[GREEN]

№ 10

Аполлон и Купидон


Алексей вытирает пот со лба, дописывает последние строки и устало опускает руки. И зачем он только взялся за эту сказку! Всё равно никто её не прочтёт.
Уж сколько раз пробовал опубликовать свои творения - всё впустую. И угораздило же заболеть этой сумасшедшей страстью - проклятым бумагомарательством! Одни несчастья от неё...
И как это повезло другу юности Севке - пристроился к двум журналам, и печатается регулярно! А сколько ни просишь его о помощи, всё ухмыляется: пробивайся, мол, сам! Вот гад!
Сегодня увидимся на дне рождения, уж задам ему!
***
День рождения был у Севкиной двоюродной сестры Лоры. Она была их ровесницей, года двадцать три - двадцать четыре, и периодически снабжала двух друзей свежими "кадрами".
Приглашая их на свой праздник, Лора с улыбкой проговорила:
- На этот раз я вам , мальчики, такую фифочку приготовила , пальчики оближешь!
Итак, точно в назначенное время молодые люди вошли в квартиру "новорожденной".
Лора встретила их радостными восклицаниями и представила друзей всей компании.
Алексей сразу обратил внимание на девушку с густыми волосами шоколадного цвета с атласным отливом. Он всегда был неравнодушен к женским волосам, а эта копна была просто восхитительна. Да и обладательница её оказалась весьма привлекательной : красивый овал лица, широко открытые карие глаза, хорошо очерченные губки, стройная фигурка. Её звали Настя, и Алексей сразу "запал" на неё. Он заметил, что Севка тоже глаз на неё положил.
Когда рассаживались за столом, Лора попросила брата помочь на кухне, и Алексею удалось занять место рядом с новой знакомой.
Во время застолья он старательно ухаживал за своей соседкой.
Однако Севка, сидевший напротив, сумел-таки встрять в их разговоры. Прослышав, что Настя работает корреспондентом молодёжной газеты , он предложил ей устроить интервью с известными писателями. Она заинтересовалась такой возможностью, а Севка ловко воспользовался ситуацией и всучил девушке свой телефон.
Но зато Алексею удалось назначить Насте свидание...
С этого дня они стали регулярно встречаться, вспыхнуло настоящее чувство, и вскоре оба поняли, что созданы друг для друга.
Очень мешал их роману Сева. Он продолжал организовывать для молодой корреспондентки всё новые и новые интервью. И каждый раз он сам при этом присутствовал, а потом провожал девушку домой. Это очень не нравилось Алексею, но Настя успокаивала его:
- Алёшенька, тебе не стоит беспокоиться, ты же знаешь, что я тебя люблю и кроме тебя мне никто не нужен...
***
Алексей дочитал до конца только что законченную повесть , снял телефонную трубку и набрал номер Севки:
- Послушай, приятель, я только что завершил новую вещь. Это самое лучшее из того, что я создал. И поверь мне, это сделано на профессиональном уровне. Я ещё раз обращаюсь к тебе, как к своему лучшему другу: помоги опубликовать моё творение. Ты же можешь, у тебя такие связи...
Некоторое время в трубке была тишина. Потом приятель, наконец, ответил :
- Хорошо, я подумаю. Но предупреждаю: тебе придётся тоже кое-чем поступиться.
Прошла неделя, другая... Алексей уже было хотел напомнить о своей просьбе, как вдруг Сева позвонил сам и назначил встречу в их любимом "Арагви".
В ресторане дым стоял коромыслом. Нетрезвые посетители нещадно курили, пели песни, произносили тосты, стараясь перекричать ресторанный оркестр.
- Давай ещё выпьем,- нетвёрдым голосом проговорил Сева.
- А может, хватит? - засомневался Алексей.
- Нет, - настаивал Сева, - есть серьёзный разговор. Очень серьёзный.
Они выпили и закусили.
Сева через стол приблизил лицо к другу, заглянул в глаза :
- Ты только сразу не психуй. Выслушай меня до конца, взвесь как следует, а потом отвечай.
- Скажи,- продолжал он, - ты хочешь, чтобы тебя наконец напечатали?
- Да, очень хочу.
- Ведь это твоя заветная мечта?
- Ну!
- И ведь это твоя любимая повесть?
- Так, что дальше?
- Тебе, Алёшка, сказочно повезло. Перед тобой открывается блестящая перспектива, о которой можно только мечтать. Объявлен международный литературный конкурс для начинающих литераторов. Участвовать могут только авторы, которые никогда не публиковались. Конкурс называется "Аполлон". Французский скульптор с мировым именем изготовил великолепный приз в виде изображения бога искусств. Перед победителями открываются необозримые горизонты!
- Но это ещё не всё. Главное, что твой друг прошёл в жюри этого конкурса, как представитель писательской молодёжи. Понимаешь, чем это пахнет? Я тебе гарантирую одно из первых мест. Ну что скажешь друг?
Алексей вопросительно смотрел на приятеля.
- Но ты знаешь, дорогой, - продолжал тот,- что за всё надо платить. Даром ничего не бывает, особенно, если речь идёт о заветной мечте. Я прошу только одного: уступи мне Настю.
Взбешённый Алексей вскочил с места и занёс кулак над головой приятеля. Тот перехватил его руку и примирительно сказал:
- Ты меня не так понял. Я только прошу, чтобы ты на время скрылся из поля её зрения, а дальше я всё сделаю сам. Пойми, Алёша, я по уши влюбился. Со мной никогда не было ничего подобного. Мне кажется, если я её не получу, то жить не смогу. Дай мне шанс, Алёша!
Алексей поднялся во весь рост, сложил три пальца и сунул их в нос Севке.
***
В первые дни Алексей буквально кипел от возмущения при одном воспоминании о гнусном предложении приятеля. Потом стал остывать и, как ему казалось, трезво оценивать ситуацию. При этом он как бы забыл условие Севки и смаковал только его заманчивое предложение.
Он закрывал глаза и перед ним проплывали тысячи обложек с крупно набранным заголовком его повести.
По ночам ему снились многолюдные читательские конференции, где народ скандировал его имя.
От всех этих видений у Алексея кружилась голова.
Как-то незаметно он стал избегать встреч с Настей, ссылаясь то на занятость, то на нездоровье.
А вскоре ему опять позвонил Севка:
- Алёшка, друг, давай забудем все наши недоразумения, встретимся, посидим, выпьем, как прежде, поговорим о жизни...
И тот, неожиданно для себя, согласился.
Так они вновь оказались в "Арагви". Пили , закусывали, разговаривали. Вскоре оба уже были хороши. И тут Севка опять приступил к роли соблазнителя.
- Представь себе, - расписывал он, - победителей конкурса опубликуют на трёх языках, разрекламируют на весь свет, потом повезут по главным мировым столицам: Париж, Лондон, Нью-Йорк... Есть мысль выдвинуть произведение победителя на Нобелевку. А успех я тебе гарантирую, я же в жюри...
Всё перемешалось в голове Алексея, начисто пропала ясность мысли. В ушах звучали фанфары славы, перед мысленным взором мелькали разноязыкие издания его любимой повести, да силуэты европейских и американских городов...
- Ну что, дружище, по рукам? - торопил Севка. - Ты передаёшь мне заявку на конкурс со своим произведением, а сам уезжаешь к своим родителям. Я помню их адрес: Калужская область, город Боровск. Правильно? Я купил тебе билет на завтра.
Алексей сделал жест рукой, как бы отмахиваясь от неприятных мыслей, и машинально взял протянутый Севкой билет...
Он уже не помнил, как оказался дома. А проснувшись утром, услышал голос приятеля :
- Вставай, вставай, соня! Твой поезд через два часа, а тебе ещё надо собраться. Правда, едешь не куда-нибудь, а к родителям, так что сильно нагружаться не стоит.
В голове Алексея после вчерашнего всё гудело, мысли разбредались, в ушах по-прежнему раздавался звук фанфар, и он как автомат следовал указаниям Севки...
Часы, проведённые в поезде, прошли как бы во сне. Он опомнился только выйдя из вагона, когда ему навстречу с радостными возгласами бросились родители.
***
Алексей по интернету получил письмо от Севки:
"Поздравляю! Ты и твоё произведение приняты на конкурс."
Но новость не обрадовала Алексея.
Он обдумывал ситуацию, в которой оказался, и чувствовал себя скверно. Звучавшие ещё недавно торжествующие звуки фанфар постепенно затихли. А вместо тиражей его повести, во сне стало являться печальное лицо Насти. Её большие глаза с тоской говорили: "Что же ты наделал, Алёша?"
А потом привиделись любовные сцены с участием Насти и Севки. Алексей во сне скрипел зубами, просыпался в холодном поту. Это становилось невыносимо.
Тем временем пришло второе письмо от Севки:
"Радуйся, пижон! Повесть уже готовится к публикации в альманахе".
Между тем, Алексей постепенно приходил в себя.
"Какое наваждение нашло на него? Может, Севка загипнотизировал его или подсыпал что-то в рюмку? "
- Что же я наделал! - схватился за голову Алексей. - Предал любовь ради славы!
Лицо его пылало, сердце стучало барабаном.
- Как же мне поступить? Вернуться в Москву, броситься к ногам Насти, просить прощения? Да нет, такие подлости не прощаются! Как же дальше существовать с таким грузом? Нет, так жить невозможно! Выход только один: не жить! Да, да, только так!
Алексей забегал по комнате, обдумывая дальнейшие шаги.
"Дома это делать нельзя, - лихорадочно соображал он, - надо пожалеть родителей..."
И наконец, в голове сложился план действий. Он схватил свой походный чемоданчик, побросал в него необходимые для задуманного вещи и выбежал из квартиры.
Бегом спустился с лестницы, распахнул парадную дверь...
И нос к носу столкнулся с Настей. На мгновение он застыл на месте , потом подхватил девушку на руки, прижался к её щеке и зашептал :
- Прости меня, любимая! Ради Бога прости!
И быстро понёс её вверх по ступенькам. Настя тихо плакала у него на груди.
Когда он поставил девушку на ноги, она достала из дорожной сумки коробку, открыла её, и Алексей увидел фигурку ангелочка с луком в руках.
- Это Купидон,- пояснила она. - Бог любви. Ты что забыл, Алёшка, что у тебя завтра день рождения? Это мой подарок...<br style="mso-special-character: line-break"> <br style="mso-special-character:line-break">

[GREEN]

№ 11

Трюк


В клубе выступал маг. Был он высоким, худым и имел темное и загадочное лицо. Ребята смотрели на него широко раскрытыми глазами и немного побаивались: а вдруг он и с ними что-нибудь сделает. И только один Мишка сидел на первом ряду вполоборота, положив ногу на ногу, одну руку на подлокотник, а другую на спинку кресла. На лице его была презрительная гримаса, и он громко на весь зал комментировал каждый номер мага. Когда тот, свернув газету, стал вытаскивать из кулька одного голубя за другим и выпускать их в зал, Мишка закричал:

- Трюк! У него голуби были в рукавах спрятаны.

Маг бросил на Мишку быстрый взгляд и стал показывать очередной номер. Он доставал изо рта шарик за шариком. Мишка расхохотался:

- Это же он один шарик таскает взад-вперед! Так-то и мы можем!

Маг чуть не поперхнулся шариком и сердито посмотрел на Мишку.

- Ну, чего пялишься? Давай дури публику дальше! – осклабился Мишка. – Смотри ты, пялится! Напугал! Видали мы таких шарлатанов.

Маг положил в коробку ленточку, потряс коробку и вытащил оттуда живую змею, которая обвила его шею. Девчонки даже завизжали от ужаса.

- Ой! Умора! – раздался Мишкин смех. – У коробки-то двойное дно. Совсем нас за дураков считает.

- Ну, всё! Ты мне надоел! – сказал маг.

Он положил змею в коробку и спустился в зал. Зал оцепенел.

- Ты чего? Ударить меня хочешь!

Мишка поднялся.

- Попробуй только! Я тебя сразу в тюрьму посажу! Я свои права знаю!

- Нет уж! – сказал маг. – Я только к тебе прикоснусь вот этой волшебной палочкой.

В руке у него, непонятно как, оказалась черная палочка.

- Ну, и что?

- А вот что!

Маг что-то быстро забормотал, замахал перед Мишкиным лицом волшебной палочкой, а потом слегка прикоснулся его плеча. И в тот же миг Мишка превратился в козленка, в такого противного шкодливого козленка.

- Да это же трюк!- закричал Мишка, то есть козлёнок.

Но вместо слов раздалось лишь «мееее». И, конечно, никто не понял, что же он хотел сказать.

Подпрыгнул Мишка, скачет по залу, хочет крикнуть «Это же трюк! Двойное дно!», а получается лишь «ме» да «ме».

[GREEN]

№ 12

Ключи


Пошарив в портфеле и не обнаружив ключей от дома, Витька сразу сообразил, что вечером ему снова влетит.

- Посеял… – грустно констатировал он и подошел к скамейке около подъезда.

Это были уже вторые ключи за сентябрь. Сразу представилась возмущенная мама, гневно выговаривающая: «Школа только началась, а ты уже вторые ключи потерял!»

Витька уныло шмыгнул носом.

В контрольный раз проверив все карманы и не найдя связки, мальчик с отчаяньем запнул портфель под скамейку. Сам черт не разберет, куда деваются ключи в этом мире? Ну, утром же были, а теперь нету!

Витька сел на скамейку и насупился. До прихода мамы с работы было еще часа три. Слава богу погода хорошая, можно поторчать на улице без боязни простудиться.

Витькина шестиподъездная девятиэтажка никогда не скучала – всегда что-то вокруг дома двигалось, ехало, бежало, скрипело, визжало, кричало, стучало. Так что понаблюдать было за чем, и сидеть на скамейке оказалось нескучно, в общем.

Вот приехала «газель» с товарами для магазина на первом этаже – синехалатные дядьки стали проворно раскидывать из ее кузова какие-то ящики. Вот вышел толстый дядя Саша – сосед из первого подъезда со своей облезлой собачкой. Какая-то порода у нее китайская, модная, а посмотришь поближе – ну страх небесный!

Сосед заметил Витьку, покачал головой приветственно.

- Здрассте, дядь Саш!

Сосед махнул рукой в ответ.

Сейчас эта облезлая страшила начнет снова бегать за воробьями и тявкать – сто раз видели уже. Неинтересно.

Витька отвернулся в другую сторону. Увидел, как ехали по тротуару, обгоняя друг друга, два взрослых велосипедиста. Велики у них были очень хорошие, кроссовые, на дисковых тормозах.

- Эх, мне б такую резину… и тормоза… – мечтательно покачал головой мальчик. – Можно б было зимой гонять!

Но мечтать о внедорожных покрышках долго не получалось, потому что все эти мечтания заканчивались резкими словами папы: «Учеба на первом месте,потом развлечения!» Вот именно так и скажет, вот точно! И будет Витька до конца своих дней ездить на обыкновенном «Стелсе», на котором давно пора менять тормозные резинки на заднем колесе, крыло и трос переключения скоростей. Это в двенадцать-то лет так позориться?! Во дворе почти у всех пацанов уже кроссовые! Новый велосипед – больная тема. Витька даже поежился от ее колючести и неприятности.

- Вот получу десять «пятерок» подряд, сразу купит!

Он залез под скамейку и вытащил оттуда многострадальный портфель. Где-то там, в недрах, между учебниками был спрятан несъеденный в школе пирожок.

Витька засунул пирожок в рот, прикусил, чтобы не выпал. Потом смял пакет из-под пирога и швырнул его в сторону мусорки. Но ветер сбил пакет на лету и тот приземлился на газон. Пришлось вставать, лезть в траву за пакетом и повторно выбрасывать его в урну. Но зато на этот раз попал.

Витька жевал пирог и лениво болтал ногами.

Дядьки в синих халатах уже разгрузили машину и сидели на бетонном пандусе курили. Витька поморщился, он ненавидел запах сигаретного дыма. В семье у парня никто не курил, а в деревне старшие мальчишки ему разок дали попробовать, так он плевался полдня. Никогда больше ни за какие коврижки он курить не будет. Такую гадость добровольно в рот себе совать? Фу!

А в деревне вообще-то весело было! Витька закрыл глаза и снова представил бабушкин дом, речку, луг, лес… Солнце, ягоды, сенокос, собаку…

Эх! Классно было летом!

С деревенскими пацанами они на лошадях гоняли, прямо как в кино – без седла, бабушка только какую-то тряпку подстилала. На речку и обратно, на ток, на пастбище, вокруг деревни. Потом, конечно, болело кое-что после такой езды, но это прошло, это ничего. Главное – он сам, по-настоящему, управлял лошадью! Да как скакал! Как Чапаев! И ветер свистел в ушах, и трава с землей взрывались из-под копыт и вообще ииииэээхх!!! И нисколечко не было страшно, и казалось, что летишь над землей.

От воспоминаний Витька даже вздрогнул. Вскочил со скамейки, прошелся, снова сел.

Хотелось туда вернуться. Но на следующий год уже не получится – со своей спортивной секцией Витька поедет в спортивно-трудовой лагерь. Ему уже тринадцать исполнится, надо будет сдавать нормативы на все юношеские разряды, ну и вообще…

- Привет, Витя! – раздался вдруг знакомый женский голос.

Витька очнулся от мыслей. Соседка по этажу – Полина Евгеньевна – стояла у двери и бренчала своими ключами.

- Здрассте, теть Поль.
- Ты что тут сидишь? Дома никого?
- Ага… маму жду.
- А что ты так поздно со школы?

Витька пожал плечами:
- Да мы гуляли еще, там, с пацанами…

Полина Евгеньевна понимающе кивнула и приложила магнитный ключ к домофонному замку, тот запищал, открываясь.

- Ну, пойдем ко мне, подождешь?
- Да нее, спасибо – Витька поблагодарил добрую соседку и снова уселся на скамейку.

Тетя Поля закрыла дверь и быстро зацокала по лестнице каблуками.

Она хорошая… Рубашку на Новый Год Витьке подарила, игру на День Рождения. Одна живет, муж у нее офицер был, погиб где-то. Это так мама рассказывала.

А в армии хорошо, наверное! Витьке еще долго до службы, но попасть он должен исключительно в десант. Это он уже решил для себя точно и навсегда. А иначе как? А иначе зачем все эти тренировки и легкая атлетика? Стометровки, прыжки, бег? Да, если еще на разряд сдаст, его в военкомате сразу в десант запишут! Папа вот вообще без всяких спортивных разрядов был, а все равно попал! Потому что здоровье хорошее, и у него – у Витьки – тоже здоровье хорошее! Не то, что у Славки – одноклассника. Не повезло Славке со здоровьем – какие-то суставы у него что-ли неправильные. Но это дружить не мешает. Славон – мировой парень!

Витька вспоминал, как они вдвоем примеряли папин берет на День ВДВ – красивый, цвета неба, с ярким флагом и блестящей кокардой. И как Славка тоже мечтал попасть в десант. И как ржали потом, представляя друг друга лысыми новобранцами.

Нет, обязательно нужно попасть в десантники, вот кровь из носу! Иначе вообще в армию идти не стоит!

А вернется он из армии – форма шикарная, тельняшка, берет, значки, медали. Все пацаны во дворе обалдеют!

После съеденного пирога сразу пить захотелось, это такой закон природы – после пирогов пить подавай. Достал из карманов мелочь, посчитал на лимонад.

- Не хватит!

Пошел в подвал к дворнику – он всегда там жил – попросил воды. Дворник дядя Федя родом из Узбекистана, маленький, весь какой-то черный. На самом деле его как-то по-другому зовут, но то имя Витька выговорить не может, а «дядя Федя» привычнее. Добрый он, никогда мальчишек ни за что не ругал. Даже когда они на тополе ветки сломали и разбросали по двору.

Дядя Федя дал попить, Витька от души его поблагодарил. Пошел снова на скамейку «дежурить».

А во дворе уже все поменялось – машины, кусты и бабушки с малышней. Песочницы и детские лесенки стали другими, скамейки и заборчики трансформировались. Стало все взрослее на целых пять минут. Даже деревья какими-то другими стали. И толстый дядя Саша со своей облезлой собакой исчез, и «газель» уехала.

Витька скучающе посмотрел в небо, увидел самолет.
- В Америку летит. – прокомментировал он. А потом пропел, дико фальшивя. – Гуд бай Америка, о-о…

А из-за дома по тропинке вышел кое-кто знакомый! Ковалёва со своей изостудии идет! Одноклассница. Папка у нее огромная, сумочка. Задавака! Ну и рисует, конечно, обалдеть можно! С первого класса она на рисование ходит чуть ли не каждый день. Однажды Витьке лошадь надо было нарисовать для двоюродного брата в детский сад, ну, попросил, куда деваться. Так там такой конь получился! Закачаешься! Как настоящий! Не выдержал – попросил второго нарисовать. Дома висит, над столом до сих пор.

Ковалева на третьей парте сидит, через ряд от Витьки. А живет тут рядом, в пятом подъезде. Он – Витька – во втором, а Ковалёва – в пятом. Он к ней пару раз заходил, задание передавал, когда она болела. У нее все родственники художники и квартира сделана как салон – картины, там всякие, ковры, скульптурки. И даже кот у них какой-то художественный, важный, погладить себя так и не дал.

Но всякий знает, что Ковалева задавака. Отличница и задавака! Но зато красивая. Самая красивая в классе. Да, может, и вообще во всей школе! Ну, это если старшеклассниц не считать. Как поведет рукой по русым косам, да как зыркнет строго глазами с ресницами огромными, ух! У Витьки аж все внутри замирало!

Идет она вся такая из себя – курточка бежевая, из-под курточки беленький воротничок торчит, юбочка, колготочки ослепительные, туфельки начищенные. Косички ровные, в разные стороны плавно качаются. Аккуратная она, конечно, и выглядит, как принцесса. И самое красивое у нее – глаза! Огромные, как солнца. За эти глаза Витька мог бы паре-тройке одноклассников запросто накостылять.

Но сейчас он старался не смотреть на девочку, словно не замечает ее вовсе. Нужна она ему! У нее свои дела, у него свои – мужские!

Он залез снова в портфель, достал первую попавшуюся тетрадь, стал что-то внимательно в ней разглядывать. А левым глазом, нет-нет, да стрельнет в сторону одноклассницы.

Чего ей надо-то? Идет прямо сюда!

- Ко мне что-ли? – буркнул про себя Витька.

Отвернулся демонстративно, словно не замечает ее. Пусть себе топает, куда хочет. Больно надо на нее смотреть.

Наверное, к Тихоновой Светке в гости пошла, та в соседнем доме живет.
Витька еще раз, словно опытный шпион, исподлобья взглянул на девочку.
Нет, наверное, не к Тихоновой! Сюда прямо идет. Что ей надо-то?

Сердце Витькино что-то совсем распоясалось – биться стало, как барабан на дискотеке. Что ты будешь делать! Сюда идет. Теперь уже точно заметно, что сюда.

Эх, провалиться бы в колодец какой-нибудь. Ну зачем от дяди Феди так рано вышел?

У Витьки от волнения даже ладошки вспотели.
Всё! Уже точно никуда не денешься!
Витька бросил тетрадь и поднял голову. Прямо перед ним стояла Ковалева и улыбалась.

- Привет, Витюша! – больше всего Витька ненавидел, когда его так называли. Специально она так сказала. Вот точно, специально!

Собрался с духом, ответил развязно:
- Привет, Ковалевкина, что потерялась? Или заблудилась? Хе-хе!
- Дурак! – девочка поставила эскизную папку рядом со скамейкой и открыла сумочку. Витька засунул руки в карманы. Ну-ну, посмотрим, что эта Ковалевочкина еще придумала?

- На вот, балбес, твои ключи! В классе выронил. Я тебе кричала, кричала, да ты ж глухня! Понесся куда-то, не остановишь! А потом у меня студия была. На, держи…

Витька сразу уменьшился в росте, сдулся как-то, глазами захлопал.

И сказать надо что-то, а не получается – во рту все слова к языку присохли, а сердце вот-вот из-под куртки выпрыгнет.

Витька уставился, словно страус на бегемота, на связку ключей от своей квартиры. Вот они ключики-то! Родимые! Ковалева, ну какая же ты все-таки… Ну, ну… Умница!

А Ковалева уже повесила свою папку на плечо и только ручкой помахала. Зашагала к своему подъезду.

А все-таки, пожалуй, она самая красивая в школе, даже считая старшеклассниц!

И Витька побрел домой, отчего-то глупо улыбаясь…

[GREEN]

№ 13

Янтарные слезы Ини

От автора.

Привет, Золотарь. Я захожу в лес, и мне кажется, что ты все еще бродишь по непролазной тайге, которая раскинулась бескрайней колючей шалью за Обью, охраняя покой своей семьи, покой светлых лугов и голубых озер. Где ты все еще бережешь от злого умысла этот диковинный мирок, который разместился под сердцем великой сибирской реки.

Оттого здесь так тихо и уютно.

Спасибо тебе, мил человек, за то, что те детские воспоминания мои наполнены таинственным светлым образом, который в детстве манил нас. Мы стремились к твоему началу, значит, нам не хватало чего-то светлого и, может быть, не хватает до сих пор...

1.

Рассветало. Ночью прошел дождик, и туман, опустившийся на землю, словно голубая шаль, укутал сосновый бор. Трава была мокрой, и если проведешь сделанной лодочкой ладонью по листьям костяники и земляники, то можно даже умыться.

Воздух был настолько густ и пропитан запахом грибницы, замешенном на свежести хвои и горечи березового листа, что казалось, сделай еще один глоток - и ударит он в голову, словно та перестоянная бражка на меду, которая хранится в подполе у толковой хозяйки; и закружит – закружит, и с ног собьет.

Вдали завопила болотная выпь, спугнув мудрого филина, сидевшего на толстой ветке трухлявой осины: пернатому мудрецу пришлось с недовольством перелететь на «сухару», которая грозно нависла над проселочной дорогой. Пробудился дятел, выбил барабанную дробь и затих. Как тут без любопытного бурундука. Зверек спустился по стволу изогнутой сосны на землю, замер на мгновение, словно гриб-боровик. Навострил уши. Обеспокоенный появлением непрошенных, гостей перебежал тропинку, и скрылся в густом осиновом подлеске. Качнулся куст акации – это мечничек спорхнул с ее веток, разорвав сеть паутины, которую паук наплел за ночь.

Лес просыпался...

Алексей Ильич, местный егерь, и Валька Пряслин, парнишка лет четырнадцати, внук деда Ергина, шли молча, подвластные утренней дрёме бора, которую изредка нарушало недовольное фырканье рыже-пегого жеребца по кличке Маршал.

Путь пересек молодой сосняк. Качнувшись в сторону, Валька плечом задел молодую сосенку, и с хвои с шумом на землю осыпались сотни капель ночного дождя. Несколько довольно крупных попали Вальке за шиворот. Парнишка зябко поежился, дрему как рукой смахнуло, и парень поспешил догнать Алексея Ильича, который исчез в густом сосновом меху.

Накануне Валька, приехавший к дедам на каникулы из райцентра, узнал, что Алексей Ильич идет в обход по верховью Ини. Узнал от рыжего Митьки на поляне, где местная ребятня гоняла в футбол.


- Дядь Лёша Ермаков завтра в сторону кордона двинет!

- А ты откуда знаешь? Как будто он тебе пришел и доложил!

- Он к дядь Толе Батракову вчера приходил патронов занять! А мы с Витькой на сеновале шкерились все слышали.

- И что, прям до кордона пойдет, где Золотарь бродит!

- Ну и что тут особенного! - выпятил Митька грудь вперед. - Мы с папаней в прошлом году это урочище поперек прошли и к затяге ходили, и хоть бы что!

- И что Золотаря видел?!

- Вот как тебя сейчас!

- Брехло! Вот загоняет!!

- Что мне загонять! Сидим мы с батей у костра, а леший этот как учуял, что мы пескарей с яичками на сковороде жарим, так и подсел к нам!

- Эх, говорит, охотнички , яишенку бы вашу попробовать, больно уж аппетитно пахнет.

Все знали, что Митька – мастак - сочинитель, а все равно рты открыли, словно окуни глушенные и слушают. А Митька и рад стараться, недаром у него пять по сочинениям.

- Мы ему кофию даже заварили!- похвалялся Митька.- Пока он ел, я за ним наблюдал. Оброс он весь, словно мамонт, автомат у него этот «ППШ», батя, говорит, ими еще в Великую Отечественную войну воевали.

Горб у него на спине лосиный и глаз один, черной повязкой перевязан как у Кутузова! А ноги шерстью медвежьей покрыты. Поел он и говорит Спасибо, за яишенку, смотрите, не балуйте в тайге, и удалился. Вот как все было!

- Ох, и загоняло ты, Митька! - воскликнула Олеся Малетина, белокурая девчонка, с богатой россыпью золотистых веснушек над острым маленьким носом. - Дедушка Ворсин говорит, что Золотаря единицы видели и то он только к добрым людям на помощь выходит, а к злому человеку и не подойдет. А вы тогда браконьерничать ездили и косулю на лугах подстрелили. Не мог к вам Золотарь выйти!

Было что-то в этой Олесе такое, что заставляло Валькино сердце неровно биться. Рассудительная она была. Да все время с ними, мальчишками, то в футбол, то в пекаря, то в лапту играла, и, может, от этого притягивала к себе. Взгляд у нее был озорной, сверкающий и в то же время теплый- теплый

А Митька и рад отпираться:

- Да это же сам Золотарь нам ее и принес. Догнал нас по дороге, когда домой мы уже направились, и говорит: « Вот добрые люди, возьмите, мол, косулю в подарок, за ваше гостеприимство! Вот как оно было! Хотите - верьте, хотите - нет!

Валька не стал терять времени зря и дальше слушать Митькины выдумки, а сославшись на срочные дела, скатился опрометью с пригорка и побежал домой к Алексею Ильичу.

Побывать в тайге, да еще с заходом на кордон для любого сорванца в поселке было «за счасливку». А тем более утереть нос вруну - Митьки, который, по мнению Вальки и близко не был в тех местах. И Золотаря «сто пудово» не видел.

С егерем у Вальки давно сложились доверительные отношения. То он живность ему поможет загнать на ночь: гусей с реки пригонит, то коня с опушки приведет (дед же сдал казенного Серко), то конского щавеля чушкам нарвет, то так по хозяйству подсобит. И Алексей Ильич, у которого своих детей не было, тоже был привязан к парню.

Поэтому когда Валька запыхавшись, чуть не сбив его с ног у калитки, завел речь о кордоне, сразу угадал настроение парня.

- Это тебе не по грибы, ягоды с девчонками ходить. Это дня четыре на ногах, не присевши. Передых только ночлег. Выдюжишь!?

- Выдюжу дядь Лешь! –божился Валька - еще как выдюжу! Вы еще отставать будете!

- Ну, если отставать, то я не против! Иди деда убалтывай!

Зато дед закочевряжился.

- Чего тебе там делать!? Места гнилые! Опасные!

Но, видя упадническое настроение внука, к вечеру, поборов свой крутой нрав, дед Ергин наведался к соседу в гости.

- Леха, ты, что к кордону идешь!? Чего там не видел, скажи старику!? - начал старик сходу. - А то мой Валька с тобой дюже как просится!

- Привет, Тимофеевич! – поздоровался егерь, и как раз закончив вязать метелку из акации, присел на порог летней кухни, достав сигаретку:

- Садись, покурим.

Дед Ергин присел рядышком, достал свой самосад, забитый в папиросу, прикурил.

- Хочу я, дед Вань, по Ине до крутых яров дойти. Уж давненько там не был. Весной последний раз, как кормушки проверял, волчью стежку видел. А рыбаки рассказывали, что весной, когда рыбачили на льду, матерого волка пристреленного видели. Боюсь, как бы волки к нам в эти края не наведались. Браконьеры позабавились. Видно, с Оби загнали сюда. Вот они и кинулись по крепкому льду на эту сторону. Как бы лютовать не начали. Сам знаешь, зима нынче суровая была.

А за внука не бойся. Мы с ним дня за четыре управимся. Завтра по зорьке выйдем. В первый день до сенокоса моего дойдем, затем одним днем до яров пройдем вдоль Ини, обогнем узкоколейку, переночуем на Сплавном, а там до Моховского кордона дойдем, пройдем ближе к Голому Мысу, там глянем и вернемся.

Дед помолчал, раздумывая, и все-таки уступил:

- Смотри, Леха, осторожней там!- предупредил он егеря,- места там с виду только спокойные. Могут и шальные, какие забрести.

Во сколько охламона своего будить?

- В четыре. Полпятого выдвигаемся.


Иня* – верхний приток могучей красавицы Оби. Здесь и поселок одноименный на ее берегу примостился. Красочна долина Ини. Много здесь стариц, пойменных озер, меандр** ( речные излучины). Среди деревенских ходили пугающие байки, оставляя верхний приток Оби вот уже, сколько лет таинственным местом. Иня река быстрая, сплавная. Прячется извилистой змейкой в непролазной тайге. А чуть от реки вглубь - тут тебе затяги да согры***, готовые поглотить непутевого путника. Места здесь вязкие, но зато живности разной: и косули, и лось, рыбы всякой. Особенно окуня много (окуневая река). Щука в прибрежной осоке греется, налим в береговых норах под камнями набирает жир. Здесь тебе и луга голубыми озерами изрешеченные.

По берегу реки поселков раньше много стояло, но люди давно с этих мест ушли. Три кордона было, правда, один Моховский погорел потом. Мало кто застал его, но зато все знали, что место- то тайным было, и старались его обходить стороной.

Зато кряжистый дед Ворсин все знал. Он-то еще застал те времена, когда собственноручно валил лес по берегам Ини, и когда строилась узкоколейка.

Пугал дед всех своими байками, которые баял (рассказывал) с превеликим удовольствием.

- Дед Вась, расскажи! – Ребятня собиралась на лавочке у покосившегося забора Ворсиных, с нетерпением ожидая начало истории.

- Да чего рассказывать, вы и так все уж знаете, - упрямился дед.

- Дед Вась, вон Славка с города приехал, он- то не слышал!

- А! Ну, так другое дело, слухай сюда, Славка...

2.

За Обью тайга непролазная. Здесь комар жалит, словно дикий шмель. Здоровенный волдырь остается, размер - как лист ежевики, которой здесь, впору напомнить, в забоках видимо - невидимо. А еще брусничника и шиповника целые поляны. Топи непролазные и старожилами названы соответственно – Меретская Затяга, например, или Рямовская согра. Иня**** - речка быстрая, сплавная. Раньше из тайги лес по ней до Оби сплавляли; узкоколейка была. Вдоль реки деревеньки растянулись: Ирба Лукьянова, Партизанский, Алтайское, Сплавной. Три кордона было Ворсинский , Ирбинский, и Моховский самый дальний. Давно этих поселков на карте нет. Как прошел слушок о затопление этих мест в связи с сооружением гидростанции где-то у Камня – на - Оби, так живо люди собрали вещички и разъехались кто куда, не оставив ничего. Все вывезли, вплоть до ржавого ведра. А дома тем более раскатали до последнего бревнышка.

А за Лосиным логом, недалеко от густого осинника, Моховский кордон. Изба на две половины. Далече от Партизанского будет, километров двадцать.

Лесник молодой, приветливый там живет - Колька Золотарь, жена у него Машенька и две дочки – погодки, под стол пешком еще ходят.

Добрый парень - Колька. Сердце у него доброе. Никому не откажет.

- Привет, Николай! Выпиши мне пару - тройку кубов дровишек! Али как?

- Ефим Егорович, конечно, выпишу, там за Волчьим ложком пару сухар стоит. И ветровалу нынче много навалило!

- Ох, и спасибо тебе, братец, услужил! Молодец! Старших уважать надо! И тебе в старости аукнется! Но ты мне их заклейми на всякий случай!

- Заклейму, конечно же!

- Коленька, а нам?- вспыхивает ярким румянцем Маша.- Нам бы сараюшку, новую сладить, прежняя вся светится как решето. Жданка кормилица еле как зиму пережила.

- Погоди, Машуль, погоди! Пусть люди попользуются! Мы при должности и нам достанется! – отвечал Николай тихо, как - то безропотно.

И познакомились они также тихо, безропотно повинуясь судьбе.

Колька сразу приметил Машу в техникуме на вечере художественной самодеятельности. Она стояла вместе с подружкой в сторонке, у окна, застенчиво перебирая пальцами свою длинную косу. Она и улыбалась застенчиво, как- то невинно, что ли. И Николай сразу, словно банный лист, прилип к скромной, девушке.

Любовь у них светлая была, лебединая! Сейчас редко встретишь такую. Упивались они друг другом, словно воздухом утренним свежим, словно закатом алым на берегу речки, словно первым цветочком весенним...

А потом по распределению - за Обь. Две дочурки подрастают, Оленька - старшенькая и Катерина. И работа не в тягость. Любит Николай работу - то свою. Блаженствует, когда тихо вокруг. Воздух чистый. Места красивые. Людей редко в этих местах встретишь. Самому иногда в Партизанский за мукой да сахаром приходится выезжать.

Все бы хорошо, да замечает Николай Машин печальный взгляд.

- Тревожно мне, Коля! Одни мы здесь, словно бирюки - отшельники. А дочки подрастают, их скоро учить надо будет. Может, съедем, а? Как ты думаешь?

- Погоди еще чуток, Машуль! Разве не замечаешь, как здесь легко дышится. Как водичка родниковая сладко пьется. Погоди еще чуток! Честное слово даю! Что я сам не понимаю!?

А то, что все сорвались с места, Николаю так никто и не сказал. Приехал он в Партизанский, а на месте поселка, словно Мамай прошел. В недоумении поехал в соседний поселок под названием Ирба, и там та же картина. Пришлось вниз по реке до поселка Ини, где лесничество базировалось, добираться. Только там ему и поведали о случившемся.

Не сказать, что эта новость расстроила Николая. Он уже давно привык к своей тихой уютной жизни. Ни тебе суеты, ни человеческих страстей, любимая жена Машенька рядом, природа посмотри какая, глаз ни в жизнь не устанет. Эх, и жалко ж ему будет уезжать отсюда, а придется годика так через три, когда дочка старшенькая подрастет. Ведь видит Николай, замечает, тоскливый взгляд жены, хотя Мария ни слова ему не сказала поперек, любит его и знает, что он чувствует по утрам, когда уходит в тайгу. Радость он чувствует! Вот оно как! Радость!

А тут наведался в гости все тот же Ефим Егорович. Загадочная была личность. Сам из города мужичок. Купил себе домик в Партизанском (самый ближний поселок к кордону был) и стал жить, а точнее промышлять. Скупит у мужиков за гроши, то рыбку, то грибы, то ягоду, то пушнину, то мясо, а сам в городишко потом все тянет. Там у него место на базаре специальное вот и продает в три дорога. Вот как- то так он жил. В глаза прямо не смотрел, все они у него бегали, мимолетом прощупывали. Не дай, Боже, у кого за пазухой золотишко припрятано. Так вынимай, он у тебя его скупит. В полцены, конечно. На больше и не рассчитывай.

- Средь бела дня грабишь, Ефим Егорович!- восклицают мужики да бабы, сдавая ему за бесценок грибы - ягоды.

А он приговаривает:

- Нет, что вы, не мы такие, а жизнь, жизнь такая!- а сам все в новенькую «Ниву» грузит и оглядывается, не передумает кто ли. Поговаривали о нем многое, да недолюбливали в деревне. А до Николая не доходило. А к гостям он одинаково ко всем относился - по- доброму. Последнее готов был отдать.

Наведался Ефим Егорович не один, а с двумя гостями. А гости у Николая Золотаря на почетном месте сидели, под образами Матери Божьей Заступницы. Четко, как дед учил.

- Колюшка, подсобил бы ты нам чуток,- завел после угощений Ефим Егорович разговор. Из далеко начал, с хитринкой прищур, а Кольке когда замечать, он гостям рад да рюмочкой раздобрило душеньку.

- Вот племяннички мои - парни образованные, жизнью интересующиеся, говорят, дядя Фима, лося не раз не видели, охота хоть одним глазком взглянуть. Поводишь их по тайге, пусть на лося взглянут одним- то глазком!

А гости-то парни молодые, один с золотой фиксой в зубах небольшого роста, упитанный, а другой высокий, бритоголовый, сухожильный, чувствуется, что сила в руках есть, и шрам у него под глазом, такой неприятный шрам, рваный. Не из разговорчивых личностей гости. Представились:

- Вася!

- Дима!

И все, больше молчат да зевают. У обоих карабины. У порога оставили, в избу не стали заносить. Палатки, обмундирование туристическое - все при них. Сразу видно - подготовленные.

Ружья-то, зачем взяли? Ну, конечно, так, на всякий случай. А если медведь или волки нападут. Для самообороны. А больше для чего они нужны!?

Ефим Егорович еще вечером удалился, а племяннички- то, жизнь познающие, остались.

Видел Николай тревожный взгляд жены, которая провожала его с гостями утром в тайгу, а понять - то ничего и не смог. Не мог пустить подозрение в сердце, не так воспитан был. Не встречал вживую человеческого лукавства.

Знает Колька, где лося встретить можно, в осинник гостей повел, там, в ложке, сохатый с тополька дрожащего кору- то и щиплет. Лакомство не только зверю, но и человеку в пользу.

Николай идет и радуется. Птаха, значит, слетела с куста, а он ее в душе приветствует.

«Вот лесной конек, голубчик ты серокрылый, друзей веду, на наш мир посмотреть. В каких условиях обитаете, а условия-то, о-го-го себе условия, вольные!!!»

До обеда проходили, никого не встретили. То ли зверь чует чужаков. Когда Николай один идет и ста метров не отойдет от кордона - вот вам ежиха с ежатами на солнышке греются. Фыркнет ежиха недовольно на Кольку, а сама ни с места. То заяц выпрыгнет на полянку, и тебя перепугает, и сам от страха в кусты, только и видели. То сохатый тяжело вздохнет в зарослях лесных. А сейчас тишина, словно вымерло все. Далеко ушли от кордона, пока удача им не подвернулась. У поймы Ини стоит лось, и рога об коряжину чешет.

Николай обернулся к гостям, хотел сказать им:

«Смотрите дорогие мои на величие природы, на красоту ее, на девственность неповторимую!»

А за место слов ком в горле встал - видит, как бритоголовый со шрамом у виска карабин к плечу вскинул и шепчет Фиксе:

- Сейчас я его сфотографирую!

Словно кипятком ошпарило Николая, дошло до него очевидное, ясно стало, с какими намерениями гостюшки - дорогушечки сюда наведались. Лося они ни разу не видели, дурачка нашли - Колечку.

Закрыл он сохатого своей грудью.

- Что же вы, мил - люди, творите!? Не допущу!

Бритоголовый выпучил глаза. То на лесника смотрит, то на товарища, который в сторонке к березке, стоит, приклонившись.

- Слушай, Колек, давай одного завалим, никто ж не заметит, ну всего одного! Их тут, поди, видимо- невидимо шастает. Ну, денег дадим, жене платье там купишь. Она у тебя еще в самом соку. Ее баловать надо, а то убежит!

- Га, га, га,- заржал бритоголовый.

- Цыц!- прервал его фикса. И снова на лесника насел:

- Ну что, Коль, решайся!?

- Нет, люди, нельзя так, я не для того вас сюда вел, чтоб живность лесную губить. Смотреть - смотрите, а убивать не позволю!

- Ну ладно, нет так нет, считай это шутка была! - улыбнулся «фикса».- А, кстати, я сейчас шел и вон там, в тех кустах лося мертвого видел, видно, подстрелили браконьеры.

- Где? - удивился Николай.- Что-то я не заметил, когда шел.

- Да вон там!- фикса показал рукой,- в метрах ста отсюда. Сходи, глянь, а мы пока на живого посмотрим. Полюбуемся.

И Николай пошел. Когда он отдалился, «фикса» притянул к себе дружка и сказал:

- Кончай его, Грива, только тихо, перышком, понял. Его все равно здесь искать никто не будет. Глухомань! Только ветками завали. А на обратном пути к женушке его заскочим. Побалуемся.

Дошел Николай до места, куда показывал «фикса», а там и нет никого. А тут сзади голосок такой ласковый:

- Ну что, Колек, не нашел, пойдем я тебе покажу! – Это догнал его бритоголовый. – Вон, вон смотри в сосняке...

Не знал, что люди такое сотворить могут, ни разу не встречал таких на своем пути. Неопытный был. Вспомнилось, как боялся он, маленький, в темном лесу коряг причудливых да глаз светящихся, а дед, беря его на руки, гладил и приговаривал:

- Ну что ты, Колька, разве лес темный бояться надо, людей остерегайся, ведь всякие могут забрести.

... Грива обтер об траву окровавленный нож, который вогнал по самую рукоять в Колькину спину, завалил тело лесника прошлогодним валежником и пошел к реке, откуда секунду назад раздались несколько выстрелов.

Он застал фиксу за разделкой лосиной туши.

- Слышишь, Повар, а чего вы так за лосями погнались?

- В городе китаец объявился, каждый день к нам заезжает обедать. Короче, прихоть у него такая - деликатес ему подавай: губы лосиные там, яйца да потрошка в соусе. Бабки за это огромные платит. Ну, я эту идейку Егорычу подкинул, ну а ты знаешь, что он за легкий рубль мать родную перепродаст. Ладно, давай пакуй в рюкзаки, Фима там, поди, заждался...


Сжалось сердечко Марии при виде незнакомых людей. Холодком от них повеяло. Неприветливостью. Почувствовала, что запасен камушек за пазухой у гостей незваных, а сказать мужу не посмела, побоялась, что обидится. Лишь тихо, как-то безропотно, так же, как прожила с ним все эти годы, сказала:

- Может, не пойдешь? Пусть сами как-то?!

- Ты что, Машуль, заплутают, еще к Меретской Затяги выйдут и все- погибнут почем зря!

И ушел. Улыбнулся, погладил ее по волосам, уткнулся губами в волосы , как всегда делал и ушел...


А она осталась ждать беды. Места не могла себе найти, чувствовала. Вот и дождалась. Скрипнули доски на крыльце, выглянула она в оконце, и оборвалось все внутри. Бритоголовый стоит у калитки, а «фикса»- вот он в грязных ботинках прошел, натоптал в чистой горнице.

- А где Коля?- спросила она в надежде, но по его ухмылочке поняла, что зря спросила.

- По делам твой Коля ушел. Сказал, идите к избе, там, говорит, моя женушка вас приголубит. Ну что, приголубишь?!

И, не дожидаясь ответа, он навалился на нее всем своим тучным телом. И не сразу дошло до нее, что творится... Откуда взялись только силы, истраченные в ожидании. Она остервенело начала отбиваться, но куда там. Фикса наотмашь залепил ей пощечину и, падая, она почувствовала, как из носа потекла липкая кровь, в голову ворвалась боль и, прежде чем потерять сознание, ей подумалось: «Слава богу, что уложила деток спать, и они не видят всего этого! Богородица, Матерь Божья , Заступница милосердная, чем, чем я провинилась перед тобой! За что ты посылаешь нам такое наказание, не за маловерие ли!»

... Фикса сбежал с крыльца и направился к сараю, вынес оттуда канистру с бензином, облил им крыльцо и стены дома, зажег спичку. Постоял, подумал о чем-то и бросил ее себе под ноги. Бензин вспыхнул, и синее пламя ядовитой змеей поползло к крыльцу.

Затем вернулся к Гриве и похлопал его по плечу:

- Зря не пошел, сладкая штучка была! Правда, пришлось спесь всю из нее выбить! Ха-Ха!

- Зачем запалил?- равнодушно спросил бритоголовый.

- Чтоб проблем меньше было, дурень! В лучшем случае их через месяц хватятся. Глухомань же! Бери рюкзаки да пошли, а то деликатес протухнет. Еще вторую ходку делать.


Узкой полоской яркого света возвращалась к Николаю жизнь. Нож бритоголового зашел глубоко, но не достал до сердца всего лишь два миллиметра. Видно ангел-хранитель, который у Николая за спиной ходит искусным портным в прошлой жизни был. Это ж надо было, отмерить полоску в два миллиметра ценою в целую жизнь. «Не ты ли дружочек Иисусу одежду шил?!»

Сколько он так пролежал ничком вниз, заваленный таежным валежником, одному Господу известно. Может - день, может - два, может - неделю. Рана уже успела затянуться черной коркой. Огромных усилий потребовалось от него, чтобы он смог подняться на ноги. Предчувствие большого несчастья заставило его идти к кордону и поэтому, не позволив себе ни секундочки отдыха, он, превозмогая боль и слабость, вышел на полянку, где стоял их уютный бревенчатый пятистенок, разделенный на две половинки. Еще на подходе он четко уловил резкий запах гари, стоявший в округе. Выйдя на поляну, Николай онемел от ужаса. Вместо бревенчатой избы, он увидел обгоревшие остатки бревен, тлеющие местами, да белевшую в сумерках уцелевшую русскую печь. Он что-то хотел было крикнуть, но из горла вырвались нечленораздельные звуки, он упал на колени, воздел вверх руки и, ощутил, как небеса внемлют его горю, посылая на землю свои слезы в виде ночного ливня. А потом - то ли знак свыше ему был: ударила молния в коряжистое дерево, и под ним он могилку вырыл. Схоронил своих девочек, крест не стал ставить, а выстрогал на дереве одним топориком, который на пожарище нашел, образ своей скорби ....


- С тех пор в лес с дурными помыслами лучше не суйтесь!- добавляет жути в рассказ деда Ворсина бабка Илясиха, старожилка деревни:

- Вот кто камень за пазухой носит, того Золотарь сразу чует. Пойдешь в те места, он тебя или в болоте потопит, через Иню начнешь переплывать - лодку перевернет, знамо, слово знает, а в тайге окажешься - или медведя на тебя натравит, или закружит, век тебе, милок, не выбраться!

Сколько таких случаев было после этого. Вот в позапрошлом году пошли два брата в те места охотится и пропали, а Лёшка Ермаков, когда той весной у Меретской Затяги кормушки делал, обнаружил рюкзаки. Видать в топях соколики и сгинули. Золотаря рук дело, его милого! А сколько грибников да ягодников обратно не возвратилось. Несешь с жадностью из тайги - погибельное твое дело, милок. А зазывает в топь, словно дева красная тебя кличет да томно вздыхает, вот мужики и идут в болотину.

- А говорят, что помер Золотарь в прошлом году!- говорит кто-то из ребятни.- Мужики лес валили в тех краях и видели там тело чье - то окостеневшее, волками обглоданное!

- Ну, скажете тоже, да если Золотарь этот мир покинет, то тут все звери в округе шум поднимут в один раз, и медведи заревут, и волки завоют. Ибо говорят, что знает Золотарь слово звериное. Имеет на них влияние и любого может подчинить воле своей. Вот так, мил человек! С тех пор, как все это случилось, бродит он в округе, охраняет покой семьи своей. И дар у него объявился, то ли чует он, то ли наперед ему видится, с какой стороны душа темная во владения его проникнет. И сразу все вскипает в лесу: то ветрища сильнейший поднимется, то гроза разыграется, то ливень проливной пройдет, все дороги размоет.

И кто-то, более сердобольный, спрашивает:

- Дед Вась, а что сталось с теми двумя, которые дом подожгли?

- Да, говорят, пропали они. Второй раз приехали лося убивать, так больше их никто и не видел. Понаприехало тут опосля городских. Милицию подключили. Только в тайгу сунулись, так на болтах торфяники загорелись, и ветер весь дым в эту сторону принес. Ну, какие тут поиски, все и разъехались. Зато потом ливень лил, не переставая, с неделю точно. А что с ними случилось, так и осталось тайной.

Вот такие вот истории передавались из уст в уста по деревне, и каждый решал для себя, верить или не верить в таинственного Золотаря.

Но, направляясь в лес, на всякий случай многие заходили в местную деревянную часовенку и зажигали свечку за упокой его сожженной семьи.


3.

Валька изо всех сил старался не отставать. Широкая спина Алексея Ильича придавала ему уверенности, но все равно были моменты, когда богатое юношеское воображение вырывало из его подсознания всякие нелепые сцены. Он оглядывался по сторонам, думая, а если Золотарь следит за ним, приметив у него какое-нибудь «темное пятнышко». Не зря парень украдкой озирался, чувствовал за собой это «пятнышко» и поэтому было как-то неспокойно у него на душе. А дело было в том, что вчера вечером, полив грядки, Валька снова убежал на поляну, но там все уже разбрелись, кто - куда и лишь Митька набивал мяч на ноге.

- Ну что, напросился!?- встретил он товарища ехидной усмешкой.

- Угу! - коротко ответил Валька. Ему не хотелось сильно-то делиться с рыжим, вот если бы были другие ребята, то можно было похвастаться, а так он разочарованно спросил:

- А ты что один? Жалко! А то бы в футбол погонять!

- Жалко у пчелки! - щерился Митька и тут же в лоб спросил,- Прясло, а ты что, правда, в Олеську втюрился!?

«Эх, дурень, чурбан, недоумок!» - корил себя Валентин, да если бы он видел, что за сосной, которая служила штангой для ворот, притаилась Олеся, он бы ни за что так не ответил, а так впопыхах выпалил:

- С чего ты взял!?

- С того и взял, что видно, как ты на нее пялишься.

-Враки все!- Испугался Валька, побоялся, что дразнить начнут, вот и дал слабину.- Даже ни разу не глянул! Понял! Да и че на нее глядеть видел у нее нос крючком.

Вышла Олеся из-за дерева и просверлила его взглядом. Она не сказала ему ни слова, зато Митьки досталось:

- А ты - Рыжий дебил!

- А что сразу рыжий! Вон с ухажером со своим разбирайся!

Олеся ушла, а Валька, покраснев до кончиков волос, стоял и тупо ненавистно смотрел на Митьку. Ведь он специально подставил его, ух, как это на него похоже! Знал же, что Олеся все слышит и затеял этот разговор, чтобы посмеяться. Это он ему мстит за прошлый год, когда они вечером также играли в футбол и неожиданно с сосны, которая росла над поляной, свалился летучей мышонок. А Митька его первый заметил.

- Пацаны, глянь! Какая гадина валяется!

Они обступили мышонка, который жалобно цыкал и беспомощно шевелил крыльями.

- Чур, я его нашел, я с ним и решаю! – скомандовал Рыжий. – Ух, вампирья морда! Сейчас я его кирпичом пришиблю!

Но Валька не дал, вступился.

- А чего это ты решаешь!? Давай на спор!

Митька хмыкнул:

- Что тварь крылатую пожалел!?

Но не мог он перед пацанами спасовать, согласился:

- Чур, я выбираю. Будем воду дуть! Кто больше выпьет за раз, не отрывая банки, тот и выиграл!

Вынесли трехлитровые банки, разместились у колодца и начали. Вода холодная , зубы ломит, а пить надо. Валентин видел, что Митька нечестно ведет себя, дает себе передохнуть; от этого Валька еще больше разозлился и выиграл. Почти банку выдул, правда, пришлось потом два пальца в рот пихать, затошнило. А Митька пол, и то половину пролил на пузо.

- Что ты с ним будешь делать!?- зло спросил Митька, кивнув в сторону пищащего мышонка.

- Что хочу, то и сделаю! - ответил Валька и, бережно положив мышонка за пазуху, забрался на сосну под самую вершину. Вернул его на место, в дупло. Только пока лез, чуть не сорвался вниз, но это дорогого стоило, потому что слышал, как Олеся тревожно вскликнула, показав тем самым, что переживает за него. После этого случая Митька долго на него косился.

Выходит, все еще помнит, если так подставляет.

Вспоминая вчерашний вечер, Валька старался как можно ближе приблизиться к егерю. Все-таки, может, Золотарь не увидит и не накажет его, хотя он заслужил, зря обидел Олесю. Ведь была в Митькиных словах правда, так зачем ему вздумалось врать?!

- Дядь Лёш, а ты когда-нибудь Золотаря видел!?- спросил парнишка, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

- Раз было дело!- улыбнулся Алексей Ильич.- На Меретской Затяге! Молодой еще был. Свел один случай.

- Да ну! - Валька открыл от удивления рот и даже приостановился.- И что, правда у него автомат, этот с диском круглым, с войны еще, и глаза нет, и горб лосиный!?

- Кто тебе такое сказал?

- Да Митька Речкунов! Рассказывал, что они с отцом в прошлом году Золотаря видели. Говорит, яичницей его кормили, и кофе он пил.

- Это когда они по Ине на лодке перевернулись и чуть не утопли с убитой косулей!!! Ох, и выдумщик ваш Митька!

- Не верь! - немного помолчав, добавил егерь. - Золотарь как легенда, все о нем слышали, а единицы, может, видели!

- А вы как встретились?!

- После техникума, было. Решил я тогда, ради интереса, прочесать местность вокруг Меретской Затяги. Три дня в этих дебрях лазил, как слышу, где-то недалеко стон раздается жалобный, словно дите малое всхлипывает.

Прислушался. Понял, что из самой топи доноситься. Ну, жердь выломал и полез. Ноги вязнут в жиже, а жалобный плач все ближе. И вижу: молоденькая косулиха в болоте завязла. Жалко ее стало, видно, от меня шарахалась. Вот и полез ее выручать. Ее- то, голубку, высвободил, а самого затянуло. Понял, что совершил глупость, а поздно, ноги сковало и тянет вниз. Вода к горлу уже подобралась. И пока в панике бился, не сразу понял, что кто-то березку ко мне наклонил. Ухватился я за нее и из последних сил вытащил себя на траву. Пока отдышался, пока в себя пришел, оглянулся, а его только спина в осиннике мелькает. А потом случайно в лесу его встретил, натолкнулся, когда он грибы собирал. Так что не верь Митьки. Нет ни горба лосиного, ни автомата! Скажу так простой он человек. Пережил много от того и сильный.

И сколько вот брожу по лесу - все тщетно больше не видел.

- Ух! – выдохнул Валька, выслушав рассказ егеря, и задумался о чем-то своем.


4.
...

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Иня в переводе на русский – мать.
** Меандр-древнее название извилистой реки Большой Мендерес в Малой Азии(сейсас Турция)- плавный изгиб русла.
*** Согра (сиб.-дребь, искаж.-дербь) - болотистая равнина с кочкарником поросшая угнетенным лесом. Типична для тайги Западной Сибири.
****]Иня бывает разная: в данном случае речь идет о верхнем притоке Оби - река Новосибирской области и Алтайского края.

[GREEN]

№ 14

ФРОНТОВАЯ ЮНОСТЬ РАЗВЕДЧИКА.


И ВЕСТОВОЙ, И НАБЛЮДАТЕЛЬ.

Больше двух недель Эстонский корпус передислоцировался из Подмосковья в район городков Торопца и Андреаполя в резерв Калининского фронта под непрерывными бомбёжками вражеской авиации, начиная от Калинина и западнее.

Слабые надежды разведчиков из 328-й отдельной роты на кратковременный отдых перед боями не оправдался, ежедневная практическая учёба с привязкой к местности продолжилась.

Марш-броски с полной боевой выкладкой, отработка приёмов рукопашного боя, умение стрелять из всех видов оружия, имеющегося в роте, маскировка на местности и скрытное наблюдение за противником по выявлению целей для артиллеристов — всё могло пригодиться для бойца дивизионной разведки, вплоть до умения метать ножи, без шума «взять языка» или обезвредить часового.

Не щадил в полевой учёбе своих разведчиков опытный командир роты Александр Кельберг.

В средине декабря передовые части Эстонского корпуса выдвинулись к линии Калининского фронта, готовые к наступлению.

В очередной раз Николаю, солдату первого года службы немного повезло. То ли за его отличное зрение, почти дальнозоркость, то ли за умение быстро передвигаться на любой местности и хорошо ориентироваться в хитросплетениях траншей, блиндажей и прочих полевых сооружений и вовремя доставить донесение или пакет — в общем, снова парню подфартило.

Попал молодой разведчик в непосредственное подчинение к старшему офицеру штаба дивизии или корпуса, а точнее разведчик Коля и сам не понял.

— С завтрашнего дня отправляешься в соседнюю деревню. Будешь глазами, ушами и ногами полковника из штаба. Поговаривают, он ещё в первую мировую войну успел повоевать при царском режиме. Ты у нас парень шустрый, а он такого и просил, так что не подведи, — напутствовал его с вечера командир взвода.

Старший офицер штаба располагался в небольшом деревенском доме и недалеко от местонахождения разведроты. Тщательно вытерев ноги, командированный разведчик вошёл в избу. Полковник сидел за столом, уткнувшись в полевую карту, делая какие-то пометки.

Не успел Коля представиться своему новому начальнику, как тут же получил первое задание: доставить донесение в 779-й артиллерийский полк, а затем на передовую в 917-й полк. Получить от них обобщённые сведения от разведчиков-наблюдателей и как можно быстрее вернуться обратно.

Через полтора часа, пробежав более десяти километров, теперь уже новоиспечённый вестовой, возвратился в знакомую штабную избу со сведениями с передовой.

Закончив разговаривать по телефону, седоволосый, подтянутый ветеран-полковник тут же нанёс полученные данные на карту, а затем отправил шустрого вестового в 526-й зенитно-артиллерийский дивизион, а далее в штаб соседней дивизии корпуса.

Заскочив по ходу маршрута в родную роту, Николай по-быстрому пообедал и договорился, чтобы не забыли на него оставить порцию, если ко времени ужина не удастся вернуться.

На фронте с кормёжкой стало значительно лучше, чем в тылу, пока шло формирование частей будущего Эстонского корпуса, а разведку довольствием никогда не обижали.

Череда похожих дней потянулись один за другим. К ставшим обычными обязанностям вестового, старший офицер штаба корпуса добавил отдельные поручения сначала по перепроверке сомнительных данных от наблюдателей из полков и батальонов.

Убедившись в повышенной внимательности к мелочам и в отличном зрении вестового, полковник стал всё чаще давать конкретные задания по выявлению военно-полевых объектов противника: дотов, дзотов, штабных блиндажей и огневых точек на конкретных фронтовых участках стрелкового корпуса.

Наверное, так было быстрее и эффективнее. Иногда за день вестовому-наблюдателю более полусотни километров приходилось набегать по местам дислокации частей корпуса и десятки метров исползать на животе по замёрзшей земле на передовой. Очень кстати оказался старинный немецкий бинокль, с мощным разрешением, полученный от полковника.

Противостояние с немецкими войсками плавно перешло к активным боевым действиям. Началась затяжная и кровопролитная фронтовая операция по освобождению старинного русского города Великие Луки, превращённого фашистами в крепость, опоясанную сетью долговременных сооружений.

Артиллерия и миномёты работали почти непрерывно с обеих сторон, и Николай как-то незаметно для себя почувствовал, что стал желанным гостем и в передовых частях, и на артиллеристских и миномётных батареях, успешно работающих по обнаруженным целям.

Значит, очень нужна информация от его ветерана-полковника, с никак незапоминающейся эстонской и одновременно созвучной немецкому языку фамилией.

Да и его воинский труд вестового-наблюдателя оказался необходим, особенно в сложной и изменчивой боевой обстановке.

Тем временем полкам и батальонам Эстонского корпуса приходилось с огромными потерями отражать наступление немецких частей по деблокированию окружённого советскими войсками города-крепости, и почти одновременно вести наступательные бои с обороняющимися фашистами, засевшими в хорошо подготовленных, долговременных сооружениях на подступах к городу.

Более двух недель пробыл разведчик Коля, родом из русскоязычной части буржуазной Эстонии, Принаровья в должности вестового-разведчика, всегда чётко и вовремя выполняя все задания полковника, но так и не успел понять, что за статус был у его нового шефа.

Однажды, возвращаясь после выполнения очередного непростого задания, вместо привычной избы с мудрым военным ветераном-полковником он обнаружил груду разбросанных взрывом, догорающих и дымящихся брёвен. Отдавать донесение, ставшее в одночасье бесполезным и уже никому не нужным, было некому.

Краткосрочная командировка закончилась — настала пора возвращаться в родную разведывательную роту….

— Мне тут сообщили, что домик, где находился твой штабной полковник, со второго снаряда фашисты накрыли, первый перелетел, а второй — прямо в цель. Думаю не случайно, так как артобстрел после попадания сразу же прекратился, — выдал командир смешанного взвода разведки, состоящего из русских и эстонцев, после доклада бывшего вестового и наблюдателя, Николая о гибели ветерана двух войн.

— Видно, сильно достал твой полковник фашистов своим военным профессионализмом, вот и позаботились о нём персонально. А ты не горюй сильно, а радуйся, что живым остался, а не накрыло вместе со штабистом. Иди, отсыпайся до завтрашнего дня, пока есть такая возможность. Там тебе и выпить немного спирта товарищи оставили — помянешь ветерана, - пожелал своему земляку взводный командир.

Выслушав командира, Коля отправился в родной блиндаж, задумавшись о неожиданных превратностях судьбы на войне.

— Наверное, сво****, перебежчики из эстонцев, недовольных советской властью предали — указали немцам на дом, где располагался штабной офицер. Жалко старика, но раз такое внимание к нему, значит, сильно мы им досадили, — подумал молодой разведчик, которому совсем недавно исполнилось девятнадцать лет, а от советской власти и он успел пострадать.

За незаконный переход границы со стороны Эстонской республики четырнадцатилетний подросток отбыл три года тюремного и лагерного срока в советской стране победившего социализма, но ненависти к новой родине и власти не испытывал.

Спирт Николай пить не стал, раз и навсегда решивший для себя до конца войны не курить и не выпивать, помня предсказание молодой цыганки. Воевать с ясной головой получалось легче.

— Вечером обменяю на сахар у ребят, — проговорил он тихим голосом, хотя в протопленном блиндаже никого не было, а погибшего полковника помянул крепким сладким чаем и от навалившейся усталости и напряжения последних дней незаметно заснул сидя на грубо сколоченных нарах с пустой дюралюминиевой кружкой в руке.

До нового 1942 года оставалось почти две недели, до полного освобождения Великих Лук — месяц, а до конца войны ещё долгих два с половиной года.

И только потом впереди ждала долгая мирная жизнь, в которой будет всё, что каждому отмеряно судьбой, и в маленькой Эстонии, и в такой бескрайней России, которые ещё предстояло освободить.

ВДВОЁМ ПРОТИВ ДЗОТА.

Где-то под Великими Луками в конце 1942 года. Людские потери в Эстонском корпусе в наступательной операции по освобождению города были чрезмерными. Шансов уцелеть в кровавой мясорубке почти не оставалось, и разведчик Коля обменялся с приятелем Мишей из своего отделения, крепким парнем чуть постарше, адресами близких родственников. Так, на всякий случай — всё больше вероятность, что родные получат весточку, а уж какого содержания, зависит от солдатского везения.

В очередную атаку вместе с изрядно поредевшим батальоном недавних новобранцев командиру полка пришлось отправить несколько разведчиков, подвернувшихся под руку. Небольшую деревушку надо было захватить любой ценой к вечеру.

Через десять минут атака захлебнулась, почти все полегли под пулемётным огнём на заснеженном поле, не пробежав и двухсот метров.

Оказавшись на правом фланге оба приятеля-разведчика инстинктивно за доли секунды успели рухнуть в грязный снег и уцелеть от надвигавшегося в их сторону смерча крупнокалиберных пуль, буквально пронёсшегося над головами.

Разведчику Николаю пробило полу шинели и чуть зацепило ногу, а крепкий парень Михаил лежал, целёхонек и лишь матерился, всматриваясь в заснеженную спереди местность.

— Ты, как там, цел? — поинтересовался он у Николая.

— Кажется, немного ногу зацепило, но двигаться могу, — крикнул тот сослуживцу.

Пулемёт замолк, кое-где раздавались слабые стоны, а те, кто пытался подняться, тотчас получали короткую очередь или несколько точных одиночных выстрелов со стороны противника.

Раненых красноармейцев, пытающихся отползти, ждала такая же участь. Стоны постепенно утихли и стрельба прекратилась.

— Ну, чего делать будем? Вроде я приметил дзот, из которого нас расстреляли, — обратился крепыш к Николаю, который тоже успел разглядеть замаскированный дзот.

Оба разведчика лежали метрах в пятнадцати друг от друга, пока живые, и тихо переговаривались между собой, замерзая неподвижно на снегу и не привлекая внимание немцев.

— Я попробую подобраться к нему справа, возможно, получится выйти из зоны обстрела, а ты подстрахуй меня, — с этими словами Михаил едва заметно начал отползать вправо и вперёд в сторону обнаруженного дзота, используя складки местности.

Николай аккуратно прицелился, наведя автомат на амбразуру, и внимательно продолжил наблюдение за противником, стараясь уловить малейшее движение в жерле дзота. Ставший недавно разведчиком, Николай с детства отличался от сверстников отменным дальнозорким зрением.

Затем по следу товарища прополз около двадцати метров и продолжил всматриваться в тёмную амбразуру. И так далее.

То ли фашисты расслабились после успешного расстрела наступающих красноармейцев, то ли разведчики оказались достаточно подготовленными, но Михаил незаметно подполз до самого дзота и забрался на его крышу.

Затем встав во весь рост около металлической трубы дымохода, крикнул приятелю – разведчику, который так же успел подобраться к общей цели не дальше чем на сорок метров: — Коля, быстрее бросай гранаты!

А уж гранаты Николай за время учебной подготовки наловчился так бросать в цель, что первая из них упала прямо у ног приятеля, который выдернув кольцо, тотчас отправил её в трубу. Вторая граната приземлилась чуть поодаль, но всё равно попала на крышу и отправилась вслед за первой. Один за другим прогремело два взрыва.

Через несколько секунд из дзота вывалились восемь оглушённых и раненных фашистов без оружия, с поднятыми руками и с криками: — Гитлер капут!

Для них война закончилась.

За этот подвиг разведчика Михаила наградили, а про Николая, вынужденного отправиться на перевязку в полевой госпиталь, он почему-то забыл указать в боевом донесении.

Да тот и не в обиде на сослуживца, благодаря которому, он уцелел в такой бестолковой и неподготовленной атаке, скорее похожей на кровавую бойню ценою в несколько десятков молодых жизней.

А награды — дело наживное.

До конца войны оставалось ещё долгих два с половиной года, сотни не пройденных солдатских дорог и безмерный океан человеческого горя и потерь.

ВЫСТРЕЛ СНАЙПЕРА.

Начало 1943 года. На Волге продолжалась грандиозная по масштабам второй мировой войны Сталинградская битва, а на Калининском фронте Эстонский корпус вгрызался в оборону противника, освобождая старинный русский город Великие Луки вместе с другими частями Красной Армии.

Батальоны 249-й стрелковой дивизии заканчивали очищать пригородный посёлок Самары.

Разведчик Николай спешил с очередным приказом из штаба дивизии в одну из батарей 779-го артиллерийского полка, выдвинувшихся на передовую линию атаки.

— Здорово всё-таки наловчились воевать артиллеристы. Это же надо так умудриться на руках такую махину, как 76 мм орудие выкатить на прямую наводку и под шквалом пуль щёлкать дзоты, пулемётные и миномётные точки фашистов как семечки, — с уважением подумал вестовой и наблюдатель из 328-й отдельной разведроты о бойцах-батарейцах, находящихся на службе в артиллерии — «Бога войны».

На заснеженных улицах поселка было сравнительно спокойно, только кое-где слышались одиночные выстрелы, и с окраин доносился приглушённый звук автоматных и пулемётных очередей.

Быстро пробегая по привычке открытое пространство, небольшую площадь перед полуразрушенным зданием администрации посёлка разведчик Коля на мгновение от неожиданности приостановился, услышав голос-оклик знакомого бойца из взвода пешей разведки 917-го стрелкового полка, а невдалеке увидел несколько красноармейцев в белых маскхалатах, неторопливо вышедших из-за соседнего дома с оружием наизготовку.

— Привет Николай! Рад видеть тебя живым, а кто-то из разведроты говорил, что тебя серьёзно зацепило, — проговорил на одном дыхании отделившийся от группы разведчиков-смежников, краснощёкий сержант, имя которого Николай никак не мог вспомнить. В конце лета прошлого года им обоим пришлось проходить подготовку в Чебаркульских военных лагерях за Уралом в одной разведроте, но в соседних взводах, а потом пару раз виделись мельком уже на фронте.

— Здравствуй земляк! Считай, повезло, только немного ногу пулей задело в атаке, — ответил Коля и чуть наклонился, привычно показывая место ранения ниже колена.

Звука выстрела Николай почти не услышал, а когда распрямился, то увидел медленно оседающего товарища с откинутой головой, с изумлённым полудетским взглядом карих глаз и небольшим, расплывающимся кровавым пятном на лбу от пулевого отверстия рядом с переносицей.

Мгновенно среагировав, разведчик Коля присел, отскочил в сторону и распластался на мёрзлой земле, при этом успев сдёрнуть с плеча автомат и направить его в сторону дома, с чердака которого выстрелил снайпер.

Второго выстрела не последовало, видимо фашистский снайпер решил сменить позицию или совсем убраться. Разведчики из соседнего полка открыли методичный огонь по зияющим пустотой чердачным окнам и перебежками из стороны в сторону устремились к злополучному зданию, которое ранее не успели проверить.

Один из них, изначально отстав, подбежал к лежащему сослуживцу, которому помощь уже не понадобилась.

— Повезло тебе сегодня, братишка. В твой затылок гадёныш целился, а ты в последний миг почему-то нагнулся, — разглядывая убитого товарища, тихо проговорил со злостью в голосе пожилой боец, обращаясь к поднявшемуся с земли Николаю.

— Так что, живи… и помни, кто твою пулю на себя принял, — добавил он, присел на корточки перед погибшим разведчиком и закрыл ему глаза, опустив веки.

Постояв в нерешительности несколько секунд, и так и не решившись спросить забытое имя погибшего товарища, вестовой Коля развернулся и побежал в сторону передовой — времени оставалось «в обрез», а у него был своё задание: доставить приказ на батарею и вернуться с ответным донесением назад.

Живым — по возможности.

Во второй половине января, на треть поредевший и изрядно обескровленный Эстонский корпус был переведён во второй эшелон армии.

Верховная ставка во главе с великим полководцем и политиком Советского союза И. В. Сталиным сберегала национальные части для освобождения своих республик.

Пройдут чуть более полутора лет, и Эстонская земля обагрится не только кровью своих сыновей при освобождении от фашистских захватчиков.

Ведь молоху войны не важно, какой национальности кровь, и на чьей земле она пролита.

БРИТЫЕ ПРОТИВ СТРИЖЕНЫХ.

Третий год войны, Великой и отечественной, Эстонский стрелковый корпус в резерве, работает только дальнобойная артиллерия, но для разведки всегда дело найдётся. Хотя бы поиск и обнаружение целей на вражеской территории для более эффективной работы артиллеристов-дальнобойщиков.

Группа разведчиков из 328-й отдельной разведроты возвращалась из успешного рейда по тылам противника. За несколько бессонных ночей люди окончательно вымотались, поэтому командир группы принял решение: линию фронта переходить ранним утром.

Хорошо простреливаемый немцами участок ничейной территории легче было преодолеть разведчикам и остаться незамеченными с рассветным туманом. Вдобавок внимание вражеских часовых и дозоров в это время суток наиболее ослаблено.

Назначив старшим сержанта, командир отправил уставших разведчиков отдыхать в заранее присмотренное место, небольшую сухую полянку, плотно закрытую кустарником с трёх сторон и отгороженную невысоким пригорком с густой травой от лощины, а сам отправился проверить подозрительный военный объект противника недалеко от основного маршрута.

Прихватив с собой помощником выглядевшего менее уставшим опытного бойца в плащ-палатке и с автоматом, офицер - разведчик пообещал присоединиться к основной группе через два — три часа.

— Да, сегодня мне пока везёт в отличие от Кости, — подумал Николай, родом из Принаровья о своём приятеле, почти земляке из города Нарвы.

Через полчаса основная группа прибыла на такую долгожданную полянку, место ночлега, где наскоро перекусив, разведчики вскоре дружно провалились в тревожный сон. Сказалась усталость последних дней и непривычная тишина вблизи от передовой. Да и ночь вокруг — «хоть выколи глаза».

Непонятно, сколько прошло времени, уж точно не два часа, но Николай сквозь сон услышал, как прибыли и устраиваются на ночлег сотоварищи-разведчики между спящими бойцами.

— Всего двое, а шуму, как от целого отделения солдат, — успел прогнать он назойливую мысль, возвращаясь к прерванному сновидению, тщательно закрывая голову капюшоном от мелкого дождя, а снилось что-то из детства летом в родной деревне у реки….

И вот в очередной раз, глубоко нырнув и задерживая дыхание, Коля, подросток двенадцати лет, на спор быстро работая ногами, как ластами старается нырнуть дальше деревенского приятеля, и рекорд побит.

Выныривает и старается глубоко вдохнуть, но губы не разжимаются, а рука нащупывает чужую ладонь, крепко зажимающую рот — сон, смешавшись с явью плавно, вместе с шёпотом друга Петра перешёл в тревожную действительность.

— Быстро дуй на пригорок, автомат в боевое положение, и контролируй окружающую местность. В случае подхода немцев — огонь на поражение, — на одном дыхании, едва слышно выдал боевой друг Пётр, указав в нужную сторону, и добавил: — Влипли по полной. Вокруг спящие фрицы.

Коля, боец и разведчик второго года службы, подхватив только автомат, аккуратно ступая между спящими солдатами, своими и чужими, а попробуй, определи, где кто, моментально «взлетел на пригорок» под впечатлением увиденной чуть в стороне картины.

Похожий на земляка Костю разведчик ощупывал голову спящего солдата под капюшоном и зажимал ему рот, а через мгновение командир перерезал горло так и не очухавшемуся фашисту. Затем как тени оба переместились к следующему спящему бойцу.

Уняв дрожь в руках и коленях, и усмирив подступающую тошноту, разведчик Николай неподвижно лежал на мокрой траве и всматривался в темноту, где буквально в сорока метрах продолжалась экзекуция, и доносился почти неслышный шорох от стремительно перемещающихся теней и только пару раз послышались едва различимые обрывчатые стоны, скорее короткие всхлипывания.

Через пять минут, подав условный знак рукой, тихо подполз Пётр и вернул Коле небольшой рюкзак с его вещами.

— Ну, чего там? — шёпотом поинтересовался Николай у «братишки».

— Заканчивают, — коротко вымолвил Петя.

Ещё пять минут и всё кончено. К двум друзьям подошли остальные разведчики, рассовывая по карманам мелкие трофеи: несколько наручных часов со светящимся циферблатом, компасы, перочинные ножи, фонарики и фляжки.

Из продуктов у немцев почти ничего не было и документов тоже никаких не нашли, кроме карты местности с пометками — значит, возвращались с нашей стороны, а были это диверсанты или разведчики, пусть штабные разбираются.

Правда об этом Николай узнал уже на нашей стороне и через сутки, когда земляк Костя предупредил, чтобы он о ночном происшествии никому не болтал ни в роте, ни на стороне. Всего фашистов было больше десятка, и по версии командира их всех обнаружили спящими, когда группа наших разведчиков в полном составе готовилась к последнему ночному переходу на нашу сторону.

— Слушай, а как вы с командиром поняли, что мы спим вперемешку с фрицами, когда из поиска вышли на место нашего привала, — поинтересовался Коля у земляка.

— А когда мы подошли, луна на несколько мгновений выглянула из-за туч, а вас спящих оказалось в три раза больше, а кто-то из бойцов по-немецки во сне что-то пробормотал. Тут мы и сообразили, что немцы вас за своих приняли в кромешной темноте и от усталости завалились спать, не будя «своих» и без разборов, —изложил Константин свою версию о недавних событиях.

— Ну, тогда объясни, как ты с командиром своим солдатам случайно горло не перерезали, там же ничего не разобрать было, где свой, а где чужой, да и плащ-палатки похожи, а у двоих и вообще немецкие, — поинтересовался выходец из Принаровья.

— Так и командир сразу растерялся, тихо выругался и за голову схватился, не зная, что делать, да и я почесал свою бритую репу, а потом сообразил, что мы все, кроме лейтенанта обритые. Ему по штату можно и причёску иметь, тем более девушка знакомая в соседней деревне, а нам время подошло стричься. Баня только через два дня, а ночью идти на ту сторону. Вот ротный старшина и посоветовал обрить голову, чтобы вшей с той стороны не притащить, тут и своих «зверей» хватает, — объяснил земляку Костя и добавил: — Мы, когда первого проверили — у него волосы по длине оказались как у нашего лейтенанта, а из наших Пётр первым, а ты вторым оказался, — так что не дрейфь, землячёк, прорвёмся. А это тебе от меня подарочек на память, часы со светящимся циферблатом, у меня точно такие же, — закончил свой короткий и вразумительный рассказ боевой товарищ, вручая швейцарские часы Коле земляку и фронтовому приятелю.

Хорошо в двадцать лет быть на войне разведчиком и возвращаться живым с той стороны — им опять повезло.

До конца войны оставалось ещё больше года, несколько десятков миллионов людей с обеих воюющих сторон были в неведении, кому предстояло погибнуть, пропасть без вести или стать инвалидом.

Короткого солдатского счастья на всех просто не хватало.

Даже ангелы — хранители устают, когда кровь льётся ручьями и становятся простыми статистиками.

[GREEN]

№ 15

Китайский окунь (Из повести"Тимка, Томка и Наташка или лето без цивилизации")


Всё сегодняшнее утро прошло в заботах. Сначала мама попросила принести свежие яйца. Пришлось потревожить спокойствие бульонных кубиков, которые кудахтали на жёрдочках в сарае. Важный петух, красивый и толстый, уже смирился с моими утренними набегами на его курочек. Он особо не возникал, только иногда подозрительно вертел головой. Так как товарищ он непредсказуемый, я хворостинкой выгнал его из курятника. А куры пусть будут, кур я не боюсь. Правда, увидев меня, они начали дико возмущаться. Так что пришлось им напомнить, кто тут главный. Они последовали за петухом на улицу, оставив меня в курятнике одного. Пошарив по их тайникам, я нашёл шесть тёпленьких яичек. Добыча была распихана по карманам, и я побежал обрадовать маму.

День только начинался. От курятника было хорошо видно всю улицу. Не успел я пересечь двор, как заметил Наташку, выходящую из своего дома. В ёе руке, как всегда, была сумочка с едой. Это она к отцу собралась. Я помахал рукой:
- Привет!
Наташка не ответила. Может, не увидела меня, хотя кричал я громко. И вообще, она как-то странно себя вела. Отошла от порога, а потом назад в дом вернулась. И так раза два или три. При этом она всё время вздыхала.
- Интересно, о ком это она так вздыхает? - спросил я у курочек, щипавших траву у моих ног. Но они не знали.
- Тимка, ты куда запропастился? - высунулась в окно мама.
- Уже иду!

Наконец то Наташка меня заметила. Она махнула рукой и направилась в мою сторону. Я быстренько забежал в дом отдать маме яички и выскочил назад. Наташка уже стояла у порога.
- Тимка, мне очень нужна твоя помощь. Поможешь?
- О чём речь!? Я всегда к твоим услугам, - я попытался изобразить рыцаря.

Наташка развернулась и, ничего не сказав, помчалась к себе домой.
- Странная она сегодня какая-то, - пожаловался я курам.
Но они совсем не хотели со мной общаться. Наверное, за яйца обиделись. Ну и ладно.

Через минуту появилась Наташка с трёхлитровой банкой в руках. В прозрачной воде плавала синяя рыбка с огромными глазами. В жизни не видел такой красивой рыбки.
- Тимка, мне надо к отцу, а рыбку некому кормить. Поможешь?
- А откуда она?
- Это мне мама передала. Только я на пол дня к отцу пойду. Там, на ферме, моя помощь нужна.
- Да не вопрос! Я самый лучший кормитель рыб в мире!
- Спасибо тебе, Тимка! Вот, в ведёрке, корм для неё. Ну, я побежала, а то папа уже заждался.
И она унеслась, как вихрь.

Я отнёс банку с рыбкой к себе в комнату. Тут во дворе нарисовался Томка.
- Тим, пошли на дамбу?
- Не, не могу, - вышел я во двор к другу.- У меня задание важное.
- Какое?
- Наташка попросила за её рыбкой поухаживать. Ну, покормить, и всё такое.
- Что за рыбка?
- Красивая, в банке.
- Да ладно! У меня таких рыбок полная река!
- Нет, Томка! Это не те рыбки. Наташкина синяя с большими глазами. Даже я такую никогда не видел.
- Как это синяя и с большими глазами? Больная, что ли?
- Сам ты больной! Идём, деревня, покажу.

Томку не надо было приглашать два раза. Он вбежал в комнату раньше меня.
- Ух ты, какая!
Грязные руки потянулись к банке.
- Не тронь! Видишь, тут и название на баночке написано. Китайский окунь.
- Прикольно! Какие у этих китайцев смешные рыбы. А ты её уже кормил?
- Нет.
- Так чего ждёшь? Хочешь, чтобы она от голода умерла? Окуни, они знаешь, какие прожорливые? Чем кормить то будешь?
- Наташка корм оставила. Специальный.

Я взял щепотку корма из пластикового ведёрка и кинул в банку. Рыбка подплыла, но есть не стала.
- Может ей мало? - засуетился Томка. - Насыпь ещё.
Я кинул целую горсть, но рыбка не ела.
- А ну-ка дай мне этот корм.
Томка зачерпнул корм из ведёрка и попробовал.
- Фу, какая гадость! Он, наверное, испортился. Конечно, рыбка не хочет его есть. Она что глупая, что ли?
Я тоже решил поверить. Взял щепотку и положил на язык.
- Фу, да это отрава!
- Да, уж. На закуси, - Томка взял со стола пирожок с вареньем.
Половину откусил, а вторую протянул мне. Вкус смородины сразу перебил противный вкус корма.
- Томка, я может её тоже пирожками накормить?
- Нет, ты что! - у Томки даже очки на лоб полезли.
Он прислонил нос к банке и стал рассматривать рыбку.
- Написано – окунь. Значит, её можно кормить, как окуня, - авторитетно заявил Томка.
- А что ест окунь?
- Червяков всяких, гусениц, кузнечиков. В общем, разную мелюзгу.
- А где я их возьму?
- Значит так: я иду копать червей, а ты пока покорми её хлебом, чтобы она не сдохла.
- Ага. Только я пойду, белый хлеб возьму, или лучше булку.

Том побежал к себе искать червей в навозной куче. А я притащил из кухни свежую булку и стал крошить её в банку. К моей огромно радости рыбка подплыла к крошкам и начала кушать. Но съела она мало и уплыла на дно. Через десять минут прибежал Томка.
- Ну что?
- Пару крошек съела, а больше не хочет.
- Всё правильно. Это прикормка называется. Окунь хлеб не очень любит. Через час надо рыбке дать нормально поесть. Вот только червяков мало. Всего два. На улице жарко, вот они на глубину и ушли. Теперь не докопаешься.
- И что делать? Разве ей два червяка хватит?
- Давай, пока она спит, кузнечиков наловим? Ты испорченный корм высыпь, а мы в ведрко свеженького наловим. Потом Наташке отдадим, пусть свою рыбку нормальной едой кормит.

Я высыпал всё содержимое ведёрка в мусорник. Не дай бог ещё куры этот просроченный продукт склюют. Помахав на прощание рыбке рукой, мы с Томкой помчались в поле. Солнце жарило во всю. В траве скакало куча разной живности. Я поймал четыре кузнечика, одного жука и три гусеницы. Томка наловил ещё больше. Наташино ведёрко было наполнено почти до верха. Прошло уже больше часа. Как раз время кормить рыбку.

Вода в банке стала почему-то мутной, а рыбка всё ещё лежала на дне. Я щёлкнул по банке пальцем – никакой реакции.
- Спит ещё. Наверно, хорошо наелась.
- Да чем это она наелась? Хлебом что ли? Надо будить, - сказал Том и затряс банкой.
- Эй! Ты чего ей шторм устроил? Она ведь домашняя! Ещё чего доброго от страха умрёт!
Я выхватил у Томки банку и поставил на стол. Рыбка зашевелилась и всплыла.
- Вот видишь, проснулась. Давай кормить.

Мы кинули в банку всего по чуть-чуть. Рыбка поплавала между шевелящимися червяками и кузнечиками, но ничего не съела.
- Они слишком большие для неё, - сообразил Томка. - Надо на кусочки поделить.
- Вот ты и дели. Не могу я эту живность разрывать.
Томка хладнокровно разделил на кусочки червяка, оторвал ножки и голову у кузнечика и жука, и сделал из гусеницы кашу. Все эти детали он кинул в банку.
Рыбка уже с трудом пробивалась между размокшим хлебом и плавающими кусками насекомых. Ей понравилась только гусеница. Но гусениц у нас было мало. Скормив рыбке всех, мы решили снова пойти на охоту.
- Как раз нормально, - сказал Томка. - Она поспит часок, а мы за это время новых гусениц наловим.

Захватив с собой ведёрко, мы отправились на охоту. В траве гусениц не было. У меня уже болели коленки, ползать по земле, но надо было чем-то кормить рыбку.
- Тимка, пойдём в сад. Может, с деревьев гусениц натрусим?
У нас в саду деревьев было мало, поэтому мы пошли к Томке. С горем пополам удалось набрать пол ведёрка гусениц. Зато они были разные. Мохнатые и гладкие, зелёные и разноцветные, толстые и тонкие.
- Вот у рыбки сегодня пир будет, - радовался Томка, как ребёнок.

Вернулись мы где-то через час. В мутной воде плавала рыбка. Только плавала она как-то странно, вверх животом.
- Чего это с ней? - удивился я.
- Ой, - только и выдавил Томка.
- Что ой! Она что, объелась?
- Ой, Тимка! Она умерла! Видно китайские рыбы не любят наших червяков.
- Ты шутишь? Наташка меня убьет! - у меня началась паника.
- Тише, успокойся! Сейчас мы что-то придумаем.

Томка уселся на кровать и начал думать. Он то сидел, обхватив голову руками, то ходил по комнате туда-сюда.
- Я знаю! - наконец, его осенило. - На банке написано, что это окунь. Сейчас мы с тобой поймаем окуня и посадим в банку. Наташка и не заметит.
- Как же, не заметит! Она что дура, что ли? Этот окунь синий и с большими глазами.
- Так мы его немножко покрасим, а воду менять не будем. В мутной воде Наташка не различит подмену.

Но делать всё равно нечего. Мы выловили синюю рыбку и похоронили её под липой. А потом отправились на речку. Хорошо, что солнце зашло за тучи, и был клёв. К тому времени, как попался окунь, Томка надёргал пол ведра разной рыбы. Окунёк был небольшой. Как раз такой, как надо. Дома мы достали гуашь и покрасили его в синий цвет. Томка держал окуня за хвост, а тот усиленно вырывался. Видно, ему совсем не хотелось становиться китайским окунем. Справились мы вовремя.

Как только Томка запустил рыбку в банку, пришла Наташка.
- Тим, ты дома? Я за рыбкой пришла.
- Да, мы с Томом как раз её кормили, - соврал я от испуга.
Наташка вошла в комнату.

Когда она увидела свою банку, лицо её вытянулось.
- А что это с водой случилось?
Тут в атаку ринулся Томка.
- Ей такая вода больше нравится. Там еды куча. Тем более еды хорошей, а не этой испорченной дряни, которая в ведёрке была. Мы твою рыбку самыми лучшими деликатесами кормили.
Наташка подошла ближе к банке и постучала по ней пальцами. Окунь сразу подплыл к стеклу. Краска с него уже местами слезла, и вид у него был не совсем красивый.
- Ой, это кто?
- Твоя рыбка, - отморозился я.
- Моя была синяя, с большими глазами и длинными плавниками. Это не моя рыбка!
- Да нет же, твоя, - Томка включил идиота.- Вот смотри – она тоже синяя, а глаза просто стали меньше потому, что она теперь не боится. Она ведь теперь не в Китае, поэтому и стала похожа на наших рыбок.
- Что вы сделали с моей рыбкой?
У Наташки брызнули слёзы.
- Мне её мама подарила! А вы…
И тут её захлестнули рыдания.

Наташка так громко всхлипывала, что со двора прибежали мои папа с мамой.
- Что у вас тут происходит? Наташенька, ты чего плачешь? - спросила мама.
Наташка не могла ничего сказать и только ткнула пальцем в банку.
- Ой, а это что у вас? Зачем вы отходы в банку накидали? - удивилась мама.
- И что это за монстр там плавает? - спросил папа.
Вопросов было слишком много. Наташка никак не успокаивалась, и пришлось рассказать всё, как было. И о том, что корм был испорченным, и о том, как мы ловили еду для китайского окуня, и о его похоронах. Чем дальше мы говорили, тем сильнее выла Наташка.
- Отведите меня на его могилу, - выдавила она сквозь всхлипывания.

Все вместе мы отправились к старой липе. Томка показал маленький холмик с дощечкой, на которой было написано мелом: «РЫБКА. КИТАЙСКИЙ ОКУНЬ». Наташка вытерла слёзы и положила на могилку цветочек.
- Я так тебя любила, - и новая волна слёз потекла из её глаз.
Мой папа не выдержал.
- Наташенька, не плачь! Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Тут сверху громыхнуло, и зарядил такой ливень, что мы в один миг промокли до нитки.
- А ну, быстро, все в дом! Я как раз пирог испекла, - крикнула мама.
- Вы идите, а я скоро вернусь - папа натянул на себя дождевик и ушёл.

Дождь лил до самого вечера. Наташка с Томкой сидели у меня. Мама развесила нашу мокрую одежду и закутала нас в одеяла. Мы ели пирог, смотрели мультики и развлекали Наташу. Под конец вечера она даже начала улыбаться. Когда на улице совсем стемнело, ребята собрались домой.

Дождь ещё шумел, и мы не слышали, как к дому подъехала машина. Только когда хлопнула дверца, мы побежали к окну. По дороге проехал фермерский джип. Тут дверь распахнулась, и на пороге возник папа с пакетом в руке. На нём яркими буквами было написано «ЗООВСЕЛЕННАЯ».
- Как хорошо, что я вас всех застал.
Папа снял с себя мокрый плащ и протянул Наташе пакет.
- На, это тебе.
Мы с любопытством запихнули свои носы внутрь.
- Тише, тише! - мама оттянула нас с Томом за руки. - Угомонитесь, непоседы. Пусть Наташа сама достанет.

Наташа осторожно вытащила из пакета две пластиковые коробочки. В той, что побольше, плавала рыбка. Она была как две капли воды похожа на нашу.
- Это моя рыбка?
- Да, это твоя рыбка, - улыбнулся папа.- А во второй коробочке корм для неё. Только не вздумай её кормить чем-нибудь еще, как додумались этих два обормота. Аквариумные рыбки едят только специальный корм. И если он не вкусный для нас, это не значит, что он не нравится рыбкам.
Наташа подскочила к моему папе и поцеловала его.
- Спасибо!
Она вся сияла от счастья.
- А где вы её поймали? - так и не понял Том.
- Как где? Там где и положено ловить китайских окуней – в китайской реке!
- Круто, - это всё, что смог сказать восхищённый Томка.

[GREEN]

№ 16

Солдатское письмо


Накануне двадцать третьего февраля в лётную часть доставили посылку с письмами. Это был результат акции «Письмо солдату», которая ежегодно проходила в стране. И хотя в части служили всего четыре солдата, письма доставляли всё равно. Писем было несколько десятков, поэтому командир части приказал раздать их всему составу, начиная от рядовых и заканчивая собой.

«Иногда обыкновенное письмо может перевернуть всю жизнь, изменить судьбу»,- говорил он, если кто-то отказывался брать.

Вот и сегодня, войдя в свой кабинет, он достал из нагрудного кармана письмо, вскрыл конверт и стал читать: «Здравствуй, уважаемый воин Российской армии! Пишут тебе ученики седьмого класса…

Комок подкатил к горлу, а в памяти всплыли строки письма, которое он сам писал тридцать лет назад:


«Привет, дорогой солдат! Пишет тебе Серёга Зубов. Поздравляю тебя с праздником и желаю скорого возвращения домой, потому что дом – это самое главное в жизни человека. Я бы из своего дома никуда не уезжал, но мамка болеет, ходить совсем уже не может, и органы опеки хотели меня забрать. Потом приехала баба Мария и увезла нас к себе, в деревню. В школе я учусь так себе. Пока управлюсь в сарае, воды из колонки наношу, снег откидаю, уже наступает вечер. Из уроков что успею, то и сделаю. А недавно баба Мария сказала, что согласилась отправить меня учиться в интернат, потому что она со мной не справляется. Я не хочу уезжать в другой город, там всё чужое. Хочу стать, как ты, солдатом. Только сначала учиться в военном училище, а потом служить в армии»...

- Серёжка! Опять воды не принёс! Ах, ты, нахлебник!- услышал он сквозь время, будто наяву, сердитый крик бабы Марии и выглянул в чердачное окно.

У крыльца в инвалидной коляске сидела мать. Рядом грелся на солнышке рыжий кот.

Мальчик вытер рукавом глаза и продолжал писать:

... «По телевизору я видел, что есть Суворовское училище, но не знаю, в каком оно городе. Я бы хотел в нём учиться, потому что настоящий мужчина должен уметь защищать и своих родных, и себя, и дом, ведь всё это и есть Родина. А потом я мог бы стать военным врачом, заработать денег и вылечить маму. Она хорошая, только всё молчит и ходить не может. Дорогой солдат, поздравляю тебя с праздником и желаю поскорее вернуться к своей маме. Ученик 7 класса Серёга Зубов».

Подполковник встал и подошёл к окну. Солдаты разметали с бетонных плит снег. Он вспомнил, что, будучи кадетом, тоже частенько брал метлу. Не напиши он письмо солдату, кто знает, как сложилась бы судьба. А тогда, написав письмо, он не сдал его учителю для проверки, а отнёс на почту. Отнёс и забыл о нём, потому что дальше в его жизни развернулись события, которых он боялся больше всего.



В первый же день весенних каникул во дворе появились незнакомые люди. Серёга увидел их в окно. И по тому, как приветливо встречала их баба Мария, понял, что приехали эти люди за ним. Одну из женщин он узнал. Она разговаривала с ним в районном отделе опеки. Сердце забилось неровно и больно и упало куда-то вниз. Серёга метнулся в комнату к матери, но она безучастно лежала на кровати. Голоса слышались уже в коридоре. В отчаянии он рванул створки форточки, бросил вниз куртку и ботинки и, с трудом протиснувшись, выпал сам. Подхватив с подтаявшего снега куртку, кое-как всунув ноги в ботинки, пригнувшись, он побежал огородами. Остановился только в конце, задохнувшись от бега.

- Куда идти? К Роману… У него бабушка не выгонит. Нет, нельзя. Баба Мария скажет, что он может быть у друга. В школу? Тоже нельзя. Математичка всё время говорит, что по мне интернат плачет. Может, к участковому Сергею Михайловичу, он всегда ребятам помогает.

Постоял, огляделся… Из труб бань шёл дым. Была суббота. Вспомнил о чердаке бани, где они с другом Романом сделали себе убежище. Затащили по лестнице туда старую лавку, сделанную ещё дедом Иваном. Вместо стола поставили широкий спил берёзы. В жаркий день на чердаке можно было укрыться от солнца. Если баню топили, то в прохладный день там было не холодно. Кирпичная труба долго держала тепло. Серёга вспомнил о чердаке и пошёл к бане друга. Во дворе никого не было, и он беспрепятственно проник на чердак. Здесь, действительно, было тепло. Он сел на лавку, протянул ноги к горячей трубе, стал согреваться. То ли то холода, то ли от испуга и напряжения, всё тело сотрясалось от дрожи.

- Пусть ищут,- прошептал он.- Мамку только жалко.

Вытер холодными ладошками слёзы и прилёг у тёплой трубы.

Мальчишка ещё не знал, что его солдатское письмо получили в этой же части. Досталось оно капитану Юркову, который, прочитав письмо, сказал, что это – крик души ребёнка, мольба о помощи. Он обратился с этим письмом к начальнику части, тот просил директора кадетского корпуса принять мальчика, минуя конкурс, как воспитанника части.

Только на выпускном вечере лейтенант Сергей Зубов узнал, что капитан лично привёз в военкомат запрос на будущего курсанта кадетского корпуса, что он отнёс этот запрос не только в военкомат, но и в орган опеки. Только тогда Сергей понял, сколько капитан для него сделал! А в детстве он просто был рад, что мужчина в военной форме предложил ему учиться в кадетском корпусе, и сразу согласился. После оформления документов и прощания с матерью и ставшей вежливой бабой Марией, мальчик улетел в город, который вошёл в судьбу Сергея Зубова навсегда. Но всё это будет позже.



А тогда мальчик спал у тёплой печной трубы, и его душа во сне отогревалась, словно рядом была самая верная и надёжная защита – мама. Разум отказывался понимать, почему баба Мария отдала внука в интернат для трудных подростков. Он ещё не задумывался, почему незнакомый военный человек, прочитав письмо чужого ребёнка и зная, что значит такой интернат, бросился на помощь. Все эти вопросы и мысли придут к нему потом.

Он просидел на чердаке весь день и ночь. Утром, увидев на крыльце друга, свистнул. Тот залез на чердак и рассказал, что звонила баба Мария, спрашивала, не у них ли Сергей. Потом он принёс еды, воды и перину. Перина была широкая, тёплая и мягкая. На одной половине мальчик спал, а другой укрывался. И хотя Роман украдкой от своей бабушки подтапливал баню, на третьи сутки Сергей всё равно заболел. Тогда друг привёл на чердак свою бабушку. Кряхтя и охая, старушка забралась на баню, потрогала ребёнку лоб, обняла и повела спускаться вниз. Дома она уложила его в постель, натёрла какой-то настойкой, напоила отварами и жаропонижающими. Сергей заснул. А когда проснулся, увидел у постели участкового Сергея Михайловича.

- Проснулся? Ну и наделал же ты переполоху,- сказал он.

- Что? За мной опять приехали?- подхватился он.

- Да нет, успокойся! Друга с его бабушкой перепугал. Шутка ли: больной чужой ребёнок в доме. Роман ко мне прибежал, просил тебе помочь. Ты сам-то что же не пришёл сразу?!

- Я хотел к Вам пойти, но побоялся, что меня перехватят по дороге те люди, они были на машине.

- Эх, голова! На улице ещё снег не растаял, а ты на чердаке ночуешь. Разве ж это дело! Нельзя в одиночку с бедой справиться. К людям надо идти, они не все плохие. Пока болеешь, тут побудешь, Роман и его бабушка за тобой поухаживают.

- А потом?- тревожно спросил Серёга.

- Потом домой пойдёшь, к матери. Она места себе не находит. С бабкой твоей я переговорил. Да и директор школы у неё тоже был. Четверть закончишь, а потом будет видно. Понял?

- Понял,- облегчённо ответил мальчик.

- Тогда я пошёл,- сказал участковый.- Врача пришлю, пусть тебя послушает. Выздоравливай, да больше не дури.

Серёга остался один. Он лежал и думал, о том, что хорошие люди всегда встречаются. Может быть, их даже больше, чем плохих, просто они живут скромно и незаметно, поэтому люди их не сразу видят.

Потом он вернулся домой, и опять ухаживал за матерью, помогал по хозяйству бабе Марии, которая стала меньше кричать и ругать, а только недовольно поджимала губы. О чём с ней говорили директор школы и участковый, Серёга не знал, но жить стало спокойнее.

В конце апреля школа стала готовиться к майским праздникам. День Победы в селе чтили особо, потому что не было ни одной семьи, кого бы ни коснулась война. А следующий день, десятое мая, мальчик запомнился на всю жизнь.



Утром он пораньше побежал в школу. Открыв дверь, остановился. Прямо перед ним, у директорского кабинета, стоял военный. Серёга поздоровался и прошёл в раздевалку. Почему-то вспомнилось письмо солдату, которое он отнёс на почту.

- Наверное, лётчик,- подумал он,- шинель синяя, на отворотах самолётики. Интересно, зачем он ждёт директора?

Он пошёл в класс, достал историю и стал читать параграф, но в голову всё время лезли мысли одна фантастичнее другой. Постепенно подходили ребята. Стало шумно и весело. Рядом плюхнулся Роман и, толкнув друга под локоть, спросил:

- Видал военного у входа? Как думаешь, зачем он тут?

Ответить Серёга не успел, потому что открылась дверь, и секретарь Рита сказала:

- Сергей Зубов пришёл? К Тимофею Ивановичу в кабинет тебя приглашают.

Мальчик поднялся, оглянулся на друга, как бы ища защиты.

- Да ты не бойся!- сказала Рита,- там тебе сюрприз. Пойдём!

Сергей потоптался у двери директорского кабинета и несмело приоткрыл её.

- Заходи,- сказал Тимофей Иванович, увидев мальчика.

- Вот, товарищ капитан, знакомьтесь. Это и есть Сергей Зубов,- обратился он к военному.

- Ну, здравствуй, Сергей! - сказал тот.- Я получил твоё письмо солдату.

- Но Вы же не солдат!- удивлённо возразил Серёга.

- Я служу Родине, неважно в каком звании, значит, я её солдат,- улыбнулся капитан.- Ты писал в письме, что хочешь учиться в военном училище. У нас на территории части есть кадетский корпус. Учатся там мальчики твоего возраста. Учёба продолжается четыре года, потом кадеты получают аттестат об образовании и имеют возможность поступить в любое военное училище. Я договорился насчёт места для тебя. Ты подумай до завтра, с мамой посоветуйся. Мы с Тимофеем Ивановичем тоже с ней переговорим.

Серёга слушал, и ему казалось, что он видит сон.

Чуть позже они летели на самолёте в город, который вошёл в его жизнь навсегда. Будучи кадетом, он ещё не раз писал письма солдату, но адресованы они были одному человеку - капитану ВВС Юркову.

Став взрослым, Зубов всегда говорил тем, кто отказывался брать солдатские письма:

«Иногда обыкновенное письмо может перевернуть всю жизнь, изменить судьбу».

И про себя добавлял: "Если получит его настоящий человек".

[GREEN]

№ 17

Поступок


Андрей и Веня дружили с первого класса. Когда в соседний дом приехали новые жители, отец сказал: «Пойдём, сынок, поможем. Там мальчик, твой ровесник, другом тебе будет».

В школе они сидели за одной партой. Учительница всех мальчиков посадила с девочками, но, глянув на маленького, худенького, новичка, оставила рядом с Андреем, видимо решив, что тот будет защитой новенькому. Так оно и вышло. В классе ребята называли Вениамина коротко – Веник! Но это случалось, если рядом не было Андрея. При нём никто не осмеливался дразнить Веньку.

Друзья часто делали вместе уроки. Вернее, делал их Андрей, а Вениамин добросовестно списывал. На уроках учителя удивлялись, когда Венька не мог объяснить верно решённую задачу и говорили, что ему надо развивать речь. Сделав уроки, мальчишки садились играть в шахматы. Это была их страсть. Вначале играли просто так. Потом, хитрый на выдумки Вениамин, предложил играть 25 раз подряд. Кто больше проиграет, тот покупает «Пепси-колу» и угощает победителя. Почему надо играть 25 раз, он и сам не знал. Просто пришло это число на ум – и всё. Андрей выигрывал чаще, но у Веньки всегда не было денег. Тогда отец Андрея смеялся, давал мальчишкам мелочь, и они бежали за газировкой. Партия игры могла длиться два, три дня, но никогда не надоедала.

Летом друзья ходили в походы. Обычно, это был заброшенный сад за котлованом. Отец рассказывал Андрею, что он был посажен первыми жителями села – переселенцами с Украины. В сибирском краю люди выращивали арбузы, груши, сливы, яблоки. В войну сад погиб, потому что за ним некому было ухаживать.

В августе появлялись грибы. Веня собирал всё подряд, Андрей любил искать подберёзовики и опята. Но больше всего он любил рыбалку. Неважно, ловится рыба или нет, главное – встать на рассвете, взять удочку и потом сидеть на берегу котлована, Отгоняя комаров, и ждать. Вениамин рыбалку не любил. Он мешал Андрею, кидая камни в воду, ныл и жаловался, что его заедают комары, потом уходил.

Вот и в этот раз друзья договорились о рыбалке. Мать разбудила Андрея, когда солнце только стало подниматься. Он взял припасённую приманку – тесто, на которое ловил рыбу, две удочки, завтрак и пошёл будить Веньку. К удивлению Андрея, тот выскочил навстречу с радостным криком:
- Смотри! На всякий случай возьму,- сказал он, вынимая из-за спины что-то яркое, как радуга. – Отец спасательный круг привёз. Давай насосом накачаем и поплаваем с ним.

Они накачали круг, взяли удочки и отправились на котлован.
Место выбрали на берегу возле невысокого кустарника, закинули удочки и сели ждать. Но Веньке не сиделось. Он всё время ёрзал, примерял круг, наконец, встал и пошёл на противоположный берег.

В это время со стороны дороги послышались голоса. Вскоре он увидел двух мальчишек, которые везли на тележке какой-то увесистый предмет.
- Всё, давай на воду спускать, да я побегу. Некогда сегодня мне,- сказал один.

Венька увидел, что мальчишки столкнули с берега небольшой самодельный плот. Потом они примостились на нём, оттолкнулись длинными палками и поплыли. Он быстро надел на пояс круг и поплыл к плоту. Мальчишки с восторгом смеялись, обливая плавающего Веньку. Плот пристал к берегу. Один из мальчиков сошёл с него и побежал в село.

- Тут мелко, плот тяжело идёт,- сказал Вениамин.- Давай, перенесём его в большой котлован.
- Там глубоко, страшно,- ответил Витя.- Прошлым летом лошадь утонула. Я плавать не умею.
- А ты далеко не отплывай, возле берега только. Если что, я тебе круг брошу,- убеждал Венька.
Они перенесли плот и спустили его на воду.

2

Андрей снимал с крючка карасика. Когда услышал со стороны большого котлована тревожный крик. Он окинул взглядом берег. Вениамина нигде не было. Бросив удочку, мальчик кинулся к соседнему котловану. Взбежав на бугор, увидел, что недалеко от берега в тёмной воде качаются две части пустого плота. В середине, между расплывающихся досок, судорожно стараясь их удержать, барахтается Витя.
- Он же плавать не умеет,- мелькнула мысль.
- Держись!- крикнул он и, сбежав с пригорка, бросился в воду.
Доски расплылись в разные стороны. Витя ещё раз крикнул и скрылся под водой. Андрей нырнул, поймал тонущего за майку и толкнул вверх. Вынырнул сам и увидел стоящего на берегу Веньку, который прижимал к груди круг.
- Бросай! Круг бросай!- крикнул Андрей.
- В досках гвозди. Проколите! – услышал в ответ.

Андрей снова нырнул, стараясь удержать Витю. Наконец удалось подхватить тонущего со спины. Приподняв его из воды, стал толкать к берегу. У берега поднырнул под безжизненное тело и вытолкал на отмель. Вспомнил, как отец учил делать искусственное дыхание. Он положил Витю на спину, вытер ему лицо своей футболкой и стал нажимать на грудь, делая вдох. С волос стекала вода, щипало глаза, в ушах звенело, но он ни о чём не думал.
- Ну, давай же, Витя, давай!- молил он и продолжал нажимать на грудь мальчику.
Рядом не было ни души. Даже птицы примолкли. Казалось, что сама природа наблюдает за непосильной для ребёнка, борьбой за жизнь.
В это время из-за сада взошло солнце. И тут утонувший издал слабый звук. Изо рта и носа брызнула вода. Андрей повернул его на бок и похлопал по спине.
- Дыши! – сказал он.- Слышишь, Витёк, дыши!
И только теперь поднял голову. Вдалеке, почти у самого села, мелькала яркая фигурка. Это переливался всеми цветами радуги спасательный круг на спине у Веньки.

Через два дня, за обедом, отец спросил:
- Что это твой друг не приходит?
- Он не друг. Он – Веник,- ответил Андрей и рассказал о произошедшем на котловане.
- Что ж, иногда предают не только словами, но и поступками. Друзья познаются и в радости, и в беде,- сказал отец.- Не переживай. Навести Витю, ты для него теперь стал настоящим другом.

[GREEN]

№ 18

Том и Мот


Я, наконец, добрался до своего велосипеда, и, вытащив его из сарая, где он простоял всю осень, зиму и весну, принялся чистить его от пыли и грязи. В этот момент за высоким деревянным забором соседского двора раздались крики и грубая брань дяди Толи. Вслед за этим я услышал громкий визг собаки. Я поднял голову и прислушался. Что-то очень тяжелое грохнулось о забор, и тут мимо низкого штакетника, отделяющего наш двор от улицы, метнулся большой белый комок. Собака, скуля от боли, пробежала мимо открытой калитки и исчезла.
Мне никогда не нравились дядя Толя и тетя Вика, и я старался обходиться без общения с ними. Я буркнул себе под нос: «Придурок» и стал соскабливать засохшую грязь на заднем крыле.

На крыльце появился наш кот Том. Тому было еще только семь месяцев, и он любил поиграть и пошалить, зная, что его никто не накажет. Мы любили Тома, потому что он был не только красивым, но и умным и ласковым. Это был черный пушистый кот с большущими зелеными блестящими глазами. Если бы он был просто полностью черным, то вряд ли бы привлек к себе внимание, но кончики его ушек были белые, и белыми были кончики всех четырех его лапок, там, где они переходили в острые драчливые когти. Его длинный хвост также заканчивался белым пушком. Когда я и отец играли с Томом, он любил игриво кидаться на нас и впиваться в нас своими острыми зубами и когтями. Я часто ходил с царапинами на руках и ногах, и мать так же часто заявляла, что отдаст кота кому-нибудь или просто выставит на улицу. Она так и сделала несколько раз, но Том каждый раз возвращался, словно после прогулки и довольно терся о ноги матери.

Том выгнул спину и потянулся. Потом резво подбежал ко мне и стал обнюхивать велосипед, обходя его по кругу. Очевидно, ни один из запахов не привлек внимания кота, поэтому он разлегся прямо под рамой велосипеда и принялся лапками крутить педаль.

Эта игра так увлекла нас обоих, что мы не сразу увидели изменения на нашем дворе. Краем глаза я заметил белое пятно возле куста ежевики недалеко от все еще распахнутой калитки. Я повернул голову к пятну и замер от удивления: на траве лежала та самая белая собака, которая совсем недавно промчалась мимо нашего забора. Она положила большую лохматую голову на переднюю лапу, а другой лапой пыталась достать до раны на задней части шеи почти у самой спины. Шерсть на голове и спине была красной от крови. Кровь тонкой струйкой вытекала из раны, и на ее шкуре появилась красная мокрая полоска.

Я с опаской стал приближаться к собаке. Она застыла и молча наблюдала за мной. Я подошел ближе на два шага. Собака неожиданно тихо зарычала, и я остановился в нерешительности, не зная, что делать дальше. Собака снова принялась лизать лапу и тут же водить ею по голове, но самолечение ей плохо давалось, так как лапа не доставала до самой раны. Я снова попытался подойти к раненой собаке, но ей, видимо, не понравилось мое присутствие: она снова зарычала, на этот раз довольно злобно.

– Если ты не хочешь, чтобы я тебе помог, то чего тебе тут надо? Что это ты разлеглась на нашем дворе, – сердито сказал я непрошеному гостю. – Может, поищешь себе другое место? На улице, например…

Собака уставилась на меня, не моргая, словно прислушивалась к смыслу незнакомых звуков. Я постоял с минуту молча, а потом подошел еще на один шаг. На этот раз собака вскочила на лапы и громко рявкнула на меня. Я застыл от страха. Животное было просто огромным. Тяжелое тело поросло длинной шерстью, когда-то белой, а сейчас почти серой и свалявшейся от грязи. Вид у нее был просто безобразный, и у меня появилось чувство отвращения. Я решил отойти в сторонку и подождать, может собака образумится и сама уберется из нашего двора.

Дальше произошло то, чего никто не смог бы даже представить.

До моих голых ног дотронулось что-то мягкое и теплое. Я опустил голову и увидел Тома. Он сидел между моими ногами, напряженно выпрямив спину и вытянув шею. Кот смотрел на собаку, а собака на кота. Я не знал, какая телепатическая связь установилась между ними, но оба животных, словно загипнотизированные, смотрели друг на друга. Потом огромная собака спокойно улеглась на живот, выставив вперед передние лапы. И тут Том медленно поднялся и так же медленно, но уверенно направился прямо к собаке, задрав свой длинный пушистый хвост. Острый белый кончик его застыл, словно пика.

Меня охватила паника. Я знал, как люто собаки ненавидят кошек, и испугался, что эта страшная псина сейчас вцепится в Тома и разорвет его на куски.

– Том! Том! – закричал я. – Вернись! Сюда! Сюда, Том!

Но кот и не подумал возвращаться. Он вплотную приблизился к морде собаки и стал обнюхивать ее. Собака даже не пошевелилась. Она только скосила глаза на этот странный черный комок, который так смело перешел негласную границу между двумя видами животных, и молча наблюдала за ним.

Но Том пошел еще дальше. Он лизнул собаку прямо в нос. Собака встрепенулась и резко откинула голову вбок, однако почему-то не вцепилась в кота. Тому и этого оказалось мало: он потерся спинкой об ее щеку, если только это место можно назвать щекой, потом бесцеремонно взобрался на морду собаки, протопал по ней до самых ушей, пролез между ними, спустился по шее до спины и очутился у кровоточащей раны. Собака все это безропотно стерпела. Она только положила тяжелую голову на передние вытянутые лапы и закрыла глаза. Том в это время принялся зализывать рану на ее спине. Увлеченный своим занятием, он ни разу не поднял голову и ни разу не обернулся ко мне. В этот момент меня словно не существовало.

Тут мне пришла в голову мысль принести собаке немного воды. Я долго искал в кухне какую-нибудь посудину, чтобы налить в нее воду. Наконец, не найдя ничего подходящего, я схватил миску, из которой Том пил свое молоко, налил в нее холодную воду из крана и вышел во двор.

К этому времени Том, очевидно, закончил лечение, так как он преспокойно разлегся поперек спины собаки, опустив передние лапки и голову вниз к ее животу. Я довольно близко подошел к ним с миской в руках. На этот раз раненая собака вела себя очень миролюбиво: позволила поставить миску у самой своей морды, и даже позволила мне присесть возле нее и наблюдать, как она очень осторожно, словно боясь скинуть с себя маленького теплого лекаря, лакала чистую холодную воду из большой чистой миски.

Выпив всю воду, собака неожиданно лизнула меня в руку. От этого прикосновения мне стало и противно и приятно. Скрывая непонятные чувства, овладевшие мною, я молча протянул руку и дотронулся до головы бездомной собаки. Потом встал и пошел в дом, чтобы поискать для нее какую-нибудь еду. Я нашел кусок колбасы и положил ее перед самым носом непрошеного гостя. Собака мгновенно проглотила колбасу.

Когда час спустя домой вернулись мои родители, я приложил палец к губам, взял отца за руку и повел его в отдаленный угол двора, куда уже успели переместиться Том и его большой друг. Удивленная мать молча последовала за нами. Я подвел их к этой странной парочке, и мы втроем застыли в немом изумлении: раненая собака крепко и умиротворенно спала, свернувшись в огромный пушистый шар, а между ее ногами, прижавшись к ее животу и свернувшись в маленький пушистый калачик сладко и умиротворенно спал Том.

И тут мы поняли, что не вправе были разорвать эту непонятную, загадочную связь между двумя совершенно разными животными. Поэтому, постояв молча еще несколько минут, мы бесшумно ушли в дом, и я подробно рассказал им обо всем, что произошло.



Вечером состоялся семейный совет.

– Может, оставим эту собаку у себя? – нерешительно сказал я, после того, как все принялись за чай с пряниками.

– Не думаю, что это возможно, – первой отреагировала мать. – Это чужая собака, и хозяева будут ее искать.

– Скорее всего, это бездомная собака! – сказал отец, – У нее нет ошейника, и она вся грязная и неухоженная. – Наверно, ее хозяева уехали куда-нибудь и бросили ее, – добавил он, рассеянно смотря в окно.

– Эта собака – просто какая-то дворняга, – заявила мать, – и мы не можем оставить ее здесь. Не можем же мы содержать всех приблудных собак или кошек! – добавила она решительно.

– Ветеринар сказал, что у нас это довольно редкая порода… – робко произнес отец.

– Кавказская овчарка, – вставил я тут же с умным видом. – Доктор сказал, что это хороший охотничий пес.

– Ага, осталось только пойти с ним на охоту… на львов!

– Эта овчарка, кажется, неплохо пристроилась на нашем дворе, и, похоже, не собирается уходить, – вставил отец невпопад.

– Нам не нужны в доме собаки, особенно такие, как эта! – решительно заявила мать.

– В ней нет ничего особенного, просто симпатичная собачка, – сказал отец, явно поддразнивая мать.

– Симпатичная?! Я видела эту грязную вонючую гору мяса!

– Как ты могла видеть, что она вонючая?

– Неважно. Все равно ваша идея с этой собакой просто абсурдна.

– Ну, мам, давай оставим ее себе, – тут же вклинился я, чувствуя, что мать просто так не сдастся… – Мы ее искупаем, и она будет чистая и пушистая. Ну, пожалуйста. Посмотри, какая она добрая и мирная.

– Очень добрая! Вспомни, как она папе укусила руку! И вспомни, во сколько нам обошлось ИХ лечение!
Отец мрачно посмотрел на свою забинтованную руку.

– И потом, как вы собираетесь устроить такую огромную собаку в нашей квартире, когда мы вернемся в город? Да ваш спаниель полкоридора займет.

– Это овчарка, кавказская… Мы можем устроить его в гостиной, – сказал я, понимая, что у меня нет никаких шансов уговорить мать: собака действительно была слишком большой для нашей квартиры.

Мать выразительно поджала губы.

В наступившем молчании отец внимательно смотрел на меня, словно читая мысли, выразившиеся на моем лице. Я решил, что разговор на этом закончился. Но неожиданно он продолжился.

– Ты его еще на диван разложи, совсем весело будет, – резко сказала мать.

Я тут же представил себе лежащую на нашем диване собаку. Если она уляжется во весь рост, то займет, пожалуй, весь диван, может, даже, провалит его. Я вспомнил операционный стол в ветеринарной лечебнице, на который мы втроем с большим трудом уложили дергающуюся собаку, и мне стало не по себе.

Но потом я представил себе другую, более приятную картину: мы с отцом сидим на диване (моя мать – в своем любимом кресле, вяжет, как всегда) и смотрим телевизор, и наш огромный представитель древнего благородного клана кавказских овчарок, чистый, белый, пушистый, опрятный, теплый и довольный лежит рядом с нами на ковре и тоже смотрит телевизор. А рядом с ним, примостившись между его мощными лапами, Том, чистый, черный, пушистый, опрятный, теплый и довольный, мурлычет свою сладкую песню и тоже смотрит телевизор.

– Почему бы тебе не посмотреть на все другими глазами? – спросил отец, вернув меня к ходу дискуссии.

– Какими же? – поинтересовалась мать, наливая себе очередную чашку чая.

– Ну… этот пес может стать верным другом, помощником и даже сторожем, если хочешь.

– Сторожем? Этот увалень? Единственное, чем он может служить, это подушкой для Саши. Да мы его и прокормить не сможем, он съест половину наших доходов!

– Ты преувеличиваешь.

– Потом, его надо выгуливать пять раз в день. Кто это будет делать? Может, я буду его выгуливать? Только представьте себе это. Весь двор будет хохотать: вон идет ‘дама с собачкой’!

– Думаю, и двух прогулок будет достаточно. Кроме того, нам и самим на свежем воздухе чаще надо бывать, – сказал отец, в попытке спасти положение и помочь мне.

– Ну, мам, ты видела, как Том подружился с этим псом? Он его даже лечил. Нельзя же их разлучать. Ты думаешь, хорошо будет, если мы выгоним друга Тома?

Мать промолчала.

Чем больше мы говорили об этой собаке, тем сильнее разгоралось мое желание владеть ею, безраздельно владеть. Мои мысли и эмоции, наверно, очень ярко отражались на моем лице. Даже мать задумалась и забыла о своем чае.

Я не мог понять, о чем думал отец, его лицо было просто задумчивым. Зато, о чем думала мать, я мог легко догадаться. Скорее всего, она думала о том, какой из тазиков она сможет выделить новому члену семьи и где его поставить, чтобы его не задеть и не опрокинуть или не встать в него ногой в темноте. Потом, наверное, она думала о том, каким образом она сможет кормить всю эту ненасытную ораву. Я понимал, что мысли у нее были далеко не такими радостными, как у меня. Но я также понимал, что был готов помогать ей, как только мог. Лишь бы только этот пес был со мной.

Сам я думал о том, как я буду бегать с ним по всей квартире (стараясь ничего не свалить), обнимать его и кувыркаться с ним на ковре. Я даже позволю ему встать во весь рост (он наверняка выше меня ростом) и положить свои лапы себе на плечи (а если он продавит меня?). Да ладно, посмотрим. Потом я с гордым видом буду прогуливаться по соседним улицам, а мой пес будет с гордым видом бежать рядом со мной (или спокойно идти, судя по его весу?). Потом я покажу его своему другу Панасу и своему новому другу Игорю. Представляю их широко раскрытые глаза! Потом…

– Ну что? – спросил отец, нарушая затянувшееся молчание.

– Ну что? – спросил я, чувствуя, что победа совсем рядом.

– Что что? – спросила мать, сдаваясь. – Вот так всегда. Два мужика, как объединятся, так мне остается только соглашаться. Никогда не бывает по-моему. Все время приходится вам уступать.

– Ты преувеличиваешь, – сказал отец спокойно и вдруг улыбнулся.

– Ура! – вырвалось у меня совершенно неожиданно. – Спасибо мам, спасибо пап! Я побежал посмотреть на собаку.

Я ринулся к двери, не чувствуя ног от радости.

– Стой! – резко сказал отец. – Вернись и сядь.

Я с кислым видом вернулся на место.

– Ну что?

– Мы не решили главный вопрос.

Мать с удивлением посмотрела на отца:

– Ну вот, опять.

– Мы не решили, как назовем собаку.
Я все понял и заулыбался.

– А как мы ее назовем?

– Твоя собака, ты и называй.

Я задумался. И надолго. В голову ничего интересное не приходило. Отец и мать тоже молчали. Каждый пытался придумать какое-нибудь имя.

– Может, Кинг? – предложил я неуверенно.

– Кинг слишком высокопарно, – сказал отец.

– А что такое ‘высокопарно’? – спросил я.

– Это значит напыщенно.

– А что такое ‘напыщенно’?

– Это значит слишком торжественно.

– Тогда Стинг! – сказал я.

– А что такое ‘стинг’? – спросила мать.

– ‘Укус’, в переводе с английского, – объяснил отец, который всегда все знал.

– Оса! – сказала мать.

– Тогда уж лучше Ос, – со смехом сказал отец. – Все-таки это пес.

– Рекс, – предложила мать смущенно.

– Скажи быстро пять раз ‘рекс’, может, понравится.

Мать пять раз быстро произнесла ‘рекс’. Ей не понравилось.

– Жук! – предложила мать.

– Бульдог! – предложил я.

– Ага, еще бульдозером назови! – сказал отец, смеясь.

– Пират! – сказала мать.

– Боксер! – сказал отец.

– Тихоня! – засмеялась мать.

– Гром! – засмеялся отец.

– Рычун! – засмеялся я.

Всем стало весело, и мы наперебой принялись выкрикивать самые забавные и невероятные клички.

– Ворчун! – крикнула мать.

– Молчун! – крикнул отец.

– Драчун!– крикнул я.

– Дракон! – предложил отец.

– Дракоша! – предложила мать.

– Дракончик! – предложил я под общий хохот.

– Проходимец!

– Бродяга!

– Подкидыш!

– Бармалей!

– Дуралей!

– Ну, это уж слишком!

– Громила!

– Сила!

– Лучше: Силач!

– Лохмач!

– Ага, еще скажи: Басмач!

– Князь!

– О господи!

– Моталка!

– Это еще что такое?

– Ну, он все время мотает хвостом.

– Тогда уж Мотальщик.

– Это не интересно.

– Что-то у нас ничего не получается. Мы уже сотню имен перепробовали, – сказала мать, наконец. – Кто хочет еще чаю?

Мы отказались, и она налила только себе. Она не могла вести длинные разговоры без чая.

– Может быть, Мот? – весело сказал я.

– Тогда уж Жмот, – вставила мать, отпивая глоток горячего чая.

– Слово какое-то противное, – сказал папа. – Лучше уж тогда: Обормот.
– Ну, это ничем не лучше, – сказала мать, спокойно откусывая кусочек пряника. – А что такое Мот? – с интересом спросила она.

– Раз он мотает хвостом, значит ему хорошо, это как бы знак, что он к нам хорошо относится.

– А-а-а… – с пониманием протянула мать и снова поднесла чашку ко рту.

– Звучит как-то притянуто… – произнес отец, с сомнением, пожимая плечами. – Вообще-то, он не мотает хвостом, а виляет, так грамотнее. Тогда должен быть Вил.

– Ну, не знаю… – неуверенно протянула мать. – Мне кажется, и та и другая кличка какие-то тусклые, невыразительные. Что-нибудь поярче, поинтереснее надо придумать.

Отец посмотрел на меня внимательно и сказал:

– Давай сделаем так: твоя собака, ты и дай ей имя. Как назовешь, так и будет.

– Ну вот, как всегда, – обиженно сказала мать, – мое желание не учитывается.

– Давайте уже закончим обсуждение. Надо действительно пойти посмотреть, что там делают новоиспеченные друзья. Ну, что ты решил? – обратился отец ко мне. Давай, последнее имя будет последним.

– Смотрите, – сказал я возбужденно, – кота зовут Том, а собака будет Мот. Очень даже звучит. Том и Мот.

Мать с отцом переглянулись. Сначала на их лицах выразилось недовольство, потом сомнение, потом отец молча кивнул. Видимо мои слова показались им убедительными. А, может, они решили просто согласиться со мной и не спорить больше.

– Хорошо. Пусть будет Мот, если тебе так нравится, – наконец задумчиво сказал отец. Сомнение все еще не сходило с его лица.

– К этому имени еще надо привыкнуть, – сказала мать, вздыхая и подни-маясь со стула. – Ладно уж, идемте навестим ваших Тома и Мота. Но учтите, эту грязнулю я в дом не пущу. Никогда!

Я улыбнулся и подмигнул отцу. Отец улыбнулся мне в ответ. Мы поняли друг друга без слов.

Конечно, ‘никогда’!



Через неделю отпуск у отца и матери закончился, и мы стали готовиться к отъезду в город. Я уложил свои вещи в рюкзак, потом примостил его рядом с тремя готовыми сумками на траве возле дорожки. Потом вспомнил о велосипеде и запер его в сарае. Потом от нечего делать я уселся на ступеньке крыльца и стал наблюдать за игрой Тома и его огромного друга. Том делал вид, что он боится Мота, и убегал от него со всей скоростью, на которую был способен. Мот мчался за ним, словно танк, сметая со своего пути мелкие предметы. Потом он опрокинул горку пустых цветочных горшков, которая с громким треском рассыпалась, и горшки покатились в разные стороны. Я не удержался и засмеялся. Потом Мот опрокинул ведро с водой, грабли и лопату. Приставная лестница с грохотом свалилась чуть ли не на самого Мота. Том метнулся к кусту сирени и, легко перепрыгнув через сумки, прошмыгнул в прогалину между его ветками. Мот, не останавливаясь, ринулся следом. Он бесцеремонно промчался по нашим вещам, раскидывая их в разные стороны своими лапами, а потом, ломая ветки сирени мощным телом, протиснулся до середины куста и там застрял.

Шум и мой смех были такими громкими, что мать выскочила на порог и стала озадаченно наблюдать за беготней животных и погромом на нашем дворе. Рядом с ее плечом появилась пшеничная шевелюра моего отца. Очевидно, ему эта картина очень понравилась, так как он широко улыбался.

– Саша! – недовольно крикнула мать, – прекрати немедленно это… – она с трудом подобрала нужное слово, – безобразие!

– Мам, они же играют! Пусть немного побегают пока.

– Прямо как маленькие дети. Ладно Том, он еще ребенок, а этот? Этот пес уже вышел из детского возраста. Мот, вылезай оттуда! Быстро, пока я дубинку не взяла. А ты чего улыбаешься? – повернулась она к отцу. – Помоги лучше этой туше выбраться из куста.

Но Мот, пятясь и ломая нижние ветки, уже сам вылез и резво подбежал к Тому, который умиротворенно разлегся посередине дорожки. Лохматая белая гора нависла над маленьким черным комочком, а дальше произошло совсем уж неожиданное: огромный розовый язык Мота прошелся от самого кончика носа кота, по его телу, до самого кончика хвоста. Мы все застыли на месте в немом удивлении. Том перевернулся на спину и сладко потянулся, и язык Мота еще раз нежно прошелся по мягкой шерстке кота.

В этот самый момент у низкого штакетника появилась фигура мужчины, которая отвлекла наше внимание. Он подошел к калитке и уставился на нашу овчарку тяжелым тягучим взглядом. Это был невысокий плотный человек лет сорока с круглым толстым и очень неприятным лицом.

– Эй вы там! – крикнул он внезапно резким голосом крутого. – Откуда у вас эта собака? Это моя собака!

Я испуганно посмотрел на родителей. Мать с отцом растерянно переглянулись, на их лицах появилось выражение тревоги. Мот, услышав новый голос, встрепенулся и повернул голову к незнакомцу. Я заметил, как он застыл в напряженном ожидании.

– Я вам говорю! Вы что, оглохли? Это моя собака. Давайте, двигайтесь, быстренько ее сюда!

Отец первым пришел в себя.

– А с чего вы взяли, что она ваша?

– С чего взял? Сейчас я покажу тебе, с чего взял, – рявкнул мерзкий толстяк и засунул руку в щель калитки, пытаясь нащупать крючок. – Это моя собака. У нее даже кличка есть.

– И какая же у нее кличка, – спросила мать, на ее лице появилась недобрая усмешка.

– Таран! Вот так его зовут! Хорошо слышали? Теперь давайте его сюда!

Мот, видимо, что-то вспомнил, так как он медленно направился к калитке, но потом вдруг остановился и сел на задние лапы.

– Если это ваша собака, то почему она бегала по поселку одна и без ошейника? Где же вы были в это время?

– Сейчас узнаешь, где я был! Ты что, мужик, по рылу захотел заработать? Сейчас я это организую… – крутой толстяк приподнял крючок и открыл калитку.

– Давайте мирно решим проблему, – сказал отец твердым голосом. – Если собака действительно ваша, то она пойдет за вами, а если нет, то она останется здесь.

– Таран!! – позвал незнакомец. – Сюда! Место!

Мот сорвался с места и побежал к калитке, которая уже успела распахнуться настежь. Он подбежал к бывшему хозяину и послушно позволил надеть на себя ошейник с намордником. Толстяк взял поводок, и оба медленно пошли по тротуару. Мот даже не обернулся.

Я почувствовал, как во мне что-то со звоном оборвалось. Я растерянно стоял на дорожке, и в ушах у меня грохотал отвратительный голос человека, который так неожиданно появился и так просто забрал мою собаку. К моему сердцу подступила горячая волна горечи и обиды.

Мы вышли на улицу и молча наблюдали за Мотом, который медленно брел справа от своего хозяина. Мужчина крепко держал поводок почти у самой морды пса, словно не хотел дать ему возможность обернуться. А может, Мот и не собирался это делать? Может, снова увидев своего бывшего хозяина, он тут же забыл о всех нас? Я не знал, что и думать. Я просто стоял и печально смотрел вслед удалявшимся фигурам. Потом они перешли дорогу и двинулись по противоположному тротуару. Внутри меня стали закипать эмоции.

– Мо-от! – вырвалось из меня, как из жерла вулкана.

Мот резко остановился. Потом повернул голову в нашу сторону. Я успел заметить, как толстяк с силой потянул поводок, пытаясь прижать голову собаки к своей ноге.

И тут случилось то, о чем я мечтал: Мот резким рывком освободился от руки толстяка и бросился к нам. Поводок длинной змеей потянулся по земле следом за ним. Пес бежал к нам, не обращая внимания на грозные приказы бывшего хозяина. Он выбежал на дорогу и стал наискосок пересекать ее.

За моим плечом раздалось тарахтенье. Я оглянулся. По дороге, в сторону Мота ехала мусороуборочная машина. Машина быстро приближалась к бегущему по дороге псу. Мое сердце бешено заколотилось.

– Мот! Стой! Назад!

Я успел услышать громкий скрежет и визг шин. Машина попыталась затормозить. И тут же глухой удар. “О боже!” – услышал я позади себя испуганный голос матери. Я бросился к машине, из кабины которой, громко ругаясь, уже вылезал водитель. К нему подскочил бывший хозяин Мота, и они стали криками и грязными словами выяснять отношения. Я подбежал к лежавшей на дороге собаке. Мое тело мелкой дрожью затряслось при виде кровавого месива на асфальте. Я не мог смотреть на это и отвернулся. Отец обнял меня своими сильными руками и медленно повел прочь от места гибели моей собаки. У калитки я остановился и обернулся. Водитель и толстяк взяли разрушенное тело собаки за передние и задние лапы и, раскачав его, швырнули в открытый кузов мусоровозки. Я увидел, как окровавленные задние лапы Мота повисли на грязном борту машины.

И тут меня захлестнула кипящая волна ненависти.

– Ты!… Ты – урод! – завопил я на всю улицу, – Дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо-о-о!!!

Толстяк медленно повернулся и угрожающе сжал кулаки.

– Что ты сказал, сопля? – гавкнул он негромко и сделал несколько шагов в нашу сторону, но дальше не пошел: водитель сказал ему что-то, и он вернулся к машине.

Водитель уселся в кабину, толстяк рядом с ним, и мусоровозка медленно тронулась с места и так же медленно двинулась в том же направлении, куда несколько минут назад бежал живой и беззаботный Мот. Я смотрел вслед машине сквозь мокрую пелену на моих глазах, и сердце мое колотилось нервной дрожью от дикой ярости и жгучей горечи.

Рядом со мной был Том. Сидя неподвижно на задних лапах, он неотрывно смотрел вслед удалявшейся машине. Наконец она исчезла за углом, и улица опустела.

– Это я во всем виноват, я… – прошептал я. – Я виноват…

Соленая капля скатилась на мои трясущиеся губы. Отец молча обнял меня за плечи и увел в дом.

А одинокий кот все сидел и сидел, смотрел и смотрел…

[GREEN]

№ 19

Золотой буйвол


В древние времена, когда в мире было много диких племен и воинственных кочевников, но существовали и цивилизованные народы и страны, один маленький город на порубежье выдержал осаду варваров-завоевателей. В награду за это король страны прислал отважным жителям в подарок фигуру буйвола из чистого золота, которого установили на центральной площади, и он блестел на солнце, напоминая всем о такой же блистательной победе над врагом.

Но кроме этого буйвол принес городу успех и удачу.

На полях вокруг городских стен вырос обильный урожай, город располагался рядом с морем, и в его гавань стали одно за другим приходить торговые суда – жители стали быстро богатеть и считали, что золотой буйвол – их чудесный талисман.

Но однажды в город под видом купцов приплыли пираты. Глухой безлунной ночью они выкрали буйвола с постамента и бесследно исчезли.

С тех пор начались неудачи и беды у опечаленных горожан. Купцы приезжали все реже, опасаясь нападений пиратов и разбойников, очередной урожай погубила засуха, и собрались тогда жители на совет, как дальше быть, и порешили во что бы то ни стало золотого буйвола найти и вернуть, а нашедшему награду назначить.

Но в какую сторону плыть или скакать, где искать пропажу - никто не знал.

Но вызвался-таки один единственный юноша, сын богатого горожанина-торговца. Звали его Айвар. Слыл он лентяем и ветреником, отец постоянно попрекал его за непутную работу и вздорную голову. Мало кто из горожан верил в его успех, поговаривали, что сынок рад случаю улизнуть из под опеки отца, де надоело ему наказы да упреки отцовские выслушивать – вот и бежит от него куда подалее…

Тем не менее, поскольку желающих не нашлось более, снарядили судно. Айвар набрал в команду бесшабашных дружков и приятелей своих, и поплыли они прочь из города – дабы уши свои от поучений избавить, да беглянку-удачу поискать.

Плыли долго. Заходили в порты и гавани городов разных стран и королевств и всюду про золотого буйвола расспрашивали. У встречных и попутных купцов узнавали, не слышал ли, не видел ли кто чего, да все напрасно. Никто не слышал про золотого буйвола, хотя история эта начала потихоньку расходиться по белу-свету.

И вот однажды в одном порту, где остановились Айвар со товарищи, подсел к ним в таверне незнакомец.

- Слышал я, будто вы ищите золотого буйвола? – сказал он.

- Да – сказал Айвар.

- Если вы заплатите мне немного денег и увезете на своем корабле из этой страны, я укажу вам человека, который может знать, где его найти.

Айвар усмехнулся, не очень-то веря этому проходимцу, но раз все равно не знаешь, где искать, то все равно, куда плыть – решил он, и согласился.

Через несколько недель плавания корабль оказался в дикой стране, где были скалистые берега и пустынные горы, а на вершине одной из них красовался мрачный серый замок.

- Там живет Эллот – сказал незнакомец, указывая рукой на замок – некоторые считают его колдуном, и боятся даже приближаться к этим местам. Но если вы с делом – то бояться нечего. И, получив обещанную награду, незнакомец скрылся.

Айвар с товарищами подошли к замку и постучались в ворота. Тяжелые створы со скрипом открылись. Дальше вел темный каменный коридор. Айвар зажег факел, и путешественники прошли вовнутрь. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как из глубин замка донесся жуткий рык невидимого чудища.

Айвыр выхватил меч из ножен, но тут раздался другой голос:

- Назад Сеун!

Рык прекратился, и было слышно, как что-то огромное удаляется в недра замковых подземелий.

- Вас не тронут, если вы скажете, кто вы, и с чем пришли – раздался тот же голос, и в конце каменной арки забрезжил слабый свет.

Путешественники вышли в громадную залу и увидели на верхней галерее человека с огромной бородой и факелом в руке.

- Мы ищем золотого буйвола – сказал Айвар.

- Поднимайтесь наверх – сказал Эллот.

В полутемной верхней зале Айвар рассказал колдуну историю похищения талисмана города.

Эллот внимательно выслушал, подбросил в камин дров, посыпал их щепоткой какого-то порошка, от чего пламя вспыхнуло еще ярче. Потом он долго смотрел на огонь и, наконец, сказал:

- Да. Вижу. Буйвола украл старый пират Деррик. Он хотел распилить его на мелкие кусочки и раздать своим людям в качестве награды, но его выкупил хан кочевников. Тот самый, что когда-то неудачно осаждал ваш город. Он собирается повторить набег и, захватив город, сам хочет установить в нем буйвола – для удачи в своих походах и завоеваниях. Возвращайтесь домой и предупредите об опасности.

Айвар поблагодарил старца и хотел оставить свой дорогой меч в уплату за услугу, но Эллот покачал головой:

- Он тебе нужнее. У меня давно рука ослабла, а Сеун любого недруга остановит. С Дерриком же и ханом у меня свои счеты. Спешите. Путь у вас долгий.

Отплыл корабль Айвара от пустынной горной страны и на всех парусах помчался к родным берегам – предупредить о грозящей опасности. Много дней и ночей прошло, а когда до города оставалось уже не далеко, заметили над землей клубы пыли – это войско кочевников двигалось близ берега к их порубежью.

В скрытой скалами бухте причалил Айвар к берегу, и послал гонца в город – чтоб там к новой осаде готовились, а сам, взяв с собой несколько человек, отправился разведать, насколько велики вражьи силы.

Поднялись они на холм и увидели великое множество конных и пеших воинов, повозок, верблюдов навьюченных.

Посовещались Айвар с товарищами, и когда войско вражеское стало станом на ночевку, переоделись в лохмотья и под видом рыбаков отправились прямо в его логово. Прихватили две повозки рыбы с собой – будто бы на продажу.

И повезло Айвару с друзьями. Ничего не заподозрили кочевники. Покупали рыбу, и за торговлей многое узнали друзья – и какова численность войска ханского, и даже в какой повозке золотого буйвола везут.

Когда на следующий день опять остановились враги на ночевку – снова поехал Айвар в их стан, только на этот раз припрятал в повозках мечи и арбалеты, и когда стемнело - напал неожиданно на охрану, отбил повозку с золотым буйволом, и погнал ее что было сил у лошадей к морю.

Пока опомнились полусонные кочевники, пока выслали погоню – погрузил уже Айвар буйвола на корабль. Только несколько стрел в борта и мачты попало.

С попутным ветром быстро прибыл Айвар с товарищами в родной город. А там уже во всю укрепления возводят, мечи куют. Гонцов в столицу послали, чтоб войско в помощь прислал король.

Когда увидели горожане, как переправляют их чудодейственный талисман из порта на площадь – стали Айвара с друзьями на руках качать. Радости предела не было. Ни кто не сомневался, что отобьют вражеский приступ, ибо золотой буйвол на прежнем месте на своем постаменте стоял.

Но не пошли кочевники через рубеж – напуганы были приметами недобрыми, да вестями что из столицы королевское войско к городу движется. Постояли они в поле лагерем, да и отправились восвояси.

Ликовали и сами горожане, и в столице, и все жители страны, что войны не будет. Айвара губернатором назначили, а золотой буйвол и по сей день на площади красуется, счастье и процветание жителям приносит.