[GREEN]

Номинация ждёт своих соискателей.

Желаем Всем УДАЧИ!

[GREEN]

№ 1

НУ, ПОГОДИ!
/Очень серьёзная детективная история/

Глава 1-я, интригующая
Спокойное море, испещрённое лишь ветровой рябью, свинцовой фольгой стелется по курсу дозорного погранкатера. Самая майская для Южных Курил погодка: маловетрие, дымная пелена тумана, видимость не больше полумили и небо клочьями над самой водой.
Матрос-моторист в заляпанной маслом синей робе, распятой на широких костлявых плечах, в берете со звёздочкой, вылез из грохочущего нутра машины и стоит на площадке кормы. Раздувая ноздри, хапает воздух, напитанный водорослевым, рыбьим духом, мнёт в руках клок ветоши.
Ах, Нептун, что ж ты попрятал нынче все свои краски? Море-океан вокруг, а вода – что речной свинец, прямо как в Волге-матушке родимой. Скоро дембель, в рот пароход, домой скоро, в Вольск. Кое-кто хочет тут оставаться, на Тихом, порыбачить на сейнерах, заработать. А ему и так обрыдло это море, он – домой. Так что на воду речную ещё насмотрится.
Нет, не хочет бог морской казать красоты. А так бы в жилу сейчас полюбоваться в одиночестве. Нечасто выпадает наедине побыть. Группа захвата всегда почти на катере. Странно, что сегодня без них пошли. И ведь прилично уже от базы упылили. Дули полным ходом. Никуда не сворачивая. Прямиком в открытый океан. И чего там забыли?..
Ровный гул дизеля вдруг опадает, становится басовитей. Уже членораздельно работают цилиндры. Малый ход. Пришли? Куда? Что-то не видать никогошеньки вокруг. Хотя стоп, вон вроде белеется по курсу...
Вот это толчки! (Курильское выраженьице, толчки подземные здесь не редкость). Японская шхуна!.. Ну и дела! Захватчиков-то не захватили в рейс... Хотя какой может быть захват, япона мама, больше часа пёрли на полных оборотах. Терводы ведь всего 12 миль. Нейтральные тут уже воды!..
Матрос подошёл к рубке и заглянул через опущенное лобовое стекло.
«Прими у них кончик», - бросил ему старлей, командир катера.
Чудеса в решете, да и только. Япошки погранкатера как чумы боятся: чуть заметят на горизонте, тут же рвут когти, а эти спокойно в дрейфе лежат. Ждали, что ли?
Ага, вон и людишки уже стоят на баке и корме, и швартовы в руках, ярко-зелёные пропиленовые концы. Из них мочалки забойные получаются. Спрос на японский пропилен здорово подскочил перед дембелем: каждый хочет домой такой сувенир привезти. И сумки невестам из него плетут...
SUSY-MARU, - прочитал матрос название шхуны на борту.
Оп-па! Он и поймать швартов не успел, японец-шустряк ловко накинул гашу прямо на кнехт катера. Явно мимо его рук кидал, прицельно. Моряки они хай-классные. Вон он как умеет: два молниеносных движения рукой – и две «восьмёрки» лежат на кнехте. Всё, можно подбивать корму.
Серый, шаровой окраски, от киля до клотика стальной катер прильнул к чаячье-белой шхуне, мягко жамкнув привальным брусом плетёные капроновые кранцы, защищающие пластмассовый борт. Штампуют они, что ли, эти корпуса? Почти все малые рыболовные шхуны у японцев – как близнецы. Расцветкой лишь отличаются: эмалево-белые, как фарфоровые, матово-белые, чаячьи, кремовые, жёлтые, голубые, зелёные – всякие.
Принимая кормовой швартов, матросик видел, как капитан Игонин, начальник заставы, шагнул прямо из рубки на фальшборт, а со шхуны ему протянул руку и помог перебраться туда пожилой коренастый японец в кожане и чистых джинсах. Капитан без погон, в спортивной форме.
«Конничива, синдо!» – приветствовал он японца. Японец то же самое сказал по-русски: «Здрраствуй, капитана!»
Когда задерживают шхуну, любезностями не обмениваются. Группой захвата руководит обычно лейтенант, которого сейчас и на борту-то нет. Начальник заставы острова не так уж часто выходит в море. И откуда японец знает его звание?.. Значит... значит, важная встреча...
Синдо что-то крикнул по-своему на корму, приказ какой-то матросу, и нырнул с Игониным в рубку. Потом их головы двинулись вбок и стали погружаться: это они по внутреннему трапу спускались в кубрик.
Матрос-японец достал откуда-то ведро оранжевых варёных креветок, пересыпал их в большой пластиковый пакет и протянул нашему матросу: бери. Матросик выставил ладони, замотал головой: нет-нет, спасибо. И покосился на рубку. Старлей выглянул и сказал: «Возьми, чего ты как барышня?..» Кивнул японцу и поблагодарил: «Аригато!» Японец хорошо улыбнулся в ответ и показал большой палец: во креветки, высший сорт.
И в самом деле на редкость вкусно сваренной оказалась креветка. Прямо как раки речные. В Волге, увы, их почти не осталось. Да и тех, что ловят, говорят, нельзя есть: столько в них бедных всякого циркония да стронция, ртути да йода. Дохозяйничались, понастроили по берегам всяких ядовитых заводов, довели Волгу-матушку до края.
Полведра креветок умяли они вдвоём с командиром, даже не заметив, как пролетели полчаса. Только успели прибрать за собой, начальник заставы вернулся. Синдо с помощником несли за ним два больших картонных ящика, заклеенных крест-накрест липкой прозрачной лентой. Начальник бережно, как ребёнка, принял один ящик, передал его командиру: «Осторожно», махнул рукой матросу, пытавшемуся помочь: не надо, мол, сам. И принял второй ящик, как новорождённого.
«Двадицатого пордень тут», - негромко сказал ему синдо, видно, повторяя для верности их договор.
Игонин молча и вроде даже недовольно кивнул и делово попрощался: «Саёнара». «Саёнара, - ответил японец, - да цвиданя!»
Через час с небольшим по курсу катера начали вырисовываться из тумана, как на фотографии, плавающей в ванночке с проявителем, крутые берега курильского острова, который за два года службы так и не стал родным матросу-мотористу, верному по гроб жизни Волге-матушке.
Когда ошвартовались в стойле, то есть у пирса в базовой бухте, командир катера вроде между прочим, негромко, но так, чтобы слышал начальник, сказал матросу: «Не вздумай болтать о том, что видел».
«Да чё я, тарищ старшлейтнан, разве не понимаю», - обиделся матрос.
Несмотря на полдень, туман уплотнялся, как скисающее молоко. Метрах в двадцати от пирса по берегу шли строем матросы на обед. Они казались отсюда морскими коньками, дружно дёргавшимися в мутном аквариуме. А всплыть почему-то не могут. И лишь ленточки на бескозырках разрушали иллюзию, посверкивая золотом букв: МОРЧАСТИ ПОГРАНВОЙСК КГБ.

[GREEN]

№ 2

ОСТРОВА ДЛЯ ВОЛШЕБНИКА
/Отрывок из романа-сказки/

ПРОЛОГ

В лесу, где началась наша волшебная история, живёт так много зверей и птиц, что пожелай кто-нибудь их пересчитать - это ему вряд ли удалось бы. Попробуйте во время дождя пересчитать число падающих с неба капель!
Впрочем, всем здесь хватало места. Поскольку лес раскинулся столь широко, что если зайти в него с одного конца, то до другого можно шагать не день и не два, а несколько месяцев или даже целый год, в зависимости от того, сколь резвый ходок решится на подобное путешествие. Правда, пока никто не пробовал этого сделать. Разве что дикие звери, которые не умеют считать, не знают, что «месяц» называется «месяцем», а «год» - «годом», и уж тем более не могут ничего рассказать человеку. Если, конечно, этот человек не является волшебником.
О волшебниках-то и пойдёт речь в этой книге.
Точнее, не о многих волшебниках, а всего об одном - маленьком, не больше самой обыкновенной спички, - волшебном человечке.
А также о его друзьях и врагах; об удивительных странствиях и захватывающих приключениях, о чудесах и тайнах волшебства…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Его крохотный домик укрылся от любопытных глаз под толстыми сучьями сухой коряги, лежавшей на краю лесной поляны. Здесь густо росли изумрудные травы, цвели ромашки и васильки, а одуванчики пускали по ветру нарядные стайки неторопливых белых парашютов с подвешенными к ним семенами. Целыми днями маленького волшебника окружало беззаботное порхание бабочек, весёлый стрёкот кузнечиков, безостановочная беготня многоножек и деловитое копошение муравьёв. А по вечерам, на сон грядущий, он любовался расстилавшимся по поляне отражением звёздного неба – мириадами светлячков – и думал о том, как прекрасен мир….
Звали нашего маленького человечка - У.
Да-да, не удивляйтесь, его имя состояло всего из одной буквы: «У».
И вся его беда заключалась в том, что, будучи волшебником ничуть не хуже других - тех, которые способны совершать разные чудеса, - он-то как раз ничего волшебного делать не умел. Вот такая ирония судьбы: не знал мальчик, как совершаются чудеса! И не мудрено. Научить-то его было некому.
Не помнил человечек по имени У своих отца и матери. Куда они подевались, никто не ведает. Не исключено, что их вовсе никогда не существовало в природе. По крайней мере, так думал мальчик.
Была у него только Старая Ворона, у которой и имени-то не имелось. Зато она считалась самой мудрой и самой старой во всём лесу - а возможно, и на всём белом свете. Из-за её столь почтенного возраста лесные жители и прозвали птицу Старой Вороной, словно это были её настоящие имя и отчество, а заодно и фамилия.
Тут, пожалуй, пришла пора рассказать, откуда взялся наш маленький волшебный человечек и отчего ему дали столь необычное имя.
Старая Ворона нашла его осенней порой под высохшим осиновым листом. Произошло это случайно. Однажды ворона выбралась из своего гнезда в поисках пищи. И вдруг сильный порыв ветра подхватил с земли жёлтый осиновый лист – тот закружился, запорхал в воздухе и улетел прочь… а на том месте, где он только что лежал, ворона узрела маленького человечка.
Он был совсем ещё беспомощным младенцем. Он протягивал к Старой Вороне ручонки и жалобно плакал. А говорить он тогда не умел, как не умеют разговаривать все маленькие дети.
У вороны, по старости лет, птенцов не было. И тогда она решила: «Негоже оставлять малыша одного здесь, среди холода и непогоды. Возьму его к себе в гнездо. Накормлю, напою, обогрею, да и стану воспитывать по-хорошему».
А ветер сердито взвыл над ней:
- У-у-у-у!
Старая Ворона, осторожно взяв маленькое существо в клюв - прямо поперёк туловища, - взмахнула крыльями и понесла его в своё жилище, располагавшееся на одном из соседних деревьев.
Ветер же, не унимаясь, продолжал завывать:
- У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Он словно сердился на птицу за то, что она уносит найдёныша. Словно ему хотелось самому завладеть мальчиком.
Так и прозвала ворона маленького человечка: У. Во-первых, потому что ни звери, ни птицы длинных слов не любят - им трудно такие слова выговаривать, и оттого имена у них, как правило, короткие. Во-вторых, потому что она считала мальчика родственником ветра.
Впрочем, человечку нравилось его имя. Маленький У к нему привык и ни на какое другое не отзывался. Да и то сказать: чем оно хуже всех прочих имён?
Старая Ворона охраняла малыша от лесных хищников, кормила его и приносила маленькому У в клюве родниковую воду. А когда баюкала кроху, то напевала ласковую колыбельную песенку:

Кар-кар-кар, усни, малыш,
Человеческий птенец.
Лес окутывает тишь,
Наступает дню конец.

Кар-кар-кар, слетает ночь
На неслышных крыльях сна,
Все твои тревоги прочь
Отогнать она должна.

Кар-кар-кар, в гнезде у нас
Так тепло, такой уют.
Спи, малыш, ведь в этот час
Все птенцы во сне растут…

Когда маленький У немного подрос, ворона поселила мальчика под сухой корягой подле раскидистого дуба, на котором находилось её гнездо. Она имела большой жизненный опыт и понимала: человек - не птица, не с руки ему обитать в вороньем гнезде…

[GREEN]

№ 3

Отрывок из романа «Чужие корни»

***
-Левон Саркисович, к вам можно?
-Заходи, Ирочка, тут на вас жалоба.
-Жалоба? На что?
-Да вот учителя жалуются, что старшие классы, забыв все предметы, учат только русский язык.
Ира рассмеялась:
- Левон Саркисович, мне нужна пластинка с армянской музыкой. Какое-нибудь спокойное национальное произведение.
- Зачем это? - спросил он.
- Хочу провести эксперимент. Проверить детское восприятие незнакомого мира под родную мелодию.
- Ирина Анатольевна, извините, конечно, но я ничего не понял.
- Я буду рассказывать о России под армянскую музыку, а они будут и слушать мой рассказ, и воспроизводить на рисунке ту Россию, которую они представляют.
- Так. А почему под армянскую музыку?
- А это небольшая хитрость. Я хочу, чтоб они полюбили мою Россию так, как я вашу Армению. Под незнакомую музыку будет трудно сосредоточиться.
- Да вы, великий дипломат и психолог, - рассмеялся директор. Пластинка Дживана подойдёт?
- Вы простите, Левон Саркисович, но я так мало в этом разбираюсь.
- Ничего, девочка, ничего, ты ещё многое узнаешь, - уверено сказал он, - и ещё всем нам урок педагогики преподашь…
Когда на другой день Ирина объяснила, что от ребят требуется, ей показалось, что они не поняли её.
- Ребята, кто не понял, что требуется делать, поднимите руку.
- Значит, всё понятно? – обрадовалась она, увидев, что никто не поднял руки. - Тогда почему вы такие перепуганные?
Ребята рассмеялись. Когда напряжение спало, Ирина продолжила объяснять.
- Рисовать можете всё, но чтоб было по теме. Рисунки сдадите, а дома напишите сочинение по прочитанному рассказу. Сейчас я покажу вам несколько рисунков, она прошла по рядам, держа рисунки с пейзажем России в руках.
- Ну а теперь закрываем глаза и слушаем меня и только после прослушивания начинаем рисовать.
Перед тем, как поставить пластинку, она ещё раз оглядела класс. Ребята сидели в ожидании, закрыв глаза.
… Ирина не думала, что армянская музыка так её взволнует. Казалось, музыка шла из каких-то потаённых глубин, поднимала её вместе с тоской и молитвой в поднебесье и не давала опуститься. В душе смешалось всё: и тоска по родине, и любовь к земле, и стук сердца, который ничем не отличался от стука сердец живущих до них людей, и светлая печаль. Печаль, которая рождала облегчающие душу слёзы. Словно издали она слышала свой голос.
«Шёл 1611год. Город Нижний Новгород был полон слухов, будто Москва в руках врагов!
В Нижнем выбрали старосту – Козьму Минина, достаточно обеспеченного, честного и разумного гражданина. Болело сердце у Минина за Родину. И созвал он общий сход, и принёс Козьма на площадь своё имущество: и деньги, и домашние вещи, и украшения жены, и призвал народ собирать казну на жалование ратным людям.
Началось великое дело: несли люди - и богатый и бедный - всё, что у них было. И набралось много денег, которых хватило и на оружие, и на одежду, и на продовольствие воинам. Стали думать, кого звать в военачальники. Предложил Козьма Минин просить на это дело князя Дмитрия Пожарского. И получив согласие князя, Минин шлёт письма в разные города, с призывом помочь собрать ополчение…
Осада Московского Кремля продолжалась до глубокой осени. И в одно ноябрьское утро тяжёлые ворота пали. Отряды Минина и Пожарского вошли в Кремль. Москва ликовала, так народ во главе со своими избранниками спас Российское государство.
Ирина кончила читать. В глазах у неё стояли слёзы. А музыка лилась и лилась, и казалось, что это не русское ополчение во главе с Козьмой Мининым сражалось за Россию, а армянские борцы – фидаи со своим храбрым командиром Нерсэ Чавушом, спасая от резни народ, приводят в ужас врага.
- Ребята, - тихо окликнула учеников Ирина, - начинаем рисовать. По классу пробежал рабочий шумок, но скоро всё утихло. Все работали, и лишь один из них смотрел через окно куда-то вдаль.
- Артур, ты можешь не успеть.
Он посмотрел на неё грустными глазами и сказал:
- А я закончил.
- Что закончил? - не поняла Ирина.
- Рисунок.
- Когда же ты рисовал? - удивилась она, так как не видела его за работой.
- Когда вы читали, - ответил юноша.
- Принеси, пожалуйста, работу.
Он медленно подошёл, задержался на секунду и, нехотя положив рисунок на стол, стал ждать.
Ирина перевернула лист, и у неё перехватило дыхание. С листа на неё смотрела она сама, с глазами полными слёз. Рисунок сделан был мастерски, он точно передавал состояние души Ирины. Она не знала, что говорить, и лишь тихо спросила
- Зачем? Что это?
- Это? ... Это моя Россия. Вы сказали нарисовать её такой, какой мы её представляем. У меня по-другому не получится, Ирина Анатольевна, - как бы извиняясь, сказал он.
- Хорошо, - сказала она, - садись. И тоже села, вдруг ослабев от родившихся подозрений. «Нет, господи, только не это…»
Весь день Ирина была сама не своя. Еле дотянув до конца второй смены, она спустилась в столовую.
- Ирочка, спасибо тебе за музыку, - обратилась к ней учительница по биологии. - Мы под эту музыку так хорошо написали контрольную. А ты что такая грустная? Не заболела ль?
- Алиса, посмотри на это, - попросила она женщину, выбирая из рисунков тот единственный, который выбил её из колеи.
- Так это работа Артура. Умница мальчик. Ах, какой умница! Жалко парня.
- Как ты догадалась, что это его работа, - удивилась Ирина, - и почему тебе его жаль?
- Ну, это тебе каждый бы в селе определил, что это его рисунок. Он с детства любил рисовать. После восьмого поступил в художественное училище в Ереване, проучился год. Ну, а через год случилось это горе.
- Какое горе?
- Так ты не знаешь?
- Да нет же, нет!
- Родители его погибли в аварии с его младшей сестрёнкой. Он оставил учёбу в училище и вернулся в село, к бабушке. Пропустил почти два года, не хотел учиться, но Левон Саркисович уговорил его вернуться хотя бы в школу. А его одноклассники давно школу окончили. - Слушай, а ведь он с тех пор вообще карандаша в руки не брал. Это когда же он умудрился нарисовать?
- Сегодня, на уроке, - прошептала Ира.
- Ира, у тебя, кажется, жар, а хочешь, к нам пойдём, у меня мама медсестра.
- Нет, Алисочка, спасибо. Всё хорошо.
Проходя мимо дома директора, она услышала, как её позвали.
- Ирина Анатольевна, - рядом стояла Ани, - а я вас сторожу.
Ира не хотела никого видеть, но боясь обидеть друзей, она завернула к ним.
- Ира джан, мы сейчас с голоду помрём, - говорила Мариам смеясь, - ждём, ждём, а тебя всё нет. Я такое блюдо приготовила, пальчики оближешь.
- Ирочка, ну, как прошёл урок в десятом? Показывай рисунки, перебил жену директор.
Ира только теперь поняла, что она вообще забыла про другие рисунки. Вытащив их из сумки, она с Левоном Саркисовичем, Мариам и Ани стала внимательно их изучать. Рисунки были изумительными. Она смотрела на них и видела Кремль, Волгу, христианские соборы, Козьму Минина и князя Пожарского, русские берёзки.
- Так ведь из всех этих рисунков можно сделать школьный стенд, - «Россия глазами наших детей», - говорил, восхищаясь, директор, и вдруг он взял в руки рисунок Артура. Он даже не повернул его, чтоб прочесть фамилию ученика, он просто сказал:
-Я знал, что он вновь будет рисовать, ему нужен был толчок, чтоб вернуться. Молодец мальчик. Знаете, - он повернулся к Ирине, - а ведь он прав, наша Россия – это вы.

[GREEN]

№ 4

БЕЗ ОБЕДА
(отрывок из повести о писателе А.Н.Толстом)

Леля посмотрел на часы- будильник, потом на матушку и, захлопнув книгу, прильнул к окну.
- Пойду я, мамулечка. Этот Щербаков, если б хотел кататься, давно пришел бы. - И он начал торопливо одеваться. - Как пить дать, инспектора испугался.
- Только на Сызранку и, пожалуйста, недолго,- напомнила Александра Леонтьевна сыну указание инспектора и добавила:
-Чувствуешь, что замерзаешь - сразу домой...
Ветер на улице встретил Лелю неприветливо, гоня по булыжнику Большой душную пыль. Несмотря на ноябрь, снега не было, но мороз и стылый ветер напоминали: уже зима, и это делало улицу полупустынной, хотя время от времени мимо проносились экипажи, сворачивая в Соборный переулок или замирая у ресторана "Европейские номера", спешили куда-то деловые приказчики и редкие прохожие, сжавшись от пронизывающего ветра.
Леля поднял воротник осеннего пальто (портной никак мерку на шубу не снимет), и боком, зажав под мышкой коньки, зашагал в сторону Часовой башни.
Пройдя квартал, Леля свернул направо за аптечный магазин и вышел на Симбирскую. Решил по пути заглянуть на Крымзу, которая перед Волгой сливалась с Сызранкой, и проверить: катается ли там кто-нибудь.
Оставив по правую руку мельницу Калашникова, Леля вышел наконец к речушке, на которой она стояла. Двое мальчишек в валенках, падая, пытались поймать третьего - на коньках. Леле захотелось рассмотреть их поближе: закрымзенские это или из реального?
Изрядно продрогший мужчина в осеннем пальто, постукивая нога об ногу, топтался напротив Беловских лабазов. Не отрывая взгляда от ребят на Крымзе, Леля механически обошел мужчину и только было свернул к мосту, как услышал за спиной:
- Реалист Толстой!
Леля обернулся и от неожиданности чуть не выронил коньки: перед ним стоял инспектор реального училища Александров.
- Добрый день... Александр Иванович,- только и смог выдавить подросток.
- И это все, что вы хотите мне сказать?- на посиневших губах инспектора мелькнуло что-то вроде ехидной улыбки.
Леля хотел было объяснить господину инспектору, что он здесь чисто случайно, что он вообще-то собирался на Сызранку, но слова точно пресный творог, застряли в горле. Впрочем, инспектор и не ждал объяснений.
- Мало того, что в училище ведете себя безобразно, вы и сегодня выказали явное непослушание, - бросил он растерянному реалисту и, не дожидаясь ответа, перешел улицу и зашагал прочь от моста.
Кататься расхотелось. Дома Леля чистосердечно рассказал обо всем матушке, выдавил напоследок обреченно:
- Теперь меня точно в карцер посадят.
- Выходит, ты не совсем верно понял слова инспектора.- Она бросила в чайник несколько щепоток чая и, залив его кипятком, поставила на конфорку.- Давай пить чай и садись за уроки...
Леля открыл учебник геометрии - они проходили параллельные линии,- но мысли его вертелись вокруг сегодняшнего случая. И он не сразу сообразил, зачем матушка достает бумагу, чернила, уточняет фамилию инспектора. Верно, собралась писать письмо отцу.
Александра Леонтьевна действительно села за письмо, но только инспектору. Она просила объяснить ей суть инцидента возле Крымзы.
Придя назавтра в училище, Леля передал письмо инспектору и поспешил в класс.
Уроки еще не окончились, когда Александре Леонтьевне передали бумагу-ответ, в которой говорилось, что ее приглашают в реальное училище для объяснения. Не теряя времени, она быстро собралась.
...Александра Леонтьевна посмотрела на будильник-четвертый час. Так поздно Леля еще не приходил. Неужели все-таки карцер?
Но ведь они там мило поговорили с инспектором. Тот жаловался, что мальчик не слушается и делает все "напротив того, что велено", вспомнив для убедительности старое, когда Леля шел в училище расстегнутым, когда баловался на уроке Закона Божьего, когда забыл дома классную тетрадь, за что был оставлен без обеда...
- А вчера на уроке...- инспектор достал платок и, отвернувшись, высморкался.- Простите...он бросил через весь класс губку. Учитель ему: "Толстой, вы что, не могли нормально положить губку на место?"- "А мне лень было вставать",- отвечает. - Как вам это нравится?
- Он видимо, задумался...
Александра Леонтьевна попыталась объяснить поведение сына, но инспектор не дал ей договорить.
- У нас, милейшая Александра Леонтьевна, реальное училище, а не пансионат благородных девиц. А каково после этого учителю? Поймите меня правильно: я нисколько не предубежден против вашего сына, но как инспектор, я не могу оставить этот случай без внимания.
...Хлопнула парадная дверь подъезда и по мерзлым ступенькам дома сестер Александровых, где квартировали Толстые, застучали быстрые шаги. В комнату вбежал, с красным от ветра лицом, Леля.
- Ну, что, разбойник, карцер?
- Один час без обеда!- точно приговор, объявил сын и, бросив пальто на вешалку, прижался посиневшими руками к натопленной печке.
- Мамулечка, давай кушать!

[GREEN]

№ 5

АНТИК- БАНТИК И БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ
/Отрывок из сказочной повести «По ту сторону ручья»/

Жила-была девочка по имени Антонида. Правда, все её звали Антикой. Почему? Когда Антонида была совсем меленькой, бабушка Гапа завязывала любимой внучке большие волнистые банты, из-за которых Антониду часто дразнили: «Антик-бантик!» Вскоре девочка выросла и перестала носить банты, и слово «бантик» стало упоминаться реже. Однако когда она упрямилась или капризничала — а это случалось с Антикой не часто, — ей вслед незамедлительно летело: «Ну, Антик-бантик, погоди! Ещё завяжут тебя узелком!»
Почти всё свободное, впрочем, как и учебное время Антика проводила в Школе Чудес. Девочка очень любила свою школу: всё в ней было интересно и просто. Учителя были людьми добрыми и весёлыми, более того — настоящими чудодеями и большими выдумщиками. Именно они первыми начали называть друг друга не по именам, а по тому, что таили внутри.
Был у Антики любимый учитель, добрый чудодей Артур Альбинович. И кто первым назвал его Белым Медведем, сейчас уже и не вспомнишь. Нет, звали его так не потому, что он вёл предмет зоочудо, и не потому, что любил животных. И блондином он тоже не был, напротив — черноволосым и смуглым. Зато душа у него была светлой и чистой. Но даже не из-за этого стал он Белым Медведем. Всё гораздо проще: имя Артур означает «медведь», а отчество, которое образовалось от имени Альбин, — «белый», вот и получился «медведь белый». Артур Альбинович очень любил своё второе, внутреннее, как он часто говорил, имя. Любил настолько, что порой и не откликался, если его называли иначе. Так накрепко и приклеилось к нему прозвище Белый Медведь.
Белый Медведь был одним из самых взрослых учителей Школы Чудес, но с неизменно молодой душой. Если бы не могучая фигура, его вряд ли кто мог бы выделить в толпе детей. С ними Белый Медведь часами играл, читал им сказки, рассказывал о зоочудесах и, конечно же, с удовольствием преподавал избранную им науку! Особенно Белый Медведь любил языковладение — раздел о том, как и что нужно говорить, чтобы животное, или птица, или рыба, или насекомое понимало человека. Белый Медведь учил детей владеть словами, которые превращали самых страшных и злых зверей в Друзей.
Знание этих слов было необходимо не меньше, чем понимание своего владычества над землёю. Тот, кто владел языком мира природы, имел право носить почётное звание живомир. Но таких чудодеев было не много. Вот и Белому Медведю никак не удавалось сдать экзамен, чтобы называться и быть живомиром тысячи тысяч. Тысяча тысяч — это количество чудодеев-живомиров во Вселенной. Как видите, эта цифра мала по сравнению с числом жителей планеты. Но Белый Медведь не унывал. Всякий раз после очередного провала на экзамене он ещё с большим энтузиазмом брался за Книгу книг, а в свободное время пропадал в лесах, полях, лугах… но при этом, конечно, не забывал о детях.
А какой он был выдумщик! Именно Белый Медведь назвал Школу Чудес Чушкой. Забавно, правда? Но самое интересное, что в этом названии нет ничего необычного. Просто Белый Медведь любил менять местами разные слова, слоги или даже буквы. Вот и Школу Чудес он называл не иначе как Чудесной Школой. Потом он сложил вместе первые слоги этих слов — и получилась Чушка.

ЧУШКА

Школа Чудес и в самом деле была чушкой! Каждый день она чихала, пуская разноцветный дым после чудо-опытов в лабораториях чудодеев. А иногда её приходилось отмывать чудо-порошками. Нерадивые чудаки, плохо выучив уроки, путали мудрые слова, и тогда их чудеса превращали Чушку в конфетти, состоящее из смеющейся ребятни, чихающих преподавателей и удивлённых всем этим гостей школы. Но, несмотря на всё это, Чушка обожала своих юных обитателей и ради них порой не слушалась самого Огненного Царя.
Огненный Царь — это Василий Игнатьевич, директор Чушки. Он не терпел, когда кто-нибудь опаздывал на уроки, а потому строго-настрого наказывал Чушке, чтобы она не впускала опоздавших.
«О, вы только представьте, если б все были отличниками: никто ничего бы не путал, а главное, не придумывал бы нового!» — часто устало вздыхал Василий Игнатьевич. «Было бы нестерпимо скучно!» — возражала Чушка. Если в школе долго не происходило ничего необычного, то она сама начинала шалить: то форточку с шумом откроет в самый ответственный момент чудо-опыта, то расположение классных комнат перемешает, и тогда все, включая учителей и самого Огненного Царя, суетливо носятся по Чушкиным коридорам, разыскивая нужный класс. То звонок с урока не даст. Прибежит какой-нибудь учитель: «Чушка, ты чего не звонишь на перемену?!» А она в ответ: «У Вас сегодня, любезный чудоюдодей, такой скучный урок, что я задремала» — и при этом так хитро улыбается во всю парадную дверь, мол, до свидания, Вы сегодня без настроения!
А то, бывало (ну, это уж никуда не годится!), все страницы перепутает в мудрых книгах, что на полках в кабинетах лежат. Представляете, начинается новая тема, учитель, преподающий биочудо, достаёт свой учебник и, желая показать детям какое-нибудь превращение, произносит мудрые слова, которые, как оказывается, совсем не те! О, что тут начинается! И гром, и молния, и дождь в кабинете биочуда — а учитель даже не успел ничего понять. Промокшие насквозь дети, хохоча, бегут посреди урока к учителю геочудографии, чтобы тот восстановил порядок. А у того в кабинете ещё веселее: отовсюду змеи лезут, жуки огромные вместо парт, вместо стульев — пауки стоногие. Дети визжат, от пауков и жуков отскакивают как кузнечики, а жуки с покатыми боками из стороны в сторону переваливаются, тетради да книги роняют, что на их спинах оказались. Бедный геочудόграф от змей отбивается и во всё горло кричит: «Скорей зовите Медведя Белого! Пусть убирает своих… своих… бр-р-р… Да скорей же!»
А в это время Бедный, ой, простите, Белый Медведь борется с колючими розами, которые увили весь его кабинет. Вот уж розы добрались до него самого, до школьников. Из рукавов, воротников, из карманов брюк — отовсюду лезут колючие стебли. «Да где же этот ботаночудик?! Фр-р… Чудоботаник?!» — «Биочудодей!?» — веселится ребятня. «Ну да! Я весь исцарапан и исколот розами!» — чуть не плачет зоочудодей.
Ученики, которых миновали Чушкины шутки, заслышав шум, горошинами выкатывались из классов в коридоры. Сообразив что к чему, они тут же присоединялись к «пострадавшим»: вооружившись указками, пеналами и всем, чем только возможно, отпугивали жуков, гоняли пауков, а те, кто был неравнодушен к водным процедурам, сбрасывая на бегу одежду, скорее мчались в кабинет биочудес, чтобы поплескаться посреди зимы под тёплым дождиком. А девчонки тем временем успевали сплести венки из роз, бурно расцветавших в кабинете Белого Медведя.
Детвора покатывалась со смеху! Да и сами учителя порой не могли сдержать улыбки, наблюдая, как воюют со стихиями их коллеги.
Конечно, уроки сорваны. А когда всё встаёт на свои места и школьники, вдоволь повеселившись, наконец успокаиваются, Огненный Царь объявляет недельные каникулы, что для Чушки страшнее всякого наказания! На целую неделю пустеет остров Золюн. Но дети не оставляют свою Чушку в одиночестве, ведь они тоже очень её любят. С помощью мудрых слов, которыми они уже неплохо владеют, придумывают, как бы попасть в Чушку, минуя стражу.

[GREEN]

№ 6

Отрывок из повести «Летние каникулы Максима».

Глава первая: «Жёлтый отряд».

1.

В подъезде Максим встретился со своим другом и соседом, Колькой Жуковым, который на год был старше его.
– Ты чем собираешься заниматься на каникулах? Пойдём со мной в жёлтый отряд записываться, пока там ещё есть места, – сходу выпалил Коля. – Меня-то хоть как возьмут – обещали ещё в том году.
Максим знал, что молодёжные отряды мэра Красноярска по уборке города называют жёлтыми из-за цвета униформы. Прошлое лето его друг работал в одном из них.
– Не знаю… – ответил Максим.
– Не знаю… – передразнил его Колька. – Тебе что – деньги не нужны?
– Нужны девяносто рублей – я бы себе диск с игрой «Казаки» купил.
– Девяносто рублей… – опять передразнил Максима приятель, – да ты за один месяц заработаешь больше, чем на десять дисков!
– Да я-то хочу, – ответил Максим, – но меня, наверное, родители не
пустят.
– А ты спроси – их согласие обязательно надо!
На этом разговор друзей был закончен, а вечером Максим обратился к маме с просьбой разрешить ему записаться в жёлтый отряд. К его большому удивлению она согласилась:
– А что? – это лучше, чем всё лето за компьютером глаза портить, – сказала она.
Папа был полностью согласен с маминой репликой и утром друзья отправились устраиваться на работу. Вместе с ними пошла и Максимкина мама, которая подтвердила в приёмной комиссии своё согласие на участие сына в акции «За чистоту родного города». Колю и Максима записали в один отряд Центрального района, выдали жёлтую форму и просили завтра без опозданий быть к восьми часам на торжественной линейке, на которой с речью будет выступать мэр города.
Жёлтая кепка и куртка пришлись Максиму впору, а вот брюки оказались несколько длинноваты. Но мама устранила этот недостаток и теперь Максим с нетерпением ждал завтрашнего утра.
В восемь часов все отряды были построены в две шеренги и мэр Красноярска Пётр Пимашков, поздравив всех с началом акции «За чистоту родного города», рассказал о его красотах, об ответственной миссии ребят, назвав их «санитарами Красноярска».
По окончании линейки, начальник их отряда, Людмила Михайловна, усадив ребят в специальном автобусе, провела во время движения к месту работы инструктаж по технике безопасности.
На набережной Енисея отряд вышел из автобуса. Ребятам были выданы перчатки, грабли, длинные палочные пинцеты и мешки под мусор, а также распределена территория, на которой им предстояло работать до обеда.
«Как много мусора накопилось за год», – подумал Максим, глядя на пёстрые от обилия бумажек газоны. Убирать территорию было нетрудно. Неудобно лишь было выбирать бумажки, застрявшие в насаждениях акации. И всякий раз, когда Максим доходил до этих кустов, ум его возмущался: «Ну почему люди бросают мусор где попало?! Неужели так трудно положить его в урну?!»… И тут же перед ним всплывал эпизод, когда он сам, развернув конфету, бросал бездумно фантик по ветру. Он тут же старался забыть этот случай, но тот упорно возвращался к нему, всякий раз, когда он вновь добирался до насаждений.
Вытащив из-под куста акации газету, Максим увидел пожилую, опрятно одетую женщину, подбирающую стеклянные пивные бутылки. Она так бережно складывала свою находку в пакет, что ему стало жалко старушку. Он достал из своего мусорного мешка, незадолго до этого, брошенные им туда две бутылки. Постеснявшись отдать их в руки женщине, Максим поставил стеклотару у скамейки на поребрик тротуара, где её невозможно было не заметить. Старушка, увидев бутылки, тут же поспешила к ним…
Максим был рад, что, как мог, помог бедной женщине. С тех пор он перестал складывать чистые пивные бутылки в мусорный мешок, а стал оставлять их в укромных местах.
К обеду набережная была чиста и ребятам было очень приятно, глядя на неё, осознавать, что это, благодаря им, родной город становится краше.
Загрузив мешки мусора в кузов грузовика, ребята были свободны.
– Этак мы дней за десять весь район уберём, – сказал Максим, обращаясь к Коле.
– Ты что – всего лета не хватит, – успокоил его друг.

2.

Всю неделю Максим работал воодушевлённо, с подъёмом. Но когда после выходных их снова привезли на тот же самый участок, где они наводили порядок перед праздником Пива, он опешил. Зрелище было ужасным: вся площадь и газоны, совсем недавно убранные отрядом, были завалены обёртками, баночками, бутылками, окурками. За завтраком Максим смотрел по телевизору как начинался праздник с фейерверка. Потом грянула музыка и диктор сообщил, что развлечения и танцы продолжались до утра. По телевизору было интересно смотреть на красивые огни салюта, на аттракционы и танцы, но то, что оставил после себя праздник, приводило в шок! Весь интерес к работе у Максима пропал. Ни чего не хотелось делать. Опускались руки на уборку и у остальных ребят. Много стоило усилий Людмиле Михайловне, чтобы раскачать ребят на работу…

[GREEN]

№ 7

Похищение (отрывок из повести «Леська»)

Леська вновь стояла на знакомом углу. Она уже привыкла к нему, знала рисунок кирпичной кладки на уровне глаз, каждую выбоинку, каждую трещину асфальта на тротуаре.
Видимо, все же какие-то невидимые нити судьбы сходились здесь, на этом перекрестке, и Леська, устав бороться с течением, каждый раз выносящим ее на одно и то же место, смирилась. Ждала отца, неторопливо прохаживаясь и покачиваясь с пятки на носок. Сегодня было тепло, солнце щедро поливало улицы – почему бы и не подождать?
Она вдохнула поглубже, довольно огляделась вокруг - на противоположной стороне улицы стоял молодой мужчина в длинном темном пальто, тяжелых ботинках и в упор, неприятно, ее разглядывал. Леська прищурилась, поджала губы и вздернула голову – попробуй, тронь! Мужчина заметил ее молчаливый вызов и равнодушно отвернулся. Вот так-то, дядя! Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай.
Однако незнакомец никуда не ушел. Отвернулся и замер, видимо, тоже кого-то ждал.
Леська перестала обращать на него внимание. Изредка поглядывала на сутулую фигуру, но тот больше на нее не смотрел.
Минут через десять из подъезда выкатилась Катя. Она подросла за лето, а пальтишко на ней было то же, прошлогоднее, и руки довольно смешно торчали из рукавов.
Леська прыснула.
Отец задерживался. Катя оглянулась на дверь подъезда – никто не видит? – и осторожно наступила в большую лужу на тротуаре. Сначала одной ногой, потом осмелев, шагнула второй. Вот баловница!
Леська засмеялась, прикрываясь рукавом. Жаль, что нельзя подойти.
И тут случилось невозможное. Противный мужик вдруг подскочил к Кате и что-то тихо у нее спросил. Леська оторопела. Кто это? Откуда он знает ее сестру?
А Катя уже что-то доверчиво ему рассказывала. Незнакомец слушал и кивал головой. И так, слушая и кивая, он взял Катю за руку и куда-то ее повел.
Ощущение неправильности происходящего накрыло Леську с головой. Да что же это такое! Ей вдруг стало холодно и ужасно страшно, а ладони, наоборот, мгновенно взмокли. Улица с ее шумом и гамом исчезла, и перед глазами остался только этот мужчина и Катя, и они уходили все дальше и дальше. И так, в ощущении нереальности, не соображая что делает, Леська вдруг закричала и бросилась следом.
- Стой!
Мужик испуганно оглянулся, заметил бегущую Леську, засмеялся, и, подхватив Катю на руки, бросился к автобусной остановке. Нет, только не в автобус! Если он сядет в автобус – это конец! Леська отчетливо понимала, что вот она, огромная беда, только что происходит на ее глазах, и действовать надо очень быстро. Она ринулась напрямую через дорогу, через поток машин. Завизжали тормоза, послышался звон стекла, кто-то дико орал вслед. Нужно успеть!
Она не успела. Мужик в два прыжка домчался до остановки и прыгнул в отъезжающий автобус. Леська в последнем отчаянном порыве рванула следом, но не догнала. Чуть-чуть не догнала.
Главное не выпустить его из виду! Следующая остановка недалеко. Можно успеть! Можно! Можно! Она никогда в жизни так не бегала. Сразу вспомнились все пропущенные уроки физкультуры. Сердце бухало где-то в районе горла, дыхание перехватывало. Люди недоуменно таращились на несущуюся как торпеда Леську и благоразумно шарахались в стороны.
Да будут благословенны пробки на дорогах и светофоры! Когда автобус дополз до следующей остановки, согнутая пополам Леська пыталась вдохнуть. Она ворвалась в едва открывшуюся дверь и заметила темную спину, метнувшуюся к переднему выходу.
Ринулась было следом, но тут же увидела Катю, спокойно сидящую на лавочке и глазеющую в окно.
Слава богу! Задыхающаяся Леська шлепнулась рядом. Ее трясло.
Катя обернулась и внимательно посмотрела своими лукавыми коричневыми глазками.
- Привет,- улыбнулась она.
- Привет.
- А дядя обещал мне большого мишку,- доверчиво сообщил ребенок.
- Да?
- Ваш билет?- перед Леськой выросла необъятная кондукторша. Она неодобрительно буровила ее взглядом.
Ясно, что растрепанная, раскрасневшаяся девчонка не производит благоприятного впечатления. А если еще и денег нет…
Леська обреченно похлопала себя по карманам. Но, к ее удивлению, в боковом кармашке лежала свернутая в трубочку купюра. Та самая, на которую нужно было купить соль. Она, молча, протянула ее кондукторше.
- Один?- громогласно поинтересовалась та.
- Один.
- А ребенок?
- Она еще маленькая!
- Вижу,- пробурчала тетка, оторвала билетик и постояла, видимо, что-то еще хотела спросить. Но не спросила, прошла дальше.
- А ты кто?- неожиданно поинтересовалась Катя.
- Я? – Леська растерялась,- девочка. Леся.
- Леся?
Катя улыбнулась.
Страшно представить, что могло бы случиться с этим наивным, бесхитростным человечком не успей она догнать дурацкий автобус. Ощущение неслучившейся беды нахлынуло на нее, подкосило, выжимая из глаз запоздалые слезы. Нет, нельзя плакать! Нужно быть сильной! Нужно вернуть Катю отцу.
Она погладила малышку по голове.
- Я твоя сестра.- Леська и сама не поняла, зачем это сказала.
- Правда?- обрадовалась Катя,- как у Машки в садике? Ее всегда сестра забирает. Ты теперь тоже будешь меня из садика забирать?
- Буду.
- И конфеты будешь давать?
- Да.
- Ого!
Радужные перспективы так развеселили Катю, что та заерзала на сиденье, даже в ладоши захлопала. Дядя с мишкой моментально вылетел из крошечной головки. А Леська не могла даже пальцем пошевелить, она приросла к сиденью. Страшно было встать, страшно посмотреть в окно. Автобус ходил по кругу, но нельзя же кататься вечно! Да и денег у нее больше нет. Придется выйти – а вдруг этот мужик караулит их на остановке?
Катя что-то щебетала, а Леська напряженно думала и готовилась ко всему. Если что – буду орать, - решила она.
Но на ее счастье, на остановке их никто не ждал. Они тихонько выбрались из толпы и медленно пошли к теткиному дому.
Катя пытала ее вопросами.
- А ты кашу любишь?
- Люблю.
- А я нет. Я мороженое люблю. Только мне его не дают. А ты любишь?
- Люблю.
- А где ты живешь?
- Дома.
- Дома? А где твой дом?
Леська уже открыла рот, чтобы рассказать Кате, что она живет в большом и красивом доме, с мамой, но тут кто-то налетел на них и подхватил Катю на руки. Снова этот тип! Леська замахала руками, заорала. Но это оказался отец – взлохмаченный, с перекошенным лицом.
- Ты! Ты! – слова застревали у него в горле.
Леська молчала. Может хоть теперь он ее заметит и скажет спасибо? Может хоть теперь она перестанет быть для него пустым местом?
Но он не собирался говорить ей спасибо. Он вообще вел себя странно.
- Как ты могла!- наконец выпалил отец и круто повернувшись, бросился прочь.
Катя, наблюдавшая эту сцену, заплакала у него на руках.
- Леся!- потянулась она через плечо.- Леся!
Потерянная и ничего не понимающая Леська осталась стоять посреди улицы.
К ней подскочила тетка.
- Ну что же ты!- заорала она,- мы с ног сбились! Вышли, а Катюши нет! Зачем ты ее увела? Разве можно так делать? У отца чуть инфаркт не случился!
Леська круто повернулась и пошла прочь. Тетка еще что-то причитала у нее за спиной, взмахивала руками. Леська больше не слушала – напряжение, обида, злость – все вдруг прорвало в ней разом и неудержимо хлынуло наружу.
- Вот и делай людям добро,- думала она, идя по улице и размазывая по щекам слезы,- даже не спросили… даже не спросили… - стучало у нее в голове.
То, что родные подумали, будто она нарочно увела Катю, крепко засело в сердце. Гордость взыграла в ней с небывалой силой, что-то объяснить, оправдаться – было немыслимо. Так бояться, так рисковать, спасая сестру, и вместо благодарности получить обвинение! Леське было плохо. Так плохо, как никогда в жизни!
Едва живая, она добрела домой, хорошо, хоть мать задержалась на работе, и обессиленная рухнула на кровать.
- Ну и пусть,- думала Леська, засыпая,- зато с Катей все в порядке…забавная все-таки девчонка… и доверчивая…слишком…

[GREEN]

№ 8

Глава из романа «Кооператив 434»

Корреспондент "Вечерних новостей" Роман Караулькин был не такой человек, чтобы так просто спускать обиды. Даже кусачая, как африканский крокодил, статья не смогла удовлетворить известного журналиста. Творческая натура Романа Караулькина требовала кровавой сатисфакции.
Вспоминая о своем огорчительном падении, он вскакивал, как будто на сидении стула обнаруживалась канцелярская кнопка, и нервно бегал по редакционному кабинету.
- Пусть компенсируют, - бормотал он, загибая пальцы, - пиджак - раз, мокасины - два, брюки - три, зажигалку - четыре, брелок - пять!
Брелок, самолично подаренный дошкольнице с яблочными щеками, Роман Караулькин тоже почему-то относил к убыткам, нанесенными ему безответственными коммунальниками.
Корреспондента самой популярной в городе газеты больше всего устроила бы компенсация и денежная и моральная одновременно. Но так как скорей всего работники ЖЭКа N 4 нищие, как уличные воробьи, Роман Караулькин заранее рассчитывал на компенсацию только морального характера и собирался довести ее до невероятных размеров. Он обязательно явится в этот разгильдяйский ЖЭК, устроит там грандиозный скандал и всех до смерти перепугает, аккуратненько записав в блокнот провинившиеся фамилии. Но и это будут еще цветочки. Он провалится сквозь землю, если не настрочит убийственное послесловие под рубрикой "Вечерка" выступила. Ну и что?", где укажет всякого, кто имел хоть какое-то отношение к его сантехнической трагедии. Итальянский пиджак хлестнет рукавом по физиономии сантехника Петрова, канадские мокасины дадут хорошего пинка дворнику Сидорову, мокрые сингапурские штаны перемажут с ног до головы репутацию электрика Степанова, японская зажигалка синим пламенем подожжет спокойствие инспектора Иванова, а сомнительная девица с французского брелка подмигнет начальнику ЖЭКа - какому-нибудь старому хрычу Тимофееву - и того увезут на скорой помощи в реанимацию.
Предстоящий акт туалетной вендетты был назначен на ближайшую субботу. А в четверг вечером, околачиваясь в гостях у Светки Вострозенкиной, антиалкогольный ас решил провести соответствующую реконгсценировку.
- Любопытно было бы узнать, кто еще пока работает начальником в вашем ЖЭКе? - как бы между прочим спросил он, когда Светка уже убирала со стола остатки очередного торжественного ужина: пустые сервизные тарелки, селедочницу с крабами и бутылочки из под чешского пива.
- Людка Христалюстрова, местная Мурлин Мурло, - с пренебрежением ответила Вострозенкина. - Воображает из себя бог невесть что, а на самом деле так себе, расфуфыренная цаца. Только тебе-то что, Ромочка? Уж не собираешься ли ты напоследок перед свадьбой за красоткой какой поволочиться?
- Ты что, милая! - даже засмеялся Роман Караулькин - Какие вздорные подозрения! Просто я, как ты помнишь, недавно по просьбе читателей писал статью о состоянии коммунальных объектов в вашем ЖЭКе. Теперь читатели пишут письма, спрашивают, кто конкретно во всем виноват. И вообще странно: женщины обычно чистюли, а в хозяйстве твоей Христалюстровой сплошные нечистоты. Как только муж терпит такую грязнулю?
- А она, хи-хи-хи, безмужняя. Живет в трехкомнатной квартире одна, как королева.
- Какой вопиющий факт! - разгорячился знаменитый корреспондент. - В трехкомнатной квартире - и одна. И это в то время, когда вся страна испытывает острую жилищную проблему! Не удивлюсь, если узнаю, что и в отношении нравственности эта Христалюстова так же не является примером для широкой общественности!
- Разумеется. Поэтому-то я тебя и не ревную, суженый мой!
Светка отложила в сторону стопку тарелок и, перегнувшись через стол, так, чтоб не услышала яблочнощекая дошкольница, прошептала:
- Совершенно падшая женщина. Курит, пьет и толпы непорядочных мужиков в гости приводит!
- Какая аморальность! - возмутился Роман Караулькин. - Нет, это просто мой журналистский долг - добиться увольнения этого чудовища!
Знаменитый корреспондент в возбуждении поднялся из-за стола, зачем-то бесцельно покружил по комнате и, наконец, скрылся в вострозенкинском туалете, где вот уже целую неделю по собственной инициативе прилаживал новую дверную щеколдочку. Открывшиеся обстоятельства требовали основательной корректировки кровожадного плана. Всю ночь Роману Караулькину снились коммунальницы, дошедшие до последней точки падения в собственных трехкомнатных квартирах.
На следующий день, ближе к обеденному перерыву, он куда-то исчез из редакции "Вечерних новостей" и вернулся обратно с пузатой бутылкой шипучего сухого вина, имевшего звучное название "Пузырек" и нарицательную стоимость в два рубля. Потом запер изнутри дверь кабинета и, пользуясь тряпочкой, смоченной в теплой воде, безжалостно лишил этот "Пузырек" всех винных регалий. Голая, как девица из ночного флоридского бара, бутылка шипучки стала очень похожа на бутылку шампанского, у которой зачем-то отодрали все этикетки.
Знаменитый корреспондент досуха вытер руки платочком и достал из своего рабочего стола объемистую папку с надписью "Антиалкогольная работа". В антиалкогольной папке обнаружился ценный набор, какой не приобрести ни в одном магазине - разнообразные этикеточки и золотистые бумажки винно-водочного толка.
Роман Караулькин выбрал из этого набора самое лучшее - комплект для заграничного шампанского "Мадам Клико". Остальное для умелых и опытных рук было парой пустяков. Ас антиалкогольных репортажей с завидной аккуратностью обернул горлышко хрустящей бумажкой, быстро расклеил этикеточки по нужным местам и, поставив бутылку на стол, полюбовался своей работой.
Дешевая шипучка преобразилась, как рядовой, надевший маршальский мундир с алмазными звездами. Невзрачное желтоватое стекло засверкало самоцветными огнями и богатым валютным светом отразилось в глазах известного журналиста.
- И людям приятно, и мне недорого, - удовлетворенно прошептал он.
Дождавшись, когда этикеточки хорошенько приклеятся, Роман Караулькин запихал новорожденную бутылку "Мадам Клико" в фирменную картонную коробочку, а коробочку в спортивную сумку, где уже лежал большой и черный, как несгораемый шкаф, лупоглазый фотоаппарат.

[GREEN]

№ 9

Одна из маленьких зарисовок Чеченского дневника бойца ОМОН.


МЕЛКАЯ СУЕТА
(Дагестан. Хасавюрт)

«Свет - источник жизни...»
(Из учебника ботаники за пятый класс)
«Аллах Акбар! - Воистину акбар!»
(Войсковой прикол)

Блокпост находился на южной окраине Хасавюрта. Укреплен пост был до чрезвычайности внушительно. По периметру – колючка, окопы и ходы сообщений. Железобетонные плиты с многочисленными следами от пуль и окрашенные под камуфляж обложены снаружи старыми автомобильными покрышками.
Поверху, для защиты от гранат, натянуты сетки рабица и маскировочная. На сетках местами лежали пустые разнокалиберные бутылки и нанесённый ветрами разнообразный сор. При порывах зефира бутылки погуживали а мусор успокаивающе шелестел.
И в самом центре композиции высился, израненный шрапнелью, бетонный фонарный столб с изрядно потрёпанным, но гордо реющим российским флагом.
Вечер выдался теплый и тихий. С ближней рощи лениво пару раз выстрелил снайпер, как выяснилось - по лампе на этом самом электрическом столбе. Вероятно для тренировки. А может просто прикалывался, для разнообразия, скрашивая свой досуг.
Милиционеру сводного отряда Фролову, которого из-за больших габаритов и крайне добродушного нрава все в отряде называли Лёлик, досталась незавидная участь каждый вечер менять на этом самом столбе расстрелянную, огромного размера киловаттную лампу, обычно используемую в прожекторах.
Вот и этим поздним вечером он, пригнувшись и укрываясь за мешками с песком, снял автомат, приставил к столбу, обвязавшись широким страховочным поясом, взял, по его же собственному выражению, “электровакуумный прибор” за огромный цоколь зубами и легко влез на столб с помощью монтерских когтей.
Пассатижами выковырял из патрона холостой цоколь, вкрутил лампу и стал профессионально спускаться. Лёлик уже почти спустился до середины столба, как вдруг из рощи раздался звук выстрела и ещё не включенная лампа лопнула.
Махая когтями и матерясь Лелик, обдирая себе живот об столб, скользнул на поясе вниз:
- Командир! Видать твою маму! Какого х… лампа здесь нужна? С… Б… П… Зар-раза!
Все, кто был рядом, обмерли от такой наглости по отношению к строгому командиру. Хорошо что шефа в расположении не было, он с утра находился в штабе Мобильного отряда*, в городе. А может Лелик перед смертью так?
Из рощицы раздалось ржание. Ржал явно обнаглевший снайпер. Лелик, ёрзая на спине, с видимым трудом освободился от столба и когтей и, высунув, на мгновение, голову из-за мешков, крикнул:
- И твою маму тоже!
В ответ раздались пять беспорядочных выстрелов и совершенно неприличные, непристойные и непечатные, с каким-то восточно-затейливым орнаментом, ругательства бандита. Ему очевидно совершенно побоку, что своей площадной бранью он травмирует целомудренные души российских милиционеров.
Кто-то поднял отдыхавшего после наряда Лешу Алексеева, лучшего и верного друга Лелика, а потому называемого в отряде Болеком. Его перед отправкой целых три дня инструктировали в санчасти. У него даже имелся умный конспект и пользуясь им он исполнял обязанности отрядного доктора
Волоча большую санитарную сумку, маленький ростком Леша, которому за укрытием и нагибаться не нужно было, на полусогнутых подбежал к Лелику с намерением оказать любую посильную медицинскую помощь. И напрасно. Лелик и его послал, и затем:
- Лампе помощь оказывай, Болек, е… твою мать!
Болек, с целью затереть неловкость, не к месту предлагает:
- А может, закурим?
- А может, потерпим? Всё, кончилось раздавать! Спирт давай!
Прекратив поглаживать пострадавшую пятую точку, хлебнул прямо из горлышка поданной фляги, скривился-выдохнул, передернул затвор своего черного автомата, выставил прокопченный ствол из-за укрытия и даванул длинную очередь в сторону рощи, усугубив гранатой из подствольника. Только после этого, убедившись что с Леликом все в порядке, бойцы стали воевать с неизвестностью, стараясь сильно не высовываться.
Снайпер-невидимка не огрызался, видать проклинал свою "щютку" и думал о том, что надо было просто, молча валить этого электрика.
Поздно вечером, уже после ужина, вернулся командир на отрядном уазике с водителем - дагестанцем по имени Исмаил. Шефу еще в дороге по рации доложили, что блокпост подвергся обстрелу, но потерь нет.
Судя по всему, командир вышел из машины весьма довольный жизнью. Скользнул по рассыпанным гильзам и, стараясь удержать ровную походку, для порядку все-таки спросил у дежурного:
- Ну что за бардак! Прибрать за собой! – В сердцах пнул цветной металл. - Почему темно? Ну козе ж понятно, свет – источник жизни!
На это какой-то умник из толпы брякнул:
- Солнышко зашло!
- Что, за весь день трудно было лампу поменять? – И уж совсем для порядку, - Строиться!

Сидит Гаврил Герасимович на ответственном боевом посту, службу бдит и что-то наскрёбывает себе в малюсенький блокнотик. Мимо проходит водитель Исмаил, парень, родившийся в этих местах. Несёт ведро с тряпкой, видимо машину мыть собрался.
- Салям, Исмаил! Как правильно писать «мащина» или «мощина»?
- Афтамабиль! Слышь, Герасимыч, пермский СОМ* и Читинский ОМОН утром в засаду попали на сэвэрной стороне. Па`тэри есть. А блокпост чуваков КАМАЗ с тротилом ха`тэл протаранить, в окопе застрял. Водилу успели грохнуть, представляещь, баба оказалась.
- Наконец-то, что-то доброе в клювике принёс.
- Да пшёл ты!
- Спасибо, мне ещё час тут торчать. Ты моё письмо отправил?
- Абижяещь!
- Спасибо, Исмаильчик! Ты настоящий амиго… Э-э… Кунак!
Довольный собой Исмаил, как-никак, а носитель ценной информации, спрашивает:
- Слышь, Гаврила, а чё эт`ты всё описиваещь?
- Ну-у, Исмаильчик, не ожида-ал. С какой целью интересуешься?

На следующий день, внезапно, нарисовалась высокая комиссия из штаба мобильного отряда в составе серьёзного полковника и суетливого майора, в сопровождении бронемашин и готовых к любой неожиданности высокомерных и упитанных хабаровских омоновцев: «Здоров, сомы!».
Четверо из них бронированными грудями стали бдительно прикрывать внутри блока своих любимых начальников, не давая им возможности спокойно повозиться со своими папочками. Ещё двое отодвинули Гаврилу и стали настороженно рассматривать сквозь прицелы мусор между ними и машинами. Видно, что из одной машины хлам подвергает анализу ещё и автоматический гранатомёт.
Строгие и важные представители документально зафиксировали вопиющий факт обстрела. Заставили содрать со всех стен цветные вырезки из журналов с красивыми девушками. Чтобы не заводился бес в рёбрах. Настоятельно порекомендовали всем сбрить бороды. Сделали дельное замечание по поводу разбитой лампы на столбе, о чём не преминули сделать запись в какой-то бумажке. Быстро тяпнули с командиром по норме положенности. Пообнимались. Понюхались. Распрощались.
И моментально, низко пригибаясь, канули в лету.

Через день отряд вылетел в Чечню…

А ещё через пару лет, Лелик как-то признался, что у него было чувство, будто снайпер просто не хотел никого убивать. С чем это связано, он объяснить не смог.