МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами). - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 9 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

«Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни (до 15 тысяч знаков с пробелами). Конкурсный сезон 2018 года.

#11 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 08 ноября 2017 - 20:59

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

10

А ВСЁ-ТАКИ ЛЮБИЛ


Преклонных лет мужчина напряженно читал новости с монитора компьютера. Вдруг за окном раздалось характерное шипение.
— Наши «градами» ударили из посадки по блокпостам нациков, — удовлетворенно вымолвил он и приказал жене: — Готовься в подвал, бабка! Сейчас «ответка» будет. Целый пакет пошел. Десять минут тебе на сборы!
— «Ваши», «наши»! Как же надоела эта война! Когда она закончится?! Не могу уже! — в истерике закричала женщина и забегала по комнате, на ходу надевая теплую одежду.
В этот раз старик просчитался. Из Мариуполя тут же ответили реактивной системой залпового огня. Три снаряда, от которых вздрогнула земля, и зазвенели оконные стекла, упали на соседней улице.
— Ложись! — крикнул дед и плашмя упал со стула. — Ложись, старая! — заорал он повторно, багровея от ярости, и дернул бегающую жену за ногу. Отчего она кулем завалилась на пол, при каждом взрыве вскрикивая «Ой, Господи!»
— Три штуки. Это пристрелочный залп. Сейчас нацики ударят полным пакетом, — пояснил вспотевший от напряжения старик и скомандовал:
— Быстро в подвал!
— Бегу, бегу, — согласно проговорила женщина и засеменила к выходу.
Пока дед надевал в коридоре ватные штаны, а его жена, открыв металлическую дверку подвала, спускалась по вертикальной лестнице из арматуры, начался жесточайший обстрел, который заставил старика, по-молодецки в три прыжка, преодолеть путь от дома к убежищу.
— Давай быстрее, а то ногой запихну! — испуганно заорал он. Торчавшая из люка голова женщины мигом исчезла. Быстро, как молодой матрос в машинное отделение, дед юркнул по лестнице.
— Ну что, бабка, напугалась? — спросил он.
— Когда же это все закончится? — жалобно произнесла жена в ответ.
Некоторое время сидели молча.
— Не любишь ты меня, — первой нарушила тишину женщина и, вздохнув, добавила: — И не любил.
— Нашла время о любви говорить, — проворчал муж в ответ: — Тут, главное, в живых остаться. Можно сказать, на передовой живем. По селу долбят каждые три дня.
— Юра, почему ты так относишься ко мне? Бабкой называешь. У меня имя есть. За ногу дернул, до сих пор болит. Кричал, что в подвал запихнешь. Всю жизнь прожила с тобой, а только сейчас поняла, что не любишь ты меня.
— Тьфу! Опять со своей любовью?! Ты думаешь, мне не страшно?! — вскипел муж: — Ползешь по лестнице, как черепаха! Вот и сорвалось с языка в горячке!
— Лестницу сделал вертикальную, неудобная она.
— Штормтрап называется. Другого типа не влезет сюда, — пояснил дед.
— Не мог подвал больше сделать? Чтобы как у людей было, — не унималась жена.
— Вот репей! У Булгаковых большой подвал, а что толку? Снаряд попал, и все банки вдребезги. Хорошо, что никого там не было. А у нас маленький. Шансов прямого попадания почти нет.
Дед перевел дух и начал хвалить свою работу:
— Видишь, какие толстые стены вылил из бетона? Надежные, как у Гитлера в бункере!
— А если сверху снаряд упадет? — засомневалась жена.
— Упадет, значит, конец. Но это не больно! — хмыкнул старик.
— Не пугай меня, Юра, — прошептала жена поеживаясь.
— Тихо! — прикрикнул муж, прислушиваясь, и пояснил: — Наши ударили. Сейчас нацики ответят.
И, действительно, пошла череда разрывов, от которых часто задрожала земля. Муж с женой прижались к слегка вибрирующей стене. Когда обстрел закончился, дед воскликнул: — Мощные стены сделал, почти не дрожат!
В ответ женщина всхлипнула:
— Как там дочь с внучкой в городе? Наверно, твои ополченцы туда стреляют?
— Не переживай! Они бьют по блокпостам, а не по городу.
Жена расплакалась и начала выговаривать:
— Полгода не видела Танечку, внученьку мою! До Мариуполя пятнадцать километров, а поехать не можем. А все из-за тебя! Зачем ездил на баррикады в Донецк и Мариуполь?!
— На попутке езжай, если хочешь, а мне нельзя. Я у нациков в «черном» списке.
— Да как же я поеду?! У нас фамилия одинаковая! — вскрикнула женщина, перестав плакать.
— Вот, уже соображаешь! Тебя, из-за моей фамилии, тоже бандеровцы повесят! — весело ответил старик.
— Смешно тебе, сепаратист хренов! — глотая слезы, с презрением крикнула жена.
— Валя, заткнись, а то я за себя не ручаюсь! — угрожающе привстал с ящика дед. Женщина, прикрыв ладонями лицо, разрыдалась.
Через некоторое время старик тихо произнес:
— Закончилась артдуэль. Посидим минут сорок и в дом пойдем.
Жена, всхлипнув несколько раз, проговорила:
— Зачем эта война, кто ее развязал! Так жили хорошо.
— А не твои ли родственники из Коломыи скакали на майдане? Вот и доскакались до войны, бабуины смерековые!
— Юра, не трогай моих родственников. Они хорошие люди.
— Согласен, хорошие. Но бестолковые. Не верят, что каратели из их области убивают нас. Теперь, к нам на море пусть не приезжают, а купаются в своей речке-вонючке. Не смогу я с ними общаться! — вынес вердикт муж.
— Не любишь ты меня. Вот и родственников моих уже ненавидишь.
— Опять двадцать пять. Любовь, да любовь. Как молодая девка заговорила, — с досадой произнес старик.
— Юра, где сумка с лекарствами? Корвалол надо выпить. Что-то сердце разболелось.
— На стеллаже стоит.
Женщина, включив фонарик, начала рыться в сумке. Взгляд ее упал на что-то завернутое в тряпку, лежавшую в самом углу подвала.
— Чекушку прячешь? — укоризненно спросила она и схватила сверток. Оттуда выпали две гранаты.
— Воевать надумал?! — вскрикнула жена и просящим голосом добавила: — Юра, мы на эту тему говорили. Ты же обещал. Куда тебе с больным сердцем?
Муж, понурив голову, молчал. Женщина криво усмехнулась:
— А я думаю: куда утка из морозилки пропала? А он ее террористам за гранаты отдал.
— Валя, замолчи! Какие они террористы?! Это ополченцы! Они нас защищают от бандеровцев. Мои два деда и отец в Отечественную войну били этих гадов! И я не смогу жить в одной стране с фашистами! Если бы не сердце, давно бы воевал.
— Тогда зачем гранаты? — удивилась жена.
— На всякий случай. Вдруг, нацгвардия село возьмет, так я растяжку поставлю на калитке. Все равно меня расстреляют, как сепаратиста. Хоть несколько карателей на тот свет потяну!
— Юра, давай уедем в Россию или хотя бы в Новоазовск. Не могу я уже, устала, — всхлипнула женщина.
— Кто тебя там ждет? Сама знаешь, что родственников там нет. Да и зачем я должен покидать свою родину?
— Может, кто-нибудь из людей примет? — заплакала жена.
— Не разводи сырость! Ладно, завтра отвезу в Новоазовск, а сам назад, — согласился муж и угрожающе добавил: — Не вздумай спорить, ты меня знаешь!
Утром старик выгнал за ворота старенький «Москвич» и начал грузить в багажник сумки. Жене, спешившей к сараю, он приказал:
— Валентина, поехали, хватит копаться!
— Сейчас, курам зерна дам!
Увидев, что женщина побежала за сарай, дед, нервничая, закричал:
— Куда?!
— Курица выскочила, по огороду бегает!
— Хрен с ней, давай в машину!
Тишину нарушил пронзительный звон разрываемого снаряда, гулко отозвалась земля, и взметнулся фонтан земли.
— Валька, ложись! — заорал старик и упал возле машины. Когда затихло, дед позвал: — Валя! Валентина, ты где?!
Ответа не было. Почуяв беду, он бросился за сарай.
Жена лежала на спине, раскинув руки. Из виска тонкой струйкой стекала кровь. Муж припал ухом к груди жены и, не услышав дыхания, прошептал:
— Валенька, я всю жизнь любил тебя. Как же мне теперь жить? — и его плечи затряслись в беззвучном плаче.
Через три дня жители села узнали, что дед Юра погиб на блокпосте возле города, забрав с собой на тот свет трех карателей батальона «Азов». Он сделал «сюрприз» из гранат, и когда открыл багажник «Москвича» для проверки, раздался взрыв.
0

#12 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 09 ноября 2017 - 23:49

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

11

ВЕРАБЕЙ


Родился я в избе-гармошке, стоявшей в центре маленькой деревушки, которая растеклась по лесному увалу избами и домами, рубленными в венец и лапу в стародавние и нынешние времена.
Деревушку эту обосновали в Западной Сибири переселенцы из Белоруссии в конце 19 века. Строительство первых изб ими было закончено в зиму, аккурат в праздник Покрова Богородицы, поэтому и деревню назвали «Покровкой».
Моих пращуров называли «самоходами» и «чалдонами». Отец мой был «самоходом», а мать «чалдонкой». Родители отца появились в этих местах связи с проведением в России столыпинской реформы по переселению. Родители же матери были потомками первопроходцев Сибири.
Чалдоны не любили самоходов, которые, в свою очередь, платили им тем же, называя их «чалдонами-желтопузами» из-за их пристрастия к обильному чаепитию. Однако, так или иначе, семья, в которой суждено мне было родиться, вопреки расхожему мнению, была создана по любви, и как это бывает в жизни, через девять месяцев на свет появился я. По счастливому стечению обстоятельств появился в качестве подарка своей матери к Международному женскому дню восьмого марта.
Имя себе я выбрал сам. Моя бабушка Саня, сидя у зыбки, перечисляла известные ей имена мальчиков, и я ей своим плачем дал знать, какое имя мне понравилось. Так, я стал Семёном.
С теплотой и обожанием вспоминаю свои детские годы, проведённые в деревне. Закрыв глаза, вижу свою бабулю, сидящую в горнице с веретеном у окна, и слышу её монотонное пение, поражавшее меня удивительным сплавом русского и белорусского языков:
Ох, как на крыше верабей,
Да, он сидит чиликает,
Ох, майей мамки дома нема,
Некава баяцца…
И вслед за пропетым куплетом несётся её призывный возглас:
— Сёмка, вставай! Ходь (иди) ко мне на кухню, а то исть (кушать) мне одной морготно (скучно), да и табе (тебе) пора в школу тикать (идти).
Я встаю, иду за печку, бью ладошками по мокрому соску рукомойника и умываюсь. Выхожу с рушником в руках.
— Бабушка, ты чё (что) так говоришь? Учительница кажет (говорит), что из-за тебя, и я кажу неправильно.
— А пошто (почему) она скёт (стучит) ногами?
— Я ей прибаутку бабы Дуни казал.
— Кажи (расскажи) её и мне.
— Слухай. В одной семье не любили сноху-чалдонку, — начинаю я. — Однажды тятька спрашивает своих дочек: «Кто испортил воздух в хате?» А те ему отвечают: «Это сноха». — Так её же нет в хате? — А это её андарак (юбка) воняет.
Бабушка долго хохочет, потом называет меня почему-то «поташенком» и теребит мой чуб.
— Заес (заяц) упрел в чугунке, будешь его исть (кушать)?
— А откуда взялся у нас заес?
— Дед Яшка его вчерась (вчера) петлей словил.
— Не, я буду только калач и молоко.
Я быстро ем, надеваю белую заячью шубку, валенки, шапку, перекиды-ваю через плечо, сшитую холщевую сумку с букварём и тетрадками, беру в руку таз и выскакиваю на улицу. Выбегаю на берег реки, сажусь в таз и, крутясь волчком, съезжаю на лёд. Дальше карабкаюсь на противоположный берег, и я в школе…
Учусь я в первом классе понарошку. Бабушка договорилась с учительницей, чтобы та взяла меня в школу, потому как все мои друзья пошли в первый класс, а мне не хватило одного года. А уж на следующий год, когда мои родители закончат свою работу в сейсмологической партии и обоснуются в районном центре, то я пойду в первый класс со своими сверстниками.
Школа, в которой я учусь, четырёхлетка. Первый класс занимается в одной комнате с четвёртым, а второй с третьим. Меня уже дважды ставили в угол. Один раз за то, что на уроке рисования я подошёл к своему другу из четвёртого класса, у которого была контрольная работа по математике, а второй раз — за рожицы, которые я ему строил.
На следующей неделе намечена свадьба моего дядьки Гришки. Деревня по этому случаю будет гулять несколько дней. Моей бабушке поручено сварить четыре фляги пива. Она варит его уже две недели, поэтому я, чтобы не мешать ей, живу у дедушки Якова и его снохи Марфы.
— Сёмка, ты поедешь со мной проверять петли на зайцев? — спрашивает меня с утра дед Яшка.
— Конечно, поеду, — отвечаю ему.
— Тогда собирайся. Твои валенки на печи.
— А на чём поедем?
— На рыжей кобыле. Запряжём её в сани и поедем…

Ставить петли на зайцев и силки на куропаток мы с дедом обычно ходим пешком в ближайшие колки. Зайцев и куропаток развелось ныне много и мы всегда с добычей. Но сегодня нам надо поймать больше обычного, потому как на носу свадьба Гришки, его младшего сына.
Дед Яков-старовер, он поклоняется отцу небесному — богу Сварогу и каким-то другим богам, а не одному богу Христу, как другие селяне. Он молится им перед сном и утренней звездой.
Мой отец называет деда Яшку ведуном-молитвенником, потому как он знает много лечебных молитв и оказывает помощь всем деревенским. Моя бабушка боится деда Якова, хотя он ей ничего плохого не сделал. Она говорит, что он знается с упырями и лесными берегинями и почитает многих богов. Дед же не любит, что бабушка сквернословит и шутливо пугает её порчей…
Я же деда считаю добрым волшебником. У него длинная седая борода, взгляд умный и проницательный. Он никогда не сквернословит, как это де-лают другие деревенские мужики, речь его спокойная, голос певучий.
Для своего колдовства дед Яшка собирает из семи родников, находящихся в излучинах реки, родниковую воду. Он набирает её в глиняные кринки (кувшины), затем смешивает и толчёт в ступе, чтобы она была истинно чистой и наполнена новой энергией. Когда она становится таковой, он расписывает её поверхность специальной палочкой — трезубом, вырезанной из священного дерева, которую называет «Яви-Нави-Прави».
Заговорив эту воду, он раздаёт селянам, но только тем, кто верит в её чудодейственную силу, а уж они добавляют её в свои домовые бочки. Сам дед Яшка использует её, когда лечит людей, которых укусили змеи в период сбора ими клюквы или брусники на болотах, а также от сглаза и напущенной на них порчи: заикания, недержания мочи, куриной слепоты и другой гадости.
Гадюк и прочих змей дед не боится. Он ловит их руками и затем удаляет из них яд. Носит он их для забавы на себе, под холщовой рубахой, и этим самым шокирует селян.
А ещё дед Яшка заготавливает в определённое время в лесу специальные чурбаки, освещает их своими молитвами и делает из них баклуши разных размеров, которые затем раздаёт мужикам, чтобы те вырезали из них игрушки и обереги для своих детей. Мне же он сделал двух коньков, которые будут оберегать меня всегда…

День выдаётся явно пригожий. Снег ослепительно блестит на солнце. В лесу тишина и покой. Зайчишка в это время отдыхает, забившись в коряги, после ночной кормёжки в осиннике.
Ехать нам предстоит немного, версты четыре. Рыжуха, молодая кобыла, резво бежит, таща небольшие аккуратные сани, сделанные дедом специально для охоты.
Я гляжу на заснеженные поляны, перелески, овраги и у меня радостно на душе. Мне не ведома другая красота, в сравнении с которой я до конца смог бы постичь эту, данную мне с рождения. Красота родных мест предстаёт предо мной во всём своём великолепии, от неё в груди поднимается неописуемый восторг.
Я стою в санях, как и дед на коленях, держа в руках деревянный автомат с круглым магазином и звонкой металлической трещоткой, который изготовил мне отец.
Выезжаем на поле, затем спускаемся в открытую луговину, снова поднимаемся в гору. Там, на горе, виднеется продолговатый колок, в котором мы поставили большую часть своих петель и капканов.
И тут я вижу, что вдали на опушке леса стоят пять больших собак. Но, что-то меня пугает. Нет, это не собаки, проносится в моем сознании. Это волки! Тяну деда за рукав тулупа.
— Деда, это волки?
Дед вместо ответа останавливает кобылу и с досадой протягивает:
— Вот незадача какая. Забодай вас всех казел (козёл). Повыбегали…

Рыжуха — кобыла молодая и трусливая. Она пятится назад и заступает за оглоблю. Дед дёргает вожжами, пытаясь развернуть её. Но Рыжуха не может перешагнуть назад оглоблю, от страха храпит и бьёт копытами.
— Сёмка, внучок, держи вожжи в натяг, — кричит мне дед, выскакивая из саней.
Дед невероятным усилием своих старческих рук насилу вталкивает Ры-жуху в оглобли и падает в сани. Кобыла разворачивается и с места берёт в карьер.
Волки быстрыми скачками бегут к нам, наперерез саням. Мы успеваем проскочить. Они бегут позади саней, вытянувшись цепочкой. Впереди большими скачками отмахивает крупный, с оскалившейся пастью волк. Несомненно, это вожак. Уже метров пятнадцать отделяет его от наших саней.
— Сёмка, внучок, подлезай ко мне ближе, — подзывает меня дед.
Он прижимает меня к себе, не выпуская из рук вожжей, и принимается читать молитву:
Николай, угодник Божий, помощник Божий.
Ты и в поле, ты и в дороге, ты и на небесах.
Заступись и сохрани раба младого Семёна,
От зверя лесного, лютого…
Вожак обходит сани, примериваясь к Рыжухе. Он не рычит, не пугает, он просто смотрит на неё своими жёлтыми немигающими глазами.
Дед привстаёт и, держась левой рукой за укосину саней, хлещет вожака кнутом. Тот, лязгая зубами, прыгает в сторону, сбиваясь с бега... Сзади на него налетают другие волки. Вся стая кружится вокруг него. Он ощеривается, бьёт клыками одного, другого... И показав им свою силу и злость, снова, вырвавшись вперёд, легко догоняет наши сани.
Дед вновь привстаёт, хочет ещё раз огреть кнутом вожака, но тот отбегает от саней подальше. С другой стороны, обходит сани волчица, у неё разорвано ухо, но тот же, немигающий, жёлтый свет её голодных глаз.
— Сатанинское отродье! — ругается на неё дед.
Я высовываю голову из-за его спины — до деревни остается совсем не-много, уже слышится лай деревенских собак.
Вожак выравнивается с Рыжухой и прыгает на неё. Рыжуха шарахается в сторону, в сугроб... Сани переворачиваются: оглобли сворачивают хомут, он захлестывает Рыжухе горло. Она хрипит и бьётся в оглоблях. Волчица, настигшая её, с другой стороны, прыгает на неё и впивается клыками вбок.
Мы с дедом вываливаемся под ноги отставшим трём волкам. Один из них с ходу впивается клыками в тулуп деда и тут же получает от него удар японским штыком в брюшину. Зверь кружится от боли на окровавленном снегу, жалостливо визжа. Два других на какое-то мгновение отскакивают от нас.
Я, воодушевлённый решительными действиями деда, принимаюсь кру-тить трещотку своего деревянного автомата, при этом кричу что-то несуразное. Я расстреливаю волков, представляя, что это фашисты, внезапно напавшие на нас.
Фашистов я видел только в кино, но у меня стойкое убеждение, что их нужно расстреливать за все злодеяния, которые они сотворили.
Волки, заслышав неожиданный для себя металлический треск, трусливо поджимают хвосты, и, оставив нас, быстро бегут в сторону леса…
— Деда, миленький, мы победили фашистов? — плача навзрыд спрашиваю я его.
— Да, внучок. Мы их победили. Никола-угодник, твой заступник, не оставил нас в беде. Пойдём быстрее домой, мне нужно объяснить всё своим богам и просить их, чтобы они простили мне измену…
— Какую измену? — спрашиваю я.
Но мой вопрос тонет в безмолвии. Дед, молча, высвобождает из упряжки раненую кобылу, и мы идём к деревне, держа под уздцы перепуганное до смерти животное...

Вечером этого же дня дед Яшка неожиданно заболевает. Узнав об этом от своей бабушки, я спешу к нему.
Дед лежит в горнице на кровати, во всём чистом и белом.
— Деда, ты же не умрёшь? — заподозрив неладное, спрашиваю я его.
— На все воля божья, — отвечает он мне явно слабым голосом. — Сёмка, не забудь, что ты отныне должен почитать своего спасителя Николу-Чудотворца — он самый старший среди святых. Его я просил в своей молитве спасти нас от волков, так как он не только истребитель змей, но и волчий пастырь.
— Хорошо, я буду его почитать, — клятвенно обещаю я деду…

Утром следующего дня дед Яшка умирает. Свадьбу Григория переносят на осень.
Я долго горюю по своему любимому деду и этим пугаю свою бабушку, поэтому она, втайне от моих родителей, решает свезти меня в район и там крестить в небольшой церквушке.
У попа, окрестившего меня, я спрашиваю:
— Есть ли в вашей церкви икона Николы-Чудотворца?
Он мне указывает на икону, стоящую рядом с иконой Бога Христа. Ни-кола-Чудотворец мне нравится. У него такая же, как у моего деда, аккуратная белая борода, высокий лоб, выступающие скулы, карие глаза и смуглая кожа.
— Расскажите мне о нём, — прошу я попа. — Мой дед говорил, что он их пастырь, и поэтому они послушались его, — доверительно сообщаю я ему.
Поп улыбается мне и принимается рассказывать о Николе-Чудотворце. Меня поразило, что он в одном из своих морских путешествий воскресил моряка, сорвавшегося с корабельной оснастки.

Уже вечером я интересуюсь у своей бабушки.
— А это правда, что Никола-Чудотворец оживил умершего моряка?
— Правда, внучок!
— Тогда он может оживить и дедушку Яшку. Я попрошу его об этом.
Бабушка моя задумывается, затем молвит:
— Не надо его оживлять, он в раю, ему там сладко. А ещё я боюсь живых мертвецов…
Свет, падающий от керосиновой лампы на её старческое лицо, причудливо отражается дрожащими тенями на стене и пугает меня.
— Я тоже их боюсь, — признаюсь я, и подсаживаюсь к бабушке поближе.
Она прижимает меня к себе со словами:
— Когда смерклось непотребно говорить о покойниках. Нехай (пусть) им будет гарно (спокойно).
— Нехай! — соглашаюсь я с ней…
0

#13 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 11 ноября 2017 - 23:42

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


12

НОВЫЙ ГОД В ОНЛАЙН РЕЖИМЕ


В принципе, Аня ничего не имела против онлайн режима в новогоднюю ночь. С интернетом она давно была на «ты», с удовольствием поддерживала связи с друзьями юности и одноклассниками в социальных сетях. Перезванивалась с детьми и мамой по «виберу», отдыхая на зарубежных курортах. Новогодние посиделки между столом, телевизором и ноутбуком получались теплыми и приятными. Пара красивых картинок, отысканный в недрах всемирной паутины стишок. Анекдот в тему. Ты – реплику – в ответ два десятка не менее приятных – комплименты, ответные поздравления, фотографии… Мило и необременительно.
Словом, и этот Новый год Аня намеревалась встретить в кругу семьи и виртуальных друзей. Но чтобы так…

Все началось с кухни. Это была кухня-мечта. Последнее слово дизайна и техники.
– Хватит пускать деньги по ветру, – однажды объявила она мужу, – мне через пять лет на пенсию, нечего хвостами по курортам крутить! Я хочу хай-тек со всеми наворотами. Пластик, металл, электроника на каждом шагу. Стоит целое состояние. Придется экономить!
Муж ничего не имел против. Мама тоже:
– Твоя правда, доченька! Нарядов у тебя полный шкаф – дай бог до пенсии сносить. Дети уже на ноги встали. А эти курорты… да ну их – у нас можно отдохнуть не хуже. Хотя бы дачу нашу взять…
Мама тяжело переживала короткие расставания. И вообще ужасно боялась одиночества. Наверное, потому что никогда не оставалась одна. В их большой и уютной квартире хватало места всем желающим – сыну с женой, дочери, двум собакам,кошке, Ане с мужем и ее маме. Порой наведывались племянники и сваты.
И все равно мама терпеть не могла летних вояжей дочери.
– Катаются по свету как дети малые, – ворчала она, посматривая на упакованные чемоданы. – И чего дома не сидится? На даче и речка, и лес, и свежий воздух…
Вот с дачи все и началось. Или с экономии…. Или с кухни…
– Раз взялись экономить, надо за летними заготовками съездить, – решила Аня в канун праздника. – В нашем дачном подвальчике можно целую свадьбу справить. И варенья, и соленья, и овощи-фрукты на любой вкус и цвет.
– Может, Сережку дождешься? – внесла свое предложение мама.
Анин супруг задерживался в командировке.
– Ага. Дотянем до вечера и заглохнем где-нибудь на середине дороги! Нет уж, я как-нибудь сама справлюсь. Раз уж выходной выпал. До дачи неполные пятьдесят кэ-мэ – утром выберусь, к обеду вернусь. А за заливное и буженину возьмемся прямо сейчас.
– А если дорога плохая? – озаботилась мама. – Может, на электричке прокатишься?
– И как ты это себе представляешь? Десять литров консервов, пакет яблок, пакет картошки. Да я до станции элементарно не дойду. И время, время…

Сошлись на первом варианте. Аня попросила у сына машину.
На повороте к дачам машина угодила в сугроб. Пришлось понервничать. Пара сердобольных дальнобойщиков вытянула ее миниатюрный «пыжик» на асфальт.
– Куда следуете?
– На дачу.
– Возвращайтесь лучше в город, мадам. Тучи на горизонте – большой снег несут.
– Я мигом. Тут пара километров осталась. До снега обернусь. А за мадам – отдельное спасибо!
Весь остаток дороги она проулыбалась. Мадам – как много в этом звуке для сердца женского… Мелочь, а как приятно.
Подъезд к даче пришлось расчищать. Аня перескочила с дюжину сугробов, добралась до сарайчика. Вытащила лопату.
– Ничего, мне зарядка не помешает. И зарядкой займусь, и воздухом подышу, и сотню калорий сброшу. Полезное занятие перед длительным застольем.
«Пыжик» въехал в ворота через сорок пять минут. Раскрасневшаяся от работы Аня на автопилоте решила совершить еще один подвиг. Принесла дров, растопила печку.
– Протоплю хоть немножко, одеяла просушу.
Печка засветилась веселым желтым глазком-окошком.
– Теперь чаек не помешает. А там и до заготовок дело дойдет…
Чаек не помешал. Ароматы лета – малина, смородина, мята – кружились в теплом воздухе нежным сентиментальным танцем. В печке весело потрескивали дрова. Плед, принесенный из машины, добавлял приятностей в окружающие мир. За окном – тишина. Полное отсутствие звуков и цвета. Серый безветренный зимний день. Наилучшее дополнение к чашке чая у печки. Так можно – в мире, тепле и покое – провести вечность…
– И ведь провела! – воскликнула Аня, просыпаясь от такого же теплого и мирного, только летнего сна. Экзотическая нега и яркость летнего моря до обидного резко контрастировала с темнотой за окном. – Да неужто вечер уже! Не может быть! Глупости какие…
Она отставила в сторону – надо же, так и задремала с чашкой в руке! – остывший чай. Подскочила к окну.
– Батюшки свенты! И правда, вечер! И снегу намело…
Роняя по дороге плед, тапочки, обруч для волос, понеслась к выходу.
– Мама меня убьет! Должна уж быть часа три дома…
На кухне опомнилась. Вытащила из сумки телефон. Слава Богу! Всего-то половина третьего…
– А темнота-то откуда взялась? Что за ерунда?

Выглянула за дверь. И тут же вернулась. Снег валил валом. Сарая в двух метрах от дома не было видно. А дальше – настоящая снежная стена. Без подсветки.
Подняла голову. Никакой разницы. Лишь угадывались в бесконечно стремящихся вниз серых пятнышках скрюченные пальцы-ветки старых яблонь. Столбики забора отделялись от сугробов едва заметными снежными шапками. Машину занесло по крышу. О дороге можно было не думать.
– Конец света!
Повздыхала немножко. Взялась за телефон:
– Ма, привет! Я тут конкретно попала. Сама уж поняла? Вот и ладненько. Если что – до утра не жди. Там что-нибудь придумаю. Да, до дяди Володи добегу, он поможет. Что? Не глупи! Еды навалом, сейчас дров принесу.
– А Новый год как же?
– Плакал мой Новый год. Отмечайте без меня. Сама виновата. Я позвоню вечером.

Вернулась к печке. Подобрала плед. Свернулась клубочком: « Ситуация! Впрочем, ничего страшного. Ну, не выпью бокала шампанского. Ну, заливного не поем. Ну, телевизор не посмотрю. Подумаешь, катастрофа!»
Посидела. Полюбовалась на догорающие огоньки. Подбросила дров. Уже веселее.
Отчего-то вспомнилось детство. Бабушкина печка и три пары любопытных глаз на полатях. Полосатые половики. Седая бабушкина макушка. Аромат шанежек.
Улыбка тронула губы. Какие же тогда были праздники! И подарки. Леденцовые петушки на палочках. Карамельные подушечки. Газировка в темных бутылках. Селедка в луковых кольцах – попробуй только пальцем дотронуться до праздника – мигом затрещину получишь.
Что там еще? Аромат елки. Старая кастрюля с землей, обмотанная кусками фольги. Казалось, вполне подходящая подставка для елки. И поливать можно!
– До Крещенья достоит! – уверяла бабушка.
И была права. Что там еще?
Мысли мирно текли по затокам счастливого советского детства. Дед мороз из ваты. Хлопушки. Стеклянные, чуть помутневшие шарики и сосульки. Мандарины в бумажном пакете…
Звякнул телефон. Муж. Забеспокоился, значит. Небось, маменька озадачила.
– Да?
Связь не сработала. Аня не стала морочиться. Захочет, перезвонит.
Мысли потекли дальше. Выпускной. Первый вальс с Сережкой. До этого он осмеливался лишь домой провожать. Нести портфельчик. И захаживать в гости под благовидными предлогами. Потом была ночь. Они гуляли всем классом до рассвета. Забрели на спящие дачи. Мальчишки нарвали охапки пионов. Бежали вслед. Кричали несусветные глупости. Осыпали чуть поблекших красавиц остро пахнущими розовыми лепестками. Никто даже не додумался, что цветы можно элементарно подарить.
Потом…
– А что потом? – возразила сама себе Аня. – Было и было. Давно уж быльем поросло. Прошла любовь, завяли помидоры. Только что спим в одной постели. Давно уж не… да что там, даже в голову не приходило! Как можно? Скоро внучат дождемся! Какие уж там сюси-пуси…

Разозлившись на воспоминания, так не к месту отвлекшие ее от работы, Аня натянула овчинную безрукавку, потом старый отцовский дождевик, зажгла керосиновую лампу и добрела до сарая. С трудом отворила засыпанную снегом дверь. Полезла в погреб. Долго и бестолково суетилась между стеллажами. Наполняла пакеты и ведра. Выбирала банки. Заодно перебрала яблоки и морковь. Отсыпала в миску клюквы.
– Вот так-то лучше, а то понесло непонятно куда, – ворчала она, перенося заготовки в дом. – Нашлась тут фантазерка. Постбальзаковского возраста. Надо же до чего додумалась!
Растопила плиту на кухне. Нажарила себе картошки. Соорудила из печенюшек, привезенных на всякий случай, и сгущенки микротортик. Так-то лучше!
Подтянула стол к печке. Застлала старенькой, когда-то парадной скатертью. Выставила по центру банку маминых грибочков, солянку. Нащупала в темноте буфета бутылку с наливкой, рюмку. Отыскала свету в залитом парафином подсвечнике. Принесла сковороду. Не то. Отнесла назад. Выложила картошку в тарелку. Так-то лучше! Отошла в сторону. Полюбовалась на натюрморт. Все бы ничего да вид не праздничный. Задумалась. Не поленилась, вышла на улицу. Вскоре вернулась с веткой ели. Бросила на иголки Милкину ленту, сунула в вазу вместе с сухими цветами.Совсем другое дело!
Взялась за телефон. Быстро летит время! Уже половина девятого. Как раз время за праздничный стол садиться. Чокнулась с бутылкой. Выпила. Взгрустнулось. Все люди как люди, а она…
– А теперь давайте вспомним о тех, кому сейчас хуже, чем нам, – предложил диктор вечернего радио, настроенного сыном в ее телефоне.
– Это кому же? – удивилась Аня.
– Поднимем бокалы за тех, кого непогода застала в пути! – подсказал диктор.
– За меня, значит… – улыбнулась Аня. – Приятно, что не забываете.

Передача прервалась звонком. Опять муж! На этот раз связь не подвела. Технический прогресс!
– Как ты там, детка?
О, как мы запели! Некоторые сейчас расплачутся – не иначе слушаем одну и ту же передачу.
– У меня все о-кей. А ты? Домой вернулся? Как-никак выходной сегодня. И праздник.
– Ань, я к тебе ехал. Мама с утра позвонила…
– Ну, как же без мамы… и что? Машина сломалась? А техсервис ушел Новый год отмечать?
– Не совсем. Я тут застрял посреди леса. Километров двадцать не доехал. Ждал, что снегопад кончится, а он…
Воображение закончило историю без участия Сергея. Темный лес, двухметровые сугробы вокруг. Из-за елок выглядывают злобные кабаны и голодные волки. И ее единственный и любимый. Благоверный. Со стихией наедине. «Вспомним тех, кому сейчас хуже…»
– Сереж…
– Да нормально все!
– Ты только не вздумай…
– И рад бы в рай, но в кромешной тьме не доберусь. Придется до утра куковать.
– Замерзнешь!
– В моем-то пуховике…
– И Новый год…
– А мы его с тобой проведем. Держи подарочек! Включай «оперу».
Это был букет сирени. Любимые цветы. Нежные соцветия в капельках росы. Свежие, только что сорванные ветки. Аня даже уловила знакомый запах.
– А вот мой…
В космос улетели перевязанные золотой лентой пивные банки и шикарные кашемировый свитер.
– Давно мечтал. А теперь…

… это были удивительные стихи и мелодии, жемчужное ожерелье дивной красоты и вип-каюта на трансокеанском лайнере. Умопомрачительные коктейли на тропическом пляже и роскошное норковое манто. Тигровые креветки в ананасовом желе и омары на гриле.
Пиршество пришлось прервать – Аня заметила три пропущенных. Набрала маму, чтоб уж наверняка.
– Отмечаете?
– Отмечаем.
– С Новым годом, с новым счастьем! Всем привет! Буду завтра. Возможно, пьяная. И не одна. Конец связи. Батарейка заканчивается.
Не тратить же драгоценные минуты на какие-то банальности!

Мамина настойка под соусом интернет-заморочек кружила голову. В печке уютно потрескивали поленья. Мир за окном наполнился загадочным мерцанием. Снежинки кружились в лунном свете, заботливо укрывая мириады своих собратьев. Небо освободилось от тяжелых туч. Убегая в небо, весело клубился дымок из редких дачных труб. Вдали, за согнувшимися под тяжестью снега ветвями, проблескивали тусклые огоньки.
Душа мерно покачивалась на волнах шансона, Сережкиных комплиментов и предчувствия чего-то очень важного и приятного. Почти как в детстве. На бабушкиных полатях. Предвкушение счастья. Отчего-то вдруг вспомнился яркий плакат у входа в метро: С нами только на Крит! Счастливые лица. Темные очки. Пестрые зонтики. Огромные чемоданы…

– Ау, есть кто живой? Где же ты спряталась, моя Снегурочка?
Аня ойкнула и едва не свалилась с кресла. В комнату вместе с потоком света и морозного воздуха ввалился Сережка. Шапка набекрень. Румянец во всю щеку. И идиотская улыбка до ушей.
– Неужели пешком?
– Фигушки! Как только снег кончился, я в деревню за трактором сгонял.
– Представляю, во что это тебе обошлось…
Потом был снеговик у забора. И снегири на рябине. Купание в снегу. И гора жареной картошки. СМС-ка маме. И жалобное пиликанье разряженных телефонов. Один плед на двоих. И давно позабытые горячие мужнины объятья.
Домой они добрались на следующее утро. После душа и двух порций заботливо сохраненного мамой заливного Аня набрала номер турагентства:
– Мне бы что-нибудь горящее на середину января. Да? Вполне…
Главная покупка сезона откладывалась до лучших времен. Ничего не попишешь – медовый месяц на носу. Да и кредит всегда можно взять. И потом, не сошелся клином свет на той кухне…

22.11.2014
0

#14 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 12 ноября 2017 - 20:02

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


13

ГОРОСКОП ДЛЯ КОЗЕРОГОВ ДЛЯ ЖЁЛТОЙ СОБАКИ


Уже отшарманил милый-милый «Августин», лёгким инеем просентябрил за окном первый месяц осени, а в магазинах появились календари, иллюстрированные собакенами различных пород, настойчиво намекая на приближение нового года. Глядя на симпатичную мордаху спаниеля на обложке численника, я озадачилась вопросом, как подобающе встретить самый главный зимний праздник, чтобы это достойное рандеву благосклонно повлияло на последующую событийность, и не превратило мою жизнь в собачью. Тем паче, в памяти ироничным намёком периодически всплывала сентенция любимого испанского философа 16-го века Бальтасара Грасиана: «Вот жизнь человека: в двадцать лет-павлин, в тридцать- лев, в сорок - верблюд, в пятьдесят - змея, в шестьдесят-собака,в семьдесят- обезьяна, в восемьдесят-ничто…». По возрасту выходило как раз, что я собака. Нет, ну, бывает, рычу и кусаюсь иногда, в зависимости от обстоятельств. Но чаще бодаюсь и стучу копытами. Решив заблаговременно воспользоваться полезными подсказками астрологов, я нырнула в просторы интернета. Много гороскопов перебирать не стала, а просмотрела первых два. Звездочёты уже тем потрафили самолюбию, что перечислили имена знаменитостей, рождённых под созвездием Козерога, как бы намекая: «Ну, а ты что же? Выше рожки, звонче копытца!».Утешая себя, что я ещё не в безнадёжной категории «ничто», с воодушевлением принялась «глотать» звёздные подсказки. И, поскольку возрастных ограничений в общих предсказаниях не было, осмелилась дерзновенно примерить их на себя.
Первые три месяца не сулили быстрых и радостных перемен. Выходило, что до весны придётся балансировать между житейскими плюсами и минусами. А чтобы поладить с самым верным и добрым символом наступающего года, звездочёты советовали не взбрыкивать без особой нужды, и не размахивать агрессивно наростами на темечке. Лишь, используя наиболее удачное расположение планет, дозволялось иногда безнаказанно гавкнуть, или выгодно лизнуть покровительственную руку. Многообещающе вильнуть хвостом, или расчётливо пройтись на задних царапках. В неблагоприятные же фазы луны даже и не думать рычать, или доверчиво подавать лапу. Но что стоит для терпеливого и упёртого Козерога выдержать эту жертвенную декаду, чтобы не пустить псу под хвост целый год? Тем более что в последующие периоды обещался просто глобальный переворот в личной и профессиональной сфере.Итак, по порядку.
Начну с самого главного, со здоровья. Хватит существовать по принципу: заживёт как на собаке. Поразмыслив над некоторыми космическими советами, доверительно к ним не отнеслась, но прислушаться на всякий случай решила. «К плохим врачам не ходите. Полезнее заняться медитацией и йогой. Только в астрал не шастайте, там нынче столько народа, что не протолкнуться»,- поучали небесные жрецы. Да сейчас небезопасно для здоровья и кошелька к любым эскулапам обращаться. Ни того ни другого не сохранишь. А в астрале прошвырнуться после таблеточки лёгкого снотворного, всё равно как в очереди за талоном в больницу потусоваться. И контингент в основном знакомый, и с новыми залётными личностями интересно початиться в эфире. Главное, в полном здравии ума вернуться в бренное тело. Ещё звёздные фитнес -тренеры корректно напоминали: «Стараясь сохранить фигуру,не прыгайте на скакалке в три часа ночи». Не, ну а чё? Больше же времени для этого нет. Всё по автобусам в путешествиях, да в шопингах по магазинам в поисках скидок. И опять же соседям не придётся ночь коротать в скуке и унынии. Далее шли рекомендации о соблюдении веса. И дабы всей массой не допустить его переизбытка, предписывалось регулярно посещать бассейн. «Даже если вы не умеете плавать, плавайте по-собачьи», настаивала астральная владычица года. Это как же? Как Му-Му? Радикальное предложение избавления от проблемы, однако!
А что там звёзды обещают по поводу карьерного роста? Прям чёрным по белому в личном гороскопе написано: «Трудоголизм не доведёт до добра». Кто б спорил. Ещё древний мудрец Сутулов предупреждал, что от работы кони дохнут. А я уже старая, изъезженная двойными ставками и всевозможными подработками, кобыла. Куда там мне до трудовых подвигов. Затем следовали конкретные предупреждения: «Не пытайтесь идти на крайности, взяв дополнительную нагрузку и экономя на предметах первой необходимости». Вот тут непоняточки, что имелось в виду под главными предметами. Не о туалетной же бумаге и зубной пасте речь. Это я на яхты, замки и алмазы расточительна.(Ударение в слове замок следует делать на первом слоге). В остальном - само скупердяйство! А вот и капелька негатива скатилась с чьих-то прорицательных уст: «Корпоратив на выходных на природе покажет вас с лучшей стороны, что может вызвать недовольство сослуживцев. Они будут считать вас профи, но дружелюбия не проявят». Вот так всегда! Под разухабистые тосты, значит, давай, давай! А как коллективной фотосессией любоваться– так конфуз. И претензии, что на компромат всех подбила именно ты.
Благополучие в личной жизни, по прогнозам звёздных прорицателей, должно обрушиться на Козерогов предположительно сразу после зимы. «Если вы одиноки до сих пор, собачка унюхает подходящих поклонников. Так что копите денежки на шикарную свадьбу», - намекнули из вселенского бюро регистрации браков. По ходу, у четвероногой астральной свахи какие-то неполадки с обонянием. Или натаскана она только на голь перекатную, если на собственную свадьбу самостоятельно ещё и копить придётся. А следующее предзнаменование я вообще соотнесла с буйным сезонным обострением: «Поклонники начнут просыпаться весной, а ближе к лету они найдут вас даже на Северном полюсе. Они будут бегать за вами по сугробам, замаскировавшись под белых медведей». Как романтично! Только с чего это меня понесёт в суровые льды и холодные айсберги за отмороженными в зимней спячке женихами? Поближе за кавалерами рвануть нельзя? И не перестрелять бы ненароком ряженых суженых, перепутав их с настоящими белыми топтыгиными. Читаю далее: «Поклонники доведут вас до алтаря». Фу! Наконец то! А то всё это время только до ручки. Стоп, почему во множественном числе: поклонники? Они меня уже бездыханную что ли под локотки поволокут под венец? Или собой настолько хиловатые, что надеются взять количеством? Я бы лучше на одного согласилась, но в меру здорового духом и крепкого телом.
Далее оракулы заботливо предостерегают: «Купидон начал охоту. Даже если вы будете сидеть дома, к вам постучится курьер, разносчик пиццы, или принц, уставший от родственных и дворцовых забот». Спасибо, конечно, за предупреждение. Теперь я буду начеку. Только, нельзя ли уточнить список претендентов? А нет, уже есть поправочка: «Снизьте требования к будущему избраннику, а то жить с идеалом скучно и неинтересно». Вот так сразу перейти с коньяка на боярышник? Да, уж, крутое пике взаимоотношений!
Ну, вот, опять двадцать пять: «Отношения с избранником неплохо разнообразить - сбегите на Чукотку, пусть ухажёры докажут, что у них серьёзные намерения». Если я в очередной раз ломанусь от судьбы как географическая чумная, претенденты попросту решат, что у тётки возрастное «ку-ку», или её в школе училка нещадно лупила по голове глобусом. Да и у самих престарелых донжуанов доказательная база уже не на достойной высоте. Им со своей одышкой и артритом хоть бы до автобуса добежать, а нето что на край земли в даль светлую.
Следующий пунктик «как разбогатеть», приготовилась было законспектировать, но обречённо отложила ручку. «Вокруг полно юристов и финансовых гениев, обратите на них пристальное внимание»,- гласил он. Ну, если Р. Абрамович входит в мой ближайший круг друзей не из списка «Форбс», то тогда конечно. Просто, других денежных воротил я не знаю. Да и этот периодически занят прицельной заинтересованностью соперниц из категории павлиньих,(смотри выше). Эх, не видать мне, по всему, несусветных богатств.
О! А вот про моду: «Вам к лицу будут костюмы от самых лучших модельеров. Ласковая Желтая Собака вас заприметит. Хозяйка 2018 года подарит вам свой красивый ошейник». Подобный шейный аксессуар я уж точно ни разу не надевала. Даже и не знаю, как я в нём смотреться буду. Но, светила авторитетно заявляют, что стильно. Главное, чтобы завсегдатаи лавок у подъездов, эти шавки вне тренда, узрев меня в таком умопомрачительном гламуре, не набросились и не покусали от зависти.
Да не может быть, чтобы всё складывалось так гладко, да сладко. Где-то всё же подвох притаился. Ну, конечно, как чувствовала. Ты посмотри, где собака окопалась: «Семейные козероги порадуются бесконечным визитам дальних и близких родственников, и даже родне партнёров». А чего им тут, мёдом что ли намазано? Вот от кого на Чукотку надо бежать, а не от кавалеров.
Что- то про аистов ещё было, но я этот абзац намеренно пропустила. Как бы СМИ не навязывали перечень современных сверхвозможностей – от греха подальше. А вот про психическое здоровье, это важно: «Иногда вам захочется залезть к собачке в будку и пожаловаться на свою идеальную жизнь. Не увлекайтесь. Выплесните эмоции, полайте на соседей». Тоже мне креатив вселенского масштаба. Мы с подругой периодически подвываем друг другу под чистогон её производства, радуясь безупречности несравненного бытия. То в её ипотечной конуре, то в моих однокомнатных апартаментах. А эмоции на нас выливает как раз соседская свора.
Порадовало, что светлая полоса забрезжит с октября и аж до конца года. К этому времени у меня уже «пройдёт чувство одиночества». Не само, конкретно, одиночество, а его светлое чувство. Так как:«Если ваш возлюбленный не свободен, ваши шансы резко снижаются». Я бы даже сказала: равны нулю. Зачем сдались мне его три облезлых кота, престарелая тёща и семеро внуков от разных браков? Поэтому сосредоточимся на следующем совете: « Ваша цель в ближайшие 12 месяцев – заработок». Берите глобальнее – финансовая мишень по добыче денег до скончания сил, здоровья и здравого смысла. Потому как на одну пенсию без этих презренных сребреников нет ни целей, ни радужного настоящего, ни утешительного преклонного будущего.
А вот ещё одно фантастическое предположение: «Бытовые проблемы решатся сами собой. Наконец- то в вашем жилище появится домовёнок Кузя». Ага! А почему не мистер Проктер энд Гэмбл? Или какой-нибудь Сулейман –Абдурахман ибн гастарбайтер? С появлением рукожопных сказочников бытовые, и не только, проблемы как раз и начинаются.
Рассматривая предложения праздничного меню, непроизвольно рефлекснула, во имя светлой памяти академика И.П.Павлова. Вот уж кто собачек любил всей многоопытностью физиологических наук. «В такой день на столе должно присутствовать как можно больше блюд из различных сортов мяса, а так же всевозможные свежие фрукты, нежные изысканные десерты…», - намекали астральные кинологи на всеядную прожорливость звёздного животного. И далее шли эксклюзивные рецепты от лучших шеф-поваров элитных ресторанов. Да, из супового набора таких деликатесов не приготовишь. Жаль, что среди Шариков и Бобиков нет веганов, и их не задобришь морковными котлетами. Но, помятуя, опять же, что «от жиру и собака бесится», решила шикануть по минимуму, положив в миску символического гостя лучший мосол из холодца. Этот диетический натюрморт с кулинарным изыском присыплю сорбитом и сухарями от старины Чаппи. Слегка утешило указание что: «Собака не приемлет алкоголя». Ну, надо же какая экономия денежных средств, откуда и не ждали! Плесну чистейшей воды из-под крана в миску для виртуального сотрапезника.Для себя на один вечер винная карта будет состоять из безалкогольного шампанского и спиртовых настоек « корвалола» и «валерианки». А в последующие новогодние праздничные дни, уж извините, по настроению. Иначе меня не поймёт закадычная подруга, и настанет бессмысленный конец нашей долгой психоаналитической дружбе. Кто захочет жить с соседями как кошка с собакой?!
Ну, и по китайской феншуйской традиции, заключительный самый позитивный астрологический прогноз: «Как только начнётся год собаки- бегите в магазин за обновками. Денежный дождь посыплется на вас прямо с небес». Стесняюсь спросить, кто нить знает, где выпадет этот дождь 01.01.2018 в Омске?
Беспредельное спасибо астрологам за содержательные советы. У меня, наконец-то, сложился мой обворожительный новогодний образ. Ура! Я, вся из себя такая: в скакалке наперевес. С лыжными палками в руке, чтобы сразу стартануть на Северный Полюс для судьбоносной встречи с суженым. С пузырьком настойки боярышника в другой – как средством мотивации ухажёра по заниженному тарифу. С сахарной мосолыгой в зубах для приватного междусобойчика со звёздным символом года. И при всём этом великолепии - в эксклюзивном ошейнике от ведущего кутюрье. Кра-сот-ка! Короче, щедро делюсь полученными эмоциями, выплёскивая их прямо на вас: гав, гав, гав!


01.10.2017.

0

#15 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 14 ноября 2017 - 21:49

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

14

ВЕЧЕР НА НЕВСКОМ


О, как же я хочу,
Нечуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем!
Осип Мандельштам

Возле высоко расположенной витрины кафе, выходящей на Невский проспект, резвились трое молодых людей. Самый высокий из них тянул ввысь мобильник, пытаясь сфотографировать одну из двух девушек, сидящих за столиком внутри помещения. Двое других из этой троицы неистово исполняли туземно - европейскую пляску, прикладывая руки к сердцу или вздымая их ввысь. Одна из девушек, сидящая слева, хохотала, стуча кулачками о стол, а сидящая справа, низко склонилась над столом, пряча лицо за длинными густыми волосами, струящимися тёмным потоком. Я шёл по правой стороне по направлению к Неве. Признаться, раскованность ребят меня развеселила. Они шутили, но не были шутами. Невский, - их дом родной. Они просто зацепились за эту парочку незнакомок за стеклом витрин. Развлекали сами себя на глазах у девчонок и прохожих. Невский светился огнями, мокрый асфальт приумножал золотой бисер рекламных огней и косые ливни света, струящиеся из витрин кафе и магазинов. Это был час молодых. Шло великое завоевание территории смехом, улыбками, бесшабашными объятьями, цветами, но не в фирменных магазинах, а прямо с уличных лотков.
У меня в руках алая роза в полиэтиленовом раструбе, но она не причастна к этому празднику, она - путеводитель в прошлое, которое выветрилось из стен нашей бывшей квартиры в угловом доме на скрещении Невского проспекта и Садовой улицы. Я хочу войти в неё и взглянуть из окна, меня одолевает странное желание. Я ведь, наверняка частенько смотрел, приподнявшись на цыпочках, на Невский проспект, пока не грянула блокада. Что я скажу живущим в этой квартире, если они мне откроют? Я обдумываю варианты объяснений.
"Добрый вечер! Простите меня за странное позднее вторжение. Мы жили здесь во время блокады. Но я не пришёл с какими-то претензиями на жилплощадь..."
Нет, это просто фигня, а не объяснение, уж очень оно тяжеловесно. А как иначе представиться? А вдруг они откроют дверь и закроют тут же. Думаю, что алая роза всё-таки вызовет расположение к позднему посетителю и разговор сам собой завяжется. На афериста я не похож. И продолжу начатое объяснение ", - Мы жили в этой квартире до войны и во время блокады... Мне хочется просто взглянуть из окна..." Как объяснить им, если мне самому непонятно, для чего это. Но в этой непонятливости есть тайна возвращения в былое, словно по неугасающему лучу.
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз
До прожилок, до детских припухших желёз.
Не я один чувствовал в себе подобное желание. Вот и выбрал эпиграфом слова Мандельштама, приняв себя за его единомышленника. Это было одно из последних желаний Великого поэта, ещё пребывавшего на воле. Мысленно мы разматывает сотни дорог в своём воображении.
Летал пепел и чёрные , ломкие бабочки сжигаемых пачек нот. А мама пела и играла "с листа" и Чио-Чио-Сан с восторгом и нетерпением наполняла Невский проспект своим необыкновенным голосом. Всё сожжено, что может гореть, всё нажитое превратилось в пепел и золу... Ха-ха! Я никогда не замечал ничего из этого нажитого, до последнего часа моих экономных родителей, - только самое необходимое. Только пенсия, ни более. И мама, когда ей было уже за шестьдесят, кончила курсы кассиров и работала в булочной на Покровке, в самом начале Чистых прудов. Всё сожжено и только колодец, стены которого покрыты слоем инея, прятали на плоском дне три замерзающих тела. Блокадные карточки на блокадный хлеб, которые нет сил донести до магазина. И у брата нету сил отправляться на край города рыть окопы.
Подхожу к знакомому дому, так и не решив, что мне сказать. Надеюсь, что меня выручит экспромт. Но оказалось, что мне не надо вообще ничего говорить: с тротуара я увидел, что в этой квартире разместилась какая-то фирма. Она ещё не обустроилась. Окна не вымыты. С улицы видны на потолке ряды горящих стандартных люминесцентных светильников. Видимо, бывших жильцов переселили с Невского проспекта или выкупили квартиры. Невский в самый раз для бизнеса.
После войны я с братом приехал в Ленинград на встречу с его однополчанами. В вагоне поезда, идущего из Москвы, они встретились, а по приезде в Ленинград, разошлись, условившись о сборе в назначенное время, чтобы поехать на станцию Сиверскую, на места былых боёв. Там ожидал однополчан бывший командир по фамилии Самусенко, спасший жизнь брату. В рукопашной схватке Маре пришлось схватиться в рукопашной с рослым, могучим фрицем. Самусенко, находившийся поблизости, мгновенно развернулся на шум и автоматной очередью скосил немца. Мы погостили у командира пару часов, а я впервые попробовал легендарную жареную корюшку, которую все нахваливали. Где бы я ни был, и если вижу эту изящную рыбку, в памяти возникает у меня встреча, словно весенняя путина нахлынувших впечатлений.
Мара поводил меня по городу. Но сначала он покружил по местам своего детства. Перед началом войны ему было шестнадцать лет. Какой он был тогда?
А сейчас он немногословен, и не только в этой поездке, а всегда. Поехал я в Ленинград с братом по просьбе его жены. "Наркомовские боевые сто грамм", упомянутые в песне военных времён, сыграли свою известную роль в тяге к алкоголю. Кто знает, может в тех условиях эта доза горючего была необходима. Ведь и скандинавы взбадривали своих воинов отварами из мухомора. У нас своё, родимое, готовое к употреблению, не какой-то там отвар. Намного позже я прочитал откровение фронтового поэта Семёна Гудзенко, фронтового, "окопника", не штабиста:
Бой был короткий. А потом
Глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом
Из-под ногтей я кровь чужую.
Октябрь 1942

Если братику не удавалось удержаться от первой рюмки, то дело шло вразнос: он терял меру и контроль. В этой поездке я выполнял роль ангела - хранителя. Удалось!
Но мы с ним ещё в городе и нам достался солнечный день; перешли через дорогу и направились в переулок, врезающийся в проспект.
- Вот здесь, в подвале, была булочная, в которую посылала меня мама. Булочки были горячие, с румяной хрустящей корочкой. По дороге домой я одну булочку съедал.
Кто ж не знает, как соблазнительны эти горячие, хрустящие булочки, взрывающиеся от припёка. Но в подвале никакой довоенной булочной не сохранилось. Похоже, что он был давно необитаем.
- Мама отпускала нас гулять. Я брал бутылочку воды и мы с тобой по полдня колесили на трамвае.
В моей памяти вспыхивало озарение солнечного дня и силуэты деревьев. Это было не раз. Мара вспоминал, а я что-то вычислял или, вернее, предполагал, а потом вспоминал то, что предполагал. Предположение становилось реальностью. Одно дело, когда ты голоден, но согрет, другое - когда сыт, но замёрз. Совсем иное, когда худшее совместилось и создаётся пограничное состояние, вопрошающее:
- А стоит ли сопротивляться!?
Они, мама и брат, были людьми мира, ибо общие понятия: холод и голод прошли через них, проморозили насквозь, проморили голодом и поставили, а, вернее, уложили перед лицом смерти. И я возле них, а, может быть, между ними. Через десятилетия они оставили этот мир, кто в Москве, кто в городе Шахты, но все в единой братской могиле по имени Земля. Я шёл по такому Невскому, каким я его пересотворил. Те, неугомонные трое возле кафе, тоже были сделаны моим восприятием. И все, пребывающие на проспекте, были соавторами истории.
Я иду по Невскому. Впереди меня медленно передвигается, шаркая ногами, маленькая, сутулая женщина с сильно наклонённой головой. Из под куртки видно длинное до пят платье или юбка, - всё тёмное, одноцветное. На голове большущий вязаный берет, прикрывающий уши и затылок. Она не вписывается ни обликом, ни походкой в оживлённый вечерний проспект. Такое впечатление, что она вообще из другого времени, другой эпохи. Какие заботы вытолкнули её на улицу? Она являет собой, пусть даже в единственном числе, многообразие жизненного Питерского уклада. Единственная деталь, несущая в ней отпечаток современности, - это светлые кроссовки, мелькавшие из-под подола. Хочу перегнать её, заглянуть в лицо, которое мне представляется мистическим отпечатком. Это был образ ПАМЯТИ, вызывающий недоумение у прохожих, она скользила тенью по мокрому асфальту, перешагивала лужи, останавливалась на перекрёстке перед красным глазом светофора, - всё как у людей, но чуточку иначе, без суетливости: да пусть этот зелёный загорится через сто лет. Перегнать незнакомку, которая на меня и головы не поднимет? Зачем, - я ведь из того же времени, что и она? Просто меня ноги живее носят. Она ещё не легенда, она только память, которая вышла за куском хлеба. Она ещё не вселилась в сознание, ибо у мира много соблазнов, лежащих на поверхности бытия. Внезапно всплывшее слово то вдруг воплощается в меня, то в ответ слову я собой воплощаюсь в него, - раз на раз не приходится. Пытаюсь сжать время, исчисляемое десятилетиями, в несколько минут, в пару шагов. Мне всё было дорого и значимо, пусть даже по разному.
Стоит поставить точку, тут же возникает желание переделать, дополнить исправить написанное. Однажды я пришёл к маме после того, как неделю её не посещал. За эти семь дней мои усы и борода, которые я решил отпустить, дали приличные всходы. На мой звонок открыла мама и сразу же, в истерике отшатнувшись от меня, как от страшного наваждения, скрылась в глубине квартиры. Я и отец были в недоумении. Но ведь я был ещё и виновником этого происшествия. Отец успокаивал маму, мол, наш сын уже взрослый, ну пусть походит с бородой. Но для мамы, по моим догадкам, секрет её вспышки был не в моей бороде, это было что-то давнее, затаённое, неведомое даже для отца. Может быть, это было напоминание о несбывшейся встрече. Может быть в моём облике воскресли черты близкого, любимого человека. Я слышал, как мама проникновенно пела арию Чио-Чио-Сан. У меня почему-то связывается эта ария с реакцией мамы на мой изменившийся облик. Наверняка, она в той Ленинградской квартире, распахнув окно, пела эту арию, как свою собственную, и в мирном Ленинграде, там за окном, вот-вот должен был показаться тот самый человек с моим обликом, не Пинкертон, конечно, не вымышленный. Это я так думаю.
У меня по прежнему в руках алая роза в блестящей, прозрачной упаковке. Первоначальный смысл в ней утратился полностью, разве что она красивая сама по себе. Это и так понятно, все остальное - просто цветы, а она - Роза. Хожу с ней, словно обманутый кавалер, разочарованный идальго с билетом на обратный путь на стальном Россинанте. Делаю оптимистическое лицо, словно там, куда я иду, меня ожидает кто-то близкий, так нужный в этом городе. Иду в обратную сторону с тем же вымышленным лицом, к которому мысленно, как мне кажется, притягиваю весь Ленинград, переименованный в Петербург. На противоположной стороне Невского проспекта вытянулся Гостиный двор, в котором, наверняка, мне покупали игрушки. Два художника уличного вернисажа упаковывают непроданные шедевры. Мужественные авторы, а, может быть, перекупщики. Не имеет значения, - они тоже часть праздника для прохожих, но хорошо бы им удачно продать парочку картин. Вернисаж в полумраке. Прохожу мимо кафе, возле которого плясала молодая бесшабашная троица. До отхода поезда целых три часа. На метро до Московского вокзала одна остановка. Можно будет и пешком добраться. Чувствую небольшой голод. Вхожу в кафе. Конечно, девушки давно удалились, и, возможно, в компании с тремя парнями. А почему бы нет?! Заказал себе бутерброд, начинённый беконом и овощами и чай. У окна, на месте ушедшей пары, сидела другая: он и она. В этой части зала были только мы. Молодая команда за прилавками готовила кафе к закрытию, но нас не торопила. Я тоже не торопился, откусывал по маленькому кусочку, вроде как отмерял время. Но вдруг меня осенило подарить букет этой паре. При молодом человеке дарить девушке неловко, даже нелепо. Извинился и объяснил, зачем и почему у меня роза. Они восприняли спокойно мои слова, и не возражали против подарка. Получилось что-то вроде святочного рассказа. Но, на самом деле, от своего стола до их я прошёл через глубокие сугробы и мороз, сквозь окна, предусмотрительно проклеенные крест 'на крест газетными полосами. Проделал путь в несколько десятков лет. Может быть эта пара решила: вот чудик бесприютный. Слава Богу, что ничего не просит. Можно было бы предположить, что перед ними попрошайка, но цветы, роза... Не похитил же их с кладбища. Не сложить в плоские страницы гербария Петербургскую осень. Она сейчас в изобилии, её сияние чистым золотом, кадмием, охрой украшает Петербург и пропитывает голоса, воздух и пробегающие низом ветра с Невы.
Я не хочу, чтобы меня поглотил Невский проспект. И нас таких двое: эта незнакомая Память - Женщина и я. Она летит над миром, сверкая кроссовками и одновременно отражаясь в мокром асфальте. Я в восходящем потоке маминого голоса, мы где-то там, в созвездии летящей над Витебском влюблённой пары Марка Шагала.
Я не помню того куска хлеба, которым я насытился, если это насыщение психологически возможно. Это, несомненно, помнит мой мозг. И, возможно, использует во вспышках наяву и в видениях во снах, независимо от меня. Это была пища, принесённая отцом. Таким заботливым, таким спустившимся с небес, словно Мессия, но впоследствии таким непонятным. Благодаря ей я позже слышал голос мамы, поющей Чи0-Чио-Сан. Если бы я был музыкантом, в этой оркестровке, в этом месте я бы сделал пробел, молчание. Неподвижность как действие. Выключенный звук превращает действие в кадры немого кино, запечатлевшего великое событие.
Я сочинил самому себе Реквием. Он напечатан в Петербургской газете "ИДУД ХАСАДИМ":
Покрыт ни бронзою,
ни медью,
Полуослепший и больной,
Я есть,
Я буду тем последним,
Соприкоснувшимся с войной.
Мой прах в казённом катафалке
Лихой салют не озарит,
Кому-то будет тайно жалко,
Но это лишь на краткий миг.
Мир эту дату не отметит,
Мышь прокрадётся в тишине,
Мне суждено на этом свете
Поставить точку в Той войне.
Штрихом, рифмованной строкою
Себя творивший в тишине,
Закончу путь.
Я упокоен
Щепоткой пепла в Той Войне.

Пожелать любви и удачи, значит с незнакомцами попрощаться. Пафос случайного человека мало чего стоит. Любовь и без меня струилась через касания их тянущихся друг к другу рук сквозь золотую листву, речную рябь Невы, меж колоннад Растрелли; она опоясывала золотой шпиль Адмиралтейства с мерцающим фрегатом и плавно опускалась возле ростральных колонн. И я для тех, возле окна, был не совсем общим местом, а эпизодом кинохроники в странном цветном исполнении, как раскрашенное Сергеем Эйзенштейном красным цветом знамя в фильме "Броненосец Потёмкин". Некая локальная достоверность.
До отхода ночного поезда пол часа и одна остановка на метро.
0

#16 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 ноября 2017 - 22:49

ПЕРЕНЕСЁН В НОМИНАЦИЮ "КОРТИК" КОНКУРСА "ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА".
ЗДЕСЬ НЕ УЧАСТВУЕТ.



15

ПРИЗВАНИЕ

«Сегодня всё изменится», — твердил Юджин, стоя на пороге мастерской. Холодный ветер, гулявший по пустырю у входа в здание, дёргал его за рукава широкополой рубахи, перехватывал дыхание и бил в воспалённые глаза. По щекам парня катились слёзы. Но вызваны они были не холодом, нет. То были слёзы предвкушения первого дня его новой жизни.

Комплекс зданий завода Мэддокса вздымался над провинциальным шахтёрским городком, как пирамиды фараонов высятся над песчаной гладью долины Гизы. Три монолита цвета обожжённой глины с бесчисленными рядами крошечных окон, они не шли ни в какое сравнение с окружавшими их приземистыми домиками местных жителей.
Поначалу предприятие обеспечивало работой не только большую часть населения городка Юджина, но и соседствующие с ним поселки. Кого ни спроси, все работали у Мэддокса. Все, за исключением разве что бригады тракторной мастерской братьев Коксов, старика Гаррисона, державшего популярный в поселении паб, семейства Ольсонов, заведовавшего продуктовой лавкой, да работников почтового отделения. Однако в баре, в магазине и на почте разговоры посетителей неизменно сводились к тому, что происходило в стенах индустриального гиганта. И даже высокомерные механики Коксов, по рассказам отца Юджина, за кружкой-другой пива вступали в оживленные профессиональные споры с мастерами Мэддокса.
В последние годы индустриальный гигант сократил свои мощности, а следом — и число работников, переведя некоторых из них в производственные цеха в большом городе.
На первом этаже некогда административного блока предприятия теперь теснились филиал банка, современная прачечная, забегаловка быстрого питания, пестрящая огромной вывеской: «Кухня мамы Мэри: пальчики оближешь!» и ряд разношёрстных магазинчиков. Как бы то ни было, в сознании людей завод по-прежнему занимал главенствующую позицию. Одно упоминание имени индустриального магната Джонни Мэддокса приводило их сердца в трепет. Вот почему для того, чтобы постирать бельё, оплатить счета, или наскоро перекусить у «Мамы Мэри», местные жители по привычке направлялись «на завод».

Юджин трудился в ремонтном цеху фабрики вот уже три года. В компании нескольких соратников и под предводительством бригадира, мистера Свиби, он занимался наладкой и починкой заводского оборудования. Ремонтников Свиби сотрудники любили и уважали за мастерство и оперативность и с гордостью величали их «командой спасения».

Юный Юджин, с вечно взъерошенными волосами, неуклюжей походкой и пытливым взглядом больших карих глаз, получил в бригаде прозвище «Птенец». Он в самом деле напоминал неоперившегося желторотика, с интересом выглядывающего из гнезда в большой мир.
Тем майским утром Юджин по обыкновению спешил в мастерскую, расположенную в последнем корпусе завода, по соседству с обширной фруктовой рощей. Скрывшись за тяжёлой деревянной дверью, он окунулся в работу.
В последнее время ремонтники то и дело простаивали, но накануне Свиби проинструктировал ребят о необходимости восстановления валов одного из шлифовальных станков, и те с азартом принялись за дело. Оторвался от машины Юджин только тогда, когда сквозь стук и скрежет металла донесся бодрый голос бригадира:
— Птенец, мистер Герман хочет видеть тебя! Давай, одна нога тут, другая — там!
Парень вытер руки, перепачканные смазкой, натянул хлопковую кепку поверх спутанных волос и направился в кабинет начальника кадрового отдела.
— Юджин, мой мальчик, присаживайся! — прокудахтал Маркус Герман, завидев его на пороге. — У меня к тебе важный разговор.
Начальник кадров встретил его на ногах, прохаживаясь по просторной комнате, обшитой сосной. Двигался он живо, но припадал на правую ногу, отчего походил на бывалого пирата, мерящего шагами палубу бравого судна.
— Слушаю Вас, мистер Герман, — робко ответил Птенец.
Герман уселся за широкий письменный стол, улыбнулся и сложил пухлые ладони замком:
— Ты уже три года трудишься в этих стенах под неусыпным руководством мистера Свиби. Он очень доволен тем, как ты справляешься со своими обязанностями, что и мне, как старинному другу твоего отца, царствие ему небесное, отрадно слышать.
Юджин кивнул, шмыгнув носом.
Кадровик придвинулся к собеседнику и перешел на вкрадчивый тон:
— Дело вот какое. Мистер Мэддокс хочет оснастить предприятие более эффективными станками и, тем самым, вывести производство на новый уровень. Из большого города прибудут управленцы и бригада рабочих, знакомых с новым оборудованием. Они-то и обучат наших ребят, что еще не нюхали здесь такого пороха.
Начальник сделал многозначительную паузу и вздохнул:
— Ребят обучат, но не всех. Переоснащение, видишь ли, требует жестких мер...
Не всех, вот как? К слову, Майк, Дэнни и Роберт уже как месяц не трудятся в мастерской, подумал Юджин. «Команда спасения» редела день ото дня. Одни ребята нашли работу на местной ферме, другие уехали прочь на поиски лучшей жизни. У каждого, казалось, нашлась своя веская причина для ухода. Слышал ли кто-то из них о грядущей модернизации?

Не сводя глаз с Птенца, Герман продолжил:
— Так вот, я тут подумал… Как ты смотришь на то, чтобы перейти в наш центральный цех? Являясь одним из лучших механиков, ты, вне всяких сомнений, добьешься успеха и там. Должность младшего помощника в ремонтной мастерской вакантна. Да, знаю, это попахивает понижением, но с твоими способностями не думаю, что тебе суждено будет до бесконечности прозябать в подмастерьях.
Кожаное кресло под начальником простонало, когда тот откинулся на высокую спинку. Круглое лицо Германа казалось жёлтым, отражаясь от деревянных стен. Его лоб покрылся испариной. Он промокнул его платком и поднял бровь:
— Что скажешь?
Юджин, предчувствовавший, что судьба подводила его к этому моменту, просиял, едва сдерживая волнение:
— Спасибо, мистер Герман, я признателен Вам за заботу. Это огромная честь работать в городском цеху мистера Мэддокса, но, раз мне представилась возможность сделать выбор, я, пожалуй, откажусь.
Улыбка, растягивающая лицо кадровика, в одночасье стерлась. Он помотал головой и прищурился — воодушевлённая реакция сидящего перед ним рабочего никак не вязалась со словом «отказ»:
— Откажешься?! То есть, как это, откажешься?..
Мальчишка опустил глаза, не переставая теребить кепку, зажатую в руках:
— Видите ли, у меня есть мечта...
— Мечта? Понимаю. О чем же ты мечтаешь, мой мальчик? — спросил Герман без особого энтузиазма: по долгу службы ему частенько приходилось выслушивать тирады о мечтах.
— Я хочу быть писателем, — выдохнул парень. Его сердце, как канарейка в тесной клетке, трепыхалось в груди.
Кадровик застыл, не моргая. С трудом подавив первый смешок, он расхохотался:
— Писателем, мой друг? Ты сказал, «писателем»? Неужто ты и писать умеешь?!
Юджин поёрзал на стуле и, смутившись, добавил:
— Я готов этому учиться. Это то, чего я хочу.
— Батюшки! Кто бы мог подумать! — заливаясь смехом, Герман хлопнул ладонью по столу. — Писатель! И много ты, позволь спросить, написал?
— Десяток рассказов… — парировал Птенец под оглушительный хохот начальника, — которые готовлю к отправке в один из городских журналов...
Герман угомонился и смахнул пот с лоснящегося лба:
— И ради десятка сказок ты готов отказаться от стабильной работы?
— Я всё обдумал, сэр. Я люблю наш завод, но моё призвание в другом.
— Ишь ты, «призвание»... — передразнил его босс, нахмурив брови, и придвинулся к столу, одёргивая тесный жилет из тонкой шерсти. – Послушай, Юджин. Ты мне как сын, и я тобой горжусь. Я предлагаю тебе отличное место в городе, привлекательное по всем статьям. И двух лет не пройдёт, как тебя обучат, повысят до мастера, а там, кто знает, сплошные перспективы! Ты не представляешь, от чего отказываешься. И потом, твой отец, да покоится прах его с миром, не одобрил бы твоего решения, ты уж мне поверь. После того, как умерла твоя мать и закрыли шахту, он прогорбатился на Коксов до конца своих дней, мечтая, чтобы ты заполучил место на предприятии Мэддокса. Твой отец…
— Мой отец любил свою работу, мистер Герман, — не сдержался Юджин.
— Любил, или нет, он не позволял себе об этом думать, дружок, — отрезал кадровик. — Сутки напролет он заботился лишь о том, как заработать на кусок хлеба. О чем и тебе на досуге рекомендую поразмыслить. Ты еще молод, но настанет час, когда ты женишься, у тебя будет своя семья. На что ты собираешься её кормить? — прозрачные глаза Германа заблестели, а щёки вспыхнули.
Пятнадцать лет назад он похоронил свою жену и до сих пор, казалось, не оправился от этой потери. Кадровик глубоко вздохнул, не спеша поднялся и подошел к окну:
— Не дури, мой мальчик.
Юджин опустил голову. Мысли его перепутались, дыхание сбилось, нужные слова никак не находились. Он чувствовал себя так, будто судно, на борту которого он оказался, попало в шторм в открытом море, что вызвало у него острый приступ морской болезни. Но чтобы добраться до берега своей мечты, он должен был во что бы то ни стало выстоять в разбушевавшейся качке.
— У Вас когда-нибудь была мечта, сэр? — выдавил из себя Птенец.
Кадровик обернулся и, смягчившись, пробормотал:
— Ну, разумеется, у меня была мечта.
После недолгого раздумья он поведал:
— Когда мне было лет двенадцать, отец частенько брал меня с собой на озеро порыбачить. У него была маленькая старая лодка «Люси», и, помню, мы часами просиживали в ней за этим занятием. Тогда я не на шутку увлекся ловлей и стал подумывать о том, чтобы приобрести небольшое судёнышко, на котором мог бы промышлять. Такая у меня была мечта, сынок. Но жизнь расставила всё по своим местам, и вот я здесь.
Герман поджал губы, вернулся к столу, припадая на больную ногу, и развёл руками, оглядывая свой роскошный кабинет:
— Не думаешь же ты, что я прогадал? Завод Мэддокса сделал меня тем, кто я есть. А мечта — это пшик, сон. Она не имеет никакого отношения к реальной жизни.
Герман замолчал и снова похромал к окну, сведя руки за спиной.
— Почему Вы не купили лодку? — не унимался Юджин.
— Потому что, что лодка заводу не ровня. Любой умудрённый опытом человек скажет тебе то же самое, — отрезал босс, повернувшись, и добавил: – А потому и я тебе советую, сынок: не торопись. Подумай как следует, во имя светлой памяти твоего отца. Не хочешь в город, пристрою тебя к Коксам, хотя не секрет, что и у них нынче времена непростые настали. Модернизация — дело нешуточное…

Спустя две недели после того разговора Птенца рассчитали. Предоставленный самому себе, он зачастил в рощу, примыкавшую к заводу, с высаженными в ней деревцами брэдфордской груши. Теперь, в разгар весны, их ветви тяжелели под россыпью махровых бело-розовых цветов, источающих аромат домашнего вишневого варенья. Под их сенью молодой человек от зари до зари строчил невероятные истории, живущие в его воображении.
Одни сочинения Юджина были полны его детских воспоминаний об отце, рассказывающем самые невероятные истории. Их главными персонажами являлись инструменты, что отец использовал в работе в тракторной мастерской. Но старик придумывал такие похождения с их участием, что маленький Юджин слушал его с открытым ртом. Другие рассказы были навеяны воспоминаниями самого Птенца о его дворовых приятелях, с которыми он то и дело пускался в приключения. Например, о том, как в суровую бурю они бежали вдоль некошеного поля по размокшей проселочной дороге. Озябшие и сотрясаемые раскатами грома, мальчишки неслись наперегонки, спотыкаясь и падая в глину на каждом шагу, но чувствуя при этом мало с чем сравнимый восторг. Порой повествования переносили Птенца в неизведанные земли, населенные мифическими существами, отважными рыцарями и мудрыми волшебниками. День за днём вдохновлённый писатель создавал один сказочный мир за другим.
В разгар июня, сидя на лавке в окружении цветущих груш, он строчил письмо редактору одного журнала с просьбой ознакомиться с его работами — внушительная стопка рукописей была подготовлена к отправке. Покончив с запиской, Птенец потянулся и с чувством выполненного долга принялся уплетать припасенный бутерброд от «Мамы Мэри». Тут он приметил Маркуса Германа, направляющегося в сторону рощи.
«Не чудится ли мне?» — подумал парень. Кадровик шел, переваливаясь, и казался потерянным. Поравнявшись с Юджином, запыхавшись и не говоря ни слова, начальник уселся рядом.
— Как поживаете, мистер Герман? — поприветствовал его Птенец, удивленный тем, что бывший босс покинул пределы завода в разгар рабочего дня.
Переводя дыхание, кадровик покосился на пачку листов, исписанных мелким аккуратным почерком:
— Могу я взглянуть?
Он явно был чем-то удручен. Заметив это, Юджин протянул ему кипу, улыбнувшись от уха до уха:
— Конечно!
Герман осторожно взял рукописи и принялся их изучать.
На втором листе его беспокойный взор замедлил бег. Босс возвращался и по несколько раз перечитывал понравившиеся ему строки, хохотал и качал головой, дескать, ну, завернул писатель. Юджин наблюдал за ним, затаив дыхание.
Сидя на лавке в шаге от родного завода, оба они, в действительности, находились в сотне световых лет от этого места – в иной, параллельной реальности, где невозможное не существовало по определению.
Когда все истории были проштудированы, Герман потрепал Юджина по голове:
— Молодец, сынок! Надо же, какой ты выдумщик! Не место тебе в мастерской, да простит меня твой покойный отец.
Криво усмехнувшись, бывший начальник бросил взгляд в сторону высившегося перед ними здания и заключил:
— Нам обоим отныне там не место...
— Как так? — спохватился Юджин.
— Господа, нанятые для проведения переоснащения, говорят, что сами в состоянии решить кадровые вопросы.
— Но ведь Вы проработали у Мэддокса столько лет… — пробормотал Птенец.
— В моих услугах завод больше не нуждается.
Мальчишка не мог поверить своим ушам. Все надежды Германа были возложены на это предприятие, он стоял у самых его истоков и не мыслил жизни вне его стен.
— Знаешь, а ведь я до сегодняшнего дня не забредал в эту рощу, — поделился кадровик, задрав голову. — Из окна кабинета она казалась мне такой же нереальной, как всполох пламени нарисованной свечи. Но, находясь здесь, я вижу, что деревца эти также реальны, как и мы с тобой.
Пышные благоухающие кроны мерцали на фоне пронзительного синего неба.
Похлопав Птенца по плечу, начальник поднялся на затёкшие ноги и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к дороге. Его глаза блестели — так же, как они блестели у Юджина в тот день, когда он в последний раз появился на пороге отдела кадров.
Герман обернулся и окликнул парня:
— Эй, Юджин!
— Да, сэр? — отозвался тот.
— Я тут подумал, мы могли бы вместе наведаться на причал и присмотреть лодку. Завтра, например. Что скажешь?
От неожиданности Птенец вскочил на ноги и выпалил:
— В девять на причале... капитан?
— В девять на причале! — рассмеялся Герман, взял под воображаемый козырек и зашагал прочь.
Летний ветер утирал слезы, что текли по его щекам, и разносил по округе пряный аромат вишневого варенья.
0

#17 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 ноября 2017 - 00:29

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


16

ЮЛЬКА

Павел Петрович, отец Юльки, вернулся в начале 1946 года сильно исхудавшим,
ссутулившимся стариком. Некогда сияющие глаза, ввалились и теперь не возможно
было определить, какого они цвета. Поношенная шинель и тощий солдатский мешок
за спиной составляли всё его богатство.
- Батя? - выдавила Юлька парализованным от волнения голосом, сорвалась с места
и повисла у отца на шее.
На миг суровое лицо фронтовика прорезала торопливая улыбка и он глухо проговорил:
- Здравствуй, роднуля! Здравствуй! - вздохнув, виновато добавил, - Прости, не могу тебя обнять. Сухожилия на руках порваны.
Юлька ойкнула и торопливо отошла, сложив ладошки у рта готовая разразиться
тягостным воем.
- Будет, помоги-ка с мешком, - спешно проговорил отец, стараясь избежать тягостных
объяснений.
Юлька проворно ухватила пропитанный январским морозом солдатский мешок и затараторила:
- Пойдём батя в горницу, картошка там. Только с печи.
-«Вся в покойницу Алексаху», - подумал отец с любовью оглядывая лицо дочери с чуть вздёрнутым носиком, чётко вычерченными губами и серыми, въедливыми глазами, казавшимися не по взрасту суровыми.
В горнице вкусно пахло печёным картофелем. Спешно шагнув через порог, Павел
Петрович почернел от увиденного. Четыре стены теперь являлись главным богатством
дома. Всё нажитое непосильным трудом сожрала проклятая война. У печи ютились:
старая кровать, засыпанная сеном вместо матраса, и принесённые из бани, сломанный
стол с табуретом. Единственное, остававшееся прежним, выдраенные до блеска полы.
Страшно было вообразить, что за годы войны пережила дочь.
Юлька незримо уловила отцовские мысли и отгоняя всё дурное и чёрное исступлённо
проговорила:
- Теперь всё будет хорошо! Хорошо! - Сердцем почувствовала, судьба решила
смиловаться над ней, уготовила, новую, счастливую жизнь. Проворно вынув из печи
запечённый картофель, выложила на стол.
- Садись батя, поешь с дороги, я уж до тебя наелась,- соврала она и пододвинув отцу
табурет молчаливо встала у окна.
За окном темно. На стёкла густо налипают хлопья падающего снега. Юльке
чудится, не было в её жизни страшного кошмара проклятой войны: голода и
предательства, равнодушия и унижения, страха, отчаяния и смерти. Живы мама и
братья. Они где-то рядом, за стенкой. Мысли отдаются в голове монотонным гулом:
- Спаси и Сохрани! Спаси и Сохрани!
Отец мола развязал вещмешок, положил на стол и, извлёк из глубины: кирпич чёрного
хлеба, несколько банок тушёнки, сахар рафинад и трофейный немецкий портсигар.
Достав папироску, прикурил и затянулся дымом. Юлька нутром чуяла, плачет.
С того дня, как приехал отец и пошла у неё настоящая жизнь.
В скорости, Павла Петровича вызвали в Рославльский райком. Вернувшись, отец
известил:
- Партия доверила руководство колхозом! - И подмигнув весело спросил, - Справимся
дочка? - Потрепал Юльку по щеке и с напускной суровостью добавил, - А твоя
работа, учиться! Будешь нагонять упущенное.
Юлька насупилась, притихла: «Летом исполнится шестнадцать, а её за парту с
малыми детьми? Не пойду я!».
Видя обиженно нахохлившуюся дочь Павел Петрович посуровел:
- Учиться надо! У тебя вся жизнь впереди! Или ты недоучкой остаться хочешь?
Отец смотрел на неё внимательно, чуть поддавшись вперёд:
- Обиду потуши. - Он старался подобрать необходимые слова для дочери, но
подходящих не находил. Понимал, необдуманное слово, брошенное впопыхах
навек отобьёт охоту учиться.
В тот же миг, в Юльке закипала ненависть к предстоящему учению: не глупая,
понимала, что сильно и безнадёжно отстала в учёбе от своих сверстников.
***
Зима сорок шестого выдалась суровая, снегу намело вровень человеческого роста. Тем
временем, жизнь в избе у Юльки, пошла довоенным чередом. Отец спозаранку
уходил на работу, а она оставалась за домом приглядывать, да по хозяйству справляться.
Возрождающийся колхоз распределил по хатам племенных поросят. Юльке с отцом
достались две, крепеньких розовых подсвинки. Всё бы хорошо, да кормить их было
нечем, сами сидели впроголодь. Пришлось делиться со с скотинкой последней едой. Выдумщица Юлька, сообразила собирать под снегом прошлогоднюю траву: поверх
лежала жухлая, зато снизу, сочная зелёная трава, напитанная промёрзшими соками.
Далеко не ходила, спускалась с пригорка к небольшой речушке Кочевке, разгребала
снег и, только не ленись, несколько тяжёлых корзин домой приносила. Выпаривала
на печке, мелко рубила сечкой, да смешивала с мелким пареным картофелем. Тем и
кормила.
Павел Петрович диву давался сколько в дочери смекалки, да сноровки. Юлька же,
почувствовав себя совершенно взрослой, ежедневно изводила отца своими просьбами
устройства на работу в колхоз. Петрович был неприступен, отвечал суровым молчанием.
С приходом первых дней весны подтаяло и заметно потеплело. На свой страх и риск
Юлька отправилась в Волконщина, в правление к отцу.
- Юля! Юля1 — замахал отец рукам увидев дочь. - Куда!
Лицо Юльки раскраснелось от быстрой ходьбы, глаза горели решимостью. Она сделала
ещё несколько шагов и остановилась уткнув настойчивый взгляд в отца.
- Я на работу устраиваться, - выпалила, как обухом огрела.
- Дочь! -Павел Петрович тяжело поднялся из-за стола. - Кажется мы решили этот вопрос.
Иль не помнишь? Сперва учёба.
Юлька угрюмо покачала головой.
- Павел Петрович, ты опытный руководитель, а молодыми кадрами раскидываешься. -
резко прозвучал голос за спиной Юльки. Она поёжилась, будто морозом прошибло.
- Знакомься, - сказал отец указав на малорослого, лобастого человека, - наш секретарь
райкома.
Поправив ремень на синем кителе лобастый человек подошёл поближе к отцу Юльки:
- Если товарищ хочет, можно совмещать работу с учёбой. Советская власть это
приветствует. - и оглядываясь на Юльку предложил, - Выйдем Павел Петрович.
Отец вернулся быстро. Громко стучала сапогами выругался и с раздражением плюнул.
Играя желваками, погрозил Юльке пальцем.
- Это тебе ещё помяну, сниму норов!
Вечером с отцом случилась непонятная хворь. Оступившись, он упал и сделался красным,
как сваренный в кипятке. Юлька пробовала его поднять, но не смогла. Отец лежал смирно,
будто спеленованный. Казалось, даже не узнавал её.
Юлька долго его тормошила, кричала, просила сквозь слёзы:
- Перестань! Пожалуйста, вставай! Вставай!
В чём была, выбежала на улицу. В исступлении застыла. Несколько раз срывалась с
места и обессиленно останавливалась. Голова кипела от раздирающего, мучительного
страха.
- Куда бежать? К кому? – не могла взять в толк. И в отчаянии закричала что есть мочи,
- Помогите! -Ответило Юльке лишь далёкое бездушное эхо.
Кинувшись к первой избе забарабанила в окна.
- Крёстная! Крёстная! – уже не кричала, а выла Юлька. – Батя помирает!
Через мгновение шторка дрогнула, из зияющего темнотой оконного проёма на неё
уставились сонные глаза.
- Скорее! - опять взвыла Юлька. - Помирает! Батя помирает!
***
Больше месяца лежал отец в районной больнице, куда его свезли после удара: уже
полностью сошёл снег и стало по весеннему тепло; под ласковым солнышком,
томились в ожидании посевной пашни; наливалась сочная трава. Свинки у Юльки,
на свежем корме, быстро пошли в рост. Только Павла Петровича не спешили
выписывать из больницы.
В пятничное апрельское утро, к Юльке забежала подружка Люба из Волконщина.
За выпученные, красные глаза прозванная в деревне рыбкой. Меж собой про Любу
говорили: -« Хороша девка, да лупаста».
- Юля! - певуче позвала она подругу стоя на крыльце. - Телегу справляют. После
обеда за батей твоим поедуть.
От радостной новости Юлька расплакалась. Смотрела в Любашины глаза и плакала,
плакала.
« Страдалица», - жалела Люба подругу. Она любила и всегда восхищалась смелостью
и мальчишеской дерзостью Юльки.
- Какая ты умница Люба, что пришла! - звонко чмокнув подругу в щёчку, Юлька
засуетилась, побежала в дом. Надо было до отъезда успеть справиться с хозяйством.
Люба задержалась у Юльки, пока та готовила и кормила скотинку, дочиста
вымыла полы. Нарвала у речки охапку весенних цветов и уместив их в небольшой
кадушке, поставила на подоконник.
Проводив Любашу, Юлька приготовила отцовский парадный китель и присела на лавку
у окна, ожидать назначенную телегу.
Солнце смотрит в окно, просеивая лучи сквозь сорванный Любой букет. На ветках
черёмухи, упирающиеся прямо в стёкла, звонко щебечут озорные воробьи. Продрогшие
за зиму избы подставляют солнышку бревенчатые рёбра. Юлька чувствует неуловимо-пряный запах весны, он вьётся вдоль рассохшихся брёвен, заглядывает в каждый уголок.
- Тпру! Ивановы! Кто в доме живой!- бодрый, звучный голос словно окатил её ушатом колодезной воды.
Юлька встрепенулась: -«Не уж-то проспала? Пропустила договорённую телегу?».
Осторожно спустившись с крыльца, пробежала к высоким воротам. С надрывным
стоном ржавых петель, распахнула калитку.
У ворот, в поношенной телогрейке с непокрытой льняной головой, на телеге запряжённой гнедым, жилистым жеребцом сидел Андрей Квасолин. В свои девятнадцать лет Андрей
выглядел статным красавцем. Рослый, голубоглазый, с могучим размахом плеч .
В конце войны Андрей пошёл в военное училище, но после победы училище закрыли.
Стране уже не требовалось столько военных и Андрей вернулся домой. Его семья: мать,
отец инвалид войны и шестеро младших братьев жили на Звезде. Мать, поднимая в войну сыновей лишилась здоровья и теперь, Андрею приходилось самому тянуть всю семью.
- Что, уснула? - прогудел он и прищурился с издёвкой.
Юлька не обратила внимания не колкость, метнулась в горницу сгребла китель и через
секунду уже устраивалась на заду телеги. В дороге Андрей балагурил, сыпал шутками,
Юлька оставалась равнодушна и молчалива к его остротам.
Когда подъехали к Рословльской больнице, прямо на улице их уже ждал отец Юльки.
- Где вас носит? - только и сказал запрыгнув в телегу рядом с дочерью.
Выехав на большак Юлька спохватилась, развернула китель и подала отцу.
- Накинь батя, не просквозило бы.
Павел Петрович аккуратно сложил поданный дочкой китель и пристроил на сене.
- Ишь удумала, в парадном кителе на сене валяться. Дитя не разумное. - Отец с
наслаждением втянул ноздрями напитавшийся солнцем весенний воздух и скинул
с головы шапку.
-«Какой седой!», - опечалилась Юлька и скороговоркой пожурила:
- Сам дитя малое, шапку снимать! Видать давно в больнице не лежал!
- Ого, какая у вас Павел Петрович дочь строгая! - опять подковырнул её Андрей.
- Строга! - в тон ему вторил отец Юльки. - Вцепится, как лиса в зайца. Не съест, так
всего расцарапает. - он тихонько нажал пальцем на курносый нос Юльки и легко, от души рассмеялся.
***
Дома их ожидал сюрприз. В дверном косяке празднично белел крохотный конверт.
Юлька проворно выхватила дожидавшееся их послание.
- Батя! От Доминики! - она прижала конверт к груди и, в ту же секунду, рывком надорвала
край и вытащила несколько листов исписанных аккуратным, размашистым почерком.
С июня сорок первого от Доминики,её старшей сестры, эвакуированной вместе с Телявкинским детским домом, в котором сестра преподавала русский язык и литературу,
не было никаких известий. Юлька не думала о плохом. Уверяла себя, сестра вернётся.
Развернув письмо пробежала глазами первые строки:

«Здравствуйте, мои дорогие: мама, папа, Никита с Шуриком и Юлька.
Знаю, давно ждёте от меня весточку».. . .

Комок застыл в горле. Юлька, стерпела, не дала волю слезам. Сколько раз, по ночам,
она думала о том дне, когда Доминика, перед эвакуацией, прибежала домой и предложила
взять её, Юльку и шестнадцатилетнего брата Шурку с собой. Шурику она выхлопотала
место воспитателя в детском доме. Всё было готово. Батя, одобрил их отъезд,
«Детям единственного коммуниста в колхозе опасно оставаться под немцем», - сказал он.
Мать же, категорично и даже с некоторой злостью отказала,
«Хозяйство всё, на меня кидаете?».
На всю жизнь запомнила Юлька её слова ставшие роковыми для всей семьи. Согласись
она тогда, судьба сложилась бы по другому. Не скиталась бы Юлька по людям в поисках
угла, не умирала бы от истощения и голодухи на снегу. Не погиб бы Шурик.
Отец, ещё несколько раз, пытался спасти семью: уговаривал, требовал от матери
отправляться в тыл или в партизанский отряд, её ответ был один, «хозяйство не брошу».
Сейчас, Юлька не понимала и отца, почему не настоял? Почему не позаботился о детях?
Тяжко подействовали первые строки письма на Юльку. В голове застыла обида на
погибшую мать:
-« Эх, мама, мама! Что же ты наделала? И себя сгубила и брата!» -думала Юлька.
Неловко всунув письмо отцу, не смогла удержаться на ногах, осела прямо у порога.
Она перестала чувствовать собственное тело. Лица, лица! Кругом лишь злобные,
испуганные лица. Из под этих лиц кто-то идёт к ней. Юлька всматривается, Андрей!
Квасолин Андрей?
Очнулась она от жуткой тишины. Ощутила, что лежит на кровати.
- Как дотащил меня со своими руками? - не глядя на отца с укором спросила.
- Да, это Андрей помог.
«Вот чего привиделся Андрей. Просто перед глазами был.», - заключила Юлька.
Она корила себя, что держит обиду на родителей. Но совладать со своими мыслями
не получалось. Отец что-то говорил ей, смеялся даже, но Юлька будто была не здесь,
будто провалилась в пелену забытья.
- Ты слушаешь? - спросил, ровно окликнул отец. - Говорю, Доминика осенью приедет,
а у на с тобой раздолье… Всё уродилось, всего вдосталь. Как до войны, помнишь?
Юлька промолчала. Отец невольно вновь задел за грызущие, уничтожающие её
нутро мысли.
***
Несколько дней лил дождь.
- Пора бы ему перестать, - беспрестанно повторял Павел Петрович смотря на плотно
затянутое облаками небо. А дождь всё шёл и шёл.
А между тем, в колхозе уже были готовы к посевной,а Юлька собралась первый день в
школу.
Дорога до Валконщина, разрослась густо утыканными непроходимыми, лужами-озёрами.
Ребятишки смело мерили их босыми ногами. Юлька, шла следом.
-«Чего согласилась?», - негодовала она. Вдруг вздрогнула, в удивлении раскрыв глаза.
Рядом с ней встала телега .
- Андрей! - немного смутившись и не глядя в его сторону спросила, - Ты чего здесь?
- А ну ребята, садись, довезу! Поживее! - весело предложил Андрей.
Юлька уселась рядом.
Андрей подстегнул гнедого:
- Поворачивайся! Эгей!
Телега дёрнулась несколько раз и, прыгая по рытвинам и ямкам, резво покатила
разбрызгивая липкую весеннюю грязь.
Что-то незнакомое овладело Юлькой. Она искоса поглядывала на Андрея, и
тёплое, неведанное до селе чувство, как цветок распускалось под сердцем.
Юлька попыталась отогнать это новое ощущение тепла, заставляющее сердце биться
тревожно и быстро. Пыталась утопить его глубоко внутри.
Мутное небо сыпануло редким дождём. Юлька отрешённо подставила курносое
лицо под обстрел мокрых дробинок, усмиряя душевную спесь.
Они сидели плечо к плечу, чувствуя проникающее дыхание зарождающегося чувства.
Телега остановилась возле школы. Юлька молча спрыгнула на землю и пошла не
оглядываясь к школьному крыльцу, где уже толпились первые ученики.
«Забудь! Выкинь из головы!», - твердила она. Озорные капли дождя, пробравшись
под платье, сшитое из отцовской гимнастёрки, скользили по спине, теряясь в ложбинках лопаток.
- Юлька! Ха-ха! Всё ж надумала в школу? - прозвенел Любашин голос. Спускаясь
со ступенек, на встречу Юльке спешила подруга. Задержалась взглядом на Андрее:
- Да ты с кавалером! - взвизгнула от восторга.
Ускорив шаг Юлька почти бегом влетела в старое здание школы. Знала Любу,
если начнёт чесать языком не остановишь. Тогда уж не отбиться от разговоров на
деревне.
Выдохнула спокойно, лишь стоя в просторных сенцах школы. Не успела стряхнуть
с волос липкие дождинки, как послышался, сперва слабый, а потом нарастающий
звук колокольчика, заглушивший гудящие голоса школьников. Из учительской вышел
поджарый человек среднего роста, в круглых очках и толстой тетрадкой в руках.
Подождал пока утихнет звон, медленно раскрыл тетрадь и твёрдо, вбивая каждую
букву в тишину начал читать фамилии. Юлька услышала свою, отчётливо брошенную
учителем и мгновенно пропавшую в полумраке бревенчатых стен. Сверля глазами
собравшихся учеников поджарый человек закрыл тетрадь:
- Названные, рассаживайтесь в пятом классе, - указал он на распахнутую дверь справа
от учительской.
- Страхотно! - продыхнула Люба за спиной Юльки и крепко, будто клещами
вцепилась ей в руку.
Усевшись в классе, как это всегда бывает, молчали некоторое время. Присматривались
к новому педагогу, а он к ним.
- Кузьма Фёдорович, - представился учитель и начал вызывать ребят по списку,
интересуясь, кто таков и откуда. Юлька поднялась, услышав свою фамилию.
Было открыла рот, как глаза учителя сурово сверкнули под круглыми линзами и
он резко ударил тетрадью по столу. Перепуганные дети повскакали со своих мест.
- Сядьте! - раздув и без того широкие ноздри хрипло, сдерживая гнев, произнёс
Кузьма Фёдорович. - Все, кроме Ивановой.
Юлька стаяла в растерянности, не понимая, в чём виновата. Сердце беспомощно
сжалось и застыло в груди.
- Я понимаю, для вас школа, это праздник. Только одна Иванова, понимает слово,
праздник, иначе чем все остальные,- стараясь взять себя в руки негодовал учитель.
-Я не потерплю, чтобы ученики появлялись в школе в таком виде!
Весь класс в недоумении уставился на застывшую, перепуганную Юльку. А она,
не могла взять в толк, чем виновата.
- Я ничего не сделала? - проговорила растерянно.
Учитель подскочил от такой, как ему казалось, неслыханной дерзости. Подбежал к
Юльке и дёрнул за спиральки роскошных кудрей.
- Ты в школу собралась? По моему на танцы?
Как раз в этот момент, в класс вошёл Павел Петрович и застал неприятную сцену.
- Зачем, не разобравшись, напраслину возводите! От рождения она с такими
кудрями. Ничего уж с этим не поделаешь, - с любовью взглянул на примёрзшую
к парте Юльку. - Ничего доча, не знал ведь, - попробовал он оправдать учителя
недружелюбно посмотрев в его сторону.
Въедливые глаза Юльки потемнели от обиды. Ухватившись пальцами за крышку
парты, она смотрела сквозь учителя невидящим взглядом. Повисла такая резкая
тишина, что казалось, перепонки лопнут от напряжённого безмолвия.
То ли от этого взгляда, то ли от слов Павла Петровича, учитель поспешно отпрянул
от Юльки, став иссиня-пунцовым.
- Прошу прощения, -себе под нос пробормотал Кузьма Фёдорович. - Извините.
Я не знал…
Юлька молча щурилась, не давала волю непрошеным слезам.
- Батя… - кольнув взглядом и стремясь намеренно оборвать неуклюжие попытки
учителя извиниться, резко повернула голову к отцу. И быстро пошла к двери.
Вечером, Юлька мыла картошку свинкам, отец мастерил рамки для ульев. Резкий
стук в окно прогремел в тишине как выстрел. Пригляделись, под дождём стоял Кузьма
Фёдорович промокший до нитки. Войдя в хату, сел на лавку у окна.
- Юля, надо бы гостю горячего чаю. Промок учитель совсем, - заглянув к дочке за шторку, попросил Павел Петрович.
-Не беспокойтесь, - скромно, с напряжённым вздохом проговорил Кузьма Фёдорович.
- Я на минутку. Не могу никак успокоиться, что необдуманно обидел Юлю. Я не со зла.
Простите. Юля, только школу не бросай. Учиться надо, - говорил он сконфуженно, но
твердо. - Пообещай, что не бросишь учиться. Я не уйду, пока не дашь честное слово,
- настойчиво твердил Кузьма Фёдорович.
Юлька как будто не слышит, возиться с картошкой.
Учитель собрался с духом, подошёл к Юльке. Крепко взял её за плечи и спокойно,
глядя ей прямо в глаза проговорил:
- Пообещай, что завтра придёшь в школу.
***
Погода стояла тёплая. Разомлели, готовые буйно заколоситься, колхозные поля, засеянные
ячменём и пшеницей. Дышали утренней росой леса, обещая щедрые урожаи грибов и
ягод.
Всю весну Юлька ходила в школу. «Учись дочка. Без учёбы трудно будет в жизни, -
наставлял отец». По выходным, со своими сверстниками, помогала в колхозе: сеяли
горох, сажали брюкву.
В поле Юлька часто встречалась с Андреем. С того и завертелись у них первое,
юное чувство. В вечер выходных, выпрашивалась у отца на танцы, спешила повидать
милого.
Вся молодёжь с окрестных деревень, в выходные, всю ночь отплясывала, гомонила,
пела под многоголосую гармонь дядьки Севостьяна.
В один из вечеров, Андрей кружил, кружил Юльку.
- Выходи за меня! - взмолился вдруг и вложил её руку в свою.
Уперев глаза в землю Юлька вспыхнула, сорвалась и как дикая лань устремилась домой.
Целую ночь не могла уснуть, металась по кровати с шумными протяжными вздохами.
По утру побежала за водой в колодец. Плавно покачиваясь, несла коромысло с полными
вёдрами. На встречу ей, торопливо прихрамывая спешила крёстная.
- Юлька, кидай вёдра! Сваты к тебе! - издали возвестила крестницу.
Юлька кинула вёдра, но побежала не домой, а в конец деревни. Забилась вглубь
детдомовского сливового сада и с замиранием прислушивалась к тревожному биению
сердца.
Вернувшись в дом с опаской вошла в горницу. Подперев бока руками, посреди
комнаты стояла крёстная Аринка и отчитывала поникшего, взволнованного отца.
- Я слово своё не дам! Не пойдёт она прислугой! Восьмерых мужиков накормить,
обстирывать, убирать... Ещё и скотину на неё повесят! Ты на что меня подбиваешь!
- совсем разозлился отец.
Увидев Юльку притих.
- Не отдал он тебя Юля. Не сговорился! Прогнал сватов!- освободив отца от объяснений скороговоркой выговорила Аринка.
- Какие сваты? - опять забушевал Павел Петрович. - Ей, - кивнул на дочь, - ещё и шестнадцати нет.- Пусть поищут дураков в другом месте. А моя спину гнуть на них
не будет. - Поставил он точку в отношении новоявленной родни.
Душа у Юльки сжалась. В груди застыла морозная наледь. Если отец не согласен, она,
против его воли замуж не пойдёт, была в этом уверенна.
Весна сдавала свои полномочия, на пороге топталось лето.
«Авось растопит солнышко отцовское сердце», - с надеждой ночами мечталось Юльке.
0

#18 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 ноября 2017 - 19:09

ПЕРЕНЕСЁН В НОМИНАЦИЮ "КОРТИК" КОНКУРСА "ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА".
ЗДЕСЬ НЕ УЧАСТВУЕТ.

17

ПОД КОЛПАКОМ


Ти-Хон, щуплый мальчишка с оттопыренными, как у эльфа ушами, лениво покачивался в гамаке. Он следил за движением громадной тени, напоминающей плоского ската. Ти-Хон знал, как только она доползет до хижины, вернутся родители. Они пришли ровно в ту минуту, когда тень коснулась циновки у входа в жилище.
- Как дела в школе, сынок? – спросил отец, выгружая дневной улов перед очагом.
- Я лучше всех нарисовал бабочку! – не удержался мальчик.
- Да у нас в семье растет художник!
Отец заговорщески подмигнул, давая понять, что доволен.
- Надеюсь, уроки рисования пошли не в ущерб остальным занятиям? – поинтересовалась мама.
Ти-Хон шмыгнул носом. Меньше всего он хотел развивать эту скользкую тему. Владеть кисточкой и красками у него получалось куда лучше, чем решать задачки на сложение и вычитание. Мальчик поспешил отвлечь проницательную родительницу от неудобных вопросов.
- Мам, я могу принести сухих веток для очага!
- Спасибо! Только у нас есть запас. Если уж вызвался в помощники – сходи-ка лучше к старику О-Ди-Ноку. Наша очередь отнести ему корзину со свежими лепешками.
Ти-Хон едва не вывалился из гамака. Называется – перевел разговор на другую тему! Тащиться на другой конец леса с тяжеленой корзиной было скорее наказанием, чем помощью. Он не был лентяем, скорее – слишком застенчивым. Именно по этой причине мальчику и дали такое говорящее имя – Ти-Хон. Дело было в другом. Ни один ребенок племени, даже самый отчаянный и смелый, по доброй воле никогда бы не пожелал встречаться со стариком О-Ди-Ноком. По закону «подлости» именно на ребятне лежала обязанность навещать старика.
Отшельник категорически отказался жить в племени, но от одиночества у него испортился характер. Он стал сварливым, и как подметили соплеменники - с ядом на кончике языка. Мало какому ребенку удавалось без слез выдержать едкие замечания и брюзжание О-Ди-Нока.
- Разве сегодня наша очередь? – спросил с последней надеждой Ти-Хон.
- Как раз – сегодня! – подтвердила убедительно мама.
- А до завтра не подождет?
- Если ты пропустишь ужин! Подожди до завтра...
Ти-Хон понял, что отвертеться не получится. Тогда он решил скорее выполнить обременительную работу и вернуться к ужину. Уж очень вкусно пахло из бурлящего котелка, что висел над костром!
- Я оставлю корзину, как только закончится тропинка, и сразу побегу обратно. Старик не успеет меня заметить! – решил про себя Ти-Хон. - Все мальчишки так делают…
Это простое, бесхитростное решение немного примирило его с мыслью, что не он один боится попасть старику на глаза.
Мама на угощение пожилому человеку не поскупилась. Широкое дно плетеной корзины она выложила банановыми лепешками, а сверху кинула пару выпотрошенных рыбин и обязательный мешочек с крепким табаком. Ти-Хон уныло покосился на поклажу, оценивая на взгляд ее вес. Когда он понял, что результат не в его пользу, то заканючил:
- Почему мы должны помогать старику? Построил бы хижину в племени и жил среди нас…
К мальчику подошел отец и ободряюще похлопал по плечу.
- Это вовсе не обязанность! О-Ди-Нок ни разу не попросил о помощи.
- Чего ж тогда мы ходим в такую даль?
- Он самый старший! Уже за это следует уважать человека, а потом … он сам себя наказывает. Ему стоит посочувствовать.
- Как это? Не понимаю…
- Старику О-Ди-Ноку стыдно за один поступок, совершенный много-много лет назад. С тех пор он и обрек себя на одиночество.
- Что же он совершил?
- Прошло так много времени, что племя забыло то зло. Говорят, раньше была другая жизнь, которую старик изменил. Обиды прошли, люди приспособились жить в новых условиях и теперь никто не скажет наверняка – желает ли он вернуть все обратно.
- Что такое – Другая Жизнь? Разве есть что-то кроме нашей деревни, моря и леса?
- Я не знаю, сынок! – развел с огорчением руками отец. - Поторапливайся, путь не близок.
Ответ мальчика не устроил. Он решил во что бы то ни стало выяснить про Другую жизнь, о которой вскользь упомянул отец и поступке старика, что каким-то образом ее изменил.
- Неужели О-Ди-Нок – колдун? Только они могут вмешиваться в силы природы! – поежился мальчик от страшной мысли.
Взвалив корзину на плечо, Ти-Хон углубился в чащу леса. От прежнего плана как можно скорее вернуться домой и не связываться со стариком он самонадеянно отказался, даже не подозревая, к чему это приведет.


***

Старик О-Ди-Нок за столько лет так и не потрудился построить для себя хижину. Он привык жить в глубокой пещере, где всегда темно, а со стен течет вода. Чтобы погреть кости, он садился на валун, нагретый полуденным солнцем и, пыхтя трубкой, предавался размышлениям. Ничего не изменилось и на этот раз. Мальчик завидел старика издали и предусмотрительно крикнул:
- Эге-гей! Это я – Ти-Хон! Принес корзину с лепешками!
Старик приоткрыл подслеповатые глаза, недовольно зашамкав беззубым ртом:
- Убирайся прочь! Мне ничего не надо…
Ти-Хон заранее знал ответ, поэтому не растерялся:
- А еще у меня есть табак! Отец сам нарубил для тебя лучших листьев.
Старик нервно завозился, но ничего не ответил. Это была игра, о которой знали все аборигены племени. По правилам следовало оставить подношение там, где заканчивалась тропинка и уйти, не попрощавшись. Что О-Ди-Нок делал в их отсутствие с угощением, никто не знал. Съедал ли сам ароматный хлеб или скармливал дикому зверью, неизвестно.
Ти-Хон усилием воли подавил природную нерешительность, нарушив обычай. Он опустил корзину на землю и осторожно подошел к дремлющему старику. Чтобы завязать разговор, Ти-Хон облизал сухие губы, с жалостливым взглядом обращаясь к О-Ди-Ноку:
- Можно мне глоток воды? Горло пересохло, пока дошел…
Старик скривился в недовольной гримасе, но с места не сдвинулся. Он как будто стал частью камня, на котором сидел. Тихон сделал новую попытку расшевелить непреклонного старика:
- Ох… я сегодня не успею на ужин. Живот свело, а в корзинке есть мягкая лепешка из банановой муки.
На них-то старик и сломался. Он проглотил голодную слюну и проскрипел:
- И-и-и-и…. Воды-ы-ы…
Ти-Хон рванул в темноту сырого грота, набирая в половинку кокосового ореха холодные капли. От ледяной воды у мальчика свело зубы.
- Мм-м… – замычал он от боли.
Старик разломил лепешку на несколько кусков. Не притронувшись ни к одному, он закрыл глаза и впал в прострацию, потеряв всякий интерес к мальчишке. Ти-Хон не сдался. Он подсел к старику и шепнул на ухо:
- О-Ди-Нок, я сегодня узнал, что ты совершил какой-то скверный поступок… Расскажи о своей тайне!
Старик не пошевелил ни одним мускулом высохшего, почти мумифицированного тела.
- И этот поступок вызвал гнев людей! – продолжил упрямо мальчик.
Старик поджал тонкие губы.
- Ты себя казнишь и отказываешься жить в племени! – подвел неутешительный итог Ти-Хон.
Старик очнулся от оцепенения и повернулся к зарвавшемуся сорванцу:
- О-о-о! А ты смел! Или глуп?
Ти-Хон от страха обмяк и, совсем некстати, громко икнул:
- Йик!
О-Ди-Нок прошептал:
- Да… я виноват. Мне нет прощения!
Он виновато ссутулился, впадая в прострацию, но мальчик его опередил:
- Вот, сделай глоток воды! Отец говорит, что нет поступка, которого нельзя было бы простить.
Старик остановился неподвижным взглядом на Ти-Хоне:
- Есть.
- Ты… кого-то… убил? – задохнулся от страшной догадки мальчик.
- Можно сказать и так! – кивнул вяло старик. - Не одного, а… целую Цивилизацию.
- Ого! – присвистнул от удивления Ти-Хон. - Ничего себе масштаб работы! Но как?
- Ты, правда, хочешь узнать? – оживился О-Ди-Нок.
Его вечно полузакрытые глаза впервые широко открылись. Мальчик заметил их настоящий цвет – изумрудно-зеленый, как цвет моря.
- Хочу!
- Не пожалеешь?
- Вот еще!
- Ну, смотри…
Старик заерзал на камне, устраиваясь поудобнее, словно это было мягкое кресло:
- Много десятков Лун назад я был молод, и мои уши не торчали в разные стороны, как у лесного эльфа…
Ти-Хон инстинктивно прижал ушные раковины ладонями, как будто от этого они бы изменили форму и стали менее заметными.
- Я жаждал славы, признания, денег и… могущества.
- Ты хотел стать колдуном? – подбросил мысль мальчик.
- О! Нет! – рассмеялся старик трескучим смехом, раскачиваясь из стороны в сторону. - Это гораздо масштабнее! Я решился на Великий обман!
- Зачем тебе понадобилось обманывать людей? – пожал плечами мальчик.
- Дело в том, что Тот Мир, о котором ты понятия не имеешь, рушился на глазах. Рубеж был пройден и началась массовая агония.
Старик от своих слов возбудился, а у Ти-Хона по спине пробежали противные мурашки.
- А какой он был, Тот Мир? – осмелился задать вопрос мальчик.
- Это были миллионные города с небоскребами из стекла, машинами, гудящими на лабиринтах магистралей, дымящимися трубами заводов и неоновыми огнями, подсвечивающими рекламные щиты. Кругом, как муравьи, сновали толпы людей, усталых, эгоистичных и таких же, как я – стремящихся к власти. Это был мир хаоса, без намека на будущее. Природные ресурсы истощились в результате безжалостной эксплуатации. Каждый хотел урвать напоследок кусочек призрачного счастья, но никто не подумал – как найти способ вернуть все назад. Агония могла растянуться, но это бы все равно никого не спасло. Я решил взять все в свои руки, тем более это обещало огромные доходы. В короткое время среди населения поползли слухи, что есть возможность Спасения Цивилизации, если накрыть часть планеты… прозрачным колпаком.
Мальчик слушал старика с открытым ртом, не понимая и половины. Речь его была незнакомая, так никто в племени не говорил.
- Зачем? – спросил Ти-Хон с придыханием.
- Очень просто. Многие годы население жило в режиме жесткой экономии чистой воды и питания. Люди отдавали последние деньги, лишь бы купить глоток свежего воздуха, которым незаконно торговали нечистоплотные дельцы. Рассчитывать на то, что мне поверят все, было бы слишком самонадеянно, но часть населения могла прислушаться. Благодаря дару убеждения я внушил им, что «колпак» защит, как панцирем от агрессивного воздействия солнечного облучения, а вместе с этим восстановится флора и фауна, люди будут жить, не зная забот. Я дал им надежду, шанс…
- Тебе поверили?
- Еще бы! – вздернул старик дряблый подбородок. - Они поспешили ко мне как тараканы, чтобы успеть купить места под колпаком за любые деньги. Ох, что там началось! Это было Великое Переселение Народов! Я стал магнатом в один день. Все деньги Мира перетекли в мои карманы! Если бы знать, что деньги – ничто. С тех пор я не воспользовался ни одной купюрой, ха-ха-ха…
Старик гордо приосанился, но тут же сдулся, как высохший плод.
- Но… разве колпак мог вместить всех?
- Колпак – плод воображения, как ты не понял? – рассердился старик. - Я делал деньги из воздуха, а эти людишки так торопились спасти себя, что не жалели средств. В ход шло все – от подкупа до предательства. Никто не удосужился спросить про колпак, кто его сделал, насколько он надежен и каковы гарантии.
- Это же вранье! – надулся Ти-Хон.
- Я и не отрицал! Просто не говорил всей правды! – согласился О-Ди-Нок. - Меня это не смущало. Удивительное случилось потом, когда я прекратил торговлю и сделал публичное заявление, что мест под Колпаком не осталось. Вот и получилось – одни выиграли, другие проиграли, только определить везунчиков и неудачников вряд ли было возможно. Люди, купившие счастье под Колпаком, спустя десятилетия почувствовали, что воздух стал чистым, реки и моря наполнились рыбой, а сами они изменились настолько, что забыли о технике, без которой в недалеком прошлом и шагу сделать не могли. Человек вернулся в первозданную природу и стал счастлив.
- Получается, ты нашел выход, как помочь Планете выжить? – догадался мальчик.
- Это не было моей целью, как ты понимаешь. Это магия Веры, неважно в кого, или во что – в меня, в себя или в Колпак, которого никогда не видели, но зато отлично представили, что он существует. Вместо бесконечной суеты они научились жить не спеша, в удовольствие, слышать и уважать друг друга. Так появился Твой Мир, мальчик.
- А куда делись те, другие, кто тебе не поверил? Ведь наверняка такие остались?
- Так и есть! Они по сей день живут в Том Мире, где и раньше. Если только он еще существует. Они же вполне могли поверить в другую версию, где их жизни на грани исчезновения и погибнуть.
- Как это можно узнать?
- Выйди за пределы своего Мира, если не боишься.
- Из-под колпака?
- Да! Только я не знаю, где его границы. Тебе придется их создать самому.
Мальчик закусил губу.
- Что, струсил? – хихикнул ехидно старик. - Придумать Новый Мир – занятие ответственное, кх…кх…кх…
- Я подумаю над этим! – нашелся Ти-Хон. - Но почему ты казнишь себя?
На лицо старика легла тень.
- Я вмешался в природу вещей, созданную не мной. Люди поддались на откровенную ложь, спасая свои жизни и Мир изменился.
- Зато Планета жива! А потом, люди могут вернуться! Расскажи им правду!
- Это невозможно. Много поколений выросло под Колпаком. Они не знают Другого Мира, и вряд ли захотят попасть в неизвестность. Люди научились ценить то, что есть.
Мальчик задумался. Он и, правда, привык к своему гамаку, к песчаному берегу, к лесу, где прожил семь лет и морю.
- Скажи им сам мою правду! – предложил неожиданно старик.
Мальчик вздрогнул:
- Мне не поверят!
- А ты будь убедителен! Люди – животные любопытные!
- Почему бы тебе самому не рассказать? Закончатся муки совести!
- Сегодня ты принес мне последнюю трапезу, мальчик. Поэтому банановые лепешки, что передала твоя мать – самые вкусные, какие я ел в этой жизни. Да и в другой тоже… Возвращайся домой и поступай, как знаешь.
Старик вяло махнул рукой в сторону леса и отвернулся, дав понять, что разговор закончен.

***

Прошло время. Рассказ старика О-Ди-Нока остался в памяти Ти-Хона, будто все было вчера. Мальчик не решился открыть людям правду, каждый раз решая дилемму – все оставить как прежде, или первому смело шагнуть за пределы воображаемого колпака. Он мучился вопросом – где та граница, что делит Миры? Существует ли она, или это плод чужого воображения, как утверждал безумный старик? Что скажут ему соплеменники? Слова благодарности или распнут, как О-Ди-Нока, который своей волей изменил каждого из них? Кто скажет наверняка – спас он Человечество или погубил Прогресс? Есть ли вина старика или люди сами выбрали, кому поверить? Ни на один вопрос Ти-Хон не ответил. Он рассудил так. Каждый человек имеет право на выбор. Если кому-то плохо в его Мире, пусть ищет или создает новый, как это сделал когда-то О-Ди-Нок. Любой вправе приподнять край Колпака и найти то, что сделает его счастливым. А можно остаться там, где родился, рисовать бабочек, удить с отцом рыбу в море и сидя у очага, пить чай с мамиными лепешками из банановой муки.
Мальчик решил сохранить Свой Мир, чтобы подарить будущим детям.
- Надеюсь, у них не возникнет мысль его разрушить, чтобы потом спасать… под другим Колпаком.

2014 г
0

#19 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 23 ноября 2017 - 00:04

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


18

ПАПКА


Память избирательна, но в отношении к Вере она оказалась избирательна чересчур. Почему женщина не помнила детства, или его не было? У маленьких нет никаких забот, ответственности за других – полное счастье! Играй себе, наслаждайся, любуйся природой, познавай непознанное! Но не помнила она счастливого детства: ни любви, ни ласки, ни рассказанной на ночь сказки. Запомнилась одна на троих тряпичная безымянная кукла со страшными, нарисованными мамой, глазами... Нет, всё-таки, вот то раннее яркое воспоминание, которое фрагментом врезалось навсегда и не давало покоя в дальнейшей взрослой жизни.
По рассказам старших, Вере тогда не исполнилось и трёх лет. Непонятно почему, в доме стало прохладно, на неё надели нарядное тёплое платье. И в доме появилось много людей. Ароматно-празднично запахло цветами. (Во взрослой жизни она узнает этот запах. Так пахнут только гвоздики). Всё было усыпано яркими цветами. Букеты возлежали везде: даже в большом, красном ящике, в котором спал незнакомый дядя. Мама в платке и тёплой кофте сидела рядом с ящиком. Потом Веру, двух сестрёнок и брата поставили около мамы и велели смотреть на дядю, — напротив вылетит птичка. Вера уже тогда понимала, что будут фотографировать и хотела получиться очень красивой. Она подняла круглое личико, слегка повернула голову вправо, подняв бровки и выпятив губки. Обещанная птичка не вылетела. Потом будто вычеркнули события. Стоит Вера на крыльце и плачет. Серый-серый день, кажется, что на подходе ночь; окружающие предметы безлики, бесцветны. Напротив дома, по дороге, едет большая бортовая машина, за машиной длинным, чёрным потоком идут люди. Сестрёнок и брата взяли покататься на машине, а её нет. Горько рыдает Вера от обиды. Подходит к ней бабушка в платочке, берёт за ручонку и говорит: – Смотри, дочка, и запоминай: это увозят твоего папу. Ты его никогда больше не увидишь!
Потом вспоминается, как девочка едет в грузовой машине и на руках держит тёплую, пушистую кошку. Кошку выпускать нельзя, она должна первой забежать в новый дом, и там будет счастье. Что такое счастье, Вера будет узнавать в дальнейшей жизни. Это, наверно, кошка или дом, или кошка с домом вместе. Всё! Будто закончился короткометражный фильм о раннем детстве.
Ещё одно яркое воспоминание. Солнечный летний день. Мать ушла в магазин. Старая покосившаяся банька. На неё в наклон поставлены доски. На улице играли сестрёнки. Отца у них не было. Старший брат занят делами. Полная свобода действий. Вера нашла спички, да и искать не надо, лежат на печке. Спички — сказка, чудо, волшебство! Как произвести такое волшебство, она знала: утром мама растапливала печку: сначала листочки или газетку, сверху дровишки, палочки. Девочке так хотелось быть маленькой волшебницей! Собрала стружки, бумажки, положила под доски и чиркнула спичкой. Получилось! Было завораживающее зрелище... Огненный цветок становился больше и больше, лепестки начали распускаться на досках, — но младшая сестрёнка оказалась "ябеда- карябеда". Потом Вера бежала далеко, на другую улицу. Мать мчалась следом с большим веником и кричала: – Ах ты, зараза! Ну я щас тебе покажу! — Девочка оказалась шустрее, оборачиваясь, она ещё и кричала: — Не догонишь, не догонишь!
Следующий фрагмент. Ребятня резвилась в палисаднике, там, под "ранетками", в прохладе, они любили играть. Обычные девчачьи игры, в больницу, в магазин. Рвали светло-зелёные калачики, приносили водичку в баночке и стряпали из глины пирожки, которые выкладывались на дощечки. Когда пирожки поджаривались на солнышке, открывался магазин. Старшая сестра работала продавцом, а младшие покупательницами. Им раздавали деньги, зелёные листочки. Все хотели купить пирожки или калачики. Во время игры подошла мама, отозвала Веру и сказала:
– Дочка, веди себя хорошо, я тебе сегодня куплю папку. Вот это было счастье в другом доме, которое Вера так долго ждала! Она бегала по улице и рассказывала, что у неё, наконец-то, как у всех детей будет папка, сильный и красивый. Он начнёт играть на гармошке, а брат Генка снова пустится в пляс, так же, как и плясал в детстве. Так мама рассказывала. День казался длинным - предлинным. Вера бегала, радовалась и ждала-ждала... Смотрела в конец улицы, откуда скоро появятся мама с папкой. Долго ждала девочка. Играть стало уже неинтересно, да и соседским детям было любопытственно. И вдруг, наконец-то, мама появилась из ближайшего переулка. Вера побежала навстречу:
— Мам, а где папка? Почему пообещала и не купила его?
— Какого папку, доча? Папка — это такая сумка, с которой ты пойдёшь в школу. Ты ведь хочешь в школу?
— Да, хочу! Но мне не нужна сумка, нам всем нужен папка! — прокричала Вера и горько заплакала... В отчаянии она спряталась в углу дворика, под "боярку" и долго горевала, не понимая, почему у всех есть папки, а у них нет, и почему папкой называют какую-то сумку? Так она впервые ознакомилась с многозначностью слова.
Взрослая женщина Вера сидит и смотрит по телевизору фильм. Очень интересный сюжет. Семья. Отец. Каким он должен быть? Наверно, как в кино: сильным и заботливым, умеющим оберегать от неприятностей и бед, помогать и защищать. У Веры тоже был когда-то отец, только она его не помнит. Мама говорила, что отец работал горным мастером в шахте, после работы играл на гармошке, а старший брат Генка плясал и пел песни. Отец был весёлый, с чувством юмора, и его приглашали на праздники, гулянья. И ещё — честный и справедливый. В то время прошла амнистия пятидесятых и преступников выпустили из тюрем раньше срока. Некоторых приняли работать в шахту, они пили водку и прогуливали, потом подходили к отцу и просили проставить смену, а он этого не делал из-за моральных принципов. Вот уголовники и подкараулили горного мастера после ночной смены возле ручья в логу. Вера видела отца на фотографии в шахтёрской каске с лампочкой. Каска интересная, волнистая, сейчас такие не выпускают. На другом фото свадьба, и папка играет на гармошке, поёт. Красивый, черноглазый, кудрявый, сильный.
По телевизору показывают девушку. На её долю выпало много нелёгких испытаний. Она приезжает к отцу, с которым долгое время не виделась, кидается к нему на шею, плачет и говорит :
– Папочка, я так соскучилась! Прости меня! Я очень сильно тебя люблю и никуда больше не уеду!
Вера смотрит и думает:
– А у меня не было отца, самого близкого человека, с которым делилась бы проблемами и горестями, который смог бы посоветовать, поддержать, помочь в трудную минуту. И заступиться за меня было некому! — Взрослая женщина Вера плачет навзрыд вместе с главной героиней фильма и мысленно разговаривает:
— Папа, папочка, мне так не хватало тебя! Почему случилось это горе? Почему не уберёг себя? Если бы у нас была полная семья, то вы бы поделили любовь на нас четверых, и мне бы досталось вашей любви. Я всегда в детстве чувствовала себя обделённой! — И в голове Веры внезапно яркой лампочкой вспыхивает фрагмент горестной картинки и эти алые гвоздики, — приторно-сладкий, тошнотворный запах которых она ненавидит с первого момента осознания себя.

0

#20 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 25 ноября 2017 - 19:43

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА


19

ВОЛЧИЦА


Как-то раз, бесцельно петляя по узким улочкам Монако, я совершенно неожиданно столкнулся нос к носу с моим хорошим товарищем Сергеем Н.. Мы не виделись с ним более года и оба обрадовались случайной встрече. Время двигалось к полудню, и, судя по всему, будучи свободным от каких-либо обязательств на ближайшие несколько часов – что с ним случалось не часто, Сергей предложил пообедать.
Будет уместно сказать несколько слов о моем товарище, с которым мы были дружны с юности. Внешности Сергей был довольно невыразительной: среднего роста, с большими ранними залысинами и животиком среднего размера. Черты лица его были самые обыкновенные, и лишь темные глаза, излучали уверенность и интеллект.
В свои тридцать пять он, будучи способным коммерсантом, успел сколотить себе небольшое состояние, объехать полмира, несколько раз жениться и столько же раз развестись.
Есть люди, которые все успевают в этом мире. Кипучая деятельность моего друга не знала никаких границ. Он довольно сносно играл в гольф, совершил два прыжка с парашютом и был в состоянии при хорошей погоде управиться с легкомоторным самолетом.
Мой друг свободно изъяснялся на английском и французском языках, благо детство свое он провел с родителями в Париже, а раннюю юность в Америке, где с отличием окончил то ли Гарвард, то ли Йель.
Он интересовался изобразительным искусством, в особенности барбизонской школой, пару картин представителей которой он как-то приобрел по условно сходной цене; любил классическую литературу и интересовался философией - запросто мог прочесть лекцию о непримиримом противостоянии стоицизма эпикурейству или конфуцианства даосизму.
Но самым главным хобби Сергея была музыка. Его матери в свое время прочили карьеру пианистки, которую она положила на плаху семейной жизни, отправившись с мужем дипломатом колесить по белу свету. Под ее влиянием Сергей преступил к игре на фортепьяно уже в четыре года. У мальчика обнаружился великолепный слух – то ли абсолютный, то ли гармонический, то ли и то и другое одновременно. Но главное, игра доставляла ему большое удовольствие. Правда, техника подводила подростка. И когда настал день выбора, на семейном совете было решено не рисковать. Музыке дали отставку и вскоре юноша отправился в Америку, получать настоящее бизнес образование. Но все эти годы Сергей не забывал рояль и, оттачивая мастерство, частенько садился за инструмент. Недавно он даже выпустил свой диск, который с удовольствием дарил друзьям.
Мы расположились на террасе ресторана, откуда открывался великолепный вид на безмятежное море. Ласковое солнце конца октября, на небе ни облачка и легкий бриз – что может быть лучше для необременительной дружеской трапезы?
Сергей находился в приподнятом расположении духа. Глядя на нависающие высотки Монако, он слегка потянул носом воздух и произнес:
«Чувствуешь?»
- Что? – спросил я.
- Как что? Запах денег! – улыбнулся он.
Подали устрицы, мы подняли бокалы «мускаде»
- За встречу, - произнес Сергей.
И пусть материалисты осудят меня, но в следующий момент я ощутил нечто подобное дуновению теплого ветра. Мне показалось, как что-то надвигается на меня сзади.
- Какая встреча! Кто бы мог подумать! – раздался уверенный женский голос.
Я с любопытством поднял голову. К нашему столику словно вихрь подлетела энергичная молодая дама очень приятной наружности. Она была одета с большим вкусом – ничего лишнего. Приталенный пиджачок и брюки подчеркивали достоинства ее фигуры. Светлые волосы свободно ниспадали на плечи. Минимум хорошо продуманной косметики. И никаких украшений для этого времени суток. Ну, разве что скромное кольцо с бриллиантом в несколько карат, видимо, случайно забытое на ее элегантном безымянном пальце со вчерашнего бала.
- Катя? – удивленно молвил мой друг, поднимаясь со своего стула с улыбкой.
- Ты совсем не рад меня видеть? – в выразительных глазах молодой дамы неожиданно отразилась неуверенность, а вся ее фигура несколько поникла. И у меня тут же возникло непреодолимое желание приголубить прекрасную незнакомку. Мой друг смешался и в некотором смущении забормотал:
- Ну, что ты! Ты же знаешь, встреча с тобой для меня всегда праздник. Просто я не ожидал…
- Лгунишка! – на ее уста снова легла уверенная улыбка, а ее рука нежно коснулась лацкана пиджака Сергея.
- Представь же меня! – в голосе Катя послышались властные нотки, не оставляющие места сомнениям.
- Совсем забыл. Мой хороший товарищ Алексей,
Катя обратила ко мне свой ясный уверенный взор и протянула тонкую руку.
- Вы присоединитесь к нам? - пытаясь быть вежливым, пролепетал я смущенно.
- Если только ты не против, - скромно потупив очи, Катя повернулась к Сергею, словно покорная рабыня к своему господину.
Мы крикнули официанта, принесли дополнительный стул, и еще дюжину устриц. Катя расположилась за нашим столиком с естественной грацией пантеры. При этом она была исключительно предупредительна и любезна. И я поймал себя на мысли, что совсем не чувствую стеснения в обществе этой обворожительной дамы, хотя в подобных ситуациях, увы, такое со мной случается. Я частенько тушуюсь в обществе прекрасных незнакомок. Беседа, казалось, лилась сама собой. Говорили на самые разные темы, но все почему-то возвращались к достижениям моего друга, в познании которых Кате не было равных.
Рассуждая о CD Сергея, его знакомая продемонстрировала нешуточную глубину познаний в области классической музыки.
- Не секрет, что исполнение некоторых известных музыкантов, я бы сказала, их трактовка произведений, совершенно не обязательно будет соответствовать фибрам твоей души. Мне так близко твое понимание Бетховена, Сергей! «Патетическая» у тебя звучит именно так, как я ее себе представляю. Вообще-то, я полагаю, что она именно так она и должна звучать.
- Что вы имеете ввиду конкретно? – поинтересовался я, в полной уверенности, что поставлю красотку в затруднительное положение. Но ничуть не бывало! Без тени смущения интеллектуально развитая Катя ровным голосом продолжила развивать свою мысль:
- Извольте. Приведу конкретный пример. Если вы обращали внимание, то знаете, что Сергей последние такты заключительной части берет «легато», а не «стакатто», как это делают многие знаменитости. Именно это позволяет придать особенное звучание следующему за этим завершающему «форте» пассажу. Я думаю, что Сергею это удается так сказать интуитивно, благодаря врожденному музыкальному чутью. А как он исполняет Дебюсси, а «Игру воды» Равеля! Вы слышали?
К своему стыду, я не слышал. Мне вообще-то медведь на ухо наступил, и я никогда не являлся большим поклонником классической музыки. Поэтому подаренный мне диск моего друга по сей день остается нераспечатанным.
- Порой, сидя у себя на балконе и глядя на лужайку для мини гольфа, я под воздействием его мастерства действительно начинаю видеть и слышать переливы прозрачного источника, буквально ощущаю освежающие брызги прохладной воды на своей коже. Каков мастер! А ведь это совершенно разные стили! Перейти - будем откровенны - от зачастую тяжеловатого Бетховена к импрессионизму в музыке не каждому удается.
- Вы занимались музыкой? – поинтересовался я.
- Нет, если не считать нескольких лет в музыкальной школе. Это просто мое увлечение. Как и у Сергея. Хотя, сравнения здесь, наверное, не совсем уместны. Сергей большой мастер, а я лишь ценитель, - покорно потупив взгляд, тихо молвила Катя.
- Впрочем, как замечал, стоик Марк Аврелий, если ты палец, а не смотрящий, открывающий дорогу всему организму глаз, то должен довольствоваться и этим. Любой жребий, даже самый тяжелый, нужно принимать с достоинством и смирением. Потому, что в едином организме все востребовано и все подчинено высшему проведению, или, как скажут некоторые, божественному замыслу. Если мне выпало лишь созерцать, что ж? И тут есть своя польза. Ведь, кому-то в этом мире надо быть в состоянии оценивать величие таланта.
- Однако, за этим столом следует отдать должное противникам стоиков - эпикурейцам, - со смехом поднимая бокал заявил очевидно польщенный Сергей, ценитель древнеримской и эллинской культуры.
- Саrpe diam – с очаровательной улыбкой добавила Катя.
Это был любимый тост Сергея, который порой любил вплести в свою речи несколько выражений на латыни.
Подали омары, подоспела бутылочка Шабли.
- Расскажи, ты по-прежнему летаешь на самолетах?
- Это будет громко сказано, - замялся польщенный Сергей.
- Нет, нет. Не скромничай! Я все знаю от наших общих знакомых. Ах, как это должно быть прекрасно – парить над землей, как птица. Мне недавно предложили попробовать вертолет. Что ты думаешь на эту тему?
- На мой взгляд, вертолет очень капризная машина. Я пробовал однажды, но решил на том и остановиться.
- Мне тоже самое говорили. Теперь, получив профессиональный совет, я окончательно уверилась – вертолет – это не для меня. Но на самолете я все-таки думаю поучиться летать. Может быть, дашь мне несколько уроков?
Что точно ответил мой друг я, признаться, не помню. Признаться, к тому времени я почувствовал легкое утомление. Соответствовать высокой интеллектуально-энергетической планке, задаваемой новой знакомой мне, очевидно, было не по плечу. К счастью, перед десертом Катя, сославшись на неотложные дела, неожиданно выпорхнула из-за стола. Бросив прощальный полный неопределенных ожиданий томный взгляд на моего друга, она, заручившись его обещанием перезвонить этим же вечером, ретировалась, едва со мной попрощавшись.
Какое-то время мы хранили молчание. Подали кофе и дежестив.
- Как тебе Катя? – поинтересовался мой друг.
- Очаровательная особа, энергичная. И определенно к тебе не равнодушна.
- Думаешь?
- По-моему, это очевидно.
- Да? – односложно отвечал Сергей.
- Из вас могла бы получиться хорошая пара.
- Почему?
- Общие интересы. Она с удовольствием говорит на все близкие тебе темы. А это является гарантией крепкого брака. Особенно, как говорят, после определенного возраста.
- Ну, до этого определенного возраста надо еще дожить. И желательно со вкусом. А что касается общих интересов и энергичного натиска, то, все это продиктовано только тем, что ей от меня что-то нужно. И это что-то отнюдь не постель и уж тем более не любовь.
- Почему ты так уверен?
- Подумай сам. Ее муж обладает несравненно большим достатком, чем я. Теоретически, конечно, можно предположить, что у них испортились отношения, но это вряд ли. Он старше ее на двадцать пять лет. Кстати, до сих пор в хорошей физической форме.
Но что-то ей определенно нужно. И она привыкла получать то, что хочет. Любыми средствами. Не останавливаясь ни перед какими преградами. Она как игрок. Должна непременно выигрывать во всем. От проигрыша у нее портится настроение и весь ее шарм улетучивается. Ты бы прошел мимо нее, не узнав, если бы накануне она спустила деньги в казино. Но обычно она играет в другие игры, порой самые причудливые.
- Какие же?
- Я знаком с Катей больше пятнадцати лет. Накануне моей свадьбы – мне было всего двадцать лет – был мальчишник. С друзьями гуляли всю ночь, а под утро оказались в гостях на одной квартире. С хозяином я знаком не был. Знаешь, как это происходит в молодости. Июльская ночь. Летние студенческие каникулы. Никому с утра никуда не надо идти. Кто-то кому-то позвонил, и поехали продолжать и зажигать. Там «средь шумного бала, в тревоге мирской суеты» я ее и увидел. Она была пленительно хороша. Однако одной встречи было бы недостаточно – до моей свадьбы оставалось всего два дня. Но в оставшееся время она за меня плотно взялась. Общие интересы, единение души, ну и секс, конечно. Я не буду вдаваться в подробности. К тому же с ее ухищрениями ты уже отчасти успел познакомиться. В целом ее подходы мало изменились. Лесть, лесть и еще раз лесть, как ответила какая-то известная актриса, на вопрос о причинах ее блестящего успеха у мужчин.
Между прочим, несмотря на то, что эти два дня мы с Катей почти не расставались, я твердо намеревался жениться на Вике – так звали мою невесту. Увы и ах! Катя заявилась на мою свадьбу. В большом количестве гостей легко было затеряться одной неприглашенной. Заметив ее, я растерялся и как ненормальный стал вливать в себя спиртное. Как ты помнишь, моя обычная доза – два-три бокала вина. А тут водка, виски, коньяк. Жуть! Затем, потеряв всякий контроль над собой, при всем народе в танце валялся в ногах у Кати, умоляя выйти за меня замуж.
Сергей замолчал.
- А она?
- Она оттолкнула меня. Я упал навзничь, а она величаво удалилась.
- И что же дальше?
- Да ничего. Свадьба расстроена. Хотя, может, оно и к лучшему, - махнул рукой Сергей.
- С тех пор я еще два раза женился и столько раз развелся. Мне теперь это, все равно, что зубы почистить стало. Так всегда бывает, когда часто что-то делаешь.
- А с Катей что?
- С ней мы не виделись. То есть я, как ты можешь предположить, долгое время всячески искал с ней встречи. Но все напрасно. Она не хотела даже разговаривать. До недавнего времени. Что бы быть точнее, до вчерашнего дня, когда я случайно встретил ее в казино, куда забрел случайно, возвращаясь к себе в отель с одного официального мероприятия. Элегантное вечернее платье, обаяние, аромат. Мы коротко переговорили за бокалом шампанского, где я, вероятно, сболтнул нечто, представляющее для нее интерес, так как на утро я получил трогательное письмо по электронной почте, где она туманно намекала на самые чистые намерения своего памятного поступка. Если быть кратким, то, как можно догадаться из витиеватого изложения, вначале ей двигали непреодолимые глубокие чувства, внезапно возникшие ко мне, а на завершающем этапе драмы - трагическое прозрение последствий нашей аморальной близости, равно как и сострадание к моей невесте.
- Что ж, признаться, я и сам нахожусь под неким воздействием ее обаяния, - заметил я.
- Немудрено, ее техника оттачивается год от года.
- Но если ты уверен, что ей просто чего-то от тебя надо, то что это может быть?
- Сложно сказать. Возможно, она хотела бы поучаствовать в одном моем небольшом новом проекте в области недвижимости, как раз здесь, на Лазурном берегу. И она здесь живет. Ей ничего не стоит приглядывать, как идут дела в мое отсутствие.
- Но зачем ей это надо? Она же богата.
- Катя очень амбициозна. Ей необходимо быть везде первой. Она всегда соревнуется со всеми и во всем. И, думаю, никогда не успокоится. К тому же ей страшно хочется независимости. А какая независимость, когда за все платит муж? А тут, глядишь, младшим партнером за красивые глаза станет.
- Но, может, ты перегибаешь палку? Допускаешь ли ты, что она может действительно вновь воспылать к тебе чувствами? Все-таки юношеская любовь, страсть.
- Никакой любви с ее стороны не было, как и страсти. Там же на нашей первой вечеринке она поспорила со своим ухажером - папиком, что расстроит мой брак. Поспорила на большие деньги. Все это мне доподлинно известно.
- Он теперь ее муж?
- Что ты! Ее муж ни о чем таком и не догадывается. Хотя, - Сергей задумался, - черт его знает…
- Но люди меняются. Всякое бывает. Может быть, она хочет развестись? Может, она все же любит тебя? Не забывай, из неоперившегося юнца ты превратился в настоящего мужчину, твердо стоящего на ногах. Это всегда привлекательно для женщин. Она блистательна, очаровательна, и у тебя с ней так много общего. И ты сам упоминал, что хотел бы обзавестись семьей, детьми, - настаивал я, определенно находясь под воздействием очарования Кати.
- Даже если это и оказалось бы правдой, то все равно не имело бы никакого значения, - ответил Сергей совершенно спокойно,
- Видишь ли, меня не привлекают девушки старше двадцати пяти лет, а ей, как ты понимаешь уже за тридцать.


Январь 2016
0

Поделиться темой:


  • 9 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей