МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: "Триумф короткого сюжета" - современная малая проза (до 15 тысяч знаков с пробелами). - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

"Триумф короткого сюжета" - современная малая проза (до 15 тысяч знаков с пробелами). РАБОТЫ СОИСКАТЕЛЕЙ ПРИНИМАЮТСЯ ДО 30 ОКТЯБРЯ 2009 г.

#1 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 27 мая 2009 - 18:32



Номинация ждёт своих соискателей.

Желаем Всем УДАЧИ!

0

#2 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 03 июня 2009 - 10:22


№ 1

ПРО ПИРАТОВ
/Рекомендация капитанам, рассекающим корсароопасные воды/
...................................................................Михаилу Прокоповичу

Боже правый, не померещилось ли мне – правда, что ли, «Пинега»?!.
Глаза протёр. Действительно, на борту, вровень с палубой бака, на которой работает брашпиль и суетятся матросики в полушубках, чётко – чернью по шаровой краске – крупно так выведено: ПИНЕГА.
Выходит, не мерещится. Но неужели ж это та самая «Пинега», которую я принимал на Дунае – из новостроя?.. Ну да, она вроде! Типа «Тисса». Это целая серия была такая: суда-сухогрузы венгерской постройки, можно сказать, малыши – водоизмещением всего тысяча двести тонн, двигатель – тысяча лошадей. Всё помню...
Ещё бы, я ж на её борту женился! Это было в Измаиле, во время приёмки и дооборудования: эти судёнышки перегоняли вниз по Дунаю под мостами – без труб и мачт, ну и потом, в Измаиле, целый месяц (мой медовый месяц) достраивали... Господи, да ведь тридцать лет минуло, неужто она?..
Ностальгия по собственной молодости пинает меня в спину, я едва дождался конца швартовки. Только спустили трап, взбежал на борт, на пятки наступая портнадзору. Чиновники портовые – к капитану, конечно, а я первым делом – к «деду», старшему механику. Представляюсь: коллега. Спрашиваю: двигун венгерский, «Ланг»? Кивает согласно и смотрит вопросительно: чего, мол, клянчить будешь, запчасти? Успокаиваю улыбкой и продолжаю: пароходу три десятка годов, знаю, ну и как главный двигатель, нормально «молотит»? Ответ успокаивает и меня: не жалуемся, дескать, он же после капитального ремонта.
Меня несёт куда-то. Да не просто куда-то, а – напролом, прямо по курсу, полным вперёд! Несёт неудержимо, не в спину уже пинает, а именно несёт. Как на крыльях. Только не птичьих, а стальных: я же механик. И мимолётом всплывают в памяти все шесть цилиндров «Ланга», из которых во время моточистки дёргал поршняМЃ, перебирал топливные насосы, опрессовывал форсунки. Чую нутром: несёт меня весело прямо навстречу судьбе.
Вот сейчас спрошу, нужны ли механики, и «дед» скажет, что да, второй или третий рвётся в отпуск. Спрашиваю и слышу в ответ: второму механику с неделю уже как запросил замену, а судовладелец что-то и не чешется.
Вот! Вот! И я выкладываю все козыри свои: работал на ней, на «Пинеге», больше того, принимал её в Измаиле, а сейчас... Вот все мои ксивы: «мореходка» (так величают на флоте паспорт моряка), рабочий диплом механика и куча всех нынче требуемых бумаг – всякие сертификаты, свидетельства, справки, санпаспорт. «Дед» сдержанно, как «деду» и положено, сияет: ну да, я ж убрал, считай, «головную боль» его. Но удивления сдержать не может: откуда ж, мол, я свалился такой готовенький? Пришлось рассказать, что ходил вот только что «продаваться» в одну вшивую контору, где денег, по слухам, не платят по полгода, да ещё и в ремонт хотели запереть. Естественно, отказался, иду, гляжу – «Пинега»...
С готовым заявлением и «дедовым» наискосяк «Согласен» идём к капитану. Здоровенный сорокалетний волчара морской, синеглазый, темноволосый, с первым алюминием на висках, он только что спровадил надзирателей, отбоярившись, как водится, парой бутылок японского виски и блоком сигарет Hi-lite. На гостевом столике – початая бутылка, в пепельнице ещё дымится чинарик.
- Примете по семь капель? – широкий жест к столу. Мы с «дедом» где-то ровесники, ну он и решил: старые кореша, дескать, встретились.
- Спасибо, май кэптен, нет. – И «дед» протянул моё заявление. – Тут вот замена второму пришла.
- О! Вот это опера!.. тивность! Не ожидал такой от хозяина. А ты переживал, «дедушка»!
- Дождёшься от хозяина оперы, как же, - проворчал «дед». – Бог послал. Человек нашу «Пинегу» принимал в Измаиле.
- Как, когда? – Искренне дивится кэп. Ну да, соображаю, он же тогда, небось, в начальную школу ходил, поверить ему трудно.
- Тогда, тридцать лет назад. – И ко мне: - Кем вы тогда были?
- Мотористом, только после училища.
- Ну вот, а теперь – механик первого разряда. – «Дед» протянул капитану мой диплом. – Я ж говорю – Бог послал.
- Добро, - капитан листнул «корочки», намётанным глазом будто сфотографировал. – Смотрите, нас за двое-трое суток обещали закидать. Мы марганцевой рудой грузимся на Индию, - это мне, - успеете медкомиссию и прочее?
- Да у него всё уже на руках. Вот! – И «дед» кивнул на мои руки, в коих зажато было действительно всё, включая судьбу...
- Ну, тады лады! – просиял синими брызгами кэп, и я рванул домой за своим морским сундучком.

О, море-море!.. Почти год просидел я на берегу, голодном, а сейчас ещё и холодном, заледенелом берегу великомученицы России 1994-го года. Отпуск отгулял, деньги кончились, зато отыскался драгоценный камешек в почке. Коновалы в больнице водздрава чуть в гроб меня не заколотили, ударив по почке какой-то ультразвуковой камнедробилкой, купленной в Японии, видно, на свалке, по дешёвке. Камешек остался цел-невредим, а почку травмировали, потом месяц лечили, после чего сделали харакири и добыли, наконец, эту драгоценность диаметром 8 мм. Два месяца не мог толком оклематься.
О, море-море, я за год, оказывается, соскучился по тебе. Тридцать лет по морям, по волнам, ну вот они и бузят во мне, морские клетки. Это друг мой, журналист из радиостанции «Тихий океан», вывел такую теорию: организм, дескать, обновляется, каждые двенадцать, что ли, лет, и клетки, народившиеся в море, не дают потом моряку спокойно жить на берегу. И вот сплошные радости начались: вахты, да с каждой вахтой всё новые и новые узнавания старых знакомых – двигателя, трапов машинного отделения, всяких насосов, сепараторов, компрессора, вспомогательного котла, в котором во время чистки, тогда, тридцать лет назад, мне дурно стало после бессонной ночи любви, и четвёртый механик меня отпустил. Но вот новые времена пришли, экипажи сократили до минимума, четвёртых механиков уже нет, так что я сам теперь и третий, и четвёртый. Да, вторым я не рискнул, отказался: второй отвечает за главный двигатель, а я-то за три десятка лет «Ланг» этот подзабыл. Так что третий механик, молодой-зелёный, не скрывая радости, стал вторым, а я сменил его.
Опять – судьба. Скоро узнается, что именно это, возможно, спасло мне жизнь...
Капитан как в водку глядел (рюмка явно неполной была): ровно через двое суток, с неполной загрузкой, всего шестьсот тонн, мы вышли в море, оставив Находку за кормой. Курс – на юг, строго на юг, «из зимы в лето», как рекламируют круизы. Теплее становится буквально с каждым днём, хотя «Пинега» наша плетётся со скоростью старухи Тортиллы – двенадцать узлов, то есть двадцать два километра в час. Во времена моей молодости такие пароходы называли валютными, и присказка была: больше суток – больше шмуток. В загранпорту, значит, отоваришься на всю катушку.
Прошли Цусиму, вышли в Восточно-Китайское море, вода позеленела от бурно плодящихся в тепле диатомовых водорослей, на траверзе Шанхая поплыли нам навстречу белые «пекинские утки» – пенопластовые сетные поплавки и просто куски пенопласта. Солнце, тепло, штилевое море, аквамарин до горизонта, ультрамарин над головой, мягко шуршит вдоль борта пена от форштевня, чудесно пахнет рыбами и водорослями. После сытного флотского обеда так и тянет на палубу – постоять у борта, подышать, полюбоваться, послушать. Вахта у меня с шестнадцати до двадцати и соответственно с четырёх до восьми утра. Со школы помню: после сытного обеда по закону Архимеда надо закурить. Я не курю, а посему – поспать перед вахтой.
Просыпаюсь – глядь на часы: до вахты ещё час целый. Умылся, чайку испил, облачился в робу и – снова на палубу, надышаться перед нырком в душегубку машинного отделения, одорированного парами соляра и масла. Ветерок с юга потянул, прямо в форштевень нам, сморщил гладь невысокой волной, покрытой рябью. Обвожу глазами пустынный синий горизонт, а он оказывается не пустынный – справа по борту прямо наперерез нам несётся какой-то быстроходный катеришко.
И тут началось. Прогремел колокол громкого боя, врубился спикер:
- По судну – аврал! Палубной команде – по местам! Матросу Мелкисяну занять боевую позицию!
На борту, я знал уже, есть две малокалиберные ДОСААФовские винтовки, и вот капитан вызывал на корму матросика, однажды похваставшего первым разрядом по стрельбе. Так значит, пираты? Господи, впервые за тридцать морских лет!..
Взлетаю наверх, на шлюпочную палубу правого борта, и вижу катер совсем уже близко, в кабельтове (метров двести). Капитан стоит на крыле мостика с биноклем. А уже и без бинокля видно: с обоих бортов крошечной рубки стоят два автоматчика. Ну и что, спрашивается, наш Мелкисян со своей мелкашкой против АК?..
Дальше всё летит с кинематографической скоростью. Катер, сделав пенный вираж, огибает «Пинегу» и заходит с левого борта, прижимается вплотную. Выскакивает из рубочки человек. Р-раз – взвивается в воздух абордажная «кошка», мастерский бросок, ничего не скажешь: «кошка» чётко вцепляется в планширь сразу двумя стальными лапами. Считай, швартовая операция свершилась в секунду! Но и наш боцман не промах – подлетел к борту, махнул топором, и синий капроновый тросик резинкой из рогатки щёлкнул по палубе катера. Одновременно матросы из брандспойтов двумя струями забортной воды ударили по автоматчикам и рубке катера. Пираты заложили ещё один белопенный вираж, отлетев от нас на добрых полкабельтова, сделали циркуляцию и снова пошли на сближение...
А мне пора на вахту. Тем более, сейчас наверняка начнём дёргаться, реверсы пойдут. Давай шустрей, подгоняю себя, спускаясь в машину.
- На палубе! Всем в укрытие! – Это я услышал уже почти внизу. Капитан, конечно, врубил циркуляр, а динамиков по судну полным-полно: на палубе, в машине, по каютам и коридорам.
Сменил второго, сказал, глядя в округлившиеся его глаза, про пиратов, и он рванул наверх, прямо как военный многоборец на стенку. Я даже позавидовал: он всё сейчас увидит. И тут звонкое: диррлинь! Др-р-р! – машинный телеграф. «Стоп машина!» И сразу: «Полный назад!» Репетую команды, перевожу стрелку телеграфа, останавливаю двигун. Параллельно «осеняет» стандартная мыслишка судовых механиков: долбанные магелланы, кто ж вам двигатель моментально с переднего на задний переведёт, это ж для машины гроб! Перекладываю реверс, открываю баллон пускового воздуха – чих-пых – двигун пошёл набирать обороты. Конечно же, постепенно, а не так, как хочется капитану или пиратам. В машину спускается «дед», ему так положено по тревогам.
- Повторяю: всем в укрытие! – голос капитана громок, тревожен, но без паники. – Мелкисян, без команды не стрелять!
Вот это правильно! Если даже он уложит одного автоматчика, это только разозлит пиратов, у которых кроме АК ещё и гранатомёты наверняка есть.
И тут же звенит-дребезжит телеграф: «Стоп машина! Полный вперёд!» Всё снова, только в обратном порядке. Хороша песенка, начинай сначала.
Эта сказка про белого бычка длится и длится. «Дед» урывками, между реверсами, рассказывает, что пираты дали автоматную очередь по лобовым окнам рубки, а капитан развернул «Пинегу» и пошёл на таран, но куда ж с нашим «крейсерским» ходом в двенадцать узлов, конечно же, бандиты увернулись. Снова – «Стоп машина».
Циркуляр не выключался, и в наступившей тишине нам слышно даже кэпово ворчанье: «Тады лады, господа корсары». И по-английски по циркуляру, а значит, и на палубный «колокольчик»:
- Дорогие гости! Груза на борту нет! Судно идёт в балласте!
Ну да, молодец кэп, правдоподобно: мы ж наполовину загружены, нос задран. О, вот опять «Полный вперёд!» Значит, снова маневрирует, пытается придавить пиратов. «Стоп машина». И снова по-английски:
- В артелке – пусто! Женщин на борту нет! Кроме старой буфетчицы, больной венерической болезнью!..
О-о-о, море-море!.. Оказывается, я со своей расхаракиренной почкой не один калека на борту...
Машинный телеграф молчит, реверсов больше нет. Пираты, видать, испугались. Или оценили капитанский юмор?.. Странно, но телеграф продолжает почивать. «Дед»:
- Значит, он пустил их к борту. Ну, юморист! Пойду-ка посмотрю.
И ушёл.
Целых три часа промаялся я в неведении на вахте. Слава Богу, на спокойной, считай, стояночной вахте! Ход дали только перед самой сменой. И вот что поведали мне счастливые очевидцы, когда я наконец сменился.
Пострадал один только второй механик: полез поглазеть на настоящих корсаров аж на мостик, на правое крыло, несмотря на команду «всем в укрытие», высунул нос и получил пулю в плечо. Между прочим, на его месте вполне мог быть и я. «Дед» матерится: ему ж теперь вахту стоять за этого сопляка-подранка. А пираты в самом деле зауважали нашего кэпа после его последнего спича. Ответили так: мы вам ничего, мол, плохого не сделаем, наш капитан с вашим капитаном желает осушить бутылку рома... И действительно кэп пустил их к борту и принял узкоглазого атамана-капитана, как короля: приказал спустить парадный трап, выслал навстречу старпома. Пират с бутылкой поднялся в каюту капитана, где они её и уговорили под королевскую закусь и традиционный морской трёп про штормы, тайфуны, рифы, ну и конечно же про «девушек из Нагасаки». Прибалдевший атаман пожелал взглянуть на «ту самую буфетчицу». Старпом проводил его на камбуз, познакомил с бабой Надей, после чего они зашли в каюту старпома, и вот тут-то случился конфуз. Судно ж валялось в дрейфе, ну и как раз прилично качнуло, дверца чифова рундука распахнулась, и оттуда прямо в объятия атамана выпала большая, в полный рост, совершенно голая смуглая женщина с голубыми стеклянными глазами. Очень симпатичная, резиновая. Чиф признался корсару, что купил её в Сингапуре за бешеные бабки.
Классическая немая сцена длилась недолго.
- В следующий раз я привезу тебе такую же живую! – сердобольный атаман похлопал чифа по филейной части и с честью отбыл на свой борт.
0

#3 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 03 июня 2009 - 10:43


№ 2

ЛЕТАТЬ И ПЕТЬ

Клавдия Петровна поставила тяжёлые сумки на тротуарную плитку, которой была вымощена остановка, и с тоской посмотрела на скамейку, плотно занятую дожидавшимся трамвая народом. Разумеется, никто и не подумал уступить ей место... В последнее время люди стали недобрыми. Ничего удивительного: сейчас каждый сам за себя, даже дети малые. Потому и воров, и жуликов полно... Вспомнился случай, который произошёл с ней на рынке с месяц тому назад. Клавдия Петровна тогда стояла в очереди за подсолнечным маслом, и вдруг почувствовала какое-то движение в кармане своего плаща. Обернувшись, увидела мальчонку лет семи. Тот изготовился дать дёру, но не успел: Клавдия Петровна проворно схватила пацана за шиворот.
- Ой, бабушка, отпустите! Я больше никогда, никогда не буду! - всхлипывал воришка.
Отобрав у юного злоумышленника свой кошелёк, Клавдия Петровна всё-таки сжалилась. И отпустила мальца... Сделав покупки, она уже выходила из торговых рядов, когда заметила своего «старого знакомого»: стоя в очереди, мальчишка прижимался к пожилой гражданке в розовой куртке с неосторожно оттопыренными карманами...
Вот какие нынче пошли детки. Во всём берут пример со старшего поколения. А с чего бы им честными сделаться, если сейчас даже в фильмах по телевизору - сплошные убийства и драки?
Нет, её внучка Люська - в сравнении с другими - ещё не самый худший вариант. Всё-таки в колледже электронного приборостроения учится; правда, еле-еле перебивается с тройки на тройку, но авось с грехом пополам окончит своё учебное заведение. А там пойдёт работать мастером на завод - глядишь, и человеком станет. Производство людей дисциплинирует... Напрасно она накричала сегодня на внучку. Да ещё сказала, что напишет Ирке, дочери своей: пусть, мол, забирает Люську обратно в станицу... Сгоряча ляпнула; хотя, конечно, не собиралась выгонять девчонку. Люське ведь доучиться надо. А какое будущее у неё может быть в станичном захолустье? Никакого.
Она с горечью вспомнила, как дочь Ирка выскочила замуж за студента сельскохозяйственного института (Клавдия Петровна отговаривала её, предчувствовала: ничего хорошего из этого брака не выйдет); мужа после окончания учёбы распределили агрономом в колхоз, и поехала Ирка вместе с ним в глухомань... Что хорошего теперь имеет дочка? Колхоз развалился; Иркин супруг, поначалу наворовавшись, организовал фермерское хозяйство. Но хозяйствовать ведь тоже надо уметь, а разве его этому в институте учили? Вот и проели всё своё добро. Теперь не знают, как свести концы с концами. А ещё Ирка жаловалась, что муж регулярно прикладывается к стакану и любовницу себе завёл, из местных. Ей бы развестись, да поздно: троих детей в браке нажила, куда уж теперь разводиться-то...
Нет, упустила Клавдия Петровна дочь - так, может, хоть внучку сумеет вывести в люди... Только трудно ей с Люськой. Понятно, что молодёжь нынче стала более раскованная, чем в прежние годы. Но всему должен быть предел. Разве это нормально, когда бабка после двухдневной отлучки на дачу возвращается поутру домой и застаёт внучку в постели с парнем? А какой бардак они в квартире устроили! Повсюду, даже на полу - пустые тарелки, окурки, бутылки... А Люське хоть бы что - лишь глазёнками своими бессовестными невинно хлопает спросонья: «Извини, бабуська, тут вчера ребята в гости заходили, у нас така-а-ая чума была...» - «Чума? Что за чума?» - «Ну, это когда весело очень - чумой и называют»... И как её, такую, воспитать, как человеком сделать?
Очень рассердилась Клавдия Петровна. Потому и пошла на рынок, хотя не собиралась сегодня - тем более, что устала, припёрши с дачи полное пластмассовое ведёрко вишен и большую хозяйственную сумку яблок... Просто ей требовалось хоть на короткое время остаться наедине с собой, чтобы унять раздражение и разобраться в собственных мыслях. Да и парню Люськиному (которого, само собой, Клавдия Петровна видела в первый и - она очень надеялась - последний раз в жизни) - не голышом же ему скакать, одеваясь, перед посторонней старухой... Ничего. Пусть пока Люська приберётся в квартире. А потом, конечно, надо будет прийти и строго-настрого заказать этой дурёхе зазывать в гости разную шатию-братию. Молоденькая она ещё, не понимает, что народ бывает разный: могут ведь втихую и стащить что-нибудь ценное, доказывай потом участковому...
Пока она так размышляла, подошёл трамвай. Переполненный по случаю выходного дня. Народ ринулся на приступ... Клавдия Петровна тоже подняла сумки. Но тотчас сообразила, что в этот вагон ей не пробиться. И, вновь опустив свою ношу, стала дожидаться следующего трамвая, благо особо спешить ей было некуда.

***

- ...Вот же падла старая, - в который раз зло повторила Люсинда, вышвыривая из платяного шкафа бабкино хороховьё прямо на пол. – Ну ничего, я ей покажу. Она меня надолго запомнит...
- А то, - спокойно сказал Пеца. Он сосредоточенно разрывал на полосы выцветший домашний халат Клавдии Петровны. И связывал концы этих полос между собой. - Ща мы её флэт оформим по высшему разряду. Главное - успеть вовремя ноги нарисовать, а то в мусарню попадать мне неохота.
- Успеем. Бабка на базар долго ходит, - Люсинда вытащила из-под газеты, которой была застелена полка в шкафу, тонкую пачку тысячерублёвок. И, быстро пересчитав, помахала деньгами перед носом парня:
- Гля, двадцать тысяч рябчиков! Я теперь богатая невеста, понял?
- Нехило, - оценил Пеца находку. - С такими филками можно оттопыриваться несколько дней.
- Это она себе на похороны собирала.
- Ничо. Сдохнет и бесплатно, - с этими словами парень на одном конце получившегося из нарезанных полос подобия верёвки связал большую петлю; потом влез на стул и другой конец «верёвки» привязал к люстре. Пошарив в письменном столе, отыскал общую тетрадь, из которой выдрал двойной лист - и вывел на нём крупными буквами: «ЭТО ТИБЕ СТАРАЯ КАШЁЛКА». Сказал:
- Давай булавку.
Люсинда принесла ему требуемое, и Пеца прикрепил лист булавкой к петле - так, чтобы надпись сразу была видна входящему в комнату.
- Давай раскумаримся, - предложил, почесав кончик носа. - У меня ещё «пластилин» остался.
- Да ладно, на улице курнём.
- А я ща хочу, чего ждать до улицы.
Люсинда не стала возражать. Пока Пеца забивал «косяк» быстрыми сноровистыми движениями, она вынула ящики из комода и высыпала их содержимое на пол. Ничего ценного не обнаружила. Лишь открыв жестяную коробочку с военными медалями покойного деда, поинтересовалась:
- Эти железки, наверное, можно на Арбате продать?
- Дешёвка, - резюмировал Пеца, сосредоточенно прикуривая от зажигалки. - Только время терять. Выбрось.
...Люсинда курила доставшуюся ей половину «косяка» и смотрела на Пецу влюблёнными глазами. Клёвый мэн. С ним весело и легко. И ведь не бросил её, когда бабка нагрянула утром - и, застукав их в постели, закатила скандал. Напротив, сразу разрешил проблему: сказал, что может забрать Люсинду с собой «на моря», поскольку едет в Сочи с бригадой надёжных пацанов заниматься гопстопом... Надо же, они познакомились всего неделю назад на дискотеке, а у Люсинды такое чувство, будто она знает этого парня всю жизнь...
После «пластилина» её размедузило. В голове стало пусто до звона. Захотелось смеяться... А Пеца проговорил замедленно, глядя куда-то мимо неё, точно ему уже начинали открываться радужные параллельные миры:
- Похаваем на дорожку? А то скоро жор нападёт.
- Можно, - с готовностью согласилась Люсинда.
Они направились к холодильнику. Открыли его... Всё, что не нравилось, выгребали прямо на пол. Наконец, извлекли полпалки копчёной колбасы и, отрезав себе по большому куску, съели без хлеба. Пеца даже не успел доесть, поскольку его пробило на хи-хи. Не удержалась и Люсинда… Хихикая, она вдруг подумала о том, что слабовато отомстила бабке, надо «наследить» в квартире покруче. Следуя этой мысли, достала из холодильника банку с маринованными помидорами и стала ходить по квартире, с силой расшвыривая во все стороны эти мокрые прохладные шарики, с глухим звуком разбивавшиеся о стены и оставлявшие на них мутные томатные кляксы. Забава пришлась ей по душе. Люсинда уже хохотала в голос.
- В станицу хочешь меня отправить?! – время от времени выкрикивала она, обращаясь к незримо присутствовавшей в её воображении бабке. - Лахудра старая! На тебе, на-а-а! Ты у меня сама поедешь! На хутор! На! На! На! Ху! Ху! Ху! На хутор!
А Пеца скакал рядом и, размахивая ножом, ржал, как конь. Потом остановился, поковырял стену ножом - и, поддев обои, оторвал от них длинный бесформенный язык. Достигнутый результат ему понравился - и он повторил описанную манипуляцию у другой стены. И теперь Люсинда, отшвырнув банку, прыгала рядом, хохоча и сбрасывая с себя одежду. Затем, опустившись на колени, она порывистым движением рванула вниз «молнию» на джинсах Пецы; и принялась делать ему минет... Тот поначалу хихикал - но вскоре умолк и, схватив Люсинду за волосы, стал водить её головой вперёд-назад, всё быстрей и напористей... И через несколько минут достиг оргазма.
...Она не стала одеваться. Подняла с пола пустую бутылку из-под сухого вина «Ркацители» и разбила её об угол шкафа. Осколки, разлетевшись по комнате, со звоном посыпались на паркет. Затем Люсинда столкнула с тумбочки телевизор. Но тот, вопреки ожиданиям, не разбился. Тогда она подобрала ещё одну бутылку, на этот раз из-под «Портвейна», и расколотила её о край стола. Тем временем Пеца, кряхтя, помочился на диван. И, застегнув джинсы, уселся на стул – забивать смешанный с табаком «пластилин» в новую папиросу.
Она продолжала порхать по комнате, разбивая и круша всё, что подворачивалось ей под руку. Это продолжалось до тех пор, пока Пеца, приобняв Люсинду, не отвёл её на балкон. Там они, взирая на город с высоты девятого этажа, выкурили ещё один «косяк».
...А Клавдия Петровна в это время выбралась из трамвая на остановке и направилась к своему дому. Она шла и размышляла о том, что сейчас, в разгар сезона, надо бы почаще ездить на дачу. Поскольку, во-первых, сторожа со своими обязанностями не справляются, и почти каждую неделю у кого-нибудь из соседей лихие людишки умудряются подчистую «обнести» огород; во-вторых, всё те же лихие людишки нет-нет и взламывают двери дачных домиков. Это даже странно, ведь там и воровать-то особо нечего: так, разный садовый инвентарь уносят да разве ещё какую ветхую одежонку...
Когда до родного дома оставалось не более ста метров, Клавдия Петровна подняла взгляд и обмерла от неожиданного зрелища. На её балконе стояли двое - Люська и тот парень, с которым она нынче утром застала внучку в постели. Мало того - эта бесстыдница находилась на балконе абсолютно голая!
...А Люсинда пока не успела заметить Клавдию Петровну... После второго «косяка» на душе у неё было празднично и неповторимо. Более того, на душе у неё было окончательно и бесповоротно, и это ощущение требовало немедленного выхода - разумеется, она не хотела и не могла скрывать его от любимого парня:
- Ты ничего не чувствуешь? - ласково спросила она.
- Чуйс-с-стую, - осоловело кивнул Пеца. - Не хучубльночус-с-стую... Ку-ку… да? - кукушку срывает. И шары разнос-с-светные... Прыгают, ё… это глюки, что ль?
- Нет, ты мне скажи правду: ты веришь в переселение душ? - всё более возбуждалась девушка. - Ты веришь, что твоя душа раньше жила в другом теле?
- Верю, - прикрыв глаза, согласился Пеца.
- А я в прежней жизни была птичкой, - со счастливой улыбкой призналась Люсинда. - У меня и сейчас такая лёгкость в теле, что я, наверное, могу взлететь.
- И я могу.
- Нет, правда?
- Без базаров.
- Хочу летать и петь! - запрыгала на месте девушка, взмахивая руками. - Летать по небу и петь - вот так: чик-чирик, чик-чирик, чик-чирик!
- Чирик-чирик! - отозвался Пеца, слегка оживившись.
- Фьють-фьють-фьють! - принялась Люсинда выводить старательную трель. - Чиви-чиви-фьють! Чиви-чиви-фьють-фьюить! Фьють-фьюить!
Пеца захлопал себя ладонями по бокам, подобно самцу неизвестно какой породы – и, подхватив, защебетал; и зацокал языком:
- Тёх-тёх-тёх-тр-р-рцок-цок-цок! Тр-р-рцок-цок-цок-цок-цок!
- Чиви-чиви-фьють-фьюить! - Люсинда вспрыгнула на деревянную перекладину балконного ограждения. - Ну так что: полетели? Фьють-фьюить! Ой, а вон и бабуська моя внизу стоит! Давай покружим у неё над головой! Фьють-фьюить! Фьють-фьюить! Вот отпад будет!
- Ага, - Пеца, вспорхнув, устроился на перекладине рядом с Люсиндой. - И похезаем ей на голову! Тр-р-рцок-цок-цок! Сверху! Прямо с неба! Тр-р-рцок-цок-цок-цок-цок-цок!
- Как птички?
- Как птички!
- Полетели! Фьють-фьють-фьють!
- Ага! Тр-р-рцок-цок-цок-цок-цок!
- Чиви-чиви-чиви-фьють-фьють! Фьють-фьюить!
- Тёх-тёх-тёх! Тёх-тёх-тёх-тёх-тёх!
Они одновременно расправили свои крылышки, и порыв ветра сорвал их с давно не крашенной, потемневшей от сырости перекладины балкона. И обрушил с девятиэтажной высоты в новое, неведомое доселе, захватывающе-неминуемое. И если б кому-нибудь было суждено хоть на долю мгновения оказаться под бренной оболочкой невесомого тела - неважно, Люсинды или Пецы, - то он непременно понял бы, что сама судьба понесла их вперёд, прочь от грязного города порочных людских устремлений, в беззаботную птичью страну быстролетящих песен, нежных перистых облаков и вечнозелёного счастья.


0

#4 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 28 июня 2009 - 22:20


№ 3

Тайфун
/рассказ/

По мере того, как Ольга стала приближаться к месту встречи, уверенность её почему-то стала улетучиваться. А вчера она была такой счастливой, что, наконец, её жизнь наладится, а возможно, и станет обеспеченной. До этого она и не подозревала о том, что в их городе работает фирма, набирающая желающих поработать за границей. И если бы не миловидная женщина, выбирающая вчера у Ольги кофточку и посочувствовавшая, что такой молодой девушке приходится работать на рынке, она бы так ничего и не узнала бы про фирму.
- А моя дочь только вернулась из-за границы. Хочет купить квартиру, а потом опять заключить контракт с фирмой на год, - как бы хвалясь, вполголоса поделилась женщина.
- А что за фирма? - не удержалась Ольга.
- Без понятия. Но если хочешь, позвони ей сама, скажи, что я надоумила. Держи. В руках у Ольги оказался клочок бумаги с телефонным номером, а женщина, так ничего не купив и не назвав ни одного имени, удалилась.
Вечером, придя с работы, Ольга позвонила по данному номеру. Грудной, спокойный женский голос подтвердил существование фирмы, но, извинившись, что из-за покупки квартиры ей некогда, пообещала помочь и организовать ей встречу с работником фирмы. Встреча была назначена в час сорок пополудни…
…Ольга подошла к месту встречи. Никого. Настроение продолжало падать. Казалось, что всё вокруг замерло в напряжённом ожидании, а ещё, будто кто-то за ней следит.
Она собралась уже уходить, как к ней подошёл молодой человек.
- Девушка, вы Ольга?
В ответ на её утверждающий кивок, он продолжил:
- А я Игорь, - и с улыбкой поклонился. - Стою, наблюдаю. Вы это или нет? А причиной моей неуверенности стала ваша юная красота и очарование. Одобряю ваше решение поехать за границу. Вы знаете, до прошлого года я был просто студентом, работа в фирме прибавила мне уверенности в завтрашнем дне.
Ольга старалась незаметно рассмотреть его. Немного большеватый нос, толстые сжатые губы и холодноватые глаза, цвет которых она не смогла определить, ибо тот старательно отводил взгляд. Его манеры, хоть и казались аристократичными, все же были излишне искусственными, церемонными. Чувствовалось, что всего этого он набрался недавно…
До фирмы, которая, как оказалась, была за углом, они дошли быстро. На первом этаже обычного жилого дома и находилась небольшая конторка фирмы «Тайфун». В комнате, небольшого размера было уютно и даже комфортно. Дорогая матовая мебель с кривыми ножками бросалась в глаза своей новизной.
За столом сидела миловидная русоволосая женщина, назвавшаяся нерусским именем Эмилия. Её простое лицо и по-домашнему радушный приём успокоили Ольгу.
-А вы давно работаете в этой фирме? - доверительно спросила она вполголоса.
-Третий год, - также тихо ответила женщина, и, посмотрев на девушку, она неожиданно звонко рассмеялась. - Ты чего это так съёжилась? Не бойся, у нас экзамены не сдают.
Дальше всё пошло как по маслу. Ольга прошла беседу с психологом, который расспрашивал девушку о цели поездки за границу, о родственных узах, о её образовании, и согласна ли она работать нянечкой в добропорядочной итальянской семье? Затем подписывала какие-то бумаги, отвечала на вопросы мило улыбавшимся ей людям.
Ольга была на седьмом небе, когда ей сказали, какую умопомрачительную сумму получают нянечки в Италии. Подписав контракт с лёгким сердцем, она как на крыльях полетела домой. Не терпелось сообщить матери новость. Ольге казалось, что та обрадуется, ведь столько лишений натерпелась, пока одна вырастила дочь, мечтая дать ей высшее образование. Но грянула перестройка, мать стала безработной, и Ольге, только окончившей школу, пришлось идти на рынок торговать у китайцев.
Вопреки её ожиданиям, мать рассердилась за Ольгин, как ей казалось, опрометчивый поступок. И на все дочерины доводы и уговоры, что это расставание всего на год, требовала, чтобы та отказалась от поездки. Ольга, обидевшись, перешла на крик: «Это, может, мой единственный шанс в жизни! Посмотри вокруг. Только мы с тобой хотим прожить честно. А все двери, мамочка, открываются не перед честностью, а перед деньгами». Но, увидев побледневшее лицо матери, она, жалея её больное сердце, пообещала, что никуда не поедет. Но данное обещание не удалось выполнить.
На третий день ей позвонили и сказали, что документы готовы и через неделю можно будет выезжать. Вещей с собой попросили брать мало. - Одежда нужна только на первое время, - объяснили ей, а потом местная фирма по трудоустройству обеспечит вас формой.
Ольга заикнулась было о мамином беспокойстве, но ей сказали, что сначала все беспокоятся, а потом благодарят, и пообещали дать аванс, чтобы она могла оставить матери. Получив за день до вылета сто долларов и отдав их матери, Ольга немного успокоилась.
В группе с Ольгой были ещё пять девушек. Все они были необычайно хороши собой, лет двадцати – двадцатипяти. Эмилия познакомила их с мужчиной средних лет, назвавшего себя коротко: Франки.
- Это ваш сопровождающий, во время пребывания в Италии по всем вопросам извольте обращаться к нему. У него на руках ваши заграничные паспорта, контракты и рекомендации от нашей фирмы.
Перелёт Ольга перенесла спокойно, хотя до этого не летала самолётом. Целых два дня девушки отдыхали, нежились в необычном комфорте, а на третий день их куда-то повезли.
Франки казалось, подменили. Он ввёл их в комнату, похожую на гардеробную, и приказал всем подобрать себе одежду. Все туалеты почему-то были вечерними, нарядными и откровенно открытыми для обозрения женских прелестей.
Ольга посматривала на Франки, который стоял к ним боком. Её напугали глаза Франки, ставшие вдруг пустыми и безжалостными. Вот он повернулся к девушкам.
-В комнате, куда вы будете заходить по очереди, ваши будущие хозяева. Постарайтесь понравиться им, а ты, дорогуша, идёшь первой, - обратился он в приказном тоне к Ольге.
-А зачем нянечке этот наряд? – удивилась она, - показывая на себя.
-Ты знакома со здешними правилами?
-Нет.
-Ну, тогда прикуси язык.
Он оценивающим взглядом стал рассматривать её, взгляд его и без слов был красноречив. Роскошный туалет придавал девушке особое очарование молодости. От волнения щёчки у неё порозовели, она была само очарование и воплощение невинности.
Пропустив Ольгу вперёд и предоставив ей возможность стать на помост, Франки отошёл в сторону. Какие-то мужчины обступили её, что-то говоря и даже споря.
- Как на торгах, - почему-то подумалось ей. А в сердце стали вползать страх и сожаление о своём необдуманном поступке. Из горла так и просился вырваться вопль. Как бы испугавшись, что и правда закричит, Ольга, прикрыла рукой рот. Видя, что в комнату входит другая девушка и Франки занялся ею, Ольга метнулась к выходу, но кто-то схватил её за локоть.
- Хотите прогуляться? – спросил молодой мужчина на ломаном русском языке.
- Объясните, пожалуйста, где я нахожусь и что это за место? – взволнованно попросила Ольга.
- Как где? – удивился мужчина. Вы, хотите сказать, что не понимаете, что здесь происходит?
- Да. Именно это. Ольга, как ребёнок, ухватилась за рукав его пиджака, чем вызвала добрую улыбку на его серьёзном лице.
- Но сначала позвольте представиться: Гарри Гордон, глава лучшей школы моделей. За очень короткие сроки мы из неопытных девушек делаем блистательных фотомоделей. Наша школа породила стиль нового ощущения… и…
Встретив умоляющий взгляд девушки, он остановился.
- Но, послушайте, здесь было сказано, что вы сознательно приехали работать в нашу страну. И потом, - он оглянулся и вполголоса закончил, - на этих смотрах присутствуют и хозяева известных борделей, ночных клубов и даже заведений, имеющих не ахти какую репутацию.
- Что!!! - Ольга побледнела. - Причём здесь бордели? Я приехала работать нянечкой.
- Нянечкой? Так вам нужна просто биржа труда, там вас обеспечат более качественной занятостью, соответствующей вашему образованию. Поверьте, тут другой контингент… Я постараюсь выкупить вас.
- Выкупить? – в Ольгиных глазах появился ужас. - Нас что продают?!
Подлетевший к ним Франки не дал ответить Гарри. Он что-то сердито стал выговаривать на итальянском языке, потом схватил девушку за руку и, впервые не притворяясь, потащил её к выходу.
Ольга оглянулась, её провожали грустные глаза Гарри Гордона.

***
Мария Александровна не могла найти себе места. Загнанная в угол предчувствием беды, она вот уже как два часа ходила по своей квартире в надежде на то, что, может, сегодня дочь позвонит. Телефон молчал уже третью неделю, то есть с тех пор как Ольга, не смотря на её уговоры, уехала за границу. В голову лезли только дурные мысли. К кому обратиться? В милицию? А почему бы и нет.
Она дрожащей рукой набрала номер. Приятный женский голос успокаивающе предложил: «Мы вас слушаем, поделитесь своей проблемой».
Мария рассказала всё, что знала сама, ругая себя за то, что как на беду не запомнила ни адреса, ни названия фирмы. Её попросили принести фотографию пропавшей дочери.
Мария тут же собралась и пошла по названному адресу. То, как к ней отнеслись, успокоило её. Она вновь пересказала всю историю, отвечая на вопросы. - Нет, никаких документов она не видела ни на иностранном, ни на русском языке.
- Общалась ли её девочка с подозрительными молодыми людьми или с девочками стрип - баров? - Упаси, Боже! Её Оленька так уставала на рынке, что ни о чём другом, кроме как об отдыхе, не думала. - Нет, не могла она обмануть мать и уехать в столицу на заработки. Кажется, она упоминала в разговоре Италию. - Называла ли она при ней какие - то имена? - Да. Кажется, одну из женщин фирмы зовут Эмилия.
Мария понимала, что сказанного очень мало, чтобы было с чего начать розыск, но всё же старалась верить.
Откуда ей было знать, что уже через час в УВД активизировали розыск злоумышленной, нигде не зарегистрированной фирмы. Розыски велись по нескольким направлениям: согласно первой версии, всё это было просто обман или хулиганство. Мало ли девчонок подаются в большие города, куда их влечёт романтика о лёгкой жизни.
А вторая версия – преступная акция, целью которой был нелегальный вывоз молодых девушек из России, которые становились жертвами торговли людьми.
В первую очередь, стали проверяться все автостанции города, железнодорожный вокзал и аэропорт. Однако не нашлось никого, кто бы видел девушку с фотографии. Казалось, результаты поисков равнялись нулю, как вдруг появилась зацепка в аэропорту. Девушку видели и не одну. Она входила в небольшую группу с гидом - иностранцем. Регистрацию и таможенный контроль группа прошла как туристическая. Милицию заинтересовал тот факт, что напротив фирмы под названием «Тайфун» нигде не значился адрес. Явно, что документы просматривались не тщательно и, возможно, что в аэропорту работали люди данной фирмы. Пришлось запрашивать дипломатические представительства России в Италии.
В тот же день по местному каналу телевидения органы правоохранения, обратились к населению с просьбой откликнуться тем, чьи родственники вылетели в Италию в качестве туристов. Оставалось ждать результатов проделанной работы.

***
Ольга была в ужасе. Как скоро закончилась заграничная сказка! Франки вместо услужливого проводника вдруг превратился в бессердечного сутенёра. А главное он не собирался отдавать девушкам их паспорта. Когда девушки заикнулись о подписанном контракте, он расхохотался и бросил им в лицо уже ненужные бумаги, мол, надо было вникать в то, что подписываете. «Дуры!» - бросил он через плечо и удалился.
А впереди их ждало шоковое унижение от просмотра их тела: с грудей до зубов. Всё это кончилось тем, что двум были предложены просто временные сожители, двух купили публичные дома, а Ольгу и девушку Таню купил новый сутенёр. Куда их повезут, было неизвестно. На них вообще перестали обращать внимание.
Каким-то чудом, за счёт мужества и воли, Ольга заставила себя не паниковать, чтобы обдумать, что предпринять. Гарри Гордону не удалось выкупить её, наверно, постарался Франки, но можно было передать ему записку. На небольшом лоскутке бумаги карандашом Ольга написала несколько строчек. Сложив и спрятав послание, она стала успокаивать Таню, у той начиналась истерика. Плач её переходил в крик. Она то подбегала к запертой двери, пытаясь открыть её дёрганьем и стуками, то стала швырять попавшие под руку вещи в окно. На шум явился Франки. Осмотрев комнату, он, не долго думая, вкатил кричащей девушке оплеуху.
Та скорее от неожиданности, чем от силы удара, бессильно упала на стоящую в углу тахту. Взгляд её потух, вся она, съёжившись, стала походить на ребёнка, которого обидели ни за что.
- Через полчаса вас заберут, а пока сидите здесь как мыши, - почти прошипел Франки, - и чтобы я вас не слышал. Будете шуметь, посажу на иглу. Говоря это, он с подозрением осматривал Ольгу. Её спокойствие ему не нравилось. Подобрав, на всякий случай, стоящую у порога бутылку, он погрозил ей пальцем.
-Смотри у меня, чтобы без всяких фокусов.
- Отдай наши паспорта. Слышишь, ублюдок.
-Ругань твоя мне по сердцу, значит всё с тобой в порядке, - съязвил он, - раньше за ублюдка ты бы получила, но не сейчас,… я за тебя получил прилично, так что перебьюсь, не буду тебя трогать, а то ещё испорчу твоё личико. А паспорта ваши у вашего хозяина. Так что договаривайся с ним, - расхохотался он, - а я тем временем полечу за следующей партией.
Не знал Франки, что по прибытии в Россию его арестуют прямо в аэропорту, и станет он опять Сапожниковым Фёдором Ивановичем, обвиняющимся в самом жестоком и циничном виде преступной деятельности – торговле людьми…
… За девушками вошли. Два широкоплечих амбала чуть ли не потащили обессиленную Таню. Ольга шла сзади, посматривая по сторонам. Почти все разошлись, и она уже забеспокоилась, что Гарри Гордон тоже уехал, когда, наконец, увидела его, стоящего почти у двери. Проходя мимо него, Ольга споткнулась, а когда Гарри кинулся ей помочь, она незаметно передала ему записку…
У крытого фургона стоял человек, который купил их.
Это был мужчина в возрасте, с сильно поредевшей причёской, но с достаточно крепким телом. Его полное лицо было в мелких морщинах. Глаз его почти не было видно, он умело скрывал их за полуприкрытыми веками. Вся его внешность была пугающе отталкивающей. На него было страшно смотреть. Две шотландские овчарки всё время находились рядом с ним. Иногда он ласкал их, верхняя губа приподнималась, что, наверно, означало улыбку, открывая жёлтые прокуренные зубы...
Гарри Гордон зашёл за угол здания. Убедившись, что за ним никто не следит, он раскрыл записку.
…Гарри, умоляем помочь. Нас обманом завезли сюда. Сообщите, пожалуйста, на нашу родину, где мы и кто нас купил. Умоляем!!! Вся наша надежда – это вы. Спасите нас!!! В конце был написан Ольгин адрес…
Гарри задумался. Постояв минутки три, он, наконец, встрепенулся, покачал головой, как бы отгоняя свою нерешительность, и уверенно зашагал в сторону посольства РФ


0

#5 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 30 июня 2009 - 20:07

№ 4

ПОДПОЛКОВНИК ДЕД И НЛО *
( рассказ - быль)

Это случилось в августе 1958 года.
Командир авиационной эскадрильи Батайского учебного полка подполковник Дед стоял в тесной кабинке – «скворечнике» передвижного пункта руководителя полетов и, сжимая в руке микрофон, вглядывался в безоблачное небо. В той стороне, куда он смотрел, неподвижно висели, переливаясь, как изумруды на солнце, три блестящих шара. Несмотря на молодость (подполковнику недавно исполнилось тридцать пять лет), он был опытным летчиком, так как захватил войну с немцами, после ее окончания, переучился на новую - реактивную – технику, воевал в Корее - летал на МиГ-15, но такое он видел впервые.
Блестящие шары появились вчера и, почти все время пока шли полеты, неподвижно висели над аэродромом, вызывая чувство тревоги у него, как у старшего на полетах, так и у всех, кто наблюдал за этим непонятным явлением. Шары - их было три,- ни разу не сдвинулись с места, хотя ветер на их высоте был немалый. Подполковник Дед тут же связался с оперативным дежурным в Батайске и запросил разрешения на полет с разведкой. Оперативный дал «добро», но когда Дед взлетел и начал приближаться к шарам, чтобы поближе разглядеть и оценить насколько они опасны, шары стремительно поднялись на высоту, недосягаемую для МиГ-15. А потолок у истребителя не малый - пятнадцать тысяч метров.
А потому, когда сегодня Дед опять увидел в небе отливающие перламутром шары, вчерашняя неудача напомнила о себе, ударила по самолюбию боевого летчика.
- Ну что, опять висят,- доложил он оперативному.- И откуда их черт принес?
- Как будто не знаешь,- ухмыльнулся в трубку оперативный. - Американцы, тут и гадать нечего. Фотографируют, поди, сейчас твои полеты, а вечером будут кино смотреть.
Дед беспомощно молчал, аргументы оперативного были более чем убедительные: шла «холодная война» и злейшим врагом Америки почему-то оказалась их страна. Впрочем, не исключался интерес к ним со стороны других цивилизаций после запуска в прошлом году первого искусственного спутника Земли.
- Разрешите повторить полет?
- Давай, только осторожно. Кто за тебя остается руководить?
- Кто же еще – помощник.
Дед, захватив шлемофон и планшет, молодцевато покинул «скворечник», сел в командирский «уазик» и помчал в сторону самолетной стоянки. Вскоре его МиГ-15 бис с полным боекомплектом, разбежавшись, оторвался от аэродромного поля.
Хорошо зная тактику воздушного боя, подполковник Дед набирал высоту с таким расчетом, чтобы очутиться у наглых шаров со стороны солнца.
Подполковник глянул на высотометр: высота - более трех тысяч метров, но шары точно испарились. «Где же эти блестящие яйца?» - нервничал, оглядывая горизонт, летчик. И тут он увидел их - прямо по курсу. Шары внезапно появились там, где мгновение назад ничего не было. Они точно играли с ним в прятки.
- Вижу шары,- доложил он руководителю полетов, - иду на сближение.
Когда до шаров, казалось, оставалось несколько секунд лета, они вдруг начали стремительно удаляться.
- Шары уходят,- доложил Дед руководителю полётов. - Принимаю меры к их
уничтожению,- и он нажал гашетку пушки. Но вместо очереди раздался одиночный
выстрел и пушки замолчали, точно их заклинило. Более того - выключились все приборы, в кабине наступила непривычно - подозрительная тишина, и Дед точно провалился в пустоту – остановился двигатель самолета. Дед покрепче сжал ручку управления, но тупая боль в сердце затуманила глаза и последнее, что он заметил, теряя сознание, - тонкий светящийся луч, который протянулся от шара, по которому он стрелял, к его машине...
Пришел летчик в себя от ощущения, что самолет, приподнимая нос, сваливается в штопор. Машинально, как на тренаже, подполковник дал педаль в сторону сваливания самолета и, выводя самолет из штопора, увидел аэродром.
«Не спеши,- сказал себе мысленно Дед, - высота большая, значит, время есть, прикинь схему захода на посадку».
В этот момент вдруг засветились табло на приборной доске, вздрогнули стрелки приборов. Дед уменьшил скорость планирования и нажал на кнопку запуска двигателя. Тот без проблем запустился и самолет опять стал послушным. В наушники ворвался эфир и Дед запросил у руководителя полетов срочную посадку.
- Садитесь,- ответила «земля».
Дальше было делом техники. Когда самолет коснулся колесами земли, Дед привычным движением отдал ручку управления от себя, и самолет, опустив нос, побежал по взлетно-посадочной полосе, теряя скорость. Зарулив истребитель на свою стоянку, Дед выключил двигатель, привычным движением открыл фонарь. Когда к нему по стремянке поднялся техник, бросил:
- Пушки, кажется, заклинило. Пусть оружейники проверят.
Расстегнув подвеску парашюта, Дед спустился на землю и его «газик» запылил в сторону шахматной будки руководителя полетов. Уже там нашел его доклад инженера эскадрильи капитана Капустина: пушки проверили, неисправностей не обнаружили.
- Странно,- задумчиво ответил подполковник.- Хорошо, идите.
С тех пор подполковник Дед больше не летал. Полковой врач не рискнул допустить его к полетам после жалобы на боли в сердце. По окончании лагерного сбора, когда авиационная эскадрилья Деда перебазировалась на основной аэродром в Батайск, он был отправлен в окружной госпиталь на обследование. Но окружные эскулапы тоже не обнаружили у еще крепкого Деда ничего серьезного и, тем не менее, диагноз не сняли, а потому возвращение в небо для летчика было заказано: его списали с летной работы и отправили в запас.
…Мы встретились с Дедом спустя пол – года, совсем случайно. Бывший комэск нисколько не изменился, если не считать появившуюся на висках седину.
- Чем теперь занимаетесь?- спросил я, когда мы поздоровались.
- Работаю на нашем авиаремонтном заводе,- ответил без смущения летчик. - Провалялся два месяца на диване, но это до того надоело, что не выдержал и пошел работать. Хотя жена была против.
- И кем работаете, если не секрет?- поинтересовался я.
- Техником по проверке и ремонту топливной аппаратуры. Работа интересная, заработок неплохой, я доволен. Устал сидеть дома, ничего не делая.
На этом мы с Дедом расстались. Я очень уважал его как человека и офицера. Он был всесторонне развит: бессменный капитан волейбольной команды эскадрильи, слыл хорошим охотником и на траншейном стенде в стрельбе по тарелкам частенько брал призы. Одно огорчало: именно на моем МиГ-15 он совершил ту атаку на НЛО себе во вред.

* Рассказ написан совместно с Б.Тупицыным
0

#6 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 06 августа 2009 - 21:57


№ 5

Праведник.

На мясокомбинате работали три друга.
– Почему ты в бога не веришь? – спросили друзья Семёна в обеденный перерыв.
– Бог – это нечто сверхъестественное. А что не естественное, то искусственное, не настоящее. А как верить в вымысел? – ответил тот вопросом на вопрос.
– Незнаем, – уклончиво отвечали ему Иван и Ибрагим, – у нас в роду все верили, вот и мы верим.
После работы, собираясь домой, Ибрагим сказал Семёну:
– Мы с Иваном бутылку "Столичной" скалымили – будешь с нами?
– Нет. Спасибо, ребята, вы ведь знаете, что я не пью, – отвечал Семён.
– Как ты живёшь, – обратился к Семёну Иван, – вино и водку не пьёшь, не материшься, кроме жены других женщин не знаешь...
– Тебе хорошо говорить, Ваня, – отвечал Семён, – Вот, если ты напьёшься, будешь материться или учинишь драку, то простит ли тебя Христос?
– Если покаюсь и помолюсь, то, конечно, простит, – отвечал Иван.
– А простит ли тебя, Ибрагим, Аллах, если ты украдёшь что-нибудь, совершишь прелюбодеяние с чужою женой или допустишь иной грех? – обратился ко второму другу Семён.
– Аллах милосерден – совершу намаз и простит, – отвечал Ибрагим.
– Вам хорошо! А я не верю ни одному Богу, так что прощать меня некому, вот и стараюсь не грешить, – сказал Иван.
– Да, без веры трудно жить, – заметил Иван.
– Пропадёшь ты без веры, – добавил Ибрагим, пряча под куртку пакет с мясом.


0

#7 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 07 августа 2009 - 22:57


№ 6

Пикник

Денек выдался как по заказу: и пятница, и тепло, и работу над заказом смежника закончили накануне, почему и зарплата с утра случилась (первая за последние три месяца!). И коллектив небольшой фирмы ОАО «Эдельвейс» делегировал своего представителя к шефу: мол, давайте, Максим Викторович, устроим детский крик на лужайке. То есть сразу после обеда съездим на пикничок, шашлычков пожарим на природе, пообщаемся в неформальной обстановке, покупаемся-позагораем. Конечно, можно было и без него, без этого придурка М.В. Козловского махнуть на природу. Но, во-первых, очень хотелось урвать халявных полдня, во-вторых, это шеф командовал мини-вэном, в который влазил весь дружный коллектив фирмы, все восемь человек, в-третьих, этим дождливым летом не всякий раз удавалась такая хорошая погода, так что надо было ловить момент.
Козловский поломался для вида, но в виду смягчающих обстоятельств, как-то: другого заказа пока не было и все равно фирма опять простаивала, и настроение у него было хорошее (никто же не знал, хотя и догадывался, какую он себе зарплату, а еще и премию отхватил из полученных от заказчика денег), да и, наконец, почему бы, в самом деле, не оттянуться на природе без жены и детей, - согласился. Так что с обеда все сотрудники «Эдельвейса» явились на работу полностью в нерабочем настроении, в прогулочном облачении, весело погрузились в мини-вэн, уже упакованный благодаря стараниям водителя Абаккумова мангалом, вязанкой полешек и парой пластиковых ведерок с магазинным замаринованным шашлыком. В конце салона нежно перезванивались в двух больших сумках бутылки с пивом, сухим красным и мокрой беленькой. И уже через полчаса «Эдельвейс», оживленно гомоня, оккупировал облюбованную лужайку на берегу озера Карасевое.
Весело затрещали дрова в мангале, из стереоколонок мини-вэна на волю вырвалась музыка, забулькали откупориваемые бутылки, зазвенели сдвигаемые стаканы, пошли тосты. Во главе застолья восседал на раскладном стульчике, как на троне (остальные члены коллектива просто сидели или полулежали вокруг импровизированного дастархана) благодушно настроенный М.В. Козловский и благосклонно выслушивал тосты, каждый из которых так или иначе заканчивался реверансом в его сторону. Максим Викторович узнал от Вики Маргариткиной, что он «самый человечный из человечных», Николай Петрович Шевчук открыл глаза присутствующих на то, что их шеф – «гениальный менеджер», но всех переплюнул Шота Магарадзе, заявивший, что с таким «замэчателным чэлавеком «можно хоть в развэдку, хоть по жэнщинам – успэх будэт абэспечэн». Расчувствовавшийся Козловский в длинной и пространной речи сообщил, что заново открыл для себя коллектив и щедро пожелал ему простого человеческого счастья. А потом все решили искупаться в теплом-претеплом озере. Над окрестностями водоема разнеслись крики, хохот, женский визг и шумный плеск воды. Козловский, регулярно посещавший бассейн по абонементу и потому чувствующий себя в воде как рыба, набрал в легкие побольше воздуха и нырнул. А вынырнул аж метрах в пятидесяти, в камышах на противоположной стороне озера. И озорно затих там, решив попугать родной коллектив.
Занятый водными процедурами, «Эдельвейс» не сразу заметил пропажу своего шефа.
- Э, народ, а где Максим Викторович? – обеспокоенно спросил шофер Абаккумов (он купаться почему-то не любил и в воду не полез, а лениво курил на бережку).
- Да вот же, рядом с нами плескался, - весело отозвалась Вика Маргариткина, с визгом отталкивая ногами Шоту Магарадзе, назойливо подныриваюшего под нее и покачивающуюся рядом с ней Нелли Петровну. – Шота, ты не видел шефа?
-Он гдэ-то тут биль, - отфыркиваясь, отозвался вынырнувший темпераментный грузин. И снова нырнул под женскую часть коллектива, жадно топыря под водой бесстыжие волосатые руки.
- Биль, да сплиль! – передразнил его Абаккумов. – Но где же, в самом деле, Максим Викторович? На берег он не выходил, это точно. Черт, неужели… А ну, вы тише! Слышите, что вам говорят: шеф вошел вместе с вами воду, и теперь его нигде нет.
- Неужели утонул? – охнул Суханкин и мокрые его волосы от ужаса встали дыбом.
- И не хотелось бы верить, но это похоже на правду, - мрачно сказал Абаккумов. – Поныряйте-ка, ребята, на всякий случай, может, сами достанете.
- Ой, я боюсь утопленников! – закричала Вика Маргариткина и пулей выскочила на берег, а за ней торопливо полезли из воды и остальные «эдельвейсовцы».
«Ага, испугались! - обрадовался сидящий в камышах Козловский, бесшумно прихлопывая впившегося ему в шею комара. – Ничего-ничего, поволнуйтесь-ка еще!»
- Ну да, сейчас, буду я еще из-за этого придурка нырять! – неожиданно заявил Шевчук и сплюнул в воду. – Давай, Абаккумов, звони спасателям. А по мне так - пусть покоится на дне. Там и ему место.
- Я не взял с собой мобильник, - сказал, щелчком отправив в воду окурок, Абаккумов. – Ладно, приедем домой, позвоним.
- Утонул Максим, ну и хрен с ним! – вдруг радостно объявил пьяненький Суханкин, и все захохотали.
Козловский не верил своим ушам и от охватившего его гнева даже перестал отгонять настырно зудящих над головой комаров: а как же «самый человечный из человечных», а «гениальный менеджер», а с кем пойдет в «развэдку и по жэнщинам» Шота?
- Плахой биль чэлавек, жадный, - обличающе сказал Шота, обнимая дрожащую Вику за плечи. – Я би с ним в развэдка нэ пашел.
- Уж что верно, то верно, - поддакнула бухгалтерша Нэлли Петровна. – Вот вы три месяца зарплату не получали, а он себе регулярно и зарплату рисовал и премии, и что хочешь… А что мне, что мне-то? Так, для отмазки да чтобы молчала, давал какие-то копейки.
К-козел!
- А я всего неделю отсутствовал на работе по уважительной причине – да вы помните, теща ко мне приезжала, так он меня уволить хотел, - пожаловался Суханкин и всхлипнул. – А куда я пойду, я ж ничего не умею! Вот и отлились ему наши слезы.
«Ну, сволочи, сейчас вы у меня попрыгаете!», - яростно прихлопнул Козловский у себя на багровой лысине сразу десяток опившихся начальственной кровушки комаров. И уже хотел было с ревом вылезти из камышей, как услышал злорадный голос Абакумова:
- А если бы Козловский вдруг вынырнул и сказал, что все слышал, что бы вы стали делать, а, храбрецы?
Над озером повисло тягостное молчание.
- Да нет, уже не вынырнет, - нарушил тишину Шевчук. – Что он, дядька Черномор, что ли, или Ихтиандр какой? Уже не меньше получаса прошло, как он утоп. Нет, кирдык нашему козлу. Раки его уже едят.
- Я би на его мэсте нэ виниривал, - угрожающе пошевелил усами Шота.
- Конечно, зачем человеку два раза тонуть, - согласился Суханкин. – Ну что, сироты, у нас там, вроде, еще осталось чего-то? Пойдем, помянем шефа, будь он неладен, да в город надо, в ментовку, пусть этого утопленника ищут, кому положено…
- Вот только кого теперь нам главк посадит вместо него? – спросила сама себя Вика и мечтательно зажмурилась. – Хорошо бы кого помоложе, да неженатого... Отстань, Шота!
В камышах тихо и злобно плакал Козловский, облепленный комарами и пиявками…


0

#8 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 17 августа 2009 - 07:34


№ 7

Быть собой

Я не помню, как попал сюда в первый раз. Это как-то ушло из памяти… Так уходит утренняя роса под лучами восходящего солнца. Помню только, что гулял по обочинам городка, желая уйти от его суетности и грязи. Уединиться - хотя бы так, на одиноких тропах, пронизывающих околицы города и предлагающих неповторимо уютное одиночество.
Я шел, погрузившись в себя. Был один, один в этом мире, сурово хмурящем брови облаков надо мной и покашливающим изредка далекими раскатами грома. Я лелеял свое одиночество. А город был рядом, вокруг; он вгрызался внутрь меня каменными клешнями, желая привести к собственному стандарту, превратить в еще один кусочек мертвого камня, в клетку своего существа. И, хотя порой уже и накатывали полная апатия и желание прекратить сопротивление засасывающе-отупляющему воздействию - я не позволял этому случится.
Город усыплял постоянным шарканьем подошв людей, куда-то спешащих со слепым взором, шорохом шин авто, где тоже неслись какие-то люди, летящие в тиши салонов, словно в другом мире. Все куда-то спешили, бежали.
А мне было некуда спешить. Мир остановился.
Он остановился давно. Но, не медленно, как накатывающий поезд – нет. Мир замер, прекратив внезапно скачку взбешенного жеребца, которого я и не желал обуздывать. Он встал, а я не мог понять – кто победил. Я? Или…? Кто победил в необъявленной войне миров, и когда она началась?
Странный вопрос этот и мучил меня, когда я бродил, не видя окружающего, уходя все дальше и дальше от центра, к тихому шепоту кленов и напеву ветра меж ветвей.
Тогда-то она и открылась мне, эта тропа. То ли ветром раздвинуло ветки, то ли взгляд вдруг проник сквозь них рентгеновским лучом, но я увидел дорожку, ведущую куда-то вдаль. И сразу понял, что нехожена она давным-давно. Но, тем не менее - не заросла, словно кто-то заботливо вычищал ее от поросли. Как так могло быть – не знаю. Просто это было так. Я принял это как данность, как ее свойство. Свойство живого существа, ибо она стала для меня живой сущностью… нитью Ариадны, ведущей сквозь заросли обратно к миру. И она вывела меня. Сюда.
Странное это ощущение, быть в городе и вне его, одновременно. Я сижу на маленькой площадке в обрамлении густо разросшейся акации над которой виднеются кроны деревьев и смотрю на него, Его величество Город – вот он, весь передо мной. Вернее – подо мной. Я попал на господствующую точку, которой никогда и не замечал, бродя по улочкам и бульварам стареющего властителя людей. И вот, сижу на старом обветренном валуне, верх которого словно отполирован. Наверное, я не первый здесь. Но я здесь один. Один человек в замкнутом косме. И я счастлив. Знаете, это действительно счастье - быть самим собой вне времени и пространства, не являться его частью, но наблюдать за его жизнью.
Ветер ласкает лицо, охаживая мягким опахалом, щекоча, словно дыхание возлюбленной. Я открываюсь ему, всей душой принимая этот миг. И мир входит в меня; тот самый мир, от которого я стремлюсь убежать. Тот, что остановился некогда, не сбросив, а отказавшись везти дальше. И приходит понимание, что если нет страсти во всаднике, то и скачки не будет… Это успокаивает меня, наконец-то дав умиротворение и спокойствие.
И вот, когда я вхожу в это чистое состояние, появляются они.
Откуда они приходят - не знаю. Они просто возникают в этой точке вселенной в миг моего катарсиса; сгустки жизни, обладающие ясным видением сути. Дымчато-голубой кот, клочковато-серый пес. Два разных существа, в жизни города являющиеся антиподами бытия, в этом месте несут мне две части общего, сливаясь здесь и для меня в нечто теплое и обволакивающее, облекающее в кокон добра. И я глажу свернувшееся на моих коленях сосредоточие самостоятельности, почесываю за ухом привалившееся к колену средоточие преданности. Я вбираю в себя их уравновешенность, восходя по лестнице внутри себя - туда, вверх, к самому себе, восседающему далеко в облаках мира, что сейчас подо мной. Но я не спешу. Нет. Не хочу уходить отсюда, от этих дарителей добра, несущих мне жизнь.
Кто они, и почему приходят каждый раз? Хотелось бы знать. Вглядываясь в эти прищуренные глаза, разделенные вертикальными зрачками, я пытаюсь найти там ответ. «Кто вы? Откуда и зачем вы здесь?»... Но ответа не нахожу. Коты не знают вопросов и ответов; они - ходячая загадка, передвигающаяся то вдоль, то поперек нашей жизни. Однако, окунаясь в проводники Марракотовой бездны, я чувствую, как меня одолевает неодолимое спокойствие, ведь мои беды перед лицом этой чернеющей бездны – ничто. И я шепчу ему – «Спасибо, котяра, спасибо тебе».
А глядеть в глаза псу я не могу, нет во мне той уверенности хозяина жизни, с которой мы свысока обращаем взор на верных спутников нашего бытия. Да и не тот это пес, что б снести дурацкую фамильярность бездушности, я знаю - он просто уйдет и не вернется, а этот мирок закроется для меня навсегда .
И я просто сижу, поглаживая их, Инь и Янь внезапно открытого мне мира.
Приходя сюда, я думаю – а откроется ли тропа? Будет ли сегодня для меня просвет в зеленой стене? Специально искать его бесполезно. Это я понял, внезапно и неотвратно, еще в первый свой проход сюда, слишком уж все было необычно и нереально, несмотря на расстилающийся передо мной город… а может, именно эта картина и дала мне понимание? Не знаю.
Поэтому, каждый раз, уходя, я прощаюсь, с этим местом, с моими спутниками - надеясь в душе, что все повторится. Вот только, с каждым уходом во мне растет чувство приятия внешнего мира и тает уверенность, что я смогу вернуться сюда. И даже картина провожающих меня кота и пса не успокаивает. Что-то подсказывает, что я – лишь прохожий в их мире, очередной странник, получающий причастие. Раз за разом моя броня одиночки неуклонно превращается в мятый картон под их спокойным взором. Что ж, будь, как будет.
И вот, это случилось сегодня. Я снова пришел сюда, в ставший мне родным уголок безвременья. Снова окунулся в тишину. Все было, как всегда. Ветер так же шептал о легкости жизни, кот все так же мял мои колени, а пес сидел рядом. Все было как всегда, да. Только потом я услышал - их.
Белые птицы рассекали небо. Разрывали синеющее полотно широким клином, оглашая пространство звонко-грустным курлыканьем. И, хотя я не понял, в каком мире они явились мне, я ощутил – они явились за мной. Явились, как напоминание, что существуют извечные вещи, не теряющие ценности даже в остановившемся мире одиночки. Тонкий удаляющийся стон, доносящийся с неба, словно разбудил меня, разбив и без того изветшавшие оковы одиночества…
И в этот миг кот взглянул в мои глаза, а пес одобрительно рявкнул… и пришло понимание, что это – всё. Мир окончательно вернулся ко мне, а я к миру.
Легкая песня с неба провожала меня в обратный путь к жизни.


0

#9 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 18 августа 2009 - 23:39


№ 8

Тишина

…Тишина. Сегодня особенная тишина. По обе стороны – тишина. Фрицы нас не задирают в громкоговорители и не слышно звуков их аккордеона. По-видимому тоже, так же сидят - ждут, сволочи. Получив приказ: ”приготовиться к атаке” - уже часа два сидим в окопах.
С правого фланга оживление. По цепочке опять передают: ”Приготовиться к атаке” - это значит через пару минут поднимаемся. Передаю приказ дальше, налево, тщательно топчу окурок, хотя мог бы этого и не делать. Рядом со мной солдат Файззулин аккуратненько укладывает недоеденный сухарь в кармашек вещмешка, накидывает лямки на плечи, добротно застёгивает на груди.
…Тишина. Проходит вечность...
Длинная пулеметная очередь хлестнула по нервам. Из самого нутра организма повыскакивали через кожу тысячи острых иголок. С диким ревом и матом батальон, как подпружиненный, выскочил из окопов и тут же наткнулся на свинцовую стену. Много тел осталось лежать на брустверах.
Споткнулся, упал Файззулин – с живота сползали медленно на землю синеватые кишки. Бегу, стреляю не целясь в сторону немца, просто бегу по прямой. И все бегут, кто может.
Матерный рев живых и раненых перекрывают вой и разрывы мин.
Лешка Федоров, маленький молоденький якутенок, стал еще меньше в размерах… - нет ног. Лежит, раскинув руки.
А до немцев далеко, метров двадцать. Вижу их всех. Дергающиеся стволы нацелены прямо на меня. И в нас и в них летят гранаты…
Рукопашная… Нет времени перезаряжать винтовку – приклад, удачно, со смачным хрустом, входит в лицо поднявшегося навстречу фашиста.
Слышен лязг металла и крики - русский мат и немецкое ”шайссе”. Режу еще одного. Сзади наваливается туша, пытается душить, ощущаю густой запах свежего перегара. Бью ножом в бедро - хватка ослабла, с разворота - в шею…
…И снова тишина, будто ватой уши заложило. Наш старшина со звериным оскалом на лице не может отдышаться, штык-нож в руке пляшет, в этом аккуратном, обшитом обрезной доской, чистеньком немецком окопчике только двое нас в живых. Стоим на телах. Задыхаюсь, не хватает воздуха. Садимся, где стоим. Смотрю на старшину. Почему-то становится смешно. И старшина на меня смотрит и смеется. Оба смеемся. Смеемся до кашля, успокоиться не можем.
Непонятно откуда всплывает режущая боль. Дыхание не восстановилось. Сколько времени прошло? Прислушиваюсь к себе – боль становится острее. Щупаю липкий левый бок. Старшина, уже молча, как мне кажется лениво-равнодушно, рвет на мне гимнастерку. Левая штанина мокрая, в сапоге хлюпает чёрная кровь.
- Подняться можешь? – Говорить нет сил, просто мотаю головой «Нет». Острая боль. – Эй, на шхуне, есть кто живой? – Кричит старшина, выглядывая из окопчика. Странное у него чувство юмора. А может так и надо?
Небо удивительно чистое. И кружится, кружится… Тишина…

***
Солнце. Ослепительно белый диск. Но смотреть – глазам совсем не больно. Вокруг чистый белый свет, синее небо. И какая-то особая, успокаивающая тишина.
Откуда-то издалека послышались голоса, но слов не разобрать. Да и нужно ли. Такое ощущение будто летаю, как в детском сне.
Солнце меркнет, раздваивается, сияние угасает. Что, уже ночь? Так быстро? Теперь четко слышу голоса: женский и мужской. Опять все тело пронзает острая боль. Слышно, как кто-то матерно ругается. Пьяный мужик, откуда? Оказывается, валяюсь в палатке медсанбата.
Слышу женский голос:
- Пульс есть!
Вижу две свечи и женщину с мужчиной во всём белом. Что-то говорю им, кричу, но себя почему-то не слышу. Страшная раздирающая боль во всем теле.
Пожилой доктор с пышными седыми усами, в окровавленном халате, трогает мою голову:
- …Твою мать… Жить будет.

Солдаты

У старого, ещё дореволюционной постройки, огромного кирпичного магазина натужено пыхтя, остановилась полуторка. С пассажирской стороны кабины, не дожидаясь полной остановки грузовика, со словами: ”Ну, бывай, Гоша, спасибо!” привычно и ловко спрыгнул молоденький солдат в шинели и, несмотря на пятидесятиградусный мороз, в лихо заломленной на затылок шапке. Радостно и возбужденно, закинув за плечо вещмешок и оглядевшись по сторонам, решительно зашагал в сторону Талого озера.
Пройдя по пустой улице мимо часто стоящих домиков и дворов, решил срезать путь через озеро.
Скатившись на кожаных подошвах хромовых сапог с берега, пошёл по натоптанной в снегу тропинке. В надвигающихся сумерках увидел солдатик бабий силуэт, сидящий на перевернутом ведре над лункой во льду. Рядом валяются с десяток заледенелых крупных карасей.
- Здоров будем, тетя!
”Тетя” обернулась. На солдатика смотрели из-под мешковины, обвязанной на манер платка вокруг головы два молодых синих глаза:
- Здоров, дядя.
- Ой! - солдат смутился, - Прошу прощения, мадам, да я только спросить, - И, обозначив махом руки направление, спросил - Федоровы то еще живут?
- А ты сам то чей? Тож с Европы штоль? Меня Зойкой зовут.- Зойка освободила от заиндевевшей тряпки нижнюю половину лица. Лицо у ”мадам” было красивое, но изможденное и уставшее.
- Нет, не дошел до Европы, ранило меня. Намский я, Захаров, Алексей. Друг здесь у меня - Федоров, тоже Алексей. Знаешь его, Зоя? Мне бы до утра, да домой.
- Знаю я Намцы. Это, которое до революции скопцы построили? Была я там до войны на практике. Не ходи к Федоровым – нечисто там. В голосе у Зои появились грустные просительные нотки – а то пошли ко мне, одна я. – И тут же со смехом – Иль тож скопцом зарядился?
Леша окончательно смутился – к лицу хлынула кровь, стало жарко. Хорошо Зоя этого не заметила - выуживала очередного карася:
- Ну так, Федоровы то, как? - Сделав вид, что последний Зоин вопрос его не интересует, или не расслышал, - Живы? – спросил Алексей.
- А чё ж не знать то. В городе одно бабье. Про баб не знаю, а мужиков то по пальцам пересчитать. Отец его в 42-ом умер, мать через неделю за ним ушла. А Лешка Федоров без ног, с полгода как с войны вернулся. – Зойка отцепила от сделанного из гвоздя крючка карася и снова опустила суровую нитку в лунку. – Домой причапал, а там и пьянь, и ворье, и спекулянты. Споили его. Участковый чуть не каждый день приходит. Дык у него и претензий то и нету. – Оставайся у меня, - без всякого перехода повторила Зоя, - я уже три года одна, мой то уж не вернется. И дом у меня хороший, и без работы не будешь…

***
Во дворе у дома Федоровых, возле явно пустого хотона лежали на снегу привязанные к скамейке два тощих оленя с грустными глазами. Рядом стояли тяжело груженные, покрытые оленьими шкурами и туго перевязанные сыромятными ремнями нарты. Алексей вошел в жарко натопленную избу вместе с клубами плотного морозного воздуха:
- Здравствуйте всем!
- Кимий?.. Хая, солдат дуо?
- Леха, братан! Живой!
- Погоди, Леша, не вижу ничего. - Морозный воздух улицы стал рассеиваться, Алексей сбросил вещмешок прямо под ноги, снял шапку и стал всматриваться в керосиново-желтую черноту помещения.
Почти треть избы занимала выложенная по-русски печка. За огромным трехногим столом возле маленького, сплошь покрытого толстым слоем наледи оконца сидела пестрая компания: два не то якута, не то эвенка в кухлянках, огромный русский парень, лет тридцати пяти, быстро и наработанно тасовавший колоду засаленных карт, странно скрюченный на табурете пожилой якут, на левой руке, лежащей на столе, покоилась совершенно седая голова. Он спал.
Убранство стола составляли: початая бутылка водки, грязные, захватанные стаканы разных калибров, нарезанное большими кусками прямо на столе, растаявшее сырое мясо и большая рыбина, видимо, недавно это все называлось – строганина.
Источник света – тускло светящаяся керосиновая лампа, висела на прибитом к потолочной балке гвозде над центром стола. Часть балки и потолка, над лампой, густо зачернены копотью нещадно чадящего фитиля.
- …Живой!

***
Сидят два молоденьких солдатика на ороне: один - рыжеватый русский, с наполовину вырезанными в прифронтовом госпитале потрохами, другой – хмельной безногий якут. Рассказы про жизнь-войну рассказывают, друг друга расспрашивают. А с кем же еще про такое поговорить можно, как не с тем, кто через все это прошел, да к тому же с пеленок друзья - чуть ли не братья.
- …Вот так и гоним немца - жаль без нас.
- Да ни х… и без нас фрица докончат.
- А я, Леш, с утра в военкомат да домой, три месяца добираюсь…
Вдруг раздался страшный скрежет зубами на всю избу:
- Неместя-а-р, билятта-а-р! - Пожилой якут стукнул по столу кулаком. Но сам при этом не проснулся.
- А, это Ион, из Бестяха. Контуженный он. Хороший мужик, наш, – говорит Алеша-якут, - Два стакана хватает вот так до утра спать. И не шевелится. Ночью проснётся, стакан тяпнет и опять спит. Днём в обкоме был, дела какие-то пробивал. Завтра в обед за ним на санях приедут. Тридцать лет мужику, бабы вокруг вьются, как на осуохае, а ему плевать.… Да что это я, Леша, - встрепенулся безногий солдат - давай по сто, по-нашему, да и голодный ты, наверное.
Алексей с удивлением посмотрел на молодого седого ”старика”:
- Да не пью я, Леха, не приучился. Ну а пайком – поделимся. По нашему.
Развязав солдатский вещмешок, выудил и поставил на стол три банки тушенки, плиточный чай, развернул чистую тряпицу, где оказались буханка хлеба и несколько кусков сахара. Засунув руку в вещмешок, выдержал паузу, улыбнулся как-то по детски и торжественно вынул сине-белую банку сгущенного молока:
- Оксе-е!
- Вот ни х…ссе!
- А то, вот так героев кормят на фронте. - Оживился и безногий солдат. – Маппый, убирай свою мертвечину, рыбу тащи, да не жмись. Уйбаан, чайник ставь!
Один из эвенков, поднявшись, нетвердой походкой вышел из избы. Русский солдат изменился в лице. С промелькнувшим в глазах страхом, посмотрел на сырое мясо на столе.
- Ой, не могу! - Рассмеялся Леша-якут. – Ну, ты, Леха, даешь! Не боись, это у них на Кенкеме олени дохнут, так они сюда втихушку везут, торгуют как свежатиной. Или обменивают на порох и свинец.
- Чего только не рассказывают в окопах. Всякому поверишь. – Сконфузился Захаров.
- А ведь и всяко бывает, корефан. - Мрачно встрял в разговор огромный детина, уже вскрывая финским ножом банку тушенки. Алексей разглядел на пальцах рук у парня множество татуированных перстней.
- Заткнись, Хлыщ, ты лучше бутылку вытаскивай. – Тяжелым взглядом окатил инвалид здоровяка.
- Да ты че, Ляксей, в натуре?.. – попытался держать марку парень.
- Заткнись.
Вошел Маппый с двумя большими рыбинами. Без суеты стал строгать снятым с пояса острым якутским ножом.
Безногий молодой инвалид как-то шустро, с помощью рук, перебрался с орона на табуретку у стола. На столе возникла бутылка спирта Хлыща. Солдат Фёдоров, взяв финский нож за лезвие, тяжелой рукояткой отбил по окопному, опечатанное сургучом горлышко бутылки, и, не отмеряя, стал разливать голубоватую жидкость по стаканам.

***
Всех разморило от выпитого. Вроде как с виду и подобрели даже. Эвенки резались с Хлыщом в карты. Ставка щедрая – олень на бутылку спирта. Причем эвенки явно и не пытаются выиграть.
И проиграли.
- Ну че, Уйбаан, твой винчестер метаем стирки*? – спрашивает Хлыщ.
Происходит короткий разговор между эвенками. Маппый переводит:
- Кебись, Хылысь, бентепька не даем. Как кормиться будем? Давай опторой олень играть.
Хлыщ разворачивается в сторону орона, где накрывшись шинелями, лежат, приготовившись спать валетом, два друга. Показывая глазами на стоящие у печи щегольские сапоги, обмотанные снаружи для просушки портянками, спрашивает:
- Эй, воин, играем сапоги? У меня денег - немеряно. А то и ружьё* имеется.
- Да я играть то не умею, - Почему-то смутился Алексей, - Да и не охотник…
- Отъе…сь! – Коротко и лениво отвечает за друга безногий фронтовик, - Давай, Леха спать. Ну их на х…
- Замётано. – Смиренно соглашается Хлыщ, разливая спирт по стаканам, причем эвенкам побольше, чем себе. – Будем играть ”опторой” олешка.
А солдатам - что кусок хлеба съесть, что уснуть - много сил и времени прикладывать не надо. Уже проваливаясь в приятное томление, а может уже и во сне, спрашивает русский друг:
- А кто эта Зойка, там на озере?
- Да девок у нас хватает. Завтра разберёмся…

Спят два Алексея. Якут, раскинув руки в стороны, русский, – подложив по детски ладони под щеку.

***
Режется Хлыщ с звенками в карты. Все трое пьяные. Проиграли эвенки и олешек, и рыбу, и мясо. Даже неприкасаемый американский винчестер проиграли. Не на что больше играть.
Показывает Хлыщ пальцем на хромовые сапоги:
- Да мне на х… ваша дудорга не нужна. Есть у меня своя ”бентепька”. Ставлю винчестер на сапоги. - И наливает Матвею с Иваном полные стаканы…

***
Проснулся по сумеречному якутскому рассвету безногий фронтовик - в окошко уже пытается пробиться белое солнце. Силится вспомнить, что вчера было.
Вспомнил.
Улыбка тронула лицо.
Облокотился на правый локоть. Левой осторожно стал стягивать шинель с друга, как когда-то в детстве, одеяло. Вот открылось спокойное лицо. Расстегнутый воротник с чистым подворотничком. Медаль ”За отвагу” и нашивка ранения…
…В районе солнечного сплетения, посреди бурого пятна почему-то стоит вертикально рукоятка якутского ножа.
Не сразу доходит увиденное до сознания молодого ветерана:
- Леха! А-а-а-а!.. Фашисты!.. Ы-ы-ы!
Спящий в одиночестве за столом Ион, на всю избу заскрипел зубами:
- Неместя-а-ар! Билятта-а-ар!...

___________________________________________________
*Кимий?.. Хая? Солдат дуо? – Кто?.. Солдат что ли? (Як)
*Метать стирки – играть в карты (уголов).
*Ружьё – золото (Уголов).


0

#10 Пользователь офлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 17 985
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 12 сентября 2009 - 19:13


№ 9

Трагедия в Кумушках
Вот пишу, а слезы душат и капают…
(В. Высоцкий)

От автора:
Эта душераздирающая история реальна. Ничто не выдумано, никто не выдуман. Разве что имена действующих лиц и название места, где все произошло, изменены. Дабы не допустить волны осуждения и проклятий на реальный населенный пункт и реальных людей. Итак, набравшись мужества и для этого стиснув покрепче зубы, познавшие в свое время жесткость говяжьей отбивной в столовой времен СССР, я начинаю свой рассказ:

В далеком 1979-ом году надумала бабушка Дорофея помирать. Как раз накануне Олимпиады-80, что собиралась с размахом развернуться в СССР. Бабушке стукнуло тогда ровненько семьдесят пять лет. Подумала она, поразмыслила, и приняла стратегически правильное решение: к похоронам надо готовиться.
Основным этапом подготовки к данному мероприятию Дорофея Ивановна определила приобретение водки.
Определила и приобрела. Не сразу, конечно, а постепенно. Двадцать бутылок водки «Пшеничная», емкостью в 0,7 литра, поселились дружным «партизанским» отрядом в большом старинном сундуке бабушки, под пуховыми одеялами, льняными простынями и прочим текстильным «приданым». Почему «партизанским» отрядом? Потому что тайным, потому что никто из родных (сына Василия, невестки и внуков) знать не знал о жидком запасе бабули.
Шли годы, а смерть не спешила обрывать жизнь Дорофеи Ивановны. И лет через двадцать бабушка стала носить почетное звание старейшего жителя деревни Кумушки. А двадцать бутылок «Пшеничной» год за годом становились раритетом. К тому же содержались они в идеальных условиях: в тепле, темноте и сухости, прямо как лекарства.
Однажды понадобилось Дорофее Ивановне упавший забор починить, выровнять. Срочно понадобилось. Так срочно, что не стала она выходных дожидаться, когда сын с внуками приедут, а пошла к соседу, Власу Васильичу, и упросила его «плот поправить».
Влас Васильич все сделал, как надо (на его взгляд): проволокой ржавой наиболее ненадежные доски друг к дружке прикрутил и был вознагражден за труды раритетной бутылкой водки 79-ого года выпуска (решилась-таки Дорофея Ивановна пожертвовать частью водочного запаса ради близкого сердцу забора).
Умом Васильич не блистал, посему, получив жидкий презент и глянув на дату разлива, сморщился:
- Да она, видать, порчена. Отравить мя жаждешь, Иванна? – и вернул бутылку бабушке. – Ты мне лучше рублик, два положи – и рассчитаемся.
На том и закончили старички товарно-денежные отношения.
Только стали одолевать Дорофею Ивановну тяжкие думы. Ишь, оказывается: большая подлость затаилась в ее сундуке. Что ж это получится: вот помрет она, станет сын добро ее разбирать – и обнаружатся опасные бутылки. Сядут все родственники за стол, покойницу Дорофею старинной водкой поминать – и сами потом Богу души отдадут, да в страшных муках.
И решилась бабушка спасти родню ненаглядную.
За десять ходок она перетаскала емкости с «ядом» за туалет, выдернула из-под стрехи времянки старый ржавый гвоздодер и с завидной энергией изничтожила им все двадцать бутылок «Пшеничной». Звон бившегося стекла скорбно резал густые июльские сумерки, а жирный чернозем бесстрастно принимал в себя «огненную воду» почти тридцатилетней выдержки…
Через день, в субботу, в Кумушки на голубом жигуленке приехал Василий. И где-то ближе к полудню, потопавши к нужнику, обнаружил он место избиения водки. Плохо стало Василию при виде стеклянных останков. А еще хуже стало, когда он узнал, чьи руки уничтожили жидкий антиквариат. Только был Василий человеком мужественным и дипломатичным: молча, стиснув зубы, выслушал рассказ матушки и ни словом, ни звуком не попрекнул старушку. Одно лишь сказал – «молодец, маманя» - и пошел сгребать в яму «осколки былого величия».
А Дорофея Ивановна до сих пор уверена в том, что совершила благое дело.
Ну, Бог ей судья…


0

Поделиться темой:


  • 3 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей