МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: МАЛАЯ ПРОЗА (рассказ любого жанра - до 15 тысяч знаков с пробелами) - подноминация из конкурса "Последний шанс" - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

МАЛАЯ ПРОЗА (рассказ любого жанра - до 15 тысяч знаков с пробелами) - подноминация из конкурса "Последний шанс" РАБОТЫ СОИСКАТЕЛЕЙ ПРИНИМАЮТСЯ ДО 30 ОКТЯБРЯ 2009 г.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 27 мая 2009 - 15:15



Номинация ждёт своих соискателей.

Желаем Всем УДАЧИ!

0

#2 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 03 июня 2009 - 09:34

№ 1

Дважды два – четыре.

Да что уж говорить, - тихо произнес Дед, - в той деревеньке так никто и не жил. С войны почитай, ещё. Попропали все – кудыть – непонятно. Мужики, бабы, детишки малые – все разом, да они и с приветом какие-то были. Исчезли и всё, даже хоронить нечего было…

Дед говорил и говорил, маленький весь, сухонький, да изрядно выпимши. Сидел чего-то возле клуба, из которого вышел покурить Ден. Студент на каникулах., за встречу выпить и подраться ещё на позатой неделе успел. А сегодня – просто пятница, клуб и можно потискать девчонок, и чего только старик привязался? Ден угостил его сигаретой, буркнул что-то невразумительное и поспешил обратно в клуб.

Голова с утра, конечно же, раскалывалась, рядом лежала довольная Машка, от нее пахло сеном и перегаром, девка ладная, только глупая. Вокруг вообще пахло сеном, утро занялось на сеновале… Машка заразительно зевнула, и тут до Дена окончательно дошло, что это – Машка Кузнецова, у нее отец – на голову больной, за дочурку руки-ноги переломает. Странно, что он их до сих пор не нашёл, бывает застукает кого посреди ночи: Машке – выговор, ухажеру – медпункт. У неё только азарт от этого сильнее парня в койку затащить. Или на сеновал.

Эти мысли шли неспешно и довольно болезненно, и собрались мозаикой во вполне очевидный овеет – исчезнуть из деревени на пару дней, Машке достанется чуть больше, зато цел буду, батя у нее хоть и бешеный, но отходчивый, а сам не отойдёт, так ещё пару дней по лесу погулять, а там, глядишь, Машка ещё с кем погорит. Собрался, умылся и напился из умывальника, вода ещё по-ночному холодная, на траве роса, изредка орут петухи и пытаются донести до спящей деревни, что уже 4-30 и вот-вот должно показаться солнце. А с ним и Петр Николаевич Кузнецов, Машин папа…

Уже вовсю разошелся летний день. Гнус безжалостно жрал и жалил, и жужжал свирепым гулом. Вчера был дождь, а мошка всякая дюже любит после дождя повылазить отовсюду, антикомарина хватало от силы на 3 часа. Укусы подзуживали и Ден боролся с желанием от души их почесать. Лес возле деревни не шибко густой, свет свободно доходит до тропинок. Вдруг справа что-то зашевелилось и из кустов малины вышел Дед.

- Здорово, Дениска.

-Здравствуй, Дед.

- Ты в лес-то далёко что ль собрался? Сколь добра с собой.

- Да-а-а… - затянул было Ден, думая говорить ли дальше – с Машкой попутался, папаня её увидит – душу вытрясет, я лучше в лесу погуляю.

Дед рассмеялся как престарелая ворона:

- Так это из-за тебя Петруха пол деревни наматерно перебудил? – Дед ещё раз рассмеялся сам-то что думал? Под хмельком и хрен торчком?

- Ну тебя, Дед. И так тошно.

- Да ты не серчай, у тебя сигареты есть? Больно уж мне твои вечор понравились.

- Держи.

Ден дал старому 5 штук и пошёл было дальше. Дед закурил, а потом окликнул парня:

- Ты это, у меня можешь пожить. Вон за тем холмом, на той стороне, за Черной речкой землянка-то моя. А то по лесу-то совсем замотаешься.

Денис молчал, Дед всегда со странностями был, сейчас вот в гости чего-то зазывает.

- Дениска, ну не сердись на старика. Хочешь похмелю, у меня там за печкой-то осталось поди?

От Деда повеяло отчаянием и одиночеством. Сколько помнил Ден, он всегда жил один и деревенские его сторонились и ребятам с ним играть запрещали. Да разве ж дитенку запретишь? Дед, он тихий, сказки рассказывал, страшилки, ну и выпивал бывало крепко, тогда в деревню он не ходил, всё в землянке своей сидел, а дня через 3-4 появлялся с жутким, всепоглощающим перегаром, покупал в магазине лимонад, выпивал бутылочку на крулечке и снова принимался рассказывать свои сказки ребятне. Дети те уже давно выросли, а других почти и нет – молодежь-то всё по городам норовит осесть.


***
Ден остался у Деда, в его норе оказалось просторно. Второго лежака не было, зато была широкая скамья, на которой и поселился парень. В тот день Дед больше не появился, только проводил до дому и пошёл в лес, странный он, этот дед, и Ден похмелялся в одиночестве, к обеду отступила головная боль, потом он жарил сосиски, а потом до темна смотрел на огонь. К ночи стало совсем зябко, и он вернулся в землянку, освещаемую керосиновой лампой. Она немного коптила, но терпеть можно. У Деда под лавкой оказалась небольшая библиотека, про всякий метафизический бред, собрание мифов разных стран, и целая куча учебников по физике и математике, в основном по школьной программе, но сил на чтение уж не было, и он завалился на боковую.

Дед вернулся только глубоко за полночь, снял заплечный мешок, достал из него несколько бутылок водки, а затем вывалил из него на стол ягоды и принялся их перебирать. Лег спать уж под утро, ягод много в этом году. Спал неспокойно очень, бормотал чего-то, проснулся вслед за Деном. Старики вообще мало спят, смерти что ль во сне боятся или чтоб пожить побольше успеть? Вроде почти одно, а ведь не едино.



Утром Ден сходил до деревни, поспрашивал у парней про Машку, оказалось папаня её лютует ещё, Дениса ищет, а саму её в сарайке запер. Говорят ещё мальчишку какого-то в лесу нашли, тощего, голодного, но не дикого, слова понимает. Дену и посмотреть, конечно, интересно да гнева, так сказать, отеческого отхватить по полной программе никакого желания не было. Когда он вернулся в землянку, Дед уже добрался до половины первой бутылки водки. Похоже у него опять начинался запой… Он спросил о новостях , и, услышав про пацана, молча докончил бутылку, достал какую-то книжку и начал читать, сначала про себя, а потом вслух, про пределы, бесконечно малые и бесконечно большие числа, про сходящиеся и расходящиеся ряды. Он читал их как заклинания, заплетаясь языком о непростые слова и собственные редкие зубы. «Сумасшедший» : подумал Ден, и много чего ещё, не существенного, страх попутал его мысли, Дед впадал в какой-то транс читая все эти леммы, определения, аксиомы, как мантры, не вкладывая в них смысл, а слушая звук, поэтому парень ушёл гулять в лес, поэтому, когда вернулся – опять жёг костер перед землянкой, куда уже не доходил трухлявый голос старика, и лег спать, лишь когда голос этот стих.

Дед проснулся раньше своего «квартиранта», немного опохмелился, чего-то буркнул и пошёл куда-то ни свет ни заря. Правда вернулся до того как проснулся Ден, повозился на «кухне», пожарил яичницу и разбудил парня:

- Ты, это на меня не сердись, не сердись. Страшно мне, как с войны не было.

- Да, ладно… чего боишься-то?

- Найдёныша я боюсь, Дениска, в ту деревню тоже такой из лесу попал, никого ведь не осталось… никого. Только числа.

- Дед, какие числа? Ты что плетёшь?

- Числа-числа, числами стали, а я притворился циферькой, меня и так и оставили.

- Ты бы меньше пил, а? Уже и в страшилки свои веришь.

- Верю, и ты поверь, и в деревню не ходи.

И долго ещё потом говорил о числах и связях в них, и как важно знать, где можно разорвать ряд, чтобы он тебя не включал…

Машкин отец не казался теперь таким уж страшным, по сравнению с сумасшедшим стариком. Дену почудилось что он уже становится числом, древним и иррациональным. Почему пальцев на руках 10? Это 1 и 0, значит либо есть, либо нет…Бр-р-р, глупости какие. Погостили и будет, пора и честь знать. Собрал рюкзак и двинулся в деревню.


***
До деревни оказалось 4546 шагов, до первой избы. Это дом Коленьки Погорелова у него 4 окна, 2 комнаты, сруб в 19 брёвен. Коленька сидел на крыльце, и считал своих кур, занятие доставляло ему массу удовольствия. Похоже дурные Дедовы причитания не прошли Дену даром, теперь вот везде мерещатся чертовы цифры.

Продавщица Валя почему-то начала считать без помощи счёт, и с ними-то то и дело ошибалась… а сейчас вот сдачу точно дала, вот уж чего точно за ней отродясь не водилось. Денис открыл пиво, сделал два больших глотка из бутылки, но подозрительность к числам не прошла. Дети вместе с найдёнышем увлеченно рисовали что-то в песке у дороги – треугольники, и уж так на душе тоскливо от этих треугольников сделалось, что домой не пошёл, а заглянул к Няне-Фене, старушке лет шестидесяти.

Она как обычно ему обрадовалась, велела особо по деревне не шастать, Машкин отец ещё не отошёл. Накормила пирогами с чаем. На каждом пироге было по 7 завитушек из теста. Няня-Феня ровно 33 раза перемешала сахар в чае, 3 ложки. Это уже было через чур. Он натаскал ей воды из колодца (4 ведра в кадку и половину в умывальник), и прикорнул в сенях…

Его разбудила уже под вечер странная мелодия, это пели дети, не песню, а просто голосом пели мелодию. Ден сразу же принялся считать такты, поймал себя на этом и выругался. Пели где-то не очень далеко, и он вышел посмотреть, что же там такое. В конце деревни у сельсовета стояли дети от 3х до 13 лет и пели, на них смотрели взрослые, вышли все, и стар и мал, и Няня-Феня, и Коленька, и Катя даже с грудной Викой на руках… хором руководил найденыш, дети стояли образуя равнобедренный треугольник плечом к плечу, и пели во все стороны. Взрослые обступили их, и вскоре получился двойной треугольник, В центре которого стоял полуголый мальчишка. Очень быстро стемнело. В голове Дена понеслись тысячи цифр и чисел, они завораживали и обещали всё, но он уже немного безумен и может не откликаться на их зов…

Вместо сельсовета появилась река, словно всегда она здесь текла, но это – лишь представление. Из этой воды на землю вышли они, состоящие из чисел, непостижимые и бесчувственные. Они звали с собой, безупречные, идеальные, иррациональные и непостижимые, они доказали человека, 2 глаза, 10 пальцев. 1 и 0, есть или нет. Они – на самом деле – ноль, и река ноль. Люди с пением пошли в реку, Найдёныш стал высоким и круглым, совсем утратив человеческие черты. Сопротивляться пению совсем уже не было сил.

Вырваться из ряда, сходящегося к нулю. И Ден запел, закричал, заорал: «Дважды два – четыре, дважды два – четыре, А не шесть, а не пять – Это надо знать», Но тоже делал шаги, против воли делал, к этой реке, прорвавшей реальность своим представлением. Представлением о ней у людей из двойного равнобедренного треугольника… Денис ступил в реку, но стукнулся головой о дверь сельсовета и упал.


***
Раскалывалась голова, кругом – ни души, коровы только мычали не подоенные и петухи драли глотки. «Дважды – два, дважды - два» продолжало крутиться в голове. Денис осторожно поднялся со ступеней сельсовета, тошнота подступала к горлу, он больше никого не увидит, из своих, ни маму, ни Няню-Феню, ни даже Коленьку Погорелова. И тут он вздрогнул от человеческого голоса:

- Живой? – это был голос Деда, - а ведь не дурак, не дурак! Хоть и не послушал старика…


***
Денис не единственный остался из деревни. Машку ещё нашли, её отец так и не выпустил из сарая, она себе все руки и коленки изодрала, пытаясь вылезти на зов найдёныша, спас крепкий засов. Её обессиленную к вечеру Дед нашёл, когда обходил дворы. Скот передали в соседнюю деревню. Дед остался жить в землянке, Ден уехал в город и забрал с собой Машку, на первое время чтоб отошла.
0

#3 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 03 июня 2009 - 09:36


№ 2

ГРАНИН
Виза на загранплавание, «семафор» по-флотски, открылась для меня аж в 89-ом, с началом «перестройки». Двадцать три года ходил только в каботажные рейсы. За какие грехи? За инакомыслие, диссидентство по-латыни. Простили, открыли, выпустили. Знали б, что из этого получится, не выпускали бы. Но вот я уже в Австралии, ребята, и за три дня стоянки в Мельбурне успел покорешовать с двумя потомками белых гвардейцев, хорошими русскими парнями, которых от нас, потомков красных гвардейцев, мало что отличает. Впрочем, говоря наукообразно, степеней свободы у них поболе, внутренней, конечно, свободы. Хотел ещё сказать, гибкостью ума они нас превзошли, но понял – нет, это просто от моей влюблённости в них, таких далёких географически (с другого полушария!) и таких духовно близких, родных.
Катали они меня по красавцу Мельбурну на своих шикарных «холденах», потом на пляже, под пальмами, поили вкусным вином с чудным букетом, а на прощанье задарили всякими тёплыми тряпками («У вас же Зима там!») и книжками. Ах, какими книжками, закачаешься! Американские, французские, немецкие издания наших, русских писателей: Бунин, Волошин, Гумилёв, Набоков, А.И.Ильин и конечно Солженицын. Целый чемодан книг! Я раскрыл его в каюте и полдня только рассортировывал да раскладывал тома по полкам. Солженицына, разумеется, спрятал под матрас, подальше: на Чёрном море, говорят, от «помп», помполитов то есть, уже избавились, а у нас нет. В чемодане я нашел дюжину крепеньких книжек журнала «Грани», изданных во «вражеском» издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне. До чего ж интересные журналы! Но как же их провезёшь домой? Да, как, если даже на обложке, правда, с внутренней стороны, меленько вот так написано: «Дорогие читатели! Стремясь облегчить проникновение нашего журнала в Россию... редакция журнала выпускает карманные сборники избранного из «Граней». Эти сборники размером 9,5 на 14,5 см отпечатаны на тонкой бумаге и содержат в среднем 512 страниц. Они легко помещаются в кармане или женской сумочке. Каждому путешественнику – советскому ли за рубежом, иностранному ли в России – нетрудно взять их с собой».
Целых две недели, пока пароход мой пересчитывал земные рёбра вверх по океанскому меридиану, я упоённо читал, предвидя, что на подходе к родным берегам придётся эти журналы уничтожить. Не расставаться же мне с визой, едва получив её после стольких лет каботажа!..
И вот они уже на горизонте, родные берега. На корме пылает печка типа «буржуйки», установленная для сжигания мусора согласно международной конвенции о предупреждении загрязнения моря: толпа в ней наперебой сейчас палит иностранческие газеты, журналы и всякоразные проспекты с голыми бабами, короче говоря, всё, что у нас пока ещё под запретом. А мои «Грани» так и вообще... Их даже при матросах жечь опасно. Н-да, ребята, а до чего ж однако жаль с ними расставаться, кто бы знал... Но неожиданно меня осеняет шаловливая идея: а что ежели...
На корешках журналов чёрным значится год издания и название: ГРАНИ. Я беру ручку с чёрной пастой и добавляю всего одну букву на каждый корешок. И ставлю журналы в ряд на открытую полку, висящую прямо над моим столом...
Всё! Ни погранцов, ни таможенников не заинтересовали двенадцать томов Даниила Гранина, стоящие на полке рядом с Ильфом и Петровым, «Уставом службы на судах морского флота» и «Справочником судового механика».



0

#4 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 18 июня 2009 - 13:34


№ 3

Чайка

Уезжая на отдых к морю, я захватила с собой планшет художника и маленький самодельный мольберт. В Сочи поезд прибыл рано, но город был уже оживлён и шумен: сновали такси-маршрутки, звучала музыка, местные торговцы вовсю рекламировали свой товар. Курортные города, наверное, тем и отличаются, что жизнь в них не подчиняется биологическим ритмам дня и ночи, а постоянно бурлит, шумит и бьёт ключом, ибо недолог сезон курорта.
Море приветливо встретило меня. Здесь было тихо и спокойно. Погода стояла на удивление тёплая, мягкая; на утреннем небе – ни облачка, на море был лёгкий бриз, волны ласково и лениво накатывались на камни, затем, не спеша, откатывались назад, оставляя их мокрыми, словно какое-то большое морское существо облизывало их.
В небе над морем парили белокрылые чайки, они светлыми мазками дополняли удивительную картину морского пейзажа.
Искупавшись в море и получив истинное удовольствие, я засобиралась к корпусу. Пляж ещё был пустынен, и только одинокая чайка сидела на пирсе. День выдался хлопотным и вечером я опять пошла к морю.
Огромный солнечный диск опускался в море. Оно было бескрайним, даже глазу не хватало взора, чтобы окинуть всё это морское великолепие и дух захватывало от безмерной морской глади. Солнечные блики покоились на поверхности и только иногда вспыхивали искорками то тут, то там, украшая безбрежную гладь. Я пожалела, что не взяла мольберт. Сев на прибрежный камень, я любовалась закатным часом. Повернув голову, я вдруг обнаружила, что не одна: недалеко от меня сидела чайка. Склонив голову набок, она с любопытством рассматривала меня, не боясь и не убегая. В курортной зоне птицы, видно, привыкают к людям и доверяют им.
– Так вот ты какая! Ну, что же, давай знакомиться. Знаешь, я буду звать тебя Чайкой и мы с тобой, обязательно, подружимся. – Чайка доверчиво посмотрела чёрными бусинками глаз и осторожно приблизилась ко мне, словно соглашаясь на наше знакомство и дружбу.
С тех пор, отправляясь к морю, я брала с собой гостинец, а моя новая знакомая уже ждала меня на берегу. А иногда я делала зарисовки и наброски, она, поднималась в воздух и начинала свой полёт-танец. Кружась в воздухе, чайка поднималась высоко над морем, красиво изогнув крылья, и парила в небесах, а потом стремительно неслась вниз, в самую бездну, касалась грудкой воды и взмывала вверх. Издав ликующий крик и описав ещё круг, она опускалась на берег, чтобы на камне отыскать положенное мною угощение. Иногда мы гуляли по берегу, она деловито что-то выискивала среди камней и проглатывала, поглядывая на меня; а порю просто сидели на берегу, я показывала ей рисунки и она безошибочно узнавала на них себя, стуча клювом.
Два дня я не приходила к морю, а потом объявили штормовое предупреждение. Небо затянула тёмно-серая пелена, низкие тучи сгущались над бунтующим морем. Море забурлило, как будто проснулся морской зверь, дремавший на самом дне. Чайки, с тревожным криком «кьяу», носились внизу и от этого крика сжималось сердце и неспокойно становилось на душе. К морю не ходил никто.
После шторма природа восстанавливала свои силы. Через день я вновь пришла на пляж, но знакомая чайка меня не встретила. Я снова и снова приходила к морю, оставляя угощение для птицы, но оно так и осталось не тронутым.
Накануне отъезда, вечером, я пришла на наше место.
– Чайка, чайка, - позвала я, но она так и не появилась. В этот вечер я долго сидела на берегу, разглядывая ракушки.
Они были разные, ни одна не походила на другую. Одни были закручены в замысловатую спираль или уложены слоями, другие, раскрытые и простые, казалось не таили в себе никакого секрета. Безжалостные волны бились о них, перекидывая, как попало или, разбивая вдребезги.
– Вот и все мы, независимо от того, кто ты: человек, птица или зверь – так похожи на эти маленькие ракушки в житейском море жизни, –
подумала я.
Положив принесённый с собой рисунок, я придавила его камнем и, подхватив на память ракушку, медленно пошла с берега, оглядываясь и отыскивая глазами знакомый силуэт птицы.
В день отъезда я опять была на берегу. Рисунка на месте не было: может быть кто-то его взял, а может быть волны унесли его в море, как мой прощальный подарок…


0

#5 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 20 июня 2009 - 20:34


№ 4

История Ивана Петровича

Апрель. Начало весны. Растаял надоевший снег, обнажив прошлогодний мусор. Стеклянные бутылки, оставленные любителями пивуа, отражают застенчивые солнечные лучики. Под ногами хрустит уже не белый снежок, а листы бумаги с двойками, вырванные школьниками из тетрадей, боясь, что увидят их родители; различные упаковки из-под товаров общественного питания, будто общество так объелось, что не смогло донести фантики до ближайшей мусорной урны. С рассветом можно увидеть на улицах города дворников, работающих в поте лица за крошечную зарплату. Но все же понимают, что даже тысячам дворникам не справиться с ежедневным многотонным мусором. Понимал это и наш герой – Иван Петрович, 65 –летний мужчина. Идя по грязной улице, увидев мусор, он, не стесняясь, незаметно для окружающих подбирал и клал в ближайшую урну. Ему было стыдно за такое общество.
Иван Петрович работал водителем трамвая более 45 лет. Ему нравилась своя профессия. Другой у него никогда не было, и поэтому менять работу он боялся. А эта мысль приходила ему в голову из-за смешной заработной платы. Рельсы трамвая Иван Петрович знал наизусть. Он мог закрытыми глазами управлять этим железным гигантом. Иван Петрович чувствовал себя кем-то значимым в этом мире, кем-то крайне необходимым для общества. Ведь наш герой доставлял людей до работы, учебы, больницы. Ему казалось, что, открывая стальные двери, он упрощает, осчастливливает жизнь забравшихся в салон людей, что он не дает опоздать им на важное собеседование, экзамен, любовное свидание. Иван Петрович гордился своей профессией. За все 45 лет его работы трамвай никогда не опаздывал, не ломался, не сходил с рельсов. Иван Петрович всегда ехал аккуратно, объявляя вежливо и внятно каждую остановку. Ему казалось, что в этих уставших и сердитых глазах пассажиров все-таки виднелись взгляды благодарности. Но в течение рабочего дня, кроме слов сварливых стариков о не уступивших им местах молодыми людьми, нытья детей о надоедливом и скучном «путешествии» на трамвае, ругани о том, что кто-то кому-то наступил на ногу, Иван Петрович ничего никогда не слышал. «Это и к лучшему,- думал он, - никто не отвлекает водителя».
Иван Петрович никогда не был женат. Вырос он в деревне. Но деревенская жизнь, скот, огород, дрова его не устраивали. В 16 лет он уехал в город учиться в техникум. Мать Ивана Петровича после смерти мужа осталась одна с 4-мя маленькими детьми. Отец как каждый третий житель бедной деревни спился, оставив в наследство полуразрушенный домик с маленьким огородом, корову. Все дети у них были погодки. Старшего, Егора, мать родила в 16 лет, затем появился Антон, Сергей, Мария и, наконец, Ваня. Ваня отличался от всех остальных братьев и сестер. В то время как дети солнечным днем бегали, резвясь, по двору, он сидел у окна, поджав под себя ноги, и, смотря на небо, мечтал о чем-то своем и непонятным.
Прошли года. Сейчас Егор на пенсии и работает директором школы. Он строг и непреклонен со своими учениками. Женат, взрослые дети и внуки. Антон бывший профессиональный спортсмен. Еще в детстве дети мчались на перегонки, и во всей сельской округе никто не смог его догнать. Сейчас на пенсии.
Сергей женился еще в 18 лет и до сих пор женат на своей избраннице. Преуспевающий бизнесмен стал в этом году долгожданным дедушкой. Маша, закончив педагогический институт, и проработав 5 лет воспитателем детского сада, вернулась в деревню, вышла замуж и теперь воспитывает своих детей. А Ваня, закончив техникум, пошел работать водителем трамвая. Ему дали комнату в общежитие, в которой он живет и по сей день. И, казалось бы, ничего в его жизни не изменилось. Кроме того как пышущее молодостью и бодростью лицо превратилось в морщинистое и уставшее; сильные руки теперь слабые и дрожащие. Обои в его комнате облезли. Теперь красивые узоры сменились зеленоватыми следами плесени; тульский самовар покрылся ржавчиной; украинский ковер полу съеденный молью, украшает вечно скрипящий под ногами пол.
Однажды прекрасным утром начальство омрачило настроение нашего героя, сообщив, что в этом месяце ему исполняется 65 лет и он уходит на пенсию. Они рады бы оставить его на должности, но здоровье Ивана Петровича не позволяло им это сделать. Наш герой даже и не помнил своего дня рождения, в будней суете ему было все равно, сколько стукнет в этом году. Он жил не прошлым, не настоящем, не будущем. Наш герой жил одним днем. Все дни были похожи один на другой. Услышав это заявление, Иван Петрович не знал, что теперь ему делать. «Один месяц, а что потом? Старость? Смерть?»- думал он. День, которого наш герой так боялся, настал. Теперь он больше не работает водителем трамвая. Да, у него не было мечты, стремления, цели. Он жил в своем трамвае - в своем доме, где пассажиры – его ежедневные гости. Иван Петрович не знал, как теперь жить дальше, когда ты уже никому не нужен, чем себя занять в свободное время, которого так много. Все что теперь он может – это сидеть с утра до вечера у завлекающего голубого экрана и ворчать на нынешнее поколение. Ему было удобно и хорошо в своей водительской кабине. Рядом стоял термос, и он всегда мог снять усталость горячим чаем. Старое кресло подходило под горбатую спину Ивана Петровича, а его низкая посадка позволяла коротким и кривым ногам нашего героя доставать до железного пола. Работая водителем трамвая, он мог ежедневно посещать экскурсию по городу бесплатно. Таким образом, Иван Петрович наблюдал за общественной жизнью. Из своей кабины он слышал, как спорили о нынешней жизни муж с женой – местные чиновники, как баба Катя ругала своего внука за очередную двойку, как две подружки обсуждали свою первую любовь. Ивану Петровичу не нужно было общение. Он и так знал, что люди хотят сказать, о чем пообщаться.
Прошла неделя после отправки Ивана Петровича на пенсию. Решив съездить на базар за ненужными, но зато дешевыми товарами он отправился на трамвайную остановку. Непривычно зайдя и сев на свободное место, Ивана Петровича охватили тоска и негодование. Он, забыв куда едет, давно проехал свою остановку. Наш герой ехал и ехал, пока кондуктор громким и сверлимым голосом не сказала: «Конечная! Выходим!» Иван Петрович «автоматически» вышел из трамвая за толпою, думая вновь о чем-то своем и непонятном. Трамвай тронулся, не заметив Ивана Петровича, стоящего задумчиво на рельсах. И не один из зевак из собравшейся толпы, так и не понял, было ли это несчастный случай или самоубийство непонятого человека. Через пару часов, убрав с рельсов бездыханное изуродованное тело Ивана Петровича, жизнь потекла своим руслом. И никто больше не вспоминал о произошедшем.


0

#6 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 22 июня 2009 - 20:50


№ 5

Переполох в Цветочном Королевстве.

С самого утра случился переполох в цветочном королевстве. По огромным залам Дворца бегали пажи-васильки и горничные-ромашки и суматошно спрашивали друг друга:
- А вы выдели? Может быть, вы встречали?
С не меньшей суетой передвигалась по дворцу и королевская стража во главе с командиром Гладиолусом.
По сигналу церемониймейстера господина Пиона вся свита собралась в Тронном зале. Ждали долго, Главная фрейлина Орхидея и ее подружки разноцветные Бегонии подошли к открытому окну, чтобы подышать свежим воздухом. Госпожа Орхидея все время обмахивалась белоснежным платочком.
Вот, наконец, раздались торжественные перезвоны, всегда сопровождавшие выход Королевской четы. Ажурные двери Тронного зала открылись и вошли Их Величества король Тюльпан и королева Роза, следом за ними гордо вышагивали Их Высочества принцы Гиацинт и Адонис. Когда король с королевой заняли места на троне, а принцы встали рядом с ними, вперед вышел
церемониймейстер господин Пион и скорбным голосом объявил:
- Многоуважаемые цветы всех званий и расцветок, нынешней ночью в королевском дворце случилась ужасная кража!
Ропот пронесся по Тронному залу словно ветерок. Королева заплакала, король и принцы склонились к ней, утешая.
- Со спального столика Ее высочества принцессы Хризантемы, - Пион сделал многозначительную паузу, - пропала хрустальная диадема.
- Подарок принца Гелиантемума, - подала голос рыдающая королева Роза.
- Ну, по-нашему, по-простому, принца Солнцецвета, - добавил король Тюльпан, нежно гладя супругу по руке.
- От горя бедная принцесса Хризантема заболела и не встает с кровати – провозгласил Пион.
- О, мои дорогие придворные, - тихо проговорил король, - если вдруг кто-то из вас, совершенно случайно, взял хрустальную диадему принцессы, верните, пожалуйста. Я не буду сердиться. Лишь бы доченька моя поправилась.
Гордый Адонис свысока оглядев всех присутствовавших в Тронном зале громко произнес:
- Я уверен, что диадема моей сестры еще во Дворце. Мы с братом проснулись сегодня рано и вышли гулять в парк. Мы не видели, чтобы кто-то еще выходил из Дворца.
- А я считаю, нам следует всех запереть в Тронном зале и пригласить королевского сыщика Антиринума, не зря же его называют еще Львиный Зев, - подал голос Гиацинт, расправляя свои бесчисленные оборки.
- Это будет правильно! – подняла голос королева Роза.
- Повелеваю, - встал с трона король Тюльпан, - всем придворным, пажам и горничным собраться в Тронном зале до выяснения всех обстоятельств этой кражи. Господин Гладиолус, пригласите сюда королевского сыщика Анти… антри…ох, уж эта мода на заморские имена. Пусть сюда придет Львиный Зев!.
- А я давно здесь, - раздался голос из толпы придворных, - и уже начал следствие. Мои помощники Вьюнки рыщут в данный момент по всему Дворцу, проверяя все закоулочки и каждую щелочку.
- Ах, милый Антиринум, - вздохнула ее величество Роза, - допросите всех.
- Всенепременейшим образом, Ваши дорогие величества и высочества, - мягкой походкой сыщик подошел к трону, молча, оглядел всех присутствовавших, и сказал, - чтобы отвести всяческие подозрения от королевской семьи…
- Что вы себе позволяете! – возмутился Король.
- Повторяю - чтобы отвести всяческие подозрения от королевской семьи, прошу ваши величества и высочества ответить, когда вы видели упомянутую выше диадему в последний раз? – произнес сыщик, глядя прямо в глаза королю.
- Мы все видели хрустальную диадему на принцессе во время вчерашнего бала, - за всю семью ответила королева.
Сыщик повернулся в сторону фрейлин:
- Кто из вас провожал принцессу в покои?
- Я, - вышла вперед госпожа Орхидея, - и Бегонии. Мы проводили ее высочество до спальни и больше ее не видели. В покои принцесса Хризантема вошла в хрустальной диадеме!
- Но вы, же возвращались, госпожа Орхидея, - вдруг раздался тихий голосок от двери.
- Кто это говорит, выходите на середину, - приказал Антиринум.
От двери, ведущей в королевские покои, отошла маленькая Ромашка.
- Кто ты? – уже мягче спросил ее сыщик, - что ты видела. Говори.
- Я горничная принцессы, Ромашка десятая, - чуть присела в поклоне горничная, - когда вчера, ее высочество Хризантема вошла в покои и только присела, чтобы я смогла снять с нее бальные туфли, как без стука вошла госпожа Орхидея .
- Что-о-о?! – встала с трона королева Роза, - фрейлина посмела войти без стука!
- Она врет, врет, наговаривает. ваше величество! Я стучала, но видно тихо, - затараторила Орхидея.
- И ничего Ромашка не врет. – вышел вперед маленький паж Василек, - я в тот момент в покоях принцессы свежую воду в вазоны разносил. И стука никакого не слышал.
Сыщик подошел ближе к фрейлине, обошел ее кругом, подозрительно оглядывая, и вернулся к трону:
- Так зачем вы вернулись в покои принцессы? Отвечайте, госпожа главная фрейлина двора.
Орхидея упала на колени и разрыдалась:
- Ваши королевские величества, - сквозь слезы проговорила она, - ее высочество вчера во время бала взяла у меня веер. Ей было жарко, и забыла вернуть. Вот я за веером и вернулась.
- Я подтверждаю слова госпожи Орхидеи, – подал голос принц Гиацинт, - эта противная девчонка Хризантема, действительно отобрала веер у фрейлины. Я это видел.
- Ваше высочество, это неэтично такими словами называть особу королевской крови, да ее в присутствии придворных, - сделала выговор сыну королева.
- Вернула вам веер ее высочество? – спросил фрейлину Антиринум.
Но та плакала и не могла сказать ни слова.
- Позвольте мне ответить на этот вопрос? – тихо попросил маленький паж.
- Говори скорее, - вместо сыщика ответил сам король.
- Ее высочество бросила веер с вазон с водой и велела госпоже самой доставать его оттуда, - грустно сказал паж и опустил голову.
- Госпожа фрейлина, все так и было? – подошел сыщик к плачущей Орхидее.
- Да, ее высочество уронила мой веер вводу и ушла в опочивальню, - все еще плача сказала фрейлина, - после ее ухода, я достала из воды веер и ушла.
- А вот и мотив преступления! – воскликнул Антиринум,- обиженная фрейлина ночью возвращается в опочивальню принцессы и крадет ее диадему! Преступление раскрыто!
- Не-е-ет! – Закричала госпожа Орхидея, - принцесса Хризантема в спальню ушла в диадеме!
Ромашка, Василек. Вы же видели! Скажите!
Горничная и паж лишь молча кивнули.
- Госпожа Орхидея, может ли кто-нибудь подтвердить, что вы не покидали своих покоев этой ночью? – сурово спросил король Тюльпан.
Фрейлина из белой, стала пунцовой. Потом снова побелела и лишь в самой серединке остались красные пятнышки, что говорило о крайней степени ее смущения.
- Госпожа фрейлина Орхидея всю ночь провела со мной…. В королевской библиотеке, - громко сказал принц Адонис, подошел к фрейлине, все еще стоящей на коленях и помог ей встать, - она не виновата в этой краже!
- Но что вы делали в библиотеке? – строго спросил король Тюльпан.
Адонис, не отпуская руки Орхидеи и нежно глядя на нее, ответил:
- Мы, Ваше королевское величество, изучали древо семейства Орхидейных. Оказывается у госпожи фрейлины очень много родственников.
Придворные Бегонии, Магнолии, Лотосы, Бальзамины, Георгины и даже старичок Кориандр зашушукались, обсуждая только что происшедшее. Кража диадемы была забыта!
Король наклонился к королеве и прошептал:
- Вот видишь, я был прав, мальчик любит Орхидею, раз при всех встал на ее защиту.
- Признаюсь, я проиграла. Что ж будем готовиться к свадьбе? – так же шепотом отвечала королева.
- Но кто же тогда украл хрустальную диадему с ночного столика принцессы Хризантемы, - несколько опешивший Антиринум спросил королевскую чету.
- Ромашка, милочка, позови сюда принцессу, - ласково обратилась королева Роза к горничной.
- Точно, - поддержал ее просьбу король, - хватит ей прятаться. Пора всем объявить правду.
Ромашка тотчас выбежала из Тронного зала.
Вскоре придворные Колокольчики прозвони торжественный сигнал, пажи Вальки распахнули двери зала перед прекраснейшей принцессой Хризантемой. Она была одета в пушистое белоснежное платье, а ее голову украшала блестевшая в лучах утреннего солнца хрустальная диадема.
Ропот недоумения пронесся среди придворных.
Сыщик Антиринум с величайшим огорчением смотрел на диадему:
- Ну, вот…. И искать теперь не надо…, - он чуть не плакал от огорчения.
Хризантема подошла к Адонису и Орхидее, обняла их и сказала:
- Милый мой брат, дорогая Орхидея, простите меня. Диадема никуда не пропадала. Я просто ее спрятала под подушку! Так велел мне папа.
- Да-да, велел! А иначе, как бы мы все выяснили, в кого влюблен наш старший сын! – король был доволен своей выдумкой.
- Значит, вечером в королевском Дворце свадьба! Господин Гладиолус, пусть ваши стражники разнесут эту добрую весть по всему цветочному королевству. – Объявила королева Роза.
Все были счастливы. Грустил только сыщик Антиринум, ему так и не удалось проявить свои замечательные детективные способности.
- Но я еще пригожусь. – твердил он, сидя позади трона, вот увидите, что я не зря зовусь Львиный зев или Антиринум.


0

#7 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 30 июня 2009 - 20:12


№ 6


ТЫСЯЧЕЛИСТНИК

- Бабушка!- кричу я, уронив кухонный нож - Я пальчик порезал.
Испуг, порожденный болью и видом крови, несет меня через весь огород. Увидев мое заплаканное лицо, бабушка бросает работу.
- И как это тебя угораздило? - то ли жалеет, то ли ругает она меня.
Оглянувшись, бабушка выщипывает несколько каких-то мохнатых стебельков, трет их пальцами и осторожно прикладывает к ране, боль постепенно утихает, и я успокаиваюсь.
"Раньше йод и "зеленку" в деревне мало кто знал,- вспоминаю слова бабушки,- поэтому лечение, если поранишься, было одно - тысячелистник. Его и искать не надо - повсюду растет".
Когда в нашей семье кто-нибудь болел или за помощью обращались соседи, бабушка, не спеша, шаркая комнатными тапочками, проходила в спальню и, опершись сухой рукой о край старой деревянной кровати, по-старчески кряхтя, становилась на колени. Под кроватью, в царстве полумрака и пыли, в картонных коробках хранились высушенные стебли, корни и цветы.
Бабушка стелила старую, пожелтевшую от времени газету и бережно выкладывала на неё содержимое коробки, пока не находила нужный пакет или связанный пучок. Занятая поисками, бабушка не замечала моего присутствия, и я со стороны мог наблюдать, с какой осторожностью она берет каждый пучок, как внимательно изучает его через сползшие на нос очки.
От пыли щекотало в носу, я чихал, но бабушка, обнаружив меня не гнала, а усаживала поближе. Продолжая перебирать венички, пакетики, мешочки, она говорила о лечебных свойствах находящихся в них трав. Благодаря цепкой детской памяти я и сейчас узнаю, если встретятся, зверобой, душицу или "медвежье ухо".
В нашем доме не было той стерильной чистоты, так характерной для современной городской квартиры с крашеными полами, обоями и полированной "стенкой". Именно в эту простоту деревенского быта, наполненную нужными в хозяйстве вещами, тянуло меня всегда.
А какие она пекла пироги! На широких противнях они исчезали в прокопченной пасти печи, чтобы появиться через некоторое время румяными, источающий неописуемый запах прожаренного сдобного теста.
Это было на праздники. А еще были будни, не уступающие им: ржаные блины, как "колесо машины", которые мы, намазав сливочным маслом, уплетали за обе щеки, и "деруны", или, как правильно поясняет белорусская национальная кухня, "драники".
Что бы рассказать о них кому-нибудь из своих друзей, мне для начала приходилось опускаться до выражения "картофельные блины". И это звучало настолько примитивно и серо по сравнению с тем объеденьем, какое представляли они, не только тушеные в
сметане, а хотя бы просто со сковороды: румяные, вприкуску с прозрачными шкварками или с простоквашей.
Годы давали о себе знать: болели руки, болела голова и ноги,- и что бы бабушка не делала по хозяйству - она быстро уставала. Тогда она садилась на длинную не крашенную скамью у окна, что выходило в сад, устало шевелила пальцами ног.
Некоторое время она сидела неподвижно, точно прикидывала: а все ли сделано? Затем, наклонив голову и охнув, она отрывала от скамьи свое невесомое тело и медленно направлялась к комоду. Скрипела дверца, и бабушка доставала корбочку из – под фиолетовых чернил, где хранились "таблетки от головы"- "пятирчатка". Приняв лекарство, бабушка проходила в спальню. С этой минуты от нас с братом требовалось одно: тишина. Но разве мы тогда понимали это? У нас была своя жизнь, свои дела и заботы. Мы бегали, стучали дверью, шумели...
Бабушка появлялась через мгновение. В дрожащей руке у нее был дедов ремень. Лицо ее, маленькое и смуглое, выглядело усталым и жалким. Била она не больно, но я как волчок вращался на месте и орал в надежде, что громкий плач – признак боли и покаяния - удовлетворит расстроенную бабушку. Впрочем, она и сама вскоре бросала ремень, садилась на ту же скамью у окна и начинала плакать.
От вида слез нам становилось не по себе, и мы, продолжая реветь, принимались просить прощения. И бабушка, конечно, прощала.
Она умерла через три месяца после того, как я стал курсантом военного училища. Тщетно пытался я объяснить командиру роты, что после смерти матери бабушка заменила ее. Ее посчитали дальним родственником, а потому на похороны меня не отпустили.
Через неделю я получил письмо от дяди. Он сообщал, что похоронили бабушку на городском кладбище, что в пяти километрах от села, возле отца и матери, рядом с большим кустом сирени.
Спальню бабушки облюбовал вернувшийся из армии брат. Он быстро потеснил все в комнате - сундук и шкаф для одежды, коробки с травами - стеллажами для книг и журналов. Теперь в пропахнувших травами картонных коробках хранились многочисленные тома беллетристики.
Больно было видеть, как исчезает последняя память о близком человеке, осознавать личную причастность к этому, поскольку ни я, ни дядя, не смогли, а точнее даже не пытались противостоять этому книжному нашествию.
И я за целый месяц отпуска не нашел времени сходить на кладбище. Что это: эгоизм или непонимание того, что наша любовь нужна не только живым, что помнить о ближнем нужно не только когда он рядом, но и когда его нет больше с нами? Ведь
главное наше предназначение на этой земле - творить добро. Только в этом случае у нас есть надежда остаться в памяти потомков. А много ли я добра сделал?
Осенью я не поехал на юг, как планировал, в рапорте на отпуск указал адрес бабушкиной деревни.
Знакомый куст сирени без листвы стал почти прозрачным, за ним еще издали я заметил гранитную плиту. На ней было высечено знакомое до боли лицо бабушки. Ограды, как на других могилах, не было, и я свободно подошел к могилке и положил на поросший барвинком и другой кладбищенской травой холмик букет таких обычных, но дорогих мне цветов тысячелистника.



0

#8 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 03 августа 2009 - 23:22


№ 7

K tebe s lyubovyu. mp3

Блин, СиДишка! – Егор повернулся и направился к прилавку снова. – Девушка, дайте мне диск - CD-RW.
- Вам какой? – девушка указала на прилавок.
- Вот этот, - Егор особо не раздумывал.
Расплатившись с продавцом и сунув коробку в карман куртки, он вышел из магазина. Жена уже четвертый день напоминала про этот диск, но Егор забывал и проходил мимо магазина снова и снова.
Десять минут ходу и он уже дома. В дверях жена и сын, выбежавший встречать папу.
- Папа, а у меня зуб выпал, - с ходу выпалил он и бросился на шею отцу, - мама его мышке отдала.
Жена стояла возле холодильника, вытирая руки рваным кухонным полотенцем. – Ты где так долго?
- А я тебе диск купил. – Егор стаскивал мокрые ботинки – грязная вода капала на линолеум.
- А я тебе картошку с салом пожарила…
Завтра, пятница…

У Егора был смещенный рабочий график. Пятница, суббота – выходные. У жены выходные были как у «людей» - суббота, воскресенье.
Жена разбудила его поцелуями в шею. Ласково, как только она одна могла делать, прошептала на ухо: - «Зайка вставай… Вам уже пора…»
Рядом с Егором, абсолютно раскрытый, подмяв под себя с рисунком Вини Пуха одеяло, сопел сын.
Жена уезжала на работу в половине восьмого. У сынишки первый урок начинался в 8:30. - Ты мне вчера что-то обещал, - сказала жена с укором, стоя одетая в коридоре.
- Сделаю, сегодня сделаю, - буркнул Егор, шаря ногою под креслом в поисках тапочек.
Скрипнула дверь – жена ушла.

«Щелк, щелк», - клацнул замок, когда Егор открывал двери. Вот он снова дома, а ребенок уже в школе.
Егор вошел в пустую и почему-то сразу неуютную квартиру. Доев остатки уже наполовину окаменевших макарон, с чашкой холодного чая он направился в спальню.
Черный, матовый, покрытый пылью монитор смотрел на Егора, ко всему безразличный. Щелчок кнопки, гул винчестера, и по экрану монитора побежали волшебные знаки. Компьютер оживал.
На компьютере разные люди играют в игры. Играл Егор и его сын.

Вот и сегодня… Егор сел на расшатанный стул. Пальцы легли на клавиатуру.
9:18. Егор запустил «Контру»…
12:27. Егор первый раз встал из-за стола. Сходил в туалет. Там же скурил подряд две сигареты, но вернуться к игре не успел. Глухо заиграла мобилка, оставленная в кармане куртки. Мелодия была знакома. «Я узнаю ее из тысячи». Звонила жена.
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Ничего.
- Играешь?
- Немного.
- А то, что я просила, ты сделал?
Егор скривился, и тоном - из которого сочилось раздражение, и в котором слышалась вина, ответил:
- Сейчас иду, сажусь и делаю.
Здесь – в телефоне, но на самом деле, где-то далеко, послышался глубокий вздох. Егор закусил губу. Поговорили еще. Про сына. Про его учительницу. Про деньги.
- Я тебя люблю?! – Последовала вопросительная пауза.
- И я тебя люблю. – Егор подождал, когда пойдут гудки и кинул телефон на холодильник.

Он снова сел на скрипучий стул. Порывшись в ящике стола, нашел, диск CD-RW. Он сорвал упаковку, открыл коробку и, вытянув диск, вставил его в дисковод. Пятнадцать секунд ожидания…
Жена обещала девчонке, с которой она вместе работала, контрольные и курсовые. Девчонка поступила на тот же факультет, что и жена. Вот и пришлось, по просьбе жены, купить диск, чтобы всунуть в него все то, что они вместе делали два с половиной года.
Сработал автозапуск. Умная машина предложила набор стандартных операций, которые можно произвести с диском. До Егора не сразу дошло, что на диске уже что-то есть. Он автоматически выбрал – «открыть папку для просмотра файлов», и обалдело уставился на монитор.
Аудиофайл.
«К тебе, с любовью. mp3.»
«Тоже, прикольно». - Егор смотрел – ничего не происходило. Так же глухо гудел винчестер. Файл ни куда не исчезал.
Егор колебался мгновенье. Раскрылось окно проигрывателя. Из динамиков полился нежнейший, сразу захвативший какую-то часть Егора, женский голос.
«Здравствуй любимый. Я так давно хотела тебе это сказать, но не решалась. Я не знала, а стоит ли, и поймешь ли ты…»
Егор затаил дыхание. Этот голос! Егор был готов поклясться, что никогда его не слышал, но он был такой знакомый. Такой - до боли родной.
«Я так давно тебя люблю. С того момента как тебя зачали. Ни твой отец, ни твоя мать еще не знали, что у них будешь ты, а я знала, и ждала тебя».
Егор заерзал на стуле. – «О чем это она»?
«Я так удивилась, когда тебе дали это имя. Егор… Егорушка… Егоза…»
У Егора перехватило дыхание. – «Не может быть!» Когда-то, очень давно, его так называл дед. Он приходил с работы, а Егор начинал бегать по комнатам. Дед ловил его, поднимал, взяв в огромные ладони. От деда пахло табаком и соляром. Егозой называл его только дед. Дед умер, когда Егору было шесть.
- Ты, кто? Что ты несешь? – Егор вслух разговаривал с невидимым собеседником. В голове роились вопросы, шаблонные и бестолковые: «Что, это? Кто, это?» В Егора нагло и бессовестно заползал страх.
А из динамиков, тем временем, раздавалось:
«Как ты категоричен в своих подозрениях и страхах. Ты так искренне мил и напуган. Ты такой беспомощный…Ты очень хочешь знать, кто я? Ты хочешь знать, откуда тебе знаком мой голос?»
Это был не файл. Это была не запись. Бесспорно – на диске было что-то, что разговаривало с Егором здесь и сейчас. Оно было тут.
«Милый мой мальчик, конечно, мы с тобой знакомы. Всю твою жизнь мы идем вместе. Но ты так редко вспоминаешь что я – рядом, что я – есть… Мне очень грустно». – В голосе послышались скорбные нотки. – «А я тебя люблю. Не буду томить. Интрига итак затянулась».
Нараспев, с каким-то задором, голос продолжал:
«Сейчас я тебе назову свое имя. В конце концов, это некрасиво с моей стороны. Ты хочешь ко мне обратиться, наговорить кучу гадостей, но не знаешь как. Ведь у тебя всегда мастерски получалось злиться».
Егор сидел, прибитый к стулу словами. Непроизвольно начали подергиваться пальцы.
«Но прежде, чем я его произнесу, у меня будет к тебе одна просьба. Я тебя попрошу держать себя в руках. Очень бы не хотелось, чтоб ты описался, или того гляди еще хуже…» - из динамиков раздался громкий, веселый и этим, еще более жуткий смех. – «Я – твоя Смерть».
Перед глазами все поплыло: окно, монитор, ковер на стенке. Взгляд расфокусировался. Глаза накрыл туман. Егор оплыл на стуле. «Бред. Бред», - твердил он неизвестно кому. Он знал, что это ПРАВДА. Но рассудок, стремящийся сохранить свою целостность и рациональность шептал обратное.
Хотелось сорваться и бежать, но ватные ноги были абсолютно безвольны.
«Я всегда с тобой. Мы засыпаем и просыпаемся вместе. А ты меня забыл. Вот и сейчас, я разговариваю с тобой, и дышу тебе в затылок». – Голос издевался.
Сзади повеяло холодом. Егора начало колотить мелкой и неуемной дрожью. Не то от холода, не то от страха. Никогда еще в жизни Егор не испытывал такого ужаса. Не было сил переносить это. Хотелось, чтобы этот кошмар прекратился немедленно.
Смерть молчала, давая Егору возможность прийти в себя.
Хотелось умереть или убежать. А еще лучше – потерять сознание или заснуть, в надежде, что это сон. Открыть глаза… Все кончилось…
Где-то за спиной находилась дверь. Где-то за спиной находилась смерть.
«Не советую тебе пытаться уйти», - голос стал суров и властен. – «Разговор не закончен. Я стою за твоей спиной. Обернешься – увидишь меня! А тебе – трусу, этого не пережить. Ты хочешь посмотреть мне в глаза? Не стоит! Да и не за этим, я затеяла весь этот разговор. Сегодня не ТВОЙ день. Я пришла в гости. Я пришла к родному и близкому для меня человеку. Я пришла – к тебе». – Смерть замолчала.
Егора колотила безумная дрожь. Казалось, что старый стул не выдержит этой агонии и развалится. Зубы цокотали в сумасшедшем ритме. Егор что-то хотел сказать, но это было не возможно… Лишь зубы выстукивали: «Зач…зач…зач…»
« Зачем? Зачем?» - резко повторила смерть. «Ты меня невнимательно слушаешь! Ты, кроме себя, вообще никого никогда не слышишь», – истошно орала она. Резко сменив тон, продолжила уже елейным: «Я пришла к тебе, потому, что ты меня забыл. А ведь я бывала с тобой очень близка, намного ближе, чем сейчас. Забыл? А ты уже видел мои глаза! Вспомнил? Когда ты лежал? Тебе было десять».
Егор вспомнил. Так отчетливо – как если бы это было здесь и сейчас.
Подвал, который уходит своими ступенями внутрь любой «хрущевки». На трубах – рамка, сваренная из уголка и шиферная крыша. Егор, с такими же пацанами, как и он, сидел на бетонном фундаменте. Они смеялись и вели свои детские разговоры. Егор не понял как – ноги оторвались от земли и полетели вверх… Глухой удар выбил из легких весь воздух. Он лежал на нижней площадке подвала и смотрел на лопнувший в нескольких местах шифер. Где-то рядом раздались испуганные детские крики. Из оцарапанного об нижнюю ступеньку уха, сочилась кровь, которую Егор не чувствовал. Он думал, что это - все…
«Нет, не все. А, грузовик?»
И грузовик… Егору было пятнадцать. Возраст, для которого не существует авторитетов. Хочется доказать всему миру, какой ты крутой. Когда Егор переходил дорогу, то пропускал проезжающие машины в сантиметрах перед собой. Всегда. Пацаны говорили, что он сумасшедший. Девчонки тоже, но восхищенно. Некоторые водители, проехав, резко останавливались и истошно орали вслед бесцельно рискующему своей жизнью парню.
Это было вечером. Когда уже совсем темно. Егор, с другом шли гулять и переходили дорогу. Приближалась машина. По гулу и высоко горевшим фарам – большая. Когда она уже почти подъехала, Егор, как всегда шагнул вперед. Перед глазами промелькнула кабина, а вот и кузов бортового УАЗика… Егор никогда бы не смог объяснить – но какая-то сила заставила его откинуть голову… В миллиметре от переносицы пронеслась металлическая ручка защелки заднего борта, так беспечно вывернутая водителем в противоположную сторону - наружу.
«Я тогда была очень близко. Намного ближе, чем сейчас. Я гладила твои волосы, но обнять не посмела».
Дрожь не прошла. Зубы лихорадочно выбивали дробь, но Егор был спокоен. Нахлынувшие воспоминания волнами смывали страх. Да, - все так! Смерть была рядом. Часто.
«Всегда! Я всегда была рядом. Иногда ближе, иногда дальше. Я всегда помнила о тебе. А, ты? Или ты бессмертный? Готов ли ты к моему поцелую?» - голос затих, выжидая.
- Нет. – Егор закрыл глаза. Страха не было. Перед глазами понеслись несвязанные картинки прошлого.
«Почему?»
- Я жить хочу. – Егор говорил искренне. И искренне был удивлен, как по-дурацки прозвучал его аргумент.
Смерть рассмеялась. И в этом смехе слышались озорные нотки. – «А ты живешь? Что ты сделал за свои тридцать лет? Ты можешь назвать жизнью – все это время».
Егор молчал, лихорадочно подбирая слова для ответа. Ответа не было.
«Я поражаюсь вам – людям. Я поражаюсь тебе. Каждый миг, прожитый тобой, означает лишь одно – на этот миг ты стал ко мне ближе. А он ушел, и не вернется. Никогда! Когда ты это поймешь? Тридцать лет… А что ты создал?» - и тут же ответила сама: «Ничего. Ты паразит. Ты трутень, постоянно паразитирующий на чувствах и любви других людей. Ты вяло переваливаешь себя из одного дня в другой - не думая ни о ком, даже о себе. Скажи, давно ли ты стал таким безразличным?»
Смерть нападала. Безжалостно. Вбивая каждую фразу, как кол в сердце. Глубже. Глубже…
«Я целую, страстно! Это навсегда. Это безвозвратно. Потом не будет всего этого. Людей, деревьев, солнца, звезд… Ты будешь растворяться… И вспомнишь каждый миг своей прожитой жизни, и поверь, как это безумно глупо – испытаешь только разочарование. От того, что твой сын вырос, рядом с тобой, а ты даже этого не заметил… Не заметил того, что твои родители умерли, а ты так редко был у них и смотрел им в глаза. А, что еще ждет тебя впереди, такого, о чем ты еще будешь жалеть - в свой последний полет…»
«Нет. Я хороший отец. Есть хуже. Я, знаю, есть». – шептал себе Егор.
«Конечно, есть. Но каждый умирает в одиночку. Какое тебе дело, кто есть кто? У твоего сына – один отец. Вспомни, как ты его первый раз взял на руки. Ты испытывал благоговение и гордость. И любовь! А теперь вспомни, что ты сказал ему вчера, когда он попросил тебя поиграть в шашки… Конечно, ты был занят!»
Егор забыл, где он, забыл, с кем. В голове было пусто. Только где-то глубоко – под ложечкой, заставляя сжиматься живот, грохотали обрушенные на него слова. Привычный водоворот повторяющихся мыслей прекратился.
- Ты – лицемер, - говорила Смерть.
- Да, я – лицемер, – соглашался Егор.
- Ты – эгоист.
- Я – законченный эгоист.
- Ты не любил по настоящему, ни кого, кроме себя.
- Нет, - вздыхал Егор. – Не любил. По настоящему – не любил. По настоящему – даже себя.
- Ты не был отцом.
- Я - притворялся.
- Ты не был мужем.
- Я уже давно и не пытался притворяться.
- Ты не был сыном.
- Когда то, давно, был.
- А они ждут тебя.
- Наверное, - всхлипывал Егор. По лицу безудержно струились слезы. Еще мгновенье, и Егор разрыдался навзрыд. – Я приду. Обязательно.
И так ему было противно в этот момент - находиться вместе с собой в этой комнате. И презирал он себя, и ненавидел.
Вырвалось наружу все то, что так глубоко пряталось ложью и лицемерием. Лопнул фурункул, который Егор изо всех сил старался не замечать, окатив его зловоньем истинной ценности его поступков. Егор рыдал. Подбородок безвольно стучал по груди. И не было ему жалко себя. Жалко было лишь безвозвратно утерянные мгновенья, из которых складывается такая непростая, но такая единственная жизнь.
«Это мой подарок, тебе, мой глупый мальчик. Парадокс, но только лицом к лицу со Смертью, люди понимают истинную ценность Жизни». – Смерть помолчала, давая Егору возможность успокоиться. И когда всхлипывания стали затихать, продолжила: «Я многое тебе сказала. Не все. Но этого достаточно. Это мой подарок, тебе. Я не прощаюсь. До свидания. И если ты когда-нибудь, почувствуешь, что живешь по инерции, вспомни обо мне. А еще лучше – не забывай меня вообще. Знай – я всегда рядом. Всегда готовая для поцелуя».
Голос затих.
Егор безвольно сидел и вытирал слезы тыльной стороной ладоней. И первый раз, за много-много лет, не думал. Не думал о себе и не жалел себя.

13:18. Из оцепенения вывел звонок. «Я узнаю ее из тысячи…»
- Привет.
- Привет.
- Что ты делаешь?
- Люблю!
- Что-что?
- Я люблю тебя. Я люблю вас!
- Что-то случилось?
- Да. Очень многое. Я жить начал. – Егор задыхался. Его распирала, доселе незнакомая сила. Сила любви и сила жизни. – Понимаешь? Я жить начал. По-настоящему!
- Поздравляю.
Ну и пусть. Пусть она еще не понимает. Пусть она еще не верит. Но маятник уже запущен. И его теперь в силах остановить только одно – Смерть.
- Послушай, мне так много нужно тебе сказать. – Егор лихорадочно надевал куртку одной рукой, не выпуская из другой телефон, и всовывая ноги в ботинки. – А может и не нужно. Ты сама все поймешь. Потом. Я сейчас бегу за малым. Я обещал забрать его пораньше. Приезжай быстрее. Мы будем тебя ждать. Я буду тебя ждать.
- Все хорошо?
Сзади грохнула закрывшаяся дверь. Егор сбегал по ступенькам.
- Да.
- Скажи мне, что все хорошо.
- Все хорошо. Даже больше. Все теперь - по-другому.
- Я приеду, как только смогу. И знаешь… Я очень на это надеюсь.

Егор сделал то, что обещал жене. После того как позвонил родителям. Первый раз за четыре месяца. После того как заснул сын под шепот отца, рассказывающего о приключениях проказника Карлсона. После того, как была убаюкана жена, каштановые локоны которой перебирал Егор.
23:46. Он лег рядом, с сыном и женой...


0

#9 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 02 сентября 2009 - 00:56


№ 8

ВЕЛИКИЙ ЗНАТОК

Поезд шел по графику, как ему было и положено, но главный инженер Умников опаздывал из отпуска на работу. Он выбрался из купе и решительно направился в голову состава.
- Вы как это тепловозом управляете? – набросился он на машинистов. - А ну давайте так: этот рычаг туда, этот тумблер сюда!
Послушались машинисты, и поезд тут же сошел с рельсов. Но Умников в отчаянье не пришел, потому что невдалеке виднелся аэропорт.
Очутившись в самолете, он через пятнадцать минут без колебаний направился в пилотскую кабину.
- Вы как это самолетом управляете? – напустился он на летчиков. - А ну давайте так: эту педаль туда, эту железяку сюда!
Послушались пилоты, и сначала правое крыло отвалилось, а затем левое.
Но Умников не расстроился, потому что его подобрала инопланетная летающая тарелка.
- Вы как это летающей тарелкой управляете? – набросился он на инопланетян. – А ну давайте так: эту фиговину туда, эту ерундовину сюда!
Послушались инопланетяне, и тарелка сначала окуталась синим дымом, а затем аннигилировалась на молекулярные частицы.
Но Умников не отчаялся, потому что благополучно совершил мягкую посадку на кусты живой изгороди. Как раз прямо перед парадным входом в родной «Шарашмонтажпроект», ровно за пять минут до начала рабочего дня.
Сначала главный инженер заглянул в отдел компьютерной техники.
- Вы как это компьютерной техникой управляете? – набросился он на компьютерщиков. - А ну давайте так: эту кнопку туда, этот штекер сюда!
За час Умников успел поучить проектировщиков чертить, бухгалтеров составлять отчеты в ЦСУ, наборщицу стучать на клавиатуре, секретаршу заваривать чай, слесаря-сантехника закручивать гайки, а случайно забредшую сотрудницу санэпидемстанции травить мух и тараканов.
Умаявшись, он зашел в свой кабинет и прислушался. Здание не разваливалось на части, к нему не спешили пожарные и машины скорой помощи.
- Вот, что значит сотрудники нашей конторы, – с гордостью подумал Умников – Какие руководящие указания им не давай – все сдюжат!


0

#10 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 10 сентября 2009 - 16:17


№ 9

В Городе


В Городе, в том самом любимом Городе, который у каждого свой, среди каштанов и лип так хочется быть счастливой. Это город детства. Раннее утро. Качели под старой липой подлетают вверх – вниз, сердце замирает и солнце, пробивающееся сквозь листву, качается перед глазами. Дикий голубь заводит с утра свою однообразную, но никогда не надоедающую песенку : "Кукушку – кукушку". "Почему кукушку, а не кукушка?" – думала я тогда. Но так как детская душа не терпит неясностей и старается объяснить даже необъяснимое, то я быстро придумала такую игру. " Кого ты ищешь?" – спрашивала я. И дикий голубь ворковал уже согласно падежному окончанию: " Кукушку, кукушку". " Кого ты любишь?" - с замиранием сердца ждала я ответа. А что ему еще оставалось, и он тянул свое: " Кукушку, кукушку". Я представляла себе: дикий голубь влюблен в кукушку, а она куда – то улетает от него и поэтому он ищет ее каждое утро. Но потом, наверное, все будет хорошо, и они поженятся. Мне было от силы лет девять, но к сердцу уже подбиралась тоска предчувствия неразделенной любви и надежда на какой – то нереальный, но счастливый конец. А пока было счастье – счастье от того, что мне девять лет, счастье от этого полета на качелях, от упоительного ни с чем не сравнимого запаха цветущей липы, от того, что через два дня будет мой День рождения и придут подружки и друзья брата. Я жду, когда все проснутся, и начнется удивительная детская жизнь среди огромных лопухов, трав, деревьев со скакалками, классиками, куклами, " секретами". Вы знаете, что такое "секрет"? О, это чудо создается тщательно: нужна фольга – или как мы ее тогда называли – золотинка от фантика, кусочек стекла, красивые лоскутки, травы, цветы и укромное место. В этом самом укромном месте роется небольшая ямка, на дно которой укладывается фольга, а сверху узор из всего остального, все это прикрывается стеклышком, чтобы в ямку не попала земля, а потом присыпается песком или просто закидывается подручным мусором и травой. Теперь самое главное не забыть поставить опознавательную небольшую палочку или положить камешек, чтобы спустя некоторое время можно было отыскать тот самый секрет. Все, можно бежать играть, чтобы потом, уже с подружками наклониться, расчистить стеклышко от верхнего защитного слоя и посмотреть, как глянет из – под стекла созданное тобой чудо. Прошло так много лет, но до сих пор я помню то удовлетворение от созданного тобой, которое во взрослой жизни посетило меня всего раза два...
Ощущение счастья в детстве – это так много и так естественно. Оно рождается само по себе, почти независимо от обстоятельств. Например, это нагретый солнцем подоконник распахнутого окна первого этажа. Подоконник настолько широкий и ласково – теплый, что когда лежишь на нем животом и рассматриваешь ползущую по вишневой ветке божию коровку, то спускается в душу сознание чуда созданного для тебя мира, - просто так, без вопросов: зачем да почему. Вообще, это самый чистый, самый "правильный" вид счастья, исходящий от пения птиц, от того что ползет божия коровка и мир такой прекрасный, солнечный, пахнущий скошенной травой и удивительным липовым цветом.
Второй памятный миг детства – это таинственный шепот у моего уха. Дворовый Вовка старается попасть в одну команду со мной при распределении в "Казаки – разбойники" и когда мы – разбойники, сбежав от казаков, прячемся во дворике водокачки среди буйно растущей зелени, тихонько говорит мне о том, что любит меня и будет любить всю свою жизнь. Мне Вовка безразличен, но отчего – то так вздрогнуло сердце, что я, покраснев, кричу ему : "Дурак!" - чем и привлекаю внимание разыскивающих нас казаков. А жизнь в Городе детства продолжается. С тех пор я стараюсь держаться подальше от Вовки, возвращаться домой только с братом и вообще никак внешне не реагировать на преследования. Но что–то изменилось в окружающем меня мире. То о чем я читала во взрослых книгах, то о чем шепчутся девчонки, стало подбираться ко мне и настойчиво проникать в мою жизнь. Лежа перед сном, я даже стала задумываться, а что, если Вовка действительно меня любит и мы, когда вырастем, поженимся? Но Вовка был слишком непривлекательной кандидатурой на роль принца. Смущение не проходило, чистота восприятия мира была замутнена. Все было по – прежнему в моем Городе: и солнце, и постаревший голубь, разыскивающий свою ветреную кукушку, и липовый цвет , и та же божия коровка совершала свои регулярные рейсы по вишневой ветке, но счастье - то чистое, прекрасное, детское - затерялось. Оно заблудилось в Вовкином шепоте и больше уже никогда не нашло ко мне дороги.


0

Поделиться темой:


  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей