МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: Невыдуманные истории - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

Невыдуманные истории

#1 Пользователь офлайн   ValeevMH Иконка

  • Новичок
  • Pip
  • Группа: Авангард
  • Сообщений: 5
  • Регистрация: 27 января 09

Отправлено 06 апреля 2009 - 06:25

КУЛЬТУРУ НЕ ЗАПЛЮЕШЬ!
В семидесятые годы культура в Эвенкии переживала необыкновенный подъем (впрочем, это относилось и ко многим другим отраслям и сферам жизни: строительству, геологоразведке, оленеводству, пушному промыслу). Особенно хорошо это было заметно в окружном и районных центрах, в чьих домах культуры жизнь буквально била ключом. Что ни неделя, то концерт, разнообразные праздничные программы, регулярные выезды агитбригад в оленеводческие бригады, к буровикам в «поле». Время от времени наезжающие в округ комиссии из края, а то и из Москвы, оставались очень довольными. Но вот одна из таких комиссий, возглавляемая высоким чином из не то из Министерства культуры, не то из крайисполкома, возжелала посетить какой-нибудь сельский клуб, резонно рассудив, что большой районный очаг культуры – это одно, здесь нетрудно обеспечить «показуху», и совсем другое – маленький сельский «очажок». Уж здесь-то истинная ситуация с развитием культуры должна быть как на ладони. Порешили так, и сообщили о своем желании в округ.
В окружном управлении культуры долго не размышляли, куда везти высоких гостей. В Нидым, что в 25 километрах от Туры. И добираться удобно – на водометном катере «каэске» по красавице Нижней Тунгуске плыть всего минут сорок, и село «средней руки», не большое и не маленькое. Завклубом там был Василий Э., опытный местный кадр, и певец, и балагур, и художник. Большой, между прочим, энтузиаст культурного фронта. Возглавляемый им клуб неоднократно становился победителем районного и окружного смотров, всегда был разукрашен самыми разнообразными средствами наглядной агитации, как долговременного применения, так и к конкретным датам и событиям.
Но была лишь одна закавыка: Василий Э. слыл также страстным поклонником Бахуса и периодически отправлялся «в Бухару» (так здесь называют запои). Председатель Нидымского исполкома, маленькая, но очень волевая женщина (ее в селе не просто уважали, но и побаивались), клятвенно заверила заведующего управлением культуры, что глаз не спустит с Василия и не позволит ему выпить ни грамму спиртного, как за несколько дней до приезда комиссии, так и во время пребывания оной в селе.
Сказано – сделано. Когда высокая комиссия прибыла в Туру (а было в ней человека четыре), ее посадили на катер и повезли по Тунгуске в Нидым. Надо ли говорить, что никто из гостей не захотел спускаться в каюту – все стояли на палубе и только тихо ахали, разглядывая проплывающие за бортом рокочущего суденышка живописные, сплошь покрытые изумрудной лиственничной тайгой высокие берега.
В Нидыме все прошло великолепно. Василий Э. был трезв как стеклышко, красноречив и предупредителен. Комиссии понравился и сам клуб, и его содержимое, и особенно – заведующий. Председательша Нидымского исполкома вся светилась от удовольствия, благосклонно принимая поздравления.
-Ну, зайдемте ко мне, чаю выпьем, - предложила она гостям.
- Разве что на пять минут, - согласились те. – Нам сегодня надо еще к секретарю окружкома попасть.
- Василий, пошли и ты с нами, - доброжелательно сказала председательша заведующему клубом.
- Нет, спасибо, - скромно отказался Василий. – Мне тут надо еще один плакатик дорисовать.
Члены комиссии погостили у председателя сельисполкома пять не пять, но минут тридцать – это точно. Вышли они вместе с хозяйкой оживленные, порозовевшие – наверное, попили не только чаю, - и направились к берегу Тунгуски, где их ждал катер. А надо сказать, что накануне прошел сильный дождь, и на улицах Нидыма стояли лужи. Особенно большая лужа образовалась как раз напротив клуба. И осторожно огибая ее, члены комиссии увидели, что посреди водной преграды кто-то барахтается: пытается встать, и тут же валится набок, сопровождая все эти свои телодвижения отборными ругательствами. К своему ужасу, председательша узнала в этом «пловце» завклубом Василия Э. Да когда же он успел, а главное – где? Ведь она строго-настрого наказала не только продавщице магазина, но и всему ближайшему окружению Василия не отпускать ему и не наливать водки. И вот он – во всей красе. И это после недавнего триумфа (председательша уже прикинула в уме тот прок, который удастся извлечь для сельского очага культуры после сегодняшнего визита высоких гостей)!
Узнали Василия и члены комиссии. С их лиц медленно сползало выражение удовлетворенности, тут же заменяемое разочарованием и растерянностью. Что оставалось делать председательше? Она была в резиновых сапогах, а потому решительно прошлепала к обитателю лужи, остановилась около него и начала стыдить:
- Эх, Василий, Василий! Ну, как же так можно, что про тебя, про нас подумают в Министерстве культуры? Ведь как все было хорошо, хотели тебя на Доску почета повесить, а клуб выдвинуть на победителя краевого соревнования. А теперь что? Ты все сам испортил! Говорят же: свинья грязь найдет. Вот ты и нашел ее. А еще работник культуры! Тьфу на тебя!
Раздосадованная председательша плюнула в лужу рядом с Василием (или на него?) и побрела к берегу. Василий, все это время смиренно лежащий на спине и молча глядевший в безоблачное синее небо, внезапно оживился. Из лужи поднялась его рука с вытянутым к этому самому синему небу указательным грязным пальцем.
- Культуру не заплюешь, женщина! – оскорблено пробулькал он вслед удаляющейся председательше.
Комиссия зашлась в истерическом хохоте. Это и спасло Василия. Конечно, ни на какую доску его не повесили, но зато и не сняли с должности – высокие гости здраво рассудили, что такие преданные культуре люди на дороге не валяются. Разве что только иногда…

ВСЕГО ДВА ПЕНСА
Знакомый пенсионер рассказывал. Возвращался он в Туру из отпуска через Красноярск – да по-другому к нам и не вернешься. Время и какие-то деньги у него еще оставались, и решил он заглянуть на центральный рынок. А там – чего только и кого только нет! Глаза разбегаются. Ходил, ходил наш дедок по рядам, да и выбрал себе куртешку. Спрашивает у торговца, молодого здорового парня:
- Сколько стоит, сынок?
А тот и говорит ему:
- Два пенса, папаша.
А дедок немного в валюте разбирался. Знает, что пенс – это английские деньги. Только забыл, основные или разменные. Но все равно думает - дешево очень, повезло. Рублей так сто, самое большее, если даже и два пенса. И полез в карман за кошелем. Шебаршит там остатком денег, и спрашивает продавца:
- А чего так дешево, распродажа, что ли?
А тот аж закатился от смеха:
- У тебя, папаша, денег все равно не хватит!
-Это почему же? – удивляется дед. – Сам же сказал: два пенса. Ты мне скажи точно, сколько на наши деньги, я заплачу.
И тот выдал:
-Дед, «пенс» по-нашему – это одна твоя пенсия. Два «пенса» – значит две пенсии. Вот у тебя какая пенсия?
-Хорошая, но маленькая, хоть и северная, - отвечает огорошенный пенсионер. – А вообще я пошел…
- И правильно, иди, дед. Нечего тебе тут с твоим «пенсами» делать.
И пошел наш дедок на остановку, бормоча себе под нос:
-Ишь ты, целых два пенса за какую-то облезлую куртку… Совсем обесценились наши пенсии. Как жить дальше?


НАСМОРК, ОДНАКО!
В 50-60-е годы, когда в Эвенкии только начинались геологоразведочные работы, а транспорта, как и дорог, практически не было никаких, колхозы и совхозы выделяли в подмогу геологическим экспедициям проводников с оленями. Они обеспечивали перевозки небольших, малогабаритных грузов, показывали геологам, как лучше пройти в тот или иной уголок тайги, которую знали как свои пять пальцев. Так как прикомандировывали проводников обычно на все лето, они брали с собой в тайгу и жен, и жили рядом с геологами в своем чуме.
Один из проводников к концу лета почувствовал себя нездоровым. Когда они после завершения полевого сезона вернулись обратно в свой совхоз «Полигусовский», таежник поспешил на прием к врачу.
- Что случилось, гирки (приятель –эв.)?- спросил мужчину хорошо знающий его врач участковой больницы.
- Заболел, - пожаловался ему проводник. – Никогда не хворал, а тут вот простыл.
Доктор озабоченно прослушал своего пациента, простукал: ни хрипа, ни кашля.
- Насморк у меня, однако, - продолжал вводить его в курс своего недуга бесхитростный таежник. – Только капает не из носа, а совсем из другого места. Совсем худое дело.
- Из какого такого места? – все еще ничего не понимая, переспросил врач.
-Ой, бойе (друг, земляк- эв.), даже стыдно говорить, - запричитал больной. Тем не менее, он пальцем показал, где у него прохудилось.
- Та-ак! – протянул врач, пряча ухмылку в усы. – Штаны все же надо снять… Все понятно. Это нехороший насморк, заразный. У тебя и жена должна им болеть. Пришли ее ко мне, ладно? Обоих буду лечить.
Когда проводник привел и жену, доктору не стоило большого труда выведать, где она разжилась этим «насморком». Нашелся в партии ушлый парень, который приноровился нырять в чум проводника, пока он, оставив жену на хозяйстве, водил геологов по тайге. Он-то и наградил чумохозяйку гонореей, а та, в свою очередь, мужа.
Доктор, конечно, ничего не рассказал самому проводнику, но его жене прочитал целую лекцию о вреде беспорядочных половых отношений, которые даже в глухой тайге чреваты как «насморком», так и более неприятными последствиями. А проводник так и пребывал в полной уверенности, что лечился от простуды. В те времена таежники почти ничего не знали о венерических заболеваниях…

ДОПРОС
Это, говорят, случилось в тридцатые годы. Кто-то «подломил» кассу в одном из оленеводческих колхозов. Туда из Туры срочно выехал следователь окружного отдела НКВД. С собой взял переводчика – образованного сына раскулаченного князька. Допросил всех подозреваемых: председателя колхоза, счетовода, бригадира. У всех было алиби. Кроме сторожа. Все сходилось на нем. Нашли сторожа, боязливо моргающего пожилого эвенка, у него дома - в чуме, стоящем на окраине фактории.
-Спроси, это он взял деньги, - велел следователь толмачу.
Тот спросил и перевел короткий ответ:
- Нет.
- Он никуда не отлучался из конторы во время дежурства?
- Нет.
-Может, кто к нему заходил?
- Нет.
-Или он отдал кому кассу, до получки? У вас, тунгусов, это запросто…
- Нет.
Так продолжалось битых два часа. Наконец, следователь вышел из терпения. Он вытащил из кирзовой кобуры облезлый наган и закричал:
- Переведи этому сукину сыну: если он сейчас же не скажет, куда девал деньги, я его застрелю!
Сторож выслушал, заволновался, и тоже закричал переводчику по-эвенкийски:
- Скажи этому сердитому люча*, не надо меня убивать! Да, это я взял… Хотел себе оленей купить. Деньги закопал в снегу, сразу за чумом. Пусть только не убивает!
- Товарищ следователь, он говорит: «Стреляй, сволочь! Все равно не скажу, где деньги лежат!» - перевел плутоватый толмач…
_______
*люча (эв.) – русский

ЦЫГАНСКАЯ ПОМОЩЬ
В конце пятидесятых годов на заливных лугах моего села уродился прекрасный урожай естественных трав – паводок случился очень большой, так как в тот год Бухтарминская ГЭС дала вволю напитаться пойме Иртыша. Управляющий отделением и радовался этому, и печалился. Из-за того, что вода долго держалась на лугах, травы поспели позже обычного, так что сенокос пришлось вести на два фронта: и внизу на пойме, и наверху, на сеяных травах на богаре (неполивные земли). Людей и техники катастрофически не хватало, и значительная часть кормов так и могла сгнить на корню, за что управляющий отделением, а попутно и стоящий над ним директор совхоза, могли лишиться и своих постов, и партбилетов. Это их несколько нервировало. Но людей взять было негде.
И тут у деревни, как по заказу, остановился цыганский табор (тогда еще не был принят закон, принуждающий этот беспаспортный вольнолюбивый народ к оседлому образу жизни). Эти цветистые, горластые поселения на колесах появлялись в наших местах практически ежегодно. Они разбивали свои шатры или за селом, или на лугах, и активно приступали к своей национальной трудовой деятельности. Как то: женщины с детьми попрошайничали, гадали, незаметно таскали кур, которые при этом почему-то никогда не поднимали гвалт, что им полагается по определению, а покорно сидели в складках многочисленных юбок до решения их куриной судьбы. А мужчины могли наняться на какую-нибудь срочную работу. Я хорошо запомнил, как в одно лето кудрявые смуглые кузнецы, сверкающие золотозубыми улыбками, перебрали и заново склепали для полеводческой бригады десятки борон, а попутно выковывали желающим, за небольшую плату, топорики, остроги, цыганские ножи.
Ну, а в тот год управляющий, обрадовавшийся появлению табора так, как будто в сельповский магазин завезли бутылочное пиво (чего у нас отродясь не было вплоть до восьмидесятых годов), быстренько сговорился с вожаком цыган, что они накосят литовками и поставят, скажем, полста копен сена в тех местах луговины, где технике среди раскидистых кустов ивняка не пройти из-за вязкости почвы. Расчет – наличными, сразу после того, как будет подсчитано число копен. Ну а то, что будет сделано сверх этого плана – пойдет уже по полуторной оплате. По аккордной системе то есть. Вопрос был согласован с директором совхоза, и тот пошел на такие расходы, лишь бы заготовить все сено.
Цыгане для вида поломались, и согласились. Даже женщины с детьми бросили шляться по деревне, и все вместе они расцветили собой весь луг: мужчины косили (литовки для них собирали по всей деревне), женщины, отмахиваясь от зудящих туч комаров, сгребали граблями скошенные травы сначала в валки, потом в кучки побольше, а уж хорошо подвялившееся сено сметали в копны. Надо сказать, что цыгане пахали так, как будто включились в полноценное социалистическое соревнование и горели желанием победить в нем самих себя. Буквально через пару недель на лугу стояли не пятьдесят, а сто пятьдесят копен сена! Вся деревня дивилась трудовому энтузиазму цыган, высвободившим все свои скрытые резервы.
Управляющий позвонил директору совхоза, тот приехал с кассиром и мешком денег (помните, какими большими были ассигнации до реформы 1961 года?). Начальники походили между частыми копнами, восхищенно поцокали языками: такого урожая лугового сена не было уже несколько десятков лет (значительную часть можно было даже продать в степные совхозы, где не было лугов, и с лихвой возместить потраченное на цыган). Директор с чувством пожал неожиданно мягкую и нежную руку цыганского вожака с золотой серьгой в ухе и дефицитными командирскими часами на тонком запястье, и щедро расплатился с ним за работу. Цыгане провели еще одну ночь у нас на краю деревни, и там до утра горели костры, тренькали гитары и звучали не по-цыгански разухабистые песни. А рано утром они свернулись и отправились всем табором вдоль трассы Павлодар-Омск. Наверное, куда-нибудь на зимовку в теплые края.
А накошенное ими сено дожидалось своего часа: вывезти копны на сеновал можно было только зимой, поскольку в теплое время года луговина в том месте оставалась влажной вплоть до заморозков и техника просто застревала. Но вот прошли сентябрь, октябрь, в середине ноября уже подморозило, и управляющий отправил трактора с волокушами для вывозки цыганского сена. Копны никуда не грузили – просто накидывали на них большие петли из троса и волоком тащили по мерзлой земле к сеновалу, а там уже определяли в скирды.
Ага, куда там: тащили… Как оказалось, лишь треть из копен легко срывалась с места и покорно ползла за трактором. Остальные же, когда их дергали, сначала отчаянно сопротивлялись, потом трос волокуши неожиданно полз кверху, и бывшая до этого аккуратной копна безобразно рассыпалась по земле. При этом взору изумленных трактористов открывались… кусты ивняка с остатками сена на ветвях. Оказалось, что хитро-мудрые цыгане добились перевыполнения отпущенного управляющим задания за счет того, что сметывали сено на кусты ивняка, как известно, имеющие шарообразную форму. И потому, чтобы наставить сотню лишних дутых копен сена, цыганам понадобилось не так уж много времени и сил.
Когда о цыганской проделке сообщили управляющему, он не поверил. Но на припорошенном снежком лугу было еще много нетронутых копен. Управляющий стал лихорадочно раздергивать одну, вторую, третью… И сам убедился, что каждые две копны из трех покоились на кустах! Присутствующие при этой сцене запоздалого разоблачения цыганского вредительства мужики разом деликатно отвернулись. Потому что управляющий сначала нервно захихикал, потом сел под разобранную копешку и натурально заплакал. Мужик он был опытный, прошедший войну и видавший виды. Однако так жестоко его еще никто не проводил. И ведь, по сути, поймать мошенников за руку можно было в самом начале их «работы», стоило лишь обратить внимание на то, что на том участке луге почему-то почти не осталось кустов ивняка. Но все видели, что хотели видеть – а именно много-много копен сена. Просто небывалое количество…
Я не знаю, как вывернулся управляющий из той щекотливой ситуации. Но никто его не трогал, он так и доработал до ухода на пенсию. Думаю, что факт этот был просто скрыт от директора совхоза, и мужики, любившие и уважавшие своего управляющего, не сдали его. Но больше к помощи цыган в нашей деревне при уборке урожаев не прибегали. Да они и сами почему-то перестали появляться в наших краях…

УРОЖАИЩЕ
В столице Эвенкии Туре, стоящей посреди тайги, в восьмидесятые годы была «напряженка» с земельными участками, и люди старались использовать каждый свободный клочок для посадки картошки. И хотя здесь теплый период года очень короткий – в три-четыре месяца вмещаются и весна, и лето, и осень, - но благодаря необычной для приполярных широт летней жаре (до 35 градусов в тени), и длинному, в два месяца, световому дню, на открытом грунте успевают вырасти не только картошка, но даже и морковка, капуста. Ну а все остальное – только в теплицах.
Полегче с землей стало в начале 90-х годов. На краю поселка, практически в его черте, у пригородного» совхоза «Туринский» имелось поле в несколько гектаров, на котором выращивались картофель, в теплицах – огурцы. Но когда сельское хозяйство на Крайнем севере, в силу его неподъемной убыточности, рухнуло, поле это перешло в собственность администрации поселка. А МСУ, в свою очередь, распахав его трактором, «нарезало» поле на сотни лоскутков шириной в 5-10 и длиной в несколько десятков метров и наделяло ими через предприятия и учреждения окружного центра желающих вырастить картошку. Участки шли нарасхват: на них, высадив в начале июня ведра два-три картошки, в сентябре можно было выкопать урожай в несколько кулей (так здесь называют мешки).
В один год попал под раздачу участков и я. В моей семье было три человека, и мне достался лоскуток земли шириной всего в три и длиной метров в полста. Правда, сам при нарезке участков я не участвовал, в командировке был. А когда прилетел с какой-то фактории, куда ездил за материалом для газеты, то с трудом нашел на огороде колышек со своей фамилией. Участок мне достался почему-то в низине, так что там долго стояла большая лужа – начало лета было в тот год очень дождливым. Идя на рыбалку после работы или в выходные дни на Нижнюю Тунгуску, я специально заглядывал на свой огород: не ушла ли лужа. Лужа стояла на месте.
Но вот погода наладилась, солнце уже начало жарить вовсю, и лужа моя, наконец, почти вся высохла. На следующий день, взяв с собой на рыбалку сына-третьеклассника, и полтора ведра семенной картошки, я где-то за час закопал ее. Ну и жду, когда она вырастет. Когда шел за ельчиками на Тунгуску мимо огорода, нет-нет, да загляну на свой участок. Смотрю, пробились десятка два ростков, и все, больше нету. Сорняки, и те не растут.
«Ну и черт с ней, с этой картошкой, - решил я. – Не выросла так не выросла. С караваном придет с материка, куплю два-три куля, хватит нам». И больше не заглядывал на свой злосчастный участок.
Наступил конец августа. По утра стало примораживать. Как-то с сыном иду на рыбалку, смотрю, люди уже копошатся на огороде, выкапывают картошку и в кулях складывают ее коляски мотоциклов, в багажники машин и увозят. Я прикинул: с двух десятков кустов можно, пожалуй, куль-то собрать. У нас собой был рюкзак и пластиковая бадья для рыбы. «Если что, половину унесем сегодня, а вторую половину выкопаем завтра», - решил я.
Мы решили сразу на огород не заглядывать, а выкопать картошку после рыбалки: уж больно погода хорошая была, ельцы, да пожалуй, и хариусы с сигами сами будут выскакивать из реки.
Клевало, правда, не особенно. Наверное, потому что черви у нас быстро кончились, а на тесто рыба в тот день шла неохотно, хоть я и добавил в него корвалола для запаха. Но на пару сковородок все же поймали и пошли домой. Через огород.
А там уже никого нет, только ботва валяется на испещренных мотоциклетными и автомобильными колеями участках. Нашли свой. Он был в могучих зарослях сорняков. Дожди и последовавшая за ними жара сделали свое дело. Над этими зарослями еще порхали последние бабочки.
- Папа, а где картошка? – с недоумением спросил сын.
- Где-то тут должна быть, - ответил я ему. – Ты хоть помнишь, как она выглядит? Вон возьми для образца с соседнего участка выкопанную ботву, и давай искать.
И хотя уже начало темнеть, мы таки нашли свою картошку. Ее было ровно пять получахлых кустиков. Можно было плюнуть на такой урожаище да идти домой. Но неожиданно захотелось свеженькой картошки – в магазинах ее еще не было, осенний овощной караван был только на полпути из Красноярска в Туру.
У меня с собой была саперная лопатка для копки червей. Вот с ее помощью я и наковырял штук тридцать мелких картофелин и рассовал ее в два кармана своей куртки.
- Ну, парень, пошли домой, - бодро сказал я сыну. – Обрадуем маму. У нас с тобой сегодня замечательный ужин будет. Своя свежая картошка со свежей жареной рыбкой. Что еще может быть вкуснее?..


ХОДОК
Я отдыхаю в одном из красноярских санаториев. Соседом по палате у меня некто Николай Петрович, громкоголосый и крепкий еще на вид мужик за шестьдесят с небольшим лет. Как оказалось, он всю жизнь проработал на стройках прорабом. Я обратил внимание на его походку: она была легкой, какой-то скользящей, и это при том, что весу в Петровиче не меньше центнера. Сделал ему комплимент.
- Если бы ты побегал по стройкам столько, сколько я, и у тебя была бы такая походка, - сказал польщенный Петрович.
В гомонящей десятками голосов столовой нас рассадили по разным столам – у Петровича была диета. Он устроился неподалеку от меня, напротив улыбчивой молодящейся блондинки. После ужина Петрович исчез. Вернулся в палату уже ближе к десяти.
- Погуляли, поговорили, - довольно сообщил он мне. – Чувствую, что она не против. Еще немного поднажму, и Валька моя!
Стали укладываться ночевать. Петрович стащил с себя рубашку с длинными рукавами. Все его тело до пояса, особенно руки, оказалось покрыто какими-то крупными подкожными шишками.
- У меня сахарный диабет, обмен веществ нарушился, вот эта фигня и полезла, - поймав мой взгляд, пояснил Петрович.
Потом снял брюки. Колени у него были перемотаны эластичными бинтами.
- Мениски, - дал пояснение Петрович. – Оперировали, да толку-то. Теперь вот без этих перетяжек ходить не могу.
Потом он туго стянул голову специальной повязкой. Пожаловался:
- Мозги болят. Я же недавно попал в аварию, получил сильнейшее сотрясение.
А еще он перед сном съел целую пригоршню разноцветных таблеток
- И ты при всех своих болячках да возрасте еще и по бабам бегаешь? – потрясенно спросил я его.
- Ну, кто-то же должен за ними бегать, - обреченно вздохнул Петрович. – Глянь, сколько их здесь, глазастых, а стоящих мужиков – раз-два и обчелся. Я же еще хочу, а главное, могу…
Ночью я проснулся от сочного, непрекращающегося хруста и сладострастного кряхтенья. Включил бра. Петрович сидел на кровати и расчесывал зубцами массажной щетки все свое тело, где только мог достать.
- Зудится, зараза, - сообщил он мне. – Да ты не бойся, это не чесотка, а от неправильного обмена веществ.
- О, господи! – только и сказал я. Утром меня ждало очередное потрясение: проснувшийся Петрович слез с кровати на пол и в туалетную комнату пополз… на четвереньках!
- Тебе плохо, Петрович? – вскрикнул я. – Давай дежурного врача позову.
- Мне не плохо, - задыхаясь, ответил он. – Мне как всегда по утрам. Просто мениски страшно болят, стоять даже не могу. Но ничего, разомнусь, и все будет нормально.
И ведь точно, размялся, туго перебинтовал колени и на завтрак уже шел едва ли не вприпрыжку, вновь поражая своей фирменной летящей походкой. Как будто это вовсе не он всего час назад не мог встать на ноги.
Я отпросился у главного врача на выходные в город. Петрович безмерно обрадовался тому, что в эти дни будет полновластным хозяином нашей двухместной палаты.
– Сейчас вот провожу тебя до остановки, а заодно куплю винца, конфет, фруктов, - возбужденно говорил он, сидя на кровати и пересчитывая деньги. - Вальку надо будет на ужин пригласить. А кто девушку ужинает, тот ее и танцует, сам знаешь.
Он подмигнул:
- А то оставайся, у Вальки подружка есть. Мы тут такой детский крик на лужайке устроим.
Но «лужайка с детским криком» в мои планы на эти выходные не входила, да и Валькину подругу видел. С ней разве что под наркозом. Хотя, если честно, и сама-то Валька была ненамного краше ее.
- Нет, Петрович, ты уж тут сам как-нибудь. Только прошу – не на моей кровати. Не люблю я этого. Ежели заподозрю что – дулю на следующие выходные уеду. Понял?
- О чем разговор? – почти обиделся Петрович. - Ну, пошли, пошли, а то на автобус опоздаешь, следующий только через час.
В санаторий я вернулся в понедельник. Палата моя была заперта. На всякий случай постучался – тишина. Отпер дверь своим ключом. В нос ударил резкий запах каких-то лекарств. Затолкал свой рюкзачок в шкаф и отметил, что вещи Петровича на месте.
Вышел из палаты, спросил у дежурной по корпусу, где мой сосед.
Та ухмыльнулась и сказала, что Петрович на втором этаже, в процедурной, под капельницей лежит.
- А что с ним?
- Он сам вам расскажет
Поднялся наверх. Дверь в процедурную была открыта. На кушетке возлежал мой Петрович, от его бугристой руки вверх, к стойке капельницы, тянулся прозрачный шнурок.
Услышав мои шаги, Петрович открыл глаза, слабо улыбнулся.
- Ты это чего здесь разлегся, старина? – спросил я его, хотя уже догадался – «чего».
- Ох, чуть богу душу не отдал, - пожаловался Петрович. – Я же, старый дурак, как тебя проводил, еще и в аптеку зашел, виагру купил. Всего-то полтаблетки в тот же вечер и принял. Не знаю, чего я там успел с Валькой, но очнулся, когда меня начали ширять уколами. Это Валька, когда я отрубился, перепугалась и сбегала за дежурным врачом. Сердечный приступ случился. Хотели отвезти в город в поликлинику, но вроде все обошлось... Пошли они на фиг, все эти бабы, вот что я тебе скажу!
И правда, Петрович больше ни в сторону Вальки, ни тем более ее подруги и смотреть не хотел, а прилежно принимал все прописанные ему процедуры: ванны, гидромассаж, аромотерапию. Но когда я в пятницу снова засобирался в город, попросил, блудливо пряча глаза:
- Слушай, будь другом, займи пару стольников. В понедельник отдам, племяш обещал деньжат подвезти.
- Шо, опять?!
- Да у меня же еще полтаблетки виагры валяется в кармане. Что добру пропадать?
- Тебя же эта Валька угробит!
- Не боись, на этот раз будет не Валька, а ее подружка. Она не так сильно возбуждает.
Дал я ему, конечно, денег - жалко, что ли. Но вот завтра мне возвращаться в санаторий, и не знаю, застану ли в живых этого сексуального гиганта?..

ВЕСОМЫЙ АРГУМЕНТ
Жены российских мужиков издревле борются с их пагубной страстью – сами знаете, какой. Методы и способы при этом применяются самые разные, у кого на что хватает фантазии и смелости. Свидетелем одного из проявлений такой, можно сказать – бескомпромиссной борьбы стал автор этих строк в восьмидесятые годы прошлого столетия в Экибастузе.
Этажом выше нас жила супружеская пара, одна из половин которой пила, как говорит нынче молодежь, конкретно. Что только жена Татьяна не делала со своим непутевым муженьком (назовем его Гришей): и колотила, и заставляла «подшиваться», и не выпускала из дома сутками. Но все без толку: побои муж-алкаш сносил молча – чувствовал свою вину, - хотя мог бы убить жену одним ударом своего здоровенного кулака, «торпеды» выцарапывал, из дому сбегал, спускаясь с балкона на связанных простынях.
Все потуги по-своему любящей его жены были напрасны. Даже самые решительные. Какие? Однажды, ближе к трем пополудни, вышел на балкон покурить (я тогда работал на дому). И вижу, сосед мой бредет по двору к нашему подъезду, довольно помахивая посверкивающей на солнце авоськой. По мере приближения я разглядел, что в авоське отсвечивают по меньшей мере полдюжины «огнетушителей».
Сосед шел домой смело, так как знал, что Татьяна еще должна быть на работе. Но он, бедолага, просчитался. По закону подлости его супружница в этот день с работы почему-то пришла раньше обычного. Мало того, окна их квартиры также смотрели во двор. И Татьяна тоже разглядела, что хорошего несет в авоське домой ее муженек. И вот я вижу, она выходит из подъезда и одну руку держит за спиной. А в ней – молоток!
У меня аж сигарета изо рта выпала. «Ну, - думаю, - все, кирдык пришел Гришке! Лопнуло у Татьяны всякое терпение. Сейчас она ему башку проломит». И только собрался хотя бы голосом предотвратить смертоубийство, как Татьяна подлетела к оторопевшему мужу и давай охаживать молотком… авоську с бутылками! Только звон пошел на весь двор. Несколько секунд, и Гришка остался стоять в большой темной винной луже, сжимая в руке мокрую авоську с бутылочными осколками в ней и умирая от стыда и злости. А Татьяна плюнула в эту лужу, бросила молоток на землю и с гордо поднятой головой пошла домой. Что оставалось Грише? Он поплелся за ней, под хохот свидетелей его позора.
Говорят именно этот случай заставил его все же завязать со спиртным. И я догадываюсь, почему. Григорий, вероятно, понял, что в следующий раз молоток в руках его решительной женушки может разнести в дребезги совсем другую «посудину»…

ЗАГОЛОВОК
Было это в самом начале моей газетной практики. Я написал очерк о фронтовике-гвардейце и, не мудрствуя лукаво, назвал его «Гвардии капитан Белокопытов». Отнес редактору. Шеф тут же, при мне, пробежался по тексту, почесал переносицу, и сказал:
- Хорошо написал. Вот только заголовок…
-А что – заголовок? По-моему, нормально, просто и ясно.
-Да так-то оно так, - согласился редактор. – Но ты же сам вот пишешь, что герой твой – уважаемый человек, с регалиями. Как бы не обиделся…
- Да почему? – искренне изумился я.
- Ну, он же член райкома партии, при должности! – досадуя на мою непонятливость, сердито сказал редактор.- Поэтому давай чуть-чуть поменяем заголовок. Пусть твой очерк называется «Гвардии капитан Белокопытов Михаил Иванович». Вот, и ему будет приятно, и мы останемся, так сказать на высоте!
- Понял, - сказал я, - поменяю. А можно, я еще больше разовью вашу мысль?
-Ну-ка, ну-ка! – заинтересованно поощрил меня шеф.
Я тут же взял ручку, дописал заголовок, и протянул материал редактору.
- «Гвардии капитан Белокопытов Михаил Иванович, директор швейной фабрики и член райкома партии», - вслух прочитал редактор и, сделав брови домиком, хмыкнул.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно захохотали. Надо ли говорить, что очерк мой вышел в газете с прежним названием.

ФИННЫ В СОРТИРЕ
В начале 90-х финские кинодокументалисты сняли в совхозе «Полигусовский» прекрасный фильм о жителях этого таежного села, об оленеводах. Съемочная бригада как приклеилась к одной молодой эвенкийской семье, кочующей вместе со своим стадом по тайге, так и не отставала от нее в течение нескольких месяцев. Камера неотступно следовала за оленеводами, фиксируя каждый их шаг, каждую мельчайшую деталь несложного таежного быта, и люди, привыкшие к оператору, уже не обращали внимания на него и жили своей обычной жизнью, отчего потом у зрителя, смотревшего этот фильм, создавался эффект собственного присутствия в оленеводческом стойбище.
Когда лента была отснята и смонтирована, творческая бригада сочла нужным привезти ее из своего далекого Хельсинки на премьерный показ к персонажам фильма, в эвенкийский поселок «Полигусовский». Оттуда в Туру финские киношники вернулись, опьяненные успехом (стены сельского Дома культуры во время демонстрации фильма никогда еще не видели такого количества зрителей, не дрожали так от аплодисментов), и не только. Когда я напросился на интервью с финнами и пришел ближе к обеду в гостиницу, то нашел их, и особенно режиссера, заросшего неожиданно черной роскошной бородой, явно «поврежденными» вчерашним. Тем не менее, разговор у нас получился, материал обещал быть интересным, оставалось задать еще пару уточняющих вопросов. И тут сопровождающая финнов переводчица, молодая разбитная девчонка, сообщила, что им пора на обед, а потом и в порт, на самолет
- А можно, я пойду с вами? – попросил я. – Надо бы договорить…
Переводчица коротко переговорила с киношниками. Те согласно закивали головами. Я сказал, что подожду их в холле гостиницы. Только вышел из номера, как услышал характерный звон стекла, бульканье… На обед мы пошли в ресторан (днем – обычная столовая) «Орон». Все были нормальными, а вот режиссера уже начинало заносить на ходу. «Ты смотри, - еще подумал я, - глушат-то водку они по-нашему, по-русски. Значит, правду говорят и пишут о финнах, что они специально мотаются на выходные в Питер попьянствовать, поскольку спиртное у них очень дорогое».
В полупустой столовой финнам предложили гороховый суп, на второе – котлеты из оленины, были еще какие-то салаты. Я включил и поставил на стол диктофон, и пока киношники хлебали суп, продолжал «добивать» их вопросами. Бородатый режиссер после каждой отправленной в рот ложки супа как-то странно гримасничал и все больше хмурился. Было видно, что его совершенно развезло, и на мои вопросы за него уже вовсю отвечал сценарист. Внезапно режиссер что-то проворчал, залез себе в рот и… вытащил оттуда сначала нижнюю, а потом и верхнюю вставные челюсти. Все сидящие за столом остолбенели, а потом нервно захихикали. Режиссер, продолжая что-то сердито шамкать, носовым платком счищал со своих пластмассовых запчастей налипшие горошины. Меня же при этом поразил не столько сам этот скотский поступок пьяного, хотя и именитого финна, сколько то, что он в таком возрасте – ему было не более сорока, - оказался совершенно беззубым.
Переводчица, с трудом удержав рвотный позыв (признаться, и мне, повидавшему всякого, было также не по себе), извинилась за своего подопечного, в том числе и от имени его соотечественников.
- Да ладно, чего там, бывает, - успокоил я ее. Уже можно было раскланиваться. Но вот так сразу уйти было как-то неловко. Еще подумают, что обиделся. Финны между тем допивали жидкий чай. Сценарист купил переводчице «сникерс». Та ловко разделила шоколадно-ореховый батончик ложкой прямо на фантике на несколько частей, и довольно жмурясь, по очереди стала отправлять их себе в рот.
Наконец, обед закончился, и мы все пошли к выходу. Тут бородач снова забеспокоился и о чем-то спросил переводчицу. Она сердито ответила ему. Финн, упрямо выставив свою бороду, повторил вопрос более настойчиво.
- Где тут туалет, не подскажете? – вздохнув, спросила меня переводчица.
- Кажется, за углом, - вспомнил я. Ну да, а где же еще – всегда и везде за углом. - Пусть идет прямо по коробу теплотрассы, там увидит. Только поосторожнее, там может быть… ну, скользко.
Дело было зимой. Пьяного режиссера в такое рискованное путешествие одного не отпустили. Его вызвался сопроводить оператор. Взяв бородача под локоток, он помог ему забраться на заснеженный короб теплотрассы, и бережно подталкивая сзади в спину, повел в сторону дощатой будки. Туда они шли медленно. Оттуда вылетели пулей. Глаза у обоих финнов были испуганные. Еще минуту назад пошатывающийся режиссер был совершенно трезвым. Здесь, же у столовой, мы распрощались. Финны отправились в гостиницу, собираться в дорогу. Я хотел бы идти к себе в редакцию, но сначала решил заглянуть в ту самую скромную будку, которая так напугала финнов.
То, что увидел я, ошеломило даже меня. Во-первых, дощатые двери сортира на две персоны были открыты настежь и не закрывались, поскольку были вмерзшими в лед, происхождение которого не вызывало лишних вопросов. Во-вторых, в самих кабинках покоились не менее чем полуметровой высоты пирамиды. Не верилось, что это мог «создать» человек, существо думающее. Но примерзшие окурки, смятые газетные клочья выдавали, что сортир регулярно посещают люди и карабкаются на эти самые пирамиды, чтобы сделать их еще выше…
А фильм тот об эвенкийских оленеводах на каком-то международном кинофестивале получил престижную премию. Бородатый же режиссер вскоре умер у себя там в Хельсинки. Остается лишь надеяться, что не от полученного в Туре потрясения.


НИ ХАО! ИЛИ НЕ ПОРА ЛИ УЧИТЬ КИТАЙСКИЙ?
На севере Хабаровского края живут мои родственники, и я время от времени наведываюсь к ним. В том, что представители соседнего государства все больше становятся на Дальнем Востоке своими, убедился, когда увидел несколько лет назад, как их бьют наши милиционеры. Прилетев в Хабаровск утром, я ждал своего вечернего поезда до Нового Ургала. Купил пива, набрал газет и пристроился на одной из жестких лавок в привокзальном скверике. Не успел выкурить одну сигарету и прочитать какую-то из хабаровских газет, как прямо передо мной зашевелились кусты и из них выскочили возбужденные и запыхавшиеся… китайцы! Или корейцы? Ну, в общем, кто-то из них, мелкие такие, плохо одетые человека три. Их тут же нагнали так же шумно сопящие, но еще и отчаянно матерящиеся двое рослых молодых милиционеров.
- Ах, вы!.... Трах-тара-рах! – закричали блюстители нашего порядка. И даже не бросив взгляда в мою сторону, хотя я находился почти в эпицентре назревающего события, так быстро и профессионально отбуцкали резиновыми дубинками этих жалких не наших, молча закрывающих черноволосые головы руками, что я даже не успел додумать, за что же это их так: может, сперли чего? И не поделились? Потом милиционеры, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания, подняли избитых, вывалянных в пыли желтолицых людей и повели их в противоположную от вокзала сторону, подгоняя пинками. А навстречу и обгоняя их, шли люди, практически не обращая внимания на эту живописную картину, из чего я и сделал вывод, что если милиционеры бьют здесь китайцев так же, как своих граждан, то они уже практически наши. То есть эти китайцы. Или корейцы?
- Корейцы, - сказала мне сестренка в Новом Ургале, когда я рассказал ей эту историю. – Они и у нас одно время работали на заготовке леса. Потом многие остались, большинство – нелегально. Их гоняют, вывозят. И все равно корейцев полно даже у нас здесь, на севере края. Сам увидишь.
И я действительно увидел их на площади перед торговым центром поселка. С десяток-другой очень просто одетых низкорослых и худых корейцев кучками, по четыре-пять человек, часами терпеливо сидели на корточках у цветочных клумб, у самых стен универсама под лучами жаркого летнего солнца или под дождем, пока их кто-нибудь не нанимал на работу за сущие гроши – чего-нибудь погрузить-разгрузить, вскопать,перестроить, отремонтировать. Они брались за любую работу, даже за такую, о какой уважающий себя ургалец и говорить не станет. За это их ургальские мужики очень не любили. Потому как жены, чуть что, так и тыкали их этими корейцами в глаза: «Вон, смотри, как люди вкалывают, никакой работы не боятся. А тебе все бы водку жрать да на жизнь жаловаться! Козел!»
На восьмидесятилетие своей мамы я опять ездил в Новый Ургал. Хабаровский вокзал капитально ремонтировался. Он был весь в строительных лесах, все вокруг перекопано. И полным-полно китайцев. Или корейцев? И уже никто их не гонял. В одинаковой строительной униформе, все на первый взгляд как будто на одно лицо (хотя, конечно, все такие разные. Ну как мы с вами), они молчаливо и сосредоточенно копошились с лопатами в раскопанных траншеях, ловко лазали на лесах по стенам, надув жилы на тощих шеях и руках, таскали носилки со строительным мусором. По мяукающим отрывистым репликам, которыми они изредка обменивались, и по разрезу глаз понял, что это все же китайцы (у корейцев глаза скошены по-своему, у японцев – по-своему, это знает любой россиянин. А кто не знает, пора научиться различать). Ни одного «перекуривающего» или просто так остановившегося передохнуть за те несколько часов, которые провел на вокзале в ожидании своего поезда, я так и не увидел.
- Во вкалывают, да? – неприязненно сплюнул себе под ноги стоящий рядом со мной у входа в вокзал плотный, с заметным пивным брюшком мужичок. – Так, глядишь, они у нас скоро всех мужиков заменят. И не только на стройках…
Наконец, объявили посадку на мой поезд. Поднялся в вагон, нашел свое купе. Только устроился, вошли два китайца, один коренастый и круглолицый, другой худой как щепка, с вытянутым лицом. Они затолкали объемистые сумки на багажную полку и чинно уселись друг против друга.
«Так, а кто будет четвертым? – заинтересованно подумал я. – Если тоже китаец или кореец, это что же, мне и словом не с кем будет перекинуться?».
Но мои опасения не подтвердились. В купе вошла сухонькая седоволосая женщина в очках с толстыми стеклами, сквозь которые на нас смотрели живые, совсем не старушечьи глаза. Ее сопровождал здоровенный бугай лет сорока, почти лысый, с выпуклой волосатой грудью, нагло выпячивающейся в проем майки.
- Бабка едет здесь, на нижней полке! – командным тоном сказал он (можно подумать, без него бабку тут же загнали бы на верхнюю полку). – Садись, теть Лиза.
Тетя Лиза поставила на столик аппетитно пахнущий жареной курицей полиэтиленовый пакет, сунула под лавку клеенчатую сумку и аккуратно примостилась на место у окна. Китайцы все это время вежливо молчали.
-Ни хао! – вдруг сказал бугай китайцам. Выругался, что ли?
-Ни хао! – хором ответили ему китайцы. «А, здороваются!» - вспомнил я. У каждого из нас в памяти сидит приветствие на двух-трех языках. Я откуда-то помнил вот это, по-китайски, а еще «Конници-ва» - по-японски, могу также поздороваться по-немецки, по-английски, по-казахски и по-татарски. Хотя, без ложной скромности скажу, полиглотом себя не считаю.
Тетьлизин племянник между тем продолжал о чем-то расспрашивать китайцев на их родном языке, те ему с достоинством отвечали.
- Вы что, китайский знаете? – задал я бугаю умный вопрос, когда он, поцеловав тетю Лизу на прощание, собрался уходить.
- А я где живу? – почти обиделся племянник. – Это же Дальний Восток. Постоянно с китайцами имею дело. Поэтому сам посуди, как без языка? Ты вот где живешь?.. В Красноярском крае… Ну, у вас их, я слышал, тоже все больше становится. Так что, учи китайский. На всякий случай.
Когда мы разговорились с тетей Лизой (оказалось, что ей уже семьдесят пять, но на бабку она никак не «тянула», скорее – на хорошо сохранившуюся женщину неопределенного возраста, бывают такие), она пояснила, что племяш ее часто шастает в Китай, там у него дела какие-то. А она приезжала навещать своих внучат, сейчас возвращается в Биробиджан.
Я попытался поговорить с китайцами. По-русски они говорили через пень-колоду. Единственное, что я понял, китайцы зачем-то едут в Тынду.
- Смотри, смотри, китаец чешет на своем тракторе по полю! - воскликнул кто-то, стоящий в проходе у окна напротив нашего купе и захохотал. – Только пыль столбом: то ли пашет, то ли боронит чего-то.
- Правильно, а кому же еще у нас пахать? – язвительно заметила тетя Лиза. - Наши в это время или пьют, или дороги перекрывают, бастуют.
Я не согласился с такой постановкой вопроса, а потому встал и подошел к окну. Но того китайца, который на тракторе, мы уже проехали. Поезд втягивался на какую-то станцию. На фронтоне приземистого вокзала прочитал: «Волочаевка». А стоящие на привокзальной площади двое выбеленных известкой каменных партизан, один из которых замахивался гранатой, а другой сжимал в руках винтовку, тут же вызвали в моей памяти известную песню о «волочаевских днях». Людей на станции практически не было. За исключением двух или трех, сидящих под одним из памятников на корточках. Правильно, это были китайцы. Не исключено, что их предки в гражданскую воевали в составе наших партизанских отрядов. Если так, то эти китайцы, наверное, имеют право сидеть на корточках под памятниками волочаевским партизанам и думать свою непростую китайскую думу. А также пахать наши поля.
«Блин, прямо спасения от вас нет», - шовинистически подумал я. И вернулся в купе. К своим китайцам.

Авторский форум: http://igri-uma.ru/forum/index.php?showforum=302
0

#2 Пользователь офлайн   Танчик Иконка

  • Активный участник
  • PipPipPip
  • Группа: ХУДОЖНИКИ
  • Сообщений: 197
  • Регистрация: 08 февраля 09

Отправлено 06 апреля 2009 - 15:11

Ой, как вы много сразу выложили..... вы бы смаковали, да по чуточку... а то разбалуете нашу публику... ))))
Я буду читать с толком и расстановкой)))) Люблю веселенькое))))....Тока иногда почему то грустненько....
Все вокруг пахнет ромашками))) весна скоро....

Авторский форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=281
0

#3 Пользователь офлайн   ValeevMH Иконка

  • Новичок
  • Pip
  • Группа: Авангард
  • Сообщений: 5
  • Регистрация: 27 января 09

Иконки сообщения  Отправлено 07 апреля 2009 - 04:31

Цитата(Танчик @ 6.4.2009, 15:11) Просмотр сообщения
Ой, как вы много сразу выложили..... вы бы смаковали, да по чуточку... а то разбалуете нашу публику... ))))
Я буду читать с толком и расстановкой)))) Люблю веселенькое))))....Тока иногда почему то грустненько....


Хорошо, Танчик, больше так не буду. Это я с перепугу.
Автор

Авторский форум: http://igri-uma.ru/forum/index.php?showforum=302
0

#4 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 07 апреля 2009 - 18:00


Приветствуем Марата!
Это наш новый призёр и учатник форума, мужчина в полном расцвете сил (скоро визитку оформлю)
и с хорошим юмором! Я предупредить забыл, на счёт сразу по многу не выкладывать...
Но, думаю, у него ещё есть crazy.gif что выложить, а нам почитать...
0

#5 Пользователь офлайн   Танчик Иконка

  • Активный участник
  • PipPipPip
  • Группа: ХУДОЖНИКИ
  • Сообщений: 197
  • Регистрация: 08 февраля 09

Отправлено 07 апреля 2009 - 18:44

Я уже поприветсвовала....))))))))))))))... и опять раньше тебя))))))))))))))... и почитала..... я по диплому помню что победитель))))))))))))) yahoo.gif
Все вокруг пахнет ромашками))) весна скоро....

Авторский форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=281
0

#6 Пользователь офлайн   strannik03 Иконка

  • Новичок
  • Pip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 5
  • Регистрация: 05 августа 09

Отправлено 02 сентября 2009 - 13:43

вот читаешь ваши невыдуманные истории и думаешь, сколько забавных и интересных историй случается в нашей жизни. Успевай только писать и писать...
Кто ищет, тот найдёт!
0

#7 Пользователь офлайн   эрема Иконка

  • Новичок
  • Pip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 9
  • Регистрация: 30 мая 15

Отправлено 30 мая 2015 - 10:25

Немало текста, но я осилю.
0

Поделиться темой:


Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей