МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 8 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

«Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2017 года.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 сентября 2016 - 17:36

Номинация ждёт своих соискателей с 1 октября по 28 февраля.


Все подробности в объявление конкурса,
здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=4996


ОДИН НА ВСЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ЗАПОЛНЕННЫЙ ФАЙЛ ЗАЯВКИ
НАДО ПРИСЛАТЬ НА ЭЛ. ПОЧТУ: konkurs-kovdoriya@mail.ru


Прикрепленные файлы


0

#2 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 10 октября 2016 - 23:59

1

НИКАК НАПИСАТЬ БЕСТСЕЛЛЕР

Первую свою повесть я написал в 21 год. Пожалуй, это была моя единственная попытка создать что-то настоящее. Об этом моя история – как не стать настоящим писателем.
Тогда мне в руки попал роман «Норвежский лес», в одночасье перевернув жизнь. Я буквально проглотил книгу. Нет-нет, это не шаблонная фраза, а буквальная - казалось, что каждую прочитанную страницу я комкаю и медленно, кусочек за кусочком, пережевываю. Затем громко глотаю с единственной целью – чтобы каждая строчка, написанная Харуки Мураками, растворилась в моём теле, слившись со мной, став частью меня. Клянусь: если бы догадался, как, вогнал бы шприцем себе в кровь все диалоги героев в дождливые дни, каждый их шаг по заснеженным тропам… Настолько эта книга была важна для меня.
Перевернув последнюю страницу, начал читать заново. Даже паузы не сделал. Вдох - и слова полились вновь. Закончив книгу во второй раз, прочёл её в третий. Лишь тогда я понял, что именно стало для меня панацеей, что именно в романе так меня зацепило.
Ощущение остановившегося времени! Я посмотрел на часы. Стрелки стояли.
Страх взросления. Жажда всегда оставаться слабым, без толики ответственности и с единственным выбором: какой трек поставить по дороге на учёбу? Вот чем пропитан «Лес» Мураками и вот то, чего я хотел.
Но сколько бы я ни пытался насытиться этим чувством, голод не утихал. С каждым прочтением ощущения уходили, оставался лишь голый текст. Западня, из которой нужно было срочно выбираться. И я придумал, как… Взял ручку, бумагу и… начал писать.
Вы творческий человек? Тогда Вам должно быть известно, как уйти в запой, ни выпив ни грамма. Когда Вы не потребляете, Вы создаете! Всё, что копилось внутри… Всё, что Вы так небрежно бросали ближе к сердцу… Всё, что когда-то было важным… Вы берёте и осторожно, с нежностью ставите на своё место. Сдуваете пыль, внимательно рассматриваете, иногда улыбаясь, но чаще, увы, стыдливо вздыхаете. Нет там лишнего или неважного. Каждое слово, мысль, «кусочек» ушедшего момента или человека имеет смысл и право быть. Ведь было? Чего уж теперь…
Старый захламлённый чулан Вашей души постепенно пустеет. Запах плесени улетучивается, и Вам, возможно, впервые в жизни, становится легко дышать. В результате получается стопка исписанных от руки листов – свидетельство Вашего исцеления. Почти справка от врача, но только лучше.
Моя первая повесть была результатом такого вот запоя. Самое честное из того, что я делал. Честное, потому что думал, никогда не решусь кому бы то ни было показать. Правда, я писал для себя. Я писал себя – наивного, где-то слабого, часто беспринципного, немногим полезного мечтателя…
Но, чем ближе работа подходила к концу, чем меньше оставалось эмоций, а, значит, больше места для манёвров разума, тем чаще я думал, что мои тексты могут быть хоть кому-нибудь интересны… Начинало казаться, что, стоит только закончить свою книгу, как её издадут, и, может быть, даже дадут какую-нибудь очень крутую награду. Нобелёвка? Хм… Почему бы и нет?
До сих пор не знаю, позволительно ли в 21 быть таким наивным? Было настоящим шоком узнать, что таких, как я, возомнивших себя писателями — сотни и тысячи… Я не хотел быть одним из них. Нет, я настаиваю! Особенный! Мне с вами не по пути…
Бедные, бедные мои редакторы и ридеры! Как же вам тяжело с толпами всех этих сумасшедших гениев! Нас. Сидите в замках издательств и читаете весь этот бред, присылаемый нами… Рвы с крокодилами давно превратились в выгребные ямы, в которых плавают косноязыкие опусы… Таких, как я и ты, возомнивших, будто достаточно просто гениально исписать бумагу - и вот, мы в замке! Мы - писатели-бумагомаратели.
Ужас, одним словом!
Я сказал, что моя первая книга была самой честной изо всего написанного. Но я не говорил, что она была хорошей, по сути, представляя собой калейдоскоп разрозненных историй. Детские воспоминания, смерть бабушки, опостылевшая работа, влюблённости-любови, страхи и надежды… То, что никому не интересно, просто потому что есть у всех. Но я-то писал для себя, совершенно не заботясь о некоем абстрактном читателе, чьи глаза будут скользить по строкам, впитывая воплощение моих мыслей. Очень эгоистично!
Это сейчас я забочусь о читателе, пытаясь не только верно донести мысли, но и сделать это так, чтобы вас, мои друзья, не покидало ощущение почвы под ногами. Чтобы вы доверяли и позволили провести только мне известной тропою – сквозь лес и город - к неизбежному финалу. В первой моей работе это больше походило на скаканья по болотным кочкам - от воспоминания к воспоминанию…
С чего я вообще решил, что та рукопись имела право стать книгой? Самонадеянность? Нет, скорее, глупость и отсутствие опыта. Я это понял спустя двухсотый отказ в издании. Благо понял. Для некоторых и этот дар закрыт.
Дальше появились рассказы. Я подсел! Я зависим! Осознание этого пришло чуть позже, когда любая прогулка или посиделки с друзьями обязательно превращались в повод написать пару строк. Кто-то сказал интересную фразу или просто высказал мысль (бьюсь об заклад), рожденную главным героем моего нового рассказа. Извините, я сегодня уйду пораньше.
Кажется, я начал видеть лик бога литературы. Первая повесть была рождена ради рождения, в попытке исцелиться. Теперь же мне хотелось историй. Именно в повествовании хороших историй я видел суть писательства. Пусть это будут ненастоящие истории, выдумка. Главное, чтобы читатель (Ха, вот тут-то Вы и появились!) жаждал дочитать до конца, как когда-то в детстве я восхищался сюжетными поворотами любимых писателей и неизбежно предсказуемым финалом.
Но как бы хорошо ни пытался рассказывать истории, увы, я всё ещё не уважал читателей. «Достаточно просто рассказать историю, - думал я. – В этом и есть предназначение писателя». Раньше я писал, чтобы освободиться. Ныне - чтобы рассказывать истории. Истории ради историй. Стоило только поставить заключительную точку, как я терял к рассказу всякий интерес. Если бы не мечта написать бестселлер (готов поспорить), работы бы так и остались заточёнными в бумаге.
Не подумайте, я не писал с мыслями о выгоде. Истории рождались, потому что я не мог иначе. Они должны быть рассказанными и за их рождение я чувствовал долю ответственности. Но желание признания… Нет, не так… Желание власти рассказчика над читателем заставляло публиковать свои работы. Именно власть менять сознание… Сила показать мир таким, каким вижу его я… Вещать голосом своих героев… Вот чего я по-настоящему хотел. И, конечно, речь не о двух или десяти знакомых, признающих меня писателем. Я хочу, чтобы на форумах и социальных сетях писали: «Его книги изменили мою жизнь!» Да, своими историями я хотел менять жизни людей.
Но даже это не могло заставить меня долго сидеть над текстом. Наскоро выстучав на клавиатуре рассказ и убрав все найденные ошибки, я с чистой совестью отправлял его в интернет – «менять сознание». Не, а чё?.. Главное же - историю рассказать. Сам при этом (лицемер) спасался от словесных заноз и вмятин у Рубиной, Улицкой, Гришковца и Мураками. Слыша их голоса… Чувствуя каждой клеточкой, как строки сплетаются в материю смысла и образов... Их мастерство вдохновляло меня и наполняло красотой. Мне казалось, будто я… Я – маленький, ленивый писака, стою с ними рядышком и вроде как использую те же самые буквы, а, значит, у меня есть шанс тоже быть красивым и создавать чудеса на бумаге.
Но, нет, как бы я ни старался… А ведь не старался! Кого я обманываю? Я ведь даже никогда не пытался работать с текстом! Взять иголку, поддеть строку, продеть её ниточкой в ушко. Затем долго и кропотливо вышивать узоры предложений, создавать образы героев, их характеры, соединять пересечения сюжетных линий… Ну, а после, когда история будет готова, неспешно оттачивать её, шлифовать каждую зазубринку или острый угол, натирать до блеска! Затем, когда всё будет готово, поставить роман в тёмный угол и дать ему немного запылиться… Чтобы потом ещё раз долотом, наждачкой, тряпкой… Пока текст, словно музыка, не станет струиться сам собой. И вот только тогда, может быть, поделиться им с людьми.
Моя первая повесть была самой честной, потому что я её создавал для себя. Всё последующее моё писательство - лишь потуги создать бестселлер. Долгий путь от глупости к эгоизму, от эгоизма к лицемерию, и от лицемерия к попыткам… Только попыткам… Создать что-то настоящее. Или хотя бы стоящее.
Не знаю, удастся ли мне написать роман, который прочтут миллионы и за который я получу миллионы. Но я буду стараться изо всех сил рассказывать отличные истории, наделяя их красивым телом и бесконечно совершенствуя. И, возможно, когда-нибудь моя книга, купленная по совету знакомой, изменит Вашу жизнь и заставит исписать пару бумажных листов.
0

#3 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 октября 2016 - 03:10

2

ВИНА


Баба Нюра уже давно почуяла, что доживает последние годочки. Всё чаще стала задумываться и вздыхать, всё больше молчала. Домочадцы замечали её тихую грусть, пытались ободрить мимоходом. На большее времени не хватало – у каждого дела, заботы, проблемы. А она, сидя вечерами на лавочке у ворот дома, глядела, ласково щурясь, то на младшего сына, ловко поправляющего забор, то на внучку Катюшку, гоняющую мяч по улице вместе с мальчишками, и вплетала мысли свои в нить воспоминаний о так быстро пролетевшей жизни. «Вроде недавно сыночки мои топтали босыми ножками эти тропинки! Давно ли младшего Ванечку за руку в школу водила! А оглянуться не успела – уж внуки и правнуки, растут и крепнут на радость бабушке. Бабушке! Неужто я старуха? А ведь помнят эти тропинки и мои босые ножки. Да, старуха! Уж и сидеть-то сил нет. И старик мой совсем пополам согнулся, без палки своей и ходить не может», - жалела она мужа, показавшегося из-за поворота.
Баба Нюра в свои 85 сохранила ясный ум, хорошую память. С интересом листала газеты, одну за другой перечитывала книги – а накопилось их за всю жизнь великое множество, и все знали – это главные её сокровища. А в последние месяцы проснулась в ней и юношеская тяга к стихотворчеству. Уж и не помнила, когда прорывались у неё стихи - лет в 18, поди. И вот – снова! Да так легко и непринуждённо выходило! Портреты родных, картины природы, чувства, всколыхнувшие душу, сами собой складывались в рифмы и лились на бумагу. А почитать было некому – даже муж, в былые времена живо интересовавшийся всем, что она делала, теперь страдал от своих болячек и всё реже говорил с ней по душам. И она, записав в тетрадь очередное четверостишие, тихонько клала её под матрас. Спустя некоторое время вновь доставала, перечитывала свои недавние мысли. А затем пополняла свою тайную «кладовку творчества» новым стихотворением. Занятие это согревало ей сердце и отвлекало от мрачных мыслей. Однажды за ним и застала её младшенькая внучка – одиннадцатилетняя Катюшка.
Гуляя по улице, она увидела, что бабуля, лежа на своей кровати у окна, как-то мечтательно смотрит в небо и что-то быстро записывает в тетрадь. А по сморщенным её щекам бегут слезы, которые она наспех стирает тыльной стороной ладони. И до того Катюшке стало жаль бабушку, частенько баловавшую её сладостями, что она, не выдержав, побежала в дом. Тихонько села на корточки под дверью и стала прислушиваться.
- Ох, дедушка ты мой, дедушка! – бормотала бабуля, всхлипывая. – Уж и встретимся мы скоро – чувствую. Полжизни относила я этот камень на душе, мой дорогой, да так и сбросить не смогла. Только ты его снять можешь – простишь ли меня, глупую, как встретимся?
Любопытно стало Катюшке, не выдержала, постучала тихонько в дверь:
- Бабуля, можно к тебе?
- А, рыбонька моя! Как тихонечко ты вошла, я и не слышала, - светло улыбнулась бабушка, промокнув глаза концом ситцевого платка, накинутого на плечи.
- Бабушка, а что ты плачешь? – спросила девочка.
- Да это вот мошкара в глаз попала – щиплет, слезы бегут…. Сейчас проморгаюсь – и всё пройдёт… Помоги-ка, сладенькая, мне подняться - засуетилась баба Нюра. А когда внучка подала ей руку, открыла свой древний книжный шкаф. - Смотри-ка что у меня есть!
За книгами был «тайник» - целлофановый пакет с рассыпчатыми печенюшками и шоколадными конфетами:
- Пойдем-ка чай пить!
В глазах Катюшки запрыгали солнечные зайчики. Она побежала на кухню, высыпала содержимое пакета в тарелочку и захлопала в ладоши:
- И с орешками, бабулечка! Как я люблю такие!
- Знаю! Для тебя и берегла! Ешь, а я попрошу почтальонку тётю Веру, чтобы ещё мне принесла, – улыбнулась баба Нюра.
Когда широкие чашки с золотым ободочком уже во второй раз наполнились чаем, а рядом с блюдечком Катюшки выросла гора фантиков, проснулось детское любопытство:
- А у какого дедушки ты прощения просила – у нашего?
Бабушка растерянно вздохнула:
- Нет, это я перед своим дедушкой виновата - опоздала с ним попрощаться, - сказала баба Нюра и осеклась, опасаясь за то, что её рассказ вызовет в детском воображении печальные картины.- Чаёк-то вкусный был? Животик доволен.
- Да-а-а, животик сладкое любит! – протянула Катюшка.
И, нетерпеливо чмокнув бабулю в сморщенную, будто печёное яблоко, щёку, добавила:
- Я на улицу!
- Беги, егоза! – улыбнулась старушка.
Перемыв узорчатые чашки, она присела отдохнуть за маленький кухонный стол у печки – тут лепила пельмени на всю семью, пекла пироги, резала, парила и жарила на всё большое семейство. В молодые годы была отменным кулинаром – гости в её теплом доме не переводились. «В семейном гнёздышке должно пахнуть борщом и пирогами!» - поучала она своих невестушек. И те успели нахвататься от старушки её фирменных секретов, которыми она с радостью делилась. Самой же уже не хватало сил на кулинарные изыски. Да и не хотелось ничего, кроме жиденькой овсяной каши.
Хлопнула дверь, на пороге с молотком в руке стоял её младший, Павел. Он проворно снял с гвоздика, вбитого в стену, алюминиевый ковшик, зачерпнул колодезной воды из ведра, жадно выпил. Старушка ласково посмотрела на него. А тот уловил материно настроение и, утерев рукавом рубахи пышные усы, поинтересовался:
- Что грустишь, мать?
- Да вот, Павлушка, устала – хочу подняться и не могу. Совсем никудышняя стала.
- Ну-ну, мама, мы с тобой ещё польку-бабочку станцуем! Не хандри! – пытаясь подбодрить мать, гоготнул тот. – Ну-ка, давай я тебя в твою резиденцию провожу!
Поддерживая бабу Нюру под руку, он довел её до кровати и помог лечь.
- Ну, совсем другое дело! Вот и отдохнешь! Поспи!
- Куда уж спать, Павлуша! Уже день с ночью путаю от постоянного лежания. Вот рассказать тебе хочу...
- Прости, мам, некогда – до ночи хочу с забором управиться! – перебил её сын.
- А, ну-ну! Это нужно! Беги, родненький! - осеклась баба Нюра.
И снова осталась наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Неторопливо листались страницы памяти, выплывали из её закоулков давно забытые образы. Словно живые, стояли перед ее мысленным взором давно ушедшие родные люди.
«Уж, видно, недалече смертушка моя – показывает тех, кто меня дожидается там, за жизненной чертой…», - подумалось нечаянно. Снова стукнула железная лямка входной двери и послышалось старческое покашливание. Через несколько минут в комнату заглянул муж. С грустью отметила старушка, что некогда густые усы его обвисли и поредели в последнее время. Лишь шевелюра, хоть и была седой, но не убавила юношеской пышности, что придавало его облику задора. Заметив грусть в глазах жены, он спросил:
- Ну что, опять наплакалась? И что ты душу себе травишь?
- Да вот, хочу тебе рассказать…. – начала было баба Нюра, ласково погладив его по ладони.
- Кхе-кхе, - закашлялся старик. – Погоди-ка, новости вон начинаются. Потом поговорим.
- Да иди уж, политик! – улыбнулась та, отвернувшись к окну.
Дед вышел, и вскоре в другой комнате монотонно забубнил телевизор, рассказывая о потрясениях планеты и международном положении.
Баба Нюра следила в окно за плывущими облаками. Потом приметила первую проседь в зелёной листве деревьев. «Да, август на исходе… Птицы уж кружат, собираясь в стаи… И мне, видно, пора в путь-дорожку». Тоска больно царапнула её сердце. «Все заняты… Правильно – это жизнь. Деткам малым – бегать да прыгать, играть да расти, взрослым – работать, кормить пташечек своих. А наша стариковская забота – не тревожить их, не быть обузой», - вздохнув, она с большим усилием достала из-под матраса свою заветную тетрадь.
Как тихо падает листва,
Как вкусно яблоками пахнет….
Начала она писать, и полились из души строки, складываясь в рифмы. Словно кто-то невидимый водил её рукой. Перечитав получившееся стихотворение, она перевела дух и прикрыла глаза, отдохнуть. Вдруг – наяву ли, приснилось ли – перед нею появился её давно ушедший дедушка.
- Что ж ты, Нюрка, в дорогу собралась, а не исповедовалась? Куда груз-то такой с собой тянешь? Налегке и далекий путь приятней… - строго промолвил он.
…Скрипнула дверь, от этого звука и очнулась бабка. Над нею стояла невестка Вера.
- Мама, кушать будете?
- Нет, детонька, не хочется, - улыбнулась старушка.
- Нужно кушать, что Вы! Сейчас я принесу…
- Ну ладно, принеси, может, и поклюю немного, - согласилась она.
Когда Вера поставила на прикроватную тумбочку тарелку с овсянкой, бабушка поманила её скрюченным пальцем. Женщина нагнулась.
- Мне бы, Верочка, батюшку…
- Что? – не поняла невестка.
- Сходи ты, рыбонька, в церкву, позови отца Михаила – исповедоваться мне нужно.
- Что это вы надумали, мама? Умирать собрались? Нельзя о плохом помышлять, Вы нам здесь нужны!
- Так ведь чую я – пора.
- И не думайте! Мы с Вами еще танцевать будем на Новый год!
- Да уж, танцорка из меня, - вздохнула та.
И, особо не надеясь, что исполнят ее просьбу, еще раз жалобно попросила:
- Верунчик, батюшку-то позови! Поговорить мне с ним нужно. Уважь старую…
- Ладно, мама. Когда мимо пойду – загляну к нему.
- Ну, и добре, - вздохнула старуха.
За неделю, последовавшую за этим разговором, она ослабла так, что и на улицу теперь не выходила. Все лежала в кровати да смотрела, как за окном проплывает день. Время, обычно так стремительно исчезавшее в никуда, будто замедлило свой бег. Бабе Нюре казалось, что часы растянулись на дни, слишком уж утомительным стало пребывание здесь, в этой комнате, да и на этой земле. Душа рвалась куда-то в неведомые дали, и старушка, смирившись с неизбежностью, уже и сложила бы смиренно руки на груди, да удерживало её ожидание отца Михаила. В который раз спрашивала родных о батюшке, а те только головой мотали – некогда, мол, мать. Работы много, страда. Старушка всё больше стала спать – ей уже не мешало ни бряцанье посудой трудолюбивой Веры, которая возилась на кухне с заготовками на зиму, ни громкий звук телевизора, который её глуховатый муж включал на полную мощность, ни хохот и повизгивание Катюшки. Тоска и ожидание – только эти два чувства и наполняли ее разум. Всё реже она стала доставать свою тетрадь. А когда доставала уж не прятала под матрас: не было сил. Клала под подушку. Старик её если и заглядывал в комнату, то сидел возле неё мало – то Катюшка просила его сказку почитать, то начиналась любимая телепередача, то ныла больная спина, притягивая к кровати. Он чувствовал, что теряет любимую жену – уж больно исхудала она за последнее время, черты лица заострились, а кожа приобрела мертвенно-жёлтый оттенок.
- Ты смотри тут… Не балуйся без меня, - еле слышно прошептала бабка в очередной его приход и печально улыбнулась.
- Ну, что ты, Нюра! Какой из меня баловник теперь? - улыбнулся в ответ старик. – Ещё ты меня догонять будешь.
- Поживи уж… За меня… Подольше, - с остановками прошептала баба Нюра.
Уголки её губ поползли вниз, и она добавила:
- Кончаюсь я, дед. Позови ты мне отца Михаила, Христом Богом прошу. Сходи. Детей не тревожь – некогда им.
- Не тревожься. Завтра с утра и отправлюсь.
Такая долгая ночь была в жизни бабы Нюры лишь однажды – когда она рожала своего первенца. Тогда время растягивали боль и страдания. Сейчас – короткие сны, в которых всплывали такие эпизоды из жизни, каких она и, желая, не вспомнила бы. Она уже не томилась ожиданием. В короткие минуты бодрствования доставала из-под подушки тетрадь и, с трудом сжимая пальцами ручку, что-то в неё записывала. Но быстро уставала, клала её на место и засыпала. Спящей и застал её муж. Не стал тревожить, тихонько прикрыл дверь и, взяв свою клюку, отправился на другой конец села, в маленькую деревянную церквушку. Перекрестившись перед входом, он вдруг задрожал мелкой дрожью – показалось ему, что глаза Христа глядят на него так же любяще и печально, как его старуха накануне вечером. Сердце зашлось от тревоги и боли.
Купив свечку, он пошёл было ставить её за здравие своей Нюры, да снова поймал этот взгляд. Руки задрожали так, что уронил свечу на пол и не смог поднять – больная спина не позволила.
- Отца Михаила… Христа ради, позовите, - попросил он у стоявшей неподалеку прихожанки.
Та, увидев печать горя на лице старика, перекрестившись, удалилась.
Вскоре появился священник. Смиренно поклонившись он вопросительно посмотрел на пожилого прихожанина.
- Скорее, отец Михаил… старуха моя исповедоваться хочет.
- Ступайте с миром, я возьму нужное и догоню, - ответил тот.
Вскоре они вместе торопливо шагали по дороге. Держась за спину и опираясь на клюку, старик едва поспевал за священнослужителем. Через полчаса уже показалась крыша родного дома. Лишь старик повернул к нему – в глаза бросилась опустевшая улица да стоящий возле калитки сын. Дрожащими пальцами он держал сигарету и торопливо курил, а плечи его опустились так, будто на них взвалили непосильную невидимую ношу.
- Павел, что? – выдавил из себя старик.
Сын поднял на него виноватые, полные скорби глаза. Слова были излишни.
- Опоздал…. Опоздал… - тряслись старческие плечи от рыданий.
***
Отслужив панихиду, отец Михаил достал из-под подушки бабы Нюры тетрадь в синей клеёнчатой обложке – её краешек он приметил ещё когда вошел в комнату.
- Позволите открыть? – спросил он родных.
Получив молчаливое согласие, он открыл последние страницы и принялся читать.

***
«Как тихо падает листва,
Как вкусно яблоками пахнет…
Нетронутых опят братва
На древнем пне уныло чахнет.
И золотом горят стога
На фоне сером перелеска.
Ныряет солнце в облака,
Но в нём уж нет былого блеска.
И я вздыхаю тяжелей,
Сливаясь с тусклою картиной,
Но как хочу я поскорей
Туч мрачных штору отодвинуть!

Родные мои, не скучайте! Я, наконец, ухожу на покой. С радостью ухожу – оставила след на земле. Вы и есть мой след. Катюшка, бабушка улетает далеко, увидимся мы нескоро, поэтому я тебе гостинцев припасла в моем сундуке – только пообещай, что будешь съедать по конфетке в день, тогда надолго хватит. Спасибо вам за тепло и заботу. За терпение – согрели вы мои последние денёчки. Дай Бог так каждому умереть, обласканному и не одинокому. Счастья вам желаю на долгие годы! Берегите себя.
Отец Михаил, только теперь понимаю, что значит умирать в одиночестве. Всю жизнь боялась этого, но так и случилось, потому что заслужила это своим непониманием, своим нетерпением. Дедушка мой умирал мучительно. Мне в ту пору было лет 30. А младшему Павлуше – всего 6 годочков. Ухаживала за стариком моя мать-покойница. А у меня - всё дела-заботы – то детишек в школу, то огород, то шить, то вязать. Скотина времени требовала, опять же. А всё нужно было бросить и побыть со стариком. Сквозь коросту эту земных забот нет-нет да пробивалось осознание того, что стоит мой дед на пороге вечности, негоже его одного оставлять. В такие минуты наведывалась к нему, а он то спал, то бредил. Ни с чем и уходила. Нет, чтоб остаться! Так случилось и в последнюю ночь перед его уходом.
«Нюра… Нюра…», - бредил дед. А я, неразумная, нет, чтоб подойти к его кровати, убоялась и ушла восвояси. Думала, утром загляну да посижу с ним. А утром-то и поздно уже было. Так и ушёл он в одиночестве, не дозвавшись внучки, которую при жизни и любил, и жалел больше всех. Уж, казалось бы, и страшнее грехи у меня были, в которых каялась Вам на исповедях. Но вот этот точил меня всю жизнь, камнем на шее висел. Вроде бы и названия у него нет – не воровство это, и непочтительностью нельзя назвать. Разве что трусость, приправленная неразумением и крошками чёрствости. При жизни отрабатываю этот грех – так же, как и дедушка мой, помираю в одиночестве. Выходит, простил он меня? Помолитесь и Вы о моем прощении, отче!
Родные, любите…» - дальше строки превращались в нечитаемые синие каракули и обрывались.
Отец Михаил закрыл тетрадь и отдал её убитому горем старику.
- Успела ваша бабушка исповедоваться, - промолвил он тихо и, перекрестившись, удалился.
0

#4 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 30 октября 2016 - 18:29

3

СИ БЕМОЛЬ

Одесса. Начало тревожного двадцатого.
Из квартиры музыканта и педагога слышны звуки скрипки, то и дело прерываемое эмоциональными возгласами.
- Яшенька, родной мой! Не забывай про мизинчик… Он ничем не хуже других пальчиков. Значит, и трель должна быть какой? – Такой же. Попробуем ещё раз.
Яшенька обиженно сопит: ему очень хотелось сразу взять в Вивальди, сладкозвучного, гармоничного Вивальди; но раз учитель сказал…
Учитель, умеющий вытворять со скрипкой такие штуки! В прошлый раз, например, он ослабил колки, отпустил струны… И вдруг Яша услышал настоящую шарманку – такие монотонные, жалобные, бесконечно повторяющиеся звуки.
В другой раз маэстро играл на скрипке, как на гитаре; потом имитировал бандуру. И ещё много чего умел это виртуоз. А звук какой! Боже мой, какой звук!..
- Хорошо, мой учитель.
Урок продолжался.
Иногда под окнами собирались целые группы фанатов. С этим уже ничего не поделаешь: в Одессе всегда любили скрипку.
Он не успел закончить пассаж…
- Яшенька, дружок! Что с тобой сегодня? Ты увидел в окне красивую девочку? Тебя кто-то отвлёк? Почему (был бы ты здоров до конца жизни), почему ты сегодня рассеянный?
- Я не рассеянный, учитель…
- Ты говоришь, не рассеянный? А где, спрошу я, где у тебя си бемоль? Как ты мог потерять живую ноту? Давай ещё раз…
- Хорошо, учитель.
В дверь постучали.
- Я чувствую, нам сегодня не дадут заниматься. Кто там? Заходите… Но, имейте в виду, у нас урок…
В комнату не вошла, а вплыла дородная женщина.
- Скажите, маэстро, как тут мой Яша?
- Ваш Яша играет, как вам не снится! Талантливый ребёнок, но… - учитель поднял палец кверху, словно там, наверху, уже готовили Яшино будущее… - Но сегодня произошло что-то странное… Вы понимаете, мадам Хейфец, Ваш сын, этот удивительный вундеркинд, этот удивительный талант, потерял си бемоль, а? Как Вам это понравится, мадам Хейфец?
- Яшенька, сынок, - взмолилась мама, - ты действительно потерял си бемоль? Ты таки потерял?
- Мамочка, я не помню… Наверно…
- Так сейчас же скажи учителю, что найдёшь. Сейчас же…
- Хорошо, мама, я постараюсь…
И постарался. В возрасте, когда детки учатся читать и писать, Яков уже выступал с концертами. Он схватывал скрипичные азы как конфетки. На десятом году жизни его принимают в Петербургскую консерваторию. Гастроли в Европе и Америке – мировая известность и, конечно же, деньги…
Вот он вернулся с гастролей, где его называли новым Паганини… А впоследствии его окрестили «императором скрипки». Яша заглянул к учителю:
- Здравствуйте, маэстро! Спасибо Вам! У меня всё получилось… Я так счастлив!
Маэстро торжественно пожал руку вундеркинду:
- Я не сомневался. Ты ещё под стол ходил, а я уже знал, что получится. Поздравляю!
- Маэстро, смотрите!
Яков достал увесистый кожаный мешочек. Открыл – сверкнули жёлтые крупинки.
- Что это? Золото?
- Ну да, конечно! – радостно воскликнул мальчик. – Спасибо Вам, учитель!
Так начиналась эпоха крупнейшего скрипача современности, «императора скрипки» Якова Хейфеца.
0

#5 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 07 ноября 2016 - 21:29

4

МАМА СОБИРАЕТСЯ В КОМАНДИРОВКУ


По пути в Алёнкину комнату Ольга споткнулась обо что-то в тёмном коридоре, нащупала под ногами ботинок и приткнула его к стене. Второй ботинок нашарить не удалось. В комнате она зажгла настольную лампу и погладила по плечу спящую дочь:
– Алёна, подъём.
Ольга будила её первой из детей. Алёнка и раньше была копушей, а сейчас она превращается в девушку, да так быстро, что Ольга иной раз смотрит на дочь и словно бы не узнаёт… И ходит молодушка павушкой, то ли по облакам плывет, то ли витает в них, а во взгляде – бархат и мечтательность. Пока соберётся…
Алёна открыла один глаз – этого достаточно. По пути на кухню что-то почти невесомое мягко зацепилось за ногу. Что это, Ольга разглядела, только выйдя из коридора: на ноге ехали Алёнкины колготки. Опять мечтательная дочь с вечера колготки не постирала!
Конечно, в последнее утро перед командировкой Ольга не станет варить кашу, а лучше наделает гренок и сварит кофе всем желающим. Под ногами вертелись петрушата – маленький, вечно дрожащий пёсик Дудик и старая кошка Ночка.
– И кто их придумал, эти командировки, – проворчала Ольга между делом, – дом за две недели в бардаке потонет. Верно, петрушата?
– А? – откликнулась дочь, которая протрусила мимо кухни в ванную.
– Я говорю… – начала мама, но замолчала, потому что объяснять уже было некому, а у петрушат интересы в данный момент находились совсем в другой плоскости.
Следующий на очереди – Мишутка, этот парень самостоятельно ещё не одевается. Когда Алёна освободила ванную, Ольга как раз всё подготовила для жарки гренок и отправилась в «пареньковую» будить младшего. В детской нежно теплился ночник. Мишутка послушно сполз с кровати и утвердился на ногах, но глаза так и не открыл. Мама мягонько допихала его до туалета, в ванной поставила стаканчик с тёплой водой и вернулась на кухню.
– Ма-а-ау! Вяк! Вяк! – встретили её истосковавшиеся петрушата.
– Алёна! – крикнула негромко Ольга в темноту коридора. – Почему скотина не кормлена?
– Мама, я занята!
– Я те щас дам «занята»! Они ж меня съедят, кто тогда вам завтрак приготовит?
Ночка ждала-ждала, да и обиделась: уселась к хозяйке хвостом, по-старушечьи сгорбилась и жалобно закашляла: кхе, кхе. Ольга между тем пристроила мисочку с творогом для Миши в тарелку с тёплой водой, чтобы погрелось.
Гренки зашкворчали на сковороде, тут и умытый Мишутка явился на пороге кухни. Мама проводила его в гостиную, где папа после прогулки с Дудиком смотрел новости по телевизору. Миша получил одежду, выбрал из кучи колготки и стал задумчиво их изучать. Ладно, пока так.
Пора варить кофе. На кухне Алёнка уже сыпала корм петрушатам.
– Ты их в чёрном теле-то не держи, – сказала Ольга. – И воду менять не забывай.
– Знаю, мама, – нетерпеливо ответила дочь.
– Имей в виду, порядок в доме на тебе.
– А чё сразу я? А Андрей?
Вж-ж-ж! – зажужжала кофемолка.
– Потому что ты девушка, – ответила Ольга, и на этом аргументы закончились.
Алёнка тут же превратилась в «сварливую бабку», слова так и посыпались пулемётной очередью, и хоть бы одно приятное.
– Так, красавица моя, – остановила Ольга «пулемёт» и выключила кофемолку. – По средам пылесосишь и моешь кухню, коридор протираешь каждый день. По субботам, как всегда, вся уборка. Ясно?
Алёнка недовольно забурчала, отчетливо прозвучало «не буду».
Ольга подчеркнуто промолчала. Она убрала с огня готовый кофе и перекидала со сковороды на тарелку вторую партию румяных гренок. Алёнка обиженно насупилась и демонстративно пошла из кухни.
– И цветы поливать не забывай! – сердито бросила ей в спину мама.
В кухню вдвинулся Евгений и мимоходом чмокнул жену в макушку.
– Как там у Мишутки дела продвигаются? – спросила Ольга.
Евгений не помнил, на какой стадии завяз младший сын, зато что делается в Сирии… Ольга пообещала принести «свободные уши» чуть позже и скользнула в гостиную.
Младший сын завяз в колготках. Крупная, как у отца, голова на тонкой шейке чуть-чуть покачивалась, а толстые крепкие щёчки торчали сзади из-за шеи, что каждый раз вызывало у Алёнки взрыв веселья. Любящий отец переключил телевизор на канал с мультфильмами, на экране вместо озабоченных дикторов подбоченилась Мартышка и заняла все внимание мальчика.
– Ну, и что тут у тебя? – поинтересовалась у Мишутки мама. – Три вещи – и куча проблем?
– Три – это не куча, – заявила с экрана Мартышка и, поразмыслив, подтвердила:
– Нет, это не куча.
– Ну как же не куча, – возразила Ольга. – Колготки – раз, футболка – два, джемпер – три. Куча!
– Куча – это когда много, – доходчиво объяснила Мартышка.
– Вот те на! – удивилась Ольга.
Мишутка засмеялся и натянул колготки до конца.
– Молодец! Держи футболку.
Управившись с одеванием, Мишутка потопал к отцу завтракать.
– Молодой растущий организм уже проснулся? – окликнул жену Евгений.
– Сейчас разбужу, – ответила Ольга и снова отправилась в «пареньковую» –поднимать старшего. Трясти его надо долго, основательно - как-никак богатырь, трясти до тех пор, пока не сядет на кровати, иначе снова заснёт. Вот Ольга его и трясла, да ещё свет включила, иначе совсем никак. Андрейка только мычал и упрямо натягивал одеяло на голову.
В «пареньковую» заглянула Алёнка и заявила:
– Мама, ты ему ещё кофе в постель принеси!
Она шагнула к кровати, содрала с головы брата одеяло, нагнулась и проорала:
– Штырь, подъём!!!
– Нормально! Штырь! – ужаснулась мама.
– Чё ты мне в ухо орёшь, я аж пророс! – возмутился Андрейка, по-молодёжному налегая на ударные гласные. Над подушкой поднялась темноволосая всклокоченная голова, из-под одеяла высунулись волосатые ноги пятнадцатилетнего отрока. В ушах обнаружились наушники, а провода тянулись под подушку. Ольга потянула наушники из сыновьих ушей:
– Опять? Мы ж договаривались!
– Ну ма-ам! Я же музыку отключил.
Ольга поднесла наушник к уху – и в самом деле, тишина.
– И в котором часу ночи произошло сие событие?
– Ну ма-ам!
На кухне ждала сковорода, полная масла из-под гренок. Ольга понесла её выливать и наткнулась на вездесущего Дудика. Песик вякнул, хозяйка его ещё и выругала. Досталось и Мишутке за то, что вымазался в твороге, и Евгению, что сыну чаю не налил, Алёнка же догадалась вовремя втянуть голову в плечи – может, хоть она под горячую руку со сковородой не попадётся. Все разборки на кухне перекрыл сильный шум из коридора: Андрей споткнулся в темноте об собственный ботинок и теперь летел вдоль коридора, цепляясь руками за стены, и по пути удивлялся, обо что это он так споткнулся. Конец полёта ознаменовался грохотом падения «молодого растущего организма». На шум из Алёнкиной комнаты явилась встревоженная бабушка. Она пыталась на ходу вставить челюсть, но получилось неловко, челюсть выпала, Дудик подхватил её прямо на лету и понёсся в тёмный коридор.
– Андрей, лови его! – крикнула Ольга.
Старший бросился следом.
– Да свет включи, олух, – добавил отец.
Мишутка тут же уронил на стол ложку и побежал за братом.
– Куда? – всполошилась Ольга, но маленький увалень вдруг превратился в прыткого пацанёнка и исчез за углом.
Евгений с Алёнкой захохотали, а бабушка смущенно улыбнулась, предусмотрительно поджимая губы. Дудик был изловлен, Мишутка тоже, челюсть возвращена хозяйке, а мальчишка водворён обратно за стол.
Бабушка ушла в комнату, но почти тут же вернулась:
– Оля, посмотри, что-то я своих очков не найду.
– Алёна, ты уже позавтракала?
– Не-а.
– Ладно, сейчас поищу сама.
– Андрейка, ты не ушибся? – заботливо спросила бабушка.
Внучок пожал плечами. Плечи хоть куда – по-отцовски широкие, на секции парень поднимает штангу больше восьмидесяти килограммов, а тут бабушка со своим: «Не ушибся ли, внучек?»
Наконец за обеденным столом, хоть и ненадолго, собралась вся семья: солидный папа Женя, с которым на небольшой кухне сразу становится тесно, хлопотливая мама Оля, бабушка в очках с толстыми стёклами, темноволосый, «в папу», Андрей, светленький, «в маму», Мишутка и царевна-лебедь Алёна, вроде как ни на кого не похожая, но если приглядеться… Под столом дежурили петрушата: вдруг чего сверху свалится?
– Бабушка, не вздумай тут без меня мыть посуду, – сказала Ольга, – ещё чего не хватало. Папа и Андрей, моете посуду по очереди: день папа, день Андрей.
– А чё сразу я? – возмутился отрок. – А Алёнки чё, не будет?
– Что-то подобное я уже сегодня слышала, – менторским тоном ответила мама. – На Алёнке уборка, за вами всеми убирать – посуда за углом стоит и нервно отдыхает. На Алёнке ещё и «петрушата» и полив цветов. Всем ясна политика партии и правительства?
На кухне сгустилась недовольная тишина, даже Дудик притих. Из-под стола неторопливо выбралась Ночка и с достоинством удалилась.
– Хорошо, – сделала вывод Ольга. – И чтоб не было, как в прошлом году.
В прошлом году Ольга сильно заболела, да так, что несколько дней пролежала в постели. Бабушка с ними ещё не жила. Домочадцы сами готовили и, в общем-то, у плитки худо-бедно справлялись. Спустя несколько дней Евгений спросил жену, куда делась посуда.
– Как это куда? – удивилась Ольга. – Посуда должна быть на месте.
– Нету на месте.
– Как это нету?
– Ну, нету. Ни тарелок, ни ложек, ни кастрюль.
Страшно удивившись, Ольга поднялась с постели и побрела на кухню. И показала посуду мужу: в раковине и под столом.
- Мойте, и всё будет, – добавила она, утирая от тихого смеха слёзы.
- Как так? – изумился Евгений, – я её реально не видел!
– Конечно, не видел, ты же чистую посуду искал?
– Ну, да.
– Потому и не видел.
– Андрей, – продолжила Ольга, – если в моё отсутствие не исправишь двойку по русскому – сдашь планшет отцу.
– А чё это…
– Два раза повторять? – буркнул глава семейства.
Андрей опустил богатырские плечи. Ольга сменила тон:
– Бабушка, у меня к тебе маленькая просьба: не давай Мише много сладкого, а то опять высыплет. Ладно?
– Я и не даю, что ты! – засуетилась бабушка. – Диатез у нас, я же знаю.
Сразу после завтрака Ольга проводила Евгения с Мишуткой: запихнула сына в куртку и сапожки, завязала шапочку, обоих мужичков чмокнула в толстые щёчки, закрыла за ними дверь и перевела дух: «Первый пошёл».
Второй собирался пойти, пока мама не видит, но Ольга из кухни успела заметить стриженый затылок, мелькнувший во входной двери, метнулась за Андреем и успела поймать его за куртку:
– Куда?
– Ну ма-ам!
– А шапку?
– Да не хочу я её надевать, тепло же.
– Из носу потекло, – прозаически заметила мама. – Скоро соревнования, выйдешь к штанге, а у самого сопли.
– Уй-й-й!
Штангист резким движением натянул шапку и опрометью бросился вниз по лестнице, пока мать не успела его чмокнуть. Ольга повернулась к Алёне, которая прилаживала к куртке красивый шарф и одновременно размолачивала челюстями жвачку – изящный остренький подбородок так и ходил ходуном.
– Ну, а что у тебя?
– Всё норм, – заверила маму Алёнка, задрала юбку, и, энергично вращая бёдрами, подтянула тёплые лосины.
– Норм, – согласилась мама, притянула к себе павушку и расцеловала в обе щеки и в лоб. – На тебя вся надежда. На этих оболтусов надежды нет, а бабушка у нас старенькая, за ней самой глаз да глаз нужен.
– Мама, она вчера…
– Вот и я о том же: глаз да глаз! Ну, пока, красавица.
Проводив дочь, Ольга убрала с трюмо носки двадцать седьмого размера, увидела Дудика, вздохнула и доверительно сообщила пёсику:
– Приеду, а в квартиру будет не влезть. Хоть бы цветы не высохли за две недели. Верно, Дудик?

***
…Ольга переступила порог и вдохнула родной запах, который совсем не чувствуется, пока живёшь дома. Евгений, встретивший её в аэропорту, пошёл ставить машину. В квартире было тихо. Удивившись, Ольга включила свет. Сапожки и ботинки стояли вдоль стены, как солдаты на построении, а на полу ничего не валялось.
– Ма-а-ау! Вяк-вяк!
При виде хозяйки петрушата начисто забыли о воспитании, и если бы Ольга была не в джинсах, а в юбке, они порвали бы ей колготки. На шум выглянула Алёна, да так и замерла:
– Мама…
И повисла у неё на шее. Ольга обняла свою лебёдушку. Потом и Мишутку на руки подняла. Щёки младшего так и горели от свежеиспёченного диатеза. С сыном на руках Ольга пошла по комнатам, удивляясь нежданной чистоте и без конца натыкаясь на кого-нибудь из петрушат. Бабушка поднялась навстречу с дивана и закудахтала, Ольга и её обняла. Старший сидел в «пареньковой», как тролль – безвылазно, встретить маму не соизволил и приложил максимум усилий, чтобы спрятать восторг. От чмока увернулся. Сидел он над русским, а планшет с наушниками валялся на подоконнике.
– Я пару исправил, – сдержанно сообщил он и с насмешкой оглядел шумное семейство. – Мам, у меня соревнования на следующей неделе, ты придёшь?
– Куда ж я денусь-то с подводной лодки?
– Тренер сказал, что если золото не возьму… А, короче! – оборвал себя суровый парень, да так и засиял папиной улыбкой.
Ольга в окружении младших и петрушат прошла на кухню:
– Что тут у нас? Федорино горе?
«Федорина горя» и близко не было, и даже ужин оказался готовым: картошка-пюре и чуточку подгоревшие магазинные котлеты.
– Признавайтесь, кто автор ужина? – спросила она у домочадцев.
Павушка скромно потупилась.
– Ты у меня просто умница, маленькая моя! А цветы поливала?
Тут Алёна сконфузилась и отрицательно мотнула головой.
– Ну, что мне с тобою делать? Ладно… Что-то папы долго нет. Видать, машину ставить через Ольховку поехал.
Папа вернулся чуть позже, вручил жене цветы и торт и провозгласил:
– С возвращением в родные пенаты, мать! И с командировками ты это… Завязывай. Как-то без тебя несподручно.
– Первая командировка за десять лет! – засмеялась Ольга. – По моим ощущениям, надо бы, наоборот, почаще ездить.
0

#6 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 ноября 2016 - 21:13

5

РЕБРО МАРИИ

Первый раз за последние 5 лет я решил поехать с семьёй отдохнуть на море. Договорился с партнёрами, купил путёвки, собрал вещи и теперь сижу в аэропорту как неприкаянный. Наш вылет задерживается на 7 часов. За это время я уже выучил наизусть Правила прохождения таможенного контроля, прочитал книжку, которую планировал растянуть на две недели отпуска, а посадку так и не объявляли. Часов в 10 нас накормили завтраком, и теперь моя жена мучается желудком. Ну, хоть какое-то занятие!
Те, кто успел занять сидячие места, дремлют в самых нелепых позах. Одуревшие от жары дети бегают по залу, остальные, как лунатики, ходят из стороны в сторону. Заприметив у стойки бара освободившееся место, я галопом поскакал к нему. Справа от меня сидел мужчина лет 60 в элегантном льняном костюме и потягивал белое вино. У него было задумчивое лицо и отсутствующий взгляд. Казалось, что ему невероятно скучно, будто он наперёд знал, что произойдёт дальше. Я решил подбодрить его и затеял обычный для такой ситуации разговор: про погоду, море, аэропортовские порядки… Он вставлял свои реплики всегда к месту, но разговор не отвлекал его от грустных мыслей.
- Хотите фокус?! - спросил я, увидев, как он достал из кармана пачку новеньких 50-рублевок, туго перевязанных красно-белой полоской бумаги, как это обычно делают в банке.
- Вы артист?
- Нет, но удивить могу. Хотите, я вытащу одну купюру, не нарушая упаковки вашей пачки?
Он оживился, повертел деньги в руках, изучая упаковку, и отдал мне:
- Валяйте!
Я немного отвернулся, чтобы он не мог видеть мои манипуляции, и через 30 секунд протянул ему одну бумажку и целехонькую пачку.
- Вы, наверное, карточный шулер? – спросил мой собеседник, пытаясь самостоятельно вытащить банкноту из пачки. – А ещё одну можете?
- Не вопрос, - ответил я.
На вытаскивание второй купюры ушло не больше 20 секунд.
- Кстати, меня зовут Алексей.
-А я - Андрей. Ловко у Вас получается. Научите?
- Кстати, а Вы знаете, что такое ребро? - на всякий случай спросил я.
- Нет.
- Так на языке банковских служащих называется пачка денег, крест-накрест перевязанная банковской лентой.
Через полчаса Андрей уже понял механизм вытаскивания купюры и ещё минут сорок убил на то, чтобы достать первую бумажку из пачки.
- Какое увлекательное занятие, - улыбался он, явно довольный своими успехами. – Будет теперь чем заняться.
По радио как раз объявили, что наш рейс задерживается на 2 часа.
- Вы банковский служащий? – спросил Андрей.
- Нет, адвокат. А научился я этому лет тридцать назад, когда был следователем ОБХСС. Хотите – расскажу?
- Конечно, - ответил мой товарищ по несчастью и заказал ещё бокал белого вина.
Эта история произошла в середине 80-х годов, когда каждый ребёнок знал, что экономика должна быть экономной и что слова «МИР», «ТРУД», «МАЙ» - братья-близнецы. На юге Москвы находилось полусекретное предприятие «Бета-физика». Оно, вероятно, существует и по сей день. Огромные производственные площади, научные лаборатории, экспериментальные мастерские, тысячи сотрудников и два десятка корпусов. Территория настолько велика, что сотрудники перемещаются по ней на автобусе, целый день курсирующем от одного корпуса к другому.
На предприятии всё централизовано, в том числе, получение и выдача зарплаты. Два раза в месяц уполномоченные цеховые кассиры приходят в кассу, которая находится на третьем этаже центрального административного здания, и в окошке получают деньги по ведомости. Пересчитывают пачки денег (рёбра), расписываются за них и под охраной возвращаются в свои цеха и отделы. Там они распечатывают пачки и раздают заплату сотрудникам. Деньги переносят в «банковских» чемоданчиках - чёрные жёсткие чемоданчики размером 50 на 30 сантиметров с одной ручкой посередине и двумя замками.
Годами отлаженный механизм работал без сбоев, пока цеховые кассиры не начали жаловаться, что каждый раз при выдаче денег у них не хватает по две-три купюры достоинством 25 или 50 рублей. Учитывая, что заплата кассира составляла 140 рублей, их это сильно расстраивало. Первый раз кассир молча возмещал недостачу из собственного кармана, второй раз он писал заявление в Профком на предоставление ему материальной помощи. Причём, в заявлении они ничего не писали про недостачу, а, как водится, «по семейным обстоятельствам». А на третий раз писал заявление в Администрацию. И вот, когда в Профкоме накопилось несколько десятков заявлений от кассиров, руководство задумалось.
Стали изучать ситуацию, опрашивать кассиров, проводить проверки в центральной кассе. Проверка не выявила никаких проблем. Тогда цеховых кассиров заставили при получении денег в кассе снимать банковскую упаковку и пересчитывать количество купюр в каждом ребре. Кассиры возмущались, но при этом считали. Оказалось, что в каждой десятой пачке не хватает по купюре, а то и по две. Это уже было похоже на систему, да и сумма по всем отделам набегала немаленькая. И тут уже в дело вмешалась Прокуратура и ОБХСС.
- Тогда-то я и познакомился с главным кассиром «Бета-физики» Марией Пыжовой или Мариванной, как называли её коллеги, соединив в одно слово имя и отчество. Это была знойная женщина, мечта поэта. 40-летняя дама, полноватая, с копной чёрных волос, неопрятно уложенных в некое подобие причёски. Одевалась она под стать прическе - безвкусно и неопрятно. Одежда только подчёркивала недостатки фигуры и лежала нелепыми складками в самых неожиданных местах. Но, при всех своих недостатках, эта женщина обладала безграничным обаянием. Её любили все - от генерального директора до уборщицы. Она умела найти общий язык с любым; кого-то подбодрить, кого-то - пожалеть, а с кем-то - пококетничать. Она была разговорчива и смешлива, сыпала шутками-прибаутками и могла работать по 12 часов в день, не проявляя и намёка на усталость. Мужа у неё не было; жила она в глубоком Подмосковье с дочерью-первоклассницей. О своей личной жизни никому не рассказывала, и, учитывая её манеру одеваться, все её молоденькие подчиненные на 100% были уверены, что никакой личной жизни у неё нет.
Мариванна работала на предприятии уже лет 10, никогда не опаздывала, больничных не брала, в отпуск ходить не любила, а если и брала, то после длительных уговоров, раз в год, не больше, чем на неделю. Но больше всего её ценило руководство за то, что проверки в центральной кассе проходили на «отлично». Документы всегда в порядке, сейф сходился копеечка в копеечку, и придраться было абсолютно не к чему.
Царство Мариванны занимало весь третий этаж главного корпуса. Оно состояло из 4 комнат, в каждой из которых располагалось по 6-7 массивных железных сейфов 2 на 1,5 метра. Каждый сейф состоял из 7 полок, где в три ряда стояли аккуратно перевязанные пачки денег. В комнатах не было окон, выходивших на улицу, зато были бронированные двери и маленькие зарешёченные окошки, через которые выдавались деньги.
Когда следователи ОБХСС пришли к Мариванне, она вела себя как радушная хозяйка с дорогими гостями. Ни нервозности, ни излишней хлопотливости не было в её движениях. Всё изменилось в одну минуту, когда следователи изъявили желание пересчитать все имеющиеся в кассе деньги, причём не просто ребра, а всё до последней бумажки. Вот тут Мариванна начала устраивать истерики - плакала, хваталась то за сердце, то за голову, и выдумала самые нелепые поводы, чтобы затормозить работу проверяющих.
Следователи заподозрили неладное, но ненадолго, потому что, как только они осознали объём работ – ужаснулись не на шутку. Это ведь не зарплату в кошельке считать - это 20-30 сейфов, доверху набитых новенькими ассигнациями.
После первого дня работы кассовая комната была похожа на пещеру Али-Бабы: деньги кучками, горками и стопками были повсюду, а между ними сновали ревизоры. Безумие продолжалось пять дней. За это время вскрыли и пересчитали двести рёбер, и в пяти ребрах по 25 и 50 рублей не хватало по одной купюре.
На каждой пачке был указан номер сотрудника банка, который её сформировал и запечатал, поэтому вполне логично, что следователи отправились в банк. В то время формированием денежной массы и распределением её по предприятиям занимался Московский Индустриальный банк. Начали вызывать кассиров, опрашивать - уголовное дело к тому моменту ещё не возбудили - и выяснили, что в банке каждое ребро проходит тройной контроль и поверить в нехватку хотя бы одной купюры в пачке также трудно, как выдать замуж сорокалетнюю девственницу. И, действительно, многочисленные проверки рёбер и контрольные проверки по другим предприятиям дали только положительный результат. Никаких недостач при проверке 3.000 рёбер не обнаружилось.
Всё внимание снова сосредоточилось на «Бета-физике» и её главном кассире. Мариванну начали изучать под микроскопом. Выяснили, что она частенько приходит на работу с красными отечными глазами. Но от неё никогда не несло перегаром, поэтому на это никто не обращал внимания.
Дальше – больше. Оказалось, что у неё имеется молодой любовник. Судя по фотографиям, это статный, высокий красавец, лет 25, с модной бородкой и взглядом капитана дальнего плавания. Они встречались чуть более года и любили проводить время с шиком. Именно поэтому Мариванна брала такие короткие отпуска – на большее не хватило бы никаких финансов. Они отправлялись на юга, где сорили деньгами направо и налево: плавали в бассейне с шампанским или арендовали пароход на весь день.
Когда следователи читали показания служащих гостиницы, где отдыхала знойная женщина со своим Мачо, у них слюнки текли от зависти. Умеют же люди развлекаться!!! Об их проделках ходили легенды. Однажды они устроили ужин на двоих у подножия горы Ай-Петри с официантами, оркестром и танцами при луне. В другой раз под их окнами музыканты местного оркестра всю ночь пели серенады.
Решили провести контрольную проверку во время выдачи очередной зарплаты. Цеховой кассир получал в окошке заплату для всего отдела, пересчитывал рёбра, не вскрывая упаковки, подписывался в сопроводительных документах и выходил из центральной кассы. После чего его сажали в машину и везли в ОБХСС на Петровку, где чемоданчик вскрывался и пересчитывался. Оказалось, что в каждом втором чемоданчике недоставало одной или нескольких купюр. Стало ясно, что деньги из рёбер пропадают в центральной кассе. На третий день проверки в кабинет следователя была доставлена Мария Пыжова. Раскрасневшаяся от возбуждения и, как оказалось, после очень большого подпития предыдущим вечером, она, недолго думая, выложила всю схему своих махинаций.
Тщательно записав показания, следователь задал последний вопрос:
- Как она доставала купюру из бумажного плотно натянутого креста, который скреплял каждое ребро?
Мариванна согласилась рассказать, точнее, показать. В комнате для допроса собрался весь коллектив ОБХСС, включая уборщиц и практикантов. Подозреваемая взяла две большие иголки (тогда они назывались «иголки по копейке» - ими подшивались уголовные дела в милиции), засунула под бумажную обёртку две иглы, причём, одна шла между обёрткой и верхней лежащей купюрой, а вторая пошла под верхнюю купюру, но только с нижней стороны. После того, как купюра была с двух сторон зажата иглами, Мариванна большим и указательным пальцами правой руки начала наматывать купюру на иголку, пока она не превратилась в рулончик. После чего тоненький рулончик совершенно спокойно доставался из-под ленты. У опытной кассирши операция заняла не больше семи-восьми секунд.
Все были в шоке.
Её попросили записать эту операцию на видеокамеру, на что она согласилась при условии, что её не арестуют, а оставят дома под подпиской о невыезде. Мариванна клятвенно обещала вовремя являться на допросы. Да и куда ей бежать с маленькой дочкой на руках?! Под общий восторг оперов и следователей, знойная женщина продемонстрировала на камеру свой утончённый способ хищения, вынимая из разных рёбер одну - две купюры, не повреждая банковской упаковки.
На следующее утро Мария Ивановна Пыжова пропала. Её не было ни дома, ни на даче, ни в школе у дочери. То есть дочка в школе была, а мамы не было. За ребёнком приехала бабушка и забрала к себе, а следователи, взявшись за голову, бегали по всей Москве. К вечеру того же дня объявили во всероссийский розыск.
Нашли её только через две недели в самом шикарном сочинском санатории, в номере «Люкс» вместе с любовником. Когда оперативники ворвались в номер, Мариванна лежала в обнимку с бутылкой Абрау-Дюрсо, а её любовник еле ворочал языком. По недоеденному ужину и обилию винных бутылок стало очевидно, что кутили они на всю катушку. При обыске изъяли 300 рублей мелкими купюрами, но было понятно, что они успели потратить намного больше. Её привезли в Москву и, на удивление следователей, Мариванна не испытывала ни капли сожаления.
- Эх, мальчики! Жизнь, она ведь, как и басня, ценится не за длину, а за содержание. Вы уж не держите на меня зла. Я знала, что меня посадят, вот и решила напоследок оторваться. И надо вам сказать, у меня это получилось, - довольная улыбка появилась на лице сорокалетней женщины.

***
Женский голос из динамика сообщил, что нас приглашают на посадку. Мы разбежались в разные стороны в поисках своих семей. Уже в самолете ко мне снова обратился мой новый знакомый Андрей:
- А что стало с Вашей Мариванной?
- Вы правы: рассказ без развязки - что всадник без лошади, - улыбнулся я в ответ. – Вскоре состоялся суд. Ей дали четыре года и отправили в женскую колонию где-то под Псковом. Там она чудненько себя вела, покорила всех вокруг очарованием и добротой, абсолютно ничего не скрывала и с удовольствием делилась своим искусством. Кстати, и там работала в торгово-денежной сфере - в буфете при колонии. Через два года её условно-досрочно выпустили. Я встречался с Мариванной вскоре после освобождения и, надо Вам сказать, жизнь в неволе пошла ей на пользу. Она сильно похудела, помолодела лет на десять, посвежела. Сами посудите: два года спиртного в рот не брала. Так что, стала она писаной красавицей.
0

#7 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 26 ноября 2016 - 14:40

6

АБРИКОСЫ


Абрикосы падали один за другим. То ли под деревом сидел великий учёный, которому оранжевые друзья все пытались помочь открыть новое вещество, то ли наступала осень… Однако, что же лучше – новое вещество или осень?
Звук падающих фруктов уже приелся моему уху, поэтому я выглянул в окно. Стоило мне высунуться поближе к природе, так она сразу отблагодарила меня комком паутины, прилетевшей на волосы. Передо мной простиралось огромное поле, засеянное кукурузой. Справа от него, у канавы, сидел одинокий рыбак, частенько подергивающий удочку. За ним простирался глухой, необъятный сосновый лес. Как-то в детстве мне посчастливилось побывать там. Каждый шаг давался с трудом. И всё потому, что вековой слой сосновых иголок не позволял быстро идти. Ветки деревьев образовывали серо-чёрную стену. Это страшное зрелище, учитывая то, что я был там один.
Но сейчас лес находился далеко от меня. И не так он уже и страшен. За столь долгое время большую часть деревьев вырубили - торчали лишь пеньки. Лесу пришлось опустить линию зелёного фронта, пожертвовав человеку высокорослых бойцов. А я сижу у окна и смотрю на кукурузу – как же ее много!. Ещё совсем молодая… И эта зелёная гвардия тянется далеко за горизонт. Я никогда не бывал там, за полем, да и вряд ли побываю.
Ноют ноги: видимо, скоро пойдёт дождь. Но небо ясное, нет ни малейшего облачка, а тучи - тем более. «Наверняка «крапанет» ночью» - , подумал я и решил прилечь отдохнуть. Но вот незадача - рукав рубашки зацепился за торчащий гвоздь. Старость - не радость, а 85 лет - это уже горе. Никому не нужный старикашка сидит у окна и не может выбраться: дряхлые пальцы не могут дать свободы.
А рыбак идёт в сторону леса с удочкой и ведёрком. «Тут клюёт неплохо» - , вспомнил я. В молодости рыбу из этой канавы ловили руками. Ох, как же мне это нравилось! Опускаешь пальцы в холодную, практически полностью прозрачную воду и ждёшь, пока рак щипнет за руку, а потом победоносно поднимаешь её и кричишь: «Есть контакт!»
Вновь начали падать абрикосы - именно этот стук меня и убаюкал. Проснулся я от резкого толчка, как будто от удара током. Я встал и прошёлся по хате. Передо мной сидел старик в разорванной рубахе, с сияющей лысиной, на которой уютно расположилась паутина.
Начал идти дождь. А я в это время был очень далеко от дома. Кукурузное поле казалось спичечным коробком, а лес - огромной доской из темного дерева. Дождь начал усиливаться, и то, что я видел пару минут назад, — покрылось дымкой. Пора бы уже и взглянуть вверх, но меня мучил один вопрос, который остался внизу: «Кто же мои попадавшие абрикосы соберёт?…»
0

#8 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 27 ноября 2016 - 01:19

7

ДРУГ МОЙ БОДО


Зло пришло в этот мир,
когда демон Йима
накормил человека говядиной.
Авеста


Старшую дочь отец назвал Нарвик. Ещё до войны у многих, живущих на Севане, была такая привычка – давать новорождённым в качестве имён названия географических объектов. Повзрослев, Нарвик сама стала давать имена домашним животным.
Даже утки и гуси имели клички, не говоря уже о собаках, кошках и коровах. В этом потоке имён нашлись прозвища и для меня. Но, в отличие от скота, мне доставались имена каких-то известных деятелей или же деревенских бездельников.
Когда в хлеву появился белый телёнок-красавец, он сразу получил кличку Бодо! Ой, как любили мы этого озорника с большими чёрными глазами и длинными ресницами! Белый мех его так и сверкал на солнце!
Начались школьные каникулы. Бодо уже приручен, и я без верёвки провожаю его на луг, а вечером мы вместе возвращаемся домой. Я обнимаю бычка за шею; мы идём, медленно раскачиваясь. Я рассказываю ему о том о сём. Он знает обо всех моих проблемах: иногда мычит «м-мм» или «м-мо», то есть говорит, что всё понял. А если начнёт кивать головой, то пора мне запеть. Видимо, ему нравилось слушать, как я пою. И гости, когда собирались у нас, просили, чтобы я спел что-нибудь.
Мы так привыкли друг к другу, что возвращались домой, как братья. А когда сестре и матери приходилось идти за телёнком, они с трудом пригоняли озорника домой. Бодо даже не считался с тем, что именно Нарвик когда-то придумала его имя. Он так привык ко мне! Особенно любил, когда я его обнимал за шею.
По ночам, когда не спалось, из окна я смотрел на Луну: замечал, что она меняется с каждым днём, а затем приобретает свой прежний вид. Я не мог объяснить, почему мне так нравилось наблюдать за Луной…
… Этой осенью к нам понаехало много народу. Оказывается, сватают сестру. А на свадьбу зарезали Бодо. Я долго не мог успокоится – рыдал всё сильнее. И слёзы мои были смешаны с кровью любимца, коровьего дитяти, отданного за заклание. Совершив подлость, меня отводили в сторону и успокаивали: «Мол, такова жизнь – иногда теряешь кого-то». В эти минуты я был ужасно одинок: никто не понимал меня. Ощущение некоей вселенской катастрофы не покидает меня и сейчас при виде этикетки с надписъю «говядина». О, что я испытывал, когда гости за столом, нахваливая, поглощали нежную телятину! Как я ненавидел и проклинал этих пьяных чавкающих тварей, пожиравших плоть моего невинноубиенного друга! Мать и после свадьбы не раз просила отведать хоть кусок телятины, но я не мог.
… Поздно ночью я сажусь у окна и созерцаю, как из-за чёрных туч выплывает полный диск. Иногда он блестит особенно, будто его только что облизал своим шершавым языком невинноубиенный друг мой Бодо.
0

#9 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 27 ноября 2016 - 20:18

8

ПОД ПОКРОВОМ ХЕРУВИМОВ


И вот кремлёвских бой часов разбавил тишину,
Салют взошёл под звёздной сенью.
Учитель встал, поймав свою звезду
И взявши за руку, повёл к рассвету поколенье!

За окном сказочно, игриво танцевала белая принцесса зимы, оставляя на стёклах снежинки одну за другой. Красота была неописуемая, но от этого было несладко. Лютый мороз заставлял сердце замирать, когда кто-то попадал в его страшные, холодные руки.
Ещё рассвет не вошёл в этот город, ещё ночь удерживала время и пыталась навязать свою коварную игру, как уже она открывала глаза, включала свет в своей комнате и знала, что её ждёт в надвигающемся очередном дне. Её жизнь, как и всех, была в руках однообразного круговорота не щадящей ни грешников, ни праведников, судьбы.
И можно было бы мечтать о прекрасной жизни, но она и этому была рада. Она гордилась своим предназначением на этой земле, данным ни кем иным, как Великим Творцом Вселенной. Как пелена на её душе - одна лишь мысль: «Кто, если не я?! Кто откроет заветную дверь в жизнь нашему будущему поколению?!» Она работала учителем уже как 35 лет. Ей же самой этой весной - 58 от рождения. Вроде бы и на пенсию можно было уже уйти, сложить руки и получать то, что заслужил своим нелёгким трудом. Но её мысли были не об этом…
Она встала с кровати, едва протерев глаза, и взгляд её проник в изрисованное таинственными узорами окно. Надела своё платье, подаренное ей на пятидесятилетие её детьми, которых у неё было двое, и снова о чём-то задумалась.
Дочь Александра и сын Василий безумно любили свою маму, как должен любить каждый ребёнок на этой земле своих родителей. Муж Иннокентий уж четыре года как умер. Но не своей смертью. Как часто бывает, судьба подбросила иную дорогу в иной мир. Огонь горит, вода течёт, а судьба всё так же непостижима и немыслима!
Валентина Петровна. Так звали пожилого учителя средней школы №115 города N-ска. Седина на голове говорила сама за себя. Нелёгкий путь ей достался в этой чёрствой до боли жизни. Но никогда, никогда она не унывала. Шла, как воин-герой в свою очередную битву, защищая святое Отечество!
- Огорчения – пустое! - говорила Валентина Петровна. - Это жизнь, и её необходимо вкушать такой, какая она есть. Безграничное счастье нас ждёт там, за этим небесным сводом земли. Огорчения – мелочи жизни. Если бы жизнь была, как в раю, о которой мы порой мечтаем, тогда рай не был бы раем. Не правда ли?!
И вот она надела сапоги, шапку, взяла свою сумку со всем необходимым и, не торопясь, пошла на работу, укутав своё лицо в тёплый норковый, но немного потрёпанный грубыми годами, ворот. Метель на улице уже разошлась не на шутку. Королева-зима резвилась в своё удовольствие. Валентина Петровна шла, едва перебирая по заметённой дороге ногами.
- Да, утро не задалось, - еле проговорила она вслух, - ещё минут так 15 - и я буду у себя в классе ожидать своих озорников.
Преподавала она от 6 до 11 класса. Как таковых «любимчиков» и «нелюбимчиков» у неё никогда не было. Ко всем относилась в равной степени одинаково. Кто-то был среди передовых, кто-то среди отстающих… Кто-то мог стать передовым, но чрезмерная лень препятствовала подняться на ступень выше; кто-то не мог стать передовым, но назойливо стремился познать что-то новое… Но все они: как первые, так и последние, были равны в её добродушных, глубоких и мудрых глазах. Каждый же ученик к Валентине Петровне относился по-разному.
- Дети они ещё, и многого в жизни не познали, - говорила Валентина Петровна об очередной ссоре с тем или иным учеником. - Глупости больше, нежели разума. Но это и есть моя работа: сделать так, чтобы Великий человеческий разум вытеснил эту ненадёжную подругу-глупость.
Вот Валентина Петровна и добралась сквозь тернии к звёздам: она вошла в класс и замерла в ожидании своих золотых учеников. Класс был довольно-таки уютным. Множество ветвящихся и распускающихся домашних цветов, картины великих поэтов и писателей, огромный шкаф, забитый книжной литературой и самое приметное – старинные часы над доской. Стол, за которым сидела Валентина Петровна, был завален тетрадями её учеников. Каких только премудростей не писали они в своих сочинениях! Наверное, Николай Васильевич и перевернулся в гробу после первого написанного сочинения по его пьесе…
Валентина Петровна оставалась в школе до позднего вечера, проверяя каждую тетрадь, чтобы на следующий день разобрать допущенные ошибки и вновь написать что-нибудь новое. Кропотливая работа, потраченное время, силы, скудные гроши в знак поощрения – и зачем это всё надо? И вновь на этот счёт она повторяла:
- Кто, если не мы? Если не будет нас, куда же тогда скатится и до каких пределов наша Великая страна? Куда? Учить - значит быть праведником, у которого в руках Великий Пастырь – знанье. И нам завещано, и мы их поведём!
И вот снова окончен очередной день. Ещё один фонарь зажёгся на тёмной улице. Ещё одно число вычеркнуто из таинственного календаря нашей жизни. На её лице остались только усталость, звенящая боль в голове, а перед глазами, громадная стопка исписанных учениками тетрадей. И чего в них только не было!
В одной из тетрадей на последней странице Валентина Петровна нашла удивительную для глаз своих запись о бреде и галлюцинациях.
- Да-а-а… - протяжно произнесла Валентина Петровна, прочитав эти строки. – Какая глубокая фантазия у этого ученика. Быть может, это будущий гений нового поколения. Ведь гениев рождает фантазия. Взять, к примеру, «Портрет Дориана Грея», сотворённый Оскаром Уайльдом или «Беренику» Эдгара Аллана По, поэзию Александра Блока, «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова… И так можно продолжать до призрачной бесконечности, перечисляя всех гениев разных времён и поколений, которые своей немыслимой фантазией создавали шедевры. Именно фантазия сделала этих людей гениями. Быть может, и об этой фантазии этого человека вскоре будут с трепетом говорить, как о гениальном творении.
Она просмотрела все тетради, и, взглянув на часы, прошептала:
- Скоро полночь, пора собираться домой.
Нигде не бывает лучше, кроме как в своём родном доме. Валентина Петровна закрыла класс и не спеша пошла домой, увлечённо всматриваясь в звёздное бескрайнее небо, ожидая увидеть там что-то таинственное и загадочное своим явлением. А в голове только одна мысль: «Новый день, и снова тот же круг. Новое число в календаре, но снова знакомое до боли. Но это мой мир, в котором я для детей России – праведник!»
0

#10 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 ноября 2016 - 21:17

9

ЗАСОХШАЯ РОЗА


Когда он случайно прочитал объявление одинокого человека, нуждающегося в опеке, в воображении встала морщинистая сгорбленная старуха с отталкивающей внешностью. Поиски работы не давали результатов, и, когда Артем совсем отчаялся, вспомнил про это объявление.
Голос старушки оказался приятным, грудным и подействовал на молодого человека успокаивающе.
- Надо сходить, - решил Артем.
Подойдя к нужному дому, Артём замешкался, не решаясь войти.
- Посмотрю на дверь, - загадал парень. - Если будет грязной и обшарпанной, то на этом экскурсия закончится.
Но дверь удивила чистотой, и звонок оказался исправным, выдавшим птичью трель. За порогом на коляске прикатился сухонький, маленький человечек. Лицо в морщинах, но из глаз - такие жизнь и сияние, что Артём невольно улыбнулся. Страхи исчезли.
Квартира была двухкомнатной. В гостиной мебели немного: старая металлическая кровать, два стула, круглый раздвижной стол, тумба и старенький телевизор. Но самое большое впечатление производил громоздкий книжный шкаф, в котором аккуратно расставлено много книг. Судя корешкам, это были произведения классиков: Пушкин, Толстой, Чехов… Этих авторов можно было читать и читать.
У пожилых людей часто в квартире скапливается неприятный застойный запах. Но в этом помещении пахло фиалками, стоящими на подоконнике; было чисто, тепло и уютно. И квартира, и хозяйка притягивали добротой и спокойствием. Платье - старое, поношенное, в крупный горошек - тем не менее, было чистым .
Видимо, бабушке Вере и он понравился, потому что она чирикала, как воробушек, не умолкая. Сын у неё умер лет пять назад - обнаружили рак. Родных больше не было. Хотя Артём и дал согласие на эту авантюру, но всерьез к своей затее не относился.
И вот пошли дни. С утра Артём вставал, кормил бабушку Веру, затем шёл в магазин, готовил обед, снова кормил; потом катал по скверу. Вечерами они читали книги. Поначалу это даже нравилось. Всё размеренно, чинно. Постепенно научился сажать бабушку на горшок, подтирать в уголках рта остатки каши, понимать обиды.
Ночами иногда она начинала плакать. Он просыпался, садился на пол рядом, гладил её по голове, бабушка успокаивалась и засыпала.
Преображалась она во время прогулок. Он тихо катил коляску, а бабушка Вера, как ребёнок, крутила головой и размахивала руками. Потом замолкала и начинала декламировать стихи. Особенно любила, когда он давал охапку осенних разноцветных листьев. Тогда улыбка не сходила с её губ. Перебирая листья, прижимала их к себе, затем с задорным лицом подбрасывала вверх. Листья веером салюта разлетались по сторонам. Но на этом всё не заканчивалось - она обязательно небольшую охапку листьев забирала домой. Добычу раскладывала на столе в каком-то, только ей ведомом, хитросплетении; вдыхала запах и улыбалась. Тогда особенно становилась смешной. Локон чёлки спадал с головы, глаза становились молодыми, и старушка тихо напевала какую-то детскую песенку.
Часто она рассматривала фотографии и терпеливо ждала, когда Артём, наконец-то, подойдёт. И тогда с важным видом начинала пояснять события, с которыми связан тот или иной кадр.
Самое интересное, что поэтов Артём читал в школе, но только эта старая женщина раскрыла ему красоту их творчества. Литератор по образованию, она много знала о жизни этих людей, сопоставляя периоды их жизни с творчеством, открывала иное и удивительное прочтение отдельных строф. Так он узнал, что Вероника Тушнова, известная наша поэтесса, писала стихи о любви, будучи тяжело больной.
Артём подолгу сидел и перечитывал стихи из сборника «Сто часов счастья».

Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило «спасибо».
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?

Через два месяца Артём по голосу, взгляду, губам, улавливал настроение и желания бабушки Веры. Но люди есть люди, в каком бы возрасте они ни были.
Конфликт возник из-за того, что Артём, читая одну из книг, нашёл там засохшую, сплюснутую розу. Сначала хотел оставить её на месте, но увидел, что цветок, засыхая, въелся в страницу и испортил её зеленью. Недолго думая, выбросил засохшее растение в мусорное ведро.
Через день, вернувшись из магазина, застал всхлипывающую бабушку с раскрытой книгой. Испугавшись, подбежал к ней. Осуждающе лицо, словно Артем совершил что-то бессовестное.
- Тут была моя роза! Зачем ты выбросил?!
Не помня себя, он бросился на кухню к мусорному ведру, достал злополучный цветок, хлопнул дверью и ушёл.
Три дня не приходил. Хотел совсем не появляться. Но надо было забрать свои вещи. Когда пришёл, баба Вера от радости носилась по квартире в коляске и слезы стояли у неё в глазах.
Оказывается эту розу подарил любимый незадолго до своей гибели. Больше они не ссорились. Но книгу со сплюснутой розой она уже прятала по-детски под подушкой. Позже понял, что бабушка раскрывала книгу и смотрела на цветок в его отсутствие.
Осознал это, вернувшись как-то раньше времени из магазина: застал в руках с заветной розой. Ему даже показалась, что морщины у неё исчезли и вместо пожилой женщины перед ним сидела красивая и застенчивая девушка. А роза возродилась, наполнилась жизнью и цветом, и благоухание заполнило всю комнату.

Сейчас высохшая роза лежит перед ним между страницами книги, а бабушки нет. Она умерла тихо и кротко, сказала, что поспит немного. Он был рядом, читал книгу. Баба Вера сначала посапывала, затем дыхание стало тише, и рука безжизненно упала с подлокотника коляски; лицо стало чистым, светлым, морщины разгладились.
На могиле Артем посадил два куста роз. Боялся, что засохнут, но они пышно расцвели. Часто приходя к могиле, заставал там соловья. Тот сначала, скосив голову, смотрел на пришедшего, затем кивал, здороваясь, и улетал.
Через год Артём увидел её во сне. Как ему объяснили, баба Вера пришла к нему просто повидаться. Она его не забывала и после женитьбы, и когда появились дети, и внуки. И перед смертью Артёма снова явилась к нему и сказала:
— Не бойся, тут тоже есть жизнь.
Он поверил, ибо не мог не поверить.
0

Поделиться темой:


  • 8 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей