МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: "Рояль в кустах" - новелла, острый сюжет, неожиданная развязка, юмор приветствуется (до 30 тысяч знаков с пробелами, максимум + 10%) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 7 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

"Рояль в кустах" - новелла, острый сюжет, неожиданная развязка, юмор приветствуется (до 30 тысяч знаков с пробелами, максимум + 10%) Конкурсный сезон 2021 года.

#21 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 14 декабря 2020 - 15:23

20

ВОСТОЧНАЯ ВОЙНА


Где раз поднят русский флаг, там он опускаться не должен.
Николай I


Июнь 1844 года, Великобритания, Замок Виндзор

Правитель Российской Империи, пребывая с официальным визитом в этой стране, чувствовал себя превосходно. Ещё бы ведь его армия и флот, в последнее время, одерживала одну победу за другой.
— Уважаемые господа, – обратился он к лорду Эбердину и премьер-министру Роберту Пилею. – Вам, не хуже моего, известно, нынче Турция — «больной человек». Говоря откровенно, я вам прямо заявляю, что если Англия думает в близком будущем водвориться в Константинополе, то я этого не позволю.*


Декабрь 1851 года, Санкт-Петербург, Зимний дворец

Император был не в духе. Подавление венгерского восстания в позапрошлом году, нынешний государственный переворот в одной из ведущих стран Европы настроения не поднимали.
— Карл Васильевич, – обратился он к министру иностранных дел Нессельроде, – доложите толком, что там у французов происходит?
Чиновник был готов к этому вопросу. Он открыл принесённую папку и стал читать.
— Луи-Наполеон Третий возглавил государственный переворот, нарушил присягу, которую давал на верность конституции, распустил законодательное собрание и арестовал республиканское руководство.
— Сам хранитель общественного порядка не желает довольствоваться данной ему властью? – бесцеремонно перебил министра государь. – По всему видать, желает сам стать монархом «Божьей милостью». Срочно сообщите нашему послу Киселеву, чтобы тот как можно деликатнее отговорил Луи-Наполеона от этого.
Некоторое время спустя самодержец понял, что посол со своей задачей не справился, да к тому же австрийский министр Буоль писал: «Признать Луи-Наполеона императором, увы, придётся. Однако следует дать понять ему, монархи других великих государств не считают его равным себе. Ибо новоиспечённый французский король не наследственный! Так как актами Венского конгресса далёкого 1815 года династия Бонапартов была исключена из престолонаследия!»
— Я так понимаю, нам придётся отправлять «императору Луи-Наполеону» аккредитивные грамоты и поздравительное письмо?
Министр кивнул.
— Тогда соблаговолите начать послание следующими словами: «Государь и добрый друг». И ни в коем случае «Государь и дорогой брат». Мы, «Божьей милостью» правители, обязаны показать, узурпатор – никакой нам не брат!

***
Через несколько дней из Парижа от Кисилёва поступило сообщение: «Австрия и Пруссия во изменение достигнутых договорённостей обратились к Наполеону Третьему со словами: «Дорогой брат». А Российская Империя обрела сильного врага, войска которого располагали средствами ведения войны, изготовленными по самым передовыми технологиям того времени.

Гавайские острова, Гонолулу, Резиденция короля Камеамеа Третьего

— Дорогой посол, Вы же прекрасно знаете, как я отношусь к Вашей великой стране. Не скрою, мне и моим подданным было бы легче жить, если бы над нашими островами гордо реял флаг Российской Империи, но увы. Тем не менее, я пригласил Вас, – король выдержал театральную паузу, – чтобы сообщить весьма конфиденциальную информацию. Англия и Франция ведут усиленную подготовку к военным действиям против России. Мне не известно, когда именно они начнутся, но что война будет, не подлежит сомнению.
Спустя некоторое время послание на американском китобойном судне отправилось в далёкий путь. В Россию. В министерство Карла Васильевича Нессельроде.

Перу, Порт Кальяо

Трёхмачтовый фрегат «Аврора», ведомый капитан-лейтенантом Изыльметьевым, изрядно потрёпанный штормами, добрался до тихой гавани порта.
Измученная команда, передохнув, принялась за приём на борт провизии и пресной воды. Однако стоящие на рейде английский и французский фрегаты под адмиральскими флагами вызвали обоснованную тревогу. Капитан «Авроры», как и полагается, отправился наносить нежелательные, но положенные по морским законам визиты вежливости.
Английский контр-адмирал Прайс на фрегате принял его холодно. Даже не скрывал своей неприязни к русскому офицеру. На французском корабле Изыльметьева встретили любезно.
Российская Империя уже больше месяца воевала с Турцией. Великобритания и Франция считались союзниками Оттоманской порты.
Прайс убеждал своего французского коллегу немедля захватить русский корабль. Тот упорствовал:
— Не имею права на какие-либо военные действия до тех пор, пока не получу официального уведомления о том, что моя страна находится в состоянии войны с Россией.
Ранним апрельским утром, воспользовавшись низовым туманом, при полном штиле, обмотав гребные вёсла тряпками и парусиной, «Аврора», покинула Кальяо, прошмыгнув между спящими жерлами пушек вражеских кораблей.
Две недели спустя капитал парохода «Вираго», прибыв в порт, передал союзникам официальное известие, датированное 28 марта: «Великобритания и Франция объявляют войну Российской Империи!»
Немедленная погоня за исчезнувшим фрегатом успехом не увенчалась. Русский корабль растворился в тихоокеанских просторах.

***
«Аврора» следовала на Камчатку. Люди поголовно болели цингой. В морских пучинах обрели вечный покой тринадцать матросов. Хворал и командир. За два месяца без заходов в порты корабль, преодолев девять тысяч миль, пришвартовался в Авачинской бухте Петропавловска. По принятому кодексу спускать и поднимать паруса необходимо одновременно. Но матросов, оставшихся в строю, и способных исполнить команду на «Авроре» так мало, что они выполнили её поочерёдно на каждой мачте.
Кое-как поднявшись с койки, Изыльметьев отправил полуживых людей в городской лазарет, сам же намеревался исполнить приказ: «Следовать на соединение с флотилией Евфимия Путятина!».

Штаб военного губернатора и командира Петропавловского порта на Камчатке Василия Степановича Завойко


— К огромному сожалению, я должен ознакомить Вас с этим, – хозяин кабинета протянул командиру «Авроры» сообщение, полученное от американского консула.
— «Российской Империей объявлена война Великобритании и Франции, – глаза Изыльметьева слезились, руки дрожали, но он продолжать читать. – «Из Англии в Тихий океан вышел пароход, чтобы сформировать эскадру для блокады российских портов».
Завойко посмотрел на капитана.
— «Авроре» надобно оставаться здесь и быть в совершенной готовности отразить нападение неприятельских судов! Без Ваших молодцов, а главное, без корабельных пушек нам порт и город не удержать. Я надеюсь, это не будет расценено Вами, как нарушения приказа, полученного ещё до объявления войны?
Капитан поднялся, пошатываясь, подошёл к окну. Глядел на свою «Аврору», на покосившиеся избёнки горожан. Сейчас ему предстояло принять непростое решение. Ни разу в жизни, он не нарушал приказ. Молчал. Размышлял. Взвешивал. Наконец, повернулся к Василию Степановичу и тихо произнёс:
— Мы остаёмся здесь. Будем биться. А в случае неудачи, фрегат взорвём.
— К нам на подмогу следует транспорт «Двина». Очень надеюсь, что он успеет добраться сюда раньше неприятеля.
Завойко отыскал на столе нужную бумагу и продолжил:
— На нём триста пятьдесят солдат, офицеры и главное – инженер-поручик Мравинский. С его помощью мы укрепим наши портовые сооружения. Боюсь одного. Корабль снаряжали в большой спешке. Солдаты, рекруты из ближайших сёл. Не обученные. Да и запасов еды на весь переход для такого количества понадобится не мало. Как бы голода у них там не приключилось? Не приведи Господь! Фельдшера докладывают, что ваших матросов не сразу, но всё же на ноги поставят. Людей катастрофически не хватает. Дорогой мой капитан, – при этих словах Василий Степанович обнял Изыльметьева, – топить корабль мы не станем. Поглядите сюда…
Он подвёл гостя к большой карте.
— Ваша «Аврора» расположится здесь и не позволит врагу ворваться в бухту. Пролив между оконечностью Кошки и мысом Сигнальным перекроем цепным боном.
Иван Николаевич задумался, затем молвил:
— Если рядом со мной станет ещё и «Двина», то завоевателям по воде в город не войти. Далее предлагаю следующее. Орудия с левого борта «Авроры» снять, разместить их на берегу, создав цепь артиллерийских батарей в самых важных местах.
На том и порешили.

***
Петропавловск готовился к обороне. Всё его малочисленное население было задействовано в возведении новых оборонительных пунктов. Создали артиллерийские батареи, позволяющие защищать полуостров со всех сторон.
На англо-французской эскадре об этом известно не было. Командование противника предвкушало скорую викторию, а по сему не особо спешило к театру военных действий.
Английские войска не так давно одержали лёгкую победу над многочисленной армией Китая в первой «Опиумной войне». Это вселяло в них уверенность, что на разгром русского гарнизона потребуются даже не дни, а часы. И, вообще, Петропавловск элементарно сдастся на милость победителя при первых залпах корабельных пушек. В таком случае, можно будет обойтись без высадки хорошо экипированного десанта.

***
Василий Степанович примчался домой. Ему предстояло решить ещё одну очень не простую задачу. Уговорить любимую супругу Юлию безотлагательно покинуть город.
— Пойми, дорогая, это не учения. Грядёт самая настоящая война. Жестокая, беспощадная. А по сему, не как твой муж, а как командующий обороной приказываю! Собрать всех наших девятерых детей и ещё даму Гугореву с её потомством количеством шесть человек и отбыть на хутор вглубь полуострова. Это в двадцати верстах от селения Авачинск. Там будете жить в деревянных домиках. Всё лучше, чем под открытым небом. Поспешайте. Более уделять внимание я вам сейчас не могу. Служба!

Петропавловск, Штаб обороны

— Дозвольте обратиться, – перед Завойко вырос здоровенный детина, нёсший службу на одном из дальних маяков, и, не дожидаясь разрешения, выпалил: – Дозорные углядели на горизонте эскадру. Вражеску! Вот туточки всё изложено. Читайте сами, ибо я грамоте не обучен. Мне велено только без промедления доставить!
Командующий развернул мятую бумагу:
— Фрегат «Президент» имеет пятьдесят две пушки. Фрегат «Пайк» насчитали сорок четыре орудия и ещё пароход и ещё фрегат «Форт», и ещё бриг «Облигадо» примерно восемнадцать пушек.
— Да вы не волнуйтесь, – отвлёк посыльный. – В океане шторм начинается. Шибко быстро не прибудуть! Забоятся. Мы же маяк загасим. Так что, без разведки оно никак. А вы уж, того, не сплошайте. Разведчика-то изловите. Или сразу на дно, гадюку таку. Чтобы, значит, не повадно було.

***
Не испытывая никаких мук совести, англичане подняли на пароходе «Вираго» нейтральный флаг Соединённых Штатов Америки. Под ним корабль и вошёл в Авачинскую бухту.
Заметив это, обороняющиеся выслали бот.
Командир парохода решил встречи избежать и приказал немедленно ретироваться. Тем не менее, разведчики смогли разглядеть береговые батареи, о чём и доложили.
Лёгкая виктория, на которую так надеялись союзники, не проглядывалась.

***
Командующий эскадрой Прайс собрал военный совет с целью выработать диспозицию. Первое – уничтожить огнём всех кораблей береговые батареи. Второе – следовать в гавань, подавляя при этом сопротивление российских орудий на «Авроре» и «Двине». По завершении артобстрела высадить десант. Третье – захватить город.

***
— Не понимаю, о чём семафорит этот умалишённый с английского фрегата? Какая ещё смерть? Чума что-ли обнаружилась? Кто там у них преставился? Ох, уж мне эти союзнички! Сами воевать не хотят, а найти повод нас вперёд себя под русские ядра подставить! Так это первейшее дело!
Вахтенный офицер французского корабля записал полученное сообщение и приказал матросу:
— Срочно неси это в каюту контр-адмирала де Пуанта!
Тот переминался с ноги на ногу, не решаясь исполнить приказ.
— Ну, чего стоишь, как соляной столб? Живо к командующему!
Матрос открыл рот, чтобы возразить. Но передумал, надеясь, что полученная информация не станет причиной начальствующего гнева. И обязательной в таких случаях зуботычины удастся избежать.

***
В бортовом журнале флагманского фрегата «Президент» появилась удивительная запись: «В 12 часов 15 минут по полудни контр-адмирал Прайс был поражён пистолетной пулей от своей собственной руки».
Командование эскадрой перешло к французскому контр-адмиралу Фебрие де Пуанту. Тот приказал ничего существенно не менять в принятой диспозиции.
Необъяснимая и загадочная смерть высшего офицера лишь ненадолго отложила наступление. Вражеские корабли приблизились к полуострову на расстояние пушечного выстрела.
Ближайшая батарея открыла по ним огонь. Эскадра отвернула и попала под ядра «Авроры» и «Двины». Неприятель отступил. По дороге взяли в плен русский бот, гружённый четырьмя тысячами кирпичей и шестивёсельный баркас. На нём гарнизонный квартирмейстер Усов, его жена и дети возвращались в город. Им ничего не было известно о начале войны, а по сему люди приняли вражеские корабли за эскадру русского адмирала Путятина.

***
Вечером в городе предполагалось дать любительский спектакль «Ревизор». На каждую роль назначили по два исполнителя на тот случай, ежели в дневном бою какого-либо убьют или ранят. Завойко уверял, что подобные мероприятия отвлекают народ от ужасов военных баталий. Спектакль, увы, не состоялся. Горожане уже жили войной. Каждый без всякого принуждения спешил на помощь солдатам и матросам.

***
Василий Степанович слушал доклад стоящего на вытяжку офицера и мрачнел с каждым словом.
— Численный состав – девятьсот двадцать шесть человек, включая команду по тушению пожаров.
— Из них обученных военному делу не более половины наберётся, – буркнул командующий. – Продолжайте.
— Орудий всего шестьдесят восемь. По тридцать семь выстрелов на каждый.

***
Англичане совместно с пушками французского «Форта» вели одновременный огонь по русским кораблям и береговым батареям. Вражеский фрегат «Евридика» и бриг «Облигадо», подняв жерла пушек, пытались перекидным огнём через Никольскую сопку попасть в «Аврору» и «Двину».

***
Губернатор примчался к театру военных действий. Береговые орудия вели неравную дуэль с пушками левых бортов аж трёх вражеских кораблей. Пушки соседних батарей умолкали одна за другой.
Прибежавший оттуда солдатик жадно пил воду и докладывал.
— Ваше благородь, там это… Лейтенанта Гаврилова… прям в голову и ногу. А он того…. От пушки не отходит. И в лазарет ехать отказывается! А как же из них палить-то можно, коли они уже землицей засыпаны так, что и колёс не видать? Станки, все, как один, перебиты!
По дороге в город Завойко встретил группу измученных людей.
— Мичман Попов, командир батареей номер четыре! – приложив руку к простреленному головному убору, доложил, почерневший от гари, офицер.
— Орудия закрепил и ушёл. Ядра забрал. Оставаться на месте не вижу смысла. Диспозиция батареи противнику известна. Да и отвечать на его огонь не…
— Знаю, – перебил командующий. – Поспешите на соединение с Первой стрелковой.

***
Губернатор провожал супругу с детьми и горожанок с малолетками в дорогу.
— Пойдёте пешком. Двенадцать вёрст. Пути сильно разгязнило прошедшими дождями. Видно Бог испытывает всех нас на крепость веры. Но телег я вам дать не могу. Они нужны здесь, для подвоза ядер и пороха.
— Папенька! – старший сын Жора орал во всё горло, требуя, чтобы его оставили рядом с отцом, и категорически отказывался уезжать в эвакуацию.
— Друг мой, – обратился Завойко к отроку. – Долг повелевает мне умереть за твою и мою Родину. А тебе как старшему надобно быть сейчас подле матери. Заботится о ней и о младших братьях и сёстрах. Заступи в семье на моё место.

***
Де Пуант был вне себя от ярости.
— Батарея номер два, до сих пор огрызается! А хвалёный навесной, или как вы его называете «Перекидной», только сильно поубавил запас дорогостоящих ядер, не нанеся противнику сколько-нибудь ощутимого вреда! Можете полюбоваться, – адмирал протянул подзорную трубу стоящему рядом офицеру. – Целёхенькие. Приказываю! Спустить на воду гребные суда! Обрушить на этот проклятый полуостров наш десант! Я надеюсь, что шестьсот молодцов в состоянии уничтожить горстку пьяных русских вояк?

***
Одинокая батарея, как могла, сопротивлялась. Палила по приближающимся лодкам. Но силы были слишком неравны. И спустя некоторое время французские десантники, перекрикивая друг друга, подняли над редутами свой флаг. И тут же попали под жесточайший артиллерийский огонь.
По ним палили не русские. Их убивали «дружеским огнём» союзники, англичане.
Бомба, выпущенная с парохода, попала в центр, только, что захваченной батареи. Началась паника. Дополнили уничтожение десанта ядра с «Авроры» и «Двины».
В контратаку пошли все, кто мог. Это были матросы с кораблей и добровольцы из городских отрядов. Сто тридцать человек шли в беспощадную штыковую! И заставили хвалёных десантников без боя убираться с родной земли!
Французы неслись к спасительному морю. Спускались по крутому обрыву. Многие падали вниз, что сеяло ещё большую панику.
Мичман Николай Фесун с «Авроры» позже рассказывал:
— Неприятель отступал бегом и с такою быстротою, что прежде чем мы подоспели к занятой им батарее, он уже был в шлюпках и вне выстрела, так что, несмотря на самое пламенное желание, в этот раз не удалось его попотчевать даже ружейными выстрелами.
Меж тем, пушечная дуэль продолжалась до самого вечера. Пальба смолкла лишь с наступлением темноты. Обороняющиеся выдержали непрерывный огонь восьми десятков орудий. И выстояли! Не сдались! Флаг не спустили! Чуток передохнули и начали готовиться к новому сражению.

На берегу русские и камчадалы собирали оружие. Отыскали офицерские сабли и испачканное в грязи знамя морской пехоты.
Завойко отбыл на «Аврору». Уверял, что русские моряки в любой схватке сумеют постоять за Родину.
— Умрём, а не сдадимся! – раздавалось разом со всех сторон.

***
После двухдневного затишья корабли неприятеля снялись с якорей и ушли в океан.
Юлия не выдержала. Побежала в город. Медведей и прочего зверья не боялась. Грохот орудий вынудил хищников забраться в лесные чащёбы и держаться как можно дальше от диких существ, нещадно истребляющих себе подобных.
Мужа Юлия увидела издалека. Растолкав окружающих его людей, нисколько не стесняясь, бросилась на шею. Пару минут спустя Завойко, деликатно опустив жену на землю, оглянулся. Вокруг никого не было. Горожане молча ушли, дабы не мешать, простой человеческой любви.
Флаг с девизом «По морю, по суше» единогласно доверили вести в столицу Дмитрию Максутову как наиболее достойному.

Санкт-Петербург

Николай Первый уже более получаса слушал посланца, внимательно рассматривая доставленный флаг. Наконец, он произнёс:
— Капитан-лейтенант, спасибо. Вы свободны. Соблаговолите сей ценный трофей передать в военную коллегию. Там знающие люди определят для полотнища подходящее место.
— Но я всего лишь…
— Молодой человек, Вашему императору лучше знать, какого воинского звания Вы нынче достойны. Ступайте. И не забудьте получить свои новые эполеты!

Петропавловск, Кабинет губернатора

— Господа, надеюсь никого из вас убеждать не надо в том, что враги, как только позволит погода, обязательно вернуться. И тогда нам уже не выстоять.
Завойко стукнул кулаком по большой карте полуострова.
— Но ведь подмоги ждать неоткуда. Зима лютая. Ни по морю, ни по суше к нам никак! Неужто на милость врагу? – горячился один из присутствующих.
— Как командующий гарнизоном приказываю! Незамедлительную приступить к эвакуации порта! Все дома раскатать по брёвнышку. Наиболее ценное, двери, оконные рамы упрятать подальше в надёжные места.
— А как быть с кораблями. «Аврора» и «Двина» ведь зимуют во льдах. Их же по брёвнышку не раскатаешь?
— Ранней весной, когда лёд маленько подтает, начнём вручную рубить во льду фарватер, по которому они уйдут в открытое море. Жители и казаки должны к этому времени подготовить для жилья бараки и землянки. Подальше от возможного театра военных действий. Задача трудная. Однако не страшнее той, которую мы уже успешно порешили прошлым летом и осенью.

***
Вскоре вблизи Авачинской бухты появилась ещё более мощная, чем прежде, эскадра. Об этом немедля сообщили оставшиеся наблюдатели.
Враг из всех орудий расстрелял покинутый город. Взяли в плен несколько человек и отправились на поиски исчезнувших русских кораблей. Безрезультатно.
Союзники не знали главного секрета! Они считали, что Сахалин – это полуостров, а по сему не существует пролива отделяющего его от материка. Бросили якоря возле входа в Татарский пролив и стали дожидаться, когда русские корабли с истощённым от голода экипажем выйдут из западни для неравного боя. Тщетно!

8 июня 1855 года, палуба корабля «Тринкомале»

— Поднять парламентёрский флаг. Будем обмениваться пленными. Устал я гоняться за этими русскими и обстреливать их пустые города, – буркнул командующий флотом в Тихом океане, британский адмирал Брюс и отправился в каюту, облачаться в парадный мундир.
— Трёх русских на одного англичанина и одного француза, пленённых в прошлогодней компании. И из-за этого я проплыл полмира! Израсходовал тонны боеприпасов!

Санкт-Петербург, Дворец российского императора

— Чего там просит губернатор? Предлагает учредить медаль «За защиту Петропавловска» по аналогии с медалью «За защиту Севастополя»? Да как он посмел сравнивать масштабы? Отпишите! В этом прошении – отказать! Самодержец поднялся с места и подошёл к окну. Внизу, на площади, сновали кареты и фланировал разодетый столичный бомонд.

Примечание:

*Дипломатия с древних веков до 1872 г. Том 1. «Переговоры Николая I с Англией по вопросу о разделе Турции».

0

#22 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 декабря 2020 - 08:44

21

СОВЕТЧИЦА

"Н-да" — критически сказала девятилетняя Лина, глядя на почти двухметрового папу, который легко закинул себе на плечо маленькую и худенькую маму. Вздохнула и огорчённо добавила: "Не умеешь ты..."
Папа удивился и отвлёкся от физических упражнений:" Чего не умею?"
"Ухаживать за женщинами" — вынесла вердикт Лина. "А как надо?"- проявил заинтересованность папа и ослабил хватку, теперь мама не висела вниз головой, а соскользнула на пол и, стоя на собственных ногах, прислушивалась к беседе.
"Женщинам надо покупать красивые платья и украшения" — при этих словах мама одобрительно посмотрела на дочку и перевела многозначительный взгляд на папу. "А ещё, — продолжала Лина, воодушевившись, что её внимательно слушают, — их надо приглашать на свидания в какие-нибудь таинственные места, там держать за ручку и говорить всякие красивые слова".
"А целовать можно?" — уточнил папа. "Конечно — разрешила Лина, — но только после какого-нибудь подвига и о-о-чень нежно... Понял?!"
Последнее слово Лина и мама произнесли одновременно и вопросительно уставились на папу, который растерял весь свой боевой пыл.
"Я не умею так, дочка, — признался он — может, ты меня научишь?"
Ответ Лины сбил с ног не только хрупкую маму, но и натренированного папу. Посмотрев на него с жалостью, Лина изрекла: "У меня на это нет времени, но ты можешь потренироваться на работе — у тебя там полно женщин".
0

#23 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 декабря 2020 - 11:26

22

БРИТВА ОККАМА


Кабинет директора ботанического сада. На часах восемь тридцать. Директор сидит за стареньким столом. Основные вопросы рассмотрены, и, согласно повестке, которая лежит перед каждым заведующим сектором, сейчас должны перейти к категории «Разное». Сергей Петрович потирает мизинцем носогубную складку – этот его непроизвольный жест означает, что его что-то беспокоит. Все ждут, о чём же он будет говорить.
– Хотелось бы получить ответ на вопрос, который мучает меня уже не первый год...
Вопросов, которые могут мучить директора не первый год, много и оттого непонятно, что именно вызвало сегодняшнее состояние озабоченности. Все начинают методично перебирать многочисленные огрехи в своей работе. Сергей Петрович точно знает, что среди его подчиненных есть люди, которые в чём-нибудь да виноваты, и ждёт чистосердечных признаний. Однако заведующие, не первый год знающие директора, не ведутся на провокационную паузу и тоже выжидают.
– Сегодня проректор по строительству и хозяйственной работе, глубокоуважаемый Сан Саныч, выказал мне неудовольствие по поводу того, что у нас на входной группе пропадают туи. Вот я сегодня и хотел бы получить ответ на вопрос: почему на участке ботанического сада систематически пропадают туи?
Заместитель директора, Елена Ивановна неуклюже, как обычно она и делает всё в своей жизни, поднимается из-за стола, видимо, чтобы придать внушительность тому, что она будет говорить.
– Почему систематически? Да, это было всего-то один раз…
Директор, который очевидно знает о данных инцидентах, не хочет развивать мысли заведующих о тотальной коррупции в средних эшелонах власти, перебивает своего заместителя.
– Именно погибают, а не разворовываются. Кто может внятно ответить на этот вопрос?
В комнате повисает напряжённая тишина. Пауза выходит за рамки разумной мхатовской.
– Я вот что думаю, – отвечает заведующий сектором дендрологии Сергей Михайлович, – туя, она ведь не встречается в нашей естественной природной среде. Может, плохо акклиматизируются?
Директор перебивает.
– Так почему тогда остальные растения в ряду чувствуют себя нормально, а два крайних постоянно сохнут и погибают?
– Ну, если рассуждать логически, то, скорее всего, почва в этом месте отличается, – пытается возразить Сергей Михайлович, но директор уже отворачивается от него и задаёт вопрос заведующему сектором защиты растений.
– А вы что думаете на этот счет, Алевтина Евгеньевна, каково ваше мнение, как специалиста фитопатолога?
– На мой взгляд, у погибших растений были ярко выражены признаки заражения фитофторой: разрушается верхний слой корня, растения вянут, окрашиваются в серый цвет, нижняя часть ствола становится мягкой на ощупь. Ткань под корой меняет цвет на коричневый, а внизу появляется налёт. Корень становится ломким, с запахом гнили.
– Хорошо, допустим. Какие меры специалисты вашего отдела предпринимали для того, чтобы не допустить повторения данной ситуации?
– Повреждённые растения уничтожались, и почва в заправочной яме полностью заменялась.
– И эти меры дали какие-нибудь положительные результаты?
– Нет. Растения снова погибают.
– Итак. Я ещё раз спрашиваю, почему на участке ботанического сада пропадают туи?
Дверь в комнату директора открывается. Заглядывает сотрудник отдела природной флоры Дмитрий в своей стандартной униформе, слегка порванных, грязных штанах и свитере, который не снимает круглый год. Глядя, как всегда, слегка исподлобья, он спрашивает.
– Можно ключ от нижнего склада?
– Сколько раз я уже просил не заходить в мой кабинет, когда у нас идёт планёрка?
– Так я шо, для себя што ли? Там торф подвезли, надо нижний склад открыть.
– Ну, хорошо, – обречённо вздыхает директор. – Дайте ему ключ, Елена Ивановна.
Дима берёт ключ и уже собирается уходить, но в дверях его нагоняет вопрос директора.
– Дим, ну, может быть, хоть ты знаешь, почему у нас на входной группе погибают крайние туи?
Дима поворачивается и со всей своей непосредственностью человека, которому в общем-то не очень много надо от этой жизни, отвечает прямо и не стесняясь.
– Да шо тут думать-то. Всё ведь и так ясно, как божий день. Охранникам-то писать негде. Вот они и бегают под туи…
0

#24 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 31 декабря 2020 - 21:10

23

ТРИ ДНЯ ЗАПЕЧНОГО ТАРАКАНА


День первый. Субботний переполох.

Весна. Валерьян, рыжий прусак, был в большом авторитете у своего тараканьего семейства. Его щель была расположена ближе всех к печи, что очень ценилось среди сородичей. Особое удовольствие ему доставляло постоянно наблюдать за всем, что происходило в этой большой избе. Он был молод, красив и любознателен. Сегодня к нему в гости заглянул старый соседский прусак рассказать о прошедшей лютой зиме. Валерьян слушал его в сладкой дремоте, одновременно продолжая свои наблюдения за суетой в избе. День начинался необычно.
С утра вся хозяйская семья мылась. Гостей не было, поэтому баню не топили, все мылись в печи. Хозяйка, после растопки, очистив под, выметала тщательно золу и выстилала соломой. Поставив внутрь чугуны с водой и корыто, она через некоторое время бросала в жерло муку, проверяя готовность печи принять банщиков. Наконец мука перестала вспыхивать. Это был сигнал, что сильный жар ушел и ожогов не будет. Хозяйка влезла в печь сама, дочь подавали ей на лопате. Отец с сыном шли вторым заходом. Старики мылись сами, по одному. Хозяин временами помогал больному отцу. Для мытья использовали щёлок. Во время мойки постоянно поддавали пару, обливая водой или квасом для аромата горячие стены печи.
Валерьян любил такие дни. Тепло растекалось планомерно по всей избе, прогревая углы, заглядывало и в его маленькое жилище. Временами, открывая глаза, он мог видеть из своей щели, как после мытья и уборки печи, вся хозяйская семья уже отдыхала. Полати были двухэтажные. Внизу обычно спали взрослые, греясь теплом от печки, а вверху дети – тёплый воздух поднимается вверх, там тоже всегда было тепло. В ногах у них уже пристроился кот. Тишина была не долго. После отдыха затеяли стирку. Для стирки обычно использовали чугуны, глиняные корчаги, корыта, ступы, песты, вальки. Щёлок готовили за несколько дней. Хозяйка замачивала бельё, заливая его щёлоком в ведерном чугуне, ухватом ставила в печь, с помощью катка вкатывала тяжелую ёмкость в жаркое нутро печи. Когда бельё уже достирывали в корыте, прусак снова погрузился в сладкий сон.
Соседа-таракана уже не было, когда Валерьян проснулся. Выглянув из щели, он увидел, как хозяйка уже развешивала белоснежные скатерти и рубахи из домотканого полотна по всей избе. Прусак энергично начал разминаться после сонного дня и активно готовиться к ночной вылазке. «Вечером надо исследовать подполье и заглянуть в подтопок, – рассуждал он про себя, составляя план ночных мероприятий. – Около тёплого подпечья вчера видел крошки, надо и туда заглянуть. Заодно попить у рукомойника, там постоянно свежая вода. До утра надо управиться».

День второй. Летние хлопоты.


Лето. Рассветало. Хозяйка со старухой уже выходили из дома, а Валерьян укладывался отдыхать после бурной ночи. Нынче к нему приходила дочь соседа. Красавицей она не была, но это уже не имело значения, после того, как она ему слегка помахала крыльями. А какой шел от неё аромат! В его глазах потемнело, и он, как зрелый прусак, забыл все правила приличия. «Всё, пора спать, устал, завтра подумаем, что было», – прервал размышления довольный собой таракан и быстро уснул.
Разбудил Валерьяна громкий крик ребёнка. К старухе пришла соседка с младенцем. Малыша, обмазав глиной, клали в тёплую печь, чтобы, прогрев организм, исправить кости при рахите. Следующего на лечение в печь отправили деда, чтобы от радикулита пропарить и потом ставить картофельные банки. Дед лежал смирно и не досаждал Валерьяну криками. Какие-то новые раздражающие запахи мешали таракану заснуть. Высунувшись из щели, он увидел, что хозяйка со старухой принесли домой на сушку полынь, ромашку и другую траву. Сейчас навесят свои веники вдоль печи! Пришлось забиться глубже в щель. Вчера старик принёс корзину грибов, сутки сушили в печи, а сегодня опять неприятные запахи уже от травы. Валерьян обиженно шевелил усами.
За окном загромыхало. Опять гроза. Лето выдалось дождливым. Дети испуганно забрались на полати и заснули под звуки дождя. Хозяйка со старухой сидели за столом и обсуждали, что завтра начнут сушить в печи ягоды или рыбу. Идёт заготовка солода. Солодовня уже работает, начался процесс проращивания. Скоро надо будет печь загружать работой – пророщенное зерно сушить. Может хозяин с сенокосом успеет закончить и поможет с солодом, раз старик хворает.
Валерьян внимательно слушал про солод, пиво он любил. Спасала его осторожность. Чтобы испробовать любимый напиток, он не лез в посудину с пивом, как другие утонувшие там тараканы, а ограничивался каплями под столом. От размышлений о пиве его отвлекло движение в доме. Опять пришли к старухе люди. Одна за помощью от простуды, другой – от порезов. «Нет покоя мне, бедному!» – печалился Валерьян, наблюдая, как старуха постоянно крутиться около печи, что-то шепча. «Ладно, смирился с тем, что лекарства делает, но чтобы люд сюда шёл – ну ни в какие ворота!» – ворчал прусак. Он глубже забился в свою щель, и опять задремал.
Хозяйка варила еду для скотины на завтра. Солнце выглянуло к закату. Дети со стариком сидели на завалинке и лепили из глины игрушки для отправки в печь на обжиг. Старуха сидела за прялкой. Хозяин иногда приходил только ночевать.
Валерьян был злой и невыспавшийся. Сердито почёсывая коленки, он думал, чем будет заниматься ночью. Раздражало всё и все.

День третий. Осенние радости.

Осень. Валерьян почти не покидает свою щель. Раз в три дня он медленно выползает, чтобы собрать остатки еды, где придётся, и обязательно хорошо попить. Больные колени с трудом позволяют ему это делать. С развитием ревматизма старость постоянно даёт о себе знать. Иногда по ночам его навещают дети и родные, которые быстро его покидают, не желая слушать нудные нравоучения. Единственным развлечением для Валерьяна так и осталось наблюдение за хозяйской семьёй. Этим он сейчас и занимался, потирая больные колени второй правой ноги.
Вчера хозяева мхом конопатили избу и зимнее стойло для скотины. Сегодня, спозаранку началась суета в доме. С утра говорили о Покрове и молились Богородице. Под эти молитвы Валерьян и уснул. Пока он спал, старуха «запекала углы». С утра она быстро напекла маленькие блины. Разделив на четыре равных части первый блин, разложила их на четыре маленьких блюдца. После этого она расставила эти блюдца по углам избы, чтобы ублажить домового, которого хозяева очень почитали. Часть блинов сделала с начинкой для гостей. Дед с утра перебирал старые летние лапти, чтобы их сегодня сжечь. Считалось, что избавление от летних лаптей придаст ногам силу. В печи сегодня жгли сухие яблоневые ветки, чтобы в доме всегда было тепло. Хозяин подкладывал топливо. Хозяйка весело работала ухватом.
Проснулся Валерьян от боли в коленках. Осторожно поменяв позу, продолжил свои наблюдения. Ждали гостей. Дети уже сидели нарядные на полатях, а взрослые, помогая друг другу, расторопно накрывали столы. Из печи подавалась готовая стряпня. Крошили салаты. Часть блинов сделали с начинкой для гостей. Больше всех было блюд с капустой. Ставили на столы морс, квас, спиртные напитки и любимое пиво. Печь, не переставая, всё выдавала новые готовые запечённые угощения. Одних пирогов было 25 видов с разными начинками. Уже подоспел Покровский каравай. Уха, дичь и каши были почти готовы. Столы ломились от угощений. Перед тем, как поставить на столы последнее праздничное блюдо, хозяева обошли весь дом. В руках они держали тарелку с блинами и читали молитву Пресвятой Богородице. Ароматы застолья манили Валерьяна высунуться из щели, но он понимал, что его застолье еще впереди.
Стали подходить гости. Все они заходили в избу обсыпанные чем-то белым, а через открытые входные двери избы вместе с гостями вползало что-то прозрачное и холодное. Таракан забился глубже в щель, медленно переложив больные коленки, опять задремал, несмотря на шумное праздничное веселье.
Началось общее застолье. Чашу с пивом пустили по кругу. Хозяин дома и мужики хвалили прошедшее лето и собранный урожай. Уборочные работы закончились, результаты их радовали. Хозяйка с соседками обсуждали другие деревенские новости. Угощение и напитки на столе медленно уменьшались в объёме. Веселье только начиналось. Гости готовились к пляскам, песням, играм. Постепенно дети и старики ушли от стола на полати, где старуха занялась вышивкой, а старик рассказывал детям сказки и разные истории. После застолья все неженатые и незамужние молодые парни и девушки со всей деревни собирались на посиделки в соседней избе для своих забав. Там они открывали осенний свадебный сезон, гуляя до утра.
Окончательно Валерьян проснулся уже вечером и смотрел, как пьяные и весёлые гости медленно расходились. Из соседних щелей торчали усы готовых к выходу сородичей в предвкушении праздничной трапезы. Они ждали, когда люди улягутся спать, в то же время, высматривая крошки и пролитое пиво под столами. А Валерьян в это время размышлял о том, как хорошо ему живётся в отличие от людей. Всё время они бегают, суетятся и постоянно им что-то надо в отличие от него. Не хотел он быть человеком. Ему нужно-то всего – любимая щель и тепло печи. Не понятен был их мир, несмотря на долгий наблюдательный процесс. Наконец-то гости разошлись, скоро и его выход.
Валерьян заснул под утро сытым, пьяным и счастливым. Коленки после принятого пива почти не болели. Он ещё не знал, что через неделю вся семья уезжает в соседнюю деревню к родным на свадьбу. После их отъезда несколько дней избу будут вымораживать, избавляясь от клопов и тараканов.
0

#25 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 01 января 2021 - 18:12

24

СОВЕРШЕННАЯ ЗАЩИТА


Мантикора приготовилась к прыжку. Она прижалась к земле и подалась немного вперёд. Перевитые мышцами, словно канатами, лапы подрагивали от напряжения, как будто зверь накапливал в них силу, чтобы совершить стремительный и смертельный рывок. Длинный и мощный хвост, заканчивающийся острой костяной иглой, как маятник метронома, двигался из стороны в сторону. Я, стараясь не моргать, смотрел ей прямо в застывшие жёлтые глаза, в которых пульсировал вертикальный зрачок, и ждал. Всем было известно, что, если уж ты встретился взглядом с мантикорой, не моргай! И чем дольше ты сможешь выдержать, тем дольше проживёшь.
Я усмехнулся: «Ну уж нет, подруга! Зря ты выбрала меня предметом охоты, ох, зря! Не повезло тебе! Ты, конечно, можешь меня достать! Но не в этот раз! И не в следующий! Не ты первая и не ты последняя!..». И я моргнул!
Моргнул специально, чтобы мантикора начала действовать. Зверь купился на провокацию и ударил хвостом. Мантикора всегда первый удар наносит хвостом. Мне это было известно! Раздался свист пронзающего воздух острия, и я, стремительно пригнувшись, перекатом ушёл в сторону. И уже выходя из кувырка и поднимаясь на ноги, почти не глядя, рубанул мечом!.. Правки не требовалось! Хвост зверя вонзился в ствол дерева, возле которого я стоял, и увяз в нём своим острым концом. Ну а мне оставалось его только перерубить, что я и сделал. Не впервой, знаете ли.
Лишившись хвоста, мантикора, завывая, крутилась на одном месте, взрывая когтями землю, напрочь забыв и про меня, и про охоту. Она вообще больше ни на кого не обращала внимания. Хвост для неё – основа существования; лишившись его, она полностью теряла ориентацию и не знала, куда ей бежать и что делать. Меня всегда интересовал вопрос: почему при наличии впечатляющих клыков и мощных когтей это в общем-то умное создание так безрассудно и бесстрашно использует столь ценный для её жизни инструмент?!
Из-за соседнего дерева выглянул Серый и вопросительно уставился мне в глаза.
– Всё нормально, братан, – улыбнулся я, убирая меч за спину, – Как обычно, даже не поцарапался!
Серый хмыкнул и, пожав плечами, направился в сторону скал. Я вздохнул и, поправив разгрузку, потопал следом за ним. Вот всегда с ним так, хоть бы раз похвалил!
Серый бодро топал метрах в пяти впереди меня и настороженно вертел головой во все стороны. В этих местах только так и надо ходить. Нельзя идти рядышком друг с другом, как бы тебе этого ни хотелось. Нельзя идти друг за другом ближе, чем в пяти метрах. Иначе и в том, и другом случае сразу обоим можно запросто стать добычей какой-нибудь твари.
Вот как сейчас!.. Я одновременно с прыжком Серого в сторону рванул из закреплённой на бедре кобуры обрез двустволки и всадил картечью сразу из двух стволов в гибкое тело здоровенного верёвочника, подобравшегося близко к тропе и ожидавшего беспечного путника.
– Да, не повезло тебе, – пробормотал я и толкнул ногой длинное подрагивающее щупальце, усыпанное острыми шипами, – Ползал бы по своим владениям, живым бы остался. Вот что тебе тут надо было?
Подошёл Серый и тоже осторожно, чтобы не уколоться о шипы, потрогал верёвочника.
– Ещё немножко и он бы тебя достал! Ты становишься беспечным! – сказал я и с укоризной уставился на друга.
Тот, не отрывая взгляда от верёвочника, почесал себе ухо и, сверкнув в мою сторону карим глазом, снова пожал плечами. А потом, перепрыгнув через шипастое тело, направился дальше. Ну вот что с ним делать? Вроде бы и не молоденький уже. Усы вон какие отрастил! Пора бы и думать начинать.
Привал решили устроить на крыше древней разрушенной башни. Она была не очень высокой, но стены у неё были мощные, гладкие, отлитые из бетона, который со временем приобрел крепость камня. По таким стенам ни одна тварь не взберётся. Если, конечно, что-то летающее не нагрянет. Пока Серый внимательно осматривался, я прислонил к стене длинную широкую доску, на которой по всей длине были набиты бруски, и по этой импровизированной лестнице забрался на второй этаж. Подождал, пока заберётся Серый, и опять повторил процедуру, прислонив лестницу к пролому в потолке. Оказавшись на крыше, доску задёрнул наверх. А то мало ли!..
На самом деле мы забрались не на крышу, а на разрушенный чердак, над которым оставался целым небольшой участок из толстых досок. Под этим навесом при случае можно было укрыться не только от дождя, но и от какой-нибудь летающей заразы, которая вздумает полюбопытствовать, кто это там, в теньке, спрятался.
Я пристроился на небольшой чурочке, неизвестно как попавшей на чердак, удобно откинулся на стену, вытянул ноги и прикрыл глаза. Хорошо. Спокойно. Пока никто не нагрянул, надо бы перекусить, а то потом времени может и не быть. Обстановка здесь меняется очень быстро. Не успеешь оглянуться!..
– Держи, Серый, – негромко сказал я и протянул другу морковку. Тот радостно хмыкнул и, по-моему, даже улыбнулся, что с ним бывает крайне редко. Я посмотрел, как приятель с удовольствием захрустел морковкой, и, вытащив из кармана разгрузки завёрнутый в фольгу бутерброд с колбасой, с не меньшим удовольствием запустил в него зубы.
Моего друга можно назвать странным! Я это знаю и принимаю его таким, какой он есть. Ну что поделаешь с тем, что он вегетарианец? Правильно. Ничего не поделаешь. Вот я и не делал. Нравится ему морковка, значит, пускай он её ест. Зато он был преданным другом и хорошим товарищем. Он не оставлял меня даже в самых сложных ситуациях. Правда, у него был один существенный недостаток: он не умел говорить, то есть вообще не умел! Не дал Господь ему такого дара, как речь. Проглядел он это, и в результате кто-то, например я, мог говорить, а Серый, по высшему недосмотру, и слова сказать не мог! Но меня это не сильно напрягало. Я понимал приятеля и так – по взгляду, по движениям, по его забавной мимике. Например, когда он ест свою морковку, его челюсти так уморительно двигаются, что мне иной раз хочется рассмеяться. Но я себе этого не позволяю, чтобы не обидеть друга.
Над нашим убежищем мелькнула тень, и мы притихли, стараясь не издавать ни звука. Нам не повезло. Тень, падающая на стены башни, стала стремительно увеличиваться, и наконец массивное тело опустилось на прикрывающие нас доски. Я вытащил меч и, задрав голову, наблюдал, как, жалобно застонав под тяжким весом, прогнулся дощатый навес. Серый тоже бросил свою морковку и приготовился. Я поднял вверх указательный палец, призывая его не шевелиться, а сам маленькими шажками подсеменил ближе к краю навеса, под которым мы укрывались.
Мне уже было понятно, кто почтил нас своим гнусным присутствием. Чёрный глотатель! Препротивнейшее создание. У этого летающего монстра был огромный мощный клюв, и он им умело пользовался. Например, он мог в считанные минуты разнести в щепки доски, по которым сейчас прогуливался. Он нас давно уже почуял, но понимал, что если разломает доски и спустится к нам, то выбраться из башни уже не сможет. Размах крыльев у него слишком большой, и он просто не сможет их развернуть внутри строения.
Я знал, как глотатель поступит, сталкивался уже с ним. Он будет разрушать доски до тех пор, пока под ним не останется несколько штук, а потом спокойно опустит вниз башку и своим мощным клювом выцепит нас, как червяков. Сейчас главное – не промахнуться. Я перехватил поудобнее меч и застыл, ожидая, когда… Огромные черные когти ухватились за край досок!.. Они были настолько большими, что загибались вниз, на нашу сторону. Два быстрых взмаха мечом, и наверху раздался дикий ор и ошалелое хлопанье могучих крыльев, от движения которых поднялась туча пыли, скопившаяся за долгие годы в башне.
Я, можно сказать, убил глотателя, нанеся ему, казалось бы, незначительные повреждения в виде отрубленных когтей. Не сможет он теперь сесть, ведь когти служили для этого опорой. Да и с лёта он теперь свою добычу не сможет схватить, разве что культяпками ей по голове настучит. От голода он теперь окочурится.
Серый был доволен, у него с этими летающими бандитами свои счёты. Однажды один из них его чуть не сожрал. Благо он парень спортивный, ноги накачанные. Он так приложил ногами эту тварь снизу по клюву, что тот, наверное, от головной боли не один день мучился! А пока ошалевший от удара монстр приходил в себя, Серый был уже далеко. Бегает он будь здоров! Даже я не могу с ним в этом тягаться.
Дальше шли скорым шагом, почти что бегом, нам оставалось проскочить небольшой скальный участок. Не судьба! Что такое не везёт, и как с этим бороться?!
Прямо перед нами, из расселины, пыхтя как паровоз, выбрался скальник и уставился на нас маленькими белёсыми глазками. Я медленно вытащил из набедренной кобуры обрез и навёл его на чудовище. Это создание более-менее разумное. Может, испугается? А с другой стороны, откуда он может знать, что я держу в руках! И я выстрелил. Скальник, получив в грудь заряд картечи, сделал невольный шаг назад. Нд-а-а! Из этого его не убить! Шкура у него как броня.
То, что произошло потом, вогнало меня в некоторый ступор. Серый, сделав пару шагов назад для разгона, рванулся вперёд и изо всех сил ударил скальника ногами в грудь. Тот сделал назад ещё один шаг и, ступив на самый край площадки, потерял равновесие, покачнулся. И тогда, я выстрелил ещё раз. Я не стал рассматривать упавшего в пропасть скальника, и так ясно – живым он остаться не мог. И его мохнатую тушу, несмотря на крепость шкуры, в конце концов кто-нибудь да сожрёт.
– Ну что, братан, – обратился я к Серому, – Последний рывок остался. Как обычно действуем?
Приятель глянул на меня своими круглыми карими глазами и кивнул. Ну а что ту неясного, это который уж раз. Всё отработано.
– Тогда вперёд! – рявкнул я и сорвался с места.
Сначала мы бежали рядом, плечом к плечу, бежали как можно быстрее, чтобы проскочить по возможности больший отрезок пути. Пока нас не заметили и не начали на нас охотиться местные, низинные твари.
Мы бежали к огромному замку, возвышавшемуся перед нами. Этот замок и был целью нашего похода. Эх, проскочить бы незамеченными! Нет! Не судьба! Откуда-то сверху раздался тонкий и противный звук.
– Серый! Свистуны проснулись! – проорал я. – Давай как обычно вперёд, пускай они на тебя летят! Серый услышал и, резко ускорившись, оторвался от меня метров на десять. Свистуны – неповоротливые и медлительные летуны. Они нападают небольшими стаями. И в них, как правило, легко попасть. Но обрез здесь уже не поможет. Надо что-то более многозарядное. Поэтому я вытащил верный и сто раз испытанный ПМ. Первый пошёл. К Серому устремился самый быстрый из стаи, и я сшиб его с первого же выстрела. Свистун свалился прямо под ноги Серому, и тому пришлось, не сбавляя хода, перескочить через его кожистое тело. А вот и второй! Выстрел... мимо. Ещё разок… готов!
– Вперёд, вперёд! – заорал я, увидев, что приятель начал оборачиваться. – Беги, не смотри назад! Немного осталось!
А потом мне уже пришлось стрелять, почти что не целясь, так как свистуны наконец-то нас нагнали и навалились на Серого всей кучей. Промахнуться было практически невозможно. ПМ не подвёл! Он никогда меня не подводил. Для того чтобы уничтожить крутившихся над Серым свистунов, мне пришлось расстрелять два магазина. Но я справился! А потом мне уже пришлось стрелять, почти что не целясь, так как свистуны наконец-то нас нагнали и навалились на Серого всей кучей. Промахнуться было практически невозможно. ПМ не подвёл! Он никогда меня не подводил. Для того чтобы уничтожить крутившихся над Серым свистунов, мне пришлось расстрелять два магазина. Но я справился!
Не снижая скорости, несёмся дальше. А это ещё что такое!? Справа нам наперерез накатывается здоровенный рыжий шар. А-а-а-а! Ясно! Зубоскал! Вот только он почему-то другого цвета. И вообще не понятно, как он здесь оказался?! Этот мохнатый шар обитает там, ближе к скалам. Зубоскал накатывался быстро. Странным в нём было то, что сам он катился, а его большой зубастый рот и единственный глаз находились на одном месте! Они не катились и не крутились вместе с телом. Этого надо картечью!.. На! На!.. Всё! Этот уродец уже не опасен, его ударом свинца отбросило в сторону, и он теперь покатился по широкой дуге, до нас он ещё раз добраться уже не успеет! Последний рывок!..
Вот и замок! Или, точнее будет сказать, дом! Он навалился на меня всей своей успокаивающей мощью, и я перешёл на шаг!.. Ну вот мы наконец-то и дома! Я, уже не торопясь, зашёл на открытую веранду, вставил ключ в замочную скважину и повернул, с удовольствием услышав, как где-то внутри смачно щёлкнул механизм замка.
Первым в дом как обычно заскочил Серый и сразу же скрылся на кухне. Я усмехнулся: «Кто бы сомневался! На кухне хранится его любимая морковка, и он как никто это знает!». Зашёл следом за приятелем, закрыл дверь и, глубоко вдохнув родную атмосферу дома, пошёл к себе в комнату. Прямо от дверей бросил рюкзак на стул, стоящий возле стола, стянул разгрузку и, положив её на рюкзак, направился в ванную комнату. А то пока воевал с нечистью, вывозился весь как поросёнок.
Из ванны вернулся на кухню и засмеялся, увидев, как Серый стоит посреди кухни и обиженно водит ушами.
– Что, брат? Обломилось тебе? Нет еды на привычном месте!
Я подошёл к холодильнику и вытащил из него морковку. Затем подхватил Серого на руки и, посадив его на широкий подоконник, подсунул морковку ему под мордочку. Потом вытащил из холодильника бутылку молока, сцапал самый большой кусок яблочного пирога и забрался к Серому на подоконник.
Так мы с ним и сидели. Ели, смотрели на беснующихся за окном монстров и думали каждый о своём. Я, конечно, не знаю, о чём думал мой кролик, но я думал о том, что говорила мне моя мама.
Года три назад я пожаловался ей на то, что на улице очень страшно и меня все хотят обидеть! Она засмеялась и сказала, что она это знает, и что с каждым днём опасностей, которые поджидают меня на улице, будет всё меньше и меньше. И в один прекрасный день они исчезнут совсем! Ко мне обязательно придёт то время, когда я с радостью и грустью буду вспоминать эту опасную, но счастливую пору. И мне очень захочется сюда вернуться, чтобы хотя бы разочек испытать то, о чём я уже почти совсем забуду!
Наверное, всё так и будет, как говорит мама. Я верю ей! А пока это время не пришло, я жду, когда папа раздобудет для меня гранатомёт, и тогда мне уже будут не страшны скальники.
Я шмыгнул носом и опять откусил большой кусок маминого пирога. Пока я был занят собственными мыслями, Серый своей мордочкой столкнул морковку на пол. Я потеребил ему ухо и полез за закатившейся под стол морковкой.
Всю свою сознательную жизнь, с того самого момента, как я осознал себя личностью, на протяжении шести лет, я воспринимал свой дом как крепость. Как огромную неприступную крепость, которую не сможет преодолеть ни одно зло, какое бы сильное оно ни было! Родной дом всегда победит. Дом для меня является не только самой совершенной и мощной защитой, но и основой моей жизни! И так будет до тех пор, пока меня в этом доме ждут. Ждут все! И мама, и папа, и сам дом ждёт! Я чувствую, как он облегчённо вздыхает, когда я к нему возвращаюсь. И как он напряжённо поскрипывает половицами, когда я ухожу.
Когда я вместе с морковкой опять забрался к Серому на подоконник и посмотрел в окно, то увидел, как среди окруживших дом тварей началась какая-то суета. Они начали метаться перед домом взад и вперёд, словно забыли, зачем вообще сюда собрались! А потом они все разом, как по команде, в ужасе рванули от дома в разные стороны.
Быстрее всех, завывая от страха, улепётывал неубиваемый скальник, за ним, заполошно молотя крыльями, как перепуганная ворона, летел глотатель. Последним, отчаянно помогая себе корявыми ручками и закрыв от страха глаз, укатился зубоскал, по пути намотав на себя колючего верёвочника.
Я довольно улыбнулся. Я уже знал, что произошло, и вышел на веранду. Я знаю, кто внушает такой ужас тварям. Я знаю, от кого все они разбегаются как чёрт от ладана! Моя мама!.. Мама для них для всех – непреодолимая и страшная сила! Сила, сметающая всё на своём пути! Мне часто говорят, что я уже большой и должен вести себя соответственно. Не бегать, где не надо! Не прыгать!.. Не орать, когда хочется поорать!.. Но только не сейчас! И я, раскинув руки, радостно заорав, побежал маме навстречу!..
0

#26 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 03 января 2021 - 21:22

25

МОНГОЛ


СУРХАНДАРЬИНСКАЯ ОБЛАСТЬ, УЗБЕКСКАЯ ССР, октябрь 1984 года — учебка ТуркВО за два месяца до отправки в Афганистан.

ПАЛАТКА УЧЕБНОЙ РАЗВЕДРОТЫ на полигоне ТЕРМЕЗ 31 октября 1984 года.

После вечерней поверки Монгол обошёл каждого из пятерых друзей — Костяна, Руста, Стрелу, Сидора, Костра и сообщил:
— Я договорился со старшиной Толстопёровым, что он ночью отпустит нас шестерых за пределы части в пустыню, дабы я смог совершить традиционный для конца октября обряд изгнания злых духов. Так что, будьте готовы выступить в 23.00, когда в роте все уже заснут!
У друзей это вызвало неподдельный интерес: что же Монгол посулил Толстопёрову за разрешение, которое могло ему стоить старшинских погон? Но не стали его допытывать, оставив расспросы на потом, и единогласно поддержали.
Монгол — Дархан Бадмаев, был бурятом, уроженцем города Улан-Удэ, столицы Бурятской АССР. Он родился и вырос на берегу Байкала. По натуре секурс — верный, надёжный, честный и простодушный, зело благочестивый. Приметно, Монгол был рослым маштаком с азиатским типом лица и сломанными, как у многих борцов, ушами. Имя Дархан родители выбрали ему не случайно: Монгол принадлежал к сыздавна известной в Баргуджин-Токум — этнической Бурятии — династии кузнецов дархан удха, унаследовавшей также и шаманское мастерство боо удха. Из шаманских династий, это повелось в их в народе издревле, выходили как шаманы, так и кузнецы. По бурятским преданиям кузнечному ремеслу шаманов-кузнецов научили духи, спустившиеся с верхнего мира. Наличие «удха» — корня шаманского происхождения, позволяло Монголу стать шаманом — избранником бога, посредником между верующими и сверхъестественными силами. По отцовской халуунай линии, Монгол унаследовал «удха» белых шаманов — сагаанай удха, творивших благо. Посему в народе их род был почитаем. По линии матери-хари к Монголу перешёл корень чёрного шамана — харын удха. Сила его заключалась в покровительстве злых духов. Состоящие у них на службе шаманы харын удха способны своими камланиями ранить души, нести болезнь и даже пагубу. Но у бурят принято считать, что харын удха, это не обязательно значит плохо. Просто у каждого удха свои задачи. В сущности же, Монгол принадлежал к хоёр тээшээ ябадалтай, обладавшим двумя силами одновременно: сагаанай удха и харын удха — белого и чёрного шаманов.
В 23.00, как и уговорились с Монголом, друзья собрались за палаткой разведроты. Дул порывистый ветер, моросил мелкий промозглый дождь. Накоротке, заглянув по просьбе Монгола в каптёрку, друзья достали из угла гремевший содержимым габаритный куль и лежавшие у выхода три больших связки досок. Распределив меж собой груз, они дошли до края части, просочились сквозь колючую проволоку и удалились вглубь пустыни.
— Монгол! Ты нам ничего не хочешь сказать? — прервал тишину Стрела.
— В конце октября открывается граница между мирами, — поведал Монгол, — и я обязан облегчить переселение духов умерших, витающих среди людей в исподний мир. В этой связи по традиции мне насущно исполнить тайлаган – камлания. Проще говоря, молебствия, сопровождающиеся ритуальными танцами вокруг костра с боем в бубен.
— Ты к доктору должен пойти и сказать — лекарство он даст, если болен! — пропел, фиглярничая, Сидор.
— Тайлаган проводят в культовом месте, — продолжил Монгол, не отвлекаясь на позёрство Сидора, — на берегу водоёма, у подножия горы, на её вершине, в пустыне. У нас сызвеку считают, что гора, большая вода, вековое древо, пустыня — имеют своего духа.
Кондибобер Монгола друзья исперва восприняли, как розыгрыш, но бессменность его серьёзного лица наскоре вызвала у друзей громкий смех.
— Хорошо! Это стародавняя традиция и обряд, — разделил приверженность Руст, — но мы-то здесь, что делаем?!
— Лично я предпочёл бы поспать, — выразил мнение всех Костян. — Завтра не свет ни заря подъём в пять утра и марш-бросок.
— Но мы ведь друзья! — произнёс потухшим голосом Монгол. — А обряд принято совершать в кругу близких и друзей.
— Допустим, — подключился Стрела, задав тут же вопрос: — Но как ты объяснил причину нашего отлучения старшине?
— Сказал, как есть! — ответил Монгол.
— Как есть?! — со взбудой переспросил Сидор. — То есть ты сказал: старшина Толстопёров! Сил никаких нет, хочется вокруг костра побегать и до одури в бубен постучать?! А он таки душевно проникся и на камлания тебя благословил, отпустив ночью в пустыню с пятью товарищами — так что ли?! — выпытывал Сидор.
— Но почему же? Не сразу, — стушевался Монгол, начав толмачить. — Я нашёл к старшине особый подход, и о многом с ним смог договориться. В том числе и о тайлагане.
— Давай, Монгол, батушно раскладывай, — напирал Сидор, — что это за особый подход такой?!
— Это не столь важно! — уклонился Монгол от ответа.
— Ну а всё-таки? — не унимался Сидор.
Монгол немного поразмыслил и сдался:
— Золото! — ответил он просто. — Я дал ему золото!
— Золото?! — воскликнул Сидор. — Какое золото?!
— Самое обыкновенное! Пластина червонного золота 999-й пробы весом 30 грамм, — пояснил Монгол.
— Да ты, Монгол, лакшевый фраер! — балагурил Сидор. — Во времена, а?! Бурятские нувориши в армию цветняк тащат!
— А как ещё старшину задобрить? — согласился с Монголом Руст. — Только так!
— Он шутит! — не поверил Костян.
— Совсем нет! — уверял Монгол. — Могу даже рассказать, как это было. Я дал ему золото, которое взял из дома и тайно хранил в разных местах.
— А не круто ли 30 грамм червонного золота старшине, а?! — изумлялся Стрела.
— Уходя в армию, я предвидел, что золото мне наверняка пригодится, — разоткровенничался Монгол, — в этом сентябре, я к сожалению пропустил тайлаган закрытия Небесных врат. Посему для меня важно это сделать сейчас. Поймите вы! — растолковывал он недоумевавшим друзьям. — Этот кусок золота — ничто по сравнению с моей душевной потребностью провести камлание! Оно сродни глотку воздуха. Это моя воля и стремление к жизни.
— Огни в моих топках совсем не горят, в котлах не сдержать мне уж пару, — пропел вновь отрывок из старой матросской песни, забавлявшийся Сидор.
— Вот старшина, а?! — негодовал Костёр.
— А що ви хочете?! Життя як воно є! — перешёл на братскую мову Сидор, предложив со стёбом. — Якщо тайлаган для нашого гарного бурятського хлопця цей важливий, то треба допомогти йому випустити пару, дивись, й нам від його розкошничества яка золота пластина обломиться.
— Монгол, ты нас потряс! — с патетикой провозгласил Руст. — Советский парень, комсомолец, мастер спорта по борьбе! Лучший выпускник улан-удинского медучилища! И на тебе!
— Лучший в таланном грядущем зубной техник и золотарь Забайкалья, — добавил с иронией Костян, — на поверку оказался примитивным шаманом.
Когда все желавшие высказались, Монгол, показал место, куда нужно сложить доски и разжёг костёр. Ветер быстро раздул языки пламени, а Монгол достал из куля рукодельные тоног — предметы шаманской утвари и облачился в боо хояг — шаманское платье, назвав его подлинно доспехом шамана. Друзья молча переглянулись и продолжили наблюдать. Боо хояг было изготовлено из новенькой плащ-палатки. Оно имело вырез для головы и подвязывалось тесёмками сзади. Спереди от груди вниз тянулись разноцветные длинные ленты с хонхо — колокольчиками на концах. На спине белым цветом изображено мировое древо, над ним жёлтое солнце, луна и звёзды. Низ боо хояг был обвешан то ли лисьими, то ли заячьими шкурками и обшит по краю рудой скатертной бахромой. К запястьям и локтям, а также поперек груди и спины окрест в ряд были подвешены десятки маленьких бубенцов и колокольчиков. На спине ниже плеч Монгол прикрепил гусиные перья, ассоциативно напоминавшие крылья. Они придавали надевшему боо хояг шаману птичий облик. Колокольчики и бубенцы при движении бряцали и создавали шум. На голове Монгола был майхабша — металлический венец из обода и двух изогнутых поперечен, на которые сверху были прикреплены рога джейрана. Пятеро друзей вновь переглянулись.
— Мама родная! — сквозь смех прогорланил Сидор. — Сгинь, нечистая сила!
— А как же азбука всего материализма, а за ним и марксизма?! — воспросил Стрела. — Монгол, ты вообще комсомолец?!
— Он враг коммунизма, он, в общем, аскет! — декламировал со смешками стихи песни Сидор. — Как все за границей, он ходит молиться, а где-то хранится, его партбилет.
Друзья пересмехнулись, но промолчали.
— Монгол! Это Толстопёр тебя обеспечил предметами для шаманской утвари? — догадался Руст. — Он?!
— А кто ж ещё?! — без сомнений утвердил Сидор. — А где бы наш батушный наперсник всё это жукнул? Да за 30 грамм червонного золота старшина и сам легко б облачился в боо хояг, да надев на голову майхабша с ветвистыми рогами, пустился в пляс коло костра, рьяно побивая в бубен.
Друзья расселись вокруг костра. Монгол достал из кармана варган — восточный щипковый музыкальный инструмент размером чуть длиннее спичечного коробка, очевидно, привезённый тоже из дома, приложил его к зубам и, закатив зеницы лёгким касанием кончика среднего пальца — назад и вперёд, начал бой по тонкому металлическому язычку инструмента, издавая магический звук. В процессе игры он податно манипулировал губами, языком и гортанью, изменяя тональность бурдонного звука и вызывая артикуляционные звуки типа: эй-я, ой-я, ай-я, ий-я. Растягивая и прерывая вдох, он удлинял и укорачивал звук. А давя во время боя кончиками пальцев на диафрагму, вызывал его эхо-образность. Поиграв на варгане, Монгол взял в руки хэсэ — бубен, заимствованный у кого-то азиата в части, по факту, узбекская дойра и, прежде чем начать камлание, взялся несведущих в шаманском тяжании просвещать:
— Дабы изгнать враждебных духов и исцелиться, я наперво, должен вселить их в себя. Это называется онгод ороод — погружением в состояние неистовства. Посему заранее прошу не робеть, — предупредил Монгол.
— Э, нет! Этот макабр не для меня! — сарказмировал Сидор. — А вдруг ты кони двинешь? Тебе будет уже всё нипочем. А нам одна дорога — в дисбат!
Монгол сохранил серьёзность и продолжил:
— Прежде чем выйти в ябдал — путешествие и начать движение вокруг костра, ударяя орба — колотушкой в хэсэ, я закрою лицо повязкой. Это нужно, чтобы злые духи меня вдруг не узнали и не забрали с собой. В это время необходимо, чтобы вы вытянули руки к огню и в ритм боя, переваливаясь с боку на бок, возглашали: «уа, уа, уа!» Когда же я остановлю движение, встану на одном месте, подниму над головой хэсэ и доведу бой до дроби, — он показал, как это будет и, продолжил, — в этот момент вы горланьте и топайте ногами — он показал паки, как оно должно выглядеть.
Друзья снова переглянулись и пересмехнулись.
— Но прежде, чем хэсэ — волшебный конь окажется в моих поводьях, и я начну в него бить, я должен призвать его дух снизойти ко мне и стать моим союзником — онгоном. А пока! — тут Монгол протянул Костру хэсэ и орба с меховым наконечником и изогнутой рукояткой — будет хорошо, если ты Костёр, загодя в него постучишь. Это не моя прихоть, — объяснил Монгол, — насущность!
Друзья пересмехнулись и посмотрели на Костра. Он слегка сконфузился, но просьбу выполнил. Послежде Монгол встал перед пылавшим костром, поднял голову к небу и постоял в ожидании духа бубна несколько секунд. В это время Костян и Стрела подбросили в костёр досок.
— Монгол! — прервал предвкушение полёта, Руст. — Я, так и быть останусь, но в тайлагане твоём участвовать не буду!
— Хорошо! — согласился, кивнув головой Монгол, и, закрыв лицо защитной повязкой, отправился в путешествие. Размеренно переваливаясь с ноги на ногу и качая головой, он неторопливо двинулся вокруг костра, ударяя в бубен и ведя горловое пение.
— Всё, началась парикрама! «Унылую песню заводит, про Родину что-то поёт», — со смешками лясничал Сидор.
Постепенно ритм боя в хэсэ, отождествлявший цокот копыт волшебного коня стал нарастать, сочетаясь с криками «уа, уа, уа» и бряцанием колокольчиков и бубенцов на боо хояг, создав общий шумовой фон и позволив сознанию Монгола единиться с духами. В кульминации дух бубна целиком овладел сознанием Монгола, управляя скоростью его движений и ритмом ударов, плавно погружая в состояние онгод ороод — глубокого транса. Участив бой до дроби и громко прокричав нечленораздельное, Монгол рухнул подле костра и начал биться в конвульсиях. Это ввело друзей в смятение. Они допустили, что у Монгола произошёл сбой. Тот же Сидор, короткое время назад потешавшийся над ним, оцепенел.
— Подождём! — предложил Руст, сдержав за рукав, вскочившего с места Костра, желавшего привести Монгола в чувство.
Спустя секунды, Монгол резко замер.
— Улетел! — с облегчением констатировал Костян.
— Да, уж! — выдохнул Стрела.
— Вот и вся недолга! — прокомментировал Сидор и пропел: — Увидел на миг осветительный свет, упал, сердце больше не билось.
Друзья взирали на распластанное неподвижное тело Монгола, не отводя взгляда. Их чувства разнились. Были весёлость, оторопь, ярость и сочувствие. Руст и Стрела неистовствовали. А Костян, Костёр и Сидор по-дружески забавлялись.
Ветер в пустыне внезапно стих. Угли костра, покрывшиеся серой золой, уже дотлевали. Изневесь, Монгол начал подавать признаки жизни. Он открыл очи, пошевелился, потянулся и медленно привстал. Как ни в чём не бывало и не помня произошедшего, лучившийся счастьем Монгол, молча достал из мешка десять банок сгущёнки и, подкрепляя благодарность крепким рукопожатием, стал раздавать каждому по две штуки. Когда дошёл до Руста, тот со словами «Да пошёл ты!», отвернулся.
— Не полошись, Монгол, не утратится шарахунка! Мы поделим её меж собой, — успокоил улыбавшийся Сидор и отрадно запел старую 1916 года песню:
— Ах, зачем эта ночь, так была хороша?! Не болела бы грудь, не страдала б душа…
На обратном пути друзья молча шли по пустыне, и каждый думал о своём. Впереди скорым шагом шли Руст и Стрела, за ними Костян и Костёр. Едва подотстав, в обнимку брели блаженный Монгол с кулем тоног за спиной и пресчастливый Сидор, напевавший по случаю старую 1880 года песню сибирских острожников: «По диким степям Забайкалья, где золото моют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах». Когда друзья зашли в палатку, рота ещё спала. Услышав шебаршение, старшина Толстопёров с калгазой ожидавший возвращения друзей, привстал. Он окинул всех взглядом, визуально насчитав нужное количество и, проматерившись негромко, снова лёг, отвернувшись в другую сторону.

АФГАНИСТАН. ПАНДЖШЕРСКОЕ УЩЕЛЬЕ более полугода спустя

Шёл третий этап операции. Близился вечер, но ещё не смеркалось. Уставшая после трудного горного перехода разведрота отдыхала. Бойцы рассредоточились на вершине столовой горы. Сидор и Костян дремали откинувшись спинами на рюкзаки, Стрела и Костёр грели себе еду из горного пайка на сухом горючем, Руст и Монгол беседовали, наслаждаясь горным пейзажем. Панджшер поражал величием. На горизонте под куполами плывших облаков, горделиво возвышались заснеженные вершины Гиндукуша. А плавно паривший в вышине в потоках тёплого воздуха огромный беркут, длиною в метр и размахом крыльев в два с половиной метра, вызывал у разведчиков взбуду. Лежавший отступя от Монгола Лепёха взял орла на прицел своей снайперской винтовки СВД.
— Не надо этого делать! — предостерёг Монгол. — Орёл — творец земной тверди, его изведение предвещает карачун.
— Плевал я на ваши шаманские запуки! — надменно процедил Лепёха, и точным выстрелом сразил птицу.
Монгол сумно покачал головой, но промолчал.
Ночью разведчики услышали афганскую речь, и скрытно спустились в подол. При приближении ко входу в штольню изумрудной копи, были встречены стрелковым огнём ретировавшихся мятежников. Одной очередью сразило старшину Капустина и схватившегося за живот Лепёху. Уже спустя минуту Монгол констатировал:
— Этот готов! — определив отсутствие пульса на сонной артерии Лепёхи.
Затем Монгол сразу перешёл к осмотру раны Капусты, который хрипел и тяжело дышал. Монгол вколол ему промедол и сделал перевязку.
Светало. Едва рота подняла раненого и убитого на высоту, капитан Середа вызвал вертолёты. Состояние Капусты оставалось критическим, рота была удручена.
— Товарищ капитан, до госпиталя не дотянет! Разрешите попробовать нашим методом? — обратился Монгол к Середе.
— Каким — вашим?! — поинтересовался капитан.
— Шаманским ведовством — пояснил Монгол.
— Выбор невелик, пробуй! — согласился Середа.
Монгол сел рядом с неподвижным телом Капусты, снял с шеи кожаный шнур, удерживавший на запаянных по реверсу петлях, пять круглых в пятикопеечную монету медных «толи» – шаманских зеркал, обвил его до предела и отпустил. Пока толи вращались, он исступлённо молился духам, прося их дарования Капусте жизни. Засим, Монгол достал из рюкзака фляжку с водой и положил её на аверсы пяти толи. Спустя минуту он вытащил толи, вытянул из петель шнур, положил все пять вдоль оси тела раненого Капусты от горла до пояса и, аверсом каждой медной окружности стал поочерёдно прикладывать к ране Капусты, и, в том же порядке сложил их на земле. Наконец достал свёрнутые в тряпку три среза коры кедра, каждая размером в ладонь, разжёг их сбочь тремя разными спичками и, приподняв ладонью десной за завоек Капусте голову, взмахами шуйцы стал задувать за выю клубы едкого кедрового дыма. Пока они воскуривали Капусту, Монгол приложил к зубам варган и, закатив глаза, лёгким касанием пальца, начал бой, издавая чародейные звуки: эй-я, ой-я, ай-я, ий-я. В увенчании, взяв в руки одну из головешек, тлевшего кедра, он три раза обвёл коло тело Капусты. Когда кедр догорел, Монгол собрал весь попелуйник, всыпал во фляжку с водой, взболтал и, вновь приподняв Капусте голову, влил ему в рот. Изневесть, вдали послышался звук приближавшихся вертолётов Ми-8МТ, разведчики пустили сигнальные ракеты с оранжевым дымным следом, обозначив своё место расположения.

КУНДУЗ. ПАЛАТКА РАЗВЕДРОТЫ

Был жаркий день августа +43 С. Разведрота возвратилась с засадных действий. Сидор, Костёр, Руст, Стрела, Костян и Монгол прослужившие к тому времени «за речкой» уже более полугода, становились матёрыми воинами. Установив на места бронетехнику и, вставив оружие в пирамиду, осыпанные жёлтой пылью они вошли в палатку.
— Капуста! – возликовал Сидор, увидев встречавшего у входа, исхудавшего до неузнаваемости старшину с болезненно-бледным видом.
— Мы знали, что ты выжил! – присоединился радостный Стрела.
— Нам сообщили, что тебя направили в Кабульский госпиталь, и в роту ты уже не вернёшься. Оттуда прямиком в Союз! – поделился Костян.
— Ну как я мог с вами не попрощаться?! – пошутил Капуста – Хотелось бы домой в парадке вернуться. Не в больничной робе и, уж точно не в цинке!
— Резонно! – заметил улыбнувшийся Руст.
— «Кому повезёт — тот на двадцать один месяц и, до двух лет» - помнишь свои слова? — процитировал Капусте его же фразу Костёр, произнесённую по прибытию друзей в Афганистан.
— Главное, что ты выжил! — выгодно заметил Руст.
— Исполать Монголу! — благодарно счёл Капуста – Он набурханил! Доктора оценили. Говорят, мол: невидальщина. Пуля прошла в сантиметре от сердца. А где апропо, он сам?!
— Сейчас зайдёт, — объяснил Сидор — подотстал трохи!
— Ну как вы тут без старшины?! — поинтересовался Капуста.
— Роту пополнили после потерь в Кунаре. Много новых парней прибыло – сообщил Костёр.
— А вот и сам шаман! — конферансировал Стрела, вошедшему в палатку Монголу.
Увидев Капусту, Монгол сдержанно обрадовался и уставно прогорланил:
— Здравия желаю товарищ старшина! С возвращением в роту!
После приветствия, не откладывая, Монгол перешёл к просьбе:
— По случаю удачного выживания и с целью полного исцеления, — воспользовался доброхотством старшины Монгол — разреши совершить сэржэм?! Иными словами, позволь провести в палатке шаманский обряд прошения помоги у онгонов – духов наших священных предков?!
— Монгол, ты опять за старое?! — посмеялся Сидор с друзьями.
— Что нужно будет делать?! — с готовностью поинтересовался Капуста, проверивший на себе чудотворность ведьмака-Монгола.
— В молебне я буду просить онгонов отвести пагубу от моих товарищей и твоего полного излечения. Это будет сопровождаться слитием воедино трёх напитков: молока, чая и водки, и окроплением этой смесью стен нашей палатки.
Друзья Сидор, Руст, Стрела, Костёр и Костян, с усмешкой переглянулись.
— А от нас-то что требуется?! — поинтересовался Капуста.
— Я обязан поднести онгонам жертвенный дар — сладости, например сгущёнку, сахар. А главное – найти и, налить непременно в разную посуду молока, водки и чая. Проведём сэржэм после вечерней поверки, когда офицеры убудут на отдых.
— Ну что парни, найдём молоко и водку?! — обратился за подсобой Капуста.
Авторитет старшины Капустина в разведроте был непреложным. А тут ещё всеобщая отрада с его нежданным возвращением в роту. Конечно же, все были за то, чтобы добыть насущное.
— С чаем проблем нет! Со сгущёнкой тоже! — по-хозяйски излагал Сидор – Молоко можно добыть в дивизии. Там есть корова, кормящая комсостав дивизии молочными продуктами. А вместо водки — самогон сгодится?! Я бачил у сапёров. Они давеча гнали.
— Главное, чтобы спиртное было бесцветным, мутность допустима – ориентировал Монгол.
— Первач, как стёклышко! — заверил Сидор — они знатные умельцы!

КАМЛАНИЯ МОНГОЛА

Ночь. +32оС. Однако накинутые на тела от жары мокрые простыни высыхали через пятнадцать минут. И всё же чувствовалось дыхание скорой осени. В палатке тускло светили пять керосиновых ламп. Одна из них стояла на тумбочке, накрытой белой наволочкой, на которой в ряд были выстроены пять открытых банок сгущёнки. Впереди их были четыре глубокие алюминиевые тарелки. Одна была пустая, в три другие, всклень налиты молоко, самогон и чай. Рядом с каждой тарелкой лежала, предназначенная токмо для неё, столовая ложка. Монгол, уведомил товарищей о скором начале сэржэм, а сам ненадолго отлучился. Бойцы откинулись на железные спинки кроватей и ждали начала действа. Гомон в палатке прервал громкий бой колотушкой-орба в висевший на груди бубен-хэсэ облачённого в шаманское одеяние-боо хояг Монгола и треск вращаемой шигшуур-трещотки. Монгол мерно переваливался с ноги на ногу и, мотая головой, горланил шаманские камлания.
— «И голос этого гудка, я узнаю, как голос друга», — процитировал М. Матусовского, засмеявшись Сидор.
Монгол продвигался по проходу палатки до конца и на обратном пути передал Сидору бубен, а Костру трещотку, попросив круговым жестом руки вперёд продолжать в том же духе. Сам же розными ложками из трёх тарелок поочерёдно наполнил четвёртую. Затем под зычный бой в хэсэ, треск шигшуур и громкое камлание, он стал ложкой окроплять стены палатки. Знавшие в роте силу ведовста Монгола на примере спасения Капусты, молча, наблюдали за погружавшимся в исступление Монголом, принимая его ритуал всерьёз. Новоприбывшие же едва сдерживали смех. Когда смеси в тарелке осталось на ложку, Монгол метнул её на потолок и, упав на колени со вскинутыми вверх руками, протяжно возгласил заклинание «Тоорэг!» Засим он достал из лежавшего под его койкой куля длинную деревянную курительную трубку, набитую им загодя и, раскурив, передал товарищам.

«Вынув трубку длиной с его плечо, взяв кисет из черной овчины величиной с рукав, он затолкал «мышиное ухо» (отломанный кусок скрученного табачного листа) в серебряную головку и, ударяя кресалом о кремень, подобно молнии, он дул, завывая подобно ветру, подымая дым подобно костру» — «Сказание об Абае Гэсэре» — Сыне Неба и Покровителе Воинов.

Пьянящий терпкий дым переходящей изручь трубки наскоро расплылся по палатке, окутывая сизой мглой. Монгол, тем временем, приложил к зубам варган и, закатив зеницы, начал бой кончиком пальца по тонкому металлическому язычку инструмента, издавая надмирные звуки: эй-я, ой-я, ай-я, ий-я. Когда он закончил, возбуждённая сэржэмом рота долго его обсуждала.

О МОНГОЛЕ В ГЛАВЕ ОПЕРАЦИЯ «МАНЁВР»

... Костян, Стрела и Костёр огнём пулемётов существенно сковывали усилия неприятеля, став избранными целями снайпера. Одна из пуль пронзила Стреле бедро. Увидев это, находившийся поблизости Монгол под огнём прикрытия дополз к нему и спешно оттащил в укрытие.
— Полежи теперь спокойно! — призвал он, колготившегося болью Стрелу, — дай мне спокойно осмотреть рану!
Монгол спорко разрезал острым штык-ножом участок горного костюма и оголил рану.
— Кость разбита! — констатировал он про себя. — Это нездорово! Нужна срочная эвакуация.
— Ну, что там?! — отягощённо промолвил Стрела.
— А что там может быть?! — ушёл от ответа Монгол, уклоняясь от подробностей. — Ранение, как ранение. Стрела, тебе надо набраться терпения и поберечь силы. Полежи пока молча!
Стрела истекал кровью и побледнел. Монгол торопко размотал с приклада своего автомата резиновый жгут и, туго затянув его выше раны, написал на нём текущее время. Затем он достал из санитарной сумки промедол и вколол рядом с раной.

... — Монгол! — призвал вполголоса находившийся с ним в укрытии Стрела. — У меня плохое предчувствие.
— С чего вдруг?! — притворно недоумевал взыскательный Монгол.
— Передай парням мою просьбу, — проговорил Стрела насилу, — пусть после дембеля заедут к маме в Ленинград. Домашний адрес есть у Руста и Костяна.
— Прекращай, Стрела! — одёрнул его Монгол. — Ты ж не в голову ранен или в живот. Поживём ещё! На свадьбу ко мне приедешь. Я тебе Байкал покажу. А потом ответно я к тебе. Мы в Финском заливе искупнёмся и тайлаган там проведём. Так что гони тугу!
Изневесь Стрела высоко вскинул подбородок, захрипел и резко расслабив тело, прекратил дышать. Его голубые очи остались открытыми. Монгол пальпировал лучевой пульс, но его уже не было.
— Ушёл! — с горечью произнёс Монгол, прогорланив следом находившимся поблизости воинам, — Стрела умер!

... Когда группа была уже в 30 метрах от купола горы, поднимавшийся со стороны седловины Костян, попал в обзор нёсшего караульную службу, часового мятежников. Изумлённый приближением шурави, мятежник прогорланил такбир «Аллаху Акбар» и сосредоточил на Костяна очередь из АКМ-47. Костян упал и прокатился несколько метров по склону, упёршись в валун. Послышался гомон на дари и сверху открылся стрелковый огонь из нескольких стволов. Вслед за Костяном, другой очередью срезало взбиравшегося от него по шуйце старшего лейтенанта Викулова. Находившийся от Костяна одесную, Монгол, пригнувшись, порато бросился к сражённому товарищу и затащил его за валун. При осмотре изрешечённого Костяна, тот уже не дышал. Наполненный яростью и жаждой возмездия, Монгол поднялся в полный рост и стремительно рванулся вверх. Едва он вбежал на купол горы, как столкнулся лицом к лицу с часовым, сразившим Костяна. Но мятежник на мгновение опередил Монгола, нажав на спусковой крючок своего АКМ первым. Короткая очередь отбросила Монгола назад к склону. Он упал навзничь, головой вниз, обнажив на шее пять шаманских толи. Через секунду Монгол вошёл в агонию и скончался.
0

#27 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 06 января 2021 - 21:51

26

СОВЕСТЬ


Сергей никак не мог заснуть. Мысли, воспоминания, раздумья крутились в голове, никак не давая уснуть.
– Ну что ты всё не спишь? — без злости, жалея мужа, спросила Нина. — Не завтра же ещё операция. Что ты всё мучаешься? Ложись отдохни.
– Легко сказать. Ведь не кого-нибудь буду оперировать. Ответственность вдвойне. Да и операция сложная, — ответил Сергей, всё-таки ложась спать.
Нина понимала, как сейчас нелегко мужу. Она переживала и за мужа, и за своего отца, которому и предстояла операция.
– А ты забудь, что это отец. Что он у тебя — первый? Ты же столько операций сделал.
– Да вот никак из головы не выходит. Ты же знаешь его характер.
– Характер. А у самого? Как два петуха, только подраться осталось. У тебя у самого такой же характер. Но он же тебе доверился! Знает ведь, что у тебя руки золотые. И вообще, как бы вы не спорили, он всегда всем говорил, что ты лучший хирург. Так что успокойся и ложись. Тебе завтра рано вставать.
Всё равно Сергею плохо спалось.
«Да, доверился только мне. Не этому хвастуну Игорю, а мне, — думал Сергей. — Права Нинка: надо успокоиться, забыть, что он твой тесть, хотя бы уснёшь так».
***
На следующий день — пока делал обход — Сергей на время забылся. Но стоило вернуться в кабинет, как мысли снова не дали сосредоточиться.
Да, тесть. Отец его жены. Да, он благодарен ему за жену: хорошая, добрая, хозяйственная — хорошую дочь вырастили его тесть с тёщей. Да, благодарен, что когда-то тесть вытащил его из маленького провинциального городка, устроил в известную клинику. Как он стремился вырваться из простой провинциальной больницы. Он хирург, про которого потом будут говорить — «золотые руки» и работает в такой больнице. Да и там он никому не отказывал в помощи в любое время дня и ночи, но, как он считал, не его это уровень, не его!
Повезло встретить Нину. Дочка большого человека в области. Её отец занимал тогда высокий пост. К зятю отнёсся благосклонно, но не верил, всю жизнь не верил, что он любит Нину, что по любви на ней женился, а не из-за его должности и связей. И никак не хотел помочь перебраться в областной центр. Целый год Нине пришлось уговаривать отца. Да и потом, со своими связями мог же устроить в Научный институт. Нет же и здесь упёрся: «Пусть поработает в обычной больнице, себя покажет». А там — в провинции — он что, себя не показал? И так всю жизнь. Всю жизнь упрекал, не доверял.
«Ну, может и не было большой любви у него к Нине, но не из-за его должности, не из-за его дачи, квартиры или ещё каких-то ценностей он на ней женился. Нет», — оправдывал себя Сергей.
Да, Нина не была большой любовью его жизни.
«Да и не такая уж и красавица она, зато хозяйственная, деловая, хваткая — то, что нужно», — думал сейчас Сергей.
А дача какая у тестя с тёщей! Место живописное — хоть картины пиши. А воздух — самый лучший воздух для здоровья, так бы и отдыхал там постоянно. Но нет, из-за его характера и сюда теперь не приедешь. Всё смотрит косо.
Дача очень нравилась Сергею. Он надеялся, что тесть оставит её Нине. Сыновьям зачем. Один сын далеко — у него свой медицинский центр. И машина, и квартиры, и дача есть. Другой на Дальнем Востоке — океанологом стал, ему кроме океана ничего не надо, и жену себе под стать нашёл — оба на океане помешаны. Они оба уже давно отказались от наследства.
И квартира у тестя хорошая — большая. «Мои хоромы», — как любил тесть говорить. «Вот — любил. Уже в прошедшем времени о нём говоришь», — сам себя упрекнул Сергей. Мы бы с Нинкой туда перебрались, а эту дочери бы оставили. Тёща женщина спокойная, кроткая какая-то, с ней проще.
Даже за внучку свою не мог похлопотать. В институт бы приняли незамедлительно — всё-таки такой дед. А он и тут упёрся. Сама, мол, должна. Вечно за неё упрёки слышу — мол, вырастили избалованной эгоисткой. Да, дочь может и испортил, я сам за воспитание, так сказать, взялся, моя работа. Ну, даже если так. Ну, виноват. Но внучка же. Сын-то вырос что надо, в жену пошёл. Сам решил в Суворовское училище идти, военным хочет стать. Вот им дед гордится — всё, мол, сам делал. Ну, мужик же будущий, естественно, сам должен всего добиваться. Ну, а я, что же, не сам всего добился? Я, в отличие от Игоря, лечу людей не из коростных целей, а помочь хочу людям. А он всё не доволен мной.
В дверь постучали, и вошёл Игорь, коллега Сергея и муж его дочери.
– Ну, что ты всё мучаешься. Человек он больной, два инфаркта уже перенёс. Ну, ты же опытный. Можешь ведь сделать так, что никто и не узнает. Человек в возрасте, не перенёс операции. Ну, и всё. Никто не будет докапываться — что и как. Тем более, ты не абы кто, а ведущий хирург. Сделал, мол, что мог, — уговаривал Сергея Игорь.
Сергей, по правде сказать, и сам думал: может и правда, может прав Игорь? Все проблемы с плеч. Боязно конечно. Да и этот Игорь. Хотя и зять, но уж больно скользкий тип. Нашла себе дочка мужа.
– Ну, что? Завтра консилиум ещё раз собирается. Давай решай. Слушай, не мучай себя, — снова принялся за старую песню Игорь.
– Слушай, давай сейчас не будем. Операция не завтра, — ответил Сергей. Ему очень сейчас хотелось, чтобы Игорь ушёл отсюда.
– Ну, ладно, ты решай. Я пока пойду. Но смотри, подумай хорошенько.
И надо же было такому случиться. Тестю срочно потребовалась операция. И вроде нет противопоказаний для неё. Да, сложная. Но он уже делал такие. Да и тестю она очень нужна.
– Как ты можешь? Ты же врач! — шёпотом, сам себя корил Сергей — Ты же клятву давал.
Да, врач. Да, опытный, ведущий хирург, но тут такое.
– Какое-то, прямо, раздвоение, — опять сам себе сказал Сергей.
«Ладно, надо уже забыть. Завтра будет сложный день. А пока спать. Совесть твоя чиста, — сам себя успокоил Сергей. И с горечью добавил: — Пока ещё чиста».
Несмотря на все эти раздумья, Сергей всё-таки заснул.
***
– Ну что, надо готовиться к операции, — сказал Игорь, входя к Сергею в кабинет.
– Я уже иду, — как-то недовольно и тревожно ответил Сергей.
– Ну, ты же понимаешь всю ситуацию. Сам поразмышляй. Ну? — не унимался Игорь. — Он же тебя в ежовых рукавицах теперь держит постоянно. Дышать хоть даёт, — усмехнулся Игорь. — Он же тебе простить не может Женьку эту. Вздохнёшь с облегчением и можешь хоть к Женьке, хоть к Маньке уйти. Пойми ты, свободным ведь будешь.
Да, Женька. Думал — наконец-то любовь встретил. Девчонка правда совсем, но красивая, умная. Прямо так за него и ухватилась. Голову первый раз потерял. Чувства такие нахлынули, каких ещё не видывал. Но нет, ей я был не нужен. Старик для неё, зато с именем и деньгами, на это и рассчитывала. А тесть, узнав, дочке рассказывать не стал, но и меня не пожалел. Да, держит теперь, вспоминает мне эту историю, когда надо и не надо.
– Слушай, Игорь, давай оставим этот разговор. Дай мне просто сосредоточиться. Мне нужно идти, — ответил Сергей. Он поймал себя на мысли, что с удовольствием бы сам, своими руками придушил бы этого Игоря. В данный момент он ненавидел его как никогда, и очень упрекал себя, что когда-то позволил своей дочери выйти замуж за него, что никак не захотел препятствовать этому событию, хотя знал уже, что из себя представляет этот Игорь.
– Но ты всё равно подумай. Человек он старый, операция сложная, всякое может быть, никто и вопросов задавать не будет. А тебе, да и нам всем будет легче, — уже у двери обернувшись сказал Игорь.
– И кому это вам? — вслух проговорил Сергей, когда за Игорем закрылась дверь.
«Да никто и не будет докапываться. Да и ему ещё предстоит восстановление долгое, учитывая возраст. Мучиться будет только, да и тёще нелегко. Можно отправить в реабилитационный центр, но жить-то ему всё это время будет не легко. Облегчить его страдания? А как ты сможешь сам-то с этим жить?» — в который раз задавал себе один и тот же вопрос Сергей.
– Да, пора. Надо уже идти. Там будет видно.
***

Николай Иванович лежал в своей палате. Страха перед операцией не было: «Сколько раз уж был на волосок от гибели, и ничего — выкарабкивался. Но даже если нет в этот раз? Сколько лет уж прожил. Хорошую жизнь прожил. Дети, внуки. Сын вон каким человеком стал. Врач, клиника уже своя. Да и другой — океанолог. Ну что в этой профессии плохого? Сколько мы ещё всего не знаем про океан, сколько в нём тайн ещё хранится. Молодец! Помогает человечеству. Сам захотел стать океанологом, сам всего добился. Сам! За дочку только душа всю жизнь болела. Муж пусть и с золотыми руками. Хирург опытный, известный. Молодец, конечно, операции сложные делает и людям бескорыстно на помощь приходит, в отличие от внучкиного Игоря, но я же вижу — не любит он Нину, через неё решил в люди выйти. Не нравится, что я его не раз упрекал… Но у тебя же у самого дочь, неужели сердце за неё не болит, что такой с ней рядом? А внучка-то повторила судьбу матери, такой же муж, как и Нинке достался, — горько улыбнулся Николай Иванович — Вот ещё и с этой девчонкой Сергей закрутил роман. А дочери какого? Ты о жене-то подумал? У нас вон тоже с Полей не всегда жизнь как по маслу шла, но до такого я не доходил. Да и девчонка-то ему в дочери годится, а он… Да, Нинке не повезло, хотя вот ведь любит же его и на всё глаза закрывает».
– Николай Иванович. Пора готовиться к операции. Не переживайте. Всё будет хорошо, — сказала входящая в палату молодая медсестра.
– Да я, дочка, и не переживаю. Отпереживался уже. Ну, готовь, если пора, — и Николай Иванович улыбнулся девушке.
«Да, а хирург он от Бога. Вот кроме него и довериться никому не хочу. Не Игорю же этому. Вот из-за дочери и взял его к себе Сергей, только из-за неё и терпит его. Ладно, завещание у меня готово. Квартира, сбережения какие есть — всё внуку оставлю. Вот моя гордость. Будущий военный, боевой, красивый, умный парень и, что самое главное, не избалованный в отличие от сестры. Да, избаловали внучку. Что из девки получилось? Сама не захотела поступить, словечко мол за неё надо замолвить, а будет ли учиться? Нет, оставлю ей дачу, она там и не бывает совсем, Поле ездить туда уже тяжело и далековато, а внучка пусть, что хочет с этой дачей, то и делает», — подумал перед тем, как его отвезли и положили на операционный стол, Николай Иванович.
***
Часы ожидания, казалось, тянулись вечность. Нина сидела рядом с матерью, поддерживая её. Пелагея Яковлевна, хотя и держалась молодцом, но очень переживала за мужа. «Всё-таки возраст-то уже какой. Здоровье уже нет. Выдержит ли? Сергей хирург опытный, сколько операций-то сложных сделал. Но ведь в этот-то раз оперирует тестя. Сам-то небось, как переживает. Но он должен справиться, а вот как Коля? Как он-то, справиться ли?» — в который раз задавала себе один и тот же вопрос Пелагея Яковлевна.
***
Нина всё смотрела на дверь, откуда должна выйти медсестра и сказать, как всё прошло. Время шло. И вот заветная дверь открылась. Нина взяла за руку побледневшую мать.
– Операция прошла хорошо, без осложнений. Николая Ивановича перевезли в отделение реанимации, — и уже от себя, видя измученные волнением лица Нины Николаевны и Пелагеи Яковлевны, добавила: — Не волнуйтесь. Худшее уже позади. Он скоро пойдёт на поправку.
***
Игорь ждал Сергея в больничном коридоре.
– Нет, всё-таки мягкотелый ты человек, — сказал Игорь Сергею. — Нет у тебя в характере твёрдости.
– Зато у меня совесть есть! — и Сергей почувствовал, как на душе становится легче, как будто камень с души упал.
А Игорь так и остался стоять в коридоре смотря вслед уходящему Сергею.
0

#28 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 08 января 2021 - 20:07

27

ЧЁРНЫЙ ЗОНТИК


Месяц май… Он всегда такой. Тёплый, солнечный, полный весенней свежести и какой-то особенной нежной теплоты. Так что даже грусть в мае особенная — светлая и тёплая. Вот и на душе Вероники — двадцатидвухлетней студентки — было светло и тепло. И виноват в этом был не только май, но парень с её курса Артём. Вчера Артём пришёл к ней рано утром и молча протянул бумажный пакет.
– Что это? — удивилась Вероника.
– Посмотри — увидишь, — улыбнулся Артём.
Вероника взяла в руки пакет. Пакет был хоть и большим, но нечто, лежавшее внутри, было совсем лёгкое. «Что бы это было?» — отчаянное любопытство охватило девушку. Тем более, что Артём уже давно завоевал репутацию выдумщика и шутника с необузданной и непредсказуемой фантазией.
– Ну, смелее… — Артём с усмешкой смотрел на девушку.
Вероника раскрыла пакет. Внутри сидел большой плюшевый мышонок. С хитрой мордочкой юного проказника, длинным плюшевым хвостом и красным галстучком в виде банта с подвешенным к нему красным сердечком со сделанной красивым курсивом надписью «Love».
– Лав, значит? — Вероника насмешливо взглянула на парня. Она осторожно раскрыла медальончик. Внутри оказалось тонкое серебристое колечко с зелёным глазком.
– И что сие значит? — Вероника, наклонив к плечу голову, снова пристально взглянула на Артёма.
– Серебро… Изумруд… — невозмутимо ответил Артём.
– Так уж и изумруд?
– Ну… фианит. Если тебе так уж интересно, будущий геолог.
– Так… Подумаем логически. Вот ты. Вот — мышь.
– Это не просто мышь. Это моё альтер эго! — ответил Артём — его забавляла игра Вероники.
– Хм… Любопытно. Но не суть… Итак, мышь. Сердечко из красного пластика. И Перстень из серебра с искусственным изумрудом. К чему бы это? Уж не предлагает ли ваше сиятельство мне, скромному и незаметному будущему светилу отечественной горной науки разделить с ним место в семейной ладье, так сказать?
– О, да, милейшая! После столь упорных и изумительных по своей проницательности размышлений вы, наконец, пришли к верному выводу. А посему спешу получить ответ на сию депешу: соблаговолит ли ваша милость разделить со мной стол и кров, и скрасить своим присутствие серую пелену будней?
– Только будней? А выходных?
– И даже отгулов и отпусков!
– Артемий Сергеевич, ну разве так объясняются в любви прекраснейшей из дам? Вы должны были преклонить колено и сняв украшенный плюмажем из страусовых перьев и кровью врагов шлем, с трепетом душевным произнести: «О, луноликая госпожа моя! Не одарите ли вы величайшей милостью осветить своим присутствием ничтожную жизнь бедного рыцаря, волею судьбы и небес ослеплённого вашей неземной красотой, сравнится с которой не способны даже богини Олимпа!»
– Ладно придуриваться, Ник. Ты согласна?
– Ну, если это не шутка — учитывая вашу репутацию, Артём Сергеевич — то я, пожалуй… — Вероника выдержала театральную паузу. — Пожалуй, я подумаю… Подумаю… Совсем немного… Чуть-чуть подумаю… Тёмка, я согласна!!! — Вероника порывисто обняла Артёма.
– Фу, пронесло! А то я боялся, что ты меня пинками с лестницы спустишь!
– Тём, хорош прикалываться! Ты даже о серьёзных вещах не можешь говорить без своих шуточек!
– Зато со мной весело! — Артём беззаботно рассмеялся. — В субботу у нас небольшой вечер и я хочу, наконец, познакомить тебя с родителями. А то они тебя только по фото и моим россказням знают. Так что я за тобой зайду!
– Ладно, заходи. Так уж и быть.
Вот и сейчас Вероника шла по двору, погружённая в приятные мысли. А потому и не заметила вышедшую из подъезда напротив «Чёрную Зэ». «Чёрной Зэ» эту странную и хмурую девчонку — ровесницу Вероники — прозвали местные мальчишки. Расшифровывали эту кличку по-разному: Чёрная Злыдня, Чёрная Зараза и так далее в том же духе. Хотя, на самом деле, всё было проще — юную готическую барышню звали Зойкой. Она считала себя принадлежащей к довольно странному и непонятному для непосвящённых к сообществу готов. А поэтому имела соответствующий этому прикид: всегда одевалась во всё чёрное, добавляя к образу чёрный лак на ногтях и макияж в чёрно-белых тонах. Но главной её отличительной чертой был большой чёрный зонтик (их обычно называют «семейными», потому что под таким зонтом можно запросто укрыться двоим). Этот весьма потрёпанного вида зонтик многие считали причиной прозвища юной готки, потому что «Чёрная Зэ» можно было интерпретировать и как «Чёрный Зонтик».
Нрава «Чёрная Зэ» была весьма дурного и скандального. Скандалила она часто, умело и с большим удовольствием. Поэтому основная масса населения микрорайона, воспитанная в духе мистических воззрений 90х, воспетых в многочисленных «научных» публикациях о экстрасенсах, ясновидящих, целителях и прочей паранормальной ерунде, относилась к «Чёрной Зэ» весьма настороженно и старалась лишний раз на конфликты не нарываться.
Хотя Зойка, иногда пребывая в хорошем расположении духа, была не прочь поговорить о своей драгоценной персоне. И про чёрный зонт говорила, что тот якобы достался ей от бабки-колдуньи. Правда это была или нет, никто в их микрорайоне не знал, но дворовые бабки, особенно толстая сплетница Коваленко из соседнего дома, дни напролёт сидевшая у подъезда и, лузгая семечки, обсуждавшая биографию каждого, кто попадал в её поле зрения, говорили, что не только бабка, но и прабабка Зойки была «ого-го ведьмой!», которую боялась вся округа. Правда где была эта округа, и откуда взялась сама Зойка, никто во дворе не знал. Даже «дворовый Интернет» в лице вездесущих пенсионерок.
Ещё одной странностью «Чёрной Зэ» было то, что зонтик она раскрывала не только во время дождя. Собственно говоря, Зойка вообще редко появлялась на улице во время дождя. И поэтому чаще всего чёрный купол знаменитого на весь двор зонтика раскрывался при весьма неподходящей для этого погоде. На удивлённые вопросы Зойка мрачно отвечала, что зонт помогает ей познать истинную сущность тьмы, потому что похож на чёрное полночное небо.
Вот и сейчас, Зойка, остановившись на минуту и, взглянув на гревшегося у клумбы кота Черныша, раскрыла свой зонт, намереваясь, видимо, начать очередной сеанс познания тёмных готических истин. Кстати, о Черныше. Черныш тоже был местной достопримечательностью. Жил он на чердаке, причём жил весьма неплохо, подкармливаемый всем двором, был горд собой, но при этом весьма умён и хитёр. И вёл себя, как настоящий король двора — чужим котам вход сюда был им категорически запрещён раз и навсегда. А если кто-то из них и осмеливался забыть о запрете, Черныш быстро напоминал о нём тяжёлой когтистой лапой. Поэтому таких смельчаков среди окрестной усато-полосатой братии не находилось. Впрочем, не рисковали сюда соваться даже и собаки. Кроме всего прочего, Черныш был абсолютно чёрным котом. И имея весьма крупные размеры и шикарную косматую шерсть, очень бы неплохо смотрелся на плече какой-нибудь ведьмы или, на худой конец, Бабы-Яги, если бы не был не только отчаянно смелым котярой, но и совершенно добродушным, несмотря на мрачный окрас, созданием. По идее, такие создания, как Черныш и «Чёрная Зэ» должны были бы жить душа в душу, но… Видимо, как раз по причине добродушия Черныш отчаянно невзлюбил юную готку с самого её появления во дворе. И при появлении Зойки непременно изгибался дугой и шипел, как раскалённая сковорода, которую поставили под ледяную воду. Но сейчас разомлевший на солнце котяра лишь лениво взглянул на девицу через приоткрытые щёлки сонных зелёных глаз и, видимо на всякий случай, глухо, но внушительно проворчав про себя, снова предался путешествию в кошачье сонное царство.
Вероника, погружённая в радужные мысли, уже подошла к выходу со двора, как из-за кустов внезапно появилась «Чёрная Зэ». Разминуться было уже невозможно, и старый чёрный зонт больно врезался спицами в плечо Вероники. Раздался треск и пара спиц безжизненно повисли…
– Ты чего сделала, тварь!? — визгливо заорала Зойка. — Да ты знаешь, что это за зонтик?! Ты знаешь сколько он стоит!? Это раритет!!! Смотреть надо куда идёшь!!! И вообще, где я теперь мастера найду, отремонтировать!? Ты мне теперь должна за этот зонтик, дура слепая!!!
– Сколько? — чисто механически ответила Вероника, оглушённая визгливым потоком слов Зойки.
– Пять тыщ!!! Вот сколько! А не заплатишь, я тебя со свету сживу, дрянь!!! Ты у меня проклянёшь тот день, когда родилась!!!
И гордо взмахнув головой, «Чёрная Зэ» удалилась вглубь улицы, неся над собой будто знамя, обвисший чёрный зонтик. Вероника, ещё не переварившая обрушившийся на неё поток сознания юной готки, молча смотрела ей вслед, пытаясь понять, как ей поступить. Только Черныш молча подошёл к ней и потёрся пушистой чёрной мордочкой о ногу, промурлыкав при этом, будто говоря: «Да наплюй ты на эту дуру! Вот я — настоящий страшный чёрный кот, а она просто крашеное в чёрный цвет недоразумение, возомнившее о себе чёрте что!»
Прошла неделя. Наверное, самая кошмарная для Вероники. «Чёрная Зэ» звонила ей каждый день (где узнала телефон?!) и вежливо осведомлялась, не забыла ли Ника про должок? А иначе… И дальше следовал призыв на Никину голову всех кар небесных и земных. И обещание проклясть её всеми демонами земли и подземелий. Конечно, можно было и не обращать внимание на Зойкины выходки. Но Ника в нежном подростковом возрасте увлекалась всяческой мистикой и экстрасенсорикой, и теперь уже не могла проигнорировать в общем-то совершенно пустые угрозы глупой девчонки. Да и, как назло, на этой неделе у Вероники приключилось несколько мелких, но обидных неприятностей: сломался ключ от двери; в супермаркете кто-то в толпе стянул у неё часы (а может просто потерялись — замок браслета давно барахлил); ворона обгадила любимую кофточку, пока Ника выносила мусор; сломалась серёжка (хорошо хоть, что не потерялась). И в конце концов, видимо для полного счастья, сломался каблук. И всё это богатая фантазия Ники отнесла к проискам юной готки.
Если б знала Ника, что на самом деле задумала Зойка! Наверняка, тогда она долго бы смеялась над непреодолимой глупостью человеческой.
Сегодня Вероника с друзьями с утра отправилась в кафе. Ленка, лучшая Никина подруга и младшая сестра Артёма, успешно сдала на права и решила отметить это знаменательное событие, пригласив Нику и своего парня Юрку. Артём, к сожалению, был занят на сборах — занимался парусным спортом — и присоединиться к ним не смог.
Июньское утро был солнечным и тёплым, предвещая дневную жару. Впрочем, Ника жару любила, и поэтому сегодняшнее утро наконец-то улучшило её настроение, несколько подпорченное последними событиями. Вот только уже в кафе, когда Ника весело беседовала с приятелями, настроение несколько подпортилось, потому что в толпе посетителей мелькнуло знакомое чёрное платье. «Этой твари ещё не хватало!» — мрачно подумала девушка.
– Ник, ты чего? — Ленка посмотрела на подругу.
– Да так…
Тут наконец принесли заказ, и тревога Ники постепенно улетучилась. Она уже почти забыла про случившееся, когда молодой и сладкоголосый официант («Он случаем, не того… с ориентацией не в ту часть света?» — хихикнула Ленка, глядя на его ужимки) подошёл к Лене и передал ей записку.
– От кого?! — опешила девушка.
– От одной посетительницы, она просила сохранить инкогнито, — официант улыбнулся тщательно отрепетированной голливудской улыбкой.
– Надо же, какие ты умные слова знаешь, — хмыкнула Ленка, разворачивая бумажку.
– И чего там? — Юрка сунул любопытный нос в записку.
– Это про нас! — хихикнула Ленка. — Некая доброжелательница доносит до моего сведения, что мне надо опасаться свою подругу, которая задумала совершить великое зло!
– Нагадить тебе в тапки?
– Юрка, балда! Вы с Тёмкой — два сапога на одну ногу! С своими шуточками. Она решила…
– Доброжелательница?
– Юр, сейчас вот эта вазочка из-под мороженого полетит кому-то в лоб!
– Молчу, молчу!
– Так вот, эта доброжелательница по секрету и доброте душевной доверительно сообщает, что моя верная подруга решила отбить у меня парня. Моего любимого Юрочку. Чисто из спортивного интереса. Сечёшь, подруга? — Ленка выразительно посмотрела на Нику. Через минуту обе расхохотались. Во-первых, потому что Ленка прекрасно знала о романе брата с Никой, а во-вторых, потому что Юрка приходился Нике двоюродным братом — был сыном старшего брата Никиной матери. Собственно, Ника, приехав из своего родного Питера в Москву учиться и остановилась у родственников потому, что и дядя, и тётя были категорически против того, чтобы Ника жила в общежитии. «Нечего там делать молодой девушке, — категорически заявила тётя Ники. — Тем более, что у тебя в Москве есть родственники. Будешь жить у нас и никаких возражений!» К тому же, Артём и Юрка были приятелями ещё с раннего детства, и именно Юрка и познакомил Нику с Артёмом.
– Так… Мне только интересно, что за … (Прямая и острая на язык Ленка добавила весьма нелицеприятное определение доброжелательнице) это написала?
– Как это кто? — усмехнулся Юрка. — Чёрный Зонтик. Она только что из кафе вышла. А перед этим мурлыкала с этим сладеньким официантиком.
– Значит с ориентацией у него всё в порядке. Это радует… — хмыкнула Ленка. — А Зойке надо будет лайк поставить. Прямо на её готскую рожу.
– Фи, Елена Виталиевна, какие у вас грубые манеры. Никакого девичьего изящества! — притворно скривился Юрка.
Наверно, Ника бы и забыла после этого про «Чёрную Зэ», если бы не одно происшествие, случившееся через пару дней и окончательно поставившее жирную точку во всей этой истории.
В этот день Артём пригласил друзей в гости — он и Лена решили, наконец, представить своих друзей пред родительские очи. Ника и Лена возились на кухне, когда зазвонил лежавший на столе смартфон Юрки. Ника машинально взглянула на экран и чуть не поперхнулась: на экране появилось фото Зойки. Вид юной готки — правда на фото Зойка была вполне мирского вида без своего готского макияжа — вызвал в Нике приступ бешенства. Девушка схватила смартфон в руку и уже собиралась размозжить ни в чём не повинный гаджет о стену, как тут в кухню влетел Юрка.
– Эй, сестрёнка, ты что, спятила ненароком? Так ведь ещё не полнолуние! — Юра мягко обхватив Нику, вынул из её руки аппарат. — В чём дело, Ник?
– Эта… тварь… чтоб её… — дальше Ника разразилась весьма эмоциональной речью, не подобающей в приличном обществе, но весьма красноречиво передавшей душевное состояние девушки.
– Стоп, стоп, стоп! — Юрка властно перекрыл поток сознания сестры. — Давай-ка, сестрёнка, с самого начала: диспозиция, введение и предисловие.
Ника, подавив наконец в себе желание мгновенно прикончить «готическую дрянь по имени Зоя», рассказала Юрке о случае с зонтом.
– Так вот, значит, почему Чёрный Зонтик так об моём счастье озаботилась! — хмыкнула Ленка. — Поиграться в интриги французского двора решила!
– Интересно девки пляшут! — никто не заметил, как в кухню вошёл Артём. — И ты, Ник, поверила этой юной стервочке?
– Юр, а ты-то её откуда знаешь? — успокоившись, спросила Ника.
– Так я с ней в одном классе учился! Даже сидел с ней за одной партой. И был в неё влюблён в седьмом классе! Гы-ы-ы! — хохотнул Юрка.
– Чего?! Это в кого это ты был влюблён? — Ленка, усмехаясь, приняла позу, уперев в бока руки с зажатой в них поварёшкой. — Кому-то я сейчас романтическую дурь-то из башки повыколочу! Я конкурентов не потерплю!
– Да ладно тебе! Зойка — это весьма интересный экземпляр гомо сапиенса. Балбеск! Хвастунк! И вообще, просто пустобрехк… — ответил Юрка, пародируя товарища Саахова из известного фильма. Юрка вообще обожал старое советское кино и любил, и к месту и не к месту щегольнуть цитатами из любимых фильмов. — Это ж балда! И трусиха! Лет до четырнадцати в Чёрную Руку и другие страшилки верила и темноты боялась.
– А то, что у неё бабка — ведьма, правда? — заинтересовалась Ника.
– Ник, ты где этой ерунды наслушалась? От бабки Коваленко, что ли? Так она и не такое сочинит — ей бы писателем-фантастом быть! — усмехнулся Артём.
– Родители у неё — потомственные интеллигенты. Отец — инженер, доктор технических наук, преподаёт в «бауманке». Мать — там же, профессор философии. Дед у неё — инженер, работал на ЗИЛе. А дед по матери — какой-то железнодорожный начальник. Бывший… Сняли — проворовался. Её предки в Чертаново живут, в дедовой квартире.
– А как она здесь у нас оказалась?
– А как и мы — переехала! — ответил Юрка, присев на край стола и жуя схваченный со стола бутерброд.
– Кого это она переехала!? — шутливо удивилась Ленка.
– Лена, ну что за мысли! От напряга скисли! — Юра с иронией посмотрел на подругу. — Решила девушка хлебнуть самостийности. И уехала на другой конец Москвы — сняла комнату у бабки Коваленко.
– Это у этой толстой хохлушки, что каждый день семечки лузгает у второго подъезда? — Ленка вытерла руки о фартук.
– Ага. И которая каждому встречному коммент оставляет, вместе в лайком. Как приехала по лимиту откуда-то из-под Херсона, так все свои колхозные привычки и оставила. Как и ты.
– Я!? Это что это у меня за колхозные привычки?!
– А масляные руки мыть надо, а не вытирать о новый фартук, деревня! — усмехнулся Тёма. — Тем более, если ты атлантическую сельдь разделывала.
– Во-первых, тихоокеанскую, а не атлантическую. А во-вторых с твоей любимой селёдочкой Ника возится — я её терпеть не могу!
– Нику?
– Селёдку, балда! — Ленка шутливо стукнула брата по макушке.
– А её знаменитый чёрный зонтик… — Юрка ухмыльнулся. — Она его за пятьсот рублей купила на барахолке у одного мужика.
– А ты этого мужика знаешь, что ли? – недоверчиво посмотрела на него Ника.
– Конечно. Только не я, а мой дед, не наш общий, а который по матери. Этот мужик — художник. Правда, от слова «худо», но не суть. Так вот, в молодости этот художник побывал с какой-то культурной делегацией в капстране, Какой, не помню, точнее — не знаю. И там он и купил этот зонт в каком-то модном бутике. И везде с ним таскался, вроде трости – мол, атрибут настоящего творческого интеллигента. И вот теперь Зойка стала с ним таскаться, когда связалась с этими готами. Как она только на эти их «могильники» ходит…
– Куда ходит!?
– Ну, на их тусовки — не знаю, как они у них там называются. Она ж с детства боится на кладбища ходить.
– Значит, Чёрный Зонтик решила с тебя бабла срубить, — усмехнулся Артём. — Надо будет провести с ней воспитательный сеанс…
– Тём, ты чего задумал? — насторожилась Ленка.
– Спокойно! Работают профессионалы. Кстати, там, по-моему, родители пришли.
Артём вышел в прихожую. И вскоре оттуда послышался его голос: «Пап, можешь мне на пару минут машину одолжить? Тут такое дело…» Артём ещё некоторое время о чём-то договаривался с отцом, а затем вернулся в комнату, сияя, как начищенный пятак.
– Итак, операция «Чёрный Зонтик» начинается! Прошу всех во двор. Как раз у бати машина чёрная. И он её сегодня слегка поцарапал, неудачно приласкавшись к столбику на стоянке. Ждите, а я сейчас спущусь. Зойка как раз в это время обычно на прогулку выходит — тьму познавать на полуденном солнце.
Юрка и девушки спустились во двор и, ожидая Артёма, остановились у чёрной «дэу» Тёмкиного отца.
– Здорово он её поцарапал, — Юрка потрогал свежие царапины на заднем крыле машины.
– Ерунда, — махнула рукой Ленка. — Затрёт мастикой. Папка у нас на все руки мастер. О! Явился! — оглянулась она в сторону подъезда.
Артём был одет во всё чёрное: брюки, майка с какой-то «крутой» рокерской надписью, пиджак, туфли, модные очки. Лишь кручёная золотая цепочка в воротнике майки сверкала на солнце ярким пятном. Впрочем, образ у Артёма получился весьма элегантным — этакий явившийся в мир демон-соблазнитель.
– Ну, прям браток из 90х! Даже цепочку не забыл! — усмехнулся Юрка.
– Златая цепь на дубе том! — со смехом продекларировала Ленка.
– И этот дуб сейчас пошумит, — зловеще ухмыльнулся Артём. — В нашем деле главное, что? — обернулся он, открывая дверцу машины.
– В нашем деле главное — вовремя смыться! — ответила Ленка
– В нашем деле главное — этот самый реализьм! — возразил ей Юрка, вновь пародируя старого киногероя.
– Во! Золотые слова. А я тебе говорил, сестрёнка, бери пример со своего Юрочки и смотри старое советское кино вместо современного сопливо-зубодробительного многосерия! Советское кино плохому не научит! В отличие от меня… — усмехнулся он, садясь в машину. — А теперь барабанная дробь, дамы и господа! Ибо вы увидите смертельный номер! Но от вас мне потребуется небольшое соучастие…
Зойка вышла из подъезда, открывая свой знаменитый зонт. Спицы, видимо, починили, но зонт всё равно не пожелал открыться сразу, и Зойка опустила его вниз, возясь с замком. И тут услышала шум машины и резкий визг тормозов.
– Ты чё, герла, глаза забыла?! — из машины выскочил спортивного сложения парень и зло глянул на Зойку. — Ты чё, не видишь, в натуре, что я еду?
Парень обошёл машину и пригляделся к левому крылу.
– Ты чё сделала, шкирла? Ты мне тачку покарябала, дура!!! Я её только из покраски пригнал?! Ты ваще, в натуре, нормальная!?
Зойка пыталась сообразить, что происходит. Парня она уже, кажется здесь видела — вроде он недавно провожал Веронику из соседнего дома.
– Чего ты на меня таращишься? Ты мне теперь пятёру должна за материальный ущерб!!!
Юрка с подругами наблюдали за сценой из-за угла дома.
– Во даёт! — ахнула Ленка.
– Артист!!! Больших и малых театров! Ник, твой выход.
– Ага… — Ника вытащила из кармана смартфон и набрала номер.
– Але, — Артём развязно-щеголеватым движением вынул из кармана смартфон. — А это ты, Ника. Салют! Как твои тёмные делишки? А чё так? Чё, опять эта ненормальная с зонтиком звонила? Про должок спрашивала? — Артём подозрительно покосился на чёрный зонтик Зойки (и одобрительно хмыкнул про себя, заметив беспокойство, мелькнувшее в глазах «Чёрной Зэ»). — Ладно, не заморачивайся. Поговорю с пацанами, чтоб разобрались. Да у меня тут дело срочное образовалось — одна шкирла мне пять рублей задолжала за порчу тачки. Давай!
Артём сунул смартфон в карман и с сочувствием поглядел на Зойку.
– Расклад такой, герла. Влетела ты на бабло. Гони мне пять кусков и поладим по мирному. А то смотри… — Артём сел за руль и вывел машину из двора.
Рано утром Юрка и Ника наблюдали в окно любопытную картину: Зойка, озираясь по сторонам, вышла из дома, таща в одной руке свой чёрный зонт, а в другой здоровенный ярко-малиновый чемодан. Впрочем, от её «готического» прикида тоже ничего не осталось: на бывшей «Чёрной Зэ» были вполне обычные голубые джинсы и розовая кофточка. Оглянувшись, Зойка быстрыми шагали направилась к выходу со двора, по дороге забежав на мусорную площадку и выкинув в контейнер знаменитый зонтик. А затем, гордо вскинув голову, быстро зашагала в сторону метро.
– Ну, вот собственно и всё, — Юрка глянул на сестру. — Чёрный Зонтик намылилась обратно к предкам.
– Она теперь не Чёрный Зонтик, а Розовая Кофточка, — улыбнулась Ника и насмешливо помахала ей вслед рукой. — Счастливого пути, исследовательница тьмы.
0

#29 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 08 января 2021 - 20:59

28

ОДНАЖДЫ В ГОЛЛИВУДЕ


Вторник, окрестности «империи грёз», Клаудия

«Не знаю, как быть. Такое ощущение, будто ворвался очередной ураган и перевернул в моей жизни, что смог. Планы, привычные дела, работа, досуг — изменилось все. Чертовски сложно верить в любовь. Мне давно не 18, а Джек походит на коварного искусителя. Ну, со слов подруг, конечно. Коллеги просто невразумительно мычат...

А мне видится в нем другое. Добрый, отзывчивый, увлечённый, и действительно профи в фотографии. Но подхожу ли я в качестве модели? Хм. Ладно, подумаю об этом завтра. Точно ясно лишь одно: его уверенность заразительна!»

Среда, Голливуд, Джек

«Я счастлив, просто до безобразия. Кто бы знал, что именно здесь меня дожидается сильнейшее в жизни чувство? Хорошо, что бросил все и приехал. Интересно, Клаудия захочет оставить дом? Говорит, здешняя обстановка ее вдохновляет. Ну ничего, я покажу ей целый мир... Так, не отвлекайся, парень! Впереди важное дело. Осталось только три дня».

Пятница, природа, двое

Свет, зеркало, улыбки. Смех, ягоды, поцелуи. Прикосновения, объятия, платье на земле...

Месяц спустя, в любой газете и на каждом телеканале


«Сенсация! Впервые русский фотограф занял первое место в международном фотоконкурсе на тему обнаженной натуры. Работа Евгения Еремушкина (псевдоним — Джек Ерема) «Портрет девушки в смородине» покорила сердца членов капризного, но справедливого жюри.

Денежный приз Евгений намерен потратить на поездку в американский Голливуд. А не в наш, где он нашёл модель для своего гениального портрета. Нет-нет, уважаемые читатели, чтобы вас не путать, расставим точки над «i» сразу.

Слово самому Джеку: “Я два года собирался поехать в деревню Голивино, что под Костромой. Все давно прозвали ее Голливудом. Там у меня дом, но из-за работы и командировок никак не мог вырваться. И тут озарение, словно силой туда вело. Сдался. И не прогадал. В первый же день повстречал в поле Клаву. Сказать, что она сразила меня наповал, значит не сказать ничего. Влюбился, как мальчишка. А ночью пришла идея фотоработы. Хорошо, что девушка согласилась, пусть и не сразу. Кстати, и на главный вопрос она так же ответила «Да!» Можете меня поздравить!”

Ну что ж, порадуемся за нашего знаменитого (теперь на весь мир) Джека. Как удивительна жизнь! Наверное, скромная доярка Клава, будущая миссис Еремушкина, тоже поражается превратностям судьбы. А вы ещё верите в сказку про Золушку? Может, и вам повезёт в каком-нибудь соседнем Голливуде?»
0

#30 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 08 января 2021 - 23:17

29

БАННИК


Зима. Пушистый снег везде: пухлыми сугробами на земле, белыми изогнутыми линиями серебристого инея на ветвях деревьев, пышными шапками на крышах домов. Связующими нитями паутины растянулись в разные стороны посёлка тропинки: широкие, расчищенные лопатами — вдоль домов и дорог, узкие — поперек реки.
Издавна в деревнях отмечаются святки, да это и неудивительно: нехитрые традиции сохраняются из поколения в поколение. В посёлке Михалёво, как в большой деревне, все друг друга знают. Гармонисты обычно, вывернув полушубок наизнанку, собрав соседских ребятишек, ходят по домам со святочными песнями, шутками, прибаутками, где их гостеприимно встречают и щедро угощают. Молодые девицы разными способами пытаются заглянуть в судьбу. Парни в это время немного вольничают: у нерадивых хозяек могут и поленницу уронить, а некоторым и дверь подпереть.
В рождественский сочельник Мороз-воевода осерчал, Лютую Стужу рядом держал. Жителям посёлка нос на улицу не давал высовывать, не то что колядовать. Семиклассницы-подружки Лиля, Валя, Оля и Надя решили сначала сходить в баню, а с наступлением ночи устроить гадания. Обычно они ходили перед самым закрытием, чтобы можно было с удовольствием посидеть в парной и не торопясь помыться.
В назначенный час подружки встретились на перекрёстке. Энергично потирая варежками замёрзшие коленки и раскрасневшиеся щёки, прибыли в баню. Шумно скидывая заиндевелые пальто и шапки на лавку, зябко подёргивая плечами, плотно обступили горячую батарею. Лиля, собрав у подруг мелочь, подошла к маме, которая работала в бане кассиром, высыпала монеты на тарелку, и сама оторвала билеты. Наклонила голову в сторону моечного отделения, будто спрашивая: сколько человек ещё осталось? На что мать подняла вверх указательный палец, мол, одна, подождите чуток, сейчас выйдет. Девчонки, лукаво переглянувшись, попросили тётю Олю, маму Лили, рассказать о Баннике.
— Ну, хорошо-хорошо! Так и быть, коли вам неймётся — расскажу. Эта каменная баня построена в пятьдесят шестом году, шестнадцать лет назад; мой муж как раз из армии пришёл в декабре. Замуж-то, девчонки, я за Станислава Изотова вышла в пятьдесят втором, а потом его в армию призвали. Когда он демобилизовался, мы уж тут мылись, в город больше не ездили. Раньше была деревянная баня, маленькая, воду Толя Карпова и Лида Левинская носили с реки вёдрами на коромыслах, воды на всех не хватало. В основном мыли сезонных рабочих, которые приезжали на лето на заготовку торфа. Нас, местных жителей, звали механизаторами (и улицы посёлка поэтому так названы — Сезонников и Механизаторов). Здесь-то, заметьте, скважину сразу пробурили. Баня по уму сделана: слева от кочегарки — прачечная, справа два отделения: вход в один в летние души, другой — в баню.
— Мам, да про баню-то мы всё знаем, ты о Баннике расскажи, — оборвала дочь.
— Так вот я и говорю. Деревянная баня в центре посёлка стояла, сейчас на этом месте клуб. Однажды деревянный барак, что рядом с баней, но ближе к реке, как непотушенный уголёк, ветром раздутый, — вспыхнул! Огонь разбегался в мгновение ока! Жители, в чём были, на улицу выскакивали. Пытались тушить, да куда там! Пламя только жарче разгоралось. Тут Аннушка Титова (да вы её должны знать — небольшого роста, сухощавая набожная старушка), она, как увидела пожар, сразу домой побежала за иконой. И вот она с иконой в руках да с молитвой вокруг дома обошла, огонь начал затихать и совсем погас.
Прошло время. Только барак после пожара отремонтировали, только жильцы переехали в свои квартиры, как вновь огненные языки брёвна облизали, а главное, всё в одном и том же месте вспыхивало. Дом в дымящую головёшку превратился. Народ у пепелища столпится. Аннушка в тот день поздно из города приехала, ко мне подошла, начала охать, мол, Банник озорничает. Повела к реке, показала тропинку к бане. Я глянула — и правда: какие-то неведомые следы, будто кто мокрыми босыми ногами прошлёпал. Аннушка рукой показала, вот смотри, на пути Банника неприступной крепостью барак встал, как ему, горемыке грешному, обойти препятствие, вот и сердится.
Глава посёлка рядом стоял, всё слышал, решил здесь, на окраине посёлка, кирпичную баню построить. Проект сам разработал, чтоб и прачечная для баб была, и летний душ для мужиков.
— Мам, ты опять про баню, — недовольно фыркнула дочь.
— О чём разговор? — вышла из раздевалки пышущая жаром тётя Дуся. — Эх, хорошо попарилась! Ольга Борисовна, спасибо за пар!
— На здоровье! — отозвалась кассирша. — О Баннике.
— Ох, уж эти бани да Банники! — сморщилась пожилая женщина, поставила сумку на стул, присела рядом. — У нас в деревне, откуда я родом, своя баня по-чёрному топилась. Как-то я приехала домой с мужем. Матушка баню затопила и в дом вернулась. А Петруша решил дров подкинуть. Только было вышел из избы, как вдруг обратно вбегает, бадью с водой хватает, глаза ошалелые, руки, ноги трясутся, на баню показывает и невнятно бормочет: «Пожар… Дым… Двери… Окна…» Ну, тут мы с матушкой смекнули: не видал, видно, парень, как по-чёрному баня топится. Взяла тогда я его за руку и повела показывать. Он — да и вся его семья — раньше в печи мылись.
— По-чёрному — это как? — подняла пытливые глаза Лиля.
— Да просто! У печи трубы нет, на подтопке — бак с водой, дым выходит в отверстие в крыше, да в раскрытые окна и двери.
— Там же сажа кругом, — сморщилась Валя.
— Сажа везде, без неё никак. Стены, потолок — всё чёрное. А какой воздух?! Словами не передать! А сажу? Так бывало, сырой тряпкой оботрём со скамьи и садимся, она же как антибактериальное средство. Полезная.
— Я бы не пошла в такую баню, — вздёрнула и без того курносый нос Оля.
— Ой, зря! Не видали вы, девоньки, настоящей бани!
— Да и ладно, — подмигнула подругам Лиля, попробовала разговорить женщину. — О Баннике, о баннике нам расскажите.
— О Баннике? — вопросом на вопрос отозвалась та. Задумчиво вздохнув, начала: — Ох, я ещё девчонкой была, — может, как вы теперь. Раз с подругами в святки решили погадать. Сговорились в полночь вместе к бане пробраться. Дверь настежь распахнули и по очереди подолы задирать стали, ждали, кого какой рукой Банник потрогает.
— Потрогал? — прыснули со смеха девчонки.
— Других нет, а меня коснулся: рука ледяная, шершавая.
— В общественной бане гадать не станешь. В такой мороз подолы не задерёшь, обморозишься, — насупилась Лиля.
— Видать, приглянулась Баннику, изо всех девчонок одна я замуж вышла, — тётя Дуся поджала губы, — остальных война проклятущая забрала. Меня-то сюда на торфоразработки послали, жива осталась.
— Да-а-а, все здесь приезжие, — подтвердила Ольга Борисовна. — Комбинат заботился о рабочих. В войну карточки выдавали: моей тётке шестьсот граммов хлеба в день положено было, мне — двести пятьдесят. Ещё и на дополнительное питание талонами обеспечивали.
— Рыжова Евпраксия Ивановна — твоя тётка? А Никитина Александра Ивановна — мать? Кто первым на посёлок приехал? — спросила тётя Дуся.
— Да, они самые. Первыми в тридцать втором году приехали Константин Карпов с женой, мы его дядей Костей звали, а моя тётка чуть позже прибыла. Я к ней из деревни Гуреево Кубено-Озёрского района в сорок третьем приехала. В сорок шестом мама из колхоза с двумя ребятишками сбежала к нам, даже не забрав трудовую книжку. Голод в тот год был жуткий. Неурожай страшный. Мама рассказывала: «Человек идёт, идёт, упадёт, смотришь — мёртвый лежит. Хуже, чем в войну».
— Слушай, говорят, здесь пленные поляки жили?!
— Чего тебе поляки-то дались? Жили они в войну в старом бараке, но недолго, мне об этом тётка рассказывала, сама-то я их уже не застала. Посёлок наш не бомбили, немецкие самолёты только до Сокола долетали, хотели разрушить мост через Сухону.
— Ой, пора мне! — Женщина встала, прошла в тамбур, распахнув широко дверь, исчезла в белом морозном мареве.
Девчонки молча, с интересом слушали разговор. Как только тётя Дуся ушла, сразу же прошмыгнули в раздевалку.
— Вот ключ, изнутри запритесь от греха подальше. Я в прачечной, пока моетесь, бельё прополощу, вместе пойдём домой.
Лиля взяла у матери ключ, заперла дверь. И, быстренько скинув в раздевалке одежду, проскочила в парилку, плеснула из ковшика воду на раскалённые камни, уселась на скамью рядом с подругами.
— Интересно, как выглядит Банник? — рассуждала мечтательная Надя.
— Знаете, а тётя Дуся нам не рассказала о Баннике, которого её муж Петруша видел вот в этом углу… — Лиля показала рукой под лестницу.
— Откуда знаешь? — сощурила смеющиеся глазки Валя.
Лиля загадочно улыбнулась, прикрыла указательным пальцем рот, будто мать могла её услышать, вполголоса продолжила:
— Ш-ш-ш… Я подслушала, когда мама с соседкой разговаривала. Оказывается, тот Петруша как-то раз в баню пришёл, когда уже никого из мужиков не осталось. Ни о чём не думая, решил погреться в парилке. И то ли заснул, то и вправду увидел, как Банник недовольно фыркает. Тогда он безумно испугался, резво выбежал в раздевалку, сгрёб бельё в охапку и мимо мамы, как ошпаренный, пронёсся, ни слова не сказав. Она лишь на другой день от мужиков обо всём узнала.
— Какой он — Банник? Как выглядит? — ткнула подругу в бок Надя.
— Петруша мужикам рассказывал, будто видел невысокого роста старичка с длинными белыми кудрявыми волосами, покрытого лишь листьями от веника, — подытожила Лиля.
— Да, может, ему сон приснился, а он — Банник, Банник, — махнула рукой Оля.
— А живёт он где? В бане?! — любопытничала Валя.
— Здесь, в углу парилки, и живёт. Слышите? Чешет спину о каменную стену, — в углу послышался какой-то пугающий шорох.
Весёлые улыбки слетели с лиц подруг, они с оглушительным визгом выскочили из парилки, бросились в раздевалку. Изрядно запыхавшись, встали за закрытой дверью и, задерживая разгорячённое дыхание, прислушивались к каждому шороху. В моечном отделении наступила неловкая тишина. Лиля, как самая смелая, приоткрыла дверь, осмотрела помещение. По правой стене стояла скамья с чистыми тазами, с обеих сторон от неё находились полки, над которыми из стены торчали краны с горячей и холодной водой. На следующей стене — справа дверь в летние души, но она плотно закрыта. Посередине — два душа с перегородкой и одним общим коротким простенком, там тихо. Слева от душа — распахнутая дверь в парилку, и там пусто. По левой стене два больших окна, стёкла покрыты изморозью. Свет уличных фонарей сквозь наледь проникал скупо. В центре бани — два ряда деревянных скамеек.
— Никого нет. Пошли мыться!
Девочки, рассеянно озираясь по сторонам, вернулись в моечное отделение. Ольга, набрав в таз воды, мыла свои длинные, роскошные волосы. Надя встала под горячий душ и тёрла пятки пемзой. Валя сидела на скамье, намыливала мочалку. У Лили закончилась вода, она взяла со скамьи таз и пошла набирать. Только открыла краны, как с жутким шумом распахнулась дверь в летние души. Она зарделась в смущении и завизжала. Тут же погас свет. В тёмном проёме, в клубах морозного воздуха возвышался тёмный силуэт. Блики уличного фонаря сквозь незамёрзшие стёкла окна душевой падали ему на голову, отчего кончики кудряшек казались серебряными. В висках у Лили пульсировала одна мысль: «Это он! Банник! Это ОН!!!» Она закричала:
— Банник! В летних душах Банник!
Подруги на миг замерли, соображая, что случилось. Лиля, ладная, чуть полноватая девчонка, объятая страхом, бросила таз, призрачной тенью скользнула к окну, бесцеремонно залезла на подоконник, с силой дёрнула шпингалет форточки; когда та податливо распахнулась, разом раскрыла и вторую. Не помня себя, вылезла на улицу и спрыгнула в невысокий сугроб. Ледяная корочка под ногами хрустнула, но Лиля, не замечая ничего вокруг, испуганной рысью сделала несколько отчаянных прыжков; выбравшись на тропинку, замерла в ожидании подруг.
За ней следом проворно вылезла ловкая, гибкая, светлоглазая блондинка Надя. Обычно бойкая, открытая, весёлая Валя, откровенно разозлившись, швырнув мочалку в таз, покорно махнула за Надей. Высокая, стройная, своенравная брюнетка Ольга тщетно старалась смыть пену с лица и, плюнув на всё, закинув мыльные волосы на затылок, лихо сиганула на улицу вслед за одноклассницами. Нестерпимый холод обжёг распаренные девичьи тела. В ушах звенел зловещий хохот Банника, казалось, он вот-вот выскочит из форточки. Подруги, толкая друг друга, помчались мимо кочегарки в прачечную.

Тётя Оля опешила, увидев девчонок, наперебой объяснявших, что случилось.
— Тише-тише, говоруньи мои! Не все разом, по одной.
— Свет-т-та нет-т-т. В душ-ш-шах Бан-н-н-ник! — лихорадочно стуча зубами, ответила дочь.
— Вот я ему сейчас! — Мать, нервно передёрнув плечами, взяла только что отжатую, прополосканную простыню и погрозила незваному гостю. — Корыта я намыла, так что набирайте горячей воды и отогревайтесь, а я сейчас схожу, разберусь.
— Нет, не надо! — в один голос завизжали девчонки.
— Ну, не бойтесь, меня-то он не тронет, я же своя.
Тётя Оля скинула старые, стоптанные набок, шлёпки, сунула ноги в валенки, накинула пальто и вышла, не выпуская из руки простыню.

***
Кочегары увидели в окно, как в лютый мороз одна девица нагишом бежит, за ней — вторая, третья, четвёртая, и остолбенели. Семён Семёныч опомнился первым, посмотрел на гвоздь, где обычно висел ключ, понял, в чём дело и заторопился в летние души:
— Ишь, стервятники! Чего удумали?!
Напарник не отставал. Только повернули за угол, смотрят: на крыльце в летние души копошатся их сыновья. Одному шестнадцать, другому четырнадцать лет, а всё, как дети малые, на разные проказы горазды: бывало, летом в огороды соседские залезут клубничкой полакомиться, то поленницы развалят, а тут ещё чище придумали. Отцы отвесили своим отпрыскам подзатыльники и, схватив за шиворот, потащили в кочегарку. Усадив перед собой на стулья, начали допрос.
Гришка, парень, что постарше, сын Семёныча, потёр ушибленное место:
— А чего они заладили: Банник, Банник. Вот и решили им настоящего Банника показать.
— Вы у нас больше часа назад были. Где прятались? А ключ когда успели умыкнуть? — вопросы сыпались один за другим.
— Да ключ-то мы ещё вчера с гвоздика сняли, когда вы уходили дрова с вагонеток скидывать. Сегодня чуток не рассчитали, рано припёрлись. Пришлось долго в душевых сидеть, ждать, пока тётя Дуся вымоется. Мы от мороза аж скукожились все.
— И её напугали? — поднял вверх крепко сжатый кулак Семёныч.
— Да, нет. Тихо сидели, даже не смеялись. Только когда в предбанник ушла, Колька в раздевалку тихонечко пробрался: рубильник-то в раздевалке.
— Где спрятался?
Колька густо покраснел:
— В туалете.
— Что дальше? — хмуро посмотрел в глаза сыну Валерий Александрович.
— Что дальше, что дальше? — шмыгнул носом Колька. — Когда Лиля завизжала, я свет выключил.
— А когда Лиля завизжала? — тряхнул за плечо сына Семён Семёнович.
— Когда я дверь открыл в душевые.
— Ну, всё! Теперь жениться придётся!
Парни и кочегары, вздрогнув от неожиданности, повернулись к дверям, там с мокрой простынёй в руке стояла Ольга Борисовна. Парни в миг соскочили со стульев:
— Жениться?
— Жениться-жениться. Раньше девки на суженых гадали, а теперь парням неймётся. Что ж, вы их сегодня воочию увидели, так что невест своих уже, считай, выбрали, — то ли шутила, то ли серьёзно рассуждала билетёрша. — А теперь марш отсюда, чтоб духу вашего здесь не было, и никому ни гу-гу об этом.
Гришка, высокий и худой, как жердь, парень с длинными золотистыми кудряшками на голове, бочком-бочком протиснулся мимо будущей тёщи и пустился наутёк. Колька, чуть пониже и намного шире в плечах, с вихром чёрных, как у цыганёнка, волос над высоким лбом, прищурив карие глазки, хотел было что-то возразить, но, внезапно передумав, кинулся вслед за другом.
— Мужики, дверь в баню изнутри заперта. Дайте ключ от душевой.
Кочегары растерянно переглянулись:
— Дык… мы…
— Да они…
— Чего-замычали-то?! Вон ключ на гвоздике висит. Девчонки-то, видать, через форточку вылезли, а ключ от бани в раздевалке остался. Я через души зайду, вещи заберу, всё закрою и вам ключ принесу.
— Чего спрашиваешь, бери, да и всё! — дёрнул за рукав напарника Семёныч. — Помочь надо?
— Сама справлюсь!
Кассирша шагала по тропе, разглядывая мокрые следы на снегу. Они были не похожи на те, что когда-то ей показывала Аннушка. Женщина остановилась на крыльце: отпечаток, размером с мужской валенок, был мокрым. Она повернула обратно к кочегарке, оценивая оттиск. Сомнения закрадывались в душу: парни ли напугали девчонок?! Может, и впрямь Банник?! Но, пренебрегая интуицией, вновь направилась в баню. Минуя летние души, зашла в моечное отделение. К её удивлению, свет в бане горел, а из кранов, что находились ближе к летним душам, хлестала горячая и холодная вода. На бетонном полу блестела огромная лужа. «Вот стрекотухи, хоть бы воду закрыли! Как Колька пробрался?» — проворчала в сердцах кассирша и, стараясь ступать как можно ближе к стене, чтобы не замочить валенки, попробовала дотянуться сначала до одного крана, потом до другого. Тут она удрученно заметила, что и её валенки сырые, и поняла, откуда появились следы на снегу — от Колькиных насквозь промокших валенок. Дальше тётя Оля, уже не опасаясь, прошлёпала к душу, где вода тоже текла рустом. Потом захлопнула форточки. Не без интереса заглянула в парную: никого! И, сама себе улыбнувшись, поспешно прошлась между скамейками, забрав нехитрые банные принадлежности девочек. Озабоченно оглянувшись, проверила, всё ли собрала, и двинулась за вещами в раздевалку. В шкафчике Лили сняла с крючка ключ, засунула в карман. Попробовала собрать в охапку пальто, шапки, валенки и сумки, но длины рук не хватало. Тогда она прошла в кассу, сняв тяжеленные мокрые валенки, поставила их на батарею, обула старые, изрядно поношенные, кожаные сапоги и нашла брошенную было верёвку. Вернулась в раздевалку, пальто и валенки девчат связала вместе и, как вязанку дров, перекинула через плечо. Шапки и остальную одежду распихала по сумкам, которые одну за другой нацепила на левую руку, правой дотянулась до рубильника; выключив свет, на ощупь выползла на улицу. Нашарила в кармане ключ, вытащив его, заперла дверь. Неуклюже ковыляя с большой ношей, вернулась в прачечную, но рассказывать, что произошло на самом деле, не стала.
Подружки, немного отойдя от пережитого кошмара, мылись прямо в корытах. Надя предположила, что это каждая из них живёт в благоустроенной квартире и вечером перед сном принимает ванну. Валя подхватила идею-мечту, мол, в ванной-то хорошо, да только пены маловато: сколько бы она мочалку ни намыливала, пены нет. Оля, ухмыльнувшись, заметила, что, когда ездила в город, видела в магазине пену для ванны. Лиля мылась молча, будто всё ещё боялась Банника.
Тётя Оля дополоскала белье, сложила в корзину. Помывшись, подружки решили идти по домам, настроение гадать окончательно пропало. Пока тётя Оля заносила ключи в кочегарку, девчонки подошли к бане и с большим недоумением посмотрели на окна.
— Интересно, как это нам удалось вылезти в такую маленькую форточку?! — вновь заговорила Лиля. Силуэт Банника встал перед глазами, и вдруг она догадалась, кого видела в летних душах, но промолчала: ей казалось, что только от одной этой мысли она глупо заулыбалась, хотя, пожалуй, так оно и было…

***
Прошло несколько лет. Подружки, окончив восьмилетнюю школу, разлетелись кто куда, но старались по возможности приезжать домой, чтобы снова собираться вместе.
Лиля училась в техникуме и возвращалась с преддипломной практики. Она одиноко сидела в вагоне мотовоза и, раскрыв тетрадь, что-то увлечённо изучала. Вдруг над ухом прозвучал приятный баритон:
— Привет!
Лиля, встрепенувшись испуганной ласточкой, подняла голову: перед ней стоял Он, высокий и худой, как жердь, в морской форме, с коротким ёршиком золотистых волос и небесно-голубыми, какими-то неузнаваемо-родными глазами. Мгновенно вернулось чувство, будто она вновь в трескучий мороз вылезает в форточку:
— Опять ты?
— Почему опять? — оголил ровный ряд белых жемчугов юноша. — Только что демобилизовался.
— А-а-а, понятно, — не зная новости, стыдливо разрумянилась Лиля.
— Танцы-то в клубе вечером будут? Я за тобой зайду?
— Зачем за мной? Не надо за мной. Я с подругами на танцы пойду.
— Значит, договорились, на танцах и встретимся!
Похорошевший Гришка удалился в тамбур вагона.
Лилю одолевало любопытство: почему он к ней подошёл? До этого мгновения она ни на кого из парней даже смотреть не хотела, отшучиваясь, мол, ждёт своего рыцаря. Вдруг где-то там, в самом потаённом уголочке души, что-то беззвучно щёлкнуло, будто начала выпрямляться туго сжатая пружина, запустив тем самым крошечный механизм. Её Величество Любовь воспарила за спиной Лили незримым белокрылым ангелом.
Вечером на танцах Гришка щеголял в военной форме. Девушки назойливыми сороками вились вокруг бывшего солдатика, а он, никого не замечая, все медленные танцы проводил с Лилей и вечером беззастенчиво напросился провожать до дома, а она, на удивление всем, не стала возражать.
Подготовка к экзаменам и встречи с возлюбленным обрушились на хрупкие плечи девушки Ниагарским водопадом. Её крутило в водовороте страсти, а нужно было оставлять рассудок холодным до окончания учебы. Лиля изнывала от неопределённости и однажды, как бы невзначай, призналась, что в конце лета ей придётся уехать по распределению. Гришка обезумел от такой новости и, не предупредив никого, на следующий же день прислал сватов.
— Ну что, тёща, ты, как провидица, предопределила мою судьбу. Отдашь за меня Лилю?
На что Ольга Борисовна, с укоризной взглянув на жениха, прижала указательный палец ко рту: мол, молчи, девчонки до сих пор ни о чём не догадываются, а вслух ответила:
— Ох, не зря, видно, с утра целый стол пирогов напекла. Проходите, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады!
— У нас купец, у вас товар… — торговались сваты.

Свадьбу сыграли в местной столовой. Вечером Гришка не выдержал, признался, что он и есть тот самый Банник! Лиля, лишь крепче прижавшись к надёжному плечу мужа, тихо прошептала: «Я знала…»
2019 г.
0

Поделиться темой:


  • 7 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей