МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Полнолуние» - мистика или сказка для взрослых (до 20 000 знаков с пробелами). - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 6 Страниц +
  • « Первая
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

«Полнолуние» - мистика или сказка для взрослых (до 20 000 знаков с пробелами). Конкурсный сезон 2018 года.

#41 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 06 февраля 2018 - 13:59

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

40

СТРАНА АИСТОВ


В небе летели аисты. Взрослые парили, редко взмахивая крыльями, используя для полёта каждое дуновение ветра, молодые хлопали крыльями, словно боясь упасть с высоты.
Они летели на топкий луг, где птицы соберутся на последний совет перед завтрашним отлетом в далёкую страну.
- Какое счастье лететь со своим потомством в голубом небе, - щёлкнув клювом, произнёс молодой аист Аверкий своей прекрасной супруге Аврелии. – Смотреть, как неумело машут крыльями наши дети.
- Борислав и Кларисса неплохо летают, - любуясь птенцами, промолвила Аврелия. – Варлам, конечно, похуже, но он наш младшенький.
- Всего на три дня позже вылупился.
- Всё равно, младшенький.
- Не ожидал, что у нас в первый же год трое будет, - с гордостью произнёс отец.
- Боюсь, не все долетят до нашей земли, - тяжело вздохнула супруга. - Варламу особенно трудно будет.
- Поможем.
До топкого луга оставалось совсем немного, когда раздался этот ужасный выстрел и их младший сын, закричав от боли, стал падать на землю. И прекрасный мир рухнул, став жестоким и страшным.
- Люди, что вы делаете? Мы такие же, как вы, - крикнула Аврелия и, сложив крылья, бросилась вслед за падающим сыном.
Она видела стоящих на опушке леса двух охотников. Один из них с радостным криком бросился к мёртвому аистёнку, а другой навёл ружьё на неё и выстрелил. Но в это мгновение мелькнула огромная тень, и супруг оттолкнул её своим телом.
- Любимая, у нас остались дети, - крикнул, увлекая Аврелию в сторону. – Им без нас не выжить.
Аверкий видел, оставшиеся дети скрылись за лесом, и стал легонько толкать свою любимую вслед за ними.
На топком лугу собравшиеся аисты уже обсуждали этот ужасный поступок людей. Увидев планирующих к ним супругов, плотным кольцом окружили их. Аистихи стали утешать, убитую горем мать, а Гордей, вожак стаи, подошёл к Аверкию.
- Я понимаю ваше горе, - произнёс он, наклонив голову, - но Богу угодно забирать из каждой семьи одного слабого аистёнка к себе. Его душа останется там, где он родился. У вас осталось двое, и вы должны думать о них. До земли Аистов очень далёкий путь.
- А где наши птенцы? – встревожено, спросил отец, оглядываясь по сторонам.
- Вон они, беседуют с ровесниками. Дети быстро забывают горе.
- Это так, - тяжело вздохнул молодой аист.
- Аверкий, - вожак на минуту задумался, наклонив голову, и с грустью произнес. – Ты молодой, но очень разумный аист, а мне скоро исполнится двадцать лет. Боюсь, не смогу долететь до нашей земли. Если погибну в пути – вожаком будешь ты!
- Не надо, Гордей, говорить о смерти перед дальней дорогой. Должен долететь.
Вожак дружески хлопнул будущего преемника крылом и громко крикнул стае:
- Летите, прощайтесь с родными гнёздами! Завтра рано утром вылетаем.
Семья поднялась в небо и полетела в деревню, где на невысокой крыше они впервые в жизни сделали гнездо и вывели птенцов.
- Любимый, давай пролетим над тем местом, где погиб наш Варлам! – прокричала Аврелия.
Они, сделав круг, осторожно подлетели к месту трагедии и сразу заметили группу людей, среди них были и охотники, убившие их сына. Те лежали связанными. Люди выкопали могилку и бережно уложили туда аистёнка, осторожно закопали, поставили деревянный крестик и, опустив головы, замерли над холмиком.
Вдруг кто-то из людей показал вверх, на парящих над ними птиц. Все подняли головы, а один, видно главный, отошёл в сторону и крикнул ввысь:
- Простите нас, аисты, за горе, которое причинили вам выродки, живущие с нами! Они будут жестоко наказаны, их всю жизнь будут преследовать злыдни и неудачи. Возвращайтесь обратно, живите с нами! Никто не посмеет более поднять на вас руку. С вашим прилётом приходит счастье и согласие, в семьях прекращаются ссоры, дети растут здоровыми и их обходят стороной болезни, в полях хороший урожай, а в садах спелые фрукты.
И птицы поверили им, опустились совсем низко, и Аверкий прокричал:
- Завтра мы улетаем в свою страну, но по весне обязательно вернёмся и принесём вам счастье.
Люди стали радостно махать руками, вслед улетающим птицам. И на душе у аистов стало спокойно: сын достойно похоронен, его душа попадёт на небеса, а убийцы будут наказаны.

Долго длился осенний перелёт в страну Аистов, над морями и океанами, над лесами и дивными странами и везде люди радостно махали вслед. Не всем суждено увидеть желанную страну – обессилевшие птицы падали налету, но оставшиеся упорно летели к цели.
Наши супруги были молодыми и сильными птицами, когда у их детей кончались силы, кто-то из родителей подставлял своё крыло или спину.
Шёл последний день перелёта. Собрав остатки сил, аисты продолжали путь к своей земле. Гордей вёл стаю, понимал и чувствовал – силы кончаются. Но за ним летели сородичи, и он отчаянно махал крыльями:
«Ещё один взмах, ещё, ещё! – приказывал Гордей своим отяжелевшим крыльям. – Осталось совсем немного – я должен долететь! Ещё взмах, ещё…».
В глазах вожака потемнело, расправленные крылья застыли в воздухе, и океан стал приближаться, сначала медленно, затем стремительней и стремительней.
«Всё!» - мелькнула в голове страшная мысль, и из горла вырвался клёкот отчаяния.
Он сложил обессилевшие крылья и… грудью почувствовал горячую спину.
- Аверкий! – воскликнул, открыв глаза. – Нам не долететь. Брось меня! Мы оба погибнем, и некому будет весной возглавить стаю.
Но молодой собрат молчал, упорно махая крыльями. Вдали показалось белое марево, за которым открывалась их страна. Аверкий, собрав все силы, продолжал нести на своей спине старого вожака, но силы не бесконечны и крылья уже не машут, он просто пикировал, стараясь долететь. И тут почувствовал, как старый аист соскользнул с его спины, сделал несколько взмахов, и они вместе влетели в марево. Ещё несколько взмахов, и перед ними открылась страна Аистов.

Внизу показалось озеро, и птицы стали стремительно падать в воду. И вот уже вся стая скрылась в глубине озера, и на берег стали выходить… люди в белых туниках вместо перьев.
Аверкий прижал к груди свою супругу.
- А где наши птенчики? – воскликнула она, хватаясь за щёки.
Глаза супруга заметались по выходящим из воды детям. Он представления не имел, как определить своих, но Аврелия уже бросилась к симпатичному мальчонке:
- Борислав, родной мой! Какой ты красивый, - восторженно кричала она, прижимая сына к груди.
- Папа! – к нему бежала девочка, чем-то похожая на Аврелию.
- Дочка? Кларисса! – Аверкий схватил её на руки, горячо целуя.
Ему хотелось поделиться радостью со всеми, но все были заняты своими преобразившимися чадами. Тут на его плечо легла тяжёлая рука.
Перед ним стоял пожилой человек, которого он знал с рождения.
- Спасибо, Аверкий! – произнёс Гордей, обнимая парня. – Мне так хотелось долететь, но сил не хватило. Спасибо, спас старика! Весной ты поведешь стаю.

Люди стали расходиться по своим жилищам. В стране Аистов всегда стояло лето. На деревьях созревали фрукты и орехи. В огородах росли овощи, на полях колосилась пшеница. Жилища были построены из стволов бамбука с циновками вместо кроватей.
Аврелия поставила на стол фрукты и кивнула детям. Те с удивление в глазах взяли по груше и попробовали на вкус. По тому, как быстро те исчезли, родители поняли, что фрукты пришлись им по душе.
- Папа, а почему мы раньше ели гадких лягушек и червей? – вдруг спросила Кларисса. – Фрукты гораздо вкуснее.
- Организм человека и аиста сильно отличается…
Отец задумался, пытаясь доходчиво ответить на этот больной вопрос, но тут сын задал другой, самый острый.
- Папа, почему мы раньше были аистами, а сейчас стали людьми?
Несколько минут Аверкий думал. На его губах мелькала загадочная улыбка – два года назад он задал этот вопрос своему отцу, а тот отослал его к дядьке Гордею. И вот подобный вопрос задали ему дети. Аверкий решил ответить сам.
- Всё, что вы видите вокруг, происходит с существами – всё во власти Бога. Он справедлив и всемилостив, но люди не всегда выполняют его заповеди, - посмотрел на внимательно слушающих детей и продолжил. – Когда-то, давно-давно, Бог дал человеку мешок с гадами и велел выбросить его в море, в огонь, закопать в яму или оставить на вершине горы. Человек из любопытства развязал мешок, и вся нечисть расползлась по земле. В наказание Бог превратил человека в Аиста, чтобы тот очищал землю от гадов. Со стыда у Аиста покраснели нос и ноги.
- Папа, это правда? – с удивлением спросила Кларисса.
- Правда, дочь. Возможно, Бог и простил бы его, но люди продолжали творить ужасные дела. Человек убил своего собрата, разбросал части тела убитого, и те превратились в лягушек, и их мы должны собирать, искупая вину преступника перед родом людским. Часто происходили подобные ужасные преступления и Бог не оставлял их безнаказанным. Совершали люди и другие нехорошие дела: некоторые гордецы не приветствовали Христа, и Бог тоже превращал их в аистов. Подобные проступки происходили часто, и Бог продолжал превращать людей в аистов.
- Папа, выходит, Бог не любит нас? – задумчиво спросил Борислав.
- Ты не прав, сын, Бог всемилостив и любит нас. Он дал нам великую силу. И в облике аиста мы чувствуем сердце человека, понимаем его язык. Как и люди, имеем душу и принадлежим к христианской вере. Мы многое можем сделать для людей, но самое главное – можем подарить им детей.
- Как мы это сделаем?
- Указываем Богу семьи, где мечтают о ребёнке. Можем прекратить ссоры в семье, вылечить больного. Аисты – вестники Бога.
- И я тоже буду вестником.
- Непременно, но кое-что тебе придётся делать и самому.
- А что, папа? – сын был по-хорошему любопытен.
- Например, чувствовать самому и предсказывать людям погоду.
- Но я не умею.
- Это я тебе объясню прямо сейчас, - Аверкий с нежностью посмотрел на внимательно слушающего сына и продолжил. - Аист начинает беспокоиться – к плохой погоде. Активно трещит вечером клювом – значит, завтра будет солнечный день. Стоит на одной ноге – люди ожидают похолодания. Если не улетает далеко от гнезда, а держится поблизости – к непогоде. Если в ясный день ты будешь придерживаться сухого места, значит и следующий день будет солнечным. Перед тем, как поднимется ветер, аисты долго кружат возле своих гнезд.
- Папа, а я всё это не запомню, - с тревогой произнёс сын.
- Постепенно всему научишься. И по поведению всей стаи люди научились определять погоду: если мы прилетаем рано – будет тёплое лето. Когда в течение лета аисты часто собираются в стаи и кружатся, значит, наступающая осень будет холодная и ненастная. Перед хорошей погодой аисты охотятся на сенокосах, перед плохой — на полях. Если улетаем в начале августа, то и зима будет тёплой и мягкой.
- Папа, а я больше не буду кушать лягушек, - вдруг произнесла дочь, скривив личико. – Буду фруктами питаться.
- Это мы сейчас так думаем, - отец повернулся лицом к дочери, - а по весне превратившись в аистов, вновь будем собирать по полям и болотам змей, лягушек и жаб.
- Папа, а ведь мы жаб и раньше не ели, - вставил своё слово Борислав. – Лишь убивали.
- В жаб превращаются ведьмы, а мы их истребляем, дабы те не приносили несчастья людям, - отец улыбнулся, взглянув на притихших детей. – Пока вам это не грозит. Следующий год будете жить здесь, и питаться фруктами, но затем придётся полететь к людям. Бог сделал так, что мы не можем здесь продолжать свой род, для этого нужно прилететь к людям, свить гнездо, и тогда у вас будут дети.
- А вдруг нам попадутся плохие люди? – испуганно спросила Клариса.
- Через два года вы будете хорошо разбираться в людях и поселитесь только у добрых и работящих. Более того, вы сможете «перевоспитывать» людей, влиять на их дальнейшую судьбу. Если поселитесь во дворе дома, в котором происходили свары или кто-то тяжело болеет, принесёте примирение и исцеление.
- Папа, а если нас люди убьют, как убили Варлама? – со страхом спросила дочь.
- Бог жестоко карает людей, за каждого убитого аиста забирая у обидчика по ребёнку. Того же, кто спас или уберег аиста, отблагодарит сторицей — его будут сопровождать счастье и удача.
- Как же так, получается? – задумчиво произнёс Борислав, задав вопрос скорее самому себе. – Мы о людях знаем всё, а они о нас почти ничего. Кем мы являемся для них.
- К весне ты подрастёшь, и я тебе всё объясню, - Аверкий улыбнулся, глядя на серьезные лица детей, и весело произнёс. – А сейчас быстро на улицу – там много ребятни. Идите, знакомьтесь!

Проходили дни, недели и месяцы – мир и покой царил в стране Аистов. И вот наступил март. Созвал Аверкий, новый вождь, своих собратьев:
- Через три дня мы улетаем к людям, здесь остаются старики, прожившие нелёгкую жизнь и достойные заслуженного отдыха, и одногодки, которым предстоит заботиться о своих пожилых собратьях.
Грустью покрылись лица обитателей страны – тяжело расставаться с родными и не все вернуться обратно. И вот наступил этот тяжёлый день. Обняла Аврелия своих детей, прижала к груди. Полгода для аистов большой срок, у неё появятся новые птенцы, о которых нужно заботиться, а эти станут взрослыми, создадут свои семьи.
Подошёл Аверкий поцеловал дочь и обнял сына. За полгода они выросли, превратившись из детей в юношей. Борислав посмотрел в глаза отцу и серьёзным голосом произнёс:
- Папа, полгода назад у нас был разговор, кем мы являемся для людей.
- Мы, сынок, являемся их совестью, зеркалом души. Нам суждено искупать грехи людские. Это наш крест, и мы всю жизнь должны нести его.

Взрослые оделись в белые туники, подошли к другому озеру, несколько минут постояли на берегу, словно прощаясь со своей страной, и, подняв руки, стали прыгать в воду. А через минуту из воды вылетели белокрылые птицы. Сделав круг над озером, они исчезли в белом мареве, за которым находился другой мир, где их ждали люди, верящие, что аисты приносят счастье.
0

#42 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 06 февраля 2018 - 18:21

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

41

ВНЕ ПОДОЗРЕНИЙ


I
В дверь номера «люкс» верхнего этажа элитной гостиницы постучали 283 раза. Мистер Додж, в снежном пиджаке, по краям которого странно пунктирилось подобие чёрной окантовки, сидел в кресле, лихо развалив кисельный живот. Перед ним прозрачной скобкой стояло пуленепробиваемое стекло, загораживающее с трёх сторон его особу.
– Свои! – кивнул мистер Додж впавшему в профессиональную кому сбоку двери долговязому телохранителю Слейду, как всегда с пистолетом за пазухой и в тренировочном костюме.
Долговязый отодвинул дверной засов, и в комнату прошествовал по ковру Чан-Чай с восточной зашифрованной улыбкой на спелом мандариновом лице. Вошедший отбил перед застеклённым мистером Доджем три с половиной поклона, не выпуская из руки пузатый саквояжик.
– Не обращайте внимания! – сверкнул ответно стоматологическими челюстями хозяин апартаментов и указал на второе кресло рядом с собой. – Привычка к жизни, знаете ли, неплохая штучка. В некоторых случаях приходится брать с собой эту ширму вместо бронежилета. Не жмёт и не сковывает движений, ха-ха!..
Чан-Чай, ничему не удивившись, словно видел такое не раз, произнёс визави сквозь левую створку стеклянной ширмочки:
– Мой хазяина велел говорить вся согласная на ваш предложений. Формула новый героин из помёта летучий мышь нас интересна, хотя мало-мало сомнений есть…
– Именем Додж скоро можно будет расплачиваться как чеком, – хозяин явочного номера поправил на надгубье перекосившиеся усы. – Когда я обманывал?
– Да, ваш имя оченно круто среди наш Чайна-таун, – подтвердил гость.
– Думаете, так просто пробраться в офис этого магната Хопкинса? Надёжные источники подтвердили, что именно там он прячет формулу и технологию изготовления нового кайфа, который в десять раз дешевле героина.
– Значится, мистер Хопкинс скоро расширяется? – понятливо щурил щёлки глаз Чан-Чай. – Будет выпускать не только краска.
– Не афишируя этого, – параллельной мыслью разрешился хозяин «люкса». – Он займёт весь наш рынок сбыта, если не опередить его. Не буду рассказывать, чего нам стоило достать опытный образец…
– Только непривычка – другой цвета… Зелёная…
– Ну-у!.. Должен же он чем-то отличаться от настоящего героина, кроме цены… Вас устроил образец?
– Оченно! Иначе я не сидел бы здесь с вот этот сумка…
Гость раскрыл на коленях свой саквояж. Слейд снова на всякий случай нырнул себе за пазуху правой рукой.
– Мой хазяина передал аванс – десять пачка по десять тысяч доллар, – гость вынимал из саквояжа запечатанные пачки банкнот и передавал их мистеру Доджу поверх стекла. – Можно посчитать, я подождать…
Мистер Додж развеерил пальцем угол каждой пачки – не «куклы».
– Скоро будете разводить летучих мышей на фермах, – удовлетворённо причмокнул он. – Пусть думают, что для нового деликатеса, ха-ха!..
– Документа нужен завтра, – сказал Чан-Чай, не закрывая зев саквояжа и даже как бы направляя его в сторону собеседника. – Если не будет формула, то ваш голова оченно хорошо помещается в этот сумка. Восточный шутка, называется…

II

Когда облегчённый на сто тысяч долларов мандарин удалился, отвесив свои три с половиной поклона, мистер Додж, рассовав пачки по карманам, вызвал по сотовому телефону своего лучшего агента Грассера.
Через четверть часа Грассер предстал перед боссом при шляпе и в такой стандартной одежде, что его внешность очень трудно было бы запоминать и идентифицировать. Мистер Додж поправил на голове густую каштановую шевелюру, словно она мешала ему дышать в таком зное, и стал озадачивать агента:
– Сегодня после полуночи проникнешь в офис лакокрасочного магната Хопкинса. Видел такой гипсовый двухэтажный особнячок с колоннами на берегу залива? Охраняет его всего один человек, он находится в дежурке за пультом дистанционного наблюдения. Вот план второго этажа. В этом углу кабинет главы фирмы. В кабинет можно попасть лишь через зал. В зале установлена камера наблюдения, отключишь её. В кабинете у северной стены стоят два одинаковых сейфа. Вскроешь левый. Там найдёшь черный пластиковый пакет и доставишь сюда. Если будешь обнаружен, выбирайся смотря по обстоятельствам, можно через окно по верёвке. И – никакой «мокрухи»! Выполнишь задание – получишь десять тысяч гринов, подоходный налог не буду взымать, ха-ха!.. Жду тебя завтра утром здесь не позже десяти. Всё запомнил?
Агент, как школьник, повторил задание.
– Сверим часы, – раскрыл мистер Додж серебряный брегет. – Сейчас два сорок пять. У тебя целых полдня на подготовку. Действуй!
Едва агент вышел за порог номера, в него устремилась с передвижным столиком, заставленным снедью, горничная: беличий разрез глаз, фирменный халатик с претензией на откровенность.
– Кока-кола, джин с тоником, чипсы, гамбургеры! – привычно перечисляла она.
Мистер Додж экспертно осмотрел её безрельефную фигурку и разочарованно пробормотал:
– Ни одной сиськи!..
– Что вы сказали? – беличьи глазки горничной стали пантерными.
– Это я так, мысли вслух…
– Я бы посоветовала вам думать не вслух, а «про себя», тем более когда – про меня…
– Оставьте всё! – нетерпеливо махнул рукой мистер Додж в сторону снеди. Он не любил, когда его поправляли. – Запишите на мой счёт. Мерси!
Уничтожив ланч за компанию с телохранителем, мистер Додж вызвал по мобильнику вертолётик-такси, и скоро тот застрекотал над крышей гостиницы.
– Я удаляюсь до восьми вечера по делам.
Чёрным ходом мистер Додж поднялся на плоскую крышу гостиничного комплекса. Вертолётик вобрал в своё нутро богатого пассажира, стронулся с жёлтого посадочного круга и полетел над однотипно горделивыми небоскрёбами мегаполиса.
В четыре часа мистера Доджа можно было увидеть в подвале банка «Джонсон-лимитед». Здесь он опорожнил свои карманы в пользу именной ячейки Хопкинса.

III

Конец рабочего дня. В кабинете своего офиса по-спортивному подтянутый глава лакокрасочной фирмы Хопкинс оглядел себя в зеркале: чёрный пиджак, по краям которого проглядывает белая пижонистая окантовка, гладчайшая лысина. Он почесал бильярдный шар головы и, подойдя к столу, нажал кнопку вызова секретарши:
– Направьте ко мне охранника Таратини! Кстати, завтра до обеда меня не будет…
В дверь кабинета еле протиснулся человекообразный гамадрил. Из коротких рукавов униформы торчали волосатые руки-крюки, на поясе отдыхала резиновая дубинка.
– Сегодня придётся подежурить и в ночную смену, – обрадовал вошедшего Хопкинс.
– Я и так целый день на ногах, шеф! Отбивался на проходной от кредиторов, как велели, – запротестовала глыба.
– Сверхурочные в тройном размере.
– Тогда другое дело!
Секретарша, подслушивая за неплотно прикрытой дверью, передёрнула обнажённым плечиком: почему снова дежурить этому слону? Таратини самый тугоумный охранник. И за что такому тройная оплата?..
Когда охранник как обычно выпрастывал свою фигуру из узковатой для него двери кабинета, у его хозяина всякий раз возникало скромное желание помочь ему каблуком по «ватерлинии», но это было слишком рискованно. «Можем оказаться в разной весовой категории, ха-ха!..»
Едва дверь захлопнулась, Хопкинс удовлетворённо прищёлкнул пальцами: ловкое накручивается дельце! Не зря он изобрёл бесследный зелёный окрашиватель для героина. Бесследный, потому что не остаётся следов посторонних примесей. Можно смело запускать легенду, что порошок кайфа вырабатывается хоть из помёта летучих мышей. Дела фирмы, доставшейся Хопкинсу от отца, последнее время шли из рук вон плохо, того и гляди обанкротишься. Снова надо изворачиваться. А эта лохотронная сделка принесёт миллионную прибыль.
Хопкинс раскрыл серебряный брегет. Пора возвращаться, чтобы вечером быть на месте…

IV

Таратини глазел на дюжину мониторов, на которых застыли бездвижные интерьерные картинки. Какая-нибудь из них оживала лишь тогда, когда включали режим поворота телекамеры.
Поставить бы какой-нибудь боевичок, а лучше комедию, скукотища!.. Но чёртова инструкция не позволяет. Почему, спрашивается, продлили моё дежурство? Сменщик, вроде бы, не собирался отпрашиваться. Снова какой-нибудь влюблённый Ромео разорит клумбу у парадного подъезда, а этот скряга Хопкинс не только не выплатит сверхурочных, но и премии лишит. Что-то он расщедрился – «тройная такса»! Не похоже на него…
В это время Грассер чуть было не заснул в клумбе, сквозь розы которой он вёл наблюдение за доверенным ему особняком. Сморгнув дремоту, он под звёздно-полосатым небом пересёк заасфальтированный двор, подошёл к подсобке и неслышно отжал дверь приспособлением домушника. В подсобке был ход к лестничному маршу, ведущему наверх. Лестница уж точно под прицелом телеглаза. Значит, надо ждать, пока охраннику не приспичит по нужде, и тогда можно будет проскочить на второй этаж.
Пару часов Грассер истуканил в неромантичной подсобке, прислушиваясь к смачным зевкам охранника и его чертыхательному постукиванию дубинкой по крышке стола – дежурка размещалась в застеклённой пристройке рядом с лестницей. Наконец, послышались тяжело полирующие пол шаги по коридору в направлении клозета. Грассер бесшумным кошачьим маневром преодолел оба лестничным марша и надавил на дверь, ведущую в зал. Она была не заперта. Едва он охватил взглядом просторный зал, как шаги охранника бумерангово дошлёпали до дежурки. Грассер успел нашарить профессиональным глазом глазок телекамеры на стене, оклеенной клетчатым полипропиленом. Электронное око бдило под самым потолком. Чтобы прикрыть веко этому оку, нужно как минимум подставлять стул. Но теперь уж поздно, охранник явно вперился в свои мониторы.
Что предпринять? Мимо камеры не прошмыгнёшь – не прозрачный. Значит, надо придумать что-то остроумное, даже ослоумное. Такое, чтобы это сразу оглушило охранника. Такое, чего он ещё не видел…
Таратини, впечатавшись телесами в вертящееся кресло, от нечего делать смаковал в памяти немые фильмы Чарли Чаплина. Вот бы снова полюбоваться, как комик падает репой вниз в узкую яму с водой и болтает в воздухе своими ужасающе растоптанными штиблетами. Или как заворачивает гайки огромным ключом на резвом конвейере. Или как он обедает варёными башмаками, покоящимися на тарелке. Вот хохма!..
Грассер, словно прочитав заветные мысли охранника, задумал импровизацию, хотя никогда не мечтал об актёрском амплуа. Для этого он перед тем, как войти в зал, снял шляпу.
В болотистом свечении на ближайшем мониторе перед скучным лицом Таратини надоедливо мозолил глаза уменьшенный в эн раз и бочкообразно перекошенный широкоугольником пустующий зал. Вдруг по его вощёному полу карикатурно заковыляла на четырёх конечностях замысловатая фигура в стандартном костюме, а на отпяченном заду красовалась шляпа.
«Неужели это неизвестная серия Чаплина? – раскрыл жмурые глаза Таратини и довольно захрюкал, его жирный подгрудок так и заколыхался. – Во даёт, каналья! Где это видано – чтобы шляпа на заднице?..»
Четвероногая фигура лихо доковыляла до двери в кабинет, выпрямилась, уронив шляпу, и стала ковыряться в замочной скважине. Вскоре это видение исчезло за поддавшейся дверью.
– Олух! – опомнился Таратини. – Какое ж это кино! Это кто-то влез в офис, вот что это такое!..
Охранник, свистя дубинкой в воздухе, тяжко загарцевал на второй этаж. Дверь в кабинет, вернее, в его секретарскую прихожку была заперта. Не померещилось ли всё это «кино»? Или здесь завёлся четырёхногий домовой? Таратини снял с пояса связку ключей и вставил нужный в замочную скважину. Дверь оказалась вовсе незамкнутой, однако она всё равно не поддавалась. Значит, её забаррикадировали изнутри. Охранник налегал литым плечом на дверь, но всё тщетно, видно, она была придавлена шкафом.
Под аккомпанемент кулачно-каблучной дроби в злосчастную дверь Грассер колдовал отмычкой возле правого сейфа. Бронированная штука артачилась, хотя обычно для Грассера «укрощение строптивых» было делом двух минут. Ни одна отмычка не подходила. Забаррикадированная им дверь уже трещала под напором ретивого охранника, отлетали и шлёпались на пол верхние филёнки. Временной лимит катастрофически исчерпывался.
Грассер поискал в карманах ещё отмычек, но их больше не было, лишь в руки попалась шариковая ручка. От злости он сунул её в замочную скважину, и – чудо! – дверца открылась. В сейфе, оказывается, был установлен хитрый замок, реагирующий блокировкой на проникновение любой отмычки. А пластмассовая авторучка обманула электронную схему, и та от неожиданности дала сбой.
Агент выхватил из сейфа пластиковый конверт и едва успел его засунуть под рубашку, как в проломанную дверь протиснулся темный, неприлично упитанный силуэт и угрожающе рявкнул невидимым ртом:
– Быстро мордой на пол, иначе перешибу надвое дубинкой!..
Грассер кинулся к окну, чтобы выскочить на балкон. Выбил кулаком самую широкую шибку, потом разбил стекло в следующей, выходящей наружу раме. Но юркнуть в эту амбразуру, ощерившуюся прозрачными клиньями осколков, уже не успел. Охранник щедро одарил спину Грассера резиновым ударом. От такой щедрости захватило дух. Агент рухнул на пол, но не растерялся, сгруппировался и, приподнявшись, ловко нырнул щучкой промеж расставленных ног охранника. Пока тот разворачивался, как трактор, Грассер уже выскользнул в зал.
Теперь тем же маршрутом надо выскочить на улицу. Но не тут-то было. Толстяк вопреки всякой логике оказался проворным преследователем. Он бегал за Грассером по комнатам, щекоча его концом дубинки. Наверняка бы догнал, если бы не застревал в дверях и ему не мешал нагибаться курдючный живот.
У Грассера уже была отбита левая рука и сломана как минимум пара рёбер, но межэтажный кросс всё продолжался. Каким-то чудом Грассеру удалось заскочить под лестницу в подсобку. Он одной ногой уже был на улице, но внезапно за пиджак сзади ухватилась мощная рука и потащила его назад. Грассер находчиво расстегнул пуговицы, выгнул руки назад и выскользнул из пиджака, оставив его на память неугомонному охраннику…

V

С раннего утра мистер Додж за своей пуленепробиваемой ширмочкой ожидал агента Грассера. Время уже вышло, но агента всё ещё не было. Неужели этот недоносок Таратини сдуру справился со своими обязанностями и смог задержать ночного взломщика? Сорвёт весь план.
А Грассер, побитый и измочаленный, подворотнями и переулками добирался до гостиницы, избегая встречи с копами, которые в таком виде сразу упекут его в кутузку выяснять личность. Обнаружат подозрительный пакет, и плакали тогда денежки. Можно было бы взять такси, но заначка осталась в пиджаке.
На последнем дыхании Грассер под буровым взором администратора гостиницы проковылял к номеру «люкс» и бессильно рухнул под дверью. Лёжа он начал отстукивать здоровой рукой слуховой пароль, но длинный, с бесконечной лентой полосатого коврика коридор закувыркался в глазах, и Грассер сбился со счёта, ожидая, когда пройдёт головокружение от успехов.
Мистер Додж услышал долгожданный стук в дверь, но насчитал всего 145 ударов. Что-то тут не то, это чужой пароль! Телохранитель Слейд во всеоружии занял место у двери, три боевика, взятых специально для этого случая, с навороченными автоматами наперевес заняли позиции по углам комнаты.
После затяжной паузы под дверь просунули измятый пластиковый пакет. Слейд осторожно поднял его и подал боссу. Мистер Додж узнал заветный пакет, обрадовано раскрыл его. И тут же его челюсть отвисла почти до средней пуговицы пиджака. В пакете вместо тетради с заранее заготовленной наукообразной абракадаброй технологии изготовления нового зелёного героина был единственный листочек.
– Моё ноу-хау – рецепт яблочного пирога! Я хотел запатентовать его и преподнести жене на день рождения, – взвыл босс, но спохватился, хотя по бездумным лицам присутствующих понял, что до них ничего не дошло.
А «про себя» подумал: «Придурок Грассер перепутал сейфы.Но ведь к правому сейфу невозможно было подступиться ни с какой отмычкой, вот загадка! Кто же тогда подсунул пакет?..»
Неожиданно за дверью раздались многочисленные, почти строевые шаги и послышался удивлённый голос Чан-Чая:
– Мистер Большой, что такой случилось? Под дверь кто-то отдыхать, наверно, пьяная… Вы слышать меня?..
Хозяин апартаментов мимикой смачно «выразился», – китайцы заявились на полчаса раньше установленного времени. Сделка срывается, надо уносить ноги.
За дверью снова гортанно заудивлялся Чан-Чай:
– Эй, вы тама! Зачем играть молчанка? Мы можем делать «бах-бах»!..
И через минуту:
– Нет, мы лучше сажать вас мешок и бросать к нога хазяин, он вам будет показать… Долго-долго умирать…
Мистер Додж указал одному из боевиков на подствольник:
– Ну-ка шарахни хорошенько из этой штуки слезоточивым зарядом! Слейд, посторонись, если, конечно, не горишь желанием побыть мишенью, ха-ха!..
Все лишние следом за боссом чёрным ходом направились на крышу гостиницы. В апартаментах раздался оглушительный хлопок. Отстрелявшийся боевик, зажав рукой рот и нос, тоже вылез из люка на прожаренную солнцем крышу.
Мистер Додж мгновенно просчитал ситуацию: ничего, что не миллион, сто тысяч тоже деньги, если… Если ими не делиться с подельниками. Их он не раз задействовал в разных хитроумных авантюрах. Но сегодня произошёл крупный прокол.
– Форс-мажор! Оружие оставим здесь, все издержки оплачиваю! – отчеканил мистер Додж, старательно сохраняя на лице уверенное выражение. Он вынул из кармана спецпилюли, убаюкивающие волю. – Проглотите по таблетке, сейчас займёмся телепортацией, как я вас учил на занятиях. Станьте на самый край крыши и представьте себе порт. Встречаемся там у пивной…
Боевики, побросав в люк оружие, прямо в перчатках взялись за руки и с закрытыми глазами замерли на краю бездны.
– Представили порт? Вперёд! – скомандовал босс.
Боевики шагнули в пропасть, но не взмыли ожидаемым курсом, а почему-то рухнули вниз, как простые смертные. По характерному всплеску Слейд определил, что они шлёпнулись в бассейн. Свою таблетку он на всякий случай не проглотил, а держал за щекой. «Удар о воду с большой высоты начисто отбивает память», – вспомнил Слейд постулат из специального учебника, по которому он готовился в телохранители.
– А ты почему ещё здесь? – спросил мистер Додж, старательно гася шельмовинки в глазах.
– А вы?.. Давайте вместе…
– Я передумал. Привык к более традиционному способу передвижения, – босс покрутил пальцем над собой, изображая вертолётные лопасти. – Давай не робей! Это только кажется, что ребятки сиганули вниз, они уже пьют пиво в порту, ха-ха!..
Едва мистер Додж отвернулся от назойливого солнца, набирая на бликующем мобильнике номер вертолётного таксопарка, Слейд, вовремя заметив спасительно выступающие на краю крыши перильца, бесшумно, двумя хорошими шажками длинных ног добрался до пожарной лестницы и скрылся с заботливых глаз босса: повис на стене выжидающим пауком.
– Эй, где ты? – спросил мистер Додж, оглянувшись. – А-а, тоже нырнул в бассейн, туда и дорога… Меньше народа – больше кислорода, как говаривал мой отец…
Вертолётик с шашечной эмблемой на борту унёс мистера Доджа в небеса.
Через десять минут мистер Додж высадился на пляже. Едва летающее такси исчезло за гранёными столбами небоскрёбов, он зашёл в пляжную переодевалку. Там он вывернул наизнанку белый пиджак и снова надел его, пиджак превратился в чёрный. Ослабил галстук, расстегнул рубашку на груди и вытащил из-под неё подушку. Бросил её под ноги, с удовольствием пнув за хорошую службу. Отклеил накладные усы, снял с лысины парик и бросил этот маскарад в мусорную корзину. Из кабинки вышел подтянутый магнат Хопкинс.
«В Чайна-тауне сроду не догадаются, что я сам у себя попытался похитить рецепт зелья, которого к тому же не существует, – мажорно подумал Хопкинс, шагая в сторону своего офиса, до которого было пять минут ходьбы. – Придётся справлять поминки по Доджу, в которого многие уже поверили…»
И усмехнулся, с блеском подтверждая свою характеристику, мысленно выданную ему охранником Таратини: «Пусть в гостинице попробуют овеществить чек на имя несуществующего мистера Доджа, ха-ха!..»

VI

Когда винтокрылое такси снялось с крыши гостиницы, Слейд заработал паучьими конечностями, спускаясь с верхотуры на грешную землю. Возле бассейна какие-то люди приводили в чувство «телепортационников» с бессмысленными глазами. «А мистер Додж шутник: телепортация от слова «порт». Придумать же такое!..»
Слейд, выплюнув таблетку, поспешил прямиком домой к своему письменному столу скорее писать этот рассказ, давно подозревая, что у него завалялись незаурядные писательские задатки, а телохранительство – не его профиль…
0

#43 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 07 февраля 2018 - 20:10

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

42

ПОЛУСТАНОК

В полусотне ярдов от забытого действительностью полустанка с выгоревшей дотла вывеской, на окруженной чертополохом крошечной лужайке, крошечной, как окружающий мир её, играла с куклой девочка десяти дел. Мимо неё, почти рядом, равнодушные к детской забаве сами себя несли в никуда бесконечно ржавые рельсы. И были столь стары они, что, кажется, прерви кто-то эту дряхлую бесконечность, изыми из неё короткий миг, дабы приучать округу к обеду или пожару, выдавить он смог бы только безликий, лишенный эха звук. Девочка сидела на чёрной шпале, занимаясь важным делом. Она брала куклу, клала её слева от себя. Потом поднимала, отряхивала ей платьице, выговаривая за неряшливость, и после незамысловатых манипуляций, обозначавших эпизод жизни ещё более неразумного чем сама существа, укладывала куклу справа от чёрной, словно вырубленной из плиты антрацита, шпалы. Позже все повторялось. Маленькие пальчики с въевшейся под ногти грязью перебирали тряпичную игрушку, а подол испачканный землей розового платьица колыхался в такт движениям. Головки чертополоха как бессменные часовые наблюдали за этим без протеста и свойственного всему колючему снобизма. Были они, если говорить откровенно, свидетелями и более бестолковых обстоятельств.
Детская игра в окружении шипов - событие, исключающее даже самую призрачную связь между прошлым и будущим. Есть только настоящее: игра в розовом платьице в окружении чертополоха на пустыре перед забытым полустанком, под небом, обещающим дождь.
И он пошел. Сначала робко - трогающий, сомневающийся, просящий разрешения, словно девственник перед навязанным ему свиданием. Потом, сообразив, что к нему относятся со смирением, зачастил навязчиво и пошло. И было что-то скабрезное в этом перестуке в престарелых листьях и учащающемся скрипе ветвей... Под звуки эти уже насквозь промокшая девочка прижимала к груди куклу и рассказывала ей о перипетиях судьбы. О коллизиях человеческих отношений и чертовски непредсказуемом прогнозе погоды на это лето. Сидела ссутулившись она, поджимала тоненькие плечи, как нелетающая птица поджимает зазря выданные ей господом крылья и смотрела перед собой, выдавая взглядом ужасную тайну своего бытия. Тайну, хранительницей которой, окажись полустанок чуть более людным, а чертополох немного разговорчивее, вряд ли бы хотела быть: за ней не придут.
- Ты потерпи, Берта, - шептала она кукле, - дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Всё бывает… Всё бывает…
Из шелестом выражавшего свое недовольство леса вышел человек лет двадцати с армейской винтовкой за спиной. Морщась от неуюта и сбивая военными сапогами фейерверки брызг с чертополоха, зашагал в сторону полустанка. Намеревался он переждать там непогоду, съесть бутерброд с колбасой, запить вином его и высушить у костра одежду в том маловероятном случае, при котором не оказались бы сырыми спички. Не отрывая от покосившегося полустанка взгляд, шагал он, сдувая, как если бы сдувал с одуванчиков пух, стекающую в рот с лица влагу.
Ветер бесновался и в ответ на такое несерьезное сопротивление бросал потоки воды в разные стороны. Он словно встряхивал покрывало, полное блестящей пыли. И покрывало это, стремительно меняя форму, хлопало в воздухе и вышибало суть из самого себя мириадами стремительных капель. Это был не дождь, это была сумасшедшая пляска познавшего первый секс девственника, робкого до и одуревшего от осознания собственной мужественности после.
- Проклятье, - в десятый уже, наверное, раз повторил мужчина. И тут же не задержался с одиннадцатым: - Дьявольщина…

И вдруг он остановился, позабыв и о дожде, и о желании донести сухими спички до здания полустанка. Окажись в эту минуту под ногами ухмыляющийся лепрекон с чугунком золота под мышкой, удивился бы мужчина куда меньше.
Девочка не испугалась, лишь на какое-то мгновение прекратила дрожать плечами. Но потом кукла в руках её снова затанцевала джигу.
- Как тебя зовут, крошка, и что ты тут делаешь? - выстрелив фонтаном набежавшей в рот воды, прокричал мужчина.
Она замерзла. Так замерзла она, что вокруг губ её на синем лице появился белый ободок отчаяния.
- Пресвятая богородица, - пробормотал мужчина, - вразуми, объясни, что здесь делает ребенок!
Сбросив на землю винтовку, отстегнул он пояс с подсумками. Не было бы нужды раздеваться, да причиной тому была маленькая девочка и решивший вдруг стать мужчиной дождь. Рванув на себе куртку, мужчина свалил её с плеч и, пока не растворилось в морозном октябрьском воздухе хранящееся в ней тепло, накрыл девочку. Поднял на руки и побежал к полустанку.
- Глупость какая… - хрипел он, бросая в лицо ей брызги воды. – Мерзавец бегает по лесам, не оставляя следов! С ума сойти. Убийца, проклятый дождь и дети на дороге… А теперь я ещё и крыши не вижу!
Через полчаса, когда над головой их завис сооруженный мужчиной навес, когда одежда высохла, и колбаса показалась девочке самым вкусным, что ела она за все то время, что помнит себя, оказались оба они предрасположены к беседе.
- Как зовут вашу подружку?
- Берта, - помня ещё вкус колбасы, улыбнулась и ответила Дженни.
- Не очень-то опрятна Берта, вы не находите, маленькая леди? - вопрошал он, лежа на боку с флягой в руке.
Девочка удивилась, и удивление это показалось мужчине женским, всеобъемлющим, исчерпывающим.
- Может ли быть такое, чтобы вы не видели, насколько мала она для ухода за собой? Я просто не успела привести её в порядок, вот и всё.
- Но не может быть и того, чтобы подружка Берты - маленькая леди - оказалась на пустыре в одиночестве, - возразил он. – У каждого есть свой покровитель. У Берты есть маленькая леди, у дождя есть ветер, у королевства есть королева… Чёрт бы его побрал! – воскликнул он, смахивая с рукава выползшего из норы одуревшего от предчувствия всемирного потопа паука.
- Вы ведете себя в присутствии дам недостойно, - отметила девочка, потупив взор и смахнув с губы приставшую крошку хлеба. Платье её розовое сохло на раскалившемся от огня суке, и теперь девочка бдительно следила, чтобы куртка, в которую она была завернута, не распахивалась. Сложные обстоятельства, заставившие её оказаться наедине с мужчиной, да ещё и оказавшись впоследствии раздетой, не казались ей зазорными. Головку свою она держала гордо и независимо, демонстрируя превосходство женского достоинства перед обстоятельствами.
- Прошу прощения, - мужчина склонил голову, признавая оплошность, - за две недели присутствия в ваших краях одичал я самым решительным образом.
- Человек дичать не должен, потому как человек он.
- Да, конечно, - сдерживая насмешку, пробормотал он, - но понаблюдал бы я за вами, маленькая леди, когда бы вы не мылись тринадцать дней.
- Я не мылась тысячу дней, - возразила девочка и, тая в уголках губ улыбку, посмотрела на возвышение стены, по которой долбили, не переставая, капли. Ударяясь, вода облегченно лишалась гнева, и уже спокойно и расчетливо сливалась со скользящим по бревнам потоком, придавая насквозь просверленному жуками дереву лакированный вид.
Мужчина допил вино и потряс флягой. Она была пуста.
- Простите, маленькая леди, что за усталостью никак не могу задать главный вопрос свой. У Берты есть вы. А кто есть у вас?.
- У меня нет никого, - спокойно ответила Дженни.
- Что вы подразумеваете под этим?
- То, что говорю. У меня нет никого кроме Берты, но не о ней ведь вы спрашивали?.
- Я спрашивал, простите, о родителях ваших, - оглушено пробормотал мужчина.
- У меня нет родителей. Я Дженни из клана МакНаман, но клан этот прекратит свое существование. Прошлой осенью отца моего задрал в лесу медведь, а мама умерла от чахотки. Поэтому мы с Бертой.
Мужчина долго молчал, глядя то на девочку, то на начинающее светлеть в щелях между досками небо.
- Где же вы живете?.
- Ещё нигде. Мама умерла утром, когда мы шли к ближайшей деревне.
Мужчина привстал и сунул в зубы мундштук пустой трубки. Как оказалась она в руках его, он и сам не мог сейчас объяснить. Привыкший сосать трубку в минуты крепких раздумий, он нашел её в кармане столь быстро, сколь быстро не нашел бы на себе ножа, ворвись в домик хайландеры.
- Тогда следует понимать, что мама… где-то неподалеку?
- Я похоронила маму за железной дорогой, - спокойно, словно о предстоящем празднике урожая шла речь, произнесла девочка. И вдруг голос её потух. – Мне стоило это немалых сил, сэр…
Мужчина присмотрелся и увидел на глазах её слёзы.
Их обоих вывел из оцепенения звук мотора, скрип тормозов и топот. Поднявшись на ноги, мужчина вышел на крыльцо и спустился по его качающимся, потерявшим от сырости скрип ступеням.
- Вы должны были приехать час назад, Уилки.
- Я приехал на то место в лесу, что вы указали, сэр, в назначенное время. Вас там не было, - чеканил кто-то. – Согласно вашей инструкции я направился к полустанку, обозначенному на карте как «Объект Фокстрот» и нашел вас здесь.
- Вы с ума меня сведете своей исполнительностью, - недовольно пробурчал мужчина. - Ступайте в дом и заберите в машину девочку, что сидит на полу. По приезде вы передадите её воспитательнице моего брата Эндрю…
Через одиннадцать лет он, принц Брайан Честертон, восьмой в очереди претендент на английский престол, будет сидеть в библиотеке напротив воспитанницы королевского двора Дженни МакНаман и говорить:
- Дженни… Милая Дженни… Боясь оскорбить вас этим признанием, я прошу руки вашей, как может просить влюбленный в вас мужчина. Я не могу забыть тот дождливый день, когда вы сидели в куртке моей, ребенок, одинокий ребенок, и рассказывали о своей жизни… Простите. Простите, кажется, я сбился… Я не знаю как сказать, в последний раз мне приходилось говорить об этом давно, и слова похожие на эти не соответствовали событию… как я теперь понимаю… - Честертон взволнованно растрепал на голове волосы. - Вы можете позабыть этот разговор сразу, как только он состоится. Вы можете презирать меня, я стерплю и в дальнейшем постараюсь уберечь вас даже от взглядов своих. Вы можете отказаться от общения со мной. Но я не могу не сказать вам, что люблю вас! И весь я, все мое состояние и вся жизнь моя принадлежат отныне вам. А теперь поступайте так, как подсказывает вам сердце ваше…
Склонив голову, Честертон ждал. И кровь прилила к вискам его, заставляя слушать раздающийся в висках частый барабанный бой.
- Брайан…

Он поднял голову и увидел глаза её, блестящие от слез. Однажды он уже видел слезы на этом лице. Казалось, и руки Дженни, держащие томик Китса, дрожали как в тот октябрьский день.
- Брайан… Мне не нужно состояние ваше. Вы хотели услышать ответ мой, так получите его: я люблю вас, - она засмеялась, и растопившийся хрусталь лавой ринулся из глаз её к губам. - С того самого момента, как грелась в куртке вашей и думала о том, что мольбы мои о рыцаре, таком желанном в день смерти моей матери рыцаре, который должен появиться у рельсов и забрать меня с собой, услышаны… Возьмите меня с собой, Брайан…
И она заплакала от счастья.
Они обвенчались в церкви той деревушки, близ которой Честертон обнаружил Дженни. Они поклялись любить друг друга, пока смерть не разлучит, и молодой священник Антонио благословил их.

…А дождь бил беспомощную землю, распластывая по ней траву и сбивая с чертополоха бестолковые головки. Казалось, не будет конца этому безумию. Девочка в прилипшем к телу розовом платье, девочка, которой уже дышать было трудно от сковавшего её легкие холода, сидела на шпале брошенной несколько десятков лет назад железной дороги и ручки её, лиловые от холода и беспомощности, сводило судорогой.
- Ты потерпи, Берта, - шептала она кукле, - дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Всё бывает… Всё бывает…
Прямо из леса вышел на неё, закрывая лицо от хлещущих наискось струй, мужчина. Постояв несколько мгновений и присмотревшись, он двинулся вперед, обозначив конечной точкой своего маршрута брошенный, покосившийся, с обвалившейся по всему периметру крышей полустанок. И так бы шел он до самого крыльца, но вскоре остановился, пытаясь осознать увиденное. Прямо перед ним, на блестящей чёрной шпале, сидела в розовом платьице маленькая, лет десяти, девочка.
- Кто ты? - глухо прокашлявшись, спросил он, мужчина лет тридцати, с короткой бородой и шрамом через все лицо.
- Я девочка, - ответила она, изо всех сил пытаясь соответствовать представлению незнакомца о логике получаемых ответов на заданные вопросы.
- Какого дьявола делает девочка здесь в эту пору?
- Мужчине не пристало так разговаривать с детьми, - стуча зубами и трясясь как в западне, едва слышно проговорила Дженни. Мужчина её пугал, черты его были вызывающи и грубы, в руке он держал сочащуюся кровью лохматую козью ногу, но казалось девочке, что разве только разверзшиеся небеса могли сейчас напугать её больше молний, полыхавших в них.
- Где твой отец? - спросил неизвестный, вытирая лицо мокрой шляпой.
Она сказала, что отца нет у неё, ибо прошлой осенью во время охоты погиб он, пытаясь одолеть медведя, что же касается матери, то мужчина, если в силу воспитания своего не привык верить детям на слово, может перешагнуть через рельсы. И тогда, вставши над могилой, осенит себя догадкой. И станет понятно ему, почему девочка сидит здесь и не знает, куда ей следует идти. Подумав, она добавила, что они с Бертой проголодались, и неплохо было бы им выпить чего-нибудь горячего, например, чаю.
Кое-как обустроив жилище, Генри Уокен, беглый каторжник, зажарит козью ногу, выпьет вина, поужинает плотно, выйдет на улицу, чтобы покурить и, насколько хватит взгляда, внимательно осмотреть прилегающие к полустанку окрестности. Потом вернется и надругается над Дженни МакНаман.
Её найдет деревенский учитель Уоррен Дикси, отправившийся вслед за священником Антонио, обязавшимся по просьбе одной из прихожанок разыскать сорвавшуюся с веревки козу. Труп священника с перерезанным горлом Дикси найдет у самой опушки рядом с убитой козой. Оглушенный событиями, он даже не удивится, когда в домике брошенного полустанка обнаружит находящуюся далеко от собственного сознания девочку. Он принесет её на руках в деревню, и через четверть часа все считающие себя мужчинами выйдут на поиски мерзавца. Генри Уокен улизнет от погони, и лишь спустя долгих одиннадцать лет закончит жизнь свою на виселице за страшные преступления – убийство двух женщин в придорожной гостинице и священника в лесу. Долгих шесть месяцев загнанный зверь будет скрываться от солдат Её Величества в лесах, питаясь кореньями и ягодами, и еще десять лет скрываться в лесах близ Дарлингтона, промышляя кражами скота и домашней утвари. Но второго апреля 1947-го года Генри Уокена схватят и по приговору королевского суда – редкий случай для тех времен - повесят на глазах жителей Дарлингтона. И в приговоре том ни слова не будет сказано о надругательстве над ребенком, поскольку жители деревни, принимавшие участие в охоте, дадут друг другу слово никогда, хотя бы и под страхом смерти, не выдать правды о судьбе девочки.
Отыскавшая покой повзрослевшая Дженни сыщет себе славу деревенской красавицы. Но не мужчины интересовать её будут, а то, что жило внутри неё и тревожило, трогая сердце. Складывая стихи и записывая их в старую толстую тетрадь в коленкоровом переплете, с которой она, как и с цветными карандашами, никогда не расставалась, Дженни сутки напролет будет проводить вдалеке от деревни и взглядом сухим, полным безбрежной и безутешной тоски, - взглядом, ищущим что-то потерянное, знакомое, но забытое, - смотреть с холма на равнину. В мае 1950-го года к ней посватается молодой человек, и она скорее от желания поскорее покончить с одиночеством, чем по любви, отдаст ему свою руку. И горько плакать будет в 1979-ом, когда муж её, композитор и певец её стихов, погибнет в нелепой автокатастрофе.

…А дождь продолжал свою ужасную симфонию, вбивал в землю тугие как струны струи воды, сбивая кору с деревьев и вымывая с корнями чертополох. И уже несколько раз молния, ударяя в лесу в задранный конец ржавого рельса, прохаживалась мимо спины сидящей на чёрной потрескавшейся шпале в нескольких сантиметрах от девочки. В прилипшем к телу розовом платье, от воды и страха хозяйки превратившемся в бледно-красное, она, теряющая сознание от холода, качала на руках тряпичную куклу и смотрела перед собой отрешенным, не имеющим ничего общего с детством, взглядом.
- Ты потерпи, Берта, - бормотала она серыми как голубиное крыло губами. - Дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Всё бывает… Всё бывает…
- Что ты делаешь здесь, дитя? - услышала она голос и почувствовала, как на плечи её, сначала ошпарив холодом, а потом окатив теплом, легла чья-то куртка. Подняв уже непослушный взгляд, Дженни увидела человека в черном костюме и белой полоской на воротнике.
- Святой отец, меня зовут Дженни, - клацая зубами, проговорила девочка. – А это – Берта…
- Господи Иисусе, - прошептал пастор, поднимая негнущееся тело её. – Спаси и сохрани… Дай ей силы выдержать ненастье это… Кто твои родители, ангел?..
Долгое время воспитанница храма Дженни не смела признаться себе в том, что любит. Дни и ночи проводила она подле Девы Марии, вымаливая прощения за грех, которому предалась.
Любовь Дженни к отцу Антонио была чиста и невинна, в двадцать неполных лет Дженни до сих пор не познала сладости поцелуя. К телу её не прикасались чужие руки, разве что чуть грубоватые, но желающие ей только добра руки помогавших ей раздеться сестер. Дженни любила светло и безнадежно, как может любить прихожанка выходящего из церкви священника, как Аврора может влюбиться в ангела, как Христа может полюбить позабывшая о промысле его мироносица.
- Я знаю, что чувства мои к вам не имеют значения, - шептала Дженни, случайно встретившись с Антонио в храме. - Но хочу я, чтобы вы знали, отец Антонио… Хочу, чтобы вы услышали рвущуюся из сердца песню любви моей! Любовь ранит сердце моё, как чертополох ранит ноги во время бега. Я не успеваю за бесконечностью, в которой вы пребываете. Я грешна и буду проклята – знаю - но люблю вас, и только недуг или смерть могут заставить меня не произносить этих слов… Отпустите мой грех мне, святой отец, и скажите, милый, что делать с этим...
Спустя неделю после этого святой отец Антонио отречется от сана и возьмет руку Дженни уже без условностей и стыда. И предадутся они вечному скитанию среди себе подобных…
А в ночь на второе апреля 1947-го года Дженни и Антонио, как и многие жители Дарлингтона, выйдут на площадь, чтобы посмотреть, как будет приговорен к повешению грабитель и убийца Генри Уокен, забравший жизни двух женщин в придорожной гостинице. Дженни не будет видеть, как закружат вокруг хрипящего в петле Уокена бесы, чтобы унести туда, откуда нет возврата. С закрытыми глазами стоять она будет рядом с Антонио, который заговорит тихо, но отчетливо:
- Одиннадцать лет назад увидел сидящую на рельсах маленькую девочку. Звали её Дженни… И благодарю Господа по сей день, за то что спустя столько лет разрешил он мне любить её не как священнику, но как мужчине... – он присмотрелся к толпе. - А вот и сам сэр Брайан Честертон! Одиннадцать лет искал он убийцу Уокена, и наконец-то нашел. Каждый всегда находит то, что ищет, Дженни.
Дженни подняла глаза и увидела неподалеку от виселицы высокого мужчину тридцати пяти - тридцати семи лет. Глаза его упрямые смотрели на виселицу с восхищением взявшего самую немыслимую ноту скрипача.
- Он самолюбив до отчаяния, - прошептала Дженни и прижалась плечом к мужу, - никогда бы я не смогла полюбить такого.
- Всё бывает, - в задумчивости пробормотал Антонио, - всё бывает…

…Дождь бил беспомощную землю, сминая траву и сбивая с чертополоха спесь. Казалось, не будет конца этому безумию. Девочка в прилипшем к телу розовом платье, девочка, которой уже дышать было трудно от сковавшего её легкие холода, сидела на шпале брошенной несколько десятков лет назад железной дороги…
0

#44 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 12 февраля 2018 - 21:13

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Сергей Дудкин - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

43

ТРИ ЗАВЕТНЫХ СЛОВА

Купив первую в своей жизни машину, я сразу же решил, отправиться на ней в путешествие. Посовещавшись с женой, взял на работе отпуск и долго не думая, махнул с Настей на новеньком “жигуленке” в Крым. Стояла невыносимая июльская жара, а у меня, как назло, прямо у моря случилась первая поломка,(спустило колесо) и мне пришлось, стоя на обочине дороги производить ремонт в самый солнцепек. Пока я вытаскивал запаску, жена уже стояла на смотровой площадке, с которой открывался великолепный вид на море.
– Николай, смотри какая красота! Давай спустимся вниз и разобьем там палатку. Поживем хоть немного среди этого великолепия!! – восторгалась жена, впервые увидев с высоты птичьего полета бухту Ласпи.
Берег красавицы-бухты был покрыт крымской сосной, можжевельником и кипарисами, которые узкой полоской тянулись вдоль диких ласпинских пляжей. Нам повезло, мы нашли свободное место в тени огромных сосен, прямо на берегу моря. Однако, оказались там не одни. Еще раньше нас, в этом лесочке, разбили свой палаточный лагерь молодые ученные, известного на всю страну исследовательского института. Поначалу, дружбы у нас не получилось. Они считали, что мы им мешаем проводить научные эксперименты, ну а мы думали, что это они нам мешают отдыхать. Помирило нас, как часто банально бывает, совместное вечернее застолье. А так как в отпуск я прихватил десятилитровую канистру доброго молдавского вина, то и все вопросы совместного проживания, решились положительно.
Наши вечерние коллоквиумы, за общим столом, иногда затягивались до самой поздней ночи. Вот и в этот раз, молодые ученые не желали так просто расходиться по “домам”, особенно у одного из них было сильное желание выговориться об инопланетном происхождении человека. Этот вопрос вызвал у научных работников большой ажиотаж. Спорили буквально все, перебивая друг друга. Такими азартными, я еще никогда их не видел. Каждый доказывал, свою версию создания мира!
Споры продолжались бы до утра, если б меня не позвала спать, рассерженная жена. Извинившись перед ней, за такое позднее заседание, наши руководители стали расходиться по своим местам. Только несколько самых стойких и не остывших еще как следует от спора коллег, стояли в сторонке и продолжали тихонечко вести свой бесконечный диспут. И надо же такому случиться, что бы в этот самый не подходящий момент нас всех ослепил яркий луч света, который падал вертикально на землю откуда-то с небес. Он был мощный, примерно как луч морского маяка, яркий и короткий. На несколько мгновений стало светло, как днем. Но луч света, как неожиданно появился, так и неожиданно пропал, ослепив всех на некоторое время.
Спор сразу же затих и мы стали внимательно всматриваться в сплошную темноту, от напряжения протирая глаза. Через некоторое время мы увидели, что на тропинке лицом к нам стоит высокий молодой человек, в модном спортивном костюме из белого атласного материала. Его куртка блестела не только от атласа, но и от множества металлических змеек-молний. Но самое удивительное, так это то, что волосы у него тоже были атласно белые и коротко постриженные!
Толи от страха, охватившего нас, толи отчего-то другого, мы сжались в кучку и смотрели на него словно на приведение. Но он, приветливо улыбаясь, бодрой походкой направился к нам.
– Давайте знакомиться! Я это тот, о ком вы весь вечер спорили!!- с той же неизменной улыбкой проговорил он, протягивая нам свою руку.
От его протянутой руки мы отскочили, как от электрошокера. Но он, словно не замечал нашего напряженного состояния, постоянно улыбался и всем своим видом показывал свое хорошее расположение к нам.
- Предлагаю всем желающим сходить со мной к морю и там поближе познакомиться с нашей “базой”, которая сейчас расположилась в ближайших скалках почти на самом берегу и пробудет там почти до самого утра, – продолжал с улыбкой говорить он. - Думаю, некоторым будет очень интересно ознакомиться с … – Тут он, сделал паузу и внимательно посмотрел на молодого доцента.
Мы все были в страшном замешательстве, даже не знали, что и предпринять в таком случае. А вот доцент смотрел на него, словно как на бога. В целом мне его взгляд не понравился. Так смотрят преданные собаки на своего хозяина. Что бы как-то оттянуть время, я протянул “пришельцу” кружку с вином и с дрожью в голосе сказал.
- Сначала давайте выпьем за знакомство, а уж потом будем решать и другие вопросы.
Предложил это ему неспроста, а с тайным умыслом. Думаю, если он откажется от кружки доброго вина, то он точно не наш человек, ну а если
“примет на грудь”, то тогда наш в доску. Потом и говорить с ним можно будет на равных. Но он не отказался от кружки вина, взял ее в руки и как заправский алкаш, опрокинул содержимое внутрь. Смачно крякнул, вытер мокрые губы белым рукавом своей куртки.
Сомнений теперь быть не могло, перед нами стоял настоящий землянин и, у большинства из нас сразу же отлегло от сердца. Просто не один инопланетянин не сможет так клёво выпить, даже если б и был этому принудительно обучен. Этому нельзя искусственно научиться, этим надо жить!!
– Предлагаю выпить всем за нашего гостя! – первым возбужденно заговорил доцент и стал требовать, что бы ему срочно налили.
У меня особых возражений не было.
-«Хорошо, что все оказалось таким естественным, натуральным, а не каким-то космическим»,- думал я, разливая по кружкам оставшиеся в канистре вино.
Буквально, через минуту споры вспыхнули между учеными с новой силой. Но теперь, все взоры спорщиков были устремлены на нашего нового знакомого, как бы ставя его в положение арбитра. Но он все время молчал, и только снисходительно поглядывал на всех нас. Чтобы, как-то отойти от этой уже набившей оскомину темы, я неожиданно пожаловался «пришельцу» на свою болячку, которая последнее время меня сильно беспокоила (на локте левой руки выскочил большой бурсит).
– Друг, случайно ты не знаешь, как можно побыстрее избавиться от этого? – жалостно проговорил я, показывая ему свой распухший локоть.
Он внимательно посмотрел на мой локоть, а потом, придвинувшись почти в плотную, положил свою руку мне на загривок. Меня сразу же, как бы прошило током. От неожиданности я чуть не вскрикнул.
– К утру, болезнь пройдет, да и в целом по жизни у тебя не будет проблем, только каждый день повторяй ТРИ заветных слова, – серьезно глядя на меня, сказал он.
– Так какие же эти заветные слова!? - тупо улыбаясь, спросил я.
Загривок весь горел от его прикосновения. По всему телу пробежала теплая, приятная волна. Настроение явно улучшилось. От проявленной ко мне заботы, я с благодарностью стал его угощать вином, которое уже буквально булькало на донышке канистры. Он, как и в первый раз, не стал отказываться. Ну а потом кружка еще раз прошлась по общему кругу. Все выпили, стояли веселые и очень довольные, немного пошатываясь в такт прибоя.
– Николай, ты имеешь совесть! Сколько тебя можно ждать!? Все уже давно спят. Только ты, да еще несколько таких же выпивох, все никак не могут угомониться. Пока не выпьете все вино, не успокоитесь! Быстро спать, кому я говорю! – это моя жена, не дождавшись меня, решила прибегнуть к решительным действиям.
– Познакомься, это моя жена Настенька! – улыбаясь, сказал я, обращаясь к незнакомцу.
Но жена явно не была настроена на дружескую беседу.
- Не буду я не с кем знакомиться в два часа ночи! Прощайся с собутыльниками и пошли спать, я тебя очень прошу! Завтра рано вставать!
И как бы шутя, шлепнула ладонью по моему загривку. Подхватила меня под руку и силком повела к палатке. Я успел, только помахать рукой всем оставшимся. Раздеваясь в палатке, я что-то еще пытался прошептать ей о незнакомце и о его необыкновенных способностях, но меня она уже не слушала, просто крепко спала, заснул и я.
Ранним утром проснулся от какого-то тревожного предчувствия. Сильно пекло на «загривке», но во всем организме чувствовалось какая-то сила и мощь. Первым делом, что пришло мне в голову, так это потрогать свой локоть. Я не мог поверить своим глазам - нарыва как не бывало!! Значит, не соврал, “пришелец”, а я сомневался в его способностях. И только подумав об этом, сразу же вскочил на ноги и чтобы никого не будить, осторожненько выполз наружу. Я уже мчался вниз к морю, стараясь успеть попрощаться с ним. Но на берегу никого не было. Я пробежался вдоль берега, до тех самых скалок, о которых вчера шел разговор, но и там никого не было. Солнце еще не взошло, но чувствовалось, что вот-вот оно появится на горизонте. Бросив последний взгляд на море, решил пойти обратно досыпать, как вдруг мне что-то привиделось. Я стал более внимательно всматриваться в выступающую из моря скалу и уже четко на ней увидел ЕГО. Он стоял на самом краю скалы, что была посреди бухты. Был он все в том же атласном костюме, и мне показалось, что он мне помахал рукой. Я не сдержался и закричал что было силы:
- Скажи ТРИ слова!!!
Но расстояние было большое, и вряд ли он мог услышать, что я у него прошу. И надо же, в этот момент первые солнечные лучи заставили меня на секунду зажмуриться. А когда я вновь открыл глаза, то уже никого не было на скале!
За завтраком я молчал и с некоторой обидой смотрел на жену. И лишь когда, хорошо перекусив, высказал ей все про “пришельца” и про то, как он мне помог вылечиться, положив свою руку на загривок. Жена, услышав мои рассуждения, так сильно рассмеялась, что я еле ее успокоил.
– Ну и наивный же ты человек. Только такие простачки как ты, могут такое нафантазировать. – смеясь, проговорила она.
Но я не хотел сдаваться и в знак весомого аргумента еще раз показал всем свой локоть, на котором не было уже бурсита.
– А это как ты можешь объяснить!? – тыча ей локтем в лицо, не сдавался я.
– Очень просто. Я тебе уже три дня каждый вечер делаю примочки и накладываю на всю ночь повязку с мазью. Вот благодаря лекарствам и прошла твоя болячка, – усмехалась она.
Я задумался, но тут вспомнил про загривок, который до сих пор дает знать о себе. Потрогав его, хотел только открыть рот, что бы задать последний, так сказать решающий вопрос, но меня вновь перебила супруга.
– Даже не показывай мне свой загривок. Это я вчера ночью, когда тебя непутевого домой волокла, так для большего ускорения разок шлепнула тебе по холке, чтоб шел и не качался из стороны в сторону! Вот и дает он теперь о себе знать! — искоса поглядывая на меня, сказала супруга.
Говорить на эту тему мне почему-то больше не захотелось. Оставшееся время за завтраком, провел молча. Только жена на меня бросала все время извиняющие взгляды, но я на нее не обращал внимания, потому что думал совсем о другом.
После завтрака я пошел к доценту, который еще с двумя вчерашними спорщиками, собрались выйти в море на небольшом баркасе, для проведения научных изысканий.
– Что такие грустные!? Видно у вас головка “бо-бо” после вчерашнего!? – ехидно спросил я. – Может, стоит поправить здоровье или вы хотите весь день мучатся!? – хитро им подмигнул.
Они странно посмотрели на меня, явно чего-то не понимая. В то же время, переглянулись между собой, как бы спросив друг у друга: «Что он от нас хочет?»
Я стоял возле них и только моргал глазами. Обычно, после таких вечеров, ко мне в палатку поутру заглядывал сам, собственной персоной доцент, и тонко намекал на тяжелую жизнь, но после утренней кружечки довольный уходил к своим приборам. А вот сейчас, в его глазах такого ничего не читалось. Странное дело, еще тогда подумал я.
– С чего это мы с утра будем пить? Не дело это! У нас куча работы и мы можем не вписаться в график, а тогда точно жди еще год следующей экспедиции! – строго сказал мне доцент.
Я опять посмотрел на них и уже с определенной долей злости выпалил:
- Ты хочешь сказать, что вчера вечером ничего такого не было, и ты не просил меня лично выпить дополнительную кружку за встречу с “пришельцем”!? Кстати, а где же он сам? И куда он вас вчера ночью водил? И что он вам показывал на их “базе”?- язвительным голосом спросил я.
– Николай, ты что-то путаешь! Мы, во-первых, не пили с тобой допоздна, и это могут подтвердить все присутствующие, - он посмотрел на своих товарищей, а те в знак согласия, закивали головами. - А во-вторых, никуда ночью не ходили, ни на какие “базы”, а спали в своих палатках, - сказал он с таким отрешенным видом, что поначалу я засомневался, а было ли все это!
Доцент поднялся во весь рост и с укором посмотрел на меня. Взгляд его был строг.
– Не было ничего такого, что ты сейчас говоришь. Это тебе, видно померещилось от выпитого вина, – серьезно сказал он. – А вообще хочу тебе сказать Николай, завязывай! Срочно бросай пить, а то плохо все это для тебя кончится! – задумался и нечаянно проговорился, – вот и ОНИ об этом говорят…
– Кто они!? – схватив его за руку и с силой потянув к себе, чуть не крича в ухо, попытался я услышать хоть что-то о НИХ.
Но он уперто молчал. На нас уже обратили внимание остальные члены экспедиции, которые на тот момент были на берегу и косо поглядывали в нашу сторону.
– Оставь доцента в покое. Видишь, ему плохо после вчерашнего, – тихо на ушко сказал мне его лучший друг, но который никогда не присутствовал на наших вечеринках,– лучше налей ему стаканчик.
– Ничего мне не надо от вас и вообще… впредь не приставайте больше ко мне с этим предложением!…- как какая-то истеричка закричал он.
Бросив в лодку инструменты, повернулся и твердой походкой направился в свою палатку.
Я понял, что этот поступок дался ему с трудом, и он серьезно решил все круто изменить в своей судьбе. Поэтому в дальнейшем больше к нему не приставал с вопросами об инопланетянах, так как прекрасно понимал, что это вызовет у него море эмоций!
Только вот мне до сих пор непонятно, что же это тогда было!? Все, кто присутствовал в тот вечер, ничего не помнят (или не хотят об этом говорить) и я со своими глупыми вопросами выгляжу на фоне их, как сумасшедший. Но всегда, когда разговор заходит об инопланетянах, я с большой душевной теплотой вспоминаю разговор с НИМ. Только об одном я жалею всю жизнь, что так и не услышал от него тех заветных трех слов! Но прожив уже определенную часть своей бурной жизни, и навидавшись всего, чего только захочешь, с большой долей вероятности могу назвать эти три слова: вера, надежда, любовь. А еще большим аргументом для меня в таких случаях становятся воспоминания о моем больном локте и горячей холке, и о том рассвете на море в Ласпи, когда он помахал на прощание мне рукой.
0

#45 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 17 февраля 2018 - 15:46

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

44

СОБИРАТЕЛЬ


В самый последний миг осознание предстоящего ужаса ослепило меня. Я отшатнулся было назад, в теплый сумрак комнаты. Но не успел.
Нога скользнула по заледеневшей жести подоконника, брызнуло крошево старой краски. Рука описала судорожный полукруг и не встретила опоры. Пальцы другой с пронзительным визгом проехались по стеклу. Эта доля секунды, четверть стука сердца – это целая вечность, в которой кожа моих пальцев миллиметр за миллиметром отрывалась от оконного стекла – она отделила меня еще живого от меня уже мертвого.
Сорвавшись в восьмиэтажную пропасть, я закричал, но не услышал себя – звук унесло вверх. Холод залепил нос и рот, перекрыл дыхание. Ветром рвало кожу и волосы, резало глаза. Брызнувшие слезы превратили бездну подо мной в расплывающееся пятно. В заложенных ушах грохотала кровь.
Боль – рвущая, мучительная – стремительно скакнула от солнечного сплетения, под ребра и вверх. Сердце билось прямо в горле. Боль была уже в голове – и вдруг вспыхнула в мозгу огненной вспышкой. На краткое мгновение этот пронзительный свет выбелил мир перед моими глазами, а потом обуглился по краям неровной траурной каймой. Темнота рванула к центру вспышки, пожирая ее. Я протолкнул в себя полглотка каменного холода и не почувствовал боли. Была только тьма, а меня больше не было.
Мертвое тело с мерзким хрустом впечаталось в асфальт, брызги разлетелись широким полукругом. С канализационного люка в разные стороны порскнули голуби. Разноголосым хором взвыли сигнализации машин. И с секундной паузой к ним присоединился истеричный женский визг.
Звуковая волна этого визга ударом вышибла меня из темноты. Я осознал себя, задыхающегося, дрожащего, на подоконнике своей комнаты. Эхо визга еще таяло в ушах.
Я посмотрел вниз. Мое тело темнело на асфальте нелепой каплей. К нему со всех сторон сбегались люди. И тут все поплыло у меня перед глазами, в ушах тоненько зазвенело – моих ног на подоконнике больше не было. Были мощные мускулистые лапы, с тремя сильными многосуставчатыми пальцами. Длинные когти изуродовали подоконник глубокими вспаханными бороздами. В смятении я отшатнулся и непроизвольно взмахнул руками, задев раму окна. Пара черных перышек взметнулась в воздух у меня перед лицом, и их унесло в небо. «Я больше никогда не упаду!» – пронеслось в мозгу. Я засмеялся, глядя в серую небесную муть. Хриплый клекот мгновенно растрепал ветер.
Если бы я знал тогда, что падать – это вовсе не самое страшное…

***
– Нет!!! Нет-нет-нет… – бормотал он и отползал, пятясь задом. Хаотично вскидывая руки, заслонялся растопыренными пальцами. Всхлипывал, скулил и часто-часто икал от ужаса. Сопли и слюни, мешаясь, тянулись с подбородка тонкими обрывающимися нитями. Он видел меня. – Я не… Не надо! Не меня! Не меня!!! Не надо!!!
Они всегда сразу понимают зачем я здесь. Но все равно пытаются спрятаться, уговорить, отсрочить. Как много их уже было. Как много их еще будет. Потому что я – собиратель черных душ. Это моя работа. От меня спастись невозможно.
Приспущенные к низу расправленные крылья кончиками перьев прочертили полоски по мокрому асфальту. Клацнули когти переступивших лап. Я был так близко, что видел себя в его распахнутых глазах. Я мог отражаться только в глазах жертвы, больше – нигде.
Его зрачки – как провалы в канализационный люк. В темной глубине вспышками мелькали картинки, скручиваясь в спираль боли в голове моей жертвы. Он судорожно всхлипнул, вцепился обеими руками в волосы и засучил ногами, чтобы отодвинуться, чтобы спастись. Но я не позволил.
Я видел голые детские колени, на которые уверенно легли мужские руки, разводя их широко в стороны.
Худые лопатки, как сломанные крылья, и цепочка позвонков свернувшейся в тугой комок девочки. Лицо в коленях, руки обхватывают поджатые к животу ноги. Ногти обломаны, и пальцы – белые.
Синие шорты в клетку, носки со котятами. Ноги как у жеребенка – тонкие с выпуклыми коленками – осторожно делают шаг, и еще. «Смелее, малыш, мы просто прокатимся! Ну же, давай, тебе понравится!»
В подсыхающей глянцевой пленкой луже, уже черно-багровой по краям, боком затонул желтый сандалик с облупленным носом...
Время пришло. Текущее по-разному для нас и для живых оно, неумолимо приближалось к точке пересечения. Я повел головой, разминая шею и плечи перед полетом. В последний раз посмотрел в запрокинутое белое лицо – округлые почти женские щеки в рыжеватой щетине, мягкие губы и розовая полоска на переносице от очков. Придавил свою жертву лапой к асфальту, поудобнее перехватил пальцами, и когти глубоко погрузились в его бока и грудь. Он взвизгнул и забился. Это фантомная боль угаснувшего сознания, но для него она абсолютно реальна. Боль, которая будет с ним очень долго. Вечность.
Я сделал несколько мощных взмахов крыльями и поднял свою ношу в воздух. В повороте ложась на правое крыло, я увидел, как к распластанному на земле человеку подбежали его преследователи. Один из них рывком перевернул мертвое тело простреленной грудью вверх и несколько раз остервенело выстрелил в упор. Звук выстрелов слился с визгом тормозящей машины, и синий дрожащий свет всполохами догнал извивающуюся и воющую жертву в моих когтях. Я поднялся выше и поймал воздушный поток.

***
Я укрепился на узком отливе окна, вцепившись когтями в тонкую жесть. Моя цель – жилистый мужчина неопределенного возраста, густо покрытый татуировками, с бритым черепом и смятым лицом. Сгорбившись, он сидел на продавленном диване в глубине комнаты. Даже сквозь волнистое от многолетней грязи стекло прорывался удушливый запах сивушного перегара, табака и потного человеческого тела. Мужчина сдернул зубами тонкий резиновый жгут, бросил на пол перед собой пустой шприц и оперся локтями о расставленные колени. Осталось подождать, когда концентрация химикатов убьет человека. Много времени это не займет.
Громко стукнуло, распахнувшись, окно соседней квартиры. Я вздрогнул от неожиданности. Цепляясь руками за раму, из комнаты на подоконник выбирался мальчишка. Подросток. Я чуть сместился в ту сторону и покосился одним глазом. Толстые колени соскальзывали, и силы рук не хватало, чтобы рывком вытащить полное тело наружу. Весь он был какой-то нескладный, шумный, сопящий. Мальчишка с трудом встал на дрожащие ноги. Опасно качнулся вперед, но удержался, слепо обводя взглядом крыши домов, дымки труб на горизонте и близкое с этой высоты, подсвеченное городом небо. У мальчишки были абсолютно стеклянные зареванные глаза. Ничего он не соображал, кроме одного – как больно! Не хочу! Не могу больше… Все было на поверхности – позорное болтание на канате на уроке физкультуры, и немота у доски, и унизительный гогот класса. Брезгливо-снисходительная улыбка темноглазой девочки. И жалостливое мамы «что же из тебя получится…». Отчаяние от нелюбви к себе. Оглушающее одиночество. Но глубже я видел долгую, очень долгую жизнь, которая не случится, как только этот дурак сиганет вниз.

Я все еще помнил, как мои руки рвали залипнувшую старой краской раму окна. Как голубым бликом таяла на экране телефона смс, которая только что разнесла мне сердце. Несколько слов сделали это вернее, чем выстрел из сорок пятого калибра. Помнил, как с рыдающим всхлипом «Ссссука! Сука!» я встал на подоконнике в полный рост и…

Я не думал, что будет дальше. Не знал, какое наказание последует, и что случится со мной. Я не должен был этого делать, не должен! Но не сделать – не мог!
Я прыгнул вперед, сложным пируэтом развернулся в воздухе и несколькими взмахами бросил себя в соседнее окно. Меня несло прямо на мальчишку, и, широко раскрыв крылья, я попытался погасить скорость. Такой силой удара я бы его убил. Выставленными вперед напружиненными лапами я толкнул мальчишку так, что его мгновенно снесло с подоконника. Он тяжко рухнул в глубину комнаты, и там что-то повалилось с дребезгом и грохотом.
От толчка меня отбросило обратно. Не зацепившись, когти процарапали загремевшую жесть. Я сорвался с карниза и провалился спиной назад как глупый толстый голубь. Несколько мгновений падения ошеломили меня. Воздушный поток швырнул, переворачивая лицом вниз. На встречу неслась бездна. Рефлекторно сделав взмах, я не почувствовал привычного торможения. Холод рвал и трепал тело. Не вздохнуть, не выдохнуть. Не закричать. Судорожно забился, и в поле зрения мелькнули… руки, которыми я молотил воздух в тщетной попытке спастись. Я зажмурился изо всех сил, и ветер жестоко содрал с век обжигающие слезы. Значит … все?
Сквозь сжатые веки проступало светлое пятно. Шум крови в ушах становился слабее. Я робко втянул в себя воздух и понял, что снова могу дышать. Осторожно приоткрыл глаза и сразу сощурился, настолько ярок был свет. Вокруг ничего не было кроме потока желтоватого теплого света, который струился сквозь меня, сквозь мои волосы и растопыренные пальцы. Мне не нужны были крылья. Я больше не падал.

***
– Я подполз к окну и успел увидеть… сперва показалось, что большую уродливую птицу с толстыми ногами, а потом понял, что это человек, – Сергей Иванович приобнял и осторожно поправил на коленях теплое тельце девочки, которая слушала, распахнув глаза и от внимания приоткрыв рот. – Он был уже очень высоко и становился все меньше и прозрачнее, как будто таял. Как льдинка в реке. И… он исчез.
– Я думаю, деда, это был ангел, – после вдумчивой паузы авторитетно заявила Натка. – Только какой-то неправильный. Крыльев же у него не было? Ну вот! И потом… что же он дрался? Ангелы больно не делают!
– Чтобы спасти, иногда приходится делать больно, – Сергей Иванович улыбнулся внучке и привычным движением провел пальцем по длинному шраму от виска к подбородку.
– Ната, пирожка с яблоком хочешь? – донеслось из открытой двери, перекрывая возбужденный говор за стеной, и шарканье ног, и приветственные возгласы в холле.
– Хочу!!! – закричала в ответ Натка и спрыгнула с колен деда так резво, что тот только крякнул, оглушенный, от ощутимого пинка острым локтем. – Иду, бабуля!
Сергей Иванович посидел еще немного в тишине кабинета, задумчиво поглаживая шрам и прислушиваясь к праздничной суете в доме. Потом встал и вышел к гостям. Большая семья отмечала сегодня его семьдесят пятый день рождения.
0

#46 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 февраля 2018 - 18:52

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

45

СОН В РУКУ

Дашу попросили вышить гладью большую льняную скатерть. В русском стиле. И успеть к Новому году – подарок надо было отослать в Швейцарию.
Даша постаралась. Успела.
До срока оставался еще день. В последний раз взглянула на свою работу. Скатерть была вышита двусторонней александровской гладью. По центру - настоящее русское поле: золотистые колосья ржи, в которых прятались синие васильки и белые ромашки. Нежнейшие васильки, как живые, тянулись к солнечному золоту колосьев.
Много души и старания вложила Даша в это изделие.
Работала она вышивальщицей в известном доме моды. Кропотливый, напряженный, требующий выдумки и воображения труд увлекал ее. Под ее руками рождалась такая красота, что захватывало дух. И всегда под музыку. Как в старину, когда вышивали непременно под песню.

Уже вечерело. Выглянула в окно – и обомлела. Все в снегу – и земля, и деревья во дворе, и крыши домов, а над ними – круглая луна. Все залито ее бледным, холодным светом.
Новый год. Что принесет он? - думала Даша, вглядываясь в сгустившуюся темноту декабрьского вечера.
Даше недавно исполнилось двадцать. Жили она с бабушкой и матерью. И как всякая девушка, мечтала о любви. И о замужестве.
Улыбнулась, вздохнула - пора спать. Завтра ведь рано вставать. Вдруг случится та самая встреча, которая бывает раз в жизни? - подумалось ей.

И невдомек ей было, что прятавшийся под кроватью хитрый Дед-Мороз задумался, почесал затылок, и захотел ей помочь.

Заснула сразу. А под утро ей приснился сон…
Она торопится выполнить ответственный заказ… Его уже ждут. Закончила, бросилась с ним бежать – почему-то через белоснежное поле, туда, в лес… Густой, заснеженный. Тихо... Она одна, но ей совсем не страшно. И вдруг – проваливается. Во что-то воздушное, громадное и пушистое. Как облако. Сквозь него вдруг видит зеленую поляну, красные ягоды земляники. Как давно ее не пробовала!
…Чувствует земляничную сладость во рту. Слышит журчание ручья, через который перекинут деревянный мостик. Она легко взбегает по нему, направляется в сторону большого раскидистого дуба. Остановилась. Осторожно дотронулась до широкого ствола. Ей хорошо, светло на душе. Вот что-то блеснуло в траве… Наклоняется – золотое кольцо. Обронил кто–то? И вот оно уже на ее пальце. И как раз ей в пору! «Это же мое кольцо!..» Она крепко сжимает его и – просыпается…
Еще спросонок, Даша поскорее разжимает свой кулачок. Там - ничего!
- Да это же во сне, - улыбается она. - Ну и приснится же такое!
Начинало светать. Даша подбежала к окну. Во дворе все бело. Ветви клена покрыты пушистым снегом. Большие серые птицы перелетают с ветки на ветку, отряхивают их, поднимая облачка белой пыли.
Вечером, после работы, она понесла скатерть заказчице.
Снег все падал, и падал. Большие, мохнатые хлопья покрывали все вокруг. Падали медленно и как-то торжественно. Ярко светились витрины магазинов. Куда-то спешили люди с покупками, многие – с новогодними елками. В воздухе плыл запах свежей хвои и мандаринов.
Ощущалось предвкушение приближающегося праздника.
Откуда-то неслась мелодия свиридовского вальса из «Метели». Дашу охватило приподнятое, радостное настроение. Впереди – Новый год!
Но вот и конец пути.
Нужный ей дом, многоэтажный, еще сталинской постройки, светился высокими окнами. У подъезда шумели подростки. Один из них, задрав голову, кричал:
– Юлька, посмотри, какого я снеговика слепил! Это тебе! Выходи!
Даша посмотрела вверх. В желтом свете уличного фонаря медленно падали снежные хлопья.
И тут Даша увидела, как среди них кружится листок бумаги. Неизвестно откуда взявшийся, он парил среди снежинок, плавно опускаясь все ниже и ниже, пока не упал ей прямо в руки, на сверток со скатертью.
На тисненной бумаге красивой золотой вязью написано «Приглашение». Откуда оно могло свалиться к ней?
Осмотрелась, глянула наверх – там только светящиеся окна, затуманенные калейдоскопом снежинок. Вокруг – никого. Ребята куда-то убежали, оставался только тот парнишка, что хотел показать девочке своего снеговика. На Дашу он не обращал внимания.

Только где-то далеко за крышами домов, на Дашу озорно поглядывал Дед Мороз.

Она повертела листок, подумала: «Ну, видно никому он не нужен». И сунула его в карман шубы.
Войдя в просторный подъезд и преодолев мраморные марши ступенек, позвонила в дверь.
Ее открыла пожилая женщина, закутанная в теплую шаль.
- Ой, да вы вся в снегу! Отряхивайтесь. Вы – Даша? А я – Нина Васильевна. Принесли? Взяла пакет со скатертью и поспешила в комнату.
Из глубины квартиры доносились звуки музыки. Лилась мягкая лирическая мелодия.
Даша стряхнула с себя начавшие таять остатки снега. Огляделась. Обратила внимание на напольное зеркало – старинное, слегка покрытое патиной. Вгляделась в свое отражение. На нее смотрела стройная девушка в каракулевой шубке. Зачесанные назад гладкие темные волосы открывали лоб. Пухлые щеки порозовели с мороза. Искрились большие темные глаза.
Послышался голос заказчицы.
- Дима, ты только посмотри, - обращалась она к кому-то. - Ты только посмотри, какая работа. Эти цветы, как живые. А до чего же хороши эти колоски ржи!. Восхитительно… И в русском стиле. Жена Дитриха будет довольна таким подарком. Завтра же надо отправить его.
Довольная Нина Васильевна вышла к Даше, держа в руках развернутую скатерть, и любовалась ей.
Следом появился мужчина в свободном синем свитере. Черная, как смоль, челка, нависала ему на глаза
- Вы знаете, я поражен. Ваша вышивка украсит мир. Мы ведь посылаем ее друзьям в Швейцарию. А там очень ценится национальная ручная работа.
И, глядя Даше в глаза, спросил:
- Кто вы? Откуда такая кудесница?
Был в этом взгляде неподдельный интерес к ней.
Даша смутилась, покраснела. Его негромкий, но твердый, уверенный и необычно низкий голос завораживал.
- Я рада, что моя работа вам понравилась.
– Эта вышивка так хороша, так талантлива. Как картина художника. Вы где-то учились?
- Да, конечно, - ответила она и почему-то покраснела.
- Что мы здесь стоим, проходите в комнату, - он помог ей раздеться.
Она ощутила легкое прикосновение его рук. От него приятно пахло парфюмом. В скромном темном платье, украшенном белым воротничком, совсем как у школьницы, Даша вошла в комнату.
«До чего мила и незатейлива», – отметил про себя Дмитрий. И громко сказал хозяйке: - Мама, мы ведь не отпустим гостью без чая?
Комнату наполнял свет сверкающей хрустальной люстры. Книжные шкафы, красивая мебель. На стенах строгие портреты в старинных рамах. Живописные пейзажи.
Мать Дмитрия внесла поднос с чайными чашками и выпечкой.
- Попейте на дорожку, согрейтесь.
Даша присела к круглому столу, накрытому гобеленовой скатертью.
Дмитрий был явно старше ее. Спокоен и нетороплив . Держался уверенно. Вначале Даша стеснялась, ее смущал его пристальный, изучающий взгляд. Потом разговорились.
Даша охотно рассказала, что вышивание у них – занятие семейное, научилась ему от бабушки. Уже потом она закончила специальное художественное училище. Манера ее вышивания – старинная, передается из поколения в поколение. И цвета подбираются со смыслом. Например, на этой скатерти, синий – это цвет неба и воды. Дарит людям настроение душевного покоя. И еще считается цветом очищения. Даже от болезней может исцелять – так говорят. Золото ржи – это цвет солнца, радости, жизни. А вот белые ромашки – цветы непорочности, чистоты душевной.
- Я так рада, что вам понравилось. Старалась. Бабушка мне часто говорила - что делаешь с любовью, приносит счастье и здоровье, - сказала Даша. Лицо ее сияло от интереса людей к тому, чем она занималась, и от высокой оценки ее труда.
- Так удивительно, когда вышиваю, словно не я, а кто-то иглу ведет, зовет за собой. В старину, когда вышивали, всегда пели. А я вот не пою, музыку включаю. Только хорошую. Вот как у вас звучит.
Дмитрий очень внимательно, с интересом слушал ее.
- Не зря говорят, что талант от Бога, - задумчиво сказал он
Она встала.
- Ну, мне пора. С вами мне было интересно.
В прихожей, подавая ей шубу, Дмитрий заметил выпавший из ее кармана свернутый листок твердой бумаги.
- Откуда это у вас? - с удивлением спросил он, поднимая и разглядывая его
- Вы не поверите - прилетел с неба, - рассмеялась Даша. - Да-да, спустился прямо с небес. Прямо чудо какое- то!
Это было приглашение на Новогодний бал. Точно такое лежало у него на столе. Приглашала фирма, где он работал консультантом. Но идти ему не хотелось. Новогоднюю ночь он собирался провести дома, вместе с матерью. Подустал он от гостей, приемов и балов, повидал их немало. Устал и от капризов Марины, считавшей себя его невестой. Отношения с ней уже давно тяготили его, он искал лишь повод, чтобы окончательно прервать их.
И вдруг – эта встреча с такой интересной девушкой и таким же приглашением, как у него, неведомо попавшем ей в руки.
Внезапно его будто подтолкнуло что-то.
- Даша, а вы знаете, что это ведь приглашение на Новогодний бал? И устраивает его наша фирма! Если у вас нет других планов, не составите ли мне компанию? Я приглашаю вас!
Он выжидающе посмотрел на нее. Никогда не думал, что будет волноваться, ожидая ответа.
Даша от неожиданности оторопела. Сердце забилось часто-часто, грозило выскочить от радости. Ей тоже не хотелось вот так просто уйти и расстаться с этим интересным человеком. А тут еще приглашение. И куда – на бал!
- Я согласна, - тихо сказала она.
Предательский румянец жаром охватил ее побледневшее лицо. Он улыбнулся.
- Вы, наверное, еще не бывали на таких балах? Это интересное зрелище. Впечатляет. Нужно только открытое вечернее платье. Таковы требования.
- Я провожу Вас.
- Нет-нет, спасибо, мне близко.
Даше хотелось побыть одной. Так много впечатлений, и все так неожиданно!
Дмитрий не стал настаивать.
- Хорошо. А завтра я в семь вечера заеду за вами. Ваш адрес есть у моей матери.
Когда она ушла, Дмитрий, еще раз внимательно посмотрел на свое приглашение. Оно было действительно точно таким, как и то, что было у Даши. Недоуменно пожал плечами. «Волшебство какое-то!». А перед глазами стояли ее мягкая улыбка, нежный голос: «Вы не поверите, прилетело с неба».
Даша и не заметила, как оказалась дома. «Как в сказке побывала», - подумалось ей.
Открытого вечернего платья у Даши не было – не приходилось ей еще бывать на балах. Поэтому уже на следующий день ей пришлось заняться его покупкой в магазине от ее Дома моды. Помогала мама. Выбрали шелковое и длинное, цвета лаванды.
Даше, правда, оно показалось чересчур открытым. Продавщица предложила дополнить наряд красивой кастильской шалью. В ней Даша выглядела так привлекательно, что мама сразу решила – берем! Даша пыталась возражать, но мать убедила:
- Тебя пригласили на такой волшебный бал. Там, конечно, надо будет танцевать. Такое событие, может, станет единственным в жизни, а ты экономишь.
А танцевать Даша любила и умела.
Прическу решили не менять - гладкая, узел сзади. Привела в порядок ногти, сделала легкий макияж – и была уже готова.
В назначенный день, ровно в семь, Дашу уже ждала поблескивающая дорогая машина.
Был легкий морозец, но в салоне было тепло и тихо. В свете фар кружили крупные хлопья снега. Улицы были малолюдны, машин немного. Бурная днем, к вечеру жизнь в городе затихала.
- Теперь и балы возвращаются к нам, в Россию, - сказал Дмитрий, украдкой поглядывая на Дашу. Он удивлялся себе – так интересна была ему эта юная девушка.
И продолжал:
- Это прекрасная традиция. На балах ведь знакомились, влюблялись. И объяснялись тут же, во время танца, - с улыбкой говорил он, разворачивая машину для парковки. За разговором Даша и не заметила, что они уже подъехали к нужному месту.
. Даша подошла к зеркалу, чтобы привести себя в порядок.
- Как ты красива, - восхищенно сказал Дмитрий, оглядывая Дашу, ощущая легкий запах ее духов, терпкий и манящий.
Ей приятен был его комплимент.
И Дмитрий, подтянутый, в черном фраке, ослепительно белой рубашке с галстуком бабочкой – казался ей удивительно элегантным и красивым. Держался свободно и независимо, как завсегдатай.
Даша и не заметила, как перешли на «ты».
... Гости прибывали. Сверкающие наряды дам и строгие костюмы господ притягивали взгляд. Чувствовалось, что ее ждет волшебная ночь.
Вместе с другими они уже поднимались по лестнице, красиво оформленной цветами. Играл военный оркестр. Двери распахнули двое дворецких. И вот они с Дмитрием уже на красной ковровой дорожке, ведущей в большой зал, в центре которого горела огнями елка, наряженная голубыми шарами.
Дмитрия узнавали, тепло приветствовали. Блистали вспышки фотокамер. Слышалась приглушенная речь, смех. Витал тонкий аромат духов. Мимо проплывали фигуры официантов. Они держали в руках подносы с шампанским, коктейлями. Воздух наполнялся разнообразными запахами, становился все звонче и звонче от смеха и непринужденной болтовни.
И вот – восемь часов. Появился Главный Танцмейстер. После приветствия он объявил о начале Бала. По взмаху его руки загремел оркестр и зазвучал торжественный полонез. Вышло несколько молодых пар, в длинных белых платьях и черных смокингах. Бал начался.
Дашу не покидало странное ощущение нереальности происходящего, словно они с Дмитрием перенеслись на сто, или даже на двести лет назад – так старомодно, чопорно, хотя и красиво выводили пары свои танцевальные фигуры.
- Такова традиция, - пояснил Даше Дмитрий.
- Это, конечно, красиво. Но как-то… Мне больше по душе музыка, наполненная чувством. Пусть тоже полонез, к примеру, полонез Огинского. Мне нравится. Он, кажется, называется «Прощание с Польшей».
Дмитрий оживился.
- Огинского? Вам нравится музыка Огинского?
- Да, очень нравится.
- Мне тоже. Только называется этот полонез не «Прощание с Польшей», а «Прощание с Родиной». Огинский ведь не поляк, а русин. Северный русин. И родом он не из Польши, а из Витебщины, там его корни.
Даша удивилась. Она об этом ничего не знала.
После вступительного торжественного полонеза началась танцевальная программа.
Главный Танцмейстер объявил: «Вальсируют все!», и пары закружила мелодия «На прекрасном голубом Дунае», звучавшая в исполнении уже не военного, духового, а симфонического оркестра.
Дмитрий посмотрел на Дашу, она согласно кивнула, и музыка подхватила их, закружила. Дмитрий удивился невесомости и легкости, с какой танцевала Даша.
- А ты знаешь, что полонез Огинского намеревались сделать гимном Польши? Огинский у поляков - национальный герой, хотя и не поляк. А усадьба его сохранилась в Беларуси, под Гродно. Я сам из этих мест. Я ведь тоже северный русин, - улыбнулся он.
Даша слушала, широко раскрыв глаза.
- Как здорово! А я ведь тоже из русинов, белорусских. Мне бабушка рассказывала. Она из-под Витебска, но почти всю жизнь прожила в Подмосковье.
- Она и передала тебе этот стиль вышивания? – удивился Дмитрий.
- Так это же один стиль, славянский. И русская, и украинская, и белорусская вышивка различаются только цветовой гаммой.
- Как все переплетается, - сказал он, внимательно глядя на Дашу. Добавил:
- Вот и в судьбе Огинского все переплетено. Воевал с Россией за Польшу, а потом стал российским сенатором. А погребен он во Флоренции, рядом с великим Микеланджело.
- Надо же! – удивилась Даша.
Голос Дмитрия притягивал к себе, завораживал.

А из запорошенного окна виднелась красная шапка Деда Мороза. Он радовался тому, как много общего у этой пары.

Приближалась полночь. Вокруг елки завертелся карнавальный хоровод. На большом телевизионном экране появился Президент. Он поздравил всех с Новым Годом. Начали бить куранты. Дмитрий и Даша подняли фужеры с шампанским.
- Выпьем за Новый год. Пусть он принесет нам много счастья, -сказал он. Даша поймала на себе его внимательный, изучающий взгляд.
На двенадцатом ударе включили лазерный проектор, закрепленный на потолке, как раз над наряженной елкой. Свет погас. Пространство зала вдруг наполнилось необыкновенными цветовыми фигурами. Это были плавающие по воздуху гирлянды, льющийся с небес искрящийся дождь, сверкающие сосульки, какие-то светящиеся сети, переливающие радугой. И все это волшебство сопровождалось тихой, необыкновенной красоты музыкой.
Острый световой луч вдруг коснулся их. Он словно замкнула их, и ощущение это было так сильно, что по коже у каждого пробежали мурашки.

Спрятавшийся Дед Мороз, довольно хлопал в ладоши.

- По программе еще будут продолжаться танцы, но
я хочу есть. С обеда ничего не ел. Проголодался.
Как легко с ним — подумала Даша.
Они заказали паштет из куриной печени с белыми грибами, оливье с мясом краба, телятину по-милански.
- И танцы, и еда – все это важно. Но ничуть не меньше значит общение. Я тебе скажу по секрету, именно за едой вершатся многие дела. Очень важные.
– А вкусно-то как, - сказала Даша, с аппетитом приканчивая паштет.
- Давай еще раз выпьем за Новый год. Пусть принесет он много счастья нам с тобой.
Дмитрий поведал ей, что он почти на десять лет старше. Повидал немало в жизни, сталкивался с разным. Были в его жизни и женщины, но ненадолго. Расставался с ними легко, до сих пор не женат. Маме его это очень не нравится.
Дмитрий внимательнее всматривался в Дашу. Она нравилась ему все больше и больше. Напоминала ему нераспустившийся бутон, тонко и нежно пахнущий. Почувствовал, что его неодолимо тянет к ней.
Потом - опять танцы, на этот раз - медленные. Дмитрий обнял Дашу, они тесно прижались друг к другу. С ней тоже происходило что-то необычное. Хотелось прикосновения его нежных рук, хотелось слышать его ласкающий душу голос, смотреть в его глаза.
По ее напрягшемуся телу, по ее глазам, смотрящим ему прямо в душу, он чувствовал, что нравится ей. Был несказанно рад этому. Ему хотелось отдать ей всего себя. Хотелось уберечь и защитить ее.
Он все смотрел и смотрел на ее родинку над ключицей. Она манила его к себе. Не выдержал, с нежностью прижал Дашу к себе и поцеловал эту родинку. Она вздохнула, положила голову на его плечо. Оба молчали - так, словно были знакомы уже тысячу лет. Дмитрий почувствовал, что, наконец-то встретил ту единственную, кого хотел бы назвать своей женой. Он потянул Дашу в сторону все еще работающих на бале - лавок и магазинов.
- Нам сюда, - сказал он, пропуская ее перед собой. Навстречу с улыбкой поднялась яркая девушка с длинными, наклеенными ресницами и роскошными ногтями. Пальцы ее были унизаны перстнями.
- Не будет ли у вас золотого кольца? Подберите, пожалуйста, для дамы.
Даша стыдливо спрятала свои руки, с коротко остриженными ногтями, покрытые скромным светлым лаком. На среднем пальце сиротливо смотрелось подаренное мамой скромное колечко с жемчугом.
- Даша, смелее, – рассмеялся он, заметив ее смущение.
Продавщица достала лоток и долго в нем что-то искала. Вздохнула.
– Вот, попробуйте это. Единственное, из того, что есть.
И показала изящное колечко со сверкнувшими на нем маленькими камушками. Одела на безымянный палец Даши – оно пришлось как раз впору. Даша полюбовалась – кольцо ей нравилось. Как то, что приснилось ей накануне.
- Мы берем - твердо сказал Дмитрий. – Упакуйте.
Как только они вышли из магазина, он, нисколько не стесняясь окружающих, стал перед Дашей на колено и одел кольцо на ее палец.
- Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Взгляд его был серьезен. Он напряженно ждал ответа.
- Я согласна, - тихо сказала Даша. Ответила, будто давно ждала этого предложения.
Она уже не представляла себе жизни без этого человека.

Поглощенные друг другом, они не заметили, что из-за угла на них посматривал явно довольный Дед-Мороз. Он дождался счастливого конца этой истории. Был рад, что ему удалось соединить вместе двух хороших людей. Помахал им невидимой рукой, и поспешил дальше творить свои чудеса.
0

#47 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 21 февраля 2018 - 18:43

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

46

СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ


Спрашиваете, почему у меня — молодого — волосы седые? Хорошо, расскажу. Вот, значит, как это было…
Есть на окраине нашего городка старое, наполовину заброшенное кладбище, граничащее с вековым дремучим ельником. Возле самых ворот еще хоронят, но ближе к центру, а уж тем более к лесу, дорожки кладбища заросли низкой травой; могучие деревья вспучили корнями забытые могилы, повалили деревянные кресты; каменные памятники с неразличимыми от времени надписями обкрошились, покрылись мхом, ржавые оградки спрятались в зарослях лесной повилики и дикого плюща. Между могилами в тени деревьев пышно разрослись крапива и колючая малина с огромными, с подушечку пальца, ягодами по осени.
Однако возле самых ворот искусственные цветы на венках еще не потеряли красок, не истлели под солнцем. Гуляют по расчищенным дорожкам родственники умерших, красят голубой краской оградки, моют минералкой глянцевый мрамор.
Далеко никто не ходит. Разве что редко-редко заглянет в отдаленные уголки кладбищенский сторож да пробежит, пугаясь, рисуясь друг перед другом небывалой отвагой, стайка бесшабашных мальчишек.
Вот на «слабо», скажу я вам, меня и купили…
Сколько раз говорил себе — понты до добра не доведут. Точно.
«Не слабо ли, — подначили как-то приятели, — прогуляться тебе по кладбищу, по самым его заброшенным местам?»
«Не слабо», — отвечаю.
Поспорили, цену обозначили, ударили по рукам. И так оказался я на кладбище. Да не днем…

Было это как раз в ту майскую ночь, когда, говорят, странные дела вокруг творятся, когда между мертвыми и живыми реальность истончается до ниточки. Самое время — маленькая пауза между сумерками и ночью, — горизонт очерчен тонкой светлой полосой ушедшего солнца, небо еще синее, а не черное, но на нем уже загораются первые звезды. Выплывает полная важная луна, и птицы смолкают, уступая место невидимым ночным обитателям леса.
Вот в такую пору и пошел я гулять по кладбищу. А что? Парень я смелый, ничего и никого не боюсь, во всякие ужасы, в сказки кладбищенские не верю.
Иду себе, помахиваю сорванной травинкой.
Все же, знаете, как-то жутковато стало. Черные силуэты деревьев обступают дорожки, тянутся ветвями, цепляются за одежду, чуть ли не рвут ее, под ноги суются старые корни, скрипят пошатнувшиеся кресты. По спине — холодок, словно идет кто сзади, подкрадывается, дышит в затылок. И озноб этот — уже и не холодок, а мороз по коже.
Потому и шарахнулся я в кусты, когда увидел впереди, на вросшей в землю чугунной скамье, две серые тени.
Выглянул осторожно: сидят, прижавшись, не шевелятся. В темноте белеют лица, а на них черные пятна глаз и губ.
Хотел я уже отступить в лес да убежать, как вдруг слышу дрожащий голосок — тихий-тихий, словно из-под земли:
— Дяденька, не уходите, дяденька…
И другой — такой же приглушенный, шипящий — вторит первому:
— Не уходите, пожалуйста. Мы заблудились. Проводите нас до ворот, если не трудно.
Жалобные такие голоса, плачущие.
«О, — думаю, — а вдруг они меня заманивают? Набросятся потом, и косточек не останется».
Да ну, бред же! Какие упыри, русалки или призраки из могилы в двадцать первом веке?
Делать нечего… Вышел я из кустов на дорожку.
Две тени поднялись навстречу и превратились в двух девиц высоченного роста. Легче мне не стало. Девицы — в черном с головы до пят. Лишь лица да ладони белеют. Глубокие пятна глаз и ртов — точно провалы могильные. Бррр!
— Отчего не проводить, провожу, — говорю и не заикаюсь… почти.
Вот, значит, идем мы по дорожке. Девицы под руки меня взяли, жмутся, молчат, лишь глазами зыркают по сторонам — на могилы, исподтишка и меня разглядывают. Чувствую, от них это холодом веет, и запах, знаете ли, странный такой, мертвый, как из старой пудреницы бабки-соседки. Я уж сам — ни жив, ни мертв — еле ноги переставляю. Страшно…
Так, молча, добрались мы до первого фонаря.
Ой, братцы, вот тут-то и появились, наверное, у меня седые волосы. Лучше бы фонарь не светил!

Глянул я на спутниц и обомлел весь: одежды на них угольные, под ними плоские, высохшие, видно, тела; запястья змейками рисунки синие обвивают, костлявые пальцы с длинными черными ногтями унизаны массивными перстнями с матовыми кровавыми камнями. У обеих девиц волосы темные, сальные, спутанные, на белых лицах глаза сажей обведены, а в них свет фонаря адским огнем отражается, и губы ярко-красные. Жуть.
Та, что слева, увидела мой испуг, ухмыльнулась, зубами клацнула:
— Что, — проскрежетала, — боишься? Прикольно. Не бойся, мы тебя не тронем.
— Мы, правда, заблудились, — хрипнула та, что справа.
Ох, как я обрадовался, когда за поворотом началась асфальтированная дорожка, а в конце ее показались освещенные фонарями ворота. Но до ворот еще дойти нужно, а ноги не слушаются. Кое-как доковылял, поддерживая девиц под худые руки.

Да вы не переживайте, братцы, так ничего и не произошло. Говорил же: не верю я во все эти «загробные бредни».
Распрощались мы вполне нормально. Я даже хотел телефончики записать, но успел спросить только:
— Кто вы, девушки?
Одна из них прошептала словечко на ухо:
— Готы…
Девицы хором сказали «спасибо», чмокнули в щеки кровавыми губами, похлопали меня по плечу и растворились в темноте за широкими воротными створками.

А я что? А я ничего.
Спокойно пошел обратно.
Добрался уже без всяких происшествий до своей уютной могилы, нырнул в гроб, крышку сдвинул и заснул крепко, без всяких кошмаров.
Что бы там ни говорили мои приятели — соседи, а бродить по кладбищу ночью нисколько не страшно. Двадцать первый век все же. И люди живые тоже вовсе не такие страшные, как старики их описывают, даже — как там девчонка выразилась? — прикольные.
0

#48 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 21 февраля 2018 - 23:00

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

47

Новогодняя байка


Садитесь-ка, дети мои, возле ёлочки, да послушайте, что мне моя бабушка рассказывала, а ей – её бабушка. Будет вам и урок, и развлечение.

Жила когда-то в одной деревне женщина, Звали её Степанида. Одиноко жила. Муж на войне голову сложил. Одна деток поднимала. Как выросли они - разлетелись, словно птенцы из гнезда. А мать в деревушке осталась. Приезжали детки к ней только летом. Да, и как приезжали? Деток своих бабушке на лето привозили, а по осени деток снова в город забирали. Считай, и с матерью повидались, и от деток отдохнули. Вот она, мать-то, и проживала в одиночестве короткие дни да долгие ночи с осени по весну.
В ту пору зима особенно лютой была. Снегу намело по самые крыши. Приближался Новый год. Никого Степанида в гости не ждала, но ёлочку поставить да нарядить хотелось.
Одела бабушка снегоступы, (это сетки такие, чтоб в снегу не проваливаться) взяла бечевку, топорик, и пошла в лес.
А лес-то у нас сплошь береза-осина да кусты боярышника. Ёлочку найти – надо много пройти.
Идёт старушка по зимнему лесу, всё думки про детей-внуков думает. Голова мыслями занята, а глаза, знай, свою работу делают – кругом внимательно смотрят, ёлочку выискивают.
А с неба снежок пушистый сыпет и сыпет, следы искательницы заметает. Вдруг словно ветерком летним повеяло, тепло стало, сквозь деревья свечение появилось, тихая музыка заиграла. Подошла ближе Степанида и удивляется: на небольшой полянке стоит ёлочка украшенная, огоньками сверкает. Подле неё две табуреточки, белая и голубая. А перед лесной красавицей стоит женщина красивая в бело-голубом сверкающем одеянии и, улыбаясь, манит Степаниду к себе.
Чем ближе подходила старушка к ёлке, тем более знакомой ей казалась женщина в сверкающих одеждах. Улыбается та и спрашивает:
- Узнаёшь меня, Степанидушка?
Вдруг ворох снега окатил Степаниду с головы до ног, как вовсе не засыпал, удивительно. Да только чувствует она, будто изменилось что-то. Подняла руки к глазам поближе, потом одежду свою оглядела. Смотрит и глазам своим не верит! Ведь не старуха она сейчас, а девочка маленькая, а женщина у ёлки – матушка любимая, незабвенная. Бросилась Степанида к ней в объятия, слёзы градом по щекам катятся, а слова вымолвить никак не может. А матушка её обнимает, ласково по голове, по плечам оглаживает. И с каждой лаской стихают слезы, покой приходит в душу.
- Успокоилась? – улыбнулась матушка, - вот и молодец, дочка. Хорошо, что мы свиделись.
Степанида смотрела в глаза матери:
- Матушка, но как такое возможно? И я вдруг снова девочкой стала, и тебя в лесной глуши встретила…
- Сегодня же канун Нового года, и возможны всякие чудеса. Ты просто об этом забыла, - улыбалась матушка, - я вот теперь стала хозяйкой снежною. Почувствовала твою боль и решила встретиться с тобой, доченька. Знаю, трудную жизнь ты прожила, но сердце не растеряло своей доброты, а душа – тепла. За то будет тебе от Годовика награда.
- Кто такой Годовик, матушка? – спросила Степанида.
- Это хозяин всей нашей жизни. Как он решит, так у человека судьба и сложится. Решено твоё желание сегодня исполнить. Вот видишь, у ёлки стоят две табуреточки. На белую сядешь, со мной навсегда останешься маленькой девочкой. На голубую – домой вернёшься и заветное желание исполнится. Решай.
Подумала Степанида совсем недолго и говорит:
- Тепло и радостно мне рядом с тобой, моя матушка любимая. Но есть те, кого я могу любовью согреть, с кем могу добротой поделиться. Мне бы вот только ёлочку вот эту для радости.
Степанида решительно подошла к голубой табуретке и села на неё.
В тот же миг снова снежный ворох осыпался на неё. Темно вдруг стало и тихо.
Но вдруг сквозь тишину услышала Степанида шум подъехавшей машины и весёлые голоса.
Степанида глаза открыла и заулыбалась.
Вот она радость-то! Стоит в углу раскрасавица-ёлочка, в окошко лучи солнечные на неё светят, заставляя сверкать- переливаться игрушки. А с улицы слышатся такие родные голоса.
Тут дверь в сени распахнулась, и в дом вбежали внучата, а за ними следом и дети.
- Бабуля, с Новым годом! – бросились её обнимать и целовать внуки.
- Мамочка, с Новым счастьем! – сели рядом с нею дети.
Степанида от счастья не знала, куда себя деть. Но осталась сидеть на своем любимом диване. Лишь на миг она взглянула на фото в рамке на стене и прошептала:
- Спасибо, матушка!


Догадались, о чем я вам поведать хотела, хорошие вы мои? Правильно. В Новый год семья вся должна быть вместе, тогда и душа, и сердце будут на месте! А то неровён час ваши близкие белую табуреточку выберут…
Вот так-то. С Новым Годом!
0

#49 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 февраля 2018 - 20:12

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

48

Ключ от бессмертия

Стылая мостовая скрипела солью, набензиненный снег забился в щели плит. Парочка впереди остановилась. Кей видел, как алеют негодованием щёки девушки.
– Ненавижу тебя! – выкрикнула она спутнику, локоны из-под смешной шапки с помпоном рассыпались по пушистому воротнику. – Ненавижу!
Пар стыл в морозном воздухе.
«Клак-клак», – стучали каблучки сапожек, когда она бежала прочь, вниз по улице, не видя редких прохожих.
– А-а-ах-х! – глаза распахнулись, встретив бездонный взгляд высокого незнакомца. На мгновенье девушке показалось, что над обтянутыми чёрным кашемиром плечами колышутся завесы прозрачных нитей. Холодные пальцы Кея коснулись её губ, забирая дыхание... и ненависть.
Вот так. Он поможет. Несколько выдохов, кусочек живого огня, минутное головокружение – девушка не вспомнит, что с ней случилось. Она не вспомнит выступившую из тени угловатую фигуру с чёрными глазами и бледными пальцами. Останется лишь опустошённость. Об исчезновении нескольких дней жизни она даже не узнает. Маленький ключ на груди приятно кольнул холодом.
Люди любили причинять друг другу боль, и Кей помогал им освободиться, зная, что никогда не услышит слов благодарности.
Чужое дыхание грело пальцы, свиваясь в туманную нить. Кей добавил её в трепещущие полотнища за плечами. К концу года крылья стали совсем большими. Хороший урожай для Вечности.


Сегодня людно – небо потрескивало, сбрасывая чешуи Старого Года, и желающих совершить променад под огнями аллей прибавилось. Страсти играли острыми цветными всполохами. Женщина затаила дыхание при виде витрины с сапожками, напряжение сделало её плечи угловатыми и жёсткими; лохматый парень в шарфе грел дыханием ладошки смеющейся девчонки, пьяненький мужичок улыбался внутрь себя – и душный пар вырывался в темнеющее небо. Лжецы. Прозрачные нити кусочков жизней шелестели и колыхались за спиной собирателя Вечности.
Люди такие расточительные. Огонь страстей сжигал их людское время. Они лгали друг другу и себе, чтобы не оставаться наедине с зимой. Кей, как добрый доктор, забирал боль, успокаивал души, а кусочки жизней, брошенные хозяевами в никуда, спасал.
Шепоток влюблённых на заснеженной лавке, крик малыша, уронившего карамель, – Кей искусно забирал то, что им не нужно, и ключ на груди кололся инеем. Пальцы потеплели.
Недалеко умирал человек. Кей чувствовал это, губам стало жарко. Последние вдохи, когда человек желает жить, – драгоценнее только самые первые секунды. Жажда жизни страдающему ни к чему. Достойное завершение года, много нитей Вечности: когда новогодней ночью откроется переход на Ту Сторону, Кей принесёт Госпоже прекрасный подарок.
Это рядом… Кованая решётка ограды впилась в пальцы, замёрзшие кусты роз задрожали. Вверху в ветвях завозилась птица, и Кея окутало колючей ледяной пылью. Тусклое окошко, невысокий балкон «мечта домушника». Зашуршала ткань пальто по крашеному бетону, Кей перекинул ноги и замер. Большой чёрный ворон спикировал из ночи и сел на перила, словно предупреждая.
Снова он.
Два месяца птица преследовала Кея. Сначала выглядящий досадной случайностью, ворон превратился в неприятное обстоятельство. И стал агрессивнее. Кей потёр затянувшийся шрам на скуле. Ворон появлялся и раньше, в другом городе, где Кей работал прошлой зимой. Тогда при переходе птица потеряла его, и лишь в ноябре нашла снова. Это была та самая пернатая тварь – нахальная, ловкая, хищная, со взъерошенной бородкой у массивного стального клюва.
Тихое карканье остановило тянущуюся к балконной двери руку. Кей замер. Что ему нужно? От мерзкой птицы надо избавиться. Он прижался спиной к ледяной стене, прикрыл рукавом лицо и пнул ворона ботинком. Тот увернулся, приоткрыл чёрные крылья и насмешливо каркнул. Ещё удар – птица подпрыгнула, сорвалась и исчезла в ночи. Кей прислушался. За голыми силуэтами розовых кустов и кованой ограды в жёлтом масле фонарей жили люди. За спиной кто-то умирал.
Пальцы ощупали холодный пластик балконной двери, когда по ушам ударили чёрные перья – вынырнувший из черноты ночи ворон врезался Кею в затылок. Вечность зазвенела метелью, и её не стало.


«...Лететсноу, лететсноу, лететсноу», – синатровский баритон пробивался сквозь шум двигателя, пахло дерматином и от горячего воздуха казалось, что губы и веки распухли. Автомобиль подпрыгнул на ухабе, по обивке мазнули жёлтые полосы света.
Кей повернул голову – кипящая боль прокатилась висками, отозвалась в макушке – и прищурился. Покачивалась зелёная фигурка оленя на ниточке, над спинкой водительского кресла каштановые кудри подрагивали в такт не то песне, не то ходкому движению колымаги. Кей пошевелился, ключ скользнул по груди капелькой испарины.
Урчание прекратилось, автомобиль фыркнул, дёрнулся и замер. Обладательница каштановых кудрей обернулась и спросила ленивым колким голосом:
– Оклемался?.. Я была уверена, что ты не помрёшь.
– Чего ты хочешь? – голос осип, в горло словно заполз слизняк и подох там.
– Я тебя не для того так долго искала, чтобы ты взял и помер, – продолжала, словно не слыша его, девица.
Дверца распахнулась, впустила из тьмы стайку снежинок.
«Белые пчёлы», – всплыло в памяти почти забытое.
– Выходи, – тонкая сильная рука потянула за рукав, незнакомка толкнула Кея, помогая сесть. Со связанными за спиной руками двигаться оказалось нелегко. Покинуть душный жаркий салон хотелось очень.
Морозный воздух тронул волосы, Кей подставил лицо блаженному холоду. Почти хорошо.
– Отпустила бы ты меня, детка, – голос тоже ожил, налился ледяной гулкостью. – Живой я тебе опасен, мёртвый – всей округе.
Снежные пчёлы кружили, путались в волосах, целовали в губы. Крылья Вечности тихо шелестели, колыхались в морозном воздухе. Жёлтый фонарь над воротами старенького одноэтажного здания освещал вспаханный колёсами «Лады» снег просёлочной дороги.
– Я тебя не боюсь, – блеснула зубками разбойница и продемонстрировала тёмное лезвие длинного ножа. Бледное лицо полыхнуло внутренним светом. – И её тоже, – многозначительно добавила она. Волчьи светлые глаза смотрели на Кея, не мигая, как на врага.
Девушка волновалась. Кей видел рыжие нити тревоги над её затылком и плечами, органично сплетающиеся с жёлтым сиянием на каштановых прядях – они должны быть отвратительно горячими. Не такими, как жар бензинового бездушного огня, а истинно горячими. Коснуться их, вырвать, спрятать в ладонях… Как розовый бутон, который рассыплется инеем.
Связанные запястья отозвались режущей болью. Похоже, кожа лопнула, по линиям ладоней стекала влага. Неумело связано.
– Конечно, я никуда не пойду, – с расстановкой произнёс Кей. – Не представляю, зачем это мне. Убивай здесь.
Девушка ткнула острием ножа в пальто, напротив сердца. Щёлкнула отлетевшая пуговица.
– У тебя нет выбора, – быстро проговорила разбойница. – Я тебя искала годами, и теперь сделаю, что должна. Иди в дом!
Кей подался навстречу ей, острие вспороло кашемир и коснулось кожи. От болезненного давления лезвия и боли в запястьях снова заныли виски. Валяться здесь, орошать кровью снег, а потом медленно восстанавливаться не хотелось, но ситуацию нужно было раскачать. Злодейка напугана.
Девчонка сделала полшага назад, в хищных глазах мелькнула паника – прореха в пальто Кея явила затягивающуюся на глазах рану на груди. Серебряный ключик ожёг кожу.
– Тебе же будет лучше, если пойдёшь сам, – она вскинула подбородок и ткнула ещё раз, сильнее. Ветер от крыльев приземлившегося на снег ворона взметнул её кудри.
Ещё один фактор.
Кей видел, как дрогнули зрачки девчонки, когда она заметила ворона, повернулся и ударил её плечом. Худое тело изломилось и врезалось в ворота ограды, раздался вскрик. Рывок – рука выскользнула из петли, окровавленная ладонь легла на девичье лицо – и Кей получил удар ногой в живот.
Злобная маленькая тварь.
Она набросилась на Кея и обхватила его руки, прижала к корпусу. Кей выгнулся на снегу, разрывая хватку, когда огромная чёрная птица врубилась клинком клюва в грудину, точно в измазанную бледной кровью затягивающуюся рану.
Время вывернулось с хрустом, пронзая позвонки и изливаясь сквозь коренные зубы, Кей хотел крикнуть, воздуха не было, горькая жидкость плеснула на язык. Страшный скрежет, кровавые нити из развороченных рёбер – к чему-то в клюве птицы. Пальцы сжались в агонии, круша жёсткие перья и кости – мятый чёрный комок упал во тьму, и Кей, наконец, закричал. Хриплый вой покатился крышами заснеженных домов, и дворовые псы прижимали уши и скулили, как перед землетрясением.


Горячо. Как горячо. Липкие капли тянутся по вискам. Дышать трудно – горе выплёскивается со влагой, и чья-то прохладная ладонь гладит лоб, вытирает жгучую жидкость из глаз.
– С днём рождения, – шепчет голос, Кей приоткрывает глаза и видит лицо в ореоле каштановых кудрей.
– Почему? – спрашивает он.
В груди бьётся мощно и ровно. Сердце.
– Потому что я обещала найти тебя, – поясняет разбойница из прошлой жизни.
– Кому? – выдыхает Кей.
– Ты совсем ничего не помнишь? – в голосе тоска и боль.
Кей не знает, что отвечать. Словно книга захлопнулась: он был там, внутри вьюги… Крылья Вечности дрогнули, воскрешая память.
– Ты когда-то был человеком, – отвечает на незаданный вопрос разбойница.
Трупик ворона с льдистым кристаллом в клюве нашёлся быстро. Его присыпало свежим снегом, но длинные жгуты вырванных проводов торчали из оплывшего сугроба. Кей заворожённо посмотрел на то, что раньше сидело в его груди.
– Я хотел себе эту штуку, чтобы быть совершенным, – проговорил он. – Всё случилось так давно…
– Сто восемь лет назад, – кивнула разбойница. – Ты перестал быть человеком.
Каркнула в вышине ворона, снежинки запорошили два силуэта, склонившихся над трупиком птицы. Ледяные крошки касались губ и таяли.
Достаточно поверить в честность зла и беспомощность добра, чтобы перестать быть человеком. Становится не жалко. Если цель оправдывает средства, то сам не замечаешь, как становишься инструментом. Кей знал, что у Снежной Госпожи целая армия собирателей Вечности, которые несут отобранные людские дни к её трону.
Люди не ценят их, как не ценит солнце свои лучи.
– Сегодня откроется переход, – сердце ударило особенно сильно. – Мне нужно вернуться и всё исправить.
Призрачные крылья Вечности коснулись мёртвого ворона.
– Чтобы всё исправить, не нужно возвращаться, важное находится здесь, – прошептала девчонка. – Моя двоюродная прабабушка ждала тебя всю жизнь – когда ты перестал её любить и ушёл в метель – и сейчас она умирает. Моя ма искала тебя, и другие. А я нашла. Пошли?..


Кусты роз, нагие и замёрзшие, тянулись к чугунным прутьям ограды. Он был уже здесь ночью. В комнате безнадёжно пахло лекарствами и смертью.
Кей с недоумением вгляделся в сухое неподвижное тело.
Кто это? И что он здесь делает?
Отчаянно захотелось уйти… Забыть всё. Вернуться к ледяному спокойствию Госпожи, к теням и ветру, и следующей зимой оказаться в другом городе, подальше от сумасшествия.
Кей оглянулся. Чистая комнатка – стол, шкаф, кровать, коврик на дощатом полу. Пожелтевшие занавески и два горшочка роз – красных и белых. Он сам не заметил, как оказался рядом – пальцы тронули упругие губы лепестков.
– Я не хочу здесь быть, – сердце замерло и пошло тише. – И ухожу. Не преследуй меня больше никогда.
– Ты её не узнал? – разбойница стянула куртку, и теперь толстовка мешком висела на худеньких плечах.
– Нет, – покачал головой Кей. – Не знаю, что я здесь делаю.
– Хорошо, – девичьи губы сжались в бледную линию. – Иди. Только попрощайся с нею, ведь она ждала тебя сто восемь лет.
Кей приблизился к иссушённому телу, прикрытому белым одеялом в цветочек. Восковая кожа обтягивала череп старухи, было непонятно, выйдет ли она из забытья, или уже умерла.
– Прощай, Герда, – сказал тихо Кей, и склонился над ней.
Серебряный ключ скользнул в прореху и повис на цепочке, налился биением света над еле вздымающейся грудной клеткой умирающей женщины.
Кей вздрогнул, когда сухие веки моргнули, и на него из впалых глазниц взглянули живые глаза.
– Кай? – пронеслось выдохом, свивающим мир в спираль.
Время замерло, сжалось в точку и распахнулось,
Льдом ожгло спину, ключ на цепочке натянулся, и звенья не выдержали. Хлестнуло по шее, кулон засиял звездой, сорвался, упал и впитался в грудную клетку мумии. Удар силы ошеломил. Крылья Вечности трепало ураганом, нити свивались в кокон, бушевали над изгибающейся фигурой, и Кей упал на колени. Он смотрел широко раскрытыми глазами в истёртые половицы и дрожал, не в силах поднять взгляд. Слеза повисла на ресницах, замерла и сорвалась, поставив тёмную точку.
Густые волосы упали вековым водопадом, молочной белизны гладкие ножки коснулись пола.
– Что это? – открыла глаза светящаяся звездой девушка. – Где я нахожусь?.. Кай?
Зазвенело – ветер распахнул окно и втолкнул порыв ледяной пыли.
Кей закашлялся, закрыл лицо ладонями – холод хлестнул по плечам, за которыми уже не было крыльев...
– Хватит, – острый голосок разбойницы гвоздём воткнулся в круговерть, стукнула створка окна и стало тихо. – Или я посажу тебя в печку, старая ведьма.
Нежные и странно родные ладони легли на макушку, с осторожностью, словно боясь что-то разрушить, пальчики зарылись в волосы. Так никто не делал уже вечность. Кей вздохнул глубоко-глубоко, накрыл её руки своими.
– Мне снился такой странный сон, – сказал он.
0

#50 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 февраля 2018 - 14:28

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

49

ДЕМОН СЧАСТЬЯ ЛАВОВОЙ ГОРЫ


Лавовые горы дышали огнем. Она на секунду замерла, переводя дыхание. Нечеловеческая усталость уже давно дававшая о себе знать нахлынула с новой силой, пот крупными каплями тек по ее телу, но Рина ин Тори – глава двенадцатой гильдии магов упорно двигалась вперед. Распластавшись, как муха, и закрепив магический посох за спиной, она ползла по не ровной поверхности горы, горячей как раскаленный утюг и гладкой как стекло. Конечно, ей было страшно, но она всегда знала, на что шла.
Вот она – гигантская воронка, образовавшаяся, после того как Лавовый Демон был низвергнут на Землю Госпожой Неба.
Тогда континенты содрогнулись, океаны вскипели, а небо надолго затянуло густой серой пылью. Горы обрушились, похоронив демона, а затем, не выдержав, жара исходившего от его тела, обратились в вулканическое стекло. Но Демон не погиб, он просто спал, мирно спал в их сияющем плену, терпеливо ожидая своего часа.
И вот, наконец, этот час пришел! Прирожденный инстинкт мага сказал ей, что она достигла нужного места.
Рина улыбнулась, откинув назад светлую прядь волос, бывших темно синими у корней, ее когти легко скользнули по стеклу. Она подняла посох, и изо всей силы вонзила его в стеклянную поверхность. Миг тишины, неподвижное лиловое небо над ее головой, и вдруг, оглушительный взрыв и брызги стекла! Брызги стекла, как брызги застывшей в полете воды. Трещина, и рассыпавшиеся осколки Небесного Зеркала вокруг нее.
Плененный Демон вырвался на свободу! Его крылья были подобны застывшей лаве, его тело полыхало огнем. Рина, сжавшись в комок, упала на землю, закрыв лицо руками, жар от его тела был воистину невыносим. Огненным вихрем вознесся демон к раскаленным небесам, и упал оттуда пылающим дождем.
- Смертная! Ты освободила меня! Чего ты желаешь взамен?
Женщина подняла голову, от нестерпимого вулканического жара ее рубиновые глаза слезились, но она упорно продолжала смотреть на гигантский огненный вихрь.
- Это правда, - превозмогая боль, потрескавшимися губами прокричала она, - это правда, что ты всемогущ?
- Почти. – Его голос напоминал гул урагана и рокот прибоя. - Чего ты жаждешь смертное дитя, ответь мне!
- Счастья.
- Счастья? - струя подземного пламени дернулась. Демон бы изумлен.
- Ты хочешь счастья?
- Ну да, и не для себя, а для всех! - прокричала Рина.
- Вот как?
- Да! Ты способен на это?
Демон задумался, нет, конечно, за все бесчисленные века его бытия у него многое просили, но такое - просили впервые.
- Да, - сказал Демон, - я способен на это, но за твое желание тебе придется расплатиться своей жизнью. Ты согласна?
- Согласна.
- Скажи, - полюбопытствовал Демон, - а я должен сделать счастливыми всех? Абсолютно всех?
- Да.
- И тиранов, и воров, и насильников, и убийц? Всех последних подонков населяющих наш мир и другие бесчисленные миры...
- Да.
- Ты уверена в этом?
- Да. Я хочу, что бы ты сделал счастливой всю Вселенную.
- Всю Вселенную?! – Демон расхохотался, изрыгая потоки огня. - Хорошо Рина. Всю, так всю. Это будет стоить жизни нам обоим, но...
Мятежный сын Госпожи Вечного Неба взмахнул крыльями из чистого пламени. Он превратился в свет подобный атомному взрыву, и озарил собой целый мир. Безжалостный, невыносимый свет, изменяющий, сжигающий все на своем пути. Его ладони сжали Рину, но девушка не превратилась в пепел.
- Я сумел приостановить твой распад, но это ненадолго. Скажи мне, смертная душа, ты хочешь увидеть дело рук своих?
- Да, конечно!
- Тогда, смотри!
Песок расплавился, превратившись в гигантский огненный шар.
- Для этого понадобятся годы, тысячелетия, века, - сказал Демон, - но мой свет пронзит всю Вселенную. Всю, до самых дальних, последних ее уголков.
- Этот, город… это мой родной город!
- Да.
Рина смотрела, как по улицам шли люди, они выходили на балконы, выползали на крыши, взявшись за руки они танцевали, пели и смеялись. Вдруг, один стоявший на балконе спрыгнул.
Как чья-то забытая, ненужная вещь, он упал на каменную мостовую. Но люди, продолжали петь, смеяться, и танцевать, будто не замечая этого. Они на секунду замерли, а затем хороводом закружились вокруг залитого кровью тела.
Раскаленный стеклянный шар приблизил их лица: слюнявые улыбки, остекленевшие выпученные глаза...
Рина вздрогнула от осознания того ужаса что она совершила.
- Они же БЕЗУМНЫ!!!
- Да, - сказал Демон, - поэтому они и СЧАСТЛИВЫ!!!
0

Поделиться темой:


  • 6 Страниц +
  • « Первая
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей