[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

10

СЕРЕБРЯНЫЙ УЗЕЛ ИЛИ ВАКСА В КАЛОШАХ

Мир и все, что происходит в нем это часто проекция ранее свершившихся событий. Часто трагедия с искажением пространства и времени проецируется комедией, а комедия фарсом, а фарс порой и глупостью. И это все действительно театр, а поэты, если взять за основу слова и мысли великого В. Шекспира «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины - все актёры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль», актеры наиболее яркие, страстные, жадные до впечатлений и более других ждущие оценки не только своего поэтического творчества, но и событий в жизни, выстраивая часто её по лекалам сценария театрального действия.
1. Многие из нас воспринимают как национальную трагедию гибель Александра Сергеевича Пушкина у Черной речки близ Санкт-Петербурга в 1837 г. Смерть поэта космического таланта, открывшего нам мощь и глубину родного языка, его поэтическую красоту отзывается в нас подчас горьким восклицанием – «Всего-то было 37 лет! А вот если бы он остался жив, сколько бы еще написал замечательных стихов и прозы!». И, правда, по-прежнему страшно горько, что погиб поэт на дуэли, которой могло и не быть. Но был сделан выбор, как реплика на сугубо житейскую ситуацию, а пуля, она, как известно «дура», и не стало Поэта, чей легкий и мудрый стих подобен чистому воздуху, которым мы готовы дышать и радоваться. Но поэт – это, прежде всего, просто человек, в том смысле, что душа поэта всегда живет в бренной оболочке с её житейскими потребностями.
2. В 1909 году в Петербурге случились события, которые можно трактовать как сценическое уникальное действо, увлекшее общественность своей интригой и неожиданным, несколько комичным результатом.
Лиле Дмитриевой, молодой (родилась в 1887 г.), еще не признанной поэтессе, был 21 год. Она была помолвлена и ждала своего жениха из армии, что не помешало ей с легкостью вести активную жизнь любимой девушки поэтов серебряного века, которые впрочем, и ввели её в пантеон русской поэзии.
Перво-наперво Лиле удалось вскружить голову Николаю Гумилёву и, вкусив прекрасные мгновения любви со своим юным другом, они направляются в Коктебель к великому уже тогда Максимилиану Волошину (родился в 1877 г.), поэту и художнику, и просто глыбе литературной жизни столицы. Влюбленный Гумилев, чьи слова:
«Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей»,
делают честь любой женщине, сделал Лиле предложение руки и сердца, будучи уверенным в неотразимости своих намерений. Но, увы, − молодая особа предпочла сохранить помолвку с женихом – солдатом русской армии Васильевым, ответив молчанием на пылкое предложение.
Очевидно, история про синицу в руках и журавле в небе скромной учительнице была хорошо известна.
Коктебель же прекрасно рифмуется со словом колыбель, что собственно не далеко от истины – там, в Крыму, на берегу моря взращивались и обретали крылья многие творческие натуры тогдашней России.
В Коктебеле и Лиля Дмитриева обрела зрелого наставника и любовника по совместительству, а отвергнутый Николай Гумилёв, затаив обиду и искусанный тарантулами вынужден был отбыть в мрачную столицу, ибо наблюдать счастье возлюбленной в объятиях другого − мука конечно смертельная не только для поэта.
И вот тогда-то и родилась на свет, как бабочка из кокона, таинственная поэтесса Черубина де Габриак. Имя придумали по прозвищу чертика – хромоногой коряжки (Лиля с рождения прихрамывала), выброшенной на берег морем и подаренной ранее юной поэтессе Волошиным.
Поэтическая общественность была удивлена появлением свежих по звучанию стихов неизвестной, то ли герцогини, то ли светской львицы с необыкновенным слогом и романтизмом стиха. А стихи-то писались Лилей в то время, когда она была с Волошиным и, хотя увалень и добряк Максимилиан тщательно открещивался от соавторства, наставничество его в процессе написания стихов оспорить сложно. А как тогда объяснить, что ранее отправленные в журнал стихи Лили не были приняты и как-то положительно отмечены, а тут такой случился скачок в уровне творчества.
Возникли разнообразные версии об авторе стихов, активизировалась переписка автора и редакции, в которой (вот шутник!), с обеих сторон участвовал Максимилиан Волошин, − с одной стороны как наставник и режиссер действа, а с другой как член редколлегии журнала.
Видна, однако, рука мастера.
Потянулись месяцы разгадывания загадки – кто же это госпожа Черубина? Но вернувшись к осени из Коктебеля в Петербург, Лиля Дмитриева, распираемая гордостью, как-то проболталась, что это она Черубина, а значит признанный обществом поэт.
Раздосадованный и еще не остывший от невостребованных порывов любви Николай Гумилев в кругах литераторов раскрывает тайну появления Черубины, не забывая отметить некоторую распущенность нрава когда-то бывшей в его объятиях дамы. По ходу обсуждения выясняется, что не только Николай имел подобную честь. И здесь хвала честному, прямому и верному Максимилиану Волошину. Заверив общественность, что он к стихам Черубины не имеет отношения, отвешивает звонкую пощечину конкистадору русской поэзии прямо посреди поэтического общества.
В ответ конечно не просто конфликт, а непременно дуэль.
Повод – женская честь, что в контексте личности Лилии Дмитриевой звучит несколько неубедительно, но в том то и величие Волошина – честь близкой ему женщины свята и ответить на оскорбление он обязан.
Они стрелялись в ноябре на Черной речке конечно из пистолетов пушкинского времени. Волошин, − стрелок был никудышный, а Гумилев, этакий охотник за приключениями, был более спортивен и подготовлен, но обращаться со старинным оружием то же не мог мастерски.
И это конечно хорошо!
Вся дуэль и даже повод для неё носят характер гротеска и выплеска эмоций на уровне «С дури бесятся!», но нужно понимать состояние души поэта, а личности столкнулись яркие и незаурядные.
На место дуэли Николай Гумилев прибыл на автомобиле в длиннющей шубе. Максимилиан Волошин подошёл позже и застал печальную картину – автомобиль застрял в снегу задолго до места встречи. Ни мало не смущаясь, Максимилиан и его секундант граф Алексей Толстой взялись машину толкать, оказывая реальную поддержку противнику. Могли бы в этот момент и загладить конфликт (как известно совместный труд сближает), но страшно обиженный Николай Гумилев, видимо предвидя подобный исход, махнул рукой на безнадежно завязший лимузин и далее все поползли к месту дуэли по глубокому снегу пешком. В этот момент или ранее выяснилось, что у Волошина слетели галоши, а поиски обуви привели к неожиданному результату – все их мучения с автомобилем и будущая дуэль проходили на свалке бытовых отходов заваленной снегом.
Саша Черный, посмеиваясь над «смехотворной дуэлью», назвал Максимилиана Волошина Ваксом Калошиным, и это прозвище моментально стало известно во всем Петербурге.
Тем не менее, взмыленные ходьбой противники, стрелялись. Николай Гумилев и ранее замеченный в крайних наклонностях в своем восприятии собственной жизни, требовал стрельбы с пяти шагов, но рассудительные секунданты сторговались на двадцати пяти. Гумилев целился старательно, но не попал. Волошин «валял дурака» и совершенно не прицеливаясь, стрелял поверх цели. Гумилев потребовал повторения, что и повторилось с точностью. Гумилев требовал третьего захода на цель, но ему было отказано и всё закончилось нервной бранью Гумилева и спокойной улыбкой добряка Волошина.
Дуэли в то время уже были крайней редкостью, а поскольку такое выяснение отношений стало известно не только общественности, но и властям, − последовали некоторые административные меры наказания.
Большие поэты серебряного века России Максимилиан Волошин и Николай Гумилев так и не помирились после ссоры. Это стоило Гумилеву того, что он больше не ездил в Коктебель вплоть до 1921 года, когда был убит пулей, к встрече с которой он так упорно стремился, проживая жизнь на надрыве поэтической души.
Лиля, в некотором роде, смущенная событиями, вскоре вышла замуж за солдата Васильева, стала Лилей Васильевой и уехала из Петербурга. Несколько лет она не писала стихов, но затем её лира зазвучала вновь, но уже без заметного общественного резонанса.
3. И конечно, в контексте выбранной темы об искажении пространства во времени, нельзя не вспомнить более современную, уже ленинградскую историю, описанную Сергеем Довлатовым в книге «Соло на Ундервуде» о другом конфликте ярких писателей уже нашего, а именно, советского времени. Суть конфликта и его истоки не ясны совершенно, но атмосфера его – некоторый алкогольный угар двух маститых и талантливых литераторов. Речь идет об Андрее Вознесенском и Андрее.
Конфликты между литераторами и несколько агрессивным в то время Битовым заканчивались, конечно, не дуэлями, а просто потасовками и разбитыми носами. Андрей Битов очень не любил Вознесенского и временами набрасывался на него с кулаками. Решили разобраться и приструнить драчуна. Для этого собрали товарищеский суд писательской организации. Спрашивают Битова:
«За что бьете поэта Вознесенского?».
Битов честно рассказывает:
«Простите, я не виноват. А дело было так. Захожу я в «Континенталь», смотрю, стоит Вознесенский. И скажите, как я мог не дать ему по физиономии?».
О том же А. Битове, в подтверждение его неуживчивого характера, есть другая история в контексте повествования.
О ней пишет Ю. Алешковский.
Писатели А. Битов и В. Цыбин повздорили на вечеринке. Битов кричит: «Я тебе морду набью!».
Цыбин отвечает:
«Бей, я тебе не отвечу, я – толстовец! Я подставлю тебе другую щеку!».
Их оставили одних – слышат шум, удары и крики.
Вбегают – Цыбин сидит на лежащем на полу Битове и колотит его огромными кулаками по окровавленному лицу.
Дерущихся разняли, конечно.
Вот так!
Как любит говорить В. В. Познер: «Вот такие времена».

Красноярск, 2017 г.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

11

СВЕТЛАНА И НИКОЛАЙ

1.
На рассвете завыл Шарик. Светлана проснулась и посильнее закуталась в тоненькое одеяло. В горнице зашевелилась бабушка:
– Вот окаянный! Чего ему не спытся? – ворчала она.
Пес не унимался и завыл еще громче.
– Бабань, что с ним?
– Спы, донечка! Пиду щас шугну. Старый стал, по себэ и вое.
Заскрипела кровать и, тяжело шаркая по полу, бабушка отправилась в коридор. Щелкнув щеколдой, вышла на крыльцо. Вскоре Шарик затих и загремел миской. «Видно бабаня ему поесть дала», – решила Света и, повернувшись на бок, снова уснула.
Проснулась она поздно. За окном ярко светило солнце, его лучи вползали в комнату. Запах свежеиспеченных пирогов заставил девушку быстро подняться с постели.
– Балуешь ты меня! Скоро растолстею, и все мои женихи разбегутся, – чмокнув бабушку в щечку, выпалила Света и помчалась умываться.
– Вин скильки их у тебэ! Одын прямо вслед на машине из города примчався.
– Да это Степка, однокурсник. Он к Балабановым приехал. С Димкой в одной группе учится.
– Модный такый! И машина у него дорогая, – недовольно проворчала бабушка. – А он чего, тоже врачом будэ?
– Бабань, не волнуйся! Это только друг и не более. Мой жених ещё меня не нашел, – улыбнулась внучка, положив на блюдце еще горячий пирожок.
Вскоре зазвонил сотовый. Взглянув на экран, девушка недовольно проворчала: «Вот и Степка! Легок на помине. Не дает спокойно позавтракать».
– Светка, пойдем с нами купаться! – раздался в трубке его негромкий голос.
– Нет! Идите без меня, я обещала бабуле помочь по огороду. Да и родители собирались приехать.
– Жаль... А сегодня вечером на дискотеку пойдем?
«Вот привязался!» – подумала Света. Ей совсем не хотелось идти в старый, пропахший куревом, сельский клуб, но за Степку она побаивалась. Чужаков в станице не любят, могут и накостылять. «Придется идти», – решила она:
– Ладно, пойдем!
– Тогда в восемь за тобой заедем. Будь готова…
Света вместе с родителями жила в городе и росла самостоятельным ребенком. Папу видела редко. Он работал инженером на вертолетном заводе и возвращался домой поздно, когда девочка уже спала. Мама преподавала математику в одной из школ Ростова-на-Дону и уделяла дочери ровно столько внимания, сколько позволяло время. Света рано научилась мыть посуду, пылесосить ковры, ходить в магазин...
Каждое лето девочку отправляли «на свежий воздух» к бабушке Ане в станицу Каменскую. Здесь текла неширокая речушка, Света бултыхалась в ней с местными ребятишками. Они научили её ловить на червя рыбу, отыскивать на лугах дикий лук и паслён. Научили играть в лапту, в казаки-разбойники и даже в футбол. В конце августа Света возвращалась домой загорелая, переполненная впечатлениями. Но шли годы. Девочка подрастала и стала реже навещать бабушку. Окончив школу, поступила в медицинский университет. Теперь времени на поездки совсем не оставалось. Но однажды, во время коротких летних каникул, узнав, что бабушка приболела, отправилась её навестить.
– Вечером дождь будэ. Горобцы в пыли купаются, – глядя на дорогу сквозь тюлевую занавеску задумчиво произнесла бабушка. – Може, ты не пидышь в клуб? С восьмичасовым автобусом родители твои прыидут, а ты на танцульках.
– Ба, я ненадолго. Меня Степка с Димкой обратно привезут. Да и прежних друзей хочется увидеть.
– Виткиль им тут взяться? Они все в городе давно. Кто работает, а кто учытся. Тут тильки малолетки остались, да непутеви, – она тяжело вздохнула. – Что-то сердце ное. Ты позвони родителям, у их все нормально? Приидут ли к нам?
– Бабанечка моя! Я уже звонила. Они обязательно приедут, не волнуйся. Ты просто не выспалась из-за Шарика. Полежи, отдохни, а я по двору управлюсь и на огород схожу, траву пополю.
– Красавицей ты стала. На матерь свою похожа: голубоглаза и быстра, як козочка. Вот душа-то и болыть…
На улице стояла жарища. Около сарая, кудахтая, бродили куры. На заднем дворе хрюкал поросёнок. Рядом с будкой, высунув язык и тяжело дыша, лежал Шарик. Увидев Светку, он вскочил и подбежал, виляя хвостом. «Ты что же, дружище, воешь по утрам, бабушке спать не даешь?» – теребя за холку, пожурила пса Светлана.
«Парко как! Видно и впрямь будет дождь, – мелькнула мысль, – нужно скорее порыхлить картошку. Земля здесь тяжелая, суглинистая, а после дождя справиться с ней будет сложнее», – и решительно отправилась на огород.
После обеда наплыли тяжелые свинцовые тучи, и полил дождь.
– Твои горобцы дождь на крыльях принесли! – в дом влетела смеющаяся Света в мокром, прилипшем к телу платье. – Я курятник закрыла. На улице льет, как из ведра!
– Иды, переодэнсь, а то простынешь ещё. Да кушать садысь. Як там родители? Позвоны, скажи, чтоб зонты захватыли.
Девушка побежала переодеваться, мимоходом взглянув на часы…
Вечером вновь ожил телефон. Это был Степка:
– Светик, будь готова! Мы скоро за тобой заедем!
Бабушка взяла табурет и села у окна. Небольшого росточка, в белом платочке, завязанном под подбородком, она внимательно всматривалась вдаль. Ей шел семьдесят второй год. Деда Матвея Света не помнила. Ей было всего три годика, когда он утонул, спасая соседских мальчишек. Больше Баба Аня замуж не вышла и жила одна в доме на краю станицы.
– Прыихалы за тобой! Доня, а яка у него машина?
– Ниссан. Ему родители после окончания второго курса купили.
– Это що, не наша?
– Нет, бабуль, японская, – расчесывая волосы, ответила Света.
– Родытели, значит, богати, – сделала вывод бабушка, – Хлопец он красивый, чернявый, высокий. Одет по-модному, но что-то вин мне не нравытся.
– Бабань, ты что, замуж за него меня выдаешь? – рассмеялась внучка, – Не выйдет! Мне универ ещё нужно закончить, а потом о замужестве думать. Она натянула джинсы, белую футболку с ярким принтом, покрутилась у зеркала и добавила: – парень он красивый. С первого курса за мной ухлестывает, но не люб мне!
– О-о-о, любовь штука злая. Много я перевидала на своем веку. Иды уж, а то заждалысь тэбе. Вин, кругами возле машины ходют, – она встала с табурета, поклонилась иконе и перекрестила внучку.
Света мимоходом взглянула в правый угол, и ей показалось, что лик Николая Угодника смотрит ей в след строго и печально…
В клубе звонко играла музыка. В середине танцевального зала выламывалась группка мальчишек. Те, кто постарше, стояли в сторонке и о чем-то беседовали. Света узнала одного из них. Это был Валик, с которым она не виделась несколько лет.
– Светка, ты?! Какими судьбами? – удивился он, обнимая девушку.
– В гости к бабушке приехала. А ты где сейчас? Учишься? Работаешь?
– Я – на юрфаке. Четвертый курс. А ты?
– В меде, на третий перешла. Познакомься, это Степка, а это…
– А этого я знаю, – Валик улыбнулся и похлопал Димку по плечу.
– Светка, ты просто красавица! Встретил бы в городе, не узнал. Пойдем, потанцуем?
Они громко смеялись, кружась в полупустом зале. Свете было хорошо с Валькой. Она, словно снова вернулась в детство, в те беззаботные годы, когда мир казался большим и прекрасным. На следующий, медленный танец её пригласил Степка. Он все время молчал. Света видела, что он сердится.
– Степан, ты уж прости, но я снова её украду! Мы столько лет не виделись! – и вновь быстро закружил Свету по залу. Вдруг девушка почувствовала на себе чей-то колючий взгляд и увидела, как напрягся Валик. Она повернула голову. В дверях, вскинув руку на косяк, стоял небрежно одетый коренастый тип, а рядом с ним еще двое.
– Кто это? – шепотом спросила она у Валика.
– Вовка Косолапов. Он только что освободился и держит здешний народ в страхе.
Вовка, оторвавшись от косяка, развалистой походкой подошел к Светке:
– Чья будешь, красавица? – хрипло спросил он, пяля глаза на её грудь.
– Красавица, да не твоя! – разозлилась Света.
– Значит, будешь моей! – зло резанул Вовка.
– Не горячись, Вовка! – вступился Валик, – это внучка Анны Федоровны Агеевой.
– Ясно. Гордая говоришь?! Я люблю гордых! А это что за хмырь? – он скосил глаза в сторону Степки.
Теперь пришла очередь испугаться Светке.
– А это мой двоюродный брат, – соврала она.
– Так… А это его крутая тачка под дверью клуба стоит?
Девушка рукой подала знак Степке, чтобы он оставался на месте и спокойно ответила:
– Нашел крутую. Самая обыкновенная недорогая машина.
– Так вот, пусть твой братец, на самой обыкновенной недорогой машине, смотается в соседний поселок в супермаркет и купит нам коньячка. Люблю его я шибко! А ты со мной побудешь. Потанцуем, пока он ездить будет!
– Не дури, Вовка! – вмешался в разговор до сих пор молчавший Димка, – баба Аня тебе голову свернет за них.
– А ты не пугай, я уже пужаный! – сострил Вовка и громко загоготал.
Те двое, стоящие поодаль, тоже засмеялись. Света видела, как завклубом незаметно для всех подошла к двери с надписью «Запасной выход» и, открыв её ключом, посмотрела на девушку. Света все поняла. Расхлябанной походкой Вовка прошелся по залу и, повернувшись к ди-джею, приказал:
– Музыку! Мою любимую!
– Цоя? – диджей, совсем еще мальчишка, слыл в селе меломаном.
– Лесоповал. Белого Лебедя! Да погромче, я танцевать буду!
– Бегите! – прошептал Валька и толкнул девушку в сторону запасного выхода.
Света и Степка рванули из зала. За ними кто-то закрыл дверь ключом. Машина завелась и помчалась в темноту, по еще непросохшей дороге, подальше от озверевших бандитов, бежавших вслед с поблескивающими ножами.
– Степа, смотри! Они на мотоцикле мчатся за нами! Поворачивай скорее к бабушкиному дому! Туда они не сунутся!
Мотоцикл юзил. От него в разные стороны разлетались шматки грязи. За рулем сидел Вовка с перекошенным от злости лицом. Он съехал на траву и прибавил скорость.
Степа свернул на узкую улицу. Вдруг машину занесло. Раздался громкий удар. Нестерпимая боль пронзила тело… Больше Света уже ничего не видела.

2.
В голове шумело. Света попыталась открыть глаза, но веки не поднимались. Только со второй попытки это удалось сделать. Яркий свет ослепил её, она зажмурилась. «Где я?» - подумала девушка. Справа что-то запищало.
– Галина Петровна! Больная вышла из комы! – послышался чей-то голос.
Света снова приоткрыла глаза. Рядом стояла миловидная женщина, лет тридцати, в белом халате и в такой же белой шапочке. За ней – молоденькая девушка в салатовом костюме, медсестра.
– Вы меня слышите? Если да, то моргните! – попросила, склонившаяся над ней, врач.
Света моргнула.
– Вот и отлично! Теперь дела пойдут на поправку. Вы находитесь в больнице и две недели провели в коме. А сейчас вам нужно поспать, чтобы набраться сил, – и повернувшись к медсестре, приказала: «Таня, уколи больной димедрол!»
Света проснулась. Снова запищали приборы.
– Как дела? Как самочувствие? – спросил врач, высокий мужчина средних лет, с умным и добрым взглядом. – Мы сейчас позовем сюда маму. Она ждет в коридоре, – и добавил:
– Обрадуем, а то совсем, бедная, извелась.
Света с трудом узнала в седой женщине мать.
– Мам-а-а, – прошептала, не узнав своего голоса…
Вскоре Свету выписали из больницы. На носилках в карете скорой помощи её привезли домой, где уже ждали папа, Степка и Димка. Девушка улыбалась. Наконец она дома! Света верила, что скоро поправится, и снова будет всё, как прежде.

3.
Наступила осень. Все чаще в окнах завывал ветер и барабанил по стеклам дождь. Старый клён под окном ронял желтые листочки. Они то прилипали к стеклу, то их подхватывал ветер и уносил неведомо куда. Света смотрела на облетающие листья и чувствовала себя несчастной и одинокой. С каждым днем она всё больше и больше замыкалась в себе. С помощью мамы девушка приспособилась работать с ноутбуком. Эта ниточка связала её с внешним и таким далёким миром.
Два раза в неделю приходил Степка. Приносил цветы, продукты, лекарства и рассказывал о делах в университете, делился разными новостями. Иногда заглядывали однокурсники. Они залетали в комнату шумные и веселые. Наговорив всякой ерунды, быстро убегали. Это раздражало Свету и, повернув голову к стене, она подолгу молчала. Мама выбилась из сил, не зная, как помочь дочери. Папа по выходным устроился на подработку, так как в семье появилась острая нужда в деньгах.
Однажды, он вкатил в комнату инвалидную коляску:
– Дочка, смотри, что я тебе привез! Сейчас мы с тобой пойдем на улицу.
Свежий осенний ветерок ласкал лицо девушки. Она, словно ребенок, радовалась всему, что видела вокруг. Редким прохожим, бегущим по своим делам; машинам, пролетающим мимо; ребятишкам на детской площадке; парочке влюбленных, мило беседующим у подъезда.
– Ничего, доченька! И на твоей улице будет праздник! – словно, читая мысли дочери, произнес отец.
– Па, поехали к старому клену, что у нашего окна.
Набрав охапку листьев, они вернулись домой. Желто-красный лиственный букет украсил комнату девушки. Эту ночь Света спала без снотворных, без которых уже не могла обходиться в последнее время.
Теперь они часто выезжали во двор, а иногда приходил Степка, и они гуляли по старым узким улочкам города, не обращая внимания на сочувственные взгляды прохожих. Вот и сегодня Света с нетерпением ждала друга, чтобы скорее отправиться в парк. Она выглядела очень мило: в голубой курточке, светлых джинсах и белой шапочке, из-под которой выбивались непослушные локоны.
На скамейке возле подъезда сидели три старушки. Одну из них девушка знала.
– Далеко собрались? – спросила Тамара Петровна, соседка по площадке.
– Поедем в парк, – ответил за Свету Степан, и они тронулись в путь.
– Красавица какая! – сказала другая.
– Красавица, да вот калечка на всю жизнь, – негромко донеслось вслед.
«Калечка на всю жизнь?! – Света не верила своим ушам. – На всю жизнь!.. На всю жизнь!.. – словно молотом, билось в висках. – Не может быть! Нет-нет! – протестовал мозг. – Ведь все говорят, что для восстановления нужно время, – судорожно думала она…
Ночью Свете не спалось. Услышанная накануне фраза, не давала покоя. «Надо добыть медицинскую карту и во всем разобраться самой», – решила девушка и стала ждать рассвета. Когда утренние процедуры закончились, попросила:
– Ма, у окна хочу посидеть, помоги мне перебраться на коляску…
Как только мама вышла, Света тут же поехала в спальню родителей. На тумбе возле кровати стояла уже знакомая икона Николая Чудотворца. «Как она здесь очутилась?!» – удивилась Света и торопливо открыла ящик. На дне лежала фотография бабушки, перевязанная черной ленточкой.
– Света, что ты здесь ищешь? – за спиной раздался строгий голос мамы.
Света протянула фотографию.
– Да, доченька, – тяжело вздохнула мама, – бабушки больше нет… Мы не хотели тебя расстраивать. Но, видно, настала пора рассказать, что произошло в тот злополучный вечер.
Прижав фотографию к груди, мама присела на край кровати:
– Мы ждали тебя из клуба. Папа смотрел телевизор. Бабушка согрела чай, и мы пили его на кухне. На душе было неспокойно, и я набрала твой номер, но телефон молчал. Где-то завыла собака. Залаял Шарик. Бабушка подошла к окну:
– Бежить кто-то! – она встревожено всматривалась в темноту, – видать к нам!
Раздался громкий стук в окно. Выскочив на крыльцо, мы увидели Димку:
– Баб Ань! Теть Галь! Света со Степкой врезались в столб! Скорую уже вызвали!
Мы с папой помчались на место аварии. Там стояла машина скорой помощи, а в стороне – со смятым передом черная «Ниссан». Ты лежала без сознания на носилках. Врач сообщила, что парень отделался ушибами, а вот девушка – в тяжелом состоянии. Тебя положили в реанимацию. Мы сидели в коридоре и ждали. Ближе к утру вышла врач и сказала, что ты впала в кому, и реаниматологи борются за твою жизнь. Она посоветовала нам отправиться домой. На улице светало, когда мы вернулись обратно. Открыв калитку, увидели, что дверь в дом открыта, а на пороге лежит бабушка… Как потом сказали врачи, у неё был сердечный приступ, – голос мамы задрожал. Она отвернулась и смахнула ладошкой слезу.
– Две недели ты была в коме. Степка с Димкой на машине Валентина привозили специалистов с кафедры неврологии. Благодаря им ты выжила, – она тяжело вздохнула.
– Мама, а что стало с Вовкой Коцалаповым и его дружками?
– Это они вызвали скорую и сообщили в клуб об аварии. Следователи сразу же завели дело, но доказать их вину не удалось. Он приходил в больницу, когда ты была в коме. Я запретила ему показываться тебе на глаза! Степке тоже досталось, – добавила мама, – но, слава Богу, все обошлось.
«Бедная моя мамочка! – думала Света. – Сколько же ей пришлось пережить!» Она подъехала к кровати и прижалась к её груди:
– Прости меня! – и, подняв голову, посмотрела в мамины глаза, – Скажи мне правду! Я буду ходить?
Наступила гнетущая тишина. Голос мамы предательски задрожал:
– Не знаю, – ответила она, – гарантий никто не дает, но и не говорят «нет». Многое зависит от тебя самой. Бороться, доченька, надо!
4.
«Сила человеческого духа заключается в способности с интересом и оптимизмом смотреть в непредсказуемое будущее. Это вера в то, что из любого затруднительного положения найдётся выход…», – прочитала Света на экране ноутбука. «Словно для меня написано», – подумала она, размышляя, как помочь Татьяне, одинокой женщине, перенесшей инсульт. Совсем недавно девушка создала в «Контакте» группу поддержки инвалидам, и теперь её жизнь круто изменилась. Люди делились своими бедами, проблемами и её беда уже не казалась такой большой, в сравнении с тем, что приходилось переносить другим. Света вела с ними переписку, искала средства на лечение и утешала, как могла.
Постепенно группа разрасталась, появились единомышленники, которые даже не догадывались, что эта красивая девушка – сама инвалид. Вот и сейчас она открыла электронную почту и увидела новое письмо: «Здравствуйте, Светлана! Вы делаете хорошее дело. Я тоже хочу присоединиться к Вашей группе и, по мере своих возможностей, помогать тем, кому нужна помощь. Недавно потерял жену. Автомобильная авария…» Внизу стояла подпись «Николай».
«Как много вокруг хороших людей, – думала девушка, – жили, может быть, ходили по тем же улицам и не замечали друг друга. Наше время съедает вечная суета. Она отнимает свободу, лишая возможности общаться, искренне радоваться, улыбаться, не говоря уже о том, чтобы задуматься, для чего живем…» Её размышления прервало новое сообщение: «Здравствуйте, Светлана! Я ознакомился с присланными снимками. Постараюсь в ближайшее время Вас навестить».
По интернету Света записалась на консультацию к доктору Кузнецову, ведущему по проекту «Содействие» бесплатные консультации для лежачих больных. Электронной почтой отправила ему сканы последних обследований, и вот получила долгожданный ответ. В её душе загорелась искорка надежды.
Звонок в дверь прервал послеобеденный сон девушки. В прихожей послышался незнакомый голос.
– Доченька, к тебе пришли.
Вошёл мужчина средних лет с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой.
– Ну, здравствуйте, Света! – улыбаясь, произнес незнакомец, – давайте знакомиться. Сергей Иванович Кузнецов – заведующий отделением неврологии клинической больницы.
Девушка вспомнила, как на одной из лекций, декан рассказывал об этом докторе и его чудесном методе лечения тяжелых больных с поражением позвоночника.
– Ну что, дорогая! Вы – будущий врач, поэтому я буду откровенен, – сказал Кузнецов. – Случай непростой, но шанс есть! Многое будет зависеть от вас самой. Хотите ходить?
– Я сделаю все, что зависит от меня.
– И даже «через не могу»?
– Да! – решительно ответила девушка.
Теперь каждый день Светланы был расписан по минутам. Началось интенсивное лечение, давшее вскоре первый результат. Однажды, во время очередного мучительного сеанса массажа она впервые ощутила покалывание на кончиках пальцев обеих ног, о чем сразу сообщила массажистке. Это была еще маленькая, но такая долгожданная победа!
Вечером снова пришло письмо от Николая. «Я лечу в командировку в Ваш город. Давайте встретимся». Больше скрывать свое положение девушка не могла и написала ему откровенное письмо, в котором всё объяснила. Ответ не заставил долго ждать: «Тогда я приду в гости».
Николай появился через три дня. На вид ему было лет тридцать. Среднего роста, темноволосый, сероглазый, в синей куртке, с красивым букетом цветов он вошел в комнату:
– Ну, здравствуй, Света! Не мог не заехать, чтобы не познакомиться с тобой.
Мама угостила их чаем с бабушкиным малиновым вареньем. Они долго беседовали, и девушке казалось, что они знают друг друга уже много-много лет.
Через неделю Николай появился снова:
– Я прямо из аэропорта. На выходные прилетел, – доставая из черного портфеля коробочку дорогих духов и диски, объяснил он.
– На досуге будешь слушать. Это чудесная классическая музыка. Тебе понравится.
На этот раз Николай остался у них ночевать. Когда за ним захлопнулась дверь, мама задумчиво произнесла:
– Хороший парень… Будь, что будет…
Николай стал частым гостем в доме Снегиревых. Он прилетал неожиданно, без предупреждения. «Светик, я уже в Ростове. Скоро буду!» – доносилось из телефонной трубки. Света торопливо подкрасив реснички, губы и поправив прическу, с нетерпением ждала звонка в дверь. Николай приходил с двумя большими пакетами продуктов и всегда с цветами. Веселый, жизнерадостный, казалось, он заполнял собой все пространство их небольшой квартиры.
Вот и сейчас девушка ожидала своего друга. В дверь позвонили. На пороге стоял Степка. В последнее время он стал реже заходить к ним. Началась учеба в университете, ночные дежурства в больницах, и времени на совместные прогулки совсем не оставалось. Парень осунулся, похудел и казался старше своего возраста.
– Света, одевайся, поедем на улицу. Сегодня замечательная погода! Меня подменил Кротов. Вызвался подежурить в первой городской.
– Степка, не могу, – ответила девушка, – ко мне сейчас должны прийти…
В дверь снова позвонили. Это был Николай.
Разговор как-то не заладился с самого начала, и Степка вскоре ушел.
– Это он? – вдруг спросил Николай.
– Да… Но я его не виню.
– Потерянный он какой-то, словно не знает, как жить дальше. Вину в себе носит…
– А мне его жалости не нужно! – ответила Света. – У него своя дорога, а у меня – своя. А то, что произошло – всем хороший урок! Неизвестно, что бы из нас получилось, если б не эта авария.
– М-м-да…просто так ничего не случается, – добавил Николай и подошел к окну.
– Люблю осень! – и тихо добавил – это время для раздумий и размышлений.
Он смотрел в окно и молчал. Света чувствовала, что решается на важный для него разговор.
– В моей жизни тоже все непросто, – начал Николай. – Мы жили в Москве. Рос я в хорошей семье. Папа служил в штабе округа, мама преподавала в МАИ. Учился в лучшей школе города, затем поступил в Плехановку и окончил её с отличием. Устроился на престижную работу в крупную металлургическую компанию. Появились большие деньги, девочки, соблазны. Вскоре купил дорогую машину и квартиру, – он замолчал.
Света видела, как тяжело ему даются воспоминания и терпеливо ждала.
– К нам в плановый отдел, пришла устраиваться на работу девушка, – после небольшой паузы продолжал Николай. – Она была красива, из хорошей семьи, и я приударил за ней. Вскоре мы расписались. Прожили вместе всего два года. Таня очень хотела машину, и я, поддавшись уговорам, купил ей новенький «Ситроен». Беда пришла в конце февраля. По делам компании её отправили в Королев. Я готовил ужин, когда раздался телефонный звонок. Это был её номер. В трубке послышался незнакомый мужской голос: «Вас беспокоит капитан полиции Петров. Вам нужно приехать…» Дальше я уже ничего не слышал, – голос Николая задрожал. – Как потом объяснили в полиции, Таня не справилась с управлением и на большой скорости врезалась в дорожное ограждение. Погибла на месте…
Светлане стало жаль нового друга.
– Знаешь, а ведь я скоро буду ходить, – вдруг вырвалось у неё.
– Света! – он резко повернулся. – Как я рад за тебя!
– Мы с Сергеем Ивановичем уже пробовали стоять. Правда, всего несколько минут. Теперь нужно только время и терпение…
Николай подошел к девушке и прижал её к своей груди.
– Солнышко, спасибо тебе! Ты не дала мне зачерстветь сердцем! Я ведь чуть с ума не сошел, потеряв любимую. У меня появилось чувство озлобленности на весь мир. Часто задавал себе вопрос, мол, почему это случилось у меня? Почему одни ходят, улыбаются и у них все хорошо, другим же суждено мучиться и страдать? – он взял её руку и прижал к щеке. – Случайно в Контакте увидел твое фото и прочитал, чем ты занимаешься. Сначала, мягко сказать, был удивлен. Зачем это нужно такой красивой девушке? Ответ пришел позже, когда нашел переписку в блоге. Твоя беспредельная доброта, искренность, готовность помочь всем страждущим, удивили меня, и захотелось с тобой встретиться. Случай не заставил себя ждать, меня отправили в командировку в ваш город. Я рад, что познакомился с тобой!
Девушка увидела глаза Николая. В них светились боль, искренность и счастье. Она почувствовала, что между ними возникло что-то большее, чем дружба…

5.
Прошло два месяца после их последней встречи. Телефон молчал. Света медленно, опираясь на палочку, подошла к окну. Первые снежинки кружились в воздухе: «Вот и зима на пороге, – подумала она. – А Николай молчит…Он молод, здоров… А я? Что могу ему дать?! » – девушка тяжело вздохнула, всматриваясь в квадрат окна. А там кипела жизнь. Спешили люди по своим делам, по дороге мчались машины. Не спеша, размахивая портфелями и о чем-то споря, прошли первоклашки. «Смешные какие!» – улыбка скользнула по её лицу. На дороге, напротив её окна, остановилось желтое такси, из него выскочил хорошо одетый мужчина в сером пуховике с накинутым на голову капюшоном. В его руках красовался большой букет алых роз. Он торопливо прошел по дороге и скрылся за углом дома. На железный подоконник сели два воробья и испуганно посмотрели на девушку. Один из них, самый храбрый, постучал клювиком в стекло, попрыгал и улетел. За ним вспорхнул и второй.
– Доченька, пойдем обедать! – в комнату вошла мама.
Раздались два долгих настойчивых звонка в дверь.
– Кто это? – удивилась она, – направляясь в прихожую.
– Здравствуйте, Галина Петровна! – донесся такой знакомый и дорогой голос. В сером пуховике, с букетом цветов на пороге стоял Николай.
– Здравствуй, родная! – он протянул Свете руку. На его ладони, в красной бархатной коробочке, поблескивая гранями, лежало новенькое обручальное кольцо.
 

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

12

ВОЛЧИЦА

Ах, как любила Женька осень! Мелкие затяжные осенние дожди не навевали уныние и грусть, а наоборот, хотелось двигаться, что-то делать под звонкий стук капель по подоконнику. А запах какой! Сыро, свежо, прохладно. В такие дни хорошо укутаться в ворсистый плед, приготовить что-нибудь вкусненькое и залечь на диване с книжкой или перед телевизором. И пусть весь мир подождет! А лес? Красота волшебная! Золотой, багровый, лиловый. Какое еще время года выкрашивает природу в такие краски? Летом зелено, зимой бело, весной серо и черно. И только осенью такой колор, такое разноцветье. Соберешься в лесок в погожий денек, тишина такая – хоть пей ее. Приляжешь на пружинистый мох, закинешь руки за голову и глядишь в бездонное синее небо в обрамлении червонных крон берез. Золото в лазури! Спокойно так на душе, радостно, что еще далеко до белых морозов и седых туманов.
А особенное удовольствие Женьке доставляли поездки за грибами. В грибах она знала толк с детства. Грузди, подберезовики, лисички, волнушки. Больше всего любимы были белые маслята. Они в банках такие красивые получались, как на картинке. А с молодой картошечкой, да на сливочном масле, да с укропчиком и зеленым луком? Это песня просто, а не еда!
Вот и сегодня, в свой законный выходной, Женька собралась за грибами. Встала еще шести не было. С нетерпением собирала корзину. Бутерброды, вода, сигареты, ножик, мешочек полиэтиленовый, зажигалку. А вдруг на место урожайное нападет, вдруг корзины не хватит – тревожили ее обычные для грибников мысли. Ну, все, собралась, вроде. Хотя сборы отработаны годами. Никогда уже ничего не забывала. Волосы под резинку в хвост, чтобы за ветки не цеплялись. И вот Женька уже бежит, торопясь на первый автобус. Обычно ездит она в Старую Табагу. Мама там живет. До заветного распадка километра два пешком. Но ей не в тягость.
Шла Женька и думала. Это в городе еще сон да ленивость сентябрьского утра выходного дня. А здесь, в лесу, уже жизнь кипит. Рано просыпается лесной народ. Много забот о хлебе насущном, к зиме надо подготовиться. О! Вот он – первый гриб. Аккуратно надкусанный с одного бока. Бурундучок трапезничал. Белка сразу на ветку волокет. А этот только с краев надкусит. Прямо, как в анекдоте. Что не съем, то покусаю. Женька шла дальше, вороша палкой сухие прелые листья, разрывая мшистые кучки. Пока пусто. Зрение в лесу обостряется. Видишь и в бок, и вперед. Вот что-то показалось беленькое за корягой. Женька идет туда, не забывая поглядывать в стороны. Вот он. Первенец. Груздок, вылез кусочком желтоватой волнистой воронки сквозь коричневую листву. Ах ты, красавец! Ни червоточинки. Молочно- белая, не испорченная червивыми тоннелями, ножка. Значит, здесь еще где-то есть. Не растут грузди в одиночку. Им компания нужна. Покрутившись вокруг, Женька еще с пяток нашла. Молоденьких, ядреных, засыпанных хвоей, но таких симпатичных.
Женька медленно, но верно уходила вглубь леса, сама того не замечая. Ориентировалась она плохо на местности, могла в трех соснах заблудиться. Обычно не уходила дальше слышимости дороги. А тут отвлеклась. И шума машин уже не слышала. Отмахивалась от мысли, что заблудилась. Лес поредел. Ельник. А в ельнике моховики и маслята всегда были. А вот и поляна с моховиками. Среди бледно-салатного мягкого ковра выглядывают веселые оранжевые шляпки. От них особенно грибной дух идет. Корзинка тяжелела, настроение было превосходное. Еще бы груздочков и маслят насобирать. Пакет-то есть. А дорога обратно как-нибудь найдется. Женька уходила все дальше, влекомая азартом.
Солнце проникало сквозь деревья. Становилось жарко, и Женька часто прикладывалась к бутылке с водой. Захотелось есть. Расположилась на пеньке, раздолбленном пожаром и временем. С аппетитом съела два бутерброда, запила водичкой из бутылки. Неспешно, с удовольствием покурила, слушая шум леса. Солнце пригревало, перевалило точно за полдень. Времени еще валом. Женька достала телефон. Точно, уже первый час. Взглянула на солнце, пытаясь вспомнить, в лицо оно светило или в спину, пока она бродила в лесу, и пошла, как ей показалось, в обратную сторону, к дороге. Пошли подберезовики. Она уже выкидывала из корзины крупные грибы, оставляя мелкие. Они вкуснее. Пришла очередь пакета. Женька ликовала. Грибы попадались на каждом шагу. Бывали места, что ступить боялась, не раздавить бы. А день набирал силу. Жужжали пчелки лесные, кто-то там в кустах чирикал и пел на все лады. Лес жил. Женька устала. Куртку расстелила и прилегла. Сама не поняла, как провалилась в глубокий сон. Очнулась, когда уже солнце на макушках самых низких сосен висело. Прохладно стало. И выбираться надо. А куда идти? Шума машин вообще не слышно. Увлеклась, потеряла бдительность. Но надо как-то искать дорогу.
Женька шла по лесу, пытаясь вспомнить меты. Ну, типа особенных, сломанных деревьев, срезанных грибов, каких-то полян, мимо которых проходила. Но лес подсказок не давал. Женьке казалось, что она уже была здесь, но через несколько минут понимала, что это совершенно незнакомое место. Она волокла корзину и пакет с грибами занемевшими руками. Тяжело. И главное, она была без понятия, куда идти. Тени удлинились. Смеркалось по-осеннему быстро. Солнце пряталось уже за кустарники. Спина болела, ноги плохо слушались, то и дело запинаясь за коряги. Женька запаниковала. Бросила пакет с грибами без сожаления. Она должна выйти к дороге, а там уж все решаемо. Но дорога не слышалась. Женька заблудилась. Причем заблудилась конкретно. Телефон связь не показывал. И неизвестно, хватит ли зарядки до утра. Женька в отчаянии оглядывалась по сторонам, но все вокруг было одинаковым. Стараясь не паниковать, она вспомнила давнюю привычку из детства, когда бабушка учила ее шить на машинке, а строчки все не получались ровными. И Женька придумала. Она тихонько напевала себе под нос бодрящую советским патриотизмом песенку «Нам песня строить и жить помогает». И шовные стежки на удивление выходили из-под никелированной лапки стройные, как нарисованные по линейке. Вот и сейчас Женька запела, чтобы почувствовать хоть какую-то уверенность. Сначала тихонько, потом во весь голос взмыла над лесом чудаковатая и весело-безликая песенка тридцатых годов. Стало чуть легче…
Женька была дитем прогресса, смотрела телевизор, иногда нападала на передачи по выживанию в разных ситуациях. Просто смотрела, не запоминала особо, не думая даже, что когда-нибудь ей это пригодится. И Женька понимала сейчас, что сегодня ей не выбраться из леса. Придется ночевать. А для этого хоть какое-то подобие ночлега надо соорудить. Ножом срезала еловые лапы. Нашла куст, который укрыл ее своими ветвями почти полностью. Приволокла срезанные лапы под куст, срезала еще. Навалила сверху на раскидистые ветви. Что-то вроде шалаша получилось. Насобирала мшистых кустиков, сухих более-менее веток, развела костер. «Господи, спасибо тебе, что курить я так и не бросила». Хоть огонь есть. Женька смотрела на костер и старалась думать спокойно. Это не тайга. Ее хватятся в понедельник, если она на работу не выйдет. Значит, будут искать. Какая глупость! Поехать за грибами и потеряться. И где?! Не в таежных просторах, а в трех табагинских соснах. Женька костер на ночь не загасила – мало ли что, наоборот подбросила чурбанов, которых насобирала вокруг. Сырые были, чадили больше, а не горели. Женьке даже интересно стало. Как скоро ее найдут. Спать пора. Забравшись под еловые лапы в свой наскоро сооруженный шалаш, Женька навалила на ноги побольше ельника для тепла. Медведей и волков в этих местах отродясь не водилось, и Женька спокойно проваливалась в сон, елозя на колючих ветках и выгоняя из сознания навязчивые поляны с грибами. Спать. А утром будет видно.

II
Проснулась Женька от того, что замерзла, и комары над ухом зудели. Костер погас, и дым им был больше не страшен. Она вылезла из своего укрытия. Сколько время-то? Телефон еще был жив, и циферки показывали шесть пятнадцать утра. Сроду Женька добровольно так рано не вставала. Вот что значит поместить человека в экстремальные условия! Организм, видимо, силы мобилизует и сам решает, чего надо делать. А делать что-то надо было… Женька тяжко вздохнула, сделала глоток воды (воду надо экономить), совсем без удовольствия покурила, раздумывая, куда дальше двигаться. Видимо, совсем далеко зашла. Даже грибников из местных не встретила вчера. Они-то обычно глубоко в лес забираются, чтобы не ходить по срезанному городскими. Лес уже давно проснулся. Птицы гомонили, дятел с настойчивостью перфоратора долбил сосну, добывая себе завтрак, муравьшки резво сновали по каким-то своим муравьиным делам, в кустах поодаль что-то активно шебуршало и копошилось. В общем, жизнь кипела. Кстати, о завтраке. Хорошо, что Женька не поддалась вчера искушению слопать еще один бутер. Очень сейчас есть хотелось. Вкусно. Как никогда. Женька к такой пище никогда серьезно не относилась, но сейчас не до бананьев, как говорится. Сигарет всегда брала в лес много. Не для курения. Для отпугивания комаров и мошки. Аэрозоли какие-то странные стали делать. Эти кровососущие не только не боялись сладковатых антикомариных запахов из балончика, а с каким-то бешеным азартом слетались еще сильнее и еще беспощаднее впивались во все открытые розовые места. Так что, дым – единственное, что их еще останавливало. Сегодня воскресенье. Если Женька не выйдет к дороге, то придется еще ночь ночевать в лесу. Ее хватятся только в понедельник. А хватятся ли? Жила Женька одна. С мамой каждый день не созванивалась, с подружками раз в две-три недели. Женька любила свое одиночество. И тишину квартиры. Близкие знали это, и не напрягали пустой и бесполезной болтовней каждый вечер…Одна надежда – на работе забеспокоятся.
Она поднялась, вывалила грибы из корзины, с сожалением глядя на внушительную кучку. Все равно они уже не будут свежими, зачервивеют к вечеру. Знатный подарок бурундукам и белкам. Воды треть бутылки, один бутерброд, одна пачка сигарет. Сложила свои сокровища в корзину, пошарила вокруг глазами и нашла подходящую палку. Теперь из нее можно еще и посох сделать. А куда идти? Женька напрягала память, пытаясь вспомнить замытые временем сведения из географии. Где встает солнце? Кажется, на Востоке. И что это дает? Блин, Женька не могла вспомнить, а в какое окно утром у мамы солнце светит. Редко с ночевкой приезжала…
Однако, в маленькой комнате. Значит, Табага восточнее города. А во сколько встает солнце в сентябре? Эх, гугл, гугл. Совсем ты разбаловал людей, никаких собственных идей и знаний. Уже сколько времени прошло, как светило работает. «Ну, сделаем поправку немного на запад. Так, еще что-то про муравейники было». Где они растут-то, на северной или на южной стороне дерева? Женька чертыхнулась. Хых, муравейники растут. Это надо же! И пошла по намеченной траектории, следуя первому варианту с Востоком. Муравейники не актуальны. Ни одного не встретила еще. А. может, просто не обращала внимания.
День набирал силу. Хорошо, хоть с погодой повезло. Любимый Женькой дождь был бы совершенно некстати. Наткнулась на огромную брусничную поляну. Маленькие бордовые вишенки, собранные в кустики с глянцевыми, словно натертыми воском ярко-изумрудными листьями, приветствовали Женьку, рдея тучным, созревшим соком на солнцепеке. Она обрадовалась, и часа три собирала ягоду. И в рот, и в корзину. Во-первых, вода заканчивалась, хотя Женька всего по глотку делала. Во-вторых, неизвестно, чем день завершится, а желудок надо было чем-то наполнять. Последний бутерброд на всякий случай оставила на вечер. Она всегда из двух зол выбирала большее. Чтобы потом не обмануться, не страдать от потери надежды и быть готовой к худшему варианту. В данном случае худший вариант – это еще одна ночь в лесу.
Лес становился все гуще и гуще. Женька с трудом продиралась сквозь буреломы из поваленных деревьев. Пот заливал глаза, вечно голодная комариная братия слеталась на его запах, несказанно радуясь пиршеству, впиваясь своими носиками и в лицо, и в руки, и в шею. Вот все что угодно: медведи, волки, голод, жажда. Но только не это. Начинался сразу психоз, который переходил в панику. А паника в такой ситуации могла сильно напортить. Женька доставала одну за другой сигареты, совершенно не думая, что пачка не резиновая и что сигареты скоро закончатся. Уставшая, еле волочившая ноги, тяжело опираясь на свой посох, Женька продолжала двигаться, ругая себя всеми матерными словами, какие она знала. Почему-то даже сейчас, почти потеряв веру и силы, она стеснялась в лесу таких слов и после каждого мата просила прощения, поднимая глаза к высоким, невозмутимым кронам деревьев. Однажды ей показалось, что лес поредел, что виден был просвет меж непроходимых зеленых стен. Женька радостно кинулась в этот просвет. Но это всего лишь был спуск к оврагу, на дне которого журчали, переливаясь по камушкам потоки дождевой воды, которые стекались со всех окрестных холмов. Оле-оле-оле! Хоть желтоватая от глины, мутная, но это была вода. Женька радостно взвизгнула и осторожно начала спускаться вниз, перенося тяжесть тела на посох. А беда, как обычно, приходит оттуда, откуда и не ждешь. Раздался треск. Не выдержав Женькиных не таких уж больших килограммов, палка переломилась, и Женька кубарем покатилась на дно оврага, цепляясь за кочки и сдирая ладони в кровь. Внезапная, ошеломляющая боль в ноге. Темнота…
Очнулась, лежа на камнях в ручье, который безмятежно обтекая ее тело, журчал в своем направлении. Попробовала пошевелиться. Движение отдалось резкой болью. Неужели сломала ногу? Женька медленно села, огляделась. Вся мокрая, дрожащая от холода, она боялась взглянуть на свою конечность. О Господи! Стопа была вывернута в другую сторону. Попробовала подтянуться на руках, чтобы выбраться из воды. Кое-как выползла на невысокий бережок чуть выше дна ручья. Зачерпнула горстью воду, плеснула на лицо, горевшее от укусов. Корзина непонятно где. Бутылка тоже. Надо попробовать вернуть ногу в естественное положение. С минуту, наверно, собиралась с силами, борясь со страхом боли. «Ну, Женечка, ну пожалуйста, ну один разик же всего». Уговорила. Эхо Женькиного крика долго еще плутало по оврагу, вспугнув задремавших перед вечерней перекличкой птиц. Женька отдышалась. Теперь надо зафиксировать. Это она помнила еще со времен студенчества, когда выезжала на летние сборы. Нашла рядом короткий, но крепкий сучок, примотала его крепенько косынкой к лодыжке. Однозначно, наступать на эту ногу не получится. Нужен костыль. Господи, а корзина-то где? Там же нож. Хорошо, сигареты переложила в куртку. Хотя, что хорошего? Куртка-то мокрая. Еще было светло. Женька ползала по берегу ручья, согнув здоровую конечность в колене, искала потерянное при падении, стараясь не задевать сломанную ногу. Плохо удавалось. Ее крики резко вскидывались в вечернем воздухе, но Женька ползла упорно. Жизнь без боя отдавать она не собиралась.
Корзина так и не нашлась, а вот ножик, зацепившийся чехлом за куст травы, Женька обнаружила. А поодаль лежал мешочек с последним бутербродом. Бутылки тоже не было. Женька с жадностью вгрызалась в хлеб с колбасой, ругая себя и жалея одновременно. Потом жалеть перестала. Вот как только начинаешь жалеть, сразу слезы. Зачем они сейчас? Горю не помогут, а силы и уверенность поубавят. Зажигалка! Ох, напугалась. В кармане. Но мокрая. Женька достала ее и стала сушить дыханием и теплом ладоней. Без огня Женька ночь не переживет – замерзнет в мокрой одежде. Нога ныла нестерпимо, буквально огнем горела. Надо выбираться наверх. Ползком, подтягиваясь, медленно, отдыхая каждые пять минут, Женька выбралась из оврага. Поползла дальше, выискивая глазами подходящий куст для ночлега. Нашла. Подыскала палку, попыталась встать, чтобы ножом дотянуться до ветвей, но острая боль заставила опуститься на колени. Мало срезала, только те, что были рядом, невысоко. Зажигалка высохла, а сигареты, конечно, превратились в мокрую табачную кашу. Женька развела костер, благо два дня без дождя подсушили и мох, и сучья. Вот без воды плохо. А так ничего, и не из таких передряг люди выбирались. Куртку повесила на ветки перед костром, сушиться. Холодно. Нога болит. Но жить можно. И нужно.
Сползала за куст, на ощупь насобирала толстых сучьев для костра. Темнота сгустилась, ограничивая видимость светом огня. Сегодня эта темнота казалась враждебной, лес неприветливым и злым шелестом листьев напоминал ей, что она в плену, одна, и когда это закончится – неизвестно. Женька задумалась. Что ее ждет завтра? Открытый перелом, может начаться гангрена. Это она знала. Может, и не надо завтра больше никуда рыпаться? Все равно, много и долго она не проползет. Должна быть ягода. Грибы. Будь они неладны. Как-нибудь можно спуститься опять вниз за водой. И все время жечь костер. Чтобы дым был. Несмотря на боль, Женька задремала, а потом провалилась в глубокий, словно кома, сон, прерываемый пульсирующей болью в ноге.
Утро было нерадостным. Хмурым. Серые низкие тучи заволокли небо, то ли обещая, то ли не обещая дождь. Осенью не поймешь. Нога распухла и вообще не давала пошевелиться. Боль притупилась. Женька вывалилась из-под куста, снова раскочегарила костер и огляделась. Есть ягода! Чуть дальше виднелись шляпки грибов, подосиновики, что ли. Странные какие-то. Женька таких еще не видела никогда. Теперь бы к ручью спуститься. Ей показалось, что два часа она ползла вниз. Напилась, скрепя песком на зубах, умыла лицо. Пока добиралась до костра, опять захотелось пить. Что за напасть?! Поела ягоды. Но желудок просил еды, кукожась в голодных спазмах. Грибы! Женька елозила по земле осторожно, стараясь несильно тревожить ногу. Понюхала. Вроде, грибной запах идет. Значит, съедобные. Поганки же не пахнут так. Отделила в костре местечко, сгребла туда угольки и закопала в них грибы целиком. Деликатес практически. Решила посмотреть, что там с ногой, пока пеклись грибы, издавая разрывающий желудок запах грибного супа. Женька сняла кроссовок, носок и ужаснулась, от страха прикрыв рот рукой. Кожа стала темно-бордовой, на месте разрыва запеклась чернотой, отекла до размеров надутой резиновой перчатки. Видимо, с ногой придется попрощаться. Но Женьку не это пугало сейчас. Когда начнут искать? Вот что тревожило больше. Ни фига. Живут же с протезами. Главное – выжить. Подбросила сучьев в костер. Понедельник уже. Должны, наверно, начать поиски. Женька была уверена, что выберется. Просто по-другому и быть не могло. Глупо и беспощадно нелепо умирать в лесу в тридцати километрах от города. Грибы поспели. Она аккуратно выкатила спекшиеся комочки из угольев. Пусть остынут. Через несколько минут попробовала, осторожно надкусив бочок. Нормально! Немного горьковаты, но есть можно. Съела все, что зарыла в угли. Воды бы. Пожевала брусники. Клонило в сон. Куртка высохла. Женька, почти довольная, насколько было возможно при таких обстоятельствах, свернулась клубочком и заснула, утомленная всем, что случилось сегодня. Странные сны ей снились. Какая-то деревня, хотон с теплыми, пахнущими молоком коровами, испуганные телята с бархатными стеклянными от ужаса глазами, жмущиеся к материнскому боку. И волк. Или волчица? Огромная. Почти нереальная. Одинокими тропами уходящая из раза в раз от охотников. Где-то когда-то она уже это видела... А где и когда? Может, просто читала…

III
Волчица бежала по следу. Голод сводил с ума, подгонял вперед, заставляя бежать быстрее и терять бдительность. За два дня удалось только придавить ворону, которая беспомощно скакала по снегу, волоча сломанное крыло. Хоть что-то. Вкус теплой крови до сих пор стоял воспоминанием в воспаленном голодом и погоней мозгу. Волчица остановилась, прислушалась, чутко водя носом по сторонам. Запах косули стал слышнее. Где-то близко уже. Волчица понюхала следы от копыт. Меньше часа прошло. Она присела, мелко дрожа от возбуждения. Надо успокоиться и бежать дальше. Впервые за несколько дней она напала на след, уже припорошенный утренним снежком. Это хорошо. Чем глубже снег, тем медленнее косуля бежит, завязая тонкими сильными ногами в сугробах. Волчица отдышалась и побежала дальше. Зимний день короток. Надо успевать. Желтое, неяркое солнце уже присело на макушки деревьев. Волчица бежала с утра, не останавливаясь, сокращая стремительно расстояние между собой и косулей. Серой тенью она скользила по лесу, ловко обходя охотничьи угодья других волчьих семей, обнюхивая особые меты мочи на деревьях. Ей проблемы не нужны. Хотя она и понимала, что сильнее и здоровее самого матерого волка. Раза в полтора выше, с мощной грудной клеткой, чало-бурая, она никогда не охотилась в стае. Ни раньше, ни сейчас. Только в одиночку. Когда приходила пора заводить детенышей, шла в семью, выбирала себе волка сама, и другие уже не смели подступиться. До родов держала будущего отца детей при себе, разрешая себя кормить и оберегать. По весне рождались волчата, и она, скаля молочно-желтые крупные клыки, рыкала на незадачливого папашу, пытавшегося пробраться в логово. Когда детеныши подрастали, выводила их в лес. Сначала учила ловить мышей, потом бурундуков, потом приходила очередь зайцев. Волчата недолго жили одной семьей, вместе резвились, вместе охотились и учились. Аттестат зрелости строгая мамаша выдавала после охоты на сохатого или косулю, удостоверившись, что научила их всему, что умела сама. И навсегда прогоняла их, возвращаясь к привычной жизни волка-одиночки.
Волчица была умна и хитра. Если было мало еды в лесу, она не нарезала десятки километров в поисках пищи, а спокойно шла в деревню под покровом ночи, сливаясь с серыми избами и хотонами. Легко, по запаху, находила народившегося теленка, мощными челюстями в труху разгрызала хилые засовы и безбоязненно утаскивала жертву. Мать-корову не трогала. Она выбирала время именно после отела потому, что, намучившись родами, животное спало гораздо крепче, успокоенно чувствуя рядом своего детеныша. На такую охоту волчица ходила только в безлунные ночи, седые и туманные. Вскоре она привыкла так добывать пищу. Не брезговала козами и курями. Собаки поначалу устраивали суматошную чехарду, рвясь с привязей в отчаянном порыве. Но волчица пару раз легко, словно острым ножом, показательно вспорола брюхо двум шавкам, выволочив их прямо из конуры. С той поры, учуяв зверя, кобели угрюмо ворчали, а сучки забивались в утробном страхе в самую глубь двора, жалобно поскуливая. Засады волчица чувствовала издалека, терпеливо дожидаясь, когда сон все равно сморит человека под утро, и практически из-под носа утаскивала добычу в лес. Она не жадничала. Брала столько, сколько сможет съесть. Эта пища была вкуснее, и добывать ее было легче. Она стала настоящим наказанием Господним для деревни.
За время отела до поздней весны, пока ночи еще были темными, утаскивала до десятка телят. И никакие меры не помогали. Волчица обходила все ловушки и капканы, но временно сворачивала свою деятельность в деревне. Охотилась в тайге, как все нормальные волки. Недели три. Когда бдительность человека притуплялась, она снова возвращалась в деревню, вынюхивая очередную добычу. А летом было вообще вольготно. На выпасе было еще проще. Тогда волчица решалась зарезать и взрослую корову или быка. Она тихо караулила в ближайших кустах, замерев, прижав уши к черепу и почти слившись с землей. Наблюдала часами. Как только ничего не подозревающее животное выпадало из поля зрения пастуха, медленно двигаясь в поисках нового сочного травяного лужка, она на брюхе выползала из укрытия. Максимально вдавливая тело в землю, волчица подкрадывалась к жертве, специально делая так, чтобы корова ее заметила. Заметив, та в панике, тучно и неповоротливо, трусила в сторону леса, от испуга теряя ориентацию. Ну а дальше все просто. Сразу впивалась в горло, чтобы перехватить мычание. И наслаждалась, лакая алые сладкие струйки из перекушенной артерии.
Охоту на волчицу устраивали постоянно. Но безрезультатно. Однажды деревенские, вконец потеряв терпение после того, как она, совершенно обнаглев от безнаказанности, почти на глазах у пастуха зарезала теленка-подростка. Несмышленыш по простодушию и наивности отошел подальше, щипая толстыми мягкими губами последнюю, уже тронутую желтизной, траву. Серой молнией взвилась волчица из кустов, мгновенно перекусила хрупкое еще горло и, плотно сжав челюсти вокруг обмякшей шеи, легко утартала его в лес. Она сама от себя не ожидала такого. Пастух заголосил, но в лес сунуться не решился, хоть и с некоторых пор пастухов снабдили ружьями. Было решено обратиться за помощью к охотникам на волков.
Собрали целое войско. Мужики из соседних деревень охотно присоединились. Там волчица попакостила тоже изрядно. Разделились на небольшие группы по три-четыре человека с собаками и цепочкой зашли в лес. Волчица, водя носом по ветру, учуяла облаву, и трусцой, не особо торопясь, побежала в сторону оврага. Села на пригорок, желтыми умными глазами внимательно уставилась в низину. Она знала, что у людей нет такого нюха, как у нее. Им хоть по ветру сядь, хоть против ветра, все равно не учуют. Собаки ее боятся, вон крадутся, поджав хвосты. Наблюдала снисходительно какое-то время. Потом захотелось спать, и она осторожно, неслышно ступая мягкими подушечками лап, поспешила забраться под кустистую корягу, не заметную снизу. Свернулась клубочком и сладко уснула, не обращая внимания на стрельбу и выкрики охотников.
Мужики вереницей растянулись по лесу, держа ружья наперевес. Лексейка сосредоточенно оглядывался вокруг, пытаясь найти хоть какую-нибудь примету, оставленную волком. Ну, хоть шерсти клок. Ему не очень везло в охоте в последнее время. Пушнины сдавал мало, потому что, вроде, и угодья неплохие, а зверя не было. И сейчас шел он, подгоняемый мыслью о награде, когда принесет эту паршивую волчицу в деревню. Лексейка отклонился в сторону и взобрался на пригорок, чтобы оглядеться. Присел, закурил, думая свои неспешные думы. Волчица почуяла запах человека сквозь сон. Проснулась, потянула когтистые лапы и высунула голову из укрытия. На пригорке сидел человек. Совсем молодой еще, судя по осанке. Нестрашный. Волчице стало любопытно. Она выползла из-под коряги и села, внимательно рассматривая незнакомца. А у Лексейки вдруг волосы зашевелились на затылке, до такой степени ему стало не по себе. Медленно повернулся и остолбенел. Метрах в трех от него сидела Она, лениво за ним наблюдая. Матерая. Он о таких не слышал даже из рассказов бывалых охотников. Просто огромная. Буро-серая, поджарая. И абсолютно спокойная. Лексейка даже дышать перестал, судорожно соображая, с какой стороны ружье бросил. Он завороженно глядел ей в глаза, а она глядела в его глаза, не шевелясь. «Черт, взгляд-то какой странный. Умный какой-то, вроде. Как у человека». Волчица зевнула и улеглась, вытянув передние лапы и не отрывая взгляда от охотника. От человека всего можно ожидать, хоть и добрый. Она это нутром чуяла. Лексейка осторожно пошарил руками, нащупал ружье и медленно потянул его к себе. Волчица насторожилась, но позы не изменила. «Слава богу, заряжено». Охотник быстро вскинул ружье на плечо, но волчица уже взмыла в прыжке над поляной и покатилась на дно оврага. Грохнул выстрел, вспугнув напряженную тишину и птиц. Лексейка рванул за волчицей, которая метнулась вниз с другой стороны пригорка. Подбежав, он увидел багровые капли на пожухлой траве, но как ни вглядывался, ничего в овраге не увидел. Ушла. Но он ранил ее! Ранил Волчицу!
Волчица забралась под куст. Задняя лапа была прострелена. А это означало в скором времени голодную смерть, если лапа срастется неправильно. Зимой особенно волкам ноги необходимы здоровые, ибо большие расстояния приходится пробегать, чтобы настичь добычу. Любопытство подвело. Надо было сразу нырять в овраг. Она обманулась в человеке. Ведь знала же – не с добром пришли. По ее душу. Зализывала рану и думала, как ей теперь себя кормить. В деревню сейчас не сунешься. Пока лапа не заживет, да и смотря как заживет. Остается только падаль. Рана затянулась быстро. Однако раздробленные выстрелом косточки все-таки срослись криво, и при быстром беге лапу постоянно выворачивало в сторону. На трех с половиной ногах волчица бегала намного медленнее, чем раньше. Приходилось долго выжидать, чтобы наверняка повалить добычу. Сунулась, было, в семью. Но молодые, сильные волчицы скалили на нее клыки, давая понять, что здесь ее не примут. Доказывать силу желания не было, хотя она повалила бы любую самку, но неизвестно, как самцы бы отреагировали, поэтому удалилась, смирившись. Наступила зима. Еды стало мало. Иногда приходилось даже обгрызать замерзшие кустики брусники, выкапывая их из-под снега, чтобы хоть чем-то наполнить желудок. Она вспоминала прошлые сытые времена и понимала, что своей беспечностью погубила себя. В деревню тоже было соваться боязно. И сейчас, идя по следу, надеялась, что судьба улыбнется ей, она догонит косулю. Неожиданно донесся посторонний запах. Волчица принюхалась. Человек. Совсем рядом. Но голод заглушил остатки осторожности, и она продолжала бежать…
Лексейка шел ходко на коротких лыжах, следом за копытцами, отпечатанными на снегу. Впереди резво бежал Каюрка, принюхиваясь и поворачиваясь время от времени к хозяину. Хорошо, что снег выпал, косуля медленно пойдет. Лексейка радостно представлял, как принесет домой добычу, как вместе с Марийкой, они разделают тушу, а потом Марийка нажарит полную сковороду мяса и нальет стаканчик настойки, которую сама делала из рябины. Лексейка даже запел тихонько себе под нос. Холодно. Морозец пробирался под овчинный тулуп, заставляя двигаться быстрее. Туман рассеялся, но было понятно, что теплее не стало, просто ветер и солнце его разогнали. Шел Лексейка по лесу и думал, как же хорошо жить. Думал о Марийке, о ее черных лукавых глазах, о том, что жизнь налаживалась, белка пошла. Даже два соболя уже взял. Катился Лексейка теперь молча. След пошел глубокий, свежий. Не вспугнуть бы. Ружье наизготовку. Въехал на полянку и замер. Метрах в пяти от него на белоснежном покрове, забрызганном алыми пятнами, рвала горло косуле его старая знакомая. Волчица!
Волчица настигла косулю почти у кромки леса, на поляне. Косуля била копытом в снег, разрывая чахлые травянистые кустики. Увлеклась. Волчица медленно подползала с безветренной стороны, зарываясь мордой в снег, чтобы запах не вспугнул. Приготовилась и, отпружинив на трех лапах, рванула стрелой к косуле. Та даже понять ничего не успела, покорно рухнула, завалившись тушей в сугроб. По привычке волчица сначала жадным языком глотала багровый снег, и только потом решила приступить к неспешной трапезе. Человека она учуяла, когда он еще и на поляну не вышел. Но настрадавшись от голода, не обращала внимания первые минуты на опасность, насыщала желудок долгожданным мясом. Боковым зрением заметила лайку, от страха прижавшую уши и севшую, жалобно поскуливая, на снег. Охотника тоже заметила. Узнала. Ощетинила верхнюю губу, обнажив окровавленные клыки, угрожающе взвизгнула. Лексейка тоже присел, забыв, что за спиной болтается ружье. Может, минуту они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, как тогда осенью, на пригорке.
Лексейка от напряжения вспотел, руки и ноги превратились в палки, которыми не мог пошевелить. Он боялся даже поправить шапку, съехавшую на лоб, и неотрывно глядел на волчицу, как завороженный. «А волк ли ты?! Беги, я не трону тебя. Только не приходи к нам больше. Ты умная, сильная, ты – другая. Беги».
Волчица смотрела человеку в глаза и читала в них мистический ужас, уважение, восхищение и удивление одновременно. Читала всю его жизнь, от начала, когда он начал помнить себя, и до момента, когда наткнулся на нее. И подняв голову к вершинам деревьев, она завыла. Пронзительно, безнадежно, с такой тоской, что у Лексейки мурашки поползли по коже, а Каюрка зарылся в снег по самое брюхо, потеряв и голос, и разум от страха. Расправив мощную грудь, волчица выла, и звук ее голоса высоко улетал в синее, зимнее небо и осыпался легким снежком с ветвей сосен. Внезапно она замолчала, еще раз взглянула на человека. Лексейке показалось, словно сожаление промелькнуло в ее желтом, волчьем взгляде. Повернулась без страха спиной и потрусила вглубь леса, совершенно уверенная, что выстрела не будет…

***
- Василич, смотри-ка, там дым внизу, что ли? Или мне показалось?
- Где? С какой стороны?
- Да справа, с твоей стороны.
- Щас развернусь, еще кружок пониже дадим…
- Да не. Показалось тебе. Туман, видать. Давай домой. Всего-то два часа проплатили.
- Может, после обеда слетаем, Василич?
- Слетаем. От чего же не слетать. Горючее дадут – слетаем, конечно. Да и МЧС к вечеру подтянется.
- Снег на ночь обещали и ветер шквальный. Господи, бедная девка. Как она там в лесу, одна-то…

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

13

НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ

В третьем классе объявили, что состоится встреча с известным писателем. Эта была заветная мечта Петьки, так как он давно уже перечитал все его сказки и стихи. Любовь к чтению мальчику привила старшая сестра, которая училась в десятом классе и была отличницей. Вообще – то, она имела по двум предметам четвёрки, но из - за отсутствия материальных средств у родителей, ей упорно занижали оценки. А тем ученикам, которые или плохо учились, или совсем не делали уроки, но их родители были или фермерами, или чиновниками, ставили пятёрки, и они "успешно" шли на золотую медаль. Поэтому Петька и любил читать сказки: ведь там всегда добро побеждает зло и не бывает несправедливостей, как в школе.
В тот день все классы собрались в актовом зале. Перед ними появился седой мужчина в стареньком костюме с портфелем. Директор школы представил писателя, и тот стал рассказывать о своей биографии и творчестве. Оказалось, что у него много наград за всевозможные конкурсы. Потом он стал показывать книги, которые вышли в издательстве. Одна особенно понравилась Петьке: она была большая и с яркими картинками.
- Может, кто хочет задать мне вопросы? – в конце выступления спросил писатель.
Несколько ребят подняли руки. Директор встал.
- Пусть Сиваков спросит.
Сиваков был сыном чиновника из администрации, один из кандидатов на золотую медаль.
- А сколько вы зарабатываете? – спросил он. – Неужели нет денег на приличный костюм?
- Настоящий писатель, - стал объяснять гость, - пишет не за деньги и думает о них в последнюю очередь. К сожалению, вы правы, мы часто издаём произведения за свой счёт и просто раздаём их по школам. Так что писатели в наше время - самые бедные люди и не всегда могут позволить себе купить новую одежду.
Сиваков презрительно скривил губы.
- А вы можете мне подписать на память книжку? - встала одна из старшеклассниц, с яркой косметикой на лице и в непозволительно короткой юбке. Вся она, как новогодняя ёлка, была обвешена серёжками, браслетами и цепочками.
- К сожалению, это последние экземпляры, - ответил писатель, - мне не хватает сейчас средств, чтобы переиздаваться. Когда был помоложе, я зарабатывал на стройке и мог позволить один раз в год выпустить книгу.
Вовка узнал в старшекласснице Колесникову, дочку фермера.
- А вы знаете, кто мой папа? – спросила с нотой обиды школьница.
- А мне без разницы, - пожал плечами гость, - для меня все дети одинаковые. Может поэтому, я и не богатый.
Видно было, что директору очень неловко стало от этого разговора, и он решил разрядить обстановку:
- А давайте сейчас наши отличники сфотографируются с нашим гостем.
Петька тяжело вздохнул. Это означало, что ни ему, ни его сестре не придётся сфотографироваться с любимым писателем.
- А я против, - прозвучал решительный голос гостя,- почему с отличниками? Я со всеми детьми хочу сфотографироваться, чтобы у всех память осталась.
Такое решение явно не понравилось директору, но он не показал вида. Петька был счастлив. Решили фотографироваться по классам. Когда дошла очередь до его класса, мальчик мужественно подошёл к гостю и произнёс:
- А я давно все ваши сказки прочитал. Я очень рад, что познакомился с вами. Вы – настоящий писатель!
Мужчина улыбнулся и потрепал Петьку по голове. Потом всем на зависть достал ту большую книгу сказок с картинками и спросил:
- Как тебя зовут? Давай я тебе на память книжку подпишу.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

14

НОВОГОДНИЙ ПОЛЁТ

Новогодние планы Орловых рассыпались серебристыми градинами-снежинками по ступенькам небесной лестницы. Накануне католического Рождества.
– В кои-то веки в Египет собрались, – всхлипывала по вечерам мама Тоня, – и облом вышел. Ну почему нам так не везёт? А ещё Год парящего орла называется! Самое время парить! Лёш…
– Ну что Лёш? – разводил руками глава семьи. – Командировка важная. Мы ввод этой турбины три года ждали. Статью главный мне обещал. Что ж теперь, отказываться? Да и три дня всего. Давай позже полетим, путёвку ведь и заменить недолго.
– Ага! А сроки моего отпуска – раз в семь лет с твоим совпавшего кто перенесёт? У нас строгий график. Шаг вправо, шаг влево…
– … высшая мера! Кароч, не летят никуда орлы, как я понимаю? – вмешался в диалог родителей Лёшка-младший. – И заметьте, о сроках моих каникул никто не упомянул. Вива-ла-вива! Хоть однажды ребёнка никто не обвиняет! А могли бы. Если что, я даже готов в министерство прошение подать. Дескать, отпустите девятиклассника с сородичами в дальние страны.
– Тебе хохма, а мы с матерью сто лет об этом полёте мечтали.
– И ещё сто лет промечтаете. Ладно, шучу. Всё куда проще: я оканчиваю школу, становлюсь взрослым. Уже легче – можете вдвоём лететь. А самый беспроигрышный вариант: дождитесь пенсии. Вот уж где ни одна собака не посмеет в ваши планы вмешаться.
– Собака… Ты забыл о внуках.
– Понеслось…
В общем, каждый предновогодний вечер теперь проходил по одному сценарию. Правда, исполнители главных ролей могли себе позволить некоторые отклонения. Но лишь в тексте. Всё остальное – и жанр, и настроения героев и главная мысль – оставались непоколебимо пессимистичными.
Что понятно: никто не расстаётся с заветной мечтой легко. Особенно, если она почти сбылась. И особенно, если была общей.
Словом, Новый год грозил оказаться самым безрадостным в череде эпизодов вполне благополучной семейной жизни Орловых.

Ни дедушек, ни бабушек у них не имелось. Банальная причина – мама Тоня и папа Лёша выросли в детском доме. Выросли погодками. И однофамильцами. Банальная история – детский дом носил имя первого директора Олега Орлова. Оттого и давали имя этого славного человека всем воспитанникам, не имеющим родителей.
Так и росли орловцы вместе. Братьями и сёстрами по данному имени. Объединяли детдомовцев традиции и мечты. Все, от мала до велика, мечтали обзавестись семьями. Построить дома. Вырастить сады. И полетать. Ведь все орлы летают, чем же они хуже.
Кому-то посчастливилось связать судьбу с авиацией. Кто-то набрался смелости и записался в местный аэроклуб. А Лёша с Тоней собирали деньги на затяжной полет над Средиземным морем. И очень хотели вживую полюбоваться египетскими пирамидами.
Полюбовались. Почти.

Вместо двенадцати ослепительно ярких африканских дней и двенадцати упоительно томных африканских же ночей, им предстояло вернуть путёвки в турагентство и перепланировать отпуск. Не самое весёлое занятие.
Тоня выбрала планирование, а мужу оставила на «десерт» турфирму:
– По твоей милости не едем, так что разбирайся.
Лёша-старший спорить не стал. Пообещал совместить командировку с решением проблемы. И совместил. Правда, предновогодний визит в театр не поддержал:
– У меня на праздник возникли другие планы. Хочу всем сюрприз сделать.
– Ты уж не подведи, – вздохнула Тоня, взяв на себя праздничный ужин.

Тридцатого к дому подъехало такси.
– Загружаемся! – скомандовал глава семьи. – Тёплые вещи и вкусности на три дня с собой берём. Плюс наряды новогодние. Плюс купальные принадлежности.
– Интриган! – заволновалась Тоня. Но мужа послушалась.
Покосилась на гору коробок в багажнике. Закатила глаза к небу: ну что придумал на этот раз её великий выдумщик. Но вникать не стала – на то она и интрига, чтобы оставаться в блаженном неведении. До самого финала. Приключения Тоня обожала. Правда, самой в них участвовать приходилось нечасто. Разве что ролью телезрителя или читателя довольствоваться.
Орлов-младший и вовсе не беспокоился: с мамой и папой он на любые авантюры готов. Тем более что выбор теперь казался более чем скромным.

Автомобиль долго петлял по загородным трассам. За окнами мелькали заснеженные поля, уютно зарывшиеся в сугробы деревеньки, сказочная роскошь зимнего леса.
– Знаешь, а мне нравится, – щекотно мурлыкнула довольной сытой кошечкой в шею мужа Тоня. – В жизни ничего красивее не видела! И почему мы никуда зимой не выезжали?
Лёша-старший хранил загадочное молчание. Но на торжествующем улыбкой лице каждый желающий мог прочесть однозначное: то ли ещё будет.
За поворотом дорога пошла в гору. Сосны съехали в глубокий овраг и подметали колею нижними ветками. Верхние же образовывали над дорогой своеобразный серебристо-малахитовый тоннель.
– Не иначе, как в резиденцию Снежной королевы едем! – хмыкнул, скрывая восхищение юный циник. Оно и понятно: из дед-морозовского возраста ребёнок уже вырос.
Мама Тоня снова закатила глаза в небо. Правда, взгляд саркастично пробуравил лишь потолок минивэна. А улыбка папы Лёши сделалась ещё шире и ещё загадочнее.
Таксист внёс в повисшее в салоне молчание свои коррективы, демонстративно хмыкнув и переключив скорость. Машина рыкнула, выехала на большую поляну, сделала крутой поворот и остановилась.
– И всё-таки, Дед Мороз! – разочарованно потянул Лёшка-младший, выкатываясь из такси. – Никакого понимания остроты момента у тебя, папаня. Сын взрослый почти, а тут…
Действительно, открывшийся взглядам приезжих высокий деревянный терем на резиденцию королевы не тянул. Зато очень смахивал на усадьбу всем известного зимнего кудесника.
– Ой, Лёшки приехали! – вдруг пискнуло откуда-то сверху.
И понеслось по верхушкам старых сосен звонкими колокольчиками:
– Лёшки приехали…
– Приехали…
– … ехали…
– Урааааа!
Отовсюду разнёсся топот. Визг. Стук. Грохот. Сопровождающиеся всё теми же колокольчиками. Лёшка-младший в недоумении замер у крыльца. А на него высыпались из терема десятки, а может, даже сотни пёстрых крохотных комочков, комков и комочечков.
– Гномы что ли… – оторопел почти взрослый ребёнок.
И был подхвачен дюжиной горячих ладошек. И потянут в недра пышущего теплом дома. И дальше. И ещё…
– Лёш… – только и выдохнула Тоня, понимая масштабность и значимость мужниного сюрприза.
– Ну, – смутился тот, не выдержав испытания невозмутимостью и загадочностью, – деньги-то нам вернули. Вот и… Ты же понимаешь, Тонь, главное: в такой праздник надо постараться всех сделать счастливыми. Это покруче любого Египта будет!
– Покруче… – бормотала Тоня, поднимаясь на крыльцо. И понимая, что на этом Лёшкины сюрпризы не кончились. Сильный и мудрый орёл не мог остановиться на обычном детдомовском корпоративе. Приключения только начинались. И начинались весьма приятно.
А потом была встреча. И заваленный вкусностями огромный стол. И русская парная с открытым бассейном.
И две дюжины подарков под стоявшей в глубине леса ёлкой. И заполнение зерном и сеном кормушек. И фотосессия в самых невероятных местах. И весёлые снежные потасовки под бой курантов. И любимые ночные истории. И предутренний поход к вершине. И дикие вопли больших и маленьких орлят, осознавших близость мечты. И три расписных воздушных шара, несущих ребятню и взрослых в чудесный январский рассвет.
И у малышей и у взрослых захватывало дух от неземной красоты открывшегося мира. Розово-сиреневого, искрящегося серебром и лазурью. Нежного и мягкого в плавных очертаниях лесов, полей, речных извилин, деревушек. Восторга небесных переливов. Мощного, всепоглощающего ощущения лёгкости, свободы. И единства. Чувств и эмоций.
Полёт длился чуть более часа. Но впечатлений от него хватило каждому. На всю жизнь.
Великое орловское братство оценило и укрепило традицию.
Теперь каждый год в канун Нового года взрослые орлята устраивали для младших собратьев новое волшебное приключение. И радовались не меньше них. Ведь человеку для счастья нужно немного: пара дюжин счастливцев вокруг. И созданная своими руками СКАЗКА.

17.12.2018 г.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

15

ПУТЬ К ВЕРЕ

По лестнице в Доме книги, или же Доме Зингера, что на углу Невского и канала Грибоедова, с трудом поднимался пожилой человек. Был он бодр и моложав, но вот ноги стали подводить, а ступеньки здесь выше обычных. Поднимался он совсем не на второй этаж книжного магазина, а в свое любимое кафе, громадные окна которого выходили на Невский как раз напротив Казанского собора.
Звали старика Евгений Иванович. Уже семь лет как он жил в Москве у дочери, но дважды в год приезжал в свой родной Питер, в котором родился и прожил целых шестьдесят лет. С Москвой он не сроднился, и периодическое посещение родного города было жизненно необходимо, ведь для него это был не только город, но и любимый друг, или даже отец, с которым невозможно регулярно не встречаться. За последние годы у Евгения Ивановича выработался ритуал отъезда. Начинался он за три часа до отхода поезда с посещения Казанского собора, зеленого чая в кафе Дома Зингера, обязательно за столиком у самого окна, и завершался пешей прогулкой по Невскому, до Московского вокзала. Эти три часа он каждый раз проводил неспешно, наслаждаясь любимым городом и предаваясь воспоминаниям.
И в этот раз Евгений Иванович полчаса провел в Казанском соборе, поставил свечи, помолился чудотворной иконе Божией Матери Казанской, поблагодарил Господа за все и попросил благополучия детям, внукам и своей стране. Потом постоял у могилы Кутузова и в церковной лавке купил книгу святителя Луки «Дух, душа и тело». Войно-Ясенецкий – гениальный врач, богослов и иерарх православной церкви был последним его увлечением. Евгений Иванович покупал все книги, связанные со святителем, дивился его таланту, глубине мысли, удивительной судьбе и не мог понять, почему наш народ, оканчивая школы и даже институты, знает почти всех национальных бесов-бомбистов, но не знает настоящих героев, истинных патриотов, гениев духа, мысли и дела.
Его любимый столик у окна был свободен. Евгений Иванович сел, заказал чай, пару пирожков и стал рассматривать колоннаду собора. В душе тут же возник волнительный ряд воспоминаний и ассоциаций. Вспомнил себя молодым, на свиданиях в садике у колоннады со своей будущей женой, потом фильм «Достоевский», в котором колоннада удачно использована в качестве символа города. Вдруг память перенесла его снова в советские времена, когда в соборе располагался музей «Религии и атеизма», а работников предприятий города привозили сюда на автобусах. Экскурсоводы объясняли им, какой же опиум для них эта религия и в подтверждение вели в темные подвалы, где демонстрировали орудия пыток церковной инквизиции. В этом месте воспоминаний у Евгения Ивановича появилась саркастическая улыбка, ведь он давно знал, что те пытки, которые устроили коммунисты собственному народу, не идут ни в какое сравнение с западноевропейской инквизицией, представленной в музее как факт обличения всего христианства. Он вдруг совсем нелогично вспомнил, когда вышел на дорогу к вере. Это случилось совершенно неожиданно в первый его отпуск. Про себя Евгений Иванович часто вспоминал этот яркий и удивительный момент своей жизни, и всегда ему казалось, что он был всего лишь вчера. Сейчас ему остро захотелось вспомнить все в деталях.
Официантка как раз принесла поднос с заказом. Он поблагодарил, налил в чашку немного чаю, прихлебнул и предался воспоминаниям.
Начало марта 1972 года, он еще не Евгений Иванович, а всего лишь молодой инженер Женя быстрым шагом идет по территории завода из заводоуправления в свой инженерный корпус. Там в профкоме он только что купил путевку в Дом отдыха «Комарово» на две недели.
Тут воспоминания притормозились. Евгению Ивановичу захотелось не просто вспоминать, а рассказать этот интереснейший фрагмент своей жизни кому-то близкому. Он представил себе, что за одним столиком с ним сидит его восемнадцатилетний внук, и как бы ему начал рассказывать: «Вот он, Санек, счастливый момент. Утро, я спускаюсь с железнодорожной платформы и, не торопясь, иду по направлению к Дому отдыха. Тихо, ясно, морозно, поднимается солнышко и освещает своими лучами кроны высоких стройных сосен. Дышится легко, и воздух после города кажется особенно вкусным. Я иду и наслаждаюсь полной свободой. Ведь целый год прожил, по своим ощущениям, как в тюрьме. Прихожу на работу в восемь часов утра, пропуск у меня отбирают и возвращают только в пять часов. То, что я не могу в течение всего этого времени хоть на минуту покинуть территорию предприятия, меня почему-то напрягало. За год я к этому не привык, и внутри сохранялось ощущение, что не привыкну никогда.
С такими мыслями я иду по направлению к Дому отдыха, руководствуясь стрелками вдоль дороги, и, наконец, захожу на его территорию. Ощущение, что зашел просто в редкий сосновый лес, правда, огороженный зачем-то низким зеленым заборчиком. В этом лесу на довольно значительном расстоянии друг от друга разбросаны небольшие домики. По стрелкам нахожу указанный в путевке под № 6. К нему, как и ко всем домикам, протоптана тропинка в снегу. Иду по тропинке и удивляюсь, каким же он кажется неестественно маленьким, почти игрушечным. Открываю дверь, захожу. Полная симпатичная женщина встречает меня в прихожей словами:
- Ну, вот и последний прибыл. Пойдемте, я вам все покажу, и проинструктирую.
Женщина поочередно открывает двери помещений и говорит:
- Это душ, это туалет, а это ванная комната. Вода в кранах артезианская, с глубины сто метров, по составу – почти минеральная. Так что пейте прямо из крана. Врач вам тоже это посоветует.
Я спрашиваю:
- И сколько же здесь комнат.
- Да всего одна на четверых человек.
Захожу в комнату. По одной стенке две кровати и по другой две, между ними ковровая дорожка. В конце дорожки, у окна, стол, и сидят за ним три парня. Все молодые в возрасте двадцати пяти-тридцати лет. На их лицах читается томительное ожидание. Здороваюсь, называю свое имя. Ребята как по команде вскакивают и с какой-то неестественной радостью бросаются ко мне знакомиться. В первое мгновение я несколько теряюсь. Правда, уже через минуту все проясняется. После знакомства, каждый из них быстро хватает свою сумку и первым делом ставит на стол бутылку, а следом начинает выгребать закуску. Первый раз в жизни я встретился с ситуацией, когда давно можно было сообразить на троих, и повод-то какой чудный. Но, видно, рабочая этика не позволяла, коллектив был не полный, ждали меня. А вот у меня бутылки не оказалось, разве что из закуски что-то.
Все были так рады, что в первый момент на это никто не обратил внимания.
Конечно же, не хватило. И уже через пару часов я шел из магазина и нес в кармане бутылку, которую задолжал коллективу.
Пьянка в мои планы не входила. Собирался я здесь вести здоровый образ жизни, бегать кроссы, и в сумке у меня лежал спортивный костюм с кедами. Но с такими важными обстоятельствами в России принято считаться, и один день я решил потерпеть.
Утром встал, голова тяжелая, во рту противно. Пошел в ванную комнату и выпил там подряд два стакана артезианской воды. Стало чуть легче. Тепло оделся и с мыслью пробежаться до хорошего пота, чтобы быстрее выгнать эту дрянь, выскочил на улицу.
Выбегаю через ворота с территории Дома отдыха, а навстречу мне вбегает высокий симпатичный молодой человек со светлыми вьющимися волосами. Каждый из нас слегка притормозил, и мы поприветствовали друг друга. Возвращаюсь. Три моих вчерашних собутыльника продолжают спать. Я переодеваюсь и иду в столовую на завтрак.
Столовая находилась в единственном большом двухэтажном здании на территории Дома отдыха. Захожу в зал, людей еще мало и, видно, поэтому совсем небольшой зал кажется неестественно просторным. Чувствую, что кто-то на меня смотрит. Поворачиваю голову, человек, с которым мы час назад встретились в воротах, улыбается мне и зовет за свой столик. Подхожу, знакомимся. Звать его Гурий.
Имя оказалось таким редким, что больше человека с таким именем мне в жизни встретить не довелось. В дальнейшем оказалось, что не только имя его редкое, но и сам он личность уникальная. Кандидат биологических наук, кавалер ордена Красной Звезды, которым был награжден в 24 года, как участник первого перехода наших атомных подводных лодок подо льдами Северного Ледовитого океана. Занимался он вопросами влияния радиации на организм человека. Только что вернулся с Камчатки и решил пару недель отдохнуть.
Разговариваем, вдруг видим, входит в зал странный молодой человек с очень ясным и светлым лицом, волосами до плеч, редкой бородкой, и главное, что издалека бросается в глаза, при ходьбе переваливается он с боку на бок словно утка. Зал затих, все смотрят на него, а он остановился и что-то ищет глазами в углах зала, абсолютно не обращая внимания на то, как народ поедает его глазами. Наконец крестится на дальний угол, кланяется в пояс, и только после этого начинает искать глазами, куда бы сесть. Гурий смотрит на него как завороженный и говорит мне:
- Женя, какая интересная личность! Мы обязаны заманить его за свой стол.
Как по команде, оба вскакиваем и предлагаем молодому человеку пройти за наш стол. И что я вижу? А вижу я несколько неожиданную реакцию на наше приглашение. Он широко нам улыбается, с какой-то искренней, неподдельной радостью приветствует нас взмахом руки и быстро ковыляет в нашу сторону.
Со стороны эта сцена выглядела как неожиданная встреча старых добрых друзей. Мы познакомились. И конечно, благодаря Владимиру, так он нам представился, стали общаться с первых слов именно как старые друзья. В общении Владимир оказался человеком абсолютно раскрепощенным и легким, постоянно удачно шутил и первый же заразительно смеялся. Гурий сразу же задал вопрос ребром:
- Володя, а не поп ли ты случайно?
Владимир изобразил на своем лице растерянность и удивление одновременно. И, внимательно рассматривая свою одежду, забормотал:
- Рясу не забыл снять? Нет, не забыл. Одежда на мне светская. Ну, Гурий! Ну, Гурий! Ты настоящий психолог, распознал сразу. И как это тебе удалось?
Потом, посмотрев на нас смеющимися глазами, захохотал и откинулся на спинку стула.
Интересно, что я лет пятнадцать спустя посмотрел чудесный фильм - «Плохой хороший человек». Так вот, молоденький дьячок в этом фильме ну просто списан с Володи.
В разговоре выяснилось, что Володя с младенчества в церкви, окончил семинарию. В этом году начнет учиться в Духовной академии, а в настоящее время работает секретарем у митрополита Ленинградского. Последние месяцы было много работы, и владыка дал ему небольшой отпуск, а мать достала путевку в Комарово. Таким образом он и оказался здесь.
После завтрака, я с Гурием пошел прогуляться по поселку Комарово. Все наши разговоры крутились вокруг Володи. Выяснилось, что он очаровал нас обоих.
Гурий взволнованно говорил мне:
- Женя, Женя, ты не представляешь. Какое счастье, что я встретил этого человека. Ведь последнее время я об этом мечтал. Мне нужен именно такой оппонент, настоящий верующий. Я должен доказать ему, что Бога нет.
Некоторое время идем молча. Гурий поворачивается ко мне:
- Думай, Женя, думай. Как нам заманить Володю на серьезный разговор?
Идем мимо продуктового магазинчика. Я предлагаю зайти, Гурий не возражает. Заходим. Лениво рассматриваем ограниченный ассортимент советских продуктов – какие-то серые макароны, рожки в коробках, хлеб. И, видимо призванная изобразить изобилие, заполнить пустоту остальных витрин и где-то их украсить, пирамидками везде расставлена сгущенка в голубых банках. И вдруг, что это? Что? В винном отеле целая полка с грузинским вином Цинандали. Это вино большой дефицит. Гурий смотрит на меня с улыбкой и тихо так говорит:
- Женя, идея. У тебя деньги с собой есть?
Отвечаю:
- Есть.
- Так. Скидываемся на десять бутылок, по количеству оставшихся дней.
Каждый день, за час перед обедом приглашаем Володю на стаканчик Цинандали. Вот тут-то мы и поговорим.
Гурий гордо смотрит на меня:
- Как идея?
- Отличная, – отвечаю я, доставая из кармана кошелек.
За ужином выкладываем идею Володе. Он соглашается тут же. Смотрю на счастливое лицо Гурия и представляю, что он мысленно потирает руки.
Сомнений, что Гурий, настоящий ученый, кандидат наук, одержит верх в диспуте с таким молоденьким, на вид простеньким и смешливым семинаристом, у меня не было никаких.
И вот первая встреча, первый раунд из десятираундового боя. Бой решили проводить в комнате Гурия, она была комфортнее наших – двухместная. Гурий с Володей уселись на кровати напротив друг друга, а я чуть в сторонке на стуле рядом со столом, на котором уже полчаса как красуется вино, стаканы и тарелочка с конфетами. В полемике я решил не участвовать, по причине слабой философской подготовки, но взял на себя заботы по обслуживанию бойцов. Гурий улыбается, весь в нетерпении, взглядом подгоняет меня, рвется в бой. Володя с добродушной улыбкой, подсунув под бок подушку, развалился на кровати. Открываю бутылку, разливаю вино по стаканам и предлагаю всем взять по конфетке. Хотел сказать пару напутственных слов, в основном, чтобы предупредить Володю о нашем «преступном» замысле», но не успел. Гурий перехватил инициативу, резко подняв свой стакан.
- За содержательное общение, - и после совсем коротенькой паузы. – Володя, на острые вопросы не обидишься?
Семинарист засмеялся.
- Валяйте ребята, я к этому привык.
Все выпили и зашуршали фантиками, разворачивая конфеты.
- Володя, объясни, как можно верить в того, кого никто никогда не видел?
Володя, продолжая добродушно улыбаться, посмотрел на каждого из нас.
- Вы ведь много чего не видите: радиоволны, например. Но это не значит, что их не существует. И вообще человек с помощью своих органов чувств и различных приборов может увидеть не более 5% того мира, который его окружает.
Гурий тут же:
- И все же современная наука доказала, что Бога нет.
- Какая именно наука, и что она доказала? – пожал плечами недоуменно семинарист.
- Что мы, например, не сотворены, а развиваемся в соответствии с теорией эволюции.
- Не смеши меня, Гурий. Теория эволюции потому и называется теорией, что она не доказана. Более того, происхождение одного вида животных из другого, противоречит законам биологии. Ни одна собака котят еще не родила. Происхождение человека от обезьяны также не доказано.
- В будущем докажут, - не унимался Гурий, - докажут, потому что наука непрерывно развивается. Хотя зачем я это говорю? Вы же, попы ученых не любите.
- Да что ты, дорогой! К науке мы относимся как к способу познания мира, сотворенного Богом. Просто надо различать факты и теории.
- А зачем вы Джордано Бруно сожгли? – начал распаляться Гурий.
- Ну, во-первых, сожгли не мы, а католики. И это, конечно, неправильно.
- Ой, Володя, только не надо оправдываться. Знаем мы ваши крестовые походы, инквизицию и старообрядческий раскол. Вы, верующие, постоянно враждуете друг с другом.
- Ну, вот опять вешаешь на православных грехи католиков, – спокойно и с той же доброжелательной улыбкой ответил Володя. - Но, вообще ты отчасти прав. В истории религий были кровавые страницы. Но ведь нельзя отождествлять те войны и раздоры со всеми верующими. С таким же успехом можно сказать, что все атеисты виноваты в развязывании второй мировой войны, потому что фашисты и коммунисты были атеистами.
- Кстати, а почему священники солдат благословляют? Ведь у вас в Библии сказано: "Не убий".
- Наши священники благословляют солдат на защиту отечества, а не на убийство невинных людей. Ты же не скажешь, что наши отцы зря воевали с фашистами?
- Ну, ладно, здесь я согласен. Но вот вы, верующие, на исповедь ходите. А какой смысл, если я покаюсь, скажем, в краже, а потом опять пойду и украду. Меня Бог опять простит?
- Когда ты приходишь на исповедь "ради галочки" и не чувствуешь раскаяния, то Бог не очищает тебя. Искренне кающемуся человеку Бог прощает грех, то есть вылечивает рану и дает силы для дальнейшей борьбы с этим грехом.
Внимательно слежу за своими приятелями. На лице Гурия появилась саркастическая усмешка.
- А я вот, Володя, ничего такого не делаю, не краду, не убиваю, но в церковь не хожу. И что, меня добрый Бог в ад отправит?
- Но это ведь твое субъективное мнение о себе самом. Твои страсти все равно сидят в тебе, и когда им представится подходящий случай, они покажут себя. В минуты искушений люди, о которых все знают, что они хорошие, могут лгать, изменять, красть…. И что самое главное, они, как правило, себя ни в чем не винят. Все вокруг плохие, только они несправедливо пострадавшие или непонятые. Это и называется — неумение каяться.
- Так кто же тогда в рай попадет, если все такие?
- Бог прощает тех, кто искренне кается.
- А не покаялся, в ад отправит?
Володя засмеялся.
- Ну что ты Гурий, Бог никого в ад не отправляет. Он ада не творил. Как сказано в Библии - «Бог есть любовь». Он любит всегда и всех, не потому, что мы такие, а потому что Он есть любовь. Это значит, что Он есть источник всякого блага для человека. Отвергая Бога, человек отвергает и избавление от страстей. После смерти человека, страсти начинают мучить его. Это и есть ад.
- Володя, а как же объяснить такое. Я знаю людей, которые пьют, курят, женам изменяют и очень даже счастливы?
- Гурий! Уши ведь не болят на морозе, если они отморожены.
Я с интересом и удивлением слушал их диалог. Володя в этой полемике, неожиданно для меня, определенно брал верх.
Возникла пауза. Я тут же налил всем вина и поднял свой стакан:
- За вас, мудрецы. Мне это ой как интересно. Придется после десятой встречи выставить еще бутылку вина.
Володя зашелся смехом и упал на свою подушку. Насмеявшись, сказал:
- На диком западе провели конкурс по поеданию пирожков с мясом. Когда победителю выдали первый приз – сто пирожков с мясом, он упал в обморок.
Теперь засмеялись мы с Гурием. Выпили, и Гурий, чувствуя, что выглядит бледно, перевел разговор на Фейербаха и древнегреческих философов. Замечаю, что и здесь все для него идет не так. Гурий напрягается, даже румянец выступил на щеках. Володя же говорит легко, свободно, как всегда много шутит и смеется. Философов, на которых ссылается Гурий, он почему-то знает не хуже, а местами рассказывает нам о том, что нам и неведомо. Например, что у Фейербаха есть вторая часть учения, основа которой совсем не материализм, а любовь, и философия большинства греческих философов искусственно притянута к материализму.
Час пролетел совсем незаметно. Мы одеваемся и идем в столовую. Гурий явно задет за живое и продолжает что-то выяснять. Я его успокаиваю, предлагаю философию перенести на завтра и пугаю несварением желудка.
Второй день был последним, когда Гурий еще рвался в бой. Он сдался, когда понял, что и Маркса с Энгельсом Владимир знает лучше его.
Из их полемики я с удивлением узнал, что существует русская философская школа, и впервые услышал фамилии Бердяева, Федорова, Ильина. Третий день мы еще разбирали разные философские проблемы, связанные, конечно, с материализмом и идеализмом. Остальные семь дней просто приятно проводили время перед обедом. Все мы были из разных миров, жадные к новой информации, и, наверное, поэтому симпатизировали друг другу и никак не могли наговориться.
Конечно, оценив уровень знаний Володи, Гурий понял, что ведет себя некорректно, поскольку плохо знает Библию и Евангелие, с религиозной же философией знаком однобоко и в недостаточном объеме. Я же понял, что настоящий верующий человек может быть совсем не отсталый и мрачный, как мне в то время казалось, а, наоборот жизнерадостный, веселый, умный и образованный».
- Молодой человек! Молодой человек!
Евгений Иванович, вернувшись к реальной жизни, поднял глаза. Перед ним стояла улыбающаяся официантка.
- Будете еще что-то заказывать?
Он посмотрел на часы. Они показывали без десяти два.
«До Сапсана час десять, как раз дойти до вокзала» - подумал Евгений Иванович и улыбнулся официантке.
- Чай был очень вкусным, и пирожки тоже, спасибо!
Он расплатился, встал и пошел на выход.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - МИНУС
НЕ ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - НЕ УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

16

КРАЖА

Эта история, как милицейский протокол: факты, события и – ни слова выдумки.
Работала я тогда завлабом компьютерных классов и по совместительству преподавала в одном из институтов одного из провинциальных городов России.
Время было смутное, в стране царил беспредел, приходилось выживать, кто как мог. В наследство от социалистического прошлого институту достались, пара десятков персональных компьютеров отечественного производства марки ДВК и десяток АГАТов, которые назвать компьютерами язык не поворачивается.
Я, как и многие, в то время подрабатывала, считала на одном из ДВК зарплату институту. Только тот, кто работал на отечественных ЭВМ, может понять, каково мне приходилось. Постоянно сбоил винт, дисковод, не загружался Бейсик, в общем, сплошные «глюки». Один принтер, оправдывая свою марку, честно отрабатывал то, что ему положено. Не был бы он «Epson». Маленький принтер марки «Epson LX-800»
Вот с того принтера и началось. Как-то присмотревшись, я обнаружила бумажку на задней панели принтера с указанием серийного номера. Странно, что такая серьёзная фирма как «Epson» и вдруг – бумажка! Аккуратно отклеила бумажную полоску и под ней нашла другой номер, напечатанный на металле, как и положено. Вспомнила, что года три назад до моего прихода, в институте была кража: унесли, а точнее скорей всего увезли все, что было ценного в компьютерных классах, вытащили все винты из ДВК, десять принтеров «Epson LX-800» и много другого добра по мелочам.
Мне оставалось сравнить настоящий номер моего принтера со списком украденных, и что вы думаете – он совпал! До какой степени наглости надо дойти, чтобы тебе же продать у тебя же украденную вещь. Дальше нетрудно было догадаться, кто «массовик затейник» в этой истории. До меня работал в институте и считал зарплату Виктор Ершов, он и купил по случаю этот принтер. Если Виктор и не участвовал в краже, то, по крайней мере, знал человека, у которого купил принтер. Вроде, дальше финал очевиден. Я беру «вещдок» – бумажку с номером, кладу в конверт и звоню в милицию. Приехали, забрали «вещдок», обещали разобраться.
Звоню через неделю в милицию, интересуюсь. В милиции, посетовав на нехватку людей, заявили, что установили слежку за домом Виктора, а вот поймать его не могут.
На следующий день иду на работу, а на крыльце стоит Виктор и мне так по-дружески ручкой машет. Вовсе он никуда не убегал и по-прежнему на рынке рыбой торгует. Поднялись мы в лабораторию. Виктор первым начал:
- Н-у-у…
Я ему тоже не менее многозначительно «пронукала». Виктор сдался первым, спросил:
- Где принтер?
- Там, где ему и положено быть.
На этом разговор и закончился.
Ну, что тут с милицией нашей сделаешь. Пошла к начальнику отдела УВД. Принял, говорил много о трудностях, о том, что если бы «резонансное дело»… И бомбы, говорил, подкладывают. Я эту историю рассказала родителям, мама, как водится, заголосила, отец отреагировал спокойно: «На бомбу тратиться не будут, а попугать тебя бы не мешало». Я, как водится, отмахнулась от родительских забот.

Дальше жизнь шла своим чередом. Учебный процесс остановить невозможно, поэтому понадобились нормальные компьютеры. До этого мне, благодаря моей настырности, удалось выклянчить персональный компьютер для расчета зарплаты с 386-м процессором, неплохой компьютер по тем временам. Помню, я до того надоела ректору своими просьбами, что он прятался от меня, завидев уже в конце коридора. Тем не менее, вскоре были куплены компьютеры и для класса. Стала проблема, как сохранить эти компьютеры. Тогда же мне пришлось срочно написать пакет программ по зарплате. Легко сказать написать, учебный процесс не отменишь, поэтому была единственная возможность отлаживаться по ночам. Развязавшись с бестолковым «Бэйсиком», я решила написать программы на профессиональном языке СИ и базе данных db_Vistе. И тут сыграл свою роль третий фактор: летом мне предстояло ехать к дочери в отпуск, а денег на поездку при наших зарплатах у меня не было. У меня возникла идея: сдать свою квартиру внаем, а самой по ночам сторожить и отлаживать программы по зарплате. Я, конечно, про третий фактор умолчала, но идею сторожить и отлаживать программы начальство одобрило. Надо заметить, что ни копейки дополнительно к зарплате я за работу сторожа и программиста не получала.
Эта история с тремя зайцами, в общем-то, закончилась для меня благополучно. Конечно, работать и ночевать в огромном здании института, было не по себе. Пугали и тревожили странные звуки похожие на треск горящих дров в печи: потом я поняла, так трещат пластмассовые корпуса компьютеров при изменении температуры. Как-то вечером сижу за компьютером и слышу: кто-то тихонько крадётся к двери. Я замерла от испуга, потом взяла себя в руки, думаю, если что, так – лицом к лицу. Подошла тихонько к двери, резко и внезапно рванула её на себя и… согнулась в три погибели от хохота: в коридоре наша институтская кошка Аниська с перепугу плюхнулась на свой вечно беременный живот и со страху встать не может, бьет всеми четырьмя лапками по полу.

В другой ситуации мне было совсем не смешно. Иду ночью по коридору и вдруг – шаги за спиной, такие осторожные, крадущиеся. Я только успела оглянуться, как лапы волкодава легли мне на плечи – это Джек решил со мной пошутить. А если бы не успела оглянуться?! И если бы иногда не прикармливала собаку?

Вскоре программы были отлажены, отпуск прошел нормально, и я переложила обязанности сторожа на одного из наших студентов за небольшую плату. Студент какое-то время работал исправно, затем стал пропускать дежурства, и было решено отказаться от его услуг. Милицейская охрана была не по карману институту, и мы решили поставить на дверях местную сигнализацию. Наш бывший сторож заходил, интересовался: нельзя ли и дальше поработать. Я ответила ему отрицательно, сказав при этом об установке сигнализации на дверях, хотя сигнализация не была еще установлена.

И вот, однажды, придя на работу, открыв ключом дверь, я остолбенела: в смежной с соседним классом стенке зиял пролом, была разобрана кирпичная кладка, а стенки в старых зданиях не то, что нынче, толщина – будь здоров! Потом пришла в себя, вызвала милицию, а дальше - читай сначала! Да, опять про резонансные дела, по бомбу и т.д. и т.п. Самое смешное в этой истории – украли (успели украсть!) один самый старый, неработающий компьютер, который мы давно собирались списать и который перед этим я тщательно протёрла и почистила.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Дудкин - ПЛЮС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

17

А ЛЕТО ТОЛЬКО НАЧИНАЛОСЬ…

Стоял май. Последние его денёчки. Самые последние и, наверное, самые беспокойные для жизни всех лесных обитателей. Всё буйно в рост пошло. И травинки, и кустики, и деревья, и вообще всякая живность, населявшая огромный лес, в котором жила обыкновенная человеческая семья. Хотя, как сказать – обыкновенная?.. Обыкновенные живут в городах или хотя бы в деревнях да посёлках. Эта же поселилась в маленьком домике посреди леса и больше походила на семью лесных обитателей, нежели на семью людскую. А всё дело в том, что глава её – высокий, сухопарый Олёша Яковлев – работал лесником, и в обязанности его входила прежде всего охрана лесных угодий от всяческих напастей. Вот он и расположился поближе к своему «рабочему месту», дабы не отмерять каждый день лишние километры, покуда до места этого самого доберёшься.
Имя своё, необычно звучащее, он получил ещё в детстве, которое прошло, как и у всех его сверстников, в самой обыкновенной деревне, пусть и расположенной в большом лесу. Нарекли его при рождении Алёшкой, имя это при дальнейшем взрослении и общении с такой же ребятнёй, как и сам Алёшка, переделалось в привычное деревенскому уху «Олёшка», а по мере вырастания носителя этого имени из него исчезла лишь одна буква «к» да добавилась фамилия. Ну, это уж в знак уважения к Олёше за добросовестное исполнение им возложенных на него обязанностей и добрую душу. Перепутать-то и так ни с кем бы не могли его односельчане. Всегда ж при разговоре добавлялось - ежли надо – всё поясняющее «лесник».
Было там когда-то человеческое жительство – на том самом месте, где теперь располагался домик Олёши - целый посёлок лесозаготовителей стоял и бурно функционировал. И дорога через тот посёлок шла торная, волоком называемая, даже телефонная линия была проложена. Но времена изменились, заготовка леса в том месте прекратилась, посёлок закрылся, и люди разбежались кто куда. Один только лесник и остался. Ну, вообще-то не один; Олёша - нормальный мужик, без какого-либо мужицкого или человечьего изъяна, и в положенное всякому обыкновенному мужику время обзавёлся он семьёй. Женился, то есть. Не всякая, конечно дело, девка была готова на такую «должность» и проживание в лесном одиночестве, немалое число их и сдыгало, узнав какая им светит перспектива, сделав «от ворот поворот» уж в последний момент, но Олёша шибко не переживал и свою половиночку-таки нашёл!
Избранницей его оказалась, как это ни странно, самая обыкновенная горожанка, к тому же не в первом уж поколении, городскую среду, вроде бы, в себя всосавшая с молоком матери от самого своего рождения, а на деле оказалось всё не так. Изабелла – это же надо было родителям столь диковинное имечко придумать! – вовсе не была горячей поклонницей городской жизни, к которой наметили её родимые матушка и батюшка. Наоборот: всей своей душой она всегда тянулась к чему-нибудь живому. К цветочку ли, восхищаясь всякий раз его красотой, будь то даже обыкновенный одуванчик, к кусточку ли зеленеющему, поглаживая его листики, будто собачку маленькую или котёнка, а уж когда настоящий-то котёнок в доме появился, так Изя – это для удобства обращения укоротили имя своей дочери её родители – и вовсе с ним не расставалась. Даже спать в обнимку с ним старалась укластись. И котёнок не возражал. Привык через какое-то время и уж сам шёл к маленькой девочке за очередной порцией ласки, которую очень любил и за которую искренне благодарил сладким мурчанием.
Дальше – больше. Ни в какие ни в артисты или музыканты Изя даже и не помышляла «проложить дорогу», как того желали её родители, а всё время старалась уединиться с природой. В первый раз это особенно отчётливо проявилось при поездке к бабушке в лесную деревню, из которой Изя наотрез отказалась выезжать обратно в город. Когда же родители вывезли её в «родные пенаты» силком, она почти всю дорогу проплакала, а потом и вовсе замкнулась в себе. Благо, что котёнок хоть был в доме, и малышка хоть сколько-то оттаяла душой, общаясь с ним.
Но так продолжаться без конца не могло; девочка явно тосковала и мучилась без общения с «зелёными братиками» - как она называла всё растительное окружение бабушкиной деревни – и родители поняли, что хотя бы на лето дочку надо вывозить в деревню. Так и сделали, к неописуемой радости малышки, на следующее лето. Да и радости бабушки, вообще-то. Той-то всё ж не так тоскливо одной в доме. Хоть на тёплое время да с кем-то пообщаться можно. Ну и зажили…
Так вот и выросла Изабелла до взрослого возраста и, конечно же, пошла учиться «на лесничего». Не на артистку, не на музыканта, хоть и научилась – да и неплохо же! – играть на скрипке даже. Ну, а уж дальше сам Бог велел как и где жизнь построить. Ну, конечно же, в лесу! Поближе к «зелёным братикам», так поранившим душу ещё в раннем детстве. Ведь они показались маленькой Изе такими беззащитными, такими беспомощными, так нуждающимися в её попечительстве и каждодневной заботе, что она даже и не задумывалась о своём месте работы и жизни.
И - вот ведь не даром же говориться, что «добро к добру тянется» - как будто специально на её пути возник Олёша. Да баской-то какой! Высокой-то! Да молодой-то! Да добрый-то во всяком поступке своём! Ну, прямо-таки сказка-мечта какая-то, а не парень! И тому-то Изя сразу поглянулась! Ещё бы: молодая, красивая, да ещё и на скрипке играет! А злые на таком инструменте не сыграют – он им не покорится. Не долго и проворковали молодые в мимолётных встречах. Раз ли два ли только и всего-то повидались в лесничестве районном, и оба поняли: моё! Брать надо, покуда не истрепалось без толку и зазря. Ну и взяли. Вернее взялись. За руки взялись - да и в сельсовет. Так, мол, и так, граждане-товарищи, готовы мы вот так - за руки взявшись - всю жизнь свою пройти, сколь нам отпущено будет. Господом Богом, правда, при этом не добавили – мало ли чего подумают окружающие – но в душе каждый это в виду имел. Хоть и через комсомол оба прошли, но прежде через бабушек родных стареньких, мудростью их напитавшись. Получили «заветную книжицу», то бишь «Свидетельство о браке» и - айда в лесную избушку. Изя к тому времени уж хорошо знала где и что делает её избранник.
Ну и стали «жить-поживать да добра наживать»! И не столь физического добра, сколь душевного. Избушка, конечно, преобразилась очень скоро под ласковыми женскими руками, тёплой да уютной сделалась благодаря рукам всеумеющим да добрым хозяйским, и закипела в ней жизнь во всяческих проявлениях. И овечки через малое время заблеяли, и козочки «забебекали», курочки заквохтали, поросёночек в загородке жердяном запохрюкивал, ну, и собачка, само собой, вскорости появилась. А как же иначе? Кто службу караульную нести будет? А хозяина до «рабочего места» сопровождать?..
С Шариком вообще история приключенческая вышла. Поехали Яковлевы в город к Изиным родителям на побывку. Встретились, за столом посидели, поговорили, и пошли молодые по городу погулять, свежим воздухом подышать. Идут, это значит, потихонечку по аллеечке тенистой, и вдруг – вой! Именно, что вой тоскливый, а не что-нибудь ещё. И как будто из-под земли. Глянули вперёд - колодец кабельный. И без крышки! И опять вой. Из-под земли! Сразу всё и поняли. К колодцу подбежали, глядь – а там на дне два щеночка в воде барахтаются! Наверное, рука нелюдя какого-то бросила и даже колодец не закрыла – люк в стороне валяется. Плачут щеночки, в воде барахтаются – её хоть и немного, но лапки коротенькие до дна не достают – и что делать? Ведь не проходить же мимо. А достать-то малышей как? Ведь колодец-то два с лишним метра глубины! Оглянулись - неподалёку стройка за забором. Олёша туда, малёхочко – с трубой какой-то назад бежит. Здоровая труба, с руку толщиной – никак не меньше. И длины метра четыре - всяко уж до дна достанет.
«Держи крепче!» - только и крикнул супруг Изе, указывая кивком головы на конец трубы.
А сам в колодец по этой самой трубе, как по шесту.
Пока то да сё – захлебнулся один из щеночков. Подняли его наверх – не дышит. А вот второй, как только твердь земную под ногами почуял, первым делом от воды отряхнулся, а потом… А потом к Изе подбежал и, «ни слова не говоря», руку ей язычком своим лизнул, покуда Олёша из колодца выкарабкивался. Видать, в благодарность за спасение… С тех пор он и не на шаг от своего спасителя. Куда Олёша, туда и Шарик. Хоть к чёрту на рога!
Дальше – больше, и, конечно же, через положенное времечко «уа-уа» дитячье в домике раздалось. Сначала мальчишеское, а через три годочка и девчоночье. Грядочки всевозможные, «зелёными братиками» наполненные, обочь* избушки появились – ну, прямо маленькое царство-государство вроде Монако какого-нибудь или Лихтенштейна! И хозяева в нём одни лишь Яковлевы! Как скажут – так и будет! Как задумают – так и сделают! И никто не указ!
…Тот годок удачный выдался. Тепло в своё время пришло, заморозки не донимали, и все «зелёные братики» в рост хорошо пошли. Картошечка уж посажена была, лучок с морковочкой, зелень всякая.
«Пожалуй, надо и капусту уж бы высаживать, - высказалась за завтраком Изя. – Смотри-кося, тепло-то застояло какое».
Хозяин и не возразил; надо – так надо. И - в лес по делам своим лесниковским.
А Изя в домике прибралась и с рассадой капустной на грядки.
А погода-то! А тепло-то как! А солнышко-то ласковое какое! Ну, прямо хоть растелешивайся донага! Жаль только комары спокою не дают. Хоть и солнышко, вроде бы, а всё равно, нет-нет, да и кусаются. Но Изе не привыкать. Вытащила рассаду на грядки, инструмент в руки – и давай «братикам зелёным волю давать».
Сколько так времени прошло – Изя не считала. Знай, себе, луночки выкапывала да очередной «комочек жизни» в них усаживала. Посадит, погладит по листочкам распустившимся да ещё и приговорит:
«Расти большой, малыш!»
Как в детстве недавнем. И так кусточек за кусточком…
Вдруг – Изя даже и не поняла как и когда это произошло – она почувствовала, что на неё кто-то смотрит! Да так остро почувствовала, что можно было бы подумать, что её кто-то потрогал этим самым взглядом, будто рукой! Выпрямилась женщина, обернулась в ту сторону, откуда взгляд исходил – нету там никого. И быть-то бы не должно. До деревни 8 вёрст, заходили к ним сельчане совсем нечасто да и то по большей части в сезон сбора ягод и грибов. А тут… Постояла ещё маленько Изя, пытаясь повнимательнее разглядеть кусты и деревья, стоящие за жердяным забором, отгораживающим усадьбу лесника от остального леса, но ничего не заметила.
Только наклонилась к грядкам – опять смотрят! Ну, прямо-таки прожигают насквозь взглядом!!! На сей раз Изя резко развернулась и… и увидала за забором два глаза! Горящих, словно жаркие уголья! Безмолвных! Недвижимых! Горящих на уровне коленей! Прожигающих взглядом насквозь, будто калёным железом! И зовущих к себе…
«Кто это?..» – мелькнуло в её голове, но ничего ответить себе она не могла. Даже предположить – глаза тянули к себе, как будто магнит!!! Изя сделала несколько шагов к огороду, за которым горели глаза, и, подойдя поближе, увидела … огромного волка!!! Серый хищник недвижимо стоял за забором, отделявшим

*обочь – сбоку от избушки (местный диалект).
усадьбу лесника от леса, и не сводил своих глаз с женщины.
И Изя вдруг почувствовала, что теряет рассудок. Нет, она не потеряла
способность мыслить, но она потеряла власть над собой. Она вдруг почувствовала, что горящие глаза зверя зовут её! Манят её к себе! Заставляют приблизиться вплотную! Они словно бы говорят: «Иди сюда!!!» - и Изя ничего не могла с собой поделать. Она шла и шла к забору, покуда не подошла к изгороди почти вплотную. И увидела горящие волчьи глаза так близко от себя, что, казалось, об них можно обжечься!
Но, странное дело: она не испытала страха. Её чувства и эмоции словно бы покинули её тело или умерли безвозвратно, настолько велика была власть горящих глаз, зовущих её к себе. И она упёрлась в забор…
Волк ещё несколько мгновений пристально глядел на неё, словно проверяя, всё ли она сделала из того, что он хотел. Потом он опустил свой взгляд на землю и коротко скульнул. Совсем как их собачка Шарик, которая, конечно же, ушла утром в лес вместе с хозяином. А после этого зверь развернулся и медленно пошёл прочь от дома Изи.
И женщина вдруг почувствовала, что к ней вернулось сознание. Её захотелось одновременно и закричать и куда-то побежать, но она не успела сделать ни того, ни другого, потому что зверь обернулся к ней. И Изя опять встретилась с испепеляющим огнём его глаз! И снова потеряла власть над собой. Она замерла окаменело, как будто заколдованная, но уже в следующее мгновение взгляд волка приказал ей:
«Иди за мной!»
Приказал властно, непререкаемо, и Изя повиновалась этому приказу. Она прошла за калитку изгороди и направилась к волку. Направилась, с ужасом думая при этом, что она опять не владеет собой. Что она не может противиться этому горящему взгляду! Что она – игрушка в руках кровожадного хищника, и он может сделать с ней всё, что угодно. Так она сделала несколько шагов, и волк, видя, что женщина подчинилась, снова развернул голову и пошёл прямо по дороге, ведущей от дома Яковлевых.
И опять всё вернулось на свои места! Опять Изе захотелось закричать, куда-то побежать и укрыться вместо того, чтобы идти туда, куда зовёт её зверь, но … но хищник снова обернулся. Она снова встретила его взгляд и опять потеряла над собой контроль. И она покорно пошла за волком.
Так продолжалось много-много раз. И всякий раз, когда Изя переставала видеть взгляд хищника, она хотела убежать домой, но всякий раз волк, как будто всё знавший и понимавший, оборачивался к ней, и женщина вновь и вновь попадала под воздействие его гипнотизирующего взгляда.
Так они прошли несколько километров. Изя хорошо знала лес, и знала, что они идут к болоту, на котором по осени в изобилии вырастает крупная клюква, но которую почти невозможно достать, потому что болото молодое и топкое. В нём ещё немало «окошек», в которые запросто можно провалиться, и уж никогда никто не сможет помочь выбраться обратно. Поэтому к болоту за ягодами ходили лишь отчаянные смельчаки, всегда обязательно компанией и непременно с верёвками. Теперь её вёл туда волк.
В то, что зверь ведёт её к болоту, Изя уже поняла и даже покорилась, поняв, что ничего она не сможет сделать против его горящего взгляда. Более того, она поняла ещё и то, что её дальнейшие попытки противиться намерениям зверя могут для ней плохо кончиться; зверь ведь может и рассердиться. Пока что он этого не делает, но ведь он же может… Он же зверь! Но вот зачем он всё это делает – этого Изя в толк взять не могла; уж слишком всё было напряжённо.
В какой-то момент ей даже пришла в голову шальная мысль: и кой её чёрт занёс в такую глушь? Сидела бы в городе, пиликала бы на скрипке и в ус бы не дула, а тут – на тебе! Попробуй разгадать загадочку, загаданную зверем, и найти ответ - чем же всё происходящее для неё закончится! Но это было всего лишь на миг. Всё остальное время она шла по лесу, ведомая огненным взглядом время от времени оборачивающегося волка, как козочка на верёвочке.
Наконец, они вышли к обрыву. Тому самому, который когда-то служил берегом для водоёма, ставшего началом болота. Сколько лет пролетело над лесом, сколько веков прошумело, покуда произошли необратимые изменения, и вода сначала застоялась, потом заилилась, а потом и вовсе превратилась в топкую равнину, на которую не дай Бог попасть? Не было на то ответа у Изи. Было только осознание: они пришли!..
Но вот куда? К чему? Зачем – на эти вопросы не видно было никакого ответа.
Волк остановился у кромки обрыва. Глянул мельком в сторону болота и опять уставился пристальным взглядом в Изю. И, странное дело; женщина снова не испытала никакого страха. Казалось бы всё; они пришли к какому-то финишу, сейчас для неё всё должно решиться, решиться, скорее всего, очень плохо, ведь рядом с ней топкое болото, на кромке его кровожадный хищник, самый свирепый и кровожадный из всех известных ей хищников северного леса, а Изя смотрела на него, как на своего Шарика, не испытывая никакой дорожи. Смотрела и ждала. Просто ждала, потому что взгляд зверя, как и всё это время, гипнотизировал. Гипнотизировал и лишал всякой попытки ему воспротивиться.
И вдруг волк опять опустил голову. Повинно опустил, как мгновенно показалось женщине, и она тут же почувствовала в своей душе прилив какой-то жалости к зверю. Она по-прежнему ничего не понимала в происходящем, но жалость..., это ни с чем несравнимое человеческое чувство, переполняло её душу. И ей уже хотелось шагнуть к волку навстречу, чтобы погладить его, как она много-много раз делала это со своим Шариком, но она подавила в себе это желание, где-то в глубине души осознавая, что роль ей предназначена другая. Какая – этого она так и не могла себе представить, но другая.
А волк, между тем, поднял голову вверх и испустил столь пронзительно-жалобный вой, что у Изи подкосились ноги!
«Господи!!! – пронеслось в её мозгу. – Да у него беда!!!»
Догадка была настолько очевидна, что у женщины не оставалось никаких сомнений в её правильности, но вот только в чём она – эта беда? Как ей понять зверя? А в том, что она должна сделать это, не было никаких колебаний! Она должна понять! Понять зверя и… и помочь ему. Эта последняя мысль пришла опять как-то спонтанно, в малюсенькую долю секунды, но она так прочно овладела её сознанием, что Изя мгновенно поняла всё. Она поняла, что зверь пришёл к ней за помощью. Что беда, свалившаяся на него, слишком велика, и он не может с ней справиться. Что он пошёл на смертельный риск – решил обратиться за помощью к человеку. Но это означало только одно: он ДОВЕРИЛСЯ!!! Он доверился человеку – главному своему врагу! А доверие надо оправдывать. Всегда! Иначе ты уже не человек!
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Изи, и прежде чем она вновь поставила себе труднейший и главнейший вопрос - в чём же она, беда зверя, волк неожиданно сделал несколько шагов в сторону от обрыва. Он словно бы открывал ей дорогу, словно бы приглашал подойти к уступу. Изя нерешительно ступила вперёд и посмотрела на волка. Тот опять покаянно опустил голову и, жалобно скульнув, отшагнул ещё подальше.
И тогда Изя шагнула к самой кромке… И мгновенно всё поняла: прямо под обрывом, на узеньком – в четверть шириной всего лишь – земляном выступе, тянущемся вдоль обрыва, на вершок покрытом, к тому же, водой небольшого водного оконца, ещё не затянутого болотной ряской, прижались друг к дружке трое волчат. Зверьки выглядели совсем как собачьи щенки! Они жалобно поскуливали, вытягивая вверх узенькие мордочки, и время от времени пытались скрести неокрепшими ещё лапками по глинистой стене в попытках выбраться из западни, в которой очутились. Как они туда попали, когда, при каких обстоятельствах – обо всём этом можно было только гадать. Абсолютно ясно было только одно: все попытки волчат выбраться на верх бесполезны! Обрыв слишком высок и крут, чтобы на него залезть. Покрытый водой приплёсочек внизу слишком узок для того, чтобы на него могла спрыгнуть мать-волчица в попытках помочь своим детям выбраться из беды. И даже если бы она это сделала – спрыгнула бы в воду, пытаясь помочь своим малышам – выбраться наверх у неё не было никаких шансов: слишком высоко и круто.
«Ах ты, Господи! – мгновенно всё поняла Изя. – Вот, значит, зачем она меня сюда привела…»
Понятие «волк» в её мыслях мгновенно заменилось на «волчица», все загадки похода немедленно получили точную разгадку, не было ответа только на главное: как помочь зверю? Помочь матери, если уж точнее, помочь в спасении её детей?! Помочь немедленно.
Изя кинула быстрый взгляд по сторонам и обнаружила неподалёку длинную палку, брошенную, наверное, когда-то ягодниками. Палка походила на черенок длинных вил, которыми в деревне метали стога сена в страдную пору, но она была изрядно подгнившей.
«Хоть глубину померять…», - молнией пролетело в голове, и женщина, схватив находку, подбежала обратно к обрыву.
А там уже всё изменилось. Волчата, растревоженные её появлением, все до единого барахтались в воде, шлёпая по ней лапками в попытках выбраться обратно на приплёсочек, и Изя чуть уж, было, не соскользнула по палке вниз, как по шесту, дабы помочь зверькам выбраться хотя бы на выступ, на котором она их обнаружила. Но вовремя одумалась и опустила палку прямо в воду позади волчат. «Шест» глубоко вошёл в вязкий ил, так и не достав до дна!..
«Ах ты, Господи! – опять в отчаянии воскликнула Изя. - Но не может же быть так, что тут нет никакого выхода».
Она отбежала немного в сторону и вдруг заметила, что чуть поодаль под обрывом маленький подводный уступчик чудесным образом расширился вдвое и поднялся над водой. Его не видно было сразу из-за напиравшей в том месте на берег болотной зелени и прибрежных кустов, свешивающих свои ветки в сторону болота, но он был! И на него можно было хоть как-то ступить и опереться, если спуститься к самой воде. Но как спуститься? Ведь высота обрыва была явно больше трёх метров – как?! «Шест» для этого не годился – слишком ненадёжен – а лестницы же под рукой нет… Ах, если бы волчица могла говорить! Если бы она сказала, что тут нужна лестница. Изя бы, конечно, захватила её с собой. Как раз такая лестница и была в их хозяйстве, как неотложный инструмент. Но волчица не умела говорить по-человечески. Она могла только гипнотизировать своим взглядом… И вот что теперь делать?..
Изя оглянулась назад и увидела привычные лесные заросли.
«Туда!» - мелькнуло в её голове. – В лесу всегда можно найти что-то подходящее!»
Она метнулась в чащу, и очень скоро ей на глаза попалась молодая высохшая ёлка. Деревце было метра четыре-пять ростом, с хорошо развитыми сучками, но нашлась и для него какая-то напасть – оно засохло.
«Вот оно!» – радостная мысль пронеслась в голове женщины, и она схватилась за высохший стволик.
Вырвать из земли засохшие корешочки не составило большого труда – ёлочки ведь не сильно их заглубляют – и через пару минут Изя была уже опять на кромке обрыва. Попробовала опустить комелёк ёлочки на уступчик – получилось. Сразу получилось! Мешали, правда, сухие сучки, но роста деревца вполне хватало, чтобы достичь уровня уступчика. Изя быстро обломала сучки, выбила маленькую канавку по кромке обрыва, в которую вставила стволик деревца, чтобы хоть как-то ограничить его перемещения вдоль обрыва, и полезла вниз.
И вот ведь странное дело: ни единожды в её голову не пришла мысль, что она неправа. Что она рискует своей жизнью. Что если стволик деревца ерзанёт по обрыву, и она упадёт в болото, то она может остаться под этим обрывом навсегда точно так же, как и волчата. Ведь «шест» не достал дна!.. Ведь подступающая к обрыву болотная тина никогда не отпустит её от себя!.. Ведь в том месте, где она спускалась, даже нет оконца в ней! И у неё не будет никаких шансов выбраться из болота, потому что оно сразу засосёт!!! И даже если всего этого не произойдёт, и новоиспечённая «лестница» не соскользнёт по обрыву, всё равно наверх очень трудно подняться, потому что обрыв очень высок и крут, а уступчик очень узок. А ведь дома остались двое детей… И пусть им не угрожает опасность, но они могут потерять свою мать. Навсегда потерять!.. Но ни одна из этих мыслей просто даже и не заглядывала в голову Изи! Там было только одно: надо спасти волчат. Ну и что ж, что это волчата? Это малыши! Это дети волчицы, которая позвала её на помощь! Позвала, как мать! Как можно тут о чём-то ещё думать? Тут надо делать!!! Оказывать помощь, ради которой другая мать рискнула жизнью! И Изя думала только об одном: полезут ли волчата к ней? Не испугаются ли они её?
А волчата полезли!!! Как только ноги Изи упёрлись в уступчик, в который мгновением раньше упёрся комелёк ёлочки, волчата, словно по команде свыше, (а может и правда по неосязаемой команде матери!) забарахтались в воде и, жалобно поскуливая при этом, принялись одолевать пространство по болотной ряске, отделяющее Изю от них. Довольно скоро первый их них уже был на уступчике, и женщине не составило никакого труда подхватить его на руку. На одну руку, потому что другая всё время сжимала древесный стволик.
А вот дальше предстояло самое трудное: надо было как-то подтянуться хоть бы до кромки обрыва, чтобы поставить на него волчонка. И пусть невелико оно было – это расстояние, отделявшее вытянутую руку Изи от спасительной кромки - пусть даже меньше метра, но он было. И Изя, как могла, полезла по стволику наверх…
И у неё получилось! Как только рука её, сжимавшая волчонка, поравнялась с береговой кромкой, зверёк мгновенно встрепенулся и, энергично оттолкнувшись от руки Изи, оказался на твёрдом!
«Слава тебе, Господи!» - мелькнуло в голове у Изи. – Хоть один…»
Но на расслабление не было времени; ещё двое волчат уже жались к её ногам, вскарабкавшись на спасительный уступчик.
Дальнейшее не вызвало особых осложнений. Оба волчонка были подняты на кручу, а когда у Изи освободилась и вторая рука, она, хоть и с трудом, но дотянулась до кромки обрыва сама.
А там… В первый момент женщина не поверила своим глазам и тому, что увидела: все трое волчат даже и не думали бежать к матери!!! Они скучковались на самой кромочке обрыва и, жалобно поскуливая, впились взглядом в Изю! Они словно бы хотели ей помочь хотя бы сопереживанием! Они словно бы болели, как болеют на чемпионате мира за любимую команду футбольные и хоккейные болельщики. Болели и желали ей победы. Победы над высотой. И Изя победила!
Она тяжело перевалилась через кромку обрыва и беспомощно распласталась на земле, не обращая внимания ни на что. Она просто до предела устала! И волчата – эти отпрыски лесных хищников, спасённые ею от неминуемой гибели – подскочили к своей спасительнице и… принялись облизывать её лицо!!! Этого Изя оставить без внимания не могла. Она осторожно поднялась на ноги и отошла от рокового места.
И тогда – только тогда!!! – к спасённым волчатам подошла их мать. Она тщательно обнюхала каждое своего дитя, убеждаясь при этом, видимо, что это действительно они, её дети, чудесным образом спасённые от неминуемой гибели, что они живы и здоровы – Изя всё это видела своими глазами. Как в театре!!! Как будто она – зритель, а не главный участник СОБЫТИЯ. И после этого случилось самое главное: волчица – эта громадная серая хищница! – легла на живот и, словно бывалый фронтовой разведчик, по-пластунски поползла на животе к Изе. Женщина опять стояла недвижимо, загипнотизированная теперь уж не взглядом, а больше действом зверя, и лишь в последний момент словно бы кто-то подал ей команду, и она присела на корточки. То, что она сделала после этого, она никогда бы не смогла объяснить никому: она протянула руку навстречу ползущему зверю!!! Протянула и замерла уж окончательно. А волчица подползла к ней вплотную, замерла, глянула всё тем же выразительным взглядом прямо в её глаза и… медленным протяжным движением тёплого чуть шершавого языка лизнула женскую руку! Как спасённый Шарик когда-то…
А вокруг было так тепло и радостно! Так ласково светило солнышко с голубого неба! Так бурно пробивалась ему навстречу всякая жизнь! Ведь лето только-только начиналось…

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - ПЛЮС
Андрей Растворцев - МИНУС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

18

КУРОРТНЫЙ РОМАН

До свадьбы оставались считанные дни. Ещё каких-то две недели и Валерия Нестерова станет Мерзликиной. Предсвадебный нервоз усиливался с каждым днем. Чем ближе становилась дата регистрации, тем больше сомнений возникало в душе девушки.
С Денисом Мерзликиным они встречаются два года, и вот уже месяц живут под одной крышей. Когда он сделал ей предложение, Нестерова была счастлива. Казалось вот оно, то, о чем мечтает вторая половина человечества. Мама Дениса, Ирина Алексеевна, пусть не с восторгом, но вполне доброжелательно отнеслась к будущей снохе. А отчим, Сергей Михайлович, заблаговременно стал называть Валерию дочкой.
Всю подготовку по организации торжества взяла на себя Ирина Алексеевна. И, похоже, была очень рада, что приглашенных со стороны невесты почти не будет, только её подруга. Мерзликина знала, что пассия сына выросла в детдоме. Невеста без роду и племени её вполне устраивала. Её единственному сыну такая и нужна. Во-первых, чтоб тот ценил своих родителей, которые дали ему всё. Во-вторых, хваткая и упорная Нестерова будет хорошей поддержкой Денису, генератором идей, что так необходимо в бизнесе. У Валерии было какое-то чутьё, она точно знала, когда, где, как и что нужно делать. Иначе как смогла эта молодая особа самостоятельно организовать и удержать на плаву рекламное агентство.
В общем, всех и всё устраивало. Свадьбе быть! Никто в этом не сомневался. Никто, кроме самой невесты.

***
На улице моросил дождь. Валерия стояла у окна и пыталась разглядеть его мелкие капли. Сегодня она прилетела из Евпатории. Десятидневный отдых в Крыму закончился, и закончился на два дня раньше. Нестерова, оставив своей подруге, с которой отдыхала записку, сбежала в Екатеринбург. В том-то и дело, сбежала!
Родной город встретил её холодным ветром и моросью, чем окончательно вернул к реальности. «Забудь! Ничего не было! Выкинь всё из головы! Просто, забудь»!- убеждала себя Валерия. Она была рада, что сейчас имеет возможность побыть одной. Очень хорошо, что Денис вернется из командировки через три дня. А ведь они вместе собирались погреться под Крымским солнышком, отвлечься от предсвадебной суеты. Но, бизнес есть бизнес. Заключение выгодного контракта не могло сорваться из-за болезни его отчима.
- Езжай с Ксюхой. Липина твоя будет только рада. Я её профинансирую, она же любит халяву. Глотни свободы напоследок! Скоро ты станешь Мерзликиной, и я запру тебя в четырех стенах,- шутил Денис.- Оторвись на финише своей незамужней жизни!
«Дошутился»,- думала сейчас Валерия. Глоток свободы оказался лишним, дурманящим и сводящим с ума. Пришлось бежать, чтоб не захлебнуться в море этой свободы. Благо ещё есть время для протрезвления. Правда, Нестерова еще не знала, нужно оно ей это протрезвление, или нет.
Так и не увидев за стеклом ничего воодушевляющего, Валерия прошлась по квартире и плотнее закрыла все окна. Поёжившись от холода, она обернулась в тёплый плед и прилегла на кровать. Похоже, такая погода стоит уже не один день. Иначе как эта мелкая и почти невидимая морось, эта холодная водяная пыль проникла внутрь помещения. Отвратительное ощущение сырости и холода заставило Валерию включить кондиционер.
«Забудь! Ничего не было! Забудь и готовься к свадьбе, невеста»!- приказала себе Нестерова.
Когда тёплый воздух наконец-то заполнил комнату, девушка заснула.

***
- Лерка, тебе не кажется, что нас сканируют? Вон тот красавчик. Он уже не первый день приходит сюда. Как ты думаешь, на кого он запал?
- На тебя конечно, Ксю.
- А вот что-то мне кажется – на тебя.
- А ты проверь.
- Как?
- Как-как, подойди да спроси.
-Я?
- Тебе же он понравился. А я вообще без пяти минут замужняя женщина. Так что дерзайте Ксения Анатольевна! А то мы уже неделю здесь загораем, неделю ходим в этот прибрежный ресторанчик, а вы до сих пор в одиночестве. Пора что-то предпринимать.
Нестерова не сомневалась, что её подруга не оставит такой ценный экземпляр мужской половины человечества без внимания. Она и сама уже успела оценить все достоинства, одиноко сидящего за соседним столиком мужчины. На вид незнакомцу было лет пятьдесят, ну может быть, с небольшим хвостиком. Он хорошо сложен, подтянут. Девушка уверена, что свободная рубашка из хлопка не скрывает пивной животик. Скорее всего, под ней пусть не кубики, но вполне приличный рельеф. Седина на его русых, коротко стриженых волосах, придавала лицу какое-то аристократическое благородство.
- Породистый,- произнесла Ксения, оценивая свою будущую жертву.
А услышав от подруги одобрение, Липина тут же перешла к решительным действиям. Приняв для храбрости ещё один бокал шампанского, она пригласила «породистого» на танец. Минут через двадцать подруги уже сидели за столом своего нового знакомого.
Звали его Евгений Александрович Мещеряков. Правда это или нет, тогда было неважно. По крайней мере, он так представился.
Валерия чувствовала себя неловко. Она, в отличие от изрядно захмелевшей Ксении, лишь пригубила сухого вина. Посчитав себя третьей лишней, девушка сослалась на головную боль и ушла в гостиницу. Через час вернулась и подруга. Вернее её вернули, так как сама Ксения передвигалась с трудом.
- Вот, доставил в целости и сохранности,- отчитался Евгений Александрович, положив свою спутницу на кровать.- Вы извините меня, получается, я без приглашения к вам вломился.
- Да бросьте. Это нам нужно извиняться. Доставили вам хлопот, испортили вечер.
- Знаете что, а давайте завтра утром совершим прогулку по побережью на катере,- неожиданно предложил Мещеряков.
- Вы серьёзно?
- Конечно.
- Ну я не знаю.
- В общем так, отказ не принимается! Ровно в восемь я постучу в вашу дверь.
Мужчина ушёл. А Валерия осталась в каком-то замешательстве, зачем-то думала о нём, и понимала, что завтра будет ждать эту прогулку. Она её уже ждала.
«Зачем? Сажи, зачем»?- спрашивала себя Нестерова. Что вообще может быть между ними, ведь Евгений Александрович годился ей в отцы. Это Ксюха в поисках «папика-толстосума».
- Ты ничего не понимаешь,- говорила она.- Мне с ровесниками скучно. Что они могут дать? Ничего. А вот мужчина в возрасте – это что-то! Люблю, просто обожаю, чувствовать себя маленькой и беззащитной девочкой.
Сегодня её слова почему-то воспринимались по-другому. Пожалуй, Валерии и самой хочется чего-то подобного. Да, её Денис всем хорош. Он молод, красив, любит её. К тому же - не беден. А если его во время направлять, то в будущем станет отличным руководителем их семейного бизнеса. Что еще надо? Чего не хватает?
А все как-то на бегу. Нет даже обманчивого ощущения настоящей и будущей семейной идиллии. Нет времени даже помечтать об этом. Полное равноправие и равная ответственность - это конечно хорошо. Но иногда и правда так хочется почувствовать себя той маленькой и беззащитной, и так хочется запрыгнуть на ручки к такому вот как Евгений Александрович.
-Боже, о чём ты думаешь!- остановила себя Нестерова. – Спи, давай!
Сопение Ксени в соседней комнате было таким громким, что Валерии пришлось надеть наушники и пытаться заснуть под музыку смартфона.

***
- Какое море? Какая прогулка? Отстань! Не видишь, мне плохо,- отбивалась от приглашения Липина. – Езжай одна!
Это вчерашнее шампанское не замедлило напомнить о своём количестве.
Нестерова оставила подругу в покое. Не хотелось, конечно, признаваться себе, что такое положение дел её устраивает, но это было именно так. Девушка быстренько приняла душ. Высушив волосы феном, она собрала их в хвост. Легкий макияж и комбинезончик нежно-сиреневого цвета, удачно подчеркивающий все женские достоинства, были одобрены самым главным критиком, ей самой. Сегодня она поставила себе пятерку с плюсом, и, даже, кокетливо похлопала перед зеркалом своими длинными ресницами.
Ровно в восемь раздался стук в дверь. Валерия так ждала его, что мысли о совершении самой большой глупости, ушли куда-то далеко. Вместе с Евгением Александровичем она вышла из гостиницы.
На берегу их ждал белоснежный катер и была слышна какая-то знакомая, приятная мелодия. Девушка глубоко вдыхала морской воздух. Сегодня у него был особенный вкус. И море было особенным, и вода в нем волшебного сине-бирюзового цвета, и волны своим тихим плесканием приятно волновали душу.
Двухчасовая прогулка с остановками оказалась лучше любой экскурсии. Мало того что, Евгений Александрович знал о Крыме пожалуй всё и, не обрушивая информацию бесконечным потоком, заострял внимание лишь на том, что понравилось его спутнице, само его нахождение рядом приносило необъяснимое удовольствие. Он все больше и больше располагал к себе, обволакивая своим обаянием. А тот факт, что на его загорелых руках не было следа от обручального кольца, приятно радовал и давал какие-то безумные надежды. Нестерова словно забыла о том, что у неё самой такое кольцо скоро появится.
И никакой он не «папик», сделала вывод Валерия, когда эта волшебная прогулка закончилась. Он мужчина, к которому ей сейчас так захотелось прижаться, почувствовать его энергию власти над собой. Похоже, их желания были обоюдными. Без обсуждений они отправились в номер Мещерякова. И не было никакой глупой неловкости, никаких сомнений. Страсть и желание, желание и страсть и больше ничего.

***
Это сумасшествие продолжалось около недели.
-Что ты творишь? Лерка, остановись!- пыталась вразумить её Ксения.
Понятно, что в ней играла обида, обида за то, что выбор пал не на неё. Но, хоть Нестерова и жила в те дни в каком-то другом измерении, слова подруги возымели своё действие.
Мещеряков, который из Евгения Александровича превратился в Женю, Женечку и Женьку, вынужден был отлучиться из Евпатории на один день. Эта незапланированная деловая встреча воспринималась как небольшой тайм-аут. Однако именно она заставила Валерию задуматься о происходящем. «Что дальше? Я почти ничего не знаю о нём, кроме того, что лежит на поверхности нашего романа. Вот так вот – в омут с головой? Может он вообще не вернется? Может эта деловая встреча лишь повод исчезнуть»?- эти мысли, подогреваемые нравоучениями подруги, стали навязчивыми.
Впервые за все время отдыха Нестерова сама позвонила Денису. Ей, вдруг, стало неловко и стыдно за те отговорки, что она придумывала, пытаясь быстрее положить трубку. Разговор с Мерзликиным на этот раз был таким, каким, наверное, и должен быть между двумя людьми, которые собираются стать одной семьёй. Именно после него девушка решила уехать, ничего никому не объясняя. Да, собственно, и объяснять то было не кому. Подруга к тому времени нашла себе новый объект для развлечений и уже второй день не появлялась в номере. Правда от нее пришла эсмска: « У меня всё ок! Не волнуйся». Ну и славно, решила Валерия. Собрав вещи, она вызвала такси и поехала в Симферополь. « Если суждено улететь сегодня, так тому и быть. Значит – это судьба. Если нет, вернусь, и будь, что будет»,- подытожила девушка.

***
- Я сказала ему, что ты выходишь замуж,- с порога вылепила Ксения. Она вернулась с отдыха и первым делом примчалась к Нестеровой.
- Зачем? Кто тебя просил?
-Как зачем? Он искал тебя. А я что? Должна была придумывать какую-нибудь историю невероятную. Что, скажи? Дать твой адрес? Ты ведь даже телефон ему свой не дала.
- Наверное, ты права. Наверное, так лучше для всех.
- Конечно. А он, между прочим, не настаивал ни на телефоне, ни на адресе. Так что, всё, точка.
На этом оправдания Липиной закончились, зато начались подробности её кратковременного романчика. Когда закончились и они, Ксения поспешила уйти, ссылаясь на то, что опаздывает на маникюр.
Валерия только обрадовалась её уходу. Оставшись одна, она уже не сдерживала себя и дала волю слезам. Слёзы обиды, которой не должно было быть, слёзы разочарования, слёзы потери последней надежды на какое-то чудо, вот что это было. Ведь где-то в душе, девушка надеялась, что Евгений её найдет. И тогда… Но, этого «тогда» не случилось. Зато не осталось никаких сомнений – свадьбе быть!

***
Денис вернулся, как и обещал. Он соскучился по своей Лерке и весь день решил посвятить ей. А та, чувствуя свою вину, старалась быть нежной и ласковой, заботливой и любящей, но при этом, боялась близости, боялась произнести другое имя. И всё же, она справилась.
Страсть, с которой Валерия отдавалась Денису, была такой будоражащей, такой, почти животной, что казалось, их самих больше не существует, а есть лишь трепет и блаженство. И только одна Валерия знала, что так она прощается с тем миражем, что остался на берегу моря, в том белоснежном катере. Она видела его, она ощущала его руки, губы, ощущала каждую клеточку его тела.
- Поездка пошла тебе на пользу,- только и смог произнести мужчина, когда пришел в себя.
- Да, это точно, - девушка ещё хотела что-то сказать, но Денис уже спал.

***
Приближался день свадьбы. До бракосочетания оставалось два дня, когда Мерзликин сообщил Валерии о том, что хочет познакомить её со своим отцом.
- Ничего себе! А почему ты раньше мне ничего о нём не рассказывал?
- Не знаю. Мы редко с ним видимся. Он живёт в Беларуси. Я и сам о нём узнал лет пять назад. Мамуля не хотела, скрывала всю информацию. Спасибо Сергею Михайловичу, это он подействовал на неё. Вообще то, я хотел сделать тебе сюрприз и познакомить вас в Крыму. Но, как ты знаешь, не вышло. Я пригласил его на нашу свадьбу. Да, и он ждет нас сегодня в твоей любимой «Панораме».
- Замечательно. Хорошо, что предупредил.
- У тебя есть время подготовиться. Я хочу, чтоб моя будущая жена сразила папу на повал.
- Как скажешь, я постараюсь.
И Валерия постаралась. Вечером, когда Денис заехал за ней, он готов был сам себе завидовать.
- Какая же ты у меня...,- только и смог сказать мужчина.
Его переполняло чувство гордости, когда он, поддерживая свою красавицу за руку, вошел в зал ресторана. Валерия довольно улыбалась и пыталась понять, за каким столиком сидит её будущий свекор. А навстречу им уже шел элегантный мужчина в смокинге. Девушка резко остановилась, у неё подкосились ноги. Это был он, её Евгений Александрович, её Женя, Женечка и Женька.

[Наталья Владимировна]

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОТСЕВ
Сергей Кириллов - МИНУС
Андрей Растворцев - ПЛЮС
Наталья Иванова - ПЛЮС
ПРОШЛО В ЛОНГ-ЛИСТ НОМИНАЦИИ - УЧАСТВУЕТ В ФИНАЛЬНОЙ ЧАСТИ КОНКУРСА

19

ИЗГНАННЫЕ ИЗ РАЯ

У кольца нет конца.
Айзек Азимов

Это были истлевшие останки древнего журнала. И когда он понял это, то восторженно завопил:
- Эва, иди сюда! Я здесь кое-что нашёл!
…Не имея никаких шансов обнаружить хотя бы след от ржавого каркаса какого-нибудь доисторического чудовища, парочка юных археологов-энтузиастов тревожила давно осевшую пыль древнего городка. Развалины находились довольно далеко от поселения, и когда они сюда добрались, их силы были уже на исходе. Заглядывая под очередную бетонную плиту, Эд в десятый раз убеждал себя вернуться, однако даже стенания подруги не могли пересилить в нём жажду естествоиспытателя. Уже на самом краю пустыря, он, говоря про себя, что делает это в последний раз, согнул в три погибели ноющую поясницу и заглянул под обломок, в таинственную темноту щели из мелкой цементной крошки и армабетона…
- Что это? – спросила Эва, с недоумением рассматривая его находку.
- Я думаю, это Книга! Одна из тех, в которые древние люди заносили все свои знания о мире… - в голосе Эда сразу появилась та таинственная многозначительность, с которой уже тысячи лет люди рассказывали друг другу страшные истории на ночь…
- А как ею пользоваться? – рука Эвы словно сама собою потянулась к «добыче».
- На твоем месте я бы её не трогал…, – растерянно наблюдая за подругой, пробормотал Эд. Пробуя книжку на зуб, Эва попыталась виновато улыбнуться ему в ответ. - Помнишь, нам Учитель говорил – древних погубили именно их знания… А вдруг там внутри ужасы всякие…
Вдруг журнал вырвался из рук Эвы и, раскрываясь, полетел на землю. На порядком выцветшей, но все еще пестрой глянцевой странице посреди совершенно обычного стола, накрытого, правда, совершенно невообразимой скатертью располагались…
- Ой! – только и успела произнести Эва. Ее округлившиеся то ли от удивления, то ли от ужаса глаза, не моргая, вперились в реликтовый лист.
- Эва, не верь! Не верь – это, скорее всего, Иллюзия! Наши предки очень любили лгать и создавать Иллюзии, и весь мир из-за этого чуть не погиб…
- Да, конечно, это Иллюзия, только… Неужели такое можно подделать? Посмотри, как натурально они выглядят!
- Эва, вспомни Музей Предупреждения! У древних всё выглядит до предела натурально, но на проверку оказывается лишь обманом… Это, наверное, одна из тех книг, что описывают Первое Пришествие, это, наверняка, Рай!
- Слушай, ты ведь учил староевропейский, скажи, что здесь написано? Вон тут, под этим… Яблоком? – от его слов Эва, казалось, немного оправилась и пришла в себя.
- Ну, тут написано… «наш»… «стол»… «совет»… Что-то последнее слово никак не разберу… Ага! - Эд недоуменно двинул плечами, - Эва, тут написано «Наш стол – советы диетологов»…