[Orlando Nemaza]

Вот я примчался с неуходящей хищной улыбкой и сел на первую лесенку, холодную каменную, и дергал головой во все стороны, не зная, на чем сосредоточить взгляд.
Был поздний вечер, замок, обтекаемый тучами, врезался в мутное небо, как ложка в кефир. Не первый раз он обласкан закатом, не раз засыпал под колыбель грозы и просыпался с холодным душем росы, но остался суровым и непреклонным. Старый замок в готическом стиле. Водящий вокруг себя хоровод ярко-зеленых кустов, в котором легко спрятаться даже днем. А ночью, гуляя с сигаретой в этом лабиринте, ты можешь быть кем угодно. В любом случае, за каждым углом тебя ждет тайна, если ты переборешь соблазн разгадать ее немедленно.
Фонари здесь встречаются редко, еще реже встречаются те, кто знает, что с задней стороны замка в сотне метров через лес есть море. Думать обо всем этом не стоит, поэтому я и люблю это место. Оно само все решит, и эта тайна откроет свои архивы через неделю, а может, через год, за семейным обедом, и выпустит своих разноцветных червячков в твой борщ.
Можно уже войти внутрь и раскрыть рот, но я, пожалуй, удивлюсь про себя. Не нужно сразу давать ему заряд оптимизма и любви к себе. Извини, братец, но ты же – готический замок. Я уважаю твою строгость и не надеюсь, что ты немного опустишь свои потолки для меня. Не для того я здесь.
Неспеша проходя внутрь, я встречаю легким кивком свечи, просящие огня, как глубина - кораблей; настенные ковры, которые дышат теперь чаще и глубже. А может, это сами стены похлопывают себя по пузу. Все они ждали хозяина или заложника, и теперь им не терпится узнать, кто же приехал.
Бесподобное внутреннее убранство, шикарные канделябры, головы животных (многих из них я никогда раньше не видел), а там, где нет ковров, стены оплетены толстой и сочной травой.
Лестница ползла на второй этаж изящной дугой, с резными перилами, и я понял, что устал. Надо сесть и отдышаться.

Я открыл глаза – лестница в порядке. Прямая и тяжелая, с мощными опорами. Как и все в этом замке, она источает спокойствие. [угрюмость] Хорошо, раз ты так просишь… Возможно, на втором этаже интереснее.
Оо! Ты меня снова не разочаровал.
Второй этаж был увешан репродукциями Дали и Пикассо. Иногда я смеюсь над картинами Сальвадора, но и тут мне поблажки не было. Рамы были нелакированы, и дерево не стесняясь выдавало свой истинный возраст. Мне стало не по себе, так что извини, Сальвадор, сегодня я даже не пожму тебе руку. «Ну и ладно» - отмахнулся Дали своей Гигантской Ногой. Я пошел в комнату, напрочь забыв про существование Пабло. Стоило мне открыть дверь спальни, он ударил меня в лоб своей поганой «Герникой», висящей над кроватью. Этот чертенок знал, как она меня пугает.
Ладно, Пабло, я заночую в другой комнате. В той, из окна которой видно кусочек моря. Моря, которое Айвазовскому и не снилось. Кто-то щелкнул меня по уху.
- Что за?.. – спросил я.
- Это Ван Гог, - ответил Дали, - он спрашивает, кто такой Айвазовский.
- Ээ… Мой школьный товарищ, - сказал я и покраснел, - а чего это вы так завелись?
- Рады тебя видеть.

На следующий день приехали два моих друга и Вика. Друзья пошли на море купаться, а она осталась со мной в замке, и мы почти непрерывно похлапывали стены по пузу своими задницами. Это было не так, как раньше, в городе, да и нельзя было надеяться, что будет также.
К вечеру замок знал нас со всех сторон. Настоящими. В поддержку он скинул со стен пару ковров, и мы это оценили. Друзья вернулись поздно, а мы с Викой болтали в комнате, под «Герникой», и она говорила, что эта великое произведение, а я говорил, что это говно. Мы спорили долго и громко, в то время как друзья пытались подняться на второй этаж. Они не понимали, почему не горит ни одна свеча, - Вика развернулась и сложила руки на груди, смотря в окно, и на ее шее алел свежий ожог.
- Тебе больно? – спросил я.
Друзья спотыкались на лестнице и громко ругались; лица их в это время обтягивал лунный свет, прорывающийся из миниатюрных окон под потолком. И тогда один из них замолкал,
- Да. Наверно, - ответила Вика,
а голова оленя глупо смотрела на них через коридор этого света, который, похоже,
- Сотворен специально для того, чтобы этот лось нас обматерил.
- Это олень. Не обматерил, ему просто жаль, что мы не понимаем его.
- Что это за чушь ты несешь? Давно с тобой так?
- Мы пришли. Наверно, они здесь.
Он открыл дверь.
- Бедные художники! – воскликнул я, - они мечтали о том, что их поймут, а вместо этого им поклоняются.
Друзья посмотрели друг на друга и решили уйти в другую комнату, где
- Почему ты считаешь меня дурой?
- Не знаю. Я рад, что ты приехала. Не ожидал.
- Тогда при чем здесь Пикассо?
- Я сказал правду. Дай мне помассировать твои шрамы.
- Это еще не шрамы, - сказала она, морщась от боли.
- Ты можешь плакать.
Друзья смотрели в окно, оба сложили руки на груди, только шрамов у них нет, и слава богу. Они не понимают, почему в этой комнате ничего интересного,
- Они сами ее выбрали, - сказал я.
- Нет. Они выбрали тебя, и не факт, что выбор правильный.
- Да плачь уже!
Она села на пол и положила голову на край кровати.
Друзья смотрели в окно, потом на стены, которые сильно давили на глаза. Это быстро надоело, и они легли на кровать, закрыв глаза, и копались в своих волосах, но и там ничего интересного не было.
- Находясь в этой комнате, нетрудно понять, что изобразил Малевич на картине «Черный квадрат», - сказал один из друзей.
- Ты заметил – над окном свернута штора, - сказал другой, - по виду, очень плотная.
Штора свалилась с окна и развернулась. Стало совсем темно.
- Кто пойдет ее отодвигать? – спросил первый.
Через пару минут оба спали.
Вика сказала, что хочет есть. Я рассмеялся. Она смотрела на «Гернику».
- Перестань, - сказал я.
- Я серьезно больна.
- Ты останешься завтра?
- Давай спать.
- Давай.
Утром друзья уехали. Когда я спросил, куда, они посоветовали посмотреть в их комнате. Я зашел в нее. Там было пусто, кровать аккуратно заправлена. Я отдернул штору и открыл окно. В комнату ворвался ветер, стало свежее.
- Когда ты ему позвонишь? – спросил один из друзей.
- Что?
Рама жутко скрипела. Телефон упал на пол. Я посмотрел на часы – полвторого. Сколько я дышал этим ветром?
Ночью мы с Викой зажгли все свечи и бродили по замку.
- Я уеду завтра.
- Долго тебя будут лечить?
- Около года, - сказала она.
- Это где-то там… в Гамбурге?
- Это в Хельсинки.
- Тоже ничего. А почему именно там.
- Сейчас почти везде лечат. Мне нравится этот город, и там есть пару знакомых.
Свечи суетились, раскидывай свет пламени и воск в разные стороны. Они спорили либо о Гернике, либо о медицине. Так сказала Вика, и наверно она права. Она благодарно улыбается. Могла бы улыбнуться и просто так, раз уж ты завтра уезжаешь.
- Что тебе мешает?
- Мне нужно прибраться. Это все-таки мой дом. Я выеду послезавтра днем. Встреть меня там.
- Хорошо, - сказала Вика.
Мы бродили еще сколько-то, наверно, пару часов, потом вышли на крыльцо.
- Знаешь, а мне здесь понравилось.
- Я и не сомневался, - соврал я.
- Врешь, - сказала Вика. Я благодарно улыбнулся.
Как мир терпит таких дебилов?

Она уехала. Я сразу лег спать и проснулся поздно вечером. Сумерки. Я сходил искупаться и принялся за уборку. Первым делом вставил новые свечи, хотя я здесь уже на ощупь все знаю.
Вика сидела в самолете и пила сок. Потом она заказала мартини.
- Ты можешь плакать, - пошутил я, вытирая пыль с оленя, а потом и с лося.
Она заплакала.
Свечи снова затеяли свой спор, и теперь он был грубее, чем раньше. Я развесил ковры по местам – не к лицу тебе, братец, голым красоваться, да и не перед кем уже. Окно распахнулось от сквозняка, - я забыл закрыть ворота. Ковры зашевелились, свечи трепыхали, а лестница оставалась прямой и непреклонной. Мне не нужно идти на второй этаж, и неважно, кто это решил. Завтра меня здесь уже не будет, а Дали и Пикассо и без меня не соскучатся. Это точно, отвечал олень опавшим с головы куском рога. Было жарко, словно хотел сказать он, - я смотрел в его глаза и не мог ничего понять.
Вика заснула в своем кресле - ей в самом деле нужно было отдохнуть.
Ей снилась детская комната, в которой есть мишка и кукла Надя, и им еще больше страшно, чем девочке, которая спит в своей кроватке. Из окна на нее падают огни фонарей, и теперь она вся желтая, но это не страшно. Утром она станет вся красная от солнца. А мишка и кукла Надя станут еще больше красными. Они волнуются за нее.
Ковры трепещут на стенах, пока я щелкаю оленя по носу и демонстративно отворачиваюсь от его безнадежно невыразительных глаз. Но здесь жарко. Его голова начинает раскалываться от моего равнодушия.
Она становится красной на рассвете, улыбается и идет во двор гулять, но никто еще не проснулся. Ей стоит забыть про мишку и куклу Надю, если она хочет найти себе друзей. Но сейчас ей нужно вернуться домой и ждать, пока кто-нибудь проснется. До следующего дня. Вика выходит из самолета. Через полчаса она уже сбрасывает свои вещи на кровать, а окно распахивается от сквозняка, это
Я закрыл ворота, обернулся. Я раскидываю руки и кричу, потому что этот замок, этот добрый готический замок не хочет меня слышать. Ошибаешься, сильно ошибаешься, говорит олень, его глаза источают первозданный свет. Свет огня. Замок плачет брызгами света и роняет тяжелые угли своего великолепного убранства. Он не может больше терпеть. Ему нужна боль,
Вика облокачивается на шкаф, и ожог дает о себе знать,
Свечи перекликиваются язычками своего жалкого пламени, ха, теперь они тонут в бездонной душе этого замка. Тебе жаль, братец. Мне тоже, я разделяю твои чувства. Ты не можешь мне не верить. Олень молчит, он все сказал, а Вика не будет спать этой ночью.
Может, не будет и следующей, мишка стал уже не тот. Мишка не пойдет с ней гулять, как бы она не хотела похвастать им перед всем двором завистливых ребят и девочек. Спать теперь не надо. Она нашла по дороге кольцо, и сейчас оно летит на асфальт и звонко падает
падают горячие слезы замка, стучащего своими тяжелыми настенными кольцами, а свечи, отчаявшись, замолкают.
Я стою в центре зала, глядя, как он дергается в своей огненной истерике. Я не буду ни о чем жалеть, все это было много раньше факта, как замысел художника рождается много раньше готовой картины,
великолепной Герники, которая останется для этой девочки навсегда
великолепной
как эта последняя ночь в замке, где я стою посреди зала и впитываю его горячие слезы
его угли, падающие бесподобным фейерверком на мою голову, и какая-то доля экстаза в этом есть
эти падающие угли замка, и эти тлеющие угли ее сигареты, ее слезы, оставшиеся на полу комнаты второго этажа
ее слезы, стекающие по щекам на подоконник
это я так думаю,
и его слезы, стекающие по мне светом, в своем первозданном виде…
Замок плачет о ней, я глотаю его слезы и говорю, что все понимаю, мой готический друг,
но она смотрит не в нашу сторону, и она права,
все, что я могу сделать, - стоять до конца, пока ты не сожжешь свою душу, добрый готический замок, оставив лишь гордый профиль на фоне неба. Я буду здесь, пока не кончится эта ночь,
последний раз пепел падает на подоконник, и пора тушить сигарету,
милая Вика
и поджигать новую,
и смеяться над девочкой, подобравшей брошенное тобой кольцо,
Но
Пусть твоя Герника останется великолепной и ты не узнаешь,
Что этой ночью я нарисовал лучше.
Пусть твоя Герника останется великолепной,
И ты права

[GREEN]

Орландо... у тебя в нескольких местах обрывается текст... просмотри... надо поправить...

[Orlando Nemaza]

Ээ... Извините мое невежество... я не понимаю, что значит "обрывается текст"

[GREEN]

- Тебе больно? – спросил я.
Друзья спотыкались на лестнице и громко ругались; лица их в это время обтягивал лунный свет, прорывающийся из миниатюрных окон под потолком. И тогда один из них замолкал, ...???
- Да. Наверно, - ответила Вика,
а голова оленя глупо смотрела на них через коридор этого света, который, похоже,
- Сотворен специально для того, чтобы этот лось нас обматерил.
- Это олень. Не обматерил, ему просто жаль, что мы не понимаем его.
- Что это за чушь ты несешь? Давно с тобой так?
- Мы пришли. Наверно, они здесь.
Он открыл дверь.
- Бедные художники! – воскликнул я, - они мечтали о том, что их поймут, а вместо этого им поклоняются.
Друзья посмотрели друг на друга и решили уйти в другую комнату, где ...???
- Почему ты считаешь меня дурой?
- Не знаю. Я рад, что ты приехала. Не ожидал.
- Тогда при чем здесь Пикассо?



Может и дальше есть, не дочитал... пока... Или так задумано?

[Orlando Nemaza]

Задумано. Это не обрыв, просто текст продолжается со следующей строки, нужно по идее читать подряд. М-да, такая полустихопрозовая мешанина получилась ))

[GREEN]

Ну, не знаю... если бы многоточие стояло, было бы понятней, что мысль или текст прерваны фразой...
Если так задумано, то пусть останутся посты, что бы другие не спаршивали... или удалить?

[Orlando Nemaza]

Пусть будут, конечно. Последнее время я экспериментирую с формой, чтобы добиться как можно более быстрого прочтения текста. Этим все и объясняется.

[GREEN]

Ясно... экспериментируй... Не въехал сразу - бывает...

[Orlando Nemaza]

Green, почему-то у меня далеко не всегда открывается ваш форум. Это какая-то навороченная система?

[Лия]

Green, почему-то у меня далеко не всегда открывается ваш форум. Это какая-то навороченная система?

Не заморачивайся на этом. Это у Грина проблемы с хостингом.У меня тоже не открывался дня четыре.