[GREEN]

№ 10

КРАСАВИЦА

Где-то есть город, тихий, как сон, Пылью тягучей по грудь занесен. В медленной речке вода, как стекло. Где-то есть город, в котором тепло. Наше далекое детство там прошло.

Р. Рождественский

1.
О счастливых и удачливых людях обычно говорят: «Родился в рубашке». О себе могу сказать: «Я, скорее всего, родился в очках». Эти проклятые круглые стекляшки, оседлав мою переносицу и мертвой хваткой вцепившись своими пластмассовыми крючками-дужками за многострадальные уши, отчего те были постоянно оттопырены в разные стороны, испортили мне все детство.

– Какой маленький, а уже в очках, – слышал я сочувственный шепот взрослых, когда мы с родителями гуляли по городу.
– Очкарик, очкарик! – дразнили дети во дворе.
– Будь аккуратным, – говорила бабушка каждое утро, – смотри, не разбей очки. Мне так хотелось их разбить. Но стоило только снять очки, как весь окружающий мир начинал расплываться передо мной, превращаясь, в конце концов, в одно большое разноцветное пятно. Со слезами на глазах приходилось опять возвращать их на прежнее место. А еще от своих сверстников я отличался именем. Звали меня Аполлон. Возможно, для моих родителей и бабушки я и был тем самым Аполлоном – единственным долгожданным поздним ребенком в семье. Но быть лопоухим Аполлоном в очках в детстве трудно. Поверьте. Приходилось на кулаках доказывать моим обидчикам, что я не слабак. Драки наши почти всегда заканчивались разбитыми носами и разорванными рубашками. Мои родители были люди интеллигентные. Мама работала учительницей в школе, папа – инженером на заводе. Воспитательные беседы, основанные на литературных примерах «что такое хорошо, и что такое плохо», которые проводила со мной мама после каждой драки, соседи считали делом несерьезным. Проживал в нашей коммунальной квартире народ, по большей части, простой, в воспитании подрастающего поколения верный принципу: «люби как душу, тряси как грушу». Некоторые даже предлагали помочь маме заняться моим воспитанием.

Поэтому роль исполнителя наказаний в семье возложили на папу. Наказание обычно происходило так. Мама с бабушкой демонстративно отправлялись на кухню, плотно закрыв за собой дверь. Папа ободряюще улыбался, потом делал страшное лицо и громко кричал, чтобы слышали соседи за стенкой:
– А я вот тебе сейчас покажу, как не слушаться, несносный мальчишка! – И несколько раз высоко подбрасывал меня вверх.

Не могу точно сказать, от чего я больше визжал, от страха или от радости. Закончив наказание, папа шел на кухню, где демонстративно пил воду из-под крана под одобрительный гул соседей и керогазов. Тем самым воспитательный эффект был продемонстрирован. Авторитет моего отца в глазах соседей был непоколебим.

Ночью, свернувшись калачиком на своем диване у окна, я слышал, как папа с мамой тихо шепчутся в соседней комнате обо мне. В такие минуты я считал: эта хитрость придумана родителями, чтобы обмануть наших злых соседей. И был несказанно рад, что являюсь участником семейной игры.

Главный смысл этой хитрости стал для меня понятен гораздо позже. Просто они очень любили меня и старались, как могли, воспитать добрым человеком.


2.


Мне было шесть лет, когда мама заболела и ее положили в больницу. Потом еще целый год папа и бабушка говорили, что она лечится в санатории у моря. Не знаю, как долго они смогли бы скрывать правду, если бы не соседский мальчишка, с которым мы что-то не поделили во дворе. Он в обиде крикнул:
– А у тебя мама умерла!

Теперь, когда бывает трудно, она всегда приходит во сне. Ничего не говорит, просто присядет рядом со мной на кровать, смотрит и улыбается. Неприятности исчезают на следующий день сами собой.

3
В нашем городе было три достопримечательности. Первая и самая главная – военный завод. За высоким деревянным забором, окрашенным ядовитой зеленой краской, собирали авиационные двигатели. Каждый в городе знал об этом с раннего детства и гордился, что является обладателем военной тайны. Вторая достопримечательность – летное училище. По субботам, независимо от погоды, в одно и то же время, курсанты училища под музыку духового оркестра с песнями маршировали по улицам нашего города. Это было так здорово! До сих пор помню, как тонко звенели стекла в окнах комнаты от их четкого, печатного шага по булыжной мостовой.

А еще была пристань. Погулять на пристани среди горожан считалось правилом хорошего тона. Сюда приходили семьями. Отдыхали – как заведено среди русских людей. Женщины по-хозяйски накрывали прямо на берегу скатерти-самобранки с разнообразной домашней снедью. Мужчины с бидончиками, стеклянными банками, не спеша, переговариваясь друг с другом, направлялись в это время в рюмочную, расположенную на пристани, за разливным жигулевским пивом. Мы, детвора, получив от родителей заветный воскресный рубль, тут же старались потратить его на мороженое и крем-соду.

Удивительное дело, но мне почему-то кажется, что та «крем-сода» из детства была более шипучей, а вафельные стаканчики, хрустящие на зубах и приятно покалывающие язык, – ароматнее.

День и ночь вверх-вниз по реке, гремя музыкой, переливаясь разноцветными огнями, спешили куда-то красавцы-теплоходы. «Ку-у-уда? Ту-у-да!» – переговаривались они друг с другом и исчезали за поворотом реки.

Стрекозами проносились над водой быстроходные катера на подводных крыльях.

Теперь я знаю точно: у всех мальчишек и девчонок нашего города была одна тайная мечта. Да, мы любили свой город, но с нетерпением ждали тот день, когда, купив билет в кассе на пристани, сможем оказаться на палубе одного из этих речных крикунов и уплыть за этот желанный поворот, где, как нам казалось, и начинается новая, незнакомая жизнь.

4 С первого класса за мной закрепилось место на первой парте. Как ни пытался я каждый новый учебный год пересесть куда-нибудь подальше от строгих и внимательных глаз учителей, все мои попытки не имели успеха.

Если любого ребенка с первого дня занятий в школе лишить возможности отвлекаться на уроках, пользоваться шпаргалками, играть в морской бой с соседом по парте и без уважительной причины пропускать уроки, ему не остается ничего другого, как стать отличником. Так произошло и со мной.

Умение безошибочно прочесть любой текст, лежащий вверх ногами, даже сейчас поражает моих друзей. Научился этому за той самой первой партой, когда от нечего делать разбирал записи учителей в их конспектах и классном журнале.

– Гордость школы, вундеркинд! – говорили отцу учителя после каждой моей новой победы на городских и районных олимпиадах по физике и математике.
– У мальчика большое будущее, – не уставала повторять бабушка.

Но ни учителя, ни отец с бабушкой не понимали одной простой вещи. Все мои школьные победы и отличные оценки вместе взятые были ничто по сравнению с авторитетом, которым пользовался среди одноклассников второгодник Вовка Кунда. Он демонстративно курил с шестого класса, не боясь даже самого директора. Ни одна драка в школе не обходилась без него. В классе его не любили и боялись. Но, стыдно признаться, многие мальчишки ему завидовали. Не каждый из нас мог позволить себе, хлопнув дверью, уйти с урока или на перемене приставать к одноклассницам, отпуская в их адрес двусмысленные шуточки. Ему все сходило с рук. Отца у него не было, и в школу вызывали мать. Она всегда приезжала на служебной белой «Волге», так как работала директором единственного в городе универмага. Это по ее просьбе Вовку посадили рядом со мной на перевоспитание. Но перевоспитание свелось к тому, что он просто списывал у меня все без зазрения совести. Каждый раз, списав очередное домашнее задание, вместо благодарностей он говорил:
– Аполлон, будут проблемы – скажи, я разберусь.

Но проблем не возникало, по одной простой причине: у меня не было ни друзей, ни врагов.


Данное мне когда-то в детстве обещание Вовка сдержал. А было это так.

Все в тот день происходило по закону подлости. Неожиданный утренний вызов главного редактора не сулил ничего хорошего.

– Туда и обратно, – произнес он, встретив меня в дверях своего кабинета.

Туда – это был Владивосток. Рушились все семейные планы. До Нового года оставалось три дня. Жене так и не удалось объяснить, что в нашей газете бывают командировки под Новый год. Прибывшее такси, не проехав и пару километров, заглохло посреди дороги. Я опаздывал во Внуково, до конца регистрации на рейс оставалось сорок минут. Частник, которого удалось тормознуть, заломил тройную цену. Время поджимало, и пришлось согласиться. Только мы выехали за город, как неожиданно на обочине дороги возникла фигура «гаишника». Даже без радара в его руке было ясно, что скорость нами превышена. Уже окончательно смирившись с опозданием в аэропорт, я даже не слушал, о чем говорят вышедший из машины водитель и милиционер. Неожиданно дверца машины открылась, и раздался требовательный командирский голос.

– Товарищ пассажир, предъявите документы и багаж к осмотру.

Это было последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения за сегодняшний день. Возмущенный, я полез в карман за журналистским удостоверением и, как пробка из бутылки шампанского, выскочил из машины. Но, не успев открыть рот, тут же оказался в крепких объятиях гаишника.

– Аполлон, у тебя проблемы? – услышал я знакомую фразу. Передо мной стоял, широко улыбаясь, мой сосед по парте Вовка Кунда.

На самолет я не опоздал, у нас даже осталось время выпить по чашке кофе и обменяться телефонами. Прощаясь, Вовка, как тогда в детстве, серьезным голосом сказал:
– Аполлон, будут проблемы – звони, я разберусь.

5
Говорят, самые суеверные люди живут в Африке. Не верьте! Суевернее русского человека – нет.

Сон в руку, черная кошка, тринадцатое число, полные и пустые ведра, птица за окном – перечислять времени не хватит. На всякий случай жизни примета-причина найдется. Главное – для себя оправдание найти, сразу легче становится. И не играет роли, городской ты человек или деревенский – горе и радость одинаково всех с ума сводят.

Моя бабушка Люба была женщина верующая. В наших двух комнатах на стенах мирно соседствовали «папина мазня» (так он называл свои акварели) и бабушкины иконы. Со своим богом бабушка разговаривала по вечерам, сидя на стуле, потому что у нее были больные ноги. Она всю блокаду Ленинграда проработала прачкой в военном госпитале. От войны эта болезнь.

Церковь в городе закрыли давно. Сначала там были какие-то склады, а потом произошел пожар. Крыша сгорела, и церковь стала ничейной. К бабушке иногда приходили ее подружки, такие же старушки, как и она. Тихо молились за столом, пили чай с сушками, обмениваясь местными новостями.

Это бабушка научила меня внимательно относиться ко всему происходящему вокруг. Она обладала удивительным даром толкования того или иного события, усматривая в совершенно обычных вещах, окружающих нас, пророческий смысл. Все это называлось у нее красиво и загадочно, одним словом – знамение.

Многие из нас склонны объяснять происходящее стечением обстоятельств, а приметы называют бабушкиными сказками. Если бы так!..

6
Кем быть, по-настоящему я задумался в седьмом классе. До этого, как и всем моим сверстникам, мне хотелось сначала быть продавцом мороженого, потом капитаном корабля. Когда в космос полетел Гагарин, – космонавтом. Но все изменилось после встречи с папиным другом, который заехал к нему на один день по дороге в Ленинград. Звали его Владимир Павлович. Работал он журналистом в одном из ведущих журналов Москвы. Его рассказы и истории о дальних странах, в которых он побывал, о знаменитых людях, с которыми ему пришлось встречаться, захватили мое воображение. С того самого дня у меня не было никакого сомнения в выборе профессии. Для достижения своей цели я даже разработал тайный план. Главной его составной частью была учеба и еще раз учеба. Мои сверстники пропускали уроки, гоняли футбольный мяч на пустыре за школой, крутили любовные романы, хвастаясь на переменах друг другу своими победами, а я в это время вгрызался в «гранит науки». Заветная для многих золотая медаль, которая давала преимущество при поступлении, была у меня уже почти в кармане. До окончания школы оставался один год. Все шло по моему плану.

В то осеннее утро мы сидели с отцом за столом в нашей комнате, которую бабушка почему-то называла гостиной, и ждали ее с чайником из кухни. Все наши соседи завтракали, обедали и ужинали в кухне, где у нас, как у всех жильцов коммуналки, был свой стол. Но бабушка была противницей таких общих приемов пищи, называя их «столовкой». Она сама накрывала и сервировала стол в комнате. Белоснежные скатерти, полотняные салфетки. Каждую пятницу, несмотря на свой возраст, она кипятила их в выварке на кухне, а, выстирав и прополоскав, крахмалила до хруста. Раньше, когда была жива мама, отец много шутил за столом, называя бабушку то эталоном чистоты, то феей домашнего очага.

Помню, в детстве, я был еще совсем маленьким, после обеда, увидев, как бабушка, убирая посуду, собрала со скатерти хлебные крошки в сухонькую ладошку и аккуратно отправила их в рот, я громко рассмеялся и закричал:
– Бабушка – птичка, кушает крошки!

Но никто за столом не рассмеялся. Мама укоризненно покачала головой, а папа неожиданно звонко щелкнул меня ложкой по лбу. Слезы градом посыпались из глаз, и больше от обиды, чем от боли, я заревел на всю комнату. А бабушка вместо того чтобы обидеться на меня, вдруг стала ругать отца:
– Ребенок вырастет и поймет, а руками за столом махать не надо.

Прошло много лет, но каждый раз, когда вижу, как кто-то крошит хлеб птицам, вспоминаю бабушку. Те, кто пережил блокаду, знали цену хлебным крошкам...

Отец так и не женился второй раз. Хотя красивых женщин в нашем городе было много. Я сам слышал, как бабушка говорила ему:
– Хватит бобылем ходить. Ребенку мать нужна. Мне не век жить.

Но папа был однолюб. Не знаю, должен я его за это благодарить или нет? Но одиноким ребенком я себя не чувствовал никогда.

Правда, после смерти мамы у него появилась одна плохая привычка – он стал много курить. Вот и в это утро, достав пачку «Беломора» и открыв форточку, отец задымил, как говорила бабушка. Все остальное произошло словно в немом кино. В дверях появилась бабушка с чайником в руках. Отец попытался незаметно выбросить недокуренную папироску в форточку, но она, подхваченная сквозняком, предательски шлепнулась ему под ноги. Только бабушка открыла рот, чтобы в очередной раз прочитать ему лекцию о вреде курения натощак, как в форточку влетела маленькая серая птичка. Сделав два круга по комнате и громко пискнув, она вылетела на улицу.

– Это знамение, – трагическим голосом сказала бабушка. Чайник выпал у нее из рук и, ударившись об пол, выпустил белый клуб пара.
– Да ну вас, мама. – И, замахав руками, отец выскочил из комнаты. Уже в коридоре крикнул ей: – У меня сегодня собрание, буду поздно.

Сделав себе бутерброд, я прошмыгнул следом мимо так и стоящей посреди комнаты бабушки. Было ли все произошедшее в тот день на самом деле знамением, как сказала бабушка, или случайностью, не знаю. Но именно с этого дня в моей жизни и стали происходить неожиданные события.

Все началось с опоздания в школу. В раздевалке я и еще два таких же неудачника, опоздавшие в этот день, вынуждены были в течение пяти минут прослушать лекцию «О потерянном времени» в исполнении завуча. Он собственноручно записал каждому из нас опоздание в дневник. Но на этом мои неприятности не окончились. По расписанию первым уроком была литература. Предмет вела моя любимая учительница. Открыв дверь, я громко объявил на весь класс, что у меня заболела бабушка, и поспешил к своей парте. Но, опешив, остановился посреди класса. На месте моего соседа Вовки Кунды сидела рыжеволосая девушка, а Вовка приветливо махал мне рукой с «камчатки», довольно улыбаясь.

Лучи осеннего солнца, прорвавшись через пожелтевшую листву за окном, разбежались по классу. Но вдруг, подчиняясь какой-то неведомой силе, они бросили свою веселую беготню по стенам и потолку и вспыхнули ярким огненно-рыжим пожаром в прическе моей новой соседки.

До звонка я сидел, как завороженный, уткнувшись в спасительный учебник литературы. Сам не знаю от чего, но мои уши горели огнем.

– Как тебя зовут? – спросила на перемене девушка.

В этот момент у меня было, наверное, очень глупое выражение лица, потому что она, рассмеявшись, повторила свой вопрос.

– Аполлон, – выдавил я из себя со вздохом.
– А я – Элька, Элька Нестерова. – И, тряхнув своими рыжими волосами, она снова рассмеялась, чем привела меня в еще большую растерянность.

Новенькая с первых дней старалась держаться на равных со всеми в классе. Но, сама того не желая, она, как магнитом, притягивала взгляды наших мальчишек. К нам на переменах зачастили ребята из параллельных классов. Девчонки, обиженные таким поворотом событий, попытались организовать ей байкот. Но у них ничего не получилось – с красотой нельзя бороться. А если обладательница красивой внешности еще и умна, то это и вовсе бесперспективное занятие.

Рыжеволосая, зеленоглазая, она незаметно стала лидером в классе, а потом и в школе. Бывает так в жизни: даст бог все сразу – красоту, талант, удачу, любовь. Но сколько раз потом убеждался: дорого за это платить приходиться. А все оттого, что беззащитны такие люди от зависти человеческой. Чересчур они счастливы и открыты душой. А зависть, как ржавчина, незаметно свое дело делает.

У Эльки был необычайно красивый голос. Ни один концерт школьной художественной самодеятельности не обходился без ее выступлений. Наш учитель пения Модест Петрович, руководитель городского инструментального ансамбля, уговорил директора школы разрешить Эльке петь в городском Доме культуры на танцах. А время, когда мы учились, было не то, что сейчас, и это событие бурно обсуждалось как школьниками, так и учителями.

Претендентов «на руку и сердце» первой красавицы школы было достаточно. Между ними шло постоянное соперничество, которое иногда заканчивалось кулачными боями один на один в школьном саду. Я прекрасно понимал, что моя внешность очкарика с торчащими в разные стороны на голове вихрами, плюс природная стеснительность, практически не дают мне никаких шансов быть отмеченным ее вниманием. Но все-таки у меня было одно неоспоримое преимущество: в течение уроков я мог разговаривать с ней, тайком вдыхать аромат рыжих волос и даже касаться ее руки. Через подобную мечтательную влюбленность прошли многие из нас.

Во второй четверти Элька неожиданно обратилась ко мне с просьбой: вместе заниматься русским языком и литературой, тут же взяв с меня обещание никому об этом не рассказывать. Она призналась, что хочет после окончания школы поступать в театральный институт. Можете только представить, как я был в этот момент счастлив.

Занимались мы по воскресеньям. Элька жила в «военном доме». Так у нас в городе называли крупнопанельную пятиэтажку серого цвета, построенную за забором летного училища. Помню наше первое занятие. Я тогда набрал с собой целую кучу нужных и ненужных книг. И, не придумав ничего лучшего, как сложить их в старый отцовский чемодан, заявился к Эльке на квартиру. Дверь мне открыл дядька с огромными, как у маршала Буденного, усами, одетый в полосатую пижаму. Несколько минут мы смотрели друг на друга. Я растерялся и от волнения не мог сказать ни слова. А он, оглядев меня с ног до головы, неожиданно рявкнул командирским голосом:
– Слушаю вас.

Чемодан выпал из моих рук и, с грохотом съехав вниз по лестничному пролету, раскрылся. Я бросился собирать рассыпавшиеся по лестнице книги.

– Так вы торгуете книгами, молодой человек? – брезгливо произнес он, с презрением оттопырив нижнюю губу. – Немедленно убирайтесь, иначе я вызову милицию.

Бежать, бежать отсюда, и как можно скорее. Но книги, мои любимые книги, почему-то не желали вмещаться назад в чемодан. А этот дядя уже звал из квартиры какую-то Марину, чтобы та посмотрела на молодого спекулянта. Из дверей напротив стали выглядывать соседи. От всего происходящего голова пошла у меня кругом. Спасла Элька, поднимающаяся по лестнице.

– Дядя, это ко мне, мой одноклассник.
– Так бы и сказал, а то молчит, – пожал тот плечами в ответ и, как ни в чем не бывало, исчез за дверью.

Вот при таких странных обстоятельствах я в первый раз и познакомился с дядей Эльки. Через минуту, оказавшись в ее комнате, мы уже весело хохотали, вспоминая подробности моего конфуза.

Наши дружеские отношения в классе были просто не замечены. Им никто не придал значения, а тем более, не принял всерьез. Я стал для Эльки и «верной подружкой», и «влюбленным Пьеро», ничего не требуя взамен. Она это понимала и часто, подтрунивая надо мной, смеясь, читала вслух записки своих поклонников. Но я не испытывал обиды. Стыдно признаться, но скажи она мне: «Аполлон, прыгни в окно!» – я, не задумываясь, прыгнул бы...

Признаюсь честно, я раньше никогда не любил ходить на танцевальные вечера, которые проводились у нас в школе. Отдавал предпочтение книгам и кино. Но, с некоторых пор, заметил за собой, что с волнением жду приближения субботы.

Когда ведущий вечера громко объявлял на весь актовый зал «дамский танец», сердце мое замирало в надежде. Но Элька приглашала других ребят, а пригласить ее самому – просто не хватало смелости. Ведь для этого надо было пройти через весь зал на глазах у всей школы. Так и стоял я каждую субботу в ожидании, подпирая спиной стену и изображая на своем лице полное безразличие к танцующим счастливцам.

Возвращаясь вечером один домой, каждый раз давал себе слово: больше никогда не приходить на танцы. Но наступала суббота, и ноги сами несли меня в школу.

Первым, кто заметил мои душевные мучения, была бабушка. Все, что выходило за рамки спокойной и размеренной жизни семьи, она почему-то называла «броуновским движением». Как-то вечером, когда мы остались дома одни, она присела ко мне на диван и, обняв за плечи, ласково сказала:
– Выкладывай.

Выслушав мой сбивчивый рассказ, она посидела какое-то время молча, а потом, повернувшись ко мне, на удивление строгим голосом сказала:
– Не пара она тебе, выбрось ее из головы.

Почему в молодости мы всегда обижаемся на старших за их нравоучения и советы? Наверное, такова жизнь, и каждый из нас должен получить свою порцию шишек, чтобы потом точно так же учить уму-разуму своих детей и внуков.

8.
Раз в месяц к нам приходили с шефскими концертами курсанты летного училища. В блестящих хромовых сапогах, наглаженных галифе и ладно облегающих молодые плечи гимнастерках, с заложенными за ремень пилотками – они, прямо скажем, сводили с ума наших девчонок. После окончания одиннадцатого класса многие из них разлетались по всему Советскому Союзу «вторыми пилотами», как любили у нас шутить в городе. Так, наверно, было и будет всегда: что ни говори, а женщинам нравятся мужчины в военной форме.

В тот вечер после концерта как обычно начались танцы. У меня не было никаких шансов даже приблизиться к Эльке. Она стояла возле сцены, окруженная плотным кольцом поклонников в военной форме. До конца танцев оставался еще целый час. Но желание уйти домой одержало верх, и я уже стал пробираться через толпу к выходу, как ведущий вечера громко объявил:
– Танцуем дамский танец!

Мои ладони моментально стали влажными, а по спине, обгоняя друг друга, побежали ручейки холодного пота. Воротник новой нейлоновой рубашки, словно сговорившись с галстуком, так сдавил шею, как будто решил задушить меня. Наверно, со стороны выглядел я довольно смешно.

Такое состояние нынешняя молодежь называет «адреналиновый выплеск». Нам теперь трудно объяснить молодым, что в наше время значило простое соприкосновение ладоней рук за пять минут танца и взгляд глаза в глаза, от которого кругом шла голова, и мы были готовы на любые безрассудные поступки.

Ноги сами вернули меня на мое постоянное место, и я посмотрел взволнованно в сторону сцены. Через весь зал, обходя танцующие пары, ко мне шла, улыбаясь, Элька. Сколько раз в своих мечтах думал я об этом. Втайне от отца упросил бабушку научить меня танцевать вальс и танго. Эльке оставалось пройти ползала, какие-то десять метров разделяли нас. И тут я почувствовал, что мои ноги не смогут сделать ни одного заученного танцевального «па». Сгорая со стыда от того, что сейчас сделаю, я почти бегом бросился из зала и, промчавшись по коридору, вбежал в спасительную для меня раздевалку.

– Танцы уже закончились, молодой человек? – раздался голос за моей спиной.

Я обернулся, передо мной стоял невысокого роста, худощавый парень в курсантской форме. Нашивки на рукаве его гимнастерки говорили, что их обладателю остался год до выпуска. Как бы извиняясь за свой вопрос, он, улыбнувшись, произнес:
– Не очень люблю танцы. Вот жду ребят.
– Я тоже, – вырвалось у меня, – не очень люблю…
– Вот как! – обрадованно произнес он.

Во взгляде его серых глаз не было той высокомерной развязности, которую позволяли по отношению к нам, школьникам, курсанты. Обращение на «вы» и протянутая рука для знакомства сделали свое дело. Мы познакомились и разговорились. Курсанта звали Володей. Неожиданно, прервав наш разговор, в вестебюле перед раздевалкой появились девчонки из моего класса, среди них была Элька. Не отставая, с шуточками и смехом, их преследовала веселая компания курсантов.

–Как зовут вон ту, рыжую? – вдруг спросил Володя.
– Элька, – ответил я и почувствовал, как что-то предательски екнуло в груди. – А что?
– Красивое имя. Как у феи, – произнес он мечтательным голосом.

Сам не знаю зачем, я ляпнул в ответ:
– Хочешь, познакомлю?

Часто, совершая глупость, мы еще не знаем, что со временем она может превратиться в подлость.

– Ну и как ты думаешь меня познакомить?

Покраснев, я ответил:
– А ты напиши ей записку, она это любит.

Тут же в коридоре, на подоконнике, Володя написал записку, которую я добросовестно передал на следующий день Эльке.

– Кто этот сумасшедший? – с улыбкой спросила она.
– Хороший парень, – ответил я, покраснев.
– Он приглашает меня на свидание. Ой, смотри, Аполлоша, если что случится со мной, будешь отвечать.

«Будешь отвечать, будешь отвечать…» Сколько раз потом вспоминал я эти слова. Но время нельзя повернуть вспять.

9. Где встречались Володя и Элька всю ту зиму и весну, честно скажу, не знаю. Это сейчас у каждого мобильный телефон в кармане и можно звонить куда хочешь, кому хочешь в любое время суток. А тогда, в шестидесятые, даже городской телефон имелся не у каждого. Мне приходилось быть «почтовым голубем», как шутила Элька. По несколько раз в неделю я добросовестно ходил на проходную летного училища, где взамен тетрадного листка в конверте получал чуть ли не целую школьную тетрадь. Не знаю, что они писали друг другу. Ни разу не позволил себе прочесть хотя бы строчки. Но по радостному выражению лица Эльки, когда она читала Володины послания, и счастливым глазам Володи, когда он, получая из моих рук конверт с запиской, прикладывал его сначала к своим губам, а потом бережно прятал в нагрудный карман гимнастерки, было понятно, что они всерьез влюблены.

Незаметно подходило время выпускных экзаменов. Класс разделился на две неравноценные группы. Одни, кто не учился в течение года, занимались зубрежкой и подготовкой шпаргалок. Другие, уверенные в своих знаниях, отдыхали от «трудов праведных», изредка консультируя первых.

Последнее время я совершенно не узнавал Эльку. Настроение у нее менялось по несколько раз на день. То она, задорно смеясь на переменах, заражала своим хорошим настроением весь класс, то вдруг, ни с того, ни с сего, становилась задумчивой и грустной. Иногда на уроках, я это чувствовал, она, как говорят, словно улетала куда-то в открытое окно из класса.

Два дня назад я нос к носу столкнулся на проходной училища с дядей Эльки, когда с очередной запиской в руках ждал Володю. При первом моем неудачном посещении Элькиной квартиры она рассказала, что ее дядя служит в военном училище преподавателем. Свой приезд в наш город и то, что она живет у родственников, объяснила просто: «Родители полярники, на год уехали в командировку».

Очередная встреча с ее дядей ничем не отличалась от нашего первого знакомства. Даже не поздоровавшись, – наверно, такая у него была манера разговаривать с подчиненными, – он, ухватив меня за плечо, с подозрением, словно задержал шпиона, спросил:
– Что ты тут делаешь?
– Друга жду.
– Фамилия, факультет. – Он задавал вопросы, как на допросе.

Я растерялся, не зная, что сказать в ответ. Меня спасло то, что «любознательного» дядю пригласил к телефону дежурный офицер. Это дало мне возможность выскользнуть за дверь проходной и спастись бегством. Об этой встрече я не рассказал ни Володе, ни Эльке. И это было моей ошибкой. В дальнейших событиях, произошедших буквально через неделю, эта встреча сыграла свою роковую роль.

...В тот день мне удалось, несмотря на упорное сопротивление, чуть ли не силой затащить Эльку после уроков в библиотеку. Перелистав с безразличием на лице меньше половины из отобранных мной для нее книг, она заявила, что устала и ей пора домой. В первый раз за все время нашего знакомства я обиделся. Элька это сразу заметила. Когда мы вышли на улицу, он взяла меня за руку и, улыбнувшись, сказала:
– Ну какой ты глупенький Аполлоша, не до этого мне сейчас.
– Как не до этого? А экзамены?..

Но Элька, не дав мне сказать больше ни слова, притянула к себе, расцеловала в обе щеки, как маленького, и прошептала:
– Спасибо тебе, подружка моя дорогая, за все спасибо.

Я почувствовал себя стоящим на краю пропасти. Как же глубоки и бездонны были ее зеленые глаза! До этого меня целовали только мама и бабушка.

В нашем городе все улицы ведут к реке. Мы устроились с Элькой на скамейке, недалеко от пристани.

– Мы с Володей решили пожениться. – Элька сказала это таким спокойным голосом, словно сообщила мне, что они завтра идут в кино.

Это была расплата за мою нерешительность. Испугался признаться в любви, выбрал роль друга, и вот – итог.

– Ты меня слышишь, Аполлоша? Я хочу быть просто женой. Ведь для этого высшее образование не обязательно? – Довольная своей шуткой, она весело рассмеялась. – Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
– А разве вас распишут? – спросил я.
– А куда они денутся, глупенький. – Элька, вдруг широко раскинув руки, словно пытаясь взлететь, вскочила со скамейки и побежала к берегу реки, громко крича: –Да здравствует любовь!

Мне показалось, что она сейчас прыгнет в воду. Я бросился за ней, но упал, зацепившись за предательски торчащий из земли камень. Мои очки при падении улетели куда-то далеко в сторону. Как стыдно выглядеть беспомощным, когда пытаешься кого-то спасти.

– Получи свои стекляшки. – Я почувствовал Элькины руки на своем лице.

Когда я снова стал различать окружающий меня мир, то увидел ее сидящей передо мной на корточках и ласково улыбающейся.

– Я хочу тебе сказать…

Но она прижала свою прохладную ладошку к моим губам, прошептав в ответ:
– Я все знаю.

Жаль, что в жизни есть вещи, о которых мы, мужчины, всегда узнаем последними. В тот день Элька так и не сказала мне самого главного.

10.
Всю ночь я не мог уснуть. Какая-то непонятная тревога не давала мне покоя: «Почему? Зачем такая спешка с этой женитьбой? Неужели Володя не понимает, какому риску подвергает Эльку?». В конце концов, уже под утро, решил: надо обо всем поговорить с Володей. Ведь это я познакомил его с Элькой.

Но с утра все пошло шиворот-навыворот. За завтраком у меня лопнул стакан с чаем, чего раньше никогда не происходило. Бабушка промолчала, только укоризненно покачала головой. Уже подходя к школе, я вспомнил, что забыл конспект по литературе. Пришлось возвращаться домой. В коридоре столкнулся с соседкой, которая с ведром воды направлялась мыть лестницу. Бабушка, увидев меня мокрого с ног до головы, тут же заставила переодеться в чистую рубашку и брюки.

– В зеркало-то, в зеркало не забудь глянуть. Да улыбнись, не ленись, – напутствовала она меня. – Ведь возвернулся назад, не повезет.

Посмотрев на часы, я увидел, что да начала занятий остается десять минут. Снова встретиться с завучем и слушать его нравоучения не было никакого желания. Пропустив мимо ушей бабушкины слова, я, так и не улыбнувшись в зеркало, выбежал из комнаты. О том, что хочу поговорить с Володей, Эльке решил пока не рассказывать.

На перемене перед последним уроком в класс с радостным криком: «Англичанка заболела!» – вбежал Вовка Кунда и, схватив свой потрепанный портфель, пулей вылетел из класса.

Ему, конечно, не поверили – он уже так несколько раз срывал уроки. Прозвенел звонок, но англичанка в классе не появилась. Тогда кто-то из ребят крикнул:
– Элька, староста, сходи в учительскую, узнай.

Она вернулась быстро и еще в дверях объявила:
– Классная сказала – урока не будет, можно идти домой.

С радостными воплями все вскочили со своих мест, спеша покинуть класс. Теперь точно нельзя сказать, кто кого толкал и кто первый упал в дверях. Образовалась хохочущая куча-мала, которая никак не могла протиснуться через двери в коридор. Я не участвовал в этом «штурме» – очки. В девятом классе при аналогичных обстоятельствах их растоптали вдребезги.

Среди хохота ребят и визга девчонок я вдруг услышал звенящий от боли протяжный крик:
– Ой! Ма-моч-ка!.. – Это был Элькин голос.

Толпа начала медленно пятиться от дверей. Элька полулежала, прижимая руки к животу. По ее бледному испуганному лицу текли слезы.

В первый момент все растерялись, никто не понял, что произошло. Кто-то из девчонок позвал классную, вместе с ней появился и завуч. Первое, что они сделали, – стали кричать на нас за тот шум, который мы устроили во время уроков. Увидев лежащую на полу Эльку, они не придумали ничего лучше, как предложить ей подняться и сесть за парту. И тут все увидели небольшую лужу крови на том месте, где она только что лежала.

– По домам. Идите по домам, – взволнованно залепетала классная и стала выталкивать нас в коридор.

Приехала «скорая помощь», и два дяди-санитара пронесли мимо нас на носилках, накрытых зеленым одеялом, Эльку. Почти всем классом мы отправились сразу в больницу. В приемном покое с нами никто не захотел разговаривать, и только куривший на улице шофер «скорой помощи» посоветовал приходить завтра.

Испуганные и притихшие ребята и девчонки отправились по домам, а я, дождавшись, когда все разойдутся, побежал к училищу. Знакомый дежурный на проходной долго звонил по телефону, разыскивая Володю. Наконец вместо него прибежал какой-то курсант и, представившись другом Володи, сказал, что тот находится в наряде. Тогда я все рассказал ему о случившемся. Услышав мой сбивчивый рассказ, курсант побледнел, сразу заспешил, пообещав все передать Володе. Наверно, не надо было мне обо всем ему рассказывать.

Когда я встал утром с постели и пошел на кухню занять очередь для «водных процедур» к общественному умывальнику, там уже вовсю шло обсуждение вчерашнего случая, произошедшего у нас в школе.

– Это же надо! – судачили соседки, готовя завтрак. – В одиннадцатом классе и уже беременная.

Как только я пришел в школу, меня сразу вызвали в кабинет к директору. Он у нас был человек хороший, бывший фронтовик, в школе его все любили и уважали. Усадив меня перед собой на стул, он сел рядом и, заглянув в глаза, спросил:
– Скажи, парень, с кем встречалась твоя соседка по парте?

Мне сразу стало понятно – о Володе он не знает.

– Со всеми, – ответил я.
– Не дури, – грустно улыбнулся он. – Ты знаешь, о ком я спрашиваю. Иди, как вспомнишь – заходи.

Я не мог их предать. Было понятно, что и от Эльки они ничего не узнали. Ее выписали из больницы на третий день, но в школе она больше не появилась.

Самым удивительным было то, что в классе все вели себя так, словно на самом деле ничего не произошло, и когда я предложил сходить проведать Эльку, у всех появились различные причины, чтобы отказаться. А наша отличница Зойка Тимохина «сыграла на публику», заявив:
– Она весь класс опозорила, а мы должны к ней идти. Никогда! Тебе надо, Аполлон, ты и иди. Может, узнаешь, кто ее дружок… Нам не забудь потом рассказать. – И ехидно захихикала.

Никто в классе ей не возразил, а многие даже стали смеяться и отпускать по этому поводу грязные шуточки. Так бы все, наверно, и закончилось, глупо и подло, если бы не Вовка Кунда.

– Элька – мировая девчонка. А вы все – гады и трусы. – Он демонстративно прошел через весь класс и сел рядом со мной за парту. – Все, – громко повторил он, – кроме Аполлона.

Не раз еще потом приходилось мне, в моей работе журналиста, встречать людей, живущих по принципу: меня это не касается, – и каждый раз я вспоминал своих одноклассников. Удачно сдав экзамены, получив аттестат зрелости, они даже не заметили, что не справились с первым экзаменом, который принимала у них жизнь. Экзаменом на человечность.

11. В конце недели прошло общее комсомольское собрание школы, на котором комсомолка Нестерова за аморальное поведение, недостойное образа советской школьницы, была исключена из комсомола. После этого дурацкого собрания ноги сами понесли меня к дому Эльки. Дверь открыла тетя. Она замахала руками и захлопнула передо мной дверь. Но я решил не уходить, пока не увижу Эльку и не поговорю с ней, и снова громко постучал. Дверь тут же открылась нараспашку. Не успел я опомниться, как выскочивший на лестничную клетку Элькин дядя, схватив меня за шиворот, втащил в квартиру.

– Ну, что, змееныш, – зашипел он, – уроки пришел опять учить или письмишко принес? Так давай, вместе почитаем, – протянул ко мне руку.

И тут из соседней комнаты вышла Элька. Я не узнал ее сразу. Одетая в длинный серый халат, с черными кругами под глазами, она совсем не была похожа на ту веселую жизнерадостную девчонку, которую я знал.

– Оставьте Аполлона в поко, дядя, он здесь не при чем. Это я во всем виновата.
– Молчи, потаскушка! – Подскочив к ней, дядя ударил ее по лицу.
– Вы не отец, чтоб так с ней обращаться, – сам не ожидая от себя, закричал я.
– Не отец? – расхохотался он в ответ. – А кто тебе сказал, что у нее есть отец? Нет у нее отца, и не было никогда. Мать ее – алкоголичка – сестра моя родная. Вот государство и повесило мне на шею подарочек. А она, бесстыжая, отблагодарила за хлеб, за кров.

Было ужасно стыдно слушать такие слова от взрослого человека. Бедная Элька! Как трудно тебе жить в доме с этими «близкими родственниками», каждый день чувствуя себя чужой. Теперь мне стало понятным твое желание выйти замуж. Освободиться от доброты неволи и стать счастливой.

– Элька, одевайся пойдем отсюда. – Я знал: папа и бабушка поймут меня.
– Никуда она не пойдет! – Стоявшая до этого в дверях и не проронившая ни одного слова тетушка, подбоченившись, стала наступать на меня. – Ишь, чего захотел! А кто нам за позор заплатит? – брызгая мне слюной в лицо, громко закричала она. – Любви захотелось? Ну уж, дудки! – И, громко расхохотавшись, указала мн пальцем на дверь. – Вон из моего дома, сопляк!
– Вы! Вы… – Я сразу не мог найти подходящее слово. И вдруг вспомнил, как в детстве мы называли в нашем дворе тех ребят, которые любили издеваться над младшими, силой заставляя их подчиняться себе. – Вы, как фашисты! – выдохнул я.
– Что ты сказал? – Лицо дяди стало медленно наливаться кровью. – Да за такие слова… – сжав кулаки, он шагнул ко мне, – по стене размажу, гаденыша.
– Аполлон, беги! – раздался Элькин крик, и она, прыгнув дяде на спину, обхватила его за шею.

Не знаю, что могло произойти дальше, если бы не сильный толчок в грудь от гостеприимной тетушки, после которого я, не удержавшись на ногах, буквально вывалился из квартиры на лестничную клетку.

– Дядя, вам помочь? – Из открытых напротив дверей на меня с удивлением смотрела маленькая девочка с куклой в руках...

Все эти дни меня не покидала надежда, что в школе должны появиться Володя и Элька. Они пройдут в кабинет директора и объявят о своей свадьбе. И тогда все будут им завидовать. Ведь так должно быть, потому что нас этому учили. Учили верить в справедливость.

Бывает в жизни так: человек за исполнение одного заветного желания готов заплатить любую цену.

К летному училищу я летел, как на крыльях.

– Не велено посторонних пущать! – с серьезным лицом строго заявил молоденький курсант с красной повязкой на рукаве, стоящий в дверях проходной.

Мимо, не замечая меня, куда-то по своим делам спешили офицеры и курсанты училища. С некоторыми за этот год я даже успел познакомиться, но, странное дело, никто из них, как это было раньше, не поздоровался и не заговорил со мной. Словно подчиняясь отданному кем-то приказу, они старательно отводили глаза в сторону и делали вид, что не узнают меня. Незаметно наступил вечер, но я решил – не уйду, пока не увижу Володю и не поговорю с ним.

– Парень, парень...

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что из-за забора училища мне машет рукой тот самый молоденький курсант, который не пускал меня на проходную. Ничего не понимая, я подошел к забору. Дождавшись, когда мимо нас пройдут два офицера, он скороговоркой выпалил:
– Ребята просили передать: Вовку отчислили из училища и отправили срочную служить, в линейную часть. Усатый постарался, – с опаской оглянувшись по сторонам, скорее всего уже от себя добавил он. – Зверь, а не человек.


...После торжественного вручения аттестатов я не остался на выпускной бал. Причин для веселья у меня не было. За ужином отец сообщил нам с бабушкой, что его направляют в командировку в Ленинград. Завтра от завода идет попутная машина, на ней он и вернется через три дня. Я тут же, не раздумывая, попросил его взять меня с собой. О моем решении поступать на факультет журналистики отец знал давно и не возражал.

– А как же белый теплоход? Друзья? – спросил он улыбаясь. – Трястись целые сутки в машине не мед, сынок.
– Белый теплоход остался в детстве, папа, – ответил я ему.
– Ну, тогда собирайся, сын, во взрослую жизнь. Завтра выезжаем рано. – И, не задавая лишних вопросов, отец вышел во двор – как обычно покурить перед сном.



«Если бы…» – Эти слова многим из нас не дают в жизни покоя, заставляя верить и надеяться, что жизнь могла бы сложиться по-другому. Но, может, как раз и счастливы мы в своем несчастье, что не знаем, от чего на самом деле уберегла нас наша судьба.

[GREEN]

№ 11

ЖЕНЩИНА, АНГЕЛ И МУЖЧИНА

ГЛАВА 1. ВСТРЕЧА

Обещанного мороза не было. Грязь радостно хлюпала под ногами. Сверху срывались колкие плевки, словно небо, разобидевшись на всех, выплевывало всю свою желчь вместе с мокрым снегом. Вот и верь после этого синоптикам… Я замешкалась в вагоне, а затем, в качестве капитана покидающего тонущий корабль, спустилась на перрон. Сначала мои глаза изучали размешанную сотнями ног жижу, а потом все пространство и внимание поглотил Мужчина. Мужчина стоял, напоминая мне, подаренный коллегами письменный прибор, такой же торжественный и не вписывающийся в интерьер. Он был упакован в черную кожу, а на голове была завязана черная бандана. Мужчина пришел, как будто я не брызгала ядом Ему в след, не проклинала, не устраивала бурь в стакане воды, в тарелке, в тазу, в ванне и во всех емкостях, в которых можно было сотворить цунами из эмоций, слез и обидных словечек.

Я не видела Мужчину два с половиной месяца. За это время я должна была забыть не только глаза, запах, улыбку Мужчины, но даже и Его имя. Но я не забыла. Ненужная эмоция, поселившаяся в сердце, вела себя нагло, как цыганка. Она плясала безумные пляски, жалобно выпрашивая пару-тройку минут, чтобы затем выпросить еще час, сутки, месяц. Я жила отдельно от этой дикой бродяжки с вредным и настырным характером. Было два варианта – выгнать взашей нахалку, разлюбить Мужчину, или дать ей возможность звенеть монистами, потихоньку лишая меня спокойствия.

Потоптавшись у камеры хранения, сдав дорожную сумку, я обратилась к Мужчине… И тут мы поменялись ролями. Как будто какая-то сверхэмансипированная фея, припомнив Мужчине Его прежние победы над дамами, махнула волшебной палочкой, и все перевернулось… Он больше не управлял ситуацией. Траекторию придумывала я, сюжет тоже. И если насчет погоды в интернете была полная чушь, то отель на пару часов снять удалось. Номер был чистенький - двуспальная кровать, стол с посудой, туалет, совмещенный с ванной. На стене висел большой плоский телевизор с видиком, на столе серебрился магнитофон, как будто дяди и тети платят хорошие деньги, чтобы послушать музыку или посмотреть новости.

ГЛАВА 2. ТРИ ПРАВИЛА ЗОМБИ

Кресло было без подлокотников, с неудобной спинкой. Более комфортные сидения находились в первых рядах, рядом с трибуной. Но в первые ряды не хотелось. Я чувствовала себя зомби, который после манипуляций патлатого шамана, поднялся со свежевырытой могилы. Сознание и было этим колдуном, который использовал всю магию вуду, чтобы оживить мое безжизненное тело.

Первый закон вуду – «Если ты встал (после пьянки, тяжелой болезни, скоропостижной смерти), то надо держаться на ногах, ни в коем разе не укладываться в постель снова, иначе даже труба архангела Гавриила не сможет разбудить еще раз».

Второй закон вуду – «Если ты ожил, то подражай окружающим, дабы не вызвать подозрений и желания заколотить в тебя осиновый кол. Иди так же, как идут другие. Если они что-то слушают с умным видом, изобрази внимание. Если они едят (и пусть в тебя не лезет еда) жуй и старайся удержать в себе пищу».

И самый главный, третий закон вуду – «Вокруг достаточно много зомби и не стоит переживать по поводу своего состояния».

Я и не переживала. И чтобы окружающие не учуяли запах коньяка, грызла один леденец за другим. Все-таки «орбит» - редкая гадость! Резкий вкус ментола вызывал самые неприятные вкусовые галлюцинации. Мне казалось, что у меня во рту какая-то инопланетная жаба…или ящерица. Перед началом мероприятия забежала в дамскую комнату, чтобы умыться и дать жабе (или ящерице) попить.

Туалет в офисе представительства Европейской Комиссии в России соответствовал стандартам Единой Европы – приятный запах, чистота, зеркала, сушилка для рук, полотенца и металлический коробок с презервативами. Бросив взгляд на свою бледную физиономию, поправила бейджик. И следуя «второму правилу зомби», двинулась в зал, где шла конференция, чтобы занять свое место.

С трибуны звучала английская речь, и хотя на мне были наушники, я не вслушивалась в голос переводчика. Надо поберечь себя для главного, на эту трибуну еще взбираться и мне. Вчера, помахав Мужчиной, как флагом и потратив на Него весь день и весь вечер, к выступлению не подготовилась и даже не знала, какие слайды в электронной презентации остались, и что добавлено нового.

После конференции был фуршет. Сновали официанты, разнося закуски и расставляя бокалы для шампанского. Все чокались, а потом дружно выстроились для общего фото. Что за мука эти общие фото! Пока все рассядутся или встанут в два-три ряда, пройдет минут десять, а потом обязательно выяснится, что кто-то не поместился в кадре. И тогда построение начинается заново. Я пыталась спрятаться за спинами, но меня вытолкнули в первый ряд и пару, тройку кадров, пришлось топтаться в общем строю. Но я отомстила за свои муки, я моргала!

После многочасового пребывания на конференции возникло желание помыть руки. В дамской комнате было также чисто и красиво, но металлический ящичек был пуст. Тетки растащили халявные презервативы по сумочкам. Ай да тетки, ай да молодцы! Я стала смеяться. Зомби оживал. А значит, воскресала и память вчерашнего вечера.

Кстати, о коньяке. Первую бутылку я достала в отеле из своей совсем не мелкой дамской сумочки, когда мне надоело слушать Мужчину. Он был похож на Робинзона Крузо, оказавшемся на необитаемом острове. Он говорил о проблемах, о друге-клоуне, который скрасил Ему пару вечеров (у каждого Робинзона должен быть Пятница). Но я приехала не для того, чтобы стать Пятницей номер два. Меня интересовало другое – знак, который я должна поставить под отношениями, которые из месяца в месяц перекочевывали в созвездие из вопросов. И эти вопросы, накопившиеся за долгое время, надлежало заменить другим знаком препинания - или радостным восклицательным знаком, или лаконичной точкой, или, может быть, многозначительным многоточием…

ГЛАВА 3. ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ ТЕОРЕМЫ «ТРЕХ ФИНАЛОВ»

Итак, все имеет начало и конец. Любые отношения, как бы волшебно или нелепо они не начинались, заканчиваются тремя финалами. Первый вариант – «они жили долго и счастливо и умерли в один день», второй – «не сошлись характерами, потому интеллигентно разбежались», а третий – «идет война народная, священная война». Это было теоремой, неоднократно доказанной жизнью сотен моих знакомых. Но в теореме «трех финалов» я была исключением. Я двигалась по своей орбите, но не диктовала законы в галактике. Когда мне казалось, что я поставила точку, распрощавшись с тем или иным поклонником, тот, отойдя на какой-то срок, возвращался. Возможно, я инфицировала их редким вирусом, превращающим нормального человека в мутанта-снеговика, способного переждать лето, осень, весну где-то в тенечке, а потом свалиться, как снег на голову! Родовые предания гласят, что раз в три поколения, в семье появлялась роковая особа женского пола. В детстве, как страшные сказки на ночь, бабушка рассказывала истории моих предшественниц. Из-за них убивались мужчины, или просто убивали друг друга. Но про контакт с инопланетянами или Йети почему-то бабушка не рассказывала, это было бы логичным объяснением многих вещей. Моя любимая бабушка внимательно всматриваясь в меня, не раз повторяла: «Ты одна в меня, ты одна в нас». И звучало это как-то угрожающе торжественно.

Обычно я избегала новых знакомств. Мне хватило мужских попыток суицида, сплетен, крутых разборок, интриг, звонков среди ночи, нескольких автомобильных аварий, одной прострелянной головы, попыток купить мое внимание, топтаний под окнами и прочих безумств.

Мой Мужчина тоже пытался «не быть». Но это были Его внутренние демоны, Его метания и следствие неудачных попыток сохранить Любовь, ничего не меняя в своей жизни. Он тоже (как и один из его предшественников) стоял на мосту и собирался прыгнуть вниз, но это было фальшь-стартом. Общение с табуреткой и веревкой - тоже. А вот прогулка в еврейской кипе по району, кишащему скинхэдами, напоминала заплыв в пруду на крокодильей ферме. Но за Его спину, видимо, был выставлен ОМОН из ангелов-хранителей, и ни один волос не упал с этой шальной головы. После моих просьб не называть меня «Заей», «Кисой», «Сладкой», «Малышом» (Его список уменьшительно-ласкательных прозвищ, похожих на безразмерные колготки и подходящих всем дамам без исключения, меня раздражал) Он выбрал для меня имя из «одесских» анекдотов, и в этом была своя «приколка» и наш маленький секрет. Отсюда и кипа на Его совсем не семитской голове, которую так прилежно охраняли в тот вечер Силы Небесные.

И вот я опять пыталась разобраться в отношениях. Кто знает, может этот, без «пардона», без «мерси», влезший в мою жизнь, человек не похож на снеговика-мутанта? Во время нашего разговора в отеле Он напоминал, знаменитых собачек Белку и Стрелку, вытолканных в открытый космос. Он бы в невидимом скафандре, а потому даже дотрагиваться до него не хотелось. И я заплакала, мне стало жалко себя, Его… Я знала, что теперь стану другой, с другим цветом глаз и другой душой. Что сработает то, о чем предупреждала бабушка, и мне было жаль свою «бродячую цыганку», свою Любовь, которая не только могла бы обжить пепелище, но и стать спасением для нас обоих.

У нас были серьезные ссоры и разногласия и раньше. Но тогда после многих разборок и примирений в сухом остатке остались мое обещание - не кокетничать с другими мужчинами и Его предупреждение – «Разорву всех, кто к тебе подойдет. Ты только моя». Все остальное было разобрано по буковкам и выметено вместе со стеклом от перебитой посуды, выжжено бессонными ночами и боями без правил, в которых победа досталась ни Ему, ни мне, а третьей силе - Любви.

ГЛАВА 4. ОТЧЕТ В НЕБЕСНУЮ КАНЦЕЛЯРИЮ

Конечно, победил Я, приставленный к этой парочке упрямцев. Меня часто изображают краснощеким, толстопопым мальчишкой с крылышками и глупой улыбкой. Хотя, наблюдая за последними подопечными, Я был готов сойти с ума, чтобы не видеть и не слышать, что Они творят и высказывают друг другу. Но Мне было, что хранить, поэтому Я старался не обращать внимания на эти колебания от минус до плюс бесконечности.

Люди слишком хорошо о себе думают, считая, что Ангелы-Хранители берегут их глупые головы. Нам и дела нет до переломов и ссадин, до интрижек на работе, до автобусов, которые, смачно забрызгав грязью, захлопывают двери перед носом. Нам не интересны сплетни, людские бессонницы или, наоборот, не в меру, крепкий сон, нас не трогают размеры зарплат и карьерный рост, поносы и запоры, протекающие крыши и потерянные кошельки. Мы храним иное.

Я, к примеру, был назначен хранить Любовь этого Мужчины и этой Женщины. Порой Мне казалось, что Моя миссия невыполнима, порой, что их Любовь, как атомный реактор, способна осветить полмира.

Это Я помог Этому достать для Этой пригласительный билет на спектакль о настоящей Любви, чтобы примирить и заполировать первую трещину в их отношениях. Как же Я хохотал, наблюдая за лицом Этого, смотрящего на сцену, где Сирано, чтобы заглушить боль душевную, бил раненой рукой по земле. Эта смотрела не на сцену, а так же, как и Я, внимательно рассматривала своего Мужчину. Он отождествлял себя с Сирано де Бержераком, и Она это поняла. Она была серьезной, а Меня душил хохот. Ведь что Этот сделал ради любимой? Страдал? Тоже мне заслуга. Страдают и по поводу чирья на заднице. Отказался от своей Любви, но это ради себя и привычного «быта», что совсем не «по-сирановски».

Я знаю, как Этот плакал, Я знаю, как Эта думала и переживала за Него. Я сделал все, чтобы желтая хризантема, которую Он подарил ей, не завяла, пока Они были вместе. Я работал без отдыха и выходных, Мне даже спать было некогда. Я навевал образ любимого в сновидениях, хотя Эта (в отличие от Этого) не желала видеть такие сны, Я терпеливо повторял сон. Женщина сопротивлялась, но Я тоже ни лыком шит. Я не давал Этой возможности пользоваться ведьминскими штучками, и когда Она начинала менять цвет глаз, успевал засунуть обратно, выпавшую из Ее сердца жемчужину. Я любовался красивым цветком - настоящей Любовью. Если бы люди, как мы, Ангелы-Хранители, могли видеть это Совершенство.

И хотя Эти только и делали, что ссорились, Я работал еще усерднее. Ведь Я знал о Них, и своей подопечной (Любви) больше, чем Эти.

Сказать, что Я все время был в состоянии боевой готовности, значит исказить статистический отчет в небесную канцелярию о проделанной работе. Я блаженствовал рядом с Ними, когда Они валялись на полу и смотрели телевизор, млел, когда Они по очереди заваривали друг другу кофе, и радовался, когда Эта мурлыкала, прислонившись к плечу своего Мужчины. А когда Они прыгали в койку, Я спокойненько улетал попить пивка или поиграть в шахматы. Нам, Ангелам-Хранителям, столько жизней стоящих за спинами людей, это позволяется.

И вот Эта перекинулась, и Я не успел остановить Ее. А Этот отказался от всех слов, которые говорил Женщине раньше. Где теперь Его - «доверься мне, у нас все будет хорошо», «нашли друг друга, значит надо держаться вместе», «я тебя не просто люблю, ты глубже, ты – под кожей»?..

Я, наверное, буду лишен премии и получу выговор. Где Я прокололся? Когда? Мой бесконечный опыт подвел. Я не помню за тысячелетия, чтобы два любящих человека, так обошлись со своей Любовью. Этот впал в духовный идиотизм, вцепившись в свое болото, а Эта (не знаю, как она это делает) перекинулась. И то, что осталось в сердце Этого, как половинка разрезанной тысячерублевой купюры, не представляет ценности и ничего не стоит. Может, Мне не стоило улетать пить пиво, когда они расстелили постель в отеле?

ГЛАВА 5. НА ДВОИХ ОДНО ДЫХАНИЕ

Уравнение «я» плюс «Мужчина» равняется «Любовь» было стерто, и я больше не хотела решать эту задачку с двумя неизвестными. Но это было не все. Мы слишком долго являлись чем-то единым, и как демирунг после разделения, продолжали чувствовать друг друга.

Если раньше между нами была гармония, то теперь каждый тянул одеяло на себя. Когда спал Мужчина, бессонницей мучилась я. Он отъедал живот, я без всяких диет обретала осиную талию. Я веселилась, Он депрессовал. Мне предлагали неплохие подработки, Он приезжал с очередного собеседования, похожий на гранату с вырванной чекой. Это странное положение вещей напоминало мину замедленного действия, у которой невнимательный минер перерезал только один проводок. Не знаю, ощущал ли Он невидимую пуповину, но я сразу ее почувствовала, и как бессовестный ныряльщик старалась чаще вдыхать живительный воздух с одного на двоих кислородного баллона. Мы стали двумя полюсами магнита, растягивая ионы и катионы, ускоряя какие-то неведомые эволюционные процессы.

Раньше, когда работали «оба проводка» происходило странное. Это выглядело так, как если бы я держала в руках конфету, а у Него была другая, отдавая друг другу лакомство, мы, в итоге - каждый оказывался с двумя конфетами. Теперь «конфету» получал кто-то один. Я думаю, Мужчина об этом догадывался.

Но Мужчине не стоило меня бояться, ведь у нас одно кровообращение. И даже теперь, когда я «иная», хоть один проводок да работает. Я знаю, когда у Него болит спина, когда Он кричит и ругается, когда смеется перед телевизором. Он тоже чувствует меня, и Его интуиция преподносит Ему порой не самые приятные сюрпризы.

Я никогда не останавливала своих мужчин. Я никогда не боролась за них. Зачем? Они все равно возвращались, испытывая ломку, словно наркоманы, отведавшие сильный наркотик. Я врезалась в их память, как татуировка, выжечь которую не могли ни годы, ни другие женщины. Я с легкостью закрывала дверь за поклонником, помахав ему вслед, и через пару дней обычно забывала напрочь.

Но с этим Мужчиной все было иначе. Я лелеяла в своем сердце Любовь, я держала дверь открытой, мне не хотелось снова превращаться из «Homo Amans» в «Homo sapiens» то есть из «человека Любящего» в «человека разумного». Но долго это продолжаться не могло, сквозняк нес из мира Мужчины не самые приятные запахи. Так, приоткрыв дверь, ожидая долгожданного гостя, мы впускаем в квартиру целый «букет» вони из заплеванного, закуренного и записанного соседями-алкоголиками подъезда. Причем, эти «ароматы» за короткое время расползаются, как туман, по всем комнатам, въедаясь и перебивая прежние запахи.

Я вспоминала о встрече с Ангелом. В ночь под Рождество, как каждая уважающая себя девушка от 15 до 75 лет, я отправилась гадать. В гостях засиделась и на улицу вышла уже в три часа ночи. Пройдя полдороги, недалеко от небольшого прихода, расположенного в полуподвальном помещении жилой пятиэтажки, увидела фигуру высокого мужчины. Я вспомнила еще одно святочное гадание и, подойдя к незнакомцу, громко и решительно спросила, как его зовут.

- А, это ты? – долговязый сделал шаг навстречу, - Имя Мое, значит, интересует. А не интересует, как Этот себя чувствует?
- Извините, мы не знакомы, Вы меня с кем-то перепутали. Понимаете, есть такое гадание…имя, которое Вы скажете, будет и у моего суженного.
- Я Ангел. Устраивает такой ответ? Хожу бужу пьяных, отправляю их домой, чтобы в такой праздник Мои коллеги спокойно отдыхали.
- А почему Вы не отдыхаете?
- Мне из-за тебя и из-за Этого еще пару столетий работать без выходных. Выполнять всякую грязную работенку.
- Вы шутите! И почему на «ты»? И кто такой «Этот»? И что за странное имя Ангел? Вы болгарин?
- Слишком много вопросов. Ты курить не начала?

Я опешила, долговязый явно знал меня, и знал больше, чем просто знакомый. Но я, обладающая неплохой зрительной памятью, была уверена, что Его лицо вижу в первый раз. Про какого Этого Он говорил? Внутри как-то неприятно похолодало.

- Я не курю, бросила. А как себя чувствует «Этот»?
- Психует.
- Кто психует?
- А то не знаешь кто! Думала, что «перекинешься», и все закончится? Закон сохранения энергии учила? Ничто никуда не исчезает, а просто перетекает в другое состояние или в другую форму. Одно не могу понять, ты же могла сделать так, чтобы Этот не уехал, ты, вообще, могла многое сделать, а вместо этого застыла, как сурок, впавший в спячку.
- Ангел, я Вас правильно поняла, Вы о моем Мужчине? А как же тогда «свободная воля» Мужчины? И почему Вы меня отчитываете, как девчонку, укравшую мамину помаду?
- Вот именно, отчитываю. И хватит тянуть одеяло на себя. Скачешь, как ртуть в градуснике, веселишься, кокетничаешь. Про свободную волю рассуждать решила. Из-за таких как ты, мои братья спускались с небес. И что получали в итоге, став Павшими? Истерики, попреки, капризы.
- Ангел, так Вы на чьей стороне?
- На стороне того, что вы, люди, называете Любовью.

Я шла следом за Ангелом и думала, то ли Он сумасшедший, то ли это Рождественское чудо, ворчащее на меня. Через пару домов мы увидели свернувшегося в калачик, крепко и сладко спящего под лавкой, дядьку средних лет. Ангел сказал с усмешкой: «Давай, буди этого бедолагу, а то так и доспится до Царствия Небесного».

Я растолкала мужичка. Вдвоем мы дотащили его до следующего подъезда. Через минуту из двери выскочила горластая женщина и, подхватив супруга, костеря его противным, визгливым голосом, поволокла домой.

Затем Ангел достал пачку сигарет и протянул мне: «Бери, не стесняйся».

Я достала одну сигарету и закурила вместе с долговязым. В горле першило, я закашлялась, а Ангел добродушно рассмеялся: «Смешные вы, люди. Не живется вам счастливо, все стараетесь друг друга кольнуть побольнее, чтоб полчаса порадоваться, а затем полгода переживать и раскаиваться. Ты себя жалеешь, Этот - себя, а вы пожалейте друг друга. Так нет, будете, как два барана, на мостике бодаться, пока не свалитесь. Ладно, пойдем, провожу тебя домой, там еще кое-кому помощь нужна».

Следующий объект спасения находился в трех шагах от моего дома. Паренька было достаточно разбудить, и он, как и подобает молодому организму, быстро проснулся, пробурчал что-то поздравительное и, шатаясь, пошел к своему дому.

Ангел сказал: «Дальше я сам. До встречи. Любовь еще расцветет в ваших сердцах. Да, кстати, Этот все равно к тебе вернется!».

Затем долговязый взлетел и растаял в воздухе. А я долго стояла, приходя в себя и не понимая, что же это было. В ушах, как набат, звенела последняя фраза Ангела – «Этот все равно к тебе вернется!».

[GREEN]

№ 12

ЛЮБОВЬ И ЛОШАДИ

Морские волны неторопливо накатывают на песчаный берег пляжа, смывая следы босых ног только что пробежавшего малыша и его мамы. Чайки с криком бросаются за добычей, подхватывая её на лету. Сорокалетняя стройная женщина, окутанная шоколадным загаром, увлечённо подбрасывает пернатым кусочки хлеба.
- Любуюсь я тобой, твоим загаром, Татьяна. Но замечаю один изъян на ступнях ног: две широкие полоски так и не загорели, остались белыми. Почему? – недоумевала Ирина, соседка по номеру в санатории.
- С этим связана давнишняя история, – тихо ответила женщина, присаживаясь рядом на пляжный топчан.

Было тогда мне двадцать лет. Училась я в полиграфическом техникуме на третьем курсе. В начале сентября нас послали в село на уборку совхозного урожая. Рядом с картофельным полем, где мы работали, располагался просторный луг, на котором паслись лошади. Не знаю почему, но я с детства собирала картинки с их изображением, развешивала у себя в комнате, любовалась ими в одиночестве и часто представляла, как мчусь верхом на одной из таких лошадок.
Увидев пасущихся лошадей, душа моя загорелась в надежде осуществить свою детскую мечту. Уговорив подружку-однокурсницу Людмилу, вечером после работы мы отправились на конеферму. Нас встретили два молодых человека, которые ухаживали за лошадьми.
- Зачем, девчонки, пришли? – На нас полюбоваться или на лошадок? – полюбопытствовал не лишённый юмора один из них крепко сложенный и спортивный молодой человек. – Я – Виктор, инструктор, – пронзая, как молнией карими глазами то одну, то другую девушку, сказал он.
- А я – Иван, конюх. Не так уж ого-го, но тоже ниче-го-о, – хохотнув в тон Виктору, представился второй, мускулистый, коренастый, но уступающий первому по своим внешним данным.
Людмила засмущалась, а меня, смелую и говорливую, редко что могло смутить.
- И на вас взглянуть, а главное – на лошадок полюбоваться, – вперила я без стеснения огромные синие очи на Виктора.
- Ну что ж, мы пред вами, а лошадок сейчас будем кормить. Смотрите.
Виктор и Иван подтянули поближе к стойлам плотный ящик, сняли с него крышку. Поднялся лёгкий парок из содержимого.
- Это каша для лошадей? – воскликнула я удивлённо.
- Кашка. Вы же любите кашку, вот и наши лошадки её любят, – игриво ответил Иван. - А из чего вы её варите? – почувствовав запах отрубей, допытывалась я.
- Ты смотри, Виктор, какая любопытная, – раскладывая большим черпаком по вёдрам лошадиную еду, ухмыльнулся Иван. – Овёс, льняное семя, соль, пшеничные отруби – всё в нужных пропорциях. Очень питательная каша. Только мы её не варим, а завариваем в кипятке.
- Кушай, Доктор, кушай, – поглаживая по морде ладонью тёмно-коричневую лошадку, ласково приговаривал Виктор.
Мне показалось, что уж очень уважительно Виктор и Доктор посмотрели друг на друга. «Возможны ли такие чувства между лошадью и человеком?» – подумалось мне.
- Почему лошадь зовут Доктор? – не унималась я с вопросами.
- Потому что лошадка занимается очень важным делом: лечебной верховой ездой. Иппотерапия это называется. Метод древний, мы его возрождаем. Доктор лечит детей с диагнозом ДЦП. Больших успехов достигли, – пояснил Виктор.
- Ну, ну, Красавица, не гарцуй. Это всего лишь любопытные девчонки, – успокоил Иван рыжую лошадку.
- Никогда не покупай рыжую лошадь, продай вороную, заботься о белой, а сам езди на гнедой, – вспомнилась мне арабская пословица, которую я не замедлила огласить вслух.
- Хорошие лошади никогда не бывают плохой масти, – парировал мне в ответ Виктор. Любопытно посмотрев на меня, добавил, – так гласит старая йошкарская пословица.
Следующая лошадь меня просто поразила своей необыкновенной красотой: это был светло-серый в тёмное яблоко жеребец. Роскошная светлая грива, длинный пушистый хвост, тонкие, но сильные ноги, косо поставленные плечи, в меру длинная спина, гордый, полный достоинства и вместе с тем благородный взгляд. Ел медленно, тщательно пережёвывая корм, глотая его небольшими порциями. Поднимая голову, он пренебрежительно, изредка окидывал меня взглядом. «Кто из нас люди – лошади или мы?» – пришла мне в голову странная мысль.
- Это наш Сокол, – сообщил Виктор, улыбнувшись тому, с каким восторгом созерцала я жеребца…
- Можно, приду завтра?..
Всю ночь мне снился серый в яблоко жеребец, на котором скачу так, будто мы слиты с ним воедино…
Мне повезло: с утра устранялись какие-то неполадки в картофелекопалке, и нам велели приходить подбирать картофель после обеда. Я быстро прибежала на квартиру, сбросила рабочую одежду, надела свой новенький спортивный костюм, резиновые сапоги заменила тапочками на босые ноги и вихрем понеслась на конеферму…
Неизгладимое впечатление на меня произвело занятие иппотерапией. В центре просторного вольера стояла лошадь по имени Доктор. Десятилетний мальчик, обхватив руками лошадиную морду, нежно прижимался к ней своим лицом: то одной щекой, то другой, как бы «чесал» свой лоб и нос о губы Доктора. Лошадь стояла смирно, помогая ребёнку в его прикосновениях. Рядом стоял Виктор, держа в руках уздечку. Через какое-то время мальчика усадили верхом, помогли ему лечь грудью на загривок и обхватить руками шею своего спасителя.
- Ну, Мишуня, держись крепче. Трогай, Доктор, – сказал Виктор и тихонько повёл лошадь под уздцы в вольере по кругу.
Лечебный сеанс длился около сорока минут. За это время Виктор пересаживал мальчишку на спине Доктора в различные положения. Мать всё время шла рядом. А я, замерев на месте, смотрела на эту картину во все глаза, и при каждом подрагивании или покачивании мальчишечьего тела сердце моё, как говорится, уходило в пятки… Занятие закончилось. Виктор снял пациента с лошади и поставил на ноги, придерживая за плечи.
- А теперь, Мишунь, шагаем в объятья к маме. Сегодня – уверенных пять шагов. Не бойся: я страхую.
Миша раскрыл руки и, балансируя, как канатоходец, сделал свои заветные шаги. Сердце моё, наконец, успокоилось…
- Почему такой растерянный вид? – улыбаясь, спросил подошедший ко мне Виктор.
- Впервые вижу такое лечение и восхищаюсь вами.
- Восхищаться надо мальчишкой: у него ДЦП, за два месяца занятий мы достигли значительных результатов.
- Разрешите мне сесть на лошадь, – попросила осторожно я Виктора.
- Ты когда-нибудь это делала? – строго спросил он.
- Только во сне и в мечтах.
- Нет. У меня нет сейчас подходящей лошади.
- Ну, пожа-а-луйста, – умоляющим голосом произнесла я и преданно, по-собачьи, посмотрела ему в глаза долгим взглядом. – О-о-чень прошу. Пожалуйста.
- Так и быть, на рыжую рабочую и смирную лошадку тебя посажу: всё равно она потребуется только после обеда.
Я обрадовалась так, что встала на цыпочки и поцеловала Виктора в щёку. Красивая, рыжая, спокойная лошадь, о которой вчера высказалась не очень лестно, стояла смирно у обочины вольера, пока Виктор седлал её. Я подошла вплотную к Красавице и погладила ладонью лошадиный нос. Отреагировала она равнодушно на мою ласку, но часто заморгала глазами. «Моргает – значит, думает», – читала я где-то в литературе о лошадях. «О чём же она думает?» – пытаясь угадать, продолжала глядеть в её моргающие глаза. И вдруг, заметила в них обиду. «Нет, нет. Уж слишком очеловечиваю лошадиные чувства», – упрекнула я себя. С помощью Виктора уселась верхом на Красавицу – сердце моё замерло от радости. Оглянулась вокруг – здорово чувствовать себя с высоты лошадиного роста!
- Зря ты надела открытые тапочки, а не закрытые ботинки, – сделал замечание Виктор, помогая мне вставить ступни ног в стремена. – Ну да ничего: буду потихоньку вести лошадь, а ты держись крепче.
Виктор подал мне поводья, сам взял узду, и пошли мы спокойным шагом. Прошагав по вольеру три круга, он решил остановиться и снять меня с лошади. Мне показалось, что могу проехать и без помощника. Желание вырваться из-под опеки затмило мой разум. Только Виктор выпустил узду из рук, я легонько пнула Красавицу пятками под бока – она будто ждала этого. Громко заржав, мгновенно поскакала по вольеру. Виктор, обхватив в отчаянии голову руками, громко давал команду Красавице остановиться. Но, казалось, её это ещё больше возбудило. Лошадь стала брыкаться задними ногами, стараясь поднять их как можно выше.
- Тяни на себя поводья, – кричал мне Виктор. – Не давай ей опустить голову вниз!
Команды Виктора лошадь не останавливали. Красавица на скаку стала подрагивать телом, бросаясь из стороны в сторону и пытаясь сбросить нежеланного седока. Наверное, от страха у меня появились недюжинные силы: я тянула на себя и вверх поводья, будто оковами впечатала ступни ног в стремена, ногами сжимала бока лошади. Мои скулы свело от напряжения, мозг выдавал одну единственную команду – «Держись!» А Красавица не унималась. Она брыкалась то задними, то передними ногами, поднимая их так высоко, что мы оказывались чуть ли не в вертикальном положении, и при этом гневно ржала на всю округу. Эта схватка возмущения лошади и моей непокорности длилась минут пять-семь. Наконец мышцы мои ослабли, лошадь это почувствовала, приостановилась, тряхнула всем телом, и я рухнула на землю как ненужный куль. Красавица остановилась, громко фыркая и раздувая ноздри.
Подбежал Виктор, подхватил моё обмякшее тело на руки, я всхлипнула, обвила его шею руками и щекой уткнулась в упругую грудь.
- Ну, ну, потерпи. Сейчас, сейчас, – шептал он мне на ухо и побежал в медпункт.
Только там почувствовала, как болят ступни, и увидела, что верхняя их часть – это сплошная кровавая рана.
- Да-а, серьёзно, – произнёс седовласый доктор.
- Это я виноват, – сказал с горечью Виктор. – Передоверился смирной лошадке. Не понимаю, что с нею случилось, никогда такого не было. Прости, прости меня, Танюш.
- Не вини себя (неожиданно перешла я на «ты»): во всём виновата сама. Лошади, как и люди, помнят нанесённую им обиду. Вот и Красавица отомстила мне за вчерашние мои обидные слова в её адрес…
Всю ночь я не могла уснуть: ныли перевязанные раны, болели от сильного напряжения мышцы. Едва закрывала глаза, как опять и опять представляла несущуюся Красавицу со мной на спине. И чем чаще возникала в моём сознании эта картина, тем больше испытывала дикий восторг и жгучее желание промчаться ветром на непокорной лошади.
- Ох-ох-ох, – причитала рано утром баба Нюра, наша хозяйка, к которой определили нас с Людмилой на квартиру. – И как же тебя угораздило!? – продолжала сокрушаться она, глядя на моё беспомощно распластанное на постели тело.
- Баб Нюр, не беспокойся. Нашу Татьяну не угораздило – она у нас такая. А болячки у неё, как на собаке, через два дня заживут, – подмигнув мне, высказалась Людмила и подала тарелку с овсяной кашей…
В дверь постучали – неожиданно на пороге появился Виктор. Наверное, именно этого мне хотелось больше всего. Хватило его несколько шагов до моей кровати, чтобы я заметила и оценила всю его стать. «Какой красавец»! – любуясь им, подумала я.
- Ну, как ты? – присаживаясь на краешек постели, спросил Виктор.
- Нормально,– как можно бодрее ответила с улыбкой.
- Огромная туча надвигается, вот-вот пойдёт дождь. Так что ваша работа опять приостанавливается, – сообщил Виктор, поправляя упавшие на лоб непокорные волосы.
А я крепче уцепилась за одеяло, потому что мне так хотелось самой поправить его смоляную прядь.
- Недаром Красавица вчера так громко фыркала. Говорят, это к дождю.
Белоснежная улыбка засияла на лице посетителя в ответ на моё знание очередной лошадиной приметы.
- Можно, завтра приду опять? – осторожно спросила я.
- Поправляйся, – вздохнув, ответил Виктор и тронул мои белокурые волосы, разбросанные по подушке…
Я стояла напротив стойла Сокола и наблюдала, как он жуёт только что поданную Иваном морковь. Едва Сокол поднимал голову, я старалась заглянуть ему в глаза, выражая своё желание с ним общаться.
- Иван, можно Соколику дам морковку из своих рук?
- Без Виктора нельзя, – строго возразил конюх.
За искушением погладить лоб у жеребца, и застал меня Виктор. Только протянула к Соколу ладонь, как он неожиданно перехватил её.
- А ты знаешь, гладить свою морду, особенно отдельные её места, эта лошадь разрешает только проверенным своим друзьям! – сказал он жёстко, продолжая держать мою ладонь в своей.
- Но я же с добром, – произнесла чуть не плача.
- Но ты и не друг ещё ему, – смягчив интонацию, ответил Виктор.
Он обхватил своей ладонью тыльную строну моей и таким образом погладили подбородок и нос жеребцу. Сокол посмотрел на Виктора и любопытным взглядом окинул меня – во всяком случае, мне так показалось. Я счастливо улыбнулась в ответ.
Несколько дней с помощью Виктора я приучала Сокола к себе: поглаживала его шею, бока, спину, расчёсывала его хвост, гриву, помогала мыть жеребца щёткой, кормила из рук овощами и сахаром, который теперь всегда был при мне. Было органично и естественно то, что, знакомя меня с «десятью заповедями всадника при преодолении препятствий», Виктор то обнимал меня за плечи, то касался моей спины и талии, то брал мою руку и долго не отпускал её, глядя мне в глаза. Однажды он ладонью провёл по моей голове и задержал волосы, которые были туго схвачены на затылке голубой лентой. «Твои волосы, как грива у Сокола», – с восхищением сказал он. Я была счастлива: не могла пока понять от чего больше – от общения с Соколом, или от общения с красавцем-мужчиной…
Наступил день, когда Виктор посадил меня верхом перед собой на жеребца. Шагом мы вышли за пределы вольера. Справа и слева сжатые хлебные поля, плавный спуск к реке, что извилистой лентой играла красками заходящего за горизонт солнца. Мы остановились на берегу реки, за которой просторно располагались скошенные луга и стройные ряды стогов сена. Красота, величие, простор окружающего пространства настолько взволновали меня, что невольно потекли слёзы. Я повернула голову, взглянула на Виктора. Он понял мою взволнованность, обнял меня рукой, крепче прижал к своему телу и поцеловал в висок. Добротный деревянный мост манил в луга за рекой.
- Поскачем в луга, – предложила я тихо.
- Нет, пора возвращаться, – благоразумно сказал Виктор. – Зато ты останешься на Соколе верхом, а я поведу его под уздцы. Обещай мне, что будешь сидеть смирно, иначе – это будет наша последняя прогулка, – и посмотрел на меня так, точно взглядом своих жгучих глаз пробуравил насквозь.
- Обещаю, – ответила я покорно и поспешно…
Очарование бабьего лета, окружающей природы, вечерние прогулки окончательно вскружили мне голову: буря доселе неведомых мне чувств и эмоций переполняли всё моё существо. Я поняла, что люблю Виктора. Мне казалось, что он отвечал мне тем же. Была уверена, что мы связаны теперь до конца нашей жизни…
Наступил последний день нашего пребывания в селе. На конеферму я пришла раньше обычного. Виктора почему-то не было. Иван хлопотал у лошадиных кормушек, а я ласково разговаривала с Соколом, поглаживая его шею, и так увлеклась, что не слышала, как кто-то подошёл сзади.
- Тётя, а где мой папа? – раздался детский голос за моей спиной.
Обернувшись, увидела кареглазого, тёмноволосого, удивительно похожего на Виктора мальчика лет шести. Рядом с ним стояла маленькая девочка и держалась за руку молодой женщины.
- Здрасьте, – произнесла она и пронзительно посмотрела мне в глаза.
- О, Павлуша, привет, – отозвался Иван, направляясь к пришедшим. – Здравствуй, Аня, – тепло приветствовал он женщину. – Настенька, королевна моя, дай дяде Ване ручку для поцелуя, – обратился он к девчушке.

- На, – смущаясь, протянула она ладошку.
- Папу Вашего пригласил директор совхоза по каким-то важным делам, – разъяснил Иван причину отсутствия Виктора.
- Передай ему, чтобы постарался прийти сегодня домой пораньше, – сказала Аня и, ещё раз пренебрежительно взглянув на меня, взяла сына за руку, направилась к выходу…
- Чудесные дети у нашего Виктора. Правда? – обратился ко мне Иван и зашагал прочь по своим делам.
Хорошо, что рядом стоял какой-то ящик, на который я просто рухнула. Не знаю, сколько сидела в оцепенении. Наконец мысли мои стали приходить в порядок. «Жена, дети… А ты что, дурёха, предположила, что у такого не может быть в двадцать семь лет семьи? – заговорили во мне два человека. – А я ведь влюбилась в него и видела, чувствовала, что он отвечает мне взаимностью… Глупышка! Размечталась!»…
- Ну что ты сидишь, Танюшка? – вздрогнула я, услышав голос Виктора. – Собирайся, поедем на прогулку.
Пока Виктор запрягал Буяна, резвого молодого скакуна, мы с Соколиком спокойным шагом пошли по тропинке, ведущей на широкую дорогу. Мне удалось завоевать доверие серого в яблоко жеребца – Сокол чувствовал моё настроение и желание. Цок-цок, цок-цок – старался он стучать как можно мягче и спокойнее, не тревожа моих горьких мыслей. Было невыносимо жалко себя, своей рухнувшей в один миг мечты на личное счастье. В то же время во мне сидела и крамольная мысль: почему бы ни побороться за это моё счастье? Я чувствовала, что увести Виктора из семьи будет нетрудно…
Вступили мы с Соколом на большую укатанную дорогу, слышу: Буян с Виктором догоняют нас. «На чужом несчастье счастья не построишь», – шепнул мне ветер в ухо. И опять мой Соколик понял и почувствовал моё настроение. Слились мы с ним в единое целое, неукротимый дух овладел нами – понеслись наперегонки с ветром к реке, через мост, в луга, упиваясь быстротой бега. По ветру развевались великолепные грива и хвост моего друга, я гордилась его молодостью, красотой, силой. «А ведь я тоже молода, красива, сильна, – думалось мне, – и всё смогу преодолеть!»
Наконец мы остановились на лугу недалеко от пахнущего свежестью, летним разнотравьем, дурманящим голову, сена, сложенного в стог. Буян через минуту замер напротив Сокола, наслаждаясь отдыхом. Виктор соскочил со своего жеребца, подошёл к Соколику, снял меня с него, и я оказалась в плену объятий. Его губы коснулись щеки, он страстно стал покрывать поцелуями мою голову, шею, лицо, грудь. Наконец наши губы слились в долгий желанный поцелуй. Моё сердце то замирало, то билось, как бешеное, то вся душа погружалась в неистовое пламя желаний. Мне так не хотелось освобождаться из этого плена.
Виктор подхватил меня на руки и направился к знакомому стогу. В эту минуту как током пронзили меня воспоминания: «Тётя, а где мой папа?» – будто обухом по голове прозвучал вопрос маленького Паши, а пронзительный взгляд Ани ещё раз уколол меня в самое сердце. Неожиданно, даже самой для себя, я нервно и громко рассмеялась.
- Ха-ха-ха, ха-ха-ха – раздался мой смех и пронёсся эхом по широкому лугу. Растерявшись, Виктор приостановил свой шаг, поставил меня на землю. – Ха-ха-ха, ха-ха-ха, – не могла остановить я свой неестественный хохот.
- Что с тобой? – не понимая в чём дело, спросил он.
- Твои дети и жена ждут тебя сегодня пораньше домой. – Их просьбу я забыла тебе передать.
Мой смех перешёл в нервную истерику. Виктор круто повернулся, двумя прыжками преодолел расстояние до своего жеребца, мгновенно вскочил на него и вихрем покинул луг.
- Любовь на троих не делится! – крикнула ему вдогонку. – О-о-о-й, – по-бабьи простонала я и, опустившись на землю у стога, залилась слезами с громким рыданием.
- Сколько прошло времени, не помню, только почувствовала прикосновение. Это Сокол подошёл и, фыркая, своей головой тёрся о мою. Я встала на ноги. Ночь уже покрыла луга, звёзды и луна светили нам с Соколиком. Я ласково почесала его голову между ушами – самое незащищённое место, поцеловала в нос, тяжело взобралась на спину своему другу, легла грудью на загривок, обняла руками его шею, и мы тихонько поплелись в село.
Следующим ненастным утром совхозный автобус отвёз нас в город…

Прошло три с лишним года. В один из июльских дней ехала я в городском троллейбусе. Пассажиров было много: все спешили спрятаться от начинающегося дождя. Меня потеснили к водительской кабине. Взором невольно встречала и провожала входящих и выходящих пассажиров. Вдруг на одной из остановок вошёл он – Виктор, уже промокший от дождя. Рубашка плотно прилипла к телу, демонстрируя по-прежнему завораживающий торс. С волос, слегка касающихся плеч, стекали капельки дождя. Я, как в ту первую встречу, не могла отвести глаз от когда-то до боли любимого и не забытого до сих пор лица. Виктор заметил меня и протиснулся поближе. Входящие пассажиры налегли на его спину, ему пришлось обеими руками упереться в кабину водителя, и я оказалась почти в объятиях. Мы молча глядели друг другу в глаза. Сколько было в них прочитано!
- Ведьма! До сих пор не могу забыть твоих синих глаз, – сказал он тихо и двинулся к выходу.
Никогда больше не было встреч, да я их и не искала…

Пляж опустел. Ирина и Татьяна под впечатлением услышанного и рассказанного вернулись в свой номер. Неожиданно зазвонил сотовый телефон Татьяны.
- Здравствуй, сыночек… Не волнуйся, у меня всё в порядке… Отдыхается очень хорошо, – довольная звонком, улыбаясь, говорила Татьяна.
Закончив разговор, она щёлкнула кнопкой телефона, на экране высветился портрет красивого молодого человека: карие глаза, тёмные, как смоль, удлинённые волосы, белоснежная улыбка.
- Смотри. Это мой сынуля,– с любовью в голосе произнесла Татьяна.
Глядя на портрет, Ирине хотелось задать Татьяне мучающий её вопрос. Но… не посмела.

[GREEN]

№ 13

Бурная река


Обычный семейный вечер освещался голубым сиянием экрана. Что можно было увидеть нового в пятый раз, пересматривая индийский фильм «Зита и Гита»? Пожалуй, ничего, только выбор из трёх каналов телевидения конца прошлого века совсем небольшой.

- Пойдём чаю попьём? – предложил молодой мужчина своей юной супруге, не выпуская её руку, поднёс её к губам и отметил свой вопрос лёгким прикосновением.
- Лучше не будем мешать, - ответила девушка, она пока не привыкла к бурному образу жизни своей новой семьи и немного побаивалась шумного застолья, имевшего место на их общей кухне в тот «тихий вечер».
- Я сейчас, - сказал мужчина и самостоятельно отправился добыть две чашки чая и пару кусков торта. Вернулся он всего минут через пять.
- Спасибо, - тихий девичий голос звучал мёдом для «добытчика» и он ответил на благодарность улыбкой и откровенностью
- Представляешь, дядь Слава тёть Томе врезал. Она что-то ему про его безденежную работу брякнула, вот он и сорвался. Родители собираются их до дома проводить, чтобы ничего с тёткой не случилось.

Девушка с усилием сделала глоток чая, она не сильно сочувствовала родственнице, кто-то из старших в своё время дал ей совет, «не провоцируй пьяного мужа» и она собиралась ему следовать, советовала бы это при случае другим женам, но в душе она не могла оставаться равнодушной. Не справедливо это как-то: почти двухметровый мужчина и хрупкая женщина поставленные в одну весовую категорию. Она смогла спрятать подальше своё недовольство, чтобы продлить тишину и не мешать героям фильма бороться за своё счастье, но в жизни не всё зависело только от неё.

- Ты посмотри какой размазня! Свою бабу на место поставить не может!

Один из второстепенных героев, действительно был излишне слабохарактерным. А девушка, видимо не достаточно поработала над собой и не задумываясь открыто спросила о том, что было у неё на душе

- А что лучше как твой дядя тёте по роже?

Грубость заразная штука, особенно быстро она проникает в восприимчивых к ней людей.

- Да я бы такую жену, убил бы сразу. Или выставил за дверь, и пусть катится!
- Как же можно? А если у нас мнения разойдутся, что же и со мной так?
- Не провоцируй и «Так» не будет!
- Но ведь не чужие люди, понимать друг друга должны с полуслова.
- Место своё знай, и нос не задирай!

Ответные слова как-то вдруг закончились и хотелось только плакать, но слёзы не шли из того же чувства несправедливости.

- Что молчишь, надулась, как мышь на крупу?
- Я не мышь.
- Задолбала к словам придираться, - мужчина вскочил на ноги, - ты думаешь, ты правильно себя ведёшь? – Да я жизнь по более твоего видел, чтобы меня пигалица одёргивала.

Он нагнулся и навис над ней с немым требованием повиновения. Ей было только восемнадцать, она не умела читать требования по лицам, но шестым чувством распознала угрозу её свободной воле.

- Отстань от меня, - она оттолкнула мужа и попыталась встать с кресла.
- Что ты сказала? Сильная рука одним движением вернула её обратно и прижала к спинке.
- Отстань…от…меня – слова были сказаны с силой, вложенными в них эмоциями и как спичка подожгли хрупкий покой вечера.
- Да ты офигела, овца!
- Я не овца, - она понимала, что всё как-то неправильно складывалось, что она провоцирует ситуацию и ещё есть возможность, остановить скандал, но внутри поселилась надежда на ту справедливость, которую нужно доказать, и он поймёт, что не прав, ведь он абсолютно трезв.

Трезвым с трудом можно назвать человека с буйным темпераментом и взвинченного до предела несговорчивым поведением своей тихой жены. Он сначала растерялся от неожиданного противостояния, а после следовал знакомой инструкции понятной с детства: «женщина должна быть покладистой».

«Но почему она не понимает, что нужно просто уступить?» - размышлял он, нанося «лёгкие» удары по маленькому телу.

- Дай мне руку.

Он протянул руку навстречу жене и с надеждой на её здравомыслие глядел прямо в глаза.

- Да пошел, ты! – твердила она, лёжа между креслами и даже не старалась спрятаться от ударов ногами поражающих её ноги и бёдра.

Для неё это был настоящий бой, и она лежащая на полу понимала, что эмоционально его выигрывает. Серия требований и упрямые ответы, последний удар и интерес к ней мужа полностью пропал. Он, ещё раз назвав её дурой, ушел в спальню, а она, лёжа на полу, вдруг осознала, что её только что избили, а она почти не ответила на насилие.

Молодая горячая кровь разгоняет злость по венам и казалось, что она сильнее, чем есть на самом деле. «Я могу за себя постоять!» - твердила она подобно героине индийского фильма и взяла на кухне нож.

Его вес в руке замедляет обратные шаги, она уже осознала, что он ей не нужен, но отравленная возникшей ненавистью кровь питает греховные мысли, когда она подходит к кровати.

Мужчина лежит с закрытыми глазами. Она смотрит на спящего мужа и приседает на край постели. «Он уснул, нож не нужен, и слава Богу». Оружие бесшумно ложиться на пол и в это же мгновение глаза напротив посылают, в едва различимом свете гневный взгляд

- Что припёрлась?

Обе руки перехвачены, а слабые попытки сопротивления служат достаточной пищей его гневу и избиение продолжается. Его нельзя было назвать зверским, кости целы, лицо тоже. Как мудро он выбирал места и даже время, когда они остались одни в доме. Вот только девушке этого не понять. Для неё это самое жестокое избиение в жизни и спустившись наконец с кровати, она, полностью забыв об оружие, спешит прочь как только её отпускают. Ещё там под тычками мужа она мысленно искала выход из этого ставшего ей совершенно чужим дома. «Мои родители? Они не ждут. Упрёки, нравоучения и опять никому не нужна», - звучит в мозгу как приговор, а руки рвут упаковки из аптечки и высыпают в стакан все таблетки подряд. Немного воды, и ядовитая, мерзко горькая, белая жижа попадает в желудок.

- Я это сделала. Я нашла выход, - выдохнула девушка в ответ на настойчивые вопросы встревоженного мужа и осела в его руках.
- Не отключайся. Смотри на меня, пей!

Она опять послушная игрушка в его руках и не осталось больше сил сопротивляться его приказам, пока он делал ей промывание желудка в ожидании «скорой помощи».

- Ещё раз расскажите, что с вами произошло.

Белая палата не располагает к откровенности, но молодая женщина находиться под влиянием огромного чувства вины.

- Я перепутала таблетки, хотела несколько витаминок, а оказались какие-то другие таблетки. Хорошо, что муж вовремя заметил и вызвал скорую, – ложь словно сочиться на пол и её неприятно слышать обеим сторонам, однако и девушка и инспектор, как два артиста должны сыграть свои заученные роли до конца.
- Почему у вас так много синяков на теле?
- Не знаю я возможно падала, когда мне стало плохо. Я не помню.

Немногословное объяснение далось ей с трудом, и повисшая пауза давит железным прессом.

- Вы больше ничего не хотите рассказать?
- Мне действительно нечего добавить.

Её не удивляло пришедшее и крепко засевшее желание оставить всё что произошло ночью в тайне, она не просто хотела забыть об этом, она не верила, что это произошло с ней и только красно-фиолетовые следы на коже не позволяли это сделать, отдавая ноющим дискомфортом при каждом движении.

- Танечка, ну и напугала ты нас всех, - голос свекрови не упрекает ни в чем, она вошла как парламентёр, демонстрируя видимость понимания и сочувствия, но наивности и юности разместившемся в этих стенах этого пока достаточно. Комната наполняется ароматом лилий. Она поймала себя на мысли как она их любит, как и любит когда человек, протянувший ей букет, вот так улыбается.

Дежурных фразы женщины названной мамой, о самочувствии, уговоры откушать только что приготовленный специально для неё обед и, наконец, просьба её извинить, за бестактность, она не даёт влюблённым голубкам по ворковать наедине.

- Солнышко, я так соскучился. Ты не представляешь как мне плохо без тебя.

Пальцы лёгким пером коснулись щёки, нежно лаская повторили изгиб её губ, им вторил его шепчущий откровения рот.

- Прочти, я сочинил это для тебя.

Листочек в клетку в её руках открывает ей несколько строк:

«К чему цветы, к чему слова?
Кружиться кругом голова.
С тобою быть, тобой дышать
Тебя одну хочу обнять
И каждый дюйм расцеловать
Такого сладостного тела.
Достать луну, звезду достать
Прошу позволь мне только стать
Всем тем, что ты бы захотела:
Подругой для секретных слов,
Героем самых сладких снов.
Я докажу тебе любовь!
Но важно, чтоб ты этого хотела!»

Возможно, прочти она стихотворение, когда его глаза выражали сожаление или отголоски вины у неё появился бы повод начать тот разговор, который был бы вполне уместен в подобной ситуации. Но в них застыла уверенность в собственном опыте и тепло заботы и любви, и она уже готова раствориться вся в этом взгляде.

Вы спросите, как же она могла быть счастливой рядом с таким изменчивым человеком.

Так, она давно уже не с ним.

Он для неё – бурная река затягивавшая её в поток ненависти, злости, отчаяния и вдруг выбрасывающая на дивные райские острова яркой любви.

И всё-таки она нашла в себе силы из неё выбраться.

[GREEN]

№ 14


Танцующая с огнями


Крепко зажмурив глаза, Тутмос скороговоркой шептал:

- О, великий Ра, сделай меня художником! Пожалуйста, сделай меня художником!

Жалобно всхлипнув, мальчик открыл правый глаз. Все оставалось прежним: статуя Амона-Ра не оживала и голос с небес не провозглашал его художником.

Тяжело вздохнув, Тутмос опять крепко зажмурился. Перед глазами замелькали красные и желтые круги, сердце учащенно забилось в ожидании чего-то особенного, невероятного. Вот-вот…еще чуть-чуть… и самое заветное желание сбудется.

- Я обещаю, что буду добрым и справедливым. И больше никогда не буду обзывать соседей и воровать виноград из их корзины перед домом, ты только сделай меня художником, пожалуйста!

Немного подождав, Тутмос окончательно понял, что сегодня Амон-Ра, не выполнит просьбы. Что ж, еще одна потерянная надежда.

Выходя из храма он даже не злился на богов, так опостылела безысходность. В который раз, дав слово никогда больше не приходить в храм, и вообще как можно меньше оказывать почтение богам, Тутмос отправился на берег Нила. Большая река умиротворяла его беспокойное сердце, на какое-то время он забывался, отдаваясь рисованию.

Вечером, подавленный и раздраженный, он ушел спать на крышу. В тот день хныканье голодного брата стало последней каплей терпимости к миру. Смотря на звезды, он завидовал их свободе: они-то ведь ни от кого не зависели, и им ничего не надо было просить. В то же мгновение он переживал острый приступ ненависти к людям, особенно к тем, кто был очень богат. Тутмос уснул со сжатыми кулаками. А утром следующего дня, жрецы храма Амона-Ра опять встречали его.

Закрыв глаза, Тутмос шептал свою многострадальную просьбу. Чем больше он прислушивался к себе, тем печальнее становилось на сердце.

Мальчик вздохнул, открыл глаза и испуганно замер. Рядом с ним стоял горбатый старик, лицо и одежда которого были измазаны красками. В его глубоких черных глазах Тутмос прочел насмешку, любопытство, иронию, и было в них что-то еще, что через много лет он разгадает, как желание помочь.

- Прости, что я стал невольным свидетелем твоей просьбы. Вообще-то я шел к жрецам, чтобы умыться, сегодня мне пришлось работать даже ночью. - Старик устало вздохнул, косматые брови сошлись на переносице, а на лоб набежали глубокие морщины. – Молодой царь отчего-то торопится. Ты ведь знаешь, что в Фивах скоро откроется новый храм Атону?

Тутмос поспешно кивнул, желая одного, как можно скорее удрать. Горькие мгновения стыда - одно из самых тяжелых испытаний. Он тут же представил, как незнакомец начнет со смехом рассказывать о нем своим друзьям. Поползут слухи, начнутся сплетни, на него будут показывать пальцем, дразнить… Вобщем жизнь закончилась, так и не начавшись. Тутмос настолько ярко вообразил удручающую картину будущего, что уже ни о чем не заботясь решил бежать. Но сильная рука старика крепко схватила его за плечо.

- Постой! Я еще не закончил с тобой беседу. Ты просишь Ра сделать тебя художником, а что сам ты сделал для этого?

Наконец-то до него дошло, что незнакомец не желает ему никакого зла, а просто хочет поговорить. Набравшись смелости, мальчик выпалил первое, что пришло на ум.

- Я хорошо рисую.
- Ну и что? – казалось, удивлению старика нет предела – Я тоже хорошо рисую, но не Ра сделал меня художником, а старание и терпение. А почему родители не отдадут тебя в ученики?
- Я не знаю, - Тутмосу было стыдно признаваться, что он и бедняков.

Старик мягко улыбнулся.

- А ты гордец. Что ж, ты начинаешь мне нравиться.

Наклонившись к Тутмосу, он проникновенно сказал:

- Я буду ждать тебя завтра, после полудня, со всеми твоими рисунками.

Мальчик пораженно смотрел на удаляющуюся спину старика, затем перевел взгляд на каменную статую Ра. Но Бог молчал.

На следующий день Тутмос пришел намного раньше, чем было условленно. От нетерпения и долгого ожидания у него заныло сердце. Наконец-то появился и незнакомец. Поманив Тутмоса рукой, он вывел его из храма и провел в сад, к знаменитому фонтану «Услада». Такое имя придумал ему фараон Аменхотеп III. Удобно устроившись в тени оливковых деревьев, старик представился.

- Мое имя Айя. А твое?

От удивления глаза Тутмоса широко распахнулись и после немой паузы, он издал радостный возглас, запрыгав от восторга. Когда страсти немного утихли, мальчик спросил:

- Неужели ты и есть тот самый великий Айя?
- Что значит «тот самый». Я и есть Айя! – гордо произнес старик.

Тутмос опустился возле ног художника, пожирая его восхищенным взглядом. В одно мгновение некрасивый горбун превратился в самого милого на свете человека.

- Ну а теперь, показывай свои рисунки.

Прищурив левый глаз, Айя придирчиво их изучал и, как показалось Тутмосу, уж слишком предвзято. И то ему было не так и это. Наконец он вынес приговор:

- Неважно.

Тутмос до боли сжал кулаки, пытаясь победить желание разреветься. Все рухнуло. Мечты о карьере царского художника и роскошной жизни, как-то сами собой поблекли и рассыпались. Ему представилась пропасть, на краю которой он сейчас стоял. Впереди темная опасная бездна, а позади, Тутмос даже боялся обернуться, так сильна была боль об утраченной надежде.

- Вот посмотри, - продолжал Айя, делая вид, что совсем не замечает слез в глазах Тутмоса, - этот рисунок вообще какой-то корявый и неудачный. Я никогда не видел такого Нила, неужели он так некрасив и несовершенен?
- Да – Тутмос устало кивнул головой – Я рисовал то, что видел.
- А что ты видел?
- Некрасивый, несовершенный, грязный Нил.
- А еще что?

Тутмос наморщил лоб, пытаясь вспомнить тот день, когда он рисовал этот проклятый рисунок. Грязная вода, на поверхности которой плавали мусор и нечистоты, изредка на берегу попадались дохлые рыбы, гнилая рваная одежда… И ответ пришел сам собой, простой и корявый.

- Я видел правду.
- И ты решил ее нарисовать?
- Я ничего не решал, у меня так само получается.
- Ты претендуешь на роль Бога?

Тут уж Тутмос вообще что-либо перестал понимать. Причем тут Ра и какая-то роль?

- Я ни на что не претендую.
- Я не верю тебе. Ты находишь в себе смелость рисовать правдиво, значит, этим ты хочешь, что-то утвердить?
- Я просто хочу быть честным. Я хочу рисовать то, что есть на самом деле. А не так, как тебе приказывают.
- Ты бунтуешь?
- Да нет! Вот допустим купец Альхар…
- Я не знаю такого.
- Но ведь ты же не можешь все знать!
- Старик улыбнулся. Тутмос попытался дать сдачу.
- Он был толстым, некрасивым и одноруким, но художники всегда рисовали его красивым и с двумя руками.
- И что ты думаешь, зачем он отдавал такие приказы?
- Он боялся правды. Он боялся быть самим собой.
- Айя внимательно смотрел на разгоряченного Тутмоса.
- Да нет, он не боялся правды. Твой купец использовал предоставленную ему возможность – быть красивым и здоровым.
- Да ну…- мальчик обречено махнул рукой и отвернулся. – Надоело мне все. Я пойду домой.
- Подожди, - положив руку на плечо Тутмоса, Айя повернул его к себе – дело в том, что ты именно тот, кого ищет Эхнатон. Художник желающий рисовать правду. Сейчас твои рисунки дурны, но в них есть сила и я вижу талант, поэтому и буду учить тебя. Что скажешь?
- Тутмос закрыл лицо руками, он ревел, уже ничего не стесняясь. Айя обнял его, крепко прижал к себе.
- Ты выдержал самое суровое испытание, ты смог отстоять самого себя.
- Через несколько дней Тутмос переехал жить в мастерскую Айя. Без сожаления покидал он стены родного дома. Он жаждал славы и сытой жизни – предел детских мечтаний. Обнимая родных, Тутмос обещал, что будет часто навещать их, но в глубине души сильно в этом сомневался.
- Началась новая жизнь: в ней было много обязанностей, интересных людей и впечатлений. Тутмосу нравилось работать с Айя. Порою, они не выходили из храма несколько дней. Голодный, вымазанный штукатуркой и краской, Тутмос чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Через три года работы в новом храме Атона были завершены, и Айя подарил ученику праздничные одежды - пришло время предстать перед фараоном.
- Дворцовая церемония прошла, словно во сне. Огромные своды тронного зала подавляли величием, а его убранство и красота – роскошью. Каждая деталь в царских одеждах и настенных росписях подчеркивала, выделяла божественную суть и предназначение царской четы. Тутмос отметил, что у молодого фараона некрасивое угловатое тело с длинными руками и ногами, а у царственной супруги лицо похотливой властной самки.
- На следующий день молодой скульптор вновь погрузился в работу. Он забывался в жажде творения. Вскоре, начали поступать первые заказы и, тогда Айя ввел его в круг высшей знати, представив как своего самого выдающегося ученика. Красивого и гордого Тутмоса сразу же заприметили скучающие придворные дамы, но молодой художник был так увлечен своими идеями, что почти не обращал на них внимания и еще меньше проводил с ними время.
- Я мечтаю о вечных красках, - как-то признался он учителю.
- О вечных? Зачем тебе вечность?
- Тутмос удивился наивному вопросу Айя, ему казалось, что каждый художник мечтает об этом.
- Пройдут тысячи лет, а люди буду помнить меня и восхищаться моими работами. Что в этом плохого?
- Старик задумчиво покачал головой.
- В этом ценность жизни, что она не может длиться вечно. Люди меняются, а твои фрески останутся такими же, как и сейчас. Поймут ли их наши потомки? Хотя… - Айя поднял руки вверх, - это твой путь. И стремление твое похвально. Ты только не растеряй самого себя в погоне за вечным. Успей насладиться сегодняшним.
- Тутмос улыбнулся.
- Ах, Айя, ты столько дал мне и столько вложил в меня, что вряд ли найдется дорога, на которой я мог бы все это оставить.
- Ты еще молод, а потому не знаешь, не талант служит тебе, а ты таланту. То, что тебе дано, может также легко у тебя быть отнято. Я иногда начинаю переживать за тебя.
- Почему?
- Я вижу, как ты горишь. Ты обрекаешь себя на короткую жизнь.
- Нет, Айя, я вечен. Я пишу правду.
- Новая религия Эхнатона захватила, увлекла словно в омут: опасный и тревожный. То ли старые детские обиды на Ра, то ли гимн свободы и жизни Атона произвели такое сильное впечатление что, как и многие другие, он очень быстро забыл древних богов Амона и Сета, Изиду и Нут. А когда ему и еще нескольким самым лучшим художникам Кемета было приказано выехать на строительство нового города Ахетатона, Тутмос понял - пришло его время.
- Попрощавшись с родными, как потом оказалось навсегда, Тутмос вместе с братом Секмехом, которого взял к себе в помощники, отправился в неизвестный мир, создаваемый одним человеком. Вскоре и сам Эхнатон вместе с семьей переехал в новую столицу, в которой действительно все было необычным. Невысокие дворцы и открытые просторные храмы, где были запрещены жертвоприношения, и даже царская семья, которая любила показываться на публике и вообще свою жизнь сделала очень доступной для чужого глаза. Статуи Эхнатона поразили всех, ведь на них был изображен не грозный и властный царь, а щуплый высокий уродец, провозгласивший, что в этом мире есть только один Бог – Атон, суть которого жизнь и добро.
- В день назначения Тутмоса царским художником, пришла весть о смерти великого Айя. Тутмос пил всю ночь, пытаясь заглушить боль утраты и пустоту. На рассвете, выходя из таверны, он вспомнил, как ему казалось, давно забытые слова учителя: «Не Ра сделал меня художником, а старание и терпение». Только сейчас Тутмос оценил всю мудрость этих слов, в них был жизненный опыт горбатого некрасивого человека обреченного на жалкое существование, но сумевшего преодолеть все трудности и человеческую глупость. Хвала тебе Айя!
- Тутмос долго не мог оправиться от удара. Уход учителя в вечность, - стал для него жизненной потерей. Какое-то время он даже боялся прикасаться к краскам и камню. На вопрос заказчиков - когда же Тутмос вновь возьмется за работу - брат Секмех только разводил руками
- Тутмос, ну нельзя же все время сидеть в мастерской и ничего не делать! Так у нас и деньги закончатся! - отчитывал он брата.
- Ах, Секмех, ты ничего не понимаешь, – устало отвечал Тутмос. - Айя был для меня всем - смыслом, путеводной нитью, а теперь…я даже не знаю, как и что рисовать.
- Ты все знаешь! – уверенно отвечал Секмех. – Пришло время встать на ноги. Пришло время жить и творить самостоятельно!
- С таким доводом трудно было не согласиться. И Тутмос, еще немного погоревав, весь отдался работе.
- В горьких размышлениях и упорном труде прошло несколько лет. Оглядываясь назад, скульптор не переставал удивляться случаю и стечению обстоятельств, которые его вознесли. Он достиг предела желаний голодного и нищего мальчика из Фив: получил звание царского художника, купил красивый дом, слуг, в конце концов, добился славы. Сказка воплотилась в жизнь.
- В честь десятого года правления Эхнатона, Тутмос, во славу владыки мира и повелителя Верхнего и Нижнего Кемета, выставил свои фрески и часть скульптур в главном храме Атона на всеобщее обозрение.
- Эхнатон долго рассматривал изображения, довольно покачивая головой.
- Ах, как хорошо! Очень хорошо! Атон…
- Он осторожно прикоснулся к изображению солнца со множеством лучей-рук, его длинные нервные пальцы слегка подрагивали.
- Это ранняя работа, Вечноживой, а потому несовершенна.
- Ну что ты, Тутмос! Она искренна, правдива. Живая! И нам она очень нравится. Почему ты раньше ее не показывал?
- Я считаю ее несовершенной. Этой фреске не хватает глубины, ощущения счастья, которое дарит Атон, - настаивал Тутмос.
- Полно тебе! Нами уже давно замечена твоя странность. Ты всегда недоволен своими работами, всегда к ним строг и несправедлив. Жизнь, сама по себе несовершенна, также как и ты, и я. Но для тебя, художника, скрывать это несовершенство преступление. Тем ты мне и нравишься Тутмос. В твоих работах живое дыхание. Очень прошу тебя, сохрани в себе это умение.
- Тутмос склонился в почтительном поклоне.
- Вечноживой, примите от меня в дар эту фреску, и любую другую, вам понравившуюся.
- Эхнатон улыбнулся и направился в конец галереи, к более поздним работам художника. Вся придворная свита последовала за ним.
- Божественный, - восторженно воскликнула жена номарха Нефербенаха, - как вы здесь прекрасны!
- Эхнатон с любопытством рассматривал себя, сидящего в ладье и медленно плывущего вдоль берегов Нила, густо заросших папирусом. Над его головой Атон простирал множество лучей-рук.
- О да, она восхитительна! Умиротворенная, светлая…
- Тутмос заметил, как погрустнел взгляд фараона, видимо ему вспомнился тот день, когда он плыл в полном одиночестве по водам Нила и наслаждался восходом солнца. А он, Тутмос, в это мгновение прятался в высоком тростнике и делал набросок, пытаясь ухватить и понять настроение Эхнатона. Счастлив ли тот в одиночестве или нет? Он предположил, что счастлив. И сейчас вглядываясь в лицо фараона, понял, что угадал.
- Что и говорить, работы имели огромный успех. После того, как фараон удалился, придворные с готовностью расставались с драгоценностями, чтобы приобрести фрески с царским изображением.
- Однажды Нефертити приказала Тутмосу вылепить с нее скульптуру во весь рост. Тот с удовольствием принялся за роботу. Но когда творение предстало перед взором царицы, он увидел то, что видят только один раз в жизни. Всегда невозмутимая и хладнокровная Нефертити, начала браниться и топать ногами. Она кричала, что прикажет отрубить ему руки, сжечь мастерскую, в конце концов, утопить. Тутмосу оставалось лишь покорно склонить голову и молчать, молчать.… Только молчание и могло спасти. На его взгляд он не сделал ничего предосудительного, но разве это можно объяснить разъяренной женщине, которая в скульптуре увидела свое отражение, увидела себя такой, какой была на самом деле? Властное, гордое, но похотливое и чуть полноватое лицо, нос с горбинкой, в каждой черте жесткость и непримиримость. После рождения пятерых детей - обвисшие полные груди и живот, отсутствие талии, толстые короткие ноги. Этот ужас не пережила бы ни одна женщина, страстно желавшая быть красивой и притягательной, даже в двадцать пять лет. Схватив первое, что попалось под руку, Нефертити начала разбивать голову скульптуры. Недолго думая, осторожно пятясь к выходу, Тутмос пустился наутек. Это и спасло от расправы, а еще он был лишен приглашения на празднества, которое устраивал Эхнатон. Впрочем, Тутмос не расстроился, он вспомнил, что уже давно нравится жене визиря Секмеха. Что ж, пришло время осчастливить влюбленную женщину. Довольная Нефер быстро согласилась провести его на царские празднества через потайные комнаты. Он и сам не понимал, почему так рвется туда.


Интригой спектакля была танцующая с огнями – Неферкари.

Долгие годы пребывая в закрытом жреческом храме, она освоила искусство сложного танца с огнями. От танцовщицы требовалась удивительная гибкость и выносливость. Танец предназначался верховному богу Амону-Ра, но так как старые боги были изгнаны из Кемета, а нового бога мало кто боялся, ведь рассмотреть его на дневном небосклоне не представлялось никакой возможности; Неферкари решила вынести на суд зрителей то, что было предназначено только одному Богу.
Представление устраивалось в одном из небольших дворцов Эхнатона. Дабы не попасться на глаза Нефертити, художник устроился на втором этаже за большой колонной. Когда наконец-то все устроились на своих местах и были погашены центральные факелы, спектакль начался.

Вышедшая на сцену Неферкари, была очень похожа на Нефертити. Придворные удивленно переглядывались. Стройная, гибкая, не высокая ростом, но лицо… Гордое и властное, как у царицы. Величественная красота предстала перед зрителями: черные тонкие брови, тонкий нос, чувственный рот, черты лица более утонченные и аристократические, нежели у Нефертити. По тому, как улыбались две женщины, Тутмос понял, они уже давно знакомы друг с другом и довольны произведенным впечатлением.

На Неферкари был расшитый драгоценностями воротник и юбочка, по всему телу горели маленькие огоньки.

Танец начался, вначале медленный и плавный, затем его ритм все более и более нарастал. Тутмос зачаровано следил за плавными движениями тела, удивляясь грации и красоте. Каждый взмах руки, удар бедра, что-то будил в нем. Он потрясенно следил за сложными движениями Неферкари, которые требовали от нее акробатического мастерства и физической выносливости. Не уставая, не останавливаясь ни на миг, ничем не выдавая своего волнения, она одаривала зрителей редчайшим мастерством. Вдруг по ее телу заскользили огоньки. Они разбегались по кистям рук, бедрам, ногам, становились ярче и мощнее, вспыхивали и пропадали. Это чудо вызвало громкие возгласы одобрения и рукоплескания. Тутмос ошарашено смотрел на сцену. Как? Кто? Когда это придумал? Неужели тысячелетия этот танец с огнем демонстрировался только одному зрителю – каменному Ра?

Когда представление закончилось, Неферкари быстро удалилась со сцены, не дав зрителям возможности осыпать ее цветами. Вначале Тутмос хотел последовать за ней, но затем передумал. Он боялся потерять в суматохе ощущение радостного покоя, и еще его не покидало чувство, что на его глазах свершилось нечто великое.

Возвращаясь домой Тутмос думал о себе, об Эхнатоне, Неферкари, о тех, кто родился в счастливое время, когда за свободу и правду превозносили и хвалили. Они, друзья фараона, нарушали тысячелетние традиции, во имя чего? Что за страсть живет в его сердце, рисовать открыто, честно, правдиво и… Тутмос резко остановился, он вдруг почувствовал, что поймет сейчас что-то очень важное. Но излишнее волнение уже спугнуло некую тайну, которая, как ему казалось, была присуща смыслу его жизни.

Во сне ему мерещилась танцующая Неферкари и язычки огня, пробегая по ее телу, приятно ласкали его.

С тех пор образ танцовщицы преследовал его. Он постоянно думал о ней. И даже ни сколько из-за влюбленности, сколько из-за непонятного ощущения, что ему следует что-то разгадать, понять для самого себя нечто важное и ценное.

Через несколько дней Тутмос был приглашен во дворец. Найдя фараона и его семью в саду, художник почтительно склонился, стараясь не смотреть в сторону Нефертити. Она же, в свою очередь, демонстративно перед ним прошлась и в ее холодном, высокомерном взгляде, Тутмос прочел приговор: как только больной Эхнатон умрет, ты тут же последуешь за ним. Будто отвечая мыслям царицы, у Эхнатона начался приступ кашля. Тутмос поддерживал его за плечи.

- Спасибо, мой друг.

Откинув голову, Эхнатон тяжело дышал. Лучи солнца просвечивали мертвенно-бледную кожу. Царь пытался согреть вечно мерзнущее тело под лучами Бога.

- Меркана, любимая, где ты?

Из-за оливковых деревьев вышла любимица царя, младшая восьмилетняя дочь. Усадив ее на колени, Эхнатон сказал:

- Я хочу, чтобы ты нарисовал нас. Меня, мою любимую жену Нефертити, и мою вторую любимую жену, Меркану.

Тутмос ничем не выдал удивления. Он просто отметил про себя, что тайная женитьба отца на дочери, о которой так много говорили и в которую никто не верил, состоялась. Вытащив из перекидной сумки папирус, Тутмос быстро сделал набросок, еще раз почтительно склонился и удалился в мастерскую.

Художник работал до рассвета. Он прекрасно понимал, что Эхнатону осталось не долго, и может быть это последняя работа для него. Прорисовывая лицо Нефертити, Тутмос думал о возлюбленной Неферкари. Закончив фреску, он даже не удивился, когда вместо лица царицы на него смотрела танцовщица.

- Ты прекрасней ее, Неферкари! Какая же ты на самом деле?

Тутмос неоднократно посылал к храму, где она жила, слугу Милета с безумной надеждой хоть что-то о ней узнать. Но все было тщетно.

Смотря на ее лицо, он безотчетно улыбался, вспоминая, как по ее телу скользили огоньки. Ах, если бы это были его руки!

- Господин.

От неожиданности Тутмос вздрогнул, повернулся к вошедшему слуге.

- Люди говорят, что идет большая буря, а это дурное предзнаменование. Может нам уехать из города?
- Не тревожься Милет, ничего страшного не произойдет, - взяв кисть в руки, Тутмос начал прорисовывать лицо Мерканы.
- Но люди говорят, грядет ужасное.
- Не обращай внимания. Если хочешь, можешь на несколько дней уехать.

Милеет, еще немного помолчал, а затем решился.

- Я так и сделаю. Только вы не обижайтесь на меня, господин.
- Да полно тебе, лучше подойти, посмотри, как я нарисовал Меркану.

Милет скривился.

- Я вам здесь оставлю еду и воду, так что не забудьте поесть. А уеду я завтра.
- Хорошо.

В молчании и тишине, Тутмос сидел напротив фрески и рассматривал худощавого уродца и его жен. Ему было радостно видеть лицо Неферкари. Заметит ли царица подлог? О, да, но даже и вида не подаст. Заметят ли его остальные? О, да, но тактично промолчат. Узнает ли об этом Неферкари? Никто не смог бы ответить на этот вопрос.

А утром следующего дня Тутмос был потрясен вестью, которую принес Милет.

- Фараон умер.

Скульптор и сам не знал, зачем идет во дворец, спасать ли жизнь или узнать правду о смерти Эхнатона. Вход в покои царя ему преградил только что вернувшийся с военного похода военачальник Хоремхеб.

- Нет, Тутмос, тебе сюда уже нельзя.
- Как это нельзя?
- Если не хочешь попасть в темницу, то уходи.

Тутмос долго бродил по царскому саду, пытаясь хоть как-то попасть во дворец, но все попытки были тщетны.

Сидя в мастерской он перебирал черновые наброски с изображением Эхнатона и вспоминал, вспоминал… Вот он молодой, сильный и здоровый мчится на колеснице, а вот удит рыбу на берегу Нила. Простой, доступный, Тутмос тяжело вздохнул, не будет больше такого царя. Он понимал, что со смертью Эхнатона закончилась и его жизнь. У фараона было много друзей и еще больше врагов, но никто не мог назвать себя преемником. Всех, кого царь обласкал и вознес, после его смерти бесследно исчезнут. Тутмос достал самый любимый папирус: Эхнатон, Нефертити и царские дети, а над ними Атон, протягивающий лучи-руки, согревающий и успокаивающий. Добрый улыбающийся царь, радостный и откровенный в своем счастье. Тутмос почувствовал, как заныло сердце и, расплакался.

На следующий день к нему пришел человек от Хоремхеба и предупредил – настало время покинуть город.

Стоя посреди мастерской скульптор принял не простое решение - сжечь ее. Как же неисповедим его путь. Когда-то он считал, что случай свел с Айя и помог вознестись. Нет, лишь старание и усердие, личная воля и страстное желание творить вознесли его. Тутмос взял в руки глину, долго катал, разминал ее. Он не мог вот так просто уйти, уничтожить многолетний труд, он умрет вместе с фресками и скульптурами. На надломе судьбы он заново переосмысливал личный путь, утверждаясь в мысли, что творцом своей жизни был только он, а не Амон-Ра, возле ног которого он познакомился с учителем и не Атон, ставший посредником между ним, Эхнатоном и потомками.

Вечером пришли от Нефертити, передав тайное послание. Она приказывала вылепить из глины ее голову. Тутмос усмехнулся. Царица знала, он не откажется, не из трусости, а от сознания того, что он лучший. Ему предоставлялась последняя возможность сотворить шедевр. Было ясно, Нефертити идет к трону, а потому народу нужны скульптуры нового царя.

Открыв настежь двери, ибо приближалась буря, Тутмос принялся за работу. Перед его взором предстало лицо Неферкари, и он вдруг понял, что не хватало его работам – веры в человеческое. Он никогда не рисовал царя и царицу, а только лишь мужчину и женщину, не замечая, но чувствуя, что божественного в них мало не случайно, что Атон не просто Бог, а безудержная и смелая вера Эхнатона в человека и во все человеческое. Неферкари тоже это поняла, а потому своим танцем провозгласила красоту человеческого тела и духа.

Гладя ее скулы и губы, Тутмос сожалел, что так никогда их не поцелует, и в тоже время радовался и мысленно благодарил Неферкари, что наконец-то прозрел.

Он лепил одновременно две головы: для себя и царицы, когда одна высыхала, он разрисовывал и инкрустировал другую.

Поднялся сильный ветер, резко похолодало. Ливень хлынул неожиданно и шел всю ночь.

Скульптор решил на обеих головах вырезать имя Нефертити, но успел лишь на одной. Вторую голову он оставил в мастерской, не до конца прорисованным лицом и одним глазом.

Чтобы лучше рассмотреть возлюбленную, он поднес факел. Колеблющееся пламя выхватило величественную посадку головы, открытый смелый взгляд, тонкие черты лица, красивый изгиб губ. Эта смелая женщина была мало кому известна, но Тутмос почему-то был уверен - он подарил ей бессмертие.

Завернув голову в тряпки, скульптор вышел в дождь, бросив мастерскую открытой.

[GREEN]

№ 15

История любви Вито из Кадиса


Еще час назад дворец достойнейшего и почтенного визиря Селима, утопавший в тишине и размеренной жизни, сейчас превратился по воле Аллаха в неприступную крепость, окруженную целым войском стражников, разогнавших толпы простолюдин и незанятых делом людей. Эти стражники были повсюду и без их внимания не остался ни один из простых обитателей дворца, будь то евнух, слуга или повар.

И час назад под их неусыпным оком вошел во дворец светлейший халиф Мансур с толпой самых близких советников, равных Селиму, познавших, как и он, всю милость и гнев великого халифа. И были среди них мудрейшие из мудрейших: визири, поэты и ученые, врачи и теологи, философы и музыканты. Не было равных в законах гостеприимства многоопытному Селиму, и он с честью превратил неожиданный визит в замечательный светский прием, не понимая, за что ему оказана такая честь. Не более как вчера он беседовал с халифом о незначительных делах, и ничто ему не предвещало событий сегодняшнего дня. И был дворец его вдали от всех дорог и резиденций халифа.

Напрасно искал ответ Селим от близких ему из окружения правителя, все лишь пожимали плечами и выражали надежду на лучшее. Наверное, о том же переговаривались визири во главе с главным из них Джафаром, поэты Асмаи, Халеф ал-Ахмер и летописец жизни пророка Ибн Исхак. Лицо же халифа выражало спокойствие, и он беспристрастно наблюдал за тем, что происходит вокруг, не оказывая особого внимания никому.

Зная любовь халифа к музыке и пению, Селим созвал всех своих лучших певцов и танцоров и превратил застолье в настоящий праздник. И увидел тогда Селим, как благосклонно стал улыбаться халиф Мансур.

Наконец, он призвал хозяина и сказал, чтобы тот представил семью. И Селим тотчас сделал это, особо указав на сыновей своих, как верных служителей своему повелителю. Но халиф, лишь мельком взглянув на них, приказал привести дочерей. И когда пришли они, три дочери Селима, еще не бывших замужем и оттого жившие во дворце отца, встал халиф Мансур с места своего, пораженный красотою их и подошел к ним. Он милостиво переговорил с каждою из них: испросив их имена, об их познаниях и о каких удовольствиях помышляют. При этом совсем просто, бесцеремонно разглядывал их. И забилось в волнении сердце почтенного Селима. Помнил Селим о любвеобильности халифа и знал, что о красоте его дочерей слагают песни. И надежда украдкой вселилась в его сердце. Но халиф скоро отпустил дочерей Селима и вернулся на место свое, а вскоре вовсе пожелал покинуть дворец, что и сделал, выслушав молитву благодарения и желания благодати во имя свое.

У самых ворот дворца халиф остановился и вместо обычных слов благодарности за гостеприимство сказал визирю своему:

- Мы хотим сказать тебе, Селим, о великой милости нашей. Я много слышал о красоте и благоразумии дочерей твоих и убедился в этом сегодня. Знаю, ты верно и долго служишь нам и поэтому решил вознаградить тебя хорошим мужем для одной из твоих дочерей, и мой выбор пал на ту, которую зовут Зейнаб, так она мне сказала. Готовься к свадьбе, Селим, и я буду там первым гостем.

Пал ниц Селим перед господином своим, призвал все слова благодарности, которые он знал и испросил об имени будущего зятя своего.

- Да ты знаешь его, - рассмеялся нетерпению халиф Мансур. – Это Вито, наш золотой голос. Отныне эта певчая птица будет храниться в твоей золоченой клетке, Селим!

И замерло сердце Селима и едва не остановилось от такого бесчестия. Певец Вито, безродный иноверец, пусть первый, но среди шутов и танцовщиц, войдет в его семью как зять!

Большего унижения Селим никогда не испытывал. И увидел он, как расплылись в бесстыдных улыбках лица равных ему визирей, и услышал он из уст их издевательские слова поздравления. А Джавар, главный визирь, и вовсе не смог сдержать смеха, обнял его в притворстве своем от радости падения своего ближайшего соперника.

Селим не понимал, почему халиф остановил выбор на его дочери . Может быть потому, что однажды осмелился сказать халифу, восхищенному пением Вито, что тот единственный во дворце, кто не принял еще истинную веру, и что он не только поет на всех языках иноверцев, но еще и продолжает молиться богу своему. Но напрасно Селим думал, что это неведомо Мансуру. И сказал тогда халиф Мансур, что если бог Вито решил лишить его зрения, то пусть он и решает, что будет с ним в его жизни. Да, да, Вито был к тому же совершено слеп. Вот такое решение принял халиф Мансур, по своей и может быть по воле Аллаха, когда указал Селиму, что его следующим зятем будет певец, слепой, безродный иноверец.


2.

Вито родился в испанской крепости Кадис и был шестым ребенком в семье плотника Бернардино. Рос он красивым, крепким и смышленым, был любимцем отца, братьев и сестер.

Когда ему исполнилось семь лет, неизвестная болезнь поразила его, и он ослеп. Велико было это горе для семьи Вито, но что поделаешь. Померк мир для малыша Вито и навсегда он остался для него таким, каким он его запомнил в Кадисе.

Детство Вито закончилось тогда, когда однажды мама его одела в обноски и отвела к воротам крепости, где он среди других пораженных болезнями и нищими стал просить милостыню ради Христа, вызывая жалость прохожих своим убогим видом и незамысловатыми жалостными песенками. Так он зарабатывал себе на пропитание и не был обузой для семьи своей. И это нравилось Вито особенно тогда, когда отец ругал других детей своих и обвинял их в безделье. Со временем он изучил дорогу и сам ежедневно отправлялся к воротам, где многих уже знал и по окружающему его шуму понимал, когда ему петь, когда просить, как благодарить и изредка выбирать из кружки несколько монет, оставляя их там ровно столько, сколько могло бы вызвать у прохожих жалость к его нищете.

Вскоре он обратил внимание, что очень часто прохожие останавливаются , восхищаются пением, и многие жертвуют ему больше, чем другим. И тогда сидящие рядом нищие посылали ему тихие проклятия.

А однажды, почувствовав, как некто пробирается рукою в кружку, схватил его. Грабить нищих и убогих было страшным преступлением, и немедленно каралось смертью без суда и следствия, и поэтому затрясся тот, кому принадлежала эта рука, и взмолился он о пощаде.

- Умоляю, не кричи, пощади меня! – зашептал он. – Я такой же страждущий как ты, и нет света дневного в глазах моих. Сегодня Господь не послал мне ничего, чтобы я мог утолить голод. Прости меня. Ведь судьба всегда благосклонна к тебе, Вито, и ты всегда имеешь больше, чем другие.

Сжалился Вито над ним и даже позволил сидеть рядом с собой, чтобы часть милостыни досталась страдальцу под жалобные песни Вито. И пока сидели они, рассказал ему этот человек о своей судьбе и о том, что не один он, а с верными друзьями, такими же убогими и слепыми, бродит по белому свету в жару и холод по разным городам и странам. Рассказал он, что его друзья имеют разные таланты, применяя их, они зарабатывают себе на жизнь и продолжают путешествовать по этому миру, полному не только голода и лишений, но и всяких приключений и удовольствий.

- Иногда, - свидетельствовал он, – мы бываем сказочно богаты и проводим дни в безделье и отдыхе, пока не кончаются деньги.

На следующий день незнакомец снова пришел к нему, но уже не один, а со своим другом, и они вдвоем красочно начали расхваливать Вито свою жизнь крепкою от дружбы людей соединенных одной судьбой. А в заключение и вовсе стали уговаривать его уйти вместе с ними. Но Вито всегда помнил о семье и не помышлял о никакой свободе.

Однако, с тех пор удача отвернулась от Вито. Как-то прохожий случайно или нарочно пнул его кружку, и он едва нашел ее, конечно, пустую, хотя только вот-вот собирался выудить из нее приличный урожай монет. В другой раз почти у дома его избили и отобрали все его деньги. А однажды и вовсе набросали фальшивых монет, отец, пытавшийся на них что-то купить, едва не угодил в темницу, а затем он выместил все зло на Вито под общее одобрение братьев и сестер.

В один из дней, стоя на своем месте у ворот Кадиса и с грустью размышляя о последних событиях, вдруг услышал голос знакомого собрата по несчастью.

- Вито, пришло время прощаться – сказал тот. – Мы уходим, и я уговорил своих друзей завернуть к тебе, чтобы поблагодарить за помощь в тот день. Но сегодня совсем грустны твои песни, Вито. Быть может, настал день, когда и я могу помочь, ты только скажи, и мы дадим тебе немного денег, правда, друзья?
- Да, да, конечно, мы дадим! Мы всегда, если надо, помогаем нуждающимся людям! – услышал Вито голоса.
- Нет, нет, спасибо вам! – ответил им Вито с дрожью в голосе от волнения. – Доброго вам пути, Сын Божий да благословит вас!
- Как печально прощаться нам с другом, как ты, - сказал голос другого знакомого, который однажды уже навещал его вместе с другом Вито. – Нет ничего трудней, чем терять таких друзей! Послушай, Вито, пойдем с нами! Мы, прошли многие дороги, посетили много городов и стран, и везде, где бы ни были, никому нет дела до нас. Ведь мы – истинные дети божьи, и странствуем по земле, созданной им, не зная греха, но имея лишь свободу! Что тебе до мира сего с его унижениями?

И вспомнил здесь Вито обиды последних дней, и показались ему правдивыми слова его новых знакомых.

- Постойте! Не уходите! – вскричал он неожиданно для себя. – Я пойду с вами!

Тут же он почувствовал чью-то теплую руку на своем плече и зашагал вслед за тем, кому она принадлежала. Стала эта рука на многие годы спутницей его жизни. И остался позади Кадис, в котором он в последний раз видел дневной свет и земную красоту. Так началась новая жизнь Вито.


3.

Их было семеро в одной связке людей, идущих вереницей друг за другом. По пустынным дорогам, песчаным берегам, бесконечным лесам, средь маленьких селений и шумных больших городов проходил их жизненный путь.

Знойное, нещадно палящее солнце, холодный, моросящий дождь, жгущий, свирепый ветер и падающий большими хлопьями снег нередко были их попутчиками. Им встречались выжженные поля, вымершие от чумы города, кровавые сражения и совершенно безлюдные места.

Однажды они три месяца пробыли в крепости, которую осадил неприятель, и едва не погибли от голода. Осажденные сами пухли от голода и совсем не обращали внимания на слепых пришельцев. Несчастные едва уговорили выпустить их из города и еще целый месяц развлекали своими талантами осаждавших.

Да, талантами. Никто так просто не помогал им, ибо было много таких несчастных в этом мире. Диас и Орландо были акробатами, Игнасио глотал большие ножи и источал огонь, Маноло показывал фокусы, Джакобо и Леонсио развлекали публику сценками с помощью разукрашенных кукол. И все это они делали с таким искусством, что зрители просто поражались их мастерству, и две или три монеты непременно перекочевывали из их карманов в кружку слепых артистов.

Но еще больше монет стало перепадать в кружку, когда среди них появился Вито. Его чудесный голос вызывал настоящее восхищение слушателей, и они были готовы слушать его часами. Диас, ставший вскоре другом Вито, рассказал ему, что до этого певцом среди них был Габи, но его недавно растоптали кони проезжавшего у дороги боевого отряда. Габи слег, так и не поднялся, слишком тяжелы оказались его увечья. И когда Игнасио услышал, что в Кадисе есть прекрасный слепой певец, то он решил непременно завлечь его. И все эти козни, что испытал Вито в последние свои дни в Кадисе, были делом его рук, безжалостного и хитрого Игнасио.

Этот Игнасио был старшим среди них, и все боялись его, ведь даже свое старшинство он приобрел тем, что рассказал неким монахам, что его предшественник Франциско, тайно занимается колдовством, притворяясь слепым. Увели тогда монахи Франциско, и никто не узнал, как сложилась потом судьба его.

Коварен и жаден был Игнасио и опирался во власти своей на Палому, единственную женщину в их компании, которая, как утверждал он, была не совсем слепой и вела их по дорогам разных стран и народов. А самое главное, в ее руке всегда была заветная кружка, деньги из которой она всегда передавала только Игнасио.

Однажды Вито проснулся ночью от хохота и веселья своих друзей. Веселье это, то смолкало, то вспыхивало новыми восторженными криками его друзей:

- Давай, давай, Игнасио! Сделай ее, давай!
- Что случилось, Диас? Почему они так кричат? – обратился Вито к другу.
- О, это наш Игнасио любит Палому! Ты только послушай, как чудесно у него это получается!

Вито прислушался и услышал бешеное рычание Игнасио ,словно собаки, которая собирается укусить ,и вой Паломы, которую будто бы укусила эта собака. И каждый такой вой приводил в восторг его друзей, и они с новой силой призывали Игнасио:

- Давай, Игнасио! Пусть она умрет! Давай, дружище! Вито снова обратился к своему другу:
- Почему, если это любовь, они так страшно кричат? - А-а! Глупый, ты не знаешь, что такое любовь!? Вот подожди, когда мы станем богатыми, Игнасио непременно подарит нам ночь любви, тогда он купит для нас женщин. И мы будем любить их, как он любит сегодня Палому.

Ничего не понимающий Вито укрылся поплотней, чтобы не слышать этих страшных воплей и отдохнуть перед дальней дорогой. А утром в пути Диас рассказал ему о любви Игнасио и Паломы, и как настоящий друг посоветовал держаться в стороне от Паломы. И вот почему.

Был когда-то в их компании некий Арсенио, которому не было равных среди гадальщиков. Он приносил немалый доход компании, и Игнасио иногда был к нему более приветлив, чем к остальным. И этот Арсенио, возомнил себя большим, чем есть, решил, что и он может обращаться с Паломой, как хочет. Конечно, Палома была больше виновна, ответив ему взаимностью. Но только узнал, неизвестно от кого, об этом Игнасио. На безлюдной дальней дороге остановил он своих людей. Прошелся между ними, нашел среди них Арсенио и вывел его из связки.

- Стой здесь! – сказал он и повел с Паломой людей дальше.

Через некоторое время понял Арсенио, что его оставили здесь на верную погибель и стал кричать слова о помиловании. Еще долго слышали его бывшие друзья в этой пустынной местности эти крики, но понимали, что Игнасио, приговоривший к этой страшной смерти , не простит его, и сжимали головы в плечи, стараясь не слышать этих страшных предсмертных воплей Арсенио. И с тех пор никто из них, даже доброй шуткой не откликался на болтовню Паломы, страшась навлечь на себя гнев Игнасио.


4.

Величавый Гарсио в замке своем отмечал рождение наследника своего Паскуаля, названного так в честь рождения в день Пасхи, и щедро награждал всех, кто принимал участие в этом торжестве.

Не осталась без внимания и компания во главе с Игнасио, Гарсио вручил им целый мешочек золотых монет. Когда насытились вдоволь, и настало время для отдыха его друзей, сказал Игнасио заветные слова хозяину приюта, чтобы выделил он каждому из его спутников женщин для утех. И слышал Вито, как развеселились его друзья, когда пришли к ним женщины, и постепенно исчезали возбужденные голоса, когда их уводили. Он остался один, когда подошла к нему последняя из женщин.

- Пойдем со мной, - сказала она Вито и увела его с собой.

И показалась ее рука Вито самой нежной на свете, и затаилось его дыхание от неизвестности, потому что он вспомнил слова Диаса о любви, и вой Паломы. Когда они вошли в помещение, эта нежная и теплая рука отпустила его, женщина сказала ему:

- Раздевайся, я помою тебя.

Вито в ужасе схватился за свои одежды. Женщина рассмеялась, подошла к нему и с силой стала сбрасывать его лохмотья. Затем она стала обливать его водой и, не спеша, словно Вито был маленький ребенок, стала отмывать его молодое тело. После она уложила его в постель, укрыла чем-то теплым, и Вито слышал только плеск воды и треск огня в очаге. Но ни то, чем укрыла его женщина, ни жар очага, который был совсем рядом, не согревали его. Мелкая дрожь и холодный пот струился по его телу.

Наконец женщина распахнула покрывало и легла, он почувствовал рядом большое, теплое ,обнаженное тело с причудливыми буграми и изгибами, словно рядом с ним положили уродицу, но необыкновенно теплую и мягкую. Вито захлебнулся от страха, но женщина прижала его к себе и прошептала:
- Ну-ну, успокойся, у тебя, что, никогда не было женщины?

Вито замотал головой, а она рассмеялась.

- Вот и хорошо, хочешь, я буду у тебя первой?!
- Нет, пожалуйста, нет! – вскричал Вито, пытаясь вырваться из ее объятий.

Но женщина еще плотней прижала его к себе и сказала:
- Хорошо, успокойся и постарайся заснуть. Только никому не говори, что мы не были вместе, а то тебя просто засмеют, да и твой хозяин будет недоволен, что зря потратил деньги.

Вскоре женщина уснула, вовсе и не думая разжимать своих объятий. И более того, как бы Вито не пытался тихонько освободиться от них, она неизменно просыпалась и сжимала его еще сильней, словно, если бы Вито убежал, ее за это ожидала суровая кара.

К утру, измученный этой борьбой, он, наконец-то, уснул, а когда проснулся, обнаружил, что один, и только потрескивание огня в очаге напомнило ему, где он находится. Раздумывая над тем, что еще нескоро ему придется отдохнуть на такой теплой и уютной постели, Вито решил полежать на ней, пока за ним не придут. Теплая каморка напомнила домашний очаг, и ему чудились голоса его родителей, братьев и сестер, было немного неловко, что он лежит в этой постели совершенно голый.

Вскоре скрипнула дверь, в каморку кто-то вошел, Вито услышал, как вошедший подошел к нему, и знакомый голос женщины сказал:
- Ну, доброе утро, мой мальчик! Как тебя зовут, дружище?
- Я Вито, - прошептал он, натягивая покрывало ближе к лицу.

- Какое хорошее имя! А меня зовут Ракел, - подсказала женщина. – Вставай, Вито, с этого дня мне приказано ухаживать, кормить и обстирывать тебя.
- Кто приказал? – спросил Вито, приподнявшись с постели. – Игнасио? А где мои друзья?!
- Нет больше для тебя Вито, ни Игнасио, ни твоих друзей, – ответила Ракел. – Они продали тебя, и теперь твое тело и душа принадлежат одному человеку на этой земле, достопочтимому Гарсио, да продлит Господь дни его жизни!


5.

Гарсио чрезвычайно гордился своей удачной покупкой. Сначало он заставлял Вито петь при людях и важно рассматривал лица восхищенных слушателей. Но когда слава о чудесном певце разнеслась не только по всей округе, но и далеко за ее пределами, благодаря всевозможным купцам, миссионерам, проезжей знати и просто странникам, он позволял роскошь слушать Вито лишь самому себе и самым важным своим гостям.

Еще бы, ни у кого из равных ему, и даже из людей высшего сословия не было такого замечательного певца, как Вито, обладавшего, по мнению всех ,голосом райской птицы. И сколько раз на больших праздниках, или встречах наедине, эти люди, бывшие у него в гостях, предлагали Гарсио немыслимые богатства за Вито, но он понимал, что каждый раз, когда он отвергает такое предложение, цена на Вито удваивается, а слава о нем растет еще больше.

Вскоре, благодаря заботам и уходу Ракел, он превратился в прекрасного юношу, а когда, не осознавая своей красоты, он еще и пел, то женщины не могли скрыть волнение и влюбленность в Вито. Все они, богобоязненные и не очень, стремились хотя бы рукой прикоснуться к этому чуду, а некоторые и просто желали нечто большего. И только благодаря ревнивой Ракел, которая сама лишь боготворила его как ангела небесного, никто не мог приблизиться к Вито на расстоянии руки. Женщины бесконечно завидовали Ракел, а некоторые просто ненавидели ее, как единственную, кто мог прикоснуться к этому земному чуду.

Гарсио знал это и полностью вверил Вито в руки Ракел, слепо веря к услышанному им поверью, что иные отношения певцов с женщинами приведут к утрате его чудного дарования. И однажды это поверье сослужило ему хорошую службу. Воспользовавшись случаем, когда хозяин был на охоте, его привлекательнейшая супруга Эстрелла, удалила по какому-то мелкому поводу Ракел и осталась наедине с Вито. И Эстрелла уже было добралась до манжет на чулках Вито, когда в комнату ворвалась догадливая и шустрая Ракел, на лице которой было написано, что если Эстрелле и гореть в адском огне, то это будет сделано не без ее помощи.

Но недолго прожил Вито под надзором добрейшей Ракел. Через некоторое время появился в замке с целым отрядом стражников и повозками, полными добра, один из мытарей халифа Мансура, некий Шариф, за данью для иноверцев. Тепло и приветливо встретил его Гарсио, ибо знал за многие годы все слабые стороны этого слуги халифа. И пока собиралась дань, устроил он для Шарифа большой праздник, где среди прочих яств и утех был представлен и Вито. Услышав его божественное пение, Шариф уже ничего не хотел видеть и кушать. Он целыми днями лежал на коврах, слушая пение Вито.

Но наступил день, когда Гарсио провел его во двор и показал ему собранную дань и отдельную кучу всякого добра лично для него, Шариф не взглянул на эту кучу, а лишь, указав перстом на нее, сказал:

- Забери ее себе! Отдай мне это! И повернул руку в сторону Вито.

Улыбнулся ему в ответ Гарсио и только отрицательно покачал головой. Взбешенный Шариф взобрался на кучу добра и стал сбрасывать из нее самое ценное в сторону своей кучи, сошел вниз и сказал Гарсио:

- Вот! Бери все это!

И снова Гарсио покачал головой. Задумался тогда Шариф, прикинул про себя: сколько еще мест осталось ему посетить, а сможет ли он там возместить свой ущерб и решил, что сможет.

- Хорошо, - сказал он Гарсио. – Я оставляю тебе все! Склонился в поклоне хитрый Гарсио , прибавив к голосу своему печаль, сказал:
- Только ради нашей дружбы, о достопочтимый Шариф! Тогда провели к повозкам иноверцев Вито, последнее, что он слышал здесь, это безутешный плачь Ракел.

Но и у Шарифа недолго пробыл Вито. Едва покрылась голова Шарифа славой о великолепном приобретении, как однажды сам халиф Мансур, проходивший мимо, остановился вдруг и, не глядя на него, сказал:
- Шариф? - Да, мой господин! – ответил Шариф и пал ниц перед великим халифом, замерев от страха, что стали известны все его прегрешения. - Я слышал, Шариф, у тебя есть хороший певец, - продолжил халиф. - Не хорошо, что владеешь этим сокровищем один. Пусть его слушают все. Приведи его во дворец, пусть он всех радует своим пением.

- О, я и сам помышлял это сделать мой господин, - ответил, не вставая с колен, Шариф.

У выхода из дворца встретил его начальник стражи халифа Фарух и, указывая насаженные на кол головы казненных неугодных изменников, сказал:
- Достопочтимый Шариф, твоя голова может оказаться здесь, если твой певец сегодня случайно сломает ногу или, не дай Аллах, вовсе отравится и умрет за обеденным столом.

- Спасибо за доброе наставление, уважаемый Фарух, - ответил ему Шариф, хотя кое-что из этих мыслей и были в его голове.

Но едва он представил эту свою голову среди тех, что уже были на колу, как сразу бегом отправился домой. Так Вито из Кадиса оказался во дворе самого величайшего человека того времени халифа Мансура.


6.

Увидел однажды халиф Мансур грустную фигуру сидящего у фонтана Вито, призвал его и спросил:
- Отчего ты грустен, сын мой? Он любил Вито, пение которого всегда восстанавливало покой и мир в его душе. - Мой господин, - ответил ему Вито. – Велики дела твои, и останутся после тебя твое доброе имя и великая страна, а что останется после меня? Мой голос, вот все, что есть у меня, но и он каждый раз растворяется в тишине высоких гор и бесконечных пустынь. Его не передашь никому по наследству, не вручишь в дар и даже не продашь.

Горькой правдой упали в душу халифа эти слова, но ничего не сказал он Вито в тот день. Но в другой раз он призвал его и в присутствии духовника своего аль – Бахра сказал ему:
- Вито, глубоко запали в меня тогда слова твои и возжелал я, чтобы остался твой след на этой бренной земле. У каждого из нас своя судьба, но все свершается по воле одного творца и имя его Аллах, ибо нет ему равных среди богов, и он един для всех. Прими нашу веру, Вито, и мы женим тебя на равной тебе по красоте и уму, чтобы ты оставил после себя потомство.

Подумал Вито немного и согласился.


7.

В тот памятный день для Вито был нескончаем поток гостей во дворце визиря Салема. Ибо там проходила свадебная церемония безродного и бездомного певца и дочери его Зейнаб. Каждый из гостей хотел увидеть позор Селима и приносил с собою ничтожные дары, как бы подчеркивая нищету его зятя. Видел это все Джафар, главный визирь, и сердце его наполнялась радостью от унижений Селима.

Но в конце церемоний появился вдруг во дворце сам великий халиф Мансур. Он молча прошел между падшими ниц слуг своих, лишь мельком взглянул на виновников торжества, встал в стороне от них как простой гость и сделал знак своему духовнику аль – Бахру.

И выступил вперед аль-Бахр и объявил он волю халифа, о том, что отныне Вито, тайно, месяц назад принявший истинную веру, объявляется по воле халифа его приемным сыном. И хотя он не будет по праву крови одним из прямых наследников халифа, по указу его имеет теперь равные права по отношению к нему, как к другим сыновьям великого халифа. Иначе говоря, ему должны оказывать те же равные почести, как и всем наследникам. Кроме того, дарит халиф Мансур своему приемному сыну один из своих лучших дворцов, вместе со всей прислугой, землей и имуществом.

И чем больше говорил так аль-Бахр, тем прямее становилась спина Селима, в один миг вдруг породнившегося с самим халифом. И видел он, как предательски отступали те, кто еще минуты назад преклонялись перед всевластным для них Джафаром , печаль сожаления лежала на лицах их от воспоминаний скудости своих подарков. Искривилось лицо Джафара, понявшего в этот миг, что падение его неизбежно, и не по воле высшей власти, а из-за трусости и измены своего окружения.

И только один Вито ничего этого не понимал и не знал, что эта прихоть великого халифа Мансура изменила не только его жизнь. Впрочем, целомудрие и безгрешность его жизни не нуждались в этом знании.


8.

Прошло много лет, когда однажды в Кадисе стражники порядка ворвались на торговую площадь крепости. Так происходило всегда, когда им нужно было найти неугодного еретика, мятежника или преступника. Сметая все на своем пути, они хватали нужного им человека и уводили прочь. Через несколько минут все принимало прежний вид, как будто ничего не случилось. Так было принято, так было всегда.

На этот раз они увели торговку Каталину, известную всем своим косноязычием. Несчастная женщина и думать не могла, что этот недостаток станет причиной такого происшествия. Гробовое молчание толпы и потупившиеся на землю взгляды даже очень знакомых людей говорили о том, что теперь ее судьба предоставлена только ей самой. Впрочем, редко кто из тех, кого так уводили ранее ,возвращался обратно, только когда хватали совсем уж безвинных или по ошибке взятых людей.

Каталина вовсе не была робкой женщиной, она многое пережила в жизни, но когда вот такая участь коснулось ее, у нее забилось от страха сердце. До жителей Кадиса доходили слухи, что родные взятых стражниками даже не знали об участи их близких. Огромным усилием воли Каталина взяла себя в руки и, проклиная неизвестного ей доносчика, лихорадочно обдумывала, что она может ответить высокому суду, который был порой очень скоротечен ,и хватало показания лишь двух свидетелей, после чего душа обвиняемого нуждалась только в суде Господа.

Но когда стражники привели ее до места, где ее ожидал суд, там находилась только огромная свита иноземцев, холод смерти проник в ее сознание, и душа Каталины отвернулась от земной жизни , вся наполнилась молитвами покаяния и пожеланиями легкой смерти. Стражники подвели Каталину к важному господину, который сидел под специальным навесом и тотчас оставили ее. И воцарилась тотчас тишина на этом месте, но этот господин, казалось, совсем не обращал внимания на Каталину. И только когда один из стоящих рядом с ним, сказал что-то, склонившись к нему, он оживился и спросил вдруг на родном для Каталины языке

- Как тебя зовут женщина?

Каталина буквально онемела от того, что такой важный господин хорошо говорит на ее языке. Но она очень быстро поняла, что если ей дали шанс говорить, то это и есть единственный путь к спасению.

- Я Каталина! Каталина, мой господин! Живу вот совсем недалеко отсюда в трехстах шагах! – и, упав на колени, указала рукой, где она живет, словно приглашала этого господина в гости. – Конечно, у меня бедная семья, мой господин, но мы очень набожны и терпеливы. Мы славим Господа нашего, а также проявляем должное уважение к вере вашей, мой господин! Это, как его? Аллаху и пророку его! Мы живем в смирении, мой господин, и день и ночь молимся за близких своих и всякую власть на этой земле! Быть может, кто и сказал вам плохое за Каталину, мой господин, но это все клевета, клевета! Спросите у любого, вам всякий скажет, что Каталина - добрая мать своим детям, а также смиренная христианка.

Конечно, Каталина никогда не была воровкой и не занималась колдовством, но в остальном она безбожна лгала знатному иноземцу так, что знающие ее и сочувствующие ей люди прятали свои улыбки, склонив голову. Улыбнулся чему-то и важный господин, но не взглянул на Каталину , и она приняла это не за добрый знак.

- Кто твои родители, женщина, есть ли у тебя братья и сестры? – спросил, подумав немного, господин.
- Ха, мой господин! – приободрилась тут Каталина, решив, что если разговор продолжается, то у нее есть все шансы еще пожить в этом грешном мире. – Конечно, у каждого есть родители! Мой отец Бернардино и мама Адонсия, упокой господь их души, были тоже очень набожными людьми, это я вся в них, мой господин! Они уже давно умерли! Да, братья и сестры были у меня, но все тоже умерли, кто еще в детстве, кто совсем недавно от всяких бед земных.

Так говорила Каталина, не забывая осенять себя крестными знамениями и проливать слезы, дабы разжалобить неизвестного ей господина. Но господин промолчал, как бы принимая решение, и здесь Каталина очень пожалела, что замолчала так рано и не рассказала господину еще что-нибудь жалостное из своей жизни. Но тот повернул к ней лицо свое и сказал:

- Твой голос и говор очень напоминает нашу маму, Каталина. Наверное, ты очень похожа на нее?
- Нашу маму!? – повторила Каталина, и только теперь, приглядевшись в это лицо, увидела, что говорящий с ней был слеп. – Вито! Мой мальчик, неужели это ты? – сказала она шепотом, протягивая к нему руку, но испуганно озираясь, помышляя, правильно ли она делает.

Но сидящий напротив сам протянул руки и сказал нежно, как мог говорить только очень близкий человек:

- Каталина! Обними меня, сестра! Тогда, поднявшись с колен, она приблизилась к нему с достоинством и нежностью спокойно обняла своего брата. Они поговорили немного, Каталина спросила:
- Вито, кто здесь ухаживает за тобой?
- Вот здесь, - указывая справа рукой, сказал Вито. – Трое моих сыновей.

Он что- то сказал в их сторону, и юноши с улыбкой поклонились Каталине.

- Боже мой, боже мой!!! Какие красавцы! – не удержалась в похвальбе Каталина. – Если бы я была молодой девушкой, даже не решилась бы, кого из них выбрать себе в женихи. Вито, почему у тебя сыновья такие красавцы?!
- Это от большой любви, Каталина, - ответил с улыбкой ей Вито.
- Знают ли они наш язык? – спросила Каталина. - Немного, - сказал Вито. – Но достаточно, чтобы вот сейчас великий халиф послал их с миссией в эти места. Я узнал об этом и попросил взять меня с собой, и мы лишь на день заглянули в Кадис, чтобы узнать, нет ли у мальчика Вито здесь еще родных?!
- Вито, сам господь послал нам эту встречу! – всплакнула вдруг по - настоящему Каталина.
- Да, - согласился Вито и о чем-то переговорил с сыновьями. Они передали ему в руки небольшой мешочек, и он тотчас протянул его Каталине. - Сестра, - сказал он. – Это все, что я могу для тебя сделать. Возьми этот мешочек с деньгами и их должно хватить на всю твою жизнь. А также помоги детям моих братьев и сестер. Сейчас мы расстанемся, возможно, навсегда на этой бренной земле, но я верю, что мы проживем достойную жизнь здесь, чтобы встретиться на небесах.

Каталина приняла мешочек, отложила в сторону, погладила по лицу своего брата так, как некогда гладила мама.


9.

Вот и вся история любви Вито из Кадиса.

По возвращении домой, он выдал замуж всех дочерей и женил всех своих сыновей. И когда в его дом приводили все новых и новых внуков и внучек, он неизменно спрашивал, красивы ли они? И когда слышал утвердительный ответ, всегда говорил: «Это от большой любви!».

Эти его слова передавались из поколения в поколение. И если кто-то отмечал красоту наследников Вито, то они знали, что им ответить…

[GREEN]

№ 16

Мастер Волшебный и Золотой,
а так же про три золотых кольца.
/притча/


Известно, что вещи живут дольше людей. Так же как и дела их. Вещи сделанные человеком бывают такими, что даже маги не могут сделать ничего подобного.

Именно потому, однажды, в дождливый промозглый вечер, в дом одного человека постучал огромный, совершенно не похожий на людей, незнакомец. Была у него огромная шляпа, под которой скрывались длинные, словно оленьи рога, огромные руки, красного цвета словно сотканы они были из тысяч и тысяч жуков-солдатиков, а ноги были у него с копытами. Не просто так пришел этот незнакомец сюда, в такую погоду. Была у него тайна, что и рассказал он хозяину этого дома, ведь именно его он и искал.

Незнакомец оказался магом Неведомого Края, а прослышал он про хозяина этого дома – что мастер он ювелирных дел. И что люди иначе как «золотым» и «великим» не называют этого человека. С утра до ночи была открыта лавка этого мастера. Дети постоянно толпились перед витринами, заполненными диковинными, самыми что ни на есть необычайными вещами из разных металлов и драгоценных камней. Влюбленные только к нему и шли – просили изготовить для сердец бьющихся в унисон талисманы, а иногда – и просто совет дать. Таким известным мастер стал, что даже давали ему заказы с королевского двора.

И не было ровни этому мастеру в королевстве, но, с каждым часом как росла слава о нем, холодело и сердце мастера. Возгордился он своим именем, перестал брать заказы бедняков, весь день перед своим столом с чертежами да инструментами сиживал, надеясь создать нечто такое, что навсегда сделает его «великим золотым мастером». Позабыл человек не только про молодую жену, но и на подраставшего сынишку внимания не обращал. Стали соседи говаривать, что недоброе дело задумывает великий мастер, и потому – опасаться стали и его, и его поделок.

В это же самое время и появился маг из Неведомого Края.

Он прошел сквозь закрытые на засов двери и стены, да и проник в мастерскую человека. В дверях же мастерской, освещаемой в такой час светом одной лучины, незнакомец хлопнул в ладоши и сказал:

- Свет дому сему!

И в тот же час прилетели с кухни все лучины, свечи да спички, сами собой зажигаясь, и витая в воздухе, словно ночные мошки. Подивился мастер на сию метаморфозу, испугался он за себя да и за семью, потому и не посмел выгнать непрошенного гостя.

- Что тебе надо от меня? – только и смог проговорить мастер.
- Ты ведь и есть «великий золотой мастер»? – спросил незнакомец, присаживаюсь к огню у камина. – Долго я искал настоящего мастера! Три земли обошел, всех мастеров наведал, да никто из них с тобой, говорят, не сравнится.

Взыграла гордость в мастере и, выпятив подбородок, согласился он:
- Да. Так говорят!

Рассмеялся маг и рассказал мастеру причину своего появления. Был маг таким же мастером, что и наш, человеческий, но в то же время совсем другим. Звали мага в его стороне «мастером волшебных дел». Много волшебства сумел сделать маг за всю свою длинную почти тысячелетнюю жизнь. И пришло теперь ему время идти к Магической Королеве Луны, что бы рассказать о своих тайнах и чудесах. Затем и соберутся на Луне не только все маги Земли, но и каждой, что ни на есть, звезды.

А ведь давно было известно и среди людей, что именно звезды управляют судьбами человеческими. Говорят же: « родился под счастливой звездой» или «пойду, куда звезды укажут». Потому, вознамерился маг из Неведомого Края не с пустыми руками появиться на этом совете.

- Я купил руду, - говорил он, протягивая мастеру сверток, что достал из-под плаща. – Посмотри-ка, хороша ли она.

Мастер развернул сверток на дне которого лежал большой самородок. Настоящее золото. Не шлифованное, но красивое, как самая настоящая красота. Присматривался человек к самородку, определяя прожилки руды, но так и не нашел в нем ничего диковинного. То был обычной кусок руды, как и сотни других, что были теперь в его мастерской.

- Это же обычное золото, - разочарованно сказал мастер. – Хороший самородок, видимо из северного края. Прожилки так и горят красными, будто внутри кровь них бьется. Только золото это, самое что ни на есть обычное!
- А ты ждал, что гномы волшебным торгуют? – рассмеялся волшебник. – Так тебе скажу: хочу стать самым сильным магом не только на земле, но и на каждой звезде, что бы равным мне не было! А то возвысили себя ангелы на звезды и считают что они самые, что ни на есть главные! Враки все это! Верю, что могу я быть самым лучшим. Я! И только я!
- А я тебе зачем? – уже присматриваясь к руде, спросил мастер. Взял он тряпочку и вытирал самородок, такой мокрый, словно пешком к нему шел в этот ливень из Неведомого Края маг.
- Сотвори из этого обычного золота вещицы, мастер, - голос мага раздавался уже за спиной мастера. – Да не просто какие-нибудь, а самые что ни на есть чудесные! Такие, каких еще никто и никогда до тебя не делал! Такие, что как глянешь на них – сразу поймешь, что не простые это вещи!
- И что потом?
- А потом, я награжу каждую из вещиц духом из потаенного ларца человеческих желаний! Станут эти духи людям помогать да и оберегать их от всяческих разочарований.
- Доброе это дело? – сомневался мастер. Не верил он, что мог просить его волшебник о том, что бы помогать людям. Уж больно странно все это было: и руда гномов, и духи ларца желаний, а особенно мечта мага сделаться, что ни на есть «самым-самым волшебником».
- А ты сделай, - говорил ему в ухо маг. – И коли доброта и свет будут в твоей вещице, то и дух из ларца будет таким же. Разве ты так не уверен в себе, мастер? Может, ошибся я, и ты не достоин сей почести? Ведь коли сможешь ты сделать то, что затмит собою звезды и ангелов, то и слава о тебе дойдет до самого неба! Неужели ты недостоин сего?
- Достоин! – обернувшись, крикнул мастер, но никого не нашел в своей мастерской.

Подошел человек к распахнутому в ночь окну и дивился только, что не было на небосводе ни одной звездочки. Словно знали звезды и ангелы небесные о задуманном мастерами деле и не одобряли их.

Только мастер не стал думать об этом. Заперся он в своей мастерской и начал изучать прожилки руды, зарисовывать их естественные нити, затем чтоб лучше потом наложить на них рисунок искусный. Много-много читал он о звездах, об ангелах и не трогали его сердца ни красота небесных светил в вечерние и утренние часы, ни старинные легенды о деяниях людей, направляемых ангелами.

Поселилась в сердце мастера одна идея: создать то, что затмит собой красоту небесную.

С тех пор много или мало времени прошло, а в лавку мастера перестали заходить состоятельные горожане. Мастер не делал больше новых вещей, потому и стало господам скучно ходить и смотреть на самые что ни на есть обычные золотые поделки.

Долго причитала жена мастера, пытаясь растормошить и оживить сердце и душу супруга, указывая ему и на исхудавшее личико их сына, и на большие образовавшиеся по углам их дома щели, из которых веяло холодом и сыростью. Жена его как могла, затыкала их тряпками и соломой, но в доме все равно из стороны в сторону ходил злой и колючий сквозняк. Однажды, уколовшись этим сквозняком, заболел и их сын. Жена долго плакала под дверью мастерской, но мастер так и не внял ни ее словам, ни слезам.

Жена его, закутавшись в старый бабушкин платок, доставшийся ей по наследству, достала из витрины их лавки старые побелки в виде брошей и подвесок, и пошла пешком в город с тем, что бы продать эти вещицы проезжающим по большой дороге господам.

В то время была лютая зима, люди не только сами прятались от холода в домах и грелись у камина, но и накрывали соломой и тряпками скот и птичьи места.

Жена же мастера целый день простояла одна на дороге – никто не ухал ни в одну, ни в другую сторону. Так, ни с чем она вернулась домой, оплакивая свое несчастие.

Мастер же, изможденный работой, заснул прямо среди инструментов, на чертеже. И снился ему странный, необычайный сон. Будто наполнилась комната его темными тучами, что проникали в мастерскую ото всех щелей. И начали тучи меж собою сорится: толкали друг друга, глотали и вышвыривали обратно в щель. А последнее, оставшееся в комнате облако возьми да и пролейся над его столом крупными каплями стирая все его рисунки. И капли эти превращались в крупные необычные жемчужины, странные по месту своего рождения и необычайные по спектру цветов в каждой из них: от непрозрачных, словно металлических, женчужинок до разноцветных, отражающих в себе все, что ни окружало их. Металлические жемчужины стали биться, драться так, словно пуляли они друг в друга из невидимых маленьких пушек. Другие жемчужины были прозрачные, отражавшие все что ни было вокруг, а сами они пускали алых зайчиков каждый раз, когда свет от убогой лучины падал на них. В солнечный же день свет сияния их было столь велико, что заслоняли оно собой солнце. И жемчужины эти, прозрачные, соединились меж собою так, что стали напоминать гусеницу, проползали сквозь свертки лежащих на столе мастера бумаг, и каждый раз превращались они в прекрасные, невиданные никем до этого бабочки. Третья, одна единственная жемчужина хоть и была прозрачной, но отражалось на ее поверхности только золото. Светила, вспыхивала золотыми огнями жемчужина, словно сама была сделана из жидкого золота.

Проснувшись, мастер нашел на своем столе все эти диковинные жемчужины. Подивился этим дарам мастер и решил что, то был подарок мага из Неведомого Края.

Принялся мастер за работу и ни дня, ни ночи не замечал: обрезал края руды, вычищал, затачивал да выливал из самородка кольца и неведомые узоры. Постоянно горел свет в окошке его мастерской – то жемчужины, все разом светили так, что не требовалось мастеру никакого другого света. Прохожие только дивились на этот свет, да и качали головами на новость о болезни сына и жены мастера. Ведь никто больше не отвлекал мастера от его работы: никто не стучал в его дверь, никто не причитал и не просил его выйти поесть. Его жена, еще в тот лютый зимний день вышедшая на дорогу, наглоталась холодного воздуха, ноги ее промерзли и теперь оба они: она и ее сын, лежали в горячке. Только ничего этого не замечал и не ведал мастер. Не оставил он своей работы покуда не был сделан последний узор на последнем чудесном кольце.

Теперь перед мастером лежали три необычайных кольца: каждое из них вспыхивало жаром, и глаза нельзя было отвести от каждого кольца и надивиться на чудеса его.

Горд был собою мастер, смотрел на свою работу: вертел в руках, рассматривал, хвалил сам себя. Только стало ему этого не хватать и, вышел он из мастерской с тем, что бы позвать своих жену и ребенка. Очень ему хотелось, чтобы и другие оценили его работу. И хвалили, возвеличивая имя его.

А как вышел мастер, то узнал он, что еще неделю назад забрали его дитя и жену в больницу. Что требовались им деньги на лечение, но денег в его доме не оказалось, потому позвали к ним теперь священника, что бы ждать их последнего часа.

Испугался мастер. Разгневался на себя и свою гордыню. Заныло сердце в груди человеческое и, схватив кольца, помчался он, в чем был, без плаща и шляпы, в город. Хотел продать диковинные кольца он и спасти своих любимых – жену и ребенка. Не думал он ни о слове, данном некогда магу из Неведомого Края, ни о том, что собирается продавать теперь эти чудеса людям.

А ведь были эти кольца совсем не простыми. Наградил их маг из Неведомого Края духами из ларца человеческих желаний.

Первое кольцо, в котором были три непрозрачные жемчужины, было КОЛЬЦОМ ВЛАСТИЯ. Дух из ларца был ДУХОМ ЗАВОЕВАНИЙ. А жемчужины, что вечно спорили меж собою и пинались, даже в кольце, катаясь из стороны в сторону – были частью этого невидимого, но такого сильного духа.

Это самое кольцо увидел молодой военный. Он всегда мечтал дослужиться до маршала, но пока все свои способности направлял юноша на завоевание дамских сердец. У него самого была невеста, но он и думать о ней забыл, и каждую ночь появлялся в дорогом отеле с новой дамой, женой одного из полковников здешнего гарнизона. Так казалось ему, что становиться он чуть ближе к своей мечте: уводя от благородных, но старых уже мужей, молодых супруг. Как говорится, завоевывая их сердца. И это самое кольцо, что предлагал всем и каждому мастер, очень ему понравилось.

Ему понравилось, как пинались и катались внутри кольца жемчужинки, а их цвет очень напомнил ему ядра мушкетных орудий. Не взирая на дорогую цену, купил молодой военный это кольцо и тут же надел себе на безымянный палец. А поутру случилась у северной границы королевства заварушка с соседними войсками. Направили туда войска и этого военного. В тот же день военный совершил неслыханный подвиг: остановил нашествие соседних войск, хотя и положил там всех вверенных ему солдат.

Узнав про это, при дворе, случилось два, совершенно разных события. Так, его невеста, служившая у королевы, решила, что ее избранник черствый и недостойный ее нежного сердца. А вот сам король, решил, что военный этот преданный и мужественный человек и, не взирая на советы придворных, сделал его самым что ни на есть маршалом взамен служившего ему старика, что был отправлен теперь в деревню на пенсию.

Второе кольцо, с прозрачными жемчужинами, что превращались во сне мастера в гусеницу и обращались затем в прекрасных бабочек, было самым прекрасных из всех вещиц сделанных на всем Земле до этого часа.

В чудесных узорах кольца поселился ДУХ КРАСОТЫ, а он, как водится, бывает очень жестоким. Про это кольцо прознали дворовые, что стали рассказывать о нем на кухне да в домах именитых господ. Вот и решил купить своей дочери на день рождение такое чудо очень состоятельный купец. Был он не только купцом, но и фабрикантом и хозяином многих мастерских по всей стране. Была у него одна печаль: единственная дочь была робким и незаметным ребенком. Предпочитала она книги людям, да и на балы совсем не спешила. Боялась она казаться глупой, потому многие из вещей, что привозил ей купец из заграничных плаваний и путешествий, томились в ее будуаре. Боялся купец, что даже это чудо не понравится дочери. Потому, долго думал над тем, как подарить ей кольцо. Дух же кольца решил все за него: сам позвал дочку купца к столу отца, когда все в доме еще спали.

Девушка достала из коробочки кольцо и долго-долго его разглядывала. После, боясь, что ее заметят – ушла в свою комнату и рассматривала кольцо под мерцание звезд.

Каждая звезда, отражаясь в жемчужинах, оставляла на стене след вроде солнечного зайчика, что прыгал и танцевал в лучиках, словно упрашивал, умолял девушку надеть кольцо себе на палец. Так и случилось – девушка надела кольцо себе на руку и забралась в постель. Приснился ей странный сон – будто бы попала она в скрученный от холода пожолклый лист, и пролезла из одной его стороны трубочки в другую. Только выбралась из листа не она сама, а прекраснейшее, самое ее хорошенькое отражение. И поверила она, что самая красивая на свете.

С тех самых пор дочка купца бывала на всех балах в королевстве. Кавалерами ее были самые красивые и успешные молодые люди, а про своего старого детского друга, с которым они некогда переписывались и обсуждали науки и писания, девушка больше никогда и не вспоминала.

Третье кольцо нашло своего хозяина в поезде. В тот самый момент, когда мастер появился на вокзале, проезжал этот город старый, уже совсем дряблый человек. Денег он нажил за свою жизнь мало, семьи он не завел, и думать о таких растратах как молодая жене не хотел.

Между тем друзья уговорили его податься на смотрины к одной хорошенькой выданице, что жила с родителями на юге страны. К ним то и собирался старый человек, кривясь на то, что с молодой женой его дом будет полон ненужных вещей, а кошелек его померкнет от растрат. И так ему было грустно, что никак не мог он себя успокоить. Пока не встретил на перроне мастера и не увидел чудесное кольцо. Жемчужина в сем кольце была всего одна. Да только отливала она золотом так, будто действительно сама была жидким золотом. Очень понравилось кольцо старику. Так понравилось, что забыл он и про скорую женитьбу и даже про то, что вез деньги на подарок невесте.

Старик купил кольцо себе и тут же сунул в него старый, сморщенный палец.

- Какой я жених! – сказал он сам себе. – Самый богатый! За таких женихов родителям самим деньги надо платить! Не стану ничего ей дарить и все тут!!!

И уехал старик на Юг, более не думая о подарке для будущей невесты.

Без цветов и всякого что ни на есть малейшего внимания, девушка не приняла старика, хотя ее родители очень на нее и сердились. Между тем это никак не расстроило самого старика. Он думал только о своем кольце и том сиянии золота, к которому он так всегда стремился. Дух БОГАТСТВА завладел его сердцем. И более ни о чем не мог думать старик как о наживе, деньгах, да делах. А дел в его ломбардной лавке стало совсем ни в поворот. Новый маршал день ото дня все больше и больше завоевывал новые земли, а бесчисленные калечества и смерти его солдат сделали родственников всякого из военных завсегдателями ломбардов – все больше и больше вещей они продавали на лечения и похороны родных и друзей.

Между тем стали в ломбарде появляться и молодые кавалеры: они старались обогнать друг друга в подарках для самой красивой девушки этого королевства. Дочь состоятельного купца каждый день устраивала пиршества и балы, а кавалеры снова и снова появлялись в ломбардных лавках старика, выискивая дорогие безделушки для красавицы.

Старик так погряз в делах, что и думать забыл про отдых. Забыл он и про своих старинных друзей: многие из них были военными и, как и другие солдаты, отдали жизни во славу родине и новому маршалу. Их жены в слезах приходили к нему, теперь самому богатому человеку в их королевстве, но их просьбы и слезы не трогали больше сердце старика. Сердце его зачерствело, и обратилось в кусок металла, дорогого и красивого, который люди называют золотом.

А мастер, продав три своих великолепных кольца, помчался туда, где были его жена и сын. Он потратил все деньги вырученные за эти чудесные вещи, нанял лучших лекарей и платил за самые дорогие лекарства.

Со временем его жена и ребенок действительно поправились: окрепли, щеки их стали розовее, а глаза заблестели. Блеск этих глаз казался мастеру самым, что ни на есть чудесным. И он больше никогда не вспоминал о том: как заключил некогда договор с магом из Неведомого Края, как хотел быть самым великим золотым мастером, и даже про то, что продал кольца людям, которые творили теперь самые что ни на есть великие дела в королевстве. Ни о чем этом мастер не слыхивал и даже не обращал внимания на новости об этих людях, если случалось ему держать в руках газету.

Мастер смотрел только на свою жену да на маленького сынишку. И когда пришло время, стал учить его мастер своему ремеслу и все показывать.

- Это камень, - объяснял он сыну, - а это вот металл. Только металлом чистым он станет тогда, когда мы достанем его из слитка и вымоем от примесей руды.
- Хрисиво, - прошепелявил мальчик, разглядывая в ручонках осколок некогда большого самородка из гномьих пещер.
- Сейчас я тебе смастерю что-то из него, - пообещал отец и принялся за работу.

Прошло совсем немного времени как из осколка золота гномов получилось маленькое, украшенное всего одним листочком колечко. Мастер протянул его сыну:
- Держи, малыш, оно твое.

Мальчонка радостно схватил колечко и, спрятав его в своем кармане, понесся из мастерской к воротам соседского дома. Там жила такая же, как он, маленькая девочка, что все называли «прелестной». Теперь она сидела на одеяле во дворе и наряжала своих кукол в листья и цветочки. Мальчик шагнул к ней и протянул спрятанный в кулачке подарок.

- Мне? – удивилась девочка, рассматривая колечко, что было как раз на ее пальчик.
- Мастер, - улыбнулся на это сосед. - Великий золотой мастер!
- Да, кольцо и вправду красивое, - согласилась его жена, - надо будет отдать ему за него деньги. У доченьки ведь как раз день рожденье. Смотри, смотри! Как мастеров мальчонка на нее смотрит!

С тех пор соседи снова начали наведываться в лавку к мастеру и иначе как «золотым» его и не называли. А если кто не знавал этого мастера и спрашивал: «Что в нем такого золотого?», ему тут же отвечали: «Сердце. Золотое сердце у нашего мастера!».

Тогда как раз пришло время созывать тысячелетний совет и, появился на Луне пред Магической Королевой Луны и всей ее ратью – звездами да ангелами на них, великий маг из Неведомого Края.

Долго он рассказывал о своих заслугах, да так хотелось ему покрасоваться и отличиться, что наколдовал он большой колодец, в котором как в зеркале отражались его волшебные дела.

Отразились в этом колодце и судьбы людей, что носили диковинные волшебные кольца. И меркли звезды и грустили ангелы, увидев то, что сотворил в мире людей великий маг. А маг гордился собой и думал, что теперь он – самый что ни на есть великий волшебный мастер!

Да только в самом конце, колыхнулась вода в колодце, и отразилось в нем совсем не то, что думал показывать маг. Удивился, остолбенел волшебных дел мастер, когда увидел он в воде отражение двух маленьких ручонок. Одна ладошка принадлежала мальчику, сыну того самого золотого мастера, а вторая – была рукою девочки, что в округе все только «прелестью» и звали. Оба их сердца были чистыми и нежными, а на руке у девочки было кольцо. Самое что ни на есть простое, с одним только листочком, но таким красивым и нежным, что звезды увидев его, засияли сильнее. В этом кольце тоже жил дух.

Дух этот упорхнул от мага в тот самый вечер, когда волшебник выпустил из потаенного ларца человеческих желаний все виды гордынь.

Первая гордыня прикрывалась добрыми намерениями и мужественными поступками потому и называлась «духом завоеваний».

Вторая гордыня была уверена в своей правоте и только и думала что она – единственная и неповторимая, потому и называлась: «духом красоты».

Третья же гордыня была духом алчности и жаждой наживы. Потому и прозвали ее ученые мужья «духом богатства».

Каждая из этих трех гордынь могла погубить мир людей, превращая людей в рабов своих страстей и желаний. Люди переставали делиться, общаться и замечать других, запирались в своих домах и только и делали, что смотрели в зеркала, или считали свои сбережения.

За все эти годы – пока существовали эти три волшебных кольца – заполонили они сердца и души людей.

Все меньше люди стали смотреть в небо и гадать о том, любят их или нет, искать падающие светила и загадывать на них самые потаенные и светлые желания.

Но только не знал маг про дух, что поселился однажды в кусочке золотой руды.

Дух этот направлял сердца и мастера, и его сына на добрые, человеческие дела. Дух, что поселился вначале в кусочке золота гномов, а после и в маленьком колечке, украшенном всего лишь листочком, был самым красивым и сильным из всех что были в потаенном ларце человеческих желаний.

Этот дух ничего не разрушал и не требовал, но именно он наполнял сердца бедняков и богачей радостью и счастьем всего лишь за взгляд, улыбку или прикосновение. Дух этот называли любовью.

И, заволновалась вода в колодце, разнося великую весть, что выпустил маг на свободу человеческую любовь. Засияли сильнее звезды и ангелы рассмеялись. И никто больше не вспоминал о том, что говорил до этого маг.

Да и про мага этого больше никто и не вспоминал.

- Глупый маг, - говорили другие маги, - если не знает, что самым сильным на земле есть то, что зовется любовью.
- Ему еще надо немного подрасти! – защищали его ангелы. – Тогда и научится творить не злое, а доброе!

Это и решили на совете. Маг из Неведомого Края так и не стал великим.

Огни на Луне погасли, все покинули его, разлетаясь по своим небесным светилам. Мастер же волшебных дел осерчал на духов, крикнул в колодец заклятье и в тот же час вернулись духи в потаенный ларец человеческих желаний.

Вернулся Дух Завоевания, оставив молодого маршала в самой решающей битве масштабной войны. И, осознав свои деяния и, испугавшись этого, вернулся молодой маршал домой, отказался от чина и звания и только и делал, что записывал в книге имен тех, кого похоронил он на этой войне да проливал над ними слезы. Очень скоро про него совсем забыли при дворе – нашелся новый маршал, что решился вести переговоры с соседями. Все так и было до того дня, пока в дверь его дома однажды не постучала молодая гостья. То была любимая, некогда бросившая его невеста. Теперь же, когда узнала она что сердце его полно печали и отчаянья за все свои бывшие дела – вернулась девушка к нему сама и зажили они счастливо.

Вернулся и Дух Красоты. Оставил он дочку купца как раз перед тем, как собиралась она выходить замуж за принца. Вспомнилось ей, как любила и уважала она другого, нежного и дорогого ее сердцу друга и, отказавшись от венчания с великим мужем, бросилась искать своего суженного.

Дух Богатства тоже отказался от своего хозяина. Старик из ломбардной лавки разорился, отдав все свои сбережения на закупку оружия, надеясь, что война эта принесет ему новые деньги. Вместо этого между королевствами был подписан крепкий мир, а старик все отдавший ради собственной выгоды, так и остался один. Он умер в тот же вечер как сообщили о прекращении войны. И, если честно, никто о нем не жалеет.


Только дух Любви, что сам выскочил из потаенного ларца, никогда уже не вернулся к мастеру волшебных дел.

Маг долго ходил по свету, пытаясь отыскать Любовь в одном из людей.

Только жил дух не в одном человеке, а в целом мире, передаваясь от одного к другому взглядами и улыбками. И, моргнув, ты сам не заметишь, как появиться он и в твоем сердце.

[GREEN]

№ 17

Рыбацкое счастье


Михаил увлечённо готовился к рыбалке. Продумал меню для рыб – приманки под сказочных жуков и разноцветных мушек. И предвкушал рыбацкое счастье. Для него каждая поклёвка таила в себе восторг.

– Опять рыбалка? – недовольно вздохнула жена, обходя разложенные в прихожей рыбацкие принадлежности.
– Конечно, можно поспать в выходной, но, понимаешь, Тамара, гонит на пруд некое чувство… знакомое рыболовам… – с оптимизмом говорил он жене, – поехали вместе!

К рыбалке он подходил философски. Никогда не давал себе установку обязательно поймать рыбу. И сколько поймал рыбы, не считал. Душой отдыхал в окружении склонившихся над водой верб и наслаждался уединением от городской суеты. Возвращался весьма впечатлённым.

– Какой мне прок от этой рыбаки? Золотую рыбку ты всё равно не поймаешь! И новую квартиру она мне не подарит, – жена иронично ответила.
– Всё у нас будет. Вчера в отделе ипотеки был. Вот документы соберём…
– Да когда это всё будет?! Я у разбитого корыта сижу! Всё жду… И, похоже, из твоей «хрущёбы» до самой смерти не выбраться!.. – Оборвала его Тамара резким и стремительным потоком недовольств. – А на твои «Жигули» боюсь садиться – развалятся по дороге! И пока с тобой буду жить, ходить мне только в облезлой шубе!
– Ну опять тебя прорвало! Машина уже отремонтирована. А шубу мы тебе в прошлом году купили…– муж старался спокойно реагировать на её настроение, как на погодное явление.
– Да я терпеть не могу твою рыбу! Наш кот – и тот объелся её за два года нашей совместной жизни… – она закрыла двумя пальцами ноздри, как будто чувствовала запах рыбы. Ткнула ногой в рыболовецкий ящик, продолжая выплёскивать свой гнев на мужа. – Расселся на весь коридор! Расставил ноги длинные, как удочки. Не пройти! Как мне это надоело!
– Сейчас всё уберу, Тамара. Ну потерпи чуточку, – просящим голосом он пытался успокоить жену. А она носилась по квартире, как вихрь:
– Потерпеть, когда ты все секреты ловли рыбы изучишь? – Хлопнула по столу журналом «Рыболов». – Да это никогда не кончится! – Схватила карту водоёма с нанесёнными бровками дна и демонстративно порвала её на мелкие кусочки, рассыпая их по ковру.
– Ты что? Что ты сделала? Это чужая карта! – Михаил вскочил, как ошпаренный.
– Ты, Миша, неизлечимо болен. Болен рыбалкой!
– Скорей бы суббота, да на рыбалку! Чтобы не слышать и не видеть тебя!

Самый плохой день на рыбалке лучше, чем хороший день дома, с тобой! – терпеливый муж впервые ступил на тропу войны с женой. И захлопнул за ней дверь.

Некоторое время, пытаясь сохранить мир в семье, Михаил не ездил на рыбалку и старался ничем не раздражать жену, но вскоре понял, что ситуацию в отношениях не исправишь. Недостатки каждого, вчера незаметные из-за пелены влюблённости, стали очевидны для двоих. И однажды Тамара заявила, что уходит к другому, тому, кто с новой иномаркой и коттеджем. Из-за рыбалки. Так и развелись.

Прошло полгода.

Михаил на диване обдумывал предстоящую рыбалку. Зазвонил телефон. Друг Сергей? Нет, к удивлению, Михаил узнал голос Тамары:

– Здравствуй, Миша! Что же ты ни разу не поинтересовался, как я без тебя?
– Что интересоваться? Ты ушла от разбитого корыта в хоромы. Наконец, нашла то, что искала.
– Ой, Миша, не нашла…– голос её был жалок, каким он его никогда не слышал. – Жена я ему или нет, не знаю. Не расписались пока, да он и не собирается… Его друзья и подружки надоели. Не выбывают отсюда: днюют и ночуют. Только успевай постели менять! Коттедж трёхэтажный, полы – за неделю не перемоешь! Служанку не нанял. Я и уборщица, и повариха... Да и жадный: на неотложные нужды денег не выпросишь. Выходной у меня в субботу. Ты, Мишенька, чем в эту субботу занимаешься?
– Я по-прежнему болею: на рыбалку еду, – сухо ответил Михаил и, не дождавшись продолжения диалога, отключил телефон.


Последняя неделя марта радовала щедрым солнцем. Самая рыбалка! В городе снег почти растаял, а на пруду солнце тёплыми лучами лижет лёд, да растопить его пока не в силах.

В пятницу Михаил позвонил другу Сергею:

– Завтра на рыбалку со мной поедешь? Интернет предсказал «окно» между двумя циклонами.
– Нет. – Без колебаний ответил Сергей. – У меня жена в деревню к матери уедет.
– Тем более поехали. Что один будешь дома сидеть?
– У меня своя рыбалка будет.
– Не понял. Новый водоём?
– Ты что, тупой? Жена уедет! Для меня, в отличие от тебя, лучшая рыбка – женщина. Закину удочку – кого-нибудь выловлю. И вместе нырнём под одеяло… А ты лови окуней, лови. Без меня. Прости, друг, другие виды, – Сергей говорил уверенно и артистично, меняя интонации, и Михаил представлял его удовлетворённое лицо, умелого игрока.


На пруд Михаил поехал один, на «Жигулях» по накатанной рыболовами дороге. Дорога петляла вдоль берега и позволила Михаилу выбрать место с удобным подходом.

На скалах, где берег круто опускался в воду, висели стеклянные грибы. На ледяном поле темнели фигуры: уже сидели рыбаки, пошевеливая зимней удочкой «махалкой».

Михаил достал из машины рыболовный ящик, служивший ему сиденьем и хранилищем улова и принадлежностей. Вытащил ледоруб из чехла. И вскоре промерзший лед быстро захрустел под его ножами ледоруба, рассыпаясь на мелкие алмазные осколки. Михаил сачком из брезента выбрал ледяное крошево, зачистил края – и лунка готова. Пробурил ещё две лунки.

Забросил удочку. Блесну лишь изредка теребил некрупный окунек «матросик». Михаил поменял лунки. И тут стая окуней продемонстрировала взрывы активного клёва! Ловились мелкие и средние окуньки. Михаил бросал их на лёд перед лункой и смотрел на их танцы. Они вертелись и подпрыгивали, в бледно-жёлтых и зеленоватых костюмах с красными отделками-плавниками.

Мороз немного спал, и уже можно было обойтись без рукавиц. Солнце быстро поднималось над прибрежными вербами. Бесстрашные вороны перелетали с одного дерева на другое, кружили над прудом в ожидании добычи.

Вдруг Михаил почувствовал хватку рыбы. Поклёвка мощная! Наконец, пришла удача! Подтянув рыбу к лунке, он увидел торчащую из воды голову огромного окуня – красавца-горбача.

В куртке зазвонил телефон. Михаил дёрнулся на звонок. В этот момент окунь сделал рывок и – сорвался с крючка! Михаил с досадой отложил удочку и полез в карман за телефоном. Кому понадобился? Сергей звонил:
– Ну, как рыба? Клюёт?
– Клюет-клюёт. Из-за тебя горбач с крючка сорвался! Увесистый экземпляр, явно за килограмм. По местным меркам гигант!
– Охота за крупным окунем входит в программу многих, вот только не всегда бывает успешной, – говорил Сергей со знанием опытного рыболова. – А рыбаков много там?
– Много, весь пруд облепили, пингвины. И погода – чудо!
– А сколько рыбаков?
– Да что я их считал? Тебе что, делать нечего? Вопросы такие задаёшь!
– Да, представь себе, нечего. Я здесь, как голодная акула! Ни одной рыбки рядом! Позвонил, а они все крутятся вокруг своих самцов и мелюзги. Включил свой аквариум – по всем каналам рыбки, хорошенькие такие, хвостом виляют. Да чуть не разбил его!
– Ну не расстраивайся. Всякий рискует остаться без улова.
– А среди рыбаков женщины есть?

Михаил глазами описал круг:
– Недалеко от меня, вроде, две женщины.
– Эх, зря я не поехал! Они хорошенькие? Они одни приехали?
– Хорошенькие или нет, издали не определишь. В куртках: жёлтой и красной. Штаны ватные. Мужчина с ними.
– Ну, да ладно, пока. Иди ловить. Позвоню завтра, узнаю, каков улов.

Михаил остался доволен рыбалкой. И улов хороший, и погода. Собрал окуней в полиэтиленовый пакет. Выпил чаю из термоса и с аппетитом пожевал бутерброд, глядя, как вороны упруго перепрыгивают от лунки к лунке.

Тут за спиной раздался женский крик:
– Ой! Ой!

Михаил оглянулся. Женщина в красной куртке махала руками, прогоняя ворон:
– Кыш! Кыш вездесущие!

Пока она отходила от своей лунки к друзьям, стая ворон налетела на её рыбу, лежавшую на льду возле лунки. Вороны схватили в клювы самых крупных окуней, и уже летели к берегу!

Михаил взял свой пакет с рыбой и подошёл к обворованной женщине.

– Как жалко! Ловила-ловила…– чуть ли не со слезами жаловалась она. – Не уберегла! Одна мелочь осталась…
– Возьмите, пожалуйста, мою рыбу. – Михаил протянул свой трепыхающийся пакет.
– Нет-нет. Ничего страшного не произошло. В следующий раз наловлю. – Она подняла на него покрасневшее от солнца и мороза лицо.
– Я сам рыбу редко готовлю. Живу один. Куда мне её столько! Наловлю – соседке-пенсионерке отдаю. А мой кот ест её без аппетита. Пожалуйста, возьмите, пусть для вас сегодняшний день ничем не будет омрачён, – Михаил взял худенькую, как у девочки, руку женщины и вложил в неё ручки своего пакета. Она одарила его благодарной улыбкой:
– Ну, тогда я приглашаю всех ко мне на рыбный ужин, – громко и торжественно объявила она. К Михаилу подошёл мужчина из её компании и протянул руку для знакомства:
– Александр.
– Михаил.
– А это моя жена Наташа, – Александр обнял женщину в жёлтой куртке, – А пострадавшая – наша подруга Женя. А что, её предложение мне понравилось. Она вкусно готовит. Михаил, ты не против?
– Я рад такому предложению.

Женя приготовила рыбу, запечённую с луком в молочно-яичном соусе. Михаилу показалось, что вкуснее он никогда не ел. За полгода холостяцкая жизнь научила его готовить себе простую еду, а сегодня он открыл для себя новый вкус.

Пока Женя хлопотала у стола, Михаил любовался её доброй улыбкой, на которую отвечал своей. Разговор за ужином был непринуждённым и тёплым. Всем не верилось, что познакомились они всего несколько часов назад. Договорились на следующий выходной ехать на рыбалку вчетвером. Весь вечер Михаил наблюдал каждое движение Жени и ждал встречи взглядов. Он чувствовал себя юнгой, жаждущим отправиться в далёкое путешествие, неизвестное и завораживающее.

Домой Михаил вернулся от Жени ближе к обеду. Звонит Сергей:
– Ну, как, ты счастлив вчерашней рыбалкой? Много рыбы наловил?
– Одну... Но крупную. И я счастлив!
– Да? Тебе удалось горбача поймать?
– Нет, он сорвался, когда ты трезвонил.
– А что за рыбу поймал?
– Русалочку. – Михаил многозначительно молчал и довольно улыбался. Он видел себя рядом с Женей и предвкушал своё счастье – крепкую рыбацкую семью.

[GREEN]

№ 18

Дерево


Больше всего я люблю осень. Мне нравятся аллеи с клёнами и круглыми плафонами фонарей придающим этому месту особую загадочность. Я прихожу сюда каждый раз, когда мне становится одиноко. Хождение под пологом деревьев в таинственном свете фонарей вызывает во мне воспоминания...


Мы познакомились на свадьбе. Сколько таких случайных знакомств происходит в нашей жизни? Их сотни, а я запомнил только это, других для меня просто нет.

На работе был полный завал, поэтому приехать я смог только на банкет. Как-то так получилось, что мы оказались вдвоём. Конечно, я был пьян, но это не важно. Мы говорили ни о чём и в то же время о чём-то важном. Я читал стихи (да, когда я выпью, люблю процитировать классиков), а она рассказывала о себе. Мне было с ней хорошо. А потом (я упустил момент, как это произошло) мы стали целоваться. Её солёные губы, немного сухие, горячили меня сильнее водки. Это продолжалось и долго, и быстро, когда мы вернулись, в тёмном зале под ритмичную музыку ещё танцевали гости и только полпервого ночи все начали расходиться. Я предложил ей переночевать у себя.


Не знаю, что меня разбудило, но проснулся я раньше будильника. Вылез из-под одеяла и сел на диван. На часах было без пяти шесть. Я отключил звонок. В квартире было холодно, отопление ещё не включили. К тому же на кухне, я, оказывается, не закрыл форточку. Дрожь пробивала меня. Залив в чайник свежей воды и, поставив его на плиту, не забыв при этом прикрыть форточку, я вернулся в комнату.

Она стояла посередине комнаты в моём полосатом махровом халате. «Я поставил чайник». «Как же у тебя холодно» – встретила она меня, обняв, и тихо добавила: «Я замёрзла».

Мы лежали под одеялом, прижавшись друг к другу. «Чайник, наверное, выкипел?» – сказала она. «Наверное», – ответил я. Тепло медленно расползалось по всему телу.

А вот мы уже сидим, друг напротив друга, развалившись в плетёных креслах, потягивая горячий чай. Тишина окутывает нас. Сейчас нам не нужны слова, словно до этого мы уже всё сказали друг другу.

На часах девять, а мы собирались встать в восемь. Мне не хотелось её отпускать.

Серое, цепляющее брюхом верхушки деревьев, небо встретило нас. «Дождь?» – удивленно спросила она. Я раскрыл зонт, она взяла меня под руку, и мы вышли из-под козырька подъезда. На улице было тихо, и только капли спокойно и уверенно разбивались об асфальт дороги и тротуарную плитку, на которой распластались кленовые листья.

Она что-то рассказывала, а я внимательно слушал, но всё сказанное как-то смазалось в памяти, оставив только след мысли, что я лишь её очередное безумство. Дождь шёл за нами и только когда мы остановились на мосту через железнодорожные пути, он прекратился. Я нежно коснулся её щеки своей, и прижался к ней, а потом мои губы целовали её.

Расстались мы у общежития, где она поцеловала меня в щёку, как старого друга.

Не знаю, любил я её, ведь у нас было так мало времени, всего лишь одна ночь и всё. Почему я не взял номер её телефона? Может, мне действительно хотелось оставить все как есть, оставить то чувство, которое она посадила во мне маленьким росточком. Я просто боялся, боялся, что оно вырастет в огромное дерево, которое потом обязательно засохнет…


Несмотря на произошедшее между нами, для меня она так и осталась знакомой незнакомкой. Может быть, именно поэтому она всё так же притягательна для меня, как и в тот день. Но в тоже время нам почему-то было легко говорить о вещах, которые для нас, по крайней мере, для меня, были самыми важными и откровенными, наверное, и для неё тоже, ведь она рассказала мне то, что до этого не рассказывала никому.

Когда она училась в школе, они часто ездили с отцом на его белой пятёрке в соседний город. На одной из безжизненных известняковых гор, возвышающихся вдоль дороги, росло одинокое дерево. Как-то раз в очередную поездку, она обратила на него внимание потому, что увидела, что дерево зацвело. Может быть, конечно, оно цвело и раньше, просто они не проезжали в этот период, но ей почему-то казалось, что это первое его цветение. Она попросила отца остановиться. На ней был голубой сарафан и туфли на каблуках. Она не думала, что может испачкаться или сломать каблук. Дерево звало её. На горе, кроме него, не росло ничего. Корни его растрескали породу, крепко цепляясь за белые расщелины. Ему было здесь просто невозможно жить, но все-таки оно свешивалось с уступа. Её это так поразило, что после этого случая она стала часто приезжать к нему.


Я не знаю, что значило это дерево для моей незнакомки, для меня же оно стало олицетворением жизни, борющейся, несмотря ни на что, за выживание.

Каждый раз, когда я вспоминаю образ этого дерева, мне становилось легче, проблемы не кажутся такими неразрешимыми, я нахожу силы снова бороться с ними.


На скамейке лежит ворох жёлто-красных кленовых листьев. Всё это произошло так давно и недавно. Каждый раз, когда я вспоминаю ту встречу, меня охватывает чувство приятной успокаивающей грусти.

Я люблю ходить, не поднимая ноги и шуршать опавшими листьями, как ребенок... Как всегда не вовремя, зажужжал сотовый. Сегодня меня отправляли в командировку в Её город. Я никого не собирался искать, мне просто нужно было увидеть дерево.


Он стоял под ним, обнимая его растрескавшуюся кору. Дерево действительно было здесь одно, совсем одно. И тогда он понял, что всё произошедшее с ним – это только дерево и больше ничего. Оно перестало быть для него тем, чем было, потому что новый смысл открылся для него с ужасающей реальностью. Человек создан таким образом, что бы он умел уставать, потому, что вслед за усталостью приходит отдых. И тогда все силы, которые ты потратил на работу, восстанавливаются, но если не отдыхать, то усталость накапливается и, в конечном счете, человек становится не способным к какой-либо деятельности. Такая усталость это не самое страшное, что может произойти. Страшнее всего это усталость от самого себя, усталость от вранья и лжи, которые тебя окружают, усталость от общения, общества, от этой усталости нельзя сбежать, от нее можно скрыться только в одиночестве, но иногда и одиночество может вызывать усталость. Дерево и означало такое одиночество, всеохватывающее и непреодолимое, такое, какое он испытывал всю жизнь. И когда до него это дошло, он медленно опустился к основанию дерева, обессиленный своим открытием.

В это время внизу на дороге остановилась белая пятёрка…

[GREEN]

№ 19

14 Февраля

- День всех влюблённых, какой глупый праздник! Ну да, влюблённые действительно становятся глупыми. Они не видят ничего и никого вокруг, кроме предмета своего обожания. И весь мир празднует – Глупость… Абсурд!

Вы думаете, что я злая, неудовлетворённая стерва, которая не может устроить личную жизнь, и поэтому у меня аллергия на валентинки. Нет, вы ошибаетесь, у меня этой Любви более, чем предостаточно – было. Только вся она, как-то трансформируется со временем. И вся эта пылкость сердца, тела и души превращается, в лучшем случае в уважение, а в худшем в ненависть и разочаровании в жизни в целом. Вы видели, сколько замочков, на мостике влюблённых? Интересно, а сколько пар, уверенных в своей вечной любви, продержались хотя бы десять лет? Думаю, статистика была бы печальной. Что же происходит, с этим божественным чувством? Воспетым поэтами, художниками, великими писателями и драматургами? Просто во время Шекспира не было супермаркетов, в которые нужно ходить за продуктами, и, что бы было с чем идти, и вообще, кто пойдёт? И что можно купить на эти деньги? Вот почему не очень вкусно. И мусор нужно выносить, и обувь мыть, и детей из садика забирать, и мать её уважать! Там, во время Шекспира тоже были проблемы, серьёзные: Быть или не быть? Война семейных кланов… И эти, так сказать масштабные трудности, только разгорячали влюблённые сердца. И, опять- таки, войны. Долгая разлука, неизвестность.., - Рассказывала Любовь Александровна своим студенткам, которые слушали её, с большим интересом, и в тоже время с неким разочарованием. – И, что же, Вы сегодня вечером будете одна, не будет ни какой романтики? – спросила Аня, и её огромные, голубые глаза заблестели. – Анечка, ты, что действительно думаешь, что все мужчины на планете, сегодня готовят сюрприз своим женщинам? Мне очень жаль тебя разочаровывать, в твои семнадцать лет, но этот праздник больше повод помечтать, чем почувствовать в реальности, то, чего так ждёшь. Простите девочки, что подпортила вам романтический настрой на вечер, но, как говорится лучше горькая правда, чем сладкая лож, - этой обнадёживающей фразой, Любовь Александровна закончила лекцию.

Когда последняя студентка, уже явно никуда не спешащая, покинула аудиторию, Любовь Александровна села на стул, и глубоко вздохнув, произнесла вслух, - А может зря я так категорично им. Дала очередную установку, они же ещё дети…

- Да, да, я тоже так подумал. Ну, есть же исключения из правил,- голос раздавался из конца аудитории, - Любовь Александровна даже подпрыгнула на стуле от неожиданности. В самом конце аудитории она увидела мужчину, явно не похожего на студента. Он направлялся к ней.

- Вот Вы утверждаете, что только два варианта ненависть или уважение, а влюблённость, переросшая в любовь? И вообще, есть масса вариантов, а Вы так категоричны.- Он был очень хорош собой, Любовь Александровна даже растерялась. На вид ему было лет сорок, тёмные волосы, зелёные глаза, чётко очерченные черты лица. Статная фигура в дорогой одежде. Это был шоколадного цвета пиджак, чёрная водолазка, джинсы в тон пиджаку, и туфли, казалось, их чёрный блеск затмевает солнечные лучи в аудитории. Вообще в нём было, что - то демоническое.

- Как Вы сюда попали? Я не помню, что бы в аудиторию заходили мужчины?- Любовь Александровна не могла оторвать взгляда от незнакомца. – Ну, Вы же знаете, что человеческая память стирает много информации. Вы простите, я очень спешу. Давайте я всё Вам объясню сегодня за ужином, - он протянул ей визитку, и исчез так же, как появился. – Кто Вы? – Крикнула она ему в след, но, его, как говориться, и след простыл. Она несколько секунд была в замешательстве, как будто, что- то пыталась вспомнить. Посмотрела на визитку, и она была такая же странная, как и тот, кто её оставил. На синей бумаге было написано золотыми буквами 19.00. Ресторан “ У Валентина”, и всё. Любовь Александровна сразу решила, что пойдёт. Других предложений на сегодня у неё не было, да и таинственный незнакомец был явно в её вкусе.

В 19.10. она вошла в зал ресторана, за всеми столиками сидели влюблённые парочки, ещё не разочаровавшиеся друг в друге. Официант проводил её в отдельный зал, где был один столик, и за ним сидел мистер X. Выглядел он так же привлекательно, как и днём. Только вместо чёрной водолазки на нём была чёрная рубашка, которая очень была ему к лицу. Люба мельком глянула на себя в зеркало, которое было на всю стену в зале. Она, как всегда выглядела великолепно. Стройная блондинка, в красном платье, чуть выше колен, чёрные туфли на высокой шпильке и маленький чёрный клачь. – Мы неплохо бы смотрелись, как пара, - не успела она подумать, как он взял её под руку и проводил к столу. – Выглядите потрясающе! Любовь, можно я буду Вас так называть? Кстати я прошу прощения, я не представился, Александр, - сказал он и протянул руку для дружеского пожатия. От его прикосновения Любу бросило в жар, она давно не ощущала подобного. – Боже, он чертовски привлекателен, - от наплыва эмоций она забыла, что собиралась задать ему кучу вопросов. – Вы, наверное, удивлены моим внезапным появлением и этим ужином? – его приятный тембр голоса просто околдовывал её, она не могла отвести от него взгляда, к счастью, появился официант с бутылкой шампанского и устрицами. – Простите, я не спросил о Ваших предпочтениях, рискнул заказать на своё усмотрение. – проговорил он извиняющимся тоном. – Вам удалось угадать, я обожаю шампанское и свежие устрицы, - с каждым сказанным словом, он становился более привлекательным для неё. Официант налил шампанское, и удалился. Александр поднялся с бокалом, - Любовь, я предлагаю выпить, за сегодняшний день, день влюблённых! Слушая, сегодня днём, вашу лекцию, я подумал, что не правильно, с таким именем, так скептически относится к этому прекрасному чувству. За Вашу Любовь! Они чокнулись, и отпили из своих бокалов. У Любы голова пошла кругом, не от шампанского, а от него. Ей даже не хотелось ему возражать.

- Любовь, я пригласил Вас сегодня, что бы поговорить о вашей диссертации, - эти слова, как кирпич свалились ей на голову. Она ожидала чего угодно сегодня, но только не это. – О моей диссертации? Но зачем Вам это, и кто Вы, в конце концов? – В её словах явно слышалось раздражение. Александр рассмеялся очаровательным смехом, - Только не думайте, пожалуйста, что мой интерес корыстен. Я очень заинтересовался Вашей темой “ Любовь – фантом, или реальность?” Из своих внутренних побуждений, личных мотивов, так сказать. – В таком случае Вам нужно было записаться ко мне на консультацию. – Злости Любы не было предела, она уже представляла, как они окажутся в объятиях друг друга, а он…

- Ну, согласитесь Любовь, здесь намного приятнее, чем у Вас в аудитории. Тем более, что я собираюсь сделать Вам очень необычное предложение. – Его глаза смотрели на неё чарующим взглядом, и она немного оттаяла. – Ну, что же, давайте говорить о моей диссертации. Что конкретно Вас заинтересовало? – Александр немного нахмурился и, серьёзным голосом произнёс, - Дело в том, Любовь, что я тоже пытаюсь понять, Любовь это иллюзия, самообман, или действительно это дар свыше? И всем ли он даётся? И, как понять, что это та единственная, или единственный? Люба, уже с профессиональным интересом, внимательно посмотрела на Александра. – Если хотите знать моё личное мнение, то я считаю, что под любовью многие подразумевают сексуальное влечение, глубокую привязанность, подсознательную зависимость и много ещё чего… На мой взгляд, Любовь – сказка. А сказки, сами знаете, чем заканчиваются, свадьбой. Александр усмехнулся, - И, что же делать, по- вашему, напрочь исключить институт брака? Люба, преобразилась из очаровательной молодой женщины, в строгого преподавателя, напрочь лишенная всякой романтики. – Ну, зачем же так категорично, Просто нужно донести до молодых, неопытных людей, что счастье в так сказать любви, в собственных мозгах, а, следовательно, в поступках. Благодаря разумному мышлению, можно жить счастливо, с человеком, который тебе подходит по многим показателям. Александр осмелился прервать эту убедительную речь, - Любовь Александровна, я прошу прощения, а Вы в своей личной жизни, почему не придерживались этой теории? Насколько я знаю, Вы сейчас одна. Лицо Любы вспыхнуло от негодования, - Послушайте, я не собираюсь обсуждать свою личную жизнь. – Да, но человек, который не испробовал теорию, хотя бы на себе, не может нести её в массы, - возразил Александр. Люба немного остыла, и, глубоко вздохнув, произнесла, - Да, конечно Вы правы. Но я долго анализировала свои предыдущие отношения с мужчинами, и точно знаю, что нужно было делать, что бы их сохранить, и жить счастливо. Но, увы, время вспять не повернёшь, - В её глазах появилась грусть, и она опять преобразилась в милую, хрупкую женщину.

Александр наполнил бокалы и произнёс, - Я хотел бы повториться, и выпить за то, что бы прекрасная женщина, с волшебным именем, Любовь, нашла ответы на свои вопросы, и обрела реальную Любовь! – они отпили из своих бокалов, и он продолжил. – Я хочу предложить Вам, кое- что, для вашего исследования. Только, прошу, не удивляйтесь, и не думайте, что я сумасшедший. Я верну Вас в ваши прошлые отношения, которые, на ваш взгляд, можно реанимировать и жить счастливо. У Вас будет три попытки. И вы сможете найти подтверждение или опровержение вашей теории. Люба с разочарованием посмотрела на Александра, - Послушайте, я не доверяю гипнозу, и считаю это опасным методом, особенно, если не уверен в мастерстве мастера. – Александр улыбнулся, - Разве я сказал о гипнозе? Я в реальности верну Вас в прошлое. Не волнуйтесь, обратно я тоже Вас верну. – Спасибо! Я абсолютно уверенна в Вас. – Ответила ошарашенная Люба. – Вы зря смеётесь, я понимаю всю нелепость, моего предложения, но это правда. Если Вы согласитесь, то завтра утром проснётесь том, где сегодня решите. Ну, решайтесь! Вы ничего не теряете, даже наоборот. – Господи! – Подумала Люба, - Ну почему, такой супермен, оказался сумасшедшим? – Вслух она произнесла, - А, чёрт с Вами, я Согласна. Налейте мне ещё шампанского. Александр наполнил бокал, она выпила его залпом, встала и сказала, что ей пора. – Постойте, я не проинструктировал Вас. Люба остановилась, - Ну, что ж, - Сказала она обречённым голосом, - Проводите меня до такси, и обо всём расскажите. Они вышли из ресторана, на улице дул ветер со снегом, было очень холодно, снаружи и внутри. Любе хотелось поскорей оказаться дома, под тёплым одеялом перед телевизором. Александр держал её под руку и говорил, - сегодня перед тем, как заснуть, вспомните те отношения, которые Вы хотели бы исправить. Вы завтра проснётесь в своём прошлом, и будете там, до тех пор, пока точно не поймёте, вы счастливы или нет. Если нет, то вы переместитесь в следующие, на ваш взгляд, перспективные отношения. И так может быть три раза, запомните. Потом мы с Вами встретимся. – С этими словами Александр посадил Любовь в такси, и они удалились друг от друга в разных направлениях. Она сидела в машине и на её глазах выступали слёзы, от того, что ей он очень понравился. Понравился, не так, как всегда нравятся мужчины. Она даже не могла объяснить, как. И ей было очень обидно, что не будет никакого варианта развития их отношений. Он явно был не в себе.

Когда Люба приехала домой, она приняла контрастный душ, что бы как то взбодрится, сделала себе большую чашку какао, залезла под одеяло в кровати, и включила первую попавшуюся комедию. Она делала так всегда, когда нужно было, переключится после трудного дня. Но, ни фильм, ни сладкий какао не давал никакого расслабления. Ей было очень грустно и очень одиноко. Люба подумала, что Александр, был прав, говоря о том, что нужно разобраться со своим счастьем, а потом уже выдвигать теории. Если Вы такая умная, то почему такая несчастная? Слёзы покатились из её глубоких, серых глаз. Впервые за несколько лет, она вновь захотела семью. Люба вспомнила своего первого мужа. Это был самый завидный жених в университете, он был старше на три года, и учился на факультете международных отношений. Это был самый престижный факультет, особенно, если родители могли после обучения помочь в продвижении. А родители Кирилла много чего могли. Она тогда встречалась с парнем, со своего факультета, психологического. У них были чувства, как ей казалось, но Кирилл, её взял измором. Он окружил её таким вниманием, что она не устояла. Прибавить к этому зависть подруг, и вообще всего женского пола в университете. Убеждение родителей, и вот, они муж и жена.

Медовый месяц в Париже. Неслыханная роскошь по тем временам. Именно в Париже, наверное, под влиянием, романтической ауры, этого города, она подумала, что любит его. Трудно было оставаться равнодушной, высокий блондин, говорит по - французки, играет на рояле. Идеальный мужчина, и он её муж! Любовь была счастлива… года два. Потом, всё, как у всех. Стало скучно друг с другом, у него карьера, у неё аспирантура, научная работа. Он недоволен, что мало времени уделяет дому, не варит диетические супчики. Она недовольна, что не бывает по вечерам дома. Потом, рождение сына. Счастье, но, он недоволен, что мало секса, что жена прекратила за собой следить, она ничего не успевает, и вообще, считала его мама, не умеет обращаться с детьми. Она считала, что он должен больше времени уделять ребёнку и ей. Что он должен бывать дома по выходным. Закончилось все стандартно, счастье пропало, у мужа появилась другая женщина, и они развелись.

- А ведь я могла спасти этот брак, - Подумала Люба. Её размышления не были связанны, с этим странным договором, она даже забыла про него. Начала болеть голова, веки стали тяжелыми, Люба положила голову на подушку, и уснула.

***

- Люба, Люба! – Любовь проснулась от чьего- то истошного крика, - Я опаздываю, а ты спишь! Денис хочет, есть, и вообще ему давно пора поменять памперс!

Люба открыла глаза, голова раскалывалась, наверно от крика. Дальше был шок. Она была в квартире, где жила с первым мужем Кириллом. Люба не успела ничего подумать как, в комнату вбежал, разъярённый Кирилл, с полуторагодовалым Денисом на руках. – Совести у тебя нет! Ребёнок голодный, я голодный, рубашка не поглажена, а она спит! Между прочим уже девять! Люба, ничего не ответив, вскочила с постели, и убежала в ванну. Она посмотрела на себя в зеркало, и ужаснулась. – Боже! Я же моложе сейчас лет на тринадцать, а выгляжу, как… слов нет. А фигура! Да я корова! – Она так увлеклась своей внешностью, что забыла, как она сюда попала. Из комнаты опять донёсся крик, сначала ребёнка, потом мужа. – Он разбил себе нос, пока ты там нежишься! Люба выскочила из ванны, схватила ревущего ребёнка, подержала холодный платок на носу, поменяла памперс. Он, к счастью успокоился. Затем она пыталась вспомнить, где кастрюли, где каши. К счастью, Кирилл, в это время говорил по телефону.

Когда каша была готова, и малыш с жадностью её уплетал, на кухню вошёл Кирилл, он был в костюме, и явно собирался уходить. – Я ухожу, позавтракаю в кафе, буду поздно. - Отчеканил он железным голосом, хлопнул дверью, и ушёл. Люба с облегчением вздохнула. Она посмотрела на ребёнка, волна нежности накрыла, все остальные чувства. Это был её Денька, удивительно, сейчас ему почти пятнадцать. Малыш протянул к ней ручки, она взяла его на руки, и весь сумбур в голове потихоньку начал утихать.

Дениска спал, а она сидела и думала, как такое может быть? Просто фантастика. Где-то, через час сомнений, в своей адекватности, Люба решила, что, неважно, каким образом это произошло. Важно то, что её нынешняя семья в очень плачевном положении. И нужно разработать план спасения, учитывая, опыт и теоретические знания, которыми она теперь обладала.


Люба первым делом решила, что нужно найти няню. Она подошла к компьютеру, и, включив его, вспомнила, что интернета, тогда у них не было. – Как же найти няню? – подумала она, и придумала. Она напечатала объявления, распечатала, принтер у них был. И, когда гуляла с Дениской, развесила их по всему району. Вечером Люба, попыталась привести себя в порядок, насколько это было возможно. Она заплела красивую косу, сделала лёгкий макияж, надела симпатичное платье, вместо растянутых трикотажных брюк. И даже приготовила лёгкий ужин, пока Дениска спокойно играл в манеже. – Что с тобой? – Удивился Кирилл, смотря на жену. Люба, конечно, ожидала более тёплую реакцию. И, выдавив из себя улыбку, произнесла, - Мне хочется тебе, нравится, я поняла, что, так жить нельзя! Я приложу, со своей стороны, все усилия, что бы вернуть наши чувства. Кирилл поцеловал её в щёку, и буркнул себе под нос, - Что ж попробуй… Они мило поужинали, Люба рассказала, что хочет взять няню, он согласился. Она поделилась планами, насчёт своей внешности, он, конечно поддержал. После ужина Люба осталась на кухне мыть посуду, а он пошёл спать, сказав, что завтра трудный день. Люба, считала, что правильно было бы, закончить вечер сексом, но, если честно, ей этого совсем не хотелось.

Лёжа в постели, после такого сумасшедшего дня, она долго не могла уснуть. Всё думала… Дениска, такой родной, такой любимый, а Кирилл… Чужой. А был ли он родным? Был, не был, а отступать нельзя.

С няней очень повезло. Тётя Нина, жила в соседнем подъезде, дети и внуки жили в другом городе, так что она могла много времени проводить с Дениской. Люба очень активно занялась собой, она восстановилась в аспирантуре, ходила пять раз в неделю в тренажёрный зал, и очень следила за своей внешностью. По дому ей тоже помогала тётя Нина, когда Дениска спал, она убирала, гладила, стирала. Готовила Люба сама, она совершенствовала своё мастерство, что бы приучить Кирилла хотя бы ужинать дома. Любовь, за короткий срок, добилась больших успехов. Она похудела на семь лишних килограмм, в квартире был порядок, ребёнок ухожен, даже свекровь обсыпала её комплиментами. Вот только муж, как то странно реагировал, ему всё это нравилось, но и особых эмоций он не проявлял. – Дорогая, тебя как будто подменили. Ты раньше устраивала мне скандал рас в три дня, а теперь всему довольна, что это значит? – удивлённо интересовался Кирилл. Люба покорно отвечала, - Ну, я же понимаю, тебе нужно много работать. Ты стараешься для нас. А раньше, у меня была послеродовая депрессия, это объясняет моё поведение. Я тоже стараюсь для тебя, только мне хочется больше близости. – С этими словами Люба обняла Кирилла и поцеловала в губы. Ответом был сухой, бесчувственный поцелуй. – Хорошо, дорогая, я сегодня приду раньше. Он ушёл на работу, а она, задумалась про их отношения. Первый раз за три месяца, она настолько была загружена этими изменениями, что даже не обращала внимания на чувства. Но она ничего не чувствовала, это, конечно странно, но факт. Люба сделала идеальной внешнюю картинку их семьи. Скандалов не было, муж продвигался по карьерной лестнице, жена умница красавица, свекровь счастлива. Но счастлива ли Люба? Телефонный звонок отвлёк её от размышлений, звонила девушка, спрашивала Кирилла. – Странно, - подумала Люба, - Почему, на домашний, ещё спросила, кто я? Может у него, кто то есть? Да и секса у нас не было всё это время. – Она задумалась, но сердце её не дрогнуло. Ей было всё равно, даже если у него, кто-то был.

Вечером, Кирилл пришёл с цветами. После ужина, когда Люба уложила спать ребёнка, Кирилл предложил вместе принять ванну. Удивлённая его предложением, Люба согласилась, хотя не очень хотела. Он медленно снял с неё халат, провёл рукой по обнажённой груди, и сказал, - Да, Дениска подпортил твой шикарный бюст. Любу накрыла волна обиды и возмущения, она даже решила немедленно прекратить, этот, нелепый спектакль. Сказать, что она догадывается, у кого прекрасная грудь. Но, как только она открыла рот, туда проник язык Кирилла. Поцелуй был грубый и неприятный, как и всё, что было потом. Когда всё закончилось, и муж уснул, она тихонько плакала. Ей было обидно, что он даже не попытался доставить ей, хоть немного удовольствия, и это после всех её стараний. Немного отойдя от этого нелепого секса, Люба задумалась о том, что рядом совершенно чужой человек. Он ничем её не привлекал. Тогда к чему эти старания? Она сделала всё возможное, но счастьем даже не пахло. Она свернулась клубочком, почувствовала себя маленькой девочкой, и ей так захотелось, что бы о ней заботились. Люба вспомнила Николая, профессора на тринадцать лет её старше. Они познакомились на конференции, и явно были не равнодушны друг к другу. Был один небольшой нюанс, омрачающий их счастье, он был женат. Любовь, не долго, о нём подумала, и уснула.

***

Спала она крепко, без сновидений, когда проснулась, не открывая глаз, решила понежиться в постели. Было подозрительно тихо, обычно её будил Дениска. Полежав так, минут пять, она всё - таки решилась открыть глаза. Люба, была, явно не дома, это было похоже на гостиничный номер. Сначала она испугалась, но быстро вспомнила, что с недавнего времени, это нормально, успокоилась. Осмотрев комнату, она точно определила, что это гостиница, - Интересно, а где я? – подумала Люба. На прикроватной тумбочке лежали, какие- то журналы, просмотрев их, она сделала вывод, что находится в Праге. В дверь постучали, и, не дождавшись ответа, открыли. На пороге стоял Николай, с подносом. На подносе был кофе, круасаны, джем, и сыр. – Доброе утро, спящая красавица, у Вас сорок минут, на завтрак, и туалет. – Произнёс Николай, на его лице была блаженная улыбка. Он поставил поднос Любе на колени, поцеловал в щёку, и прошептал на ухо, как будто кто – то может услышать, - Ночь была потрясающая! - У кого- то может и потрясающая, а у меня совсем наоборот, - Подумала про себя Любовь. Она очаровательно ему улыбнулась, и приступила к завтраку. Она наслаждалась каждым кусочком и глоточком, завтрак в постели, неслыханная роскошь, особенно за последнее время. – Ура! – Ликовала Люба,- Не нужно ничего делать, ни готовки, ни тренажёров, ни работы, ребёнок с мамой! Интересно, сколько будет длиться это счастье? – Позавтракав, и приняв душ, Люба спросила, - Какая форма одежды? Николай подозрительно посмотрел на неё и ответил, - На конференцию обычно одевают, что- то в деловом стиле. Люба засмеялась, - А я думала, что мы поедем на экскурсию, в какой - то замок. – Увидев, что он не понял шутки, Люба быстро сказала, - Не бойся, я пошутила.

Через полчаса они шли по красивой улочке, где каждое здание было архитектурным произведением искусства. Под эмоциональным наплывом, Люба набросилась на Николая с поцелуями, - Спасибо, что привёз меня сюда, я так счастлива! – Николаю, явно было неловко, он отстранил её от себя, осмотревшись по сторонам, - Дорогая, ну, я же просил! Нас могут увидеть, здесь полно наших. Любина эйфория начала постепенно спадать, она вспомнила, что они расстались из – за этого. Её не устраивало положение любовницы. Поначалу всё было отлично. Познакомились они, на какой- то конференции. Он был очень импозантный мужчина, профессор в свои сорок с хвостиком. Красиво ухаживал, дарил дорогие подарки. Они ездили вместе по миру, он помогал ей в работе. Но тёмной стороной всего этого, было то, что он был женат, и разводится, не собирался. Он так и говорил,- Любовь моя! Любочка, я бы мечтал, развестись, и женится на тебе, но мои девчонки, они, же не в чём, ни виноваты. Ты же сама знаешь, как важна фигура отца, в воспитании девочек. Если я уйду, то это будет катастрофа для них, они вырастут с убеждением, что все мужчины предатели. И будут несчастны всю свою жизнь.- Конечно против таких аргументов, Любе нечего было возразить. Первый год она молчала, а вот потом, ей всё это надоело. Она начала, устраивать ему скандалы, требуя, что- то решать основательно. Николай тянул время, всё время что- то обещал, давал надежду. Люба ещё год ждала и верила, но, в конце концов, ей надоело, и они расстались. Она долго страдала после этого, ей казалось, что она поспешила, нужно было ещё подождать, и не вести себя, как капризная девчонка. Но поезд ушёл.

Люба зевала, глаза закрывались, ей было скучно и не интересно на этой конференции. Доклад был на английском языке, мало того, что она не понимала половины, всё это очень долго длилось. – Всё, сил моих нет! Завтра поеду на экскурсию. Когда эта пытка закончилась, и они вышли на улицу, Люба предложила прогуляться по городу. Они шли по красивым пражским улицам, она любовалась всем, что видела, а он рассказывал ей, о чём были доклады. - Ты не представляешь, насколько важно для человечества открытие Рудольфа Минга, он гений! Это взрыв, вызов, та сказать, всей мировой психиатрии. А для нас, психотерапевтов, психогенные факторы пограничных психических расстройств… - Он говорил, говорил, а она думала о своём, и рассматривала архитектуру. Конечно, она делала вид, что слушает его, и периодически поддакивала. После ужина в уютном ресторанчике, они пошли в номер. Люба смотрела на Николая и думала, хочет ли она с ним секса? Физиология говорила да, она вообще забыла, что это такое. А вот на уровне эмоций, его конкретно ей не хотелось. Неопределённость ситуации разрешилась сама с собой, он просто заснул после душа. Следующий день, к сожалению, оказался днём отъезда.

Вернувшись в родной город, Люба изображала ангела, в отношениях с Николаем. Даже слегка переигрывала, - Я очень скучаю, но ты сейчас больше нужен своей семье. – Говорила она ему, зная, что заболела жена. Она не требовала встреч, не устраивала скандалов, говорила, что, счастлива, видеть его, даже раз в месяц. Что ему нужно больше уделять внимания дочерям подросткам и всё в этом духе. После приезда из Праги они не виделись почти месяц. И вот долгожданное свидание…

Дениса она отправила к маме, приготовила ужин, свечи, красивое платье. Она очень соскучилась по мужскому вниманию. Он пришёл с цветами, конфетами и шампанским. Стандартный набор любовника. Они долго ужинали, потому что он говорил и говорил о своей работе. Её это начало понемногу раздражать, и она, кокетливо подмигнув, ушла в душ. Освежившись, Люба включила приятную музыку и страстно поцеловала Николая. После такого длительного воздержания, ей уже очень даже его хотелось. – Я мигом… - Сказал он, убегая в душ. И вот он перед ней, подтянутое тело, хорошо пахнет, Люба набросилась на него, как изголодавшаяся пантера. – Не спеши, дорогая, мне хочется насладиться тобой, - томным голосом произнёс Николай, и началась, прелюдия… Любе показалось, что это длилось вечно. У неё пропадало желание, потом опять возвращалось, потом опять пропадало, кошмар, какой – то. После этого, чудного секса, довольный Николай сказал, что принял решение развестись. – Ты, знаешь, я много думал, ты самая понимающая, и отзывчивая женщина, какую я знаю. Мы очень похожи с тобой, работаем почти в одной сфере, любим одинаковую еду, музыку, нам всегда есть о чём поговорить. Я не прощу себе, если потеряю тебя. – С этими словами Николай оделся и направился к входной двери. – Мне пора, дорогая, я сегодня же расскажу всё жене, и завтра перееду к тебе. - Не дождавшись согласия Любы, он хлопнул дверью, и исчез.

Лёжа в постели, Любовь думала, по ком она так страдала? По этому зануде? – Нам всегда есть о чём поговорить, - Усмехнулась она. – Тебе, может и есть о чём. Уйдёт он от жены, а меня ты забыл спросить, нужно ли мне такое счастье? Злая и не удовлетворённая, Люба заснула. Снился ей эротический сон. Она с Димой, знакомый из спортивного клуба, в поле занимались любовью…

***

Проснулась Любовь от приятных ощущений внизу живота. Открыв глаза, она увидела на себе красивое мужское тело. На секунду, ей показалось, что это продолжается сон. Но ощущения были слишком реальные, даже очень… Мысли куда – то уплыли, и всё её тело накрыла приятная судорожная истома. К её стону присоединился мужской… Открыв, глаза она увидела Диму. – Тебе понравилось? – Спросил он, наверняка, зная ответ. – Ты даже представить себе не можешь, как.- Ответила Люба и поцеловала его в нос. В этот день, Люба ни о чём, ни думала, она просто не выпускала его из постели до вечера. – Ну, ты даёшь! – Восторженно говорил Дима. Он же не знал, сколько времени у Любы не было секса. В её - то возрасте.

На следующий день, нужно было идти на работу. В перерыве между лекциями Люба вспоминала их отношения с Димой. Он был её муж, да, как ни странно. Правда, они, как расписались, так и развелись. Их брак продержался год. Познакомились они в спортивном клубе, не возможно было не обратить на него внимания. Высокий, спортивный, чёрные волосы, голубые глаза. Ну, очень сексуальный! Он, правда, был младше Любы, на семь лет. Но их это не смущало. Ей было слегка за тридцать, выглядела она младше своих лет, так что внешне разницы в возрасте не было видно. Да и стало модно, заводить молодых мужей. Подруги лопались от зависти, коллеги тоже. Только мама была не в восторге.- Зачем тебе ещё один сын? Недоумевала она. Кстати, Денис был с ним в отличных отношениях, что тоже сыграло свою роль. Но, мама была права. Он ничего не делал. Нет, он не сидел дома, он работал. Разукрашивал автомобили, это было очень модно и хорошо оплачивалось, но Люба не видела его денег. Он любил модно одеваться, следил за своей внешностью больше, чем она. Постоянные тусовки, клубы, и всё, что ей было не интересно. На разности интересов они и разошлись. Люба жалела, он был хорошим любовником, но плохим мужем. – Может, можно было перевоспитать. – Думала она.

- Нет, перевоспитывать я его не буду, я буду принимать его таким, какой он есть. – Размышляла она. – Ну, разве, что немного подкорректировать поведение. Разработав план действия, она приступила к практике. Купила пару платьев, для клубов, изучила аэрографию, теперь Люба легко могла говорить о рисунках на авто. – Димуська, давай сходим в клуб в пятницу, - неуверенно пробормотала Люба. – У Ника мальчишник, прости, без девушек. – Ответил Дима, даже не удивившись её предложением. – Ладно, в другой раз. – Как бы, не обидевшись, ответила Люба. Но другого раза не было, он не посвящал её в свои планы. Уходил, когда хотел, приходил ночью. Люба принимала, всё, что он делал. Но нервы сдавали, она, как- то завела разговор, что так семья не живёт, но он даже не слышал. Люба просила взять её с собой в их “ тусовку”, но он улыбался и уходил один. В конечном итоге он стал её так раздражать, что даже секса ей с ним не хотелось. Она была в отчаянии.

В субботу был её День рожденья, вечером они должны были идти в ресторан. Она никого не приглашала, ей хотелось попробовать, хотя бы сегодня наладить с ним диалог. В пятницу вечером он позвонил и сказал, что ночевать не будет, срочный заказ. – Люб, я приеду вечером прямо в ресторан. – Он соизволил предупредить. Любу это обнадёжило.

С утра её поздравили сын и мама. Было очень приятно и трогательно, мама испекла торт, а Дениска спел песню, играя на гитаре, собственного сочинения. В её честь. Настроение с утра у Любы было прекрасным. Днём поздравляли на работе, было очень, очень приятно. С работы она ушла часа в три. Сходила в салон красоты, купила себе сногсшибательное платье, завезла домой цветы, переоделась и отправилась на свидание с мужем.

Она ехала в такси и предвкушала, какой же сюрприз приготовит ей Дима. Не зря же он не пришёл ночевать. Любовь зашла в ресторан, как королева. Все присутствующие свернули шеи, рассматривая её. Платье из золотой чешуи, струилось, по её идеальной фигуре, почти в пол. Обнажая при ходьбе одну длинную, стройную ногу. Золотистые волосы лёгкой волной спадали на её обнажённые, слегка загоревшие плечи. Она ждала, что Дима выскочит ей на встречу, она специально опоздала на двадцать минут.

Её удивлению и растерянности не было предела, когда она увидела, что столик пуст. На счастье Димы, он вбежал в зал, через полминуты. В руках у него был букет, он чмокнул Любу в щёку,- Выглядишь офигенно! – прокричал он, и вручил ей букет. Это были розы белого цвета, не первой свежести. Такие можно было купить в переходе метро, когда очень спешишь, и некогда куда-то заезжать. – А где гости? – Поинтересовался Дима. Ошарашенная Люба ответила, - Я, вообще - то, никого не приглашала, хотела побыть с тобой вдвоём. – Жаль, - Искренне сказал он, - Было бы веселей, но ничего, поедим и поедем в клуб. Официант разлил шампанское, Дима поднял бокал и сказал, - За тебя! Будь такой же красивой и понимающей, как сейчас! – Он осушил бокал до дна и приступил к еде. – Голодный, как зверь. Люба была вне себя от гнева, мало того, что, он припёрся почти в спортивном костюме, с этим позорным веником, так ему ещё и скучно с ней! И тост нормальный он не может сказать раз в год. Она проглотила обиду, и, выдохнув, спросила? – А где мой подарок? Дима отвлёкся от еды и сказал, - Вот! Лучший твой подарочек – это я!

Это был предел! На голову Диме обрушилось содержимое его тарелки, а сверху залилось шампанским. Вскочив от неожиданности, Дима начал кричать, - Ты чего? С ума сошла? На крик сбежались официанты. Все сидящие за другими столами, смотрели только на них. Люба не растерялась, и сказала, - Не волнуйтесь. Всё в порядке, молодой человек, случайно опрокинул на себя тарелку. Он уже уезжает переодеться. Дима, отряхиваясь, направился к выходу. – Ключи, положи на стол, - прошипела Люба. – Идиотка! - Бросив, ключи от её квартиры, буркнул он, и исчез.

Официант убирал возле столика, а она растеряно смотрела и не знала, что же ей делать. Неловкость ситуации прервала девушка официантка, - Простите, Вас ждут вон за тем столиком. Люба посмотрела в глубину зала и увидела Александра. С улыбкой он направлялся к ней. – С Днём Рожденья! Любовь Александровна. – Да уж, - уже ничему не, удивляясь, ответила Люба, - Праздник удался на славу! Александр взял её под руку и проводил за свой столик. – Ну, не скажите. Никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Люба с грустью посмотрела на него, - Мне кажется, что я только потеряла, и ничего не нашла. Вы были правы. Моя теория не имеет права на существование. Все три попытки, потерпели фиаско. Вы победили! Александр протянул Любе бокал шампанского, - Ну, во первых, я с вами не сражался, и не в чём не победил, а во вторых… Раз уж, у Вас сегодня День Рожденья, я хочу подарить Вам ещё одну попытку. Сделать исключение из правил. Любе уже было всё равно, она подняла бокал и сказала, - Спасибо! Но есть ли в этом смысл? Он загадочно улыбнулся, и произнёс, - Смысл есть всегда. Давайте выпьем за Вас Любовь! Я очень желаю, что бы Вы поверили в Любовь, тогда Вы обязательно её найдёте! За столик принесли корзину цветов, алые розы в форме сердца. – Это тоже Вам от меня. Люба поблагодарила Александра, но, казалось, её уже ничего не радовало. – Давайте проведём работу над ошибками, - оптимистично сказал он. – Почему не получилось? Ну, в последнем случае ясно, а в первых двух? Ладно, допускаю, что второй вариант тоже был сомнительный. Но первый то, имел все шансы на успех? Вы были прекрасной парой, была проделана огромная работа, с вашей стороны, и что? – Люба задумалась. – Даже не знаю, как это назвать. Действительно шло всё отлично, но чего- то не хватало. Я не чувствовала, чего то важного. Александр был настойчив, - Вспоминайте, вспоминайте, что вы не чувствовали. – Ну, я могу ошибаться, - Неуверенно пробормотала Люба, - Я чувствовала такое, когда встречалась с парнем на первом курсе. Но это было несерьёзно, юношеская влюблённость. Александр наполнил бокалы и произнёс, - Я желаю Вам Любовь, не упустить свою Любовь! – он отпил глоток, поставил бокал, и сказал, - Я прошу прощения, но мне нужно идти, до свидания, Любовь… Поцеловав, ей руку, он удалился.

***

Люба открыла глаза, ей показалось, что она спала, целую вечность. Она уловила лёгкий аромат роз, посмотрев на пол, Люба увидела корзину алых роз в форме сердца. В спальню зашёл Александр, - Доброе утро! Любовь моя! С праздником тебя, я люблю тебя, ещё сильней, чем тогда! – С этими словами он нежно поцеловал её в губы. На этот раз у Любы был шок! – Александр? Но, что Вы здесь делаете? И, кто Вы? Он с удивлённым взглядом ответил, - Ну, во первых, я тут живу, а во вторых, если так официально. Я Александр Александрович Ваш муж, Любовь Александровна. – Муж? – Она была искренне удивлена. – А давно? На этот раз он удивился ещё больше, - Мне кажется всю жизнь. Да, если ты забыла, то у нас ещё есть сын. Денис ему пятнадцать лет. Мы хотим ещё ребёнка, но ты со своей диссертацией, тебе некогда. Ладно, вспоминай, я принесу тебе кофе. – Он ушёл на кухню, а Люба посмотрела на букет, - Господи! Ну, это же вчера он подарил. День Рожденья… Александр вернулся с чашечкой её любимого кофе. – Скажи, а у меня был вчера День Рожденья? – Он серьёзно посмотрел на неё, - Дорогая, я начинаю волноваться, эта твоя научная работа, у тебя все признаки синдрома эмоционального выгорания. Ты последнее время сама не своя, не спишь, ни ешь, а сегодня наоборот проспала тринадцать часов. День рожденья у тебя в 11 октября, а сегодня 14 февраля. – Послушай, а я не была за мужем за Кириллом Красновым? – продолжала расспрос Люба. – За мужем? – возмутился Александр, - Да, я сразу набил ему морду, когда он в университете начал ухаживать за тобой, он ещё заявление на меня написал, ты что не помнишь? - Да - да я начинаю вспоминать, - люба напрягла память. – Ты, конечно, иногда, когда мы соримся, кричишь, что, лучше бы ты вышла замуж за него, - обиженно проговорил Александр. – Я больше никогда не буду так говорить, - виновато ответила Люба. – А Николай Васильевич Началов..? – спросила она. – А, что Николай Васильевич? Это твой научный руководитель, ты хочешь узнать, была ли ты за ним замужем? Александр рассмеялся, - Думаю, наврядли, он безнадёжно женат уже лет пятьдесят. Люба продолжала, - А Дима, кто это? Я вспомнила, это тренер, из спортивного клуба, куда я ходила.- Лицо Александра стало серьёзным, - Я надеюсь, у тебя с ним ничего не было? Люба покраснела, - И это тоже был сон. – Подумала она. – Мне такое приснилось, ты не представляешь, - она обняла Александра. – Да, сон мечта Фрейда! – Улыбнулся он. А я приготовил нам подарок. С этими словами он достал, большой конверт. – Открывай! Люба открыла, - Ура! Мы едем на острова! Ты и я, спасибо! – Александр улыбнулся, - Да, я подумал, что тебе срочно нужно промыть мозги, и океанская вода подойдёт лучше всего. Скорей одевайся, у тебя ещё сегодня лекция. Чемоданы я почти собрал, Денис у мамы, на работе твоей и своей договорился. Я заеду за тобой в три часа, вылет в шесть.

***

Любовь, запыхавшись, забежала в аудиторию. Студенты её уже ждали, они любили посещать её лекции, поэтому не пропускали и не опаздывали. – Дорогие мои! Я поздравляю вас с праздником! Днём влюблённых! И я хочу вам пожелать, что бы ваша влюблённость переросла в чувство глубокой любви. А сейчас, я отпускаю вас. Юноши, бегите за цветами, для своих возлюбленных, а вы девушки, слушайте своё сердце!

Сидя в такси, Любовь крепко прижалась к Александру, она чувствовала, что то такое, что нельзя описать словами. – Я не упущу это, теперь я знаю точно…