МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 8 Страниц +
  • « Первая
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

«Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2017 года.

#51 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 17 февраля 2017 - 14:44

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры

50

Кабыздошка



– Ауричка, я где-то слышала, что память не помнит физическую боль, только душевную. – Умничала Вера Николаевна. – Представь: внутри тебя, меня, спрятанные в укромном уголке, хранятся воспоминания. Как думаешь?
– Да, – согласно кивнула Аурика, – от тёплых воспоминаний светло. Плохие забыть бы, вычеркнуть, паразитов, – не получается!
– Плохие – да. А грустные, почему застрянут в башке – и ни туда, ни сюда? Подёрнутся дымкой, спрячутся под вуалью, а потом – бац! – и здрасьте, кума Настя!
– Это какая кума? – удивилась Аурика.
– Поговорка! – гы-гыкнула Вера и продолжила. – Забыть бы, да помнишь. У тебя тоже так?
– Угу.
– Значит, и у тебя есть свой сокровенный ларчик воспоминаний?
– Кубышечка, – усмехнулась собеседница.
Декабрьский морозец пощипывал носы, слезил глаза, задувал холод за пазуху, не отпуская бабушек с детьми далеко от дома. Они сидели на лавочке, а рядом, что космонавты-коротыши в скафандрах, бегали внуки: Верин Алёшка в тёмно-зелёном, Аурикина Машенька в ярко-розовом.
– Ой, Аурика, смотри! – потрясённо указала Вера на кошку-худышку, взявшуюся возле них невесть откуда.
– Кошка, как кошка, только мурзатая. Фу! Дистрофичка. Маша! Не трогай её! Она грязная! – прикрикнула девочке. – Дикая, видать. Домашнюю скотинку в чёрном теле не держали бы. А ты чё вытращилась-то?
– Аурика, она очень-очень похожа на моего Степанчика, но он кот был, а это кошка, только расцветка один в один. Девочка, Степашка, значит!
– Не Степашка она – Кабыздошка.
Кошка-кабыздошка выгнула тощую хребтинку, трубой подняла хвост и, прислушиваясь, внимательно разглядывала женщин.
Вера Николавна, не отводя глаз, рассказывала:
– Это было лет двадцать пять назад. Я – незамужняя девчонка, клятая, мятая, за всё виноватая, раздражающая вечно пьяного отца и уставшую от работы маму. Старшая сестра. Как диагноз. На всю жизнь. Работала в проектном институте в бригаде… Неважно это. Не это важно.
В обед мы со Светкой, моей подружкой, вышли во двор, покурить.
– Ты? и покурить? Ой, брешешь!
– Было дело, не курю давно.
– Опять брешешь?
– Истинная правда! – уверила Николавна и продолжила. – Видим, здоровенный детина, улюлюкая, гонится за мелкой серой кошкой. В зубах за шкирку кошка держала крохотного котёнка, который покорно, поджав лапки, болтался из стороны в сторону. Кошачья мама с ношей добежала до глубокого приямка. Остановилась у самого края, сдавленно пища, дёрнулась влево, вправо и, оставив детёныша, сиганула с высоты выше человеческого роста. Выскочила, прощально пискнула и кинулась вниз. Неужели, поняла, что котёнок разобьётся, летя с нею?
– Кто их разберёт, что у них в головёшках.
– Мужик быстро бежал, но мы добежали первыми!
– И-эх! Молодца!
– Я схватила котёнка и прижала к себе. Такой он был маленький, что под ладонью поместился. Дядька оказался работником магазина "Букурия", признался, если бы не мы, всё равно поймал бы кошку и отнял у неё котёнка.
– Последний. Остальных я уже убил. – Буднично резюмировал букурийский живодёр. – Начальник приказал. А что я, человек подневольный. Хорошо, что вы его забираете.
Остаток рабочего дня малыш просидел под моей чертёжной доской, ни разу не выдав своего присутствия. «Героический», – думала я.
Назвала его Стёпой. И полюбилось ему, лежать у меня на плечах, свесив лапы по обе стороны.
– Как ягнёнок. Забавно!
– Сто процентов! Представляешь, ел хлеб после мяса! Если жрать нечего было, я набирала в рот чаю, брала хлеб, жевала и этой чайно-хлебной жвачкой делилась с ним. Мал был, карабкался вверх, цепляясь за одежду коготками. Подрос – взлетал на плечо и обнимал лапами за шею. Провожал на работу, спускаясь по лестнице с пятого этажа, а потом по винограднику возвращался в комнату и ждал меня, прячась в шкафу. Распознавал злых людей. Забивался под тахту и сидел там тихо, как мышь. Ни разу не ошибся. Если Стёпка под тахтой – сразу знала, что на уме у гостя.
А ещё он говорил «мама».
– Это как? Наверное, мяу-мяу? – развеселилась Аурика.
Кошка, спокойно сидевшая поодаль, привстала и навострила практически прозрачные уши.
– В том-то и прикол, именно ма-ма. Возвращаюсь домой:
– Стёпа, ты где?
Тишина.
– Стёпочка, мама пришла!
В шкафу слышался шорох, весёлая возня, и из шкафа выскакивал Стёпка, взлетал на плечо, обнимал за шею и:
– М-ма – м-ма!
– А где ты жила? С матерью? – поинтересовалась Аурика.
– Нет, у меня была комната в общежитии от работы на пятом этаже.
– Во, даёт, потащила в общагу кошку!
– Я тогда об этом не думала.
Подошло время обеда, послеобеденного отдыха и сна. Бабушки кликнули детей, поднялись, обнялись и разошлись каждая в свой подъезд.
Дома, вспоминая Степанчика, Вера думала о тощей Степашке. Решила назавтра вынести ей какую-нибудь вкусность.
Ночь выдалась командирской, неспокойной. У Лёшки носом шла кровь, он плакал. Вызывали "Скорую", потом вторую. Отаблеченный, уставший внучок забрался в кроватку и тихо позвал:
– Бабушка, дай мне, пожалуйста, крестик. – Вера отвязала от прикроватной перекладины крестильную верёвочку и вложила в ладошку малыша крест:
– Спи, чадушко, спи, чудушко. Декабрь на дворе. Рождество грядёт. Мальчик уснул, вздрагивая, постанывая во сне. Николавна присела рядом, тихо напевая колыбельную:

Идет Рождество Христово!
Воплощая Божье Слово,
Во хлеву младенечек,
Святый Божий, птенчик,
Почивает в яслях.
Спи, мой мальчик ясный.

... и, перелистывала годы назад… назад… Вспоминала, как Степанчик потерялся. Тяжело вздохнула.
Ей пришлось уйти из дома, захватив самую великую драгоценность: одну кошачую душу. Нашла квартиру, в которой согласились приютить кота. Вместо оплаты, ночью чертила два дипломных проекта. За это ей и котейке перепадали докторская колбасятина и молоко. Утром она уходила на работу навстречу к истосковавшейся по ней чертёжной доске с проектом садика в селе Ковырлуй. Главный архитектор проекта, Саша, был в отпуске по причине рождения первенца, и Верка, занимая вторую должность с хвоста в качестве техника-архитектора, страдая от беспощадной бессонницы и беспокойства за Стёпу, выполняла работу и за себя, и за ГАПа.
Тот день не задался с самого утра. Чтобы взбодриться, набрала в пригоршню ледяную водопроводную воду и моргала в ней глазами, мелко бултыхая поверхность ладонного озерца. Накормила котку. Оделась, накрасилась, обняла Стёпу и тронулась в путь-дорогу. Троллейбус, всегда подъезжавший тютелька в тютельку, пропал без вести на просторах городских ухабистых дорог, из-за чего Вера опоздала на работу. А там, как на грех, стоял Ишаковец, так его прозвали за гнусный характер инженегры-проектировщики, заместитель председателя профкома да с блокнотиком, да со с ручечкой наперевес.
– Фамилия! Я приказываю вам, назовите мою фамилию!
– Шаковец ваша фамилия! – зло отрезала опоздантка.
– Вы что, издеваетесь?! – пищал зам пред профа. – Я вас! Я вам! Я кому? Я Чью? Вкатаю!
– Никеева, иа, иа! – рявкнула на Ишаковца Вера. – Впаяйте мне, что угодно, но не задерживайте меня! Я тороплюсь на работу, в отличие от вас!
Маетно-мутно-суетный был день. Подсчитав до миллиметра межоконные простенки, выдав задание конструкторам, вскоре обнаружила свой лист у себя на столе с исправленными размерами, накарябанными пьяными цифрами.
– Могла и ошибиться в подсчётах, зря, что ли, нас смежниками зовут.
Снова и снова пересчитывала она конечную сумму ширины оконных проёмов, межоконных простенков, кратных кирпичу, по нормам ГОСТ.
– Они ошиблись! Сила в точности подсчёта! – возликовала техник-архитектор Вера Никеева. И двинула стопы свои в сторону бригады Латкина, ГИПа проекта садика-страдальца.
Латкин Гений Гав-гав-рилович, пардон на кассу, Евгений Гаврилович, к счастью, несчастью ли, восседал на месте, что случалось крайне редко. Отёкшие красные веки без ресниц обрамляли рачьи далеко небелки когда-то синих глаз. Никеева положила перед ним чертёж. И началось. Оскорблений – выше Биг Бэна. Скрипя сердцем, сдерживая в себе гнев и желание долбануть его дыроколом, Верка дождалась-таки окончания тирады и прошипела:
– Я не поленилась и пересчитала оба варианта: свой и предложенный Вами. Ваш – неверный! – развернулась и вышла вон из кабинета.
А вечером, вернувшись на съёмное жильё, обнаружилось, что пропал кот. Позднее один из дипломников признался, что Стёпке хозяин квартиры Юрка, прищемил хвост и совал ему в рот дымящийся окурок, пьяно, издевательски ржал:
– Смотри, курит гад блохастый. А, ну, давай, кури по-настоящему, в затяг, я тебе сказал! Не прикидывайся! Я здесь хозяин. Заруби на своём носу хорошенько, чью колбасу жрёшь и не подавишься!
От боли животное судорожно вдыхало воздух, которого не хватало, категорически не хватало, – и… тьма. Швырнув кота в ванну, Юрий стал поливать Стёпку из душа холодной водой. Кот дёрнулся, распахнул глазищи и выскочил через незапертые входные двери.
Ничего этого Вера не знала.
Наступил день, когда оба диплома были готовы. Одновременно с этим событием Вере выделили место в общежитии. Но она всякий раз после работы ехала к дому, который был последним свидетелем трагедии и спасения.
Она нашла его!
Свершилось чудо!
Был декабрь. В темноте наитием, чутьём, любящее сердце уловило осторожное движение в заиндевелой траве.
– Стёпочка, это ты? Ответь, ты? – шевеление стало более различимым. Вера поняла, что там кто-то притаился. Кто?
И снова, и снова звала:
– Степанчик, котя мой, это я твоя мама... мама...
Медленно, крайне медленно, ближе и ближе к ней приближалась тень. Стали различимы полоски на спине и белые бока:
Ма-ма, – мяукнула тень, приблизилась до пределов досягаемости, и Вера подняла на руки невесомое исхудавшее тельце. Костлявые лапки обвили шею.
Они оба плакали. От счастья.
Так бывает.
Искупанный, вычуханный, сытый Степанчик впервые с июня по декабрь спал, никого и ничего, не боясь, громко урча во сне. Вера гладила его и улыбалась.
Выяснилось, что на левом боку у него практически нет шерсти – её изгрыз стригущий лишай. Когда врач-ветеринар вынес ультимативный вердикт, немедленно отдать лаборанту и «усыпить», – Никеева взвыла, будто усыпить должны не этого задрыпанного кота, а её саму. Она кричала, что не позволит, не отдаст, никогда, никому, ни за что! Что будет лечить его, будет из кожи лезть, будет выполнять и следовать всем врачебным предписаниям, и, если ничего не поможет, тогда… тогда… Врач удивлённо смотрел на эту странную, чумную, с виду симпатичную девушку, в голос ревущую над худючим, измождённым кошаком, и не знал, что предпринять. Утешать? Убеждать? Отнять силой? Позвать на помощь санитаров?
А Вера умоляла и находила новые веские доводы за жизнь, но не против неё. И…
Началась долгая реабилитация и возвращение к здоровью.
И опять декабрь.
Неожиданно Веру вызвали в профком. Зачитали жалобу от сотрудницы, Нинки Рогозкиной, живущей на четвёртом этаже, окна комнаты которой выходили на другую сторону. Нинка жаловалась, что её поедом жрут Стёпкины блохи. Верка хохотнула:
– Они что, по лестнице спускаются, звонят в двери и идут, как стадо вурдалаков, в гости лакомиться сладким телом одной Рогозкиной?
Члены профкома понимающе заржали.
– Итак, Решением Профкома, постановляется:
1. Прийти с проверкой в комнату к комсомолке Никеевой В. Н.;
2. Проконтролировать, когда животное будет изъято из общежития.
Пришли, проверили, познакомились со Степаном, он показал, как умеет делать «Ап!», высоко подпрыгивая за лакомством, как взлетает на плечо по команде «На ручки», как обнимает за шею нерадивую, непутёвую комсомолку, как говорит «Ма-ма». Им понравился кот, особо было отмечено, что в комнате чисто, кошкой не пахнет, и блохи ни на кого не нападают. Вся толпа, видать, давно к Нинке свалила.
Но приказ – есть приказ, его следует выполнить и отрапортовать.
И поехала Вера на поклон в свой-чужой, неродной-родительский дом. Мать сжалилась. Сказала: «Оставляй! Но кормить мы его не будем. Или деньги давай, или жратвой, будь добра, снабжай».
Декабрь месяц едва перекатился за вторую половину, приближая Новый год, когда сквозь треск в трубке общежитского телефона, Вера расслышала: «Приезжай. Кот подыхает».
В знакомой ветклинике сказали, его отравили. Стёпке вкололи все виды противоядий. Но. Он погиб. До последнего Стёпкиного вдоха Вера боролась за преданную душу. Не спасла.
Наверное, утешали её. Что-то говорили. Слова какие-то искали.
Да идите вы все со своими утешениями, дурацкими шуточками про татар со с котом и его облезлым хвостом.
Остались воспоминания. Светлые, вперемешку с грустными. И число им 29 декабря 1979 года.
Наступившее утро хорошей погодой не порадовало. В Молдавии декабрь – дождливый месяц.
В сердце кто-то осторожно царапался, будто в гости просился.
Вера Николаевна разбудила Алёшу, они позавтракали. Договорились с Аурикой встретиться на вчерашней скамеечке. Сырость от дома опять не отпустит. И… ах, я же Степашке вкусняшку приготовила – котлету!
Во дворе сидела закутанная Аурика под зонтом, рядом с ней прыгала Машенька.
– Ой, Алёша! Алёша! – девочка побежала навстречу тёмно-зелёному комбинезону. Аурика, улыбаясь, осталась сидеть, и Вера подошла, присела рядом:
– Степашку видела?
– Нет, а что?
– Я котлету ей принесла.
Николавна рассказывала соседке о верном Степанчике, о том, как он называл её мамой. Аурика недоверчиво слушала и только улыбалась.
И Степашка пришла. Как будто случайно мимо проходила.
– Гляди, опять она! – кивнула Вера в сторону кошки.
Царственно-грациозно Кабыздошка повернула голову в сторону лавочки. И пошла, как по неведомому зову к людям, мягко переставляя лапы по замерзающей земле и спящим листьям. Вспрыгнула на скамейку, забралась Николавне на колени, встала на задние лапы, вытянулась в струнку, оттопырив хвост, обвила передними лапами шею и: «М-ма – м-ма!» Вера гладила худышку и думала, что надо бы её подкормить. Та муркнула, спрыгнула на землю и была такова.
Рядом сидела онемевшая Аурика, Алёша и Аурикина внучка Машенька.
Ни на следующий, ни в другие последующие дни, недели и месяцы они Степашку не видели.
Но Вера утвердилась в мысли, что любовь не умирает, и существует невидимая связь между миром живых и ушедших. И неважно, человек это или обычный кот.
0

#52 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 17 февраля 2017 - 21:43

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры

51

ДЕД


Дед должен был быть пенсионером, но он ходил на работу и оставался врачом. Ему было семьдесят лет. Виски его поседели, волосы отступили со лба, отчего тот, и без того большой, стал огромным. Щёточка усов под носом тоже поседела, из носа и ушей вылезли колючие серые волоски. Ворот рубашки, если бы его распахнуть, обнажил бы такую же серую грудь. Но ворот всегда был застёгнут наглухо. В прежней молодой жизни дед был военным. Он окончил Военно-медицинскую академию, воевал на фин¬ской, после – на Великой Отечественной войне, а затем долго служил в армии. Медицинские познания дед там порядком подрастерял, зато приобрел привычку к педантич¬ной аккуратности.
После демобилизации он устроился работать диетоло¬гом. Основной его заботой стало не лечение больных при помощи диет, а "выбивание" продуктов. К семидесяти го¬дам дед изрядно устал и начал поговаривать о пенсии, но никаких реальных шагов не делал. Он не мог представить своё существование вне работы. Была и еще одна причина, почему дед не торопился с пенсией: в больнице был гаран¬тированный набор продуктов. Дед кушал сам и кое-что приносил домой. Больница была республиканского значения, большая; состав больных менялся постоянно; какая-то часть больных на праздники и выходные уходила домой, так что во всех отделениях и на самой кухне всегда остава¬лись лишние порции. Невостребованными оказывались килограммы продуктов. Дед пытался использовать некото¬рые из них на следующий день, но инструкции и многочис¬ленные комиссии категорически запрещали это. Тогда он разрешил, конечно, не письменно, а делая вид, будто не замечает, своим подчиненным брать продукты домой. И сам прихватывал. Понемногу. То яйцо, то граммов сто сме¬таны, то кусочек сыра или мяса... Инструкции же предпи¬сывали всё уничтожать. Так и записано было: "Остатки продуктов подлежат уничтожению". Писал это, видно, умник, не голодавший никогда.
У деда за плечами был блокадный Ленинград. Он вое¬вал под самим Ленинградом, а в городе умирали от голода мать, отец и брат. Маму он спас. Приехал на день на по¬бывку. В вещмешке был скупой паёк. Маме этого пайка хватило, чтобы уцепиться за жизнь. Хватило бы его, если б к тому времени ещё были живы отец и брат? Дед нашёл всех троих в обледенелой комнате. Отец и брат лежали на кровати ближе к стене. Мама с краю. Она пыталась их, окоченевших, отогреть. Дед поднял её на руки и перенёс в другую постель, а мёртвых завернул в одеяло и на санках отвёз на кладбище. Было так холодно, что слёзы, даже не пролившиеся, стали льдинками. Эти льдинки кололи серд¬це. Дед сразу стал старым.
Он добился, чтобы маму эвакуировали. В детстве, от¬правляя его в школу, мама совала ему то яблоко, то бутер¬брод, теперь он сунул матери на прощание кусочек чёрного хлеба. Мама беззубо улыбнулась ему с носилок.
Продукты, приносимые из больницы, давали надежду выжить в хаосе перестройки. И ещё дед знал, что, как только он оставит свой пост и его займёт старшая диетсест¬ра, подчиненные будут уносить домой не только остающиеся продукты. Он всегда следил, чтобы еда для больных готовилась строго по нормам. Глаза его бешено краснели, когда он натыкался на нарушения.
Диетсестра была не прочь взять себе лишку. У неё было двое детей, мать-старуха и нищенская зарплата. Золотое правило "не укради" для неё уже не было золотым. И для других подчиненных тоже. Это ему с большей, чем у них, зарплатой да с военной пенсией на жизнь хватало. И на работе он был уже не просто диетврач и доставала, но и страж.
На беду страны, в которой жил дед, откликнулись дру¬гие страны. Первой прислала продуктовые посылки Герма¬ния. Дед остро переживал это. Он был солдатом Армии-Победительницы. Вся его жизнь была осмысленна именно тем, что в своё время он вместе с другими советскими людьми уничтожил фашизм. Теперь побеждённые пришли на помощь победителям. Из их рук дед ничего брать не хотел. Это не давали сделать водораздел сорок первого года, смерть отца и брата, другие смерти – близких и дру¬зей, свои собственные раны.
Дед был глух. Оглох он не от болезни или старости, а в результате контузии, полученной на войне. Слух умирал постепенно, и настал день, когда мир потерял для него свою озвученность и стал тих. Слуховой аппарат работал с перебоями и нудил голову. От него в голове были звон и боли. Это тоже стояло между дедом и яркими коробками с подарками немцев. Первый порыв был – отказаться. Но любопытство всё же заставило протянуть руку и открыть одну из коробок. Серебряная фольга брызнула в глаза, как зимний иней под солнцем.
Дед осторожно взял одну конфетину в серебряной обёртке с изображением весёлого Деда Мороза посредине и с блестящей петелькой из красной слюды, за которую мож¬но было подвесить конфету на ёлку. За всю свою жизнь дед не видел таких нарядных конфет. Под ними были другие – круглые, завёрнутые в золотистую фольгу с разноцветными серединками. Эти конфеты тоже были с петельками, но уже из позолоченных ниточек. Дед раскрывал и раскрывал коробки. В них были не только конфеты, но и белоснежные макароны, сухое молоко, питание для грудных детей, сушёные бананы и ананасы, лекарства, витамины... И ещё многое, многое, чего он нико¬гда в жизни не видел и даже не догадывался, что это такое.
Дед был не одинок в своём потрясении. Вокруг застыли члены комиссии. Им нужно было распределить "гумани¬тарную помощь" между больными, которых было больше восьмисот человек, и как не велика была "помощь", на всех её не хватало. Дед предложил отдать всё в детское отделе¬ние, и тут же вспомнил инвалидов войны, устроивших се¬годня ему обструкцию: они узнали, что два дня назад в детском отделении была икра.
– Я на войне кровь проливал! – кричал один из инва¬лидов и наступал на деда. От его едкого голоса звенело в ушах, но дед не имел права отключить слуховой аппарат. Это он мог позволить себе дома при ссорах с женой, а не на службе.
– Ты обязан выполнять предписания, – наседал инва¬лид, – для нас, инвалидов войны, правительством выделе¬но усиленное питание...
Деду было жалко бывшего фронтовика. Он бы дал ему икры, если б её было в достатке. Распределяя очередной дефицит, дед обычно решал в пользу детей, и не только по их малолетству – главным образом потому, что, уравнен¬ные в обречённости смерти со взрослыми онкологическими больными, они никогда не проживут жизнь взрослых боль¬ных и не дотянут до их возраста.
Начальство больницы, устав от жалоб, распекало деда. И он устал. И потому, глядя на роскошный привет из Гер¬мании, сказал:
– Отдадим детям, инвалидам и ...
Кто такие "и" все знали. Это те, кто лежал в отдельных палатах, для кого в больничной кухне готовили не в огром¬ных котлах, а в отдельных кастрюлях, и чьё меню сущест¬венно отличалось от меню рядовых больных. Не дать им из "гуманитарной помощи" было нельзя. Это все понимали. Поэтому сосредоточили всплеск эмоций на инвалидах.
– Они что, в конфетах или сухом молоке нуждают¬ся? – кипятилась старшая диетсестра, – Они же всё это домой передадут... Своим детям и внукам! А мои что, вши¬вые? Они что, виноваты, что их дед на войне погиб? Им никаких дедовых льгот... Всюду детское питание – инва¬лидам войны, ковры – инвалидам, холодильники – им же, бельё постельное тоже... Туалетная бумага – и та только им...
Диетсестру молчаливо поддерживали. Зрачки глаз от¬ражали сияние конфет. У всех были дети, внуки. Дед знал это и велел принести бумагу, ручку. После приказал двум женщинам из комиссии пересчитать коробки с конфетами и конфеты в них. Другие стали считать остальные продукты. Дед зорко следил за всеми и, получив итоговые цифры, рассчитал, сколько чего пришлось на душу каждого "льгот¬ного" больного. Это заняло много времени, и разошлись по домам около полуночи.
Дед, выпроводив всех, запер кабинет, где лежали по¬дарки. Ночью ему, как в далёком детстве, снились блестя¬щие новогодние шары и конфеты.
Утром дед пришел на работу раньше обычного. Слух о подарках уже разнёсся по больнице. У дверей столовой стояла делегация матерей (им недавно разрешили нахо¬диться в больнице вместе с маленькими, до пяти лет, деть¬ми). Дед прошёл мимо женщин молча. Его так же молча проводили глазами.
Дед не отходил от своих подчинённых, когда раскла¬дывали подарки по кучкам – столько-то в одно отделение, столько-то в другое... Инвалидам решили вручить "гумани¬тарную помощь" не во время завтрака, а позже, в индиви¬дуальном порядке, чтобы не нервировать остальных боль¬ных. Детям разноцветные, блестящие дары понесли откры¬то. Раздатчиц по всему пути от столовой до отделения кон¬воировали матери. У раздатчиц горели лица и щемило сердце, но только одна исхитрилась сунуть себе в карман пару конфет. Когда раздали детям подношения, это выяс¬нилось; двум малышам вместо трёх конфет досталось по две. На беду раздатчицы, один из них был при матери, и та тигрицей бросилась на его защиту.
В другой палате не досчитались банки овощного пюре. Раздатчицу, пожилую, астматическую женщину, обыскали, ничего не нашли, а позже эта банка обнаружилась у одной мамы из "конвоя". Когда у неё отнимали банку, она крича¬ла:
– Мой грудной, ему нужнее...
Семилетняя девочка, а именно ей предназначалась эта банка, испугавшись, что у неё тоже что-нибудь заберут, упала на подарок животом и со страхом смотрела на взрос¬лых.
Ещё кому-то недодали быстро растворяющихся вита¬минов. Они были упакованы в яркие зелёные с белыми крышечками пластмассовые флаконы. Когда таблетку опускали в воду, она начинала шипеть... Получалось что-то вроде газированного напитка. Дети и их мамы были в вос¬торге.
После того, как страсти несколько улеглись, начался обмен. Дети постарше, где хитростью, где силой выменива¬ли у малышей их подарки на всевозможные безделицы. Матери менялись друг с дружкой хотя и азартно, но более основательно. Медперсонал сновал по больнице с расте-рянными и обиженными лицами. Во взрослом отделении, в отличие от небольших ЧП детского, произошёл скандал. Не инвалиды пошли стеной на инвалидов.
Главврач больницы орал на деда за то, что тот не сумел организовать распределение. Дед кипел сердцем, но мол¬чал. И тут пришёл новый фургон с подарками. К счастью, в нём были крупы, мёд, сухое молоко, то есть то, что можно было не раздавать в руки, а использовать при приготовле¬нии пищи. На один раз. Дед велел поварам назавтра сварить всем молочную овсяную кашу и к ней выдать по ложке мёда.
Так и сделали. А ещё через день дед при выходе из кухни заметил прижатый в угол и закиданный обрывками бумаги картонный ящик. Он заглянул в него – в ящике стояли баночки с мёдом. Он влетел в кабинет диетсестры. Сердце горело. Опускаясь на стул, он нечаянно уронил сумку диетсестры на пол. Из неё выкатились всё те же ба¬ночки с мёдом и несколько упаковок с витаминами.
– Это Оленьке, – прошептала диетсестра, – она всё кашляет, кашляет...
Дед, сгорбившись, вышел. У него тоже были свои "Оленьки", только звали их Ирочка, Петенька, Ванечка, Катюша и Танечка. Внуки уже школьники, а правнучки совсем ещё маленькие.
"Больничные детки – больные", – увещевал себя дед, а другой голос, как и первый, идущий из глубин сердца, спорил: "Твои внуки и правнучки тоже не здоровые... Тоже живут в Белоруссии... Откуда ты знаешь, что ждет их?"
Дед стиснул руками голову. Что-то тёмное, неподвла¬стное его рассудку и совести толкало его в кладовую, где были заперты ящики с немецкими продуктами для высокопоставленных больных. Не тех, кто уже лежал в больнице, а тех, кто может ещё прибыть в ближайшие дни и недели. Дед открыл дверь и запустил руку в один из ящиков – Ире, Пете, Ване, Андрюше, Катюше, Тане...
В дверном проеме сгрудились подчинённые деда. Он поднял на них глаза и осел на пол, а вокруг новогодним серпантином рассыпались немецкие конфеты.
0

#53 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 19 февраля 2017 - 13:27

52

ТАНЦЫ НАКАНУНЕ


— Маш, ну зачем ты меня туда тащишь?
— За компанию.
— «За компанию»… — передразнивает подругу Катя и острит:
— За компанию «Самсунг»? Тут конец света грядет, а ты — на танцы… И кого ты хочешь там найти? Сама же говорила, что доброго там отродясь не бывало, а завалящего тебе самой не надо.
— Да так-то оно так, Кать, а вдруг сегодня будет кто новенький? А вдруг — судьба? Хоть напоследок душу отвести, — мечтательно закатывает глаза Мария. — Вот придёт завтра конец всему, а я так и не узнаю — какая она, моя судьба…
— Ой, Маш, ну сколько у тебя уже таких «судеб» было! И где они теперь? Ладно, пойдем, не бросать же тебя одну… Может, и правда найдёшь, с кем встретить закат человечества.
Две женщины, одна помоложе, рыженькая, высокая, стройная, другая — небольшого роста зеленоглазая блондинка с роскошными локонами и пышными формами, входят в холл. Их встречает огромный красочный баннер на стене с обнадёживающими словами и стилизованным изображением кукиша вместо восклицательного знака: «Друзья, конец света отменяется!»
Бухающие звуки музыки слышны уже здесь. Минут десять толкутся у кассы, вроде собираясь покупать билеты. На самом деле берут лишь один. Потом с отстранённым выражением ждут, когда отвернётся охранник в вестибюле, чтобы проскочить за единственный билетик вдвоём. Полтинничек в таком случае — знакомой уже тётке на контроле. Той - навар, а женщинам - экономия. Ну, не платить же по две сотни с носа за гипотетическую встречу с «судьбой»?! А вдруг она не состоится? Да и с концом света пока сплошная неопределённость; может, всё еще и обойдётся.
Переодеваются в дамской комнате. Так, тёплую кофту, колготы и рейтузы — долой. Под ними - тонкий ажур сексуальных чулочек. Нарядная блузка — с эротично расстегнутыми одной-двумя верхними пуговками, юбка — предельно допустимой приличиями вышеколенной длины.
У большого, во всю ширину помещения, зеркала прихорашивается с десяток женщин, подправляя и так ещё не успевший испортиться боевой раскрас. Губы — поярче, можно и алой помадой. Румянца чуток добавить, дождавшись, пока сойдёт натуральный, с морозца. Щеточкой ещё раз по ресницам, и без того уже торчащим паучьими лапками. Шевелюра с начёсом вновь взбрызгивается лаком и теперь стоит насмерть. По капельке духов «а-ля Шанель» на мочки ушей, запястья и в декольте — и в раздевалке нечем дышать. Переобуваются в шпильки. Неудобно, но зато дьявольски красиво!
В бюстгальтер запихивается платочек с парой купюр — на случай, если безмолвный призыв: «Мужчина, угостите даму соком!» не сработает и раскошелиться придется самим.
Придирчиво осматривают себя в зеркале, попутно выбирая свой самый выгодный ракурс. Не менее внимательный и оценивающий взгляд — на возможных конкуренток. Делают вывод: да эти куклы им и в подметки не годятся! Одеться толком не умеют, а размалёваны как, мама дорогая! Не зря планету полный абзац ожидает!
Подруги сдают вещи гардеробщице и с деланно равнодушным видом, легко, насколько им позволяет неюная грация, вспархивают по ступенькам наверх.
Большой полутёмный танцевальный зал — со стульями по периметру, буфетом в углу и местным, не первой свежести, диджеем у зеркально-осколочной стены — весь в переливах светомузыки. Народу сегодня прилично, и сильная половина уже хорошо подогрета горячительным, очевидно, по причине предстоящего события планетарного масштаба.
Маша и Катя проходят к стульям справа. Идут степенно, головами по сторонам не вертят, но боковым зрением умело прицеливаются в мужчин, чтобы выстрелить потом наповал. Чинно садятся и, как школьницы из прошлого века, одёргивают подол, заголивший округлые коленки.
На эти коленки, неумело скрывая интерес, пялится заметно нетрезвый товарищ, подпирающий колонну. Он в очках с толстыми сёеклами, клетчатой рубашке, явно коротких ему замшевых брючках с бахромой и забрызганных грязью вышитых сапогах со шпорами. Настоящий ковбой! Наверное, прямо из Техаса, а кобылу привязал у Дома культуры. Ковбой качает головой и цокает каблуками своих обалденных сапог по полу в такт музыке. Потом неожиданно приглашает одну из дам, Машу. Приглашает весьма своеобразно: приблизившись бочком, глядя в сторону, как деревенский телок, и дернув за руку: пойдём, мол, гирла, потрясёмся…
После Машиного «Отвянь!» он некоторое время обиженно сопит, но, увидев вдалеке знакомого, походкой моряка в качку направляется к нему.
— Маш, этот мустангер, надеюсь, не твоя судьба?
— Ну, что ты! Это же Вовка, безобиднейший мужик. Правда, слегка не в себе. Нравится ему играть в ковбоя с Дикого Запада. Оттого и наряд такой. Он сто лет уже ходит на танцы и всегда пьяный.
— Кажется, не он один.
— Кать, так они ж храбрее становятся, как на грудь примут. Тем более, сегодня: повод есть. Вон один осмелевший идёт тебя приглашать. Ой, боюсь, промахнётся!
И точно. Товарищ оказывается не только слегка окосевшим от выпитого, но и вообще косоглазым. Одним чёрным зрачком он смотрит на Катю, а руку протягивает её соседке. Счастливица радостно соскакивает, угадав каким-то невероятным чутьем, кого же именно приглашает кавалер с разбегающимися глазами.
— Вот ведь наградила природа, никогда не поймешь, куда смотрит, — жалеет Мария. — Ладно. Так… Поглядим, кто у нас тут на сегодня? — Маша сканирует зал. — Видишь, в центре длинный такой очередную дурочку окучивает? — показывает она глазами на высокого худощавого мужчину лет пятидесяти с хвостиком. Он танцует с миловидной молодой женщиной с короткой стрижкой, не сводящей с интеллигентного на вид партнёра почти влюбленных глаз.
Катерина кивает.
— Это Миша. Кличка Топтыгин.
Катя удивленно вскидывает брови: что за сказочные персонажи?
— Нет, Топтыгин он не только потому, что Михаил. Просто он, как петух, любит топтать всех приглянувшихся ему «курочек». Ну, ты понимаешь, о чём я.
— Ну, вообще-то все мужики хотят стать Топтыгиными, — улыбается Катя.
— Хотят-то они хотят, — парирует Маша, — но кто им даст? А этот мастер! Самое неприятное, женщины, которых он выбирает, все симпатичные, порядочные. Просто одинокие. Вот что обидно! Он ведь с подходцем, не то что некоторые. И комплименты умеет делать и ухаживать. И ведь вроде ничего не обещает, а мы, глупые, все равно ведёмся и таем, таем… — произносит Мария и осекается, поняв, что проговорилась.
— Ну-ка, ну-ка, подруга, рассказывай. У тебя с ним что-то было? По глазам вижу, что было!
— Да было, было, — не стала отнекиваться Мария. — Давно, правда, лет десять назад. Я тогда в первый раз пришла сюда. Как ты понимаешь, была в ту пору «наша Маша» в самом соку. Ну, Мишаня и подкатил ко мне. Он новеньких тут же замечает. Но я его сразу раскусила…
Катя смотрит на подругу с недоверием.
— Ну, может, и не сразу. Но раскусила. Короче, бросила его первой... После того, как он перестал отвечать на звонки… Ох, и дурочка же я была! — смеется Мария. — Ой, да как и все мы... Ладно, не будем о грустном.
Пока женщины болтают, медленная музыка заканчивается и из динамиков оглушающее рвётся: «Хорошо! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо, я это знаю!» Народ тянется в середину зала.
— Хватит отсиживаться в засаде, — командует Маша и идет в центр зала, прокладывая дорогу, подобно ледоколу, своим стремящимся к четвёртому размеру бюстом.
Катя послушно плывет следом по «чистой воде», по пути пытаясь попасть в ритм заводной песни. Под неё надо либо подпрыгивать молоденькой серной, либо танцевать в собственном стиле, отстраняясь от звучащей музыки. Именно так двигается странноватая женщина в коротком блестящем платье с длинными распущенными по плечам волосами и затуманенным взором огромных запавших глаз. Она то делает почти балетные па: то поднимает вверх руки и машет ими, изображая, наверное, берёзку или тополёк, то кружится сама с собой и под слышимую только ей мелодию. Вид её слегка жутковат, но это уже никого не пугает.
Среди танцующих выделяется осанкой и свободным владением своим необыкновенно пластичным телом подтянутый моложавый мужчина в сильно облегающих брюках и алой рубашке с приоткрытой девственно гладкой, без единого волоска, грудью. Видно, что человек в своей стихии.
— Это Макс, бывший танцор, — кричит в ухо Катерине Маша.
Он самозабвенно, полузакрыв глаза, вклинивает в свой танец изящные движения из румбы и самбы, пристукивает каблуком лакированных остроносых туфель, красиво держа при этом поднятой одну руку с наманикюренными ногтями. В какой-то момент Макс на мгновение останавливается, обводит взглядом беснующихся в экстазе плясунов и, поддавшись общему безумию, начинает скакать бодливым козлом.
Быстрая музыка заканчивается, и наши дамы отправляются отдышаться. Свободные места находятся лишь ближе к буфету, где толпится страждущий утолить жажду народ. Дородная раскрасневшаяся барменша с маленьким кружевным кокошником в волосах только успевает наполнять пластиковые стаканчики разнообразными напитками. Закуска в виде бутербродов с подсохшим сыром и прозрачной до призрачности колбасой идёт хуже. Известный из популярного фильма о национальных особенностях принцип «закусь крадёт градус» работает на все сто.
А градус общего веселья меж тем поднимается всё выше. Диджей, принявший на грудь прямо не отходя от места, с радостью в голосе поздравляет всех с наступающим концом света и призывает оттянуться от души и на всю наличность.
- Давайте, друзья, проживём последние дни так, чтобы мучительно больно и стыдно было уже некому», — сыплет шутками ведущий вечера. - «Белый танец», - выкрикивает он и снова врубает «Всё будет хорошо!».
— Ты как хочешь, Кать, а я пойду приглашу вон того симпатичного товарища, — нацеливается на жертву охотница Маша, показывая на стоящего неподалёку импозантного мужчину в строгом тёмно-синем костюме и голубой рубашке. — Пока эти «прости господи» его не подцепили.
Это Мария про трио жриц любви, которые усиленно обхаживают двух щедрых мужичков, похоже, вахтовиков. Те, уже порядком подвыпившие, угощают местных гейш шампанским и водкой, обнимают их за рыхловатые телеса, туго обтянутые откровенными нарядами, и предвкушают недвусмысленное продолжение вечера.
К Катерине, никого не выбравшей себе в партнеры на белый танец, неожиданно подходит тот самый Миша, о коварности которого предупреждала её подруга.
— Позвольте пригласить Вас на танец, — в галантном полупоклоне склоняется к ней мужчина.
Он абсолютно трезв, чисто выбрит, и от него пахнет хорошим, слегка кружащим голову парфюмом — это Катя отмечает сразу.
— Но ведь танец белый, — удивляется Катерина.
— Разве это так важно: белый он или в горошек? — шутит джентльмен. — Разрешите представиться. Меня зовут Михаил.
Катя чуть не добавляет: «Топтыгин», и в ответ называет своё имя и показывает на свободное место рядом с собой. Ей становится интересно: что в этом мужчине такого, что местные дамочки не могут устоять? Ловелас присаживается.
— Я Вас раньше не видел здесь. Вы в первый раз пришли? — Миша умело управляет модуляциями голоса, придавая ему располагающие грудные нотки, и излучает обаяние.
— Да, в первый. Решила составить компанию подруге.
— А почему так мало танцуете? Не нравится здешняя музыка? — выведывает новый знакомый.
— Музыка?.. Нет, дело не в музыке. Просто натёрла ногу, — лукавит Катя.
— Ах, какая незадача! А мне так хотелось потанцевать с Вами.
Сердючкин хит сменяют «Чёрные глаза», а Михаил всё не уходит.
Мария, увидев издалека, с кем разговаривает подруга, делает ей страшные глаза, словно Катя попала в лапы маньяка и ей из них уже не вырваться. Катерина машет ей рукой: «Да помню я, помню, не волнуйся, всё под контролем».
— Михаил, но в зале столько красивых женщин, причем вполне ходячих, — улыбается Катя. — Думаю, они на роль партнёрши в танце подойдут гораздо лучше меня, хромоножки.
— Вы меня гоните, Катенька? — ласково и неожиданно игриво спрашивает он.
«Экий он кокетка, — думает Катя. — Избаловали его женщины вниманием, явно избаловали».
— Нет, что Вы! Сидите.
Приглядевшись получше, Катя видит, что Миша не так уж и молод, как показалось ей вначале. Вблизи видно седину на висках и в тщательно зачесанной шевелюре, сеточку морщин вокруг глаз и около губ. При кажущейся мягкости взгляда мужчины Катю поражают пустота и холод, плещущиеся на самом донышке его глаз.
— Столько шума по поводу конца света, — говорит Михаил, перекрикивая грохот музыки и шум человеческих голосов. — А что Вы думаете обо всем этом? Вы верите, что он действительно наступит?
— Конечно, наступит. Только у каждого он будет своим, личным. А в глобальную катастрофу я не верю. Я оптимистка, — так же громко отвечает Катя. — Хотя он, мне кажется, уже наступил — здесь и сейчас.
Шабаш набирает обороты. Безбашенное веселье в зале в ожидании конца по мере повышения общего градуса вечера приобретает лавинообразность. Уже мало кто танцует. К буфету не успевают подносить ящики с напитками, а очередь к нему вытягивается лентой и заканчивается где-то у лестницы на первый этаж. Стоящие и сидящие за столиками говорят все разом, перебивая друг друга. Некоторые тут же курят, наплевав на все запреты. Выпивают уже не только практически все представители сильного пола, но и вполне приличные на вид женщины, возможно, матери семейств и ответственные работницы. Охватившее, кажется, всех повально близкое к безумному состояние «будь что будет» стирает границы приличий, сближает, делает закадычными друзьями на оставшийся короткий век ещё незнакомых пару часов назад людей. Кто-то прилюдно целуется, кто-то плачет от избытка чувств, размазывая сопли и тушь по лицу. Двое мужиков, переполненные алкоголем и эмоциями, молодыми петушками наскакивают друг на друга грудью, к месту вспоминают родных и мутузят один другого, когда достают. Женщина с растрепавшейся причёской и в платье с полуоторванным рукавом всё время вклинивается между ними и визжит: «Петечка, не надо, не бей его, он же твой друг!..»
Становится всё жарче. Катя ищет глазами подругу. Маши в зале нет. Видимо, встретила-таки она свою судьбу и отправилась навстречу последнему счастью. Катерина встаёт и, наскоро попрощавшись, идёт вниз, в гардероб. Михаил, чуть поколебавшись, отправляется следом.
— Катенька, подождите, я провожу вас.
— Не стоит, — не оборачиваясь, — произносит Катерина.
— Нет-нет, не отказывайте мне. Я всю жизнь Вас искал. Именно Вас, Катя…
А Кате слышится эхом: «Именно вас, Зина… Именно вас, Нина… Именно вас, Оля…»
Когда она выходит в холл и за ней, хлопает дверь, на пол с грохотом сваливается баннер с оптимистичной надписью.
Конец света всё-таки начинается!
0

#54 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 20 февраля 2017 - 00:39

53

РЫБАЛКА ТОПОРОМ


Каждую весну, когда я приезжаю в свою родную деревню,то захожу на деревенское кладбище чтобы убраться на маминой могилке. В этот приезд я, как всегда пошёл на кладбище,где идя по дорожке к маминой могилке, увидел с правой стороны от меня свежую могилу, на которой стояла ранитная плита с фамилией, которую я знал с детства.
Эта фамилия заставила меня вспомнить одну интересную историю, произшедшую в далеком моём детстве. Это была могила Сашы Клеперова. Был он старше нас.В то время Саша уже ухаживал за деревенскими девчатами. Это был весёлый парень.Жил Саша с матерью и старой бабушкой. Была у него ещё маленькая собачка по кличке Нюрка.Эта Нюрка бегала за ним везде,куда бы он не ходил.Были у Саши ещё коньки-снегурочки,на которых он катался зимой по Рузе.Нам он тоже давал на них покататься,но, правда, только на одном коньке, потому что желающих было много.
Однажды в середине января,буквально сразу после зимних каникул, Саша пришёл к нам на реку,где мы с ребятами играли в хоккей с мячом.Что такое шайба, мы тогда не знали. Телевизора тогда в деревне ни у кого не было и, как играют в хоккей с шайбой, мы не видели.А вот резиновые мячики в деревенском магазине продавались.Вот в них мы и играли.
Поиграв с нами немного, Саша сказал,чтобы завтра приходили на реку в это же время и он покажет нам, как надо ловить рыбу топором.Мы засмеялись и не поверили ему.
Саша пришёл точно в назначенное время со своей собачкой Нюркой.В правой руке он держал холщовую сумку. Из неё торчала рукоятка от топора. Мы спустились на лёд реки и пошли за Сашей. Он повёл нас на ту сторону реки, где она делает поворот на девяносто градусов.Это было то место,где мы летом с ребятами ловили руками раков, когда бежали на наш пляж Подрябинки.В этом месте у берега было мелко и отлично прсматривалось песчанное дно.
Саша попросил нас расчистить лёд от снег метров семь в длину и на метр в ширину у самого берега. Нас было четверо ребят и мы своими валенками быстро отчистили лёд от снега.Хорошо, что снега было мало.Под ним был чистый прозрачный лёд.Под ним мы сразу увидели , как там, совсем у берега, ходит крупная плотва с тёмно-синими спинами.Глубина в этом месте была сантиметров десять.
Вот Саша размахнулся и изо всей силы ударил обухом топора по льду в том месте, где стояла рыбина. Мы с ребятами увидели,как она подо льдом перевернулась брюхом вверх Саша стал быстро рубить лёд в этом месте.Лёд у берега был не такой толстый,как на середине реки,поэтому, он быстро его прорубил и достал из лунки крупную плотвицу, которая трепыхалась у него в руке.
Так до темноты Саше удалось поймать шесть рыбин.Затем он сказал нам:
- Баста! Уже темно. Надо идти домой жарить рыбу.Так мы узнали,как можно ловить рыбу с помощью топора.
0

#55 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 21 февраля 2017 - 01:11

54

CОН АННЫ ПЕТРОВНЫ

Так уж устроена человеческая жизнь, что сон является неотъемлемой частью нашей жизни. Каждому человеку, не зависимо от возраста, вероисповедания, благосостояния, интеллекта, снятся сны. Единственное, что нельзя купить или подкупить в нашей человеческой жизни - это сон, потому как всё остальное уже продано. Люди разучились любить, верить, доверять, сочувствовать, зато научились предавать, продавать и не обращать ни на что внимания, если нет прямой выгоды.
Нашу героиню судьба забросила в город Т… (город знаменитого писателя) из города Г… совершенно случайно. И, хотя города и люди были похожи , жизнь в городе Т… оказалась более дорогой. И нашей героине (назовём её Анной Петровной) пришлось купить комнату в коммуналке вместо проданной ею однокомнатной квартиры в городе Г….
Надо отметить, что большого выбора при покупке у Анны Петровны не было, так же, как и времени выбирать. Она попала в кризис, где всё обесценивалось мгновенно, а раздумывать – значит остаться на улице. Всё упиралось в деньги. И между двумя коммунальными квартирами она выбрала себе ту, которая находилась рядом с домиком, где родился её любимый писатель. И улица, названная в его честь, будет стоять у неё в паспорте, отмечая её регистрацию по месту проживания.
Она была счастлива от своего выбора: ведь прикоснуться к знаменитому писателю даже таким образом было для неё великим счастьем. Риелторы показывали ей комнату днём, когда была тишина и покой в коммунальном общежитии. И теперь она была рада, что ей несказанно повезло. Это был практически центр города, рядом, в 10минутах, море, администрация города, учебные заведения, полиция, магазины, рынок.
Анна Петровна была уже три года на пенсии. В прошлой жизни она была замужней женщиной и работала в школе учительницей. Перед самой пенсией ей дали звание Заслуженного учителя России и с почётом проводили на заслуженный отдых. На момент переезда она была разведённой и одинокой . Дети (а их было у неё двое - дочь и сын) давно стали взрослыми и имели свои семьи.
Бывший муж, как это часто бывает, нашёл себе женщину моложе и дал жене отставку, на что та не обиделась и отпустила, не поняв, но простив по-человечески своего мужа. Вообще, она была женщиной доброй, умеющей сострадать, прощать, готовой прийти на помощь в любую минуту даже вчерашнему врагу. У неё была исконно русская черта характера - «догнать и навязать добро» , даже когда никто её об этом и не просил. Справедливая до мозга костей и честная, она не могла мириться с обманом и подлостью, за что ей по жизни часто доставалось. Но она верила, что в скором времени должно всё измениться в стране и продолжала жить своими ожиданиями и надеждами на лучшую и справедливую жизнь.
…И вот у Анны Петровны началась новая жизнь в чужом городе, в коммунальной квартире… Соседи (а их оказалось восемь семей) были все как на подбор.
Мужчины (а их было всего двое) выпивали и буянили, женщины тоже не отставали от них, любили выпить и поскандалить. Всех их объединяло не только совместное бытие, любовь к выпивке и табаку, (а курили все, как несколько паровозов), но и образование и воспитание. Хотя одна из соседок и работала в администрации города и, по её рассказам, имела документ о «законченyом высшем», поведение её ничем не отличало от остальных соседок по коммуналке.
Чтобы понять, куда попала наша героиня, разрешите, господа, рассказать о её соседях.
Первая семья, жившая напротив, являла собой пару сожителей. Молодая женщина с красивым русским именем Груша была толстухой, выглядевшей на пару десятков лет старше своего возраста не только из-за излишнего веса, но и потому, что частенько выпивала и курила. Сожитель чувствовал себя королём положения и поэтому делал, что хотел. И, если Груша пыталась возмутиться, то шантажировал её своим «брошу тебя, стерва». И все потасовки заканчивались в пользу сожителя. Женская самооценка у Груши была низкой, поэтому она держалась за своего сожителя зубами и прощала ему все обиды, побои и оскорбления. Брать замуж ее никто не собирался, поэтому детей она не заводила, зато была у них собака, которую никто из соседей годами не видел, но постоянно слышали. Собаку звали Гулькой, что, собственно, никак не соответствовало её поведению, так как Гулька вела совершено праведную жизнь, в отличие от своих хозяев, без пьянок и кавалеров. Даже нужду справляла в комнате в углу на половичке.
Вторая семья – муж, жена, ребёнок и кот жили так же, как и первые. Разве что женщина меньше выпивала, но курила и скандалила с мужем, как и Груша.
Третьей шла уже упомянутая работница администрации, поющая частушки собственного сочинения, но не имеющая собственного мнения и зависящая от Груши, как и от безденежья, а посему отрабатывала долги, отдавая их не только купюрами, но и услужливостью, которой позавидовала бы преданная Гулька. Ей был уже тридцатник, она была одинока и бездетна.
В остальных квартирах проживали квартиранты, а оставшаяся пара квартир была просто закрыта.
Одна из квартиранток, Светлана, женщина за сорок, жила с дочерью и приёмным сыном. Регистрации по месту жительства у неё не было, как и, впрочем трудовой и санитарной книжек. Работала она без оформления на хозяина хлебопекарни, где развешивала муку. Это была женщина, развитие которой остановилось в старшей группе детского сада, хотя она и выглядела на свои сорок.
«Учительшу», как они называли между собой новую жиличку, не приняли сразу. Образованная и воспитанная учительница пришлась не ко двору. Для них она была «не от мира сего».
Она чаще и чище всех вымывала полы, добросовестно выдраивала кафель и газовую печку на кухне, просила прекратить курить в общественных местах и требовала не воровать электроэнергию и воду, честно оплачивая общие коммунальные платежи.
Жители коммуналки пришли в ужас от новой соседки, которая требовала покоя после 11ночи, как раз в то время, когда жизнь у них только начиналась. Поговорив между собой, они пришли к единому мнению, что Анна Петровна мешает им жить и от неё надо избавиться. Решение и приговор вынесла Груша, а все остальные взялись за исполнение приговора. Самой талантливой оказалась женщина из администрации: ведь у неё было высшее образование. Она написала текст частушек с хорошим русским матом и выступила перед Анной Петровной первая.
Бедная учительница была, мягко сказать, в ужасе от поведения певицы, которая прыгала и голосила на весь коридор истошным и прокуренным голосом. Не дав опомниться Анне Петровне, которая сделала несколько шагов назад и попала на общую кухню, стала голосить и выплясывать следующая певунья - квартирантка Светлана. Прокричав пару куплетов, Светлана остановилась, забыв продолжение. С памятью у неё было всегда плохо, но зато она отличалась находчивостью. Став перед лицом Анны Петровны и подбоченившись, она прошипела свои угрозы, перемежая каждое слово отборным матом. Руководителем хора была Груша, она держала в руках палку и изображала из себя дирижера...
Её сожитель одним махом смел всю посуду со стола Анны Петровны на пол и, громко смеясь ей в лицо, стал стрелять по плафонам из рогатки. Стрелял он без промаха. Посыпались осколки и свет погас.
Такого финала представления Анна Петровна не ожидала. У неё сжалось сердце; боль и обида(За что?) так и не вырвались из её уст; она просто онемела от ужаса. Постояв как вкопанная несколько минут, повернулась и, еле передвигая ногами, пошла к себе. Закрыв дверь, она долго ещё не могла поверить в случившееся и только к вечеру, когда ей нужно было выйти на общую кухню, она ощутила ужас и поняла, что боится этих существ, так как людьми их уже не считала.
…Прошло пять лет, но ничего не изменилось в жизни Анны Петровны и её инопланетных соседей по коммунальной квартире. Они жили своей инопланетной жизнью, прокуривая все помещения мест общего пользования и не проветривая. К тому времени они захватили сушилку (общую комнату для сушки белья и превратили её в притон), где устраивали пьянки до утра, а за тем и пьяные разборки. Большинство из них давно уже не работали, но пили и ели каждый день, что продолжало удивлять Анну Петровну. Обращение в полицию только усугубило её положение, потому как после ухода полиции она сутками боялась выйти в коридор. Угрозы существ стали слышны чаще, а рассказы о расправе над ней стали более зловещими. Она была той «белой вороной», которую не принимала стая, и её вина была в том, что она и не пыталась стать одной из них. Она знала точно, что никогда не отступится, даже если её будут казнить.
Самое интересное то, что Анна Петровна глубоко в душе прощала этих пришельцев (она их не понимала, но оправдывала): ведь у них не было детства, хороших и любящих родителей; они просто не видели человеческой жизни. И, вспоминая героев «Собачьего сердца», она оправдывала их и говорила сама себе: «Им просто не дали быть людьми». Ей очень-очень не повезло, и что с этим «не повезло» делать, она уже не знала.
Она стала чаще болеть, давление поднималось при одном воспоминании о соседях, а сердце кололо так, что порой казалось, в него вогнали целый набор иголок.
Выхода Анна Петровна уже не видела… Она просто перестала выходить из своей комнаты, чтобы не встречаться с соседями. Теперь она спала сутками. У неё началась другая жизнь: теперь она жила только во сне. Там у неё была своя квартира, любимая работа, где она могла общаться с людьми, которые понимали её и говорили с ней на понятном им русском языке… Это то, что никто и никогда не сможет у неё отнять.
И это просто оказалось обычным сном - тем единственным, что защищало её в этой жизни и в этой стране, которую она любила всю свою жизнь…
0

#56 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 22 февраля 2017 - 10:41

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры

55

РАССКАЗЫ В НЕСКОЛЬКО СТРОК


Демон  
  

На моей кровати восседает демон; голая морщинистая кожа в глубоких складках выглядит отвратительно. Он похож на огромного, глазастого червя с четырьмя длинными костлявыми лапами и зелеными навыкате глазами. Вот он сидит неподвижно, наблюдая за мерным ходом настенных часов. И вдруг резко поворачивает голову. Меня едва не тошнит. Такой жести не видел давно. Как он ужасен, как отвратителен! Зачем здесь эта непонятная тварь? Зачем моя подруга решила завести сфинкса?!  
  
  
Вкус жизни  
  
Я слишком рано открыл для себя истинный вкус к жизни. Делал то, что вряд ли кто-нибудь отважился сделать. Всегда говорю то, что думаю, не ручаясь за последствия. Но удача всегда на моей стороне. Фортуна бережет своего любимца. Я много путешествовал, бывал в разных странах, в различных городах, на далеких континентах, в том числе и на необитаемых островах. Поистине, за все свои двадцать шесть лет успел повидать весь мир! И весь мир успел повидать меня. Знаете, я ведь не просто путешествовал по миру, но и убивал людей, причем великое множество. Но и это еще не все. Я бывал в других мирах и видел инопланетных, мифических существ. И могу с полной уверенностью заявить - такой красочной жизни не было ни у кого. Только есть одно "но". Иногда забываю выходить из дома... Ибо я - геймер.  
  
Даю слово  
  
Вчера меня окружали демоны. Они носились вокруг, водили бесовский хоровод, орали, визжали, хохотали, грызлись друг с другом так оглушительно, что на какой-то момент подумал - из ушей пойдет кровь. Это был сущий кошмар. Это ж каким надо быть... отчаянным, чтобы согласиться на такое, причем добровольно отдать часть своей жизни и посвятить всего себя оному легиону демонов, исчадиям ада! Даю слово, торжественно клянусь: никогда и не при каких обстоятельствах больше не пойду работать учителем в начальных классах.  
  
Одинокая старуха  
  
Живу одна вот уже более сорока лет. Поистине, срок не малый, что весьма угнетает. Вот и блуждаю себе, в своей темной обители и лишь иногда даю о себе знать. Хотя, кому я еще нужна? Разве что случайному прохожему, который ненароком поднимет вверх усталый взгляд. И в ответ с радостью проложу ему путь своим светом. Печально и тоскливо на душе. Никому не интересна и никого не заботит грустная старуха-луна.  
  
  
Этот парень был из тех, кто просто любит жить  
  
Знаете, как неприятно, когда тебя все ненавидят? Едва услышав мой голос, люди морщатся, ругаются, пытаются отмахнуться. А он и вправду не очень приятный. Тонкий, писклявый и крайне громкий. Но даже из-за этого меня не стоит ненавидеть. Ну ладно голос, а внешность. Внешность! Едва завидев меня, все сразу стараются ударить, обругать, оскорбить, обидеть. Но я никогда не хотел никому зла! Я ведь просто хочу жить. И есть. Я - комар.  
  
  
Житель чердака  
  
Не так давно нашел для себя новое хобби: прятаться на чердаке и пугать людей. Это действительно забавно. Как начну скрипеть половицами, противно завывать, хлопать ставнями, так они сразу писаются от страха. А как визжат, как пищат, умора! Недавно напугал троих подростков. Так у всех троих чуть инфаркт не приключился. Да, в своем деле я мастер. Поэтому пугаю всех подряд, и людей, и кошек, и голубей. Все страшатся, а некоторые обо мне даже легенды рассказывают. Знаете, никогда бы такого не сказал, но сейчас заверю - так круто быть призраком!  
  
Я был в аду
  

"Я иду, шатаясь, по улицам, будто пьяный. Невменяемо смотрю по сторонам, обозревая этот светлый, шумный мир. Только что я покинул место, о котором не забуду долгие годы. Столько страха я натерпелся в нем. Я иду, вздыхая пряные ароматы лета, наслаждаясь каждой минутой, проведенной во внешнем мире. Даже не верится, что мне удалось вырваться, что я, наконец, вышел оттуда. Теперь я свободен от слежки, от конвоя, от униформы, от бдительных взглядов охраны. Меня не преследует никто и ничто. Я сам волен распоряжаться своими действиями. И первое, что я сделаю, так это пойду домой и съем что-нибудь." - думал я, идя с экзаменов.  

Умирающий 
  
С каждым днем мне становится все хуже. Уже несколько дней я ничего не пил. Я думаю не столько о еде, сколько о воде. Ах, эта живительная, необходимая влага! Как давно я пил в последний раз? Солнце день за днем опаляет меня, забирая последние силы. И теперь я просто лежу без движения в ожидании дождя. Но, чувствую, он придет слишком поздно. Вряд ли мне хоть что-то поможет, я уже почти мертвец. Я долго искал воду в земле, но она вся пересохла. И вместе с ней стал медленно, неотвратимо сохнуть и я. Не сохнуть - увядать. Ведь я всего лишь цветок, который забыли полить.  

Суть войны  
  
И вновь мы встретились на поле брани - нас отправили на убой, будто пушечное мясо. Очередная бойня скоро превратится в мясорубку. Мы воюем, умерщвляя друг друга. Мы ведем эту бесконечную битву, позволяя двигать себя, как марионеток, которыми управляют против их воли. Мы - куклы в чужой игре, ведущие бессмысленные баталии. Иной раз мы даже не знаем, из-за чего воюем. И все ради чего? Чтобы дождаться окончания, когда нас всех - и победителей и проигравших закроют деревянной крышкой. Мы - шахматы.  
0

#57 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 22 февраля 2017 - 14:06

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры


56

БАБУШКА

Бабушка холодно велела принести сервиз:
- Только не тот, который старинный. Возьми, что мать подарила. Не спутай.
Мне показалось, что она отправила меня в угол. Брат сидит напротив и мерзко хихикает.
Бабушка всегда ставит в угол за провинности. Я не знаю, что она сочтет за таковые, и поэтому всегда промахиваюсь, и она опять отправляет меня топтать темное пятно паркета между шкафами.
Она стала говорить брату нежности, а я отправился за сервизом через длиннющий коридор - ненавижу его с детства, боюсь его. Он тонул в полутьме, в которой страшно скрипел паркет.
Я брел по коридору, как по тоннелю, надеясь на свет вдали, но меня поджидали препятствия - свернутые ковры, как удавы, ждали и часто снились; пыльный огромный рулон изгибался и ловил тонкое нескладное тельце, закручивался туго-туго, и из середины свертка дергалась нога в сандале.
Меня сшибал рогатый злой велосипед - с хриплым, как голос у соседа, звонком. Сосед ежевечерне ругался под окнами, голоса с детской площадки, где с наступлением темноты собирались алкоголики, отчетливо долетали до третьего этажа. Брат гонял на велике и звенел в унисон с соседом - оба виртуозно и самозабвенно матерились.
Кожа воспалялась от бесконечных заноз от старых досок; отец притаскивал их с помойки и собирался делать то стеллажи, то карниз. Он жил сегодняшним днем, поэтому легко откидывал собственные задумки и бросал начатое.
Папа как-то учинил настоящий кошмар: решил вдруг уделить внимание физическому воспитанию сыновей и привинтил в коридоре турник. Это дело он почему-то решил на будущее не откладывать.
Брат быстро отжался с десяток раз и, овеянный славой силача, был оставлен в покое; меня третировали месяц - один из самых неприятных в жизни. Каждый день по несколько раз папа представал передо мной укоризненной вопросительной фигурой и тащил в коридор, где я повисал на тонких руках, сжимая челюсти и остро чувствуя свое бессилие.
В тот период мне даже ковры-убийцы перестали сниться. Являлись великолепные картины - я волшебным образом обретаю великую мощь, но выказываю не сразу - не такой дурак. Я подчиняюсь и даю отцу привычно схватить меня за шиворот и повесить на проклятую железную поперечину. И только тут я начинаю отжиматься - раз... другой... третий... десятый… тридцатый... сто! Глаза у отца, как блюдца. Он зовет родных и плачет от счастья и осознания своей несправедливости, брат - такой маленький, такой плюгавенький, скисает после нескольких жимков и униженно просит защиты, а мама...
Мама пресекла пытку. Когда она начинала говорить шепотом, споры в доме прекращались. Папа не настолько жил сегодняшним днем, чтобы рисковать потерять любимую женщину.
- Шура, а ну заканчивай эти издевательства, - прошептала мама, увидев в очередной раз мучения младшего сына, синее лицо и слезы в глазах. - Ты что, не помнишь? Пусть сидит, читает. Иди, Юра, в комнату.
Папа помнил: я в детстве много болел. Папа помнил и мамин крутой характер - в бабушку - и подчинялся. Он ретировался к доскам.
Я до сих пор боюсь коридора - слишком памятен он мне. Я прохожу всю длину на цыпочках, но паркет скрипит - он реагирует даже на гудки автомобилей на улице. Давным-давно надо содрать почерневшее дерево, на котором и следов лака не осталось, и положить ковролин, но бабушка запрещает. Паркет, говорит она, - признак породы. Ковролин нынче у каждого дурака, а этот паркет клали, когда пленные немцы строили дом. Может, они пол и делали - уж больно добротно сделано. Паркет - тоже символ победы, считает бабушка. Мы попираем ногами досточки, которые выкладывали ромбом пленные немцы.
Война для бабушки - это молодость. Она тяжело больна и давным-давно устала жить, она не раз говорила, что хочет уйти, ждет смерти с нетерпением - до того опротивело старое, неловкое, непослушное тело, до того чужд непонятный и неприятный мир за окном - сотни, тысячи машин, огромные безумные небоскребы, мой ноутбук, мой айфон, современная мода, эстрада, литература. Ей мало что нравится в дне сегодняшнем.
Но военные годы она помнит - она росла сметливой, памятливой девушкой, и тоскует по прошлому, по юности.
Бабушка обычно не в духе и ворчит, но когда какое-то событие - посещение брата, новости о победах в Сирии, проблемы у соседки, очередной скандал во дворе, ясно слышимый в открытом окне - приводят ее в хорошее расположение, она может рассказать про эвакопоезд - 34 вагона с заводским оборудованием, вонь сотен испуганных до потери сознания человеческих существ, обстрел, разбитый паровоз и тело у рельсов.
- Он лежал на спине, раскинув руки, и мы издали подумали, что он контужен - ведь ран не видно, крови нет, значит - живой. Нам казалось, он шевелится. Подошли - головы нет. В тени вагона не заметно... Я видела много убитых, но этот запомнился больше других. До сих пор кажется, что он живой, хоть и без головы.
Бабушка рассказывала и про холодные уральские города, сильнейшие морозы, когда птицы замерзали на лету, угрюмые горы, похожие на лысого старика, одетого в лохмотья тайги, про чувство вечного голода. Она поведала, как к девичьей стайке подошел какой-то тощий человек с безумными глазами и предложил хлеб. Она пошла с ним к реке в заросли мерзкого кустарника, и мужчина что-то пытался сделать, но потом встал на колени и завыл.
- Он выл, Юра, не плакал, а именно выл - и только тогда я испугалась, а до этого не боялась совсем. Мне было щекотно, и я хихикала, не понимала, чего он хочет - добрый человек накормил меня хлебом, а я всегда была голодна, я очень хотела есть. Он отпустил меня, не причинив ни малейшего вреда. Ничего не смог сделать. Он стоял на коленях и выл, он был небрит и крупные слезы капали с щетины. Я убежала и больше не видела этого мужчину. А кушать все равно хотелось.
Старая женщина лежала на подушках и говорила - с ностальгией, с непоколебимой уверенностью, что юность - лучшее время, а невзгоды начались потом, когда она вышла замуж и через год осталась с дочкой на руках: супруга арестовали и он сгинул (она часто ругала его, никогда не называя по имени), а отец погиб на войне, а мать хватил инфаркт и она сразу сделалась ни к чему не годной инвалидкой, обузой.
- Все на меня свалилось. Бывали такие черные дни - руки опускались. Думаю - отдам ребенка в детдом, а сама - в петлю. Но потом собиралась, вспоминала - наш народ, думаю, еще и не то прошел под руководством товарища Сталина, а я, чуть что, слабину даю? Не бывать такому! Вот и выходила твою мать на свою голову...
У нее начинались боли и хорошее настроение развеивалось в дым, и я сидел рядом с лекарствами и ждал, когда бабушка отправит меня в угол.
Последний год бабушка почти не встает, потому что к ней редко приходят визитеры. Ее друзья умерли, а с теми, кто еще жив, старуха рассорилась. Мать с отцом гостят редко - они боятся бабушку, кроме того, она терпеть не может папу. Она дозволила брак только потому, что опоздала - не пресекла вовремя; мама уже вынашивала Лешку.
Кровную обиду нанесла моя мать своей матери: вышла за бездельника и шута горохового, поэта, человека ветреного, беспринципного и безалаберного, да еще с еврейской кровью. Для бабушки поэт являлся фигурой не просто пустой, а опасной. Доказательством ее правоты служило то, что папе редко удавалось напечататься, хотя ничего такого в его творчестве не просматривалось - лирика, природа, любовь. Его любили за незлобивый нрав, но к творчеству относились прохладно. Он хорошо знал языки и неплохо зарабатывал переводами. Мама преподавала в школе историю. Бабушка работала в системе торговли - проще сказать, стояла за прилавками, и окончила карьеру в ГУМе, в страшно дефицитным отделе одежды, могущественная, обросшая связями, как паутиной.
Долгие годы в семье не утихала битва - сначала в полутемном сыром бараке, потом в тонкостенной хрущобе, потом - в хорошей двухкомнатной квартире, из которой мама с отцом смогли вырваться только в конце семидесятых годов, получив путем махинаций и взяток кооператив в новостройке, где мы с братом и росли. Поводом для окончательного расставания послужил магнитофон - коричневая «Комета»; родители крутили на бобинах Высоцкого, Визбора и Окуджаву. Отец добыл чудом запись чего-то западного. Это стало последней каплей: бабушка закатила такую истерику, что ей стало плохо.
- Чтобы ноги этого проходимца больше у меня в квартире не было! До лагеря докатитесь вместе с этой штукой.
А теперь я вернулся в родовое гнездо и ухаживаю за угасающей женщиной, к которой редко приходят гости. Она до последнего тянула, жила одна. Я устроил обследование по знакомству, и, когда стал ясен диагноз, старуха угрюмо и обреченно сказала:
- Дожила... Помру в одночасье, а рядом никого и не будет.
Я не мог к ней не переехать.
Ее навещают почтальон с пенсией, врач с рецептами и брат. Брат - единственный близкий ей человек, она с его приходом гоняет меня по всей квартире то за сервизом, то за семейным фотоальбомом, то за печеньем; мне каждый раз приходится преодолевать крестный путь по страшному коридору, и я чувствую себя слабым и хилым мальчиком, беспомощно висящим на турнике.
Брат старается приходить почаще. Когда он уехал на войну, бабушка чуть с ума не сошла от беспокойства за свою кровиночку и гордости за героя. И я чуть не сошел с ума - когда старуха потребовала отвести ее на митинг в поддержку Донбасса.
- Мой внук - настоящий герой, воин. Я должна там быть!
С меня семь потов сошло, когда я нес ее тяжелое тело до такси и поддерживал в толпе, чтобы не затоптали обезумевшие от патриотизма люди. Но бабушка осталась довольна, хоть и ругала меня за кислую мину.
- Ты весь в отца. Змееныш, - честила она меня, когда по возвращении мы пережили очередной приступ боли. - Это у меня судьба такая злая: все с мужа началось - шпион, враг народа; это, видать, в крови живет. В мое время правильно делали. Дурное семя - сжечь, уничтожить, тогда и урожай чистый. Сколько горя из-за него, подлеца, мыкала! О нас бы подумал... О дочке своей. Вот и она тоже: его наследие. Снюхалась с этим... поэтом, который стакан воды не поднесет. Пустой человечишко, основы в нем нет. И ты в него. Чего кривишься! Правда глаза колет? Ничего, небось выслушаешь. Квартиру-то хочешь получить? Хооочешь... Вот и слушай тогда, кроме меня, некому тебе правды сказать. Слава богу, Алешенька молодцом вырос, настоящий он человек. Без вашей гнили. Родной мой... Сходи, Юра, в храм - свечку поставь во здравие... Ведь за Россию воюет внук мой, за тебя, дурака.
Они пьют чай шумно. Бабушка обсасывает кусочки печенья - такого, чтобы таяло во рту. Лешка втягивает жидкость шумно, вместе с вечно красными полными щеками, блестит лысиной - странная мода нынче бриться наголо. Он полагает, что вид обтянутого кожей черепа наведет ужас на внутренних и внешних врагов. Кроме того, рассуждает брат, на фронте лысым удобнее в смысле гигиены и экономии времени - не надо заботиться о волосах, мыть их и стричь. Он чуть не избил меня, когда я сказал, что это смахивает на повадки скинхедов:
- С нациками меня ровнять, падла!
Он с азартом расписывает бои за Донецкий аэропорт, в которых принимал участие, и возмущается зверствами противника.
- Они жилые кварталы бомбят. Там у них, браток, настоящие звери - со свастикой на руках. Ох, лютые! Наширяются всякой дряни и ничего в них человеческого не остается. Добровольческие батальоны! Фашисты это, Юрок, самые настоящие фашисты - как те, против которых наш прадед бился.
Бабушка с братом держится совсем по-другому, нежели со мной: в ней проглядывает что-то детское: так девочки слушают на ночь ужастики и тихо взвизгивают. Она прижимает к щекам похожие на куриные лапки руки.
- Господи, откуда же берется такое. Ведь выжгли заразу с лица земли, себя не пожалели, ничего не жалели - а мир спасли... А оно вон как, вновь вырастает... Неужели мир всегда спасать требуется?
Брат рисуется и выпячивает грудь.
- Ничего, бабуля, не посрамили дедов! Они свое дело сделали, и мы тоже сделаем: гордится будут потомки, точно тебе говорю.
И мне - подавшись вполоборота коренастой фигурой:
- Тобой, тюлень, никто гордиться не будет. Сиди тихо - твое дело лекарства с ложечки давать...
Старая женщина мелко кивает, роняя крошки печенья. Я давным-давно не спорю - не вижу смысла. Я не хочу стоять в углу, не хочу лишний раз преодолевать кишку коридора.
Бабушка быстро утомляется и велит переправить ее в постель. Брат с облегчением собирается на выход: ему хочется выпить, а здесь спиртного не держат. Он даже изволит помочь переместить старуху на кровать, где она, ослабленная эмоциями, сразу засыпает.
Лешка всматривается в сморщенное бледное лицо и спрашивает:
- Ну что, как полагаешь, скоро помрет?
- Врачи от силы полгода дают, - отвечаю я шепотом. Мне хочется заплакать, но я сдерживаюсь.
- Побыстрее бы, - бормочет Лешка. - Жена копытом бьет, стерва... Что она у вас там никак не отойдет, кричит, будто я виноват.
Брат осекается, кидает на меня настороженный взгляд и сразу отводит его.
- Ты не думай, Юрок, я бабку-то уважаю, родная кровь... - лихорадочно шепчет он, оправдываясь. - Просто всему свой срок, так ведь? Пожила - дай другим теперь пожить... Мне эта квартира во как нужна. Тебе этого не понять: ты парень холостой, свободный... Тебе любой угол впору...
Лешке вдруг становится стыдно за минутную слабость, и он свистящим шепотом кричит:
- Ты про эту квартиру и думать не моги, понял? Тебе тут ничего не светит! Я родину защищал, а ты губы не раскатывай!
- Да я и не претендую, - в который раз отвечаю я. Мне очень хочется, чтобы он ушел: пока бабушка спит, у меня есть несколько часов на личные нужды.
- Ага. Очень хорошо, - успокаивается уже у двери брат, прыгая по полу и пытаясь попасть кривоватыми ногами в ботинок. - Я - старший, ты - младший, пусть все идет, как должно. В конце концов, маманя с папашкой тоже уже немолодые. Вон, у папки язва... Ты, кстати, лекарство ему достал?
- Прислали.
- Ничего! Войну закончим, разберемся со всеми - свои лекарства будем делать такие, что у нас умирать вообще перестанут! А, браток? - Лешка хохочет, трясет малиновыми щеками, довольный собой. Глаза брата маслятся - он близок к выпивке, навестил престарелую родственницу и преисполняется благородства и благодушия. - А пока не изобрели - жди, Юрка, кто ждет - обязательно дождется.
И кидает из-за спины с порога, на всякий случай - чтобы я не обольщался:
- Но не поперед меня. Старших уважать надо. Скоро загляну - смотри, ухаживай тут хорошо за бабулькой!
Визит закончен. Бабушка спит - я могу поработать. Работа продвигается урывками. Это злит, но я ничего не могу поделать. Ноутбук я держу в другой комнате - бабушка жалуется, что от техники болит голова. Я думаю, она побаивается незнакомых вещей.
Неудобно, конечно, но я выработал чуткий слух - шевеление из соседней комнаты я слышу сразу, кроме того, довел до автоматизма привычку каждые полчаса заглядывать к больной.
Телефон в кармане не звенит, а ворочается, как усталое сердце. Вызов из института - возглавившая вместо меня лабораторию Тамара захлебывается от восторга.
- Юрий Петрович, мы провели эксперимент. Поразительно! Ваши предположения блестяще подтвердились... Мы готовы представить результаты. Это что-то невероятное... Вы когда освободитесь? Хотелось бы обсудить с вами...
- Не знаю, Тамара Михайловна, когда я освобожусь...
Мы довольно долго обсуждаем результаты эксперимента - действительно, любопытно. Это наталкивает на несколько новых идей. Очень интересно развивается тема.
Тамара - некрасивая женщина за тридцать, тихая мышка, не замужем. Кажется, она неравнодушна к моей персоне. Я тоже не женат... Ее восторги приятны - я тщеславен, мне нравится похвала. Жаль, что нет возможностей для встреч - бабушка может почувствовать себя плохо. Она может без меня умереть. Я не могу такого допустить: я очень люблю бабушку.
Я иду в комнату - старая женщина скоро проснется, сон пожилых людей зыбок и призрачен. Спит она с приоткрытым ртом, свесив на бок голову, и я бережно стираю с губ нитку слюны. Надо бы сходить в магазин, но бабушка так пугается, когда меня нет дома...
Проверяю, не забыл ли чего - к ее пробуждению нужно подготовить инъекцию, собрать набор таблеток. Бабушка любит после сна выпить слабого чая. Она просыпается с сухостью во рту. Если я не заварю чай, она огорчится.
Я боюсь, что, если не успею вовремя, она поставит меня в угол.
0

#58 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 22 февраля 2017 - 18:42

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры


57

Чёрный риелтор, или человек, который перевернет твою жизнь

Все события реально произошли в жизни автора. Фамилии и имена героев изменены.

Героиня нашего рассказа любила читать гороскопы на каждый новый год, и этот год не был исключением. Как и всем, ей хотелось там найти и прочитать что-то светлое и оптимистичное, то, чего будешь с нетерпением ждать в течение всего года. А вдруг то хорошее, о чем пишут в гороскопе, сбудется…
Но в новом гороскопе черным по белому для женщин – скорпионов было написано: «… в этом году появится человек, который перевернет твою жизнь…» И все бы ничего, но в 45 лет переворачивать даже что- то в жизни, не говоря уж о всей жизни, Елене, так зовут нашу героиню, никогда не хотелось. В общем, прочитала и забыла… не придала ничему значения и все, мало ли что могут сочинить «звездные» специалисты.
У Елены была семья : муж, сын и дочка. Заботы , заботы… Дети уже успели вырасти, стать достаточно самостоятельными и перебраться из родного маленького города в областной центр. Но думы матери были наполнены их делами, проблемами и надеждами.
«Квартирный» вопрос в то время остро стоял на повестке дня в семье нашей героини.
Еще совсем недавно у Елены была жива мама. Жила она в однокомнатной квартире в том поселке, откуда родом была сама наша героиня. Сердце у матери Елены давно было больным, но операцию врачи не предлагали, так мама и жила, стойко борясь с недугом.
Человек не всегда может помочь своему ближнему, даже когда очень хочет это сделать. Вышла как-то мать Елены в подъезд, чтобы спуститься погулять, посидеть на скамеечке у дома… Вышла и умерла прямо там, на лестничной клетке. Обширный инфаркт… Не знала мать, что спускаясь по лестнице в подъезде, ей предстоит вознестись в рай. Много раз наша героиня потом возвращалась мысленно к этой теме. Но мать уже не вернешь…
Елену долгое время донимали звонками по поводу продажи квартиры, которая располагалась в центре поселка и привлекала внимание многих: обустроенная, на третьем этаже, стеклопакеты на окнах, застекленный по- современному балкон.
Но ей не хотелось продавать это жилье, мучило какое- то необъяснимое предчувствие. Да еще вещие сны снились нашей героине очень часто. Этот дар предвидения через вещий сон унаследовал и Егор, ее первенец.
Вещие сны… Им Егор не придал нужного значения, хотя ему показывали человека, который идет вдоль разнообразных жилищ , и эти дома сгорают. Ему не нужны документы, он просто забирает недвижимость у людей и все… Позже Егор вспомнит еще одно сновидение, когда во сне он шел к двоюродному брату Ивану, чтобы постричься, и дверь ему открыла покойная бабушка. Вот о нем- то он матери и расскажет. Но Елена поймет этот сон по- своему: « значит, мы где-то рядом купим в скором времени тебе жилье, сынок». Бабушка квартиру- то откроет, но чужую… Было можно и так растолковать это, но человеку свойственно видеть светлое и оптимистичное в своих снах , а в жизни заострять свое внимание на каком- то добром событии.
Что значит остаться бездомным, без крыши над головой, пусть каждый из вас, читающих этот рассказ, никогда не ощутит этого в реальности. Никогда не будет проходить через это.
Об этом сне сына Елена узнала позже…когда уже ничего вернуть было нельзя. Такое бывает в жизни: ты очень хочешь повернуть время вспять, но увы… И тогда ты говоришь себе: «Только вперед, только вперед.»
В начале года положение в стране стабилизировалось, денежной реформы вроде бы не предвиделось, хотя европейская валюта в цене подскочила, а процентные ставки в банках просто взлетели.
В маминой квартире Елены пока жили квартиранты, но каждый , у кого проживали чужие люди , знает насколько это хлопотное дело. Следить за состоянием жилья Елена, скажем так, не имела возможности. Взвесив все «за и против» наша героиня решилась на продажу маминой квартиры и покупку жилья в Нижнем Новгороде. Покупателя долго ждать не пришлось: та женщина уже до нового года приходила смотреть квартиру покойной матери нашей героини.
Вскоре Елена заинтересовалась одним объявлением о продаже квартиры…
В тот день Елена с Егором возвращалась от сестры и к нужному времени мать с сыном вышли из метро в Нижнем Новгороде. Их встретил молодой человек в черной кожаной куртке, сказал , что довезет до дома и покажет квартиру. Обычный пятиэтажный кирпичный дом, ничем не привлекательный двор. Поднялись на третий этаж, повернули налево … и вот чудо: Елена с Егором входили в «бабушкину квартиру»: конечно, она была чужой, но тот же этаж, то же расположение комнат, не было только балкона, и у квартиры был грязный захламленный вид. То , чего наша героиня не хотела продавать теперь имело воплощение в Нижнем Новгороде в виде этой квартиры. Это и решило исход дела. Елена работать умела…
Квартиру продавал молодой мужчина, мало чего представлявший в вопросах купли – продажи жилья, поэтому ему помогали риелторы Вадим и Юрий. Именно Вадиму и позвонила Елена, чтобы узнать о том, можно ли посмотреть квартиру. Через несколько дней Елена приехала в Нижний Новгород. Встреча была назначена у дома, где продавалась квартира. Вадим и Юрий ждали Елену все в той же машине. Они сказали, что Евгений не смог подъехать, показали документы на квартиру. Оказалось , что квартира Евгением была куплена полтора месяца назад за небольшие деньги : один миллион четыреста тысяч рублей, а теперь он продает ее за один миллион восемьсот тысяч рублей и будет покупать для себя жилье в Павлове. «Хорошо иметь таких друзей помощников-риелторов,- подумала Елена, - они знают, где такие квартиры можно найти и еще знают, как цены снизить.» То, что они были риелторами наметанные глаза Елены увидели сразу.
Бывший хозяин квартиры, некто Савинский, продал эту квартиру и уехал к жене и дочке в Рязань. Елене все это не понравилось, но документы Евгения на квартиру в ксерокопиях она взяла и отправилась на автостанцию, чтобы уехать в свой город Чкаловск. Когда она расставалась с риелторами , они ей сказали, что покупателей у них несколько , что они будут выбирать из них того, кто сможет дать большую цену за квартиру. Елена начала работу с документами Евгения по квартире. Героиня показала эти документы юристам, которые ничего подозрительного там не нашли.
В конце января Егор и Елена ожидали звонка Вадима, чтобы поехать в здание Кадастровой палаты и зарегистрировать сделку.
Свои миллион триста рублей Елена и Егор отдали после прочтения и изучения всех документов по продаже квартиры , предоставленных Вадимом, единственное ,что им не понравилось было временное удостоверение личности, а не паспорт на Савинского по первой сделке. Егор долго и внимательно изучал договор купли- продажи и паспорт Евгения, все цифры соответствовали. Наша героиня до этого случая уже имела некий опыт по покупке и продаже жилья, но этот документ, временное удостоверение личности, ей не внушил доверия, но Вадим обстоятельно рассказал про новый для Елены документ.
Договор был подписан Евгением и Еленой и сдан на регистрацию с оговоркой, что Савинский выпишется через три недели.
Наша героиня вынуждена была взять кредит в двух банках, чтобы собрать недостающую часть суммы. Но покупка жилья – это важнейшее мероприятие, поэтому Елена соглашалась с тем , что иначе никак нельзя. Помогла деньгами и сестра…
Еще через две недели Елену и Егора там же ждал Вадим, чтобы получить оставшуюся часть суммы, при этом Евгений не возражал , чтобы из этой суммы вычли долги за коммунальные услуги. А сумма была чуть меньше пятидесяти тысяч. Самого Евгения в тот день не было, а за него по доверенности действовал Вадим. И Вадим в тот день явно нервничал…
Ключи условились передать после получения документов. И вот заветный долгожданный февральский денек наступил. Елена после работы поехала в Нижний за свидетельством о регистрации на квартиру. Вадим должен был ожидать ее в ФРС в назначенное время и передать ключи. Елена очень долго в тот день не могла доехать до места. Рабочее время в ФРС уже заканчивалось, когда наша героиня все же добралась до нужного здания и получила свой документ. Вадим дожидаться не стал, думая, что в этот день Елена не успеет вовремя подъехать.
Но в жизни все было не так… В субботу в подъезд поднимались вчетвером : Егор, Елена и еще двое мужчин. Замки в двери ни первый , ни второй ключами открыть было нельзя. Юрий привез с собой специалиста по вскрытию замков и болгарку. Молоденький мальчик попросил показать документы на квартиру и паспорт. Елена показала ему все документы. Мальчик просверлил оба замка, дверь была открыта… Юрий съездил, купил новый замок и врезал его в дверь. Сказал, что по всем вопросам обращаться нужно к Вадиму. По манерам, внешнему сходству Елена поняла , что Юрий – это родной сын Вадима. В чем дело: с продажей квартиры что- то не то, а человек, взрослый человек, отец посылает везде своего сына, почему?.. Почему отец не боится ничего сам и не боится за сына?
Ответы на все свои вопросы героиня получит только в ходе предварительного расследования по уголовному делу, которое ей в скором времени и предстоит возбудить…Просто черный риелтор долгое время творил , что хотел , и чувствовал себя безнаказанным. Много лет подряд он , оставаясь на свободе, отбирал жилье у пьяниц , обещая им « златые горы» через какие- нибудь год- два.
Он пришел восьмого марта, когда все члены семьи Елены были в квартире заняты ремонтом. Он - Савинский , он показал свой паспорт, который он в ближайшем прошлом и не менял , сказал, что никому не продавал этой квартиры , принадлежавшей его покойному отцу, который в ней и умер …
Егор попросил мать сказать, что это страшный сон… «Нет, Егор, это не сон,» - был ответ матери. Полинка начала успокаивать всех, что у этого человека старые документы на квартиру, а у нас новые, настоящие. Праздник 8- марта был испорчен раз и на долгие года.
Значит, нужно добиваться возбуждения уголовного дела… Вадим всех обманул или его обманул тот, кто продал тогда Евгению квартиру за Савинского. Хотя кто и когда смог бы обмануть черного риелтора? Разве такое возможно?
Начался год с настоящего ада: процессы в суде, где героиня выписывала Савинского, а он предъявлял свой встречный иск об изъятии квартиры из собственности .
Как жить, когда половина в тебе умерла, ведь вопрос о жилье висит на волоске. А это значит, что ты сама, сама виновата в том, что квартиру отнимут у твоего самого близкого человека - твоего родного сына…
Первое, что приходит к тебе на ум, когда ты каждый раз просыпаешься и сознание вновь приходит к тебе: твоя квартира, на которую ты собрала все свои и мамины сбережения в мошеннической схеме и никто, кроме тебя самой, не может переломить эту страшную ситуацию.
Вадим… чудовищный человек… Он привык не отвечать за свой черный обман, людские слезы ему ничто… Не с кого спросить за обман, как наказать по закону эту мразь, которая подставила тебя , обманув по документам, взяв в качестве лиц с паспортами тюремщиков, которые денег от тебя не получили. Все деньги присвоил Вадим, который сейчас только свидетелем будет по уголовному делу в лучшем случае. Тот человек , который лишал крова многих людей в Нижнем , отбирая у них безденежно жилье, обещая каждый раз златые горы : новое жилье под расселение. Но у этих бедалаг было хотя бы худшее , но жилье. А у тебя , что будет у тебя, Елена?
«Не зря Егор рассказывал мне про сон, где он видел человека, идущего по городу и «проглатывающего» жаром огня квартиры и дома…»- Елене вспомнилось, как сын рассказывал ей о таком человеке из своего сна. И еще вспоминала наша героиня упоминание Егора о том, что бабушка открыла чужую квартиру…
Елена знала только одно: так ситуацию оставлять нельзя. Надо бороться ,и дети будут делить с ней это большое горе, не бросят ее одну в беде. Елена всю силу материнской любви приложила , чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Ведь прежде всего Елена была матерью, а уже потом женой, учителем…Что же ты ,«черный риелтор», знаешь о силе материнской любви? Любила ли ,хоть одна из твоих жен, так своих детей? Сможешь ли ты ,Вадим, противостоять этой новой для тебя силе?..
Судья вынесла решение в пользу Савинского поздней осенью, положив на весы правосудия подчерковедческую экспертизу и справку из паспортного стола, что Савинский « …не документировался … паспорт не менял». Она не должна была так делать, не имела право , но сделала.
К тому времени Елена с Егором уже приложили немало сил, чтобы возбудить уголовное дело по 159 статье « мошенничество» пункт четыре. Но данная статья на грани доказуемости, то есть возбуждают такие дела часто, но потом все спускается на тормозах, так как нельзя доказать вину конкретного лица. Об этом Елене и Егору не раз сообщали в отделе полиции.
Накануне возбуждения уголовного дела Елена звонила Вадиму, чтобы узнать, как он собирается возмещать ущерб в случае , если суд ею будет проигран? Вадим сказал ей : «Ты особо не надейся, не отдам деньги ,даже если меня посадят в тюрьму. Живи , пока у тебя ручки работают и ноги бегают, нет ракового заболевания. А я живу хорошо, меня никто никуда не вызывает.» Елена заметила ему, что так долго теперь продолжаться не будет. «А что помешает?»- поинтересовался Вадим. «Тебя этой осенью переедет машина,»- был ее ответ.
Конечно, обошлось без аварии, но Вадима вскоре подомнет под себя машина правосудия. И уже осенью 2016 года он будет сидеть в СИЗО.
В полиции объединят все дела по фактам присвоения Вадимом и другими лицами квартир людей, где раньше не были возбуждены уголовные дела, таковые возбудят, и все эпизоды соединят. Если бы случай обмана с квартирой Елены был бы единичным, то ничего доказать в отношении черного риелтора было бы нельзя. На это он и надеялся. Это и решило исход дела. Оно и понятно : статья 159 пункт 4- статья на грани доказуемости…
Своего отца Вадима сдаст сын Юрий, которого поставят перед фактом : или он говорит правду про отца , или едет в СИЗО за оформление поддельных документов на квартиру Елены и за подписи на этих документах. В конце концов даст нужные показания на Вадима и Евгений…
По большому счету он уже был наказан этот человек, ведь его ждет тюремный срок, у него гепатит С, его вряд ли будет ждать бывшая жена, его предал сын, а второй маленький сын будет расти без своего отца…
« Так ты ли, Вадим, победил в этой истории, и могла ли она закончиться по- другому?»- думала Елена.
Жизнь продолжается…Скоро , совсем скоро они с Егором подадут иск на возврат миллиона, мамина квартира должна будет вернуться к ним в виде суммы денег, на которые они смогут купить новое жилье. А пока в нашей истории мы ставим многоточие. Главное – любить и сохранить любовь и веру на долгие-долгие года…навсегда…
0

#59 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 22 февраля 2017 - 22:03

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры


58

Завтра может не быть

-Мама, послушай, что у меня в школе случилось.
-Варенька, я занята. У меня срочная работа. Ты же видишь, я с порога прямо за компьютер.
-Но ты уже третий вечер сидишь за компьютером.
-Ты мне претензии предъявляешь, что ли? – мама недовольно оторвалась от компьютера.
-Нет, просто я уже второй день …
-Придётся подождать со школьными проблемами до выходных, - отрезала мама.
«Я не могу ждать до выходных, мне надо обсудить всё сейчас!» - хотела сказать Варя, но, взглянув в строгое мамино лицо, промолчала.
Варя ушла в свою комнату, ей хотелось плакать, но слёзы не текли. Она села на диван, поджала ноги, и в голове опять всплыли события двух последних дней.
Позавчера её лучшая подруга Вика заявила, что она теперь дружит с Настей, а Варя пусть поищет себе кого-нибудь другого. Варе было больно и обидно, но она бы пережила всё это, если бы на следующий день все девочки класса не начали её дразнить. Это означало лишь одно – Вика, которой Варя доверяла, разболтала всем её секреты, и самый главный секрет – Варя была влюблена в своего одноклассника Вадика.Она только подошла к кабинету, как её окружила стайка девочек, и они начали громко скандировать:
- Варя любит Вадика! Варя любит Вадика!
Девочка была так ошарашена, что потеряла дар речи, не понимая, откуда им это известно, но в этот момент увидела довольное, а что ещё хуже, насмешливое лицо своей бывшей подруги – Вика надрывалась вместе со всеми и, похоже, находила удовольствие в растерянности и беззащитности Вари. То же самое повторилось и на следующий день. На этот раз это услышала учительница английского. Она вышла в коридор и сказала:
- А если бы вы влюбились, а другие начали бы кричать об этом на каждом углу, вам бы это понравилось? Надо уметь ставить себя на место другого человека.
Это помогло, но ненадолго. Выходя после уроков из школы, Варя услышала намеренно брошенную Настей фразу:
- Ты только посмотри, как она одевается! Совсем вкуса нет у бедняжки!
Варя внутренне замерла, она ждала реакции Вики. Неужели она просто промолчит, неужели четыре года дружбы ничего для неё не значат.
Вика не промолчала:
- Не знаю насчёт вкуса, а вот денег у них точно нет. Не повезло девочке с родителями.
Слёзы сами собой стали наполнять глаза, но Варя собрала всю свою волю, чтобы не расплакаться и, повернувшись к Вике, тихо сказала:
- Какая же ты дрянь.
- От дряни слышу, - ничуть не смутившись, откликнулась та.
- Она ещё и грубиянка, - презрительно сморщив нос, проговорила Настя.
Варя молча прошла мимо, свернула за угол дома и тут, уже не в силах сдерживаться, разревелась. Ей почему-то захотелось бежать, бежать как можно быстрее. Но куда бежать? Конечно же, домой! До сих пор Варя не делилась с мамой своими сокровенными тайнами. Она не рассказывала ей о Вадике, ей казалось, что мама не поймёт или, что ещё хуже, посмеётся над её «детскими глупостями», как она частенько называла то, что крайне редко рассказывала дочь о своих мечтах или переживаниях.
Весь день Варя ждала маму. Она беспрестанно прокручивала в голове, как и что ей скажет. Мама пришла поздно и тут же отправилась за компьютер, как будто ей не хватило времени на работе. Варя всё-таки подошла и тихо сказала:
- Мама, Вика больше не дружит со мной.
- Я тебе всегда говорила, что твои мечты о вечной дружбе всего лишь детские глупости.
- Но другие девочки дружат годами, и мы дружили больше четырёх лет.
- Подружили и перестали. Так всегда и бывает, особенно у девочек.
- Но мы не просто перестали дружить. Она …
- Варя, ты же видишь, я работаю! Давай оставим эти пустые разговоры на вечер.
Но вечером, как всегда, прежде чем появилось время для разговора, пришла пора спать. Сегодня поговорить с мамой, видимо, вновь не придётся.
Лёжа в постели, Варя подумала о том, чтобы рассказать всё папе. Папа, правда, никогда не интересовался её друзьями, да и вообще никакими её проблемами, кроме успеваемости. Нет, он был добрый и заботливый – покупал книги и иногда выводил всё семейство в театры и музеи. Он много знал и интересно обо всём рассказывал. Но как-то так сложилось с самого начала, что остальное для него было пустой болтовнёй. Как будто папа никогда ни с кем не ссорился, не переживал и не отчаивался. Иногда Варя думала, что она просто гораздо хуже папы, поэтому у неё есть проблемы, а у него их действительно никогда не было.

***
Если бы Варя могла, она бы прогуляла школу. Но она была из редкой породы очень правильных детей, и потому не могла. Уже в раздевалке к ней подошёл Вадик, отвёл к окну и тихо сказал:
- А ты не могла бы держать свою любовь при себе? Зачем тебе понадобилось сообщать об этом всему классу?
Взгляд Вадика был настолько враждебен, что Варя не смогла вымолвить ни слова. Её единственным желанием было раствориться или провалиться сквозь стену, в которую она вжалась от унижения и горя. Этот день был похож на предыдущие как две капли воды.
Третья капля обрушилась на Варю на уроке труда. Они уже четвёртую неделю шили ночные сорочки. Варя не была прирождённой швеёй. Строчки у неё получались неровные. Но сегодня дело не шло совсем. Сидя за машинкой, она слышала, как за её спиной шушукаются Вика и Настя. Они явно говорили о ней. Варя нарочно всё время строчила, чтобы ничего не слышать. Она строчила, не наметав, и результат превзошёл порог терпения учительницы.
Когда та, обходя в очередной раз класс, увидела, что сотворила Варя, она не смогла сдержаться и закричала:
- Это что такое, Новикова?! – учителя всегда переходили на фамилии, когда злились, - Это что за швы?! А что ты с рукавами сотворила! Это ж не ночная сорочка, а смирительная рубашка. В таком одеянии только людей пугать.
- Да уж, подкачала ты, - шепнула сзади Настя, - Вадик тебя с таким приданым не возьмёт.
Услышав это, Вика ядовито захихикала.
Варя не знала, как это случилось. Она схватила свою байковую рубашку с пуговицами и хлестанула ею Вику по лицу. Пуговица угодила той прямо в лоб. Вика заревела.
- Новикова! – опешила учительница, - ты что себе позволяешь?! Да ты просто хулиганка! Давай дневник, а после урока пойдёшь со мной к директору.
Варя безропотно дала дневник. Ей было всё равно, только стыдно – она никогда прежде не поднимала руку на человека.
На перемене её отвели к директору. Елена Семёновна долго наставляла её на путь истинный, то и дело удивляясь, как это образцово-показательная Варя Новикова докатилась до рукоприкладства.
После уроков Варя выходила из школы в ставшем за эти дни привычным одиночестве. Она миновала школьный двор и уже поворачивала на проспект, когда почувствовала сильнейший толчок в спину. Девочка не удержалась на ногах и упала на коленки, успев подставить руки.
- Это тебе за пуговицу, - злобно и презрительно глядя на неё сверху вниз, в один голос прошипели Настя и Вика.
Они прошли мимо и скоро скрылись за дверями магазина «Азбука Вкуса». Варя встала, на колготках зияли две круглые дырки, коленки, вроде, были целы. Девочка поплелась домой, торопиться ей было некуда.
Дома никого не было. Варя сняла рваные колготки и пошла в ванну мыть коленки.Она уже вытиралась полотенцем, когда кто-то из родителей пришёл домой.
- Варь, ты где? – услышала она к своему удивлению голос отца.
- Па, я в ванной, - откликнулась девочка, - сейчас выйду.
- Я на секунду, и снова на работу, - сообщил отец.
Варя заторопилась – вот он, подходящий момент для разговора.
Она нашла отца в комнате – он искал в ящике стола какие-то документы.
- Па, мне плохо в школе.
Отец удивлённо поднял брови.
- Плохо преподают?
- Нет, дело не в этом. Меня предала подруга. Она рассказала всему классу все мои секреты.
- Варюх, - лицо отца подёрнула снисходительная улыбка, - ну какие такие секреты могут у тебя быть в двенадцать лет?
- Папа, она теперь издевается надо мной вместе со своей новой подругой.
- Знакомый сюжет, - папа, как будто, задумался. – Почитай «Чучело», по-моему, у нас есть. Там про что-то в том же роде, но заканчивается всё хорошо. Если не найдёшь, скажи мне вечером, я на неделе куплю. Так что, не унывай, а мне бежать надо.
Он сложил все необходимые бумаги в файл, чмокнул дочь в нос, подмигнул и исчез за входной дверью. «Что ж, не родители, так книга», - вздохнула Варя, пододвинула стул к книжному шкафу и стала искать «Чучело». Но этой книги на полках не было. Всё откладывалось в лучшем случае до завтрашнего вечера.
Когда тем же вечером, поздно придя с работы, папа зашёл к Варе пожелать спокойной ночи, она попросила купить ей «Чучело».
- Думаешь, надо? – с сомнением спросил он.
- Очень надо, - сказала Варя таким обречённым голосом, что отец, который не любил всякие сантименты, понял, что это серьёзно. Но он был так далёк от всех этих детских страданий, девчоночьих обид и ссор.
- Поговори с мамой. Она, наверняка, лучше меня разбирается в девчачьих проблемах.
Папа вышел с намерением завтра же поехать в магазин и купить книгу. Он прошёл на кухню, где жена готовила кашу на завтрак.
- У Варюхи, по-моему, серьёзные проблемы с одноклассниками. Она тебе не говорила?
- Что-то говорила. Паш, ты же знаешь, я сейчас совсем зашилась со своими отчётами. Ещё пара дней, вздохну свободней и обязательно поговорю.
Отец поцеловал жену и пошёл смотреть вечерние новости.
В эту ночь Варя очень плохо спала. В голове, как кадры из кинофильма, всплывали события четырёх последних дней. Она ясно понимала, что завтрашний день не принесёт облегчения. Ещё целых двадцать четыре часа до того, как она получит книгу, в которой, возможно, найдёт решение своих проблем, а может, и нет? С чего она взяла, что чужая жизнь, да ещё выдуманная писателем, подскажет какой-нибудь выход. Папа сказал, что там всё хорошо кончается. В книгах всегда всё хорошо кончается, а в жизни? В жизни всё совсем по-другому.
Варя ещё долго ворочалась с боку на бок, пытаясь понять причину предательства Вики, но никакого объяснения не находила. Наконец, мысли её окончательно спутались, и она заснула болезненным, неглубоким сном.

***
Варя проснулась ещё до того, как в комнату вошла мама. Она посмотрела на часы и вдруг подумала, что гораздо лучше будет прийти в школу первой. Тогда она избежит всех косых взглядов и шёпота за спиной. Она войдёт в класс, где не будет никого! Варя почувствовала облегчение от этой мысли, встала, быстро собралась и отправилась завтракать, встретив в коридоре маму, которая только шла её будить.
- Ма, мы сегодня дежурим, - соврала Варя с ходу, - я забыла вчера предупредить, но, к счастью, сама рано проснулась.
- Тогда иди скорей завтракать, я уже всё разогрела.
Девочка без аппетита съела кашу, выпила полчашки чая и, вылив остальное в раковину, выпорхнула из кухни.
- Ты сегодня весёленькая, - улыбнулась мама, - всё поправилось?
- Да, почти, - опять соврала Варя, быстро оделась, схватила сумку и выскочила из квартиры.
В школу она действительно пришла первой. Класс уже был открыт, и учительница русского и литературы сидела за столом, что-то переписывая из книги в тетрадь.
- Варь, ты что-то рано сегодня, - удивилась Анна Сергеевна.
- Рано встала, - объяснила девочка и внимательно посмотрела на учительницу.
Анна Сергеевна была доброй, все в классе любили её. Варя продолжала наблюдать за учительницей. Может быть, поговорить с ней? Она понимает людей лучше других. Как интересно она рассказывает о героях литературных произведений, объясняет их поступки, разбирает характеры. Девочка нервно сглотнула. Она не знала, как начать разговор.
- Анна Сергеевна, - пересилила она себя, - а у вас были проблемы с подругами в школе?
Учительница оторвалась от тетради.
- Конечно, были. У всех бывают.
- А как Вы их решали? – раз начав, уже больше не нервничая, спросила Варя.
- Ну, Варюш, по-разному решала. Какие-то проблемы исчезали со временем сами собой. Где-то собиралась с духом и говорила с человеком начистоту, и это многое проясняло. А почему ты спрашиваешь?
- Да так, на всякий случай, вдруг и у меня будут, - сказала Варя, не могла же она, в самом деле, наябедничать Анне Сергеевне на Вику.
- Об этом не надо думать, - учительница пристально посмотрела на девочку, - а если есть проблемы, приходи завтра после уроков. К сожалению, сегодня сразу же уезжаю на семинар.
- Да нет, спасибо, у меня всё в порядке, - сказала Варя и вовремя, потому что в класс начали заходить одноклассники.
«Поговорить начистоту» - это до сих пор не приходило Варе в голову. Это надо сделать. Она подойдёт к Вике, когда та будет одна и задаст ей прямой вопрос – почему она так поступила.
Варя теперь была настолько одержима этой идеей, что почти перестала замечать насмешки и презрительные взгляды одноклассников. Она никак не отреагировала, когда Настя «случайно» наступила в коридоре на её сумку и не потрудилась стереть пыльный след, и когда Вика, как будто невзначай сильно толкнула её, проходя между рядами к своему месту.
Варя уже почти отчаялась улучить подходящий момент, когда, войдя в раздевалку, она, к своему удивлению, увидела Вику, одевающуюся в полном одиночестве. Превозмогая сильнейшее волнение, она подошла к бывшей подруге.
- Вика, - тронула она её за рукав, - почему ты так поступаешь со мной?
Вика обернулась, и с выражением гадливости на лице оттолкнула Варину руку.
- А ты – со мной? – вскинулась она на Варю.
- Я?! – оторопела та.
- Да, ты! С тобой же можно умереть со скуки! Удивляюсь, как я ещё жива. Спасибо Вике, с ней жить хочется.
- Что ты имеешь в виду?
- Да то, что ты вся в своих книгах и учёбе. Такие, как ты, раньше в монастырь уходили. А я жить хочу по полной. Тусоваться с ребятами, шмотки красивые покупать, косметику.
- Я разве тебе мешала делать то, что ты хочешь?
- Конечно! Тебя же в магазин поболтаться не вытащишь, косметикой ты не пользуешься, поздно вечером не гуляешь. Ты даже в Интернете не сидишь! На кой мне сдалась такая подруга?
- Допустим, мы с тобой разные, пусть тебе стало скучно, но почему ты теперь издеваешься надо мной?
- Это, дорогуша, расплата за выброшенные в помойку четыре года моей жизни. А теперь отвали! – Вика оттолкнула Варю и вышла из раздевалки.
В окно Варя увидела, как она присоединилась к стоявшей на крыльце группе девочек, и они все вместе начали спускаться по ступенькам, оживлённо болтая и смеясь.
Глаза Вари застлали слёзы. Она не помнила, как оделась, как вышла на улицу, как оказалась на проспекте. Куда идти? Кто поможет? Кому она нужна? Последний вопрос поверг её в отчаяние, и откуда-то возник и вырос в голове, как плакат, написанный одними заглавными буквами: А ЕСЛИ МЕНЯ НЕ БУДЕТ, КТО-НИБУДЬ ЗАМЕТИТ?
Перед ней был проспект. Машины неслись в обе стороны, обгоняя друг друга. Неразличимые в них люди куда-то спешили, а значит, их где-то ждали, они были кому-то нужны. Они были нужны.
Варе вдруг стало как никогда прежде покойно на душе. Она больше не задавала себе вопросов. Она ступила на проезжую часть и побежала наперерез движению машин …
0

#60 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 22 февраля 2017 - 22:21

Авторский (оригинальный) текст без корректуры и редактуры

59

ЛЕТО В ГОРОДЕ


Девятиэтажный кирпичный дом, весь день простоявший под палящим солнцем, благодарно глядел на город распахнутыми окнами и наслаждался предчувствием темноты, которую вот-вот принесёт ночь – на прохладу не стоило и надеяться. Сегодня было тридцать семь. Маленький город температурил и жил ожиданием сумерек. Конечно, аномальная жара приходила и раньше, и отсутствие полноценных дождей раздражало, но не обескураживало – таков июль. Многие старались покинуть территорию постоянного обитания, скованную непробиваемым панцирем асфальта и камня: кто-то дезертировал в сельскую местность или санаторий, кто-то путешествовал, иные обитали в парках или у реки. Тяжелее всего приходилось труженикам, чей отпуск был назначен на другое, менее драматичное время, но ведь должен кто-то поддерживать жизнь города? Бабушка говорит, что привыкла.
Она думает, что я настолько невнимателен, что не замечаю в уголках глаз усталость, когда она после работы возвращается домой, готовит мне ужин, а потом балует чем-нибудь вкусным. Сегодня была клубника, красная и такая большая, что, набив рот одной ягодой, я мог только промычать в ответ на какой-то вопрос бабушки.
Белый балкон распахнут, и виднеются тонкие обрывки облаков. В однокомнатной квартире большого кирпичного дома, на пятом этаже, живёт тихий ребёнок с бабушкой – это я. У нас никого нет, только на верхней полке, куда так просто не достать – нужно взять табуретку на кухне, встать на цыпочки и изо всех сил потянуться вверх – хранится фотоальбом, где есть уже не новая фотография молодой женщины. Бабушка не разрешает смотреть фотоальбом, но я иногда листаю его, если она на работе.
Вечером, когда мы легли спать, откуда-то сверху послышался глухой, ноющий, как зубная боль, плач. Я переворачивался с одного бока на другой, ложился на спину и на живот и так и не заснул до самой сердцевины ночи, когда небо до самого горизонта сделалось чёрно-синим. Разумеется, выспаться мне не удалось, и бабушка спросила утром, почему я такой сонный. Узнав причину, она, кажется, не поверила и пожала плечами: она стала слышать хуже несколько лет назад, и детский рёв её, видимо, не беспокоил.
С тех пор в течение нескольких лет синонимом к слову «счастье» для меня было простое «выспаться». Мои оценки ухудшились, но что поделать? Младенцы – всего лишь младенцы. Если ваш ведёт себя тихо, спит, ест и пачкает пелёнки, вам повезло. Ежедневное нытьё на одной ноте способно свести с ума кого угодно, и я ощутил это сполна. Может быть, моё горло выбрасывало такие же звуки, которые мама не сумела вынести? Мне казалось, что я понимаю её.
Как бы то ни было, ребёнок ревел каждый день. Он ревел, если ему было жарко, хотелось спать или пить, требовалось внимание… Сотня причин! Он учился ходить и падал, и новое чувство боли, а может быть, досада от неудачи заставляли его снова и снова открывать рот и пронзительно вопить. В другие дни он нудно хныкал или цеплялся за звук, за одну-единственную гласную, которую тянул и тянул, и не было конца этому незаказанному концерту. Ни разу мне не приходилось слышать, чтобы кто-то успокаивал его, хотя, вероятно, колыбельная матери или ободряющий голос отца не могли проникнуть сквозь этажи, будучи тише по сравнению с громом младенческого крика.
Лето было самым невыносимым временем. Наглухо закрытые окна могли бы смягчить резкий ор, но невозможно находиться в запечатанной квартире в середине июля. Разумеется, семья с малышом находилась в тех же условиях, и их балкон был широко распахнут. Окна соседей сверху впускали ночной воздух и лунный свет и выпускали писк, визг, неразборчивые слова и капризный плач. Внизу на диване лежало моё изнывающее от жары и усталости тело с испорченными, как молоко, нервами. Мы не могли позволить себе куда-нибудь уехать.

В тот день обычная музыка дополнилась чем-то новым и странным. Я подумал, что это был сигнал «воздушная тревога», и сердце в первую секунду почти остановилось. От нестерпимой боли кричало что-то нечеловеческое, какой-то жуткий выходец из преисподней. Бабушка объяснила, что соседи завели котёнка. И о чём только думали родители, покупая животное для этого цветка жизни?
Хищный цветочек, жестокий.
Вой животного и нытьё ребёнка уже стали неотъемлемой частью обстановки дома, но однажды мне показалось, что я стал их слышать реже. Это лето обернулось вдруг спокойным и размеренным, хотя от раскалённого воздуха было тяжело дышать и в глазах темнело. Замерли календари, застыли шоссе, и только на вокзалах в броуновском движении люди несли чемоданы и сумки, покупали прямоугольные бумажки-индульгенции, дающие право на прощение и побег из летнего ада куда-нибудь, где зрели кислые яблоки и вишня или пело море. Но семья с ребёнком осталась в городе.

Прошло около десяти лет, и теперь я живу в квартире в одиночестве.
Бабушка говорила, что надо интересоваться, кто твои соседи, но у меня не вышло – я предпочитал закрыться ото всех в маленькой раковине, как морской житель. Сейчас мне бы очень хотелось знать, что делают родители этого недомерка, почему не ночуют дома. Должно быть, работают, но кем? Любопытство, что поделать. Почти каждую ночь этот пацан устраивает вечеринки, и зажигательные танцы с участием девиц на каблуках и грузных, если судить по шуму, парней продолжаются до самого утра. Сопровождается это не менее фееричной и максимально громкой музыкой, состоящей из сложной комбинации трёх нот.
Теперь нет необходимости ходить в школу, и из дома я выхожу редко, на жизнь зарабатываю в Сети. Я могу, конечно, спать днём, а ночью бодрствовать, но почему я вынужден подстраиваться под ритм жизни соседа?
Помню, как ходил к нему. Молодёжь совсем расшумелась, и я, превозмогая себя, ощущая, что колени становятся ватными, а в животе образуется чёрная дыра, вижу, как моя рука тянется к дверному звонку. Может быть, у меня тепловой удар, и поэтому я вижу всё в тёмно-сером с прожилками малинового и зелёного обрамлении? Всё-таки я старше на десять лет – почему же я боюсь его, он просто зелёный мальчишка?
В ответ на моё замечание он едко извинился и захлопнул дверь прямо перед моим носом, а моим единственным желанием было провалиться. Музыка прекратилась, но до глубокой ночи с верхнего этажа доносился громкий хохот. Через три дня у него состоялась очередная вечеринка с музыкой и прочим. Надо ли говорить, что шум снова стал привычным фоном моей жизни?

Как и следовало ожидать, через некоторое время этот парень нашёл себе девушку. Теперь вечера с громкой музыкой, сверлящей мозг, чередовались с другими, когда он приводил её на ночь и они занимались любовью: можно было с лёгкостью услышать её стоны и даже скрип кровати. Возможно, в домах с течением времени звуковая проницаемость усиливается – или всё дело в обострившемся некстати слухе?
Мне не оставалось ничего другого: я включал музыку по ночам (плеер в помощь) и занимался работой. К несчастью, в середине лета у меня сломались наушники, служившие так долго верой и правдой. Я отправил по электронной почте последние письма, потянулся и открыл окно. Темнота и долгожданная прохлада окутали меня. Нынешние двадцать семь – благодать по сравнению с дневными тридцатью семью.
Без наушников я услышал, как в квартире сверху плачет ребёнок.
0

Поделиться темой:


  • 8 Страниц +
  • « Первая
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей