МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" - БЕЗ жаргонизмов и пошлостей (до 20 000 знаков с пробелами) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 6 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

«Стрела Амура» - рассказ или новелла "О любви" - БЕЗ жаргонизмов и пошлостей (до 20 000 знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2017 года.

#11 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 ноября 2016 - 21:10

10

ПРОСТО ОДУВАНЧИК


Сёма изнывал на раскаленном летним зноем асфальте у Курского вокзала. Подошвы липли и утопали в асфальте, как в мягком пластилине. На одном месте не постоишь без риска расплавить в нём обувь, а потом и ноги. Вокруг еле ползали распаренные люди. На мокрых лицах читались безразличие и усталость. Душно пахло гарью. Рядом звонко вещала в мегафон женщина в пёстром до пят платье, предлагая совершить обзорную экскурсию по городу Москве. Но Сёма был уже не раз проездом в столице и побывал на подобной экскурсии. Больше не хотелось. Тем более, в автобусе без кондиционера. Он видел, как сидящие в нём люди отчаянно размахивают газетами, платками, пытаясь хоть как-то охладить свои потные лица. Тем более, до отхода его поезда оставалось уже меньше часа. Какие уж тут экскурсии!
Сёма глянул на свои мятые брюки и попытался их разгладить. Но, поняв безнадёжность этого занятия, отошёл к киоску. От стекла киоска отражались лучи солнца, образуя миллионы солнечных зайчиков, которые весело скакали по открытому кафе. Раньше бы это его позабавило, но сейчас он равнодушно отметил про себя это неуёмное мельтешение.
И вдруг, откуда ни возьмись, ветерок… И сразу вслед за ним мимо прошла девушка. Её лица он не заметил. Увидел только спину и длинные стройные ноги в облегающей бледно-кремовой юбочке. Чуть слышно поцокивая каблуками босоножек, она какой-то плавной, даже воздушной походкой двигалась мимо понурых прохожих. Девушка не сливалась с потоком толпы, а, наоборот, выделялась, как ангел, неожиданно сошедший с небес. Казалось, сам ветерок только её и сопровождал - она изящной рукой поправляла разлетавшиеся волосы. Ветер играл её светлыми локонами, которые красиво блестели на солнце.
Заворожённый этим зрелищем, Сёма машинально пошёл следом за удаляющимися ножками. Тем более, что надо было как-то скоротать время. Так почему бы и не прогуляться? Следование за девушкой оживило двадцатисемилетнего Сёму. Вроде бы он ничего и не делал – просто шёл. Но в то же время он двигался за чудесным видением, что придавало хоть какой-то смысл его коротанию времени в ожидании поезда.
Но вот стройные ножки остановились у троллейбусной остановки. Сёма притормозил и растерялся. Одно дело - курсировать недалеко от привычного вокзала, а другое – ехать неведомо куда. Да и зачем? Спроси его кто-нибудь, хочет ли он познакомиться с девушкой, он бы просто пожал плечами.
Подошёл троллейбус. Открылись двери. Сёма стоял как вкопанный. И тут он ощутил толчок в спину, и вслед за ним услышал недовольный женский голос:
— Заходи, наконец. Чего стоишь?
Он обернулся и увидел толстую, потную, деревенского вида женщину лет шестидесяти. Она держала в одной руке обшарпанный чемодан, а в другой – большую, почти квадратную, корзину.
Сёма послушно зашёл в троллейбус. Девушка тоже вошла и теперь стояла к нему спиной, держась за поручень. Тётка с вещами расположилась в углу, поставив у ног чемодан и корзину. После чего важно вынула газету и стала ею обмахиваться. «Надо сойти на следующей остановке, — уже обеспокоенно подумал Сёма. — А то уеду неизвестно куда и на поезд опоздаю», — решил он.
За грязным стеклом пробегали многоэтажки, мелькали вывески ресторанов, рекламных щитов… У прохожих были такие озабоченные лица, словно они пытались решить в уме какое-то математическое уравнение. Потоком шли автомашины, пыхтя выхлопными трубами.
«И что эта бабка в корзине притащила в Москву? Квашеную капусту или огурцы?» — снисходительно хмыкнул про себя Сёма и придвинулся к тётке, попытавшись заглянуть в корзину.
Лучше бы он этого не делал. Женщина, бдительно присматривавшая за своими вещами, замерла и вдруг закричала на весь троллейбус:
—Люди добрые, ограбить хотят! Ирод! Милиция!!!
Сёма оторопел.
А женщина все не унималась:
— Водитель, вызовите милицию! Караул! Этот пройдоха с самого вокзала за мной шёл! Помогите!!!
Сёма хотел хоть слово вставить, но женщина не давала ему ни малейшей возможности объясниться. Верхняя губа у неё нервно подергивалась.
«Точно, — вдруг вспомнил он. — Когда я шёл за девушкой, справа всё время маячило это застиранное синее платье. Это она рядом шла. Вот тебе и фокус-покус».
— Да я вовсе не за Вами, а за девушкой шёл! — выпалил отчаянно Сёма.
И тут он увидел, что девушка обернулась. И её лицо было так прекрасно! Нежные, будто очерченные губы, синь больших выразительных глаз, тонкие брови. А на щеке - маленькая обворожительная родинка. Девушка улыбнулась ему краешками губ и незабываемым голоском возразила, будто пропела:
— Но он даже к Вам не подходил! Зачем Вы так, бабушка?
Но женщина ее и не слышала даже и все продолжала кричать.
Вдруг троллейбус резко взвизгнул и остановился. Сёму буквально отбросило в сторону, и они лицом к лицу столкнулись с девушкой. Его обдало нежным ароматом духов. Хлопнула дверь водителя, и раздался громкий возглас:
— Сюда! Сюда!
Буквально сразу в салоне троллейбуса появились два молоденьких щуплых милиционера. На погонах у них красовались лычки сержантов. Увидев милицию, женщина ещё сильнее заголосила:
— Вор! Держите его!
У Сёмы ноги стали ватными, сердце заколотилось: «Вот влип! Ни за что, ни про что…»
Оба милиционера уже стояли рядом с ним и грозно впились в него взглядом.
— Да он и близко к ней не подходил! — вновь вмешалась защитница.
Два сержанта, как по команде, повернулись к ней, при этом их юношеские лица озарились светом.
— Когда же мы поедем?! — стали раздаваться недовольные возгласы пассажиров.
— Давайте все втроём выйдем и разберемся! — наконец-то сообразил один из милиционеров.
И все пятеро уже стояли на тротуаре, а троллейбус покатил дальше по маршруту.
Женщина, недовольно проводив глазами уходящий троллейбус, снова старательно запричитала.
— Что у вас пропало? — вежливо осведомился один из стражей порядка.
— Да ничего, — охнула женщина и растерянно замерла.
— Подождите! — уже грозно остановил её другой милиционер и, повернув голову к Сёме, картавя, спросил:
Может,вы теперь объясните, что тут произошло?
Чувствовалось, что он комплексовал из-за своего недостатка и поэтому говорил громко и строго.
— Я шёл за девушкой,—промямлил Сема.
— Зачем ? — резко перебил милиционер.
И тут девушка снова пришла ему на помощь и, звонко засмеявшись, прощебетала:
- Эх, вы! Познакомиться он хотел!
Милиционеры заулыбались.
— Как-то не успел. Вот бабушка шум подняла,— растерянно вздохнул Сема.
— Эх, ты! Растяпа! — пожалел его один из сержантов.
И теперь уже все четверо весело и юно рассмеялись, а бабушка заулыбалась.
— Ох, и что это на меня нашло, — оправдывалась она. — Вы уж, соколики, извините меня, старую. Я ведь первый раз в Москве. Вот к сыночку с внучком приехала. Пирожки везу. Пирожки у меня славные. Вся деревня хвалит. Давайте я и вас угощу! — спохватилась женщина и, приоткрыв корзину, угостила каждого пирожком.
Сержанты замялись, но пирожки с коричнево-золотистой корочкой были такими с виду аппетитными, что никто из них от угощения не отказался и с нескрываемым удовольствием стали уплетать бабушкину стряпню.
— Ох! — всполошилась женщина. — А остановка троллейбуса-то где?
— Ещё метров пятьсот будет! — задорно хмыкнул милиционер. — Это водитель увидел нас и притормозил.
— Дура я старая, — сокрушалась бабушка. — Вы уж меня извините. И как же я с поклажей дойду?
— Так мы Вам поможем! выразили желание ей помочь все четверо.
И вот процессия, взяв у бабушки вещи, двинулась по тротуару в сторону остановки и весело знакомилась друг с другом на ходу. Одного из милиционеров звали Николай, а другого – Владимир. Девушку – Олей. Бабушка назвалась бабой Маней.
— Так что же Вас сын не встретил? — вдруг, спохватившись, недоуменно спросила Оля.
— А я и не сказала, что приеду. Сюрприз будет, — довольно пропела она. — Да и занятой он. Бизнесом занимается, — важно заключила бабуля.
— А вдруг он в отпуске или в командировке? — с тревогой в голосе спросил Сёма.
— Не-а! — убеждённо возразила баба Маня. — У меня месяц назад второй внук родился. Все дома. Куда они таким табором двинутся?
— Всё равно тяжело Вам такие тяжести одной таскать, — посочувствовал Сема.
За разговорами процессия двигалась дальше.
— Тяжко, наверное, весь день на ногах? — теперь уже баба Маня сочувствовала милиционерам.
— Привыкли, — прокартавил Николай и тут же воодушевлённо продолжил: — Но недолго нам тротуары топтать. На следующий год получим образование, и Владимир будет следователем, а я – опером. Будем наводить в городе порядок!
— Ой, в милиции нужны такие ребята, как вы, — стала причитать женщина. — А у нас в посёлке бардак. Вот у меня гусей украли. Пошла я к участковому. Пьянь он и бездельник. Воров не нашёл. А мне сказал, что якобы есть два свидетеля. Да я их знаю. Натуральные алкаши. И будто видели, что мимо моего огорода пролетали дикие гуси и мои, услышав зов предков, тоже полетели за стаей. А то, что домашние гуси не летают, участковый и слышать не хочет.
Дружный задорный смех заглушил последние слова женщины.
— Нет! — отсмеявшись, воскликнул Владимир. — Мы будем всё делать по закону и совести.
— Правильно, детки, — довольно закивала баба Маня.
Вот и остановка. Подошёл троллейбус. Ребята посадили бабушку и растерянно приумолкли, глядя друг на друга.
— Ой, одуванчик! — воскликнула Оля.
И, действительно, рядом с тротуаром, в запыленной траве, каким-то чудом показался белый пушистый одуванчик.
Все склонились над ним.
— А вы не замечали, что каждая тычинка одуванчика – это раскрытая в приветствии ладошка, как символ открытого сердца? — вдохновенно воскликнула Оля и тут же с детской с мольбой выдохнула:
— Только, ребята, не дуйте на него! Одуванчик – это существо, похожее на солнышко. Но на него нельзя дуть - тогда оно исчезнет в пространстве и времени.
И тут же кротко спросила:
— Знаете сказку про девочку-одуванчика?
— Нет. Расскажи! — дружно попросили парни.
— Тогда слушайте! — начала Оля. — Жила-была девочка-одуванчик. Ходить она не могла. Всё время стояла у берега синего моря и смотрела на плещущую морскую лазурь, отражавшую синеву неба и улыбающееся солнце. Кругом тишина и благоухание трав. Лишь иногда пролетит одинокая птица или прожужжит деловитая пчёлка. Больше всего девочки любила смотреть на закатное солнце. Она была счастлива тем, что живёт на белом свете. Счастлива тем, что она девочка-одуванчик. Что она похожа на солнышко. Такая же светлая и чистая. И ей казалось, что впереди у неё вечность. Ведь нельзя же жить без солнца! Но вот появились люди. «Ой, одуванчик!» — воскликнул неуклюжий мальчик. И, не задумываясь, вырвал с корнем одуванчик и дунул. Он же не знал, что это девочка-одуванчик. С предсмертной прощальной грустью тычинки вспорхнули и разлетелись кто куда…
Все молчали.
— Но ведь тычинки могут попасть в землю - и прорастут новые одуванчики! — наконец, с надеждой в голосе, прервал молчание Николай.
— Так и будет, — убежденно ответила Оля и грустно закончила:
— Только девочки-одуванчика уже не будет!
Ребята склонились над одуванчиком, и каждый думал о своём.
— Я хочу, чтобы вы знали, — с загоревшимся лицом сказала Оля. — Считается, что одуванчик символизирует чистоту, доброту, любовь. Во многих странах, в том числе во Франции, Латвии, Австрии, Китае установлены памятники в виде одуванчика, которые созвездиями тычинок напоминают людям о силе и хрупкости доброты, дружбы, любви.
Неожиданно у Владимира заурчала рация.
— Есть! — ответил он и досадливо махнул рукой. — Срочный вызов. Жаль.
Затем, подумав, спросил:
— Оля, а телефон свой не оставишь?
Оля с сожалением улыбнулась и придвинулась к Сёме.
Сержантики понимающе вздохнули и, пожелав удачи, поспешили на вызов.
Николай явно прихрамывал.
Оля с Сёмой тепло посмотрели им вслед.
— А что ты делал на вокзале? — пытливо спросила девушка
— Ждал поезда домой, — сказал Сёма.
— Домой, — эхом выдохнула Оля и сдвинула брови. — А где ты живешь?
— Далеко. И не в городе даже, а посёлке, — эхом вторил он. — А ты живёшь в Москве?
— Сейчас – да. Я учусь на первом курсе театрального училища. Буду нести людям разумное, доброе, светлое.
— Здорово!
— А ты где-то учишься?
— Пока нигде, — ответил Сёма и для солидности уверенно соврал:
— Но на следующий год обязательно буду поступать в институт, и в Москве.
— А в какой?
— Пока думаю, — с важностью ответил он и тут же, взглянув на часы, спохватился. — Ой, садовая голова! До отхода поезда осталось меньше получаса.
— Бежим! — предложила Оля.
И они, взявшись за руки, бросились перебегать проезжую часть дороги.
Троллейбус подошёл быстро, и озабоченный Сёма тут же вскочил в открывшуюся дверь. Оля махала ему рукой, щурясь от солнца. «Эх, растяпа, — расстроился парень. — Даже телефон не взял. И не узнал, в каком училище учится. И как мне теперь ее искать?»
Но, успокоившись, решил, что обязательно на следующий год приедет в Москву поступать в театральное училище. Обязательно найдёт Олю. Не так уж много в Москве должно быть этих театральных училищ. Он её обязательно найдёт. Всё будет хорошо. А как же иначе? Они станут актёрами. Будут играть в театре, а, может, даже сниматься в кинофильмах и нести людям доброе, светлое… У него с Олей будет куча детей и много друзей. Они будут жить долго и счастливо и умрут в один день!
Спустя десять лет Сёма, ой, простите, Семён Александрович, находился в закрытом клубе на модной московской тусовке. Собственно, в этом уверенном в себе человеке в костюме от Зайцева трудно было узнать прежнего Сёму десятилетней давности. Сегодня, как говорится, был его день. На центральном российском канале телевидения начался многосерийный фильм с его участием в главной роли. Успех сериала превзошёл все ожидания, его рейтинги побил все рекорды. И случилось чудо, которого Сёма долго ждал: в одно прекрасное утро он проснулся знаменитым. Его стали узнавать на улице и в магазине, просить автографы. Поклонницы не давали прохода, дарили цветы, донимали звонками. И здесь, на тусовке, каждый хотел поздравить его с успехом. Подходили известные актёры, режиссеры, певцы, журналисты… Актёры снисходительно поздравляли, не скрывая зависти. Оно и понятно. Каждый наверняка в душе думает: мол, вот повезло, но я бы лучше сыграл. Режиссёры поздравляли, сверля его изучающим взглядом - как бы примеряли его на возможные роли в своих фильмах. Певцы расточали похвалы свысока. Тоже понятно. Для них актёры –люди второго сорта. Только вокал в их глазах достоин восхищения.
Семён Александрович чувствовал себя героем и фланировал от одной обособленной стайки тусующихся к другой. Там анекдотец расскажет, тут – философски изречёт какой-нибудь обиходный афоризм, с другими – о политике что-нибудь ввернёт. И заметил, что, если раньше его шутки вызывали дежурный сдержанный смех, то теперь любой его анекдот встречали взрывом услужливого смеха. Мелочь, но приятно.
«Сладка даже не популярность, — размышлял он про себя. — Бабла много отсыпали за съёмки. А сколько ещё приплывёт! Но, главное, - правильно этим распорядиться. Сначала прикуплю достойный особнячок. Можно и в Барвихе. Недвижимость не дешевеет. Затем вложу деньги в бизнес. Деньги должны крутиться. Можно открыть ресторанчик. Это сейчас модно. Даже название уже есть. Допустим, «В гостях у Сёмы». Официанты будут ходить в футболках, на которых будет его изображение. На стенах можно развесить большие фотографии или лучше кадры из его фильмов». Семёна Александровича переполняло ощущение собственной значимости.
Между тем, тусовка шла своим чередом. Известный режиссёр, многозначительно улыбаясь, предложил Семёну Александровичу главную роль в своём будущем фильме. Но актёр держал паузу, обещал подумать и дать ответ только после чтения сценария. А затем снисходительно заметил, что, в конечном итоге, всё решит размер гонорара.
Услужливо склонив голову, шествовал официант, держа на подносе бокалы с шампанским. Актер остановил его жестом, взял один из бокалов, и, осторожно держа перед собой, устремил взгляд вдаль.
Затем он попал в бурную атаку нескольких журналистов центральных российских газет и журналов. Он торжественно и щедро раздавал интервью.
Изрядно устав от монологов, Семён Александрович решил пропустить рюмочку коньяка. Пригубив бокал, он вдруг увидел неподалеку кружок из трёх человек. Его внимание привлекла стройная элегантная женщина. Она выделялась среди всех несуетностью и редким достоинством. Да дело было даже не в этом. У него возникло ощущение, что где-то раньше её видел.
— Вы не знаете, кто та дама? — кивнув в сторону женщины, спросил актёр у стоявшей рядом журналистки.
— Актриса. Захудалого театра. На вторых ролях. В кино не снималась, — равнодушно ответила журналистка.
Интерес у Семёна Александровича к ней сразу пропал. Тут к нему подошёл известный поэт-песенник и, заикаясь, спросил его мнение об одном актёре.
— Бездарь, – бросил он в ответ. Тот подобострастно кивнул и отошёл к своим.
«И всё же где-то я её видел, — снова стали одолевать назойливые мысли. — Надо подойти», — решил Семён Александрович.
И вот он уже рядом с ней.
— Разрешите представиться? — галантно спросил он.
Женщина простодушно улыбнулась и мелодично пропела:
— Вы здесь в представлении не нуждаетесь.
Уже вблизи он всмотрелся в её лицо. Нежные, очерченные губы, синь больших выразительных глаз, тонкие брови… А на щеке - маленькая обворожительная родинка.
В голове у Семёна Александровича очнулись смутные воспоминания. Он о чем-то её спрашивал и что-то отвечал. Но вёл разговор на автомате, пытаясь вспомнить и осознавая, что это может быть для него очень важно. И тут его осенила догадка: «Родинка. Курский вокзал. Бабушка. Пирожки. Одуванчик! Боже, когда это было? Лет десять назад – не меньше».
— Знаете, а мы ведь с Вами встречались! — уже открыто, по-детски, сбросив маску притворства, радостно воскликнул он. — Помните? Десять лет назад. Троллейбус. Бабушка с пирожками. Милиционеры.
В её глазах он увидел сначала замешательство, затем недоумение и застывший непонимающий взгляд.
— Возможно, я ошибся, — растерялся Семён Александрович.
Тут к нему подошёл модный модельер и увлёк в свой круг.
Однако актёру было не по себе. Словно его взяли и вдруг лишили мечты, чего-то светлого и чистого! Ведь он благодаря Оле через год поехал в Москву и поступил в театральное училище. И первое время пытался её найти, но потом московская жизнь закрутила и прошлое отдалилось. Настроение у него испортилось. С подвернувшимся на тусовке бывшим однокурсником по театральному училищу он уединился, подналёг на спиртное.
«В конце концов, всё, что ни делается, всё к лучшему, — думал захмелевший актёр. — Всё прошло. Быльём поросло. Оля, если это Оля, давно уже забыла тот случай. А я тут нюни распустил. У меня ведь всё в ажуре! Добрался до популярности и бабла! В личной жизни полный порядок. С Катькой нам удобно. Встречаемся два раза в неделю. В личную жизнь друг друга не лезем. Это устраивает обоих. Детей нет. Друзей тоже. Детей надо «поднимать». а сейчас на это нет ни сил, ни времени: надо расти, делать карьеру. Друзья – это тоже хлопотно. Им надо уделять время, внимание, встречаться, а то и помогать. Вон все мне рукоплещут! Всё отлично! И что на меня нашло? К чему мне это всё теперь?» Уже изрядно опьяневший Семён Александрович решил ехать домой.
Шатаясь, как маятник, при выходе из клуба он снова увидел женщину, похожую на Олю. Она стояла на ступеньках. «Наверное, своего бой-френда поджидает», — подумал актёр. Но она, встрепенувшись, подошла именно к нему и взволнованно заговорила:
— Я вас вспомнила. Вы – Сёма. Мы лет десять назад ехали в троллейбусе от Курского вокзала. Бабушка тогда подняла панику.
Но актёр, величественно взмахнув рукой, двинулся к своей машине и пьяно просипел:
— Чур, не я. Вы ошиблись. Я домой.
— Всё равно я вам оставлю свой телефон, — выпалила Оля.
Затем сунула ему в карман клочок бумажки с телефоном и твёрдым голосом заявила:
— А вот садиться за руль в таком состоянии я бы не советовала.
— Без Вас разберёмся, — рыкнул Семён и полез в машину.
Сначала он ехал не спеша, повторяя скороговоркой: «Пьяный за рулём – причина аварий». Но затем пьяная удаль взяла своё, и он стал давить на газ. При этом бубнил себе под нос: «У меня и так всё клёво. Ничего мне не надо. Зачем мне какая-то Оля?»
Он уже свернул с Садового кольца, когда вдруг запела милицейская трель, и его остановил патруль ГИБДД. «Влип», — безразлично подумал он, опуская боковое стекло и высовывая голову.
— Старший сержант ГИБДД Бадаев, — картавя, представился худосочный мужчина.
Чувствовалось, что он комплексовал из-за своего недостатка и поэтому говорил громко и строго. «Такого не бывает в один день. У меня уже глюки от коньяка пошли! — встрепенулся Семён. — Но факт, что один из тех сержантиков, с которыми я трескал десять лет назад пирожки, тоже картавил. Как его звали? Не помню. Сейчас проверим, глюки у меня или нет».
Между тем, Бадаев сурово чеканил:
— Превысили скорость. В состоянии опьянения за рулем. Будем составлять протокол и лишать Вас водительских прав.
— А я Вас видел! — выпалил нарушитель.
Гаишник напряжённо замер и вопросительно посмотрел.
— Помните? Десять лет назад. Троллейбусная остановка у Курского вокзала. Бабушка. Пирожки. Одуванчик, — заикаясь, произнес Семён.
Бадаев нахмурил брови и встревожено спросил:
— Вы не в себе? Что за околесицу Вы несёте?
«Чудес не бывает. Да и мало ли картавых гаишников? Точно, глючит меня. Но надо как-то выкручиваться», — думал Семён и торжественно воскликнул:
— А Вы меня узнаёте?
Тот пожал плечами.
— Марков. Главная роль в сериале «Банда». Не узнали? — спрашивал гордо Семён.
— Я сериалы не смотрю,— отчуждённо казенным тоном ответил Бадаев и подытожил:
— Давайте водительское удостоверение. Будем освидетельствовать на алкоголь и составлять протокол.
Поняв, что может реально лишиться водительских прав, Семён решил подойти с другого конца:
— Командир, может, договоримся без протокола?
Гаишник, помявшись, назвал сумму.
— Нет проблем, — ответил Семён и отсчитал ему несколько долларовых купюр.
— Будьте осторожны. Не забывайте, что вы под кайфом, — предупредил Бадаев и, прихрамывая, отошёл от машины.
Через минут пять Семёна вдруг осенило: «Ведь один из тех тоже прихрамывал. Какое-то наваждение сегодня! Или, может, какой-то знак свыше? Бред! Перепил просто. Один из них ещё хотел стать опером, а другой – следователем и работать на совесть. Вышло всё по-другому. Взятки берёт. А сам-то кем стал? Погоня за деньгами. Тошнотворные роли в кино. Помпезные тусовки. Лицемерные лица. Интриги. Сплетни. Разве к этому я стремился лет десять назад? Разве это главное в жизни?»
И вдруг прямо на лобовом стекле, словно в мистическом триллере, проступило изображение одуванчика. Семён испуганно схватился за голову и остановил машину. Снова посмотрел на стекло. Видения не было.
Он вдруг встрепенулся, стал рыться в карманах, наконец, нашёл клочок бумаги с номером телефона и изящным почерком написанным именем «Оля».
В памяти возникли фразы: «Каждая тычинка одуванчика – это раскрытая в приветствии ладошка, как символ открытого сердца. Своими созвездиями тычинок они напоминают людям о силе и хрупкости доброты, дружбы, любви».
И вновь на стекле, как в сказке, возникло изображение одуванчика.
Но теперь оно уже не пугало Сёму.
0

#12 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 29 ноября 2016 - 19:03

11

МОСТЫ


«Я не имею в виду те пропасти, которые были между нами вёе время. Над этими пропастями наши сердца выстроили крепкие мостики, связывающие тёмные душевные почвы. Когда тела и сердца сплетались в унисон и плясали в безумном танце, мы проходили по этим мостикам с фонарём в руках, заглядывали под кусты, шлёпали по болотистой местности – изучали друг друга.
Я говорю о тех пропастях, которые вырыло наше сознание. Точнее, на мостиках просто копились обиды и злость, пустой мешок из-под денег одиноко пылился где-то посреди пустыни наших сердец. Куча немытой посуды и грязного белья скопилась на деревянных подмостках, отчего те опасливо прогибались».
Открылась дверь, старик ступил на шершавую дорогу.
– Тук-тук, - прошепелявил он в сторону скамеек, на которых пассажиры обычно ждали поезд.
– Я здесь, – послышалось с самой дальней скамьи.
Сладкий запах позднего вечера плавал в воздухе. Где-то над серебряными рельсами жужжали две пчёлы. Было тихо.
– Хочется пива выпить, – сказал старик, медленно подойдя к пожилой женщине. – Как думаешь, взять напоследок?
Женщина подняла на него глаза, окружённые со всех сторон тонкими морщинами, высморкалась в платочек, сложенный вдвое.
– Тогда и мне принеси, – ответила она.
Ухмыльнувшись через седые усы, старик направился к местной лавке, где продавали всякие разные напитки и сладости, в том числе пиво и сушёные крабы. Кое-как достав морщинистыми пальцами из кармана выглаженных джинс десятку, он протянул деньги продавщице со словами: «Две бутылки тёмного пива, пожалуйста». Продавщица откашлялась в руку. Старику она напомнила давно погибшего отца, который всю свою жизнь не выпускал сигару из рук, и пошерудила где-то сбоку от себя. Зазвенело стекло. Она выставила перед собой две бутылки с красивыми серебристыми этикетками на тёмном фоне. Отсчитывая сдачу, кашляла в руку после каждой монеты. Затем протянула их на ладони старику, даже не думая опускать на подставку для сдачи. Старик нехотя забрал деньги и поскорее отошел от лавки. Откупорив бутылку, глубоко вдохнул хмельной запах.
– Не то, что наше, -произнесла женщина, сидящая рядом на скамье.
– И то верно.
На вокзале было малолюдно. Тёплая ночь близилась, как приближается к берегу невысокая волна где-нибудь у Атлантического океана.
– Сложил мамины часы? – обеспокоенно спросила женщина.
Старик в ответ похлопал по сумке рядом с собой и коротко кивнул, не прекращая пить из бутылки.
– Кажется, что что-то забыли… – сдвинула она седые брови.
– Что нам забывать-то? – на усах старика осталась пушистая пена.
Закат окрасил её в нежно-розовый цвет. Жена хмыкнула и утёрла его усы.
– Как думаешь, розы там приживутся?
– Хочешь опять их выращивать?
– А что ещё делать?
– Конечно. Приживутся. Построим теплицу, прилажу колонку, и будет тебе оросительная… Система, – между двумя последними словами получилась неестественная пауза, пока он делал глоток пива.
– Мы построим веранду. Это не обсуждается. Я хочу каждый вечер наблюдать, как садится солнце, – женщина снова высморкалась.
– А я и не спорю.
Стало тихо, как в лесу. Только пчёлы нарушали тишину своим мерным жужжанием. У лавки стояли два человека и выбирали себе сорт пива, они тоже очень тихо переговаривались. Старик вздохнул и погладил жену по худой коленке. Та рассматривала узор на платье и то и дело сморкалась.
– Это тут было.
– Что? – Переспросил старик, недоуменно глядя на жену.
– Ну... – она многозначно и как-то неловко посмотрела на его куртку.
С течением лет все сложнее смотреть друг другу в глаза.
– Ничего не было, – он ехидно улыбнулся и погладил её по плечу.
– Неправда, – возразила она, поправляя платье.
В голове тут же всплыло холодное осеннее утро.
«Ты всё усложняешь. Какие ещё мосты?» «Мои слова летят куда-то в пустоту». Девушка закрыла лицо руками и мягко заплакала, сглатывая горячие слёзы. «Лодка любви разбилась о берег быта», – так яснее? Девушка и парень стояли друг против друга на платформе, полной снующих туда-сюда людей. Послышался дальний гудок. «Вот и всё» – сказала девушка. Парень попытался убрать руки с её лица и погладить по влажной щеке. Их небрежно толкнули бегущие к краю платформы люди, чтобы встать поближе к приезжающему поезду. «Надо идти», – повторила она. Парень попытался сделать что-то внезапно ослабевшими руками, но даже язык не слушался его. Он молча глядел на её маленькое лицо, обрамлённое сердечком светлых волос. Девушка вытерла влажный нос салфеткой. «Если дело в этих злосчастных мостах, надо их просто сжечь. И они не будут нам мешать», – наконец вымолвил парень. Поезд выехал из-за угла, быстро летя по рельсам. Люди прижимались к краю, наседая на пару, которая смотрела друг другу в глаза. Машинист дал длинный звучный гудок, заполонивший уши.
– Столько же лет прошло… Зачем вспоминать, – сморщился старик и допил своё пиво.
– Я неспециально. Сколько мы тут уже сидим, всё думаю…
– Попей пива. Мне совсем не нравится здешний привкус - горький какой-то…
Старик еле-еле поднялся со скамьи, дотянулся до урны и выбросил бутылку. Жена прислонила к пересохшим губам свою и сделала глоток. Старик снова опустился рядом, но гораздо ближе, и, взяв её за руку, стал наговаривать на ухо:
– Наше пиво пахло горячей землей и пшеницей. Помню: выйду в поле утром - а там уже солнце блестит на колосках. Вдохну полной грудью и иду в дом тебя будить.
– А я уже не спала! – со смехом ответила жена и сделала ещё глоток. – Притворялась.
– Ага… Возьму колосок самый мягкий и щекочу твой нос.
– Может, от этого насморк у меня такой? – ещё сильнее засмеялась старуха и посмотрела на старика, который улыбался сквозь усы.
– А хлеб какой получался из этих колосков!.. Как сейчас помню: ты достаешь из печи огромные пухлые бочки. Вкусные.
– А потом это всё сгорело, – мрачно сказала старуха, отставив от себя бутылку.
Они замолчали. Вокзал был пуст, двое у лавки давно ушли восвояси. Пчёлы перелетели к цветущим кустам. От травы сильно пахло летом и ночью. У здания вокзала зажёгся первый фонарь. Старик сжал покрепче ладонь жены, она положила сверху вторую.
– Ну, нам же мешали мосты всякие - вот они и сгорели, – старик ехидно посмотрел в глаза жены. Она с улыбкой, покачав головой, посмотрела в его глаза.
Вдали послышался гудок машиниста. Рельсы задрожали. Пчёлки испуганно отлетели с куста в сторону темнеющего неба.
0

#13 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 01 декабря 2016 - 22:22

12

ЖЁЛТЫЕ ЦВЕТЫ


Дождь. Крупные его капли катятся по холодному стеклу, рисуя затейливые узоры. В комнате прохладно. Весенний холодный ветер проникает сквозь рамы и колышет лёгкий тюль. Всё наполнено унылой, ноющей где-то в груди тоской, от которой нигде нет спасения. Откуда вообще приходит эта тоска? Вот вопрос, на который нет ответа. Она приходит и начинает сверлить сердце и едкой желчью разъедать душу.
В таком состоянии невозможно ничего делать - хочется просто бежать. Бежать без оглядки, бежать от мыслей, от чувств, от себя. Но за окном - весенний ливень, и приходится сидеть дома один на один с тоской.
Сажусь поудобней в старое продавленное кресло, укрываюсь мягким пледом и проваливаюсь в ту далёкую весну. Как давно это было… Прошло лет пять. А я всё ещё помню тот дождливый мартовский день. Было воскресенье, и мне удалось вырваться из дому, чтобы просто развеяться, проветриться и погрустить с собой наедине. И, кажется, тогда тоже дул такой же холодный ветер, несущий с гор холод выпавшего там снега. Но мой кожаный плащ надёжно защищал меня не только от дождя, но и от ветра. К тому же в такую погоду не многолюдно и можно спокойно погрустить, не вызывая ненужного внимания.
Дождь дал жизнь молодой зелени, и почки на деревьях распустились липкими листьями. А мне жутко хочется плакать. У искусственного водоотстойника, именовавшегося в народе озером, никого нет. Вода в нём тёмно-зелёного цвета и пахнет тиной. Но лучшего места для моей грусти я и представить себе не могу. Я стою возле чугунного заборчика и смотрю, как волны разбиваются о бетонные берега. Шум воды и дождя сливается в колыбельную грустную песню. Слёзы вперемешку с дождём катятся по лицу. Ветер обдувает и рвёт края плаща. Моя жизнь никогда не была лёгкой. Всё, во что я верила, рушилось и крушилось. Дружба разлеталась на осколки чужой выгоды. А когда выгоды от дружбы со мной не было, не было и дружбы, и меня отвергали, от меня отрекались, и втаптывая в грязь, переступали через мои чувства. И, наверное. смеялись над моей доверчивостью.
Но теперь у меня нет подруг и нет друзей. И дождь смывает с моей души обиду, ложь и память. Я на минуту закрываю глаза, подставляя лицо струям дождя. Чувствую, рядом кто-то есть. Открываю глаза и вижу большой букет ярко-жёлтых, как солнце, цветов. Я оборачиваюсь - рядом стоит молодой человек и протягивает мне цветы:
- Возьмите.
- Не надо.
- Вообще-то, я купил их для Вас.
Но я так и не решаюсь взять их.
- Значит, не возьмёте?
Он бросает цветы в зеленую воду городского озера.
И мы молча идём по мокрому асфальту, и между нами - напряжённая тишина. Я стараюсь не смотреть на него, хотя мой взгляд, как магнитом, притягивает к нему. А он, кажется, думает о чём-то своем, и я ему только мешаю. Я решаю пойти быстрее, чтоб не ощущать нелепой неловкости. Меня раздражает это неловкое молчание и то, что я должна идти рядом с незнакомым мне человеком. Я ускоряю шаг. Он остался позади. И мне, почему-то вдруг так стало жалко этот жёлтый букет. Останавливаюсь. Молодого человека уже рядом нет. Наверное, свернул в другую сторону. Я сажусь на цементный бордюр и плачу. А в глазах по-прежнему стоит жёлтый букет, так недолго колыхающийся на зелёных волнах.
Вдруг слышу знакомый голос: «Возьмите». И передо мной возникает жёлтый букет. Я молча беру цветы. И тут выглядывает солнце. Дождь закончился. И мы идём, идем рядом, молча, но тишина уже не раздражает. Мы идём навстречу своей судьбе.
Я держу букет из жёлтых цветов - и весь мир залит жёлтым светом заходящего за горизонт солнца.
Стук в дверь. Я открываю глаза - за окном темно и сыро. Дождь уже почти перестал. Иду к двери, открываю - там стоит курьер в мокром от дождя плаще с большим букетом жёлтых роз. Распишитесь. Ставлю подпись, беру цветы - и на душе сразу светло и тепло. Достаю записку: «Скоро буду. Жди сегодня в полночь».
Накрываю стол и жду. А в вазе стоит огромный букет жёлтых роз…
0

#14 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 02 декабря 2016 - 22:48

13

ДОЛГАЯ ДОРОГА В ПАРИЖ


Алёна с грациозностью кошки потянулась, нехотя открыла глаза и, улыбаясь детской счастливой улыбкой, почти пропела:
– Какой чудесный сон! Просыпаться не хочется.
«Господи, как же она прекрасна даже без макияжа, с растрёпанными волосами и слегка припухшими веками!» – подумал Вадим, глядя на свою обожаемую супругу.
Но вслух, едва сдерживая смех, произнёс:
– Опять по Парижу гуляла?
Алёна, сверкнув огромными бирюзовыми глазами, схватила подушку, накрыла ею лицо мужа и, слегка поколачивая по ней своими маленькими кулачками, нарочито сердитым тоном заголосила:
- Придушу, гад такой, если будешь смеяться над мечтой бедной девушки!
Поборовшись немного с якобы разъярённой женщиной, супруг попросил пощады и объявил о своей капитуляции.
– То-то же! – торжествуя победу, воскликнула Алёна. – Проигравший готовит кофе!
– Сурово, однако, ты с побеждённым… – проворчал Вадим и тут же, расплывшись в улыбке, ехидно добавил:
– Пока некоторые разгуливали по Парижам, другие пыхтели на кухне. Завтрак готов, моя госпожа.
Они были счастливой парой. Прожив вместе почти двадцать лет, сумели сохранить юношеский восторг и пылкую влюблённость. И теперь, когда их сын поступил в университет в другом городе, супруги, оставшись одни, вновь почувствовали себя молодожёнами. Единственное, что иногда отравляло им жизнь, было вечное безденежье. И нельзя сказать, что доход семьи был совсем уж маленьким. Но насущные проблемы «съедали» быстро весь бюджет, и жить приходилось, в основном, от зарплаты до зарплаты. Накопить на что-то существенное никак не получалось.
А у Алёны была давняя мечта. Она любила Париж, в котором никогда не была. Но очень надеялась погулять по Монмартру, взглянуть на него с высоты Эйфелевой башни, посетить Лувр и послушать дивную музыку в Сент-Шапель. И у Вадима была мечта. Ему очень хотелось исполнить желание любимой супруги. Но всё упиралось в деньги. Вернее, в их острую нехватку. Много лет пришлось выплачивать за квартиру, а теперь вот ещё и старенькая машина требовала постоянного ремонта, как пылесосом вытаскивая из кармана деньги на своё обслуживание.
– Надо менять машину, – грустно произнёс он за завтраком. – Дешевле новую купить, чем нашу старушку ремонтировать.
– Надо – так надо, – тяжело вздохнула Алёна. – Париж подождёт.
– Кисюня, но ты же понимаешь, что без машины невозможно?
– Я понимаю, понимаю. Значит, опять кредит?
– Пока другого выхода я не вижу. А что делать?
– Делай, что считаешь нужным, милый.
Видя, как расстроилась супруга, Вадим решил отвлечь её от грустных мыслей. Хлопнув себя ладошкой по лбу, он воскликнул:
– О, забыл тебе рассказать! Я своим на работе прочитал твоё «Лунное». Всем так понравилось это стихотворение, что некоторые даже не поверили, что ты его сама написала. Пришлось отсылать их на твой любимый сайт «Вдохновение», где ты его выставила. Только тогда они успокоились и сказали, что ты определённо талантлива.
– Не заговаривай мне зубы! – воскликнула Алёна сердито, но по выражению её лица Вадим понял, что слова его были приятны жене. – Отвертеться тебе от темы Парижа всё равно не удастся.
– Кисюня, открою тебе страшную тайну, – понизив голос до шёпота, с видом заговорщика произнёс супруг. – Я работаю над этим вопросом.
Глаза женщины снова вспыхнули голубым огнём, она открыла рот для восторжённого возгласа, но муж, приложив палец к своим губам, ещё более таинственно прошептал:
– Тссс! Никому! Если у меня всё получится, то этот Новый год мы будем с тобой встречать в Париже. И больше ни слова, чтобы не сглазить.
– Могила, – поддержала его таинственный тон супруга.
А через месяц, перед отъездом в командировку, Вадим говорил:
– Алёна, там, где я буду работать, такая дыра, что проблемы со связью – обычное явление. Возможно, не смогу регулярно тебе звонить, но ты не переживай. Со мной, как всегда, всё будет в порядке. Надеюсь, заказчика устроит мой, а не чей-нибудь другой проект и он выполнит свои обещания по оплате. Тогда твоя мечта сбудется.
– Да Бог с ним, с этим Парижем! – воскликнула Алёна. – Главное, ты возвращайся живым и здоровым.
Вернулся супруг только через полтора месяца, усталый, сильно заросший, с нездоровым, бледным цветом кожи, но с радостной улыбкой и явно в хорошем расположении духа. Алёна с напускной строгостью накинулась на него:
– Ты обманул меня! Говорил, что на две недели уезжаешь, максимум – на три, а сам где-то пропадал чуть ли не два месяца. Ну-ка, соври мне что-нибудь.
– Я же сообщал тебе, что не всё ладилось с работой, – не ожидая такого напора, стал оправдываться Вадим. – Да и случилась там со мной маленькая неприятность. Не хотел тебя расстраивать, а то бы ты примчалась ко мне в Якутию. Я тебя знаю.
– Не пугай меня! Говори всё как есть!
– Всё позади, милая, не волнуйся! Камень закупорил желчный проход, и мне удалили желчный пузырь. Вынужден был неделю проваляться в больнице.
– Я же наказывала тебе вернуться не только живым, но и здоровым!
– Да чепуха это! Полгода – год посижу на диете - и всё наладится. А так я здоров, как прежде. И хватит о грустном. Лучше посмотри на, что я привёз.
Вытащив из глубины боковых карманов несколько пачек евро и небрежным жестом швырнув их на стол, он весело произнёс:
– Это тебе на то, чтобы в Париже ты выглядела не хуже других. Остальные деньги на банковском счёте.
Женщина испуганными глазами посмотрела на огромную, по её понятиям, кучу денег и пролепетала:
– Вадик, признайся (я никому не скажу) ты ограбил банк?
Муж весело расхохотался и, заключив в объятия жену, ответил:
– Мне всегда нравился твой самобытный юмор.
– А если серьёзно, откуда столько денег, да ещё в валюте?
– У меня не оказалось конкурентов! Заказчик остался более чем доволен моим проектом. Даже премию заплатил сверх договора. Так что не трать время на ненужные вопросы, а займись подготовкой к приятному путешествию. Остаётся совсем немного времени. Даю тебе задание: подбери приличный отель через Интернет, закажи номер и ни в чём себе не отказывай. Никаких дешёвых апартаментов! Две недели ты будешь жить, как королева. Это я тебе обещаю! Но меня сильно огорчит, если ты дважды наденешь один и тот же наряд.
– На этот счёт можешь не беспокоиться, милый, – Алёна нежно поцеловала мужа в губы. – Я не разочарую тебя.
30 декабря супруги ступили на французскую землю. Когда такси доставило их из аэропорта к отелю, Алёна, выйдя из авто, раскинула руки и восторженно воскликнула:
– Здравствуй, Париж! Как долго я к тебе шла! Ты скучал?
Юноша из обслуживающего персонала отеля понял этот возглас по-своему и поспешил с предложением своих услуг. Два увесистых чемодана он не без труда доставил в забронированный номер. Щедрые чаевые быстро подняли юноше настроение. Он на ломаном русском рассыпался в благодарностях и заверил уважаемых гостей, что они в любой момент могут рассчитывать на него.
Номер был роскошен, с прекрасным видом на город. Алена, по-хозяйски заглядывая во все закоулки апартаментов, не сдерживала своих эмоций:
– Как всё здорово продумано, красиво, удобно! Мне здесь очень нравится! А куда мы сегодня пойдём?
– В лучший ресторан, однозначно. Я проголодался, – ответил Вадим. – А попутно подумаем о культурной программе. В «Мулен Руж» хочешь?
Супруга чуть не задохнулась от восторга.
– Будет тебе «Мулен Руж». А сейчас приводи себя в порядок - и пусть французские мужики лопнут от зависти, когда увидят меня рядом с тобой.
В ресторане Алёна появилась во всём блеске и красе. Вадим, окидывая огромный зал любопытным взглядом, с чувством гордости мысленно отметил, что конкуренток у его супруги нет. А та, поймав на себе восхищённые и несколько бесцеремонные взгляды мужчин, покрылась сочным румянцем, отчего стала ещё привлекательнее и неотразимее.
Французская кухня произвела неизгладимое впечатление на супругов.
– Теперь я знаю, что такое пармезан, фуа-гра, круасаны, – делилась Алёна своими впечатлениями с супругом. – То, что мы пробовали у себя дома, ничего общего не имеет с тем, что мы сейчас ели. Как жаль, что ты не можешь позволить себе насладиться этим великолепием! Спасибо тебе, любимый! Ты волшебник! И не спорь! Осуществить мечту всей моей жизни способен только волшебник или Дед Мороз.
Вадим и не спорил. Он любовался самой красивой в мире из женщин, и светлые чувства переполняли его душу. «Как же я люблю тебя! – думал он. – Ради твоего счастья я пожертвую жизнью, не задумываясь. А печень… Печень со временем восстановится».
А где-то далеко от Парижа одно юное создание считало его своим ангелом-спасителем, который подарил надежду на жизнь, и готовилось встретить Новый год в кругу родных.
0

#15 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 03 декабря 2016 - 03:31

14

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ


Детство моё прошло в глухой сибирской деревеньке Вдовино. Наша школа – семилетка. Изо всех девчонок в классе мне приглянулась Нина Суворова. Это была тихая, но не застенчивая, красивая девчонка с «греческо-еврейским» симпатичным личиком. Её чёрные, со сливу, глаза были необычайно красивы; чистое белое лицо, прямой носик, округлый женственный подбородочек, тёмные волнистые волосы до плеч… На маленькой ладной фигурке всё было к месту. Сапожки осенью и весной, белые пимы зимой, сарафанчик, яркая кофточка. Одевалась она значительно лучше нас и со вкусом. И чем дальше шли годы - тем больше она нравилась мне! Третий, четвёртый классы, вот уже седьмой - а моя симпатия к этой девочке разгоралась год от года сильнее и сильнее. Это была первая в жизни любовь! Сколько часов, дней, ночей передумал о ней, сколько мыслей, дум передумано… И воздыханий, и даже слёз мальчишеских, и драк за неё или просто для неё, чтобы внимание обратила! А песен, сколько разных нежных песен мной пропето! И в каждом слове этих песен - всё о ней, единственной!..
Вспоминаю несколько случаев.
…1949 год. Детдом. В большом зале идёт Новогодний концерт. Смех, гвалт, веселье. Периодически почтальон с бородой из пакли на «тройке лошадей с бубенцами» (трое малышей в упряжке) бегает по кругу вокруг ёлки, а затем останавливается, разворачивает треугольники поздравительных писем и громко зачитывает. В основном, поздравляют девчонок с Новым Годом и желают хорошей учёбы. Бегу в учительскую. Там на столе лежат для писем-записок несколько чистых тетрадей и три чернильницы с ручками. Торопливо пишу, чтобы не увидели. Бросаю его в деревянный почтовый ящик. Жду-не дождусь, когда почтальон зачитает моё письмо. И вот он громко читает: «Нине Суворовой (Ба, да тут любовная лирика!). Слушайте.
Где-то там тоскливый чибис пролетает ввысь.
Нина, милая дивчина, жду и жду - ты отзовись!»
Немного растерянно почтальон вызывает Нину Суворову к ёлке. Та, вспыхнув, убегает из зала, мельком бросив взгляд на меня. Почтальон оценил ситуацию:
- А где же этот прекрасный рыцарь? Ну! Выходи, молодой человек! Не бойся! Ты же просто молодец!
Я прячусь за спиной матери и отчима. Думаю, многие догадались, но пощадили меня. Почтальон, видно, тоже это понял, и начал зачитывать другие письма..
…Зима снежная и долгая, морозы, метели, охота, зимняя рыбалка, незабвенные вечера с песнями, частушками, танцами, игры в прятки, лыжи и коньки, игры со взятием снежных крепостей - всё занимало нас, всё было интересно! Дни летели незаметно! До поздней ночи стоял шум, смех, визг у нашей крепости! Ну и, естественно, штурмовал я стену всегда в том месте, где в амбразуре мелькало личико Нинки Суворовой…
…В школе я сидел на две парты дальше за Ниной Суворовой. Идёт урок, а я не слышу – любуюсь Ниной. Всё мне нравится в ней! Она сидит за партой с подругой вполоборота ко мне и тоже не слушает. О чём – то перешёптывается с худенькой, курносой и веснущатой подругой. Выглянувший луч света пробился через окно и осветил на её шее завитушки волос, аккуратненькую мочку уха, скользнул по её крепкой и ладной фигурке. Мне хочется с Ниной подружиться и провожать её из школы. Хочется, чтобы она меня выделила и обратила на меня внимание, но как это сделать? А в душе моей что творится! Меня тянет к ней, хочется поговорить с ней о чём-нибудь серьёзном… Хочется просто рядом пройти с ней. Червячок сосёт, тревожит меня, и я решаю проводить её из школы. После спевки нахожу её - она уже одета и выходит с подругой. Догоняю и не нахожу сил, смелости идти рядом. Так и доходим до дома Нинки. Впереди они, а я плетусь в трёх шагах сзади. Останавливаются у избы - смотрят на меня. На лице моём, конечно, видна растерянность, страх и отчаяние. Обе прыскают и разбегаются в разные стороны.
А любовь к Нине прямо сжигает меня! Третий день не сплю, не ем! Мама заметила, расспрашивает меня, что болит? Я уклончиво отвечаю, что всё нормально.
Бреду из школы по глубокому снегу, ничего не видя, а в глазах розовощёкая симпатичная Нина Суворова. Не замечаю, как вслух бормочу:
- Что делать? Что делать? Нет, не любит она меня! Утопиться, что ли?
В сердцах бросаю сумку с тетрадками в сугроб на взгорке около избы Силаевых.
- Эге! Ты что это, малец? Как это утопиться? Кто же это не любит тебя так?
Вздрагиваю от неожиданности - испуганно оборачиваюсь: это рядом вышагивает и посмеивается в усы белорус Кадол в подшитых валенках. Сразу прихожу в себя, подхватываю сумку и бегу домой.
И вдруг дома приходит идея. Выпрашиваю, вымаливаю у матери два рубля:
- Мама! Хочешь, чтобы я не болел? Ни о чём не спрашивай. Я когда – нибудь всю правду расскажу. Если дашь два рубля, вот увидишь, выздоровею!
Мать верила во все приметы и сама частенько гадала. Она сразу поверила мне и дала два рубля. Радостный, бегу в магазин. Покупаю целое богатство: двести граммов конфет-подушечек, обсыпанных сахаром. Дома вырываю из тетрадки два чистых, в клеточку, листа, пересыпаю конфеты в них и тщательно завёртываю. На лицевой стороне большими печатными буквами, чтобы не узнали по почерку, пишу: «НИНЕ СУВОРОВОЙ». На большой перемене, когда класс проветривает дежурный Вовка Жигульский, заскакиваю. Вовка у двери в коридоре не пускает, но после препирательств уступает. Отвернулся, кажется, не видит, очень хорошо! Кладу пакет с конфетами в её парту. Зашли все, я маюсь, наблюдаю - не заметила. Урок прошёл, затем опять перемена и урок - не замечает Нина подарка моего! Нервничаю, сам не свой! И вдруг, когда уже кончился последний урок и все начали собираться домой, Нина кричит на весь класс:
- Девочки! Что это? Что за пакет? Кто это написал на нём мою фамилию?
Все кидаются, разглядывают, разворачивают мой подарок. Нинка кричит:
- Конфеты! Ой, как здорово! Кто же это подкинул?
И вдруг раздаётся злорадный хохот Вовки Жигульского:
- Это Углов тебе подарил! То-то он крутился в классе на большой перемене! Я не пускал - чуть не подрались. Жених!
Все смотрят на меня, а я вспыхнул, и по мне видно и так без Вовки! От обиды и злости кинулся на долговязого Вовку, сбил на пол и давай тумасить - еле растащили. Убежал - тут же догоняет Нинка:
- На! Возьми свои конфеты! Не нужны они мне!
Я поддал ещё больше, убегая от неё и от себя…
Четыре месяца прошло после этого. Уже весна была, и она как-то очутилась рядом со мной. Шли тихо из школы, молчали. Уже у своей избы, глядя себе под ноги, вдруг грустно сказала:
- А я твои конфеты не съела! Берегу!
Всё перевернулось во мне! Благодарно взглянул на неё, забыв все обиды. С того дня мы начали дружить с ней и больше никогда не ссорились!..
Уехали мы на Кавказ, когда мне ещё не исполнилось 16 лет. И вот уже только что окончен десятый класс. Готовлюсь к поступлению в институт. Как-то, уже незадолго перед поездкой на учёбу, в калитку постучали. Выхожу – на пороге стоит красивейшая девушка! Стройная, фигуристая, с такими большими чёрными глазами, что онемел, потерялся. От счастья был, наверное, смешон, растерян, неловок. Улыбается:
- Что? Не узнаёшь?
Пришёл в себя:
- Нина! Богиня! Ты ли это? Откуда ты? Как ты меня нашла?
- Я прямо из Вдовино! Адрес твой узнала у Кости.
Зашли в комнату. Сразу почувствовал её преимущество над собой, да и она, мне кажется, ожидала большего от меня. Шутя, засмеялась:
- Я, мне кажется, выше тебя ростом. Почему не растёшь? Здесь же солнце, фрукты.
Это меня ещё больше убило! Лучше бы она не говорила этих слов! Это было самоё больное место для меня! Я за эти два года подрос на 10 сантиметров, но что такое для мужчины метр шестьдесят? Эх! Знала бы Нина, да и я сам в то время, что через три года вырасту ещё на двадцать сантиметров! Мнительность, проклятая нерешительность, неуверенность в себе - всё разом ожило во мне. Разговор не клеился. Выручила пришедшая из магазина мать. Она ахнула, увидев Нину:
- Нина! Ты ли это? Когда приехала? Как мать, жива? Какая красивая ты стала! Вот посмотри, во второй комнате у нас на стене висит картина «Незнакомка». Не ты ли сидишь в карете? Точно – копия!
Они разговорились, мать начала угощать Нину. Я вышел в сад. Стоял прекрасный июльский день. Лихорадочно соображаю: «Итак, Нина у меня. Приехала сама, я не писал ей писем, да и она не написала ни разу. Зачем она приехала? Всё, вроде, у нас кончилось ещё в Пихтовке. Но она приехала, значит, я ей интересен? Что делать? Через неделю - в Липецк, а потом - армия! Шесть лет она не будет меня ждать ни за что! Она уже девушка и очень красивая. А я? Такой же замухрышка! Нет, нет! Ничего у нас с ней не получится! Да и отвык от неё. Какая – то новая она, чужая…»
Три дня она прожила у нас, и только на второй день почувствовал себя уверенней. Мать поставила в сад вторую раскладушку (этим летом я ночевал в саду) и мы с Ниной говорили чуть не до первых петухов. Два дня гуляли по городу и парку. Вспоминали без конца детство во Вдовино, детдом, друзей, Шегарку, наши игры. В последний день мать накрыла стол. Мы выпили вина, а затем пошли гулять по вечернему парку. Эту ночь помню всю жизнь…
Взявшись за руки, мы нежно смотрели друг на друга и пели нашу любимую песню:

В тихом городе мы встретились с тобой,
До утра не уходили мы домой.
Сколько раз мы всё прощались
И обратно возвращались,
Чтоб друг другу всё сказать.
Мне б забыть - не вспоминать этот день, этот час.
Мне бы больше никогда не видать милых глаз.
Но опять осенний ветер,
В окна рвётся и зовёт.
Он летит ко мне навстречу,
Песню нежную поёт…
В прохладе Кисловодского парка журчала речка Ольховка, пели последние трели многочисленные дрозды; тусклый свет на дорожках, окаймлённых густыми туями, освещал нам путь всё дальше и дальше в глубину парка! Я готов был «выпрыгнуть из себя» от счастья! Какая девушка шла рядом со мной! Сколько лет, дней и часов меня с ней связывало в глухой Сибири! И вот мы рядом! Не упустить бы своё счастье!
В белой рубахе с закатанными рукавами, обняв Нину за плечи, шёл рядом с любимой! Мы тихо пели наши Вдовинские нежные песни.
Радостные, взволнованные, пришли за полночь. Родители уже спали. Луна то показывалась, то скрывалась за тучей. Ни один листик не шелестел! Нина, не стесняясь меня, начала раздеваться, медленно вешая бельё на спинку стула. Я ужаснулся, всё поняв: «Да! Она уже всё решила для себя сама! Нет, нет! Только не это! Я ещё пацан. Даже ни разу в жизни не поцеловал её! Как она может это? Я не ожидал ничего подобного от неё! Скорее всего, она уже гуляла с кем – то! Вот в чём дело…»
Я отупел от страха, нырнул под одеяло. Раскладушки наши стояли рядом. Протяни руку - достанешь. Вот Нина осталась в одной прозрачной рубашке. Выглянувшая луна высветила нежную девичью грудь и всё прелестное тело до мельчайших подробностей. Это видение преследует меня всю жизнь…
Затаив дыхание, ошалело наблюдал через щёлку в одеяле. Молчали с полчаса. Изменившимся голосом Нина прошептала:
- Неужели спишь? Коля! Мне холодно…
Меня начал бить озноб. Какой там сон! Да, сплю, сплю – повторял я, закрыв глаза. Только в этом спасение! Нина положила руку на мою кровать – меня бросило в жар! Тихо шепчет:
- Не бойся, Коля! Иди же ко мне! Ничего не будет, только согреемся!
Я окаменело молчал:
- Нет, нет! Ни за что! Зачем всё это? Только не сегодня…
У меня лихорадочно стучали зубы, и бешено толкался, рвался пульс. Весь дрожал – дыханье загнанной лошади уже невозможно было скрыть под одеялом. Я находился на грани срыва…
- Иль за что обиделся? Что с тобой?
В ответ молчание…
- Ну, ладно! Я пошутила, уже согрелась… Не надо… Ну, говори же что – нибудь! Коля!
Всё, всё! Отступать нельзя – я сплю, сплю, сплю…
- Эх! И дурачок же ты! Ведь знаю, что не спишь! Бог с тобой… Я не прощу тебе этого!
Отвернулась, заскрипев раскладушкой, тихо заплакала, затем, не скрываясь, всё громче и громче…
Всю ночь я не мог спать. Она, видно, тоже. Всю ночь ворочались, скрипели раскладушками. Утром мы не глядели друг на друга. Нина отказалась от завтрака. Еле успел встать и как следует одеться. Было тяжко и неловко на душе за свою тупость. Я ведь оскорбил её своим поведением. Даже ни разу не решился поцеловать свою первую любовь! Надо было объясниться, но… Сил не хватило. Не спросил даже её будущий адрес, ни о чём не договорился…
Мы шли молча по нашей земляной, узкой и кривой улице Овражной. Я проводил её до большака – широкой гравийной улице (асфальта тогда ещё не было). Она называлась Широкой. На перекрёстке сухо попрощались. Она уходила, а я всё стоял и смотрел - надеялся, что Нина обернётся. Нет, не оглянулась… Я заплакал… Что наделал? Десятки, сотни раз в будущем выходил на тот перекрёсток, где мы расстались в последний раз, втайне надеясь, что вдруг Нина вернётся…. Пронзительная песня Клавдии Шульженко – это всё о нас двоих:

На тот большак, на перекрёсток –
уже не надо больше мне ходить.
Жить без любви, быть может, просто,
но как на свете без любви прожить?
Нина уехала навечно от меня! Больше я её ни разу в жизни не видел. Пытался позже неистово её искать! Куда только не посылал запросы! Она, видно, вышла замуж и сменила фамилию. Может, и она пыталась искать меня, но наш дом на Овражной вскоре снесли. Я упустил шанс, упустил судьбу! Надо было тогда крепко «брать вожжи в свои руки»! Женившись, много раз вспоминал Нину Суворову!
Прощай, навечно, моя первая ЛЮБОВЬ!..
Днём мать и отчим пытали меня:
- Ты что? Обидел Нинку? Почему она была такой?
Я угрюмо молчал. Что я мог им ответить?
0

#16 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 03 декабря 2016 - 22:32

15

Рассказ снят с конкурса автором.
0

#17 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 07 декабря 2016 - 22:44

16

ВТОРОЙ ШАНС


Вы когда-нибудь хотели вернуть прошлое? Переиграть всё по-новому. Изменить свой выбор и посмотреть, что из этого получится? И если вы ответили «нет», подумайте ещё раз, так ли вы честны с собой, как следовало бы.
Я смотрю на этого парня, который сидит напротив в вагоне метро, и говорю себе:
- Это может стать твоим вторым шансом, Бритни, и если ты сейчас им не воспользуешься, то ещё одной попытки у тебя может не быть.
Я поднимаю глаза, отрываясь от книги, и смотрю на него долго и пристально, пока он не замечает, как я сверлю его взглядом, изучая каждую деталь его внешности. Каждую ровнейшую строчку его костюма, сшитого на заказ, каждый каштановый волос, который выбился из аккуратной стрижки.
Он немного младше, чем Тот, за кого я его приняла. Вблизи это становится заметнее. И скулы - они более впалые. Но в целом, если бы нас увидел какой-то знакомый со стороны, он бы несомненно удивился, как и я, когда впервые заметила этого парня в парке.
Был отличный теплый денёк, на мне были шорты цвета сливочного мороженого и бежевый топ. Я сидела на лавке и читала очередную книгу, видимо, не слишком увлекательную, раз увидела его ещё издали.
Вы обращали внимание на то, что зрение обманчиво? Что мы часто видим то, что хотим увидеть, не замечая при этом реального положения вещей?
В тот момент мой мозг выдал желаемое за действительное. А когда я сообразила в чём дело, то уже сознательно решила сыграть в игру. Вы любите играть в «А что, если?». Я - да.
Метро. Он смотрит в мою сторону на долю секунды дольше обычного. Знаете, так бывает, когда любопытство берёт верх и ты смотришь и смотришь… До того момента, когда с той стороны тоже поднимут на тебя взгляд и ваши зрачки не встретятся. И тогда я отвожу глаза в сторону, но ненадолго, что бы вскоре снова начать эту игру в «кошки-мышки».
Наши глаза снова встречаются.
Я улыбаюсь и опускаю взгляд.
Он улыбается и опускает взгляд.
Да, это я пересела к нему ближе. Прямо напротив. Вплотную. Парни никогда не умеют делать решительных шагов. Всё приходится делать за двоих. Я думаю: «Когда же, чёрт возьми, он заговорит со мной?» Я поднимаю взгляд, безмолвно крича – скажи, наконец, это первое слово! Любое. Давай! Просто посчитай до трёх и сделай это!
- Я готова была поклясться, что это Дэвид там, в парке, - говорю я своей соседке по комнате.
Милли смотрит на меня, поднимая свои точёные подведённые брови, и наносит ещё один слой туши на густые ресницы.
- В мире, как минимум, семь человек, похожих на него до мелочей.
Она делает паузу, что бы сделать ещё один глоток кофе.
- Просто ты встретила одного из этих семи или сколько их там…
Ещё один слой туши.
- Бритни, тебе стоит забыть о прошлом и жить дальше.
«Ещё бы… - думаю я. - Мне определённо стоило бы это сделать. Но кто из нас делает исключительно то, что стоило бы?»
Я думаю о том, что есть прямо пропорциональная зависимость этих слоёв туши и вероятности того, что она приведёт на ночь очередного дружка. Мне приходится учиться всем этим хитростям, что бы понимать, как таким девушкам удаётся быть теми, кто они есть. Её не совсем правильные черты лица с лёгкостью скрываются косметикой, и, когда она выходит из дома, большая часть мужчин обязательно оборачивается, чтобы посмотреть на то, как она выглядит сзади. Я следую примеру Милли и наношу очередной слой туши.
Знаете, зачем девушки носят каблуки? Что бы их торчащий вверх зад говорил парню: «Раздень меня!»
Зачем они наносят алую губную помаду и красят ногти в пурпурный цвет? Что бы без слов дать понять – я готова к тому, что ты разденешь меня, вот мой первый шаг.
В нашем обществе не принято, чтобы девушка знакомилась первой. Поэтому приходится красить губы алым цветом и обувать высокие каблуки. Чем больше вырезов и «пуш-апа», тем выше шансы дать ему понять без слов: «Сегодня вечером я свободна. И всё это - для тебя!»
Метро. Наши глаза снова встречаются.
- Привет, - говорит он.
- Привет, - отвечаю я.
Я улыбаюсь и опускаю взгляд. Он улыбается и опускает взгляд.
Кофейня. Он заказывает эспрессо. Без сахара.
Тот, за кого я пытаюсь выдать этого парня в своей голове, выбрал бы ванильный латте или капучино, или хоть что-то, содержащее не только кофе. Он рассказывает, что недавно переехал. Вот почему я раньше его не встречала. Вот почему я встретила его в метро после той встречи в парке.
В его ванной пахнет цветками апельсинового дерева. Мои пальцы перебирают бутылочки, баночки и контейнеры в поисках средства, что источает этот восхитительный аромат. Кажется, что я уже всё перепробовала, остался лишь кусочек мыла цвета «айвори». Вот оно! Да, это именно то, что я искала. Я закрываю глаза и погружаюсь в этот аромат целиком.
Это мыло с рекламного канала, который любит смотреть Молли. Я никогда не обращаю на подобное внимание, но оно просто потрясающе пахнет. «Завтра я куплю себе точно такое же», - говорю себе я.

Что я делаю в его ванной комнате? Я собираюсь принять душ, а потом переспать с этим парнем.
Даже не так – с Тем парнем в моей голове, который почти как две капли похож на того, кто уже ждёт меня в спальне. Только чуть моложе, и скулы - они более худощавые. Но всё это поправимо тусклым светом.
Я выключаю люстру из десятков мельчайших лампочек, и в комнате остается лишь приглушённый свет от бра по бокам огромной кровати.
Теперь моя кожа источает эту нотку цитруса, едва уловимую, но от этого не менее приятную.
Это мой шанс вернуть прошлое. Переиграть всё по-новому. Изменить свой выбор и посмотреть, что из этого получится. Честна ли я с собой, как следовало бы? Несомненно. Дилан – мой второй шанс. «Боже, у них даже имена похожи!» - думаю я, снимая с него футболку.
«Главное - не обмолвиться, назвав его Дэвидом», - говорю я себе.
«Главное не обмолвиться, назвав её Брендой», - говорит себе он.
Все мы в какой-то мере чей-то второй шанс.
0

#18 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 11 декабря 2016 - 02:36

17

МИЛАЯ, МИЛАЯ, СЧАСТЬЕ МОЁ…



Все события ежечасно
Происходят совсем не напрасно.
Все случайности пересекаются,
Даже звёзды друг с другом встречаются.



Всё происходит в своё точно определённое время. Как бы ты ни пыжился, какие бы ни строил планы и в каких бы иллюзиях ни витал, судьба сама устраивает твой очередной поворот жизни. Как назвать судьбу - злодейкой или благодетельницей? Иногда она кидает тебе роскошные подарки, иногда бьёт чем ни попадя по голове, да так, что можно упасть и не вздохнуть. Главное – не пропустить свой звёздный час и не упустить шанс. Этот шанс может выпасть в виде трамвайной остановки, вывески, случайно услышанного слова. Он не придёт к тебе, потрясая километровыми лозунгами и громом аплодисментов, он тих и незаметен. Слушай себя. И поступай так, куда поведёт первый импульс сердца.
Было это при прохождении преддипломной практики на одном из крупных заводов в южном городе. До общежития, где жила Маша, шёл один-единственный трамвай номер четыре. Ясным октябрьским днём она вышла с проходной завода и медленно пошла по тротуару, наслаждаясь почти летним теплом и цветением ослепительных ярко-красных калл. В голове никаких мыслей, только безмятежное созерцание окружающего роскошества южной природы. Впереди, на конечной остановке, мелькнул трамвай с цифрой четыре. Девушка заскочила в трогающийся вагон почти на ходу. Пассажиров было мало, много свободных мест, можно спокойно сидеть у окна, разглядывая проплывающие мимо дома, деревья… И через две или три остановки маршрут показался ей незнакомым. Трамвай повернул в другую сторону и поехал совершенно по другой улице. Первая мысль – сойти на следующей остановке. А в голове раскручивается слабой пружиной ленивая и вялая вторая мысль, потом и третья: «А зачем? Куда торопиться? Такая красивая улица…» Действительно, торопиться некуда. В общежитии делать нечего, а посмотреть новый район Ташкента всегда интересно.
Мелькнула вывеска: «Кассы Аэрофлота». Вот оно! Хотела сойти, но трамвай уже тронулся. Яркие зелёные газоны, клумбы, дома оригинальной архитектуры - всё двигалось навстречу и мимо, пока Маша доехала до конечной остановки и, выйдя, наконец, разглядела номер трамвая. Оказалось – 14. Немного ошиблась, но ничего страшного, зато узнала новый район. Город она пока почти не знала, и, чтобы добраться до общежития, села на тот же трамвай, только в обратную сторону. Теперь поведение девушки неосознанно подчинялось неожиданной случайности. Объясняя своё немотивированное поведение желанием посмотреть, как выглядят изнутри кассы Аэрофлота, Маша вышла на этой остановке. Внутри здания за окошками многочисленных касс скучали женщины в униформе Аэрофлота.
- Билеты до Казани есть?
- Да, рейс через четыре часа.
- Дайте мне один, пожалуйста.
В общежитии Маша жила со студентками из Куйбышева, которые тоже приехали на преддипломную практику. Никто не поверил, что она летит в Казань через несколько часов, все подумали, что это - розыгрыш, потому что только вчера вместе покупали билеты на субботний концерт артистов югославской эстрады. Билет на самолёт убедил девушек безоговорочно. Самое странное то, что никто не задал вопроса, почему Маше вздумалось лететь, а если бы и задали, то вряд ли получили внятное объяснение. Ну, не было никакой видимой причины лететь в Казань! Обстоятельства сложились так, что повело, повело, и точка.
Самолёт прилетел ночью. Третьекурсницы из Машиной комнаты много не расспрашивали, а просто уступили ей койку, сами потеснились.
Серое осеннее утро началось промозглым дождём. Вот где пригодился плащ, уже на пороге навязанный соседкой! Маша съездила в аэропорт, купила билет на вечерний самолёт, а остальное время навещала (как сейчас говорят - тусовалась) всех знакомых в общежитии, узнавала факультетские новости, рассказывала свои, делилась впечатлениями о красоте Ташкента. До отлёта осталось два часа. Решила ещё раз проведать знакомых на другом этаже и вот оно - ТОТ момент, из-за которого вскочила в другой трамвай. По коридору навстречу шёл однокурсник её тайной и неразделённой любви. Никогда до сегодняшнего дня он не заговаривал с ней.
-ТЫ?
- Да!
- А ОН знает?
- Нет, ОН не знает. Говорят, с другой встречается, что ему я…
- Да он только о тебе и говорит с утра до вечера! Все уши прожужжал. Заходи к нам.
- Я улетаю. Вряд ли смогу.
- Нет, нет, идём со мной. Ты зачем вообще приехала, если не к нему?
- Я...
Не дождавшись ответа, схватил за руку, поволок Машу за собой.
В комнате было двое. Один сидел за столом, что-то писал. Второй спал, скрючившись в позе младенца внутри утробы. Это был Он.
- Спит, не разбудишь. Попробуй…
Маше было неловко от такой настойчивости и она, подойдя ближе к спящему, осторожно дотронулась до плеча. Он вскочил, как ванька-встанька. Была такая детская игрушка: как её ни роняешь - всё равно принимает вертикальное положение. И затараторил быстро-быстро:
- А я сон вижу. Будто ко мне приехали из Ташкента. И мне так тепло-тепло…
- Я не сон.
- Вот и говорю, что сон. Хороший сон.
- Я улетаю скоро.
- Всё равно сон.
И снова завалился спать, натянув одеяло на голову. Однокурсник, пояснив, что они только что пришли с работы (подрабатывали грузчиками) и сильно вымотались, предложил ей снова попытаться разбудить. Ничего не получалось. Так и не добудившись, девушка просидела полчаса, односложно отвечая на вопросы и сглатывая слёзы.
В аэропорт просила не провожать; на удивление быстро поймала такси прямо возле общежития. Таксист, молодой парень, не спешил трогаться.
- Вас кто-то сильно обидел?
- Нет.
- Слёзы ручьем просто так?
- Дождь на улице… Мне в аэропорт.
- Может, подождать кого-то?
- Нет.
И уже через полчаса Маша стояла у стойки регистрации, не замечая никого и ничего вокруг, кроме электронного табло со временем отправления рейсов. Женщина, стоявшая сзади в очереди, вдруг сказала:
- По-моему, это Вас ищут.
- Никто меня не ищет, я без провожатых.
- Нет, это Вас ищут. Это только Вас может искать такой парень! Вы очень похожи!
Маша повернулась. Глаза. Его глубокие серо-голубые глаза беспокойно обшаривали зал аэропорта, останавливаясь на каждом человеке, и порывисто устремились навстречу карим Машиным.
- Милая! Милая!
- Счастье моё…
0

#19 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 15 декабря 2016 - 00:36

18

ВЫСТРЕЛ

Парень лет семнадцати, высокий и стройный, стоял возле кабины водителя и безотрывно смотрел в лобовое окно трамвая.
Рельсы бежали и бежали навстречу ему двумя широкими блестящими полосками. Где-то далеко-далеко впереди обе полоски сливались в одну тонкую нить. Нить вырывалась из густой зеленой травы, которая росла прямо на шпалах, утонувших в земле, и через некоторое время раздваивалась. Ещё немного - и её толстые металлические концы влетали под грохочущие колёса вагона, чтобы он мог мчаться дальше.
Другой конец тонкой серебристой ниточки у самого горизонта внезапно поднимался вверх и тянулся в небо, прямо к единственному пушистому облаку в голубом бесконечье, и в нём исчезал.
Это было так удивительно и... Романтично и... Парень долго подыскивал нужное слово. Воздушно!
Да, это было просто воздушно – тёмно-зелёная гладь травы с двумя блестящими ниточками, переходящая в светло-голубую гладь неба одной единственной ниточкой. И в этой сверкающей на солнце ниточке было что-то такое, что волновало его и притягивало со страшной силой.
Как это красиво! И чудесно! И воздушно! И чисто! Чистая зелёная трава! Чистое голубое небо! Чистое жёлтое солнце! И он! Он один, совершенно невесомый и летящий вверх, в бесконечную голубую высь! Пугающую и притягивающую его! Заставляющую его сердце заранее сжиматься от страха, а тело – заранее вздрагивать от ощущения необъятной жуткой пустоты!
Ему было страшно, но какая-то непонятная, необъяснимая сила влекла и влекла его вверх, в эту пугающую и притягивающую пустоту.
Вот здорово было бы взлететь ТУДА еще раз!
И ещё раз увидеть всё. И ещё раз услышать всё. И ещё раз почувствовать всё. А у меня получится? Но прошлый раз ведь получилось! Когда это было?
Он попытался сосредоточиться и вспомнить, но не вспомнил.
Ну и не надо. Какая разница, когда это было? Всё равно это было. И было именно со мной. И больше ни с кем. А если это было ещё с кем-то? Может, я не единственный? Может, ещё кто-то был ТАМ и летал, как я? А это важно?
Глупый железный ящик не понимал удивительной красоты безбрежного зелёного раздолья, раскинувшегося прямо перед его облезлым красным носом, и не слышал тихий голос, озвучивающий мысли парня внутри него, и всё тарахтел и тарахтел к конечной остановке.
Ему, наверно, всё равно. Глупый железный ящик, узник, прикованный железными колесами к железным полоскам. Он, наверно, думает только об одном – как поскорее отколесить ещё пару кругов и отправиться на покой? А может, он и не думает ни о чём? Ему, вообще, есть чем думать?
В его уши врывались скрежещущие звуки расшатанного железного ящика и грохота тяжёлых колес, а его лёгкое тело слегка подпрыгивало от тряски – старый рыдван громыхал и раскачивался, словно издеваясь над единственным пассажиром и пытаясь напугать его угрозой слететь с кривых рельс и опрокинуться.
Давай, давай, только попробуй! Грохнешься с рельс ты. И отправишься на свалку. Отдохнёшь там немного. Или много.
Какие глупые мысли.
Глупая железяка не слышала его глупые мысли и продолжала подпрыгивать вместе с единственным пассажиром. И этим пассажиром был ОН. ОН вцепился в поручень, и на его лице застыла странная улыбка.
Колеса заскрежетали.
Трамвай остановился.
Дверцы с ржавым грохотом распахнулись.
Они вежливо предложили парню выйти вон.
Конечная.
Дальше пути нет.
Только назад.
Парень не хотел ехать назад. Он готов был ехать или бежать, или идти, но только вперёд.
Перёд начинался прямо у чистой зелёной травы. Трава начиналась прямо у чёрных колес трамвая. И она росла везде. Узкие газоны по бокам двух блестящих нитей, которые видел только он, и больше никто, превратились в необъятное зелёное озеро.
Зелёное озеро? Звучит красиво и... Магнитно! Точно, магнитно! Оно, как магнит, притягивает и притягивает и шепчет зелёным шелестом: «Прыгни в меня и поплавай во мне. Я омою тебя моими чистыми зелёными волнами!» Ладно, пусть будет зелёное озеро. Можно даже поплавать в этом зелёном озере. Если получится. Нет, это не катит. Ничего интересного. И, вообще, как это он будет плавать в траве? Что-то не то. Можно, конечно, поваляться в ней, но это слишком просто. Лучше – полетать над ней. Если получится. А получится? Должно получиться. Нужно только захотеть. Очень захотеть. Или очень-очень захотеть. Как это было прошлый раз.
Ноги парня легко спрыгнули на землю.
Трамвай грубо попрощался с последним пассажиром, оглушительно хлопнув створками за его спиной и покатил по металлической петле, чтобы вернуться назад в унылый серый город.
А он пошёл вперед, осторожно ступая на шпалы, едва видневшиеся в густой траве. Шпалы заброшенной и забытой трамвайной линии. Его ноги едва успевали переступать с одной деревяшки на другую.
Он шёл и бормотал:
«Шпала – шпала...
Шпала – шпала...
Шпала – шпала...
Шпала – шпала...»
Он сосредоточенно смотрел на землю, чтобы не проглядеть очередной деревянный обрубок.
И снова его тихий голос мягко просачивался в его уши:
«Шпала, шпала...
Шпала, шпала...
Шпала, шпала...
Шпала…»
И тут...
В двух шпалах от себя он увидел... Девушку.
Девушка сидела на рельсе, опустив голову на руки, сложенные на коленях.
Почему она опустила голову на колени? Может, она плачет?
Парень нерешительно приблизился к застывшей тонкой фигуре.
– Привет.
Девушка подняла к нему лицо с мокрыми глазами.
– Ты плачешь?
– А тебе какое дело?
– Не знаю. Я просто…
– Двигай дальше!
Парень не сдвинулся с места.
– Если плачешь, давай поплачем вместе.
– А ты что, умеешь плакать ?
– Нет, но я научусь.
– Вот ещё! Зачем тебе мое несчастье?
– Я заберу половину твоего несчастья, и тебе станет легче.
– Тебе так хочется?
– Да.
– Чего вдруг?
– Ты красивая, и ты плачешь.
– Ну и что?
– Я не хочу, чтобы ты плакала.
– Вали отсюда! Ты мне не нужен!
– А кто тебе нужен?
– Никто!
– Так не бывает. Людям всегда кто-нибудь нужен.
– Ты что, поп? Пришел мораль мне читать?
– Нет.
– Тогда иди, куда шёл!
– Мы можем пойти вместе.
– Что?
– Мы можем пойти вместе.
– Зачем?
– Вместе будет легче.
– Кому легче? Тебе, что ли?
– Тебе.
– Ты мне не нужен!
– Люди нужны друг другу.
– Это ты придумал?
– Нет, другие люди.
– Вот и катись к ним. Читайте друг другу мораль.
– Ладно, тогда я пошёл.
– Вот это правильно!
Парень сделал пару шагов и обернулся.
– Я иду летать.
– Что?
– Я иду летать.
– Тебя что, слегка придавило?
– Нет.
– Ты уверен?
– Да. Я нормальный.
– Допустим. И как ты собираешься летать?
– Просто. Разбегусь хорошо и полечу.
– Брось валить фигню. Люди не летают.
– Я летаю.
– Да ладно тебе…
– Я могу показать.
А если не получится? Как я буду выглядеть? Полным уродом.
– Ты что, смеёшься?
– Нет.
– Ладно, поболтали и хватит. Катись горошком!
Парень сделал ещё пару шагов и снова остановился. Потом повернулся к девушке.
– Хочешь полететь со мной?
– Слушай, хватит издеваться надо мной!
– Я не издеваюсь.
– Тогда хватит трепаться!
– Ты можешь попробовать.
– Зачем?
– Когда ты полетишь, ты забудешь про свои неприятности.
– Ты точно спятил! Может, ты обкурился?
– Нет.
Девушка встала и подошла к парню. Её загоревшиеся от внезапного возбуждения зеленовато-голубые глаза с удивлением и недоверием поднялись вверх к его красивму спокойному лицу. Потом на её губы выскользнула насмешливая улыбка.
– Как ты хочешь это сделать?
– Пойдём по этим рельсам.
– И что?
– Потом побежим.
– Побежим по рельсам?
– Ага, побежим.
– Ты точно больной!
– Я не больной.
– Как это мы побежим по рельсам?
– Просто. Сначала медленно пойдём. Чтобы привыкнуть и не упасть с них. Потом побежим.
– Ну, ты даешь! И что, вот так просто побежим?
– Точно. А потом закроем глаза и взлетим.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Нет. Просто мы можем попробовать.
– Медленно пойти по рельсам, потом побежать по ним, а потом взлететь?
– Ага. Хочешь попробовать?
– Фигня всё это! Ты крутишь мне мозги!
– Нет.
– Такого не бывает!
– А ты представь, что бывает. Я сначала тоже не поверил.
– И что, полетел?
– Да.
– Не врёшь?
– Нет.
– И ты думаешь, у меня получится?
– Получится.
– А если не получится?
– Говорю тебе: получится.
А если не получится?
А что, если второй раз волшебства не будет? Кем я буду? Полным дебилом!
– Ты такой уверенный!
– Ага.
– Ладно, я попробую. Но если не получится, ты будешь последним козлом в этом городе.
Парень слегка растянул губы в улыбке.
– Ладно, я согласен.
– Что я должна делать?
– Сначала сними кроссовки... Без них тебе будет легче бежать.
Девушка на какое-то время приклеилась к открытому лицу парня ясным взглядом, наполненным сомнением и неуверенностью, а потом решительно стянула с ног потрёпанную обувь.
Парень быстро освободился от своих кроссовок.
Она насмешливо фыркнула и показала пальцем на свои потрёпанные джинсы и футболку. Глаза её возбуждено горели.
– Может, ещё и это снять?
– Сними, если не боишься.
– Это я-то? На, смотри!
Ее джинсы и желтая футболка улетели в сторону. Теперь на ней оставались только узкие жёлтые трусики.
– А ты? Или ты боишься?
– Я не боюсь.
Его джинсы и синяя футболка улетели в другую сторону. На нем оставались только узкие синие трусики.
– Что дальше?
– Становись на эту рельсу, а я встану на эту... Держись за мою руку.
Её хрупкие пальцы оказались в широкой ладони парня, и он, не отрывая от её тонкого лица с лучезарными зеленоватыми глазами восхищённого взгляда, крепко сжал их своими сильными пальцами, чтобы придать девушке уверенность.
– Пошли.
– Я сейчас упаду!
– Не упадёшь. Иди медленно и ровно, и смотри под ноги. Я буду тебя держать.
– Иду.
– Хорошо.
– Долго мы так будем телепаться?
– Пока рельсы не сольются в одну.
– Что?
– Пока рельсы не сольются в одну.
– О господи! Это что ещё за фигня! Ты это долго придумывал?
– Я не придумывал. Всё так и есть. Там, на горизонте они сольются в одну серебряную нить. Она потянет нас в небо, и мы взлетим.
– Я сейчас свалюсь от смеха!
– Если ты свалишься, ты перестанешь верить, и ничего не получится.
– Ладно, постараюсь не свалиться. И когда это будет?
– Скоро.
– Как скоро?
– Сама увидишь.
– А что потом?
– Потом всё, что сейчас рядом с нами, будет под нами. Мы будем летать.
– Вот так вот просто? Взяли и полетели?
– Может, просто, а может, не просто.
– Ты так говоришь, как будто уже летал?
– Ага.
– Не верю.
– А ты попробуй поверить.
– Ну ты точно чудной.
– Иди и ничего не говори. Просто молчи и смотри на рельс.
– Ладно, я буду молчать, но если я грохнусь…
– Молчи и забудь обо всем.
Девушка тяжело вздохнула, и они, крепко держась за руки и осторожно переставляя ноги на рельсах, двинулись вперёд. Сначала медленно и неуверенно, покачиваясь из стороны в сторону, словно два стебелька на ветру.
Парень продолжал уверенно вести её за руку, удерживая от падения, и через некоторое время их шатающиеся тонкие фигуры выровнялись. Они стали двигаться увереннее и все быстрее и быстрее, пока не превратились в два крошечных размытых пятнышка у самого горизонта зелёного бесконечья.
Потом они вышли на самый гребень земли, за которым начинался необъятный воздушный простор и...

И здесь, на призрачной линии горизонта, они неожиданно сорвались с места и легко понеслись по рельсам, ничего, кроме сверкающих на солнце полосок, не видя, и ничего, кроме легкого свиста ветра, не слыша.

Их голые ступни легко прикасались к гладкой поверхности серебристых нитей и так же легко отскакивали от них, словно они были воздушными шариками.
Они бежали и бежали, постепенно увеличивая скорость движения, и вдруг они почувствовали, как вес неожиданно покинул их тела и лёгкие телесные оболочки наполнились чистым невесомым воздухом.
А потом…

ОНИ
ВНЕЗАПНО
ОТОРВАЛИСЬ
ОТ ТОНКИХ,
СВЕРКАЮЩИХ
НА СОЛНЦЕ МЕТАЛЛИЧЕСКИХ НИТЕЙ
И С ВОПЛЕМ СТРАХА, УДИВЛЕНИЯ
И ВОСТОРГА
СТРЕМИТЕЛЬНО
ВЗМЫЛИ ВВЕРХ
И ПОЛЕТЕЛИ
НАД БЕСКРАЙНЕЙ
ЗЕЛЁНОЙ РАВНИНОЙ.

Глаза парня засияли от радости и неописуемого восторга.
– О-хо-хо! У нас получилось! Получилось! Смотри, мы летим! Мы лети-и-им! Мы лети-и-им!
Глаза девушки засияли от страха и неописуемого восхищения.
– Э-э-эй! Э-э-эй! Смотрите! Смотрите все, там, внизу, как я лечу! Вот это да! Мы действительно летим! Как это получилось? Я стала такой лёгкой! Как пушинка!
Юноша приблизил свои блестящие от радости глаза к её блестящим от радости глазам. Его губы растянулись в широкой счастливой улыбке.
– Теперь ты мне веришь?
– Как тебе это удалось? Ты что, волшебник?
– Нет. Просто я очень хотел полететь - и полетел!
– Получается, что я тоже захотела полететь?
– Конечно! Ты очень захотела, и у тебя получилось!
– Круто! Если я расскажу об этом кому-нибудь, меня засмеют.
– А ты не рассказывай. Всё равно никто не поверит. Пусть это останется внутри тебя.
– Ты прав. Это что-то очумелое! Вот жуть! А мы не грохнемся вниз?
– Нет. Просто думай, как тебе хорошо, и какая ты лёгкая, и ты не упадёшь.
– А мы можем лететь быстрее?
– Конечно. Просто представь, что ты летишь, как вихрь - и ты полетишь.
– Ладно, только держи меня крепко, а то меня ещё унесет куда-нибудь и мы потеряемся.
– Не потеряемся. Я догоню тебя!
– Тогда отпусти меня! Все, я полетела! Вот это да! Кру-у-уто! Я могу лететь сама! Сама! Сама! Я лечу! Я птица! Я птица! Я птица!.. Эй, ты, чего отстал?
На лице парня застыла счастливая улыбка, и он нарочно замедлил полёт, чтобы девушка улетела от него как можно дальше. Когда её фигура превратилась в крошечную точку, он ринулся к ней и через минуту уже был возле её стройного тела. Теперь они спокойно полетели бок о бок в сторону небольшого лесочка, возле которого они заметили россыпь белых домиков.
За лесочком синела гладь маленького озера, и они бесстрашно полетели вниз и здесь, у самой его поверхности, стали медленно парить над ней, вдыхая полной грудью свежий запах вечерней воды.
Потом они снова направились к зелёным зарослям небольшой рощи и пролетели сквозь верхние ветки, чувствуя, как легкие стебли с мягкими листьями ласково пробежали по их обнажённым телам. Потом они стали быстро взлетать вверх и с огромной скоростью бесстрашно падать вниз, и у самой поверхности зелёного моря снова взмывать вверх, и снова устремляться в удивительный полёт, наполненный воздушной лёгкостью и неистощимыми восторгом и радостью.
– Смотри, какой прекрасный мир под нами!
– Я вижу.
– Ты летал здесь раньше?
– Летал.
– Ну, и как тебе всё это?
– Это волшебно и магнитно!
– Ты говоришь, как поэт.
– Я не поэт. Просто мне нравится этот мир, когда он лежит подо мной. Он вызывает мои чувства, а чувства вызывают слова. Смотри, как это красиво! Похоже на огромный зелёный ковер с удивительными узорами, сотканный природой. Тебе нравится?
– Да, мне очень нравится... Это... Это круто! Правда, мы похожи на двух птиц?
– Мы и есть птицы. Только мы можем летать.
– Скажи, почему именно мы можем летать?
– Потому, что очень хотим этого! А еще потому, что мы свободны!
– От чего?
– От всего. От людей, их законов и правил, их мыслей и чувств, тяжести их жизни и проблем, их желания быть одинаковыми и одними и теми же всю жизнь. Ну, и вообще... От всего, что там внизу.
– Пожалуй, ты прав. Я никогда не думала об этом.
– Теперь будешь думать. И ты станешь не такой, как они. Ты станешь свободной и лёгкой, и каждую ночь тебе будут сниться полеты.
– Ух ты, это здорово! Это похоже на сказку.
– Нет, это просто желание.
– Думаю, ты прав. Давай полетим вон туда, где что-то блестит.
– Это блестит вода. Там река.
Их пальцы снова сцепились, и они полетели к узкой речке, окружённой с двух сторон невысокими деревцами. За ней стояли аккуратные домики небольшого села. К нему вела серая лента дороги, по которой, поднимая тучу пыли, ехал трактор. Недалеко от реки, на лугу паслось стадо коров. Рядом с ними на пне сидел старик и приглядывал за черными козами, которые разбрелись по широкой ложбине, заросшей зелеными кустами. Старик не обратил на них никакого внимания, хотя они безбоязненно пролетели прямо над его головой, хохоча во все горло. Наверно, он не видел и не слышал их. Может быть, они были невидимыми и неслышимыми? Если это так, то это еще круче! Это просто здорово!
– Смотри, он не видит и не слышит нас.
– Может, он глухой?
– Ага, и слепой заодно!
– Давай полетаем над селом, посмотрим, что они там делают.
Парень охотно согласился и притянул девушку ближе к себе.
– Давай. Заодно узнаем, видят ли нас другие люди.
Они подлетели к селу и стали парить над ним, но никто там, внизу, не обращал на них внимания и не указывал на них пальцем. Даже дети, обычно любопытные и всё видящие, не подняли головы вверх и не закричали от удивления и восторга при виде летающих людей.
– Теперь ты убедилась, что нас никто не видит и не слышит?
Девушка растерянно посмотрела на парня.
– Получается... Получается, что ничего не получается. Я ничего не пойму. Мы что, стали невидимками?
Парень широко улыбнулся.
– Думаю, что да.
– И как это произошло?
– Никак. Просто земной мир людей перестал существовать для нас. И мы тоже перестали существовать для них. Теперь мы одни в этом спокойном воздушном мире.
– И долго мы будем здесь?
– До тех пор пока не захотим вернуться домой.
– Я не хочу возвращаться домой.
– Я тоже.
– Тогда давай полетаем ещё.
– Давай. Будем летать столько, сколько захочешь.
– А если я захочу летать всю жизнь?
– Тогда будем летать всю жизнь.
– Ладно. Давай снова полетим к озеру. Я хочу спуститься к самой поверхности, а потом заскользить по ней, как лебедь.
– Ты это здорово придумала! А у тебя получится?
– Ещё бы! Сейчас увидишь, как получится!
– Тогда полетели!
Через пару минут они уже приближались к застывшей голубой поверхности озера, в котором, у самого берега плескались и спокойно плавали большие утки. Рядом с ними, подражая своим родителям, плескались и спокойно плавали маленькие утята.
Далеко-далеко под ними, на противоположной стороне озера, между высокими кустами бесшумно крался человек пятидесяти лет в грубых серых сапогах, грубой серой куртке и грубой серой кепке. В его широких ладонях было зажато охотничье ружье, и кончик толстого пальца слегка сдавливал курок оружия. Мужчина осторожно раздвигал ветки кустов, пытаясь разглядеть на земле меховые комки затаившихся в страхе зверьков. Пока что на его пути не встретился ни один испуганный комок. Сырая земля вокруг него была пустой и безжизненной. При каждом хрусте возле него мужчина резко останавливался и недовольно хмыкал. Но это был хруст сухих веток под его ногами. Над ним с громким криком пролетела птица. Мужчина быстро вскинул ружье, но не успел прицелиться: птица, хлопая широкими крыльями, улетела вдаль и скрылась за деревьями возле речки. Охотник молча стоял на месте, всматриваясь в пустое пространство над головой. Ага, вон ещё парочка пернатых тушек. На этот раз он не упустит свой шанс, и одна из них залезет в духовку вместо своего гнезда. А из духовки вылезет...
Мужчина пятидесяти лет в голубом халате и голубых штанах опустил рычажок на панели электронной коробки вниз. Щелчок - и тихое пиканье аппарата прекратилось, свет в индикаторах погас, и экраны дисплеев стали чёрными.
Сердце в груди лежащего парня с белой повязкой на голове вздрогнуло и застыло.
Тяжёлые птицы не спеша летели прямо над ним, и он успел прицелиться. Оба дула быстро передвигались вслед за птицами, и толстый уверенный палец приготовился нажать на курок.
И тут...
Мужчина ещё с минуту задумчиво стоял возле неподвижного тела, а потом вместе с группой врачей и медсестер медленно вышел в коридор.
И тут что-то странное отвлекло внимание охотника от будущего обеда. Что-то непонятное двигалось в небе над его головой. Какие-то тёмные извивающиеся червяки.
Это ещё что за дерьмо?
Мужчина прищурился, пытаясь разглядеть летящие объекты. Они быстро снижались, приближаясь к нему. И это было что-то странное и знакомое. Напоминало человеческие тела, болтающиеся в небе.
Это не утки... Похоже на... Что за чушь! Такого быть не может!.. Кажется, это какие-то детишки развлекаются... Интересно... Как вас туда занесло? И что вы там делаете, голубки? Просто летаете? И сладко воркуете?..
Тела быстро приближалось к месту, на котором замер мужчина, и через минуту уже плавно парили прямо над его головой.
Вот это птички! Смотри, как разлетались!.. Похожи на ангелов. Может, это и есть ангелы? Тогда где крылья? Нет, это не ангелы. Какие-то бесовские создания! Точно, они! Не от Бога всё это! Ну, всё! Порезвились, накувыркались - и хватит! Пора спустить вас на землю, голубки! Надо будет показать жинке. Ну, и другим тоже!
Взгляд юноши привлек тёмный объект, движущийся в кустах.
– Смотри, там под нами какой-то человек.
– Вижу. Что он делает?
– У него в руках ружье. Наверно, охотник. Смотри, он целится в кого-то!
– Не в кого-то, а в нас!
– Он что, видит нас?
– Конечно, видит. А ты думал, мы действительно невидимки?
– Нет, но...
Картинка перед глазами парня неожиданно стала мутнеть. Он потряс головой, но она ещё больше расплылась.
– А если он выстрелит?
Слова с трудом вырвались из его немеющего горла.
– Не выстрелит. Он же видит, что мы люди...
Мужчина нажал на курок и выстрелил.
Попал!
Картинка исчезла.
Пальцы юноши разжались, и его тело камнем полетело вниз.
Здесь, на земле, вдавленный в мягкую листву нескончаемого зелёного пространства, он обратил свой затуманенный взор к небу и увидел, как тело девушки, медленно превращаясь в осенний золотистый лист, стало медленно отдаляться от него, улетая высоко вдаль, и через некоторое время оно соединилось с золотистыми лучами, заходящего за размытый горизонт нескончаемого голубого пространства...

Безразличные блёклые глаза врача поднялись до подбородка молодой женщины и здесь трусливо остановились. Стараясь не смотреть на её заплаканное лицо и не встречаться с её потерянным взглядом, он произнёс бесцветным голосом:
– Я очень сожалею, но я вынужден был отключить систему жизнеобеспечения. У нас больше нет никакой надежды, что Ваш сын выйдет из состояния комы, а аппарат нам нужен для другого пациента. Дальнейшее подключение к системе не имеет смысла, да и... Ну, Вы сами понимаете...
Его губы сжались в две тонкие полоски.
0

#20 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 435
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 28 декабря 2016 - 20:53

19

ШЕСТЬ КВАДРАТНЫХ МЕТРОВ


Двое мужчин сидели на песке. Ласковый прибой шуршал волнами. Тёплое солнце золотило наши спины. Ветерок перебирал непослушные волосы.
– Я предложил ей тогда то, что было пределом её мечтаний. Я не мог купить всю землю под её домом, но я оформил документы на шесть квадратных метров на берегу и принёс ей гербовую бумагу с печатями, сказав: «Теперь и этот дом, и земля, на которой он стоит, – твои». Она с восторгом обхватила меня руками, и её благодарности не было предела. Мы прожили вместе пять счастливых лет.
– Неужели через пять лет любовь кончается? – спросил молодой юноша, устремив взгляд, наполненный болью, на своего собеседника, уже немолодого мужчину, который смотрел вдаль, туда, где море сливалось с небом, образуя то, что принято называть линией горизонта. И вся эта бескрайняя синь отражалась в печальных глазах мужчины.
– Нет, не кончается, – вздохнул голубоглазый блондин в белой рубашке с закатанными рукавами, – просто дети не входили в мои планы: я был свободен, как ветер. Мне было достаточно того, что приносило нам море. Я не собирался гнуть шею под жарким солнцем на полях или прожигать свои лёгкие в душных цехах. А дети – это ответственность, обязательства, им необходимо образование и врачебный уход. Мне хотелось избежать всего этого. А она, как и всякая девушка, не мыслила семьи без детей. Её материнский инстинкт застилал ей разум. Сначала она доверялась мне, и была готова ждать, но потом просьбы с её стороны становились всё более и более настойчивыми. И свершилось чудо: она забеременела. Она так радовалась! Наивная… Мне пришлось поставить её перед выбором: либо она освобождается от ребенка, либо я ухожу и она будет вынуждена сама о нём заботиться.
– Неужели ты мог быть таким жестоким по отношению к той, которую любил? – загорелый юноша не осуждал собеседника, но пытался его понять.
– За эти годы я привык думать, что она не может без меня жить. А это я не смог без неё… Она ушла тихим вечером, растворилась в темноте, словно её никогда и не было. Сначала я думал, что она согласилась со мной и ушла к какой-нибудь знахарке, которая могла бы ей помочь. Но проходили дни, а она не возвращалась. Тогда я понял, что она приняла другое решение. Этот дом на берегу стал пустым без неё, и я не захотел в нём оставаться. Я перебрался в город, где асфальт плавился от жаркого солнца, и в воздухе стояла пыль от проезжающих авто.
– А тебе не приходило в голову, что с ней могло что-то случиться? Несчастный случай, например… – юноша был не в состоянии принять тот факт, что некогда любящие друг друга люди могут вот так просто расстаться, не попытавшись понять желания друг друга.
– Нет, я бы почувствовал. А у меня на душе было спокойно.
– И ты не чувствовал угрызений совести? – не унимался юноша.
– Нет. Я отстаивал своё право на свободу и счастливую беззаботную жизнь. Мне нравилось просыпаться утром, потому что я выспался, а не из-за того, что пора бежать на работу. Я любил полежать в кровати, вытянув ноги и руки, наслаждаясь теплом и уютом постели. И я не хотел вскакивать по ночам, разбуженный криком ребёнка.
– Что случилось потом? – глухо и как-то безнадежно, опустив глаза в песок под ногами, спросил юноша. Он уже больше не разглядывал лицо собеседника, надеясь найти в нём объяснение произошедшему.
– Я устроился внештатным корреспондентом в местную газетёнку, время от времени пописывал статьи. Платили копейки, но это давало мне иллюзию независимости от жёстких рамок рабочих будней. Я вернулся в свою захламлённую квартирку, которая все эти годы стояла, закрытая на ключ. Упал на пыльную кровать и рассматривал трещины на потолке и обваливающиеся со стен обои. Сердобольная соседка не заставила себя ждать. Постучала в дверь, решила узнать, всё ли у меня в порядке, где я так долго пропадал. «Путешествовал», – ответил я. Я путешествовал в своих мечтах на волнах страсти и желал, чтобы так продолжалось всегда.
– Ты жил один все эти годы?
– Нет. Знаешь, женщины любят заботиться о таких неуспокоенных душах, сопереживать, спасать, жертвуя собой, в конечном итоге надеясь на счастливую семейную жизнь. И пока очередная доброволица спасала меня, наводя порядок и стирая пыль с подоконника в моей комнате, я грезил о той, которая ушла в ночную темноту, пропитанную влажным солёным морем. Но как только надеющаяся спасательница понимала, что семейной пристани не будет, она уступала очередь другой искательнице счастья.
– Тебе везло на женщин… – то ли спросил, то ли осудил печальный юноша.
– Да. Но мир фееричной сказки всегда заканчивается, и ты остаешься один, потому что уже все махнули на тебя рукой.
– И тебе никогда не хотелось увидеть маму? Ты больше не возвращался в дом на берегу?
– Когда она вернулась, она была уже не одна. Кто-то другой, более серьёзный и ответственный, позаботился о ней, приютил её на время беременности. А потом она пришла в этот дом уже с ребёнком – своей драгоценностью, которую она не променяла бы ни на что на свете.
– И я рад этому, – уверенно и гордо заявил Алексей, расправив плечи: теперь он чувствовал себя гораздо сильнее этого сжавшегося от боли потери мужчины, лишившегося стольких лет счастья и нежности, возможности дарить свою заботу и любовь кому-то, а не только получать их, и становиться от этого более добрым, понимающим и мудрым. – Она была для меня лучшей матерью на свете. Я рос, всегда считая себя самым счастливым человеком!
– Правда? – в прозвучавшем вопросе было и осознание собственной вины, и попытка извиниться, и слабый луч радости от того, что его неправильный поступок не исключил возможности счастья для другого человека, не омрачил его радость существования.
– Когда ты постоянно купаешься в тёплых лучах безграничной любви, ты не можешь чувствовать себя иначе, – в голубых глазах Алексея отражались годы, прожитые в любви матери.
– Она ждала меня? – Владимиру тоже захотелось прикоснуться к этому тёплому согревающему чувству, стать частью этой всеохватывающей, а возможно и всепрощающей любви.
– Не знаю. Она никогда об этом не говорила. Я думал, что она так же счастлива, как и я. И только когда я повзрослел, я заметил грусть в уголках её глаз. Но я подумал, что это оттого, что у нас нет столько денег, сколько хотелось бы. И я пообещал себе, что, когда вырасту, я обязательно заработаю все деньги мира, чтобы моя мама ни в чем не нуждалась.
– На что вы жили? – слова Владимира были наполнены горечью сожаления.
– На то, что приносило море и добрые люди. И мама не была гордой, чтобы отказываться от помощи. Иногда у нас останавливались отдыхающие: снимали комнату на летний сезон.
– Нет, она никогда не была гордой, – эхом отозвался, казалось, на глазах стареющий и седеющий мужчина, – и когда спустя почти двадцать лет её пришли выселять на основании того, что дом попадает под снос, она разыскала меня, чтобы уточнить насчёт бумаг. Ведь будущие застройщики посмеялись, когда она им заявила о своем праве на собственность. Я взял у неё бумаги, быстро продал свою квартиру и оформил всё, как надо – на все сто двадцать квадратных метров постройки.
– Ты рискнул остаться на улице, без крыши над головой? – удивился юноша неожиданной щедрости бывшего возлюбленного своей матери.
– Я был ей должен. За все годы своей безудержной разгульной жизни. За все то, что я не смог ей дать.
– Но почему ты не пришел раньше? – возмутился Алексей нерешительностью того, кто был так нужен!
– Причин можно назвать много: не был готов, нужен был толчок… А на самом деле, во всем виновата душевная леность. Да, нежелание трудиться душой, создавать новые чувства на месте сгоревших. Всё это требует усилий. Куда проще отдаться течению волн и дрейфовать в том направлении, куда тебя несёт ветер. Ни за что не отвечать. Никому не быть обязанным. Создать свой мир, в котором ты оправдан и справедлив, – выражение жёсткости на лице Владимира сменилось тоской, такой пронзительной и острой, что казалось, он сейчас вытянет шею и завоет, как одинокий волк, сидящий на холме в лунную ночь. – А если душа не живёт, она постепенно умирает. Перестаёт подавать признаки жизни. Такой человек - как живой труп: вроде бы двигается, ест, что-то говорит, а от него могилой веет – душа мертва. Вот и я таким стал. А когда Эмилия пришла, меня словно волной накрыло, и я стал барахтаться, пытаясь всплыть, вынырнул на поверхность и вдохнул полной грудью – и душа как будто вновь ожила. Запульсировала кровь в венах, застучала в висках в такт её словам: «Они хотят отнять мой дом!» – Владимир взглянул в сторону Алексея: в его глазах светилась радость человека, вернувшегося с того света. – Я был рад тому, что моя душа ожила. Ведь человек никогда не замечает, как она мертвеет, привыкает жить без чувств и просто существовать в потоке жизни, как какая-то амёба или инфузория-туфелька. Перебираешь ресничками и думаешь, что живёшь. И совсем не имеет значения, насколько активный образ жизни ты ведёшь. Ты можешь быть деятельным и кипучим, проводя полжизни на работе: за столом, за станком или на строительных лесах. Настоящая жизнь – она вот здесь, внутри, – Владимир прижал руку к груди, как бы стараясь удержать то важное, что ожило и давало ему возможность иначе реагировать на происходящее вокруг. – Если есть чувства, человек жив. Если пустота внутри, зияющая яма, как колодец, наклонившись в который, можно крикнуть, и он тебе даже эхом не ответит, то нет человека. Есть только оболочка, внешний каркас здания, по комнатам которого со свистом гуляет ветер.
– Ты так все красочно описываешь! – поежившись от представших перед ним ужасающих образов, отозвался Алексей.
– Я прожил это. Или годы прожили меня… Как ты думаешь, человек теряет годы, если живёт неправильно, не так как нужно, не так, как ему хотелось бы?
– Мне кажется, человек никогда ничего не теряет, он только приобретает на своем жизненном пути. Просто эти приобретения могут быть разными: приятными или ужасными. А ощущение потери – это знак того, что ты зашёл не на ту дорогу, идёшь в неправильном направлении. Пришла пора остановиться, чтобы осмыслить то, что происходит, и найти тот путь, где не будет ощущения потери, а наоборот, – полноты захватывающей жизни.
– Значит, я не потерял эти двадцать лет? – с едва заметной надеждой спросил отец.
– Но разве ты жил не так, как хотел? – скептически, с некоторой долей иронии переспросил Алексей.
– Нет. После того как ушла мама, я просто принимал всё, что мне давала жизнь. Вернее, не отказывался от того, с чем сталкивался. Я впал в какое-то оцепенение: мне было всё равно. Равнодушие к чужим желаниям сменилось отсутствием своих. Мне иногда не хотелось раздеваться, чтобы лечь в постель. Стоя на улице, я наблюдал проходящих мимо людей, и у меня не было желания заговорить с ними, вступить в контакт…
– А твои родители? Мои бабушка, дедушка?
– Я сбежал из дома, когда мне было семнадцать лет. Мне хотелось вырваться из-под опеки вечно недовольной матери и молчаливо-грозного отца. Под завывающую вьюгу я читал про тёплое море и жаркое солнце, место, где можно жить прямо на берегу и не надо зарабатывать деньги на шубу, валенки и кучу тёплых вещей, топить девять месяцев печь и не видеть солнца. Когда я добрался до моря, то понял, что жить всё-таки где-то надо, и поступил в училище, получил койко-место в общежитии. А по окончании училища, как сирота, получил квартиру от завода.
– Сирота? – чётко выговаривая каждую букву, переспросил Алексей.
– Чему ты удивляешься? Когда ты молод, соврать очень легко. Да и не вранье это было, просто борьба за выживание, способность приспосабливаться к тем условиям, в которые попал. Поэтому и маму твою так легко обманул. Несложно это было. Естественный порыв. Мне нравилась эта девушка, которая слыла недотрогой. И в голове сам собой сформировался план: сделать что-то такое, до чего не додумаются другие, чтобы произвести на неё впечатление, выделиться среди других. Ни цветы, ни конфеты, ни билеты в кино, а что-то необычное. Я узнал, что этот дом достался ей от родителей. А строили его ещё бабушка с дедом. И он был ей очень дорог. Как член семьи. Как хранитель семейных традиций и тепла. Дом – огромный, а документов на него – никаких. Я решил: соберу все деньги, какие есть, и оформлю покупку земли, на которой он стоит. Я не учёл, что все эти формальности, справки и бумажная ерунда тоже стоят денег. И в результате у меня хватило только на шесть квадратных метров. Смешно? Но у меня была официальная бумага, и это имело значение.
– И что, ты так просто пришёл с этой бумагой и сказал: люблю тебя, будь моей? – с презрением и отвращением спросил юноша.
– Нет. Мы ведь встречались, общались, как друзья. Мне нравилось быть с ней рядом: я как будто весь мир видел в её глазах. В её смехе для меня были все звуки мира. В её волосах и белой коже – вся его нежность и доброта. Я бежал к ней после ужасной смены в вонючем цеху, как к спасительной лагуне. Рядом с ней я успокаивался и наполнялся счастьем. Поэтому желание иметь это ощущение постоянно – не было для меня обманом, а естественным ходом событий. Мне нужна была выигрышная позиция по отношению к другим ухажёрам – и я вычислил её.
– Я думаю, если бы ты изначально не нравился маме, ничего бы у тебя не получилось, – пробубнил недовольный юноша: ему явно пришлась не по душе изворотливость влюблённого молодого парня, но отрицать очевидное было бессмысленно. Мама, действительно, любила его, а этот поступок с домом просто стал последней каплей, которая доказала ей, что её сердечный выбор правильный: этот человек отличается от других и настроен на серьёзные отношения.
– Я придумал бы что-то ещё. Я бы не остановился.
– Если ты так любил её, почему позволил ей уйти? – чуть ли не со слезами бросил в лицо Владимиру свой гневный вызов Алексей.
– Не знаю. Возможно, я тогда и не умел любить по-настоящему. Я дорожил тем счастьем, что у меня было, и не хотел его терять. Я любил тогда не столько её, сколько то состояние, которое она мне дарила. Если бы я любил именно её, я бы прислушивался к тому, что она хочет, а не отстаивал свои желания. Я бы хотел сделать приятное ей, а не только самому получать удовольствие. Я наслаждался тем, что было, и не хотел дискомфорта в моей эйфории. Поэтому упрямо не хотел замечать очевидного: перемены наступили, а я продолжал жить во вчерашнем дне. Мне так было удобно, приятно, комфортно. Я думаю, она поняла это, и именно поэтому ушла. Она лишила меня того состояния счастья, в котором я пребывал, в блаженном неведении того, что причиняю боль любящему меня человеку. Она ушла, и осталась пустота, звонкая и никому не нужная, отдающаяся гулким эхом в пустых комнатах застывшего дома. Время как будто остановилось для меня. Вероятно, это было моей защитной реакцией: не желая принимать действительность, я просто перестал чувствовать. И прожил в этом полусне-полузабытьи двадцать лет. А потом она пришла и снова разбудила меня. Странно, да?
– А что ты чувствуешь сейчас?
– Любовь. Поверь мне: сейчас я чувствую любовь, которая заполняет всё моё естество. Любовь ко всему живому, к тебе, к твоей маме. Любовь как благодарность за то, что я ожил и вдыхаю эту жизнь полной грудью. Даже не так как раньше, а в ещё большей степени. Любовь как радость, как восторг от того, что я снова могу распластать руки и позволить ветру нещадно бросать в меня солёными брызгами. Я как будто изголодался по чувствам и теперь хочу всё наверстать: любить, обнимать, целовать.
– Но любовь не только в этом, – сухо заметил юноша.
– Я знаю. И я счастлив, что теперь я это понимаю. Что я в состоянии выслушать и услышать другого человека, понять его движения души, а не только свои потребности. Ведь когда два человека рядом, это желания двух людей, а не одного, – воодушевление охватило Владимира, ему хотелось вскочить, куда-то бежать, что-то делать. Казалось, в его жилы вливалась новая сила.
– А когда три человека рядом, это желания трёх! – почувствовав особое напряжение отца, воскликнул Алексей.
– Да! А чего ты хочешь? – крикнул Владимир.
Алексей почувствовал освобождение от тяжёлого бремени осуждения: как будто тяжёлые кандалы упали с рук и шеи. И вдруг стало так легко, так весело, так радостно, как в беззаботном детстве, когда он ощущал себя счастливейшим человеком на свете и верил, что его мама – такая же счастливая! Он вскочил на ноги, распростер руки и беззаботно засмеялся:
– Просто жить, любить и наслаждаться жизнью!
– Вы ужинать сегодня будете или так ляжете спать? – донёсся такой милый и дорогой голос из дома.
– Мы ляжем спать! – захохотал Алексей.
– Мы ляжем спать! Какое это счастье! – поддержал его отец, вскинув руки к небу.
– А завтра мы увидим светлое утро! И это тоже счастье! Когда счастья много и оно выплёскивается через край, порой оно может принимать причудливые формы. Но каждый человек имеет право иногда быть чудаком.
Эмилия смотрела вслед убегающим фигурам и думала: «Как они похожи! Два самых чудесных мужчины в моей жизни!»
0

Поделиться темой:


  • 6 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей