МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: Победитель конкурсов в 2008 году в номинации «Тайная комната Синей Бороды» /2008/ и "Триумф короткого сюжета" /2009/ - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

Победитель конкурсов в 2008 году в номинации «Тайная комната Синей Бороды» /2008/ и "Триумф короткого сюжета" /2009/ Визитка призёра конкурсов Ковдории.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 июля 2009 - 16:42


Алексей Чернов /г. Москва/ - неоднократный
победитель и дипломант конкурсов Ковдории.






В 2008 году Алексею в номинации "Тайная комната Синей бороды"
принёс победу рассказ:


Мужики

Василий Петрович накинул шубу и вышел из жарко натопленной избы на улицу покурить. Он удобно расположился на крыльце, скрутил папиросу и предался блаженному ничегонеделанию. «До чего же благостно у нас в Деревне. Все благочинно, неспешно, пристойно. А сегодня еще и Новый Год — хозяйка пирогов всяко разных напечет. Эх, до чего же хорошо нам живется» — размышлял он, глядя на изумительно белый снег, тянущийся к зимнему мрачноватому лесу.
Тут мысли Петровича сделали кульбит и устремились вослед коту Ваське, выползшему по-пластунски откуда-то из-за угла избы. Целью его маневров была сорока, расположившаяся тут же неподалеку и старательно расклевывающая кедровую шишку. Возникшая картина придала мыслям Василия философический характер: «Экая мелочь, а тоже хищником себя мнит. И ведь вовсе существо незначительное, а воображает из себя тигра. Да к тому же, дурак какой — сам черный словно уголь, крадется по белому снегу и думает, что его не видно!» – лениво кружились вокруг кота мысли Василия Петровича.
Неизвестно о чем думал кот, но всем своим видом он выказывал, что ему недосуг праздно сидеть на крыльце с папиросой и, что дел у него полно: вот сороку, к примеру сказать, проучить надо, чтобы на чужое добро не зарилась — шишка, она, конечно, с первого взгляда вещь в хозяйстве необязательная, не убудет от одной шишки. Но! Сегодня одна шишка, завтра — две, а там глядишь, и начнет с кухни приворовывать. А тут некоторые расселись на крыльце и дальше своего носа глядеть не желают.
Надо сказать, натянутые отношения между Васькой и Василием Петровичем образовались не без причины. Вначале в избе появился кот, даже и не кот, а вовсе крошечный котенок, которого хозяйка, Ксения Кирилловна, нарекла Василием. А несколько лет спустя пришел и Василий Петрович. Вот Ксения Кирилловна тогда и переделала кота в Ваську, чтобы путаницы не возникало. Кот нюансов звучания имен различить не умел, но сам факт переименования казался ему обидным — он в избе всегда жил, а этот только пришел. Вот пусть его и переименовывают! Василий Петрович был незлобив, котов любил и поначалу расположился к тезке всей душой, но, натолкнувшись на презрительное безразличие, обиделся и стал отвечать тем же.
Ой, отвлеклись мы от нашего повествования, за что и приносим читателю извинения. Когда Васька подобрался к сороке на расстояние прыжка, та лениво взмахнула крыльями и перелетела за забор. Василий Петрович аж крякнул от досады. Кот метнул в него злобный взгляд и, сделав вид, что ему только и надо было прогнать сороку, а трогать ее он даже не помышлял и вальяжной походкой направился к своему другу — быку Витьке.
Проходя мимо будки, где уютно дремал Борька — здоровенный черный пес с рыжими подпалинами и белыми пятнами в густой шерсти, кот покосился на него, желая убедиться, что тот не стал свидетелем ремиза. Борька приоткрыл один глаз и бухнул что-то насмешливое, Васька сделал вид, что это к нему не относится, хотя и открыто возражать не решился. Да и кто бы решился? Борьку все боялись — уж больно силен был пес. В нем невообразимым образом смешалась волчья и собачья и еще хрен знает какая кровь, даже вроде бы и … медвежья.
С Борькой у Василия Петровича сложились прекрасные отношения — они понимали и признавали собственную необходимость в хозяйстве. Очень пес уважал Петровича за умение в лесу всякую мелочь обнаружить — иной раз тот мог даже Борьке на тетерева указать, или хитро запутанный заячий след помочь распутать. Ну а Борьку Василий Петрович ценил за обстоятельность и неспешность, да и отважен пес был безмерно — всякая нечисть ихнее хозяйство за семь верст обходила.
О быке Витьке разговор особый — был он добродушен, но вспыльчив до крайности. А когда вспылит — глаза кровью нальются, начнет копытом землю рыть — тогда беги за Борькой, только он и мог быка успокоить: подойдет к нему, пробурчит что-то, как бы невзначай наляжет мощным плечом по-дружески, глядишь и успокоился Витька.
С Василием Петровичем у Витьки отношения были непростые. Любил его бык — Петрович ему и сена накосит и за загривком как-то по-особому почешет, как никто не умел, да вот беда: Васька, лучший друг, уж больно Петровича невзлюбил! И приходилось Витьке между Васькой и Петровичем маневрировать, чтобы ни тому, ни другому досады не учинить. Василий к эволюциям быка относился понимающе и не обижался, кот же делал вид, что ничего не замечает.
Так и жили они, а тут Новый Год как раз подоспел. Собрала к вечеру хозяйка всех за праздничным столом, даже быка в избу пустили. Так и сидели они: леший Василий Петрович, кот Васька, пес Борька и бык Витька. Пили чай вкуса необыкновенного, настоянный на травах, какие Петрович по всему лесу летом собирал, хором хвалили стряпню — уж больно складные плюшки пекла хозяйка, ведьма, Ксения Кирилловна, и так хорошо и умильно сделалось, что решили они никогда больше не сориться. А, что из этого вышло я вам в следующий раз расскажу, если случится мне еще раз в той Деревне побывать.


В 2009 году в номинации "Триумф короткого сюжета"
Алексею принёсли победу и звание дипломанта литературного конкурса
"Посох и Лира" два рассказа рассказ:


Сила воображения

В пятницу, тринадцатого апреля, жизнь Игоря Евгеньевича Чистякова, служащего крупной мебельной компании, переменилась решительным образом. Причиною изменений стало письмо из местного издательства, в котором объявлялось, что все четыре присланных им рассказа принимаются в сборник. Более того! В письме любезно предлагалось в удобное Чистякову время зайти в редакцию для обсуждения дальнейшего сотрудничества.
Честно говоря, Игорь Евгеньевич и думать забыл о рассказах, посланных в журнал полгода назад. Это была первая попытка опубликоваться и когда он, прождав месяц, не получил ответ, то решил, что рассказы его нехороши.
Тем временем, тексты плутали по извилистым траекториям издательства и, наконец, попали редактору, формировавшему сборник городских рассказов. Ему до смерти надоели любовные истории, крутые парни, бандиты, эльфы, могучие волшебники и прочие набившие оскомину персонажи. Поэтому, прочитав рассказы Чистякова, в коих и герои были обыденны, и мир не волшебный, и вообще все обычно, но едва заметный намек на чертовщинку придавал рассказам увлекательность, а легкий стиль письма добавлял изысканность, редактор включил рассказы в сборник. А, подумав еще немного, решил предложить автору продолжить серию рассказов.
Разумеется, Игорь Евгеньевич не стал долго выжидать удобного времени и пришел в издательство в тот же день. По счастливому стечению обстоятельств в его с редактором натурах обнаружилось немало общего, что крайне привлекло их друг к другу. Разговор вышел продолжительным, непринужденным и воодушевил обоих. Решили, что Игорь примется за роман, а рассказы послужат основой сюжета.
Окрыленный Чистяков немедля принялся за дело и даже расчертил строгий план жизни на ближайшие полгода, обозначив в нем и срок создания сюжета, и число знаков, какое следует писать ежедневно, и многие другие подробности. А главное установил для себя обязанность каждодневно, без исключений трудиться над текстом!
Каждый вечер, придя со службы, Игорь Евгеньевич исправно принимался за роман. Вдохновение приходило трудно – всякий раз, немало времени уходило на то, чтобы вписаться в текст, поначалу никак не удавалось поймать кураж. Но вот робкой поземкой тянулись первые фразы, взвихрялись стилистические изыски и под стук клавиатуры рушились куда-то вглубь компьютера, укладываясь ровными строками на виртуальную бумагу. Разрывался в клочья туман, под ним проступали каллиграфические росчерки сюжета.
Главный герой… Сергей.… Приезжает в небольшой провинциальный город.…Ну, скажем…Колокольск…. Последний раз он был здесь студентом... Двадцать лет назад... Встречает Наташу…. Дочь лесничего…. Вместо стройной девчонки зрелая женщина…. Около глаз намек на морщинки.…Но глаза все те же…. Огромные…. В них отражается космос.… Они разговаривают…. Вспоминают…
– Завтра суббота. Ты обещал маме отвезти ее на дачу и поставить парник, – нежно говорит Наташа, не отрывая огромных глаз от Сергея.
– Какой парник? – удивился Сергей.
– Для помидоров. Мама будет помидоры выращивать. И огурцы. Чтобы зимой банки были.
– Какая мама? – Сергей никак не мог пробиться сквозь розовый флер юношеских воспоминаний о Наташе.
– Какая мама? – вслед за Сергеем тупо повторил Игорь.
– Моя мама! Очнись, наконец!
Игорь поднял глаза и увидел необъятных размеров фигуру, задрапированную в лиловый халат. По халату тут и там пригоршнями разбросаны какие-то твари – не то летучие мыши, не то птеродактили. В фигуре Игорь узнал жену, Таню. Халат вспомнить не смог.
– Что это? – он ошарашено посмотрел на халат.
– Где? – встревожилась Таня, опасаясь пятна кетчупа.
– Вот эти чучела, – указал Игорь на птеродактилей.
– Сам ты чучело! – взвизгнула жена. Это авангардная стилизация журавлей. В стиле Хагасавы!
– А-а-а, – Игорь, окончательно пришел в себя.
– Если завтра не поедешь с мамой, между нами все кончено. Ты обещал!
– Конечно, поеду, котенок. Я же обещал!
Игорь поспешил вернуться в Колокольск, но Наташа с Сергеем уже ушли. Пропала легкость слога. В голове ворочались, задевая друг друга, тяжелые неуклюжие фразы. Игорь написал: «Глаза Наташи были подобны бездонной пропасти. Только сейчас Сергей понял, что он утонул в них еще двадцать лет назад и до сих пор плавает там». Перечитал написанное, с отвращением скривился, стер фразу и пошел пить чай.

***
На следующий день по дороге на дачу не выспавшийся Игорь, тщетно пытался сквозь несмолкаемый монолог тещи пробиться в Колокольск.
– Игорек, я такие парники купила! Металлические. Представляешь! Теперь не надо будет каждый год строить. Один раз поставил и навсегда!
– Парники? Таня говорила об одном парнике! – расстроился Игорь.
– Два парника. Помидоры, огурцы, болгарский перец. Одного мало. Ты же любишь перец.
– Люблю, – покорно согласился Игорь, отчетливо расслышав ехидное хихиканье Наташи.
После долгого размышления, наконец, выбрали место для парников. Ворочая лопатой в чавкающей мокрой глине, Игорь раздумывал, где бы ему назначить первое свидание Наташи с Сергеем: в библиотеке, где работала Наташа, или в старинном городском парке? И тот, и другой вариант хорош, но как вписать небольшой намек на чудо, случившееся двадцать лет назад и, должное возобновиться при их встрече!? Как добавить легкий элемент мистики? Нельзя переборщить – намек следовало прописать тонко, даже смутно, слегка гадательно, но в то же время от их свидания должна потянуться новая сюжетная линия!
– Игоречек, давай немного перенесем парник. Я подумала, что посажу сюда березу. Когда она вырастет, будет бросать тень на парник, – вдруг сказала Наташа.
«Береза!» – подумал Игорь – «Хорошая мысль. Интересно в березах живут дриады? Допустим, гуляют они в березовой роще и встречают дриаду. Знакомятся. Дриада приглашает в свою березу. Там совсем иной мир…. Нет. Не то. Причем здесь дриада!? Слишком банально. Все эти эльфы, гномы, дриады уже изрядно наскучили».
– Нет. Не годится береза! – решил он
– Почему? – испугалась теща, – Здесь очень хорошо будет береза смотреться. Рядом елку посадим!
– Елку!? Причем здесь елка…!? Ну, хорошо, пусть будет елка, – покорно согласился Игорь, наконец, разглядев тещу.
– Игоречек, очнись! Ты такой задумчивый все время. Все о чем-то думаешь. Все пишешь. Зачем тебе это? Уже столько книг написали, вовек не прочесть! – кокетливо щебетала та.
Затемно, заканчивая устанавливать дуги второго парника, Игорь решил – библиотека! Сергей придет в библиотеку, там начнется разговор. Спустя двадцать минут, они выйдут в библиотечной дворик и на скамейке под березой все вспомнится!

***
В понедельник на работе был сумасшедший день: следовало разобрать почту; распределить среди сотрудников, пришедшие заказы; составить новые калькуляции для отдела сбыта и прочая, прочая, прочая. Механистически проделывая привычную работу, Чистяков продумывал мистическую составляющую романа.
Ввести мифологические персонажи…. Феи…? Русалки…? Люди думают, что это сказки… На самом деле они реально существуют… Не все могут их видеть…. Наташа и Сергей видели…. Двадцать лет назад…. Сейчас они забыли, но должны вспомнить… Когда вспомнят, им откроется целый мир… Феи… Это должны быть феи…. Только они могут существовать в обоих мирах….
– Игорь Евгеньич, Игорь Евгеньич, – неслось издалека, – посмотрите, что вы наделали!
В волшебном мире, распугав фей и русалок, появилась совершенно неуместная заведующая отделом сбыта Лавренкова. Ее маленькое плаксивое личико выглядело встревоженным, а в обычно сонных, вялых глазах читался ужас.
– Вот, – трясла она перед носом Игоря какие-то ведомости, – получается, что кухонные гарнитуры из ДСП у нас идут как югославские стенки. А сюда, сюда загляните, – негодовала Лавренкова, – это выходит, что обычные табуретки я должна отпускать по цене румынских шкафов!
Игорь сразу понял – в таблице строки с ценой съехали на одну позицию вниз, правка займет минуту, но он терпеливо слушал Лавренкову, сознавая, что попытка прервать ее монолог произведет обратное действие.
– Внимательнее надо! Я за вас работать не обязана! У вас зарплата вдвое против моей! Безобразие какое! – и, бросив на стол Чистякову ведомости, Лавренкова с праведным негодованием триумфальным шагом вышла из кабинета.
Пропал волшебный мир, яркие, сочные краски переменились на обыденные. В окно заглядывало серое небо, и сеял мелкий холодный дождь – проделки циклонов, каких не бывает в волшебной стране.

***
Наконец из разрозненных кусков собрался сюжет и Игорь написал план романа. Оставались неясные места, но таковые легко разъяснятся впоследствии – надо составлять лишь скелет сюжета, а излишние подробности только сковывают и мешают.
Наступил самый вкусный момент – набросать фрагменты текстов основных эпизодов. В это время его осеняли подчас феерические идеи! Иногда казалось, что мозг удивительным образом настраивается в резонанс неведомым вселенским сферам и улавливает идеи людей живущих на другом конце света, а, возможно, и давно умерших. «Если рукописи не горят, то и идеи не пропадают» – думал он.
«Начну, пожалуй, с встречи Сергея с Наташей. Самый продуманный эпизод. От него потянутся остальные» – решил Игорь.
Итак… Встретились в библиотеке… Разговор ни о чем… Вышли во дворик… Сидят на скамейке… Воспоминания… Молча смотрят друг на друга… Сергей привлекает Наташу к себе… Она не отстраняется… Ее глаза… Смотрят тревожно… В них мелькает понимание… Вот сейчас их губы соприкоснуться… И тогда на них обрушатся воспоминания…
Назойливый знакомый звук настойчиво лезет в уши.
– У тебя мобильник звонит, – говорит Наташа и досадливо отодвигается от Сергея.
– Это наверно очень важный звонок. Сейчас все устроится, – извиняется Сергей и отвечает на звонок.
– Игорек! – слышит он в трубке.
– Вы ошиблись! – отвечает Сергей.
– Игоряшка, не валяй дурака! Это я, Леночка. Я совсем запуталась с герундием, а завтра экзамен! Меня англичанка съест, если я не отвечу. Помоги разобраться. Ты дома? Я через десть минут приду.
Ну, конечно, Леночка! Его младшая очаровательная сестричка Леночка. Свое обаяние она часто использовала наподобие тарана, ничтоже сумняшеся, обрушиваясь на своих ближних с проблемами в самое неподходящее время. Поздний ребенок, на двадцать лет младше Игоря, много болевшая в детстве, она привыкла, что все ее балуют.
– Приходи, что с тобой сделаешь!
Подавив тяжелый вздох, Наташа ушла в библиотеку. Сергей с раздражением взглянул на Игоря, буркнул что-то должно быть нелестное и вышел из дворика на улицу.

***
В субботу Игорь проснулся в отличном настроении. Все вокруг было светло и радостно, даже старый кот, дремавший на подоконнике, выглядел празднично. Наскоро позавтракав, Чистяков поспешил к роману, идеи переполняли его, и хотелось возможно скорее перенести их на бумагу.
Против обыкновения, текст полился сразу. Фразы рождались без всякого затруднения, и уже через некоторое время Игорь едва успевал печатать. А потом пришло экстатическое состояние: роман стал писаться сам – идеи и текст возникали не в голове, а всплывали из каких-то глубин сознания, о которых он ранее и не подозревал.
Незаметно растаяли стены комнаты, привычный рисунок обоев заменился старыми березами заброшенного городского парка. Игорь писал, ничего не замечая, от парка, вверх по холмам потянулись улочки укрытые прохладными липами, за ними прятались небольшие особняки, соревнующиеся в вычурности отделки и причудливости небольших садиков с клумбами разнообразной формы, живыми изгородями и даже небольшими композициями камней на японский лад.
Изредка, позвякивая суставами, по холмам неспешно катился трамвай. К запаху цветущей сирени примешивался аромат свежего кофе тянувшийся из кофеен. Игорь сидел в плетеном кресле на балкончике, на столе перед ним лежала толстая пачка исписанных листов, на них, чтобы не унес ветер, стояла тяжелая фарфоровая кружка с остывающим горячим шоколадом.
– Хватит писать, отдохни, – на балкон вышла Наташа, – смотри какой замечательный город. Остановись, а то все испортишь. И шоколад остывает.
– Да, лучше уже не напишешь, – на балконе появился Сергей, – мне здесь очень нравится. Я словно домой вернулся. Заканчивай, и пойдем гулять.
Игорь пришел в себя и удивленно огляделся, еще не вполне понимая происходящее. Неужели это все он написал? И все же легкая, едва заметная дымка закрывала Колокольск. Не хватало совсем немногого – самой первой фразы в начале романа. Так было и раньше – начало было самым трудным и лишь после завершения рассказа, он начинал писать первый абзац. Никогда не выходило написать сразу, всегда казалось, что первая фраза нехороша!
Но сейчас он точно знал, какой она должна быть. Решительно пододвинув к себе первый лист рукописи, он в один росчерк пера написал: «В пятницу, тринадцатого апреля, жизнь Игоря Евгеньевича Чистякова, служащего крупной мебельной компании, переменилась решительным образом»…



Просветление

С утра настроения у Николая Федоровича Воробьева, скромного служащего водопроводной комиссии коммунальной компании небольшого городка Ямска, не было никакого. После вчерашнего банкета по случаю успешного завершения ремонта центральной улицы сильно болела голова, но не как бывает после выпивки – равномерно, а толчками, отдавая куда-то в правый глаз.
И автобус сегодня на ухабах подбрасывало куда сильнее против обычного. В довершении всего, когда вышел из автобуса, едва не споткнулся об кошку, вылетевшую из кустов. Следом случилось другое мелкое происшествие – подходя к офису, искоса бросил взгляд в зеркальную витрину кафе и с удивлением обнаружил на лице усы. «Странно. Я же сбрил их недавно. А может, забыл?» – засуетились в голове мысли. Тщательно ощупал верхнюю губу – усов не было.
Войдя в кабинет, первым делом включил электрический чайник, чтобы заварить кофе – дома, по причине самочувствия позавтракать не успел. Затем посмотрел в зеркало – усов не было. «Откуда же тогда усы в витрине?» – задумался Николай Федорович и тут же легко разъяснил задачу, решив, что когда сбоку глядел в витрину, рядом шел человек с усами и так угол зрения совпал, что усы прохожего прилепились к его, Воробьеву, отражению.
С усами у Николая Федоровича не складывалось. Когда был без усов, думалось, что без усов нехорошо – уж больно пустое лицо выходило. Когда отпускал усы, выражение лица делалось развязным и даже глумливым и опять получалось нехорошо. Оттого Воробьев то сбривал усы, то отпускал их вновь. Уютно затихнув в кресле, он пил кофе, постепенно приходя в себя.
– Николай Федорович, вас к себе Валерьян Борисович требует, срочно! – в комнату вбежала перепуганная секретарша.
– Что случилось? – Воробьев от неожиданности аж подбросился в кресле.
Поговаривали будто Валерьян Борисович, директор компании, – дальний родственник губернатору, не то троюродный племянник, не то троюродный дядя. Судя по возрасту скорее дядя, но дальние родственные связи порой черт знает как перекрутятся и может выйти, что племянник окажется старше дяди. В любом случае он был вхож в самые высшие областные сферы – деньги в компанию поступали исправно.
К подчиненным своим он был добродушен и снисходителен, а те в благодарность за свое благополучие всячески оберегали его, ограждая от ненужных подробностей коммунального хозяйства, которыми Валерьян Борисович быстро утомлялся.
Когда Воробьев вбежал к Валерьяну Борисовичу, тот, откинувшись, сколько можно назад в кресле, растерянно кивал наседавшему на него мужичонке неопределенных лет, по внешнему виду человеку совершенно незначительному.
– А вот и Николай Федорович, – обрадовался Валерьян Борисович, – он сейчас во всем разберется.
Мужичонка живо оборотился и пронзительно глянул куда-то внутрь Воробьева.
– Николай Федорович, ты уж помоги товарищу, реши его вопрос, чтобы, значит, вода была и вообще, – неопределенно произнес Валерьян Борисович, а в его взгляде читался приказ – и, чтобы духу его тут не было!
– Конечно, конечно, пойдемте со мной товарищ, – Николай Федорович деликатно, но решительно сдернул посетителя со стула и вывел в коридор.
– Что же вы так – сразу к директору!
– Кто вас тут разберет – кабинетов тьма тьмущая! Некогда мне, у нас в Яблоневке вода пропадает, – рассердился мужичонка.
Невысокий, худой, какой-то всклокоченный, он походил на драчливого воробья. Мелковатые черты его лица сложились в едкое выражение.
– Яблоневка – это деревня ваша?
– Село! – обиделся Мальцов, – народу без малого три сотни человек.
За разговором и дошли до кабинета
– Вас как зовут? – дружелюбно, чтобы сбить наступательный настрой, спросил Воробьев.
– Мальцов Павел Петрович.
«И вправду маленький какой-то» – подивился точности фамилии Воробьев, но ничего не сказал.
– А я – Воробьев Николай Федорович.
– У меня тесть тоже Федорович, – Мальцов доброжелательно глянул на Воробьева, – беда у нас в Яблоневке, Федорович.
Воробьев тут же соорудил на лице сочувствующее выражение, отчего сделался похожим на плаксивую бабу, и принялся выслушивать жалобы посетителя, а тот разохотился и дребезжал без остановки. Дескать, была раньше речка, а нынче пересохла, а без речки плохо и пристально взглядывал на Воробьева – понимает ли он, что без речки плохо? Тот сочувственно кивал – мол, как не понять, плохо, конечно, без речки.
Ободренный Мальцов разъяснял, что без воды ни огород полить, ни белье постирать и глядел на Николая Федоровича. Тот не подводил – кивал в нужном месте. Один раз Воробьев, застрявший мыслями во вчерашнем банкете, пропустил жалобу Мальцова и кивнул не в лад. Тому пришлось несколько раз повторить, что без воды баню истопить невозможно, наконец, Колесов кивнул в нужном месте и разговор побрел дальше.
Загипнотизированный неспешностью беседы, Николай Федорович стряхнул с себя дрему.
– Стало быть, с водой у вас в селе плохо?
Посетитель сочувственно посмотрел на Воробьева, поражаясь его бестолковости, и затянул заново.
– Пересохла у нас речка …
– Почему к нам сразу, а не в райцентр? – перебил Николай Федорович.
– Были в райцентре. Оттуда буровую прислали и бурят, да только не там бурят. Дед Федор им место указал, в каком искать, а они не слушают.
– Хорошо, хорошо, – от свербящего голоса посетителя у Воробьева возобновилась головная боль, – разберемся.
– Все говорят, что разберутся, да никто не разбирается, – посетитель уже залез в голову к Воробьеву и выворачивал того наизнанку.
– Разберемся, – взмолился Николай Федорович, – я сам к вам приеду.
– Когда поедем? – оживился Мальцов.
– Командировочные выпишу, соберусь, и поедем, – после вчерашнего Воробьеву до смерти хотелось поскорее выбраться на свежий воздух, – как раз на двухчасовой поезд и успеем. Вечером к пяти приедем.
Так и вышло, в пять часов их уже встречали на станции. На небольшой привокзальной площади в окружении нескольких уазиков стояла повозка с лошадью, к ней они и направились.
– Мы, что же на лошади поедем? – удивился Воробьев.
– Ну да, на лошади. К нам на машине добираться несподручно. По асфальту километров на двадцать пять больше, а потом все равно полтора километра по лесу.
– А телега не развалится, уж больно ветхая?
– Не развалится, Аристарха отодвинь, чтобы не мешал, – Мальцов указал на кота невообразимой расцветки.
Посреди телеги в жаркой дреме расплющился жирный кот. Воробьев брезгливо, но довольно чувствительно ткнул Аристарха кулаком в бок, тот не шевельнулся, тогда Николай Федорович обоими руками уперся в кота и сдвинул его на край телеги. Кот приоткрыл глаз и уставился на Воробьева. Воробьев впился глазами в кота, дескать, попробуй, возрази, тот закрыл глаз и снова задремал. И хотя кот первым закрыл глаз, и по всему получалось, что Николай Федорович победил, но Аристарх так презрительно и демонстративно закрыл глаз, что выходило будто он таким образом выказал презрение Воробьеву и последнее слово осталось за котом.
– А, что за окраска у него такая… помойная? – чтобы хоть как досадить коту спросил Воробьев.
– Это знаменитый кот, известный мышелов. У нас в деревне таких раз, два и обчелся, большой редкости порода!
Ехали долго. На душе у Воробьева сделалось хорошо и просторно, город съехал куда-то на край сознания и виделся оттуда размыто. Свежий воздух сморил, и он задремал. Проснулся уже в деревне.
Николай Федорович был знаток своего дела и легко разобрался, где нужно бурить. Вода пошла. Но в деревне обнаружился старый водопровод, который он решил восстановить. Позвонил в офис, отчитался перед Валерьяном Борисовичем, получил одобрение и напутствие о необходимости составить отчет про водопровод и, чтобы непременно с печатью сельсовета, пообещал все выполнить в точности и… оказался на свободе.
Конечно, не только в водопроводе было дело. С хозяйкой, Ольгой, у которой его поселили, отношения сложились весьма … дружеские. Когда-то в молодые годы, Николай Федорович был женат. С Леной он познакомился в институте. В целеустремленности и тщательности, с какой он учился, Лена ошибочно провидела успешную карьеру. На последнем курсе института они поженились и уехали в Ямск. Негромкость жизни небольшого города, отсутствие честолюбивых устремлений Воробьева, заметно поубавили розовый флер в ее глазах. Через три года она решительно оборвала семейную жизнь, попеняла ему на скудость чувств, забрала дочку и уехала в Москву к родителям.
Впоследствии в жизни Николая Федоровича, конечно, случались женщины. Однако неудачный опыт семейной жизни если и не превратил его в завзятого холостяка, то заметно прибавил настороженности. Всякий раз, когда пассия Воробьева намекала на возможность совместного проживания, Николай Федорович из самых лучших побуждений, желая предостеречь даму сердца от неприятностей, пускался в пространные рассуждения касательно трудностей своего характера и прочих препятствий к семейному счастью. Так и получилось, что прожил пятнадцать лет холостяком, окончательно затвердев в одиночестве.
С Ольгой все сложилось иначе. То ли незамысловатая деревенская жизнь разрушила настороженность Воробьева, то ли чрезвычайные доброта и радушие Оли сыграли роль, но он ни разу не припомнил о трудностях характера. Скорее, наоборот – сделался необычайно нежным и внимательным сердечным другом, откуда-то взялись галантность манер и ласковость обхождения, совершенно очаровавшие Олю и заставляющие ее смущенно краснеть подобно неопытной девушке.
Однажды зашел к соседке – та жаловалась на водопровод.
– Вот труба вроде течет, – указала хозяйка, – сейчас чуть подкошу, чтобы вам удобнее было. Трава прямо прет в этом году – конец июля, а уже второй раз косить пора!
«Конец июля, это как время пролетело! Выходит я уже скоро два месяца здесь» – настигла Воробьева мысль. «Меня же за прогул уволят! Надо срочно обратно выбираться, потом лучше в отпуск сюда приеду» – запаниковал он.
После обеда Николай Федорович несколько раз порывался сказать Оле об отъезде, да так и не отважился. Потом подумал оставить записку с объяснениями, даже начал писать, но выходило путано и долго. Тогда решил, что вечером как приедет в город, позвонит и все объяснит, скажет, что обязательно вернется, только возьмет отпуск и тут же обратно. А затем улучил момент, когда она ушла по делам к соседке, быстро накидал в портфель свои вещи и едва не бегом устремился к лесу.
Пройдя немного, Воробьев вышел на утоптанную тропинку, и несколько раз свернув, как объясняли местные мужики, двинулся по направлению к соседней деревне, от которой, по словам Мальцова, было рукой подать до шоссе, а там – на автобус и до станции. И хотя на душе было нехорошо, Воробьев упрямо продолжал идти вперед. Изрядно поплутал, но вскоре вдалеке увидел деревню и прибавил шаг, а когда до ближнего дома оставалось метров сто, узнал большую липу, росшую на окраине Яблоневки.
«Просто липа похожая» – успокоил он себя, но через минуту узнал и дом, в котором две недели назад проверял водопровод, а на лавочке у забора сидел старичок, угощавший его наливкой.
– Николай Федорович, – обрадовался он, – заходи? Кваском холодным побалуемся, только из погреба достал.
– Спасибо, Викентьич, – припомнилось имя старичка, – в другой раз.
– Ну да, ну да, – закивал Викентьич, – Ольга, небось, с ужином заждалась.
«Какой же я идиот! Уехать отсюда, от Оли» – думал Воробьев, неуклюже пряча портфель за спину, всякий раз, когда навстречу попадались прохожие. Войдя к себе в избу, Воробьев воровато оглянулся и сунул под портфель под лавку.
– Коленька, где пропадал? Ужин стынет, а тебя все нет. Иди скорее, – услышал он Олин голос.
Поужинали. Оля была по-особенному внимательна и предупредительна, иногда испытующе смотрела, будто хотела спросить о чем-то. Воробьев, погруженный в се6я, ничего не замечал, и лишь когда Оля забылась и не убрала взгляд, он, наконец, выплыл из раздумий.
– Ты чего так смотришь?
– Как? – улыбнулась она.
– Ну, так… необычно как-то, – смутился нежностью ее глаз Воробьев.
– Да вот все думаю: как тебе лучше – с усами или без них? – расхохоталась Ольга.
Он аж онемел, сразу припомнился случай с усами в витрине в тот самый день, когда началась эта история. Припомнились и мелкие необычности: сорока, сидящая на Олином плече; ее умение заговаривать лишаи у деревенской живности; а однажды она, что-то пошептала и тут же прошла сильная головная боль; много еще в том же духе вспомнилось и связалось в цепочку.
– Так это значит ты тогда в витрине… как же это… это выходит ты…, – начал было Воробьев, не умея произнести «ведьма».
– Не переживай, никакая я не ведьма. Заговоры мне от деда достались – тот любую боль мог заговорить. К нему и скотину приводили – он пошепчет, пошепчет, рукой по-особому поводит, и проходят лишаи.
– А в витрине тогда с усами…, это как же вышло?
– Ах, это, – рассмеялась Оля, – тоже, наверное, от деда – задремлю иногда и вижу людей, с какими вскоре встречусь. Вот и тебя увидела, и про усы почему-то сразу подумала. Там у вас тогда Пашка Мальцов был – мой брат двоюродный. Мы с ним иногда друг друга чувствуем. Он говорит – это телепатия по-научному называется. Вот я тебя увидела и решила созорничать, а Пашка мне помог. Оттого с усами так и вышло. Ему от деда больше меня перешло – иной раз взглянет на человека и сразу все про него поймет. Я так не могу… Давай лучше телевизор смотреть, сейчас мой любимый фильм будет.
Вполглаза глядя на экран, Николай Федорович о чем-то сосредоточенно размышлял, никак не решаясь спросить.
– Скажи честно: это ты меня так по тропинкам закружила, чтобы я обратно в село вернулся? – наконец, решился он, когда фильм закончился.
– Нет, что ты! – посерьезнела Оля, – Я так не умею, а если и умела, никогда бы не воспользовалась, нельзя насильно человека привязывать. Грех это! Что-то устала я сегодня, пойду спать. Ты идешь?
– Иди, я посижу чуть во дворе и приду.
Николай Федорович задумался, пытаясь разобраться – как же это вышло, что прошло без малого два месяца, а он и не вспоминал о работе? И телепатия вся эта, и заговоры. Разве бывает такое!? Это же все сказки! Или не сказки? Он чувствовал, что здорово изменился за это время. Все договора, главбухи и даже сам Валерьян Борисович казались отсюда такими ненужными…, незначительными. Перемены пугали и… радовали, от них захватывало дух. Прежняя жизнь в городе предстала какой-то тщедушной… приплюснутой.
Очень многое открылось сегодня, обрывки мыслей никак не могли связаться в целое, что-то огромное, чего он никак не мог охватить разумом, виднелось перед ним, и вдруг, на краткое мгновенье Воробьева осияла изумительная ясность бытия, все стало пронзительно понятно. Ошеломленный он сидел на крыльце, ослепнув и уставив взгляд внутрь себя, не замечая ничего вокруг.
«Вот оно значит как. А я то думал…, а оно значит вот так. Просто вот так и все. И не надо ничего такого, а все вот так само собой…» – немного бессвязно, когда к нему вернулась способность мыслить, рассуждал Николай Федорович, глядя в черное звездное небо. Летние звезды были огромны и ярки, и чем дольше он смотрел на них, тем ближе и ярче они становились. И уже не только вверху были звезды, но и вокруг, и даже внизу, и не было ничего кроме древнего, вечного бездонного звездного неба. Внутри Воробьева разлился покой, и огромная, необъятная тишина лежала повсюду.


0

#2 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 июля 2009 - 17:23


Алексей Чернов /г. Москва/


Краткая биография.

Я родился в 16 февраля 1953 г. в Москве, окончил Московский автодорожный институт (МАДИ). Наверное, не очень интересно писать где и когда я работал, скажу лишь, что 9 раз менял работу в поисках «лучшей доли». Работал в различных компаниях, разрабатывал разные электронные устройства. Но стал чувствовать себя подобно лошади, впряженной в мельничный жернов – изо дня в день по одному и тому же кругу. Так или иначе в конце 2004 г. попытался резко изменить судьбу. Не буду рассказывать все злоключения, но в конечном итоге в феврале 2005 г. я стал работать редактором в техническом журнале. Сейчас я главный редактор (не подумайте, что хвастаю, просто излагаю факты). Помимо составления плана журнала, приходится редактировать, переводить и писать самому. Все это крайне мешает писанию литературных текстов, все же язык технических статей абсолютно иной.

Интервью.
Вопрос - ответ.

- Вы стали призером конкурса . Это Ваша первая победа в литературном конкурсе?

Ранее побеждал вот здесь http://perfilova.flybb.ru/topic210.html

- Почему Вы решили принять участие в сетевом конкурсе?

Главным образом из желания примерно представить себе свои возможности и получить квалифицированные отзывы на свои тексты.

- Чем стала для Вас победа в конкурсе?

Очень приятно

- Как давно Вы пишете?

Примерно 2, 5 года.

- Ваши излюбленные жанры?


Нереалистическая проза, сказки

- Литературное творчество отнимает много сил и времени. Как много и часто Вы пишете?

К сожалении, пишу редко – хроническая нехватка времени, много работы

- Как относятся к этому занятию Ваши близкие?

С пониманием

- Вы хотели бы видеть свои произведения, изданными в электронном варианте?

Да.

- Вы хотите иметь реальную возможность продвигать себя в Интернете как автора?

Да.

- Каковы Ваши ближайшие творческие планы?

У меня есть несколько законченных и полузаконченных (скорее набросков) глав романа. Попытаюсь закончить

- Что Вы любите читать? Расскажите о своих читательских предпочтениях.

Сейчас с удовольствие читаю классику: Куприн, Л. Андреев, Шмелев, Чехов. Булгаков. Люблю Кинга и очень нравится Владимир Орлов. Люблю Эренбурга, хотя давно не перечитывал.

- Какая книга оставила наиболее глубокий след в Вашей судьбе?

Не могу сказать однозначно. «Мастер и Маргарита», наверное?

- Кто Ваш любимый писатель и почему?


Л. Андреев, М. Булгаков – великолепный язык и психология!

- А каким Вы представляете себе своего читателя?


Немного ненормальным – таким же, как и я (шучу)

- Планируете ли Вы в будущем участвовать в сетевых литературных конкурсах?

Да.

- Что бы Вы хотели сказать старожилам и новичкам сайта «Ковдория»?

Пожелать успеха.




0

#3 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 25 июля 2009 - 17:49


Алексей Чернов


ПОДБОРКА


Мобильник

Этот рассказ – шутка. Однажды я ошибся, набирая номер, и услышал в ответ: «Набранный вами номер не существует». Тут же родилась идея рассказа. Правда, пока писал, сюжет изрядно изменился. Наверное, этот рассказ в жанре «шутливая мистика», если таковой существует.

Сменить телефон Николаю Петровичу Воробьеву, скромному бухгалтеру ЖКХ небольшого городка Ямска, следовало давно. Пять лет для мобильника все равно, что вечность и все же работал телефон исправно, а выбросить исправную вещь Николаю Петровичу было невозможно. Он и ботинки носил, пока подошва не начинала отваливаться, и рубашки изнашивал до бахромы на рукавах.
Не скажешь, что Воробьев был жаден, скорее – бережлив, ну, может, малость прижимист под стать внешности. Выглядел Николай Петрович и вправду скуповато: невысокого росточка, мелкие, чуть размытые черты лица и походка какая-то… суетливая, дребезжащая.
Так бы и служил ему мобильник до полного износа, не случись странность – однажды, ни с того ни с сего посыпались из него обрывки былых разговоров. Когда такое произошло в первый раз, Николай Петрович выключил телефон и разговоры тотчас прекратились. Спустя немногое время Воробьев включил мобильник – все было в порядке, но к вечеру он вновь разболтался, припомнив и вовсе древние разговоры. Николай Петрович зачаровано слушал, едва вспоминая собеседников, но когда послышался визгливый голос бывшей жены, поспешил отключить телефон. Хотя экран сразу погас, голос проговорил до конца обычный набор обвинений, помянув испорченную жизнь и прочие грехи.
С женой Воробьев познакомился в институте. В целеустремленности и тщательности, с какой он учился, Лена ошибочно провидела успешную карьеру. На последнем курсе института они поженились и уехали в Ямск. Негромкость жизни небольшого города, отсутствие честолюбивых устремлений Воробьева, заметно поубавили розовый флер в глазах Лены. Через три года она решительно оборвала семейную жизнь, забрала дочку и уехала в Москву к родителям.
Навеянные неисправным мобильником воспоминания расстроили Николая Петровича, и он твердо решил купить новый телефон. На следующий день зашел в магазин и принялся выспрашивать молоденькую продавщицу о разных моделях, заодно, рассказав о неисправности своей трубки. Та поначалу безучастно вежливо слушала, затем в глазах ее замелькали искорки, наконец, не выдержала, прыснула смехом и убежала. Николай Петрович засмущался и поспешил прочь.
В следующем магазине проявил осторожность – не стал сразу задавать вопросы, а принялся рассматривать, выложенные на витрине телефоны, искоса поглядывая на продавцов. Который за прилавком, доверия не вызвал, но второй, смахивающий тряпкой пыль с витрин, расположил к себе. Пытаясь удостовериться в его надежности, Воробьев осторожно посматривал на него. Тот бросал ответные испытующие взгляды, но разговор начинать не спешил. Выглядел он солидно – в очках, костюме, галстуке. Улучив момент, когда продавец за витриной занялся единственным в салоне покупателем, Воробьев решился заговорить.
– Вот, хочу мобильник новый купить. Старый совсем не годится.
– А, что с ним?
– Сам включается, и разговаривает – выпалил Воробьев и уставился на продавца.
Повисло молчание. Продавец о чем-то размышлял. Николай Петрович испугался, что тот не поверит ему и полез в карман за трубкой.
– Нет, нет, не доставайте – всполошился продавец и оттеснил Воробьева в дальний угол салона.
– Так я правду говорю. Старый совсем мобильник. Мне бы новый, деньги у меня есть.
– Не в этом дело. С новым та же история может выйти.
– Что же делать? – всполошился Воробьев.
– Прежде надо старый очистить.
– Как очистить? – растерялся Николай Федорович.
– Нужно к Мастеру идти.
– К какому мастеру? – вконец расстроился он.
– У нас в городе только один Мастер. Сделаем так, – парень решил, что Воробьев заслуживает доверия, – подходи ровно в четыре. Я свяжусь с Мастером, испрошу аудиенцию.
– А если он, того… откажет? – испугался Воробьев.
– Мастер никогда не отказывает просящему!
Два часа Николай Петрович бесцельно блуждал по городу, обойдя его из конца в конец. Прозрачной воздух близкой весны тревожил и гнал кровь по жилам. Идти домой не хотелось. Мысли кружились вокруг загадочного мастера. Без десяти четыре он был у салона и чуть не подпрыгивал от нетерпения. Новый знакомец вышел через пятнадцать минут.
– Пошли, нас ждут. Меня Вадим зовут.
– Николай – представился Воробьев, – я вот тут подумал: может мне мастер старый мобильник починит? Тогда и новый покупать не придется.
– Мастер не чинит. Это тебе не ремонтник какой-то, а Мастер, – с придыханием на последнем слове произнес Вадим.
Они пересекли парк, и вышли к старой, стоящей на отшибе, пятиэтажке. На одном из подъездов криво висела надпись «Химическая лаборатория», туда они и направились. Лаборатория размещалась в подвале – большое помещение было наискось перегорожено кусками фанеры, на полу повсюду валялись разломанные стулья, старые помятые канистры и прочая рухлядь.
За скособоченным столом громоздился невероятных размеров голый по пояс мужик. Сложением он напоминал вылезшее из кадки тесто. Росту в нем было метра два. Венчала фантасмагорическую фигуру абсолютно круглая лысая голова с утопленными в щеках искорками глаз. Человек-гора был обсыпан каким-то порошком серого цвета.
– Вот, Мастер, привел, – робко сказал Вадим.
– Кто ты? – пророкотала гора.
– Я, это… Николай, – заробел Воробьев.
– О чем просишь, Николай?
– У меня мобильник того… сломался, стало быть. А Вадим, он говорит, что ты… вы… это… вроде как починить можете, – мысли кружили калейдоскопом.
– Не, починить, а очистить, – шикнул Вадим, – сколько раз говорил!
– Не ругайся, ученик, – обратился Мастер к Вадиму, – он подавлен моим величием и еще не посвящен.
– Извиняюсь, если что не так, – окончательно смешался Воробьев.
– Положи на стол свой телефон.
.Мастер внимательно оглядел трубку, затем вытянул над ним ладонь, прикрыл глаза и затих. Потом надел пупырчатые рукавицы ядовито зеленого цвета, взял в телефон в руки и снова прикрыл глаза.
– Демоны! – он отбросил мобильник, – так я и думал.
Повисла тишина. Человек-гора откинулся на спинку кресла и тяжело дышал, по его щекам, прожигая дорожки в серой пыли, стекали ручейки пота.
– Я извиняюсь, какие демоны? В мобильнике демоны!? – Разорвал тишину Николай Петрович. В голове припекало, будто там развели костер.
– Демоны! Несть им числа, так и норовят протиснуться!
– Что же делать? – прошептал насмерть перепуганный Воробьев. Костер в голове уже пылал вовсю.
– Садись, вот тебе лист бумаги, переписывай из мобильника номера телефонов, какие хочешь сохранить, но не больше десяти.
Воробьев, высунув язык от усердия, всматривался в подслеповатый экран, разглядывал номера телефонов, определяя из них наиболее нужные. Наконец, труд был закончен.
– Покажи, – потребовал Мастер.
Он внимательно вгляделся в цифры, выписанные на бумаге, и снова закрыл глаза. По его желеобразному торсу забегали волны. Лицо исказилось гримасой. Через минуту он открыл глаза, схватил ручку и тщательно вымарал два номера.
– Эти не пойдут. Заражены. Ученик, – обратился мастер к Вадиму, – принеси сосуд очищения.
Тот отошел в дальний угол комнаты и вернулся, неся в руках наполовину заполненную жидкостью стеклянную пятилитровую банку. Верхняя половина банки была аккуратно срезана. Мастер снова надел пупырчатые рукавицы, взял мобильник и бросил его в банку. Раздалось шипение, повалил белый дым, от едкого запах заслезились глаза. Пластмассовый корпус телефона оплыл и осел тонкой слизью на дне банки. Металлические детали разъедались на глазах.
– Все! Не выбраться им теперь! – позлорадствовал Вадим.
– Еще не все. Надо просящего очистить.
Человек-гора тяжело поднялся и стал за спиной Воробьева.
– Возьми лист с номерами телефонов, держи крепко, чтобы не выпал. Закрой глаза. Расслабься.
Николай Петрович ощутил, как с шипением гаснет пожар в голове. Мысли улеглись, стало клонить ко сну, и он задремал.
– Очнись, просящий, – разбудил его голос Мастера.
– Что, все уже? – пришел в себя Воробьев.
– Нет, но дальше только ты сам сможешь. Слушай внимательно. Как придешь домой, возьми и перепиши телефоны с этого листа, – Мастер кивнул на зажатый в руке Воробьева список, – на другой. А этот сожги. Потом повтори все несколько раз.
– Сколько раз переписывать? – прошептал испуганный Николай Петрович.
– По-разному бывает, сам поймешь. Как бумага, на какой телефоны записаны, перестанет чадить, стало быть, тогда демоны исчезли. Они могут жаловаться, молить, чтобы ты перестал жечь, а ты не слушай, жги, пока не изыдут проклятые. Как все закончишь, можешь другой телефон покупать и эти номера в него вписывать. С последнего листа, который останется, перепиши номера в записную книжку и всегда с собой носи.
Все получилось, как и предсказывал Мастер – вначале листы с номерами телефонов горели с черным дымом, и трещали, потом стали сгорать быстро и бесшумно.
С новым мобильником прежние осложнения позабылись, жизнь потекла по накатанной колее. Весна окончательно расположилась в Ямске. Как всегда, в последние выходные перед майскими праздниками предстояло открытие футбольного сезона – Ямская команда встречалась с соседями на первенство области.
Николай Петрович был охоч до футбола, и делил привязанность со своим старинным другом – Владимиром Федоровичем Михневым из компании по озеленению, с которым и договорились идти а на стадион. И хотя все у них было загодя обговорено, все же решил Воробьев еще раз позвонить и предложить взять не по две бутылки пива, как обычно, а по три – первая игра как-никак.
Он достал мобильник, еще раз похвалил себя за верный выбор – и недорого, и не хуже, чем у многих – нашел в телефонной книжке Владимира Петровича и нажал кнопку вызова.
– Набранный вами номер не существует, – надменно ответил холодный женский голос.
«Это как же не существует. Быть того не может. Наверное, она что-то перепутала» – растерялся Николай Петрович и позвонил снова. На этот раз ответа пришлось ждать чуть дольше.
– Набранный вами номер не существует! – с едва заметным раздражением ответил тот же голос.
– Как не существует!? Подождите, девушка, – засуетился Воробьев, но связь оборвалась.
«Наверное, в телефоне что-то сбилось! Надо по записной книжке номер набрать» – осенило Николая Петровича.
– Набранный вами номер не существует!!! – брезгливо, не удерживая раздражение, ответила невидимая собеседница.

***
Михнев просматривал какой-то скучный отчет, когда зазвонил телефон. Что-то в звуке вызова было не так, даже мурашки по телу пробежали. Он достал трубку, и звонок сменился погребальным колокольным звоном. Вместо привычного письменного стола перед глазами разверзлась яма с кривыми краями, вкруг нее комьями навалена вырытая бурая мокрая глина. Набухшие от дождя черные деревья клонились под тяжестью обсыпавших их нахохленных птиц.
От колокольного звона воздух загустел, стало трудно дышать. Владимир Федорович начал задыхаться и в испуге закричал, встревоженные криком птицы, порхнули с ветвей и закружились перед Михневым. Между птиц возникли отвратительные перекошенные чешуйчатые рожи. Все стремительно завертелось и унеслось куда-то в небытие, прихватив с собой Владимира Федоровича.

***
Воробьев озадаченно рассматривал телефон. Происходило нечто непонятное – еще вчера он разговаривал с приятелем, а сегодня ему объявили, что номер не существует! «Наверное, здесь связь плохая, надо отойти немного» – решил он, и перешел на другую сторону улицы. Уверенный, что сейчас все образуется, Николай Федорович позвонил еще раз.
– Ты больше не существуешь, – отчеканил холодный голос сквозь вой и скрежет помех.
«Это как не существую!? Опять мобильник сломался. Да, что ж это за напасть такая! Надо срочно менять пока гарантия не кончилась» – Воробьев задергался, будто намеревался бежать в разные стороны, затем бросился к салону, где купил трубку.
– Это, что вы за телефоны такие продаете!? Месяц проработал и сломался, – ворвался в магазин Воробьев, – где этот продавец? Еще в костюм вырядился, галстук нацепил, сволочь! – Николай Петрович выхватил из кармана мобильник и запустил им в парня за прилавком.
– Успокойтесь, гражданин, – опомнившийся охранник обхватил Воробьева, не давая тому шевельнуться, и нажал кнопку вызова милиции, – вот возьмите свою трубку, чтобы потом к нам претензий не было.
Как только подоспевший милицейский наряд забрал Николая Федоровича, продавец принялся куда-то звонить. Соединиться сразу не удалось, и он заметно занервничал. Наконец, ему ответили.
– В чем дело Незир? Ты не должен вызывать меня без крайней необходимости.
– Знаю, Намребод. К тебе медиума повезли. Похоже, он напряжения не выдержал, прими меры.
– Хорошо, посмотрю. Если, что – переправлю его Родарбалу. Пусть решает, что с ним делать.
Через пять минут Воробьева уже вводили в отделение милиции.
– Куда его? – спросил сержант у дежурного лейтенанта.
– А, давай ко мне, – в коридоре появился капитан, – что-то скучно сегодня, никаких происшествий.
– Забирай, – обрадовался дежурный.
– Пойдем, – капитан положил руку на плечо Воробьеву и привлек его к себе.
Их карикатурная несхожесть вызвала гомерический смех. Тщедушный Воробьев совершенно затерялся на фоне высокого капитана, едва доставая ему до плеча.
– Ну, что ж ты, братец? – ласково выговаривал капитан, листая протокол, – дебош учинил.
– Мобильник, гады, продали сломанный. А он говорит, что я не существую, – отчего-то Воробьев испытал расположение к капитану и решил быть с ним откровенным.
– Это как не существуешь? – удивился капитан, – вот же ты передо мной!
– Так и я про то же, – согласился Воробьев, – наверное, опять демоны балуются.
– Демоны? – занервничал капитан, – какие демоны?
– Мне этот продавец, гад, про них рассказал. И еще кто-то, не помню. Тоже длинный такой, вроде тебя, только поздоровее.
– Вон оно, что – демоны, – капитан пристально вгляделся в Николая Петровича, – знаешь, что, давай-ка мы тебя отправим в одно хорошее местечко, вроде дома отдыха, ты там выспишься, отдохнешь, а потом и поговорим. Лады?
– А чего ж, – согласился Воробьев, – что-то я и правда, устал немного.
– Вот и хорошо. Посиди, я сейчас все оформлю, сразу и поедешь.
Капитан быстро заполнил несколько бланков и дал расписаться Воробьеву. Тот не читая поставил подпись в указанных местах.
– Вот и славно. Ты, брат, подожди минутку, а я сейчас быстро все устрою.
И правда, устроилось все очень быстро, и уже через пятнадцать минут Николай Федорович ехал в той же милицейской машине в психоневрологический диспансер, расположенный в небольшом поселке неподалеку от Ямска.
Сразу после его отъезда капитан сделал срочный звонок.
– Родарбал, медиума отправил тебе. Встречай, похоже, он действительно плох. Надо принимать меры.
– Хорошо, Намребод. Не хотелось бы его терять, посмотрю, что можно сделать.
В машине Николай Петрович уставился в окно, пытаясь понять, куда его везут. Видно было плохо – все размыто и бесцветно. Он повернулся к милиционерам попросить тряпку протереть окно, но и они показались какими-то смазанными черно-белыми тенями. «Может, я действительно не существую?» – навалилась апатия и Воробьев задремал.
– Вставай, приехали, – минут через двадцать растолкал его милиционер.
Шли по двору, потом какими-то коридорами. Воробьев плохо видел – пятна лиц, были неразличимы. Он безвольно болтался между двух милиционеров, удерживающих его под локоть. Наконец, пришли на место, милиционеры оставили его в кабинете и ушли.
– Что с вами приключилось? – послышался ласковый голос из-за стола.
– Да, вот мобильник купил, а он сломался. Говорит, что я не существую. А старый демоны испортили. Может опять демоны и в новом? – бессвязно бормотал Воробьев, – а может я и впрямь, не существую? Уже и вижу плохо совсем.
– Ну, что это за разговоры такие! Устали, перенервничали. Сейчас отдохнете, и все наладится. А пока выпейте, – врач протянул ему две большие таблетки.
Николай Петрович послушно выпил таблетки, запив их глотком воды. Помолчали. Зрение стало улучшаться, и стало возможным разглядеть за столом громоздкую фигуру врача.
– Ну, как вы?
– Получше стало.
– Что это у вас за мобильник загадочный? – спросил врач, – покажите, пожалуйста, любопытно взглянуть.
Воробьев порылся в карманах и положил трубку на стол.
– Обычный телефон, – пожал плечами врач, – давайте так сделаем – вы сейчас поспите, отдохнете, а потом поговорим.
Как только Николая Федоровича увели из кабинета, туда тут же вошел худощавый парень в очках.
– Ну, как? – спросил он.
– Не пойму, Иллок. Что-то тут не так. Не смог я его прочесть. Он очень сильный медиум, я таких не встречал. Мы вчетвером сюда пять лет пробивались, а он наших троих переселенцев за неделю перетянул и не заметил. Через него в этот мир может еще куча наших попасть. Очень не хотелось бы его терять. Куда он, интересно, дозвонился, кто ему сказал, что он не существует? Это очень важно выяснить! Давай соединимся и попробуем увидеть. Он запивал таблетки из этого стакана. Совсем немного выпил, больше половины осталось. Сейчас нам вода все скажет. Начали, Иллок. Придется тебе дать мне свою силу. Один я не смогу.
Они сплели руки и склонились над стаканом воды. Пот ручьями тек по лицу врача, проедая русла на посеревшем лице. Через полчаса лицо Родарбала исказилось ужасом, и он без сил рухнул в кресло.
– Демоны шестого круга! Он случайно нашел их. Через него они забрали этого, как его… Михнева и теперь прокладывают путь сюда. Надо срочно уходить. Вызывай Незира, Намребода и переселенцев. Быстро!
Через двадцать минут в кабинете врача сидели капитан милиции, продавец из салона и трое переселенцев.
– Уходим. Срочно! Сюда идут демоны шестого круга. Надо запечатать этот мир, чтобы они не смогли нас учуять и, чтобы никто из наших случайно не мог сюда попасть. Никогда! Страшно подумать, что здесь скоро начнется!
Они стали в круг и сплели руки. Через минуту фигуры стали оплывать, еще через несколько секунд от них потянулся дымок, наконец, от фигур не осталось и следа, лишь небольшой дымный смерч, поблуждав по кабинету, втянулся в мобильник, лежащий на столе, и исчез. Тот сразу зашипел, оплавился и растекся по столу пятном немыслимо уродливой формы.

***
– Ну, молодцы. Просто молодцы! – приговаривал седой генерал в форме астральной полиции, от избытка чувств бегая по огромному кабинету.
– Служим отечеству! – хором ответили Воробьев с Михневым.
– Ты, Николай Петрович, ментальный гений! Такое перевоплощение! Тебя их дознаватель до последней клеточки прощупал, когда мобильник очищал, – расхохотался генерал – и ничегошеньки не обнаружил! Буду ходатайствовать о присвоении тебе внеочередного звания. Двадцать лет в чужой шкуре прожить, это дорогого стоит! Это же надо – скромный бухгалтер! – вновь расхохотался генерал.
– Уже и сам стал забывать, что я – майор астральной полиции. Думал, что они не заявятся никогда. И придется мне весь век прослужить в бухгалтерии.
– Ну, а ты капитан, – обратился полковник к Михневу, – просто слов нет! Так сымитировать демонов шестого круга! Как они бедняги испугались! Убежали и запечатали канал тринадцатой печатью! Теперь уж точно мы их несколько тысяч лет не увидим! Молодцы ребята!
– Тринадцатая печать, – задумчиво протянул Михнев, – видно крепко напугались!
– Еще бы! Они демоны только четвертого круга. Для них те из шестого все равно, что львы против ягнят – сожрут и не заметят, – усмехнулся Воробьев.
– Вас, мужики, скоро по всей форме чествовать будут. Может быть, даже Президент примет, а пока давайте в узком кругу отметим. Коньячку чуть-чуть, по нашему обычаю, – генерал разлил по рюмкам особый коньяк пятидесятилетней выдержки.
Выпили, припомнили подробности операции, посмеялись над глупыми демонами. Выпили еще раз, порадовались, что все обошлось без кровопролития.
– Дааа, – задумчиво протянул генерал, – тех двоих, что в салоне крутились, мы подозревали. Никуда этим из четвертого круга от мобильников не деться. Они же только через них и могут попасть к нам. Но вот на других двоих не думали. Проверили формально – уж больно этот врач огромным мужиком был. Да, и капитан тоже длиннющий под два метра! Обычно они рядились в неприметные обличья – средний рост, лица заурядные, а тут как нарочно внимание привлекали. Видно поумнели.
– Я когда увидел этого мастера, который мне мобильник очищал, – усмехнулся Воробьев – аж, опешил. Никогда таких здоровенных мужиков не видел.
– А расскажите, что вы там с этим звонком учудили, – полюбопытствовал генерал, – это же надо сообразить такое: «ты больше не существуешь». В оперативном плане ничего подобного не было. Здорово придумали! Те сразу и клюнули. Ну и воображение у вас!
– Это не я признавайся, Володя, твоя импровизация? – обратился он к Михневу, – я, когда услышал, обомлел, только потом дошло, что это ты для убедительности изобразил.
– А я на тебя подумал, – изумился Михнев, – еще удивился, что ты меня заранее не предупредил!
– Стоп! – прервал их генерал, – выходит вся эта история со звонком не ваших рук дело!?
– Это не я, – ответили они в один голос.
– Тааак, – протянул генерал.
Тишину разорвал неприятный зуммер. На огромном, во всю стену, мониторе слежения на границе астральной области засветились несколько малиновых точек – признак попытки проникновения неизвестных существ.
– Это не демоны. Выходит ты все же куда-то дозвонился. Интересно куда? Что ж скоро узнаем – иссеченное шрамами магических войн лицо генерала затвердело в холодной гримасе. Недрогнувшей рукой он потянулся к панели вызова оперативной группы…



Служение

Это даже и не рассказ, а скорее синопсис к возможной повести. Решил записать идею.


Как обычно, поначалу ничего не получалось – только смятые карандашные наброски на полу. «Надо было им открывать этот дурацкий маршрут в Мексику! Чем Сибирь хуже: реки, тайга – рисуй, не хочу! А теперь придумывай невесть что… пальмы всякие» – злилась Инна, комкая очередной набросок к рекламному плакату, по заказу турфирмы. Она просмотрела описание маршрута, порылась в интернете и нашла сведения о племенах майя живущих в Мексике, даже немного почитала об их жутковатых Богах, но ничего не приходило в голову.
Инна решила прибегнуть к проверенному способу: прилегла на диван и погрузилась в тишину – по опыту знала, если ничего не придумывается, надо просто расслабиться и из кружев идей обязательно придет решение. Мысли лениво текли вокруг привычных предметов Потихоньку стала проступать картинка… размышление прервал звонок.
– Инна, привет. Хорошо, что я тебя застала. У меня к тебе дело, – сыпалась из трубки Настина скороговорка.
– Настя, мне ужасно некогда, надо срочно плакат для турфирмы доделать.
– Ой, да какой плакат! Я для тебя работу классную нашла. Мы сейчас премьеру готовим в жанре мистики, и у нашего главного идея возникла – один акт спектакля сделать в храме. Я ему объясняю: декораторов нет – все в отпусках. А ему шлея под хвост попала – орет, что не его дело, дескать ищи где хочешь! Я о тебе и вспомнила. Ты художник-декоратор, для нас писала немного, требования знаешь.
– Какой я декоратор! Это когда было. И писала не все декорации, а только фрагменты – вашим художникам помогала.
– Тем более! Такая возможность – всю сцену написать. Когда еще шанс представится! Так и будешь всю жизнь в своем агентстве рекламу для килек в томате малевать.
Настя попала в точку. Инне прискучили однообразные рекламы. Раньше рисовала с удовольствием: пыталась каждому плакату сообщить индивидуальность, сделать броскими, запоминающимися. Однако со временем однообразие заказов стало угнетать, она набила руку и рисовала по инерции, не вдумываясь в сюжет.
И вот сейчас, когда предоставлялся случай выбиться из колеи, Инна испугалась. По образованию художник-декоратор, она никогда не писала декорации самостоятельно. Почти сразу после окончания Суриковского института, ушла в декретный отпуск. Потом переменила несколько мест, нигде не задерживаясь подолгу, пока не устроилась дизайнером в рекламное агентство. Было страшно браться за декорации к целой сцене…, но так хотелось попробовать!
– Решайся, только одна сцена. С твоими талантами на пару недель работы, – Настя прибегла к откровенной лести.
– А, что за сцена, какой храм?
– Действие в Мексике происходит. Храм майя, в нем оживают древние Боги.
– И у тебя Мексика! Мода, что ли в этом году такая? Я для турфирмы плакат делаю – они туда маршрут открывают.
– Вот видишь! – обрадовалась Настя, – все один к одному складывается.
– Погоди, я почти ничего не знаю ни про майя, ни про их Богов, – вяло отбивалась Инна.
– Заканчивай свой дурацкий плакат. Я завтра во второй половине дня заеду и привезу материалы. Выберу для тебя самое основное.
– Но…, – начала Инна, еще не зная, что скажет.
– Все, договорились, до завтра, – решительно прервала Настя.
***
Работа над декорациями увлекла – пришло вдохновение, какого не было давно. Инна работала с утра до вечера, древние Боги приходили даже во снах. Через десять дней декорации были готовы, и их должен был принимать главный режиссер, но пока работала, в голове сложился новый сюжет. Стало безразлично, как пройдет приемка декораций, она была одержима новым замыслом и хотела лишь одного – возможно скорее перенести его на полотно. Наконец, появился главный в сопровождении помощников и ассистентов, войдя в студию он ошеломленно остановился перед декорациями.
– Что это за мазня…? – начал он возмущенно и замолчал.
Выражения его нервного, подвижного лица переменялись с изумительной быстротой: категорическое неприятие сменилось задумчивостью и под конец осветилось пониманием и одобрением. Какое-то время он молча рассматривал декорации.
– Совсем не то, что я ожидал, но, возможно, так лучше. Вон те бурые пятна, которые я вначале принял за небрежность – это кровь, не правда ли? И эта бордовая мрачность, неровность оттенков стен – вы так задумали?
Из-за спины режиссера Настя восторженно улыбалась и делала ободряющие жесты.
– Да, грубость и нервность декораций умышленны, под стать Богам майя. Их Боги… они тяжелы и истеричны, – Инна замолчала силясь найти подходящие слова.
Повисло молчание, шли минуты.
– Тяжелы и истеричны…, – наконец повторил режиссер, – в этом что-то есть. Вы заставили меня задуматься. Может быть мы уделим этой сцене больше внимания, хорошие декорации. Спасибо!
Все наперебой принялись поздравлять Инну. Комплименты кружили голову, но над мыслями парил Бог майя – Тецкатлипока: повелитель звезд и холода, владыка стихий, Бог-демиург, он же разрушитель мира, Бог ночи, завладевший воображением Инны и, рвущийся из ее мыслей на полотно.
Уже следующим утром она набросилась на работу и через неделю картина была закончена. Инна буквально выплеснулась, не оставалось сил на простейший карандашный набросок. На следующий день она стала различать недостатки в казавшемся поначалу идеальным полотне, захотелось переделать, исправить, переписать какие-то фрагменты, но как только подступала к полотну, силы оставляли ее. Возникло ощущение будто картина вытягивает энергию, Инна даже набросила на нее покрывало.
***
Игорь, пребывал в легком состоянии души – на работе сдал свою часть проекта, в издательстве, с которым сотрудничал, приняли его перевод. Можно было несколько дней побездельничать.
В один из таких дней он и зашел на выставку-продажу картин – давно уже присматривал симпатичный натюрморт, но или ничего не нравилось, или было слишком дорого. На этот раз повезло – почти сразу заметил подходящую картину, деньги полученные в издательстве позволяли покупку. На всякий случай решил обойти всю выставку – вдруг приглянется что-то получше!
Внимание привлекла картина, композиция которой заметно отличалась от остальных. Действие разворачивалось в огромном языческом храме. Более всего в глаза бросалась, задрапированная куском красной ткани, необычайно эффектная женщина, любующаяся собой в зеркало. Высокая, стройная, с ясными, чуть удлиненными чертами аристократического лица, она ничуть не напоминала холодные модели с глянцевых обложек, ее красота была вызывающе чувственной… даже отчасти непристойной. В глубине зеркала полунамеком виднелась фигура, тревожащая своей неправильностью, но легкий дымок вившейся около зеркала и неясность силуэта не позволяли разъяснить причины беспокойства.
В полстены капища раскинулся огромный пятнистый зверь, под ним аккуратным полукругом рассыпан чуть сероватый порошок, похожий на муку. Тут же, к грубо отесанному камню привязан красивый смуглый юноша с фигурой атлета, вкруг него стояли пять жрецов, один из них с ножом. Картина была пронизана ожиданием, и Игорь невольно поддался настроению.
В минуты сосредоточения резкие черты лица и худоба придавали ему трагическое выражение, а выразительные глаза и иссиня черные длинные волосы, заплетенные сзади в хвостик доводили трагичность едва не до гротеска. Необычность внешности и внимательность, с какой Игорь вглядывался в полотно, привлекала немногих посетителей, но рассмотрев картину вблизи они не обнаруживали в ней ничего примечательного.
– Нравится?
Игорь обернулся – у окна стояла женщина. Лившийся с улицы свет мешал разглядеть ее черты в подробностях, но несомненно на картине была изображена она.
– Вы позировали художнику?
– Я – художник.
– Вы очень красивая, – искренне сказал Игорь.
– Спасибо!
– Что это за храм?
Женщина подошла к картине, и Игорь увидел, что поспешил с комплиментом: взамен красавицы, какая была на полотне, перед ним стояла унылая механистическая копия – сонные глаза, усталое, немного обвисшее лицо.
– Храм Тецкатлипока – одного из главных богов майя.
– Эта зверюга и есть Тецкатлипока?
– Нет, ягуар – одно из воплощений Бога.
– Мне очень нравится… Меня зовут Игорь.
– А меня – Инна. Забирайте, вы первый кому понравилась картина.
– Она наверно дорогая?
– Нет, – Инна назвала удивительно низкую цену, – Она мне больше не нужна. Пока писала – думала, выйдет шедевр, а потом… Эта картина вымотала меня. Забирайте.
Дома Игорь не долго раздумывал и повесил картину в комнате, напротив окна – примерно так она висела на выставке, к тому же на стене в нужном месте торчал шуруп – не надо было возиться с дрелью. Картина ошеломила старого вылинявшего кота, дремавшего на подоконнике. Он впился в нее глазами и злобно зашипел, подергивая кончиком хвоста. Спустя немногое время, кот похоже смирился и вновь задремал. Но всякий раз, когда позже вечером Игорь подходил взглянуть на полотно, кот просыпался и чуть слышно басовито гудел.
***
Кольку ломало, он крепился изо всех сил, но завязать с наркотой не мог. Злой, голодный: дома не было ни копейки, он решился на крайнюю меру – продать нож из коллекции. В прежней жизни, когда был успешным врачом, увлекался изготовлением ножей – делал к ним рукояти. Над каждой работал неделями, не спеша, тщательно подбирая дерево. Колька, тогда еще Николай Павлович, пользовался известностью среди коллекционеров и ему предлагали за ножи очень приличные деньги, но он всем отказывал, объясняя, что работает ради удовольствия и в деньгах не нуждается.
Долго рассматривал ножи, выбирая наименее ценный, наконец отобрал подходящий, аккуратно завернул его в тряпицу и вышел на улицу. Особого выбора не было: продать нож и найти дозу, можно было только в Яме – так в городе называли площадь неподалеку от речного порта. Торговля там шла почти круглые сутки, затихая утром и вновь оживляясь ближе к вечеру, когда ресторан и пивной бар заполнялись посетителями.
По дороге к нему прибился странный кот: всклокоченный с желтыми фарами глаз, он басовито урчал, не отставая ни на шаг. Дойдя до Ямы, Колька не пошел на освещенную площадь, стесняясь и боясь открыто предлагать нож, а остановился неподалеку, в полутемном переулке. Кот забился в подворотню и оттуда непрерывно орал, нервируя Кольку, но прогнать его он не решался. Сказать по правде он даже немного побаивался этого кота. Наконец в переулке показался одинокий прохожий.
– Слышь, мужик, выручи. Помираю. Дай сколько можешь, – Колька неловко протянул нож.
– Да, пошел ты! – не оборачиваясь, хлестнул тот в ответ.
Кот орал уже в голове. Злая нервная тоска заплескалась в Кольке. Он кинулся вслед прохожему и неумело, с ожесточением начал бить того ножом в спину. Мужчина в панике побежал, но тут же упал. Сверху на него набросился Колька, продолжая в неистовстве наносить удары, куда попало.
Вскоре, прохожий затих, какое-то время Колька по инерции колол ножом, но резкий запах крови и утробное завывание кота, лакающего кровь, отрезвили. Он в растерянности смотрел на изрезанный труп, липкие от крови руки. «Я не хотел. Надо спрятать его куда-то!» – ужас навалился на него. Схватив тело за ноги, отволок труп в подворотню и, подвывая от страха, бросился бежать.
Кот урчал, жадно лакая кровь, его глаза сделались круглыми и необычайно яркими. Ближе к полуночи в проулке появилась Надька – местная бродяжка, собиравшая бутылки, сегодня она вышла раньше обычного, чтобы опередить товарок. Завидев труп, Надька тихо ойкнула, а, увидев бешено сияющие желтые плошки глаз кота, бросилась бежать.
Позже она будет клясться следователю, что видела чудище с огромными яркими глазами, а когда он ради шутки даст ей потрепанный атлас животных, забытый кем-то в незапамятные времена, Надька, полистав его, уверенно ткнет пальцем в ягуара.
Колька сидел дома, трясясь от страха, хорошо еще, что за подкладкой пиджака нашлась заначка – вывалившаяся из дырявого кармана одна доза. Но когда на следующий день вновь стало невмоготу, он крадучись выскользнул из дома и около подъезда натолкнулся на давешнего кота.
Кот шипел и не сводил с Кольки глаз, у того в голове что-то замкнуло и он обреченно поплелся за котом. Дальнейшее помнилось плохо, обнаружил он себя уже дома – в грязной одежде. В кармане лежали три заветных пакетика. Через несколько дней он вновь решился выйти на улицу и уже, не вспоминая кота пошел привычным маршрутом, а когда тот все же встретился около Ямы, Колька даже обрадовался знакомцу и, кажется, уловил одобрение в кошачьих глазах.
***
Последнюю неделю Игорь без видимых причин ощущал беспокойство, нервность тупой иглой засела в сознание. Пару раз снились кошмары – набрасывался на какого-то мужчину и, захлебываясь от жадности пил его кровь. Иногда за работой на несколько минут проваливаясь в легкое забытье, самочувствие было отвратительное. «Простудился, наверное, пройдет через пару дней» – решил он.
К следствиям болезни отнес он и странности с картиной: она явно немного изменилась – женщина внимательно смотрела на зверя, хотя вначале любовалась собой в зеркало. Жрецы, стоящие около юноши, ранее смотревшие на него, теперь тоже уставились на ягуара! Фигура в зеркале, первоначально не различимая, проявилась более четко, и казалось, что у нее не хватает… головы! «Не может быть» – убеждал себя Игорь, просто устал, да и температура небольшая поднялась, вот воображение и разыгралось.
От картины исходила опасность, невозможно было отчетливо сформулировать ее признаки, но… «Может быть краски какие-либо ядовитые или аллергия у меня на них. Надо бы позвонить художнице, спросить у нее, что за краски такие?» – размышлял он, и даже принялся разыскивать телефон, но не нашел. Было уже поздно и решил поискать завтра после совещания в редакции, куда его пригласили, для составления плана на квартал. На всякий случай, чтобы окончательно не разболеться, принял на ночь какие-то таблетки от гриппа. Утром встал почти в нормальном состоянии и все тревоги позабылись.
В редакцию Игорь пришел в безоблачном настроении. Подходя к комнате для совещаний, услышал, Светкин смех и бубнящий голос Женьки, научного редактора. Заранее улыбаясь, открыл дверь.
– А вот и Игорь Викторович собственной персоной пожаловали, – оживилась Света, – проходите Игорь Викторович. Ваш визит – большая честь для нас.
– Хорошо, что вы это понимаете, – отшутился Игорь.
– Что с тобой случилось? Ты здорово похудел и бледный, очередная несчастная любовь?
Когда-то им казалось, что между ними возможны близкие отношения, но ничего не случилось. Они сохранили взаимную приязнь, и иногда в шутку, по крайне мере так казалось Игорю, ревновали друг друга.
– Очередной маньяк объявился, – прервал их пикировку Женя, проглядывая местный новостной сайт.
– Сексуальный? – театрально оживилась Света, – тогда понятно, отчего Игорь такой усталый.
– Нет. Вчера нашли уже третью жертву – тело исколото ножом и практически обескровлено. Все жертвы найдены около Ямы.
– Если обескровленный, тогда ты – жертва, а не маньяк. Игорь, серьезно, что с тобой, ты не заболел? – Света поняла, что зашла слишком далеко в своих шутках.
– Устал немного.
– Вы тоже об этом маньяке. Может быть сатанинский обряд? – в комнату вошел главный редактор, – ладно, давайте делом займемся. Надо на квартал прикинуть объем работы.
– Я тебя сначала обрадую, а потом огорчу, – когда окончилось совещание, сказала Света, – деньги за последний перевод я выписала, но отдать их не смогу – сейчас в кассе ничего нет, в банк поедут только послезавтра. После обеда меня не будет – пятница, сам понимаешь, поэтому подходи в районе часа.

***
После продажи картины у Инны все складывалось неплохо, а последние дни энергия била через край, трудно было усидеть на месте – все время хотелось куда-то бежать. Произошли перемены и во внешности – к поблекшему летнему загару прибавились яркий румянец и блеск в глазах. Дочка даже посоветовала использовать поменьше косметики. Смешно – она вообще перестала пользоваться косметикой! Инна и сама ощущала чрезмерность и ненатуральность своего оживления, но не идти же к врачу с жалобой на излишне хорошее самочувствие!
Несколько дней назад возникла навязчивая идея увидеть картину. Инна сознавала, что это не самая хорошая мысль, но ничего не могла с собой поделать. С трудом разыскала визитную карточку Соколова и под надуманным предлогом напросилась в гости. Его бесцветный и даже какой-то обреченный голос насторожил, но желание видеть картину затмило осторожность и они договорились о встрече на следующий день.

***
Света собиралась уходить, а Игоря все не было и она стала звонить ему.
– Сколько можно тебя ждать? – раздраженно выпалила она, когда Игорь наконец взял трубку.
– Ой, извини, забыл.
– Ты заболел? У тебя голос совсем больной.
– Да, голова раскалывается и вялость какая-то. Может быть зайдешь, если не трудно, все равно мимо идешь?
– Ладно забегу на минутку.
От разговора остался неприятный осадок, голос Игоря смутил ее, в нем была какая-то неправильность – ровный, лишенный эмоций, будто говорил бездушный механизм.
Инна пришла вовремя, но сколько ни звонила никто не отвечал. Между тем за дверью отчетливо слышалось движение и странный звук на высоких тонах. Наверное, надо было уйти – мало ли по какой причине хозяин не хочет отвечать, и в другом случае она бы так и поступила, но сейчас Инна физически ощущала притяжение картины.
Она надавила на звонок, и одновременно стала стучать в дверь, та оказалась незапертой и легко открылась. И сразу на Инну обрушился звериный вой, от которого впору было бежать, но картина…, картина тянула к себе. Инна вошла в комнату и замерла. На полу валялась связанная женщина, ее глаза были абсолютно пусты. Посередине комнаты, уставившись с сонным выражением на картину, с ножом в руках стоял Игорь. А надо всем висел вой старого всклокоченного кота, торопившего скорее свершить жертвоприношение.
Воздух вокруг картины дрожал знойным маревом, а сама картина переменилась: на муке просыпанной под изображением ягуара виднелся отчетливый след, от одного взгляда на который охватывал ужас – морщинистый с отпечатком множества когтей, из зеркала почти вывалилось безголовое тело с трещинами на груди.
«Не может быть, это сон!» – Инне вспомнилось описание Тецкатлипоки: магическое дымящееся зеркале откуда он смотрит; безголовое тело с двумя дверцами на груди. Ей стало трудно дышать…
***
Ей стало трудно дышать и она открыла глаза: на грудь взгромоздился ее любимец – кот Тишка, его мяуканье сливалось в непрерывный вой. Она немедля согнала его. «Привидится же такое, надо было поменьше про этих жутких Богов читать» – думала она, заваривая чай. Рисовать рекламный плакат Инна закончила в этот же вечер. На небольшое пятно в зеркале шкафа она не обратила внимания, лишь Тишка изредка косился на него с тревогой.
Владелец турфирмы был доволен: замысел удался, плакат получился даже лучше, чем он ожидал – на фоне мексиканских пейзажей нарисован полуразрушенный храм, на стене изображен ягуар, а рядом – задымленное зеркало. Он уставился в плакат и погрузился в транс – смутная фигура в зеркале потихоньку стала обретать очертания, на грани слышимости раздалось постукивание, какое издают болтающиеся на ветру неприкрытые деревянные двери. Звук усиливался, заранее прикормленный бродячий кот, сидевший у него на коленях подобрался и прыгнул. Благодаря отлично продуманному спецэффекту, в момент прыжка его тело преобразилось в мощного красивого зверя. Зрители первых рядов ахнули от неожиданности и подались назад, а затем вспыхнули аплодисменты.
***
– Ну что же, – редактор отложил рукопись, – неплохо. Только последний эпизод со спецэффектом – не слишком ли накручено?
– В этом самая суть – загорячился автор, – люди способны вызвать Божество из небытия!
– Хорошо, хорошо, давайте оставим, раз вы настаиваете.
***
Отец, дед, прадед – все в их семье служили Тецкатлипоки. Сейчас жрец жил далеко от Мексики – около сотни лет назад его предки были вынуждены покинуть родину, но и здесь они не прерывали свой труд. И сегодня жрец хорошо послужил Богу – приняли к публикации рассказ, в котором не раз упоминалось Его имя. Жаль, что редактор убрал несколько повторений, но и так получилось неплохо – тысячи, а может даже более десятка тысяч читателей, несколько раз произнесут имя Бога! И это только начало – перед жрецом лежал черновик романа. Теперь он точно знал в чем его служба! Жрец вгляделся в огромное, во всю стену зеркало, ему показалось, что едва различимая фигура в самом его уголке стала чуть заметнее.



Скиталец

Смутная идея рассказа давно вертелась в голове, а потом рассказ просто написался сам. Мне не хотелось прямо писать, что произошло с героем, а намек похоже получился слишком неясный.


Виктор Петрович Корин был человек такого рода, какого невозможно представить душой шумного застолья. На всяких праздниках, нередко случавшихся на работе, Корин стремился пристроиться где-нибудь в уголке и оттуда наблюдал за весельем с обиженным и настороженным выражением.
Нет, нет, Виктор Петрович не был аскетом, и никогда не отказывался от выпивки, особенно за чужой счет. Но, выпивая, он лишь мрачнел, становился неряшливым в разговоре и позволял злобные насмешки над теми, с кем в обычное время спешил первым поздороваться и заискивающе улыбнуться.
Причиной такого неуютного характера служила его внешность – неопрятная и какая-то незавершенная: чуть ниже среднего роста; неаккуратная, оплывшая фигура; сырое лицо с крупными чертами, испещренное то ли конопушками, то ли оспинками, то ли еще черт знает чем; две глубокие морщины, рассекающие мясистый лоб; рыжеватые волосы выглядели несвежими и всегда лежали в беспорядке, казалось, что он то ли не успел умыться, то ли не до конца проснулся. В юности он очень переживал из-за своей неказистости. С возрастом переживания забылись, но и по сию пору в сорокалетнем Корине проглядывала злая уязвленность характера.

****
Нынче Виктор Петрович был вне себя от злости. Только что молодая девчонка из отдела персонала бесцеремонно отчитали его за конфликты с покупателями, и пригрозила оштрафовать, если подобное повторится. Надо сказать, что никакой надобности вступать в споры с покупателями у него не было, он занимал скромную должность на складе в мебельном магазине. Однако полномочия свои Корин трактовал расширительно, и его часто можно было наблюдать в торговом зале, где он выговаривал посетителям за неловкое обращение с мебелью.
Выговоры Виктор Петрович делал грубо, на него частенько жаловались, отчего имел неприятности с заведующей торговым залом Ирой Вербиной женщиной во всех отношениях чувствительной, а порой и странной с необычными тонкими, нервными чертами лица, выглядевшей заметно моложе своих лет. Она презирала Корина и не особенно скрывала свое отношение. Виктор платил ей взаимностью, но не мог позволить открыто проявлять неприязнь.
«Опять эта шлюха, Вербина нажаловалась. Думает, раз она с директором спит, ей все позволено!» – бесился он. Войдя в зал, Виктор заметил сидящего на диване кухонного гарнитура Славика, часто подрабатывающего в торговом центре. У Корина аж дух захватило от подобной наглости!
– Ты, что расселся, бомж паршивый. Пошел вон, – подлетел он к Славику.
– Я на минуточку, – искательно заулыбался тот, сердце прихватило.
– Плевать мне на твое сердце. Ты мне весь диван загадишь, паразит.
– Зачем ты обижаешь меня, – удивился Славик, – разве я сделал тебе худо?
– Еще чего не хватало. Ты мне угрожать будешь?
– Я не угрожаю тебе! Дай минутку посидеть. Только принес полки со склада, вот и защемило сердце немного – больно полки тяжелые!
– Водки жрать меньше надо, бродяга проклятый. У вас только одна забота глотку залить.
– Думаешь легко быть бродягой?
– Еще чего не хватало, думать мне о вас. Я бродягой никогда не был.
– Зря ты так, – тяжело поднялся с дивана Славик, – от тюрьмы и сумы не зарекайся.
– Давай, давай, иди отсюда, – вытолкал его из зала Корин.
В дверях он столкнулся с Вербиной, та окатила его презрительным взглядом, но смолчала. «Вот так-то. И сказать тебе нечего» – злобно подумал Корин.
– Это ты, Витек, напрасно, – обратился к нему охранник, – Славик парень хороший. Не в себе немного. Но безобидный. И одет всегда чисто, не то, что эта пьянь. Зря ты так с ним.
– Да, ладно, Колян, подумаешь бродяга какой-то. Ты хоть не доставай. И так, из-за этой стервы настроение с утра испорчено.
– Вон оно как, – понимающе кивнул охранник, – зря ты с ними воюешь. Все равно толку не будет. Ты по любому виноват останешься. Сколько раз тебе говорил!
– Ладно, не бурчи. Давай лучше сегодня пивка выпьем после работы. Расслабимся. А то от этой жары сдохнуть можно.
– Это точно! Такой жары, кажется, с семьдесят второго года не было, когда леса горели. Я мальчишкой в пионерлагере отдыхал, нас из-за пожаров раньше срока домой забрали.
– Вспомнил! Это почти двадцать лет назад было. Салага! Я тогда на овощной базе на автопогрузчике работал. Ладно, через час заканчиваем, встречаемся на улице.
Сидя после работы в пивном баре, расположенном в двух шагах от магазина, захмелевший Корин впал в угрюмое молчание и вполуха слушал бахвальство охранника об успехах у женщин. Неожиданно Виктор почувствовал тошноту, выступил липкий, холодный пот, тело сделалось ватным и непослушным.
– Говорил тебе, не ешь жирные беляши в такую жару, – успел различить голос охранника и провалился куду-то в черноту.

***
– Как он? – услышал Виктор голос врача.
– Всю ночь под капельницей. Пока в себя не приходил, – ответила дежурная медсестра.
– Странно, все в норме, – врач бегло просмотрел показания прикроватного монитора, – если состояние не изменится, закажите в неврологии электроэнцефалограмму.
«Кто он? О ком это?» – вяло зашевелились мысли. В абсолютной тишине голоса звучали гулко, отражались от стен, перекатывались многократным эхом и вновь возвращались, но уже со спутанными и перекрученными словами. Корин припомнил, что вроде вчера выпивал с Колькой… или не вчера?
От голосов осталось шепчущее эхо, оно настойчиво лезло в уши, путало мысли, не давало сосредоточиться. «Что за хрень такая?» – с раздражением подумал Виктор и сразу все округ, аккомпанируя его недовольству, полыхнуло багровым цветом. Да так полыхнуло, что даже с закрытыми глазами отчетливо различались яркие вспышки. «Вроде выпили немного. Неужели галлюцинации?» – ожил детский страх.
На всю жизнь запомнил Корин как увозили из дома отца допившегося до белой горячки, а он, семилетний пацан, прятался от санитаров, боясь, что и его заберут с собой. Отец из больницы не вернулся – с дружками раздобыли какую-то химическую дрянь, разведенную на метиловом спирте. «Смотри, допьешься до галлюцинаций как твой отец» – не раз повторяла мать малолетнему Витьке, стремясь добиться от него послушания.
Но против обычного, когда состояние после выпивки было отвратительным, и злоба заливала до краев, чувствовал он себя замечательно хорошо, как уже давно не случалось. Ничего не болело, хотелось вскочить и бежать от избытка сил. Открыл глаза, повсюду разливался подслеповатый свет, какой бывает осенью недолгое время, когда день уже закончился, но вечерние сумерки еще не наступили.
«А вдруг галлюцинации?» – засомневался Корин, но необычайная ясность мыслей противоречила опасениям. Он принялся оглядываться по сторонам, пытаясь разъяснить необыкновенность ситуации, показалось, что вдали клубится чуть темное пятно. Виктор пристально вгляделся в него, и пятно преобразилось в отчетливую картину: в небольшой комнате на кровати лежал человек опутанный проводами и трубками
«А это еще кто?» – успел удивиться Виктор и тут же узнал себя. От неожиданности он отпрянул, картинка стремительно уменьшилась, а вскоре совсем скрылась. Повсюду куда хватало, глаз стелился грязно серый туман, иногда в него вгрызались черные пятна. Виктор увяз в тумане, навалилось оцепенение. Попытался высвободиться, но ничего не вышло. Туман сделался вязким и тягучим. Время остановилось.

***
– Будем выписывать, – заведующий отделением, пролистал историю болезни Корина.
– Но он еще не полностью восстановился. Да, и с психикой у него… не очень, – возразил лечащий врач.
– Уже неделю в клинике, а у нас на каждую койку очередь. Восстановление психики может идти месяцами. В любом случае это уже не наш пациент. Выписываем! – окончательно решил заведующий.
Утром следующего дня Виктор Петрович был дома. Жара за неделю сменилась дождливой прохладой, но в квартире было душно и затхло – окна закрыты, остатки пищи в невымытой посуде прокисли. Корин беспомощно бродил по квартире, натыкаясь на мебель – ранее слабое зрение теперь испортилось окончательно – и пытался понять, что надо делать. Мысли тяжело пробивались сквозь вату, наполнявшую голову и глушившую звуки – слышал он тоже неважно.
Действие транквилизаторов, которыми его накачивали в больнице, закончилось. При выписке дали новые рецепты, но пойти в аптеку даже в голову не пришло. Внутри засела нервная тоска, гнавшая из дому, и он вышел на улицу. Двигался Виктор как сомнамбула, поминутно останавливался, вспоминая дорогу и, наконец, через полчаса добрел до своего магазина.
В дверях, покуривая, стоял охранник.
– Привет, Витек. Наконец появился! Я тебя уже заждался. Неделю пропадал. Даже пивка не с кем выпить, – обрадовался он приятелю и протянул руку, здороваясь.
Корин прищурившись, вгляделся в охранника, пытаясь понять, чего хочет от него этот человек.
– Здорово, Колян, – наконец узнал Корин приятеля, – как тут без меня?
– Нормально. Как сам, как здоровье?
Буркнув, что-то неопределенное Корин пошел к себе на склад, но и там не сиделось, вышел в торговый зал и в двух шагах от себя увидел ребенка лет восьми, развалившегося в кресле. Его родители рассматривали стенку, не обращая внимания на свое чадо. Виктор спотыкаясь, задевая за стулья, поспешил навести порядок.
– А ну давай отсюда. Слазь с кресла, – набросился он на мальчишку и грубо схватил его за руку.
Тот упал и от страха заплакал.
– Отпустите его, – закричала мать мальчика.
На выручку подоспел отец – толстый неповоротливый мужчина – наверное, последний раз дрался в детском саду. Он оттолкнул Виктора от мальчика, Корин рассвирепел и набросился на обидчика. Они неуклюже сцепились и покатились по полу, задевая столы и опрокидывая стулья. Корин вырвался, и стал избивать отца парня. Женщина испуганно визжала, на ее крик уже бежали продавцы. Они схватили Виктора, а подоспевший охранник отволок его в служебные помещения.
Вербина вызвала директора, и тот увел пострадавших в свой кабинет, где врач торгового комплекса замазала разбитое лицо отца мальчика. Наконец, пообещав значительную скидку на мебель, скандал удалось замять.
Взбешенный директор вбежал в отдел персонала, где Корин безразлично выслушивал выговоры.
– Сейчас же… заявление… по собственному желанию, – задыхался от злости директор, или пойдешь под суд. За драку, за поломанную мебель.
Корин, плохо понимая, что от него хотят, покорно под диктовку написал заявление об уходе и уже через десять минут был на улице.
– Чтобы духа его тут не было, – приказал директор охраннику, – увижу его в магазине, ты тоже без работы останешься!
– Ну и натворил ты дел! У тебя, что совсем крыша поехала? К магазину не подходи. Мне из-за тебя работу терять неохота. Давай, давай, двигай отсюда.
– Ты чего, Колян!? – удивился Виктор.
– Я тебе последний раз по-человечески говорю: иди отсюда, – и охранник положил руку на дубинку.
На лице Корина медленно проявилось понимание. Он поник, отвернулся и деревянными шагами заковылял прочь. Отойдя подальше, сел на лавочку, не зная, что делать. Минут через сорок к нему подсел какой-то парень, лицо было смутно знакомо, но Виктор не смог его вспомнить.
– Видел я, как тебя выгнали, – посочувствовал парень, – что ж теперь делать будешь?
– Не знаю, – промямлил Виктор.
– Пойдем со мной. В нашу общагу, – предложил незнакомец.
Идти было недалеко и минут через десять они уже входили в полузаброшенный заводской цех. В одном его конце еще слабо теплилась жизнь, и даже работал станок, а другой был занят под общагу – наспех сколоченные из старых деревянных ящиков лежанки, какое-то подобие стола. Около года назад в заводском общежитии прорвало трубу, и сюда временно переселили несколько холостых рабочих, денег на починку трубы не нашлось, и временное общежитие превратилось постоянное. Затем появились здесь и бродяги, они нанимались за копейки вывезти мусор, подрабатывали разнорабочими, и администрация завода смотрела сквозь пальцы на их общагу в цеху.
– Слава, ты кого привел? Это же самый гад! Забыл, как он нас гонял? — навстречу поднялся потрепанный парень и угрожающе направился к Корину.
– Не шуми, Володя, – Славик оттолкнул парня от Корина, – видишь, человек в беду попал.
– Сволочь он, а не человек, — поддержала Володю обтрепанная фигура в углу, – меня со склада выгнал. Не дал даже дождь переждать.
– Садись, Витя. Не бойся. Они на самом деле ребята добрые. Пошуметь только любят.
Виктор присел в угол и настороженно замолчал. Он совершенно потерялся в многочисленных перипетиях бесконечного дня. После больницы в голове у него нарушилось какие-то связи, и он плохо понимал происходящее. Бродяги, обитающие в подвале, нещадно материли его, припоминая ему все прегрешения. Но, выплеснув обиды, подобрели – покормили и угостили пивом.
Ночью, первый раз за долгое время, был сон: в нескольких сотнях метров перед ним, насколько хватало глаз, закрывая горизонт, простирался темный туман, тянущийся к небу и сливающийся с мутными облаками. На своем протяжении туман перебирал все оттенки серого цвета, кое-где в него опухолью вгрызались иссиня черные пятна. Иногда по завесе тумана пробегали волны, следом тусклое небо отвечало беззвучной истерикой молний.
Корин стоял и смотрел не в силах отвести глаз, а из тумана ловил тяжелый, тоскливый ответный взгляд. Взгляд звал и просил придти. Он пытался, но как только ступал на растрескавшуюся от жара, безнадежного, ржавого цвета землю, отделяющую его от тумана, в уши ударял низкий гул, земля под ногами покрывалась мелкой рябью, и Виктор начинал тонуть в ней. Он бросался обратно и вновь стоял, уставившись в туман, не в силах уйти.
– Слышь, мужик. Вставай, – кто-то немилосердно тряс его за плечо, – вставай. Помер, что ли?
– Ты чего? Ты кто? – растерялся Корин.
– Я – Серега. Вставай на работу пора.
– Какую работу?
– Такую! Жрать зарабатывать. С нами пойдешь на толкучку. Слава сказал тебя взять, да, вставай же ты!
К рынку подошли затемно – не было и шести часов, но на небольшой площадке уже появились первые машины под разгрузку. Сергей куда-то исчез и через пять минут вновь объявился.
– Наши два правых коридора. До девяти надо все закончить. Увижу, кто водку жрет, удавлю. Ты со мной в паре, от меня ни на шаг, – добавил он Корину.
Работы и впрямь было полно. Три часа кряду без перерыва таскали ящики, мешки, коробки. Виктор как привязанный ходил за Сергеем, механически выполняя его команды. После толкучки был магазин, а позднее пивной бар, с тяжеленными пивными бочками, от которых отваливались руки. Наконец к часу дня добрались домой. Уставший, не чующий под собой ног Корин, уселся на свой матрац и впал в оцепенение.
– Ничего. Привыкнешь, – подсел к нему Слава, – Сергей хвалил тебя. Завтра здесь останешься. По хозяйству поможешь. В магазин сходить, приготовить, ну и вообще…
Дни тянулись однообразно: с утра тяжелая работа, после обеда многие разбредались, кто куда, возвращаясь уже вечером. Часто напивались и ссорились и, если в общаге не было Славы, нередко доходило до драк, но, стоило ему появиться и тихим голосом бросить несколько слов, как все моментально успокаивались. Невысокий, худощавый, отнюдь не выделяющийся физической силой, он имел над ними буквально мистическую власть.
Прошло несколько месяцев. Корин привык к своему новому положению, усталость уже не давила на него. Улучшились зрение, слух, да, и соображать стал лучше. Все чаще повторялся сон, который он видел в первую ночь в общаге, – тоскливый, тяжелый взгляд из тумана, просящий о помощи.
В конце осени состоялся разговор со Славой.
– Вить, может тебе в свою квартиру вернуться? – начал он, – Ну, что ты тут с нами. Здесь все бездомные. А тебе зачем? Зимой трудно будет, многие уедут. Да, и не дело всю жизнь коробки на рынке таскать.
– Как же я один, без вас? – растерялся Витя, – а работать где? У меня же работы нет.
– Я помогу. В городском «Водоканале» рабочие нужны в ремонтную бригаду. Надо с техникой уметь обращаться. Ты – мужик грамотный, научишься.
– Я же один останусь, – испугался Корин, – я не смогу!
– Сможешь. Ты еще много чего сможешь.

***
Когда Виктор вернулся к себе в квартиру выздоровление пошло быстрее: восстановились многие житейские навыки, уже легко ориентировался в городе, почти вернулась память – вспомнилось все, что было до больницы, но вот дальнейшее не припоминалось. События недельной давности еще сохранялись в памяти, а далее все сливалось в неразличимый фон. В Викторе будто что-то разладилось.
Даже не шестым, а каким-то звериным чувством Корин ощущал, что лишился чего-то очень важного. Он не умел понять потерю, но ощущал огромную пустоту внутри. Из него что-то вынули – он жил, но как-то по инерции и более походил на механизм, нежели на человека.
Спустя несколько месяцев в квартире появилась женщина. Виктор не помнил, как и когда она пришла, часто забывал ее имя – Надя, и называл Ниной. Он даже не сразу запомнил, как она выглядит, и несколько раз не узнал на улице. Надя была и вправду неярка: средних лет; невысокая; очень худая, словно обтянутая кожей; мелкие черта лица, на котором выделялись подвижные глаза; еще порывистые, суетливые движения и коротко стриженные темные волосы.
Говорила она много и в основном о магазинах – что, где и почем купила, сколько сэкономила. Виктор не всегда понимал о чем речь, не отличающийся быстротой ума в прежние годы, сейчас он попросту был не в состоянии поспеть за ее скороговоркой.
По вечерам они усаживались у телевизора. Корин не успевал следить за происходящим и переспрашивал, а Надя с удовольствием разъясняла и добавляла свои комментарии к характерам героев. Потом они иногда занимались любовью – Надя затихала, делалась робкой и стеснительной, а Виктор был исступленно механистичен, словно пытался избавиться от чего-то или забыть. Он и пытался – серый с черными пятнами безнадежный туман и тоскливый, желающий сказать, предупредить о чем-то взгляд, не дававший ему покоя ночью, уже иногда преследовал его и днем.
Шли месяцы. Годы. Время текло, не задевая Корина, как будто он и вовсе не существовал. Жизнь тянулась по колее. В доме был относительный достаток и однажды Надя захотела сменить кухонную мебель. В магазине около часа выбирали подходящий гарнитур, и почти все время за Кориным внимательно наблюдала стройная женщина лет шестидесяти с красивым нервным лицом. Несколько раз она порывалась подойти, но каждый раз ее отвлекали покупатели. Наконец, улучив момент, она приблизилась к ним.
– Здравствуйте. Я вижу, вы никак не можете выбрать. Меня зовут Ирина. Я – консультант. Может быть нужна моя помощь?
– Нет, спасибо, – засмущалась Надя, мы сами.
– Простите, мне лицо ваше очень знакомо, – обратилась Ирина к Корину, – у вас нет старшего брата? Возможно, мы с ним вместе работали когда-то.
Виктор растерялся и не знал, что ответить.
– Нет у него никакого брата, – бросилась на помощь Надя, – спасибо, мы сами выберем.
– Кто это? Чего это она к тебе пристала? – смешно заревновала Надя, когда Ира, извинилась и ушла.
– Не знаю. Я здесь работал когда-то. Давно. Не помню уже. Я тебе рассказывал, наверное? – неуверенно спросил Корин.
– Вить, сколько тебе лет? – вдруг спросила Надя.
Они стояли перед витриной с зеркалами, и Надя по извечной женской привычке оглядывала себя и что-то поправляла.
– Не помню, – смутился Виктор.
– Посмотри в зеркало. Ты рядом со мной как младший братик. Раньше я моложе тебя выглядела – обиделась она.
Происшествие в магазине вскоре забылось, и все в их жизни вернулось на круги своя. В ремонтной бригаде, люди менялись часто, и никто не обращал внимания на возраст Корина. Правда, однажды в отделе кадров, куда его вызвали подписать какое-то распоряжение, бдительный кадровик, листая трудовую книжку Виктора, с подозрением подумал – не подделал ли тот себе возраст, чтобы пораньше получит пенсию, и решил непременно разобраться, да, дела закрутили, и он позабыл о своем решении.
Возраст Корина однажды даже стал темой разговора соседей. Они частенько собирались около подъезда и судачили обо всем на свете. Сегодня обсуждали недавнюю передачу по телевизору о необычных явлениях – привидениях и домовых.
– Какие домовые! – горячилась соседка Корина из квартиры напротив, – вы на Витьку Корина посмотрите. Ему уже под шестьдесят должно быть, а на вид и сорока не дашь. Вот вам и приведения! Я сколько говорю, а мне никто не верит.
Увидев, идущего с работы Корина, она неловко затихли.
– Что-то отца вашего давно не видно, – обратилась к нему самая любопытная соседка, – здоров ли?
Виктор попытался сообразить, о чем речь, но ничего не понял.
– Спасибо, – на всякий случай буркнул он и вошел в подъезд.
– Говорю вам – не может быть, чтобы это он был. Ему не больше сорока, а тому уже под шестьдесят должно быть! – настаивала бдительная соседка.
– Ну, может сын или племянник. Нам то, что?
– Как, что!? Самого-то не видно! Может, он убил его! Надо в милицию заявить.
– Ну, выдумаешь – убил! Прямо уж убил, – посмеялись соседки, – и в землю закопал. Мне муж рассказывал, что Витька в ремонтной бригаде работает. Целый день на воздухе. Вот и выглядит молодо.
На том и закончились обсуждение необычных явлений в их доме.
Ночью случился обычный сон, но на этот раз в нем был еще кто-то очень большой, сильный и очень добрый. Он смотрел с сочувствием, любовью и все понимал. Корин растерялся. Сделалось как-то… пронзительно радостно, и он заплакал от облегчения.
– Помоги мне, помоги мне, помоги мне, – молил Виктор, – помоги мне вспомнить, – продолжал шептать просыпаясь.
Весь день было приподнятое настроение, и он даже, что-то напевал себе под нос. Теперь каждую ночь в привычный сон приходил этот большой и очень добрый. Он ласково смотрел на Виктора, а тот плакал от облегчения и радости. Даже днем Виктор иной раз чувствовал на себе любящий взгляд. «Помоги мне, помоги мне…» – шептал мантру Корин. Он жил как во сне, плохо замечая происходящее вокруг и механически выполняя привычную работу в своей бригаде.
Дома Наде приходилось несколько раз окликать его, прежде чем Виктор выплывал из своего полусна.
– Ты, наверное, на работе устаешь? – сочувствовала она.
– Устал. Очень устал, – обычно отвечал Корин.
И все же, несмотря на усталость, выглядел Виктор неплохо, казалось время не властно над ним. И однажды Надя не выдержала.
– Вить, а ты какие витамины пьешь? Я тоже хочу, – смущенно улыбнулась она.
– Какие витамины!?
– Ну, ты такой красивый. Молодой. А я совсем старая стала.
Первый раз за все время Виктор по-настоящему увидел Надю: очень худая, преждевременно состарившаяся от тяжелой работы – Корин все время забывал, где она работает, – иссеченное морщинами некрасивое лицо, синие вены на руках и ногах. Довершал картину неловко наложенный дешевый макияж. Последние несколько лет Надя чувствовала себя неловко рядом с ним – они выглядели как мать и сын, а ведь ей только недавно исполнилось пятьдесят, и с помощью косметики она неумело пыталась возрастом сравняться с Кориным.
– Ну, что ты Наденька. Ты такая красивая.
Надя опешила – впервые, сколько она могла припомнить, Виктор назвал ее так ласково, а красивой ее, не называли ни разу в жизни, чтобы скрыть слезы радости, она поспешила уйти на кухню.
Ночью был тот же сон. А потом кто-то прошел мимо Виктора и ступил на тропинку, отделяющую его от туманной завесы. Пройдя несколько шагов, человек оглянулся и Корин узнал Славу, тот улыбался, а затем поманил Виктора за собой и отвернулся, чтобы идти дальше.
– Подожди, – испугался Виктор, – я не могу идти. Я тону там. Подожди, не уходи, без меня!
– Не бойся. Просто иди.
И Виктор пошел. Он шел и, не отрываясь, смотрел на Славу, а потом они пошли рядом. Туман съеживался и разрывался в клочья. Тоскливый взгляд из тумана прояснялся, оживал. Наконец туман окончательно развалился, из него порхнула какая-то тень, устремилась к Корину и слилась с ним.
Заполнилась пустота, зияющая все годы после больницы, и мгновенно пришло понимание. Корин ужаснулся себе прошлому, отвращение переполнило его, и он боялся взглянуть на Славу, а когда все же посмотрел, то увидел лишь мудрую, добрую улыбку. «Прощен. Я прощен» – понял Корин.
***
Надя долго не могла заснуть, она все вспоминала, как Витя назвал ее Наденькой и сказал, что она красивая. Ей очень хотелось сделать что-нибудь приятное в ответ, и она решила побаловать его оладьями со сметаной. Утром встала пораньше и принялась за дело – был выходной, на работу не идти. Бросив на сковороду последнюю партию оладий, она пошла будить Витю.
– Вставай, лежебока – прокричала она с порога комнаты, – слышишь запах какой, а ты спишь!
Витя не просыпался. Тогда она подошла поближе, его лицо выглядело необычайно спокойным, умиротворенным, вялость, какая обычно читалась в чертах, исчезла.
– Вставай, – чувствуя неладное, но, еще не веря, потянулась она будить его, вста…, – начал было она, и захлебнулась ужасом, почувствовав ледяной холод тела.
С кухни донесся запах горелых оладий. Надя рыдала, со слезами уходило горе, оладьи горели на плите.
«Все совсем не так плохо» – пытался сказать ей Виктор, но она не слышала его. Корину захотелось как-то утешить ее. «Ты очень красивая, Наденька» – прокричал он.
Надя плакала, потом вспомнила, как он вчера назвал ее Наденькой и красивой, улыбнулась сквозь слезы, и пошла выключать плиту.




Мы всегда выбираем сами?

Это не самостоятельный рассказ. Начинал писать набросок повести, а потом решил сделать рассказом


Первая галлюцинация у Олега Никольского, заведующего лабораторией радиофизического института в небольшом городе Ближнеречинске, случилась в начале февраля, незадолго до его сорок третьего дня рождения – допоздна засиделся с книжкой на кухне и уже собирался идти спать, когда послышался нарастающий свист, затем внезапно упала тишина, и все вокруг окуталось густой серой пеленой. Олег не успел испугаться – по телу пробежало легкое сотрясение, и взгляду вновь предстала привычная обстановка. Тогда подумал, что задремал в кресле, но примерно через две недели видение повторилось вновь, потом дней через десять еще раз. А затем они стали повторяться примерно раз в неделю или чуть реже. Случалось, пелена виделась темно-серой, иногда в нее вкраплялись черные пятна.
После третьего или четвертого случая Олег решил обратиться к своему другу, Сашке Дроботову – врачу-невропатологу, заместителю главврача городской больницы, да все откладывал из-за нагромождения дел. К тому же на носу были майские праздники, из Москвы обещал приехать Володя Радин, и вся их компания бывших одноклассников – еще Сережка Кривин, с которым они работали вместе в институте – как обычно, соберется на шашлыки в лесу неподалеку от города. Вот тогда, решил Олег, он как бы невзначай и намекнет Дроботову о своих проблемах.
День для пикника выдался отличный – солнышко, тепло. Дурачились, болтали обо всем на свете, даже боролись, под иронические комментарии жен. Ближе к вечеру засобирались домой, кинули на пальцах жребий, как привыкли еще со школьных времен, кому идти к речке за водой для мытья посуды – выпало Олегу.
– Это несправедливо, я уже ходил сегодня, – попытался отвертеться Олег.
– Не расстраивайся, Никола, – Радин обратился к нему по школьному прозвищу, – жизнь вообще несправедливая штука, а ты никогда не был баловнем судьбы.
– Зато ты ее любимчик. У тебя вон, какой живот.
– Живот – часть имиджа солидного человека, каковым я и являюсь, в отличие от некоторых.
– Ты кого имеешь в виду?
– Ну не тебя, конечно! Ира, как ты двадцать лет выдержала замужем за таким занудой!?
– Иногда сама удивляюсь.
– Отстань от моей жены, или я кое-что расскажу про тебя.
– Что? – тут же заинтересовался Кривин.
– Это секрет… пока, но если он и дальше будет приставать к Ире…
Так пререкаться они могли бесконечно. Продолжая улыбаться Олег, зашел за деревья, закрывающую речку, продрался через орешник, и стал спускаться к берегу. Неожиданно повеяло гнилью, ноги провалились в жидкую черную грязь. Необычайно быстро солнце закрылось набежавшими облаками, вместо искристой речушки взгляду открылась узкая, извилистая речка, повсюду усеянная завалами из камней и мусора, наталкиваясь на них, мутная вода вскипала грязной пеной. Берег толстым слоем покрывала бурая прошлогодняя трава, из нее часто торчали остовы засохших прошлогодних бурьянов. На невысоких, искривленных деревцах чахло бледнели зеленые листочки, сверху нависало небо, укрытое толстым слоем серых облаков.
Олег растерялся и зачем-то попытался сбить ногой высохшее скрюченное деревце – нога прошла сквозь ствол без малейшего сопротивления, и он едва не упал. «О, Господи, опять галлюцинации! Да, что же со мной!?» – испугался Олег. Это было… нечестно, сегодня такой отличный день. Но уже через несколько мгновений сквозь облака проглянуло солнце, и глазу предстала привычная картина. Олег присел на поваленную березу и растерянно уставился перед собой. На этот раз он расстроился по-настоящему – видение было совсем иного толка, нежели прежде, оно было какое-то безнадежное, пугающее настроение испортилось.
– Саша, – пожаловался он Дроботову, когда вернулся с водой, – у меня кажется крыша едет.
– Это нормально, среди вас я только один здоровый.
– Я серьезно, – и Олег вкратце рассказал о своих проблемах.
Дроботов посерьезнел, зашевелил губами, что-то вычисляя.
– Значит так. Сегодня у нас суббота, жду тебя в четверг утром. Выйдет из отпуска заведующая кабинетом томографии, и мы тебя основательно проверим.

***
В четверг Олега полтора часа гоняли по разным кабинетам, наконец, он вернулся к Дроботову. Тот внимательно просмотрел результаты обследований.
– Будешь смеяться, – заявил он, – но ты совершенно здоров. Мелкие отклонения не в счет, все в пределах нормы. В больнице очень неплохое оборудование и мы проверили все, что могли – ты здоров.
– Тогда в чем дело, что со мной происходит? – Олег заметно успокоился.
– Скорее всего, обычное переутомление. Конечно, галлюцинации могут возникать при опухолях мозга, а на ранней стадии опухоль очень трудно обнаружить – надо смотреть совсем на другой технике, такой как в областном центре. Но у тебя нет никаких показаний к таким подозрениям. Когда ты рассказал о своих проблемах, я поговорил с Ирой. Очень аккуратно поговорил, не нервничай. Намекнул, что ты выглядишь усталым, и спросил – не замечала ли она в тебе каких-либо изменений? Объяснил, что при возникновении синдрома хронической усталости, возможны небольшие отклонения в психике. Она ответила, что ничего такого не замечала. Поговорил с Сережкой Кривиным, намекнул, что ты мне не нравишься, дескать, выглядел в субботу слишком усталым. Он сказал, что у вас сейчас на работе запарка и, что с тобой все в порядке.
– Вот спасибо, теперь меня в институте точно будут считать психом.
– Все мы немного психи – пошутил Саша, – Я не просто так расспрашивал. В поведении пациентов с опухолью мозга часто прослеживаются странности. Они совершают необычные для себя поступки и забывают о них. За тобой ничего такого не замечалось. Конечно, я выпишу направление в областную больницу, обязательно надо пройти обследование, но нет никаких оснований для паники. Но мозг штука хитрая, потому тут требуется осторожность в диагностике, как говорил мой учитель – среди точных наук медицина занимает второе место после религии.
– Я помню, ты часто это повторяешь, особенно когда выпьешь.
– Не ерничай. Я говорю с тобой откровенно, потому что хорошо тебя знаю. И последний вопрос. Пойми, я спрашиваю не из любопытства. Скажи, у тебя есть женщина… кроме Иры?
– Ну, есть, а что? – помедлил Олег
– У тебя с ней все нормально… ну ты понимаешь, о чем я?
– Нормально, нормально, какое это имеет отношение…
– Имеет, – перебил Саша, – иногда неурядицы в психике возникают из-за сексуальных проблем.
– Ладно, Саша, спасибо, пойду. Ты меня утешил, честно, без шуток. Я думал у меня, что-то серьезное, шизофрения, а это всего лишь усталость…
– Ну, до шизофрении тебе еще очень далеко. Скорее всего, простое переутомление, но тут такая тонкая грань… Если долго испытываешь стресс, рано или поздно организм не выдерживает. Поэтому обследование надо пройти обязательно, я от тебя не отстану.
– Пройду. Только дела закончу – до конца мая кровь из носа надо договор закрыть.

***
«Есть ли у него женщина? Хороший вопрос. Можно ли сказать о Наташе, что она у него есть? Вряд ли, она просто есть, сама по себе. Как и он тоже – сам по себе. Может это и неплохо?» – размышлял он, возвращаясь из больницы в институт.
Олег не раз перебирал подробности отношений с Наташей. В его жизни и прежде случались женщины. Ничего серьезного, ничего такого, что угрожало бы семье, короткие романы… время от времени... совсем редко. Но то, что было с Наташей, даже отдаленно не напоминало прежние увлечения. Ни к чему не обязывающие поначалу отношения стали частью жизни.
Он с нетерпением ждал встреч, часто под различными предлогами уходил с работы и спешил к Наташе, волнуясь и желая ее. И она отвечала взаимностью, полностью отдаваясь, доверяя себя без остатка, но и взамен брала, сколько хотела, не вспоминая условности и стыдливость. Такая искренность поначалу озадачила, но вскоре стала привычна, все прежние знакомства померкли и ушли из памяти, будто их никогда не было. Олег не понимал, что могла найти в нем Наташа. Себе он казался человеком заурядным: ни внешность, ни карьера, ни какие-либо экзотические пристрастия или необычные черты характера не выделяли его.
Они познакомился, в середине марта. Олег возвращался на служебной Волге из областного центра, моросил мелкий дождь со снегом, под колесами чавкала грязно-серая каша. Наташа голосовала около автобусной остановки.
Ему приходилось встречаться со многими людьми – иные были невыразительны и унылы как старые пятна на обоях, другие, напротив – остроумны и интересны, и со всеми сходился трудно и нескоро. Из-за неразговорчивости часто ощущал неловкость и скуку в компаниях, за исключением немногих приятелей, сохранившихся еще со школьных лет. Даже если человек был симпатичен, должно было пройти немало времени, прежде чем переходил на ты, но с Наташей все получилось иначе – через несколько минут разговора они почти подружились. Поэтому само собой вышло, что когда доехали до нужной улицы, Олег предложил выпить кофе.
Чашечка кофе растянулась почти на полтора часа, за это время перебрали множество тем и выяснили удивительную схожесть характеров, их взгляды совпадали до мелочей: от литературных вкусов до гастрономических пристрастий. Особенно удивила Наташина осведомленность в древнегреческих мифах, которые он и сам очень любил. Она даже процитировала на память изрядный фрагмент из Одиссеи. За беседой время пролетело стремительно и, хотя расставаться не хотелось, пришло время прощаться.
– Очень рад знакомству с тобой. Последнее время на работе дел полно, головы не поднять и… вообще, – неопределенно добавил он, – а с тобой я отдохнул. Давно уже не было так легко и спокойно, – признался Олег.
– Я тоже рада знакомству. Побегу, а то уже совсем поздно. Я живу на самом верху поселка, сейчас туда не проедешь – дорогу совсем развезло.
– Уже темно. Давай, я тебя пешком провожу.
– Не надо, скомпрометируешь перед соседями. Они строгих нравов, а я своей репутацией дорожу, – рассмеялась Наташа, – до встречи, звони.
Наташа жила в бывшем дачном поселке работников искусств, построенном еще в тридцатых годах прошлого века. Место было выбрано не случайно – поселок находился на границе трех областей. Ближнеречинск, в ту пору совсем небольшой городок километрах в пяти от поселка, за последние годы сильно разросся, и теперь почти поглотил дачный массив.
Шикарные поначалу владения – огромные, почти с гектар участки, уютные зимние дома, газ, вода – понемногу приходили в упадок. Прежние хозяева по десять-двадцать соток распродавали участки. Новые владельцы разделялись заборами, оставляя небольшие переулки для проезда. Со временем поселок стал напоминать лабиринт, в котором не всегда могли разобраться и старожилы. Всякий раз весной и осенью когда дороги превращались в грязное месиво, присылали несколько самосвалов с гравием, чтобы хоть как-то укрепить проезды, но в этом году они запаздывали, и проехать было невозможно.

***
После визита в больницу приключились несколько странных событий. Первое произошло на следующий день, в пятницу – утром собрались на совещание у директора, тот медлил, ожидая чего-то.
– Где Никольский? – наконец, спросил он, – Сколько можно ждать?
– Я здесь, – удивился Олег.
– Ой, извини, Олег Сергеевич, не заметил.
Посмеялись, пошутили, на том дело закончилось. Вечером, по дороге домой, в автобусе к нему на колени рассеянно плюхнулся мужчина. Обнаружив ошибку, он тут же вскочил и рассыпался в извинениях – дескать, в автобусе темно, задумался и не увидел, что место занято. Олег никак не связал это происшествие со случившимся утром и через пару минут забыл о нем.
В субботу вечером, когда смотрел хоккей, Ира вошла в комнату и выключила телевизор, а услышав его возмущенное замечание, испуганно вздрогнула и удивленно посмотрела, будто он возник из пустоты. На этот раз Олег встревожился, происходило нечто непонятное – за два дня его трижды не заметили, разные люди, находящиеся буквально в метре от него. На это можно было бы не обратить внимания, или даже счесть забавным, но вкупе с видениями случившееся вызывало беспокойство.
Галлюцинации Сашка объяснил переутомлением. Что ж, может быть, в последнее время было много работы. Но как объяснить это?! Он, что стал прозрачным, от переутомления? Следующие три дня ничего не происходило, и Олег успокоился, сочтя происшествия случайными.
С утра в среду он принялся за проверку отчета – днем договорились встретиться с Наташей, и хотелось поскорее окончить работу. Полностью уйдя в документы, не замечал ничего вокруг. Вскоре понадобилось уточнить какие-то цифры, Олег поднял голову от бумаг, чтобы задать вопрос и обомлел: комната лаборатории выглядела так, будто он смотрел на нее через очень толстое стекло – бесформенные фигуры людей, потерявшие очертания мебель и стены. Стояла абсолютная тишина.
Тем временем за стеклом шла жизнь: говорили по телефону, о чем-то переговаривались друг с другом… Обо всем можно было догадаться лишь по жестам, до него не доносилось ни звука. Пронзили чувства одиночества и беспомощности. Внезапно раздался звук лопнувшей басовой струны, неимоверно громкий в тишине и Олег очутился в комнате.
– Ты когда вошел? – вздрогнула Света, стоявшая в двух шагах от его стола.
– Бумажки в столе искал, нагнулся, ты и не видела меня, – неуклюже вывернулся Олег, – пойду, пройдусь немного, а то с этим отчетом совсем с ума сойдешь.
Когда в коридоре его не заметил и едва не сбил с ног, спешивший куда-то сотрудник, Олег даже не удивился. «И, что теперь, я совсем исчезну? Что происходит?» – вяло шевелились мысли. Объяснить случившееся никак не выходило, навалились безысходность и апатия. Возвращаться в лабораторию было страшно – мало ли, что еще произойдет? Придется изобретать объяснения. Наконец, он решился: вернулся в лабораторию, сказал, что ему нужно срочно уйти и быстро вышел на улицу.
Пошатался немного по городу, вроде все было нормально – никто не налетал, его отражение исправно возникало в витринах, мимо которых проходил. «Может действительно все это от переутомления и мне только кажется, что меня не замечают?» – закрались утешительные сомнения. «А вообще все суета сует, что будет, то и будет» – Олегом овладело бесшабашное безразличие, и в таком настроении он направился к дачному поселку.

***
Как обычно, при встрече с Наташей все заботы отошли в сторону, но сегодняшний случай в лаборатории не выходил из головы. «Когда же все началось и почему?» – размышлял Олег, перебирая Наташины волосы. Уже, в который раз пытался найти хотя бы малую зацепку, чтобы разъяснить вереницу нелепостей, приключившихся с ним в последнее время. Он не выдержал и вкратце рассказал о своих бедах Наташе, она успокоила его, пошутила, объяснив все весной и авитаминозом, и проблемы отъехали куда-то в сторону, на время, конечно, но все же… Ужасно не хотелось уходить, было так хорошо и спокойно. Откуда-то он знал, что здесь с ним не может произойти ничего страшного. «А может и не уходить, плюнуть на все?» – мелькнула шальная мысль.
– Тебе пора? – угадала его сомнения Наташа. Она лежала рядом, уютно пристроив голову на плече Олега.
– Давай я тебя чаем угощу, с травами, специально к твоему приходу приготовила. Успеешь домой. Возьмешь такси и за десять минут доедешь.
– Давай, – обрадовался причине задержаться Олег, – только не одевайся. Ты такая красивая… Рыжая ведьма.
– Не рыжая, а каштановая. Тысячу раз тебе говорила, – привычно возразила Наташа, накидывая халат.
– Ну, не вредничай… рыжая, – дразнился Олег, любуясь ею.
А Наташа и правда была обворожительна – не выверенной красотой моделей с глянцевых обложек, но чувственным шармом зрелой, уверенной в себе женщины: чуть удлиненные черты лица, едва-едва намечающаяся полнота и глаза какие-то… сумасшедшие.
– Не смотри так, ты меня смущаешь.
– Как?
– Как сытый людоед на десерт. Думаешь съесть сейчас или попозже.
– Знаешь, о чем я думаю?
– Конечно, – рассмеялась Наташа.
– Не угадала. Глядя на тебя подумал, что по-настоящему женщина раскрывается ближе к сорока, даже за сорок, а до этого и не женщина вовсе, а просто девчонка.
– О, да ты в душе философ – такие высокие мысли! Кто бы мог подумать! Все отстань, я пошла чай заваривать.
– Я и не пристаю.
– Вот и не приставай, – Наташа быстро захлопнула дверь на кухню, оставив последнее слово за собой.
Чай оказался необыкновенно хорош, перемешанные в нем ароматы и привкусы трав, создавали удивительный букет, какого Олег, ценитель напитка и знавший толк в различных сортах, не встречал прежде. Он настолько увлекся своими ощущениями, что перестал отвечать на шутливые Наташины нападки.
– Слушай, а может, ты и правда ведьма? – наконец, не выдержал Олег, – Вредная, красивая, меня с ума свела. Чай вкуса необыкновенного, без ворожбы такой не заваришь. Кот у тебя странный – здоровый как тигр и глазища словно блюдца. На меня все время смотрит, как будто следит. Да, и имя у него невразумительное – Кастор! Что это за имя такое для кота!
– Кота оставь в покое, нормальный кот. Просто он тебе не доверяет – вот и следит, чтобы ты не украл чего-нибудь. Я тебе, кстати, тоже не доверяю, ни одной серебряной ложечки на столе нет, – рассмеялась Наташа.
– Потому что у тебя их вообще нет.
– Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?
– Чувство юмора и интеллект, – уверенно заявил Олег.
– У тебя нет лишнего веса. Мне тоже надо собой заняться, а то скоро совсем растолстею.
– Я еще очень умный!
– Правда!? А по лицу не скажешь.
– Рыжая вредина!
Он подхватил ее на руки и увлек на разложенный диван. Нашел губами ее губы и начал ласкать их нежными, прикосновениями, потом спустился к груди и стал дразнить Наташу, медленно водя языком вокруг сосков, те заметно увеличились и отвердели. «Она замечает меня, значит, все в порядке, я не исчез» – некстати мелькнула дурацкая мысль. Наташа учащенно задышала и подалась ему навстречу, он вошел в нее резко с силой, словно доказывая, свою реальность, вскоре ее учащенное дыхание сменилось короткими всхлипами…
В комнату прокрались сумерки.
– Мне очень хорошо с тобой, я чувствую себя… как раньше
– Как раньше? – задумчиво переспросила Наташа, пробуя слова на вкус.
– Это было давно – я учился в девятом классе. Мы с друзьями был влюблены в рок. Один из нашей компании – Володька Радин, ездил на каникулы в Москву и привез несколько запиленных дисков Джимми Хендрикса, Стива Вандера, Deep Purple и еще кого-то, сейчас уже не помню. В нашей глуши мы лишь изредка ловили их по радио, но из-за помех слушать было невозможно, а тут сразу несколько дисков… Прослушивали их месяца три каждый день, пока не запилили окончательно. Сейчас трудно понять, но тогда для нас это было откровением, мы были счастливы, наша мечта свершилась, все было легко, мы были… беззаботны. Казалось, с нами не может случиться никаких неприятностей. Никогда. Потом эти ощущения не повторялись, с возрастом что-то ушло, но с тобой, сейчас, я чувствую нечто похожее.
– Я понимаю, о чем ты. Мне тоже очень хорошо с тобой. Легко и спокойно, как давно уже не было. Смотри, уже начало десятого. Тебе не пора?
– Пора, так не хочется, но…
– Иди, конечно, я все понимаю.
Выйдя на улицу, по привычке толкнул качели, прикрепленные к высокой ветке старой липы, росшей перед домом и как всегда услышал недовольной вопль Кастора, невесть зачем залезшего на дерево. «И к чему он там в это время? Стемнело, птиц нет. Вот уж действительно, чудной кот!» – думал Олег, закрывая за собой калитку.
Он так и не смог разобраться в путанице дачных переулков – всякий раз казалось, что идет другой дорогой. Наконец, выбрался на городскую улицу и легко остановил машину. Болтовня водителя и запах бензина в раздолбанном, доживающим трудный век рабочей лошадки, жигуленке вернули к действительности и он с ужасом вспомнил, что забыл забрать из гарантийного ремонта Ирин ноутбук. Она, конечно, обидится, скажет, что понимает, как он занят на работе и иронически улыбнется.
Наверное, Ира видела перемены в Олеге. Не могла не видеть! И, разумеется, догадывалась об их причине. Они знакомы с детства: жили в одном дворе, учились в одной школе, правда в разных классах – он на два года старше – и когда Олег окончил институт, поженились. Детей у них не было. Вначале переживали, потом привыкли, даже стало казаться, что так лучше. Сейчас невозможно и подумать уйти от Иры – двадцать лет вместе! Но и без Наташи жизнь не представлялась.
Мысли побрели куда-то в сторону, показалось, что это и не он вовсе, а кто-то очень похожий разыгрывает на сцене историю его жизни, а сам он сидит в зале и сопереживает герою. Неожиданно все, происходящее на сцене, увиделось далеким и бессмысленным, он тяжело вздохнул… тупая давящая боль вошла в сердце, разлилась в груди. Мир вокруг скомкался и уплыл в сторону, все залила серая муть.

***
Олег посмотрел на часы – начало седьмого. Надо идти, и так он последнее время часто приходит поздно домой, Ира обижается.
– Наташ, – начал он виновато…
– Пора? – угадала она, – я тоже устала сегодня. День суматошный выдался.
Подходя к дому, издалека заметил жену и остановился около подъезда, поджидая ее. На Ирине был новый яркий плащ, который он прежде никогда не видел. Шла она не одна, но, сколько Олег не всматривался так и не смог узнать ее спутника, а тот неожиданно обнял Иру и поцеловал. Нахлынули растерянность, обида, гнев – он переживает, что изменяет, пытается не обидеть ее, а она вот так… на глазах у всех… с любовником. У нее любовник! Она обманывала его!
Олег решительно двинулся навстречу, а те шли, не замечая его. Вот они в двух шагах, и идут прямо на Олега. Уже слышен разговор – Ира рассказывает, что ее мама почти поправилась и начала выходить на улицу. «Значит, теща болела» – удивился Олег, почему же от меня скрывали!?
Он сделал еще шаг навстречу, и… Ира прошла сквозь него, не замечая и продолжая разговор. Олег застыл, не умея понять происшедшее, затем обернулся, стремясь догнать их, но натолкнулся на огромные, плошки глаз Кастора. Тот впился взглядом в Олега, как будто хотел успокоить. И, действительно, ушла тревога, мышцы скованные паникой расслабились. Кот, продолжая гипнотизировать Олега, плавно развернулся, умудряясь не отвести от него взгляда, и пошел в сторону от дороги, оглядываясь и проверяя, идет ли тот следом.
Пришли как-то необычно быстро, показалось, что и трех минут не прошло, а Кастор уже ткнулся лобастой башкой в калитку, подошел к Наташе, качавшейся на качелях, что-то мяукнул, и полез на липу устраиваться на своей излюбленной ветке. Олег остался стоять в нерешительности. В голове метались обрывки мыслей, выстраиваясь в фантастические предположения одно нелепее другого. Более всего он боялся, что и Наташа не увидит его – и тогда… тогда… все!
– Ты почему такой встрепанный, – заулыбалась она, – убегал от кого?
– Наташа, они… там… не видели меня.
– Зато я вижу!
– Но они же… прошли сквозь меня!
– Правда!? А давай и я попробую.
Она живо соскочила с качелей, развела по сторонам руки, скрючила пальцы, закатила глаза и, подвывая, сделавшись и вправду, до крайности похожей на ведьму, двинулась к Олегу, сжавшемуся в ожидании и даже закрывшему глаза. Но уже через мгновенье он ощутил тепло Наташкиного тела и ее мягкие губы на шее.
– Не получилось, – рассмеялась она, продолжая поцелуи, – а так хотелось! Пошли в дом, прохладно уже.
– Но там… почему тогда там, – начал, было, Олег.
– То там, а то здесь. Здесь, у меня – повторила она с нажимом.
– Где у тебя? Кто ты? Ты и в самом деле ведьма? Ты дала мне приворотное зелье и теперь никто кроме тебя меня не видит?
– Ты и правда, думаешь, что мне нужно приворотное зелье? Мои дела так плохи!?
– Скорее уж, отворотное, – начал приходить в себя Олег.
– А зелье я тебе в чай добавила, только не приворотное. Не знаю, как его назвать. Наверное: окончательное зелье.
– Окончательное?
– Да, чтобы помочь тебе определиться. Окончательно все решить. Если ты мог ничего не менять, остался бы в Ближнеречинске. А так… Так ты здесь, у меня.
– Кто ты, Наташа? Что значит: «здесь, у тебя»?
– Нас называют проводниками – мы живем на границе двух миров.
– Какая граница?
– Между живыми и мертвыми. Помнишь греческий миф о Хароне ¬– перевозчике мертвых через Стикс?
– Какой миф? Какая граница между живыми и мертвыми? Издеваешься надо мной, ты, что кладбищенский сторож?
– Выйди в эту дверь и увидишь.
– Никогда раньше не замечал эту дверь!
– Раньше не замечал, – Наташа сделала ударение на первом слове.
Наташин дом и правда, выглядел несколько по-другому. Вроде бы незначительные отличия – чуть покосившиеся стены, почти неприметные трещинки на оконных рамах, едва слышное поскрипывание пола – делали дом старым, а неуловимый сухой запах почему-то напомнил зал со скелетом мамонта и древними каменными топорами в историческом краевом музее, где он был еще мальчишкой.
Олег неуверенно шагнул за дверь и остановился потрясенный – в нескольких сотнях метрах перед ним, насколько хватало глаз, закрывая горизонт, простирался темный туман, тянущийся к небу и там сливающийся с мутными облаками. На своем протяжении туман перебирал все оттенки серого цвета, кое-где в него опухолью вгрызались иссиня черные пятна. Иногда по завесе тумана пробегали волны, и тусклое небо отвечало беззвучной истерикой молний.
Растрескавшаяся от жара, безнадежного ржавого цвета земля, вызывала отвращение и страх. Время остановилось. Тонны ушедших столетий гнули к земле, стоны и жалобы давно умерших людей сливались в гул, от которого слезились глаза, и было трудно дышать. Припомнилось, что раньше он уже видел эту картину. Внезапно туман стал приближаться, и возможно было разглядеть подробности, не видимые прежде. Отвратительные прожилки расчертили его на неправильной формы куски, а внутри них клубились едва различимые тени.
Олег запаниковал – холодный ужас разлился в желудке, сейчас еще несколько мгновений и…
– Экий, ты чувствительный, друг мой, – пробился к нему Наташин голос, – пойдем домой, чай пить. Настоящий чай, без ведьминого зелья, – рассмеялась она.
– Что это? – пришел в себя после третьей чашки горячего чая Олег.
– Что – это? – деланно удивилась Наташа.
– Наташ, не издевайся. Я серьезно!
– Ах, это! Царство Теней. Ад. Тартар. По-разному называют.
Повисло молчание. Еле слышно скрипнула входная дверь, Олег подхватился, ожидая появление мертвецов, и еще черт знает какой нечисти – плавно вплыл Кастор, его глазища, в незаметно вошедших в комнату сумерках, отливали янтарем. Олег облегченно вздохнул, обрадовавшись коту как старому другу, тот метнул в него насмешливый, но доброжелательный взгляд, легко запрыгнул на кресло и уютно затих.
– Ты зачем такой нервный? – слегка прижалась к нему Наташа, – успокойся.
– Я был там… в этом месте раньше? – неуверенно, выдавил из себя Олег, – мне кажется, был.
– Конечно, был. Был там, а теперь здесь. И я была. Что здесь страшного?
– Сколько прошло времени. Сколько я пробыл, в этом… месте?
– Времени? Точно не знаю. Для меня, а теперь и для тебя нет времени. Вернее есть, но совсем не такое как в Ближнеречинске.
– Ты отравила меня, и теперь я здесь, с тобой! Я никогда больше не увижу жену, друзей? Никогда не смогу вернуться? – прокричал он, скорее испуганно, нежели со злостью.
Олег сам не верил своим словам, сознавал, что неверно укорять Наташу, но чувство потери, пережитый только что страх, разительные перемены и новые знания, буквально обрушившиеся на него, породили ураган эмоций, сдерживать который он был не в силах. В мыслях царила хаос, он со стыдом понимал, что находится на грани истерики, губы дрожали и кривились, обычная сдержанность пропала. И все же усилием воли заставил себя замолчать, зная, что потом будет стыдно за выкрикнутые в запальчивости слова.
– Успокойся. Когда-то, очень давно я была в таком же положении. Пройдет совсем немного, и ты поймешь, что это твой выбор. Так сложилось.
– Наверное, ты права, не обижайся, – заметил притихший Олег, – не думай… я рад быть с тобой. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Но вот так… Таким странным образом.
– Что ж странного? – улыбнулась Наташа, – считай, что ты ушел к любовнице, не такая уж большая редкость. Вот только любовница оказалась не обычной женщиной, а проводником, или ведьмой, как ты меня называл. И ушел ты к ней не в панельную пятиэтажку, а в другой мир.
– Ты сказала, – не принял шутку Олег, – что когда-то была в моем положении. Значит, ты так же как я попала сюда?
– Здесь невозможно родиться. Сюда можно только придти.
– Зачем ты привела меня сюда!? Почему нельзя было оставить все как прежде?
– Это было твое решение. Правда, я была принуждена поставить тебя перед выбором, но решал ты сам. Чем раньше поймешь и перестанешь кивать на меня, тем лучше. Причина нашей встречи – твои видения. Когда они стали повторяться, я решила познакомиться с тобой.
– Я думал наше знакомство случайно.
– Конечно, нет. Иногда из-за отклонений в психике приоткрываются барьеры и чувствительный человек способен увидеть границу. В этом случае проводник должен помочь – закрыть занавес, как мы говорим. Такова одна из наших обязанностей. Это совершенно безболезненно – легкое внушение и человек забывает и о границе, и о проводнике.
– Значит, ты просто выполняла… служебный долг, когда …мы с тобой…
– Я нарушила немало писанных и неписаных правил, когда …мы с тобой, – передразнила Наташа, – с тобой все получилась не так – я не смогла закрыть занавес. Ты больше принадлежал границе, чем своему миру. К тому же я нравилась тебе, это тоже сильно мешало. Наверное, надо было вызвать другого проводника, но я побоялась, что он применит сильные воздействия. Если бы ты оказался обычным человеком, они могли повредить твоей психике. А потом… потом я уже и сама не хотела расставаться с тобой.
– Почему?
– Потому что привязалась к тебе, уже не могла без тебя. Неужели не понятно!? Ну, а когда ты стал выпадать из своего мира настолько, что тебя переставали замечать, оставалось только одно средство – зелье. Мы прибегаем к нему в редчайших случаях, когда нет другого выхода – слишком много сил здесь замешано. Еще был шанс, что зелье закроет занавес. Я не должна была доводить до этого. Но мне простили, потому что ты оказался проводником.
– Я – проводник!?
– Еще не совсем, но вскоре станешь им. Судя по тому, как ты легко попадал ко мне, у тебя отличные задатки. Каждый раз, когда ты приходил сюда, то покидал мир живых и даже не замечал этого. Конечно, я немного помогала тебе, один бы ты не смог. И Кастор помогал, – почесала она за ухом дремлющего кота, – не зря ты его подозрительным называл, – рассмеялась Наташа.
– Значит, если бы я не был проводником, то не смог попасть к тебе?
– Не обязательно. Меня изредка навещают соседи по поселку – обычные люди. Правда, мне стоит больших трудов провести их сюда. Да, и чувствуют они себя здесь неуютно, поэтому гости у меня довольно редки. С тобой было гораздо проще. Вот тогда я и подумала, что ты можешь быть проводником. Кстати, сегодня ты ушел и вернулся самостоятельно, Кастор лишь подстраховал тебя.
– Если бы я остался в Ближнеречинске, что тогда случилось?
– Трудно сказать. Проводники редко задерживаются в мире живых до старости, особенно, если уже провидели границу. Возможно, ты бы сошел с ума, или несчастный случай, или внезапная болезнь и скоропостижный уход…
Олег задумался, пытаясь понять произошедшее – смерть, пребывание в царстве теней, новый мир, что осталось от него прежнего? Он понимал, что, наверное, никогда больше не увидит Иру, друзей, что должен переживать разлуку, но не мог. Там, в Ближнеречинске, судя по всему, прошло уже несколько лет, все изменилось: Ира не одна и, похоже, у нее все в порядке – она привыкла к его смерти, и острота утраты давно прошла. К тому же ослепительно ясно стала бессмысленность слов «никогда» и «навсегда».
Раньше, в прежней жизни, он допускал существование чего-то такого… метафизического. Но вот метафизическое свершилось, и стали очевидными тщедушность и невнятность прежних представлений. Все было много ярче и величественнее: трагичность и окончательность смерти оказалась выдумкой. Мысли текли мощным потоком, от прежней рассеянности не осталось и следа. Захотелось узнать как можно больше о новом мире.
– Ты единственный проводник, или есть другие?
– Есть, и немало. Некоторых я знаю. Позже и тебя познакомлю. Будем дружить семьями, – расхохоталась Наташа.
– Ну, скажи хотя бы: я уже жив или еще мертв? – все оказалось не так страшно, и к нему почти вернулась обычная ироничность,
– Не знаю, а давай проверим! Как бы нам проверить? – притворно задумалась Наташа, – Придумала!
В ее глазах запрыгали чертики, движения сделались плавными и тягучими, горячие руки проникли под рубашку, обжигая и вливая новые чувства, силы, радость бытия и что-то еще, от чего тело сделалось легким и сильным, исчез последний холодок смерти, цеплявшейся за него. Пропали недоумение и страх, он увидел себя со стороны и изумился прежним сомнениям. Жив, конечно, жив, что за глупые сомнения, радовался он, утопая в Наташкиных глазах.
Спустя немногое время, потревоженный шумом Кастор, приоткрыл один глаз, но, не обнаружив ничего нового, вновь уплыл в дрему по закоулкам памяти, где хранились и сражения на дуэлях, и битвы за карточным столом, и изысканные пиры во дворцах средневековой знати, и оргии в грязных кабаках, и бешеная езда по ночной автостраде – последнее, что он помнил – да много чего там еще было!
Немало мог бы он порассказать, догадайся, кто расспросить. Когда-то и ему пришлось выбирать. Ох, нелегок был выбор! Очень он не любит вспоминать об этом.
Нынче же, более всего места в его воображении занимала соседская кошка, обладательница аристократической мордочки и длинной мягкой шерсти, приятность свидания с которой этой ночью, и предвкушал сладко дремавший кот.
Мы всегда выбираем сами. Иногда разочаровываемся… иногда – нет.
0

Поделиться темой:


Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей