Отправлено 03 июня 2009 - 09:34
№ 1
Дважды два – четыре.
Да что уж говорить, - тихо произнес Дед, - в той деревеньке так никто и не жил. С войны почитай, ещё. Попропали все – кудыть – непонятно. Мужики, бабы, детишки малые – все разом, да они и с приветом какие-то были. Исчезли и всё, даже хоронить нечего было…
Дед говорил и говорил, маленький весь, сухонький, да изрядно выпимши. Сидел чего-то возле клуба, из которого вышел покурить Ден. Студент на каникулах., за встречу выпить и подраться ещё на позатой неделе успел. А сегодня – просто пятница, клуб и можно потискать девчонок, и чего только старик привязался? Ден угостил его сигаретой, буркнул что-то невразумительное и поспешил обратно в клуб.
Голова с утра, конечно же, раскалывалась, рядом лежала довольная Машка, от нее пахло сеном и перегаром, девка ладная, только глупая. Вокруг вообще пахло сеном, утро занялось на сеновале… Машка заразительно зевнула, и тут до Дена окончательно дошло, что это – Машка Кузнецова, у нее отец – на голову больной, за дочурку руки-ноги переломает. Странно, что он их до сих пор не нашёл, бывает застукает кого посреди ночи: Машке – выговор, ухажеру – медпункт. У неё только азарт от этого сильнее парня в койку затащить. Или на сеновал.
Эти мысли шли неспешно и довольно болезненно, и собрались мозаикой во вполне очевидный овеет – исчезнуть из деревени на пару дней, Машке достанется чуть больше, зато цел буду, батя у нее хоть и бешеный, но отходчивый, а сам не отойдёт, так ещё пару дней по лесу погулять, а там, глядишь, Машка ещё с кем погорит. Собрался, умылся и напился из умывальника, вода ещё по-ночному холодная, на траве роса, изредка орут петухи и пытаются донести до спящей деревни, что уже 4-30 и вот-вот должно показаться солнце. А с ним и Петр Николаевич Кузнецов, Машин папа…
Уже вовсю разошелся летний день. Гнус безжалостно жрал и жалил, и жужжал свирепым гулом. Вчера был дождь, а мошка всякая дюже любит после дождя повылазить отовсюду, антикомарина хватало от силы на 3 часа. Укусы подзуживали и Ден боролся с желанием от души их почесать. Лес возле деревни не шибко густой, свет свободно доходит до тропинок. Вдруг справа что-то зашевелилось и из кустов малины вышел Дед.
- Здорово, Дениска.
-Здравствуй, Дед.
- Ты в лес-то далёко что ль собрался? Сколь добра с собой.
- Да-а-а… - затянул было Ден, думая говорить ли дальше – с Машкой попутался, папаня её увидит – душу вытрясет, я лучше в лесу погуляю.
Дед рассмеялся как престарелая ворона:
- Так это из-за тебя Петруха пол деревни наматерно перебудил? – Дед ещё раз рассмеялся сам-то что думал? Под хмельком и хрен торчком?
- Ну тебя, Дед. И так тошно.
- Да ты не серчай, у тебя сигареты есть? Больно уж мне твои вечор понравились.
- Держи.
Ден дал старому 5 штук и пошёл было дальше. Дед закурил, а потом окликнул парня:
- Ты это, у меня можешь пожить. Вон за тем холмом, на той стороне, за Черной речкой землянка-то моя. А то по лесу-то совсем замотаешься.
Денис молчал, Дед всегда со странностями был, сейчас вот в гости чего-то зазывает.
- Дениска, ну не сердись на старика. Хочешь похмелю, у меня там за печкой-то осталось поди?
От Деда повеяло отчаянием и одиночеством. Сколько помнил Ден, он всегда жил один и деревенские его сторонились и ребятам с ним играть запрещали. Да разве ж дитенку запретишь? Дед, он тихий, сказки рассказывал, страшилки, ну и выпивал бывало крепко, тогда в деревню он не ходил, всё в землянке своей сидел, а дня через 3-4 появлялся с жутким, всепоглощающим перегаром, покупал в магазине лимонад, выпивал бутылочку на крулечке и снова принимался рассказывать свои сказки ребятне. Дети те уже давно выросли, а других почти и нет – молодежь-то всё по городам норовит осесть.
***
Ден остался у Деда, в его норе оказалось просторно. Второго лежака не было, зато была широкая скамья, на которой и поселился парень. В тот день Дед больше не появился, только проводил до дому и пошёл в лес, странный он, этот дед, и Ден похмелялся в одиночестве, к обеду отступила головная боль, потом он жарил сосиски, а потом до темна смотрел на огонь. К ночи стало совсем зябко, и он вернулся в землянку, освещаемую керосиновой лампой. Она немного коптила, но терпеть можно. У Деда под лавкой оказалась небольшая библиотека, про всякий метафизический бред, собрание мифов разных стран, и целая куча учебников по физике и математике, в основном по школьной программе, но сил на чтение уж не было, и он завалился на боковую.
Дед вернулся только глубоко за полночь, снял заплечный мешок, достал из него несколько бутылок водки, а затем вывалил из него на стол ягоды и принялся их перебирать. Лег спать уж под утро, ягод много в этом году. Спал неспокойно очень, бормотал чего-то, проснулся вслед за Деном. Старики вообще мало спят, смерти что ль во сне боятся или чтоб пожить побольше успеть? Вроде почти одно, а ведь не едино.
Утром Ден сходил до деревни, поспрашивал у парней про Машку, оказалось папаня её лютует ещё, Дениса ищет, а саму её в сарайке запер. Говорят ещё мальчишку какого-то в лесу нашли, тощего, голодного, но не дикого, слова понимает. Дену и посмотреть, конечно, интересно да гнева, так сказать, отеческого отхватить по полной программе никакого желания не было. Когда он вернулся в землянку, Дед уже добрался до половины первой бутылки водки. Похоже у него опять начинался запой… Он спросил о новостях , и, услышав про пацана, молча докончил бутылку, достал какую-то книжку и начал читать, сначала про себя, а потом вслух, про пределы, бесконечно малые и бесконечно большие числа, про сходящиеся и расходящиеся ряды. Он читал их как заклинания, заплетаясь языком о непростые слова и собственные редкие зубы. «Сумасшедший» : подумал Ден, и много чего ещё, не существенного, страх попутал его мысли, Дед впадал в какой-то транс читая все эти леммы, определения, аксиомы, как мантры, не вкладывая в них смысл, а слушая звук, поэтому парень ушёл гулять в лес, поэтому, когда вернулся – опять жёг костер перед землянкой, куда уже не доходил трухлявый голос старика, и лег спать, лишь когда голос этот стих.
Дед проснулся раньше своего «квартиранта», немного опохмелился, чего-то буркнул и пошёл куда-то ни свет ни заря. Правда вернулся до того как проснулся Ден, повозился на «кухне», пожарил яичницу и разбудил парня:
- Ты, это на меня не сердись, не сердись. Страшно мне, как с войны не было.
- Да, ладно… чего боишься-то?
- Найдёныша я боюсь, Дениска, в ту деревню тоже такой из лесу попал, никого ведь не осталось… никого. Только числа.
- Дед, какие числа? Ты что плетёшь?
- Числа-числа, числами стали, а я притворился циферькой, меня и так и оставили.
- Ты бы меньше пил, а? Уже и в страшилки свои веришь.
- Верю, и ты поверь, и в деревню не ходи.
И долго ещё потом говорил о числах и связях в них, и как важно знать, где можно разорвать ряд, чтобы он тебя не включал…
Машкин отец не казался теперь таким уж страшным, по сравнению с сумасшедшим стариком. Дену почудилось что он уже становится числом, древним и иррациональным. Почему пальцев на руках 10? Это 1 и 0, значит либо есть, либо нет…Бр-р-р, глупости какие. Погостили и будет, пора и честь знать. Собрал рюкзак и двинулся в деревню.
***
До деревни оказалось 4546 шагов, до первой избы. Это дом Коленьки Погорелова у него 4 окна, 2 комнаты, сруб в 19 брёвен. Коленька сидел на крыльце, и считал своих кур, занятие доставляло ему массу удовольствия. Похоже дурные Дедовы причитания не прошли Дену даром, теперь вот везде мерещатся чертовы цифры.
Продавщица Валя почему-то начала считать без помощи счёт, и с ними-то то и дело ошибалась… а сейчас вот сдачу точно дала, вот уж чего точно за ней отродясь не водилось. Денис открыл пиво, сделал два больших глотка из бутылки, но подозрительность к числам не прошла. Дети вместе с найдёнышем увлеченно рисовали что-то в песке у дороги – треугольники, и уж так на душе тоскливо от этих треугольников сделалось, что домой не пошёл, а заглянул к Няне-Фене, старушке лет шестидесяти.
Она как обычно ему обрадовалась, велела особо по деревне не шастать, Машкин отец ещё не отошёл. Накормила пирогами с чаем. На каждом пироге было по 7 завитушек из теста. Няня-Феня ровно 33 раза перемешала сахар в чае, 3 ложки. Это уже было через чур. Он натаскал ей воды из колодца (4 ведра в кадку и половину в умывальник), и прикорнул в сенях…
Его разбудила уже под вечер странная мелодия, это пели дети, не песню, а просто голосом пели мелодию. Ден сразу же принялся считать такты, поймал себя на этом и выругался. Пели где-то не очень далеко, и он вышел посмотреть, что же там такое. В конце деревни у сельсовета стояли дети от 3х до 13 лет и пели, на них смотрели взрослые, вышли все, и стар и мал, и Няня-Феня, и Коленька, и Катя даже с грудной Викой на руках… хором руководил найденыш, дети стояли образуя равнобедренный треугольник плечом к плечу, и пели во все стороны. Взрослые обступили их, и вскоре получился двойной треугольник, В центре которого стоял полуголый мальчишка. Очень быстро стемнело. В голове Дена понеслись тысячи цифр и чисел, они завораживали и обещали всё, но он уже немного безумен и может не откликаться на их зов…
Вместо сельсовета появилась река, словно всегда она здесь текла, но это – лишь представление. Из этой воды на землю вышли они, состоящие из чисел, непостижимые и бесчувственные. Они звали с собой, безупречные, идеальные, иррациональные и непостижимые, они доказали человека, 2 глаза, 10 пальцев. 1 и 0, есть или нет. Они – на самом деле – ноль, и река ноль. Люди с пением пошли в реку, Найдёныш стал высоким и круглым, совсем утратив человеческие черты. Сопротивляться пению совсем уже не было сил.
Вырваться из ряда, сходящегося к нулю. И Ден запел, закричал, заорал: «Дважды два – четыре, дважды два – четыре, А не шесть, а не пять – Это надо знать», Но тоже делал шаги, против воли делал, к этой реке, прорвавшей реальность своим представлением. Представлением о ней у людей из двойного равнобедренного треугольника… Денис ступил в реку, но стукнулся головой о дверь сельсовета и упал.
***
Раскалывалась голова, кругом – ни души, коровы только мычали не подоенные и петухи драли глотки. «Дважды – два, дважды - два» продолжало крутиться в голове. Денис осторожно поднялся со ступеней сельсовета, тошнота подступала к горлу, он больше никого не увидит, из своих, ни маму, ни Няню-Феню, ни даже Коленьку Погорелова. И тут он вздрогнул от человеческого голоса:
- Живой? – это был голос Деда, - а ведь не дурак, не дурак! Хоть и не послушал старика…
***
Денис не единственный остался из деревни. Машку ещё нашли, её отец так и не выпустил из сарая, она себе все руки и коленки изодрала, пытаясь вылезти на зов найдёныша, спас крепкий засов. Её обессиленную к вечеру Дед нашёл, когда обходил дворы. Скот передали в соседнюю деревню. Дед остался жить в землянке, Ден уехал в город и забрал с собой Машку, на первое время чтоб отошла.