ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: Моя Лилит... - ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

Моя Лилит... миниатюры

#21 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 09 марта 2020 - 18:56

Белый слон

Лил набрала немного весу в поднебесной, Гумбольд откормил ее слегка, и все же помимо кулинарных изысков ее начинают интересовать вопросы потусторонние; книги, она ищет будто ответы там, размышляет и смешивает гипотезы и увлекается абстракциями, ее волнует как соединяется не соединимое, каким образом происходит смешение образов и разрыв, в чем участвует когнитивный диссонанс, каким образом мышление восполняет пробелы, разрывы и несоответствия, и как разум интерпретирует обман. Лил теперь как рудокоп намеревается докопаться до самой сути и, естественно, в конечной точке соприкосновения ее домыслов с реалиями вырастает фигура Гумбольда, и она начинает его атаковать.
- Гум, ты совсем не участвуешь в моем поиске вселенском, все время прячешься, а мне нужны ответы теперь.
- Какие же ответы? Лил, я такой же болван как и ты, собственно, поэтому, думаю, тебе и без меня все понятно должно быть, крошка, чем же я могу тебе помочь. Ну, если только двух болванов помножить еще на два и возвести в степень бесконечности, ах-ха-ха.
- Нет, дорогой, ты так просто не соскочишь. И вовсе мы не болваны!
- Еще какие, крошка, - Гум обнимает ее и целует в нос.
- Почему?
- Ай, подобное к подобному, знаешь, а мне доктор прописал мерзопакости, ммм?
- Нет, Гумичко, познание прежде всего, никаких мерзопакостей!
- Эх, - причитает Гум, - Лил, правда, не мучь меня, кстати мы идем в магазин мерзопакостных книжек, все ради тебя, Лил. Заедем в Гнозис, там много изысков, все что любишь, Эвола "Лук и булава", к примеру, а крошка?
- Да? Ради меня?
- Ну, конечно, все ради тебя теперь... и мир, и разум, и любовь.
- Класс, - Лил светится радостью теперь, - Эвола вкусный.
- И все же, Гум, я хочу, чтобы ты рассказал мне о богах! Я хочу быть сильной, Гумичко. Расскажи мне о богах.
- Лил! Послушай, эта информация тебя не сделает сильной, и, более того, опечалит, я бы не хотел это видеть и чувствовать твою боль при этом, - Гум смотрит теперь отстранено в сторону.
- А что ты видишь, дорогой? Расскажи мне, разве я не достойный слушатель, ммм? - Лил всматривается в него, - Расскажи мне об их душе, у них есть душа, какая она?
- АааааАаааааа, Лил, только не сегодня, такой тихий ровный денечек, и вдруг такие апории для разума, ты прям следователь какой-то, крошка-окрошка. Иди ко мне, бесовка! - Гум притягивает ее и целует словно сливу опять в нос.
- Ай, Гум, ты обещал быть честным со мной, а сам носишь в себе тайные сведения об устройстве сущего, и меня в них не посвящаешь, это преступление!
- Все тебе расскажи, много будешь знать скоро состаришься!
- А вот и не состарюсь!
- Ахаха... точно? Приумножающий знание, приумножает печаль, Лил, Соломон не солгал кстати, ни разу.
- Чего не скажешь о тебе вовсе! И как тебе это удается? Эти твои приемчики, ты просто редкий шельмец.
- Ну, Лил, все же некоторые трюки чудовищны по-настоящему, послушай меня, пойми же, что нет большего удовлетворения обнимать тебя, целовать твой нос, и шею, и плечи. Слышишь? Зачем вообще копать? Ты же не рудокоп?
- Я - рудокоп, дорогой! - гордо вскидывает подбородок Лил, - а еще ты смешной, когда злишься!
- Правда? Я не злюсь, крошка, ни на кого не злюсь уж точно теперь.
- И все же о богах мог бы по-подробней рассказать, бедной тщеславной овечке, хих..
- Ааа, овечка Долли решила навести справки о богах? Гум щипает ее за бок, и щекочет...
- Ахахахаха, аай, аай, прекрати! Прекрати... аай, Гум...
Однако Гумбольд подхватывает ее на руки:
- О, боже, ну, и бочонок, дорогая, ты поправилась.
- Ахаха, это благодатное тесто! Вспоенное сперматическим небесным логосом!
- Чем? Бесовка, я укушу тебя за язык сейчас.
- Ай, Гум... прекрати, куда ты меня потащил, сперва расскажи мне о Богах! Расскажи мне о Богах, мерзавец!!!
- Боги умерли, Лил, давно-давно на заре цивилизации!
- Ты лжешь! Я не верю тебе ни капли, пройдоха! - Лил болтает ногами в воздухе у Гумбльда на руках.
- Ты обещал! Хитрый мерзавец!
- Ага... словно белый слон, настолько хитрый, что превращается в белую мышь, дорогая моя кизиловая косточка и сырный шампиньон в оливковом масле!
(08.03.2020г)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#22 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 09 марта 2020 - 19:14

Вакцинация

Бывало Лил бесновалась, и это беспрецедентный бунт; да, это было похоже на бунт негров с окраин Нью-Йорка, которые переворачивали машины, мусорные баки, поджигали продовольственные лавки и били витрины? Ага, точно, Лил бывала зловеще злорадна и лучше ее не доводить; хотя она и насквозь рациональна, с некоторой априорной долей девиантности, все же бунт ее порой даже эротичен. Вот, единственно, что спасало Гумбольда так это то, что он пытался перевести стрелки бунта Лилит в область эротического и таким образом сгладить некоторые "шероховатости" ее характера. Но увы, это ему не всегда удавалось; да, частенько он терпел горькие поражения на этом тернистом пути; но веры никогда не терял, вот что, пожалуй, его отличало, так это неусыпная вера в будущее, он словно заговоренный марсианин на Марсовом поле, заигрывающий с Венерой, Астартой и Дидоной одновременно; да, подборка действительно скверная для его возраста, и все же с осторожностью кентавра он вынужден был доставать шприц и вводить вакцину. Вакцинация не могла дать полного выздоровления особей, однако это помогало преодолеть временные неурядицы и разочарования.
- Лил, у тебя ужасный вкус, о боже, возможно ли десять лет лечебной практики одним махом пустить псу под хвост?! Лил?!! Я с тобой разговариваю между прочим.
- Хмм, я подумаю, над этим, дорогой, на досуге. Это меня не заводит по-настоящему; это шамкание болотного слизня!
- Лил! Да, какого черта вообще происходит? Объясни мне на милость, эти будильники из адского ада? Третьего рейха или может быть Рейхстага? Я бы даже сказал это перебродившая Вальпургиева ночь в костоломнях Освенцима. Ты нарвешься на неприятности и папочка не будет больше добрым! Отнюдь и навеки!!!
- Хих.. слабо, Гумичко, - ехидничает она теперь, - хлебушек зачерствел!
- Лил! Да, увы, мы не становимся лучше, это иллюзия - путь и совершенство иллюзия, да, и разве можно стать лучше, делая одно и то же?. Вряд ли, лишь состариться со знанием дела. Ты меня понимаешь?
- Определенно, нет, Гумичко, - она теперь деланно равнодушна, - ты запаздываешь, почему ты запаздываешь?
- Отнюдь, это от скуки, потому как результат мне известен, и все же ты изобретательна в своей мести, только к чему это? Тебя это раздражает, я же вижу тебя раздражает сама месть, и ты не находишь в этом удовольствия...
- Да, пожалуй, ты бываешь невыносим просто! Эти твои уходы и уколы! Я теряю равновесие, и почему бы не подставить руки вовремя? Гум!? Тебе наплевать на меня!
- Ты не права здесь; просто я не хочу проваливаться в эту бездну снова, понимаешь? Не хочу выискивать способ тебя успокоить, потому как твое спокойствие целиком и полностью в твоих руках; пойми же, наконец, мы теряем оба таким образом.
Лил, отвернулась, было видно, что она расстроена, некоторая злость, от которой она кусала губы; когда она злилась, она не показывала, отворачивалась и кусала губы в сторону, такая привычка с детства, Гум, знал об этом, он достаточно хорошо ее все же знал.
Теперь он почувствовал, что излишне резок с ней, что действительно несколько отвлекся от ситуации, и его попытки вернуть шаткое равновесия не приносят плодов. Для него это было просто раньше, однако теперь какой-то всеобщий голод сделал всех агрессивней и злее; и это ему давно не нравилось, будто мир все дальше и дальше катился в голодное жерло катаклизма отчуждения и презрения самого себя.
- Лил! Послушай...
- А ты раньше писал пьесы, помнишь? Ты писал пьесы, ты писал пародийные шаржи? Помнишь? Ты читал мне Гоцци? Помнишь? Гум?
- Да, я помню, конечно же помню; просто ЕМУ совсем недавно еще очень трудно давались простые вещи; не удавалось то, что было так привычно и легко раньше... Лил, я не могу тебе рассказать всего; но уже это достаточно много.
Лил, теперь непонимающе сверлила его пытливыми глазами.
- Что ты хочешь этим сказать? Гум? Притворщик?. - она округлила глаза, теперь и походила на Луну в тростнике и пальмовых ветвях Каннского фестиваля кукольных пьес.
- Лил! Мне нужно сказать тебе правду и признаться во всем! Это гнетет меня уже давно несколько лет!
- Ого! - отпрянула Лил.
- Лил ты смешная поганка и голодный вепрь! Знаешь, со мной в комнате живет паук, уже давно, мы сосуществуем, я редко его наблюдаю и стараюсь не задавить его, я совершенно ума не приложу, чем он питается, потому как другой живности не наблюдается. Может быть он поедает микробов, или даже сам себя!
- И? И, Гум? Каким градусом паук имеет отношение к нашему разговору? И я не вепрь, дорогой! Нет, это не эстетично, пожалуй. Поганку оставим, а вепря - нет!!! Я не хочу продолжать, это утомительно...
- Действительно, Лил, заметь личная драма перерастающая в катаклизм творческий, что может быть хуже? Ты же согласна со мной?
- Нет, не согласна, мерзкий невыносимый зазнавшийся трюфель! - она теперь наступала сжав кулаки, если бы ей попались две кегли или даже скалки, но ей попались под руки, к счастью, подушки, которые Гумбольд привез ей в подарок из Занзибара ко дню всех влюбленных, расшитые персидскими узорами с декоративными кисточками, украшенные жемчугом, и черным агатом, - и вот она с силой уже колотит Гумбольда в грудь как в гигантский бубен, и симфония не замедлила, из его глотки полилась симфония!
- Ооооох, уууух, аааааах, ахахаааах, смеялся, Гумбольд, сколько энергии, Лил сколько в тебе неизрасходованной жизненной энергии!!! Тебе бы играть в хоккей! Или...
- Ты мерзкий... невыносимый зануда!!! Зануда! - орала она, - и ты извинишься перед Донной Розой!
- Что я слышу? Это прибой ревет?. - гоготал Гум.
- Донной Розой?
- Да, Донной Розой, - Лил совершенно обезумела, однако Гум подняв брови, уже в изумлении переспрашивал ее.
- Донной Розой из Питцбурга? Или из Страсбурга?. Из Стокгольма-А-А-А? Дорогая, моя кизиловая косточка-А-А-А... Лил! Прекрати! Прекрати!..
Лил, уже подустала, и этот вопрос ее немного в отрезвил.
- Да-аа, хорошо; я извинюсь, Лил, достаточно, прошу тебя. Вот именно это и терзает меня уже несколько лет!
- Что? Ты смутьян, не смей обижать моих подруг! - Лил опять замахнулась подушкой. однако Гум перехватил ее руку, и притянул к себе.
- Ты с ума сошла, крошка! Ты просто спятила, я сто лет не видел тебя такой. Он пытался теперь укусить ее за губу, но она уворачивалась.
- Нет, мерзавец! Сначала ты извинишься перед Донной Розой.
- Не знаю такой, - и он опять норовил укусить ее за верхнюю губу, однако, Лил уперлась свободной рукой ему в грудь и не подавалась к нему.
- Ты редкий мерзавец... Лил теряла силы, но не сдавалась, ты извинишься перед ней.
- Хорошо, это она тебя попросила? Или это веление богов??
- Гум! Ты редкий засранец!! - она теперь пыталась пальцем проткнуть его грудь, однако эта перепалка обоих их утомила, и пауза нависла над их схваткой.
- Лил! Хорошо... я сделаю это только тебе на ушко, а ты ей передашь? Хорошо?
- Как угодно, бессовестный мерзавец.
- Лил, только успокойся для начала, хорошо?
- Я спокойна, дорогой, - нарочито прохладно и в сторону проговорила она.
- Тогда позволь мне это сделать; может быть впервые за несколько лет.
- Хорошо, - Лил уже почти без сил, опустила руки и смотрела на Гумбольда чуть исподлобья.
- Ну, все крошка, я услышал тебя, правда, я услышал.
Лил испытывающе смотрела на него, на его высокий лоб, на вдруг погрустневшие глаза, выжидая теперь, будто забросив невод в море с утлой лодочки, с надеждой на долгожданный улов, она вдруг поняла, как мало времени у него осталось на очередное чудо, что теперь выкрутиться ему вряд ли удастся; и все же любопытство закрадывалось ей в душу; щекотало нервы, и она уже про себя праздновала свою маленькую победу.
- Ну, я жду... дорогой, Освенцим ждет!
Гум смотрел на нее, припоминая, какой она была, какой стала; ему нужна была лишь небольшая пауза; ему нужна была слабая искра, мимолетное ее потворство, и он дождался его. Обошел её и руками приобнял за талию и живот, слегка сжав, и из-за волос под ухом она услышала его теплое дыхание. Лил стало слегка щекотливо, но в ту же секунду Гум, прошептал ей на ушко как маленькой:
- Чух-чух-чух, - поцеловал в щеку трижды, Лил не успев понять происходящее хотела повернуться, однако Гум ловко перекинулся через ее плечи к другому уху и прошептал опять, - чух-чух-чух, и поцеловал трижды ее в другую щеку пониже ушка.
Лил этот курьез совершенно дизориентировал, а Гум, продолжал на другое ухо:
- Чух-чух-чух, - и снова три теплых поцелуя в щеку, - потом на другое ушко, - чух-чух-чух, и три поцелуя... Лил будто потеряла дар речи, просто впитывала эти тактильные ощущения...
- Чух-чух-чух, - три поцелуя в щеку, и еще - чух-чух-чух, и три поцелуя.
- Слышишь, это поезд едет: чух-чух-чух, - и Гум снова ее целует как маленькую девочку... это поезд твоих желаний, крошка, ты слышишь его правда?
- Ты передашь мои извинения теперь? Лил?
Лил повернулась к нему, и смотрела теперь в его глаза, до жути странным отрешенным взглядом, в нем будто что-то растворилось, какая-то стародавняя тоска, выцветшая и забытая, всплыла и растворилась, опустившись на самое дно ее сознания.
- Нет, этого я ей не передам, Гум, - и она закрыла глаза в блаженном спокойствии, покоряясь его заклинаниям.
(04.12.2019г)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#23 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 19 апреля 2020 - 18:23

18 +++ Лил, я Рогнеда, я страдаю...

Последние мучительные размышления о Лилит Гумбольда привели к протекционистской мысли о том, что ей, по-видимому, внешне чуждо материнство и более того, ей нравится фетиш страдания как таковой, эта узурпация мыслительной когнитивной функции, в противовес природному влечению. Ведь и раньше Гумбольд, вчитываясь в ее экспериментальные сакральные опыты поэтические страдал и почти кожей ощущал этот психологизм на грани истерии. Ни у кого он не встречал такого надлома метафизического, который явствовал непреложно страдание телесное и противление ему; Гумбольд как ребенок откликался на него, он чувствовал себя Рогнедой подчас, и это осознание пришло к нему спустя несколько лет. "Лил, ну, ведь не секрет никому, что ты резала матку, именно поэтическую матку первичной перцепции, тебе не хватало академизма, тебе не хватало строгости, но твоя экзальтированная пила это алмазный наконечник на игле времени, Лил, ты когда-нибудь слышала меня вообще? Я для нее шум, я для нее ветер неугомонный и порывистый? Нет, отнюдь, нет Лил не так, ОН не был великим НИКТО, ему и на это начхать, и все же никого ему так не хотелось объять, никого до какой-то оскомы в глазу, до какой-то метафизической дрожи, а ты будто отвешивала мимоходом,"спасибо любезный читатель", будто такой обыденный горожанин споткнулся о булыжник на мостовой, подумаешь, тебе это было не нужно. И потом это равнодушие на грани маниакальной ласки, да, вот именно, Лил, и теперь совершенно точно я Рогнеда, будто растерзанная Рогнеда. Нет, больше я не тронутая тобой Рогнеда, грезящая по тебе Рогнеда.
- Лил, послушай меня пожалуйста!..
- Ну, что-Ооооооооооо? На этот раз? - Лил опять куда-то торопилась, она уже давно никуда не спешила, а тут вдруг жизнь будто вернулась на круги своя.
- Лил!.. Я страдаю, я Рогнеда.
- Чего?.. Это кто еще, ты же знаешь, дорогой, я не в восторге от древне славянского эпоса.
- Лил, ты меня не слышишь опять, ты опять погрузилась в свою ахинею! Я кстати заглянул в твои книжонки намедни, это адская ересь; просто адская ересь, как она есть, анахронизм времени и пространству и это так ты заботишься обо мне? Это твоя благодарность за мою преданность? За мое участие?
- Ай, не понимаю, о чем ты, дорогой, не кисни, сходи поплавай и все пройдет! хих...
- Лил, это оборзение твое тоже на грани истерики, ты в курсе? Ты же знаешь, со мной так нельзя...
- О боже, - Лил выглянула из уборной, - тебе правда плохо? Или это тема для нового спектакля?
- Лил, да, ты рехнулась такое мне подсовывать? Ты реально хочешь чтобы я исдох тут в пароксизме метафизическом и истерическом может быть?
- аха-ха-хах... аха-ха-хах... дорогой, вот тебе урок - не лазь и не суй нос, куда ни след!
- Лил, и все же я чувствовал себя Рогнедой до этого! Ты слышишь, бесовка, эта аура на меня спустилась преждевременно, я чувствовал тебя! Я чувствовал твою боль, Лил!?
Лил стояла возле зеркала, и слегка нахмурилась, ей вдруг захотелось выпасть из привычной роли; выпасть из привычных дел, ей вдруг захотелось дешифровать его, Гумбольда, и пусть ничего не воспоследует, но она вдруг решила проявить легкое сочувствие и посмотреть, что из этого всего выйдет; ей это вроде как пустяк, потому как она привыкла к этому, вернее, она не ждала от этого чего-то нового, чего-то надуманного, чего-то алогичного, это для НЕГО было первым откровением, Лил же была знатоком этих игр, она была маниакальным хирургом, Гум ей казался простачком, да, она не отметала некоторых его задатков и все же для нее это был мини кукольный пасс, в то время как Гумбольд, натянуть маску был готов всерьез и вжиться в роль по-настоящему, но насколько это ей было интересно, одному Богу известно. И вот Лил принимает вид участливой медсестрички:
- Ну, что с тобой, дорогой? - подходит она к нему, - ты Рогнеда?
- Да, Лил ровно не прибавить не убавить, Рогнеда.
- Ты моя княжеская строптивая сучка непокорная?
- да, да, да... Лил, я твоя княжеская строптивая непокорная сучка, - глаза Гума оживились, однако Лил это немного расстроило.
- Гум, ты вяло играешь, надо не так, - и Лил спокойно достает кожаный ремень из шкапа.
Гум несколько удивленно смотрит на неё, в общем-то фетиша никакого не наблюдая, и уже намереваясь ретироваться и признать попытку свою неудачной, несвоевременной и запоздалой, однако Лил уже заинтересовала эта ипостась и она в голове прокрутила свой сценарий и вот она неожиданно с силой толкает Гумбольда на кровать, ей пришлось сделать два шага и вложить всю свою массу и силу, ведь Гумбольд тот еще громила, однако он был расслаблен, он не ожидал этого, и Гумбольд теряет равновесие, сам того не ожидая, и даже несколько курьезно, не веря собственным глазам, что это происходит с ним, и все же самодовольно улыбаясь валится на кровать, в следующее мгновение происходит следующее, Лил размахивается ремнем и начинает лупить им Гума, причем первый ее удар был несколько сконфуженный и не четкий, Гум на спине приподнялся на локтях и принял этот удар на тело:
- О, да, ты огонь крошка, ахаха... - насмехается Гум.
- Заткнись, заткнись... тупоумная сука! - орет Лил и начинает стегать его ремнем во всю силу, все же она не гладиатор, ее удары можно стерпеть, они приходятся на ноги, на живот, на грудь Гумбольду.
Лил вошла в раж, будто кожа этого ремня её собственные шрамы, собственная узурпированная самость, разрешающаяся, высвобождающаяся, неумолимая, жестокая и хрупкая, Гумбольд же теперь впитывал эти блаженные страдания телесные как бальзам, как откровение:
- Лил...
- Заткнись! Ты этого хотела? Тупоголовая косноязычная княжеская сука! - и Лил со злостью сыплет удары дальше, она начинает стегать Гумбольда по лицу, он прикрывается одной рукой, прикрывает лицо, однако, ремень загибается, и его конец стегает его шею, лоб, голову...
- Аааа, - завыл Гум, - все же он решил ей подыграть, - ааааай, аааай, хватит, хватит... прошу тебя... не надо больше...
Лил остервенело уже с наслаждением выбить всю дурь из подопечного, и все же расчетливо теперь стегает его по телу; её это уже забавляет, если вначале это была какая-то агония, требующая решительного настойчивого напора, то теперь она уже лупила играючи, с какой-то детской радостью, с каким-то детским восторгом и капризом, и все же один удар пришелся по губе и рассек ее, у Гумбольда выступила кровь, и Гумбольд почувствовал ее вкус на языке, и сразу же что-то звериное проснулось в нем, спящее глубоко внутри и вот он ловит очередной ее удар, ловит ремень рукой и начинает тащить Лил на себя:
- Нет, я еще не закончила, - орет Лил, она крепко сжимает ремень в руке, однако Гумбольд как зверь, как потревоженный голодный лев, тащит ее к себе, и рывком она падает к нему в объятия.
- Нет, нет... нет, - бьется теперь в его лапах Лил, Гумбольд начинает рвать на ней одежду, он подминает ее, срывает с неё футболку, бюстгалтер, впивается зубами в ее белую грудь...
- Ай, ааай... нет, ты Рогнеда, ты Рогнеда, я буду сверху, ты Рогнеда, - они возятся на кровати, и Гумбольд уступает ей, её желание нарастает, она взбирается на него, зажимает его голову бедрами, Гумбольд зубами впивается ей в промежность, кровь на его губе окрашивает ее белое исподнее, пальцами как коршун он впивается в ее бедра.
- Да, да, да... еще, - и Лил толчками помогает себе... - нежнее, нежнее, моя непокорная сучка! - она хватает его за волосы, чтобы видеть его глаза, отрывает его на мгновение от себя, чтобы видеть эту рану, сочащую кровь на губе, и Гум замечает, как она ошеломительна и прекрасна в этом порыве, на ней нет гримасы, нет зверства, будто это отчеканенная временем роль, растрепанная и неистовая с молодым лицом, не испещренным сладострастием, не испещренным злобой, нет, она изящна даже сейчас, она изящна настолько, что с нее хочется писать картину, с нее хочется снимать слепок, маску с кожи ее лица для потомков.
- Ты ведь этого ждала? - и Лил продолжает на пике безумства делает несколько отчаянных толчков, и разрешается в его звериную пасть...
- Аааах.. аааах.. ааах, - замедляется она, и оседает... ха-ха, ха-хах,- смеется и дрожит и вдруг, вздрагивает всем телом, начинает всхлипывать, она начинает заходится слезами, сползает и высвобождает Гумбольду голову, и неожиданно такая нежная и ласковая, начинает покрывать его лицо поцелуями, обливает его своими слезами:
- Я тебя поранила... я поранила тебя, дорогой... - ласкает она его, всхлипывая, - Гумбольд же будто манекен теперь впитывает ее слезы, впитывает её блаженную соль и горечь обид на весь мир; на этих никчемных павлинов, которые никогда не замечали ее, не слышали ее, не чувствовали ее по-настоящему за своими безрассудными химерами, за своими эгоистичными порывами.
- Все в порядке, крошка... - гладит ей голову Гум, - ты очаровательна как никогда.
- Правда? - недоверчиво вопрошает Лилит...- ну, знаешь, это вообще-то не мое, я не понимаю этих славянских оргий, - мне нравится другое... я тебе потом покажу, хорошо дорогой?.
- да-аа... - вздыхает обреченно Гумбольд.
- Тебе ведь понравилось? - вопрошала теперь Лил с детским откровением в глазах.
- Ну, вообще-то, я хотел поговорить о театре с тобой, Лил...
- О театре? - изумляется Лил, - ага, но ты меня перебила, - Гум переворачивает ее расслабленную и утихомиренную на спину и начинает целовать и прикусывать ей шею...
- Ай, ай.. ай, - щекотно, - противится Лил и вертит головой теперь по сторонам, - Гуууум, прохиндей, ты сам спровоцировал меня, подхалим.
Однако теперь желание её тела, уже невыносимое, беспредельное непреодолимое охватывает его словно набухший грыжей в недрах горы, нашумевший, наклокотавший вулкан, и Гум резким движением разворачивает её бедра, пальцами сдвигает лямку трусов и входит в неё, сперва неказисто и излишне резко, но потом все размеренней и ладно.
- аха-ха.. ха-а-хах.. - смеется Лил, она нечувственна к нему пока... в агонии эйфории, она не вполне осознает происходящее, её восторг будто сменяется новым восторгом, и все же это неощутимо и легко, - ей смешно от происходящего...
- аха-ха-ха, ха-ха-хах.. - а Гум распаляется этим инфантильным равнодушием, он будто сжатая пружина, разжимается в неё снова и снова, и без внешнего эффекта, жаждет его, но не получает, тогда он сжимает ей одной рукой горло, сдавливает слегка её ангельскую шею..
- Ай, Гум... прекрати.. ааа- ааа - ааа.. начинает отзываться Лил, пока еще сквозь смех, и дразнит его...
- Маньяк... маньяк... ааа-ааа-ааах- аах, - я не хочу... я не хотела.. аа-ааа-ааа, - однако она расслаблена и податлива, это благодатное тесто, эта молодая грация и Венера, и Гум неумолим...
- Гум... ааа-ааа-ааа, слишком быстро... ааай, слишком быстро... - однако Гум не может выжидать прелюдии, не может сдерживаться, переполненный её эстетическим неистовством, её экзальтированной распущенностью, чувствует, что у него всего несколько минут, что ему не удастся продлить акт искусственно... сдавливает её шею сильнее, перекрывает ей воздух в страстном порыве, максимально ускоряя её оргазм, Лил, притихает без воздуха, она непонимающе смотрит на него, однако он уверен и несгибаем... и вот еще одна минута, Лил уже ощущает кислородное голодание, мозг ее выключен, и дает синапсам прямой сигнал на приятие этой атаки... и в то же мгновение Гум разрешается в неё, с отчаянным криком, ослабляет хватку, содрогаясь всем телом, Лил, хватает воздух ртом... и в ту же мгновение разрешается следом за ним, лицо её искажено ужасом и страхом, тело трепещет в конвульсии...
- Аааааааааааааах... - вскрикивает она со слезами и хрипом в голосе...
- Ты зверюга, зверюга...- колотит она его бессильно по спине кулачонками.
Гум же, отдав львиную часть себя, уже отваливается от нее с нескрываемым блаженством и удовлетворением.

(18.03.2020г.)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#24 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 19 апреля 2020 - 18:24

Сага о крыльях

Вы слышали о Лилит? Вы любили когда-нибудь? Вы когда-нибудь пытались понять Лилит? Вам казались тысячи Ваших шагов к ней сквозь мрак и отчаяние, страдание и боль легкой оплошностью космического зодиарха? Лилит вне времени, она вне пространства, она ест, спит, ходит на работу, но не задумывается об этом; весь космос мироздания спит в ней, покоится в тишине и забвении, и где же, где же тот смельчак, который откроет ей глаза на мир может быть? Нет, мир тут ни при чем, потому как то, что ей суждено узнать лежит за гранью дозволенного, за гранью понимания о бытийственном сущем.
И вот Лил совершенно спокойная и тихая, она приспустила шаль с плеч бродит по квартире и ждет, ждет когда же он подойдет к ней первым и заговорит может быть. Белизна плечей, изваянных словно из белого мрамора, забранные волосы, и такая кротость и спокойствие, будто совершенно неземные, что водрузилось в её головку; каких вестей она теперь ждет и тайн, откровений, она жаждет любви? Её волнует космос, её теперь беспокоит лишь космос, заполнивший до краев её душу. Душа. В душе память мира, ищите душу мира прежде любви.
Гумбольд такой закономерный, такой невыносимо простой, такой участливый и совершенно влюбленный; да, он теперь влюбленный совершенно, будто, пространство и время сошлись в одной плоскости, даже изгибе, и этот изгиб, изгиб плеч Лилит, которые она нещадно декламирует и совершенно точно знает, что он не устоит, подойдет к ней, обнимет её за талию, и начнет целовать и, еще и еще, в каком-то безудержном порыве, начнет целовать её плечи, не пытаясь ничего больше объяснить, ничего донести, ничего понять; и она будет блаженно закрывать глаза и впитывать эти поцелуи, эти маниакальные ласки безумца. Эти откровения раз за разом, бессчетное множество раз. И вот Гум подходит к ней совершенно неслышно будто редкий таинственный зверь, однако она уже привыкла, она чует его, чует носом его запах, чует кожей это электричество, этот ток и натянутую струну пространства. Гум подходит к ней беззвучно и гладит её плечи сперва, его теплая рука, одна, вторая, он провидит от шеи к дельте мышц, неслышно еле касаясь, проводит по её рукам и слышит теперь её ровное медленное дыхание, сердечный ритм, легкую пульсацию жилки на шее, и Лил закрывает глаза, она ждала зверя, она ждала космоса... Гум начинает покрывать роскошь её плеч медленными поцелуями, он будто проводит меридиан к её шейному позвонку, останавливается и продолжает целовать дальше, возвращается и закрывает глаза в интимном порыве как много-много раз прежде проделывал это, целует-целует плечи Лилит, разгорячаясь, будто неведомое тепло, возжигая в её позвоночном столбе, от седьмого шейного спускается ниже и целует ещё и ещё, и вот уже не в силах вынести пытки, его глаза источают блаженные слезы, и Лилит чувствует этот жар, этот огонь между лопаток не в силах вынести этой нежной страстной пытки вздыхает:
- Ах-ах... горячо, Гум, так горячо, - поворачивается к нему, чтобы обнять и видит его совершенно растроганным, слезы текут по его щекам, и он смотрит на неё сквозь них...
- Гум? Ты плачешь? Почему? Скажи, что ты видишь, ты что-то знаешь, но скрываешь от меня, так горячо целуешь, будто магма раскаленная втекает в меня, что ты видишь там, когда закрываешь глаза, Гум?.. Ответь мне, прошу тебя?..
- Лил, если я тебе расскажу, ты никогда-никогда уже не будешь прежней, - медленно произносит Гумбольд.
- Ну, и пусть, я не хочу больше быть прежней, я хочу знать, Гум, я хочу знать!
Гумбольд с таким страдальческим видом, будто обессиленный и все же упрямый с нервическим блеском в глазах берет её за плечи и смотрит теперь в упор на Лилит, и его глаза будто черная скала, пронзенная Солнцем сквозят неземным потусторонним жаром молвит ей:
- Когда я в любовном припадке припадаю к твоим плечам Лил, мой мозг пронзает стародавняя боль и я вижу колыбель, Лил, я вижу твою колыбель на небесах, глаза мои увлажняются, а губы иссыхают, я не владею собой, Лил.
- Что? Мою колыбель? Но я здесь, дорогой, - слегка дрогнувшим голосом отвечает и гладит его лоб рукой настороженно.
- Да, Лил, твою колыбель, - рот Гумбольда искривляется в гримасу страдания, и он почти плача продолжает, - пустую колыбель, - плачет Гумбольд.
- Пустую?. Гум, почему, она пустая? Почему она пустая, - трясет его Лил, - расскажи мне все! расскажи кто ты? Кто ты??? Гумбольд...
- Да, она пустая, Лил, потому что тебя похитили, тебя похитил злой демиург в младенчестве и с тех пор тебя разыскивают и не могут вернуть назад...
- Что? Меня разыскивают, но откуда ты это знаешь? - не унимается теперь Лил. Однако Гумбольд уже пришел в себя и вот в глазах его проснулась несгибаемая воля и решительность.
- Я один из многих стражников небесных посланных за тобой, чтобы вернуть тебя, Лил!
Лил уже совершенно не понимая происходящее до конца и будто очнувшись ото сна, теперь лишь как изумленный ребенок ищет ответов в его глазах, ждет объяснений, разводит руками...
- А где остальные тогда, - неуверенно вопрошает она, - где они?
- Погибли, не добрались до тебя, кого-то уничтожила Геката, кто-то свернул с пути, Лил, пойми, находится в этом мере противоестественно для нас, нам здесь не рады.
Лил теперь хлопает глазами, совершенно отрешенно и все же пытается разобраться, разум не чужд ей, и вопросы она задавать обожает с детства:
- Но, тогда ты как добрался, и кто такая Геката?
- Это древнее божество стоящее на страже нижнего мира и охраняющая его от верхнего мира и от не званных гостей; потому как души пребывают в движении и некоторые души освобождают таким образом, при помощи стражников, которые посылаются в Ваш мир, иными словами это миссия и все, Лил..
- аха-ха-хах, - Лил теперь забилась в истерике, - аха-ха-хах... аха-ха-хах.. Гум!!! - Гумбольд предвидел это, потому как она просто не готова, человеческий разум слаб и он просто обнял её.
- Успокойся, успокойся прошу тебя, Лил, успокойся, ты же у меня умница правда? - ласкает её Гум и гладит по голове.
- Что это было? Гум, что это было? - она теперь не унимается она будто отряхиваясь ото сна, - как ты это сделал??? Что это?
Гумбольд же уже принял неприхотливый привычный вид и теперь лишь гладил ей спину:
- Я понимаю, крошка, я понимаю, ты не готова, ты еще не готова, целует он её в нос. Ты же не боишься меня? Правда? Косточка моя кизиловая?.
- ... не боюсь, - доверчиво она отзывается на его ласки, - но ты бываешь очень странным, Гум, будто совсем одинокий и непонятый... ты мне расскажешь отчего это?.
- Я не знаю, а что ты хочешь узнать обо мне?.
- Расскажи мне о своей душе, Гум, эти твои способности? Ведь есть какая-то связь со всем этим?
Гумбольд же теперь опечаленный и виноватый, смотрит на неё, на земное воплощение космарха, такое нежное и вопрошающее как ребенок...
- Да, Лил, она почти убила меня, Геката очень могущественна, мы всего лишь стражники, обремененные земным ненадежным телом уязвимым и слабым; вынужденные сражаться и погибать, так было всегда, Лил, в этом нет ничего нового, естественно, чтобы сражаться с ней нам даны кое-какие минимальные базовые способности в поднебесной, но Геката чует нас это её мир, и рано или поздно она...
- Вот! - подняла теперь пальчик вверх Лил, - остановимся на этом, на базовых способностях, - Лил будто успокоилась теперь и ей было любопытно.
- Раз ты стражник, присланный за мной и на мою защиту, какие у тебя способности?
- Многое утеряно, честно говоря я не самый способный из стражников, - улыбался теперь Гумбольд, - ну, так управление некоторыми стихиями, древние языки, язык животных и птиц, перевоплощение в ипостаси богов первой космической сферы, что-то еще, я уже и не помню, вообще они довольно смышленые должны быть.
- Ну, вот, стражничек, ничего-то толком не умеешь и как ты меня намерен спасать? - забавлялась теперь Лил как ребенок.
- Лил, если честно я надеялся, что ты нас спасешь от ненасытной Гекаты.
- Я? Дорогой, я ничегошеньки в этом не смыслю, каким образом?
- Ну, во-первых, у тебя есть хранитель, да, есть смертный, хотя он и не понимает многого, но стражники не приходят просто так, их вызывают хранители, это также древние божества и их инициации, я предполагаю этот твой смертный довольно сметливый, и я бы его идентифицировал...
- Так, дорогой, никаких идентификаций!!! Хорошо?- Лил теперь сверлила его глазами.
- Ладно, как скажешь, но это безболезненная процедура. Лил, послушай все просто, на самом деле, ты могущественна, и гораздо сильнее меня в нынешнем положении инициации, она завершится и у тебя вырастут крылья!
- Крылья? Я не ослышалась?
- Да, Лил, ты небесное создание и по моим прикидкам у тебя огромные крылья, с этим связано жжение в позвоночном столбе, я пытаюсь сформировать пространство эйдосов каждый раз, с каждым касанием тебя, понимаешь крошка... окрошка...
- У меня будут крылышки, - Лил уже будто пропустила все мимо ушей сказанное, её кисти разжались, и она непроизвольно стала барабанить в ладоши с растопыренными пальцами.
- Значит ты плохо стараешься, дорогой, - сообразила она и посмотрела на взмыленного Гумбольда с укоризной.
Гумбольд смотрел на неё, такую счастливую, непринужденную, маленькую и кокетливую; и перед его глазами вставал образ космарха, Богини под стать Рее из нижней космической сферы, и невольно подумал, "а зачем ей туда? она и не подозревает, что это такое, сотни стражников погибли сражаясь с Гекатой в подлунном мире пытаясь освободить её, и погибнут еще сотни... что я могу донести до неё? как?"
- Лил, пойми я погибну наверняка, если крылья у тебя не вырастут, это твоя инициация...
- О, боже... о боже!!! Это мои крылышки! Вот все вы такие стражнички, - забавлялась она теперь, - но ты ведь тоже от туда у тебя тоже должны быть крылья, Гум? Разве нет?
- да... должны... - страдальчески произнес Гумбольд, - но они давно отсохли, здесь неблагоприятная среда агрессивная, - подытожил Гумбольд.
- Гум! - вдруг сжалилась над ним Лил, - я не отдам тебя ей больше! Слышишь, пройдоха! Не бойся как заяц трусливый! - уверенность в голосе, с которой она это сказала его обнадежила.
- Ну, тогда есть какое-то время, чтобы вразумить тебя; Лил, я почти отчаялся, я отчаялся найти тебя когда-нибудь, ты понимаешь меня? Лил?
- Дорогой, а мне пойдут крылышки? - Лил теперь стреляла глазами по сторонам, гримасничая, - и куда мы полетим?
- Ну, на счет этого не беспокойся первым делом мы заучиваем карты космических сфер, нам с тобой не так и далеко во вторую, несколько сотен световых лет по земному исчислению, однако это неважно, потому как твои способности возрастут многократно, мне самому любопытно теперь.
- Ух, ты... класс, дорогой!
И вот Гумбольд уже такой усталый, но будто счастливый, будто оживший её озорством и надеждой совсем тихо и отрешенно подвел:
- Определенно да, в твоем гардеробе их не хватает; срочно нужны крылья могучие женщины космарха!
- Ах! - прыснула Лил, и в восторженном порыве поцеловала его.
- Рррррр... - едва прорычал Гум.
______________________________________
* Геката - древнее восточное божество, культ которого в архаические времена распространился по всей Элладе. Согласно "Теогонии" Гесиода, Геката - дочь Перса и Астерии, входящих в число титанидов; следовательно, она не связана с олимпийским кругом богов. Римляне отождествляли Гекату со своей богиней Тривией - "богиней трех дорог"; как и ее греческий прототип, она имела три головы и три тела. Изображения Гекаты помещались на распутье или на перекрестке дорог, где, выкопав глубокой ночью яму, приносили в жертву щенков, или в мрачных пещерах, недоступных для солнечного света. Традиционные атрибуты Гекаты - факел и собака. Геката занимает промежуточное место между "верхним" и "нижним" миром, выполняя роль стража последнего.В позднейшие времена образ Гекаты представлялся людям таким: зловещая змееволосая и трехликая богиня, появляющаяся на поверхности Земли лишь при лунном свете с двумя пылающими факелами в руках в сопровождении черных как ночь собак м чудовищ подземного мира, например ослоногого чудища Эмпусы, способного менять облик и устрашать запоздалых путников, а также духов-демонов Кер.В Эллинистическую эпоху Гекату вводили в род волшебников (и даже называли дочерью Гелиоса), она считалась покровительницей магии и колдовства; ей посвящались три последних дня каждого месяца. Очевидно, Дамаский до какой-то степени отождествляет Гекату с Великой Матерью богов, фригийской Кибелой, поскольку он постоянно упоминает ее имя в одном ряду с Реей(в греческой мифологии - жена Крона, мать Зевса, Геры, Аида, Посейдона, Деметры и Гестии).
(26.03.2020 г.)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#25 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 19 апреля 2020 - 18:25

Лил, я молчу…

В Лил загадочным образом уживалась страсть и разум, да, это нормально, тяга к философии и познанию причем вне общественного внешнего фетиша признания; её интересовала сущность и природа, и у неё был редкий дар, как считал Гумбольд, с годами он лишь усилился, это парадоксальное чутье на мужчин, и более того, неподдельное чувство юмора, что свидетельствовало о разностороннем уме и обостренном восприятии; и вот еще, пожалуй, самое главное, она умела не выставлять мужчину идиотом, что немаловажно, потому как большинство женщин страдает именно этим странным и тщеславным пороком, при удобном случае выставить мужчину никчемным идиотом и насладиться этим, более того, Лил умела посредством тонкого намека указать на оплошность, но будто совершенно невзначай как бы мимоходом, Лил не любила тупость и снобизм, и была из тех женщин, которые могли беспамятно влюбиться и заинтересоваться человеком, если он по-настоящему мог оценить ее достоинства, был бы смелым и главное не подавлял её; ей совсем было нужно немного, глупое обожание ей претило, и все же она была требовательна, и она была настоящей красоткой, умной и слегка циничной, но это больше напускное, она не любила скуку, ей нужен был герой смелый и отчаянный, и остроумный, ей нужен был хотя бы уж какой-нибудь Бог на крайний случай, коих великое множество в поднебесной; хотя Лилит и не верила в их существование, однако же надеялась, что все же жизнь не обойдет ее стороной и подкинет хотя бы божка с рожками золотыми. Что касается Гумбольда, то эта кладезь способностей всевозможных, будто пылящихся в заброшенном сундуке на чердаке какого-то заброшенного дома, Гумбольд обожал женщин, он не был бабником или Коза нострой, и все же он умел оценить самый маленький, самое скромное женское достоинство мог возвести в степень бесконечности и вот нежный трепетный цветочек становился богиней, что уж говорить о талантах, если у женщины были таланты, он их готов был шлифовать словно драгоценный алмаз, пока он не превратится в настоящий бриллиант.
- Лил, ты похожа на всезнайку-незнайку, ну, в общем, если абстрагироваться от казуистики и перескочить пару сотен трудов по античной философии мы придем с тобой к чувственному нечувственному в понимании по Канту, ммм дорогая?
Лил, такая уравновешенная и спокойная, похорошевшая и будто даже счастливая теперь совершенно доверчиво уже отвечает:
- Ну, поясни тогда, мне лень думать, у тебя бывает такое, дорогой, когда думать лень?
- О, да, кизиловая косточка, когда ты такая спокойная и тихонькая мне рядом с тобой словно на диковинном острове под пальмой совершенно лень думать; и все же я объясню, ну, или попробую. Некое освобождение от сущего предполагает полноту восприятия через чувственность, таким образом, если чувственность модерируется сверх чувственностью, она нивелируется и наступает освобождение, баланс восстанавливается.
- ммм… занятно, и все же ты удручен слегка, как мне кажется?
- Ничуть, Лил, я не умею обижаться на женщин, это бессмысленно, на мой взгляд.
- Правильно, дорогой, этого не нужно ни в коем разе, суждения и оценки губительны, все же прогресс не за горами, я чувствую, ты можешь быть иным, тебе просто не нужно реагировать, научиться не реагировать на второстепенное и помнить о главном!
- Лил! Я помню, поверь, и да, - я понимаю тебя и более того, благодарен тебе, больше чем остальным, именно благодаря твоей не включенности; и да, - я бы выбрал свободу, нежели бессмысленные страдания.
- И я бы даже, с превеликим удовольствием ущипнул тебя!
- Да-аа? За что это?
- Просто так, потому что ты бываешь вреднюкой-вреднюкой, но не буду этого делать сейчас.
- И отчего же? Аааа, там в шкафу есть ремень, это фактор неопровержимый, ахахах…
- Говорю же, ты вреднюка невыносимая просто, и я хотел же поговорить о театре с тобой, Лил!
- О театре?
- Ну, да, о театре и о…
- Рогнеде?
- Ну, нет, Лил, не об этом, о театре, - Гум слегка поежился.
- Эх, театр – это Рогнеда, дорогой, - вздохнула Лил, и приложила показно руку к груди.
- Лил! Театр это не только Рогнеда, в конце концов, театр это великое искусство преображения, и высвобождения психической энергии.
- ммм… да-да…
- Лил, я расстроен все же, стоит тебе открыться, и ты тут же прячешься в свою удобную ракушку, и до тебя не достучаться. Знаешь, я бы не хотел возвращаться, я уже проходил этот путь раньше, а ты совсем другое, разве ты не чувствуешь, я ищу первичный мотив, Лил! Я ищу начало и вижу, что с тобой было легко и просто, почти невесомо, а это важно, чтобы летать нужна невесомость, ты понимаешь меня? В детстве, во снах я летал, Лил, я часто летал во снах, я тебе не говорил?
- Нет, - пожимает плечами Лил, - ты мне не рассказывал, ты был увлечен другими, похоже, больше меня. И я не понимаю, зачем возвращаться тебе к прошлым страданиям, раз ты встал уже одной ногой на мост.
- Да, Лил, многое представляется странным, я никогда не буду уже прежним, и бессмысленно искать ответы в этом ворохе старья.
- Но, ты ищешь, дорогой, - она сверлит его пальцем, - зачем тебе они? У тебя есть я, в конце концов, женщина никогда не примет соперницу как данность, она всеми силами будет стараться избавиться от неё.
- Я не могу объяснить это, Лил, я понимаю разумом, что это не нужно, и эта раздвоенность гнетет меня, ты не представляешь как, похоже, это привычка, атавизм который заставляет меня сражаться.
- Я научу тебя не сражаться, дорогой, доверься мне, просто доверься мне и все, - Лил кладет ему ладонь на грудь.
Гумбольд всматривается в неё теперь, пытаясь провести грань между вымышленным образом, той квинтэссенцией романтической иллюзии и реальным существом, гораздо более глубоким вдумчивым и расчетливым, Гумбольд вел дневник, когда-то он вел дневник, но потом забросил это занятие, он бы с легкостью мог воссоздать по памяти раньше свои ощущения и мотивы, но разум его пошатнулся на время, и второй попытки не представлялось теперь возможной.
- И все же я хочу быть свободным, Лил, и я хочу быть любимым по-настоящему, не хочу быть мишенью, и камнем преткновения, и да, я хочу творить, творить новую вселенную, в которой будешь только ты, а не клубок исчадившихся ненасытных змей.
- Ну, тогда приступай уже, скорее, аха-хах, аха-ха, - она обнимает его и целует в губы, потом несколько отпрянув, отводит глаза вверх и кладет руку на грудь, - ах, Рогнеда, я люблю тебя.
- Лил, ты просто невыносима, бесовка, тебе говорил кто-нибудь об этом?
- Ох, не припомню, - томным голосом поясничает Лил, - послушай меня, дорогой, тебе не нужно туда, - она теперь вдруг серьезная, даже слегка тревожная, - ты меня слышишь, она предает тебя и предавала всегда, она все понимает уже и все равно предает.
- Хорошо, мне не нужно туда? - повторяет Гумбольд.
- Да, тебе нужно вот это, - и Лил целует его, чувственно прикусывает его губу, доверься мне наконец, доверься же мне, наконец.
(10.04.2020 г.)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#26 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 25 июля 2020 - 16:57

Лил, тебя давно необходимо пошерстить

Гум пребывал теперь в состоянии непрошибаемой атараксии, он словно монумент окаменел к невзгодам и непогодам, раздумья он гнал прочь из головы, и если, раньше безотчетно предаваясь какому-то потворству игривому, все готов был перевернуть с ног на голову; теперь же успокоился и не изъявлял желания предаваться минутным страстям. Он как могучее дерево, как баобаб врос корнями в землю обетованную, и собственно, чего еще желать и хотеть, куда бежать? На самом деле это ему все претило чрезвычайно, и он, разобравшись в себе хорошенько, понимал, что это очередной тупик, любовь без страсти это тупик, считал Гумбольд, поэтому любому мужчине очень сложно пребывать в обществе одной женщины, хотя находятся же поистине стоики духа, которые способны на это. Да, можно сетовать на безмерность и одухотворенность истинной любви, однако Гумбольд все больше ловил себя на мысли, что это какая-то несуразная подтасовка, противоречащая всем мыслимым законам и законам природы в том числе. Гумбольд был уверен, что погружение и опускание сродни как раз этому заблуждению всеобщему, будто любовь способна решить все проблемы, это когда любовь кочует из сердца в голову и как батискаф опускается на дно морское самотождества. Гумбольд, наблюдая за Лил, пришел к выводу, что она вообще, похоже не способна на какие-то глубинные чувства; не то, чтобы она боялась обмана или предательства, нет, дело не в этом. В другом, хорошо, когда есть время на погружение долгое и томительное, когда океан безбрежен и могуч, но подчас, любовь камнем стремится ко дну. Тогда было бы неплохо, чтобы это было на худой конец благополучное полное кораллов, диковинных раковин и прикрас дно, освещенное Солнцем сверху, поблизости пестрые рыбки и громадные черепахи, синие киты и дельфины, электрические скаты.
- Лил, послушай, ты превратилась в потребителя, и пожираешь мои гребешки куртуазные, запиваешь их квасом и даже усов на тебе не видно, - раздосадовано воскликнул Гумбольд.
- Что-ООО? – очертенело от удивления Лил подняла брови.
- Ну, я к тому, что совершенно перестал различать твое весомое довольство собой и безграничное саднящее неистовство.
- Гум, то же можно сказать и о тебе, бесстыдный угодник, а что касается довольства, оно невесомо, - эксцентрично подвела она.
И вот Гум уже начал заводиться по новой, он будто взял первые сто метров разгона за пять секунд, и дальше пойдут бесконечные круги ада; их гораздо больше, чем девять уверен он был теперь. И все же вида не подавал, он понимал, что это Формула-1, любовь это Формула-1 у кого-то Формула-2 или даже три в зависимости от контекста, кто-то добирается до финиша первым, кто-то последним, а кто-то и не добирается вовсе.
- Лил, я не это имел в виду, я к тому, что давно пора тебя пошерстить, и возможно в тебе отыщется что-то потаенное и неизведанное природе вещей? Ммм крошка-окрошка? По-моему, ты совершенно обленилась как мопс? – увещевал Гум.
- Да, ты совсем обалдел, Гумичко, это как раз-таки в твоем стиле забросить ласточку и скрыться! Забросить ласточку в небо голубое, и наблюдать, как первая ласточка справиться с орлом, может быть?
- А почему бы и нет? Если это ласточка Ричарда Баха, думаю, орел для неё семечки, пусть даже стая орлов, ммм, ты оценила экспромт?
- Ай, ты не меняешься дорогой, - Лил немного обмякла, и включилась в словесную перепалку, - если бы ты мог освободиться разом от всего, ты бы сделал это, я уверена, просто и во мне есть свои потаенные камни.
- Да, все ждут его, Лил, все ждут ветра, не представляя ни на йоту, что значит быть им, нет, он приходит на время и уходит, Лил, молниеносно порой, порой протяжно и хило, и глупо думать, что им можно управлять, а порой и вовсе бывает полный штиль, как сейчас.
- Да, дорогой, я согласна, я не хочу управлять ветром; мне нужна стена, чтобы опереться, и пусть ветер бьется о стену, мне нужна стена.
- А нужна ли? Лил? Что может быть скучнее стены?
- Не знаю, я не знаю, ты меня запутал, совершенно запутал в себе, и я теперь бешусь, да, - протыкает его пальцем в грудь.
- Поэтому тебя нужно пошерстить, и все встанет на место, аха-ха-хах, дорогая.
- Что значит пошерстить, смутьян! Я не понимаю, объясни мне тогда, в конце концов.
- Ну, - томно возражает Гумбольд, - ты же у меня не только красотка, м-да, косточка кизиловая, ты еще и шмель!
- Шмель? С какой стати, дорогой? Шмель, который кусает, может быть, - заулыбалась Лил.
- Нет, - Гум наклоняется к её уху, - шмель, который жужжит, жжжшшшш, жжжшшшш, - Гум жужжит ей на ухо осторожно и маниакально.
- Ах, ты… ах, ты!.. – Лил, догадавшись теперь, негодовала, однако не спешила освобождаться от его нежных объятий, - я тебя убью когда-нибудь, дорогой, да будет тебе это известно!
- Нет, ты не сделаешь этого, ты неспособна, ты вся в ЕГО власти, - гипнотизировал теперь её Гумбольд.
- Гум, ты просто невыносим, такое возможно в природе вещей? Я уже забыла, что хотела сказать, у меня все вылетает из головы, когда ты начинаешь проделывать эти свои фокусы.
- Это меня радует, хоть что-то не меняется в этом мире, иначе бы он давно рухнул в тартарары, - улыбнулся Гум, и вдруг стал руками лохматить волосы Лилит.
- Чертовка самодовольная! Бесовка циничная! - кричал он, и руками взбивал её пряди, ломая, взрыхляя её локоны, превращая в бесформенную вату, электризуя и прихватывая.
- Ай, ай, ай Гум! Гум!!!
- Потерпи это сакральная пытка, что бы ты понимала?
- Ай, Ай, Гум! Ты меня превратишь в сноп-дерево!
- Да-да-да, в сноп-дерево волшебное, Лил, ты станешь деревом, и в его листве будут жужжать шмели и проситься на волю!
- Ну, все, прекрати, - растрепанная она поворачивается к нему, - прекрати, я все поняла уже.
- Правда, по-моему, осознание неполное, и не явное, ты по-прежнему раздражена?
- Нет, уже нет…
- Лил, и все же, нам нужно достать камни, вынуть из тебя их, понимаешь? Глупо их носить с собой столько лет, очень неоправданно. Мы их вытащим и разбросаем, ммм?
- Нет уж дорогой, это драгоценные камешки, и потом камни не всегда возвращаются в том виде, в каком разбрасываются, обычно на них налипает грязь и пыль, тина болотная, и разная снедь.
- Вот видишь, ты злишься все же, дорогая, или тебе больше все равно, нет, думаю, это вытекает из лености что-либо изменить.
- Неправда! Неправда! Это ты проецируешь свои переживания!
- Возможно, ты и права, я бы не проецировал их, если был бы уверен в однозначности искомого решения, но переменных очень много в этом уравнении. Довольно занятный парадокс, Лил, переменных может быть бесконечное множество, понимаешь?
- Нет, я не сильна в математике, увы, давай ты решишь наконец-таки это уравнение, - и Лил притянув его к себе целует в губы, несколько сопротивляясь, все же Гумбольд уступает, - а я тебе помогу, - улыбается Лил, и снова целует его уже разгораясь страстным порывом.
- Лил, это так математика на тебя действует?
- Да, я обожаю математику, дорогой, в твоем исполнении математика может быть безупречной…
И Лил теперь уже запускает руки в его шевелюру, начинает поясничать.
- Когда-нибудь ты его решишь, я уверена, точно знаю, что решишь!
- Неужели так важен всем ответ? Неужели никому и в голову не придет, что главное в математике не готовое решение, нет, Лил, а его поиск…
- Ух… ну, ты не затягивай, дорогой, все же не затягивай, ах-ха-хах, - засмеялась Лил .
- Дай мне подсказки, может быть решение придет быстрее, в любом случае, или придется воспользоваться апроксимацией, аха-ха-хах, - засмеялся теперь Гум.
- Это что еще за женщина?
- О, это потрясающая женщина, математически выверенная и расчетливая, Лил! – Гум приблизился к её лицу своими губами.
- Я устала, поцелуй меня лучше, смутьян, - и она кусает его за губу, слегка прикусывает и выжидает.
И Гум осторожно касается её носа, и потом, разве есть выбор в таком щекотливом положении, думаю, нет, выбор ограничен, Гум задумался, и заявил:
- А давай погасим поцелуй, Лил, давай его загасим!
- Загасим? – Лил, теперь от неожиданности вновь подняла брови, - каким образом?
И Гум, слегка сдавливает ей нос пальцами и целует, погружая Лил в искусственный вакуум, так он её целует целую вечность, пока у неё не заканчивается кислород, Лил вырывается в итоге.
- Дурак, Гум! – смеется Лил теперь, и потом гладит ему щеку.
- Вот видишь, как ты быстро сдалась, для любви нужен кислород, дорогая! А не готовые решения…
- Да, пожалуй, - но мне понравилось, - мы могли бы стать водолазами и заниматься любовью на дне морском, дорогой! А-ха-ха-хахах…
- Да, не исключено, я тоже об этом думал, - Гумбольд принял серьёзный вид, - лишь бы дно было не каменистое, дорогая.
- Ты будто не можешь простить мне чего-то, отпусти уже и плыви как парусник, а я буду ветром тебе, и нас ждет тихая гавань, полная золотого песка и диковинных кораллов!


(01.05.2020 г.)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#27 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 25 июля 2020 - 16:59

Изображение

Пион под дождем

Лилит порой любила выкладывать бисером разные рисунки, недвусмысленные эмблемы и различные эзотерические символы. Гумбольд редко ее наблюдал за этим занятием, потому как она делала это в тишине, в покое, в задумчивости, в одиночестве. И получалось очень неплохо, она сосредотачивалась на утекающем моменте времени и маленьком пространстве, она мысленно отстранялась, добиваясь созерцательной углубленности и погружения в себя, и вот в этом погружении обнаруживался в необъектный, срощенный самостью элемент тождества себя с памятью иного. Лил, испытывала нечто самотождественное, цельное и не разъединенное с самой собой. Гум, мог лишь глазами пробежать по ее работам, неразборчивый, и все же он чувствовал смятение или ее боль, чувствовал что символы и рисунки неделимы и выводят некий посыл ее души, ее самости. Может быть, ему стоило в них углубиться, более детально их изучить, тогда бы он осознал нечто большее. Он не выводил ее из них, Гумбольд, такое чувство оставлял поле ее фантазии нераспаханным, почему он это делал, казалось бы. И ведь обладая редкой познавательной интуицией и памятью, он мог бы вывести нечто более основательное для себя. Может быть, она этого желала в тайнике сердца, которое он не удосуживался прочитать до конца. Нет, отнюдь, он знал, что модификация, или модус души подвижное, а не косное, и он оставлял за ней свободу решать; и вот тут она не могла ничего решить, она терялась, она боялась надеяться. Что-то определенное и однозначное пугало ее, претило ей; и когда он оставлял ее попытки, а свои притязания, может быть, не хранил нигде? У него не было к ней притязаний, самое интересное он полагал их вне сферы своей телесной, дело в том, что это нарождалось спонтанно, желание ее смеха, ее слез или радости были спонтанны. Он считал, без этого всего жизнь бессмысленна и невозможна, и все же он не отпускал ее далеко, когда ей нужна была помощь, он приходил к ней; возможно, нужно было окончательно оставить, возможно, тогда бы она, наконец, решила за себя. Однако, ложное утверждение, что выбирает женщина, все же если говорить о выборе, его делает мужчина, либо демиург; но не женщина, объект не может полагаться на свои ощущения, апеллировать к матрице, а субъект не различает выбора с действием, поэтому она терялась. И Гумбольд возвращался к ней, но не чтобы утешить, а лишь развлечь, и развеять страхи, сдобренные мистификациями и сомнамбулическими теориями.
- Лил, он теперь терминатор, это случилось и собственно, что он пережил, больше всего его к этому наблюдению подталкивает.
Лил, уже давно перестала удивляться его экстренным заявлениям, она всегда ждала дальнейшего фарша, потому как чуйка ее работала отлично, и вот она лишь улыбнулась краешками губ.
- И что он в этом находит? Это, наверное, новый вид само испепеления, я полагаю, когда человеческие ресурсы исчерпались, призвать на помощь машину из космоса! Это круто, наверное, хих.. хихих, - смеялась она нехотя.
- А что ты находишь в слизи, и стегоцефалах, может быть? Это мне кажется вытекающие мозги из жаберных щелей космических; мозг это активная протоплазма, а зеленые маленькие гомункулусы издревле ловят летучих мышей, и скрещивают их со скорпионами, пауками и жабами для получения новых видов, это есть в книге «Времен», Хотико Шрудвантайя Саама-Кхаркая!
Теперь рот Лил, уже разверзся в улыбку до ушей!
- Вполне идиоматичное наблюдение, - подвела она.
- Лил, тебе не достает мокроты человеческой? Хочешь, я схожу и принесу тебе киви или может быть хурмы? Знаешь, заморские фрукты очень помогают, там много витаминов и редких жирных аминокислот!
- Я бы с удовольствием выпила вина с печеной в шафране чечевицей, как делали древние ацтеки, - вполне серьезно, и даже без примеси кокетства заявила она вдруг.
- Вот-вот, это все твоя запрещенная литература, давно обещал тебе с ней разобраться, только она может наводить на такие девиантные запросы.
- Мы можем сделать лучше, мы можем пожарить чечевицу в микроволновке и сделать чечевичный попкорн, ммм? Подсолить его, ммм? Дорогая, как тебе такая идея?
- Не выйдет, дорогой, у чечевицы нет таких свойств, как у кукурузы.
- А откуда тебе знать, ацтеки вывели особый вид чечевицы, задолго до кукурузы и попкорна! Ты в курсе, что чечевичный Попкорн еще употреблял в пищу Тутанхамон?
- Нет, я не в курсе, - Лил все же была печальна, - она будто знала, что он уйдет потом, не смотря на все остроты и приправы, он уйдет, по комнате будет разбросан чечевичный попкорн, бутылки из-под вина будут валяться под столом. И Гумбольд будет доказывать и даже рисовать новую вселенную на стене или куске ватмана. А потом он исчезнет?
- Ты печальна будто, мне это не по нутру, ты же знаешь; вот именно печальна, не поэтично меланхолична, а печальна, как пион под дождем!
- Я пион под дождем, ты прав, дорогой, так что там случилось с терминатором?
- Ну, я даже не знаю, как теперь начать об этом, после чечевичного попкорна, тебя может еще что-либо интересовать?
- Да, мне интересно, а в новой реконструкции матрицы у терминатора будет пенис или нет?
- Нуууу, это все к разработчикам, теоритически не помешал бы, однако как показывает практика из прошлых жизней, терминатор все же был менее человечный, или можно даже сказать, что пенис ему не пригодился по тем или иным причинам; ему было некогда, война машин, людей, и биороботов. Но, думаю, да, а как ты думаешь, Лил?
- Да, наверное, пусть лучше будет, логически это расширяет поле, и ведь все стремится к полноте вовеществления, следовательно, могли бы додумать это. Особенно, если бы он мог воевать при помощи пениса, ну, там стратегический запас какой-нибудь протоплазмы или первовещества, все же разработчики могут докумекать что-нибудь по интересней, пенис важная часть! – включилась вдруг Лил.
- Лил, я думал, что тебя больше тронет и уязвит, что терминатор действует по программе.
- Ну, и пусть, действует по программе, а пенис тогда будет вирус и программный сбой! Это даже лучше, это уже спонтанность и как следствие чудо!
- Аха-ха-хах, аха-ха-ха-хах! Ты просто разгневанная Мнемозина! Дорогая! Ты в порядке? - теперь Гум разразился смехом неподдельным.
- Черт подери, ты не права на счет терминатора, у него есть чувства! Понимаешь, чувства! И слабость не контаминируется пенисом! Пойми же, наконец! Черт тебя дери уже!
- А я пион под дождем, дорогой, обо мне никто не подумал, - смотрела теперь Лил на него внимательно и строго.
- Я знаю, тебе кажется эта подтасовка извечная, но это не так, ты нужна ему, просто теперь силовые линии матрицы ужесточились, и как следствие энергозатраты возросли у всех, а он испытал это раньше, и включился режим пониженной активности и энергосбережения. Лил, это страшный опыт, на самом деле, особенно его последствия, ты совершенно не догадываешься, - опустил глаза Гум.
Лил подошла к нему, она провела рукой по его щеке и по волосам сбоку головы, совсем привычно, так шелестят листья в майскую грозу, так льет холодный дождь, ее такая спокойная чуть теплая и почти невесомая рука.
- Ты мог довериться мне, - смотрела она на него участливо, - ты мог довериться мне, - уже совсем тихо.
- Да, мог, Лил, но это ничего бы не изменило, понимаешь? Ничего бы не изменило, потому что в тебе нет той силы, которая нужна для преобразования, а ОН сильно себя потратил. И в тебе много программных аутов, которые очень сложно избежать, эти баги преобразовывают твое сознание, и оно расщепляется в итоге, это зависимость от искусственных кодов, пойми, тут не вопрос доверия, а целесообразности.
-Ты убедил меня, и я тебе поверила, понимаешь, - стукнула она ему кулаком в грудь, - ты обнадежил меня!
- Ну, прекрати, именно так тебе его не потянуть, но ОН твой друг, возможно лучший из списка, неоцененный тобой, непонятый, но не обиженный.
- Вот именно!
- Хотя ты мерзавка! Все равно! Ты редкая мерзавка, он мог и ошибиться… на самом деле, с чего всем взбрелось, что он безгрешен и непогрешим?
- Это ты мне говоришь? Лучше молчи теперь, - отвернулась она.
- Да, откуда в Вас столько беспокойства? Теперь!! Об чем речь, вообще? Лил! Проснись, это ересь, это не сон! Это то, что, не имея эссенции распыляется как аэрозоль дихлофоса, и Вы это впитываете, а потом обратно рожаете неудовлетворенные эту муть и химеры обратно!
- А я пион под дождем, мне вреден дихлофос?
- Не знаю, растения приспосабливаются, генетически мутируют и проч.
- Раньше бы ты изобразил пантомиму, или чего похлеще, а теперь вот тебе уже все равно.
- Отнюдь, ему не наплевать на тебя, однако тот вид опыта его менее интересует, сознание не может порождаться. Душа Атмана всегда чиста, а тот засор среды всего лишь наносное безумие, это даже не майя, Лил, это всего лишь одна гуна искаженного ума; она не может иметь силы как таковой, матрица не ретранслируется им.
- С тобой трудно, тебя не предугадать, Гумичко, - с досадой она смотрит ему в глаза, ища ответ теперь.
- Лил, пойми, она угадывает его, это не объяснить, однако его потухший глаз, и режим энергосбережения, который включило тело, он высокоорганизованная машина; понимаешь, контроль над Вами не дает никакой прерогативы выбирать дальнейшее распознавание, но Вы свободны, это должно быть приятно! Свобода наивысшая добродетель, в той мере, в которой ее способен постигнуть человек; она дана ему, как и смерть, как и жизнь, другой вопрос, куда направлен вектор познания, Лил.
(23.07.2020 г.)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

#28 Пользователь офлайн   Ярослав Иконка

  • Авангард
  • PipPipPip
  • Группа: Авторские форумы
  • Сообщений: 1 054
  • Регистрация: 29 июня 08

Отправлено 16 мая 2021 - 20:39

Лил, я научу играть тебя в кулачки

Когда-то Флобер, описав мадам Бовари, да, определенно он создал архетип скучающей женщины, мадам Бовари, она ждала, и она размышляла, и она была интересна, интересна своим внутренним поиском, своим активным молчанием. Гум теперь размышлял о Лилит, ведь это совершенно иное, да, он бы мог приписать себе авторство, и все же он теперь думал, что и его она создала; это может показаться странным, ведь персонажи не могут вовеществиться, и все же Лилит была реальна. Она была реальна там, где метафизика сна прерывалась, и она не была выдумана им, он лишь воссоздал какие-то отдельные элементы, совершенно разрозненные, он понимал, что целая пропасть лежит между классическим повествованием и тем, как он внедряется в описательный предмет; это просто другой жанр, более короткий и насыщенный, и он спрашивал себя, зачем тянуть жвачку сто или двести страниц, с тем, чтобы явить в итоге убогость какой-то тривиальной схемы, нет, Лилит была пропорцией и актом одновременно; стоило ей возникнуть, как становилось уже жарко, или ветрено. Лилит этого не осознавала, она просто плыла по течению, вслед за пером, куда пошлет ее взыскательное перо, туда и плыла Лилит. Вот и теперь возникшая пауза не исчислялась каким-то реальным временем, или подобием последовательности, даже больше, схема восприятия работала четко и осознанно без фактора времени. И все же некоторые данности изменились. Лил теперь также желала одушевить предмет по ту сторону реальности.
Гум был на редкость проницателен, и все же он порой делал обычные ошибки, да, он как все ошибался довольно часто, но при этом некое потустороннее эго его охраняло и водворяло статус-кво. Лил же, такое чувство вообще, не внедрялась в происходящее, и это его начинало беспокоить, «какого черта она творит?», думал Гумбольд, «Лил, это чертова провокация, и эти 36 долларов, это еще более хреновая провокация». И вот он появился на пороге ее квартиры с букетом ромашек. Лил смерила его отсутствующим взглядом и будто спокойно, однако это было спокойствие тени; она ничего не говорила, и все же впустила его молча, будто ждала заранее. Так странно и почти без эмоционально, потом заварила чай, молчание могло продлиться еще вечность, и все же Гум нашел удобный момент выказать ей свои опасения, но прежде всматривался в ее бледный профиль, согнутую в локте руку, кисти скользящие в пространстве. «Сэлинджер закончил свою писательскую карьеру в сорок, у него была мировая известность, а он поселился в лесу, занялся духовными практиками и дожил до 91 года», - успел подумать он. И вот он нашел момент и обратился к ней:
- Лил, я беспокоюсь с тех давних пор, и ты расстраиваешь «папочку», это нехорошо и это опасно, - как-то лаконично подвел он итог каким-то своим наблюдениям.
Лил продолжала молчать, она вовсе не сопротивлялась, и было какое-то равнодушие в ее движениях и все же глаза ее блеснули вдруг, нет, это не было игрой, теперь будто реальность ее оглушала, бия молотом в самое темя, и все же она будто была в стороне, молот бухал где-то рядом (дорожные работы).
- И с чего столько беспокойства? Кораблик отчалил, траур окончен, все хорошо, дорогой! Энергии стремятся к равновесию в этом мире, об этом заботиться не стоит, разве нет, - пыталась быть бойкой Лилит, - цинично спокойно отозвалась она.
- Кораблик летучий, и судя по всему, равновесие твое очень шатко теперь, и меня это беспокоит, я читал твои записки из великого «ничто», знаешь, я даже решил перечитать Ницше, мне кажется, ты совершенно теряешь нити реального, - напирал Гум.
- А что мне прикажешь делать, Гум, мы улетаем туда, откуда нет возврата, эфир текуч, и нам пора домой, разве нет, дорогой? Хих, - Лил начинала припоминать себя, однако это было столь резко, что походило на истерику.
- Послушай, не делай обывательских ошибок, вообще, вот надо бы тебе напомнить кое о чем, ты судишь по вершкам, Лил, этот выбор не твой и не мой, есть могучие архонты, они вершат некое космическое постоянство, и, отказываясь от него, мы сильно рискуем, бездна нас поглощает.
- Ну, ты и зануда, сказал «а», говори «бэ», и о каком постоянстве ты говоришь? – Лил, начала выходить из себя, - здесь пострадавшая сторона я, и ты сам все обозначил, а теперь паришь мне о космическом постоянстве?!
- Это не то, о чем ты могла подумать; ты подвержена эмоциям и фрустрациям, была некая более серьезная задача и проблема, и я должен был решить ее, понимаешь, это некое перераспределение магнезии, и Лунный камень почти восстановлен теперь.
- Ахах, аха-ха-ха, - теперь истерика начинала ее накрывать с головой, - Гумичко, ну, ты кадр, ты вот так уходишь, черт знает куда, возвращаешься, и читаешь мне нотации при этом о магнезии и Лунном камне?
- В земном представлении примерно так, твоя эфемерная временность пострадала незначительно, однако эффект очень глубокий теперь, и если ты возьмешь себя в руки, то осознаешь куда более ценные вещи, потому как твой эфир очень нестабилен, и правда, ты должна мне верить, - смотрел на нее пронзительно Гум, - это мост через миры, как хочешь назови.
- Мост? Ты измучил меня, Гум, не понимаю, чего ты добивался.
- Свободы, мне это нужно было, мне нужна была защита, и сейчас нужно покровительство, а ты ведешь себя поразительно не мудро, тем более в мире химер, ты не обретешь себя, Лил.
- Хорошо, предложи мне теперь новую трактовку происходящего, - равнодушно она подвела разговор.
- Давай сыграем в одну игру, это древняя игра, ты не можешь ее знать, вернее, ты ее не помнишь в своей земной ипостаси, когда-то давным-давно ты играла в нее далеко отсюда, Лил, - с надеждой произнес Гум.
- Как интересно, - вскинула она одну бровь, - что это за игра такая?
- На самом деле игра довольно проста, и называется кулачки, - спокойно сказал Гумбольд.
- Что? Кулачки, ты шутишь? Аха-ха-хах,- Лил, опять распирала истерика, - Гум, ты не изменился, ты чертов шельмец, вот так заявиться, чтобы что? Поиграть в кулачки?
- Да, поиграть в кулачки, Лил, только и всего, - Гум теперь был растерян не меньше и все же он надеялся, что у него получится, по крайней мере, это был программируемый ход, и он срабатывал, их учили этому когда-то.
- Ну, хорошо, кулачки так кулачки, дорогой, - Лилит согласилась, как-то нехотя и недоверчиво, - и что нужно делать? – взывала она.
- Кажется, мне нужны твои кулачки, нужно их вот как-то прикрыть или обхватить, - терялся Гум.
- Так ты и сам не знаешь, Гум, что происходит, ты скажешь мне, наконец?
- Я не уверен, просто нужно играть по инструкции, и все должно сработать, понимаешь меня?
- Не совсем, вот, - Лил сжала руки, и протянула кулачки ему!
Гумбольд теперь смотрел на нее, вновь доверчивую, нужно было перенастроиться внутренне, он боролся с собой, и вот сделал несколько медленных вдохов, взял ее кулачки бережно в ладони, и в следующее мгновение сцепил пальцы в замок поверх кулачков, так что подушки его пальцев, сомкнулись на ее запястьях:
- Кажется так, Лил, - она смотрела на его действия с любопытством.
- И что дальше?
- Нужно сконцентрировать внимание, ты должна почувствовать что-то огромное внутри, громадное.
- Но я ничего ни чувствую, дорогой, - призналась Лил.
- Подожди, не спеши…
Гум теперь прикрыл веки, он сконцентрировал ум, волю и сердце на внутреннем пространстве и будто замкнул кровоток на кулачках, теперь жар сердца его прожигал сквозь пальцы ее руки, и вот это кольцо стало почти осязаемым, Лил, же впилась глазами в его руки.
- Что это? – она, вопрошая, вглядывалась в Гумбольда, однако его лицо застыло в неподвижной маске, и вот Гум открыл медленно глаза, и отрешенно взглянул на Лилит. Видение охватило ее тотчас, и она глубоко вздохнула, чуть не потеряв сознание, однако Гум плотно поддерживал ее за кулаки.
- Ааааааааах, - зрачки ее расширились, тело обмякло, и резко вздрогнув, она пришла в себя, потрясенная энергетической волной.
Гум медленно разжал руки, Лил так и сидела со сжатыми кулаками, и он слегка ее погладил по кулачкам.
- Все хорошо, все прошло успешно, Лил?
Лил теперь будто после электрошока, и все же начинала переваривать полученный опыт, Гумбольд едва улыбался, ему было курьезно наблюдать это, он не мог сдержаться. Лил, же удивленно и, пытаясь трезво расценить происходящее, теперь сверлила его глазами:
- Гум! Ты видел это? Там все вращается, там все такое яркое, огромное, Гум? – вопрошала Лил, - как ты это делаешь? Что это?
- Это не я, Лил, это делаешь ты, вращаешь вселенные, я лишь показал тебе твое эфирное тело, - Гум продолжал улыбаться.
Лил, совершенно потеряв самообладание, лишь взмахнула руками:
- Это так страшно, Гум! Так непостижимо, ты опять меня дурачишь, скажи? – смотрела она на него влажными глазами, - ты издеваешься надо мной?
- Нет, ну, что ты, - он притянул ее за плечи к себе, - нет, что ты, Лил, просто ты далеко не все помнишь, поэтому для тебя это большой стресс, вот и все, дорогая.
Лил слегка успокоилась, а Гум тем временем гладил ее по спине теплой рукой.
- Чему ты радуешься, тебе это совершенно неважно будто? – Лил осмелела.
- Нет, я просто пытаюсь сопоставить реакцию и трансформацию сознательной сферы пересечения эмоциональной компоненты с моментом постижения и когнитивной функцией рудиментарной памяти.
- Скажи, там все такие дуболомы, - уже бесилась Лил, - это нормально по-твоему?
- Знаешь, ты права, стражникам не прививают многие функции рудиментарной памяти, то есть, они не должны чувствовать и осознавать происходящее, и тем более соотносить этот материал памяти с образами. Иначе передающий источник их перестанет распознавать.
- Аааа, - уже дразнила его, Лил, - источник это самое главное, источник и ключ?
- Неплохо, хотя и не идеально, - закончил Гум, - генерация памяти включится через несколько дней.
- Гум! Нет, хватит, хватит, - она схватила его за ухо и потянула к себе, - нет, никакой памяти, не хочу, не хочу, - и теперь она целовала ему губы, - как можно быть таким?
Гумбольд слегка уклонился от ее поцелуев и все же поддержал ее бережно под локоть и за плечо.
- Лил, я такой, потому что должен сохранить тебя, а ты ставишь под угрозу шаткое равновесие и космическое единство сущего.
- Нет, они там сбрендили, кого они присылают, - деланно возмущалась Лил, - ты раньше был другим, это инструкции, так тебя отшлифовали, помнится мне…
- Это заблуждения, Лил, все в плену у медиативных иллюзорностей, твоя когнитивная функция рудиментарной памяти будет восстановлена, просто доверься мне.
- Бабушка надвое сказала, - сказала Лил, и выскользнула из его объятий как кошка.
- Лил, пойми, это серьезные вещи, тебе нужно осознать это, а не бахвалиться собой.
- Я заметила это по твоим смешкам, и ты сам исчез, почему я должна тебе верить теперь, и твоим фокусам?
- Не должна, но ты страдаешь от этого, я вижу это, тебе кажется, будто тебя оставили.
- Откуда такая осведомленность, и вообще, ты не похож на Гума, ты другой, тебя подменили, и я тебя не узнаю, - капризничала Лил.
- Ну, перестань, я тот же самый, просто ты в плену собственных иллюзий, это защитная функция памяти, ты не можешь отказаться от модели субъективной значимости, но это лишь преходящая временность рудиментарной памяти, и ее нужно очистить.
- Я не понимаю тебя, лучше поцелуй меня как раньше, тогда я сравню и решу, кто ты.
- Нет, этим ты закрепишься в иллюзорности личностной позиции, и процесс будет тормозиться на стадии когнитивного диссонанса. Пойми же, наконец, я проделал такой длинный путь ради тебя, Лил.
- Значит все-таки очистка памяти? – скривила губы Лилит.
- Да, Лил, очистка, это по инструкции, мы теперь будем следовать инструкции, корнишон мой сердобольный!
И Лил вздохнула, и как после глотка шнапса слегка поморщила нос.
(27.04.2021)
Авторский Форум: http://igri-uma.ru/f...p?showforum=201
0

Поделиться темой:


  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей