[Наталья Владимировна]

10

КОЛОБКОВЫЙ ФЕТИШ

Не хочешь - не верь,
В сомненьях - проверь.
(Автор)

Колобок!.. Ну кто ж не знает этого простого, прекрасного, проникновенного слова? Оно доступно всем и может поведать людям о многом, так как им много сказано.
Образовано оно сочетанием двух слов: «коло» — круг, то есть круглый, и — «бок». Но при чём здесь «бок», так и остаётся до сих пор загадкой. Оказывается, возникло это слово задолго до татаро-монгольского ига и стало символом единения православных христиан. Сам же символ оказался проникнутым духом национальной идеи: мол, такое могло случиться только на Руси, и нигде больше.
Но что же представляет собой сам Колобок? В чём его суть? О чём умолчал, что скрыл от нас автор сказочного повествования о Колобке? Из какого теста он сделан? Если верить слухам, то рецепт его был похищен сатрапами Чингиз-хана и до сих пор держится его потомками в глубочайшей тайне. Для остальных же он безвозвратно утерян.
Но, в конце-то концов, дело не в этом. Всё дело в форме и содержании. Представьте себе дедушку и бабушку. Старенькие такие, и присмотреть-то за ними и некому. Поскребли, не знамо уж чем, по сусекам. Наскребли муки. Замесили тесто. Что-то там поколдовали, придали ему круглую форму. Всё, Колобок готов, пока что в сыром виде. Диаметр Колобка не оговаривается, но надо полагать, что он лежит где-то в пределах 15-20 сантиметров, но не больше диаметра футбольного мяча.
Однако, всего лишь один малозначительный, непримечательный факт привлекает к себе пристальное внимание. Ну, хорошо. Поставила его бабушка в печь. Но, так как тесто ещё сырое, мягкое, то Колобок в своём основании, под силой тяжести собственного веса (об этом должно быть хорошо известно любому учителю физики средней, общеобразовательной школы), должен был бы деформироваться и стать плоским.
Однако, согласно содержанию повествования, Колобок вышел, на радость бабушке с дедушкой, круглым да румяным. Ну что ж. Румяным — может быть. Но круглым — всё это враки, бред сивой кобылы, результат разыгравшейся фантазии народного сказителя.
Логически рассуждая, приходим к неожиданному, потрясающему умозаключению: народы древних и средних веков обладали не только высоким духовным потенциалом. Они ещё, оказывается, были носителями высоких технологий в области производства Колобков. Процесс изготовления последних был поставлен на конвейер, при этом — на широкую ногу.
Колобками было завалено 99% народонаселения страны. Печенегам, хазарам, половцам оседлым варягам и другим нехорошим людям ничего не доставалось. Они силой отбирали Колобки у мирного населения.
Ой! Мы, кажется, отклонились от главной, красной нити рассуждений, протянутой из глубинных недр древней цивилизации до наших дней. Так вот. Для того, чтобы Колобок получился на радость героям сказки круглым да румяным, равномерно пропечённым со всех сторон необходимо, чтобы он имел неограниченное число степеней свободы. Значит, в этом случае, он должен поддерживаться и вращаться в воздухе без трения и без наличия механического контакта с поддерживающей средой. Этот, на первый взгляд, казалось бы малозначительный, факт говорит нам о многом. Значит уже в те времена, когда и телевидения-то совсем не было (а может быть и было), люди, и в частности дедушка с бабушкой, обладали высочайшими технологиями изготовления Колобков, зиждившимися на основе использования сил антигравитации и плёночных схем с атомарными структурами…
Посудите сами. Дедушка и бабушка знали заранее, что когда Колобок испечётся, долго дома не задержится. Во-первых, по причине боязни, что его съедят по частям. Во-вторых, на фиг ему бабушка с дедушкой. Он и сам с усам. Ему скучно с ними. По этой причине, чтобы осуществлять контроль за бесконтрольными действиями Колобка, когда он укатится, дедушка впендючил в самую его сердцевину микросхему с программным управлением, которую позаимствовал у соседа Ивана из ближайшей избы.
Вот Колобок был сформирован умелыми действиями бабушки в правильную сферу. Она извлекла из чулана противень многоцелевого назначения. Разместив его на столе (дедушка в это время удерживал Колобок в своих скрюченных пальцах), уверенным движением левой руки нажала на кнопку включения. Правой рукой произвела переключение нескольких тумблёров и трёх рычагов неясного пока что для нас предназначения, расположенных под столом.
Прозвучала команда — «Товсь!», и дедушка разместил мягкое, сдобное тело Колобка в сходящихся силовых линиях антигравитационного поля, с трудом расцепив плохо расцеплявшиеся пальцы.
Колобок завис над противнем. Улучив нужный момент, бабушка шустро сунула его ухватом в самое жерло печки и быстренько прикрыла заслонкой…
Колобок вышел на славу, этакий румяный, ароматный, сдобный. Поставили его на середину стола и стали им любоваться. День любовались, два, три... На десятый день всё это надоело Колобку до чёртиков. Плюнул он на подобное бесперспективное занятие со стороны дедушки с бабушкой. В тот момент, когда они пошли купаться в баню, забыв прихватить полотенца, он возьми, да и будь таков. Со стола на скамью, со скамьи на половицы, с половиц на порог, через порог с лесенки скок на тропинку и… покатился себе.
Да, а какие силы сообщали ему движение, можете спросить? Хороший вопрос! Оказывается он, Колобок то есть, был с изменяющемся во времени смещённым центром тяжести. Направление же движения задавалось микросхемой программного обеспечения с автономным питанием.
С каким бы зверем или зверушкой на своём пути не встретился Колобок и как бы его не хотели съесть, он укатывался целым, здоровым и невредимым благодаря весёлому, общительному характеру и добродушному нраву.
Как вы знаете, все беды Колобка начались, когда он повстречался с лисичкой. Пакостница эта притворилась глухой, и сами понимаете что из того вышло. На самом же деле всё должно было обстоять по-другому, в связи с чем протянем дальше красную нить логических рассуждений. В тот самый момент, когда лисичка была уже готова отобедать Колобком, тот успел ловко увернуться от острых зубов Патрикеевны. На какой-то короткий промежуток времени у Колобка выросли ноги и он убежал, успев спрятаться за ближайший кустик.
Катится дальше. Скучно стало одному, без подруги. Что делать? Весь свет исколобочил. Наконец повстречал свою суженую. Честь честью, как и полагается, обзавелись детками. Детки выросли и стали размножаться в геометрической прогрессии. И стало их видимо-невидимо, колобок на колобке, и колобок колобком погоняет.
Оставив после себя добрые дела и огромное состояние в виде несметного количества колобков, избежав суда чести, папаша скрылся в неизвестном для своего семейства направлении.
От сознания того факта, что он способен ещё на очень и очень многое, у Колобка выросли крылья и он поднялся выше облаков. Однако, хотел того Колобок или нет, все его думы, чаяния и деяния были заранее запрограммированы дедушкой. Реализовывались они в автоматическом режиме, помимо воли нашего героя, по неукоснительному указанию бабушки, оказавшейся с хитринкой. Ещё во время приготовления Колобка — втайне от дедушки, когда тот заторопился куда-то по большой нужде, — она втрындила в его мягкое, рыхлое тело микрореактивную установку, работавшую на твёрдом топливе.
И вот, когда Колобок гордо воспарил выше положенного, установка эта сработала (не вовремя), сообщив ему дополнительную составляющую реактивной тяги. Не по своей воле преодолев силы земного притяжения, Колобок покинул пределы Земли, унёсся в космическое пространство и поселился на Марсе.
Что в дальнейшем случилось с нашими героями можно только догадываться и строить самые невероятные предположения. Но достоверно известно, что дедушка с бабушкой запили горькую, но потом опомнились и счастливо прожили в любви и согласии ещё 100 лет. Земное же наследие Колобка постигла печальная участь. Одни из них по наклонной плоскости скатились в пропасть, кто-то низко пал. Остальные повымирали. Вот и сказ весь.
Спрашивается: «А к чему всё это?». А к тому, что ещё тогда, во времена культа древнего быта (когда всё население планеты было обуто в лапти и облачено в армяки и одежды сермяжные), человеческая мысль вознеслась в запредельные высоты познания. Она решила множество неразрешимых для того времени проблем. Ими, в частности, являлись электроника, кибернетика, полёты в межпланетные пространства с помощью реактивной тяги и сил антигравитации, и много чего другого.
Для чего всё это рассказывается? Да для того, чтобы вы знали, что всё это, как ни странно, восходит к временам Всемирного Потопа. Тогда Ной, взяв «каждой твари по паре», прихватил с собой и кое-какую документацию, касавшуюся высоких технологий не только в деле производства колобков, но и во многих отраслях техники. Но не науки. Её, как таковой, к тому времени ещё не существовало. Будучи от природы человеком пожилым и рассеянным, он тут же подрастерял эту сокровищницу человеческой мысли, выраженную на папирусе, и океанические воды унесли её в Лету. После Потопа остались одни только практики, да и те в скором времени все повымирали. Колобки же, населявшие нашу планету, утонули, все, до единого.
Резюме.
Исключительно велика роль Колобка в жизни народов, населяющих Землю. На него должны равняться, подражать в делах и сверяться в поступках. Он должен служить нам примером безответной, но преданной любви к ближнему. Его величие, гордая осанка, изящество округлых форм — вот те положительные факторы, к которым должно быть направлено наше стремление.
Да здравствует Колобок, и все иже с ним!
По секрету. Всё вышесказанное, предназначено не для посторонних глаз и ушей, и должно остаться между нами, в величайшей тайне.

[Наталья Владимировна]

11

КРЫЛЬЯ НА КОЛЁСАХ

Если ты никогда не испытывал радость и счастье, то ты не понимаешь, когда их нет и поэтому не грустишь. Максимка сидел за столом и ковырял вилкой капусту в тарелке. Было скучно, аппетит не приходил. Вокруг раздавались окрики, смешки, гогот подростков и ругань воспитателей. Столовая не то место, где хотелось веселиться. Еда пресная, без особых изысков, может, и нормальная, но не как дома. А какая она, как дома, Максимка не знал, не пробовал. Бывшие «домашние» дети делились впечатлениями, но Максим не понимал, потому что никогда не испытывал вкуса настоящей маминой или бабушкиной стряпни. Просто потому, что у него их никогда не было ни мамы, ни бабушки. Он не знал, как это, жить в семье, но почему-то очень хотел попробовать. Дети, которые жили в семье хоть какое-то время, часто рассказывали, как это здорово, приукрашали, выдумывали, забывая про подвиги своих родителей-алкоголиков. Со временем изъятые из непутёвых семей дети начинали идеализировать родителей и все рассказы становились всё немыслимее и превращались просто в детскую красивую мечту о семье, на зависть детдомовской детворе.
Максимка тоже придумал себе тёплую картинку с мамой и папой. Они гуляют в парке, смотрят вместе разные фильмы, у них есть собака. У каждого ребёнка есть свои секретики. У Максимки тоже был свой секрет, точнее, целый секретище. Как-то нянечка Петровна, старая, вечно ворчавшая, выбросила журнал, а Максим вырезал из него какую-то рекламную картинку, на которой была изображена семья – папа, мама, сын и собака. Это было как раз то, что надо. Мальчик каждый вечер, ложась спать, доставал измятый листок и смотрел на счастливые, улыбчивые лица, представляя себя на месте рекламного мальчугана. Иногда удавалось поплакать. Так, от грусти и маленького детского горя, от осознания того, что мечта так и останется картинкой. Максим понимал, что у него нет шанса: в семью берут нормальных, а он…
Максимка был обычным ребёнком: аккуратно стриженные темные волосы, белокожее неулыбчивое личико с огромными печальными глазами, маленькие по-девичьи губки, словом, обычный 9-летний мальчишка, с одной особенностью – у него не работали ноги. Они, конечно, были и даже очень симпатичные, но абсолютно бесполезные. Мальчик не помнил, как он начал «не ходить», просто в один миг, осознав себя, увидел, что он не такой, как другие и многое не может делать самостоятельно. Коляска появилась несразу.
Максим вспоминал, как его, растущего и тяжелеющего, уже не могла поднять нянечка и, кряхтя и ворча, помогала добираться до нужных мест. Её это злило, а его ещё больше, потому что ничем не мог ей помочь. Иногда он представлял себя поломанной куклой. Это раздражало. Мальчик вспоминал, как появилась коляска. Дядя спонсор привез три таких транспортных средства, и одно досталось ему, Максу, под фанфары, аплодисменты умилённых воспитателей и директора. Транспорт был неудобным, с тяжелыми колесами и твердым сиденьем, но выбора не было и пришлось привыкать. Старшие мальчишки смеялись и, пробегая мимо, норовили задеть или толкнуть неуклюжую карету, застревающую в проходе или медленно ползущую по коридору. Он мешал, он всем мешал и раздражал своей неповоротливостью и медлительностью. Мальчик понимал это своим детским умом, но ничего изменить не мог.
На прогулки он мог выезжать самостоятельно и старался забиться в какой-нибудь тихий уголок, подальше от детской суеты, беготни и игр. Максимка был наблюдатель: он смотрел, замечал, созерцал. Ему нравилось разглядывать листву, цветок, шевеленье муравьёв, и как смешно перебирает лапками голубь. Всё виделось в таких необычных ракурсах, что, будь у Макса фотоаппарат, это были бы удивительные снимки. Он это знал и давно мечтал хоть о захудалой мыльнице, чтоб переносить свои впечатления на камеру.
Иногда Максимку возили на какие-то медкомиссии. Обычно они проходили долго, и он по два часа стоял в душном полутемном коридоре, ожидая своей очереди среди таки же детдомовских, никому не нужных детей. Голова раскалывалась от детского нытья, беготни и ругани взрослых сопровождающих, которые никак не могли определиться с очередностью. В этот раз время растянулось, и недовольные уставшие врачи ушли на обеденный перерыв, оставив в коридорах ревущую в негодовании толпу взрослых и уже изможденных жарой и голодом детей.
Максимка попросил тётю Люсю, которая привезла его, подождать конца обеда на улице. Женщина и сама хотела выйти на воздух из этих пропахших потом и болезнями медицинских коридоров, тем более, она привезла не одного Макса, а еще нескольких непоседливых ребятишек.
Максимка покатил свой транспорт в больничный двор, под тень раскидистого дерева. Оно было такое древнее, что своей лохматой кроной было похоже на старого льва. Его давно не стригли и ветки почти закрыли собой скамью, обняли и создали нечто похожее на шалаш.
Мальчик осторожно приблизился к неожиданному арт-объекту и стал его рассматривать. Ему представилось, что в шалаше живут невиданные животные с крыльями, которые могут свободно вылетать по своим важным делам и так же легко перемещаться по парку, взлетать высоко в небо и потом так же плавно и легко нырять в свой незамысловатый домик. Макс улыбнулся своим мыслям. Он считал себя почти взрослым, но иногда разрешал себе помечтать о сказке, которой у него никогда не было. Мальчик вздрогнул от резкого голоса и сразу вернулся в реальность.
-Прости, я напугала тебя. Старушка, маленькая, кругленькая, напоминающая булочку, сидела в тени «льва» на скамейке и читала книгу.
- Да нет. Я просто… просто. Макс покраснел: ему показалось, словно его мысли подслушали, и ему стало неловко. Старушка отложила книгу и пристально посмотрела на мальчика.
-Ты здесь лежишь, в этой больнице? Любишь читать? Булочка улыбнулась, и было в её улыбке что-то приятное и притягательное настолько, что Максу захотелось поделиться с этой чужой бабушкой своими мечтами. Вот так сразу, не знакомой - прямо вывалить: и про свои секретики, и про тайные желания, и про то, что он не такой, как все и никому не нужен, и что он зря, наверное, ждет маму и папу, и много еще о чем потаённом. Это был взрыв. Усталость, накопившиеся внутри мысли, чувства, страхи, сомнения, эмоции, никому не высказываемые выплеснулись неудержимым потоком из маленького существа и уже не могли остановиться. Старушка была благодарным слушателем. Она не проронила ни слова, пока малыш не выдохся и не успокоился. Его щеки горели, поднялась температура, но он был в незнакомом для него состоянии, и это наполняло его радостью. Бабушка погладила ребенка по голове своей круглой тёплой ладошкой и еще раз улыбнулась. Макса окутал неизвестный ему запах чего-то вкусного, может, сдобы , ягод или запах дома. Ему показалось, что именно так должна пахнуть его семья, которая у него вряд ли будет и мальчик зажмурился, чтоб продлить и запомнить этот запах.
Они проговорили вечность, по крайней мере, Максу так показалось, потому что время куда-то делось и дало возможность малышу получить то, что ему было так необходимо.
-Почему я такой? Не могу ходить. Зачем я такой нужен? Максимке очень хотелось знать ответы на свои вопросы. Старушка внимательно, с неизменной улыбкой, посмотрела на своего маленького собеседника и замолчала. Потом она наклонилась к нему и прошептала
– Я знаю секрет. Я знаю для чего такие дети здесь на Земле и открою тебе эту тайну. Макс удивлённо посмотрел на бабушку и понял, что она не врёт.
-Какой? Мальчик затаил дыхание, чтоб не пропустить никакую важную для себя вещь. Бабушка начала свой рассказ.
- Ты, наверное, знаешь, что вокруг много обычных людей, которые живут своими разными обычными жизнями. Учатся, работают, путешествуют, богатеют, теряют, воспитывают, покупают, радуются…Ритм нашей жизни очень быстрый и люди несутся на скорости, часто пролетая мимо чего-то важного, удивительного. Это ни хорошо и ни плохо, но это так. Бывает, что прожив целую длинную жизнь, человек так и не узнал, какими качествами души обладает – просто не успел узнать, пробежал мимо, не тем был занят, а время уже прошло. Многие так и уходят - не получив возможность стать лучше и раскрыть в себе внутреннее богатство. Наша Вселенная мудрая и всё устроено так, что среди нас живут ангелы, которые и есть та самая возможность для обычных людей понять себя до самой глубины, стать лучше и добрее, приняв в свою жизнь такого ангела. Нужно просто оглянуться и захотеть. Поэтому у тебя очень важная миссия и твои люди обязательно найдутся, не сомневайся. Видно, время еще не пришло. Старушка закончила свой рассказ и поцеловала мальчика в щеку.
Что было дальше, Максимка помнил смутно. Он услышал тревожный голос тети Люси. Она разыскивала его по парку - врачи вернулись и нужно было закончить медкомиссию. Максим отозвался и повернулся попрощаться с бабушкой, но её уже не было рядом. Мальчик огляделся – на скамейке осталась лежать закладка из её книги – засушенный цветок ромашки. Мальчик поднял его и положи себе в карман. Это будет ещё один важный секретик в его коллекции.
Впервые за все свои 9 лет Максимка спешил в детский дом. Он был окрылен – он знал тайну! Он будет её хранить и ждать. Ждать тех, кто станет самым важным в его жизни и чью жизнь украсит и изменит он. Ему больше не было страшно. Он поужинал с аппетитом, отнес за собой тарелку и с улыбкой поблагодарил Наташу повара за вкуснейший плов. Потом, напевая себе под нос глупую песенку, покатился по коридору. Мальчишки, удивленные переменами в Максе, расступились и забыли его привычно поддеть.
Это был самый спокойный детский сон, который приключался когда-то с Максимом. Он понял главное, что таким, как прежде, он уже не хочет быть. Ничего, что у него нет фотика, он может рисовать все, что ему нравится: стрекозу, смешную муху на стекле, жилки листика, небо. К концу месяца у него накопился целый альбом рисунков и Макс готовился к своей первой выставке. Ничего, что она должна была состояться в школе, ведь это первый успех, и он был важным для юного художника.
Выставка детских рисунков прошла здорово! Приехали спонсоры, волонтеры и устроили настоящий концерт: с клоунами, мыльными пузырями. Раньше все это Макса мало забавляло, но сегодня к нему подходили взрослые и обсуждали его работы, как с настоящим художником. Особенно близко он познакомился с молодыми ребятами Ириной и Сергеем. Они были весёлыми и остроумными, и мальчику было легко с ними болтать обо всем. Ребята пригласили Макса на выходные с ними в кафе поесть мороженое. Это была первая настоящая дружба в жизни Максимки, и он боялся спугнуть её. В этой дружбе было все – праздники, совместные выходные, прогулки и пикники, день рождения с новым фотоаппаратом и смешные фотографии.
Коляска катилась и всё ускоряла ход. Быстрее! Быстрее! Максимка зажмурился. Дыхание замерло, сердце почти не билось и мальчику казалось, что он не касается земли. За спиной слышался радостный смех Ирины и Сергея, но со временем он куда-то растаял, и всё слилось в один свист колёс и шелест чего-то непонятного. Максимка еще крепче закрыл глаза, боясь, что это ощущение пропадёт. Скорость всё увеличивалась, и вдруг мальчик почувствовал, что отрывается от земли. Он пронизывал собой воздух и нёсся ввысь с необыкновенной скоростью. Все звуки остались позади, лишь за спиной слышались мерные взмахи и шелест. Максимка летел: к чему-то новому и ещё не известному, но важному, хорошему. Страха не было, только трепет внутри крохотного тельца, в котором появилась непривычная лёгкость. И тут Максим понял, что у него теперь всё будет хорошо. У него появилось что-то главное, важное и надёжное, то, что позволяет ему летать, то, что сейчас у него за спиной… Его семья.

[Наталья Владимировна]

12

ВЕЛИКАН

Сказка для детей и взрослых

Жил – был маленький человек. У него был сынок, ещё меньше. Нелегко ему было защищать своего крошку от трудностей мира и злых людей. А тут случись война. «Эх! - думает он, - вот, кабы стать мне большим, как динозавр, и чтобы пуля пробить мою броню не могла, чтоб огнём дышать, глазами испепелять!»
Подумал так, - ударил тут гром, сверкнула молния! Глядит в зеркало он – и себя не узнаёт! Вроде человек, но как динозавр, а то – дракон! Вместо кожи нежной – броня непробиваемая! Дохнул – пламенем дышится! Чувствует в себе силы несметные! Пошёл он из дома на войну – одним своим видом всех супостатов усмирил, утихомирил; всех врагов победил и помирил. Захотелось ему сынку приласкать. Глянул только на него и подумал: «Да как же я такого махонького на руки возьму? Да я и поврежу что-нибудь у него невзначай». Заплакал он тогда и пошёл прочь. Все его пугаются, а про то и не знают, что он снаружи страшен, а внутри сидит в нём маленький несчастный человечек. Встал великан пред народом и бьёт челом: «Помогите, добрые люди! Пальцем вас никого не трону! Снимите с меня драконову кожу!» А люди и рады бы помочь, да сами не знают, как! Каждый про себя подумывает: «Господь! Избавь нас от этой громадины! Её и не прокормить, и самому не съесть». Стали тут два дурака над великаном потешаться – такой большой и плачет!.. Огневался он, только глянул на них, - вылетели из глаз две молнии, дохнуло из недр душ пламенем… - и осталась от дураков горстка золы. Опомнился великан: «Простите, люди добрые, нечаянно это! Стоит мне лишь осерчать, как помимо меня всё происходит!» - Повернулся и пошёл прочь. Крупные слёзы падают. Где ступит – там пол проламывается, земля оседает. «Адом дышит!» - думают люди, но супротив, ясно, ничего не говорят. Нельзя великана сердить! Самому худо будет!» Да и сам, великан, какую муку в себе носит! Упал он наземь, и лежит, не дыша: «Прими, земля, мою силу! Отпусти мою душу с миром!» На ту пору позвали, пришедшуюся ко двору, бабку – ворожею. Покликала она, пошептала, росой с цветов окропила… помощь у сил природных и небесных попросила. Солнце взошло – встал с земли человеком великан! Приняла земля в себя силу богатырскую!.. Смотрит он на свои руки – ноги тонкие, слезами - не наплачется, смехом – не насмеётся!
Поклонился он людям трижды на разные стороны, и побежал к своему дому, к сынку: «Как ты без меня, не пропал ли?» У самого душа заходится: «Слава тебе, Господи, что человек я! Пусть родная земля, отчий дом будут свободны от ворогов, да мой сынку родимый – здоровый, живой, невредимый! Большего и не надобно!» Тут и сказке конец. Свобода стоит того, чтобы быть сильным! А любовь, Родина, дом стоят того, чтобы быть свободным! А счастье в том, чтобы при этом оставаться человеком!

[Наталья Владимировна]

13

РЫЖИЙ

Ветер посвистывал. «Фьюу-фьюу-фьюу.» – раздавалось в каминной трубе. Дед Филипп проковылял к большому окну просторного зала, приподняв тюлевую занавеску, поглядел наружу. Каминная труба не часто пела, но, если начинала «фьюжить», дед наперёд знал – жди непогоду.
– Похоже, вьюга разыграется к вечеру. Слышь, Рыжий? – обратился он к своему пушистому коту сибирской породы, выкрашенному природой в яркий рыжий цвет.
В ответ никто не отозвался. Рыжий не подбежал к деду Филиппу, не заурчал, не потёрся выгнутой спинкой о дедовы серые угги, которые в прошлом году привезла своему «дедуське» внучка Марьянка в подарок. Последние годы у старика зимой ныли голеностопные суставы и тёплые, уютные сапожки из натуральной овчины снимали тупые тянущие боли.
– Рыжий, а Рыжий? Ты куда запропастился? – громко прокричал дед. – Иди сюда. Говорю, вьюга будет. Уснул что ли?
Дед протопал в соседнюю комнату, окинул её внимательным взглядом. Обычно Рыжий всегда находился рядом с хозяином, и только спать уходил сюда – в спальню деда и, стало быть, его тоже, не изменяя свой привычке никогда. Излюбленное спальное место кота – старое кожаное кресло, укрытое ковровым покрывалом, было пустым.
– Что ещё за новости? – забеспокоился старик. – Рыжий, не дури! Выходи уже. Какие могут быть прятки? Мне не до них ныне. Иди, мой хороший, ко мне! Кис-кис! Я тебе молочка плесну. Слышь? Бабка Настасья утром принесла.
Слова: «молочко» и «бабка Настасья» – были для Рыжего магическими: едва заслышав их, он нёсся, как ужаленный. Но не в этот раз.
Взволнованный не на шутку, дед Филипп вышел в сенцы. Рыжего нигде не было. Кряхтя, старик отодвинул засов, приоткрыв дверь, громко позвал:
– Рыжий! Рыжий! Рыжий!
В узкую щель ворвался ветер и так рванул из рук деда дверь, что удержать её не получилось. Металлическая дверная ручка с грохотом ударилась о стену дома, а дверное полотно начисто очистило порожек от снежного покрова толщиной уже сантиметров тридцать – сорок.
– Эка метёт! – проворчал дед. – И этого чертяку ещё где-то носит. И, главное, как выскользнул и когда? Поди-ка, припомни. Вроде бы, весь день рядышком сидел. – Продолжая брюзжать, старик, прикрывая ладонью от густо падающих снежинок глаза, вгляделся в темнеющую не по минутам, а по секундам даль, ещё раз громко позвал: – Рыжий! Кис-кис-кис! Домой!
Пытаясь закрыть дверь, дед, как был в одном свитере и домашних уггах, так и выскочил на порог, изо всех сил потянул за ручку, но ветер был сильнее. «Придётся с обратной стороны навалиться всем телом». – подумал Филипп и шагнул в наметённый сугроб. Толкая тяжёлую дверь, стараясь сломить сопротивление ветра, он услышал какой-то странный, непонятный звук: то ли скрип двери, то ли завывание вьюги, то ли мяуканье кота.
– Рыжий! – обрадовался старик, но его любимец так и не появился. Почти вытолкнув дверь на середину, дед Филипп ослабил хватку и прислушался. Вот тут-то ветер и подловил его, одним диким рывком сбил старика с ног, отшвырнув прямо на большую бочку. Дед днём так и не сумел самостоятельно откатить эту груду металла в сараюшку и с трудом перевернув вверх дном, просто прислонил к стенке. Удар о металлический край пришёлся чуть выше виска, и был такой силы, что старик потерял сознание.
Рыжий был заперт в сарае, и уже более двух часов пытался вырваться из своего заточения. Щелей, через которые он смог бы выбраться наружу не было, а дверь никак не открывалась. Кот и лапами её толкал, и прыгал на неё с разбега, пытался царапать и даже грызть – всё было напрасно. Конечно же он сам был виноват, дед Филипп ему говорил: «Рыжий, в сарай не ходи! Ненароком запру тебя там!» Но Рыжий, услышав в соломе интересные звуки, подгоняемый охотничьим азартом и приятными догадками, о том, что это могут быть серые воришки, таскающие зерно у гусыни Марты, незаметно юркнул в полумрак распахнутой двери и затаился. Он надеялся захватить в плен мышиное семейство и примерно наказать их за воровство. Уж очень дед Филипп был на них сердит, который день бурчал себе под нос, что скоро Марту совсем кормить нечем будет. Рыжий любил деда и всегда старался его радовать. Хитрые мыши больше не шелохнулись, хотя кот тихо сидел - почти не дышал. Зато дед, заслышав громкие трели своего телефона, оставленного в сенях, впопыхах толкнув дверь сарая, запер её на засов заученным годами движением руки и поспешил на зов «трубы жизни» – так он называл свой аппарат, потому, что звонить в это время ему могла только обожаемая Марьянка. Рыжий в тот момент совсем не забеспокоился, он был уверен, что хозяин обязательно вернётся и с ещё большим рвением продолжил свою охоту. Однако, случилось всё так, как случилось – мыши исчезли, Рыжий застрял в сарае, а дед Филипп без чувств лежал в сугробе.
Метель свирепствовала сильнее и сильнее, заметая тело старика с каждой минутой всё больше и больше. Кот метался по сараю, громко орал, прыгал на стены. Отчаянию животного не было предела! И тогда он решил пробираться на крышу. Сначала Рыжий запрыгнул на старый перекосившийся стол, оттуда- на ещё добротный дубовый шкаф, потом на обрывок канатной верёвки, подвешенный на массивный крючок, вбитый в потолок. Вскоре он уже сидел на крючке, пытаясь оглядеться и продумать свои дальнейшие действия. И вдруг он заметил, что крайняя доска на потолке как бы провисала, словно держалась на одном гвозде, вбитом в другой её конец. Собрав последние силы, Рыжий прыгнул и уцепившись когтями всех четырёх лап за эту доску, слился с ней в одно целое. Доска отвисла ещё ниже, качнулась из стороны в сторону и оторвалась, упав вместе с Рыжим на пол. Проделать обратный путь до крючка было секундным делом, теперь главное – зацепиться за соседнюю с щелью доску, а потом, юркнув в образовавшееся пространство, пробраться на крышу. Так- так- так! Всё получилось! Крыша соломенная, и, если лапами хорошенько поработать вот здесь, у самого потолка, можно выбраться наружу. Сначала одна лапа пролезла, потом другая, за ней голова и всё туловище! Мяу! Но, Боже мой, какой же сильный ветер! Если бы кот не держался когтями изо всех сил, его бы непременно утащил этот мощный поток! Вскоре Рыжий понял, что метель бушует рывками и, выждав коротенькое затишье, спрыгнул в сугроб.
Пробираться сквозь снежный туннель было трудно, но зато ветер тут был бессилен, и кот стремительно преодолел расстояние от сарая к лежавшему в беспамятстве деду Филиппу. Старик лежал на боку, его уже почти замело снегом, и только в области виска снег был окрашен в красный цвет. Рыжий понимал, что это кровь, а значит хозяин в большой опасности, он громко прокричал: «Мяу! Мяу! Мяу!», лапами расчистил снег у дедовых рук, толкнулся мордой сначала в одну, потом в другую, попытался прикусить пальцы, потом легонько царапнул по щеке; ощутив тёплое дыхание из его носа, обрадовался: «Жив!». Одними только кошачьими силами привести пострадавшего в чувство не получалось и Рыжий, не теряя больше не секунды времени, прорывая в снежной, рыхлой толще туннель силой своего тела, стремглав помчался к бабке Настасье, к счастью её домишко стоял по соседству. Прокричав несколько раз под дверью своё знаменитое: «Мяу!», кот понял, что Настасья его не слышит, да и как тут услышишь – вьюга, словно прощаясь, завывает с каждой минутой громче и громче, ему – Рыжему не перекричать эту звонкую круговерть. Тогда он изловчился и прыгнул прямо на оконный отлив, который благодаря навесу, пристроенному к дому, не был густо усыпан снегом. Кот лапами стал барабанить в стекло. Вскоре бабка Настасья выглянула в дверь:
– Это кто там хулиганит? Вот я сейчас как пальну из двустволки! – грозно крикнула она.
Стук не прекратился, и бабка Настасья, зажав в правой руке ружьё, смело шагнула за порог.
– Рыжий! Так это ты, шалапут? Тебя Кузьмич во дворе забыл, что ли? Замёрз? Ах, ты – бедняжка! Беги скорее в тепло! – распахнув пошире дверь, бабка ласково смотрела на своего заснеженного гостя.
Кот спрыгнул вниз. Во дворе бабки Настасьи снег был плотнее, да и метель уже не так бушевала, рыть тоннель не было нужды, Рыжий легко держался на подмороженной поверхности и перепрыгивая с места на место, всё время оглядываясь на Настасью, побежал в сторону своего двора.
«Что-то тут не так! Зовёт он меня.» – подумала мудрая женщина. Плотнее укутавшись в свою пуховую шаль, она, утопая по колено в снегу, поспешила за котом.
– Кузьмич! Ох, ты ж, Боже мой! Ты зачем это тут разлёгся? Очнись, Филиппушка-а-а-а! Ты чего это удумал? –Тормоша старика изо всех сил, похлопывая его по щекам, стараясь привести в чувство, она голосила: – Это как же-е-е! Холодный уже-е-е совсем! Но дышит, дышит! Рыжи-и-и-й, глянь-ка, а-а-а, дышит же наш Кузьми-и-и-ч!
Подхватив соседа под мышки, пожилая, но ещё сильная женщина, которая в былые времена один на один и с медведем могла бы в схватке потягаться, затащила старика в сени, изрядно засыпанные снегом. Большим, но удивительно лёгким веником – такие только дед Филипп один на всю округу умел вязать, тщательно обмахнула с него снег.
– Ты только посмотри, Рыжий, какая рана глубокая! Он мог кровью истечь! Даже и не знаю, холод кровь остановил что ли? – бабка Настасья хлопотала у постели больного так и не пришедшего в чувства. – «Скорая», быстро не доедет! Дороги-то замело! Пока расчистят, пока то да сё! А мы с тобой, Рыжий, сами деду-то нашему, Филиппу хворому поневоле, а то, глядишь, да и по воле Господней, как знать, возьмём, да и поможем! Чего молчишь? Хоть мявкнул бы, что ли.
Настасья потихонечку, маленькой ложечкой стала вливать в рот деду какой-то очень духовитый отвар.
– Вот так, Кузьмич, ещё глоточек и ещё! Эту ложечку за Рыжего, а эту за Марьянку твою, но, а эту, уж за меня! Знатный отварчик! Он и мёртвого на ноги подымет!
– Настасья, ты чего тут растрещалась, как сорока? – дед очнулся и открыл глаза. Прикоснувшись рукой к забинтованной голове всё сразу вспомнил. –Рыжий пропал, слышишь, Настасья! Замёрзнет! Метель-то бушует, поди, ещё?
– Ха! Рыжий, говоришь, пропал? Эх, ты – дубина стоеросовая-я-я! – И промокнув деду Филиппу губы мягкой салфеткой, добавила: – Вон он герой наш рыжий! Молочко из миски лакает! Кабы не Рыжий, пропал бы нынче кто-то другой!
– Где же ты был, мой хороший? - дед Филипп ласково гладил по выгнутой спинке своего любимца, тут же запрыгнувшего к нему на постель. – Я тебя звал сквозь вьюгу - метелюшку! Ты слышал?

РЫЖИЙ НА РЫБАЛКЕ

На редкость знойным выдалось нынче лето – не продохнуть! Дед Филипп от духоты спасался у воды, чуть ли ни каждое утро затевая рыбалку. Вот и сегодня ни свет, ни заря, прикрикнув на дремавшего в кресле кота: «Рыжий, просыпайся! Весь клёв проспишь!» - старик поспешил в сени. Удочки, садок и лёгкий складной стульчик он приготовил ещё с вечера, а вот черви для лучшего улова требовались свежие. Дед с лопатой направился в сторону баньки: именно там, у деревянной стенки, водилась толстая и длинная наживка для рыболовного крючка. Наполнив старую консервную банку до краёв извивающимися червями, Филипп довольно крякнул. Потом погладил снующего между ног Рыжего, закинул на плечо свой рыбацкий инвентарь и размашистым, упругим шагом отправился по узкой, протоптанной ещё с середины весны тропинке в сторону реки. Кот поспешил следом, привычно навостряя уши на любой шорох. Всё больше шли лесом. Дорога к реке всегда казалась Рыжему переполненной тайнами, волшебными звуками, заманчивыми шорохами, и он, нет-нет, да и останавливался, прислушиваясь к волшебным звукам. Вот и сейчас он остановился и замер на месте как вкопанный. Дед Филипп оглянулся:
- Не отставай, Рыжий! Ишь, как ныне-то птицы стараются! Настоящий концерт! Такого, брат мой рыжий, и в Кремлёвском дворце не услышишь! Какое многоголосие! Красиво поют! Я бы сказал: виртуозно! - немного помолчав, наслаждаясь дивными звуками, добавил: - А ты всё норовишь птичку поймать и слопать. Эх, ты! Таких певцов истребляешь! Или я тебя плохо кормлю?
Рыжий виновато вздёрнул хвост трубой и, ускорив свой бег, обойдя Филиппа на повороте, побежал впереди хозяина. Дед улыбнулся и продолжил:
-Ты уж не серчай, дружище! Я ни в чём тебя не обвиняю. Знаю, что такова кошачья природа! Супротив зова плоти не восстанешь! Да погодь ты, не несись, как скаженный! Рассвет погляди какой! Знаешь, всю жизнь люди ищут счастье, да что там люди, вы - коты, небось, тоже. А оно так близко-близко, руку только протяни и дотронься. Главное, живи себе в гармонии с природой! Любуйся рассветами! Да что там говорить! Ты посмотри, Рыжий, как солнечные лучи наполняют мир! Как пробиваются они сквозь зелёную крону деревьев! Эх, душа замирает от восторга! Постой же, говорю я тебе! Думаю, что именно на рассвете счастье-то всем и раздаётся! Смотри, мимо не проскочи! - Филипп остановился и вскинул руки к небу.
Рыжий подбежал к деду и сел рядом. «Мур-мур-мур!» - запел он свою песню, часто прижмуриваясь, словно солнце ослепляло его большие, овальной формы глаза.
Дед Филипп улыбнулся, присел на корточки и погладил своего любимца по спинке, а потом по мордочке:
- Знаю, знаю, что и ты меня любишь! Рассвет, оно, братец, вдвоём встречать сподручнее! Счастье на двоих делить тоже приятнее!
Кот в ответ легонько прикусил ласкающие его мордашку пальцы и потёрся о руку хозяина.
-Ну, ну! Довольно нежностей! Всю рыбу без нас выловят! Поспешим уже, что ли. – Старик смахнул с ресницы предательски набежавшую слезу.
Речка ещё издали встречала свежестью и прохладой. Лёгкое журчание было схоже с девичьей песней.
- Голубушка… поёт! Ты, Рыжий, вбирай, вбирай в себя благодать-то эту! Краше нашей речки я ничего в жизни не видал! Величавая! Царица! Вода какая удивительно чистая, словно хрустальная! Эх, благодать! И окунуться не грех! - При слове «окунуться» Рыжий подпрыгнул вверх, как будто попытался спрятаться в кустах цветущего паслёна.
-Э, брат! Не любишь купаться! Не бойся, я же понимаю!
На берегу, метрах в пятидесяти от деда Филиппа и Рыжего, сидел одинокий рыбак. Даже не взглянув в сторону вновь пришедших, он только и успевал выдёргивать удочки, расставленные в сантиметрах сорока друг от друга, и ловко снимать с крючков шумно бьющих хвостами рыбин.
- Вот это рыбалка! На зависть всем! - воскликнул дед. - Дружище, не будем терять ни минуты!
Рыжий верно сидел рядом с Филиппом и напряжённо следил за поплавком. Прошло пять минут, потом десять, потом двадцать - поплавок не шелохнулся.
- Что такое? - дед Филипп нервничал. – Может, червяк слетел? - На обеих удочках черви были на месте.
-Ладно, котейка, подождём! Только тихо сиди! - Рыжий и так сидел, как будто за мышами охотился, казалось, что он и не дышит вовсе, но клёва не было.
А у рыбака-соседа клёв продолжался так же насыщенно. То дед, то Рыжий с завистью поглядывали в его сторону.
- Ладно, друг мой сердечный, не волнуйся! Место тут, наверное, не подходящее, давай к соседу поближе подвинемся! Чай, не обидится, у него поди ведро уже полным-полнёхонько. – Сложив стульчик и придавив его подмышкой, с удочкой в каждой руке, дед пошел вдоль берега в сторону удачливого рыбака. Примостившись метрах в двадцати, Филипп снова принялся удить. Прошло ещё минут десять, но клёва так и не случилось. Рыжий нервно поглядывал то на обожаемого хозяина, то на удачливого рыбака и негодовал: «Почему хозяину так не везёт! Какая досада! Ну, уж нет, довольно! Пора восстанавливать справедливость!» - Он решил действовать. Осторожно, беззвучно кот пробрался к ведру соседа. Не спеша вытащил из него рыбку, захватив её зубами, крадучись понёс в сторону деда Филиппа. Аккуратненько опустил в раскрытый садок, заботливо развёрнутый дедом в неглубокой рукотворной лунке, прямо у задних ножек невысокого стульчика, и пошёл обратно. Работа спорилась! Вскоре в садке рыбы было хоть отбавляй!
«Пожалуй, хватит!» - Рыжий довольно облизнулся и громко произнёс: «Мяу!»
- Проголодался? - Дед повернул голову в сторону своего питомца. – Прости, что-то никак рыбка не хочет ловиться! - и тут он заметил в своём садке непонятное шевеление: - Это что за чудеса? Главное, я слышу шум плескающейся рыбы, а понять не могу, откуда он доносится. Подумал, что это у соседа рыба кишмя кишит!
Хитрый Рыжий отвернулся и стал тщательно вылизывать свои лапы.
- Понятно! Твоя работа? - Дед не знал, то ли смеяться ему, то ли печалиться. Ситуация была и комичной, и неловкой одновременно. - Придётся нам, дружище, вернуть твой незаконный улов соседу. – И, подхватив судок, добавил: - Ну, пошли, герой, на поклон! И не вздумай отвильнуть! За свои поступки нужно отвечать!
Сосед, охваченный азартом, даже не обратил внимания на непрошеных гостей.
- Мир вам! - громко поприветствовал его дед Филипп.
- И вам не хворать! - неприветливо отозвался мужичок лет шестидесяти.- Чем могу помочь? Только скорее говорите, а то мне некогда. – И тут же у него затрепетал поплавок. Сняв с крючка увесистого подлещика, рыбак, почти не глядя, ловким броском отправил его в ведро.
- Э, друг мой сердечный! - засмеялся дед Филипп. - Свой улов охранять надобно!
- Да от кого тут охранять? Все на виду! – Мужик снова закинул удочку.
- Не скажи! Есть такие ловкие воришки, не приметишь ни за какие коврижки! Ты своей рыбе учёт ведёшь?
- Рассмешили! Какой учёт? Полнёхонько ведро наберу и домой!
- А мы с моим Рыжим к тебе с повинной пришли! – Дед развёл руки в стороны.
Кот сжался в комок. Совсем не понятно ему было, какой реакции ожидать от чужого, да ещё такого хмурого мужика.
- Ааа, понятно! Совесть замучила! Вона какой берег просторный да безлюдный, а вы рядом прилепились, думали, моя рыба к вам уплывёт?
- Не уплыла она к нам, а перебежала! – Дед Филипп громко рассмеялся и протянул соседу свой подсак. Вот она, вся тут! Рыжий мой постарался! – и кивнул в сторону кота. – Ты не серчай, браток, это он своим кошачьим умом так решил справедливость восстановить! Половину твоей рыбы перетаскал в наши закрома!
Наконец-то рыбак понял, что случилось! Настала очередь и ему громко рассмеяться:
- Ай, да кот! Ай, да Рыжий! – смеялся он до слёз. Лицо вмиг подобрело, глаза засияли. - Да я такого кота на руках бы носил! С таким котом ничего не страшно! Это даже не друг, это настоящий брат!
Рыжий почувствовал, что опасность миновала, и уютно растянулся у ног деда Филиппа.
- А знаете, что, гости мои дорогие, - мужик крепко потёр свои ладони. - Давайте уху варить! У меня и котелок с собой имеется. Закатим пир горой за наше знакомство!
Весело потрескивал костерок, в круглом закопчённом котелке закипала уха. Рыбаки травили байки, по очереди выдёргивая рыбёшку из воды. Рыжий, вдыхая вкусные ароматы, вальяжно прохаживался по берегу реки. Утро было в самом разгаре! Кто там, на небе, раздаёт счастье, Рыжий не знал, но твёрдо был уверен, что он мимо своей доли не проскочил.

[Наталья Владимировна]

14

ШВЕДСКИЙ ГЕРБ И РУСИ АДИТАР

Мы с Колей стояли около качелей друг напротив друга и спорили:
– У шведов было три слона на гербе, – говорил я, – три жёлтых слона на синем фоне.
– Правильно, – отвечал Коля, – фон синий, а на нём три жёлтых льва.
– Не было там львов – были слоны, – настаивал я и для большей убедительности толкал качели в сторону Коли.
– Слонов не было – были львы, – спорил Коля и возвращал мне качели.
Так продолжалось до тех пор, пока качели не начали ударяться дугами о трубу, на которой они висели. Дальше раскачивать качели не было никакого смысла, да и аргументы в споре давно закончились – мы уже хотели повернуться друг к другу спинами и разойтись, но Коля вдруг придумал новый довод:
– Слоны на севере не водятся, а скандинавские страны – самые северные в Европе, – выпалил он.
– Ага, – так же горячо возразил я, – слоны, значит, не водятся, а львы так прямо по сугробам и скачут!
Коля задумался, а я добавил:
– Между прочим, мамонты на севере водились, а слоны – потомки мамонтов.
– Мамонты водились в Сибири, – продолжал не соглашаться Коля.
– И у нас, в Европе, они водились, – не сдавался я.
– Может, раскопаешь парочку, – с усмешкой предложил Коля.
– А вот и раскопаю, – с уверенностью сказал я, и мы пошли к пожарному щиту за лопатой.
– Мамонты жили около рек, а по лесам вряд ли ходили, – размышлял я вслух, – значит, копать можно на любой поляне около речки – пойдём на поляну, где пляж.
– Пойдём, – сказал Коля и, засунув руки в карманы, побрёл за мной.
Я копал, ямка медленно увеличивалась в ширину и глубину, Коля сидел и грелся на солнышке. Потом я устал и пошёл купаться, а когда вернулся, увидел, что Коля копает.
– Решил помочь?
– Нет, решил клад найти и сбежать, пока тебя нет, – с ухмылкой ответил Коля.
И тут меня осенило:
– Точно! Клад! Только здесь его бесполезно искать – надо искать около какого-нибудь старого заброшенного дома.
Коля перестал копать, сел на край ямы и задумался.
– Лучше вот как, – сказал он через пару минут, – мы будем не откапывать клад, а закапывать: напишем послание потомкам, положим какие-нибудь ценные вещи, и лет через триста археологи найдут этот клад и узнают о нас.
– Здо́рово, – сказал я, – а послание положим в чугунный горшок, у меня есть один на примете.
– Почему в чугунный?
– Потому что он и триста, и четыреста лет пролежит и не заржавеет.
– А писать будем на бересте, – предложил Коля.
– А на ней удобно писать?
– Посмотрим.
Мы сняли с упавшей берёзы большой кусок бересты, взяли на старой кухне, где раньше на дровяных плитах отдыхающие готовили еду, припрятанный мной когда-то зачем-то чугунок с крышкой и уселись в беседке сочинять послание. Решили сначала писать на бумажке, чтобы не портить бересту.
Я написал: «Я – пионер, живу в СССР», – а рядом нарисовал человечка с галстуком, около галстука написал «красный галстук» и провёл стрелочку от слов «красный галстук» к галстуку. Потом достал из кармана пятачок, положил на него листок, как раз на ту сторону, где был герб СССР, и стал аккуратно водить карандашом по бумаге – вскоре на листочке появилась настоящая копия советского герба. «Пятачок положу в чугунок», – подумал я и поглядел, что пишет Коля.
Коля написал: «Я – землянин», – и нарисовал Землю и Луну, а на кружочке с подписью «Земля» – большой многоугольник с пятиконечной звездой в левой части. Около звезды было написано «Москва», на самом многоугольнике – «СССР», а рядом с Землёй и Луной была нарисована ракета и написано «Восток, Гагарин».
– Вот что интересно, – сказал я, – в Швеции живут шведы, в Дании – датчане, в Англии – англичане, во Франции – французы, а кто живёт в СССР? Эсэсэсэрцы что ли? Как написать: «Мы, эсэсэсэрцы, шлём вам привет»?
– Напиши: «Мы, советские граждане, шлём вам привет», – сказал Коля.
– И всё-таки какой-то аналог слов: швед, англичанин, француз, у нас должен быть? – продолжал рассуждать я, – например, в Армении и Узбекистане, которые входят в СССР, живут армяне и узбеки…
– А… вон ты о чём, – кивнул Коля, – пиши: «Мы, русские, шлём вам привет».
– Вот именно, что «русские», – сказал я. – Швед, англичанин, армянин – имена существительные, а «русский» – имя прилагательное; русский учёный, русский человек – это понятно, а национальность русский – это непонятно.
– Действительно, – сказал Коля, – отец недавно был на конференции и показывал фотографии. Он говорил: «Это – англичанин, это – два американца, это – датчанин, а наших здесь – я да белорус из Минска».
– Как он сказал про наших?
– Я да белорус из Минска…
– Слышишь: белорус из Минска. Он же не сказал белорусский из Минска, он сказал белорус… А ведь белорус – это тот же русский, только из Белоруссии… Может, и нас правильнее называть русы или как-то так?
Коля посмотрел на меня взглядом, в котором читался вопрос: «Ты сам-то понял, что сказал?» Мой взгляд красноречиво ответил: «Конечно, понял!»
Коля почесал затылок. Я взял карандаш и под своими рисунками написал:
«Русь → Царская Россия → СССР». Около слова «Русь» написал IX век, а около «СССР» – XX век. Коля продолжал о чём-то думать, а я спросил:
– Ты знаешь, что было на Руси до IX века?
– В книжках пишут, что ничего не было, – очнувшись от размышлений, сказал Коля и написал ниже своих рисунков современными буквами: «Аз есьм школяр».
– Что это? – удивился я.
– Это на старославянском. Означает, что я – школьник.
– Только запутаешь потомков, – возразил я, – то на одном языке пишешь, то на другом. Ещё на немецком или английском напиши. И так в истории полно белых пятен и чёрных дыр, а ты новую путаницу вносишь – люди станут думать, что в XX веке говорили «Аз есьм».
– На немецком не буду, а вот рунами напишу, – сказал Коля и написал «ᚱᚢᛋᛁ».
– Что это? – спросил я.
– Это означает «руси», то есть русский; я видел в одной старой книжке, которую отец из Индии из командировки привёз, там и рунами написано, и на санскрите, и на хинди, и на английском…
– Постой, постой, – говорю я, – то есть индийцы наших предков называли «руси»?
– Они и нас сейчас так зовут. У них есть язык, санскрит называется, которому больше трёх тысяч лет, так в нём куча слов, похожих на наши слова, – Коля минуту смотрел на облака, а потом выдал, – тамас – это тьма; гири – это гора; ватар – ветер; вяк – говорить, вякать; прия – приятный; ади, два, три, чатур – один, два, три, четыре… Это всё, что я сейчас вспомнил, а так – много слов.
– Значит, они с нашими предками общались три тысячи лет назад? – округлив от удивления глаза, почти шёпотом сказал я. – Значит, наши предки жили три тысячи лет назад! Надо об этом написать туда, где учебники делают – пусть переписывают: не может быть, чтобы на Руси до IX века никого не было. Не было, не было, а потом вдруг раз – кто-то появился и Русь создал. Из книжки твоей понятно, что индийцы знали «руси» гораздо раньше IX века, если слово такое использовали…
– С чего ты взял, что три тысячи лет назад знали? – не разделяя моего восторга, спросил Коля. – Они могли это слово и с IX века использовать. Хотя нет, не могли: на санскрите уже много сотен лет только священники и ученые-санскритологи разговаривают, а простые индийцы им не пользуются.
– Вот именно, – сказал я. – Слово «руси» специально для священников и учёных придумывать не стали бы. Значит оно очень древнее.
– Может быть, слово и древнее, – ответил Коля тоном старого профессора, – а Русь всё равно создали шведы Рюрики.
При слове шведы я возмутился:
– Шведов тогда не было, были варяги…
– Ну, хорошо, варяги Рюрики…
– Не перебивай. Три варяга со своей дружиной не могли создать государство: для государства должно быть много людей, должно быть население, на Руси уже города были, когда Рюриков позвали.
– Стоп, – сказал Коля, – мы сейчас снова к слонам и львам вернёмся, а нам послание надо сделать.
Я немного помолчал: было досадно, что Коля перебил мою пылкую речь и вообще, что он знал про санскрит и руны, а мне ничего не говорил. Потом подумал: «Я тоже много знаю о рыбалке и ему мало об этом говорю – ведь он не спрашивает. Наверное, пока я не спрашивал, он и не знал, что мне это интересно, а как спросил – он мне сразу же рассказал». Прогнав досаду, я предложил:
– Давай под моим словом «Русь» напишем рунами «руси», под «Царской Россией» напишем «Аз есьм школяр», а под «СССР» – «Восток, Гагарин».
– Прекрасно, – сказал Коля, – всё соответствует эпохам… Только давай каждый на своём листочке это сделает.
Потом мы оба, не сговариваясь, нарисовали большие прямоугольники и написали на них «ЭВМ», что означало: электронно-вычислительная машина. Я рядом с ЭВМ нарисовал прямоугольник поменьше и «усыпал» его точками.
– Это перфокарта, – пояснил я Коле.
– Я так и понял, – сказал Коля и нарисовал длинный узкий прямоугольник и «усыпал» его точками. – Это перфолента.
– Ну что, – подытожил я, – пионер есть, герб СССР есть, ракета и ЭВМ есть, надо ещё лазер нарисовать и написать Миру – Мир, а потом подписать послания.
Мы нарисовали лазер, каждый по-своему: у меня из коробочки с надписью «лазер» выходил тонкий луч; у Коли лазер был изображён схематично в виде прямоугольника с двумя скобками (зеркалами) по двум противоположным сторонам с тонкой линией, выходящей из одной скобки.
Коля подписал своё послание так: «Я, советский пионер Коля, шлю вам привет из XX века».
– Почему Коля, а не Николай? – поинтересовался я.
– Не знаю, – сказал Коля, – наверное, потому что словом «коло» на Руси называли солнце.
– А ты, – говорю я, – нарисуй солнце над своим именем и напиши «коло» – пусть потомки знают, что солнце – это «коло», и что писал им «солнечный» человек.
Коле мои слова понравились, и он сделал, как я предложил. А я подписал так: «С приветом из XX века, руси адитар Андрей».
– Руси адитар – это русский пионер? – спросил Коля. – Не уверен, что адитар на санскрите – это пионер.
– Я тоже не уверен, но пусть будет так. Ади – это же «один», «первый», а пионер – это и есть «первый», – ответил я.
На бересту эти послания мы решили не переносить, сложили их вчетверо, перевязали верёвочкой и положили в чугунок. На бересте решили написать название нашей турбазы и названия двух институтов, которые турбазу построили, но слова «Красная горка, НИИ ПМиК, ГИФТИ» на бересте карандашом писались плохо.
– Давай напишем это на листах, а на бересте нацарапаем слово «Ура», – предложил я.
– Почему «Ура»?
– Потому что, насколько я знаю, в других языках такого слова нет.
– Ага, – улыбнулся Коля, – и сразу будет понятно, что послания писали «руси».
– Что ещё положим? – спросил я.
– Деньги надо положить, – сказал Коля, – без денег клад – не клад.
Положили мой пятачок и Колины десять копеек, потом я нашёл в кармане двушку – и её положили в чугунок.
– Давай шишек сосновых и еловых положим.
– Давай, – согласился Коля, – вдруг через триста лет здесь леса не будет, и из этих шишек люди новый лес вырастят.
– Хорошо бы хохломскую ложку положить…
– А где её взять? В Семёнов ехать далеко, а в Богоявлении ложки не красят, только заготовки делают. Давай без ложки обойдёмся.
– Давай без ложки.
Ещё я решил положить рыболовный крючок, а потом и леску со старым поплавком, и нарисовать на послании человечка с удочкой: мол, ракету и лазер изобрели, а рыбу удить не перестали. А Коля решил нарисовать грибы и человека с корзинкой. Мы развязали наши послания, Коля стал рисовать, а я пошёл в домик за леской с крючком и поплавком. Когда вернулся, около Коли стоял его отец и читал его послание.
– Ну, ну, – сказал он, поглядев на нас одобрительно, – про ЭВМ и лазер – это вы правильно, и с солнцем «коло» – тоже хорошо, да и «руси адитар» – любопытно… экспериментируйте дальше.
– Надеюсь, ты не сказал, зачем мы это пишем, – спросил я.
– Нет. Да он и не спрашивал, – ответил Коля и вынул из-под стола спрятанный чугунок.
Когда всё было уложено, мы намазали края чугунка сосновой смолой и прилепили крышку.
– Где будем закапывать? На «Графских развалинах»?
– На «Графских развалинах», – кивнул Коля, и мы пошли к давно заброшенному недостроенному кирпичному дому, стоявшему недалеко от турбазы на берегу Керженца.
Отмерив от торца дома одиннадцать шагов на восток и двенадцать шагов на юг (потому что нам было именно по столько лет), мы принялись копать. Когда яма была мне почти по пояс, солнце начало цепляться за край леса.
– Хватит, сейчас начнёт темнеть, – сказал я.
– Самое оно, – потирая руки, ответил Коля, – клады надо закапывать ночью… Я фонарик взял.
– Я до ночи ждать не буду – есть хочется, клади чугунок.
– Ладно… Темнеет, вроде… Можно закапывать, – согласился Коля.
Когда вернулись на турбазу, по главной улице от одного пожарного щита к другому бегал сторож: «Ну как так можно… Украли средь бела дня», – повторял он, имея в виду лопаты. Мы спрятались в кустах. Как только сторож отправился на другой конец турбазы включать уличное освещение, повесили обе лопаты на щиты и разошлись по домам.
На следующий день, после завтрака, делать было нечего, и наш спор о слонах и львах на шведском гербе продолжился. Колин папа сказал, что, «скорее всего, на гербе Швеции три жёлтые короны», но он не был уверен, а у каждого из нас за ночь появились новые аргументы в защиту своей версии.

[Наталья Владимировна]

15

НА КРЮЧКЕ

Как-то, в далеком детстве, на рыбалку со мной увязался мой младший братишка. Тогда мне самому-то было лет восемь, а брату и вовсе пять. И я его категорически не хотел брать – рыбалка, сами понимаете, дело важное, почти интимное, многолюдия не терпит. А малолетний балбес запросто может помешать этому важному делу: начнет там камушки в воду кидать, или, того хуже, сам в нее шлепнется. И всю рыбу распугает. Нет, мне он там на не нужен!
Но Ринат, когда узнал, что я собираюсь на рыбалку, как начал монотонно ныть с вечера: «Хочу на рыбалку!... Хочу на рыбалку!.. Хочу на рыбалку!..», так остановился только на следующее утро. Когда вышедший из себя отец сказал мне: «Возьми его тоже! Только смотрите там у меня!»
Ну что, пришлось взять. Нас с утра пораньше разбудил отец – он собирался на работу. Мама приготовила нам бутерброды: намазала маслом два куска хлеба, присыпала их сахаром и завернула в газетку. Черви у меня были накопаны еще с вечера. И часам к девяти утра, с благословения мамки, мы с братом, шаркая сандалиями, ушли на озеро Долгое. Я тащил удочку, Ринат – бидончик, в котором покоилась баночка с червяками и сверток с бутербродами.
Минут через двадцать пути – идти надо было с километр, - мы были уже у цели. С утра в продолговатом озере, обрамленном зелеными камышами, еще никто не купался. хотя день обещал быть жарким. Детвора обычно набегает часам к одиннадцати-двенадцати. Так что эти пару часов нам никто мешать не будет. И братишка тоже!
- Ты садись сзади меня! – велел я ему. – Будешь снимать рыбу с крючка и бросать в бидончик. Понял?
- Ага! – согласился Ринат.
Я вынул из бидончика бутерброды и червей, положил их на земле рядом с усевшимся на корточки братом, а сам зачерпнул воды из озера – она была теплая, и мне сразу захотелось искупаться. Но я пересилил себя – искупнуться можно будет потом, со всеми. А сейчас надо заниматься важным мужским делом – ловить рыбу.
Я размотал удочку, с трудом наживил на крючок извивающегося червя, и забросил леску подальше от берега. Пробковый поплавок шлепнулся на неподвижную и слегка курящуюся паром зеленую воду озера метрах в полутора от меня. По воде разбежались круги, и немного покачавшись, поплавок замер.
Я застыл на берегу в классической рыболовно-пацанской позе, выставив для упора одну ногу вперед и сжимая удилище обеими руками.
Но долго стоять, впившись глазами в слегка покачивающийся поплавок, мне не пришлось: он притонул раз, другой, третий, и поехал в сторону. Ага, взяла! Я резко выдернул удочку, и через голову на берег полетел первый улов – трепещущая серебристая сорога с оранжевыми плавниками.
Рыбка сама соскочила с крючка и шлепнулась за спиной брата, запрыгала на берегу, налепляя на свою серебристую чешую песок.
- Рыба!!! – заорал во все горло мой брат и упал на нее животом. – Поймалась!
- Раздавишь! – по-хозяйски прикрикнул я на Рината. – Неси его в бидончик давай!
Ринат, сжимая сорожку обеими руками, вприпрыжку побежал к бидончику. А я в это время поправлял сбитого на крючке червя. Он был цел, только сполз немного вниз.
- А можно, я ее помою, а то она грязная? – услышал я вдруг просьбу брата. И не успел даже в ответ открыть рот, как увидел, что первая моя сегодняшняя рыба плюхнулась в воду, вырвавшись из рук этого растяпы.
- А она уплыла, - убитым голосом сказал Ринат и скривил лицо, собираясь заплакать.
Улов мне, конечно, было очень жаль. Но не лупить же из-за одной рыбки родного братишку? Тем более, судя по первой поклевке, рыбы здесь с утра собралась тьма. И все голодные.
- Ладно, - великодушно сказал я Ринату. – Еще поймаем. Ты только больше не купай их в воде, ладно?
- Ладно, - шмыгнул носом брат, снова устраиваясь на корточках на отведенном ему месте. И покосившись на бумажный сверток, добавил:
- А когда есть будем?
- Когда поймаем пять… нет, десять чебаков, - поставил я перед нами жесткую задачу.
И, оставив рядом с ним на земле леску с наживленным крючком, вернулся к удилищу и, широко размахнувшись, через плечо закинул свою снасть в воду. И тут же услышал дикий рев, от которого у меня душа ушла в пятки.
Схватившись обеими руками за рот и упав на землю, орал Ринат. А из-под его ладоней к моему удилищу тянулась леска. Это могло означать лишь одно: я вогнал своему брату в лицо крючок. Случалось, что я цеплял себя сам за рубашку сзади, за штаны, как-то даже палец порвал крючком. Но чтобы так, живого человека… Да еще своего брата, за которого мне сейчас дома так всыпят, что я надолго забуду про рыбалку!
Но сейчас главное не это. Может, не все еще так страшно?
Я подбежал к брату, упал перед ним на колени и попытался оторвать его грязные ладошки от лица.
- Покажи, куда зацепило… Да отпусти ты руки!
Но брат продолжал верещать как резаный и еще сильнее прижимал руки. В конце концов рев его перешел во всхлипывания, и он убрал от лица одну ладошку, потом вторую. И меня всего передернуло.
Крючок впился в верхнюю губу. Он вошел туда почти весь, оставив снаружи лишь миллиметра два цевья с ушком, к которому и была привязана свисающая леска. Крови в месте прокола выступило всего лишь пара капелек.
- Ничего страшного, - успокоительно забормотал я испуганно заглядывающему мне в глаза братишке. – Тебе больно?
-Шють-шють, - прошепелявил Ринат, стараясь не двигать верхней губой.
- Ну и нормально. Щас придем в больничку, тебе его быстренько вытащат, и все!
- Боно буит! – испуганно забубнил Ринат, тряся свисающей с губы леской. При этом он выглядел так уморительно, что я не выдержал и хихикнул.
- Такую большую рыбу я еще не ловил!
Брат сморгнул слезинки с глаз и тоже заулыбался. Так, жизнь вроде налаживается. Крючок я, конечно, сам не вытащу, да Ринат меня к себе и не подпустит. Значит, надо срочно топать в наш фельдшерский пункт, к тете Любе. Она все сделает как надо.
Но не тащить же брата за собой на крючке? А у меня ни ножика нет, ни спичек, чтобы отрезать или пережечь леску.
Так, а зубы на что? И я, аккуратно перехватив леску у братишки под самым подбородком, чтобы не потревожить сидящий в его губе крючок, перегрыз ее зубами. Так что теперь у Рината с губы свисало всего сантиметров десять лески.
Подобрав бидончик и забыв на берегу червей и бутерброды, мы поспешили с братом в деревню. К счастью, на нас никто особенно внимания и не обратил – ну, идут два брата с рыбалки. Да и улицы были почти пустынны в это время.
Фельдшерица оказалась на месте. В амбулатории было пусто, прохладно и пахло йодом. Тетя Люба охнула и всплеснула руками, увидев, кого и с чем я привел.
- Вот паразиты! – запричитала она, рассматривая Ринатову губу. – А если бы в глаз? Мамка-то уже знает?
- Она на работе, - сказал я. – Мы ей потом скажем. А вы как крючок вытаскивать будете? Ринат при слове «вытаскивать» начал поскуливать и потихоньку попятился к выходу из амбулатории.
- Ты куда?- укоризненно сказала тетя Люба. - Хочешь с крючком остаться? А как кушать будешь? А целоваться, когда подрастешь?
- Не хошю, - помотал головой мой брат. И непонятно было, чего он не хочет: жить с крючком или целоваться, когда вырастет? Наверное, и то, и это. И все же покорно пошел с фельдшерицой за белую ширму.
Мне тетя Люба велела подождать за дверью. И я нетерпеливо переминался с ноги на ногу у входа в амбулаторию и прислушивался к негромким приглушенным командам тети Любы, доносящимся из-за неплотно прикрытой двери, тревожный дискант моего братишки. Потом на какое-то время там стало тихо. Вдруг Ринат очень громко ойкнул. А спустя пять минут его, с заплаканными глазами и залепленным пластырем верхней губой, но при этом уже улыбающегося, за руку вывела на улицу сама фельдшерица.
- На тебе твой крючок, рыболов несчастный! – сказала она и протянула мне пахнущую лекарствами разжатую ладонь. А на ней отдельно лежали чем-то откушенное ушко с леской и сам, немного выпачканный в крови, крючок. – В другой раз внимательнее будь, ладно?
- Ладно! – часто закивал я головой. - И это… Спасибо вам большое, тетя Люба!
- Идите уж, рыбачки! – засмеялась фельдшерица, и мы побежали домой.
Конечно, родители, увидев заклеенную губу моего младшего брата, тут же выведали, что произошло. Наказывать они меня, не считая словесного выговора, не стали. Но наложили строжайшее табу на наши совместные походы на рыбалку. По крайней мере, года на три.
Так что в семье у нас главным добытчиком рыбы долго оставался только я…

[Наталья Владимировна]

16

РАБОТА УДАЛЕНА С САЙТА ПО ПРОСЬБЕ АВТОРА

[Наталья Владимировна]

17

ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕДЁТ ВАРВАРА ЛЮБОЗНАТЕЛЬНАЯ

Научная тайна смартфона

Физичка Лерочка стремительно вошла в класс. Конечно, ребята звали её Лерочкой за молодость и только между собой. А так, любите и жалуйте – учитель физики Валерия Валериевна.
Она, уж очень подозрительно, сегодня была весела. Положив журнал на стол, с лучезарной улыбкой девушка посмотрела на своих учеников.
«Самостоятельная работа или ещё хуже, контрольная», - подумал Димка и удручённо опустил голову.
- Сегодня наш урок начнётся с доклада Варвары Любознательной, с задором, громко отчеканила Валерия Валериевна.
Димка с облегчением вздохнул: «Ура! Контрольной не будет». Но тут же зевнул. Урок намечался быть скучным. Выдержать целый доклад, это было выше его человеческих сил.
- Вот уж точно родители с именем угадали, - сердито прошептал он. – Варвара – любопытная Варвара. Фамилия тоже под стать имени – Любознательная. Вечно она суёт свой нос, куда не надо. Всё ей неймётся: исследует что-то, ищет, роет, копает, а потом огорошивает своими изысканиями, докладами.
Союзников у него было не мало. Класс возмущённо зароптал.
- Варвара, прошу, - не обращая внимания на недовольство масс, воодушевлённо произнесла Валерия Валериевна.
К доске вышла спортивная, подтянутая девчонка, с живыми карими глазами и, нисколько не смущаясь, энергично начала с вопроса:
- Вы когда-нибудь задумывались о передаче информации?
- Только об этом и думаем, - подмигнув одноклассникам, с насмешкой высказался Лёшка Потапенко - «первый парень на деревне», как втихомолку его называли соученики, не входящие в его дружеское окружение.
- Больше делать нам нечего, - томно произнесла самая красивая девочка класса Милана Одинцова и тряхнула своими золотыми кудрями.
- С древности известна костровая связь. Сигнальщики, зажигая цепочку костров, предупреждали об опасности или таким способом передавали другую информацию, - как ни в чём не бывало, продолжила Варвара. – И барабанная связь, когда определённое послание отбивали в барабаны. Существовали и другие способы передачи информации: голубиная почта, пешая, конная, караванная эстафета. На первый взгляд, даже тирольское пение — йодль — кажется забавной традицией, но между тем, именно он в течение многих веков помогал альпийским пастухам общаться между собой и управлять стадами. Ведь сменяющие друг друга грудные и фальцетные звуки, образуют полную задора и радости трель, которая быстро разносилась в разреженном горном воздухе на большие расстояния.
- Ну и что, - недовольно изрёк увалень Мишка Рябов. – Сейчас, слава электронике, есть смартфоны, на худой конец телефоны.
- Вот! – радостно воскликнула Варвара. – Смартфоны! А ведь всё началось с древнегреческого историка и наступления римлян.
- Чего? – недоумённо пробормотал Рябов и вдруг громко рассмеялся.- Римляне здесь при чём?
- Древнегреческий историк Полибий заметил, - загадочно затараторила Любознательная, - что у римлян была неэффективная передача сигналов на дальние расстояния во время сражения. У отправителя и получателя были сосуды, наполненные водой, а сверху помещалась деревянная стойка с цифрами. Каждая цифра соответствовала заранее обговорённому сообщению. Система работала следующим образом. Когда сигнальщик был готов отправить сообщение, он поднимал в воздух горящий факел, получатель также поднимал зажжённый факел. Увидев его, сигнальщик опускал свой факел и по этому знаку они оба одновременно вынимали затычки из сосудов. Вода начинала убывать, и стойка опускалась до нужной цифры. По достижению этой отметки сигнальщик вновь оповещал получателя о завершении процесса.
- Так, так, так, - озадачено произнёс Мишка Рябов. – И что Полибия не устроило?
- Он посчитал,- глубоко вдохнув, выдала Варвара, - что на поле боя должно быть более эффективное средство связи и предложил оригинальное решение.
- Какое? – не удержавшись, полюбопытствовал Лёшка Потапенко.
- Учёный муж применил особый код для обозначения букв. Он создал числовую таблицу, в которой каждая буква алфавита зашифрована всего двумя цифрами. Эта система получила названия квадрат Полибия. Теперь римский сигнальщик поднимал факел и ждал ответа от получателя. После установления контакта, сигнальщик начинал передавать сообщение, зашифрованное при помощи квадрата Полибия.
- Это как? – неожиданно для самого себя выпалил Димка.
- Приведу пример, - торжествовала Варвара Любознательная.
Девочка взяла кусочек мела и быстро расчертила на доске квадрат Полибия. Только вместо греческих букв вписала русский алфавит.
0 1 2 3 4 5 6
1 А Б В Г Д Е
2 Ё Ж З И Й К
3 Л М Н О П Р
4 С Т У Ф Х Ц
5 Ч Ш Щ Ъ Ы Ь
6 Э Ю Я

- Возьмём нашу букву В. Если мы посмотрим на квадрат, то увидим, что она зашифрована двумя цифрами. Цифра три по вертикали и цифра один по горизонтали. Значит, нужно поднять три факела с левой стороны и один факел с правой, - закончила она свою мысль.- Так сигнальщик передавал букву за буквой.
- Но такая коммуникация была возможна только в зоне прямой видимости, - деловито сказала отличница София Иванова.
- Поэтому для передачи информации на дальние расстояния наши предки использовали обычные письма, – не растерявшись, продолжила Варвара. - И вот такое печальное послание послужило к следующему изобретению.
Докладчица умолкла. В классе повисла долгая пауза.
- Ну, не томи, - занервничал Мишка Рябов.- А то у меня от неизвестности даже живот свело.
- В двадцатых годах 19 века, - переведя дух, продолжила Варвара, - Семюэл Морзе трудился над своим главным и важным заказом, который сулил ему славу и деньги. Это был портрет маркиза де Лафайета, участника в войне за независимость США, а также близкого друга Джорджа Вашингтона.
- Морзе был художником? – удивилась Маша Петрова.
- Оказывается, наша художница об этом первый раз слышит, - съязвил Димка.
- Можно подумать, что ты это знал, - парировала Петрова.
- Да. Он был художником, - не обращая на перепалку, возобновила свой доклад Любознательная. - И ему пришлось отправиться в Вашингтон за пятьсот километров от дома. В это время случилось несчастье, его жена скоропостижно скончалась. Он поздно узнал об этом, так как письмо шло несколько дней. Ещё путь домой занял почти такое же время. Похороны состоялись без него. Именно это обстоятельство заставило Морзе задуматься, как же быстро передавать сообщения на дальние расстояния. Но лишь через восемь лет, после одной встречи, он совершит своё открытие.
- В конце концов, что это за открытие? – недовольно заёрзал Мишка Рябов.
- В 1832 году он возвращался из путешествия на морском корабле и встретил американского ученого Чарльза Томаса Джексона, - продолжил докладчик. - Тот занимался электричеством. Он и поведал Морзе, что электрический ток может порождать магнитное поле и показал элементарный электромагнит. Помните, наш физик Степан Петрович, показывал такой фокус. Он брал кусок металла, обматывал проводом и подсоединял его к источнику питания. Металл превращался в магнит и притягивал скрепки, другие мелкие металлические предметы. Но стоило его отключить, как магнитная сила исчезала. Именно этот момент оказался ключиком к открытию Морзе.
- Ну, что ты тянешь кота за хвост. Давай уже, по сути,- угрожающе прорычал Рябов.
- Он стал экспериментировать, используя магнитное поле. В его электрическую цепь был включён переключатель и электромагнит, который Морзе разместил на другом конце цепи. Он стал передавать сообщение по проводу, замыкая и размыкая электрическую сеть. При пуске тока на электромагнит в приёмник посылался электрический импульс. При этом закреплённый стержень начинал колебаться и оставлял следы на медленно разматывающейся бумажной ленте. Длина линии, оставленная стержнем, была пропорциональна продолжительности посылаемого импульса. Когда сеть размыкалась, стержень возвращался в исходное положение. Сейчас этот аппарат кажется очень примитивным, но до Морзе в таком виде электричество никто не применял. И он создал прибор, который передавал послания по проводам, практически без задержки. Но нужно было создать код, который бы позволил обозначать этими простыми операциями буквы алфавита. Так экспериментатор разработал систему, подобно Полибию, только из точек и тире. Родилась азбука Морзе, а сверхскоростная электрическая сеть опоясала земной шар. Правда, конфиденциальности при передаче информации, не было никакой. Ведь послание передавалось не напрямую. Сначала оператор шифровал его и передавал, а другой оператор расшифровывал, и только тогда сообщение получал адресат. А вот способ, чтобы люди могли общаться напрямую, и слышать друг друга на большом расстоянии разработал человек, который обучал людей, не имеющих слуха.
- Кто такой, – заинтересованно произнёс Лёшка Потапенко, - почему не знаю?
- Александр Грэйам Белл, шотландец по происхождению. В 1872 году, как и Морзе, правда, на сорок лет позже, увлёкся электричеством. Но он хотел его использовать для передачи речи. Белл пытался понять, как можно преобразовать звуковые волны человеческого голоса в электрический сигнал и пустить его по проводу, а на другом конце превратить обратно в звуковую волну.
- И как он это сделал? – озадачено полюбопытствовал Димка.
- Для этого он использовал трупы людей.
- Ничего себе! – воскликнул от неожиданности паренёк.
- Он наблюдал, как разные звуки заставляют отчетливо вибрировать барабанную перепонку человека. И благодаря этим наблюдениям создал говорящий телеграф, который действовал, как электрическая барабанная перепонка.
- Суть, Миледи, суть работы устройства, – театрально молвил Лёшка.
- Передатчик направляет звуковые волны на мембрану, а к ней присоединена игла. Мембрана вибрирует, и игла опускается в сосуд с разбавленной кислотой, таким образом, замыкая электрическую сеть. Когда игла опускается в кислоту, ток индуцирует и идет по проводу к принимающему концу, а аппарат превращает эти электро волны обратно в звук. В 1876 году этот человек перевернул ход истории. Так появился телефон.
- Ух! – радостно вздохнул Мишка Рябов. – Наконец, хоть до обычного телефона добрались. И что дальше?
- А дальше, - улыбнулась Варвара. - Немецкий физик Генрих Герц при помощи индукционной катушки под высоким напряжением показал, что если образовать дугу между двумя электродами, то в расположенном поблизости приёмном контуре будет наблюдаться сильное колебание тока. Герц не думал, что открытые им электромагнитные волны, передаваемые по воздуху, найдут какое-либо применение. Но на основании этого 1895 году Александр Степанович Попов создал радиоприёмник. Итальянец Гульельмо Маркони также работал в этом направлении.
- Первый раз слышу про этого итальянца? – удивлённо пожал плечами Мишка.
- Да, Михаил, - пафосно обратился Лёшка к однокласснику. – Итальянцы, оказывается, не только создали спагетти, моцареллу и мафию.
- Конечно, спагетти и моцарелла хороши, но вот Маркони, - вставила своё слово Варвара, - используя обычные аккумуляторы, стеклянные трубки и металлические опилки, собрал две цепи. К одной он добавил переключатель, а к другой звонок, и установил их в противоположные углы комнаты. Замкнув переключатель, он услышал раздавшийся звонок. Затем свой эксперимент он продолжил на улице. Маркони использовал для этой цели антенну. Вот так сигнал был передан не по проводам, а по воздуху. Теперь сообщения можно было посылать беспроводным способом. С 1899 года беспроводной телеграф Маркони стал устанавливаться на морских судах. И именно он спас жизнь семистам пассажирам знаменитого «Титаника». Кропотливая работа в этой области Александра Степановича Попова и озарение восемнадцатилетнего мальчишки Гулье, влюблённого в море, подарили миру радио и радиосвязь. И её, также как и электрическую, стали использовать для голосовой связи.
- Всё. Финита ля комедия, - развалившись на парте, радостно воскликнул Лёшка.
- Но один человек вознамерился направить голосовую связь по другому каналу, – не обращая на ёрничество одноклассника, спокойно сказала девочка. - В начале тридцатых годов 20-го века Гомер Дадли пытался понять, как передать речь по трансатлантическому кабелю, проложенного по дну Атлантического океана. Он назвал своё изобретение вокодером.
- Это ещё, что за чудо природы? – недовольно буркнул Мишка.
- Разбив речь на звуки, он стал передавать её без участия человеческого голоса. Так появилась говорящая машина, но применение ей так и не нашли.
- Вот и замечательно, - деловито сказал Рябов. – А то моя голова уже скоро с ума сойдёт от такого количества информации.
- Лишь когда началась вторая мировая война, - назидательно произнесла Любознательная, - военные поняли, что на основе этого устройства, можно создать более защищённую от прослушивания связь. Так была создана первая цифровая связь «Сигсали». Человеческая речь разбивалась на составные части, а затем кодировалась и отправлялась через Атлантику. На принимающей стороне данные восстанавливались, после чего — воспроизводилась оригинальная речь. Правда, эта связь была несовершенна, так могли общаться только два человека. А если общаются, сотни, тысячи людей?
- И какое же следующее открытие помогло преодолеть это препятствие? – поправив очки, деловито полюбопытствовала ботан Иванова.
- Здесь как раз моё исследование зашло в тупик. Но как говорят французы: «Шерше ля фам». «Ищи женщину», - дал совет мой папа. Он оказался прав, но я не знала в каком направлении двигаться, и где искать эту загадочную женщину.
- И как тебе удалось её вычислить? – резво встрепенулся увалень Мишка.
- Мне помогла моя бабушка. В молодости она очень любила кино и была очарована звездой Голливуда Хеди Ламарр.
- Какое же открытие сделала эта звезда? - хихикнула красавица Милана.
- Действительно открытие. А главное что в этой женщине сочеталось всё: и ум, и красота. После съёмок в кино актриса вела другую жизнь. В свободное время она занималась изобретательской деятельностью. Кстати, это ей принадлежат изобретения растворяемой шипучей таблетки и обтекаемого крыла самолёта.
- Подумаешь. Ум и красота в одном флаконе. Это не редкость
- К тебе Милана это не относится, - серьёзно произнесла отличница Иванова.
- Как и к тебе, - уколола в ответ первая красавица класса.
- Вас надо соединить в одном флаконе, - засмеялся Димка. Валерия Валериевна молча наблюдала за происходящим, и не вмешивалась в бурное обсуждение учеников.
- Да уймитесь вы, наконец, - вдруг неожиданно взвился Мишка Рябов. – Давай Любознательная излагай, что изобрела эта красотка.
- Для начала нужно понять, что подвигло её на это открытие. А для этого я кратко познакомлю вас с её биографией. Хеди родилась в зажиточной еврейской семье в Вене. И уже с детства проявляла интерес к изобретению. В 1933 году в девятнадцать лет она вышла замуж за австрийского оружейного магната Фрица Мандля, который сотрудничал с нацистами. Она стала свидетелем деловых встреч мужа, где обсуждались военные технологии. За год до оккупации Австрии фашистами она сбежала в Лондон, а затем в Голливуд, где и стала звездой. Первоначальная версия побега – это ревность мужа. Но я думаю, что здесь сыграло роль её происхождение. Она догадывалась, что её ждёт заточение в концентрационном лагере. Поэтому не удивительно, что Хеди решила внести свой вклад в борьбу с фашизмом и создать защищённую связь, чтобы радиоуправляемые торпеды подводных лодок достигали свою цель без помех и меняли траекторию движения в защищённом режиме. Она придумала технологию продуцирующих частот.
- Интересно, что это за частоты такие? – удивилась Иванова.
- Вместо того, чтобы посылать сигнал в одном частотном диапазоне или интервале, она хотела разбить этот сигнал на части и отправить их по множеству разных каналов. Тогда перехватить его стало бы крайне сложно. Даже получателю сигнал был бы понятен, если передатчик и приемник были скоординированы, согласованы между собой. Ей нужен был механизм, способный воплотить эту идею. И для его создания понадобилось всего одна встреча. Как-то в гостях актриса познакомилась с голливудским композитором и пианистом Джоджем Антейлом. Он был знаменит своими экспериментами с механическим пианино, которое играло заранее запрограммированное произведение. Специальная лента была размечена на восемьдесят восемь столбцов по числу клавиш. В этих столбцах в нужных местах проделывались отверстия, которые соответствовали нотам музыкального произведения. Когда лента проигрывалась, с помощью механизма внутри пианино, этот код превращался в музыку. Хеди подумала, что подобное устройство она могла применить и для своих прыгающих частот. Передатчик будет посылать сигнал на приемник торпеды, постоянно переключаясь с одной частоты на другую. Она назвала это системой управления с расширенным спектром. Но её идею осмеяли и отклонили.
- Как всегда. Почему-то люди считают, что красота и ум не совместимы, - фыркнула Одинцова.
- Всё же в восьмидесятые годы прошлого столетия, когда эта технология была рассекречена, она сыграла важную роль в появлении смартфона.
- Ум восторжествовал, - радостно воскликнул Димка, и весь класс зашёлся смехом.
- Конечно, без системы связи с расширенным спектром невозможно представить работу сотовых сетей, - вдруг отчеканила умница Иванова. Класс замер. - Благодаря ей множество абонентов одновременно может пользоваться одной и той же сетью. Получается, что это происходит вследствие деления во время разговора элементов на тысячу сегментов или отрезков и передачи их на разных частотах, а затем сборка этих элементов в правильном порядке. В результате этого стало возможным передача миллиардов мегабайтов информации. Я права?
- Да, Соня, всё верно. Но чтобы это происходило с устройства,
которое вмещается у тебя на ладони, нужен был научный прорыв.
- Ещё один прорыв, - взвыл Мишка Рябов. – У меня сейчас будет взрыв мозга.
- Электроинженер Килби, - продолжила свой рассказ Варвара Любознательная, - в 1959 году не отправился в отпуск, как все его сослуживцы. Он в одиночестве работал над личным проектом. Этот человек сделал электронную схему из одного полупроводникового материала, что помогло уменьшить электросхему. Своё открытие Килби назвал интегральной схемой. В 1958 она изменила мир навсегда. Это действительно был прорыв в электронике. Схемы стали компактными, небольшими. Благодаря этому все знакомые нам вещи: компьютер, телефоны, радио стали мощными и портативными, удобными для использования. Вот и появился крошечный сотовый телефон. Только сам смартфон возник благодаря одному отцу и его новорождённой дочери.
- Варвара, куда заведёт твоё исследование?- ехидно прищурив глаз, погрозил пальцем Рябов.
В ответ Любознательная лишь махнула рукой:
- В 1997 году программист Филлип Кан держал на руках свою новорождённую дочь и пытался сфотографировать её.
- Сделав фото, новоиспечённого папулю осенило,- вдруг прокомментировал Лёшка.
- Ты прав Потапенко. Ему пришла идея отправлять фото по сотовому телефону. Если бы в его телефоне тогда была камера, то он бы мгновенно послал это фото близким и друзьям.
- Так появился на свет мобильный телефон с камерой, - парировал Потапенко. – А раз можно отправить фото, то почему бы не отправить песню или видео, - стал разглагольствовать он. - И почему бы не создать возможность разговора лицом к лицу с собеседником, находящимся на другом конце земли. И всё это в придачу не связать с интернетом. Не правда ли, Варвара?
- Да, ты прав.
- Вот так и родился смартфон или миниатюрный компьютер. Аплодисментов не надо, - поклонившись с церемонной старомодностью, величаво сказал Лёшка.
- Но представьте, если бы воссозданная мной логическая цепочка открытий, предшествовавших созданию смартфона, оборвалась, хотя бы в одном месте, - воскликнула Варвара. - Тогда возможно человечество пошло бы по другому пути развитию.
- А я считаю, что поздно или рано, но смартфон всё же был бы создан! – громко крикнул Димка и этой фразой, вместе со звонком на перемену, поставил жирную точку в научной тайне смартфона.

[Наталья Владимировна]

18

ТРУС

Отрывок из рассказа

«Как же быстро летит время!» - думала Марина Александровна, стоя перед настенным календарём, вверху которого был изображён пейзаж с русскими берёзками.
Она стояла перед ним уже так долго, что, казалось, хотела выучить наизусть, на какой день приходилась та или иная дата. При этом женщина шевелила губами, так что со стороны действительно могло показаться, что она что-то изучает и пытается запомнить.
На самом деле Марина Александровна просто задумалась. Она не обращала внимания на числа, которые были отмечены в календаре красным. Не придавала значения ни праздникам, ни выходным дням. Она смотрела на календарь невидящими глазами, отмечая про себя, скорее подсознательно, чем целенаправленно, что неумолимое время опять обвело её вокруг пальца: то, что вроде было совсем недавно, оказалось давно прошедшими днями.
- Ванечка уже два года, как в «кадетке» учится, - произнесла Марина Александровна. Произнесла настолько тихо, словно передавала кому-то секрет величайшей важности. Или оттого, что сама не верила в то, что между тем сентябрьским деньком, когда Ваня прибежал к ней перед началом построения, прошло уже почти два года.
Вспомнив то утро, Марина Александровна невольно улыбнулась. В отглаженной форме (а она-то боялась, что её мальчику не найдётся подходящего размера!), в начищенных до блеска берцах и новой военной кепке (голубых беретов только что зачисленным в кадетский корпус носить первые полгода не полагалось), Ваня заскочил к бабушке, чтобы ещё раз убедить её, что у него действительно всё хорошо, а заодно произвести впечатление.
Когда началась учёба, Ваня быстро свыкся с мыслью, что приказам людей в «настоящей» форме надо подчиняться без промедления. Он никогда не жаловался на своих товарищей, старался воспринимать всё то, что происходило в его жизни, достаточно адекватно. Преподаватели и воспитатели, а также все те, с кем пришлось учиться Ване, были им вполне довольны. Иногда Ваня с грустью вспоминал о том, как его друг Игорь «срезался» на экзамене по математике – то ли от волнения, то ли попалась ему действительно сложная задача. И непонятно было тогда, кто расстроился больше – Ваня или сам Игорь.
И вот прошли два года...
Бывают же в жизни такие совпадения, но в те минуты, когда Марина Александровна стояла перед большим календарём в кухне, Ваня, достав из кармана маленький календарик, смотрел на него и тоже думал о том, что два года, которые он провёл в «кадетке», пронеслись так незаметно…
Всё ему здесь нравилось: и учёба, и руководство, и постоянные поездки на соревнования, и шахматные турниры, которые проводились как между кадетами, так и с учениками обычных школ. Был, правда, один случай, о котором он не любил вспоминать.
- Но на то она и жизнь, – резонно рассуждал повзрослевший Ваня, – чтобы иногда показывать, кто в ней, в жизни этой, чего стóит.
Он тогда проучился ещё всего ничего, каких-то три месяца. Выйдя как-то под вечер, чтобы немного размять мышцы на турнике (Ваня остался верен себе с тех пор, как они с Игорем ежедневно тренировались для поступления), он обратил внимание на то, что за углом корпуса, явно затевалась драка.
Не любивший ссор и драк, и никогда не ввязывавшийся в них, Ваня, в этот раз почему-то решил вмешаться. Но не для того, чтобы поучаствовать в «кипише», а для того, чтобы разнять задир его же года поступления.
- Не лезь, - оттолкнув Ваню, самодовольно произнёс долговязый заводила, - без тебя разберёмся. И тут же предложил:
- Может быть, хочешь померяться силами?
Если бы он предложил это сейчас, Ваня, который за два года научился многочисленным приёмам, возможно бы и согласился, но тогда…
Тогда он, ругая сам себя за то, что вообще подошёл к пацанам, которые позднее действительно разошлись безо всяких потасовок, сделал шаг назад. Сделал – и тут же услышал от долговязого насмешливое: «Трус!»
- Трус! – наперебой закричали ему и те, кто минуту назад были готовы раболепно расстелиться перед своим, смахивающим на каланчу, предводителем.
- Трус! Трус! Трус! – доносилось до Вани всё время, пока он шёл до двери корпуса.
В чём состояла его трусость, он, собственно, так и не понял. По мужским законам (а в них Ваня научился разбираться очень быстро) ничего особенного в том, что он не ввязался в драку, не было.
Но долговязый и двое других кадетов, которые иногда встречались Ване то в учебном корпусе, то в столовой, то на общем построении, неизменно продолжали называть его этим постыдным для мужчины словом. Впрочем, когда кадета Платонова (как потом узнал Ваня фамилию долговязого парня, предложившего померяться с ним силами) отчислили, оба парня, которые недавно называли Ваню «трусом», тотчас оставили его в покое. Один из них – Артём Сергеев – даже сделал попытку сблизиться с Ваней, предложив ему свою дружбу.
Но Ваня отказался. «Тот, кто подставил меня один раз, - думал он, - вероятнее всего, сделает это вторично».
Так дружба между ним и Сергеевым не состоялась.

- Так… - проговорил майор Карташов, оглядывая класс и внимательно всматриваясь в лица мальчишек. – Кто готов научиться прыгать с парашютом? Поднимите руки!
Увидев, что желание изъявили почти все, он усмехнулся и, прищурив глаза, изменил вопрос.
- Поднимите руки только те, у кого за всё время обучения по физ.подготовке всегда было «отлично».
«Лес рук» мгновенно поредел. Несмотря на то, что бéгом, маршевыми бросками, плаванием и прочими видами физкультуры все занимались регулярно, оценку «отлично» имели далеко не все. У многих в четверти стояли зачётные «четвёрки», которые парней, в общем-то, устраивали.
- Та-а-ак, - меж тем протянул Карташов. – А теперь только те, кто учится по всем предметам на круглые пятёрки.
Из кадетов-девятиклассников остались только двое – Ваня и ещё один мальчик - Женя Грошев, который был сиротой. Видимо, понимая, что надеяться в этой жизни придётся только на себя, Женя проводил часы, отведенные для личного времени, исключительно в компании книг. Он никогда не ходил на дискотеки, проводимые для кадетов по субботам. Вместо этого, он оставался в корпусе с книжками и тетрадками, которые, казалось, сделались неизменными спутниками его жизни. Правда, к Жене периодически приезжали какие-то родственники, даже забирали его к себе на каникулы. Но выходные дни мальчик предпочитал проводить в корпусе. На вопросы, которые ему сперва задавали, вроде тех, почему он не хочет ехать к родным, он упорно отмалчивался. В конце-концов, от него отстали.
Увидев только двух оставшихся с поднятыми руками кадетов, Карташов спросил, с трудом скрывая удивление:
- Это что же, выходит, так мало отличников? В былые годы, насколько я помню, число было побольше.
- Разрешите обратиться, - поднял руку кадет Галичев, сидевший за второй партой.
- Обращайтесь, - разрешил Карташов.
- А что? - немного насмешливо спросил Галичев, - прыгать с парашютом разрешается только отличникам? Или парашют лично спрашивает у каждого, какие оценки у него в дневнике?
- Поясняю, - нахмурив лоб, ответил Карташов. – Лично спрашивать здесь буду исключительно я. У самого-то, поди, успеваемость далеко не лучшая, зато амбиций, как я погляжу – вагон и маленькая тележка.
- Ну, почему же? – Галичева оказалось не так-то легко сбить с толку, - вагон пятёрок и маленькая тележка четвёрок.
- Да неужели? – деланно удивившись, приподнял брови майор и посмотрел на сидевшего за столом учителя русского языка и литературы Суворкина.
Некоторые учителя работали в кадетском корпусе не на полную ставку, поэтому им разрешалось не носить военную форму в отличие от «кадровиков» - кадровых военных, которые так же работали на учительских и воспитательских должностях.
Суворкин относился к тем, кто военной формы не носил. Но увидев взгляд майора Карташова и расценив его, как вопрос, обращённый лично к нему, учитель русского языка встал, вытянулся в струнку и ответил по-военному чётко:
- Так точно, товарищ майор, - показатели у кадета Галичева всегда отличные.
- По крайней мере, по русскому языку, - добавил он. – Про остальные предметы сказать не могу.
- По русскому языку, говорите? – переспросил в раздумье Карташов, постукивая пальцами по поверхности стола.
- Да. Вернее, так точно! - поправился Суворкин, продолжая стоять перед майором по стойке «смирно».
- Ладно, - неожиданно смилостивился Карташов, и, поочерёдно указав пальцем на Ваню, затем на Женю Грошева и последним на Галичева, - подойдёте после уроков ко мне в кабинет. И чтоб я вас не ждал! – закончил он, покидая класс.

- И сколько мы будем ещё приседать да отжиматься? - не переставая, ворчал Галичев, - что мы сюда за этим, что ли, пришли?
Ваня и Женя ничего не говорили, но, видно, и им уже надоела такая «подготовка» к прыжкам с парашютом. Вместо того, чтобы заниматься более, как им казалось, нужными делами и тренировками, они уже третью неделю действительно не занимались ничем, кроме упражнений, которые постоянно выполняли на занятиях по физ.подготовке.
Азарт, который поначалу присутствовал в каждом из них, постепенно угас, потому что все эти упражнения были уже знакомы, а нового им пока ничего не предложили.
- Хоть бы про устройство парашютов что-нибудь рассказали, - думал Ваня, посматривая по сторонам. – Действительно, сколько эта морока будет ещё длиться?
Словно подслушав его мысли, Женя Грошев, который слыл в «кадетке» непревзойдённым молчуном, выпрямился и, отпыхиваясь, сказал, словно ни к кому не обращаясь:
- Как надоело, а, пацаны? Может, мы зря сюда пришли?
- Кому надоело – того не держу! – зычный голос неизвестно откуда появившегося Карташова заставил вздрогнуть всех троих.
- Но товарищ майор, - начал было Галичев…
- Отставить! – гаркнул Карташов, на котором этот раз был надет комбинезон, а не повседневный китель. И вообще он казался сегодня преисполненным какого-то достоинства, наблюдать которое кадетам ещё не приходилось.
- За мной! – скомандовал он, - ша-а-а-гом марш! И пошёл, не оглядываясь со спортплощадки.
Ребята поспешили за ним.
- Лебедев! – не оборачиваясь, обратился Карташов к Ване, - что тебе вообще известно о парашютах?
- Ну, - не сразу ответил опешивший от такого вопроса Ваня, - с ними прыгают.
- Понятно, - всё так же, не оборачиваясь, продолжил Карташов. – «Прыгают», - передразнил он Ваню, - не велики же у тебя знания.
И, обернувшись к кадетам, добавил:
- Запомните на всю жизнь. Парашют – это устройство, которое служит не для прыжков, а для замедления процесса падения в пространстве! Надеюсь, я понятно изъясняюсь?
- Так точно! - первым ответил Галичев, - товарищ майор, а мы на лётное поле идём?
- Ну и выскочка же ты, Галичев! - Карташов аж шаг замедлил. – Будешь задавать лишние вопросы, пойдёшь у меня сейчас обратно в корпус!
Галичев тут же демонстративно зажал ладонью рот, и дальше все четверо шли уже в полном молчании.

Они действительно пришли на лётное поле. Но ни самолётов, ни вертолётов там не было. Зато их встретила группа других кадетов, среди которых Ваня неожиданно увидел Артёма Сергеева.
- Вон вышка в конце поля, видите её? – донёсся до них голос инструктора Григорьева.
- Видим, - нестройно зашумели парни.
- К вышке бе-е-е-гóм! – скомандовал он. И Ваня, забыв про усталость, рванулся вслед за остальными к тренировочной вышке.
Так начался их второй этап по подготовке к прыжкам.
Никто не ожидал, что вблизи вышка окажется довольно большой – целых девяносто метров в высоту, хотя издали она казалась намного меньше.
Правда, в первый день кадеты поднялись на вышку на каких-то двадцать метров. Но уже с двадцати метров люди, стоящие внизу, показались Ване, довольно маленькими.
- Что же будет, когда мы научимся покорять высоту полностью? – подумал Ваня.
А опытные инструкторы, которые взялись обучать «зелёных» кадетов, постепенно увеличивали высоту, на которую должны были взбираться все те, кто решил научиться прыгать с парашютом.

И вот наступил день их первого прыжка.
Галичев, который хотел прыгать непременно первым, стоял в списке третьим, и теперь бубнил что-то недовольным тоном себе под нос. Женя Грошев, который вообще поставили последним, воспринял это спокойно.
Ваня должен был совершить прыжок первым. После него должен был прыгать Артём Сергеев.
- Нехорошо, наверное, что я никого не предупредил о предстоящем прыжке, - не переставая, думал Ваня. Но когда в его голове нарисовалась картина, как разволновалась бы Марина Александровна, он тот час отмёл эту мысль.
- Мама же, наверное, вообще никак не отреагировала, - с горечью подумал кадет. – В её жизни я давным-давно занимаю одно из последних мест.
- Лебедев! - внезапно услышал он голос Карташова, который уже находился на вышке и говорил в мегафон, - приготовиться!
Ваня, который не ожидал, что его фамилию выкрикнут так быстро, бросился проверять, правильно ли сложен его парашют.
- К подъёму готов! – просигналил он снизу флажками.
- Приступить! – раздалась вторая команда. И Ваня, как их учили, стал безо всякой спешки подниматься наверх. Вот позади тридцать метров. Вот пятьдесят. Семьдесят. Ещё чуть-чуть. Когда он добрался до самого верха, первое, что спросил Карташов:
- Страха нет? Голова не кружится?
- Никак нет, - ответил Ваня, у которого вид сверху вызывал неподдельное восхищение.
Григорьев помог приладить парашют, закрепившись с Ваней в тандеме, и вот они уже стояли на самом краю. От земли их отделяло девяносто метров.
- Готов? – услышал он голос Карташова.
- Готов! – ответил Ваня и, подчиняясь командам инструктора, который находился сзади, шагнул словно в пропасть.
Земля стремительно начала приближаться к нему. В голове мелькнула мысль, что всё происходит уж слишком быстро, но где-то рядом практически сразу раздался щелчок, затем сверху послышалось что-то похожее на хлопок, словно в тканевый купол резко ворвался ветер. Ваня даже не успел ничего понять, как круглый оранжевый парашют уже раскрылся над обоими прыгунами.
Умело управляя стропами, инструктор помог Ване приземлиться так, чтобы он при соприкосновении с землёй, не ударился об неё с непривычки ногами.
Когда Ваня подошёл к группе, стоявших внизу кадетов, ожидающих прыжка, его встретили одобрительные крики.
- Ну… расскажи! – тут же задёргали Ваню одноклассники, - страшно было? А взбираться как? Не тяжело?
Ваня, который ожидал от прыжка большего, поначалу растерялся.
- Да я не знаю даже, что рассказывать, - пожал он плечами, - я и не понял ничего.
- Чтобы понять, - вмешался в разговор подошедший Григорьев, - тебе надо будет прыгнуть с высоты трёх или даже четырёх тысяч метров, - вот там ты ощутишь и свободное парение, и ощущения будут совсем другими.
- А при прыжках с этой тумбочки, - он указал глазами на вышку, - ты ничего не почувствуешь.
- Сергеев! – прозвучало меж тем сверху.
Артём, который так же, как и Ваня, не ожидавший услышать свою фамилию, вскинулся и побежал проверять парашют, запакованный в сумку.
Никому, даже самому себе, Артём не хотел признаться, что записался в парашютную секцию только потому, что узнал, что в неё взяли Ваню. Успеваемость у него была не лучшая, но он так долго ходил за майором Карташовым, что, в конце концов, изрядно надоел ему своими просьбами. Карташов же воспринял уговоры Артёма, как целенаправленное желание – действительно быть первым в десантировании, которое немыслимо без умения прыгать с парашютом. Поэтому, поругав его для острастки, через какое-то время всё-таки уступил настойчивым просьбам.
При этом майору и в голову не могло прийти, что ходивший за ним по пятам Артём Сергеев, преследовал совершенно другие цели, а именно – показать Ване, считавшемуся одним из лучших кадетов, что он, Артём, далеко не хуже.
Проверка снаряжения была чистой формальностью, но её надо было выполнять. Поэтому Артём расстегнул сумку, убедившись, что парашют сложенный в ней, лежит правильно, затем просигналил флажками, что к прыжку готов, и после этого стал взбираться на высоту девяноста метров, как недавно это делал Ваня.
Теперь глаза всех тех, кто стоял внизу, были устремлены на него.
А Артём преодолевал одну ступеньку за другой. И тут вдруг произошла совершенно неожиданная вещь. Сергеев, который поднимался по лестнице что-то уж слишком медленно, поднявшись на три пролёта, неожиданно резко развернулся и начал спускаться вниз.
Инструктор первой группы, находившийся вместе с кадетами на поле, тотчас побежал к вышке.
- Что случилось? – закричал он, - хотя кричать было совсем не обязательно, потому что погода была тихая и безветренная.
- Что? Что? – затормошил он спустившегося вниз Артёма, - голова закружилась с непривычки?
- Да ну! – и голос Сергеева неожиданно сделался сдавленным, - не буду я прыгать, - не могу я… Не моё это…
- Я… я… я… - Артём словно подбирал слова и вдруг неожиданно произнёс: «Боюсь я!»
Стоявшие полукругом кадеты, замолчали, как по команде. И только инструктор, который за время работы навидался всякого, недоуменно пожал плечами:
- Что же сразу-то не сказал? Мы бы тогда кого-нибудь другого взяли.
А Артём Сергеев бросил на землю сумку с экипировкой и с какой-то злостью закричал на тех, кто совсем недавно тренировался вместе с ним:
- Ну, не могу! Боюсь я высоты! Трус я! Трус! Трус!
И он зашагал с лётного поля, хотя за кадетами вот-вот должен был приехать микроавтобус.
Ваня, который раньше слышал от Артёма эти слова, только по отношению к себе, продолжал смотреть в спину уходящему Сергееву, в то время как остальные стояли, не зная, как отреагировать, почувствовал что-то вроде жалости, которая липким комом подкатила прямо к горлу.
А Артём прошёл ещё немного и, резко обернувшись, снова зачем-то закричал изо всех сил:
- Чего уставились? Трус я! Не понятно, что ли?
Никто не сказал ему ни одного слова. Не возразил. Не остановил.
Но Артём ни в каких остановках не нуждался. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он в отчаянии бросил на землю свою форменную кепку и побежал прочь.


P.S. После первой неудачи Артём всё-таки остался учиться в кадетском корпусе. О несостоявшемся прыжке ему никто не напоминал. Через год он всё-таки преодолел свой страх и прыгнул с парашютом, сначала с инструктором, а потом один, чем вызвал у Вани чувство неподдельного уважения. Но это была уже совсем другая история…

[Наталья Владимировна]

19

ДОСТАЁТСЯ НЕДЁШЕВО

Со своей лучшей подругой Альбиной я познакомилась в апреле 1975 года, когда наша семья переехала в новую кооперативную квартиру по проспекту Карла Маркса. Был конец учебного года, я заканчивала 4-й класс (я была круглая отличница!), мне пришлось перейти в новую школу, и школа эта - N 7 - мне ужасно не понравилась.
Вспоминается заседание родительского комитета, на котором разбирали поведение отъявленных прогульщиц. Мама моя, к счастью, была занята в своей школе и не попала на мероприятие. Я же на всю жизнь запомнила слова классной руководительницы: «Ира была такая мягкая, такая нежная. Альбина была ребёнок как ребёнок. Но вот появляется Гладкова…». В общем, я стала девочкой, «с которой детям не разрешали водиться», как героиня Ирмгард Койн.
Несмотря на запреты взрослых, Альбина дружила со мной. У нас дома была неплохая библиотека, а подруга моя, так же как и я, больше всего на свете любила читать. А ещё Альбина очень любила Вербу. Мама согласилась взять в нашу новую квартиру щенка, и этот пушистый комочек, озорной и ласковый, рос у нас на глазах. Мы учили Вербочку сидеть, давать лапу, приносить мячик, подавать голос и наряжали в детские платьица.
Наша дружба не прервалась и тогда, когда, промучившись два года в седьмой школе, так и не адаптировавшись к чуждой среде, я перешла в школу № 18, в коей и проучилась с седьмого по десятый класс.
Альбина пробовала писать. Вот одно из первых её стихотворений (автору 12 лет):

Если б люди были собаками,
я бы кости им все отдал.
Не трепал бы за уши и лапы,
от помоек не отгонял.
Подобрал бы хозяйку бездомную
иль хозяина, мне всё равно.
Разрешал бы им грызть ботинки,
плётку выкинул бы в окно.
Я сказал бы: «Дай лапу, хозяин!»
И спросил бы, её пожав:
«Хочешь спать на моей кровати?
Хочешь?
Правду скажи мне! Гав!»

* * *


У меня тоже были первые литературные опыты, но начала я раньше Альбины. Свою первую «поэму» я написала в третьем классе, в возрасте девяти лет. Предыстория её создания такова: в школе на уроке нам рассказывали о магнитогорской поэтессе Людмиле Татьяничевой и читали её стихи. Одно из них мы учили наизусть, строки из этого стихотворения я помню и сейчас:

Достается недёшево
счастье трудных дорог.
Что ты сделал хорошего?
Чем ты людям помог?

На дом дали задание - написать сочинение по пословице, чтобы оно перекликалось со стихотворением Татьяничевой. Со всей серьёзностью, на какую была способна, я принялась за дело, начав с изречений:
Вспашешь в срок, посеешь в срок — будет урожай высок.
День прозевал — урожай потерял.
Упустишь время — потеряешь урожай.
Вторая из приведённых мною пословиц больше всего, на мой взгляд, соответствовала моему замыслу – садово-огородные работы я себе представляла, тема труда была значимой, своевременность проводимых работ – день прозевал – выходила на первый план. И полились строки:

Кто хоть на день
попозже посеет –
у того
ничего не поспеет.
На себе испытала я это,
лук посеяла я в это лето.

Все посеяли седьмого,
я-ж посеяла восьмого.
Скоро времечко идёт,
урожай-то наш растёт.

Вот сентябрь наступил.
У других лук невредим,
а у меня лук недозрелый –
все сказали – дорастёт!

Но пошла гроза.
Всем грозам – гроза!
Градом весь мой лук
был выбит.
Что поделаешь – гроза…

Кто хоть на день
попозже посеет –
у того
ничего не поспеет.
На себе испытала я это,
лук посеяла я в это лето.

Всё было написано на едином дыхании. Я перечитала своё творение и осталась довольна. Переписала красивым почерком и сделала рисунки к тексту.
Конечно, где-то в глубине души, своим незрелым ещё умишком я чувствовала, что развязка притянута за уши. Но уж больно значительной представлялась мне борьба за урожай, пусть и предполагаемая, читаемая между строк. И кульминационная острота эпизода (всем грозам гроза!) заключала в себе наивысшую степень напряжения сил побеждающей стороны и одновременно подтверждала народную мудрость. Опять же - «достаётся недёшево». Здесь было даже то, что не было обозначено в задании – чувство коллективизма, поддержка друзей (все сказали – дорастёт!).
Собираясь на следующее утро в школу, я представляла, как мою поэму зачитают вслух в классе, а затем одноклассники, сгорая от зависти, будут рассматривать авторские иллюстрации.
Нет, лучше не в классе, а на школьной линейке, в холле, где стоял бюст молодого Володи Ульянова; и мой дедушка – директор ШРМ № 10 (школы рабочей молодёжи), стоя среди приглашённых лиц, будет с гордостью смотреть на внучку.
Оценка «см» (смотрено) - так оценила мой духовный прорыв учительница Софья Михайловна. Возможно, потому что в произведении моём не было исхода.
Тут впору бы вспомнить другую пословицу – дурак думкой богатеет, но тогда я её ещё не знала.