ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: «Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами). - ЛИТЕРАТУРНО - МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 4 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

«Триумф короткого сюжета» - реализм, рассказ о жизни или о любви (до 15 тысяч знаков с пробелами). Конкурсный сезон 2020 года.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 982
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 15 сентября 2019 - 22:41


Номинация ждёт своих соискателей с 1 октября до 20 января включительно.
Подробно о порядке участия в конкурсе в объявлении,
здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=5454

Прикрепленные файлы


0

#2 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 12 октября 2019 - 23:23

1

ЛЮБОВЬ СКВОЗЬ ГОДЫ, ВРЕМЯ И РАССТОЯНИЯ

Начало лета. Красивый, утопающий в зелени и цветах небольшой провинциальный городок. Городок детства, счастья и будущей любви. Позади школьные годы, впереди целая жизнь, жизнь надежд, открытий, новых незабываемых встреч. Целая жизнь для неё, обычной девушки с чувственной душой и доверчивым сердцем, как и все мечтающей о любви. Той единственной, одной на всю жизнь, такой, как в учебниках и романах.
В очередной раз взяв в руки сборник стихов местного поэта, она ощутила осторожный, но требовательный стук в сердце, как будто долгожданный ребёнок своими первыми ударами, сообщал о скором появлении. Потому, что в его стихах она ощущала запах трав, видела «ветер, бегущий навстречу рассвету» и «солнце, разливающее ливнем свои лучи», и «золотую звезду, указывающую путь к колдовской любви, шатающей озёра сердец». И слышала «мысли, рождающие легкокрылые слова». Его поэтические образы будоражили чувства, кружили голову и в её душе готовились, как птенцы к своему первому вылету, рифмы, строки будущих стихотворений.
Он не знал о её существовании. Она шептала его имя и вглядывалась в его фотографии. Он купался в творческих победах, Она следила за его успехами и боялась подойти, боялась своей любви и разницы в возрасте. Но словесная музыка её сердца звучала всё громче и громче, отголосками доносилась к Нему. Они встретились. Робкую, несовершенную мелодию первых произведений Он посчитал забавной, имеющей право на свою тихую жизнь. Она несмело попросила автограф и окрылённая «самыми светлыми чувствами и добрыми пожеланиями» вернулась в свой мир, мир чувств, надежд и стихов. Ведь стихи- это маленькая точка соприкосновения с Ним. В них они оба были искренними, беззащитными, раскрывали свои сердца и говорили о своих чувствах. Она ему:
«Блестят дождя слезинки на желтеющей листве,
Ты посмотри, ведь это я.
Боюсь упасть и не отыщешь ты меня в траве,
Подставь ладонь, возьми меня!».
А Он, не ей, другой, иногда реальной, иногда вымышленной:
«Мы с тобой – и всё вокруг любимо,
И мечты перерастают в явь.
Мне твоё нашептывают имя,
Стебельки влюблённых в небо трав».
Она мечтала:
Сидеть вдвоём до самой темноты.
С корицей кофе, плитка шоколада,
Ведь счастье - это если рядом ты.
Такой родной! И я - с тобою рядом.
Словами добрыми тебя я обниму
И поцелую страстно нежным взглядом…Люблю и без тебя дышать я не могу.
А большего, поверь мне, и не надо.
Много раз перечитывала его поэтические сборники со скупыми строчками автографов, которые желали «весенних предощущений», вдохновляли «на всё лирическое и доброе», призывали к «неумирающей любви». А любовь и не собиралась умирать, она жила своей скромной, тихой жизнью затворницы, смерившейся со своей судьбой. Не слыша, не понимая подсказки этой судьбы.
Замуж вышла за человека с таким же именем, как у него. А он был женат на девушке, носящей её имя. Кто то невидимой нитью связывал их имена, но не с людьми, носившими их. Семейные узы разрезал нож измен, оставив в сердцах раны и разочарования. И снова оголялись души в стихах ища понимания.
«Я порою, как над трудной строкой,
Размышлял над судьбою, над грешною,
И дымилась звезда надо мной,
Пепелищем любви отгоревшей»,- говорила его Душа.

А её Душа кричала:«Не жила, хоть жила,
Травой под ногами была.Не цвела – отцвела,
Облаком вдаль уплыла».
И всё продолжалось сначала. Он жил в её сердце, а Она в списке его друзей. Они старательно расходились, но судьба сводила их вновь и вновь. Возможно, судьба знала больше, чем они.Шли годы, старели тела, а сердца рвались, как птицы в высь, ища счастье и любовь. Но снова настигало разочарование и боль. И то, что казалось ему «чувствами и взаимной любовью звалось, оказалось таким же искусственным, как и цвет твоих чёрных волос». А Она «сердце раскрыв своё как плакат», расстилала «скатерть своей жизни», «растворялась в звуках и красках» для другого. Это длилось до тех пор, пока её «память болью до краёв полна» не напомнила об ушедшей молодости, о недавнем свидании со смертью и желании быть с ним. И она решилась через много лет, через расстояния и годы, разделявшие их, рассказать о своей любви. Завязалась в инэте переписка, обычные поздравления превращались в робкие признания и интерес с его стороны. И снова судьба более настойчиво и громко давала свои подсказки. А она, едва их слыша говорила: «Я вся страданье и мольба, танцуй судьба, танцуй судьба!». И судьба танцевала, радуясь её возвращению в родной город, первой романтической встрече с Ним, первому поцелую и теплу его нежных рук нашедших «её тоскующие плечи». Она говорила на разных языках о своей любви:
«Я довго так тебе чекала,
І тіло не жило, душа була пуста,
Медові губи скрізь шукала,
Щоб поцілунком пробудив мої вуста».
А Он удивлялся: «Мы неведомо как шли навстречу дорогами долгими, но пойму, сокращая всегда разделявший нас путь».
Она отвечала:
«Ти- човен золотий в океані ночі, Я –на хустині неба зорь зелені очі». Ждать. «Хотя когда тебе за шестьдесят, то ты не прочь ещё влюбиться», несмотря на то, что «воздух поздних чувств слегка горчит».

А Она начала жить по настоящему, в городе Сказка, на улице Любовь. И для этого достаточно было слышать его голос, прикасаться к нему, целовать волнующие губы.
«Хочу с тобой я целоваться под дождём, Ни на секунду губ не отпуская,
Тела стирать и души в нём,
От прошлой боли каплями желания лаская».
Продолжала с жадностью, как Библию читать его стихи, считала часы и минуты до новой встречи. А видя его теряла голову, тонула в серо- голубых глазах и верила, что когда то услышит: «Хорошо, что мы снова вдвоём» и «когда приходишь ты светлеют будни и на душе становиться уютней». Ему же достаточно было того, что она могла запросто приходить в его квартиру и запросто читать стихи», лечить сердечные раны «белым бинтом листа», опасаясь «словесных сквозняков, чтоб не озябли чувства». Она надеялась, что он будет «всегда согреваться горячим и верным дыханьем её, на пульсе собственном считать удары её сердца». А Он надеялся, что будет «встревоженную музыку шагов переводить на музыку свиданий». И оба знали, что она на «відстані його відчує серця дотик», а Он, что будет «мир с названьем «Мы». Мир, где от любви вырастают крылья и уносят в небеса счастья и страсти. Мир, которому неподвласно время, годы и растояния. Мир, как отдельная галактика нежности, ласки, любви.


0

#3 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 13 октября 2019 - 22:46

2

КАТЕРИНА-САННИЦА


Прошло Ввведение с пробным заездом на санях, настал день Катерины-Санницы. Вот тут-то и началось настоящее катание на санках да салазках. На Екатерининских гуляниях парни и молодые мужчины, демонстрируя свою удаль, устроили прямо-таки настоящие перегоны. Поглазеть на эти перегоны собралась все деревня, все местные девки вышли, чтобы высмотреть себе суженых, да половчее, поудалее.

- Вон, смотрите, смотрите, - указала маленьким розовым пальчиком на салазки, несущиеся впереди всех с высокой заснеженной горы, взвизгнула Аксинья, - мой-то, Володька, каков! - девица от радости звонко захлопала в ладоши, глядя, как любимый лихо уходит от преследователей, оставляя за собой только столбы снежных брызг.

Разрумяненное от легкого морозца лицо юноши расплылось в довольной улыбке. С победными выкриками и радостным улюлюканьем победитель заезда въехал в людскую гущу. Он резко потянул за веревки, натягивая их до предела, чтобы остановить салазки. Санки тот час же развернуло боком, Володька не удержался и вылетел из них в мягкий пушистый сугроб, зарывшись в нем носом.

Запыхавшийся, весь в снегу, раскрасневшийся, но довольный собой юноша гордо поднялся на ноги;

- Эй, народ, - зычным голосом прокричал он, - смотрите на меня, я ж говорил, что ловчее меня на селе никого не сыскать! – Володя с гордостью ловил на себе восхищенные взгляды местных девиц.

В ответ радостно визжащая стайка местных девчат окружила победителя заезда. Девки хлопали в ладоши, и шумно треща между собой, расхваливали наперебой Володьку:

- Какой же ты, Вовчик, сильный! – толстощекая разбитная деваха вцепилась своими толстыми ручищами в руку юноши, пытаясь нащупать под толстой зимней телогрейкой железный бицепс молодца.

- Ага, - в подтверждение ее слов, Владимир начал демонстрировать свою молодецкую силу, согнув руку в локте так, чтобы напрячь на ней все мускулы.

- Ах! – из девичьей груди толстухи вырвался томный вздох.

- А какой же ты, Володечка, ловкий! – тут же с другой стороны к парню подскочила высокая нескладная девка, хлопая звонко в ладоши и подскакивая от счастья на месте. – Ловчее всех!

- А то! – высоко задрал нос от очередной похвалы победитель.

- А красивый ты какой! – с этими словами коренастая рябая деваха повисла на шее у Владимира, из ее груди вырвался томный стон.

- Ах так значит, - глядя на шумную толпу девиц, зло топнула ножкой Аксинья, она обижено надула алые губки, на глаза навернулись слезы.

Возлюбленный так увлекся чужой лестью, что и не обратил внимание на ту, чье сердце билось только ради него. Ведь только она на самом деле знала, что ловчее, сильнее, красивее и умнее его на всем белом свете нет. Девица всхлипнула, и чтоб никто не видел ее слез опрометью бросилась прочь.

Как только Аксинья скрылась за поворотом, тот же час Владимир перестал дурачиться. Он отдернул руку, пытаясь высвободить ее из цепких пальцев толстухи, которая так и впилась коготками в напряженный бицепс юноши. Отодвинул от себя долговязую девицу, которая все еще скакала на месте возле него. Володька еле-еле вырвался из жарких объятий рябой разбитной девахи. Юноша отмахнулся от назойливой стайки девчат, довольный тем, что его Аксинья от ревности места себе не находит.

Тем временем, заливаясь горькими слезами, девица кляла на чем свет стоит свою несчастливую женскую судьбу:

- Ой, маменька, - причитала Аксинья навзрыд, - может, зря я на Володьку надеюсь? Не возьмет он меня в жены. Вон, сколько девок за ним бегает, я ему не пара! – девушка громко шмыгнула носом и с надеждой заглянула матери в глаза.

«А вдруг мать совет даст, успокоит!»

- Ну, будет тебе, дочка, будет, - женщина ласково провела рукой по темным, заплетенным в тугую косу, волосам дочки, - любит тебя Володька, любит. Просто цену себе набивает. Хочет, глупая, чтоб ты за ним бегала, да ревностью себя изводила! – на материнском лице заиграла горькая улыбка.

- Что ж мне, маменька, делать? Как узнать возьмет он меня в жены?- девичье сердечко бешено застучало. – Если б знать, что и он меня любит так же, как я его, а не просто забавляется. – тяжкий вздох раздался по дому.

- А ты, Аксиньюшка, иди в сад да срежь там веточку с вишни и поставь ее в воду.

- И что? – удивленно захлопала ресницами девица.

- Вишня, - мать подняла поучительно вверх указательный палец, - она тебе всю правду расскажет да покажет, что ждет тебя!

- Как расскажет? – недоуменно Аксинья от услышанного раскрыла рот.

- А ты, дочка, наблюдать за вишневой веткой буешь. Если ко дню святой Меланьи зацветет, то и судьба твоя девичья цвести будет.

- А коли засохнет? – пробормотала девка. – Что, что тогда будет?

- А засохнет веточка – значит отвернулась судьба, не быть тогда с любимым! – мать медленно направилась к выходу, оставив позади себя оторопевшую дочь.

Пусть дочка сама побудет, подумает, да и решит, хочет ли она судьбу свою узнать, ведь с любимым мужем и зимой не стужа!

Недолго думая, хоть и боязно было, но все же решилась девушка погадать. Она быстро выбежала за порог. В саду, среди озябших заснеженных деревьев, отыскала Аксинья одинокую вишню, срезала с нее аккуратно веточку, принесла в дом, в воду поставила. С тех пор каждый день разглядывала девушка веточку, пытаясь увидеть зарождение цвета. Но, ветка так и оставалась пустой, ни почек, ни листочков. С каждым днем надежда девки таяла на глазах, нагоняя отчаяние. Да и Володька все это время не захаживал, словно дорогу к Аксиньиному дому забыл.

Рано утром, открыла глаза девица от кружащего голову, пьянящего вишневого аромата, стоящего в ее светелке.

- Что за чудо?! – спросонья подумала она, потирая слипшиеся ото сна глаза.

Девица потянулась, сидя на кровати, да так и замерла с раскрытым в зевке ртом. Вишневая ветка, на которой еще вчера и почек не было, сегодня цвела пышным цветом.

- Как такое возможно? - не успела Аксинья найти ответ на этот вопрос, как в ее комнату ворвалась взволнованная, но радостная мать:

- Все лежишь, дочка? А между прочим, там к тебе твой Володька сватов прислал! – мама хитро подмигнула дочери, глядя на вишневый цвет. – Я ж говорила тебе, Аксиньюшка, вишневая ветвь всю правду откроет!
0

#4 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 10 ноября 2019 - 00:32

3

МОЛИТВА


Леся и Максим поженились поздно: учились, устраивались в жизни – делали карьеру, приобретали недвижимость…
И вот уже им по тридцать!
Поженились не по любви – по дружбе. Бывает и так…. Много общего: интересы, увлечение – любили путешествовать….
Родители Максима жили далеко, а Леси – в этом же городе, только отдельно: у отца своя семья, у матери – своя. Встречались редко, один-два раза в год, как в Европе.
Вскоре молодые обменяли две квартиры на одну с доплатой и открыли своё дело. Правда, шло оно не так успешно, как хотелось, но они набирались опыта, учились на своих ошибках, и надеялись, что со временем всё образуется.
В тридцати километрах от города жила бабушка Леси, у которой внучка гащивала в детстве и очень с ней подружилась.
Супруги навещали старушку, но удавалось это им нечасто, в основном осенью, когда в саду и на огороде созревал урожай.
Вот и в этот раз на новеньком внедорожнике отправились в деревню. Бабушка сильно сдала, еле ходила, не так суетилась при встрече гостей. В общем, годы….
По приезду в город Леся позвонила матери, рассказала о состоянии бабушки и добавила:
– Мама она не переживёт этой зимы! Тебе надо забирать её.
– Забирать? Ты что? Ещё чего не хватало! Да и Гена против этого. Ты хочешь лишить мать семейного счастья? Личной жизни? – возмутилась она.
– Что же делать?
– Найми кого-нибудь. У вас же деньги есть!
Леся не забыла, как в детстве бабушка рассказывала ей сказки, пела песенки, целовала на ночь – словом, все те нежности, которых она не видела от матери. Поговорила с Максимом.
– Делай, как знаешь. Надеюсь, она не сильно нам будет мешать своими нравоучениями.
– Нет-нет! Ты ещё не знаешь бабушки. Она очень тактичная, да и вообще, бабушка мне даже ближе, чем мама.
По первому снегу поехали в деревню. Дверь изнутри была не закрыта. В доме холодно. На кровати под двумя одеялами лежала высохшая старушка.
– Бабулечка, дорогая, да ты совсем замёрзла! А мы с Максимом приехали за тобой!
– Куда мне? Умирать я собралась, Лесечка. Хорошо, что вы приехали, хоть попрощаемся.
Как не отказывалась старушка, внуки собрали кое-какие вещи, одели.
– Икону, дети, икону захватите! У вас же нет. Перед чем я молиться буду-то?
Привезли бабушку в город, вызвали врача. Он сказал, что у неё истощение организма, возрастные изменения. Выписал лекарства, при этом добавил:
– Внимания ей не хватает, заботы и любви близких.
Жила старушка у внуков тихо и незаметно. Мало ела, много молилась. И была у неё лишь одна просьба – купить свечек да изредка отвезти в церковь.
Со временем молодые заметили, что состояние её улучшилось, здоровье поправилось. Да и повеселела бабушка – о смерти больше не вспоминала. Появилась у неё и приятельница, соседка, с которой у неё нашлись темы для «божественных» разговоров.
Кстати, у молодых дела тоже пошли в гору, наладились отношения с партнёрами, стала видимой прибыль. В общем, жизнь удавалась по всем направлениям. Даже мать стала звонить чаще, вроде как заглаживать свою вину..
Но к весне старушка засобиралась домой.
– Куда, ба? Разве тебе плохо у нас?
– Нет, у вас хорошо, тепло, но дома, как говорится, лучше.
– Да чем же?
– Как ты, Лесечка не понимаешь?! Земля начнёт поспевать, дух от неё пойдёт! Сеять надо. Что ж огород без меня зарастать бурьяном будет? Нет, не могу я без этого.
– Смешная ты, бабушка. Неужели за долгую свою жизнь ещё не наработалась?
– Привычка, Лесечка. Старую собаку новым фокусам не научишь, – улыбнулась старушка.
Подобные диалоги повторялись всё чаще. Делать нечего, Как только потеплело, внуки собрали вещи, накупили впрок продуктов и отвезли бабушку в деревню.
Удивительно, её, такой тихой и незаметной, стало им не хватать. Да и дела застопорились, не с того, не с сего, между супругами начинались споры да ссоры. Позабытые обиды почему-то всплывали. Леся даже плакала несколько раз.
Однажды пришла соседка тётя Дуся, та самая, которая в отсутствии внуков частенько проведывала старушку.
– Здравствуйте, соседи! И что это вы всё шумите?!
– Да так, – смутилась Леся.
– Я вижу, – глядя в её заплаканные глаза, понимающе кивнула тётя Дуся.
Леся виновато опустила голову. Максим ушёл в комнату и сердито закрыл за собой дверь.
– Давно бабушку навещали?
– Не ездили ещё. Работа…– оправдывалась внучка.
–Я слышу, какая работа. Стены тонкие. Ругаетесь всё.
– Да, что-то не ладится у нас, тёть Дуся, – Леся всхлипнула.
– А вы съездите к бабушке. Может быть, и ссориться перестанете.
– Причём здесь бабушка? У нас с Максимом споры по бизнесу. Он мямля. Да и всё идёт не так.
– А ведь я знаю, почему не так.
– Почему? – Леся заинтересованно посмотрела на соседку. – Ну, говорите, если знаете? – Она нетерпеливо сжала пальцы.
– Бабушка за вас каждый божий день молилась, деточка. А теперь нет молитвы в вашем доме. Ты заметила, когда нелады у вас пошли?
– Да сразу после отъезда бабушки! – Леся изумлённо посмотрела на соседку.
– Вот!
– Неужели это правда!
– А ты как думала?
– Что же нам делать?!
– Или бабушку обратно забирайте или сами молитесь, – усмехнулась тётя Дуся.
0

#5 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 18 ноября 2019 - 18:57

4

«Кому на Руси жить хорошо…»


/Конструктивный рассказ/

Эх, до чего же хороша жизнь в русской деревне! Зима. На полях лежит белый, искрящийся на солнце снег. Окна с утра мороз так причудливо разрисовал, что хоть картины с них пиши. На деревьях такие тончайшие кружева сотканы, глаз не оторвать. А воздух, какой! Дышишь, и надышаться не можешь. Посмотришь в сторону леса - «тишь да гладь, да Божья благодать».
На дворе стоит зима,
А в хоромах лето.
Эта чудная пора
На Руси воспета.
Что еще человеку надо? Чего не хватает, самому создать можно. Человеческим возможностям предела нет, было бы желание.
У меня поставлен хороший бревенчатый дом, такой, чтобы и на внуков хватило, широкий двор с надворными постройками. На подворье скотинка и птица домашняя имеется, ни много ни мало, а пяток поросяток держу, пару овец да коровку-кормилицу, кроме того - пять десятков кур да по десятку гусей, уток и индеек. Семью кормлю, а излишки на рынок отвожу. Вокруг дома - большой сад с огородом. В саду небольшой пчельник в три домика. Плодовые деревья и кусты уже выросли и обильно плодоносят летом. Всего хватает, все трудом дается. «Не потопаешь и не полопаешь». А труд такой мне в радость. Вся семья приучена к труду крестьянскому. И причем тут санкции? Я их даже не чувствую. Правда цены на продукты и корма для животных и птицы растут неимоверно, соответственно и мясо на рынке дорожает. Но на моем бюджете это мало отражается. Почти все свое есть. Даже хлебушек жена сама печет. Она на это большая мастерица. Такие пышные и вкусные караваи получаются просто объедение. Во всем доме хлебный дух стоит. А если пирогов напечет, так на столе настоящий праздник! Сын с дочкой радуются, да и я не прочь полакомиться. Стол всегда обильный, но простой. Все свое, домашнее. Пищу, жена готовит вкусную, наваристую из печи. «Щи да каша - пища наша». Картошечка с мясом, соленья всякие на стол ставятся: капуста, огурчики, грибочки. Без квасу трапеза не обходится. Квас медовый у нас, ядреный. Дети молоко любят. Одним словом - здоровая пища, деревенская. И мы сами, слава Богу, здоровы. Вот так и живем. Про Бога не забываем. Без молитвы никуда. С каждого дохода, как в старину принято, денежку в храм Божий несем. И нам Бог воздает сторицей.
Прибавляется, растет
Живность на подворье.
Создается все трудом,
Было бы здоровье.

Перед Крещеньем решил я забить кабанчика да десяток индеек и отвезти на рынок. Жена яйцо от птицы собрала. Запланировали обновки детям купить да запчасти к моей «ласточке» приобрести кое-какие.
Встал раненько поутру,
Заложил «линейку».
И на рынок покатил
Продавать индейку.
Снежок кружился в воздухе, плавно ложась на землю. Небольшой морозец освежал дыхание. Я улыбался, предвидя удачное осуществление всех своих планов.
Скоро движется мой «конь»,
Вдаль летит стрелою.
В унисон поет движок
Заодно со мною.
Уложил битком «возок»
Парным свежим мясом.
Мой особенный продукт
Тянет «экстра-классом».
За спиной сопит жена,
Дремлет на сиденье.
Скоро праздничные дни,
Близится «Крещенье».
И погода хороша,
И легка дорога.
Замечательный настрой,
Все дано от Бога!
Наконец показались постройки пригородного поселка. Улицы еще были пустынны. Люди отдыхали после трудовой недели. Дороги своевременно расчищены. Было тихо.
К рынку лихо подкатил,
Выгрузил супругу.
Решил цены посмотреть
И пошел по кругу.
Заплатил за место на прилавке, за весы, за клеймение, за разруб мяса и это обошлось в кругленькую сумму. Пока жена раскладывалась, я уточнил цены на свою продукцию.
От различного товара
Ломятся прилавки.
Снова цены подросли, -
Выросли прибавки.
За индейку - по шестьсот,
Обдирают чисто.
Я по-Божески решил,
И поставил - триста.
Ради праздника святого,
С добрым коньячком,
Пусть полакомятся люди
Нежным шашлычком.
Решил, - сделал! Нарисовала жена на этикетке цену крупными цифрами, чтобы издали видно было, и стала ждать покупателей. А мясо такое аппетитное у нас, - пласты розовые, сахарные. Красота! И сам я, довольный, нахожусь поблизости, голова вверх, как гусь лапчатый, переминаюсь с ноги на ногу.
Грудь вперед, в карманах руки,
Нос, задрав немножко,
Ровно меряю шагами
Гладкие дорожки.
Смотрю, у соседей мясо красное какое-то, не видное, а очередь стоит. Что-то беспокойно мне стало. Пошел дальше. Народу много, к прилавкам не подойти. Предпраздничные дни стоят. Зимой вообще людям хочется поплотнее покушать, а тут еще праздник за праздником. Да праздники, какие, чисто наши, славянские. Прохаживаюсь не спеша, рассуждаю молча.
Телефон запел, жена
Вдруг кричит визгливо:
У меня торговли нет,
Возвращайся живо!
Прибежал. Смотрю, - вокруг
Так народу густо.
У прилавка моего
Чистенько и пусто.
Я растерялся. Гляжу по сторонам, везде бойкая торговля идет. Наши соседи услужливо улыбаются покупателям и едва успевают денежки считать, да все большими купюрами. У меня размена просят. Так обидно стало, хоть плачь.
Слева, толстенький сосед
Едва успевает.
Справа, тоненький сосед
Денежки считает.
От волнения вспотел,
Не пойму в чем дело.
А супруга зло шипит:
Меняй цену смело.
Подошел один грузин,
Прогудел: «папаша,
Видно мясо « твой плохой!»
И потопал дальше.
Дама в шубке дорогой
Наклонилась низко.
Длинным носом повела:
«Опасаюсь риска!»
Но когда старенькая бабка стала копать вилкой мою продукцию, обнюхивая каждый пласт, я не выдержал. Снял этикетки и порвал. Бабушка удивленно уставилась на меня:
- Наверное, сынок, подешевле будет? И правильно, правильно! Что зря добру пропадать?
Тут и лопнуло терпенье.
Все, решил, достали!
Не хотите брать по триста,
По шестьсот поставим.
Подал знак своей жене,
Лучше б на печи лежал.
А в душе осадок горький,
Зря, знать цену понижал.
Немного постоял на улице, освежился, а на сердце все равно тревожно. Зашел в павильон, смотрю, у супруги очередь стоит, а у соседей пусто. Не прошло и часа, как все было продано.
Говорят в России кризис,
Обездоленный народ
На последние копейки,
Чуть не впроголодь живет.
Этот криз, еще не кризис.
Сладко пьем, сытно едим,
Дорогое любим мясо.
Кризис будет впереди.
Вот идет моя супруга
Деньги прячет под полой.
Улыбается довольно,
Знать «навар» ее большой.
Полчаса и торговала,
Раскупили мясо влет.
Пребольшая Богу Слава!
Нет проблемы, нет забот.
Вот такие дела! Говорят, что цены высокие! А вы попробуйте их понизить? Сам без хлеба останешься. Знать хорошо люди живут! Работать умеют. Вот опять я про себя. Начал с нуля. Купил избушку на курьих ножках в деревне. Немного подремонтировал, семью перевез. Завел скотинку да птичек с десяток. Все в кредит. Потом обрастать постепенно стал. А теперь вот, не богач, но и не бедняк, а состоятельный человек. Семья у меня не бедствует. Только деревенька ведь, не каждому нравится. Тут трудиться надо. Каков вклад, такова и отдача. Земля-матушка кормит. А если бы вы летом приехали к нам в деревню, то были бы в полном восхищении. Дома в садах утопают, особенно весной, когда цветут деревья. Аромат не земной! Эх, да что говорить, приезжайте, сами увидите. Жизнь хороша, и жить хорошо!
0

#6 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 15 декабря 2019 - 23:40

5

ВИТЬКА

Лето в самом разгаре. По пустынной пыльной дорожке, той, что от деревни ведёт к высокому речному яру, в закатанных до колен трикошках и вылинявшей от солёного пота и нещадного солнца рубахе, завязанной «по моде;» узлом на пузе, шёл щупловатый, нестриженый бородатенький мужичонка, с виду лет сорока, а может уже и пятидесяти, бормоча что-то под нос, а порой и злобно выкрикивая: – Покос. Провались он пропадом, этот покос! Да передохни вся скотина – пальцем не шевельну! Ишь, батрака нашли! Вставай ни свет, ни заря, ложись в потёмках! А когда-жить-то?! Вот она где жисть эта! – Характерным жестом рубанул себя по горлу тыльной стороной ладони. – Неее, это не житуха! В город подаваться надо. В городе, там с восьми до пяти, два выходных и… гуляй босота!
Витька, либо просто Чудик, звали на деревне стар и мал мужичка, шёл на недельную вахту – пасти колхозный скот. Так-то Витька не злобный. Добрый он, мухи не обидит, чуток малахольный только. А орал – была на то причина. За спиной его болталась котомка с нехитрой снедью: парой караваев свежеиспечённого хлеба, добрый шмат солёного сала, заботливо завёрнутый в полотенце, огурцы-помидоры и прочая огородная зелень. Жена Нинка, хоть баба и суровая, порой сварливая, мужика всё же берегла. Тяжело на деревне одной с двумя детишками, а Витька какой-никакой, а всё же мужичок.
Идти было не близко, палящее июльское солнце уже в зените – мочи нет. А пуще мочи нет терпежу! Пришла пора, пришла родимая, пора в запой уходить, вот и нервничал! Числится за ним грешок, сорвётся Витька, запьёт на месяцок-другой, а с кем не бывает?
Кто на деревне не пьёт? На покосе не попьёшь –дома тоже! А бычки колхозные – они ведь твари бессловесные, не Нинка! К горлу с ножиком не пристанут: не пей! А в овражке, под кустиком, надёжно спрятанные с бражкой лагушок с четвертью Витька; с прошлой вахты дожидаются. Добрая бражка на жаре дошла! Эх, гульну! Сменщика б спровадить! Кажись, дошёл. Вот и полянка с дощатым полевым вагончиком на высоком, обдуваемом от комаров и слепней берегу, вот и стадо молодняка в тенёчке берёзового колка; расположилось – готово к приёму-передаче.
Спровадить заскучавшего по дому да по девкам напарника, мальчонку лет семнадцати – дело пяти минут, и… бегом с кружкой к оврагу!
Солнце уже клонилось за горизонт, когда Витька, оторвав от земли отяжелевшую от браги головушку, очнулся в овраге в обнимку с опустевшим лагушком. Комары, вившиеся гуртом, не очень складно жужжали, видать, насосались пьяной кровушки. «Добраться бы до вагончика – здесь сожрут живьём», – промелькнуло в затуманенной голове.
Непочатую четвертную бутыль с бражкой нёс на руках, как невесту к брачному ложу – бережно и вожделенно, каждый десяток шагов приостанавливаясь и с придыханьем, как бы целуясь в засос, отхлёбывал пару добрых глотков, утоляя неуёмную жажду. Всё же донёс! Сколько времени продолжался праздник, он уже и не помнил. И когда стало ясно, что волшебное зелье закончилось, а голова, гудевшая зычным колоколом казалось вот-вот расколется, на Витька; нашло прозрение. Размазывая по щекам тёкшие ручьём слёзы и вспоминая, как часто несправедлива была к нему судьба, наш герой понял: так больше жить нельзя...Просто больше жить нельзя! С размаху двинул локтём засиженное мухами оконце, в миг разлетевшееся на длинные и острые осколки, порезав руку. Алые капли крови забарабанили по клеёнке приоконного стола.
Вырвав первый попавшийся под руку чистый лист из тетрадки передачи дежурств, ржавым гвоздём «соткой», валявшимся на подоконнике, макая его в ещё не запёкшуюся лужицу крови, начал писать: «Дети мои, и жена моя, Нинка! Отец ваш, и муж жил на земле этой, – на секунду задумался и крупными корявыми буквами, отделяя одну от другой дописал: – П О Д Л Е Ц О М. П Р О С Т И Т Е М Е Н Я ЗА В С Ё И П Р О Щ А Й Т Е!»
Сдерживать рвавшиеся из глаз слёзы не было мочи. Пинком поддав дверь и срывая на бегу рубаху, кинулся к речному обрыву.
Витьку хватились на третий день, когда разбрёдшееся стадо бычков плотно обосновалось на посевах с наливающейся спелостью пшеницей, а проезжавший мимо обходчик заметил неладное.
Понаехало на стойбище люду служивого, прокурорского да милицейского тьма. Председатель людей с покоса снял. Трое суток берега все, кусты, отмели песчаные исходили ноженьками. Водолазов из города вызвали, невода рыболовные по деревенькам прибрежным пособирали – всю рыбу, банки консервные, да покрышки тракторные в омутах вычерпали – нет Витьки!
На пятые сутки поисков Нинка в тридцатиградусную жару пришла в сельпо повязанная чёрным платком и в чёрном до пят сарафане...
Бабы по деревне её хоть и жалели, но украдкой меж собой шептались: – Отмучилась! Может, полегче жисть ей станет, без этого забулдыги. – И тут же, как бы опомнившись, неистово крестились: – Прости, Господи, за ересь, что с языка сорвалась! Царство ему небесное! Так бы и закончилась история про мужичка-недотёпу ужасным финалом и не было бы в ней счастливого конца, если бы не проезжавший мимо акатьевский почтальон Сенька, остановившийся у магазинчика прикупить курева и подслушавший бабские толки. Сенька-то и сообразил, что спавший за печкой дядька, которого он углядел у местной шинкарки Вальки, что за ласки мужские да в кредит кормит-поит забредших на огонёк мужиков, и есть тот самый Витька.
Стоявшая в сторонке «вдова» резко расправив согбенные плечи и сорвав с головы траурный платок с криком: – Убью скотину! – выскочила из магазина.
Давно это было, лет, наверное, тридцать назад. Все живы. И не пьёт Витька с тех пор, и в семье у него всё хорошо, простила его Нинка, отлучив от супружеской постели, продержав до заморозков на сеновале. И провинность перед колхозниками искупил он ударным трудом, кидая навоз на скотном дворе без малого пятилетку. Только деревенские старожилы при встрече усмехнутся вслед, припоминая былое: «Чудик он и есть чудик».
0

#7 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 19 декабря 2019 - 19:56

6

ИВАКАК ПАНАЛЫК – ИЩУЩИЙ С КОПЬЁМ


Старый эскимос Ивакак сидел на корточках у яранги, курил трубку и смотрел в сторону моря, забитого в эту весеннюю пору белоснежными с голубыми изломами льдинами.
Море дышало, и это отмечалось по колыханию плотно сдвинутых, трущихся между собой льдин. Тяжёлая скорлупа льда вздымалась и опускалась, как возносится и опадает грудь тяжело дышащего, лежащего на смертном ложе человека.
Смерть, это тот последний рубеж, к которому был устремлён Ивакак, следуя обычаю своих предков, – уйти, чтобы не быть немощной обузой своему, так не просто живущему на берегу стылого океана, роду.
Ивакак был когда-то удачливым и неутомимым охотником, получившим имя ищущего с копьём за продолжительные и всегда успешные поиски зверя среди льдов.
Было время, когда упругие лёгкие ноги долгими часами в полярной ночи без устали выслеживали морского зверя, а сильные цепкие руки крепко держали гарпун или пальму*, готовые всякое мгновение нанести удар и поразить цель. Это мог быть бредущий в поисках добычи нанук**, неосторожно задремавший на солнце тюлень, или вынырнувший из воды у края льдины морж с вислыми усами.
Любил Ивакак охотиться весной с каяка, когда льды расходятся и открываются широкие водные глади. И если в глубине вдруг мелькала тень зверя, резким броском гарпуна пронзалась водная толща и, кожаный пузырь, закрепленный к древку, начинал трепетать, показывая, насколько точным был бросок. В этот момент сердце охотника билось, как неистово бьётся в предсмертной тоске пронзённый зверь, и необычайный прилив энергии вызывал восторг.
А когда к побережью из тундры приходило стадо карибу***, то все люди стойбища выходили на охоту. Женщины, дети и старики, обойдя скрытно стадо, гнали пасущихся карибу на охотников, подражая вою волков.
Охотники же, укрывшись в тундре, поражали карибу стрелами и сильными бросками копий, если карибу подходили близко.
Ивакак славился умелой и точной стрельбой из лука и сильным точным броском своей остро отточенной пальмы. Порой ему удавалось за одну охоту поразить несколько карибу. Мало кто из охотников оказывался точнее Ивакаку, и семье доставалась лучшая часть добычи.
Но всё это осталось в прошлом.
Теперь глаза старого охотника слезились на ветру, ноги стали непослушны, восприимчивы к погоде, а рука слабой и неверной. Смертоносные для зверя гарпун и пальма, невероятно потяжелели, а воспалённые суставы причиняли боль при попытке бросить снаряд.
Жизнь замерла на закате, и очень напоминала солнце, которое неумолимо катилось за холмы тундры, теряя свою ослепительную силу, цеплялось на края, яростно выгрызая своими, уже не столь яркими, лучами линию горизонта, стремясь проникнуть и раствориться в тверди земли.

Ивакак осмотрел свой давно не использовавшийся каяк, что лежал у яранги, как он это делал много раз, собираясь на охоту и, отметил, что каяк стал совсем ветхим: деревянный каркас рассохся, тюленья шкура, когда-то плотно облегавшая каркас, потрескалась, кожаные крепёжные нити в некоторых местах оборвались.
Но теперь его последний поход среди льдов будет недолгим и надежность каяка была не столь важна.
Ивакак помнил, как в его молодые годы старых людей, доживших до белых волос и глубоких складок на лице, по решению на семейном совете увозили порой на дальние торосы и оставляли среди льда и стылой воды.

Старый охотник присел у каяка и воспоминания нахлынули, захватили и унесли его сознание в прошлое.
Так захватывает и околдовывает снежный вихрь, когда выйдя из теплой яранги в ночь и стужу, подхваченный упругим жестоким потоком вьюги и потерявшись среди снежной, бьющей в глаза, круговерти, оказываешься вдруг в иной реальности в сравнении с уютом и устоявшейся обстановкой домашнего очага.
Ивакак вспомнил, как он, совсем еще молодой и уже признанный охотник своего племени, в далёком стойбище разглядел ладную девочку, чей милый нос так смешно выглядывал из натянутой на голову кухлянки, а два черных уголька-глаза невероятно сверкали и сразу очаровали его.
Девочка еще была мала, а Ивакаку уже было нужно выбирать невесту.
Он ждал три сезона, отправляя отцу Нагуе, – так звали смешливую его избранницу, подарки: добытые на охоте шкурки и прикупленные предметы нарядной одежды.
А когда пришло время забрать невесту, приехал, и, обсудив условия, заплатил семье своей будущей жены отступные в виде шкуры убитого белого медведя и увез Нагую в своё стойбище, в общую теперь для них ярангу.
Нагуя, войдя впервые в их жилище, по обычаю робко разложила свои вещи: кухлянку, фартук, оленьи унты, округлый нож уло и масляную лампу.
Лампу невеста тут же зажгла, и момент, когда фитиль загорелся, пуская тонкую струйку копоти, стал началом семейной жизни Нагуи и Ивакака.
Скоро юная жена округлилась в талии и стали с нетерпением ждать прибавления в семье.
Нагуя, освоившись, любила танцевать, нежно напевая мелодию, то ветра, то моря. Более всего ей удавалась песня чайки. Кружась в танце, как в вихре воздушных потоков, с раскинутыми руками-крыльями, Нагуя издавала звуки, так похожие на крик чаек, что порой, если танец исполнялся на берегу, летающие поблизости птицы, начинали метаться и присматриваться, стараясь определить, откуда слышится голос неведомого сородича.
Роды оказались тяжелыми.
Ивакак вспомнил, как металась в жару его юная жена, каким влажным и ядовито бледным было её лицо, как она стонала и затем тихонько успокоилась.
Повитуха, что была рядом, отметив, что душа Нагуи воспарила в царство теней, орудуя остро отточенным ножом, сделала искусный надрез, и через минуту ярангу огласил звонкий крик малыша.
Так родился первый сын Ивакака.
Тело Нагуи уложили под каменную кладку на берегу, которую тут же замело снегом. Ивакак еще долго ходил к могилке, пока не отметил, что песцы и птицы совсем растащили захоронение. После этого боль ушла из сердца.
Сын, названный Ничугайак – свет, оказался крепким и сильным.
Прошёл сезон зимней охоты, наступило короткое жаркое лето. И к Ивакаку приехал на оленьей упряжке известный вожак из чукотского стойбища с женой.
Чукчи и эскимосы, проживая на одном побережье, сдержанно общались, производя обмен шкурами оленей, одеждой из шкур на нарты, искусно шитые кухлянки, изделия и оружие для охоты, мастерски изготовленные каяки и большие лодки – умиаки.
Удобно усевшись в яранге, продуваемой ветерком, гость заговорил о том, что давно ждут с женой ребёнка, но милости Богов не случилось и он просит взять его жену к себе на ложе, чтобы она родила ему ребёнка от Ивакаку. Всем известно на побережье, что Нагуя умерла при родах, выносив здорового малыша, а значит, Ивакак может сделать так, чтобы и его жена быстро понесла дитя.
После смерти Нагуи Ивакак жил один без жены. Помочь чукче, он согласился, и сразу в первую же ночь, еще при муже-чукче принял его жену к себе на ложе и страстно обнимал молодую женщину по имени Нулик, – так заскучал он по женскому телу.
Гость лежал на другом, богато убранном ложе в яранге и утром, оглядывая смущенную жену и весёлого хозяина яранги, долго цокал языком и счастливо посмеивался, предвкушая будущее прибавление в семье.
На другой день гость уехал, одарив оленем и оставив Нулик у Ивакака, объявив, что он вернется и заберёт жену, как только она понесёт ребёнка.
Ивакак и Нулик были счастливы вместе. Настало время, и женщина отметила, что она понесла ребёнка. Время шло, Нулик округлилась в талии.
Долгими вечерами, лежа на шкурах в уютной яранге и наблюдая за Нулик, Ивакак любил припадать ухом к животу Нулик и ждал, когда ребёнок проявит себя. В тот момент, когда он ощущал движение и толчки плода, весело смеялся, чем веселил и маму ребёнка.
Муж Нулик, обеспокоенный затянувшимся товариществом по жене, наведался в стойбище Ивакака и, отметив не без удовольствия внешний вид своей беременной жены, предложил ей ехать с ним сейчас же. Но удивительное дело, Нулик, как только прозвучали слова об отъезде, исчезла, растворилась в тундре, – незамеченной уехала верхом на олене за ближние холмы.
Прошло несколько дней. Ивакак не мог объяснить, куда исчезла женщина, и только догадывался о причинах такого поведения: Нулик совершенно не хотела уезжать от него. Он же, дав слово мужчины, готов был сдержать обещание, но на душе охотника было пасмурно и боль потери точила его сердце.
Не дождавшись Нулик, сердитый чукча уехал в гневе.
Нулик тут же вернулась и взялась за домашние дела в яранге, так, как будто никуда и не пряталась несколько дней за холмами.
Ивакак понял, что следует принимать решение, и сказал Нулик, что не хочет отдавать её назад. Женщина, бросилась к Ивакаку и, понимая всю ответственность их непростого решения, впервые заплакала и, рыдая, прижималась к нему, ища защиты.
Вскоре в стойбище прибыл посланник от старейшин рода эскимосов. Обойдя стойбище и огладывая Нулик заинтересованным взглядом, старый эскимос сказал Ивакаку за обедом, что он должен вернуть жену чукчи, иначе может случиться вражда, что не хотелось бы всем живущим на побережье залива эскимосам. Чукчи злопамятны, настроены воинственно и готовы отстоять своё право на Нулик и её ребенка.
Ивакак понимал, что он давал обещание и, склонив голову, изрек, отвернувшись и не глядя на посланника:
− Пусть родит – скоро уже.
С тем и расстались.
На исходе зимы Нулик родила сына.
Едва Нулик оправилась от родов, Ивакак с тяжёлым сердцем взялся готовиться к обещанной поездке, надеясь убедить старейшин оставить Нулик и сына с ним.
Но ситуация стала развиваться совсем не так, как планировалось.
Муж Нулик, не поверив обещаниям, как только узнал о рождении ребёнка, примчался в стойбище Ивакака на собачьих упряжках в сопровождении трёх воинственных сородичей. Голодные собаки, учуяв жильё после многочасового перехода, стали неистово лаять и переполошили местных собак, что спасло жизнь Ивакаку и сохранило его семью.
Услышав многоголосый собачий лай и сразу поняв, что это воинственные чукчи приехали забрать Нулик с сыном, а его наказать, Ивакак успел приготовиться и, не ожидая милости, решительно встретил непрошенных гостей, ранив одного из них стрелой, пущенной из лука, в ногу. Раненый завыл от боли и свалился с нарт. Чукчи замешкались и, спешившись, стали скрытно подбираться к стойбищу.
Ивакак вооружившись пальмой, ждал их в укрытии, а когда чукчи крадучись подобрались к яранге, метнул пальму по крутой дуге и пронзил одного из воинов насквозь через спину и грудь, пригвоздив к земле сверху-вниз так, что тело, дернувшись вслед пронзившему его тяжёлому копью, застыло в позе отчаяния и боли.
Из нападавших способных к бою остались двое.
Один из чукчей, пережив страшную смерть напарника, потеряв остатки решимости, бросился бежать в тундру, а в стойбище остался только муж Нулик. Теперь он беспомощно метался, ища защиты от острого взгляда охотника, но поняв, что его не собираются убивать, кинулся в тундру вслед за убежавшим ранее чукчей к брошенным нартам и вскоре они умчались, озлоблённо покрикивая на собак.
Следовало спешно собираться в дорогу, о чём хлопотали все сородичи, так как была вероятность, что чукчи вернуться отомстить за гибель своего человека.
Смочив на морозе полозья нарт водой для лучшего скольжения, Ивакак приготовился к поездке.
На нартах была устроена уютная кибитка, в которую охотник посадил Нулик с сыном.
Укрытая снаружи и устланная изнутри шкурами, кибитка получилась теплой. В нарты Ивакак запряг собак, собрал самое ценное и они отправились в путь через заснеженные просторы тундры вдоль моря, изредка останавливаясь, что бы поправить поклажу. На остановках Ивакак спешил посмотреть на дорогих ему людей и, откинув полог, наблюдал, как Нулик обнажённая до бедер весело кормит их сына, этакого щекастого и румяного богатыря, что вцепившись в грудь мамы, усердно сосал молоко. Нулик запрокидывала голову и звонко смеялась, − по всему было видно, что она счастлива.
Ивакак был горд и радовался возможности иметь семью, несколько огорчаясь от тревожной мысли о том, что их ждёт там, на далёком стойбище, и о том, что есть люди готовые отнять у него Нулик и сына.
На исходе третьего дня пути запуржило и, накормив собак, устроились на ночлег.
К утру буран улёгся, и взору Ивакака предстала снежная равнина, которая была по размеру сродни безграничному отчаянию от мысли, что он должен отказаться от своего ребенка и Нулик. После всего пережитого стало понятно, что совершенно немыслимо отказаться от родных ему людей и Ивакак решил твёрдо отстаивать своё право на семью.
Приняв окончательно решение, Ивакак легко вздохнул и шагнул к нартам, открыл полог и увидел самую прекрасную из возможных сценок кочевой жизни, – Нулик обнаженная и сияющая кормила сына грудью. От Нулик шел божественный свет, – свет материнства, свет истины.
Увидев Ивакака в сиянии ворвавшегося в ярангу света, Нулик улыбнулась ему самой замечательной улыбкой и во взгляде, которым она посмотрела на отца её сына, было столько любви, что Ивакак уже совершенно без сомнений, быстро собрал поклажу и отправился в путь к стойбищу своего брата. Брат принял его радушно, и, узнав о последних событиях, обещал свою поддержку.
Вскоре всё разрешилось.
Претензии чукчей были отклонены старейшинами рода, а воевать за возвращение жены своего оскандалившегося неудачной самовольной вылазкой авторитетного сородича, чукчи не решились. На совете старейшин родов было решено: спор был честным и Ивакак из него вышел победителем.

Прожили они долгую жизнь вместе. После рождения сына Нулик еще родила охотнику дочь. Сын вырос и стал успешным охотником и хозяином, помощником старшего брата, переняв всё лучшее от отца.
Дочь выросла красавицей и еще совсем юной покинула дом Ивакака, став женой молодого охотника.
Теперь подрастают внуки, всё меняется, вот и Ивакак остался недавно без жены: тихо – как и жила, ушла в мир теней его Нулик.
Ивакак спустил на воду каяк и, не выпуская из рук наконечник боевой пальмы, отправился в свой последний поход, последнюю охоту теперь уже за собственной жизнью.
В сумерках каяк скользил между льдов, и плыть было легко и как-то беззаботно.
Когда ищешь смерти, она сама избегает встречи, и заботиться не о чем.
Тем не менее, прибрежные льды закончились, и открылась стена торосов, между которыми каяк скользил, как по лабиринту. Двигаться вперед стало невозможно, каяк качало на пологой волне и звук трущихся друг о друга льдин и звонкая капель сопровождали эту качку.
Вода заполняла каяк и теперь уже борта чуть ли не черпали воду. Не ожидая медленного конца, Ивакак еще раз оглядел свой мир полярного охотника, ударил наконечником пальмы в борт каяка и решительно встал с поднятым над головой лезвием копья своего боевого и трудового оружия, с которым долгие годы он создавал, кормил и защищал свой род.
Каяк стремительно наполнился и стал погружаться в воду.
Скоро вода заполнила каяк до краев. Последнее, что видел старый охотник, – стену льда над собой, небо надо льдами и краешек далёкого берега родного побережья, где жили его родные, ради которых он жил и умер.

* Пальма – копьё с тяжелым наконечником, предназначенное для охоты;
** Нунук – белый медведь;
***Карибу – северный дикий олень.

0

#8 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 20 декабря 2019 - 22:02

7

СМЕРТЬ ПО НЕПОНЯНОЙ ПРИЧИНЕ


– Это Виноградов – раздался голос главврача в телефонной трубке – зайдите ко мне Николай Петрович.
Все самые страшные мысли поднялись из глубин его создания, все его промахи маленькие и незначительные стали вдруг казаться ему достаточными для того, чтобы сделать ему выговор в личное дело или уволить с работы. Он начал вспоминать и перерасход лекарств, который был обусловлен его желанием помочь больным и ранние уходы во время дежурств из поликлиники, когда не было больных и даже то, что он так и ни разу не написал докладную на свою медсестру, которая вечно опаздывала. Все по отдельности это не было таким уж большим грехом, но вместе приобретало значительный вес, не смотря даже на то, что главврач был его лучшим другом. Но он как никто другой понимал, что дружба дружбой, а у начальника друзей быть не может.
Кабинет главврача, как и все кабинеты начальников, имел приемную, в которой сидела молоденькая секретарша с наклеенными ресницами и накаченными гиалуронкой губами. Новенькая, отметил про себя он.
– Я к главному – сказал он ей.
– Вызывал? – остановила она его.
– Да, вызывал – устало произнес он.
– Минуточку – сказала она, включив селектор.
– К вам – она бросила вопросительный взгляд на него.
– Николай Петрович Мартынов – тихо произнес он.
– Мартынов – повторила она и добавила – пускай проходит или подождёт?
Она выключила селектор и кивнула ему в сторону кабинета.
За большим столом уткнувшись в ноутбук, сидел его однокурсник Михаил Иванович Виноградов. Николай Петрович подошёл и пожал его большую и сильную руку.
– Что-то случилось? – спросил он, прекрасно осознавая, что просто так выдергивать его с приема в поликлинике, на который он и так каждый раз шел, как на каторгу, о чем прекрасно знал не только главврач, но и все отделение, не будут.
– Да, сегодня приезжает какая-то дора из администрации с проверкой.
– Какая еще дора?
– Ты что никогда не слышал?
– Что именно?
– Ну, по таким вот моментам, Коля и видно кто заучкой был…
– А кто по партийной линии двигался – перебил Николай Петрович – так что там с этой самой дорой?
– На работе, Коля есть Доры, Жоры, Лоры, и Суки. Доры – это дети ответственных руководителей. Жоры – жены ответственных руководителей. Лоры – любовницы ответственных руководителей.
– А кто такие Суки?
– Суки – это мы Коля. Случайно уцелевшие квалифицированные исполнители. Так, вот, собственно, сказать для чего я тебя вызвал. Там в стационаре урологии сегодня Юрьич должен быть, да у него у матери сердце прихватило, ты часика два там побыть не сможешь, а то вдруг это комиссованная туда рванет, а там никого?!
– Да у меня больных возле кабинета человек тридцать! Я ж сегодня на приеме в поликлинике.
– Два часа они подождут. Ты своей медсестре позвони, пусть она пока карточки соберет и выпишет что надо. Ты же знаешь, я бы тебя по-пустому дергать не стал, но тут понимаешь позарез нужно, просто кровь из носу.
– Ладно, только не больше двух часов – согласился он.
– Вот за что я тебя Петрович уважаю, так это за то, что ты не баба, ту пришлось бы полчаса уламывать.
– Да ладно.
– За мной не пропадет, ты же знаешь?!
– Ладно, давай сейчас позвоню к себе.
В этот момент по селектору раздался голос секретарши:
– К вам кандидат медицинских наук заместитель мэра по здравоохранению Елена Юрьевна Жилякова. Они переглянулись.
– Пусть заходит – ответил главврач и отключил связь.
В кабинет вошла молодая и очень ухоженная женщина. Ее внешний вид, в понимании Николая Петровича, портили чрезмерной длины нарощенные ногти. С такими ногтями, кандидатские не пишутся, подумал он. Скорее всего чья-то Лора сделал он окончательный вывод для себя.
Главврач познакомил их и потом кивнул ему в сторону выхода. Они попрощались и он вышел из кабинета.
Секретарши на месте не было видимо вышла чтобы приготовить кофе. Видимо – это Мишина Лора подумал он улыбаясь. Он не стал ее дожидаться, а вышел в коридор и по сотовому, объяснил ситуацию медсестре, которая была сегодня на приеме. Анна Петровна восприняла все как всегда спокойно. Что же может вывести эту женщину из себя? – подумал он и начал перебирать в памяти все возможные варианты того, что происходило в его нелегкой практике и могло бы привести Петровну в шок. Однако так ничего и не вспомнил.
Чтобы не подниматься за сигаретами он вышел на улицу и в ларьке через дорогу купил новую пачку. В отделении все было спокойно.
– Юрьич обход хоть успел сделать? – поинтересовался он у дежурной медсестры.
– Нет – ответила она.
Он обреченно вздохнул и пошел на обход. Все было как обычно. Больные очень долго рассказывали о том, что и где у них болит, а он делал вид, что внимательно все записывает. В последней палате, которая числилась в его списке, оказался маленький кругленький мужичок.
– Доктор – сказал он, как-то заискивающе заглядывая ему в глаза – мне когда выписываться можно?
– А что у вас? – спросил он.
– Да ночью сердце что-то прихватило.
– А сейчас как?
– Да, все вроде нормально?!
– Жалоб никаких нет? Боли там, в области груди?
– Нет, все нормально, домой к жене хочу.
– Ну, если все нормально, то до обеда уже выпишу. А пока возьмите вашу карточку у дежурной медсестры и сходите на ЭКГ.
– Спасибо доктор – сказал он, пожимая ему руку. Рука оказалась неприятно влажной.
– Ну, идите уже – освобождаясь от рукопожатия, произнес Николай Петрович. Ага, с сердцем он в урологию попал, подумал он, про себя доставая амбулаторный листок с анамнезом.
Там своим врачебным почерком Михаил Юрьевич записал: перед приемом ванны больной случайно сел на тюбик с гелем, который проник в его прямую кишку и застрял. Николая Петровича передернуло. «Вот же педик» – подумал он, – «а все туда же к жене ему надо». «Наигрался и под крылышко к своей курочке и как только таких земля носит?» – подумал он. Николай Петрович посмотрел на часы. Обход занял сорок пять минут. Оставалось отбывать еще почти час. Он зашел в кабинет Юрьича раскрыл пачку сигарет, и закрыв предварительно кабинет закурил. Он выкурил сигарету и открыл окно, чтобы проветрить кабинет. Как же его достала борьба за здоровый образ жизни. Холодный воздух быстро наполнил помещение, а с ним и колючие снежинки упавшие на документы разложенные на столе. Когда же кончится эта зима? – подумал он. На календаре, висевшем на стене, красный квадратик стоял на цифре пятнадцать. Январь. Он только успел закрыть в окно, как в кабинет кто-то решительно постучал. Вошла дежурная медсестра.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Вас Виноградов искал, срочно!!!
В этот момент зазвонил его сотовый. Это был главврач.
– Ты твою мать, что творишь сукин ты сын!
– Что случилось Михаил Иванович? – спросил он и кивнул медсестре на дверь.
– Да уж случилось, твою мать!!! – прокричал главврач.
– Я вас внимательно слушаю – ответил он. В таких вот случаях, когда в словах его собеседника начинали проскакивать ругательства, он почему-то становился совершенно невозмутимым, что, как правило, еще больше выводило людей из себя.
– Ты, мать твою так, объясни мне, что твой больной со своей карточкой делает возле гинекологии?!
– Так он на ЭКГ идет.
– Нет, Коля никуда уже он не идет, он на руках Елены Юрьевны умер, ты понимаешь, чем это мне грозит?!
– Она что одна была, когда он упал?
– Да, я как раз задержался там по делу, а она вперед попинчила. В общем, такая вот херня. А потом я вдруг слышу, она кричит. На помощь зовет, а из медперсонала только я. Да мужик то уже посинел.
– Дела – произнес Николай Петрович, на памяти которого каких только лихих историй не происходило.
– Дела, то понятно, ты мне лучше скажи, что делать?
– А что тут делать-то. Во время инфаркта рядом с больным оказался квалифицированный специалист, кандидат медицинских наук, однако состояние больного было настолько тяжелым, что и это не помогло.
– Ну, ты голова ладно, давай.
– Подожди. Ну, я может побегу тогда к себе. Эта как ее там кандидат наук после такого вряд ли куда-то еще пойдет?
– Думаю, что да.
– Ну, вот ты ее в своем кабинете коньячком полечи, а я тогда к себе.
– Давай – ответил главврач, а затем в телефоне раздались короткие гудки.
Сегодня можно будет уйти пораньше удовлетворенно подумал он.
0

#9 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 23 декабря 2019 - 23:17

8

ЛЕТО В РАГОДИНО


Старый дом
Знойное лето. Мы живем на даче в старом доме. Вернее это не совсем дача. Это большой деревенский дом, принадлежавший большой семье. Когда-то здесь жили муж с женой и детьми. Дети выросли и уехали учиться в город, да так там и остались. У детей появились свои дети. Старшее поколение покинуло этот мир. Их дети уже состарились и не приезжают сюда, наведывается в деревню только младшее, тоже уже далеко не молодое поколение со своими детьми. И бывает это только летом.
Дом тоже состарился, но изо всех сил старается не подавать вида, что ему плохо одному зимними вечерами.
Когда-то вся семья собиралась за большим столом. Весело потрескивали дрова в печке. На столе улыбался начищенный самовар. Семья пила чай с вареньем и каждый рассказывал какую-нибудь историю. Дети – страшилки, взрослые – что-либо поучительное из жизни.
В доме в каждой комнате сохранились вещи из той далекой жизни, когда дом был еще молодым и крепким, а семья была вся в сборе.
В доме несколько комнат, и когда съезжаются все двоюродные со своими домочадцами, места хватает всем. Дальняя комната самая большая и светлая. В ней есть старая этажерка с книгами, среди которых попадаются и ноты. В доме всегда любили музыку, и каждый играл на каком-то музыкальном инструменте. Поэтому даже долгими зимними вечерами в этом доме не было скучно.
Вспоминая об этом, старый дом вздыхает и тихонечко скрипит половицами. В комнатах сохранились старые коврики, которые как украшение висят над диванами и кроватями. На них руками мастериц вышиты сюжеты любимых картин.
Самая холодная комната – сени, вернее это не комната, а холодная прихожая, которая соединяется с маленькой кухонькой, где, как и в старые добрые времена, мы, дети асфальта, готовим на плитке, моем посуду в тазике и таскаем воду из колонки, бережно ее расходуя. Заканчивается дом дровяником – там до сих пор сохранились дрова, которые мы иногда используем.
Мое любимое место – крыльцо. Оно мне напоминает крыльцо дома, в котором когда-то жила и моя бабушка. Только жила она не в Тверской глубинке, а на окраине Пензы в старом деревянном доме.

Рыжий
На даче живет кот, абсолютно рыжий. Кот – наш квартирант, или мы – его квартиранты, ведь мы живем в его доме. Хозяева кота уехали в город, оставив хищника догуливать лето.
Несмотря на оставленную сбежавшими хозяевами еду, которую Рыжий получает от нас регулярно, и обещания хозяев, вернуться в конце недели, - кот тоскует.
Поначалу он не понимал: еда есть – хозяев нет. Он приходил с улицы, неторопливо обходил углы хозяйской комнаты, мяукая то жалобно, то требовательно. Подходил в недоумении к полной миске, мяукнув, отворачивался, и вновь начинал свой обход. Пытался игнорировать еду, но – голод не тетка, и, очередной раз, жалобно мяукнув, лениво начинал свою трапезу.
Постепенно Рыжий стал обращать и на нас внимание: пару раз подходил ко мне со своим неизменным вопросом: «Мяу? Где мои хозяева?»
А сегодня он перекочевал с дивана ко мне на колени и, мурлыкая, доверительно распустил свои коготки. Впрочем, не царапнув.
Постепенно и мы привыкли к особенностям Рыжего. Перестали вздрагивать, когда вдруг вечером, сама собой открывалась дверь, и неслышно входил кот. Рыжий умеет лапкой открывать любую дверь, но если есть кто-то рядом в доме, он будет стоять возле двери и нудно ждать, когда ему откроют и его персону впустят в комнату.
Окончательное доверие Рыжего мы почувствовали, когда наш охотник принес пойманную мышь. Ее наполовину освежеванный трупик мы обнаружили возле деревянного крыльца.
И все же, кот живет своей кошачьей жизнью. Мирно подремав на кровати пару часов, к ночи Рыжий уходит на охоту.
Утром он опять придет, тихо лапкой откроет дверь, и в очередной раз, обнюхав все углы, уляжется дремать – ждать своих хозяев.

Мальчишки
У мальчишек деревни Рагодино две особенности. Первая – они потрясающе вежливы: мальчишки здороваются со всеми взрослыми, независимо от того, знают они их или нет. И это не деревенские мальчишки – они весь год живут в городе, в основном, в Твери или Москве, и только летом становятся деревенскими, перенимая у местных привычку быть вежливыми.
Вторая особенность – они любят погонять… на автомобилях. Взрослые свезли в деревню весь двигающийся автомобильный хлам – старенькие «москвичи» и едва дышащие «запорожцы».
Вечером юные автомобилисты устраивают ралли по лесным дорогам на своих хрюкающих и стреляющих выхлопами железных конях. Без лишнего крика и ажиотажа, спокойно и деловито набиваются в кабину и начинают соревноваться, чья машина дольше продержится, быстрее доберется до цели.
Но забеги эти не часты, хотя и не вызывают никакого беспокойства у взрослых, которые, кстати, сами помогают разобраться в работе железного организма большой игрушки, справедливо полагая, что лучше заниматься освоением техники на глазах у взрослых, чем всякой неполезной ерундой вдалеке от бдительного родительского ока.
У наших соседей мальчишка полдня занят раритетным «москвичом», то в одиночку, то с дедом он с увлечением ковыряется в «железе». И раздаются временами то звуки работающего мотора, то громкая музыка радио. Но это почему-то не раздражает.


Звуки
Днем в деревне тихо. Но эта тишина обманчивая. На самом деле все пространство наполнено звуками, к ним лишь надо прислушаться.
Для пожилых жителей деревни утро начинается с призывного петушиного возгласа. Для меня утро начинается с щебета птиц, которые словно разговаривают между собой, то поочередно, то одновременно, вступая в ожесточенный спор. На какое-то время птичий гомон стихает, а потом опять – соло, дуэт, хор. И это продолжается до той поры, пока солнце не поднимется высоко, и жара не загонит пернатый коллектив в тенистый уголок.
Если отправиться в лес – там другие звуки: то дятел начнет стучать, то хрустнет ветка, то чирикнет какая-то птаха.
Наша деревня находится вдали от дорог. До ближайшей станции три или четыре километра по тропе вдоль поля и луга. Когда мы идем на станцию, особенно в знойный день, слышно как звенит воздух над полем и лугом, да стрекочут кузнечики.
Вечером в общую симфонию звуков добавляются человеческие голоса. Но они не нарушают общей гармонии мира.

Речка Тверца
Зимой я живу в большом городе на большой реке. Но эту реку я вижу не каждый день, да и купаюсь в ней даже не каждый год. Река далеко. Вода холодная. Ехать долго – сначала на трамвае, потом пешком – крутой спуск к набережной. Пока доберешься – солнце над головой. Жара несусветная, народу полно. Да и не люблю я неактивный вид отдыха!
А здесь – маленькая речка, ее можно пройти вброд. В середине –крошечный островок, где любят прятаться утки. От нашего домика до реки метров пятьсот. Дорога извилистая, вдоль нее - кустарник. Идти не жарко. Народу на реке немного. Лежишь на берегу и наблюдаешь, как струятся волны – течение маленькой речки быстрое, поэтому вода чистая и холодная. А еще на берегу хорошо наблюдать за облаками. Лежишь, задрав голову, а в вышине - то звери необыкновенные проплывают, то персонажи сказочные появляются и исчезают, то леса да горы – лежи и фантазируй!

На отдыхе
Чем заняться в деревне городскому жителю?
А вот приезжайте сюда, и сразу для вас найдется немало дел.
Наша деревня не всегда была приютом дачников. Когда-то люди жили здесь круглый год. Они работали – кто-то на ферме, кто-то в колхозе. Дети ходили в школу за несколько километров в соседнее село. В деревне был свой небольшой магазин, в котором можно было купить все – от хлеба и сахара до калош и велосипедов. Но прошло много лет, ферма и колхоз разорились. Большая часть людей переехала в соседние села и города. Прежние жители и их потомки стали приезжать сюда только летом в отпуск, привозя с собой детей, собак и кошек, чтобы и дети, и четвероногие друзья пожили на свежем воздухе.
Наша деревня не обзавелась еще центральным отоплением и газовыми трубами, поэтому воду мы набираем из колонки. Эта не та городская хлорированная вода, которую мамы и бабушки в городе запрещают пить некипяченой под страхом наказания. Здешняя вода холодная, чистая. Ее можно пить тут же. Она необычайно вкусная.
Ввиду отсутствия газовой трубы, отдыхающие готовят еду в печке или на плитке. Поэтому приготовление даже простейшего обеда становится затяжным процессом: сначала нужно привезти бидон воды на тележке с ближайшей колонки, потом уже затевать готовку.
Кстати, продукты тоже не в супермаркете продаются. Магазина здесь тоже нет. Вернее, он есть, но уже много лет стоит с заколоченными ставнями и грустно взирает на мир.
Продукты в деревню 2 раза в неделю привозят на специальном автомобиле. Появление магазина на колесах выводит деревню из спящего состояния. Живо образуется очередь за провизией. Здесь же народ обменивается местными новостями или просто ведет светскую беседу, коротая время в очереди за приятной болтовней.
Каждый день по утрам мы ходим в ближайший лес за грибами. Самый главный гриб здешних лесов – лисичка. Как я люблю собирать лисички! Аккуратненькие, яркие – их хорошо видно, даже если они прячутся во мхах, никогда не бывают червивыми, всегда растут кучками-семейками. Нашел 3-4 кучки – вот он тебе супчик на обед. Походил по лесу часа два – и на второе – жаркое в сметанке, насобирал. Кстати за сметанкой и молочком забредаем на соседнее фермерское хозяйство, где хозяева держат несколько коров.
Вечером, когда все дела переделаны: сготовлен и съеден обед, перемыта в тазике посуда, подметен дровяник, сложены дрова для печки, совершена прогулка на Тверцу – вечером мы выходим посмотреть на звезды.
В августе небо над деревней чернильное и очень низкое. А такого количества ярких звезд, рассыпанных над головой, вам нигде не увидеть! Если преодолеть сон и терпеливо постоять, задрав голову, обязательно увидишь падающую звезду и даже не одну. И тут только успевай загадывать желания!

Развалины
Их видно издалека – развалины некогда величественного сооружения. Они печальной кирпичной грудой возвышаются над речным обрывом. Их молчаливая сосредоточенность болью отзывается в сердце. Жалость и любопытство заставили нас совершить это путешествие к печальным камням.
Нам пришлось идти несколько километров вдоль реки по тропинке, которая, то расширялась, то сужалась, прибиваясь к самому обрыву. Иногда она пряталась в кустах, и тогда приходилось продираться сквозь колючки, оставляя на них пестрые нити цивилизации.
Наконец, мы пробрались к месту, которое так долго наблюдали издалека. Вблизи это оказалась кирпичная церковь, без куполов, без окон и дверей, с полуразрушенными стенами.
Печальное зрелище – поруганная церковь! Как много помнят ее многострадальные стены. Можно лишь представить какой волшебной музыкой раздавался звук ее колоколов на всю округу!
Где сейчас иконы, которые украшали эту обитель? Что здесь случилось? Какой враг разорил эту церковь?

Вдали от цивилизации
За время пребывания в деревне нам несколько раз пришлось выбираться в город. До Твери можно добраться на местной электричке, только нужно знать ее расписание. Один состав утром, один вечером. Четыре километра до станции, помните? Расстояние никого не пугает. Подумаешь – час ходьбы ранним утром по холодку…
На каждой станции электричка заглатывает в свое чрево не один десяток пассажиров, и уже к нашей станции в вагонах остаются только стоячие места, да и то, ближе к тамбуру.
А народ, надо сказать в вагоне собирается самый разный – не только дамы и джентльмены интеллигентного вида, многие в город едут на работу, есть и лица странные – помятые, со следами недавно пережитых приключений, личности, побитые жизнью.
Периодически по вагону продираются продавцы чего-нибудь, ходят и цыгане. Кто-то играет в карты, кто-то громко спорит, смотришь, а там перебранка переходит в потасовку, и уже подключаются соседи. Какая-то достоевщина…
Первая моя поездка в таком пестром обществе и условиях, далеких от комфорта, ввергла меня в культурный шок и надолго оставила неизгладимые впечатления.
Зато вечер в деревне показался сказкой наяву. Опять птицы, терпкие запахи и огромные, с кулак, звезды на низком бархатном небе! Как хорошо!


Лес

Лес начинается сразу за околицей. Последний дом Рагодино, и вот он - лес. В лесу никогда не скучно. Даже, если ты не собираешь грибы, а идешь просто так, без особой цели: подышать, полюбоваться, впитать. Подышать смолистым сосновым воздухом, полюбоваться соснами-великанами, полянками лисичек, роскошными коврами мхов и впитать в себя всю эту красоту.
В солнечную, но не знойную погоду, лес светел и приветлив. Сосны освещаются мягкими лучами, как на картинах художника Шишкина. Стоит чуть свернуть с тропинки, и ты попадаешь в сказку – ноги утопают во мхах. Мхи огромным ковром покрывают поляны. Их множество, они разнообразны и причудливы. Сквозь толщу мхов на свет прорываются озорные желтые шляпки лисичек, темные строгие – благородных белых и разноцветные веселые - сыроежек.
Хорошо ходить по лесу, когда тебе от него ничего не нужно: какие грибы и ягоды, когда ты завтра уезжаешь и через сутки будешь топтать не изумрудные мхи и седые лишайники, а пыльный и заплеванный асфальт городских улиц.
А лес? Лес останется волшебной сказкой: с его таинственными шорохами, птичьим передразниванием и перепевом, с симфонией природных звуков, в которых есть аромат и волшебство родной природы, и нет признаков разрушающей цивилизации.
0

#10 Пользователь офлайн   Наталья Владимировна Иконка

  • Администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Куратор конкурсов
  • Сообщений: 10 423
  • Регистрация: 26 сентября 15

Отправлено 26 декабря 2019 - 01:07

9

СЛЁЗЫ… СЛЁЗЫ… СЛЁЗЫ…


Дождь наконец окончился. Ушёл куда-то за реку, за полдня промочив город до нитки. Солнце уже подумывало выбраться из полупрозрачного облачного убежища. Кокетничало, выставляя то один, то другой бок, и снова закутывалось в ажурную небесную шаль.
Природа вовсю радовалась жизни. По листьям поскакивали полусонные солнечные зайчики. Трава отмылась от городской пыли и торжествовала всеми оттенками зелёного. Птицы, завершив водные процедуры в ближайших лужах, чистили пёрышки и верещали на все голоса. Лишь тучи всё ещё не желали уступать завоеванных позиций. Сердито хмурились, вздыхали, тормозили изо всех сил, цепляясь набухшими телами за верхние ветки деревьев, антенны, крыши домов… Даже пытались плакать, выжимая из опустошённых недр последние капли.
Но на них уже никто не обращал никакого внимания. Прохожие в одночасье свернули свои зонты и, ловко огибая лужи, заторопились по своим делам.
В окне первого этажа старого пятиэтажного дома появилась удовлетворённая поворотом событий физиономия одинокой пенсионерки семидесяти восьми лет Марьи Львовны Трофимовой. Впрочем, одиночество её можно было считать условным. Сын Марьи Львовны наведывался из столицы раз в месяц. Дочь давно приглашала в свою Америку. Писала часто. Звонила каждую неделю. И заглядывала к матери дважды в год – на Рождество и летом.
К мужу Марья Львовна заглядывала сама. Частенько. Иначе, к сожалению, было нельзя – покоился её супруг на Северном кладбище уже три с половиной года. К себе пока не приглашал, но внимания требовал. То цветочки полить. То памятник протереть. А то и службу на могилку заказать – святое дело.
Подруги у Марьи Львовны были. Но возраст не давал возможности видеться так часто как бы хотелось. А потому любимыми и наиболее доступными жизненными удовольствиями Марьи Львовны были телефонные разговоры. И наблюдение за событиями на улице. С собственного подоконника.
Соблюдая традиции – как-то не хотелось выглядеть в чужих глазах праздной любопытствующей – Марья Львовна принялась деловито переставлять на подоконнике цветы, прошлась тряпочкой по рамам, завозилась с форточкой. А сама цеплялась за каждое мало-мальски заметное изменение по ту сторону мира.
– Красота-то какая! Хоть жизнь на подоконнике проведи. Жизнь… да сколько её осталось!

Из подворотни выскочил старичок. Засеменил, засучил сухонькими ножками по мокрому тротуару, изредка поглядывая на небо.
– Ну чего косишься, сердешный? – воззвала к незнакомцу Марья Львовна. – Неровен час, споткнёшься. Или в глаз что-нибудь попадет! Вот уж мне эти мужчины…
Как в воду глядела. Старичок вдруг вздрогнул. Подскочил. Завертелся на месте, судорожно выискивая в глубине карманов нечто жизненно важное. Нашел-таки! Вытянул на свет божий чистенький (казалось со стороны) носовой платок. И принялся вытирать правый глаз. А потом и оба – слёзы уже текли по обеим щекам.
– Вот незадача, – пожалела старика Марья Львовна, – и плачет как ребёнок. Ну, ты подумай, соринка в глаз попала – стихийное бедствие. Ох уж эти мне мужчины!

Рядом стукнула дверь. Наблюдательница тут же переключилась на более интересный объект. Из подъезда выскочил симпатичный человек средних лет. Оглянулся. Махнул рукой. И побежал к стоящей неподалеку машине.
– Олег, ты не так всё понял!
Истошный женский крик разорвал тишину комнаты. Марья Львовна прищурилась: и кого это так разобрало? А, так и есть! Раиса, неугомонная молодка с третьего этажа. Надо же! Опять та же песня! Бабе под сорок. А всё никак мужика не застолбит. И ведь как старается! Что ни день – то новый кандидат. А результат…
– Не тем берёшь, Раиса, – покачала головой наблюдательница, с интересом следя за развитием событий. – Ох, и не тем…
До рецепта дело не дошло. Ситуация за окном менялась с космической скоростью. Раиса выскочила на тротуар, метнулась к машине, наткнулась на проходящую мимо девушку в шикарном белом плаще. С сияющим от счастья лицом и удивительно красивым цветком в руках.
Везёт же кому-то! А девице явно повезло. Просто так никто не сияет на всю улицу.
– А плащ-то белый ни к чему, – констатировала Марья Львовна между делом.
И снова как в воду. Счастливая обладательница сияющего лица, возмутительно прекрасного цветка и белого плаща отлетела в сторону, тоненьким каблучком угодив в лужу. На белом подоле щедрой россыпью растеклись пятна. Милое лицо перекосилось, и девушка запоздало отпрянула в сторону. Едва не сбив с ног мамашу с малышом, случайно оказавшихся на пути. Ребёнок от неожиданности выпустил из рук воздушный шар. Ярким пятном тот взмыл в небо, зацепился за первую попавшуюся тучу и поплыл прочь.
– Мама! – заревел ребёнок.
– Вот так незадача… – позволила себе повториться Марья Львовна, отмечая слёзы в глазах всех главных участников сцены. – Надо же…

Странная получалась картина. И притягательная. Девушка плакала молча, прижав к груди смятый в суете цветок. Раиса – навзрыд, судорожно заламывая руки. Ребёнок – с протестующим криком. Каждый сожалел о своём. О потерянной игрушке, об испорченном наряде, о несбывшейся любви.
И уже сама Марья Львовна плакала. Глубоко и обильно. Как же сладки были эти горькие слезы! Как опустошающе приятны! Как желанны! И как спасительны…

Она не плакала уже три с половиной года. С похорон мужа. Как отрезало. И ведь сколько раз порывалась. То себя пожалеть, то покойника, то дочку в далёкой Америке, то сына… Иногда и просто так поплакать хотелось. Очень. И вот теперь… теперь она плакала за всё и сразу. Жалея непутёвую Раису, девушку с цветком, затерявшийся в небесах шарик, ребёнка, собственных детей, плачущего от боли старика в подворотне… Весь белый свет. И себя заодно. Одинокую. Неуклонно стареющую. Никому, по большому счету, ненужную…
Солнце, определившись наконец по поводу времени собственной активности на небосклоне, выбралось из золотистого облачного пуха. Заглянуло в окно на первом этаже, заскользило по мокрым щекам плачущей старушки. Солнечные зайчики засновали по стенам домов, по лицам прохожих, по листьям, травам, цветам… расцвечивая мир яркими красками. Щедро и жизнеутверждающе. Один из них заглянул в отъезжающую от дома машину. В зеркале заднего вида показалось смущенное мужское лицо. По небритой щеке покатилась скупая слеза…
Марья Львовна встрепенулась, на секунду перестав плакать. Неужели?
Нет, показалось… А жаль…
0

Поделиться темой:


  • 4 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей