предназначаются не старику-леснику, а неизвестно кому…
- Ты будешь стучать в окно? – снова спросила девочка.
- Нет. Держись рядом со мной, поняла?
- Ага. Мне страшно, Миш… - призналась она.
- Мне тоже. Но если пришли, нужно сделать дело.
Она кивнула, и они перебрались через ограду. Там начинался огород. Вскопанные грядки ровными рядами тянулись до самого дома.
- Я сейчас тихонько крикну, только ты не бойся, - предупредил Мишка.
- Ты думаешь, нас кто-нибудь услышит?
- Конечно. Если на столбе горит свет, значит, хозяева спят. Только нам нужны не они…
- Ой! А кто? – совсем сойдя на шепот, спросила Олеся. Она вцепилась в руку мальчика и прижалась к его спине.
- Мизер. Нам нужен Мизер, - пояснил Мишка. И вдруг услышал ответ:
- А зачем он вам?
Голос раздался совсем рядом, из тени, которую создавал дом.
- Ой! – опять взвизгнула девочка.
- Передать ему… кое-что. – Мишка, признаться, тоже опешил, потому что ночь, лунный свет и невидимый собеседник создавали атмосферу таинственности, как в мистическом фильме.
- От кого?
- От одного знакомого.
- Давай.
Из мрака в полосу света высунулась небольшая рука. Единственное, что сумел рассмотреть мальчик, были длинные не стриженые ногти.
- А вы точно Мизер? – уточнил он на всякий случай.
- А ты проверь! – Послышался негромкое бульканье смеха.
- Ладно. Вот.
Рука с конвертами исчезла, и через несколько секунд прозвучал довольных хохоток.
- А, это от Шильдика! Нашел-таки меня, старый прохвост. Как он там поживает?
Это предназначалось уже для Мишки, но тот ничего ответить не мог, потому что не знал.
- Я думал, все будет написано в письме, - развел он руками.
- Мы с ним, что по-вашему называется, однокашники. Учились вместе, - пояснил Мизер уже добродушнее. – Дружили очень. А потом разбросало нас в пространстве и во времени… - Он снова хохотнул, очевидно, представив, как это звучит на языке людей. – Не виделись уже сто лет, только второе письмо от него получаю…
Кажется, Мизер все-таки раскрыл конверты и начал читать, потому что из темноты сразу послышались его хрюканье и довольное сопение.
- Ох, ребята, удружили вы мне… Спасибо. Подождете немного, я черкну пару строк в ответ?
- Конечно, подождем, - ответил мальчик.
Через минуту рука снова появилась в полосе света, и в ней Мишка увидел новый конвертик.
Когда они возвращались к оставшимся на дороге друзьям, Казимирова долго молчала. И уже пройдя половину пути, спросила осторожно:
- Миша, а кто это был?
- Я тебе в другой раз расскажу, хорошо?
- Обещаешь?
- Да…
Вместе с пострадавшим Толиком путь до лагеря занял несколько часов. Когда они проходили дыру в заборе, рассвет уже вступал в свои права.
В утренней тишине хорошо было слышно, как в столовой повара гремят железными тазами. На деревьях щебетали еще раньше проснувшиеся птицы.
Проводив девочек прямо до крыльца, Мишка с Паршиным вернулись за Толиком и помогли ему подняться на второй этаж.
Он сел на кровать и некоторое время молчал, о чем-то задумавшись.
- Вот, возьми. – Мишка протянул ему свой фонарик.
- Это мне? – не понял тот.
- Да.
Толик посмотрел на подарок и вдруг заметил на серебристой поверхности корпуса какие-то буквы, нацарапанные, скорее всего, ножиком.
Присмотревшись, он различил надпись: «Толик + Мишка = О + С»
- Что значит «о + с»? - спросил он.
- Когда-нибудь ты сам об этом догадаешься.
- Думаешь?
- Уверен.
Они с Паршиным помогли ему раздеться и улечься поудобнее, потом легли сами, и последней мыслью Мишки перед тем, как воронка сна затянула его в себя, было: «Кажется, мы здесь больше не нужны…»



ГЛАВА 10

Часы на стене негромко отсчитывали секунды. Хотя дверь была закрыта, в комнату проникал запах свежеиспеченных блинов.
Мишка сладко потянулся, чуть приоткрыв глаза – и вдруг вскочил, как ошпаренный.
Рядом стоял стул с небрежно брошенной на него одеждой. Комната была оклеена яркими обоями, а на стене висела книжная полка, уставленная маленькими сувенирчиками, которые каждый год на день рождения дарила ему мама. Возле окна находился письменный стол с компьютером, и наверху, возле монитора стопкой лежали любимые книжки.
Он проснулся дома…
Первой мыслью мальчика было, что только что он видел замечательный сон. И очень длинный. В нем оказалось столько свежести и красок, что на сон-то он вовсе и не походил.
Перебирая в памяти его подробности, Мишка с удивлением подумал, что этот сон и ведет себя как-то неправильно. Обычно, проснувшись, всегда помнишь некоторые обрывочные детали, которые через минуту-другую блекнут, а потом и вовсе исчезают, будто заслоняются пробудившимся сознанием. Сейчас он продолжал вспоминать, и новые подробности только возникали в его голове, никуда не пропадая.
Тогда мальчик поднялся и сунул руку под подушку. Там у него всегда лежал фонарик. Сейчас его не было. Зато на столе поверх книжек он увидел клочок бумаги с коряво написанными буквами.
«Спасиба за даставленный атвет. Я его взял из тваего кармана. За мной далжок. Шильдик». Внизу было приписано: «Привет таварищу!»
Мишка сел на стул и потрогал рукой лоб – не температура ли у него. Лоб оказался нормальным.
Машинально ощупал карманы рубашки – и вдруг почувствовал, что там что-то есть. Это был сложенный вчетверо листок из середины школьной тетрадки.
В этот момент зазвонил сотовый телефон. Паршин!
- Алло.
- Мишка, ты тоже все помнишь? – Он начал без всякой подготовки, и голос его просто звенел от радости.
- Кажется, да…
- И я сначала сомневался. Но знаешь, что было у меня в кармане?
- Что?
- Рубль! – Женька счастливо рассмеялся. – Представляешь? Самый настоящий советский рубль. Металлический! Мы с тобой там были! Клево?
- Ага, клево, - согласился Мишка. Значит, он не сошел с ума.
- Как появится возможность, позвони, встретимся на улице. Хорошо?
- Ладно.
Теперь нужно было сделать еще один звонок. Он набрал номер и дождался, когда на другом конце взяли трубку.
- Пап, ты сегодня приедешь? – Спросил, а сам сжался в ожидании ответа.
- Да, я же обещал.
- Приезжай через полчаса.
- Так рано?
- Да, очень надо.
- Что-нибудь случилось?
- Я тебе все объясню…Приезжай быстрее, хорошо?
- Конечно, приеду. До встречи.
Дверь в комнату потихоньку открылась, и в нее заглянула мама.
- Мишенька, с добрым утром.
- С добрым утром, мама!
- Давно проснулся? Как спалось? Что снилось?
- Все нормально, мам. Ты сегодня куда-нибудь идешь?
- Мы договорились с тетей Галей. Скоро буду собираться.
- Мам, не уходи пока никуда, - вдруг попросил Мишка.
- Почему? Что ты такое говоришь? Тебе нездоровиться?
- Не в этом дело, мам. Я позвонил папе, и он должен скоро приехать. – Мишка понимал, что для мамы это не повод оставаться дома, но другого выхода у него не было.
- Тем более. Вы с папой замечательно проведете время вдвоем. Ты давно хотел с ним увидеться. А мы с тетей Галей…
- Нет, мам, нам нужно поговорить всем вместе.
- Поговорить? О чем ты?
- Пожалуйста, мам, не уходи, пока папа не придет. Я все вам объясню…
- Ну, хорошо. Тогда я позвоню тете Гале и перенесу нашу встречу на полчаса. Это тебя устроит?
Мишка кивнул. Иногда полчаса стоят целой жизни. Он уже имел об этом некоторое представление.
За завтраком ему ничего не лезло в рот от волнения, но он заставил себя съесть все, что было в тарелке. Потом помыл посуду… И в этот момент раздался звонок в дверь.
Отец вошел немного напряженный, поздоровался с Мишкой, с мамой, но они не поцеловались, как делали это раньше, до ссоры.
- Что случилось, сынок? – спросил он, вопросительно глядя то на него, то на жену.
- Садись, пап. И ты, мам. Я вам хочу кое-что показать.
Они уселись по разные стороны кухонного стола – ничего не понимающие и оттого хмурые. Мишка вышел в свою комнату и вернулся с тетрадным листком.
- Что это такое?
- Вот, почитайте…
Чтобы сделать это одновременно, папе пришлось пододвинуть табуретку поближе.
Они и застыли в тех самых позах, в которых были, только Мишка увидел, как меняются выражения их лиц. Прошло целых две минуты, пока отец не спросил:
- Где ты… это взял? – При этом его голос предательски дрогнул.
Мишка взглянул на маму, и вдруг увидел, что у нее красные глаза. Это было так необычно, что мальчик едва выдавил:
- Вы сами это написали, ведь так? Давно…
- Давно? – зачем-то переспросила мама, подняв лицо, и глубоко вздохнула.
- Да, когда были еще маленькими…
- Ну, не такими уж и маленькими! – протянул папа и несколько раз перевернул листок, словно хотел увидеть на нем что-то еще. – Маленькие такие вещи не пишут.
- Действительно, - кивнула мама. Похоже, что у нее все-таки наворачивались слезы.
- А помнишь, пап, ты рассказывал мне про фонарик? – Спросил тогда Мишка. – Из пионерского лагеря…
- Да-да… - Отец вдруг засуетился и, вскочив, побежал в другую комнату. – Ведь он у меня где-то еще хранится… Я не забирал его, когда…когда переезжал…
Он не договорил, послышался шум выдвигающейся полки, и через секунду радостный крик:
- Нашел! У меня с ним связано много воспоминаний. – Вернувшись из комнаты, он снова сел на свое место и покачал головой. – Однажды я принес его в школу, и учитель физики увидел и хотел отобрать. Он что-то говорил про новые технологии, про изобретение, авторские права. Мне тогда все это было непонятно и неинтересно. Я не отдал. И представляешь, мальчик, который мне его подарил, нацарапал на нем какие-то буквы, и я до сих пор не знаю, что они означают…
- Наверно, это навсегда останется тайной, - проговорила мама, едва заметно улыбнувшись. – Я вспоминаю того мальчика. Он был славный и… странный. Когда мы ночью пошли тебя спасать от волков… - Она улыбнулась уже шире, но папа перебил:
- Ночью, после которой ты в меня и влюбилась?
- Да-да, именно тогда. Ты вел себя как настоящий герой. Так вот, с этим мальчиком мы ходили к дому лесника, и встретили там… как это сказать, чтобы вы поверили... – Мама даже задумалась.
- Ты ничего про это не рассказывала, - заметил папа.
- Да, ничего, потому что если бы рассказала, ты посчитал бы меня сумасшедшей.
- Вот как? И кого вы там видели?
- Сложно сказать, кто это был, - развела руками мама. – Я видела только маленькую руку с длинными ногтями. Это мне запомнилось на всю жизнь. И имя, которое он носил. Я долго пыталась понять, что оно означает, но ни в одном словаре имен такого не нашла. Мизер!
- Ну и имечко! – удивился папа.
- Мальчик обещал мне рассказать позднее о том, кто это был, но… смена закончилась, и мы все разъехались по домам. Он так и не выполнил обещания.
- Я думаю, это был домовой, - произнес Мишка, подумав про себя: «Обещания нужно выполнять, даже если тебе не очень-то и поверят».
- Домовой? Может быть, если, конечно, они существуют, - почему-то без обычной насмешки ответила мама.
- Существуют…Ладно, я пойду погуляю, а вы пообщайтесь тут… - Мишка встал и, напоследок встретившись глазами с отцом, вышел из кухни.
После ухода сына они молчали целую минуту. Потом Олеся Сергеевна задумчиво проговорила, подняв лицо и подперев его рукой:
- Столько лет прошло, а все было как будто вчера…
- Да.
- Ты помнишь, как звали того мальчика?
- Он был моим однофамильцем. Овечкин. Миша Овечкин.
- Миша… - Она улыбнулась. – Как нашего с тобой ребенка…
- Кажется, наш уже не ребенок…По крайней мере то, о чем говорится в этих записках, он понимает лучше нас самих. - Анатолий Дмитриевич покачал головой, и взгляд его снова упал на фонарик…
Олеся Сергеевна кивнула, взяла со стола телефон, набрала номер и, дождавшись ответа, сказала в трубку:
- Галь, я тебе вот по какому поводу звоню. Сегодня мы не сможем встретиться. Нет, ничего страшного не случилось, все нормально… Хорошо, я тебя наберу, как только смогу. Обещаю…

[Andreeva]

№ 16

Momento mortus

Ветер гонял по площади газеты и обрывки тряпья. Скрипела петлями и глухо хлопала дверь магазинчика с покосившейся вывеской. На каменном крылечке, прямо на ступеньке, сидел какой-то дед в картузе и смотрел в одну точку.
- Эй, уважаемый! - я быстрыми шагами направился к нему. – Что тут у вас происходит?
- Господин квестор, погодите! – капитан Дрого, стуча сапогами, догнал меня, и мы подошли к старику вместе.
- Уважаемый! – капитан пощелкал пальцами перед глазами старика. – Вы себя хорошо чувствуете?
Вдруг старик дернул головой и посмотрел на нас страшными, налитыми кровью глазами с нездоровыми, желтыми белками.
- А?!! –громко выдохнул он.
Мы отшатнулись. Солдаты на площади заклацали затворами, загомонили.
- Спокойно, ребята, тут человеку плохо! Позовите доктора! – скомандовал капитан.
Я наблюдал, как доктор светит старику в глаза фонариком, проверяя чувствительность зрачка, щупает пульс, прикладывает руку ко лбу.
- Что с ним, док?
- Сложно сказать, квестор… Похоже на какую-то вирусную инфекцию, хотя симптомы нехарактерны, ни разу не встречал в своей практике…
Доктор Лаппо считался одним из лучших военврачей юго-западного округа и лучшим диагностом, и от него было странно слышать о «нехарактерных симптомах». Я пожал плечами и спросил:
- Можем мы что-нибудь для него сделать?
- Нужно положить его в кровать хотя бы… Я сделаю ему инъекцию, у меня есть антибиотики…
Я кивнул, и подозвал капитана.
- Господин капитан, пошлите солдат обыскать дома. Так долго продолжаться не может, мы уже час в городе и ни души не встретили, кроме этого старика. Кто-то же послал позавчера телеграмму с просьбой о помощи! Да, и кстати – нужно найти телеграфную станцию.
Капитан Дрого кивнул и отправился раздавать команды солдатам. Я направился к магазинчику с распахнутой дверью. Сквозняк захлопнул ее прямо у меня перед носом, обдав затхлым запахом. Я прикрыл нос рукой в перчатке и открыл дверь.
В магазинчике царил хаос. Кассовый аппарат валялся на полу, тускло поблескивали на шершавых досках монеты. Витрины были разбиты, по рассыпанной на полу крупе бегали попискивающие мыши. Я топнул ногой и грызуны прыснули в стороны.
Мухи вились вокруг бурого пятна на прилавке. Я принюхался и к горлу подкатил ком – ни с чем не спутаю запах крови…
- Господин квестор! Господин квестор, солдаты нашли кого-то!
Я вышел на улицу. Доктор перевязывал руку одному из солдат, другие бойцы обступили какого-то типа, связанного по рукам и ногам. Второй тип – помятый мужик в пальто – сидел тут же, на земле, обхватив голову руками.
- Что здесь, черт побери, происходит?
Доктор отвлекся на минуту от перевязки и сказал, кивнув на связанного:
- Вот этот вот сначала хотел бойца задушить, а потом укусил. Черт его знает что такое!
Связанный вдруг изогнулся, взвыл. Изо рта у него потекла струйка слюны. Один из солдат двинул ему прикладом, тот затих.
- А этот что? – спросил я про второго мужика.
- Вроде нормальный. Его бойцы в подвале нашли, он там прятался.
Где-то в центре городка послышались выстрелы и громкие, отрывистые команды капитана Дрого. Солдаты забеспокоились, доктор закончил с перевязкой и проговорил:
- Нужно где-то разместить людей. Не знаю, что здесь за чертовщина происходит, но, похоже, обосноваться придется надолго…
Сидевший на земле мужик убрал руки от головы и быстро-быстро заговорил:
- Вы здесь главный, господин квестор? Да? Господин квестор, вам надо уходить, всем надо уходить! И этому вот, - он указал на связанного, - нужно прямо в голову выстрелить, из винтовки, да! В таких надо стрелять! Спасите меня, господин квестор, заберите меня отсюда!
Я положил ему руку на плечо и проговорил:
- Ну-ну, успокойтесь…
Один из солдат подошел ко мне и сказал:
- А вот смотрите, кого еще мы нашли!
Я обернулся. На руках солдат держал какую-то зверюшку, похожую на плюшевого мишку. Только этот мишка был живой и очень милый. Он пофыркивал и все норовил вылизать солдату лицо. Мужик в пальто, увидев зверюшку вдруг закричал очень громко, подскочил и побежал куда-то, однако споткнулся, упал, да так и остался лежать, бормоча что-то несуразное.
Солдаты взяли его под руки и усадили на крыльцо рядом с дедом. Мужик посмотрел деду прямо в глаза и уткнулся лицом в свои ладони.
Вернулся из центра капитан Дрого с отрядом солдат. У него было четверо раненых, к которым сразу кинулся доктор. Капитан подошел ко мне и нервно закурил.
- Мы нашли телеграф. Я оставил там десяток бойцов. Здание там крепкое, каменное, предлагаю разместиться там. У нас тут четверых покусали местные – где это видано?! Нужно срочно сообщить в центр, а на телеграфе есть радиостанция… А это что за зверь такой? – капитан подошел к солдату со зверюшкой на руках.
- Мелкого этого мы нашли в одном из домов, господин капитан. Он голодный был – ужас! Мы ему сгущенки дали.
- Ну-ну… - капитан покачал головой. – Рота, внимание! Держать оружие наготове, при любых признаках агрессии разрешаю стрелять на поражение! За мной!
Капитан повел колонну солдат в центр. Трех местных бойцы взяли с собой. Доктор Лаппо немного поотстал, подошел ко мне и сказал:
- У того парня, который покусал нашего солдата были точно такие же глаза, как и этого деда. Я не хочу делать поспешных выводов…
- Вы хотите сказать, что мы столкнулись с какой-то неизвестной болезнью? Что мы можем предпринять?
Доктор Лаппо махнул рукой и сказал:
- А что мы можем предпринять? Ничего! Продолжить расследование.
И мы пошли вслед за ротой.
Телеграф был массивным каменным зданием с деревянным крыльцом и резными ставнями. Капитан приказал солдатам занимать окружающие дома, а сам вслед за мной направился в здание телеграфа.
- Вот здесь радиостанция. Связываться с центром будем? – спросил он.
- А что мы доложим? Что мы выяснили? Правильно – ничего. Продолжим расследование, потом доложим. Местных разместили?
- Разместили. Того, буйного, посадили в подвал, старика уложили на втором этаже, а малахольного в пальто ребята обещали сюда же привести, может вытянем из него что-нибудь интересное.
- А, ну да…
Я решил осмотреть здание. Кто-то отправил телеграмму с просьбой о помощи и я нахожусь в единственном месте, откуда это могли сделать. Значит, будем искать…
Первое, что я хотел найти – эта книга записей телеграмм. Точнее, я, конечно, хотел бы найти того, кто просил о помощи, но на это надежды было мало. Так что я принялся осматривать комнаты, одну за другой, методично открывая все двери.
Комнат было немного. На втором этаже, за дверями, оббитыми железом, судя по вывеске, находилась радиостанция. Я достал из поясной кобуры револьвер и чуть приоткрыл дверь, а потом заглянул внутрь.
Откинувшись на стуле, с красной вмятиной на месте правого виска сидел телеграфист. На полу валялся небольшой револьвер. На столе, прямо перед телеграфистом лежала раскрытая книга, мигал зеленым огоньком передатчик.
Стволом револьвера я закрыл книгу и прочитал на обложке: «РЕГИСТРАЦИЯ ТЕЛЕГРАММ». Так… Похоже, я нашел, то, что искал.
Спустившись вниз, я попросил солдат убрать тело сверху, а сам расчистил себе место за большим конторским столом, открыл книгу и принялся листать страницы. В ящике стола обнаружилась бутылка вина и набор стаканов. Я налил себе пятьдесят и продолжил изучать книгу. Одна телеграмма привлекла мое внимание:
«завтра прибудет фургон с грручами для Ностро тчк требуют ухода и заботы зпт обеспечьте разгрузку тчк»
Какие грручи? Это вообще что такое? Требуют ухода и заботы? Эти грручи что – живые? Посмотрел на дату – два дня назад.
Ко мне подошел доктор Лаппо и прочистил горло.
- Да, док?
- Господин квестор, у раненых солдат начался жар. Требуется госпитализация…
- Вы же знаете, у нас нет транспорта, грузовики уехали сразу.
- Телеграфируйте в центр, или свяжитесь по радио! У меня нет столько антибиотиков! У нас шестеро пострадавших, еще старик этот и второй, который буйный… Представляете, квестор… Не знаю как и сказать, но они оба – и старик, и буйный демонстрируют симптомы светобоязни! Когда буйного заперли в подвале, он успокоился, стоит посреди помещения и смотрит на дверь. Дед этот стал дышать ровнее, жар, правда, усилился, несмотря на антибиотики…
Доктор не успел договорить – за окном, в сгустившихся сумерках послышались хлопки выстрелов и крики. Мы с доктором, не сговариваясь, рванули на улицу.
Пробегавший мимо капитан Дрого притормозил и быстро проговорил:
- Из домов полезла целая толпа местных! Все такие… Буйные! Потери роты – до трети личного состава, я приказал стрелять в представляющих угрозу! Вызывайте центр, тут требуются войска! Мы пока держимся на площади и в зданиях вокруг телеграфа, но долго так продолжаться не может, у меня семьдесят процентов раненых!
И убежал куда-то в темноту. Следом за ним, фыркая и смешно подпрыгивая, пробежала зверюшка, похожая на плюшевого мишку. Я развернулся на каблуках к доктору Лаппо:
- Что вы теперь скажете?
Он отер лоб рукой и вдруг, побледнев, выпалил:
- Старик! Нужно его срочно… - и метнулся в здание телеграфа.
Я рванул за ним, сжимая ребристую рукоять револьвера.
В здании уже шла свалка. Несколько солдат пытались оттянуть давешнего старика от молодого сержанта. Старик рычал, плевался и брыкался ногами. Наконец его утихомирили прикладом по голове. Доктор занялся им, а я побежал наверх, чтобы связаться с центром.
Найдя нужную частоту, я принялся вызывать центр:
- Цитадель, это квестор, ответьте, прием! Квестор вызывает цитадель!
Через некоторое время сквозь шум помех пробился голос штабного радиста:
- Я Цитадель, прием!
- Докладываю – в городе хаос, рота капитана Дрого атакована, есть много раненых и убитых, нужна медицинская помощь. Рекомендую оцепить район войсками, объявить карантин! Прием!
- Вас понял, квестор! Сообщу командованию. Прием.
- Цитадель, прошу помощи немедленно! Конец связи.
- Понял. Конец связи.
Я отключил связь и спустился вниз. У окон стояли солдаты и палили из винтовок в темноту.
- Что у вас здесь происходит? – перекрикивая шум стрелбы спросил я у капитана Дрого.
- Они из всех домов полезли! Буйные! Мы потеряли почти всю роту – почти все живые здесь! – капитан утерлицо руковом. – Хотите жить – стреляйте!
Я стрелял, стоя у окна, высматривая бредущие силуэты, которых становилось все больше и больше. В один из моментов затишья и отошел внутрь здания, чтобы перевести дух. На глаза мне попалась книга регистрации телеграмм. Я открыл последнюю страницу и вздрогнул: крупными печатными буквами там было написано: «МЫ ПРОКЛЯТЫ. ЗАРАЗА, ВЕЗДЕ ЗАРАЗА! ЭТИ МАЛЕНЬКИЕ ТВАРИ… БЕШЕНСТВО, ЭТО БЕШЕНСТВО».
- Доктор, вы можете подойти? – крикнул я.
Медик образовался рядом почти сразу.
- Взгляните сюда, что вы на это скажете… - я показал ему сначала телеграмму про грручей, потом последнюю запись. Доктор Лаппо, читая, хмурился и вдруг переменился в лице:
- Квестор, проклятье! Я понял, что происходит! Грручи – вот они! Это бешенство, неизвестной науке формы! – в этот момент в здание телеграфа вбежал зверёк - «плюшевый мишка».
Доктор схватил его за шкирку и выбросил на улицу.
- Они – переносчики заразы, этого бешенства! - кричал доктор. – Мы все заражены, все, кого они кусали, на кого попала слюна, все, укушенные зараженными!!! Мы все умрем!
Доктор подхватил чью-то винтовку и побежал на улицу, откуда слышался рев обезумевшей толпы.
Я секунду постоял на месте, обернулся на шум – ко мне приближался тот самый старик. Изо рта у него текла слюна, он подволакивал ногу, а потом вдруг резко кинулся ко мне. Успев среагировать, я выстрелил ему в переносицу, и, перешагнув труп, направился в комнату с радиопередатчиком. Мой взгляд остановился на бутылке вина, и я зачем-то взял ее с собой.
Поднимаясь, я услышал, как в здание ворвалась бешеная толпа, разрушая все на своем пути. Я успел вбежать в комнату и защелкнуть замок. По листовому железу, которым была оббита дверь, забарабанили, послышались какие-то вопли.
Отдышавшись, я подошел к передатчику и нашел нужную частоту:
- Цитадель, это квестор, прием.
Откликнулись сразу:
- Квестор, это Цитадель, слышу вас. Войска стянуты, карантин объявлен. Прием.
Я вздохнул с облегчением.
- Цитадель, это квестор. Среди войск, окруживших город есть артиллерия? Прием.
- Так точно, есть. Прием.
- Приказываю накрыть город зажигательными снарядами! Повторяю. Приказываю накрыть город зажигательными снарядами! В городе обнаружено неизвестная инфекция, вызывающая неконтролируемую агрессию, все жители заражены! Солдаты погибли или заражены! Накройте город! Прием!
Молчание было долгим. В дверь ломились громко и напористо. Наконец передатчик откликнулся:
- А как же вы, квестор? Прием.
- Я же сказал – накрыть город зажигательными снарядами! Все или погибли, или заражены! Прием!
- Понял вас, квестор. Сообщу ваш приказ штабу. Прием.
- Прием окончен, конец связи.
Я отключил передатчик, подошел к двери, которая прогибалась под ударами, покрутил в руках револьвер и бросил его на пол. Взял со стола бутылку вина, подошел с ней к окну и распахнул его настежь. На улице перед телеграфом колыхалось людское море. А на ночном небе взошла луна, и звезды стали казаться не такими яркими. Я вытянул пробку зубами из бутылки, отхлебнул немного и одновременно с треском выбитой двери услышал грохот начинающейся артиллерийской канонады…

[GREEN]

№ 17

Настоящий принц
/отрывок/

Глава 4. Главный Советник Врайник

- Ваше высочество, вы не должны игнорировать ваши обязанности, - размеренно вещал советник Монаго.
- Я все равно ни черта не смыслю в делах вашего Совета! – буркнул принц, но Монаго твердо и невозмутимо напомнил:
- Это не мой Совет, это Магический Совет Мегаликора, правителем которого вы являетесь.
- Я не напрашивался в правители! – огрызнулся принц, советник посмотрел на него с грозным осуждением и начал холодно и резко:
- Ваше высочество…
Принц вскочил.
- Довольно, Монаго! Ты не имеешь права так обращаться со мной! Убирайся!
У Огненного ни один мускул не дрогнул на лице, он не проронил более ни слова, учтиво поклонился и с достоинством удалился, гулко печатая шаги. За дверями его поджидал одетый в серое человек с острым взглядом и правильными чертами лица. Это был Главный советник Врайник, регент Мегаликора.
- Как вы можете, Монаго! Разве не клялись мы перед памятью нашего короля заботиться о его сыне! – он укоризненно качнул головой. - Принцу всего пятнадцать, а вы ставите перед ним непосильные задачи. – Его цепкий взгляд впился собеседнику в лицо. – А я, по-вашему, недостаточно добросовестно исполняю свои обязанности?
- Очень добросовестно! – вежливо заверил Огненный главу Магического Совета и продолжил, возвращая голосу горячность и искренность: - Но пятнадцать – уже не младенческий возраст! И если сейчас принц не включится в государственные дела, он не дорастет до них никогда!
- Вы преувеличиваете, Монаго, - миролюбиво проговорил Врайник. – Его высочество рано потерял родителей, а вы постоянно упрекаете его в том, что он не является достойным их наследником. Тем самым вы внушаете ему мысль, что он изначально не способен справится с по праву возложенной на него миссией.
Оба советника не имели собственных детей, поэтому единственным объектом для проявления их родительских чувств по стечению обстоятельств оказался сирота-принц, но достигнуть взаимопонимания в вопросах воспитания у них никак не получалось. И в очередной раз они расстались каждый при своем мнении.
Когда Врайник вошел в залу, принц, нахохлившись, сидел в кресле. Ему было стыдно за то, что он наорал на Монаго, упорно старающегося сделать из него достойного человека. А ведь советник добросовестно пытался заменить ему отца, как он сам представлял это свое предназначение, по части строгости и требовательности. За заботу и бережное понимание взвалил на себя ответственность регент. Воспользовавшись этим, принц беззастенчиво спихнул на него государственные дела, прикрываясь своей молодостью и неопытностью. На что Врайник не возражал. Зато Огненный Монаго неотвязно напоминал принцу о доставшихся ему по наследству обязанностях и требовал их неукоснительного исполнения.
Чего он надеялся добиться? Знания принца о волшебстве были весьма поверхностными. Только врожденные способности, полученные в дар от щедрой природы, позволяли ему хоть как-то соответствовать званию Верховного Мага и Волшебника. Но «Правитель»? Правитель из него никакой! Принц и не стремился к большему. Не хотел стремиться.
Принц взглянул на Врайника.
Сплошные заботы и обязанности, вечно усталый вид и мешки под глазами – вот обещанные ему преемственностью поколений перспективы. Он их ненавидит и боится, трусливый маленький мальчик, не желающий повторить судьбу родителей!
- Врайник! – глухо проговорил принц. – Я хочу побывать в той пещере!
Главный советник побледнел.
- Но ее больше нет, - тихо напомнил он. – Произошел обвал.
- Ну, хотя бы поблизости, - не сдался принц, но Главный советник не торопился с ответом.
- Что с тобой, Врайник? – удивился принц. – Ты боишься?
- Нет. Просто воспоминания. – Главный советник поднял глаза, смотревшие в пол, провел рукой по лицу, словно стирая тяжелые мысли. – Они по-прежнему ярки. Наверное, я не забуду это никогда.
Принц еще никогда не видел Врайника таким, будто бы съежившимся, потемневшим, еще ни разу в жизни вид его не вызывал у Данагвара жалость.
- Я не заставляю тебя идти со мной. Можешь просто указать путь.
Но Главный советник решительно запротестовал.
- Что вы, ваша высочество. Я, конечно же, пойду с вами. Даже не смотря на… - Он запнулся и попытался сделать вид, что последние слова вырвались у него случайно и абсолютно ничего не значат, но принц не поддался на его уловку.
- На что?
Главный советник долго молчал, но Данагвар не сводил с него настойчивого взгляда, и тот, наконец, решился.
- Это чудовище, убившее ваших родителей. Оно преследует меня во сне. Наверное, это совесть не дает мне покоя. Я чувствую свою вину, и потому каждую ночь возвращаюсь в тот день, в тот миг. Я вижу снова и снова, как зверь несется на меня, и меня охватывает ужас оттого, что я так ничего и не смогу сделать.
Регент скорбно склонил голову.
- Ты ни в чем не виноват, Врайник! – хрипло произнес принц. – Ты же сделал все, что мог!
Но советник протестующе вскинул руку.
- Я не сделал ничего! – гневно выкрикнул он. – В том-то и дело! Я не сделал ничего из того, что мог бы сделать! Я очень виноват перед вами, ваше высочество!
Данагвар знал, что такое нервные срывы, знал, как можно ненавидеть окружающих, а более всего, себя самого, но вид Главного советника, подавленного, сломленного, униженного, потряс его.
- Я действительно не считаю тебя виноватым, Врайник. Ты должен справиться со своим кошмаром.
Главный советник глянул с недоверием и надеждой одновременно.
…

Непонятно откуда появившееся желание посетить место гибели родителей стало для принца не менее неожиданным, чем для Главного советника. Но оно появилось и больше никуда не уходило, а еще оно было реально выполнимым.
Он всю жизнь будет надеяться на их чудесное возвращение, ясно осознавая, что мечта его бессмысленна своей несбыточностью: он не найдет горячо ожидаемых следов их существования, а бесстрастные холодные камни не дадут ответов на его вопросы. Так зачем ему идти туда? Из-за странной веры, внезапно родившейся в душе: возможно, обитает там нечто, способное возродить забытое за прошедшие годы, способное вдохнуть недополученные силы, без которых невозможно жить дальше так, как жили родители – король и королева Мегаликора.
Принц без колебаний готов отправиться в определенный самим для себя путь, но не готов проделать его в одиночку. И Врайник тут не в счет. Конечно, Данагвар может положиться на его верность, надежность, преданность, но несмотря на все его предупредительность и заботливость, несмотря на годы его вечного присутствия где-нибудь поблизости, Врайник – чужой. Он слишком взросл, слишком мудр и опытен, у него совершенно другие представления о жизни.
…

Данагвар, готовый принять решение, вскинул голову, и его глазам предстала ликующая зелень долины, у горизонта сливающаяся с голубым небом, и внезапно в голову пришла мысль, от которой захотелось улыбнуться.
Нет, он не возьмет с собой ни управляющего огнем Филимона, ни серьезного и сильного Рассимула. Он возьмет с собой человека, быть может и не способного помочь ему в случае драки, но зато способного на нечто более значительное.
Король Саргон отправился в опасный путь со своей королевой, а он, принц Данагвар, совершит свое путешествие с той, которая для него сейчас всех роднее и ближе.

Влада согласилась без колебаний, а Томке затея Синицы показалась странноватой, породив ассоциации с прогулкой по кладбищу. Впрочем, она легко отыскала и положительные моменты - клево провести несколько дней с парнем в чудесном мире практически наедине!
Рушана была настроена более скептически.
- Как мы объясним в школе твое отсутствие? – вопрошала она Владу. – Сейчас – не каникулы, домой ты уехать не могла. И ты не сможешь создать видимость своего присутствия на несколько дней вперед.
- Зато она может создать видимость своей заболеваемости! – подсказала решение Томка. – Чего-нибудь не очень серьезного, чтобы не упрятали в изолятор. Легкой простуды.
Обманывать и симулировать было ужасно стыдно, но другого выхода не оставалось, и Влада продемонстрировала интернатской врачихе покрасневшее горло и температуру тридцать семь и четыре.
От уроков ее освободили, но изолятором немного поугрожали. Однако дело закончилось благополучно, а укоры совести были задавлены масштабностью переживаемых Владой волнения, ожидания и радости.
- Как мы туда доберемся? – поинтересовалась Влада, пытаясь рассмотреть с балкона темнеющие в дальней дали горы.
- На речных конях, - ответил Синица.
Влада отлично знала зоологию.
- На бегемотах? – пораженно уточнила она, пытаясь представить ожидающее их путешествие, но недоуменный взгляд Синицы напомнил ей о несоответствии между двумя мирами. Скорее всего, в Мегаликоре не знали латыни.
- У нас «речная лошадь» - это гиппопотам. По-другому, бегемот. – Попыталась объяснить Влада. – Он такой большой, толстый, с огромной пастью. Целый день сидит в воде, одни глазки торчат на поверхности. – И она создала зрительный образ описанного ею существа.
Синица тоже представил их путешествие на изображенных Владой животных и улыбнулся.
- Нет. Речные кони совсем другие. Ты увидишь. Они могут бежать по земле, по воде, по воздуху. Мы поедем на них вдоль реки до самого края долины. Только потом их придется оставить и немного пройти пешком. Речные кони не могут существовать вдали от воды.
- А я почему-то думала, что мы полетим, - задумчиво произнесла Влада.
Синица смущенно спрятал глаза, вздохнул.
- Здесь мало кто знает, что я летаю. Только Филимон и Рассимул.
Его признание слегка озадачило Владу: зачем скрывать необычные способности в волшебной стране? И она спросила:
- Почему?
- Я никому не говорил и не показывал. – Голос Синицы изменился, стал резким и холодным. – Я и не должен этого уметь. Ни папа, ни мама не умели летать. Я тоже раньше не умел. Первый раз я взлетел только через какое-то время после их гибели. Но никому не сказал. Не их дело!
Утром Синица сам разбудил Владу, тихо прокрался в ее комнату, подошел к кровати, коснулся лежащей на подушке руки, позвал. Влада во сне удивилась его голосу, а потом подскочила испуганно, растерянная, смущенная, натянула одеяло до самых ушей.
- Синица, ты чего? – пробормотала в смятении, а он рассмеялся и умчался, ничего не сказав.
Влада, смутившись окончательно, спряталась под одеялом с головой, в темноте улыбнулась сама себе.
Синица, вообще-то, мог бы ее и поцеловать. В сказках так полагается: будить поцелуем.
Влада прижала ладони к горячим щекам. Тоже мне – спящая красавица!
А позже Влада увидела речных коней. Они стояли по колено в реке и казались созданными из воды. Трудно было сказать, какого они цвета. Водного, если такой существует. Оттенки постоянно менялись, словно перетекали один в другой, играли лазурью, серебром и перламутром, как речные струи. А иногда кони будто становились прозрачными. Глаза их блестели, рука, если коснуться их тела, чувствовала упругую мощь, они были невероятно прекрасны, но садиться на них было боязно. Владе представлялось, что под ней конь разольется потоком, разлетится на тысячи брызг, превратится в не способную сохранять форму текучую воду.
- Я не умею ездить верхом, - неожиданно вспомнила Влада.
- Просто садись, - предложил Синица и погладил блестящую изогнутую шею. – Они очень послушные. И двигаются очень плавно. Тебе понравится.
Синице никогда не забыть, как Влада носилась в небе и восторженно вопила.
Он уверенно вскочил на коня и наклонился к нерешительно переминающейся девочке.
- Если боишься, садись со мной.
Ну, уж нет! Возможно, сидеть с Синицей и гораздо приятней, чем одной, но выказать себя трусихой перед посторонними, с особым интересом затаенно наблюдающими за тобой людьми – не дождетесь!
Влада решительно вскинула голову, гордо глянула на Синицу и… растерянно уставилась на коня: как на него забираться? Ей помогли, подсадили тактично, вежливо, аккуратно, и они тронулись в путь.
Владе хватило нескольких минут, чтобы освоиться, войти во вкус. Она быстро догадалась, что речные кони – не любители твердой земли, хотя и послушны воле своих седоков, они предпочитают воду и воздух, и Влада целиком разделяла их предпочтения.
Тонкие копыта едва касаются поверхности реки, разбивают ее на миллионы мельчайших капель, стремительно разлетающихся в стороны, и за спиной поднимается радуга, и солнце смеется в переливах ее цветов. А потом – вверх, к облакам, по самой же сотворенной радуге. И вопить хочется ничуть не меньше, и Синица нагоняет, ловит ладонь, и в волосах его переливаются радужные брызги.
Только конь Врайника бежит размеренно и спокойно, и Главный советник ясно видит, как хорошо принцу с этой девочкой, как нежны чувства между ними. Он с трудом сдерживает улыбку, покровительственную и чуть надменную.
Когда-то он преодолевал уже этот путь и тоже не в одиночестве. Он сопровождал короля и королеву, правителей Мегаликора, но они не были так веселы и беспечны. Они ехали сразиться с чудовищем и не подозревали, что дороги назад для них уже не существует.
Потом от реки пришлось отвернуть, и они помчались по зеленой равнине, простирающейся вплоть до самых подножий закрывающих горизонт гор. Подуставшая Влада уже не вытворяла головокружительных трюков, пресытившись эмоциями и впечатлениями за первую часть пути, она доверилась своему необыкновенному коню и проводила время за разглядыванием окружающего пейзажа и разговорами с Синицей.
Достигнув горных отрогов, они остановились.
- Теперь коней придется отпустить, - сказал Синица. – Они не могут долго находиться вдали от воды и до ночи должны вернуться к реке. Дальше мы пойдем пешком. Но ты не волнуйся – здесь недалеко! Правда, Врайник?
Главный советник молча кивнул, снимая поклажу со своего скакуна.
- А что я понесу? – спросила Влада, когда ее спутники взвалили на плечи дорожные мешки
- Можешь нарвать себе букет цветов, - откликнулся Синица, - и нести его.
- Но, ваше высочество! – попыталась возразить Влада и поймала на себе изумленный и даже немного сердитый взгляд.
- Как ты меня назвала?
- Ну… я не знаю, - Влада смешалась. – А как надо? Принц?
- Что-о?
Врайник стоял у начала тропы, ведущей по склону, и демонстративно не смотрел в их сторону, тем более, не прислушивался к их беседе, но Влада считала, что его присутствие вносит некоторую официальность в происходящее.
- Мы же не одни! – указала она. – Разве можно при Главном советнике называть тебя каким-то дурацким прозвищем?
- Это не прозвище дурацкое! – вскипел Синица. – Это все титулы дурацкие! Хотя бы ты можешь относиться ко мне, как к нормальному человеку!
- Ладно, - согласилась Влада неуверенно. – Но мне как-то неудобно. Словно я не уважаю ваших традиций и ставлю себя выше остальных…
- Иди! – Синица не стал слушать дальше, подтолкнул ее вперед.
Карабкаться все время вверх по петляющей меж камней и выступов узкой тропинке было тяжело и утомительно. Долгий день, целиком проведенный в пути, сначала верхом, затем пешим ходом – непростое испытание для городской девчонки. Влада крепилась из последних сил, она даже разговаривать больше не могла. Хорошо еще, что впереди шел неутомимый, бесстрастный и выносливый как верблюд Врайник, а позади шагал юный, наполненный силами Синица – спутники, готовые в любую секунду поддержать ее, прийти на помощь. Ей было стыдно признаваться, что она уже еле ноги волочит от усталости, что передвигается на автопилоте, стараясь не задумываться над движениями, но все-таки настал момент, когда ей пришлось честно сказать, что силы окончательно покинули ее, и она больше шагу не может ступить.
- Почему же ты раньше молчала? – укорил ее Синица. – Давно бы остановились!
- Все равно мы не успеем добраться засветло, - добавил Главный советник. – Продолжим путь завтра.
О таком раскладе дел Влада даже не задумывалась.
- Мы будем ночевать прямо здесь? – взволнованно спросила она.
- А что? – ехидно улыбнулся Синица. – Ты боишься?
Нелепо было возражать, потому что испуг ясно читался на ее лице, в ее глазах, но Влада возразила:
- Нет, не боюсь! Но мне никогда не приходилось ночевать на улице. Да еще в горах!
«Да еще в волшебной стране, - хотелось добавить ей, - в которой водятся невероятные существа». Синица же сам рассказывал о пещерном духе, и тот, судя по всему, жил где-то недалеко – они же направляются к его пещере! И где гарантии, что он был единственным представителем своего семейства? И…
- Ты же не одна! – напомнил Синица. – И, если это тебя успокоит, Врайник поставит защитные заклинания, и к нам никто не сможет подобраться.
Занятая своими переживаниями Влада не заметила смущения, прозвучавшего в голосе принца, когда он произносил последнюю фразу.
Что делать? Он опять сваливал свои обязанности на другого. Он сам должен знать эти защитные заклинания, но в его памяти от них остались лишь жалкие обрывки, в точности и правильности которых он и то был неуверен. Не получилось бы больше вреда, чем пользы от его неумелого колдовства. И позориться перед Владой ему совершенно не хотелось.
Врайник и словом не обмолвился об истинном положении вещей, вырвал несколько пучков пробивающейся сквозь расщелины травы, что-то прошептал над ними и рассыпал зеленые стебли вокруг места предполагаемого ночлега.
Они поужинали, приготовили себе лежанки.
- Ложись, спи! – велел Синица Владе. – Я посижу рядом, не волнуйся!
Он привалился спиной к камню, положил ладонь ей на плечо, ощутил ее ровное дыхание, улыбнулся спокойно и счастливо и сам не заметил, как заснул.
Их разбудил громкий отчаянный крик, они вскочили, не успев как следует открыть глаза.
Главный советник стоял на коленях, закрыв лицо руками, и твердил хриплым прерывающимся голосом:
- Я больше не могу! Я уже не разбираю, где явь, где сон! Я больше не могу!
Синица присел рядом, спросил участливо:
- Опять твой кошмар?
- Я не знаю! Не знаю! – бормотал Врайник, словно в бреду. – Я лежал с открытыми глазами! Я боюсь засыпать! Я не спал! Но все равно – этот рев! эти сверкающие глаза! Я видел, как пещерный дух ворвался сюда! Это был не сон! Или сон? Он набросился на вас? Я не знаю!
- Ваше высочество! – он схватил руки принца и пронзительно глянул ему в глаза. – Помогите мне! Умоляю! Помогите!
- Как? Как я могу тебе помочь? – Синица совсем растерялся: Врайник превратился в незнакомое жалкое, дрожащее существо, ничем не походившее на холодного и невозмутимого Главного советника. – Я не властен над снами.
- Вы же – заклинатель чудовищ! – подала голос Влада, еще более потрясенная видом раздавленного, сломленного мужчины. – Вы можете наложить на него заклятие прямо во сне?
- Я пытался! Я пытался! – горестно простонал Врайник. – Но у меня недостаточно сил! Я не могу справиться с чудовищем, живущим в моем собственном сознании! Пожалуйста, помогите мне! – Теперь Врайник обращался не к одному принцу, к обоим своим спутникам, а они недоуменно смотрели на него, не веря в могущество своих способностей. - Прошу вас! Я не уверен, но вдруг получится! – Главный советник выудил из складок одежды небольшой свиток и протянул его принцу. – Вот оно – заклинание! Моих сил тут недостаточно! Но вы, ваше высочество, вы – Верховный Маг и Волшебник!
Услышав последние слова, Синица самокритично хмыкнул, затем развернул свиток. Заглянувшая через его плечо Влада увидела совершенно незнакомые символы и спросила:
- Что это?
- Древний магический язык, - пояснил Синица.
- И ты можешь это прочитать?
Синица вгляделся в текст. Света едва хватало, чтобы разобрать написанное.
- Могу. Прочитать могу.
- А что здесь написано?
Вряд ли Владу интересовало звучание необыкновенных слов, скорее всего она хотела узнать скрытый в них смысл, и Синице опять пришлось самокритично хмыкать, чтобы скрыть стыдливое замешательство.
- Я давно не занимался этим языком, - оправдался он. – Читать я еще могу, а вот с переводом… так, кое-что. – Он приблизил к глазам свиток, неуверенно произнес: – «… дай мне силу, которая… и я буду владеть…», - а потом вопросительно посмотрел на Врайника.
- И будет достаточно того, что я произнесу заклинание? Оно справится с твоими видениями?
- Нет, - обреченно сознался Главный советник. – Но… я думаю, - он не решался поднять глаза, – если создательница иллюзий извлечет образ чудовища из моего сознания, а вы, ваше высочество, заклянете его, возможно, оно исчезнет навсегда.
За последнее время Влада научилась лучше контролировать свой дар, его спонтанные проявления случались все реже. Легко создавалось то, что желалось кем-то всей душой. Но мучительный кошмар! Чудовище! Захочется ли ей создавать подобное? Сможет ли она не испугаться, удержать страшный образ? Не причинит ли он вреда
Умоляющий взгляд Главного советника невозможно было выдержать.
- Я попробую, - пообещала она. – Только ты побыстрее! - попросила она изучающего заклинание Синицу.
Врайник облегченно обмяк, устало прикрыл глаза. Влада на всякий случай тоже зажмурилась и вдруг услышала тяжкий глубокий вздох где-то над головой, потом раздался голос Синицы, произносящий слова на магическом языке.
Она все-таки решилась посмотреть, и ей стоило больших усилий не отшатнуться от страха и продолжать удерживать иллюзию.
Всего в нескольких шагах, так устрашающе близко, стоял великан, уродливый, отвратительный, ужасный, с непропорционально огромными руками, достававшими почти до земли, и огненно-красными, горящими злобой глазами. Он раскачивался из стороны в сторону и негромко рычал, Влада не позволяла ему двинуться с места. Слегка побледневший Синица ни разу не запнувшись четко выговаривал древние слова.
Когда заклинание приблизилось к концу, фигура великана словно подернулась дымкой, стала расплываться, дрожать. Последнее слово – и она исчезнет!
Краем глаза Влада заметила, как поднялся с колен Главный советник, величественно выпрямился, с заинтересованным ожиданием ловя последний момент.
Синица умолк, великан покачнулся… и вдруг от него отделилось еще два точно таких же существа, а потом еще и еще.
- В чем дело, Врайник? – изумленно закричал Синица, а Главный советник жестко улыбнулся ему в ответ.
- Вы очень могущественный волшебник, ваше величество! И очень наивный!
Он бесстрашно взглянул в глаза чудовищу, самому первому, самому огромному и самому злобному на вид, и приказал ему:
- Что стоишь? Уничтожь их!
Великан сделал широкий шаг, на который гулом отозвалась земля, занес огромный кулак…
Влада застыла на месте, ужас сковал мышцы. Никогда раньше она не видела живого великана, и потому страшно было вдвойне. Еще ни разу смерть не подходила к ней так близко, не выглядела столь уродливо и невероятно, не казалось безнадежно неминуемой. Даже бегство не спасет, за один многометровый шаг чудовище настигнет их. Влада, не отрываясь, следила за обрушивающимся на нее кулаком и не в состоянии была даже зажмуриться.
Внезапно она почувствовала, как спасительная сила уносит ее ввысь, к безграничному темному небу, подальше от опасности, от предательства, от монстров, созданных собственными руками. Она изо всех сил вцепилась в Синицу, хотя прекрасно знала, что не упадет, пока он рядом. Страх медленно уходил из нее, через нервную дрожь, через холодный липкий пот, текущий по спине. А Синица непробиваемо молчал. Молчал, пока они летели, молчал, когда приземлились. Молча отпустил Владу, отошел в сторону, уселся прямо на траву и мрачно уставился в землю.
Влада смотрела на него, приходя в себя, и, когда вернулась способность здраво размышлять, попыталась осмыслить и понять случившееся. Искривленное жестокой, торжествующей улыбкой лицо Главного советника и ужасная толпа огромных чудовищ снова возникали перед глазами.
- Зачем они ему? – вслух произнесла она мучивший ее вопрос.
Синица мог бы найти объяснения, способные оправдать действия Врайника. Мало ли зачем пригодятся сильные, могучие великаны! – у Главного советника всегда в запасе много далеко идущих планов. Только надрываться вовсе не стоило. Последняя услышанная из его уст фраза прозвучала ясно и четко: «Уничтожь их!»
А ведь Влада просила его задуматься, понять, о чем идет речь в подсунутом свитке! Но он, как всегда, с головой доверился Врайнику, и тот точно знал, что ленивый, разобиженный на весь свет горе-правитель, давно забросивший занятия, не сможет, да и не захочет утруждать себя переводом с древнего языка.
И вытащенный из сознания монстр вовсе не походил на пещерного духа! Его не могло не насторожить это обстоятельство! Но он по отвратительной привычке тупо следовал чужим планам.
Легкомысленный, слабый, бестолковый принц, чем он заслужил такую ненависть? Он жил своей жизнью, не вмешивался в дела Магического Совета, беспрекословно передав Врайнику все государственные обязанности. Если уж на то пошло, Главный советник мог бы уничтожить его тихо и бесхитростно, для этого не нужна была армия свирепых чудовищ.
Синица поднялся.
- Мы должны вернуться в замок!
Он увидел, как дрогнули девичьи губы, и по выражению ее глаз догадался: сейчас она произнесет слова утешения или постарается приободрить его, сказав, что все еще будет хорошо, что он со всем справится, как и подобает настоящему правителю.
- Только, прошу тебя, не говори ничего! – сердито воскликнул Синица.
Он не заслужил этих слов, потому что никакой он не настоящий правитель! Он – конченый неудачник! Он – глупый, беспомощный мальчишка! Он недостоин быть даже принцем, не то, что королем!
Но, как бы там ни было, он не уйдет, сам не исправив свои ошибки. Он – не трус и не подлец! Он – не жалкое ничтожество!

[GREEN]

Приём в номинацию прекращён.

Все произведения прошли в финал на суд жюри номинации.

Жюри может приступить к своей работе.

Прошу прислать шорт-листы до 25 апреля, лучше раньше...

[GREEN]

Объявляется состав жюри в номинации "Кортик" конкурса
"Десятая планета", серии международных литературных
конкурсов "Большой финал" / 2011 - 2012 /.

1. Андрей Растворцев /г. Чебоксары, Россия/ - председатель жюри номинации. Лауреат нескольких конкурсов Международной серии литературных конкурсов «Большой финал» /2011/ в номинациях малой прозы и поэзии. Редактор издательского проекта «Ковдория». Автор поэтических сборников: «За тех, кто в поле», «От любви до любви», «Свободное плаванье», «Там хлебом пахнет дым», «Полёт сквозь август», «Точка возврата», книги стихов для детей «Лунная дорога». Публиковался в литературно-художественных журналах «ЛИК» и «Таван Атал» /Чебоксары/, «Невский альманах» /Санкт-Петербург/, «Дальний Восток» и «Родное Приамурье» /Хабаровск/, местной периодической печати. В1978 году окончил Ленинградский топографический техникум, работал геодезистом в различных регионах России. Проживает в г. Чебоксары. Работает начальником топографо-геодезической партии Экспедиции № 138. Родился в Амурской области в 1958 году.

2. Дмитрий Виноградов /г. Узда, Минской области, Беларусь/ - поэт, прозаик, публицист. Член Союза писателей Беларуси, серебряный лауреат международного литературного конкурса "Золотое перо Руси - 2010", лауреат международного литературного конкурса "Мир без войны и насилия - 2010", призёр международного литературного конкурса "Десятая планета " серии «Большой финал» /2011/ , лидер третьего тура в четырёх номинациях международного литературного конкурса "Пламенеющая лилия - 2011", финалист международного литературного конкурса "Литературная Вена - 2011", лауреат литературного конкурса имени классика белорусской литературы П. Труса в 2011 году. Автор 14 книг, в том числе 8 детских книг. Дмитрий Леонидович родился в 1943 году.

3. Дмитрий Воронин /Калининградская область, Россия/. Член Союза писателей России с 2003 г. Лауреат международного конкурса «Согласование времен»/2009/, международного фестиваля «Славянские традиции» /2010 – Украина/, лауреат литературной премии имени Юрия Каплана /Украина/ и национального конкурса «Золотое перо Руси» /2011/, лауреат международных конкурсов «Гоголь-фэнтези» /Украина/ и «Большой финал» /2011/. Автор трех сборников рассказов. В 1984 году окончании геофака Калининградского госуниверситета. Дмитрий Павлович родился в 1961 году в Клайпеде, проживает в Калининградской области.

4. Александр Пономарёв / г. Липецк, Россия /. Писатель, драматург, член Союза писателей России, Межрегионального Союза писателей Украины, Конгресса литераторов Украины.
В 1994 году окончил филологический факультет Липецкого Государственного педагогического института. Писать начал в 2006 году. Лауреат национального литературного конкурса «Золотое Перо Руси – 2009». Лауреат Международной серии литературных конкурсов «Большой финал» /2011/. Писательские пристрастия – о том, что довелось увидеть своими глазами. В основном о перипетиях человеческих судеб на фоне вооружённого конфликта на Северном Кавказе. Подполковник милиции в отставке, пенсионер, член Общественного Совета УВД по Липецкой области. Проживает в Липецке, где и родился в 1969 году.

5. Евгений Варламов / г. Тула, Россия /. Ветеран Вооруженных сил РФ. Профессия - военный финансист. Писать начал в 2007 году после выхода в отставку. Стихи пробует писать только с февраля 2011 года. Дважды публиковался в электронном журнале «Точка Zрения», в журнале «Новая литература», и дважды в журнале «Эрфольг». Получил грамоту от поэта Эльдара Ахадова за участие в поэтическом конкурсе «Озарение», занял второе место в конкурсе короткого рассказа сайта «Неогранка» . Победил в конкурсе короткого рассказа на сайте ОЛСР. Призер серии литературных конкурсов «Большой финал 2012 г» в двух номинациях малой прозы. Интересуется литературой, живописью, музыкой. И еще тысячами интересных вещей, от рыбалки до лоскутного шитья. Уроженец Ульяновской области. Живёт в г. Тула Российской Федерации. Псевдоним Юджин Гебер.

6. Игорь Федоровский / г. Омск, Россия /. Поэт и прозаик из Омска. Образование филологическое. Член редколлегии альманаха «Вольный лист», выходящего в Омске. Куратор и член жюри многих номинаций серии Международных конкурсов "Большой финал". Участие в двух конкурсных сборниках проекта "Ковдория" в 2012 году. Многочисленные публикации в Омске и Красноярском альманахе «День и Ночь». Автор книг «Восьмая нота» 2007, «Научите меня плакать» 2009, «Оттачивать снег» 2010. Работает журналистом. Родился в 1988 году.


Сколь бы ваш текст не был гениален – всегда найдется тысяча читателей, которые сочтут его бездарным. Как бы ваш текст не был бездарен, всегда найдется тысяча читателей, которые сочтут его гениальным. И вообще – каков бы ни был ваш текст – найдутся миллионы читателей, которых он не оставит равнодушными…

Найдено на просторах Интернета…

Мое напутствие тем, кто не вышел в финал. Не стоит отчаиваться, что первый блин пошел комом. И опускать руки тоже не стоит. Каждый человек по-своему талантлив, но не каждый этот талант в себе развивает. Не отчаивайтесь. Взгляните на свои произведения и попробуйте понять, а что же не устроило нас, членов жюри? Если вы это поймете сами, в следующий раз вы напишете так, как надо.

С уважением ко всем участникам конкурса Любовь Рябикина.

Смотреть работу жюри и объявление победителей на следующей - 3-ей странице...