[aFFt@r]

Зарываю талант я лопатой, и стаканом талант зарываю.
От изяществ словесных до мата, я, по краю оврага, блуждаю.
Вы, на мир, приоткрыли мне очи, ну и пусть, для других, стал безумен.
Я добро отличаю меж прочим, вычитая его из сумы.
И кривая пусть эта дорога, заведёт и в кабак, и в светлицу.
Зарываю талант я, ей Богу, помогают всё те же мне лица.
И, дорога, что всё поглощает, уминая и правду, и веру,
пусть услышит об этом и знает, я по встречной оттуда уеду.
Зарываю талант, зарываю, два стакана до Бога осталось.
Я авто по кругу катаю, на шоссе под названием «слабость»…

***

Каждый живет по-разному,
мыслит тоже иначе.
Я победы не праздную,
проигрыши – тем паче.
Нас окружают политики,
и говорят несуразно.
Есть журналисты и критики,
эти уже с сарказмом.
Только коней моих – розгами,
плетью, да в цепь окольную.
Разом забьют до смерти,
время покажет, больно ли…
Каждый живет, как можется,
неодиозной личностью.
Крестится, молится, Божится…
любит всегда наличные.
Так мы идем дорогами,
вниз, по наклонной лестнице.
Рынки, минуя с острогами,
вьется тропа наша, вертится.
Я написал публичное,
только кого озадачил?
Каждый, умрет здесь личностью…
а не умрет – тем паче!

***

кем я был в прошлой жизни…

это какой же нужно быть личностью,
чтобы плыть по реке с пираньями.
Я был Богом рабов в Античности,
и возглавил их восстание.
До сих пор невдомёк, как выжил я,
то ли мне везло, толи вечен был.
Да и вырос плавник и чешуя,
потому, что по речке с пираньями плыл.
А потом был потоп я и здесь преуспел.
Что мне пару найти? Сложно ли?
Правда, на ковчеге, был не удел,
своё время мы там выждали.
Я как трус убивал, я как трус защищал,
только с пикой своей знался я.
После плавника был волчий оскал,
да шерстка на теле старая.
А потом человек, что над миром король!
Становился умнее я, книгам внимая.
Только кто же поймет королевскую боль?
Только тот, кто им был, кто знает!
А потом кочегаром в литейном цеху,
а потом и дорога железная – дыба.
Я внизу был, в средине, и в самом верху,
и за это кому-то – спасибо!
Я теперь я никто, а теперь я фигляр,
я повеса на вздыбленной лире.
Я танцую в тылу, как заправский боляр,
от угла до угла по квартире.

***

Когда Трофимом болеет Москва,
то кем же хандрит провинция?
Скоро вещают городам,
в каналах лица их.
Я не смотрю на лица. Нет.
Мы лица все измызгали.
Хочу узнать я, это ль свет,
что светит издали?
Но нету больше новостей…
ночь в небе ситцевом.
Хочу узнать я у людей:
«Как жизнь в провинции?»
И что диктуют грады ей,
факсами с прошлого?
Хочу узнать я у людей,
не тошно им?
Мы в ногу с временем идём,
и в ноги падаем.
Но в этом времени своем,
ничто не радует.
И я сажусь «на рельсы» там,
чтоб въехать здесь –
какими темпами же нам,
ВНП* «есть»?
И есть ли у страны такой,
патриотизм?
А в Украине пан, второй,
и похуист.
Что ж, плох конец стиха сего,
нет лучших рифм…
Поэт не свят, и от того
не светит нимб
над ним!

***

на каждое черное, свое белое есть,
на каждое доброе дело, найдётся месть.
хоть в каждое сердце и вложена песнь,
забыли, ей Богу, про совесть и честь.

смотрю я на вечер в далеком, несбывшемся сне,
затеряно это всё в призрачной мгле.
и песни, и грёзы, и думы не те,
живут, не дыша, у нас в голове.

на каждое слово, найдётся пари,
сейчас гаснет то, что и не горит.
я мёд достаю, но пчёлы не те и ульи,
лицо искусали жалом они.

что ждать, когда знаешь, никто не придёт,
когда-то всё было ведь наоборот.
сейчас эгоист тот, кто всё отдает,
а щедр тот, кто берёт.

***

Упразднили мы жизнь свою так,
что теперь её не создашь.
Я, искусственных слов, ублюдок,
моё фото – мой карандаш.
Вот и графлю всё то, что не сбылось,
и всё то, что было когда-то.
Ну, а может быть, это приснилось?
Значит, спать мне больше не надо!
Ведь меня упек на веки,
увлекут от пера и бумаги.
Далеко мой «фонарь от аптеки*»,
как коньяк от дешевой браги.
Пусть закроют под крючья, засовы
на высоком холме, как тирана.
И наденут на руки оковы…
стану узником я Азкабана.
А читать будут те, кто не струсил,
кто, вовек, не сродница с фальшью.
Нанизать можно много бусин,
только кто их носить будет дальше?

*А.А. Блок «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

***

Хороша была Россия
во царёвы времена.
Пугачёвы и мессии,
да деревня в три двора.

Хороша была Россия,
ещё лучшей Русь!
Тиранию, эйфорию,
помним наизусть.

Хороша была Наташа,
из дома напротив.
Валя, Люда, Оля, Маша,
Рита (эта с горя…)

Хороши были махорка,
папиросы «Друг».
Хороша была касторка,
что от всех недуг.

Эх, хорошим было время!
Нет. Теперь не то…
Люди делят, не поделят,
всё своё де…мо!

Хороши были качели,
в парке городском.
И друзья красиво пели,
за моим столом.

Эх, теперь поют враги мне,
магией чудят!
И в Кремле, и, даже в Зимнем,
чешется в мудях.

Хороша была дорога,
путь в СССР.
БАМов строили мы много,
и Гулагов с х…р.

Хороша была «малина»!
Нет. Теперь не та.
Вышибали клин не клином,
АКм и ППШ.

Хороши ведь были нравы!
Эх, хорош был лад!
Не было попсы и хамов,
триста лет тому назад…

***

монолог неравнодушного актёра…


Смойте грим свой, актёры, с лица!
Сдайте вещи свои в гардеробы!
Выводите на сцену, скорей, подлеца,
выводите зазнобы!

На кой хрен Вам и цепи, и кольца?
На кой ляд Вам одежды, путаны?
Наш театр молод, он строится,
из кирпичиков марихуаны.

Этот круг, полукруглый портера,
этот свет, полу светлый на «блюде».
Я на сцене сделал карьеру,
но не будут бросать цветы люди…

И я клал на все Ваши песни,
и на стих их клал, и на сплин,
то, что пишет поэт Илья Резник,
то, что пишет прозаик Кинг.

Я внимаю песню до смысла,
перед тем, как голос услышу.
Речь, простая моя, не чиста,
и я паузу матом выжгу!

Раз в театр не водят дороги,
раз забыли о том, где живу я!
Я плевал на все Ваши слоги,
я обитель найду другую!

Пусть выводят на сцену иного,
пусть она под ногами их валится!
Наш театр – со страха, а жизнь – из Бога,
все по-прежнему начинается!

***

откровение пациента отделения №12 первой областной психиатрической больницы города N…

Заходи, мой врач, в палату, заходи,
что там впереди грядет, незнамо.
Мне бы в туалете покурить…
да и там не избежать и ведьм, и спама.
Я сюда попал не просто так,
как сказали бы: «На жизнь пеняет!»
Не понятно, где теперь дурак,
здесь и там бывают негодяи.
Что ты всё в дверях стоишь, мой врач,
теребя в руках отмычку окон?
Ты теперь судья мне и палач,
только я прошу: «Не надо током…»

Заходи, мой врач, в палату, заходи,
этот год похож на два, что были.
Ваш не помогает «анальгин»,
тот, что в задницу сутра мне вколотили?
«Я – не я, и лошадь не моя…»,
здесь проснулся обнаженным, голым…
Но ложился спать одетым я,
значит, примет Бог, не мытым, скоро.
Перекрёсток четырёх дорог,
мне приснился ночью, перед летом.
Я всё шёл, но только видит Бог,
ни одна из них не для поэта…

Заходи, мой врач, в палату, заходи,
я когда-то напишу: где был, что видел.
Помоги, мой врач, мне, помоги…
помоги мне снять проклятый свитер.

***

Не читается, и не пишется,
лишь любимой голос слышится.
Так же мается, так же бредится,
что в жару, что в гололедицу.

Куст калины красно крашен,
мне в окно ветвями машет.
Ох, не любится, ой, не вяжется,
перебьется, всё уляжется.

Успокоится, позабудется,
и пройдёт весна по улице.
Как, по реченьке, ой, венки плывут,
разны берега их примут.

Да затейник май наиграется,
где любимая скажет, признается.
Воды быстрые у весны-реки,
и забьют ключи, отворив замки.

Прилетят и птицы в обитель, к нам,
гомон пролетит, ой, по всем дворам.
Вот и выйдет люд, полюбуется,
что весна несёт нашей улице.

Ой, ли, кажется, ой, ли, видится,
люди ссорятся, люди мирятся.
Но, по-прежнему, куст калины крашен,
мне в окно ветвями машет…

***

Ты напиши мне ни о чем,
и расскажи мне ни о ком.

Ты напиши мне о судьбе,
ты напиши мне о себе.

Ты напиши мне о любви,
все тайны расскажи свои.

Ты напиши мне о мечтах,
в которых буду я «на днях».

Ты не пиши мне о былом,
и не пиши, что в горле ком.

Ты не пиши письма в слезах,
ты напиши о небесах…

В которых буду я «на днях»,
в которых будут все и всяк.

Ты напиши мне о Богах,
которые на облаках.

В которых буду я кружить,
а, значит, будем, будем жить!

В каких же облаках есть ты?
Ты напиши, ты напиши…

О том, что будет впереди,
тебя прошу я, не пиши.

И то, что будет после нас,
нет, не пиши сейчас…

***

Меня убила брюнетка,
на пол упала салфетка,
вино пролилось.

Салфетка впитала напиток,
и алою стала, и липкой
насквозь…

брюнетка шагнула назад:
вином красно-кровный каскад.
Я умер,
погиб.

Брюнетка шагнула вперёд:
ну, прямо, где мой эшафот.
В салфетку
каблук влип.

Теперь отрывает она,
листочек с каблучка.
Я рядом лежу
не дышу.

Вино или кровь?
Любовь или вновь
борьба?
А все начиналось
с бутылки вина…

***

к 70-ти летию В.С. Высоцкого

Поэтов, поэтов, поэтов,
я видел во снах, наяву.
Вы жили под солнечным светом,
но где, я никак не пойму.
И чистыми были аллеи,
в бушующих парках души.
А, я, господа, болею –
жизнь проверяет на вши…
Я верую – значит, люблю я,
поэтому стал, кем я есть.
Верёвочку эту, златую,
приходится бережно несть…
И я одеваю на шею,
в свой крест, пропуская её.
Но, больше снять не посмею,
мой фарт и горе моё.
И больше сегодня, чем праздник,
и меньше, сегодня, лжи.
Владимир Семёнович, драсте!
Владимир Высоцкий – жив!
Поэтов, поэтов, поэтов,
я видел во снах, наяву.
Уходят поэты вверх следом…
Зачем? Я никак не пойму!!!

***

Я в стихах своих живу,
только эти песни,
как во сне, так наяву,
ни к добру, не к месту.

Слово «ложь», и слово «боль»,
всё созвучны также.
Как zero и цифра «ноль»,
в минус, где-то, даже.

Математика стихов:
иксы да ошибки.
Теоремы лишних слов,
доказательств зыбких.

Я в стихах своих порой,
эгоист-отшельник.
Толь антихрист, толь изгой,
мне надел ошейник?

Слово «взять», команда «фас!»,
вырван рык из глотки.
Я ворчу, пока не даст,
мне хозяин водки.

И в таком хмелю пустом,
дурака валяю.
Говорят, собаки врут,
брешут….
а я – лаю!

***

спасибо тебе, Господь (посвящается Отцу, с любовью…)

Ах, спасибо тебе, Господь, за весну,
ту, которую я пропустил.
Ах, спасибо тебе, Господь, за любовь,
ту, которую не до любил.
И, если спросят меня: «Чей ты сын?
Что же под Богом ходишь не крещенным?»
А я отвечу им:
«Не крещен – и не вредим!»
И, если спросят меня: «Кто твой отец?
Ты позабыл о нём, а, значит – падлец»
А я отвечу им:
«Я хожу под ним!»

Напоминай мне о грехах моих, Господь,
наполни духом святым душу и плоть.
Напоминай мне о грехах моих, напоминай,
что бы я понял, что вся земля – есть рай.

Ах, спасибо тебе, Отец, за слова,
те, которые мне говорил.
Ах, спасибо тебе, Отец, за глаза,
те, которые мне подарил.
И, если спросят меня: «Какой же твой Рим,
что навсегда глубоко в сердце храним?»
А я отвечу им:
«В небе! Он один!»
И, если спросит меня сам Властелин:
«Что ж в этом мире ты живешь таким?»
Я прошепчу в ответ:
«Аминь!»

Напоминай мне о грехах моих, Господь,
наполни духом святым душу и плоть.
Напоминай мне о грехах моих, напоминай,
что бы я понял, что вся земля – есть рай.

Ах, спасибо тебе, Господь, за людей,
тех, которые рядом живут.
Ах, спасибо тебе, Господь, за свет дней,
и за то, что ночью не сплю.
И, если спросят меня: «Куда ты идёшь?
и, если вставят в спину финский нож.
А я отвечу им:
«К Богу! Я – за ним!»
И, если утром – правда, а к вечеру – ложь,
и, если утром - ветер, а вечером – дождь…
Я вытру пот с седин…
Аминь!
Аминь!
Аминь!

***

Я преклоняюсь перед Вами,
склонивши голову над кистью.
Как осень, преклоняясь над нами,
бросает в ноги листья…

***

…прощание с оркестром…

«Поэт без песни – не поэт,
певец без слова – нем!».
Мне говорили это вслед,
я отвечал Им всем:
«Я слог корявый ставлю в строй!
В оркестр ставлю, в яму ставлю!
Свои глаза, закрыв рукой,
слова и ноты правлю!».
На пятой цифре сбился стих,
на первом слоге рифма сбилась.
И дирижер, седой старик,
сказал: «Все, Ваша милость!»
Поэт без песни – это лишь,
пустая яма без оркестра.
Как будто ты и сам стоишь,
но тесно в яме, очень тесно.
Прощай оркестр, песнь бывай!
Я ноты позабыл во благо.
Поэт без песни, не серчай!
Кому всё это надо?
Я нот, в созвучии с душой,
услышав, открывать не стану!
В мои глаза, всею гурьбой,
Они плевать не перестанут!

***

Жить – значит любить!
Не жить – значит страдать!
Не жизнью по горло сыт –
что означает прощать!
Что значит существовать?
Значит – просто быть!
Брать или отдавать,
помнить или забыть!
Жить – значит потом?
Жить – значит сейчас?
Это простое лото,
выигрышное подчас.
Я только иду,
иду – значит могу!
Могу – значит стою,
стою в этом строю!
Жить – значит найти!
Жить – значит успеть!
Жить – значит уйти
не возвращаясь впредь!

***

С одного горя на другое,
с одного счастья на седьмое.
Тут – школа, дальше – дом мой,
да не спеши домой! Постой!
Я на этаж «пожарный» выхожу,
он красный, видимо от солнца…
пошли со мной, я покажу,
там есть оконце.
И друг живет, чуть ниже здесь,
на несколько квартир чуть ниже.
А голуби опять на крыше,
курлычат заунывно песнь…
Давай поднимемся наверх?
Нет, нет, не выше колокольни.
Я так хочу увидеть всех,
а всех увидеть – больно.
Там мои окна, что на Юг,
выходят каждый день недели.
Там мои окна, где встают,
и застилают вновь постели.
И типовые наши хаты,
нас помнят и детьми, и взрослыми.
Здесь, как и прежде, нет зарплаты,
но дом наполнен тостами.
Где юность наша убежала вниз,
не в парк и не на стадион.
Где мне отец сказал: «Учись!»,
и убежал куда-то вон…

***

Нам нужно не стеснятся своих чувств,
и не стоять пред ними на коленях.
Я чувства, иногда, свои боюсь,
и взгляды, и порывы, и влеченья.

И, может это только лишь игра,
а, может быть, всего лишь заблужденье…
не нужно нам стеснятся, господа,
и правду, и любовь, и откровенья.

***

неформат мне как брат...
и в набат он трубит в неформат...
все кричит: "Виноват, виноват!!!"
по утру виноват,
под закат, неформат, я уйду!!!

***

ОТ ХРАМА...

вдохновил:

ОТ ХРАМА
«От храма ведет аллея, в кронах ее мой дух.
Кажется, я болею, неизлечим недуг,
болею за тех, кто веру словами затер до дыр,
кто видит слепым и серым резкий спектральный мир, …»
А. Дольский link


От храма ведет аллея,
в выси и в облака,
уйду я, если сумею
в небо по ней,
а пока,
храмы заброшены,
Мекки,
аллеи давно заросли,
но светится купол церкви
один на всей Руси.

От храмов аллей есть много,
я много ходил по ним,
но только одна дорога,
приводит в небесный Рим.
Закончится все мирозданье
в начале этих дорог,
и я улыбнусь на прощанье,
и кто-то нажмёт на курок…

и выстрелит жизни тревога,
и ниц упадёт с высоты.
Раскаиваться перед Богом,
зачем, у надгробной плиты?
Когда небо слёзы уронит,
проронит, пробьет, прогремит.
И колокол этот зазвонит,
и зуммером зазвонит…

от храма ведёт аллея,
от бедствий, терзаний и мук.
«Мне кажется, я болею
неизлечим недуг…
болею за тех, кто веру,
словами затер до дыр».
Как Дольский я не сумею,
я вижу другим этот мир…

***

Пишут стихи,
как мрамор шлифуют.
Тонкою струйкой хлещет вода.

Глупость эту такую,
не принимают «здесь» них...на.

Пишут стихи,
как будто бы, верно.
Форма и мысли, образ, слова.

Может, когда-то, наверно,
кончится эта вода…

Я изгибаю линии колко,
тонкою грустью за облака.

Только порвётся, где тонко,
лист у творца-дурака…