МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: "Сестра таланта" - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами, превышение +10%) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 7 Страниц +
  • « Первая
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

"Сестра таланта" - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами, превышение +10%) Конкурсный сезон 2023 года.

#31 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 02 февраля 2023 - 23:04

30

ОН ТАК ЛЮБИЛ РИСОВАТЬ


Он любил рисовать. Даже не так: он любил накладывать новые краски на уже существующие, изменяя мир вокруг себя. Это нетрудно. Надо просто брать более яркие насыщенные цвета, и тогда всё волшебным образом меняется. Унылая общая спальня, выкрашенная бледно-розовым, превращается в земляничную поляну, прекрасные цветы устремляются вверх и становятся лёгкими воздушными шариками. Можно даже взлететь вслед за ними. А ещё можно нырнуть в изумрудную гладь моря, когда безжалостный ботинок пинает тщедушное тельце. Там, на дне, – сверкающее великолепие: оливковые водоросли приятно гладят вихорки волос, живые рыбки, неторопливо проплывая мимо, что-то поют на своём смешном языке, рассыпанная галька подрагивает под ногами. Если приглядеться, то можно заметить остовы затонувших кораблей, потрогать их, даже попасть внутрь. А есть ещё малахитовые города, рыжие медузы, ромашковые дельфины, серебристые, на смешные головки которых надеты волшебные короны. Когда-то Антон пробовал объяснить это Витьке. Но тот, ещё больше рассвирепев, продолжал молотить распростёртое тело, стараясь угодить в прикрытую руками голову. Из его раскрытого перекошенного рта выпрыгивали безобразные ярко-красные жабы, которые, упав на дорожку, превращались в чёрные ручейки.
Тогда Антон опять попал в больницу. Надолго запомнились мышиный потолок в зловещей паутине широких фиолетовых трещин, серость блёклых халатов, дымчатый сумрак окон. Так хотелось оживить, изменить невзрачные цвета! Но почему-то не получалось.
В свои шесть лет Антон о себе уже всё знал. Он – уродец. Это слово было когда-то подслушано в разговоре воспитательниц и сначала представлялось причудливым грязно-серым зверем, напоминающим волка. Левая сморщенная ножка мальчика нелепо подворачивалась при ходьбе, отчего его походка выглядела смешно подскакивающей. Скрюченная правая рука не могла удержать карандаш. А так хотелось! Наверное, поэтому его оставила мама. Какая она? Такая же дородная васильковая, как повар тётя Шура? Или больше похожа на Марину Николаевну? В ней больше синего оттенка или лазурной голубизны? Но обязательно много солнечного весеннего колорита с цветными озорными бликами, с мягким сиянием загадочных глаз.
Завтра Рождество. Приедут спонсоры, привезут подарки, будет красочное представление, праздничный обед с непременными золотистыми апельсинами и сладкими конфетами. В том году Антону подарили детскую железную дорогу. Жаль, что потом её быстро сломали старшие ребята. Но некоторые пустые вагончики ещё живы, да и не все рельсы потеряны. Конечно, сейчас паровозик не может лихо пробежать по железке. Но если прикрыть глаза, послушный фургончик, плавно покачиваясь, привезёт тебя в неизведанные страны. Вот Африка. В жаркой ярко-жёлтой саванне – огромное янтарное солнце, лимонные жирафы, потягиваясь, достают сочные светло-зелёные листья. На раскрашенных забавных зебрах так весело прокатиться! А с могучими львами и гепардами очень просто подружиться: надо только протянуть на ладошке кусочек хлебца. А есть ещё потешные оранжевые мартышки, песочные антилопы...
Антон открывает глаза. Завтра Рождество. Можно загадывать желание. Железная дорога – это ерунда. Антон большой, ему не нужны игрушки от Деда Мороза. Он знает, что нужно загадать. Заветная мечта есть у всех. Только в детском доме она у всех примерно одинаковая. Вспомнился Витька, каким он однажды застал его в тёмном подвале. Непобедимый атаман, сгорбившись, стоял у стены, опущенные плечи судорожно вздрагивали. Мальчик беззвучно плакал, уткнувшись в сырую штукатурку.
На вошедшего Антона он тогда даже не обратил внимания, только плотнее прижался к стариной кладке.
Надо всё сделать правильно. Не есть записки и не сжигать их, как делали девчонки из пятой комнаты. Да и просить кого–то писать за себя не стоит – обязательно посмеются. А вот если... Встретить Деда Мороза. Настоящего. Не дядю Мишу в жёваном колпаке и с постоянно съезжающей вбок всклокоченной бородой. А всамделешнего. Ведь он где-то есть. Должен обязательно быть. Только надо его найти.
Осторожно выглянув в коридор, мальчик поразился непривычной тишине. Хотя всё правильно: все в зале, все заняты. Достать кургузую курточку и скрипящие сапожки не составило труда. Самое главное – незаметно покинуть огороженную территорию. Но опять повезло: ворота открыты – гости начинают съезжаться.
Незаметная фигурка преодолела последнее препятствие. Куда? Конечно туда – в лес. Утопая в свежевыпавшем снегу, мальчик свернул с наезженной дороги. Белый, везде белый... Если приглядеться – то совсем разный цвет. Под ёлками – тёмно-серый, на веточках – серебристо-зелёный, на открытой полянке – бледно-жёлтый с кремовыми пятнышками. А вон там вдали, он чистый, меловой.
Постепенно оттенки меняют колер, смешиваясь, пугают хищной окраской, разъярёнными звуками стучат в гудящей голове. Начало знобить, потом на смену холода приходит приятная прохлада. Идти дальше нет сил. Боль в изуродованной ножке отдаётся яркими пурпурными всполохами. Но можно сесть и просто подождать. Дед Мороз найдёт его обязательно. Не может не найти. Да вот же они: тут и зайчики, и медведь, и белочки. Рядом с добродушным стариком миловидная женщина. Мама! Антон сразу узнал её. От неё идёт самый красивый цвет – цвет радуги. И ещё тепло, необыкновенное, согревающее. Мама! Она его так любит!
Отрывистый собачий лай.
– Вот он! Нашёл!
– Замёрз парнишка. Жаль. Чего его в лес-то понесло?
И никто не обращает внимание на одиноко плачущую девчушку, на перешёптывающиеся звёзды, роняющие свои жемчужные слёзы, которые, касаясь земли, превращаются в прозрачные льдинки, сковывающие жёстким
0

#32 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 05 февраля 2023 - 00:20

31

ЧУДОЯРВИ


Каково это услышать после нескольких лет совместной жизни, любви, весёлых прогулок за руку, жарких ночей, совместного душа, когда отмытые и усталые, просветлевшие и доверчивые друг к другу, выходили и падали в белоснежную постель без сил:
− Шесть лет жизни ты мне испортил. Думала, за мужика выхожу, лидера. Какой ты лидер!
Сказанула Верка, словно курёнку головёнку свернула, и сама дернулась всем телом нервически, словно это ей голову отвернули. Сказала и так зло глянула, что сразу между нами разверзся обрыв, а иначе прóпасть, в которой мне предлагали пропáсть.
За окном солнечный утренний день стал серым, а воскресенье как бы будним деньком. И лишь одно радовало, что можно было не идти на работу, а уткнуться в компьютер и терпеть, сопя тихонько нешуточное унижение.
Я, конечно, не дар небес. Характер бывает скверный, как подгоревшая картошка, у которой внутри все светло и даже может быть вкусно, а с наружи корка порченная, малосъедобная. Есть такую картошку можно, но порой тошно. Любитель я покопаться в себе, сумрачно ковыряя утренние макароны, а, не докопавшись до призрачной истины, с раздражением двинуть тарелку под настороженный взгляд жены. Могу хлопнуть дверью, сморозить глупость. Но, как известно, на все бывают причины и только вот на все сказанное выше причин я не находил.
Весь этот рубежный для семейной жизни день, дома я был один и отчего-то в душе вскоре просветлело: наметился какой-никакой путь. Квартирка моя холостяцкая пустовала, и я из нажитого уже совместно жилья решительно, пока горели и пекли душу угли раздора, взялся перебираться в своё гнездо под молчаливые и внимательные взгляды жены. Она не отговаривала, но и заметно было, что ждала, когда пойду на попятный.
В квартирке навёл порядок, прикупил то, чего не доставало по моему невзыскательному на быт взгляду. Угли в душе стали угасать: хлопоты и некая отстраненность от прежних отношений дали плоды. Вскоре освобождённый дух дал возможность плодотворно работать; тихонечко, чтобы не спугнуть настроение, радоваться жизни.
На службе знакомые дамы, прознав о моем подрифтованном семейном статусе, несколько оживились, а Лариска, которая второй раз уже вернула себе свободу от обязательных постельных сцен, кинула проходя мимо, игриво так покачивая бедрами:
− Девушку хотя бы домой проводил или в кино пригласил.
Вышло в целом пошловато с её непременными ужимками. А ещё эти накрученные рыже-крашенные локоны просто бесили.
Должен сказать, женским вниманием я не обделён. В свои неполные сорок изрядного живота не нажил, занятия спортом в молодые годы развернули плечи, и при высоком росте, если не обращать внимания на несколько помятое лицо, выглядел сносно. Не пренебрегал я и теперь спортзалом – порой гонял мяч и даже в бассейн ходил целый год, пока от хлориванной воды не началось стойкое отвращение к плаванию.
Но одно дело, что к тебе тянутся, а другое – самому проявить активность. Девчонки-то, они какие? Хвостиком вильнёт, грудкой тряхнёт, попкой качнёт − привлечёт внимание… А как только начинаешь знаки внимания оказывать, тут же включают режим ожидания и делают вид, что им это всё неинтересно. Вот такие хитрющие недотроги! И начинаются мучения: цветочки там, шоколадки, смс-ки с глупыми порой фразами, типа «Чем занимаешься? О чём думаешь? А, может, погуляем?»
В общим детский сад вперемешку с дурдомом.
Надо сказать, что после разрыва с женой вера моя в искренность и глубину отношений иссякла. Нет, она ещё как бы присутствовала, но, как только намечался реальная женщина для любви, я включал задний ход, представляя весь ужас очередной неудачи.
Между тем слякотная зима вкатилась в промозглую весну без спешного перехода. И только к маю невнятно зазеленело. Жизнь катила по новым рельсам и, оказалось, что жить можно и после катастрофы. К тому же, с тополиным пухом явился вдруг жаркий июль и отпуск. Легко вздохнув от отсутствия обязательств перед другими близкими к телу лицами, решился я на тур. Долго не думал: как только вбил слово «тур» в поисковик, тут же вывалилось – «Карелия». Я не люблю жару и многолюдье страждущих закоптить свои тела, подчас совершенно малоподготовленные к публичному обнажению.
− Еду в Карелию! – завопил я среди ночи, сидя перед компом в одних трусах. И уже скоро летел над страной, толкался в аэропортах среди движущегося в разных направлениях народа.
Накануне поездки, собрав пару близких друзей, Витька да Гошу, докладывал им о Карелии:
− Места там такие! А названия – Эссойла, Вешкелица, Корза! Песня! Там, говорят, в каждом подворье своё родниковое озеро и леса дивные. А в озерах водятся навки – русалки чудные! Буду ходить по грибы! Белые там, говорят, прям-таки толпятся у тропы в поисках удобной корзинки!
− Чудак-человек! Тебе, что наших сибирских лесов мало?! И грибы здешние тебе не нравятся?
− Мужики! – уже изрядно окосев от выпитого, захорохорился я, но ничего не нашёл, как затянуть, неуверенно следуя мелодии:
− «Долго будет Карелия сниться, будет сниться с этих пор: остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр….»
− Ну, давай, − одобрил Витек, с усмешкой прослушав мое исполнение.
− Все лучше, чем киснуть, − поддержал меня Григорий, − и бывшей покажешь, как ты без неё хорошо обходишься, время культурно проводишь.
− А то привезешь из Карелии карелочку, − продолжил подшучивать надо мной Витька. – Вот у меня дружбан есть, так он поехал как-то в Пицунду. Море там, говорят, шикарное, горы, лес сосновый, винишко местное. Решил отдохнуть, а привез назад красавицу-абхазочку. Он довольный − голову напрочь снесло. А уж дома ложатся в постель, он к ней со всем пылом горящего, словно факел, тела и душой нараспашку. А глядь: между ними кинжал в ножнах лежит. Он было пошутить взялся, типа:
− Ну, что ты, дорогая! Ведь скоро в ЗАГС!
А она кинжал из ножен достала и так аккуратно его снова положила рядышком.
− Ну и что он? – завороженный историей, спросил я.
− А что ему оставалось? Утром помчался в ЗАГС, включил все свои связи, собрал справки, денег кому надо занёс – и уже через неделю получили они штамп в паспорта. Кинжал после этого повесили на стенку.
− И как живут?
− А как живут? На свадьбу целый отряд братьев и прочей родни понаехали. И все с кинжалами. Тут, брат, не трепыхнёшься. Троих ребят уже растят: два джигита и дочка красавица – вся в маму.
− Так что давай, дорогой, не грусти! Всё у тебя сложится, − прощаясь подвели черту под обсуждением моего положения мужики.
А Витя, приняв на посошок, взялся философствовать и, держась за косяк уже открытой входной двери, изрек глубокомысленно:
− Знаешь, Стас, самое главное в любой ситуации – выйти из неё сильнее, чем ты был до. Любые говённости можно отмыть и найти путь к возврату. Но это уже будет не исходная точка, а над исходная позиция, − Виктор для убедительности поводил перед моим носом указательным пальцем по восходящей винтовой траектории, показывая, какова должна быть линия восхождения.
− Понимаешь, процесс восхождения работает, если ты не сидишь, а движешься, несмотря ни на что. А очиститься от говённой нахлобучки – та ещё каторга! Требует, знаешь усилий! Давай, дерзай, брат, ты на верном пути!

Самолёт прям-таки плюхнулся в лужу на бетонке Петрозаводска. И, уже скоро немало не торгуясь, летим через дождь на такси в посёлок Вешкелица, где должно начинаться наше знакомство с севером.
− А жить будете в доме местных жителей, − улыбаясь рассказывала милая женщина, распорядитель тура Ирочка.
– Вот, для вас улица Лесная, 2. А вот и хозяйка дома, знакомьтесь.
Передо мной стояла улыбающаяся взрослая женщина, опрятно одетая в нарядном платье. При всей нарядности в ней чувствовалась работящая сельская жительница, для которой жизнь была сосредоточена вокруг её подворья.
Мы познакомились с Галиной, и уже скоро вышагивали вместе по селу в направлении дома на улице Лесной.
Вешкелица, культурное карельское село, раскинулось на берегах одиннадцати озер. У дороги ягода растёт гроздьями смородины и малины, тут же земляника яркими каплями оживляет зелень травы. Дом Галины и её мужа Артура разместился у одного из озёр. Тут рядком и банька, в которую по прибытии меня снарядили хозяева: оказалось ждали гостя.
Банька разместилась у самой воды небольшого озера, заросшего у берегов лилиями. Озеро заполняло круглую котловину, образованную древним ледником, было глубоким и питалось родниками. Берега озера обильно окружены лесом так, что ветви ближних к воде пихт нависали, едва не касаясь воды изумрудными иголками. Напарившись и вдоволь поплавав в озере с чистейшей прохладной водой, сидел, усталый и умиротворённый, на кухне хозяев и угощался медком да чаем. Заговорили об озере и выяснилось, что это чудесное озеро носит название Меличуярве и так названо после истории с дочерью мельника, что проживала на его берегах. Это была печальная история о гибели суженого, о долгой тоске помолвленной невесты и о её гибели в водах озера.
Весь следующий день был занят экскурсиями по окрестностям, прослушиванием карельских песен в исполнении местного ансамбля, изучением обрядов и танцев карелов. Вернулся в дом Галины и Артура уже в темноте и, сразу влекомый желанием поплавать в озере, отправился в баню на берег.
Тёмная вода, светлое еще, но уже набирающее краски ночи небо, лапы пихт и сосен над водой и всё озеро, обрамлённое чёрным уже на фоне неба лесом, создавали необыкновенный антураж, совершенно театральные декорации к сказочной пьесе. Я, беззвучно рассекая воду, плыл вдоль свисающих к воде ветвей. И, когда уже собрался было править к мосткам, преодолевая желание плыть дальше (так притягивало, зазывало меня озеро), из-под ветвей блеснуло. И чёрный треугольник рассёк темную, как смоль, воду, слегка прошумев всплеском и раздался девичий голос:
− Пойдешь к плотине через мост. Он соединит вас… Твоя надежда и вера… Далеко ходить не надо.
Я ошалело смотрел в сторону места, откуда прозвучал голос, и видел только очертания головы и плеч над водой. И два огонька на лице сияли, мерцая.
Сказать, что я испугался, нельзя. Видение было столь необычным и даже могло показаться страшным в темноте на воде. Но я вёл себя удивительно спокойно. Я понимал: мне ничего не угрожает.
Я вернулся в дом и тут же был приглашён Галиной к столу, на котором чай, медок и горячие оладушки. Конечно, я не сдержался и рассказал о происшествии хозяевам дома. Галина и Артур выслушали меня спокойно, а Галина обронила:
– Так это дочка мельника шалит. Она как-то Ахти, моему однокласснику (Галина рассмеялась, что-то, видимо, вспомнив) нагадала, что выиграет в лотерею машину. Тот пошёл на другой день на почту и купил билет ДОСААФ. И что ты думаешь? Через полгода уже на Москвиче катался.
– Даром, что водяной – Ахти. Своему, видать, и нагадала русалочка. А после этого лотерейные билеты у нас в селе не залеживались: раскупали все в один день, − вступил в разговор, рассмеявшись Артур. И продолжил:
– Но никто более трёшки не выигрывал после.
– Да как не выигрывал! А я? – вставила слово Галина, − купила как-то десять билетов, а выиграла магнитолу. Забыл?
– А, точно. Только недолго она у нас играла. Сынок наш рыбачил на мостках да спихнул неаккуратно в воду. Забрала дочь мельника агрегат.
– А она мне сказала, чтобы шёл к плотине и мосту. Там что-то нас соединит, − поделился я.
– Ну, идти туда далековато будет − нужно ехать. Обычно туристов возят на экскурсию к нашей плотине. Так ты, что не женат?
– Да как сказать? Штамп в документе есть, а так вроде и нет.
– Её не обманешь. Коли сказала кого-то встретишь, значит видит, что твоё сердце свободно.
На следующий день была экскурсия на плотину. Группа у нас подобралась ровная такая: всех возрастов по паре. Я как-то не приглядывался, но пару девушек приятных, ладных, всё же боковым зрением отметил.
Ну, думаю, с кем это меня русалка сводить собирается? Приглядываюсь к молодухам и так, и этак… Ну, ничего не подсказывает, кто из них мне под стать и кого мне предстоит вскорости обнимать.
Приехали на плотину: шумит, дробится упругая струя, обдаёт мелкими дождем желающих что-то разглядеть в стремительных потоках.
А я брожу упорно по мосту у плотины. Доски на мосту гуляют-гнутся, поскрипывают, а народ по нему ходит всё не тот. Вдруг вижу впереди как бы знакомый силуэт и походку узнаю. О, Господи! Навстречу мне робко вышагивает моя ещё пока законная супружница Вера. Не понял?! Откуда такое явление? В панике оглядываюсь по сторонам, а Вера уже возле меня. И сомнений нет – это она. Одета скромно, по-туристически: в знакомых джинсиках, футболке, кроссовках, что сам я ей покупал; волосы ветром треплет, и улыбка на лице виноватая.
− Да, это я. Не ожидал? А я с Виктором встретилась, он мне твою тайну и рассказал.
− Какую тайну?
− Что ты в Карелию за женой подался. Я вот подумала и решила, что была неправа, а если ты не против, давай вернёмся домой вместе.
В сердце, что было наглухо задраено, как подводная лодка перед погружением, вдруг окрылись потаенные клапана. Стало мне её и жалко, и захотелось как-то утешить. Только и сказал:
– Иди ко мне.
Вера уткнулась мне лицом в плечо и скоро плечу стало мокро.
– Ты как-то говорил, что дважды в одну реку не войдёшь. Тогда я с тобой согласилась, но теперь думаю иначе. Река-то течёт, движется и время. Нет таких условий, чтобы в одну реку войти дважды и ничего не изменилось. И потом: говорят, с возрастом восприятие времени меняется. Оно как бы ускоряется, а вода – она имеет память. Вот и выходит, что нет такого состояния природы, времени, самого человека, чтобы два события в жизни совпали один в один. Поэтому выходит, что в одну реку можно и нужно входить без устали! Входить нужно столько раз, пока не получится!
Я отнял голову жены от своего мокрого плеча и глянул ей в глаза. В них было много всего: и слёз, и мольбы, и вопрос, ответ на который она ждала пуще всего.
− Давай пробовать, − ответил я и обнял её.
– Вот, вот, друзья! Отличный будет снимок! − раздалось рядом.
И лысый мужик по фамилии Егоров в франтоватой шляпе с огромным фотоаппаратом взялся нас фотографировать, выдавая серии щелчков.
– Вот, гляньте! – Юрий протянул нам свой фотоаппарат, и мы увидели на экране себя. Сомнений быть не могло − мы выглядели счастливыми. А это значит, что река времени зачла нам эту непростую попытку.
0

#33 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 08 февраля 2023 - 14:32

32

ДОЛГОЖДАННАЯ ВЕСТОЧКА


– Ну, всё мам, нам пора. Поцелуйте бабушку, – подтолкнула Люба Машу и Лёню.
– Бабушка, бабушка, мы на следующий год приедем, на всё лето, – подбежав и обняв бабушку сказала Маша. – И зимой ещё приедем. Бабушка, и ты к нам приезжай. Мы будем тебе писать.
– Хорошо, хорошо, любимые мои. Я буду ждать, я приеду, попозже. Родные мои, – обнимая и целуя внуков ответила Валентина. – Вы, главное, на забывайте уж.
– Мам, ну, как можно? И ты и сама, если чего, напиши. Если нужно что будет – пиши обязательно. В Сельсовете телефон есть, если нужно будет – звони мне на работу. Всё, мам, мы поехали, а то опоздаем на автобус. Всё, не скучай и не переживай.
Валентина, помахав рукой, ещё долго стояла за забором, смотря им вслед. Время от времени внуки оборачивались, и махали ей рукой, а она – им в ответ. И только когда они совсем скрылись из виду, опять вернулась в дом. Снова одиночество и грусть накрыли её, словно покрывалом. Осень – тоскливая пора, когда все уезжают по своим делам, кто куда. Вздохнув, Валентина подошла к старой фотографии, висевшей на стене.
– Ну, вот мы и остались опять одни. Уехали. Что же! У них свои дела, заботы… Детям в сад, Маша теперь в школу пойдёт, – с грустной улыбкой сказала она, посмотрев на ещё совсем молодого мужа, смотревшего на неё с фотографии.
И так год за годом. Когда наступала осень, она оставалась одна. Нет, рядом были соседи, такие же, как и она одинокие вдовы, не дождавшиеся с войны мужей, и она…Нни вдова, ни жена. Сколько лет прошло с той поры, как она проводила его!.. Сколько слёз пролила!.. А его всё нет. Ни письма, ни весточки, ни извещения – ничего. Где он? Жив ли? Лежит где в сырой земле? Ничего. Только с фотографии на неё глядят родные, любящие, любимые глаза. Так и ждёт каждый год – а вдруг? Постучится кто-то, побежит, откроет… И опять не он.
Любе, дочке, тогда исполнилось только три месяца. Поцеловал их, своих любимых, и ушёл. И Люба уже выросла, своих детей родила. Маше уже семь, а Лёне– всего четыре. Летом приезжают – хорошо, весело, дети кричат, шумят, а она глядит, радуется… Только он не видит этого. А потом наступает осень. Пора домой, детям в сад, теперь вот в школу, а она только с родной, любимой фотографией. И вроде не такая и старая - сорок семь всего. Другие уже не надеются, а она всё ждёт: а вдруг? Не раз уже и к ней сватались. Да и соседки говорили: «Чего всё одна? Не придёт он. Лежит где-нибудь. Мало что ли таких?» А она всё равно не может его забыть. Такое недолгое счастье, и такое долгое ожидание! Дождь за окном, солнце, ветер, снег – а она всё смотрит на дорогу, ждёт. Ждёт родной силуэт, а вдруг покажется? А вдруг остановиться какая-то редкая машина и выйдет он? Пускай уже постаревший, пускай седой, какой бы ни был, но он, её родной, её долгожданный и единственный. Время идёт, осень за осенью, а его нет, и ни весточки, ни письма.
– Мам, а может и вправду, чего ждать? Чего тебе всё одной маяться? – как-то летом, приехав в очередной отпуск, к матери, спросила Люба.
– Нет, дочка, не могу, нельзя так. Лучше уж одной, – вздохнув ответила Валентина.
– Он пропал без вести. Везде узнавала. Пропал – и всё тут. Знаешь, сколько много таких, как он? Лежит где-то в земле, какие бои-то были? Или в братской могиле. Вместе с такими же, как он. Чего уже ждать?
– Нет, не могу. Всё равно, не могу. Может, и лежит где, а может и нет. А вдруг не помнит он? – оживлённо посмотрев на дочь спросила Валентина. – Были же и такие случаи. Могло ведь и так быть?
– Могло, конечно, но были бы сведения какие-то. А тут ничего… – задумчиво ответила Люба. – А вдруг он.., – она замялась, вспомнив историю соседки. У которой муж так же ушёл, получил тяжёлое ранение, а потом не пришёл, хотя она ждала. Ушёл к медсестре, которая день и ночь ухаживала за ним. А Елена так и осталась одна с двумя маленькими сыновьями. – Ну, как у тёти Лены?
– Всякое, конечно, бывает, но он бы так не поступил, он не такой. Хоть и недолгое наше счастье было, но любили мы друг друга сильно. Крепче нашей любви, нам казалось, ни у кого не было. Он бы пришёл, дал о себе весточку. Знать бы хотя бы, где он лежит? Принести горсть родной земли да поклониться. И на сердце было бы спокойно.
– Плохо тебе одной! Вижу же.
– Почему я одна? – с улыбкой посмотрев на дочь ответила Валентина. – А вы? Да и он с фотографии глядит. Иногда подойдёшь так, посмотришь, скажешь, чего… А он как будто слышит, только не отвечает. И на душе легче. Как будто рядом он. Нет, дочка. Если уж так суждено, значит, буду одна, а его не предам. Может встретимся уже там, – и она, повернув голову, посмотрела в окно, на небо. – Значит, так суждено. Значит, судьба такая, – вздохнув добавила Валентина.
Весной, когда наступало 9 Мая, День Победы, она украшала первыми цветами, ленточкой фотографию своего Афанасия. Кто-то понимал, кто-то удивлялся – зачем, мол? А она всегда отвечала: «У него сегодня праздник. Он же тоже внёс вклад в эту победу – это его праздник», – и улыбалась, глядя на него.
И вот как-то перед очередным Днём победы, посмотрев в окно, она с удивлением увидела председателя сельсовета Матвея Ивановича, и почему-то не одного, а с местным врачом Варварой Петровной. Матвей Иванович долго вытирал ноги о коврик, не решаясь войти, но всё-таки, выдохнув, зашёл.
– Здравствуй, Валентина, – начал он, опустив глаза. – Даже не знаю, как начать-то. Хорошая новость или плохая?
– Ты лучше не тяни, сразу скажи, чем так-то, – серьёзно посмотрев на него ответила Валентина.
– В общем… Медаль тебе, точнее для Афанасия, – он кивнул на фотографию. – И извещение… – он протянул ей бумажку. – Не знаю, может затерялись в своё время, что так поздно пришли. Мы вот тут с Варварой Петровной. Кто его знает, как ты отреагируешь-то.
Валентина пробежав глазами по документу, опустила голову. Видно выплакала всё заранее, от того сейчас слёз уже не было. Но, как и сказала она когда-то дочери, на душе и вправду стало легче, хотя бы узнала, где он лежит.
– Ну, вот и хорошо. Теперь хотя бы знаю, где он, где его искать. И хоть какая-то память, – она прижала к себе медаль. – И мне легче стало. Ничего, пройдёт время, и мы встретимся, теперь знаю, что и он меня будет ждать, – она с грустной улыбкой посмотрела на фотографию. – Спасибо вам. Такую весть мне принесли! Облегчили сердце, сняли тяжесть.
– Ты уж держись, Валентина. Столько лет держалась – и сейчас крепись. Дочь, внуки у тебя, кто им поможет? О них подумай. Да и мы рядом, если чего, – он встал, похлопав её по плечу. – Держись. Ну, мы пойдём, что ли? Не будем тебе мешать. Не до нас тебе сейчас. Может, вечером зайти?
– Нет, не надо. Всё хорошо. Любе вот надо бы сообщить.
– Сообщим, не волнуйся, сообщим. Ну, пойдём тогда, – он ещё раз глянул на неё. – Пойдём, Варвара Петровна.
– Вам, Валентина Аркадьевна, правда ничего не надо? Хорошо себя чувствуете? – Варвара Петровна с беспокойством посмотрела на Валентину.
– Всё хорошо, спасибо. Всё хорошо, не волнуйтесь, – с улыбкой ответила Валентина.
Они ушли. Валентина ещё раз с улыбкой посмотрела на фотографию.
– Ну вот, и дождалась я весточку, – сказала она с улыбкой ему.
***
А сколько таких, как Валентина, так и не дождались? Одиноких, надеющихся, что вот откроется дверь – и он войдёт? Или тех, кто уже не надеется, но в тайне, где-то в глубине души, ждёт: а вдруг?.. Не узнали ничего о судьбе своего Афанасия, Василия, Александра?.. Огромный список имён, проливших кровь за будущую жизнь, за дочерей, сыновей и внуков. Сколько их, неизвестных, ещё лежат вдали от дома…
0

#34 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 февраля 2023 - 22:02

33

ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ


«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи!» – это было последнее, что услышала Вероника, или, как всё чаще её звали, – Ника. Она сделала несколько шагов из вагона – и тут, как в замедленной киноленте, от неё начали постепенно уходить привычные шумы, исчезать лица… Мир переставал быть цветным, звонким и привычным и становился призрачным и зыбким. «Стайкою наискосок уходят запахи и звуки. Фильм не люблю, а романс красивый», – мельком пронеслось в голове прежде, чем полотно сознания окрасилось в чёрный цвет и взмахом безумного фокусника превратило окружающее в тёмную, глухую дыру.
Ника зашаталась, пытаясь схватиться за колонну и свалилась бы на пол, если б её вовремя не подхватил на руки идущий следом человек. Поезд с грохотом ухнул в широко распахнутую пасть тоннеля. Платформа на несколько минут выдохнула, готовясь принять новую порцию гомонящих пассажиров.
– Вам плохо? Вы меня слышите? Не слышит, в обмороке, видимо. Хорошо, не на рельсы свалилась. Девушка, вы меня слышите?
Незнакомый, глухой, еле слышный голос проникал в мозг, как тонкая иголка – в слежавшуюся вату. Сначала её кто–то легонько, но настойчиво потряс, потом Ника «воспарила» над равномерно бежевым полом и поплыла над грешным миром. Девушка честно пыталась осмысленно взглянуть на происходящее, но выходило это весьма криво. Колонны, стены, пол кружились вокруг в дикой золотисто–песочной пляске, и ей было нестерпимо сложно на чём–то одном сосредоточить взгляд. С трудом приоткрывая не жаждущие распахиваться на мир глаза, она отстраненно, словно это были не её ноги и руки, наблюдала, как они болтаются в воздухе. Когда в затуманенное сознание начало возвращаться некое подобие мысли, девушка честно попыталась понять: почему она не идёт по земле, а «летит» по воздуху на руках незнакомого человека. Ещё сложнее было разобраться: кто он, зачем и куда её несёт?
Свежий морозный воздух несколько облегчил проникновение мысле–потока в гудящую голову, и Ника, спущенная с рук и посаженная на быстренько почищенную от снега скамейку, смогла, наконец, произнести несколько членораздельных слов. Из них спасителю стало понятно, что, хоть девушка и не понимает, что случилось, однако слегка осознает, что ей надо в университет, поскольку она как–никак успешная студентка–журналистка.
– Я «Скорую» вызвал. Сейчас врачи приедут, они и решат, куда Вам надо: в универ или в больницу.
– А что вообще произошло? – Ника совершенно не узнавала свой голос в этом чужом, слабом хрипении.
– Я бы тоже хотел это понять, – спаситель улыбнулся и, достав из кармана непрерывно трезвонящий телефон, отчеканил в трубку:
– Я задержусь, человеку в метро плохо стало, оставить не могу. После приезда «Скорой» и разговора с врачом сразу прибуду.
Он отключился и посмотрел на Нику. На её бледном лице от свежего воздуха начало проступать некое подобие жизненного румянца, весьма, правда, далекое от совершенства.
– Владимир. Моя пожарная часть здесь рядом. Вас как величают?
– Вероника…Но все зовут Никой. Так что со мной случилось?
– Вы, Ника, почему–то вдруг решили в красивой шубке на полу полежать, – он снова улыбнулся, – но мне это не понравилось, потому Вы оказались у меня на руках.
Девушка обиделась, что уже было прогрессом в деле возвращения её к осмысленной действительности, и недовольно проворчала:
– Ясно, обморок. Полежать. На полу. Очень смешно. Можно подумать, я сама в восторге. Получилось так.
Она попыталась встать, но закружившаяся голова и предательская слабость рассудили по–своему. Владимир подхватил покачнувшуюся Нику и усадил обратно на скамейку.
– Не надо необдуманных действий. Не сердитесь. Я неудачно пошутил, просто не знал о чем с Вами поговорить. А говорить надо, чтобы у Вас сознание не мутилось. Нас этому на курсах оказания первой помощи учили, которые, кстати, я вчера только окончил. А сегодня они уже пригодились, – он снова улыбнулся.
Нике показалось забавным такое совпадение, и она тоже попыталась улыбнуться уголками губ, которые даже под толстым слоем помады выглядели синими и безжизненными.
– Ну, вот и помирились. Вы москвичка? Может быть, родителям сообщить?
Ника представила утренний звонок вечно встревоженной маме, её голос, срывающийся от беспокойства за, по её мнению, совершенно не приспособленную к жизни дочь; трясущиеся на нервной почве руки, судорожно капающие «Корвалол» и тут же отвергла предложение. Да и как могла ей помочь мама, находящаяся от Москвы за сотни километров?
– Я не из Москвы, просто учусь здесь. Я из Сарова. Не путать с Саратовым и Саранском. Он в…
– Нижегородской области находится, – подхватил Владимир.
– А Вы про него знаете? Приятно, нечасто встретишь человека, так хорошо разбирающегося в географии…
– Я там был. Правда, двенадцать лет назад. Помните, жаркое лето 2010?
Ещё бы Ника не помнила этот ужас! Как раз в то лето врачи нашли у нее тяжёлое заболевание, которое заставило срочно «катапультироваться» в областную детскую больницу. Вероника лежала в ужасном здании с выщербленными, как после минометного обстрела, стенами; продавленными, в кровавых пятнах, матрасами, протекающими трубами и скрипящим на зубах песком в супе. Добивала всех жара и страшная гарь из горящих лесов. Сердобольные нянечки вешали на окна с начисто отсутствующими занавесками мокрые простыни, но они через несколько минут становились серыми и мерзко пахнущими. Откроешь окно – невозможный запах, закроешь – жуткая духота тут же начинает терзать мозг, глаза, рот… Больше всего Нике тогда хотелось не выздороветь, а растечься холодной лужей на кровати. Отходить после наркозов в таком аду было совсем тяжко. Иногда от нечеловеческой жары, духоты и вони она даже забывала о своей тяжёлой болезни и о том, как плакала и просила маму не отдавать её, Нику, в клинику в Москве, потому что там она умрет: «Так медсестры сказали, пока я не спала». Еще бы она не помнила то лето!
– Да, жаркие были дни… Адские. Я только–только после училища – а нас тушить ядерный центр отправляют. Мы в санатории или профилактории, короче, в чём–то таком у вас жили. Правда, плохо помню, как мы там кантовались… Вроде кормили хорошо. И постели такие свежие были… Только нечасто нам приходилось в них ночевать. Стена огня, страшенный жар, дикое желание пить – это вот очень хорошо в память врезалось, а подробности саровской жизни – не особо. Хотя всем своим тогда хвастался: вы там страдаете, а мы тут в санатории живём. Смешно. Ника, вы меня слышите?
Владимиру показалось, что девушка сейчас опять потеряет сознание: она сильно побледнела и покачнулась на скамейке. Но Ника утвердительно покачала головой: падать ещё раз явно не входило в её планы.
– Всё нормально. Просто мне то лето тоже мало радости принесло. Вспомнила – вот и не по себе стало. Хотя были тогда и отличные моменты: первый раз в тот год на море съездила. Утешительный приз! После клиники и начавшегося выздоровления.
Рядом затормозила машина «Скорой помощи». Удостоверившись, что Ника благополучно перекочевала в надежные руки эскулапов и ее жизни ничего не угрожает, Владимир побежал в сторону пожарки: телефон уже раскалился от неотвеченных вызовов.
Лежа на каталке, Ника размышляла об удивительном переплетении судеб: «Изо всех людей, выходивших из вагона, меня поймал человек, который был в моём секретном городе... Интересно, сколько ещё таких было во всем поезде? Один? Два? Десять? Скорей всего, ноль… Да…Теория вероятности – та ещё юмористка. А Владимир странный. На работу из–за меня опоздал. А телефон не попросил. Вот всегда так – как нормальный человек, так мимо…»
Через неделю, когда уже стало понятно, что ничего страшного со здоровьем нет и обморок в метро – обычное переутомление, которое прекрасно лечится сном, свежим воздухом и вкусняшками, Ника выпустили из больницы. Ещё через пару дней она решилась рассказать об этом матери. К тому же у неё нарисовался уже не один повод поделиться событиями, вылившимися, как из рога изобилия, на ничего не подозревающую студентку. Вероника старательно раскрашивала историю весёлыми красками, не желая стать причиной судорожного капанья сердечных микстур, но мать на удивление, не забилась в истерике, а с живым интересом слушала про неожиданную встречу.
– Нет, мам, ну, ты представляешь? В метро упасть на руки пожарного, тушившего наш город, можно сказать, временного земляка! Потрясающе, правда?
Механически отвечая дочери, Елена вспоминала о своей собственной неожиданной встрече в метро.
В то утро она приехала в Москву поступать в Литературный, и наконец-то пообниматься с любимой подругой, о чём она давно так мечтала. В училище они были не разлей вода. Если кто-то из них появлялся один, встревоженные однокурсники тут же засыпали вопросами, что со второй половинкой: «Леля или Лена заболела? Что случилось?» Потом, когда разъехались по разным городам. Сначала письмами, потом по телефону общались, но им безумно хотелось и вживую увидеться! Тем более, у обеих уже дочки были, есть о чем поговорить: чужую похвалить, своей блеснуть, о работе, мужьях… Да мало ли тем для полуночных разговоров найдётся! Так они друг по дружке соскучились, что Лелька аж взвизгнула на радостях в трубку: «Приезжай, Ленуся, у меня жить будешь! Приезжай скорее, жду!»
Сотовый тогда у Лены был ну очень старенький, да и связь в тот день подводила. Так что где они должны встретиться в Москве, на какой станции метро, она поняла весьма и весьма смутно. В мечтах о предстоящей встрече и с надеждой на интуицию, которая поможет найти верную дорогу, она подалась в столицу, твёрдо уверенная, что Лелька «не иголка в стоге сена», или, как любил говорить муж: «не мешок с деньгами», а, значит, непременно отыщется.
Выйдя из поезда на Казанском вокзале, Лена нырнула в манящую глубину подземки. Но точно вспомнить название нужной станции так и не вспомнила. А тут ещё и «пенсионер» сотовой связи, как назло, выключился. Лена от злости чуть не разбила его о гранитный пол. Но, немного поразмыслив, решила такое радикальное решение проблемы оставить на крайний случай.
В течение часа она заполошно металась между пассажирами и служителями порядка в надежде найти то, что ей нужно. Но никто не мог понять, что она ищет.
– Сретенский бульвар? – переспрашивала женщина, одетая в цветастое платье, ежесекундно одергивая тянущую за подол дочку, – не помню я такой станции.
– Какой, говорите, бульвар? Сретенский? А такая станция точно есть? Подружка живёт? – страж порядка, глубокомысленно сняв фуражку, помял её в руках и, надевая, признался смущённым голосом:
– Я не местный, ещё не все станции знаю. Вы других поспрашивайте: вдруг, кто знающий попадётся. Или вот к карте подойдите.
Карта тайну Лелькиной станции почему-то тоже не открыла. Выбившаяся из сил Лена была на грани истерики. Надежда увидеться с любимой подругой безжалостно затаптывалась в грязный пол каждым новым пассажиром, недоуменно пожимавшим плечами, и грозила окончательно исчезнуть.
Наконец, она сдалась и побрела бесцельно, уже не пытаясь понять, на какую станцию переходит. Ей было всё равно куда идти, даже мысль о поступлении уже не грела душу так, как день назад. Она стояла на эскалаторе, упорно глядя на ребристые ступени, словно надеялась увидеть в них путь к вожделенной станции.
– Лен. Лен. Ленка, – послышалось откуда-то сбоку. Кто-то звал неведомую Лену голосом Борисыча, мужа Лёльки, а по совместительству бывшего однокурсника. «Ну, всё. Глюки накрыли. Надо понять, как до вокзала добраться, пока еще хоть что-то соображаю. Бог с ним, с поступлением…», – подумала Лена, прикрывая глаза и пытаясь сосредоточиться.
– Наверх приедешь – стой! Я сейчас! – голос хоть и отдалялся, но всё так же упорно напоминал борисычев. Она решила открыть глаза и посмотреть в ту сторону. Просто так, из интереса. Соседний эскалатор услужливо нёс вниз вполне себе не инфернального однокурсника! Он радостно улыбался и махал ей рукой, отчаянно пытаясь показать, что она непременно должна его дождаться наверху.
Лена ловко маневрировала против течения в спешащем людском потоке. От радости она нетерпеливо подпрыгивала, пока Борисыч так же нетерпеливо скакал со ступеньки на ступеньку, стремясь как можно быстрее преодолеть все тридцать пять градусов «штурмовой лестницы».
Уже сидя у них в гостях, Лена узнала, что пресловутый «Сретенский бульвар», который она так упорно и так безуспешно искала, только-только открылся, а встречу ей там назначили, потому как выход в город с этой станции пока не открыт, а, стало быть, разминуться там было невозможно. Когда Борисыч не нашёл однокурсницу на условленном месте, он добросовестно стал обхаживать соседние станции и на одном из переходов, потеряшку и нашёл.
Всё это проносилось перед Леной, как кадры увлекательной кинохроники. Она так увлеклась воспоминанием, что прослушала вопрос дочери и её недовольное: «Мама, я сейчас что сказала?» Дочка обиженно сопела в трубку.
– Ник, извини, я просто сейчас своё переплетенье вспомнила. Так что там Владимир? И, кстати, ты у врача была?
– Была! – недовольно фыркнула Ника, – вообще–то я в больнице почти неделю провела, и там каждый день у врача «бывала»…Если бы ты меня слушала, тоже бы об этом знала.
– Извини, – завиноватилась мать и тут же перевела разговор на более интересную для себя тему, – а Владимир твой телефон не просил?
– Нет!
– Жаль, – протянула мать, которая так и мечтала найти для дочери настоящего, на всю жизнь. А тут и искать не пришлось – сам из вагона вынырнул. Что за мужики пошли?.. Совсем знакомиться не умеют.
Елена горестно вздохнула:
– Мы с ним сегодня в театр идём вечером. На мюзикл «Шахматы». Он, оказывается, шахматы любит, а я – театр, вот наши желания и переплелись, – сжалилась над разочарованно замолчавшей матерью Вероника.
– В смысле идёте? Он же телефон не взял?!
– Не взял, – вовсю веселилась Ника, – он просто каждый день в это время по этой ветке катался, чтоб меня встретить, спецово административный на службе взял.
– Ничего себе! Романтик что ли? – мать не могла прийти в себя от изумления.
– Типа того. Хотя не знаю, может, и нет. Может, нормальный. Он только вчера утром меня встретил. До этого шансов у него не было – я ж в больнице с врачами общалась. А им, видать, мое общество сильно нравилось, раз отпускать не хотели. Еду я в универ, выхожу на остановке, а он стоит…
– Красота! – в голосе матери послышались завистливые нотки.
– Ну, такое.
– Почему такое то? Красиво ж, романтично!
– Не знаю, нужна мне эта романтика… Но без него, честно сказать, как-то не так эти дни было. Думала: вот было бы здорово опять его встретить!
– Мысль материальна.
– Типа того.
– По голосу слышу – ты счастлива.
– Не знаю. Надеюсь.
– Билет домой взяла?
– Не-а.
– Как? Через три дня Новый год, билетов же не будет! Нет, ну ты вообще! Это же надо, а? Ну, как ты так могла!
– Мы с ним всю новогоднюю ночь гулять решили.
– Ясно... – послышалось в трубке после длинной паузы, – смотри, не замерзни.
– Не замёрзну! – голос Ники был бодрым, несмотря на недавнюю больницу и зимнее время, которое она так страшно не любила: её всегда в эти месяцы накрывала перманентная депрессия.
– Ты ж на морозе гулять не любишь, всегда бегом домой бежишь?!
– Ага, а сейчас хочу. Надо же начинать когда-то снежные прогулки. Всё, чмокаю! Мы через час в метро встречаемся. А мне ещё собраться надо и домчаться через сугробы. Пока!
Дочь отключилась, Елена смотрела на телефон со странным чувством радости, тоски и слегка припорошившей всё зависти.
А в это время в разверстую глубь метро ворвался новый людской поток. Он лился и лился мимо скрещения проводов, гранита станций, мигающих огней… И новые и новые судьбы самым причудливым узором переплетались в его подземной канве. И где-то в ней скоро вновь встретятся Ника и Владимир. Только на этот раз уже неслучайно.
0

#35 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 февраля 2023 - 23:23

34

Я С ДЕТСТВА НЕ ВЕРЮ В ЧУДЕСА

Я с детства не верю в чудеса. Помню, как стояла на коленях перед домашним иконостасом и молилась, чтобы сегодня отец пришел домой трезвый. Но он неизменно приходил домой пьяный и дрался с мамой. Мы с сестрой кричали от страха, плакали, бросались к нему в ноги, но чуда не происходило. Сердце его твёрдое, как лёд, не таяло, не смягчалось. Однажды, когда он занёс надо мной руку, я твердила «Отче наш…», но, когда дошла до места «иже еси на небеси», в моё плечо пришёлся удар кулаком. Потом мы ездили в больницу лечить перелом. Ключица заживала долго и больно. Какие уж тут чудеса? Когда мне исполнилось четырнадцать, я не выдержала и пошла в милицию. Рассказала всё как есть. Отец ушел, мама не разговаривала со мной полгода. Какие уж тут чудеса? Своими руками спасала себя и сестренку. Вот и сейчас надо брать ситуацию в свою руки. Но как?
Я подошла к скамейке, которая стоит около моего подъезда, чтобы посидеть и подумать. На одном её краю сидела жилистая старушка. Прямо как из моего деревенского детства: худющая, морщинистая, сутулая, в платочке, в длинной юбке до пят и синей кофте на пуговицах. Откуда старушки берут эти синие кофточки? У нас в деревне все бабули ходили в синих кофточках. Ладно… Постарею, узнаю, где продаются синие кофточки. Но что меня поразило, так это то, чем бабуля занималась: сидела и тонюсенькими своими пальцами листала что-то в телефоне. Я села рядышком, скамейка пошатнулась. Бабуля, не отрываясь от телефона, сообщила:
− Косячная скамейка, шатается.
Во бабули пошли, во выражения! У меня невольно вырвался смешок. А бабуля взяла камень и подошла к моему краю скамейки:
− Вставай, дитятко. Щас Ленуся всё сделает.
Хотя нет, нормальная вроде бабуля. Может, послышалось? Я встала, бабуля положила под ножку скамейки камень, мы сели. Скамейка больше не шаталась. Бабуля достала из авоськи термос:
− Будешь?
На улице была ранняя весна, и я, честно говоря, продрогла под холодным порывистым ветром. Но брать чай у неизвестной бабули…. Ай! Была не была.
− Давайте.
Бабуля налила мне чай и уткнулась в телефон. Прогресс, к сожалению, дошёл и до старшего поколения. Все вокруг уткнуты в телефоны, не с кем по душам поговорить. Я покосилась на её телефон: айфон. У меня аж глаза полезли на лоб. А бабка вдруг зашлась смехом:
− Ой, ну и понаписюкают.
Где она набралась таких слов? Старушка зачитала мне анекдот. Мы вместе посмеялись, после чего она неожиданно попросила:
− Дитятко, запечатлей меня, пожалуйста.
Сама села на корточки, достала из авоськи семечки − ну гопник гопником! Я сфоткала старушку. Она вернулась к телефону, увлеченно стала писать, комментируя вслух: «Голосуем, кто круче: гопники или бабушки? А, может быть, бабушки-гопники?» − и расхохоталась. Я не выдержала и заглянула ей через плечо. Да у неё свой блог! Я допила чай, выкинула стаканчик в мусорку. И вот тут бабуля изменила поведение на сто восемьдесят градусов. Села как подобает обычной бабуле, вздохнула и спросила:
− Пошто грустишь, дитятко?
В этот момент дамбу с моими внутренними переживаниями прорвало, и я высказала ей всё как есть. Про Митьку – своего настоящего бывшего мужа (ну это когда ещё не разведены, но уже в процессе). Про то, как поссорились, и про то, что он машину мою забрал. Мою, которую я ещё до свадьбы купила. Забрал вчера, и теперь мне неизвестно даже, где она. И про то рассказала, что с понедельника у меня гостиница забронирована в Сочи, и не знаю я, как мне теперь доехать дотуда без машины. От отчаяния хотела было купить билет на самолёт, да только мест на эти даты уже нет.
Выслушала меня бабка, достала свой айфон, нажала кнопку:
− Окей, гугл. Сколько ехать из Уфы до Сочи на машине?
Современная бабуля, что скажешь. Умеет пользоваться голосовым набором в телефоне. А я нет. Мне стало стыдно. Бабка что-то там посчитала на калькуляторе.
− Два дня ехать тебе, если с ночёвками. Значится, завтра утром выезжать надоть… Слухай… А если я тебе помогу машину найти, ты меня с собой возьмёшь на море?
Я от этой фразы вдруг обрела крылья:
− Бабулечка, милая, да, конечно, возьму, если найдёте машину.
А она посмотрела на меня с прищуром:
− Не зови меня бабулечкой. Ленуся я.
На том и договорились.
− Ты дай мне описание машины. Я звякну знакомому одному, он её найдёт. Но он ответит не раньше четырёх. Ты из какой квартиры?
− Из пятнадцатой. А Вы?
− Из второй я.
Бабулька встала, подняла с земли палочку (я её и не заметила) и пошла домой. Идёт, еле ноги передвигает. Я подержала ей подъездную дверь. Она с трудом перешла порог подъезда, медленно поднялась на первый этаж.
− Чао! В четыре приду к тебе. Жди.
− Да что Вы, бабулечка? Ко мне подниматься тяжело, я сама спущусь.
Она недовольно сморщила лоб:
− Во-первых, Ленуся! Во-вторых, дойду − не растаю! − и сердито захлопнула за собой дверь.
Я пришла домой, поела, легла отдохнуть. Только глаза закрыла, как вспомнила, что в машине остались мой новый купальник и паспорт. Без машины то поехать можно, а вот без паспорта никак. Позвонила Мите. Короткие гудки. Опять. Заблокировал, гад! От расстройства уснула. Есть у меня такой грешок: как только стресс − так я сплю. Во сне я борюсь со стрессом. Из царства Морфея меня вернул звонок в дверь. Я посмотрела на часы: шестнадцать ноль-ноль. Пунктуальная бабушка-то. Открыла дверь, а там действительно она.
− Проходите, Ленуся, проходите.
Ленуся, еле шаркая ногами, дошла до зала и села на диван. Потом чинно донесла:
− Машинку я твою нашла: в деревне она, в Кирилово. Собирайся, и поехали.
Я оделась, мы попили чая с пирожками и вышли. Уже на выходе из подъезда я подумала: «Как доберёмся-то?». А бабка медленно и целенаправленно куда-то шла.
− Ленусь, остановка в другой стороне.
− А то я не знаю! − проворчала бабуля, достала из авоськи кошелек, оттуда ключи, и нажала на кнопку сигнализации.
«Пиу, пиу» − около четвёртого подъезда запиликал шикарный внедорожник. «Да не…», − отказывалась я верить. Но бабуля подошла к внедорожнику, уверенно открыла водительскую дверцу и уселась на переднее сиденье. К жизни меня вернул пронзительный сигнал: «Бип, бип». Оказывается, я стою посреди дороги, с открытой челюстью, а бабка меня фоткает из машины на свой айфон. Я наконец пришла в себя, села рядом с Ленусей. Мы двинулись. Бабка маневрировала на дороге, как профессиональный гонщик. Ехала на максимально допустимой скорости. Я негодовала:
− Не возьму в голову, почему он увёз машину в Кирилово?
− Дитятко, так может живёт у него там кто? Бабушка там или дед.
− Нет у него бабушки, − вздохнула я. Умерла ещё четыре года назад. Активная была, до последнего дня ходила, делами занималась. Любила я её. А говорила-то она как – нараспев, и ещё «р» не выговаривала.
Я присмотрелась к Ленусе.
− Чем-то на вас была похожа. Худенькая, низенькая.
Бабуля сунула мне свой телефон:
− Глянь, куда ехать. Там от Арсения Викторовича сообщение с геолокацией. В ватсапе.
Чудо-бабуля, оказывается, еще и ватсапом пользуется. Я открыла чат с Арсением Викторовичем. Фамилия Добряков. Забила ФИО в свой телефон. Вот это да! Это же начальник ГАИ. Откуда у бабки такие связи? К семи доехали. А вот и машина моя, родненькая, стоит у дерева, сверкает от света фонаря её ярко-красный бок. Я огляделась. Мы стояли возле маленького зелёного домика. Дом на отшибе. Соседние дома находились не ближе двухсот метров. Возле домика старенькая маленькая банька. Вроде тихо. Никого нет? Я вышла, попыталась открыть дверцу своего опеля. Куда там − машина на сигнализации. Нужен ключ. Оглянулась на бабулю. Она сидела, уронив голову на стекло, и спала. Уф! Значит, она всё-таки человек, не робот. Мне почему-то стало легче от этой мысли.
Я сняла куртку, закатала рукава водолазки, спрятала концы шнурков внутрь кроссовок. Вот теперь можно идти на дело: достать ключи от машины, от отпуска, от моря. Какие уж там чудеса? Всё сделаю сама. Открыла калитку. Никого. Тишина. Собаки, видимо, у них нет. Дошла до окон, заглянула внутрь дома. Ничего не видно. Темнота. Ступила на крыльцо, плавно потянула ручку входной двери. Открыто. Тихо-тихо переступая, я зашла внутрь. Наткнулась на тяжёлый мешок в углу комнаты, чуть не уронила. Поправила мешок, смотрю: руки белые. Видимо, в мешке мука. Возле стены стоит пустая кровать. Вдруг откуда-то сзади донеслось:
− На печи он.
Это было сказано шёпотом, но я чуть ласты не склеила от страха. Оглянулась. Позади меня стоит бабка и показывает пальцем на печь. Пальцы тоже белые, видимо, как и я, о мешок споткнулась. Бабка посмотрела на руки, обтерла ими зачем-то лицо и стала похожа на привидение. Во сне увидишь − трусами не отмашешься. Когда она успела проснуться? И как подкралась так тихо? Я оглядела стол, комод. Ключей нигде нет. Смотрю − бабка подошла к печи и лезет в Митькину ладошку. Кажется, ключи нашла. Ага, точно! Вот она поднимает ключи и заговорщицки подмигивает мне. Дело сделано − ключи у нас. Пора выбираться. Как лучший в мире шпион, я бесшумно добралась до выхода. Оглянулась – бабка ещё и половины пути не прошла, ведь единственное, что выдает её возраст – темп ходьбы. Я вышла и подошла к открытым оконным ставням: буду наблюдать за бабулей отсюда. Посветила фонарём от телефона внутрь. Увидела её − еле переставляет ноги. И надо же такому случиться − скрипнула половица. Встревоженно на печи повернулся Митька:
− Кто здесь?
Бабка как ни в чем не бывало повернулась к нему испачканным в муке белым лицом и нараспев сказала:
− Это я, внучек, не пележивай!
Митька от шока так и шлепнулся с печи, засел в угол, перекрестился. Я прыснула от смеха, спряталась. А бабка спокойно пошла к выходу.
До дома доехали без приключений. Договорились с бабулькой в восемь утра встретиться у её квартиры, чтобы поехать на море. В предвкушении солнечного отпуска, довольная и счастливая, я спускалась к бабульке. Двери её квартиры были открыты. Я зашла, таща за собой увесистый чемодан, и остановилась в дверях как вкопанная. На кровати лежала Ленуся, а над ней склонились врачи с дефибриллятором. Я моментально вспомнила все детские молитвы, губы неустанно их твердили. В памяти всплывали приятные и веселые моменты вчерашнего дня. Господи, не оставь меня одну! Пусть Ленуся выживет! Всё было будто в замедленной съемке. Врачи то и дело кричали:
− Разряд!
На подоконник сел белый голубь, посмотрел внутрь квартиры и улетел. В эту минуту сердце старушки заработало. От пережитых эмоций я сползла по стенке, села и заплакала. Я с детства не верю в чудеса, но сегодня поверила. Это чудо, что бабуля осталась жива!
0

#36 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 февраля 2023 - 10:54

35

КЛЯТВА


«Мы в ответе за тех, кого приручили», – эта фраза, сказанная Экзюпери, не просто красивые слова. За ними – истории и драмы многих людей.
Конец восьмидесятых – начало девяностых годов многим запомнились как эпоха всеобщего дефицита. Продукты питания, одежда, обувь и другие товары купить было крайне сложно. Нынешнему поколению трудно представить, что люди записывались в бесконечные очереди, дежурили ночами, отмечались… И всё это ради завидной пары обуви, качественных обоев, дутого пальто, предметов мебели. Более того, в стране, победившей фашизм и открывшей для человечества космическую эру, были введены талоны, регламентирующие покупки. Слово «достать», рождённое десятилетиями назад, приобрело пиковое значение.

Стоял конец ноября. Снег ещё не выпал, но лужи были уже затянуты льдом. Нагрянувший вне снега мороз порождал иллюзию начала арктического холода. Он сковывал движения, и казалось, что мир застыл.
Лучи остывшего солнца ярко освещали тропинку, ведущую к железнодорожному переезду, по которой бежала худенькая нескладная девочка лет двенадцати. Даже мельком брошенный на неё взгляд не оставлял никакого сомнения, что ребёнок был одет с чужого плеча. Несуразное, не по размеру пальто, тёмно-зелёного цвета варежки с дырками на больших пальцах, шапка, словно доставшаяся по наследству, коричневые вытянутые рейтузы и не по сезону лёгкие из искусственной кожи чёрные ботинки на пластмассовой подошве. Ребёнок на бегу кутался в синий грубой вязки шарф, временами передёргиваясь от холода.
Маруся, именно так звали девочку, бежала на выходные к своей тётке Ольге Петровне, живущей за железнодорожным переездом рядом с хлебокомбинатом. Лишь только там, оставшись на выходные у своей родственницы, ребёнок мог вдоволь наесться, помыться и пару дней поспать в чистой, пахнущей свежестью постели.
Такие еженедельные походы начались год назад, после того, как сгорел дом, где Маруся жила со своей мамой, и они вынуждены были ютиться в предоставленной комбинатом крошечной части маленького домика без удобств, больше напоминавшую конуру.
Мама воспитывала Марусю одна. Денег с мизерной зарплаты еле хватало на жизнь, и постоянная нужда стала их спутницей. Порой за счастье на ужин был отварной рис с кубанской томатной пастой. Если к чаю появлялись дешёвые карамельки, это был почти праздник. Ну а вместо бутерброда с колбасой или сыром был чёрный хлеб с подсолнечным маслом и солью.
Дело осложнялось тем, что марусина мама часто болела. Она не любила говорить о своей хвори, но два-три раза в году вынуждена была ложиться в больницу.
Работала она в детском садике прачкой, и Маруся после школы бежала на мамину работу, чтобы пообедать: там всегда была гарантирована ей тарелка супа.
Ольга Петровна, насколько могла, опекала младшую сестру и принимала племянницу. Работала она заведующей продуктовым магазином, и слова «дефицит» для неё не существовало в принципе. Она могла достать всё, ну или почти всё.
Маруся любила бывать у Ольги Петровны, там она испытывала иллюзию большой настоящей семьи, поскольку у тётки был любящий муж, во всём поддерживающий свою супругу и не перечащий ей, и две дочери-погодки, чуть постарше Маруси. Были они избалованы, при любой возможности убегали из дома гулять. Им и в голову не приходило, что маме нужно помогать. Ольга Петровна беззаветно любила своих дочурок и готова была потакать их прихотям. С Марусей девочки играли, конечно, но всегда давали понять, кто есть кто.
Маруся никогда не обижалась и с большим удовольствием помогала тётке по хозяйству, вместе с ней готовила первое, пекла пироги и любила гладить тёткины белые халаты, прилежно расправляяя каждую складочку. Так она выражала свою искреннюю детскую любовь и благодарность за приют.
Почти подбежав к дому тётушки, Маруся почувствовала нестерпимый голод, который усиливался от запаха ванили, исходившего от пекарен хлебокомбината. На секунду девочке показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
Маруся вбежала в подъезд, проворно преодолела лестничные пролёты и нажала на звонок знакомой двери. Дверь почти тотчас распахнулась, на пороге квартиры девочку радушно встретила Ольга Петровна в фартуке, присыпанном свежей мукой, косынке и мягких домашних тапочках, которые Маруся любила примерять.
– Ну здравствуй, егоза. Как раз к чаю с пирогами, – с этими словами Ольга Петровна закрыла за Марусей дверь, и девочка оказалась в атмосфере тепла и уюта.
Выходные пронеслись стремительно. Ещё бы: в них уложились стирка и накрахмаливание халатов, лепка пельменей, генеральная уборка, вечерняя игра в лото, просмотр «В гостях у сказки» и много других приятных моментов, среди которых была открытая банка сгущёнки, всегда стоявшая на кухонном столе Ольги Петровны. Маруся при любой возможности забегала на кухню и быстро съедала две ложки, чтобы никто не увидел. Так ребёнок пытался наесться впрок от постоянного недоедания. Ольга Петровна всё понимала и делала вид, что не замечает, как содержимое банки улетучивается на глазах.
Настала пора возвращаться домой. Маруся стояла в коридоре, на неё смотрели холодные стоптанные ботинки. Девочка с ужасом представила, как побежит в них по морозу и подошвы буду снова примерзать к её ступням. Поёжившись от этой мысли, она нагнулась и стала нехотя запихивать ногу в ботинок.
Её мысли прервал голос Ольги Петровны:
– Господи, что это у тебя за обувь? Ну-ка, дай сюда!
Маруся послушно протянула ботинок.
– У тебя что, обуть больше нечего?
– Нечего, – еле слышно пробормотала Маруся и почувствовала, как её лицо заливает краска стыда. – Прошлогодние малы стали.
– Погоди-ка, – с этими словами Ольга Петровна выдвинула один из ящиков массивного шкафа, стоявшего в коридоре, и достала оттуда коробку, на которой красовалось название «Salamander» и сбоку была нарисована ящерка с короной на голове. Открыв коробку, Ольга Петровна достала из неё сапожки. Они не были новыми, но вполне в хорошем состоянии и к тому же красивые.
– На-ка, примерь! – Ольга Петровна протянула сапожки Марусе.
– Да зачем? Не надо, – сконфузилась девочка.
– Надевай, я тебе говорю! – настаивала Ольга Петровна.
– Спасибо, – сказала Маруся и чуть не расплакалась.
Не помня себя от счастья, Маруся бежала по знакомой тропинке по направлению к дому. Первый раз за долгое время у неё была комфортная, удобная, тёплая обувь по размеру. Красивые сапожки как будто сами несли девочку, которая просто порхала от счастья.

Всю неделю Маруся не могла нарадоваться обновке. Дома она аккуратно мыла подошвы, протирала верх обуви подсолнечным маслом, используя его вместо крема. Когда она шла по улице, ей казалось: все смотрят на неё, на её замечательные сапожки.
Девчонки в школе тоже заметили обновку.
– Ничего себе! Хорошие шузы, – оценила Валька. – Где взяла?
– Подарили, – гордо отвечала Маруся.

Утром, как и неделю назад, Маруся вновь бежала по знакомой тропинке к Ольге Петровне, только в этот раз она не ёжилась от холода, ведь на ногах были тёплые и удобные «саламандры».

Выходные в гостях прошли, как всегда, в заботах, делах, тепло и по-семейному. Уже воскресным вечером, когда Маруся засобиралась домой, с улицы вернулись её двоюродные сёстры. Четырнадцатилетняя Лариса, окинув Марусю взглядом, сразу закричала:
– Мааам, это чё? – и указала пальцем на сапоги, надетые на Марусю.
Маруся съёжилась. На возгласы дочери подошла Ольга Петровна.
– А чё они на ней делают? – возмущённо вопрошала Лариса. – Это мои сапоги.
– Ну ты же их совсем не носишь.
– Ну и что? Это мои сапоги. Пусть она их снимет.
Испуганная Маруся начала стягивать сапоги с ног. Ольга Петровна суетливо вытащила из обувницы старые Марусины ботинки. Марусю парализовало от беспомощности и обиды. Она не могла вымолвить ни слова.
Засунув ноги в ботинки, Маруся, как ошпаренная, выскочила из квартиры. Она бежала, и слёзы, лившиеся градом, мешали видеть и дышать. Отчаяние и боль сжали грудь. Она не чувствовала никакого мороза, не могла понять, за что с ней так жестоко обошлись самые близкие люди.
Всю ночь Маруся проплакала в подушку от обиды и унижения, не находя ответов на свои вопросы, и от этого ей было ещё больнее. В ту ночь она поклялась, что, когда вырастет, у неё обязательно будет вдоволь еды, уютный дом, красивая одежда, удобная обувь.

– Мария Викторовна, разрешите?
– Заходи, Галочка.
– Мария Викторовна, к Вам соискатель вакансии на собеседование.
– Пусть зайдёт через пять минут, – Мария Викторовна встала и подошла к окну. Это была красивая, успешная, респектабельная бизнес-леди. В ней тяжело было узнать ту нескладную, вечно не доедавшую, одетую с чужого плеча Марусю.
Она исполнила клятву, которую дала в ту далёкую зимнюю ночь.
0

#37 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 февраля 2023 - 13:51

36

СЫНОК


Ирма жила на окраине села. Ее дом, ветхий и маленький, со всех сторон выглядел болезненно: крыша прохудилась, стены накренились, а крыльцо просело. Внутри невзрачной постройка отсутствовало всякое движение. Не было ни звуков, ни голосов, ни ароматов, ни энергии – только тишина, иногда сменяющаяся скрипом кроватных пружин. В единственной жилой комнате было душно. Дурно. Старая мебель пребывала в полусне; настенные часы показывали без четверти двенадцать второй год подряд.
Ирма лежала на узкой кровати под одеялом из разноцветных лоскутков и смотрела вдаль. За окном бродил ветреный и плаксивый ноябрь. Деревья в саду качались на ветру, черные и раздетые, как на детских рисунках. «На детских… – вдруг повторила Ирма и утерла скатившуюся вдоль переносицы слезу. – Сынок, – обратилась она к мальчику на фото, – приезжай. Слышишь, сынок? Приезжай! А то Господь никак к рукам не приберёт. Прошу его каждый день, тревожу, молю, чтобы не забирал, пока с тобою не свидимся. Он слышит…» Ирма гладила шершавыми подушечками пальцев детское лицо – трёхлетний мальчик со старого снимка смотрел на неё серьёзно и лукаво. Как жаль, что в пожаре уцелела только эта фотография, где её улыбчивый обычно ребёнок не улыбается, а она в этом синем платье с оборками кажется не по годам взрослой.
Только одна фотография. Одна.
Ирма одернула себя и произнесла вслух: «Ничего». Она и так все помнит. Конечно, помнит. Как забыть?! Немолодая женщина улыбнулась и мысленно вернулась в тот жаркий июльский день, когда седовласый врач сообщил, что у неё будет мальчик. Он сказал ей это телеграфно, без эмоций, но глаза его засмеялись. Она видела. Это случилось почти шестьдесят лет назад.
Шестьдесят…
Она натянула повыше одеяло. Из узкого окна потянуло холодом. Серые облака неслись по небу и превращались в одно большое серое полотно – ноябрь писал очередную грустную картину. Ирма закрыла глаза, и образы прошлого вновь захватили и унесли её далеко-далеко, в знойное лето.
Совсем юная, она шла по тропинке и представляла, как покрасит детскую в лазурный цвет – не в синий, не в голубой, а именно лазурный – и наклеит на стены дельфинов и мелкую россыпь неонов. И все тогда было хорошо: и погода, и аромат цветов, и вкус жёлто-оранжевого лимонада… Женщина с ностальгией вздохнула.
Из предбанника послышались шаги, приятный голос окликнул её. Старушка вздрогнула: не привыкла ещё к новой гостье. Соседи только вчера ее наняли по хозяйству помочь. Хорошие люди, добрые, да и девчонка неплохая. Молодая только очень, но это не её вина. Света вошла в комнату. Пакеты в её руках зашуршали.
– Ну как вы, Ирма Васильевна?
– Ничего, – ответила старушка.
– Я вам лекарства принесла. Куда положить?
– На тумбочку
– Тут ещё продукты по списку, – девушка заглянула в пакет, но, не дождавшись ответа, отнесла всё содержимое на кухню.
Включила газ, поставила чайник…
День подходил к концу. «Ещё один, – подумала Ирма, – такой же, как вчера». Сколько еще таких дней ее ждет? Она вздохнула.
Возле входной двери раздался тихий топот сапог. Чей-то взволнованный голос приближался и вопрошал полушепотом:
– Свет, ты тут? Света?
Ирма приподняла глаза и замерла. Вдоль переносицы побежала слеза.
– Сынок… Сынок! Приехал. Пришел. Сынок! – слабым голосом произнесла женщина, и обессиленная от долгого лежания голова снова упала на подушку. Губы задрожали в кривой улыбке.
В дверном проеме с ноги на ногу переминался Сергей. Света дернула его за рукав и потащила на кухню.
– Ты что, с ума сошёл?! Зачем ты пришёл?
– Хотел извиниться…
– Не нужны мне твои извинения!
– Свет, ну ладно тебе. Не кипятись!
Молодой человек неумело говорил: «Прости…» И суетливо приглаживал пшеничные волосы.
– Ладно, – смягчилась девушка, – но в следующий раз…
– Конечно-конечно! В следующий раз я обязательно возьму тебя на день рождения лучшего друга. Даже не сомневайся, – заверил её Сергей и выдохнул.
– Ладно. Проехали. Чай будешь?
– Давай.
Света наполнила чашку и поставила перед молодым человеком. Тот отпил.
– Фу, Свет. Ну и бурда. Как ты это пьешь?
Девушка ничего не сказала и только хмуро проверила время. Работать ей оставалось еще три часа.
– Свет, а чего это она меня сыном назвала? Похож?
– Да кто ж его знает… – Света махнула рукой. – Не обращай внимания. Старушка давно того… Жалко её. – Света потянула Сергея за свитер и шепнула на ухо:
– Говорят, её сын, Алешка да и муж тоже погибли давно в пожаре. Она после этого и сошла с ума.
Девушка покрутила указательным пальцем у виска.
– Тихая она. Соседи в психушку не сдают. Жалеют.
Сергей молчал. Внутри розовощекого юнца всё сжалось.
– Сынок, – донеслось жалобным эхом из комнаты.
– Ну вот, блин! – Света постучала длинными розовыми ногтями по столу. – Зря ты пришел, зря…
0

#38 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 февраля 2023 - 21:50

37

ТАЙНА


Она приходит ко мне каждое утро. Вот уже много лет мы встречаемся с ней у открытой форточки и подолгу беседуем о любви. Она клюет из моей ладони зёрнышки, прыгает с ветки на ветку, оглядывается, чтоб её не подслушивали, и неустанно рассказывает мне про нашу тайну. Про нашу общую тайну. Она знает её. Она видела. В то раннее весеннее утро, такое же чистое и солнечное, как это, нарушив лазурную тишину, она влетела в распахнутую форточку на первом этаже, села на подоконник и начала что-то взволнованно то ли рассказывать, то ли возмущённо стыдить за минутную слабость перед образом той, неповторимой, желанной, что улыбалась мне из золотистой рамки на стене… То ли говорить мне комплименты… Тогда я не понимал её. И даже внимания не обратил. Только позже, когда отступила нега, отпустило блаженство мечты из своих горячих объятий и чувства вернулись ко мне…
Так мы с ней и подружились. С тех пор она приходит ко мне каждое утро. И мы подолгу беседуем. Она – на ветках яблони под моим окном, а я – у форточки на первом этаже. Я давно всё уже понимаю, о чём она говорит. Она не ругает меня, не стыдит за мои минутную слабость души, за скупую слезу тоски, и даже не упрекает. Она вспоминает. Она видела её...
Она вспоминает симфонию волшебного слияния двух влюблённых сердец в то солнечное весеннее утро… Ту тайну притяжения к утренней звезде на далеком южном небосклоне… К тому райскому цветку, что с улыбкой смотрел на меня из золотистой рамки на стене моей спальни… Она просит повторить этот обряд таинства, когда сливаются души двух влюблённых и образуют райскую радугу гармонии. Она просит повторит встречу с моей тайной. Она похожа на мою тайну. На нашу общую тайну. Поэтому я называю её Тайной.
Мне опять грустно. Грустно и одиноко без моей тайны. Без той любви, краткой и вечной, что уютно поселилась во мне. И я опять одиноко брожу по большому саду, по лесным тропинкам… Сижу в беседке напротив окна на первом этаже, впадаю в забытьё и просыпаюсь там, где мы могли бы быть вдвоём, сумасшедше прыгать от счастья, гоняться за бабочками, сидеть на той скамье и мечтать… Гоняться друг за другом вокруг этого огромного валуна, спотыкаясь и падая от смеха… Сидеть в тени этих шепчущих кустов и впервые узнать зной её алых губ…
А вот и река… Тогда она была покрыта ледяным одеялом, теперь она полна любви и целиком течёт из моей груди…
0

#39 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 февраля 2023 - 21:58

38

ПЕРЕПРАВЩИК


Старик лежал меж четырёх давно не беленных стен спаленки, лишь иногда вырываясь из капкана воспоминаний и тогда обретая реальное настоящее… При этом он пытался, упираясь донельзя исхудавшими руками в провалившуюся перину, разглядеть противоположную стену, и вот уже который месяц это ему не удавалось. Старик знал, что там, в двух больших чёрных деревянных рамах под стеклом с давних пор висят ставшие желтовато-сизыми фотографии. На одной – их с Валентиной свадебный портрет. Тонущие в довоенных улыбках лица. Три попавшие-таки в кадр крепдешиновые горошины на её платье. Раскрашенные синим глаза и ширма за их спинами. За это фотографическое счастье они отвезли тогда в райцентр гарбу пеньков, выкорчеванных в Красном лесу на продажу. Тянули пятнадцать километров сами, без лошадей.
В углу этого большого снимка опали октябрьскими листьями фото поменьше и пожелтее: родственники, маленький Мишка. Во второй рамке – одни суровые военные карточки, присланные им самим и Михаилом с разных фронтов. Последняя фотография сына – из-под Кёнигсберга.
Старику казалось: напрягись он ещё немного, сотри пелену, молоком залившую глаза – и увидишь снова всё это на стене.
А тогда легче станет. Тогда и подняться можно будет. Выйти во двор, взять в сарае тёсанные когда-то собственными руками вёсла и, спустившись пологим берегом к Кубани-кормилице, вставить их привычным приёмом в уключины широкой байды, как делал много лет.
Однако каждая такая попытка заканчивалась одинаково: он, захлёбываясь собачьим кашлем, падал без сил в залежалость собственной нечёткой формы, отпечатавшейся в перине. Бухыкал ещё минут с десять, постепенно затихая и съёживаясь.
С первым хриплым надрывным звуком появилась в комнате супружница Валентина Даниловна. Бесшумно по земляному, устланному крашенным коричневой краской толем полу подошла к кровати, хлопотливо поправила подушки, перину, одеяло, умоляя мужа:
- Господи! Ну, Хвэдоровыч! Ну, ридный! Скажи шо-нэбудь… Чи нэ узнаешь мэнэ?
Но старик воспалённой памятью видел себя то на распашке Черепашьей гряды, где в сороковом впервые сам повёл «Фордзон», то в уходящем на дно Днепра танке, то в лодке, на вёслах, посреди спешащей мимо хутора реки. Трое-четверо пассажиров, вцепившись в борта и банки, на которых сидели ни живы ни мертвы, следили за очередным единоборством лодочника с водокрутью. Как пылесос к пушинке, протягивала речная воронка свой хобот к байде с людьми, однако переправщик всякий раз брал верх над водной стихией. На хуторском отрезке Кубани он знал все водовороты «в лицо», помнил характер и повадки каждого. От небольших увёртывался ловким манёвром, целиком полагаясь на силу рук, от самых опасных, коварных широких водяных ям уходил, забирая метров на сто вверх против течения.
Да, сила в его руках была… С войны вернулся домой, припадая на перебитые ноги. Трактором вновь управлять так и не получилось, вот и определил его сельсовет на переправу. До ближайшего парома от этих мест, где сходились к реке два обширных района, было неблизко. А место бойкое: на той стороне лежала большая станица с базаром и церковью.
Была сила в его руках! До того злосчастного дня, когда, приковывая байду цепью, свалился с мостков в ноябрьскую Кубань. Он не мог бы сказать, какой была вода тогда, в охваченном отчаянной перестрелкой форсируемом Днепре, но на этот раз неимоверный холод мгновенно загнал все мышцы в глухие замки судороги. Не пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Не захлебнулся лишь потому, что свалился на отмель, и голова оказалась на береговом песке. А потом прибежала сердцем почувствовавшая неладное жена.
Она и на сей раз не смогла достучаться до его потухшего сознания. Отошла от постели, измяв в измочаленных ладонях нижний край застиранного серого фартука. Прогнала им по трещинкам-морщинкам увядших век и землистых щёк горько-солёную слезу.
– Боже ж ты мий…
Приезжавший на неделе с сельсоветского хутора фельдшер ничем не обнадёжил.
Переправа не работает. Об этом знали на обеих сторонах реки. Нового человека сюда уже не давали – рядом с паромом, что ходил в нескольких километрах выше хутора, собирались строить мост, через который обещано было пустить потом рейсовый автобус. И всё ж в то первое по-настоящему весеннее утро донеслось по половодью с той стороны, как раньше:
- Фё-до-ро-вич-ч-ч-ч!
Затем ещё и ещё, в два голоса – мужской и женский.
Валентина Даниловна, возясь по двору, услышала их сразу. Собиралась кормить кур и замерла с пол-литровой банкой кукурузы в руках. Прислушалась. Точно, звали двое. Подумала: «Нездешние». Вышла за калитку, вгляделась. Мужчина держал привязанную на вожже чёрную, как гарь, корову. Женщина стояла рядом, поглаживая бок животного.
– Фё-до-ро-вич-ч-ч-ч!
– Нэма, нэма переправы! – крикнула старуха как могла громко, махнув руками.
– Что? – не расслышали на том берегу. – Позовите Фёдоровича!
Молодой мужчина с трудом удерживал свою корову. Верно, та никогда не видела так много воды, панически боялась и пятилась с косы на крутую дамбу.
Наши тридцатьчетвёрки рвались вперёд, в глубь немецкой обороны. Он лежал в своём пылающем танке полуживой. Экипажа больше не было… Шлемофон сжимал голову обручем, в нём всё надрывался голос командира: «Седьмой, Седьмой! Ответь Первому. Седьмой, поддержи огнём!» Но огонь был здесь, в бронированной машине, он подкрадывался и чуть ли не лизал лицо. А голос Первого хрипел своё – видно, хлопцам туго.
И пришлось подняться. В прицел удалось разглядеть сквозь рассеивающийся дым прикопанный в кустах «Тигр». Не помнит, как оказался в руках не тронутый ещё огнём последний снаряд. Осталось немного ещё напрячь силы и затолкнуть его в ствол.
– Седь-мо-ой!.. Фё-до-ро-вич-ч-ч!..
На той стороне враз замолчали. Валентина Даниловна подумала было, что её услышали. Но люди не уходили. Они глядели куда-то поверх её головы. Старуха не спеша оглянулась. Огненный человек спускался с высокого берега. Казалось, он шёл к воде по лучу восходящего за его спиной солнца. От пламенного багрового человеческого контура, от огненных рук выступал вперёд какой-то длинный предмет. Дед шёл решительной поступью с ним наперевес. Вёсла-то Валентина и не разглядела вначале. Кинулась навстречу, однако старик, не останавливаясь, приказал давно не звучавшим голосом: «Отойди!» Невольно повинуясь ему, посторонилась. Лицо мужа горело. И в этом пламени утонули морщины, как будто их и не было. Вскоре переправщик отомкнул лодку и вставил вёсла в уключины.
Корова вошла в воду, на удивление, без особого сопротивления. Поплыла вслед байде на привязанной к ней вожже проворно и казалась спокойной, спокойнее пассажиров лодки: коровы – отличные пловцы.
Руки слушались его, как раньше. Вёсла ничего не весили. Смешно было смотреть на молодят, чьи лица и впившиеся в борта судёнышка руки выдавали два противоположных чувства: наслаждения жизнью и напряжённого ожидания речных опасностей. А Мишка никогда не боялся реки, на спор с пацанами запросто переплывал Кубань. Вот даже крошечный воробей, поравнявшийся с байдой, лихо порхает над водой. На миг приостановился в воздухе, заметив на стремнине невиданное рогатое водоплавающее. И миг этот стал для него последним. Огромный донный сом, оставив на поверхности сноп брызг и круги волн, тут же ушёл в пучину, чтобы на дне своей родной ямы спокойно переварить легкомысленную пичужку.
Корова ошалело рванула в сторону. Вожжа впилась в шею, что вместе с визгом пассажирки добавило бедному животному страха. Волна хлестнула через рога, и ближайшая разверзшаяся водокруть воспользовалась мгновением, ухватилась щупальцами стремительных струй за коровью тушу, потянула к себе. Лодку резко развернуло, и нос её ткнулся в привязанную к корме и вытянувшуюся сейчас вдоль накренившегося борта вожжу. Правое весло запуталось в ней. Старик успел навалиться на другую сторону, и байда выпрямилась. Голова коровы вновь показалась над водой, но необычный речной поезд уже несло к гигантской водяной юле. Вырвав запутавшееся весло из уключины, лодочник опустил его за борт.
– Вожжу отвязывай! – крикнул переправщик.
Этот приказ вывел сидевшего с каменным лицом у кормы мужчину из оцепенения. Танцующими пальцами принялся он распутывать узел.
– Толя… – пролепетала молодица, чьё лицо приняло цвет школьной доски, с которой вытерли мел сухой тряпкой.
Из-за шума воды Анатолий не услышал её и не обернулся. Или сделал вид, что не слышит. Вожжа была широкая, и долго возиться с узлом не пришлось. Как только корова и лодка разъединились, дед вытащил из уключины оставшееся весло и встал на ноги:
– Не шевелиться!
Несколькими широкими гребками удалось поставить байду против течения по касательной к угрожающе приближающемуся водяному волчку. Корова, почувствовав свободу, сумела-таки развернуться и пристроиться в хвост лодки.
Главное – выйти из круга притяжения. Осталось каких-нибудь полметра. Лодку снова качнуло. Молодая женщина ойкнула и съехала по скользкой от воды банке к накренившемуся борту. Старик переместил тяжесть своего тела на противоположный борт, байда выпрямилась, но решающее мгновение было упущено. Метры, вырванные у безжалостной водяной воронки, снова стали сокращаться. Корма ударила в распухшие синие губы коровёнки. Вокруг её головы расплылся кровяной нимб. Неожиданное это торможение, однако, позволило деду выправить лодку и отыграть первые сантиметры спасительного хода прочь.
Выбравшись из круга, Фёдорович быстро развернул байду вбок и из последних сил гребками толкнул её вперёд. Течение подхватило судёнышко и спустило метров на десять ниже опасного места. Следом несло неотстававшую скотину. Передохнув, старик опять начал грести.
Добрались к своему берегу километра на два ниже хутора. Валентина Даниловна молча пробежала это расстояние, не сводя глаз с переправляющихся. Корова, почуяв ногами твёрдую почву, выскочила на сушу. Причалила к берегу и лодка. Капли крови, падая с губ несчастного животного на мокрый песок, тут же чернели, смешиваясь с песчинками в неровные бусинки.
Старуха и молодой мужчина вели обессилившего лодочника под руки, молодица за мокрую вожжу – коровёнку. Бурно радуясь, как школьница, которой удался номер с исправлением в классном журнале двойки на тройку, она только повторяла:
– Видали?! Видали такое?! Никто ж не поверит…
Остальные молчали.
Деда снова парализовало: ни двигаться не мог, ни говорить. На третьей неделе Валентина поняла его мычание и настойчивые взгляды на окно. Раздвинула занавески, распахнула небольшую форточку. Тёплый уже, влажный речной воздух ворвался в тесную спаленку. Пахло водой, чернозёмом и травой, первыми прибрежными цветами. С реки доносился мерный глухой стук. Это начали у парома забивать сваи для нового моста.
Слух ещё работал, и он услышал объяснение жены:
– Мост вже скоро зроблят. Слава Богу, отдохнэшь хучь наконец-то, Хвэдоровыч. Кониц твоим мучениям!
Старик тихо, с облегчением вздохнул. Как тогда, в сорок четвёртом, после выигранного боя, когда его вытащили из горящего танка. И пришёл конец всем мучениям…
0

#40 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 20 февраля 2023 - 21:44

39

ЧИСТО СЛУЧАЙНЫЙ ФАКТОР


– Ну и что нам делать в этой далёкой заснеженной стране?
Сказано было сильно, сказано было крепко, сказано было сердито.
Лысый старик, похожий на какого-то героя боевика, каковые показывают в разлагающих нравственность видеозалах столицы, смотрел на меня безо всякого дружелюбия. Со злостью смотрел. Почти с ненавистью.
Честно говоря, я его не совсем понял. Языку я обучен, но что-то, видимо, каждый раз упускаю. Вот, например, что мне ответить на эту реплику? Да, страна наша далёкая – откуда ни считай,.. но заснеженной её назвать никак невозможно, особенно сегодня: столица лежала, сражённая затяжной сиестой особого режима, и только ветер с океана слегка поглаживал по вихрам пальм дремлющий в жарком мареве город.
Заснеженная? Может быть, я не расслышал? Или как-то совсем неправильно его понял? Или отвечать не нужно?
Вместо меня ответил тот самый, в полувоенной одежде и с полуседой короткой бородой, которого я поначалу принял за старшего в этой тройке:
– Не психуй, Моисеич. Парень-то в чём виноват? Подневольный, как и мы…
Старик пробурчал что-то насчёт того, что ненавидит безнадёжные задания «поди туда – не знаю куда» и тех, кто эти задания выдаёт, а равно и тех, кто браво берет под козырёк и отвечает «есть!», когда можно сказать совсем другое слово или даже вовсе жестом обойтись.
Седой только пожал плечами, а я, вздохнув, осторожно заметил, что в сложившейся ситуации нужно использовать любую возможность, ввернув при этом экзотическое «хвататься за соломинку», что, впрочем, не произвело на порученную мне троицу никакого впечатления. Как и попытка объяснить им, что движимый человеколюбием Отец Нации с присущей ему мудростью допустил в страну экспертов из разных стран, несмотря на несомненно вредоносное идеологическое влияние, каковое упомянутые эксперты могут с собой принести.
- О, как демократичен наш диктатор! - процедил лысый и отвернулся.
Мы не без труда разместились в непривычном автомобиле, чем-то похожем на маленький «лендровер» и медленно покатили по Проспекту Содружества в сторону южной окраины. Полуденные улицы были почти пусты: добрые граждане, как послушные дети, исполняли просьбу Отца Нации и сидели по домам. Навстречу попадались только белые джипы «стражей спокойствия», «сундуки на колёсах» продуктовых сетей и – совсем редко – кареты скорой помощи, которые по слову Мудрейшего во избежание панических настроений недавно были выкрашены в весёлую зелёненькую полоску, а вместо разрывающей уши сирены оборудованы сладкозвучными свиристелками.
Стараясь не задеть локтем сидящую рядом со мной маленькую женщину в длинном платье, я вынул из чехла служебную рацию и доложил господину начальнику отдела о том, что встреча состоялась и что мы приступаем к выполнению задания. Рация в ответ прокаркала адрес в районе новых современных общедомов, а после - пожелания быстрого оправдания усилий и достойного сына великой страны поведения.
Я объяснил сидевшему за рулём седому дорогу и погрузился в раздумья. После недолгого размышления я понял, почему нам поручили работать именно с этим общедомом: там, насколько мне было известно, проживала тёща господина начальника отдела. В который раз я поразился ловкости моего непосредственного руководителя, который с присущим ему хитроумием воспользовался ситуацией. Он и от порицаемых Мудрейшим «социальных крайностей» ушёл, предложив весьма приличное обиталище самого что ни на есть среднего класса, и избежал обвинений в кумовстве, подставив под вполне возможное спасение даже не родственника, а, по столичным понятиям, неблизкого свойственника.
Как сказали бы там, откуда эти трое явились: «Убить двух зайцев».
На повороте к новому району нас остановил мобильный патруль «стражей спокойствия». У белого джипа – цвет, как известно, символизирующий чистоту рук и помыслов - стояли полициант с нашивками квартального надзирателя, амбал в чёрном из Специальных Отрядов и армейский огнемётчик с тяжёлым серебристым ранцем за плечами.
- Выйти из машины! – прокричал полициант. – Носы к осмотру!
Внутренне негодуя – что могут подумать гости издалека, глядя на такую недобрую встречу – я подчинился представителю власти. А представитель уже сосредоточил своё внимание на маленькой женщине – особенно на её длинном платье с открытыми плечами и со странным именем «сари-фан». Платье, пожалуй, идеальное для нашей погоды и вполне пристойное… хотя бы до тех пор, пока ветер не прижимал к телу тонкую ткань – тогда я старался смотреть в другую сторону.
А вот патрульный полициант не смотрел в другую сторону. По его плоскому лицу читалось: он уже готов заарестовать нас до выяснения, чтобы посадить маленькую женщину в отдельную клетку. Будь его воля, конечно, заарестовал бы… Но воли я ему не дал: достал из внутреннего кармана выданный в соответствующей канцелярии пропуск на жёлтой ленте и повесил его на шею. Не до скромности, когда выполнение ответственной задачи ставится под угрозу.
Увидев жёлтую ленту, страж скис, как антилопье молоко на солнце.
- Отец Нации, - строго сказал я «стражу спокойствия», - учит нас, что добрые граждане не болеют. Болеют только тайные враги нашего народа, пылающие бессильной злобой и не выполняющие предписаний Мудрейшего.
Тут я заметил, что из приплюснутого носа стража, выдававшего в нём недавнего выходца из джунглей, торчат несвежие тампоны, и, как мог, изобразил «начальственный голос»:
- В Логистический Центр захотел? Кто старший патруля?
О чудо! Патруль мгновенно погрузился в белый джип, который тут же рванул в ближайший переулок. И как не было джипа – только пыль, медленно кружась, оседала на неубранные сухие листья, что говорило о прискорбной нерадивости дворников в этом районе.
Я стоял столбом: впору было испугаться эффекта, произведённого моими словами. Маленькая женщина звонко рассмеялась, а старик, как выражаются газетчики, «брызнул ядом»:
- Так вот эти весёлые ребята спасают вас от эпидемии?
- Нет никакой эпидемии, - с достоинством ответил я. – Есть особая ситуация, которую наш добрый народ преодолевает с присущим ему упорством и терпением.
- Ну как же нет, - маленькая женщина надела круглые очки в тонкой оправе и посмотрела на раскрытую ладошку так, как нерадивые студентки подглядывают в шпаргалки. – А это? Почти стопроцентное воздушно-капельное инфицирование… Что там дальше? Первичные симптомы: температура, сильный насморк, кровотечение из носа, поражение дыхательных путей. Развитие болезни: поражение мозговой ткани, кровотечение из ушей…
А тем, кто заплачет кровавыми слезами, с мысленным вздохом подумал я, не поможет даже и Логистический Центр. Их проблемы, по слухам, решают «стражи спокойствия» с помощью ранцевых огнемётов…
Как, похоже, скоро случится с той самой загородной жилзоной, где обосновалось руководство Департамента Распределения Благ с чадами, домочадцами и многоразличной роднёй. Теперь, говорят, красивый чиновничий посёлок больше похож на исправзону: дозорные вышки, прожекторы, и сторожевые псы перелаиваются с породистыми собачонками через высокие заборы с колючей проволокой.
Злые языки, кстати, утверждают, что в отсутствие руководства департамент стал работать куда лучше – но на то они и злые языки, чтобы чернить непростую, но дружную жизнь нашего доброго народа. Как всё же непросто тем, кто подвизается на общественном поприще, защищая страну от чуждых наветов и противостоя досужим выдумкам врагов нации!
Тёща господина начальника отдела тоже подвизалась на общественном поприще, гордо неся титул старшей по общедому. Она встретила нас в маленьком холле у лестницы, глядя поверх голов и поглаживая модного и очень дорогого микропёсика, сидевшего у неё на руках в красивой попонке. Пёсик тоже поглядывал свысока на нас и на дюжину домашних, полудиких и вовсе диких котов и кошек, собравшихся посмотреть на нежданных гостей.

В краткой, но образной речи госпожа тёща заклеймила лень дворника и уборщицы, которые, не иначе, действуют по наущению тайных врагов нации, каковые только и мечтают, чтобы нация погрязла в грязи и плакала кровавым плачем.
С тайных врагов нации она как-то незаметно перешла на врагов порядка, по вине которых окончательно запутался график добровольных дежурств, отчего вместо приятного запаха благовоний, которыми славятся приличные общедома, здесь прямо на лестнице ударяет в нос запах этих мерзких созданий… И тёща господина начальника пнула неосторожно подобравшегося к её ногам котёнка.
Коты и кошки разноцветными молниями брызнули в разные стороны, а котёнок с тонким мявом в ужасе кинулся куда глаза глядят. Глаза, как выяснилось, глядели в сторону подола платья сари-фан, под которым он и спрятался.
Маленькая женщина присела, подхватила котёнка на руки, испуганно сказала: «Ну нельзя же так!», а старик, прищурившись, немногими словами унял ревнительницу общественного порядка:
- Тампончики в носу поправьте, мадам…
Госпожа тёща вспыхнула, от чего аристократически смуглая коже на лице и шее покрылась тёмными пятнами, и, показав нам внушительную корму в толстом халате цветов южного племенного союза, удалилась с непреклонно-гордым видом.
Я прикинул, какие могут произойти сложности, если я сейчас, как и положено доброму гражданину, позвоню в Логистический Центр. И какие сложности неминуемо произойдут, если я, как преданный служащий департамента, не позвоню…
Пока я разрывался между гражданским долгом и служебной этикой, мои подопечные уже нашли себе собеседника: по лестнице в сопровождении своего элитного серого кота, выписанного из-за границы, спустился на шум дядюшка Шэ, ветеран нашего департамента, пенсионер, полиглот и, говоря простонародным языком, редкостная язва.
Седой и женщина в сари-фан вовсю улыбались, а дядюшка Шэ повествовал, адресуясь в основном к лысому старику (как я понял, речь шла о неуловимом Сопливом Маньяке):
- Понимаете ли, ловит он прохожих и разбивает им носы… Веселится он так, наверно. Или борется с нарушителями особого режима – кто его знает! А людей потом в Логистический Центр забирают…
Забавная была парочка: смуглый дядюшка Шэ в домашней чалме и домашней пижаме и незваный гость с бледно-веснушчатой лысиной в пляжных шортах и майке, но с толстым вязаным шарфом вокруг шеи. Но умные-разумные, которых в безобразных с точки зрения морали привозных фильмах называют «яйцеголовыми», общий язык находят мгновенно – что, по беспристрастному размышлению, достойно белой зависти.
И эти тоже: «обнюхались», как говорят у нас на рынке, поднялись на второй этаж, приняли по рюмочке знаменитой дядюшкиной настойки и застрочили на своём научном жаргоне, прекрасно обходясь без моего перевода и даже, кажется, запамятовав о моём существовании.
Об эпидемии – о чём же ещё! И о загадочном «спасительном факторе», о котором телевидение давно прожужжало все уши.
- Любой случайный фактор, - в конце концов развёл руками дядюшка Шэ. – Радует только, что этот фактор есть: ведь только он объясняет, почему примерно пятая часть наших добрых граждан не подвержена заражению при всех прочих равных условиях. Вот не болеют они – и всё. Больные на них чихают – а они чихают на болезнь. Вот чихает на меня наша мадам управдом – а мне хоть бы хны! И моему Бритиш Эрлайн тоже хоть бы мяв – верно, котик?
Лысый старик только мигнул – и маленькая женщина тут же пересадила спасённого котёнка на колени, снова надела свои круглые очки в тонкой оправе и раскрыла ладони знакомым жестом – так моя младшая племянница, сев в любимое папино кресло, открывает книжку с картинками.
- Ну что же вы так… - хмурясь, бормотала она как бы про себя. – Никуда у вас тут не воткнуться… Нагородили тут всякого…
Старик в шарфе вернулся к общению с дядюшкой и его настойкой, а маленькая женщина, на миг оторвавшись от своей невидимой книжки с картинками, кинула на полуседого такой ласковый взгляд ясных серых глаз, что мне сделалось грустно – непонятно почему.
- Ну вот вы никуда и не делись. Вот и все ваши изученные факторы, как на ладони… - она выпрямилась и смешливо фыркнула. – Неподтверждённые и не работающие… Социальные, религиозные, расовые и имущественные… Плюс тьмы и ещё тьмы тем. О, ещё и тут сексуальные предпочтения – и как всё серьёзно проанализировано! Со знанием дела… Понавыдумывали тут!
- А не за этим ли нас послали? – лысый в шарфе, похоже, заканчивал какую-то свою мысль. – Исследовать на месте, так сказать, социальный срез на предмет этого вашего случайного фактора…
- Никакой это не срез, - отмахнулся дядюшка Шэ. – Вот, возьмите хоть этот парадный подъезд: люди примерно одинакового возраста, достатка и социального положения. Ну разве что я, бесполезный старик на покое - исключение… Не правда ли, достопочтенный оперативный сотрудник второго подсектора?
Я кивком обозначил согласие: общедом, тем более новый – это не такое место, куда пускают с улицы кого попало. Право на жилплощадь здесь нужно заслужить…
- Но с чего-то всё равно надо начинать… - пожал плечами седой. – Давайте примем первую попавшуюся версию как тестовую. А уж потом…
- Первую попавшуюся? – почему-то обрадовался лысый. – Любую? Дурацкую? Тогда давайте ту, что прямо в глаза лезет…
Старики сблизили головы, пошептались и похихикали. Потом пошептались с женщиной в круглых очках.
- И где я вам найду такую статистику? – мило рассердилась сероглазая. – Такую статистику никто не ведёт и нигде не фиксирует…
- Тогда проверим прямо здесь! – воскликнул дядюшка Шэ. – Тут все одинаковые, у кого-то и вылезет фактор!
- Идиотская версия, конечно, - немного смущённо признался лысый в шарфе. – Не завидую я тому, кто попрётся её проверять…
- Кто проверит? – маленькая женщина нашла взглядом седого. – О мой паладин…
Паладин, конечно, тут же сорвался с места, но скоро вернулся, аккуратно снял у меня с шеи пропуск на жёлтой ленте и пропал.
Минут через сорок он вернулся, сдержанно улыбаясь.
- Всё как предсказано, - сказал седой, возвращая мне пропуск. – У кого случайный фактор над миской мяукает и над лотком хвостом трясёт – те без признаков. У остальных - тампоны в носу.
Сероглазая, кажется, даже и не удивилась – кивнула и запорхала тонкими пальчиками над своей воображаемой книжкой. А лысый старик с дядюшкой Шэ с довольными ухмылками пожали друг другу руки и приняли ещё по рюмочке.
- Не может быть! – я всё не мог поверить. – Это что получается, уважаемые? То есть те, у кого есть… вот эти… хвостатые-усатые… выживают… а остальные – нет?
- Чисто случайный фактор… - ухмыльнулся лысый. – Есть многое на свете, друг Горацио…
- Что и не снилось нашим мудрецам! - с готовностью подхватил дядюшка Шэ.
Заговорили все и сразу.
- …Медики откроют секрет – то ли он из-под хвоста, то ли от языка, которым облизывают самых любимых… А может, кошачьи блохи тут в деле…
- …И прольётся на них золотой дождь. И будут их на руках носить!
- А пуще всех прославится наш провожатый – кто ближе всех стоял к великому и спасительному!
- А вот это вряд ли, - вдруг опечалилась сероглазая. – Компьютерная модель данного сообщества не показывает такого исхода.
- И не покажет, - желчно хмыкнул старик. – Тут и без моделей ясно: начальство парня отпихнёт и все награды присвоит. А потом начальство начальства…
- …а в конце концов объявят, что нация спаслась по слову Мудрейшего, - с безнадёжной иронией бросил седой. – А всех, кто в теме, припрячут куда-нибудь, чтобы не болтали.
- Может быть, вы уедете с нами? – почти жалобно спросила сероглазая.
На миг мне показалось, что её ясные глаза подёрнулись слёзной влагой… но нет, конечно же, только показалось.
- Границы… - нерешительно начал я.
- Мы поверх границ, - коротким движением руки отмел мои слова седой.
Не знаю, что меня остановило – то ли ядовитая ухмылка дядюшки Шэ, то ли тот самый ласковый взгляд, посланный не мне… Но я сказал:
- Благодарю, достопочтенные. Но, думаю, больше пользы я принесу дома.
Я жалею об этих словах по сей день.
0

Поделиться темой:


  • 7 Страниц +
  • « Первая
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей