ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: "Триумф короткого сюжета" - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами, максимум + 10%) - ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 13 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

"Триумф короткого сюжета" - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами, максимум + 10%) Конкурсный сезон 2021 года.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 982
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 19 сентября 2020 - 22:07

Номинация ждёт своих соискателей с 1 октября до 20 января включительно.
Подробно о порядке участия в конкурсе,
адрес приёмной комиссии - в объявлении конкурсаздесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=5508

Прикрепленные файлы


0

#2 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 19 октября 2020 - 11:54

1

НОВОГОДНИЙ ЛЫЖНИК


- Мама, ну нельзя же так! Да еще за три дня до Нового года!
- Спасибо, вы уже поздравили меня с праздником!
Елена Васильевна выскочила на лестничную площадку, на ходу застегивая пальто и вытирая слёзы. Как там в пословице? «Маленькие детки – маленькие бедки»? Она в этом на собственном примере убедилась. Муж умер, дочке и пяти не исполнилось. А годы, годы-то какие были! Страна рушится, зарплату не платят, сплошной дефицит. Справилась, вырастила умницу-красавицу, на зависть подругам. И что? Нет, прав был тот простоватый дядька в доме отдыха. Сколько тогда Лизе исполнилось? Лет десять, наверное. Хорошенькая, умненькая, общительная. Дядька с ними за столом сидел, смотрел на них, смотрел, потом вдруг выдал. Вы, мол, всё вьетесь вокруг дочки, а она вырастет, ручкой помашет, выскочит замуж. А вы на старости лет одна останетесь, никому ненужная.
Она тогда посмеялась: далеко, мол, до этого, что загадывать. Но дядька прав оказался. Правда, «ненужной» она не стала. Нужная, еще как нужная. Дочь с зятем карьеры делают, а Ванюшка, как в садик пошёл, болеть начал. Сваты в другом городе живут. Так что нужна мама-бабушка, пока нужна. Воспитывай малыша, а родителям его и слова поперёк не скажи – обидятся.
Подруга Таня советует: молчи, не лезь, всё равно виновата окажешься. А как молчать, как, если ребёнок страдает? На улице мороз, в квартире тоже не жарко, а Ванюшка босиком, в маечке и трусиках. Ну, она его и утеплила. Зять с работы раньше дочки вернулся. Обычно Елена Васильевна, вахту сдав, сразу к себе домой уезжала, а тут задержалась, с дочкой хотела обсудить, что на новогодний стол готовить, вместе встречать собирались. Зять затеял с малышом возню, Ванюшка вспотел, конечно. Тут как раз дочка пришла, с ходу и выдала: зачем, мол, ребенка закутали. Зять и говорит, вроде как в шутку: «Это Елена Васильевна Ваньку на Северный полюс, видно, собрала». Она молчать не стала, вспомнила, как осенью Ванюшка на прогулке с зятем ноги промочил, а на следующий день температурил. Зять ничего не ответил, ушел в другую комнату. Лиза, конечно, тут же за мужа вступилась, как же, мать-то никуда не денется, муж дороже. Вот она и ушла. Даже с Ванюшкой толком не попрощалась.
На улице темнело. Под ногами поскрипывал снег, в лицо дул пронизывающий ветер. Елена Васильевна, подгоняемая морозом, спешила к метро. Она продолжала мысленно вести бесконечно-бесполезный разговор с дочкой. Но вдруг повернула назад, к мусорной площадке на углу дома. И правда, ей не показалось: в контейнерах рылись дети!
Елена Васильевна подошла поближе. Старшая девочка, лет одиннадцати-двенадцати, приподнявшись на цыпочки, ворошила мусор в одном баке. Мальчик изучал содержимое другого, балансируя на старом стуле на трех ножках. Маленькая девочка стояла чуть поодаль и, закрыв лицо обеими руками, громко всхлипывала.
«Ужас какой, - подумала Елена Васильевна, - бедные дети! Трое, а дома, наверное, еще братья-сёстры. Это как же они оголодали, что в мусорку полезли!»
Елена Васильевна сразу же вспомнила недавнюю историю с девочкой, умершей от голода. Почему все проходят мимо? Неужели всем все равно? Что делать? Позвонить в полицию? А вдруг дети уйдут до приезда полицейских? Нет, надо сначала узнать, где они живут. Но прежде всего нужно их накормить. Хорошо, что магазин тут же, в соседнем доме.
Елена Васильевна метнулась в магазин, и, быстро купив хлеб, сыр, колбасу и молоко, выскочила на улицу. Дети всё еще рылись в помойке. Теперь уже неторопливо, боясь вспугнуть ребят, она подошла к ним.
- Привет! – голос Елены Васильевны звучал не слишком уверено. Малышка, последний раз всхлипнув, убрала руки от зарёванного лица и уставилась на незнакомую тётю большими голубыми глазами. Старшие повернулись к Елене Васильевне и почти хором ответили:
- Здравствуйте!
- Ребята, не надо рыться в помойке. Там всё испорченное, опасно есть. И крысы бегают, я сама видела. Я вам вот что принесла.
Последние слова Елена Васильевна произнесла «на автомате», уже осознав, что ошиблась. Во-первых, старшая девочка и мальчик смотрели на неё так, как нормальные люди смотрят на людей с явными психическими отклонениями. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении дети никак не походили ни на голодных, ни на заброшенных. Добротная одежда, смышленые лица. Что они делают тут, на помойке?
Старшая девочка первой оправилась от удивления. Грустно улыбнувшись, она спросила:
- Вы подумали, мы еду ищем? И хотели нас накормить?
- Да, - чувствуя себя полной идиоткой, только и смогла произнести Елена Васильевна.
- Спасибо большое, но мы не голодны, - сказала девочка, - мне очень жаль, что вы зря деньги потратили.
- Это ничего, - Елена Васильевна спрятала за спину пакет с едой, - но зачем вы роетесь в баках?
- Мы ищем лыжника, - неожиданно заговорила младшая девочка, - я его выбросила, нечаянно…
Малышка опять заревела, а старшая, глядя на изумленное лицо Елены Васильевны, объяснила:
- Мы утром собирались наряжать ёлку и украшать квартиру, достали игрушки, гирлянды. Папа уходил на работу, по пути сюда мусор занёс, как обычно. Никто не заметил, что Кирка лыжника выбросила в мусорный пакет. Лыжник – ёлочная игрушка, старая совсем. Конечно, вид у неё не очень, вот Кирка и решила, что это мусор. И выбросила.
- Я всё равно не понимаю, - совсем растерялась Елена Васильевна, - ну выбросила, и выбросила. У вас что, игрушек мало? В крайнем случае, другую купить можно.
- Другие не считаются, - сказал, спрыгивая с трехногого стула, мальчик, - это прабабушкин лыжник. Если она увидит, что лыжник пропал, она очень расстроится.
- Да, - подтвердила старшая, - еще как расстроится. Вы знаете, что такое «оккупация»?
- Оккупация? Знаю, конечно.
- Нашей прабабушке десять лет исполнилось, когда война началась.
- На год старше меня, на год младше Сони, - вставил мальчик.
- Эвакуироваться они не успели, город захватили фашисты, - продолжила Соня.
- Однажды на прабабушку собак натравили, - снова перебил мальчик, - просто так, ни за что, фашисты натравили и смеялись. Если бы прабабушка побежала, собаки бы набросились и загрызли её. Но прабабушка просто упала на снег и лежала долго, пока собаки не ушли. Простудилась, потом болела долго.
- Петь, сейчас мы не про собак рассказываем, - остановила брата Соня, - а про лыжника. Так вот, школу, где прабабушка училась, фашисты закрыли. Но директор школы и его жена, тоже учительница, собрали ребят, оставшихся в городе, и учили их прямо в своем доме.
- Они старенькие были, - мальчику очень хотелось рассказывать вместе с сестрой, - и очень добрые, хотя и строгие.
- Приближался Новый год, - девочка теперь говорила нараспев, вдумчиво, видимо, повторяя интонации прабабушки, - мама прабабушки где-то раздобыла крошечную ёлочку. Но нарядить её было нечем: фашисты, когда заняли город, выгнали прабабушку с мамой и братиком из их квартиры, они смогли забрать только самые необходимые вещи, а корзина с ёлочными игрушками осталась немцам. Прабабушка очень грустила из-за этого. 31 декабря на последнем уроке ребята стали рассказывать, кто как собирается встречать Новый год. А прабабушка заплакала и сказала, что ей нечем украшать ёлочку. И тогда директор школы и его жена вместе со всеми учениками сделали несколько игрушек из старых лоскутков.
- А почему не из бумаги? – вдруг встрепенулся Петя.
- Из какой бумаги? – всплеснула руками старшая сестра. - Бумага тогда ценностью была. Разве ты забыл, прабабушка говорила, они на старых газетах диктанты писали и примеры решали. Хорошо, лоскутки нашлись, из них для прабабушкиной ёлки наделали игрушек. А потом директор школы подарил прабабушке настоящую ёлочную игрушку, лыжника.
- И бабушка хранила его всю жизнь, как память. А Кирка выбросила, - поставил печальную точку в рассказе мальчик.
Помолчали. Ребята думали о пропавшем лыжнике, а Елена Васильевна о космонавте, которого ей почти полвека назад подарила бабушка. Маленький такой космонавт с металлическим креплением на шлеме. Десятилетиями он украшал верхние ветки ёлки, но последние годы новогодняя мода изменилась. «Густонаселённые», вроде коммунальных квартир, ёлки теперь считались признаком дурного вкуса. Вот и пылятся
на антресолях коробки со старыми игрушками. И космонавт там, бедняга.
- Нечего реветь, - Елена Васильевна подошла к Кире и протянула ей пакет с продуктами и сумку, - держи моё имущество, да смотри, не урони.
Кира шмыгнула носом и взяла вещи. Старшие молча наблюдали, как Елена Васильевна осмотревшись, достала откуда-то из-за баков длинную палку.
- Так сподручнее, - объяснила она, - и в баки не надо лазить. Я буду подцеплять палкой и перекладывать пакеты, пока до вашего не доберемся. Надеюсь, мусор сегодня еще не вывозили.
- Не вывозили! – радостно завопил мальчик. – Мы у дворника спрашивали.
С палкой-шестом дело пошло быстрее и веселее. Елена Васильевна ловко цепляла и перекладывала пакеты, радуясь, что стоят морозы и запаха от помойки почти не чувствуется. В какой-то момент она даже вошла в азарт и вспомнила, как давным-давно, еще до рождения Лизы, ходила с мужем на рыбалку и поймала, на удивление матерым рыбакам, огромную щуку. И тут…
- Елена Васильевна! Что вы делаете???
Лицо зятя Антона, аккуратиста и педанта, выражало целую радугу эмоций, от возмущения и брезгливости до жалости.
- Ой, здравствуйте! Мы вас знаем, вы в соседнем подъезде живёте, вы папа Вани, да? Мы с ним в детский сад в один ходим, только он в младшую группу, - затараторила Кира, - нам тётя помогает лыжника искать.
Через пять минут посвященный в историю пропавшего лыжника Антон решительно раскритиковал «рыболовный метод» Елены Васильевны и, несмотря на её робкие протесты, принялся сам ворочать пакеты с мусором. А еще через несколько минут Соня закричала:
- Вон он! Вон наш пакет, синий! Точно наш, мама его так завязывает!
Неудивительно, что Кира нечаянно выбросила потрёпанного в боях со временем ватного лыжника, так непохожего на блестящие и яркие современные ёлочные игрушки. Но теперь именно ей, Кире, доверили нести драгоценного найдёныша домой.
Проводив ребят, Елена Васильевна направилась было к метро, но Антон подхватил её под руку и решительно повёл к своему подъезду:
- Никуда я вас не отпущу! Там Лиза вся извелась, и Ванюшка без вас ёлку наряжать не соглашается. Простите меня, я глупость ляпнул. Я ведь понимаю, сколько вы для нас делаете.
- И ты меня прости. - Елена Васильевна свободной рукой провела по повлажневшим глазам, и тут же засмеялась. – Ну и лицо у тебя было, когда ты меня на помойке застукал.
- Еще бы, - захохотал Антон, - я глазам своим не поверил.
- А я своим глазам тоже не поверила, - парировала Елена Васильевна, - ты же даже Ванюшкины памперсы, использованные по назначению, брать в руки брезговал, а тут по доброй воле чуть ли не в мусорный бак кинулся.
- Наговариваете, дорогая тёща, - открывая дверь в квартиру, сказал Антон. - Памперсами я не брезговал. Квесты на помойках вряд ли войдут в число моих постоянных увлечений, но кто-то ведь должен был найти лыжника. А у нас с вами здорово получилось, мы прямо команда спасателей-супергероев, правда?
Елена Васильевна не успела ответить – её чуть не сбил с ног радостный внук. «Надо обязательно привезти и повесить на Ванюшкину ёлку космонавта», - подумала Елена Васильевна, прижимая к себе малыша и улыбаясь дочке, обрадованной и удивленной возвращением матери.
0

#3 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 07 ноября 2020 - 22:40

2

КАТИСЬ, МОНЕТКА ЗОЛОТАЯ…


Катись, монетка золотая,
на солнце озорно сверкая,
даря и сытность, и почет,
однако, жизнь, забрав в зачет.
Катись – не искушай меня, –
несчастья без числа маня…


Куулар скакал по степи привычным маршрутом.
Натренированное тело в едином ритме с конской рысью парило над жухлой травой, кустами и всей долиной, среди которой родился и жил наследующий из поколения в поколение образ жизни предков потомственный пастух-арат.
Куулар был крепок телом, его лицо уже приобрело черты зрелости, но глаза, спрятанные в узких щелях на широком лице, сверкали молодо, озорно, источая добродушие и любопытство.
Запахи трав, их невероятный настой, под палящим, в эту пору цветения степных трав, солнцем, был так приятен и необходим, что сердце заходилось от восторга и любви ко всему, что окружало его.
Над степью парил коршун, высматривая сусликов с вершины своего положения. Грозная птица скользила бесшумно, огибая холмы, готовая в каждое мгновение камнем ринуться вниз.
За ближайшим холмом в распадке пастух-арат отметил грифа.
Птица, величественно изгибая крылья, выгнув мощную шею, ревниво оглядывала окрестности, отвлекшись от терзаемой мощным клювом добычи. Услышав стук копыт, и отметив приближающего всадника, гриф стал внимательно наблюдать за человеком и только когда Куулар подъехал совсем близко, присел и мощно оттолкнувшись от земли, кинулся с холма и, не поднимаясь ввысь, скрылся из вида и только через несколько секунд вновь появился из-за холма и резко взмыв, стал парить над степью.
Вдали между двух холмов Куулар увидел свое стадо, за которым сейчас присматривал старший сын.
– Задремал, однако, ‒ совсем расползлись овцы и козы по холмам, – добродушно отметил пастух, испытывая удовлетворение от того, что от него зависит, как следует вести семейное дело, а сын отлично осваивает тонкости работы со стадом.
Подъехав ближе, Куулар увидел своего сына, который присев на корточки поил молоком из воронки ‒ бычьего рога, новорожденного ягненка.
‒ Окатилась, ‒ показывая на лежащую рядом изможденную овцу, встретил отца озабоченным взглядом парень.
Ягненок неумело сосал, захлебывался и Куулар улыбнувшись, похвалил сына:
‒ Хорошо, сын! Я заберу ягненка с собой, ‒ дома выходим, ‒ отметив, что совсем стал взрослым его старший сын.

Еще год назад Куулар сам был вынужден слушать своего старого отца, который последний год практически безвылазно сидел в юрте и отдавал команды, частенько невпопад, сверяясь с солнечными часами, которыми служило само жилище арата.
Куулар старался отцу не перечить, полагая, что с годами у стариков теряется связь с реальным миром и только ждал, когда всё управление хозяйством в семье перейдет к нему – третьему сыну, который остался с отцом, чтобы наследовать мир его семьи.
Отец ушёл в мир теней трагически.
Грянула в степи большая беда. Нежданно малоснежная поначалу зима обернулась обильным снегопадом и страшным бураном, который бушевал трое суток.
Отца нашли только через неделю после бурана. Он сбился с пути и вместе с конем был заметен снегом, укрывшись в овражке, где и замерз, навеки присев у лежащего, видимо смертельно уставшего брести через буран и глубокий снег коня.

На голове Куулара ладно сидел остроконечный малагай с бархатным малиновым околышем.
Любил арат покрасоваться, ладно усевшись в сияющее кожаное седло и пришпоривая своего скакуна, облаченного в нарядную сбрую с начищенными медными бляхами и накладками.
На ногах Куулара были новые легкие гутулы – сапоги с загнутыми вверх носами и расшитые цветной кожей голенищами.
Куулар хорошо знал обычай предков – не беспокоить подземных духов и обитателей скрытого от глаз мира даже тем, что бы царапать землю носками обуви.
Теперь, правда, многие ленились шить гутулы – обходились мужицкими, неказистыми тяжелыми русскими кирзачами с тупыми плоскими носами, одевая нарядные и теплые гутулы только по праздникам.
Плавно, рысцой двигаясь по степи, думал Куулар о том, что пора уже перебираться на новое место для выпаса стада. Вокруг стойбища трава поредела, выбитая копытами животных, а новое удобное место они со старшим сыном присмотрели ниже по течению реки.
Собрав за день юрту и все имущество в нанятый у соседа грузовик, Куулар переехал на новое место к реке. Юрту поставили уже к ночи и стали сообща обживаться.
Жена, его заботливая Чылтыс, оглядев новое для размещения стойбища место, похвалила Куулара за умное решение, отметив, что удобно будет брать воду в реке.
Куулар был доволен собой и смотрел с удовлетворением, как хлопочут жена и дети, устраиваясь на новом месте.
Обосновавшись, по старому обычаю пригласили соседей на праздник переезда.
Для гостей было решено приготовить хорхог из крупного барана, которого поймали и привели сыновья, соревнуясь друг с другом в ловкости обращения с арканом.
В казан уложили слоями куски мяса, корнеплоды, специи и…. крупные окатыши-камни из реки и залили всё водой из родника. Огонь развели собранным в степи младшими детьми кизяком и поставили казан на огонь. Сладкий прозрачный дым от бесшумно горевшего кизяка заструился над очагом, мягко заскользил над травой в низину к руслу реки, сроднившись с утренним туманом.
Степняки стали прибывать ко времени суутай цай со всех сторон речной долины. К их приезду суутай цай покипел, настоялся, набрал вкус и дал сытную в разводах жира пенку.
Гости по традиции молча и степенно пили суутай цай и, оглядывая жилище Куулара, учтиво кивали головами.
Все гости почтенно склонились, а Холуун отметил:
‒ Пусть новое место стойбища примет тебя, твою семью и твоё стадо, Куулар, а твоя жизнь на новом месте будет сладкой, как молоко. Мы знали твоего отца, ‒ достойный был арат! Желаем и тебе равняться на него.
После столь торжественного обряда дело дошло и до баранины.
Пышущий жаром казан сыновья Куулара поставили перед гостями и хозяин взялся одаривать пастухов по старшинству сочными кусками мяса. Голову барана и самые лакомые куски вручались чинно самым старшим из присутствующих, и уже остальные, не менее сочные куски остальным гостям.
Отведав сытного хорхога, гости заговорили о том, как удачно выбрал хозяин место для стойбища и какое здоровое и ухоженное у него стадо.
После трапезы Куулар взял в руки чанз, гриф которого венчала голова скакуна.
Тронув струны, Куулар затянул свою, столь любимую им песню приятными и порой грозными горловыми переливами. В звучании вибрирующих голосовых связок слышался вой ветра и шуршание листвы, крик коршуна и вой быков, шелест стелящегося на ветру ковыля.
К голосу мужа добавила свое мягкое звучание Чылтыс, и над всем этим родным музыкальным ландшафтом проявился расщепленный в облаках на множество расходящихся, распадающихся лучей солнечный свет.
Гости примолкли и слушали почтительно, а когда пение закончилось, закивали, степенно выражая своё уважительное отношение к редкому искусству горлового пения.

Обживаясь на новом месте и оглядывая окрестности, Куулар за пригорком отметил многочисленные сусличьи норы, а проходя мимо, увидел и одного из обитателей подземелья – толстого суслика, что высунув голову из норы, следил внимательно за пришельцем.
Возвращаясь к юрте мимо норы, Куулар был несколько удивлен – суслик так яростно выкидывал землю из норы, что небольшие камни градом осыпали ноги пастуха.
– Вот, шальной! Ты, что кидаешься? – рассмеялся Куулар.
На следующий день, снова проходя мимо норы знакомого суслика, Куулар вновь стал свидетелем активного периода жизни грызуна. Из норки летел поток земли и вдруг, что-то сверкнуло озорно золотом, и к ногам Куулара подкатился земляной комок. Куулар поднял и раздавил землю пальцами, и в руке оказалась золотая монета, тусклая под слоем налипшей земли со свежей сверкающей царапиной: видимо суслик оцарапал монетку когтем, выгребая землю из норы. Монета была круглая, не обычная, с замысловатым рисунком.
Куулар взялся осматривать выброшенную сусликом землю в поисках других монет, но более ничего не нашел.
В юрте, очистив монету, Куулар внимательно изучил находку и отметил, что монета явно не современная, с незнакомой ему вязью надписи и изображением загадочного узора.
Копать землю среди кочевников Азии считается недопустимым, ибо это загробный мир, в который живым хода нет.
Куулар задумался об этом, но успокоил себя тем, что монета была выброшена из норы сусликом, а он всего лишь её подобрал.
Поделившись новостью о находке с Чылтыс, Куулар услышал от своей женщины предостережение о том, что не стоит ворошить землю, так как вековые традиции и устои нарушать опасно, а находку нужно вернуть, запрятав в нору или бросить в реку, чтобы не гневить духов.
Но бесенок в образе золотого тельца уже поселился в душе Куулара и теперь озорно сверкал золотым свечением своих бесстыжих глаз, ожидая развития событий по своему сценарию, главной темой которого должна была стать человеческая алчность.
Как только наступила ночь, и огромная луна вышла на небосклон, не сомкнувший глаз Куулар, еще с вечера не собиравшийся что-либо предпринимать в направлении поисков золотых монет, отправился, вооружившись лопатой к норе и стараясь не шуметь, взялся за раскопки. В норе забеспокоился его знакомый суслик со своей семьей, но Куулар продолжал копать, и когда, следуя за норой, погрузился в яму до пояса, лопата ударила о твердый предмет. Нашарив рукой, Куулар извлек расколотый глиняный кувшин, из которого выпал истлевший сверток и ручьем просыпались сверкающие при свете луны монеты.
Ползая по земле на четвереньках и подсвечивая себе фонариком, Куулар собрал монеты и уже в полном замешательстве отправился к юрте, еще до конца не понимая, что он оказался на развилке своей судьбы.
В юрте прибрав находку в сундук, Куулар долго лежал в ознобе, не раздеваясь, с бешено бьющимся сердцем, размышляя о том, что он должен делать со свалившимся на него богатством.
За стенами юрты разразилась гроза.
Молнии неслись к земле стремительными всполохами и где-то в дали, непонятно с какой стороны лопался громовыми раскатами воздух. Каждый всполох молнии рождал смертельной бледности чахлый рассвет, который тут же умирал.
На душе было беспокойно, сомнения и предчувствие беды угнетали.
Потянулись дни раздумий о том, как поступить с найденным богатством. Было понятно, что древние монеты – клад, когда-то давно спрятанный кем-то на склоне холма. В связи с этим приходили мысли о том, что возможно есть в глубине холма другие спрятанные сокровища, а также возникал вопрос: что же делать с найденным золотом.
Через неделю изрядно помучившись, Куулар решился поехать с монетами в город, где жил родственник жены, знавший толк в деньгах, золоте и работе банков.
С утра, подладив своего старенького ниссана, Куулар отправился в путь и к вечеру уже сидел в старом доме на окраине города в компании родственника жены и его друзей, которые тут же набежали после вести, что Куулар «разжился» золотишком.
Аран, – человек средних лет, вечно должный всем азартный игрок без какой-либо профессии, как только услышал о найденном кладе, едва сдерживаясь, стал просить Куулара показать монеты.
Куулар, польщённый вниманием городских жителей, выложил монеты на стол.
Эффект это произвело оглушительный. Все участники «смотрин» взялись наперебой разглядывать, тереть об одежду и надкусывать золотые кругляши, сойдясь в том, что это золотые, очень старые и ценные монеты.
С утра, по совету нетерпеливого Арана пошли к оценщику в ломбард и тот предложил свои деньги за монеты, убеждая, что большую сумму дать нельзя, так как деньги старые и в банке их не примут. Аран поддержал оценщика, спеша получить свою долю, и Куулар, отдал монеты в ломбард.
Получив деньги, часть из которых по уговору он отдал Арану, тут же по инициативе друзей и подруг взялись отмечать сделку.
К утру пьяное застолье успокоилось, но тут в дверь громко постучали и в комнату вошли угрюмые молодые люди в тесных костюмах с сосредоточенными взглядами пустых глаз.
‒ Ты, пастух?! Собирайся! Поедем, покажешь, где нашел монеты! Да живее давай! ‒ обратился грубо без предисловий к Куулару коренастый парень в кожаной куртке с сердитыми серыми глазами и тронутыми сединой волосами на коротко стриженой голове.

Дорога к стойбищу на утробно рокочущем ленд крузере заняла несколько часов. Поздно вечером, уже на закате, Куулар увидел свою юрту, детей и жену, что стояли в ожидании подъезжавшего черного джипа.
Испуганная Чылтыс очень удивилась, увидев вышедшего из машины вместе с незнакомым людьми мужа. Улыбка приветствия только скользнула, едва зародившись, по губам женщины, но, оценив ситуацию, тут же сменилась гримасой растерянности и страха.
Новые «друзья» Куулара не дали ему времени на объяснения с женой.
Старший приказал:
‒ Бери своего пацана и лопаты. Поедем – покажешь, где клад нашёл.
Куулар подчинился.
Осветив фарами автомобиля место, где была нора суслика и теперь зияла осыпавшаяся после дождя яма, бандиты приказали Куулару со старшим сыном копать глубже. Копали долго ‒ до самого рассвета, но ничего кроме камней и многочисленных ходов сусличьей норы в глубине холма не нашли.
К утру изможденные, мокрые, грязные Куулар и сын сидели на дне большой ямы, а бандиты, посовещавшись, решили ехать в город, собираясь посоветоваться и вернуться вновь со специальным прибором для поиска клада. Перед отъездом главарь предъявил претензию пастуху по поводу напрасно потраченного времени и, угрожая пистолетом, потребовал остатки денег, вырученные за продажу монет.
Куулару пришлось снова подчиниться и бандиты, пыля по степи на своем джипе, скоро скрылись за холмом.
Так, стремительно рухнул родной, устоявшийся и казавшийся таким прочным мир степняка-арата Куулара.

Через несколько дней томительного ожидания новых событий, когда показалось, что все уже позади, к юрте подъехал полицейский УАЗ и строгие молодые мужчины с автоматами, предъявив постановление с грозной синей печатью, увезли Куулара в город.

Прошло к ряду несколько лет.
Вернувшись в родные места после тюрьмы, Куулар стоял на вершине холма, под которым во все пределы раскинулась бескрайняя степь.
Вызревший ковыль стелился волной под напором свежего молодого ветра, и то тут, то там, над ковылём выглядывали головки любопытных сусликов и тарбаганов, а над ними парили в царственной грациозности коршуны и беркуты, выглядывая очередного замечтавшегося зеваку из ватаги пухлых хвостатых грызунов.
Все в этой его родной степи было по-прежнему, как и несколько лет назад, но жизнь ушла вперед неудержимо, как караван по Великому пути, оставив Куулара на опустевшем полустанке судьбы у сухого гулкого безжизненного колодца, который покинула вода.

Стадо, доставшееся Куулару от отца, судебные приставы угнали за долги, возникшие после назначения большого штрафа за разоренный и утерянный клад исторически ценных артефактов, из которого только-то и удалось вернуть несколько монет.
Детей и жену приютили братья Куулара.
Старший сын, потолкавшись без своего дела, уехал в город и поступил работать на стройку, где пропал, не оставив о себе весточки.
Жена, его певунья Чылтыс, от отчаяния и тоски тяжело заболела и слегла, и, не оправившись от свалившегося горя, угасла.
Младшие дети после смерти мамы оказались в семьях родственников, и это было лучшее, что с ними могло случиться в сложившихся условиях.

Куулар стоял на вершине холма, обдуваемый свежим ветром и, оглядывая степь, обратил внимание на свои стоптанные тюремные ботинки. Выглядела тюремная обувь, так не похожая на его яркие, с бодро задранными носами гутулы, совершенно неуместной.
Ощутив растущее отвращение к себе и всему тому, что с ним случилось, Куулар присел и снял ботинки, оставшись босым.
Захотелось пуститься бегом с холма, так как он это делал в детстве, бегая наперегонки со своими братьями.
Куулар, вдохнув степного ветра, кинулся вниз по склону по жесткой траве, по каменной осыпи, не чувствуя боли в ногах и так бежал пока были силы, вдыхая такой знакомый, насыщенный ароматами трав воздух, словно хотел убежать от случившейся с ним беды, выскочить из крепких объятий неприятных и злых обстоятельств.
Взлететь и покинуть свои печальные мысли арату не удалось, и только боль в ступнях ног теперь несколько отвлекала от боли душевной.
А под холмом стояла покосившаяся и прохудившаяся юрта, как укор, напоминание о разрушенной Кууларом жизни его семьи, а на холме теперь валялись старые брошенные им тюремные ботинки. И между этими предметами была дистанция размером в потерянную жизнь.
Тяжело и горько думал о своей жизни Куулар, присев на землю у юрты и склонившись к норе, что оказалась у его ног и отметил молодого, нахального суслика, который бесстрашно сновал у его босых, истерзанных бегом ног, высматривая добычу.
0

#4 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 09 ноября 2020 - 00:02

3

В ГОСТИ


(Рассказ основан на реальных событиях)

- Ну что, Алексей, пойдём. Вспомнили, помянули – и хватит. Тяжко стоять долго, чай не мальчик уже, - опираясь на трость, добродушно проворчал высокий, полностью седой военный. В парадном кителе подполковника авиации, он казался гораздо моложе своих лет.
- Иди, Борисыч, иди. Я догоню.
Пожилой светловолосый мужчина, комкая в руках видавшую виды кепку, махнул приятелю и снова повернулся лицом к бронзовой скульптуре. На низеньком прямоугольном постаменте, устремив вдаль открытый, уверенный взгляд, стоял молодой парень с вьющимися волосами. Казалось, что он вот-вот отряхнётся от длительного оцепенения, улыбнётся – широко-широко – и, протягивая руку, безмолвному созерцателю, спрыгнет с гранитного подножия, подставит лицо прохладным струям сентябрьского ветра… И они уйдут, вдвоём: взяв его под руку, пожилой мужчина чуть расправит плечи и станет как будто немного выше. А он, отчаянно жестикулируя, чуть ли ни вприпрыжку забегая вперёд и поминутно себя одёргивая, будет быстро-быстро что-то говорить.
Пожилой мужчина приблизился вплотную к бронзовому юноше, обеими руками взял его за металлическую ладонь. С трудом склонившись, он прижался щекой к настывшей на ощутимо прохладном уже осеннем ветру бронзе. Тяжело вздохнув, он прикрыл глаза, и еле заметная слезинка сползла на щеку, покрытую сеточкой мелких морщинок, и тут же упала, потерявшись где-то на половине пути до земли.

- Эй, Мишаня, свистни, как ты умеешь! – толкнул под бок друга Лёшка Горнаков, веснушчатый весёлый паренёк. – Вон, грузовики едут, а наши все разбрелись, кто куда!
Мишка, удобно усевшись на высохшую травяную кочку, задумчиво жевал былинку-колосок. Засунув в рот пальцы, он засвистел так переливчато, от души, что его трели позавидовал бы любой деревенский соловей. Тут же, откуда ни возьмись, начали появляться ребята и девчонки, одетые в ватники и телогрейки, обутые в резиновые сапоги. Кто-то успевал на ходу перекусывать нехитрыми домашними припасами, кто-то неспешно рассматривал уже низковатое осеннее небо, девчонки шутливо перебранивались и спорили, обсуждая вечернее дежурство на кухне общежития.
- Ну, чего ты рассвистелся, Соловей-разбойник?
- Как тебе не стыдно, а? А ещё будущий учитель!
- Со-о-ловей мой, со-о-оловей!– тоненьким голоском запела Леночка-отличница, время от времени поглядывая на Мишку из-под цветастого платка и улыбаясь чему-то своему, только ей известному.
- Грузись, братва! Эх, путь-дорожка!
Одногруппники беззлобно подтрунивали друг над другом и над Мишкой, загружаясь в грузовики и рассаживаясь вдоль низких бортов. Машины, натужно ревя моторами, медленно взбирались на пригорок, через который вела их грунтовая дорога. Ехать было недалеко: через пригорок, потом миновать небольшой лесок, ещё пару километров по его опушке и – вот оно, безбрежное картофельное поле. Не охватить взглядом – море и только! Ровные борозды тянутся до горизонта, взбегают на крутогор и такими же ровными, как под линейку, рядами, продолжаются за ним. Трава, прихваченная осенней желтизной, уже не волнуется под свежим утренним ветром. Ботва давно усохла и была собрана в кучи. На краю поля стояли три картофелеуборочных комбайна, готовых вот-вот отправиться в размеренное плавание по бороздам, поднимая богатый урожай наверх. Рёв тракторов был особенно слышим в звонком прохладном воздухе.
Шумной ватагой подошли студенты – будущие педагоги – к бригадиру.
- Так, молодёжь, делись по пять человек на каждую копалку! А ещё по два вслед, подбирать то, что она не подобрала! Остальные – по прицепам. И побыстрее: раньше сядем – раньше выйдем, как говорится! Раз-два! Начи-инай!
Дружно и слаженно начали ребята свою работу. Всё так же весело – с шутками, историями и студенческими байками. Когда почти половина поля была убрана, организовали короткий отдых. Собрались у Липова рва, развернули узелки с обедами.
- Эх, хорошо как! – протянул Лёшка Горнаков, передавая по кругу литровую бутыль с домашним молоком. – Живи, работай, учись и ни о чём не думай!
- Домой только очень хочется… Скорее бы убрать всё. Батя у меня болеет, раны военные покоя не дают, - вздохнув, подержал Лёшку Васёк Вавилов – тот самый, что прожужжал друзьям уши о том, что всё равно отслужит в Армии и станет лётчиком несмотря ни на что – станет и точка.
- Проклятая война. Тридцать лет с лишним прошло, а всё никак не забудется.
- А правду говорят, что на этих полях до сих пор кости находят? – розовея от волнения, подалась вперёд Леночка-отличница, украдкой взглядывая на Мишку.
- Правду, - серьёзно ответил Мишка. – Тут почти девять месяцев фронт стоял. Ни одного метра не осталось, пулями не обстрелянного. Вон, видела, сколько имён на братских могилах?
- А про Смирнова Юрия помнишь? – поддержал Мишку Лёшка Горнаков. – Ну, того, что в Шалашино фашисты замучили?
- Да уж. Проклятая война, столько жизней людям сломала…
Мишка не успел договорить, как раздался зычный голос бригадира:
- А ну, гвардия, подъём! Хватит прохлаждаться!
Как по команде, ребята подскочили и, сворачивая в узелки остатки еды, поспешили на поле. Работы оставалось часа на три, и, если всё пойдёт по плану, к четырём они уже будут в общежитии. Впереди выходные, а значит – встреча с семьёй, которую многие из ребят не видели с самого первого сентября.
Под размеренный тряский гул картофелекопалки девчонки затянули «Катюшу». Ровные, увесистые картофелины скользили по транспортёру, быстро наполняя прицеп трактора.
- А это ещё что? Стой! – тревожно воскликнул Лёшка Горнаков.
На медленно ползущем вверх транспортёре подпрыгивала рядом с картофелинами проржавевшая, покрытая налипшей грязью железная продолговатая болванка снаряда, выхваченная из распаханной картофельной борозды.
- Стой! Стой! – тревожно закричали ребята, застучав по крыше кабины, но Иван Терентьевич, управлявший комбайном, их не слышал. А снаряд, вибрируя на ленте транспортёра, неуклонно полз вверх. Секунда, три… Сейчас его затрясёт на решётчатом столе, и тогда...
- Тише, пацаны. Я сниму…
Мишка, аккуратно подтянувшись на краю транспортёра, бережно взял непрошенного смертоносного гостя двумя руками. Прижал к себе, как младенца, впервые взятого на руки. Осторожно ступая, спустился на землю и, вытянув руки перед собой, зашагал по распаханным бугристым бороздам, стараясь не смотреть на то, что он держал у себя у груди.
Шаг. Ещё шаг. Липов овраг, где ребята отдыхали час назад, лежал на краю поля, шагов за сто пятьдесят. Всего лишь сто пятьдесят раз нужно переставить ноги, но по развороченному комбайнами полю идти неудобно. К резиновым сапогам липнет размокшая от дождя земля. Снаряд килограммов восьми на вытянутых руках кажется по меньшей мере двухпудовым. В груди глухо ухает сердце, стучит в висках, а по спине, противно щекоча кожу, стекают струйки липкого пота.
Наконец-то под ногами твёрдая земля. Утоптанная тропинка бежит вдоль поля. А за кустами ров. Ещё несколько шагов: семь… пять…
И в это время раздался оглушительный взрыв. Прокатился над полем и глухо угас вдали, оставив после себя звенящую тишину, наполненную запахом гари и пылью.
От комбайнов бежали люди, бежали Мишкины однокурсники, ещё не понявшие, что же произошло. Застряв на одной ноте, надрывно визжала Леночка-отличница…
- Ребят, рубашки снимайте! - крикнул Васёк. – Перевязывать надо. Лёшка, пацаны, гоните сюда машину! Успеть надо, успеть!
- Надо же… - прошептал Мишка и провалился в небытие.
Уже в больнице, приходя на несколько минут в сознание, он видел мать, приехавшую в Оршу из родных Бережцов, склонившуюся над ним, из последних сил удерживая в горле горький колючий ком. Фантомно болела ампутированная нога, да от слабости кружили перед глазами бесконечные чёрные мушки. Под окнами оршанской райбольницы, сменяя друг друга, круглосуточно дежурили и Алёшка Горнаков, и Васёк Вавилов, и Леночка-отличница, и все-все ребята, его однокурсники, друзья по Оршанскому педагогическому училищу: вдруг для Мишки понадобится кровь или какая-нибудь другая помощь. Они всё поняли без слов, когда, на исходе третьих суток, на крыльцо, сжимая в руках медицинскую шапочку, вышел бледный седой хирург, специально приехавший из Минска…
Не спасли.

Старый мужчина выпрямился и отпустил руку бронзового парня. От тепла живых ладоней как будто нагрелся мёртвый металл, и скульптура стала почти как живая.
- Ну, бывай, друг Мишка, вот и поговорили. Свидимся ли ещё – не знаю. Старый я уже. Вон, спину скрутило, еле хожу. Может, и не приду больше в гости. Ты уж прости меня...
Невесело улыбнувшись, Алексей Иванович, Лёшка Горнаков, поправил цветы, лежащие у подножия бронзового парня, смахнув рукой невидимую пыль с ног фигуры. Задержавшись на мгновение, он медленно повернулся: там, поодаль, всё ещё ждал его Василий Вавилов, их однокурсник, ставший лётчиком несмотря ни на что. Кивнув на прощание литому юноше, Алексей Иванович начал отходить. Запоздавший солнечный луч, показавшийся из-за низко нависшего осеннего облака, скользнул по надписи на постаменте: «Михаил Мороз. В сентябре 1977 года вынес с поля боевой снаряд, отвёл от людей беду ценой собственной жизни».
0

#5 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 11 ноября 2020 - 21:57

4

С ГОДОВЩИНОЙ, БЭН!


Я говорю: «Помнишь, какой сегодня день?»
Я говорю: «Знаешь, чего я так нарядилась?»
Я говорю: «Сделала завивку, надела каблуки. Смотри – всё, как ты любишь!»
Он вздрагивает, будто мой голос делает ему больно, нехотя поворачивает голову в мою сторону и нажимает кнопку на телевизионном пульте. Он убавляет звук до тишины. На экране люди в спортивной форме – бейсбольная команда – мгновенно превращаются в глухонемых. Он смотрит на меня добрыми, ничего не помнящими глазами.
Он говорит: «Я думал, сегодня дежурит Элен. Молоденькая Элен, с большими… – он делает неприличные жесты руками, пытаясь изобразить два баскетбольных мяча у себя на груди, – большими… глазами, – он хихикает, как ребёнок, и продолжает: – Вы вместо Элен? Что-то припоминаю… Сегодня я вёл себя хорошо. Принял лекарства и всё съел… и, если Вы не против, – он нажимает кнопку на пульте, происходит чудо, и к команде бейсболистов возвращается голос и слух, – я хочу досмотреть игру, сегодня финал, – говорит он. – Хотите, посмотрим вместе?»
В моей голове черно-белый фильм. Кадры безостановочно сменяют друг друга…
…Мы лежим на свежескошенной траве, нам по шестнадцать, из одежды наши тела прикрывают только васильки и ромашки, он целует меня там, где нельзя… Щекотно, и я хохочу без остановки…
…День, когда нам официально разрешили покупать алкоголь. Он встает на одно колено и протягивает мне самодельное кольцо, прямо у кассы круглосуточного магазина…
…Мы лежим на чердаке, укутавшись в тёплое мягкое сено, он гладит мой округлившийся живот и шепчет ему что-то по секрету. Его мать зовёт нас и ругается, что нам уже по 30, а мы – как дети. Я хохочу без остановки…
…Нам дарят серебряные ложки и говорят, мы отличная пара – 25 лет вместе. Не верится… Он шепчет мне на ухо колючими губами: «Я всегда буду любить тебя». Мне щекотно, и я хохочу без остановки…
На плёнке появляются невнятные пятна и чёрные прерывистые полосы. Фильм обрывается, закадровый голос безучастно произносит сухие, колючие слова: «Бэн болен. Элен, очнись! Болезнь прогрессирует – скоро он перестанет узнавать тебя».
Я вздрагиваю, будто по мне пустили ток из дефибриллятора. Достаю из тумбочки кусок его любимого шоколадного торта. Я зажигаю свечу. «С годовщиной, Бэн!» – я протягиваю ему тарелку, он смущен.
«Я буду помнить за двоих», – говорю я, молча, и целую такие близкие и такие далекие губы.
0

#6 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 ноября 2020 - 14:48

5

ГРУШИ


Очередь волновалась. Тележки и корзинки, заполненные нужным и не очень, разрезали воздух. Люди пребывали. Топтались. Гомонили.
 Миша, мы это не купим. Мы уже взяли самолёт.
 Лен, сбегай за йогуртом, пока стоим.
 Добавьте кассиров! Что за беспредел?
Игорь переминался с ноги на ногу. Всего-то зашел купить бутылку вина. Внутренний карман куртки грела коробочка с кольцом. Катенька, наверное, заждалась. Он звонил, предупредил, что скоро будет. А сам стоит здесь уже минут двадцать. И ведь ожидал чего-то подобного. Говорят же – мысль материальна. Но теперь всё. Один человек и свобода!
Кассир с безучастным лицом проносит мимо всевидящего ока сканера творожные сырки, пачку сливочного масла, две мягкие, в тёмных пятнах, груши, батон. Озвучивает сумму и замирает, ожидая оплату.
Сухонькая низкая старушка в потёртом пальто. Узкие морщинистые руки отсчитывают деньги из маленького мешочка, заменяющего кошелёк. Серебристая прядь волос выбилась из-под кипенно-белого платка. Звенит мелочь.
 Дочь, не хватает, – женщина грустно смотрит через толстые стекла очков. Левая дужка в месте сгиба аккуратно обернута скотчем. Кассир – грузная женщина за пятьдесят – вздыхает. У неё конец смены, от духоты раскалывается голова и заморачиваться с отменой продуктов совсем не хочется. Всё-таки сквозь зубы цедит:
 Что убрать?
Игорь отрывается от своих мыслей. Прислушивается. На ленте  бутылка хорошего грузинского вина. Не очень дорогого, но и не самого дешёвого. Дома его ждет невеста. На парковке – автомобиль. Не самый новый, но все-таки не в кредит. На свои. Заработанные. Есть средства на свадебное платье для Катюши, на билеты в отпуск за границу, на хлеб с маслом и, иногда, с икрой. А здесь, вот прямо здесь, не в параллельной реальности, не в кино, кому-то не хватает денег на простые продукты.
 Груши, – тихо говорит старушка. Её голова мелко трясется. Очередь бунтует. Кассир набирает внутренний номер, чтобы вызвать администратора для отмены товара.
 Девушка, – молодой человек касается пластиковой перегородки, за которой установлен кассовый аппарат. – Девушка! – громче. Настойчивей.
Сотрудница поднимает глаза.
 Пробейте вино.
 Мужчина! Вы не видите, я звоню! Отпущу покупателя, потом пробью!
 Куда лезешь? – подхватывает женщина, стоящая за Игорем. Она держит за капюшон ребенка лет четырёх. Уставшая, с волосами, небрежно затянутыми в хвост. Откуда только силы так орать?
 Всем некогда! Подождешь, не обломишься! – гудит пожилой мужчина из середины толпы.
 Девушка, – Игорь снова обращается к кассиру. – Вы меня не поняли. Вино в этот чек пробейте.
 Подожди, Зин. Молодой человек, что вам? – кассир смотрит на Игоря. Напряжение, накопленное за день, выплёскивается из нее каждым словом, каждым действием.
 Вино. Считайте. Я оплачу. И дайте пакет.
 Зин. Не надо. Не приходи, – черная трубка ложится на подставку.
 Сынок…  старушка переводит на Игоря пронзительно-голубые глаза. Даже странно, что они сохранили свою яркость и глубину. – Не стоит.
Кассир поочередно смотрит на каждого из них.
 Да отпустите нас, наконец! – мужчина натянуто улыбается. Сканер пищит. Бутылочное стекло глухо ударяется о прилавок.
 С вас восемьсот сорок один рубль.
 По карте, – прикладывает телефон к аппарату и быстрыми движениями собирает в пакет сырки, хлеб, масло, груши.  Бабушка, пойдёмте.
В салоне автомобиля слабо пахнет еловыми шишками. Деревянный бочонок ароматизатора, повешенный Катей на зеркало заднего вида, покачивается. Игорь закрывает пассажирскую дверь. Садится на водительское. Помогает женщине пристегнуть ремень безопасности. Она всё благодарит, благодарит, желает счастья и «Господи, здоровья, родненький». Машина тихо урчит, трогаясь с места.
Девушка открывает дверь квартиры, когда он только заносит кулак, чтобы постучать. Впускает его. Обнимает за шею. Льнет всем телом. Такая тёплая, домашняя. Пахнет от неё вкусно. Духами и выпечкой. Забирает из рук вино.
 А я уже волноваться начала. Где пропал?  склоняет голову на бок.
 Сейчас всё расскажу, – улыбается Игорь. К горлу подступает ком.
0

#7 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 14 ноября 2020 - 17:20

6

ВОЛНА АМУРА


Шёл 1914 год. В этот год весна на Амуре проснулась рано. Зима в Тунгусском Уезде выдалась с обильными снегопадами и вот, к концу апреля, оттепель вызвала высокий паводок реки…
Борису исполнилось восемнадцать лет, когда семья покинула Бессарабию. Русской диаспоре в начале 1907 года, было предложено государством переселиться на земли Амура – земли дальней Сибири. По закону переселенцев не призывали в армию и на войну, задача империи заключалась в укреплении границы с Китаем.
За семь лет проживания, Борис никак не мог привыкнуть к новому месту жительства, хотя женился здесь, как говориться, пустил корни – дочке Машеньке шёл второй год. Часто нотка сожаления о покинутых местах звучала в разговоре со старшим братом, или с отцом, особенно, когда они вечерами вязали сети.
– Тихон, не могу привыкнуть к морозам, одно место покрывается льдом, да и нет здесь потока жизни.
– Что захотели, то и получили, – всегда кратко отвечал Тихон, обладающий спокойным характером.
Борис хорошо запомнил, как переселенцы, с Божьей помощью, обживали село Нижнеспасское. Почти сразу появилась кузня и пекарня, а вот церкви не было – вера в Бога стала слабеть – ни помолиться, ни покреститься, да и ни повенчаться. А ведь переселялись с ними и старообрядцы, да только им выпал лучший кусок земли, за 20 верст от границы, на сухом месте – у них была изба, где совершали обряды, да и попа они держали.
На самом деле Нижнеспасское не дотягивало и до двух десятков дворов. Переселенцы стали называть своё село Нижнеспасовка. Дома стояли на берегу протоки величавого Амура, напротив красовался Уссурийский остров и тянувшиеся цепью Тарабаровы острова. Борис часто иронизировал по поводу суши, обтекаемой водой:
– С этим островом мы в одной связке – ни сдвинуть нас, ни обогреть, да и до города добираться не ближний свет…
И действительно, Хабаровск располагался на противоположной стороне Амура, расстояние по прямой линии составляло около 50-ти вёрст. Зимней порой, когда реку сковывал лёд, сельчане отправлялись в город на лошади, чтобы сделать запас продуктов и продать рыбу, а летом – на лодках-румынках с высокими бортами, обладавшие грузоподъемностью около 60 пудов. Добираться мужикам приходилось по строптивым волнам – благо, судёнышки имели особенность не переворачиваться.
Борису не нравилось часто по хозяйственным нуждам, или к врачу мотаться в Камышовку, приходилась гонять лошадь за 12 вёрст – и это только в одном направлении. Село находилось на сухом месте и было обжитое, через него проходила дорога «Колесуха» – почтовый тракт, тянувшийся в Читу, а начинался он с Покровки, где жили первые казаки.
В Камышовке стоял пункт смены почтовых лошадей с толковым смотрителем, и там же Уезд выстроил большую конюшню. Жители села занимались разведением этой выносливой породы. Там то, семья Бориса и его соседи обзавелись жеребятами на деньги, заработанные от продажи рыбы.
Почтовую дорогу пустили в эксплуатацию в девятом году. Но разрешение переселиться в Камышовку Уезд не давал – вся диаспора получила подъемные и должна по договору жить на границе.
«Колесуха», или как говорили «Царская дорога», загубила без счета человеческие жизни – и, конечно, об этом знал весь Тунгусский Уезд.
– Ох, эта « Колесуха»! Хуже каторги – ад, кромешный ад, через что, только не прошли люди! – возмущался беспокойный Борис, беседуя вечерами с братьями и отцом, под свет горящей свечи, иногда даже забывал перекреститься, вспоминая нечисть.
– А что, брат, мы жили поначалу не намного лучше – только кнута не видели и болотной лихорадки, – вторил ему Тихон.
– Хорошо, что здесь ивы много, да тальника – два года заваривали кору, до сих пор горечь в горле стоит.
Нечеловеческие условия, в которых содержались рабочие и каторжане, поражали своей жестокостью – тучи комаров и мошкара летом, работа сутками на болоте по пояс в воде, да ещё смертоносная малярия и туберкулёз. Эта болезнь чрезвычайно быстро распространялась среди арестантов, при таком факте, как отсутствие медицинской помощи, она усугублялась зверской системой обращения с людьми. Избиение проводилось до завершения работ. Бывало, часто искалеченные арестанты были в бегах, и прятались в селах и по болотам.
После таких, терзающих душу разговоров, часто всплывали у братьев воспоминания о злосчастном переселении – внутри у них всё кипело от безысходности. Особенно с того момента, как доставили диаспору на старом пароходе, минуя Хабаровск, на развалины бывшего казачьего поселения, причём сделали это в октябре, когда ночами появлялись заморозки, а ведь были грудные дети, старики и беременные женщины…
Двенадцатилетний Василёк, проявлял интерес к этой беседе. Он сидел молча на тёплой лежанке, подпекая мягкое место и завораживающе смотрел на огонь свечи. Свеча освещала лица его старших братьев, делая их серьёзными и загадочными, а тень, падающая от предметов, прыгала по стене, когда трещал воск. Но больше всего подростку нравилось смотреть на самого Тихона, как ловко он чинил сеть – иглица виртуозно ныряла в петли сети. Наконец, он решился вступить в разговор и обратился к словоохотливому брату.
– Борис, а я ведь помню, как мы приехали сюда, холодно было – жуть! Поначалу спали в палатках, я тогда чуть чахоткой не заболел, кашель душил – поили меня каким-то жиром.
– Это еночий жир, тогда он многих спас. Енот селится поблизости человека – чует рыбу, а людей он не боится. Мы едва успели выкопать землянки до снега, а захворали почти все. Таких морозов мы никогда не видели. Село это оказалось непригодным для жизни – голое место, потопляемое, да отдалённое от других деревень на десятки вёрст.
От воспоминания о пережитых зимах у братьев падало настроение. На Дунае зимы мягкие, тёплые, да короткие, и почти без снега.
– Занесло же нас, сюда, где Макар телят не пас – морозы по 30 градусов, землянки насквозь промерзали, – не унимался Борис, – Да и больно было смотреть на избы бывших казаков – сгнили они и рассыпались от наводнения, а у нас не было ни кузни, ни лошадей – будто всё сулило беду.
Оставив недовязанную сеть, взвинченный Тихон подошёл к окну, которое выходило во двор, он окинул взглядом хозяйство семьи. Возле сарая стояли две лошади и жеребенок, пятидесятилетний отец разговаривал с соседом, при этом загонял животину в стойло. Затем молодой мужчина повернулся к брату, который продолжил терзающий душу разговор:
– Конечно, царь старался укрепить границы – неважно, как будут жить люди, сами-то казаки разбежались – не собрать. Знал бы я, куда мы влезем, уговорил бы батьку не срываться с места. Не зря казаки из Забайкалья говорили, что жизнь на Амуре смерти подобно. А ведь заселять пробовали ещё в середине века...
– А как же китайцы, они что, не жили здесь? – полюбопытствовал любознательный Василёк.
Борис встал с табурета, глубоко вздохнул, затем подсел к печи, чтобы подбросить поленья. Огонь мгновенно осветил его усталое и небритое, но ещё молодое лицо. Минуту мужчина молчал, как бы обдумывая ответ, подождав, когда пламя охватит поленья, продолжил разговор:
– В этом районе даже китайцы не селились. Хотя граница была свободная и под самым носом. Они что-то знали о норовистом характере реки. После жуткого наводнения – да, да, наводнения в 1872 году. Тогда затонули жилые дома, казаки покинули это село и переселились в другие, более благоприятные места – мне об этом поведал муж Меланьи. Отец его был казак, да дёру дал со службы.
Тепло расплывалось по большой избе, женщины приготовили ужин, накормили детей и приглашали мужей и отца к столу...
Братья жили вместе с родителями, хотя обзавелись своими семьями. Поначалу дом строили большой, на всех. Семья была многодетная – три сына и три дочери. Девушки скоро вышли замуж за парней близлежащих сёл. Постепенно поднакопив деньжат, женатые братья стали ставить свои дома рядом с родительской усадьбой и к этой осени планировали заселиться.
Жену Бориса звали Анной, они были похожи внешне – высокие, голубоглазые и светловолосые. Супруг обладал крепким телом и крупными кулаками, и если бывал в Камышовке, то сам работал с металлом – менял подковы не только своей лошади, но и кто попросит.
Там, в родной Килие, семьи Бориса и Анны жили по соседству, да и здесь на Амуре, дома родителей стояли рядом. В дороге молодые приглянулись друг другу – путешествие длилось больше двух месяцев, вскоре симпатия вылилась в большую любовь. Но, поженились они только через два года, пока диаспора не выстроила дома…
Нынешняя зима беспокоила переселенцев небывало обильным снегопадом – старожилы, прожившие не один десяток лет в Волочаевке, поговаривали, что это к большому разливу. Предсказание сбывалось – на пойме Амура резко поднималась вода. Глава семьи Пётр, собрав всю семью за столом и объявил своё решение:
– Утром покинем село, наводнение неизбежно, держать путь будем в ближайшую деревню, пока не затопило дорогу. Я думаю, ненадолго. Девчата, собирайте узлы и готовьте провиант.Хорошо, что семья успела приобрести коней и телеги. Царские подъёмные быстро кончились – они растаяли почти все в дороге. Позднее, уже на месте, выручила рыба, которую продавали на Нижнем базаре в Хабаровске, а ведь рыбачили они круглый год, бывало и сутками. Сейчас семья, познавшая горькое испытание, сознавала – прахом всё пойдет нажитое и построенное, только вот за какие грехи?
– Анна, – с беспокойством обратился к жене Борис, не отрываясь от окна, – смотри, огород затопило, да вода поднимается по локтю за сутки. Да, уезжать надо, или в Камышовку, или Покровку к кумовьям, поди, недолго будет вода. Беременная Анна горько вздыхала – через три месяца рожать, а тут беда.
Утро слегка приморозило дорогу, успевшую впитать подходившую воду. Колёса телеги под тяжестью скарба ломали тонкий лёд. Анна, прижав Машу к себе, с грустью смотрела на оставленный дом. Впереди, на двух телегах, путь держали свёкор и Тихон с семьёй, а за ними тянулся обоз соседей...
Никто не ожидал, что вода затопит дома по самые крыши – всё, что вложили в строительство как и думали, пропало одним махом. Хорошо, сват с Камышовки, приютил всю семью на время наводнения.
Вода стояла почти три месяца. Возвращаться не было смысла – дома оказались не пригодны для проживания. Управа Тунгусского Уезда, только к концу лета разрешила пострадавшим семьям выбрать село для постоянного места проживания, но только не в Хабаровске.
Борис задумал обосноваться со своей семьёй в деревне Константиновка, расположенной недалеко от города, а стояла она на берегу Петропавловского озера, что радовало мужчину. Тихон с отцом, поселились в Покровке, оставаясь на левом берегу.
– А знаешь, Аннушка, здесь жизнь наладится – это не болото! Дети здоровее будут, – подбадривал Борис жену. На душе стало легко – они вырвались из морока Амура. Власти выделили небольшой старый дом, бревенчатые стены которого немного повело, но жить в нём было можно.
На новом месте Анна родила девочку, почти сразу, как переселились. Только, вот крепкая диаспора распалась – все разъехались в разные сёла и помощь близких людей отсутствовала. Борис видел, что жена скучает по родителям, и как мог, её уговаривал:
– Обживёмся, привыкнем, чаще будем наведываться в гости.
Первая мировая война вовсю бушевала на Западе страны. Империя с Дальнего Восток на оборону страны народ не поднимала, её задача так и оставалась – крепко держать границу. Но, не успела война окончиться, как за ней грянула Октябрьская революция, а следом и Гражданская война, затянувшаяся на Дальнем Востоке до 1925 года. Она оказалась самой кровавой и продолжительной, с примесью интервенции Японии и Америки, да ещё носила карательный характер к мирному населению…
Борис часто брал лошадь, которая верно ему служила девять лет, и направлялся в лес за дровами, или в город за продуктами. Буланка чувствовала его настроение и понимала даже по жестам его рук и мимике лица. Мужчина отсутствовал сутками, а возвращался усталый, обросший щетиной, с посиневшими веками. Его внешний вид изменился – широкие плечи опустились, делая спину сутулой, а лицо покрыла борода, делая его намного старше своих лет, хотя ему было всего тридцать. Домой глава семьи пустым не возвращался – краюху хлеба, но привозил, а дрова, так завсегда. Только вот ночью, шёл на озеро, там ставил невод – благо рыба не переводилась, и семья могла, есть досыта…
Анна была на девятом месяце беременности. Восьмилетняя старшая дочь исправно помогала по дому, от неё не отставала и вторая, младшая, которой исполнилось шесть лет. За них Анна боялась, когда Бориса не было дома, её пугали взрывы и грохот орудий, доносившиеся издалека.
По возращении домой Борис рассказывал, как японцы свободно гуляли по Хабаровску, оскверняя его, собираясь группами, они пили своё саке и справляли нужду возле памятников. Интервенты опустошали города и близлежащие селения. Белогвардейцы на это смотрели сквозь пальцы. "Друзья" вывозили добро составами, сначала в Приморье, а там, в порту, грузили на корабли и в Японию. Бориса раздражало всепоглощающее мародёрство непрошенных гостей:
– Совсем остервенели японцы, лошадей и телеги отбирают у мирных жителей, не гнушаются даже горшками, а ведь доберутся и до наших сёл, не боятся никого. Если столкнутся с сопротивлением – сразу расстреливают на месте. Вылезло «бесово» племя из моря-океана – возмущение мужчины не была предела.
Часто мужчина возвращался домой не один, а с другом, с которым год назад познакомился на Нижнем базаре. Друга звали Иван и он жил в двадцати верстах от Константиновки. И уж тогда, приятели не спали до утра, рассуждая о нелёгкой жизни, о Гражданской войне, но чаще говорили о партизанах, которые вели борьбу против интервентов и банды Калмыкова.
Буланку и телегу Борис прятал в лесу, стояло лето, и листва надёжно все скрывала. Лошадь была из рода почтовых, и не подавала звуки без приказа хозяина. В заросли мародёры заходить боялись – они уже знали не понаслышке о партизанах.
Скоро слова Бориса оправдались: японцы добрались и до Константиновки, забрали телеги и всю живность у местного населения. Анна прятала птицу в погребе, его сделал муж в сарае, и только к вечеру выпускала пленников, чтоб размяли лапы и крылья.
В очередной раз Борис собирался за дровами в лес, лошадь в этот раз он в лесу не оставил, так как интервенты подчистую забрали всё и давно не показывались в селе. Но, неожиданно к ним в дом ворвались два японских солдата, держа винтовки в руках. Один был упитанный, как боров – глаза его выкатывались за веки, другой щупленький, похожий на подростка. Так просто, или по наводке, они пришли – никто не знал. Ведь в деревне только у Бориса оставалась лошадь и телега.
Солдаты, под прицелом оружия, вызволили хозяина во двор, чтобы тот впряг лошадь в телегу и вёз их по назначению. Беременная Анна преградила толстому японцу путь, просила солдата отпустить мужа. Солдат тут же приставил штык к животу и заорал, глотая буквы: «Сполю!» (вспорю). Они уже тогда практиковали «харакири».
– Аннушка, родная, отойди, не волнуйся, – говорил Борис спокойно, сдерживая себя, чтоб не взорваться. Затем хозяин осмотрелся: за калиткой стояли ещё два японца – план, который созрел ещё в доме, не пригодился.
Борис быстро впряг лошадь, взяв вожжи сел на передний край телеги, жирный японец за ним, целясь винтовкой в спину. Второго, к счастью, подозвали к себе два сопровождающих солдата – они направились к толпе бродивших японцев. Пьяные мародёры, держа в руках утварь, заглядывали в избы и сараи, отбирая у населения последнее, что не успели взять предыдущие.
Борис знал, что по прибытии на место назначения японцы убивали хозяина лошади. Ему надо было как можно дальше отъехать от деревни, чтоб не шуметь и не привлечь внимание солдат.
Сама дорога была неровная, с небольшими ухабами, что и требовалось пленнику. Японец был небольшого роста, при вздрагивании колес, его тело покачивалось в телеге, как шарик.
Наконец, впереди замаячил густой кустарник. Хозяин телеги с силой дёрнул вожжи – лошадь рванула, и в то же время экипаж подкинуло так, что японец перевернулся.
Борис, не раздумывая быстро, с резким поворотом, откинулся назад и схватил винтовку. Японца он вмиг убрал, не выстрелом, а своим пудовым кулаком, чтоб не вызвать шума.
К вечеру Борис вернулся домой. Лошадь и телегу спрятал в лесу, как всегда. Ночью он вывез семью к другу-партизану в соседнюю деревню. Семья гостевала полгода, до освобождения Хабаровска.
Вместе с Иваном, последующие четыре года, Борис принимал участие в борьбе с японцами, но уже в отряде партизан, где встретил своих односельчан. Зимой народная армия выгнала японцев и белогвардейцев с амурской земли, тесный тандем рухнул – интервенты потерпели поражение под Волочаевской сопкой.
О переезде к родным Борис задумывался не раз, и когда кончилась Гражданская война, переехал с семьёй в Покровку, где жил отец и Тихон – семья воссоединилась снова. Иван и Борис часто встречались, а впоследствии и породнились – старшая дочь вышла замуж за сына Ивана.
0

#8 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 16 ноября 2020 - 22:38

7

ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЕ ЛЮДИ


Немного угловатая улыбчивая Настя нравилась Сергею давно, но лишь в десятом классе он отважился пригласить её на вечерний киносеанс. О чём был фильм, уже не помнит. Наверное, о чём-то приятном, наивном, простом, как румяное солнце над запылённым сквером, как маленький беззащитный ласковый котёнок на коленях…
В тот вечер Сергей захлёбывался счастьем: было так удивительно легко и радостно, как никогда и никому. Словно прекрасная волшебная история ожила…
Они долго гуляли по парку. С детства знакомые места казались теперь такими удивительно- притягательными, что дух захватывало.
Почему раньше эти двое не замечали, сколько в мире красоты: маленькая искрящаяся лужица у подъезда похожа на невиданную Голубую розу; небо вовсе не хмурится чернотой – просто оно слегка прикрыло свои очи звёздным пологом. Неужели так было всегда!?
Необщительный по натуре Сергей без умолку болтал, а Настя восхищённо ловила в вечернем полумраке блеск его глаз. И прежде Сергей ощущал её тёплый взгляд, но всегда в стеснении опускал голову. Сейчас по-другому: нежный взор девушки пробуждал в душе не робость, а совсем иные чувства. Шёки горели не от необъяснимого стыда или неловкости, а от всполохов счастья. Какой-то лукавый волшебник по своему желанию подарил этим двоим ключи от всех сказок, какие только были в мире.
Чем прекраснее мечта, тем труднее возвращаться к реальности…
– Простолюдинка тебе не пара, – однозначно заявила мать Сергея. – Ты из потомственной интеллигенции, а эта Настя – хабалка. Сама видела, как она со своей матерью подъезды драит. Даже отца у неё нет. Наверное, умер от пьянки. Из-за кого ты хочешь раз и навсегда разрушить свою жизнь? Не позволю! Поедешь в Москву, поступишь в университет. Там найдёшь перспективную девочку.
Настя вся светилась, едва завидев Сергея на пороге класса, а он вдруг воровато опустил глаза и пошёл на своё место. Реальность приобрела настоящие цвета: чёрный, чёрный, чёрный… Лучше бы вовсе не знать, каким может быть мир, каким он должен быть. Ещё не приобретя, вдруг – потерять. Не верить, не видеть, но почувствовать прикосновение счастья, чтобы затем остаться наедине с тиранией скуки, принуждающей к безоговорочному подчинению.
Сергей знал, с властной скандальной матерью лучше не связываться. Даже отец, человек, занимающий высокий пост в городе, просто молчит. Сидит в своём кабинете, делая вид, что занят делами, а сам часами смотрит в окно.
Заводить спор бесполезно, поговорить, как это обычно делают нормальные люди, не удастся. Упрёки и наставления откровенно достали. В семье нет недостатка в деньгах, дорогих вещах, красивой мебели. Лишь один «товар», который не купишь за деньги в дефиците – любовь.
Несмотря на старания матери отгородить сына от окружающего мира, дать тепличное воспитание, Сергей глядел на жизнь по-взрослому. Всё понимал, готов был многое простить отцу. Грубость к супруге, связи на стороне – пожалуйста! Но вот в чём беда: этот солидный, уважаемый человек раз и навсегда смирился, ничего не пытаясь изменить. Стал похож на актёра, у которого на протяжении всего спектакля одна реплика: «Я занят»…
Москва, учёба, бесконечные мысли о Насте. Словно по совету психолога, чтобы заглушить боль – горы прочитанной литературы, научные работы, аспирантура, диссертация, учёная степень… Серая неразбериха душного мира прочно затянула петлю на шее, перекрыв доступ ко всем чувствам сразу. Сплошной непонятный круговорот людей и вещей. Если посмотреть со стороны – человек состоявшийся. Удачливых женщины любят. Красавица, оказавшаяся не такой уж недоступной, положила взгляд на молодого учёного. Вскоре как капризная девчонка, желающая получить новую игрушку, добилась цели. Рождение ребёнка, наряду с другими «глупостями» в планы не входило. Она, как могла, наслаждалась жизнью, похожей больше на поход в дорогой супермаркет. На витрине представлен широкий ассортимент развлечений, всё нужно попробовать: наряды, тусовки, банкеты. Главный козырь в любой игре: муж – крупный учёный.
Увы, но симпатичное лицо не гарантирует красоту души. Да и вообще в мире нет никаких гарантий. Кто способен поручиться за свою судьбу, тот просто ничему не научился за краткий отрезок земного существования.
Сергей пришёл к интересной философии. Прошлое можно только оплакивать, если не жаль напрасно тратить силы. С настоящим приходится мириться, что в его положении, на первый взгляд, не особенно тягостно. Ведь успех в чём-либо затягивает, позволяя создать необходимый образ, маску, скорлупу… Остаётся только ждать будущего. А потери и приобретения, которые оно принесёт, не пугают и не очень радуют…
Сергей всё чаще вырывался из Москвы в родной город, чтобы навестить мать. Из огня да в полымя. После смерти отца её болезни с систематическим постоянством начали обостряться. Даже в медицинском справочнике их перечень, очевидно, короче, чем в бесконечных жалобах. Профилактические осмотры стали основным развлечением. Самостоятельное лечение – неотъемлемой частью жизни. Вот она, проза бытия. Тоска, привычка, отвращение. Словом, всё как всегда, – хорошо…
И в этот раз Сергей привычно молчал, слушая непрекращающиеся нравоучения, подкреплённые примерами из её единственно правильной жизни. Всё это уже было произнесено миллионы раз и наскучило до зуда в позвоночнике. Но вдруг промелькнули какие-то новые нотки. Неужели мамаша кого-то похвалила. Интересно! Сергей даже переспросил.
– Да, я же говорю, твоя бывшая одноклассница, Настя, тогда её фамилия была, кажется, Смирнова. Серёженька, если бы ты знал, какой она чудесный доктор. Все её больные выздоравливают в два раза быстрее. Море оптимизма. А сколько трудностей пережила… Мы с подругами посплетничали. Оказывается, её родители были ведущими инженерами на машиностроительном заводе. Но отец погиб в автокатастрофе, когда Настюша пошла в первый класс. Представь себе, они с мамой вечерами мыли полы в подъездах, чтобы накопить денег на учёбу в институте. Поистине, интеллигентные люди не боятся никакой работы. Муж у неё тоже врач, человек представительный. Столько лет вместе, а он до сих пор не сводит с жены глаз. Любовь, наверное. У меня с отцом тоже так было… У Насти две дочки – школьницы, прямо мамино зеркальное отражение. Поток доброты. Один раз на приёме меня пирогами угощали. Приятно, хотя тесто у них не очень поднялось... Ко всему их мама приучила, прямо как я тебя. Не то, что твоя длинноногая мымра. Как ты мог на такой жениться, не понимаю. Кроме кривляний ничего не умеет, вроде бы и дочка профессора, а совершенно не интеллигентная. Если бы не она, давно бы к тебе перебралась. В Москве и врачи получше. Я вот недавно прочитала…
Мать всё щебетала и щебетала, но больше Сергей ничего не слышал. Он никогда не выбрасывал своих черновиков, чтобы в любой момент можно было вернуться к ним и что-нибудь переделать. Как поступить сейчас? Мужчина облокотился на ручку кресла, подпёр голову рукой. Глаза стали стеклянными и злыми. Возникло странное гложущее ощущении: что-то важное навсегда потеряно, осталось пылиться в скучающих библиотеках, придавлено грудами исписанных листов, отогнано умными, правильными, если угодно – интеллигентными мыслями.
Из глубин подсознания начала всплывать ранее хорошо замаскированная злость. Досада медленно, как огромные жернова мельницы, перетирала остатки терпения. Сергей стиснул зубы, почувствовав, как лицо начинает заливаться жгучей краской.
Мужчина сидел в удобном кресле, но теперь во всём теле, особенно в ногах, возникло неизвестное прежде нервное напряжение. Лишь недавно появившаяся ядовито-приторная интонация материнского голоса раздражала, как рой диких пчёл, как бестолковый уличный шум, мешающий сосредоточиться.
Вдруг Сергей почувствовал, что вот-вот в его глазах появятся слёзы, холодные и какие-то… нежизнеспособные. Чтобы сдержаться, он с едким лукавством и деланным вниманием спросил: «Интересно, у интеллигентных людей есть ещё развлечения, кроме как портить другим жизнь?»
0

#9 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 17 ноября 2020 - 21:02

8

КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКОЙ


За год до моего рождения отец упал под поезд и ему ампутировали ногу. То время, что он был в больнице, мама ходила воодушевленная, приговаривала, что теперь то мы заживем счастливо. Себя мама видела хозяйкой большого дома, охраняющей семейный очаг. Только вот очаг этот треснул.
Что лучше - муж пропойца или безобидный инвалид? Мама фантазировала, что будет летом вывозить отца на скамейку играть в шахматы с соседями. И тогда можно будет выпить чуточку, но он, наверное, откажется – ведь выпивка довела его до такого состояния!
Мама была воодушевлена до крайности: хахаха, мой муж стал инвалидом, но больше он не будет пить, значит, борьбу за счастливую семью я выиграла. Но папу это не остановило.
- Почему ты не бросишь? – недоумевала мама.
- Что мне еще делать? – ответил отец.
Все окружающие твердили маме: «Женщина обязана спасать семью!» или: «В ответе за мужчину только его жена!». Подруги убеждали ее: «он потерял ногу и не справился с потрясением» и – «ты должна ему помочь».
- Что я могу сделать для тебя, любимый? – упорствовала мама.
- У меня есть два сына. Если родится дочка, она станет моим стимулом жить, - пробормотал он.
Мама в это поверила. Отец хочет дочку? Значит будет! Так родилась я! Но только отец напился в первый же день после моего рождения («последний раз, - пообещал он. – малышку нужно отметить»).

Как-то во втором классе мама попыталась нарядить меня в юбочку и завязать бантики, лепеча под ухом: «Ох, какая ты красивая девочка!». В ее глазах читалось: «Будь хорошей дочкой, чтобы отец сегодня не пил».
Отец посмотрел на меня и дружелюбно хрюкнул: «Если не будешь носить юбки, не выйдешь замуж. Ты же хочешь найти себе мальчика?». Мои радары безошибочно настроены на отцовские радиоволны. Я поняла, что он мечтает о том, чтобы послать к черту нас с матерью и завалиться с пивом перед телевизором.
И в то же время я представила, как выхожу замуж в БЕЛОМ ПЛАТЬЕ, стою в кружевах у алтаря и бормочу что-то вроде: «Клянусь любить, уважать и поклоняться»… А рядом пузатый мужик чешет волосатое брюхо.
Мама тоже предчувствовала отцовское желание напиться, и потому уговаривала меня еще сильнее: «Анечка! Ты же хочешь порадовать папочку? А меня? Одень юбочку». Краем глаза я взглянула на отца – его тоску выдавали красные прожилки в глазах и частная зевота. Меня тошнило от дурацких рюшечек на белой юбочке. Они вызывали отторжение. Словно могли сделать меня другим человеком.
- Если ты еще раз меня оденешь в эту дурацкую юбку, я изрежу ее ножницами! – взревела я.
Не хочу быть «аккуратной» и «следить за собой». Бесконечная присказка: «Ты же девочка», вызывают тошноту. «Тыжедевочка» должна мыть посуду, прибираться, гладить; «тыжедевочка» никогда не спорит с отцом и братьями и всегда рада нацепить идиотскую кружевную юбку.
Но эти розовые рюши не про меня! Все должно быть максимально аскетично. Как же бесили эти косички. Зачем они нужны? На третий день второго класса я уговорила маму коротко меня подстричь.
Я всегда была странной девочкой. Как-то лет в 5 бабушка купила мне куклу Барби. А я сделала вид, что увлечена игрушкой, чтобы сделать ей приятно (я слишком редко вижу бабушку). Через день эту куклу погрыз пес.
В 8 лет ко мне приходили дворовые друзья-пацаны играть в приставку «Денди». Родители были в шоке, шутили: «Анечка у нас ведет себя как маленький мальчик. Но скоро она вырастет и поймет, как здорово быть девочкой». Я вообще не понимала, о чем это они. Будто с возрастом я сяду дома и начну читать дамские романы. Будто бы это хорошо. В 12 лет начала расти грудь, и как же это бесило! Я стеснялась носить лифчик. Мне казалось, что как только одену его, начну принадлежать к этому женскому миру, откуда нет возврата.
Мне, напротив, гораздо комфортнее думать о себе в мужском роде. И когда я пишу эти строки, я заставляю себя писать о себе, как о девушке (уфф, после этого предложения хочется пойти и проблеваться).

Я рассказала вам немного о своем детстве, а теперь расскажу, что случилось всего год назад. Братья-то старшие уже живут отдельно! Они давно от нас уехали и совсем не приезжают. Мы с мамой вдвоем противостоим отцу. В маме жива еще идея: «Он скоро бросит пить, и мы будем счастливы». Она дает ему деньги на пиво, чтобы не видеть скандалы.
В тот день я надеялась, что смогу уйти со школы домой незамеченной. Тем более, отец опять нажрался, матери требовалась помощь…
Третьего урока у нас не было. Я спускалась по лестнице, и тут услышала вопль Симоновой, моей одноклассницы. Она громко хохотала, а вокруг нее столпились одноклассники.
- ОНО!.. – загибалась Симонова. Послышались смешки. «Врежь ЕМУ! – пискнул кто-то. – Врежь этому существу!».
Сейчас мы про это сказали «буллинг», а тогда не придумали еще этого умного слова. В девяностые нужно было молчать, когда тебя обижают, и я молчала. Я так боялась за свою маму, поддерживая ее мечту о хорошей семье: единственная дочка учится в десятом классе средней школы и вот-вот найдет себе мальчика. Если б мама узнала, что в школе меня зовут «средний род», она бы этого не перенесла.
- Я запретила тебе ходить по этой лестнице! – выла Симонова. – Почему ты здесь? Тебе место у параши!
- Подножку ей подставь! Пусть знает! - кричала ее подружка. – Мы должны очистить нашу школу от скверны!
«Скверна! – зашептала толпа школьников. – Скверна!». По-моему, это слово мы вычитали на литературе. Одноклассники кричали шепотом, чтобы не слышали учителя в соседних классах, но получалось у них почему-то оглушительно. Что-то изменилось, в воздухе застыл страх.
Я повернулась спиной, чтобы уйти, почувствовав, как меня дергают за штаны: «Посмотрим, какие у нее трусы! Как у девочки или как у мальчика!». Из толпы в меня прилетела чья-то жвачка. Одноклассники застыли на лестнице, как злые тролли, аплодируя друг другу.
- Ты не выйдешь замуж никогда! – визжат девчонки. – Умри, чучело!
Поправляю очки на носу, закидываю рюкзак на плечи. Шаг, другой. Нужно всего лишь собраться и свалить домой. Сколько раз они окружали меня до этого. И не убили. Я пытаюсь протиснуться через толпу одноклассников и выйти. Но они не пускают меня.
- Убей! Убей! – шепотом скандируют они. Волна звука и тревоги в воздухе нарастает, кажется, что в школе нет ни одной живой души. Совсем рядом кабинет директора, но мы обо всем этом забыли. Мы знаем, что вот-вот и произойдут страшные, фатальные перемены. Одноклассники тоже предчувствуют их и, приветствуя, беззвучно хлопают в ладоши.
На секунду я могу ВИДЕТЬ будущее – это неотвратимая жуть и в то же время – нечто новое, новое настолько, что я СТАНУ другим человеком.
Что-то УЖЕ стало иначе. До этого во время уроков и перемен они издевались надо мной тихо, так, чтобы не видели учителя. А если слышен смех, значит, идет настоящая беда. Симонова завизжала (или захохотала?). И тогда я по-настоящему испугалась.
- Это не девочка и не мальчик! УБЕЙ! – скандируют все. Шепот заполнил весь коридор. Или мне кажется? Симонова все хохочет. Как в замедленной съёмке, я развернулась и ушла, спустилась по лестнице, и тут в голове пошел обратный отчет. Я услышала за собой пронзительно громкое, шумное дыхание. И зловещий шепот.
- Нет, ты не уйдешь! – плюется Симонова. Я слышу ,что она остановилась.
- Не пускайте ее! – воют ученики. – Надо ее проучить!
Я слышу, как на бетонной лестнице Симонова разбегается, делает всего три шага, а потом, будто подпрыгивает и взлетает. Одно мгновение, и я почувствовал сильный удар в спину. Толпа рассекается, а я упал с лестницы.

Вот так оно и было, да. Почти безболезненно. Новая жизнь потекла в меня в тот момент, как я кубарем скатился с лестницы. До дому я дошел, а вечером стало невмоготу даже лежать. Врачи поставили компрессионный перелом позвоночника. Отец опять был пьяным. Мама безучастно спросила: «Как это случилось?». Я ответил: «На физкультуре». Если бы я сдал Симонову, она бы вообще меня убила. Теперь я на домашнем обучении.
Но отец напивается каждый день. Он устраивает безобразные скандалы, крича матери: «Дай на водку! Я брошу пить! Ты только дай!». Мама, глупая, все не теряет надежды, что он бросит. А еще отец ненавидит меня.
- За тебя, сука, никто не женится! – вопит он. – Даже если ты наконец нацепишь юбку! Ты страшная уродина!
Он приложился к бутылке, отпил из нее, а я ушел в свою комнату и закрыл дверь.
0

#10 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 ноября 2020 - 20:15

9

ОКНА СПАЛЬНОГО РАЙОНА


Теплый октябрь. Елена Дмитриевна устало бредет по скверику. Шуршат листья. Тихо, нет никого. Лавочки пустынны – выбирай любую. «Пьяная аллея», как ласково называют парк местные жители.
Женщина села подальше от прохода. Достала сигареты. Прикурила. Тяжелый день, не зря понедельник. Начальник еще наорал, а она – то и не причем. Неопытные сотрудники «накосячили».
Лена полезла в кулек. Нехитрые покупки – хлеб, молоко, помидоры. Немного конфет «Коровка» к чаю. И главный приз – литрушка пива. Немного прохладное, но такое же манящее, хоть и в пластике. Откручивает крышку. Делает первый глоток.
Заботы и неприятности уходящего дня сгорают и развеиваются, как сигаретный пепел. Начальник, стажеры, бытовые проблемы – все это не имеет никакого значения.
Елена отдыхает. Пива как раз на полчаса посидеть хватит.
Как по команде зажигаются окна в четырехэтажном доме напротив.
Женщине нравится наблюдать за ними. Вот явно кухня на втором этаже. Скорее всего, готовят ужин. Может, картошку жарят. Чай заваривают.
Вот бы и она, Лена, пирожки пекла и пацанят – сатанят своих от духовки отгоняла. Или шлепала по рукам мужа, который тянет первую оладушку.
Но не будет пирожков. И оладушек. И пацанят.
В 20 – летнем возрасте Елену Дмитриевну прооперировали. Рак матки. Вычистили.
И картошку пожарить не для кого – померли родители. А самой ужинать тоскливо и кусок в горло не идет. Вот пиво, сухарики. Весь рацион. Ну на работе перекус, без спиртного, разумеется.
Женщина допивает пиво, докуривает. Мусор аккуратно бросает в урну.
Уходит, на прощание взглянув на окна. За последние дни они ей стали родными.
0

Поделиться темой:


  • 13 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей