МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: "Триумф короткого сюжета" - современная малая проза, классический рассказ - одна сюжетная линия (до 15 тысяч знаков с пробелами) - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

Перейти к содержимому

  • 6 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

"Триумф короткого сюжета" - современная малая проза, классический рассказ - одна сюжетная линия (до 15 тысяч знаков с пробелами) Конкурсный сезон 2012 года.

#11 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 21 декабря 2011 - 22:54

№ 10 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !

Вирус


Ей хотелось плакать.
Исследования зашли в тупик. Гипотеза о развитии низших форм материи в условиях воздействия постоянного потока совокупности излучений от независимого источника оказалась недееспособной. Биоматериалы, расположенные в комплексах сред твёрдого, жидкого и газообразного состояний, для удобства сформированных в сферические простейшие системы, неминуемо погибали. Её кропотливый труд: сконструированный образец источника излучений, расчёты траекторий для каждой сферы, определенное силовое поле для общей стабилизации процессов – по сути, был пустой тратой времени.
Она отчаянно посмотрела на безжизненные тела, вращавшиеся в силовом поле автономного первоисточника энергии.
За спиной всколыхнулась материя.
– Как наши опыты? – глубокий голос, принадлежавший её коллеге и хорошему другу, вывел её из горестного оцепенения.
– Я использовала все известные варианты, – пожаловалась она гораздо более опытному товарищу по работе. – По всей видимости, мой проект провальный. Всё зря.
– Ну, ну. Не торопись делать подобные выводы, – нежно оглядел он её ладный образ (возможно, их связывало нечто большее, чем дружба). – У меня есть одна идея.
Она недоверчиво уставилась в его чёрные, словно изначальный мрак, очи – какие ещё могут быть идеи.
– Низшие формы довольно беззащитные субстанции. В условиях неустойчивого состояния среды они моментально погибают, – он задумчиво обозрел экспериментальную установку в центре сумрачной лаборатории. – Попробуй поставить радиационные фильтры каждой сфере и придать им вращение относительно первоисточника для равномерного облучения. Посмотрим, что получится.
– Бесполезно.
– Попытка не пытка. – улыбнулся он. – Рано отчаиваться.
Ах, если бы он знал, какая это пытка для неё, каждый раз наблюдать за гибелью, пускай невидимых невооруженным глазом, беспомощных биомолекул. Но она послушалась совета.
Установив фильтры, она ввела в каждую среду новые образцы живых клеток. Для полноты эксперимента низшие формы располагались в нескольких местах среды, дабы уловить влияние многочисленных факторов, как внутренних, так и внешних, на их состояние.
После первого отрезка времени она осмотрела под пентоскопом образцы: пять систем отторгли чужеродные организмы, на оставшихся четырёх живые клетки находились в пограничном состоянии.
Затеплилась надежда на удачный исход эксперимента.
После второго отрезка времени образцы низших форм в трёх средах погибли, так и не прижившись. Лишь в одном случае, в образце, находившемся на седьмой траектории к излучателю, ещё теплилась жизнь в единицах введенных клеток.
Третий отрезок времени уничтожил последнюю попытку спасти проект. Среда поглотила микроорганизмы, не дав им шанса на выживание.
Осмотрев под пентоскопом сферу, она с горечью всхлипнула. Ни одного намёка на следы биоматерии.
Проверив последний образец многофункциональным анализатором, он также удостоверился в провале его идеи. Пустяки. Это не его проект. Он просто пытался помочь ей.
– Я пас, – безразлично пожал он плечами. – Эта форма материи довольно хрупкая для исследований. Предлагаю продолжить совместную работу над пространственно-временными энергиями высших порядков.
Она не ответила.
Пожелав удачи, он удалился.
Обидно. Она единственная кто обратил внимание на проблему биологических субстанций. Ведь каждый ликрон имеет право на существование. Она пыталась опровергнуть закон хаоса. Она хотела дать шанс оболочным.
Рабочий период подходил к концу. Она проверила исходные установки и, оглядев мерцавшие по периметру огоньки работающих приборов, с горечью покинула лабораторию.
До очередного периода есть время проветриться, освежить мысли.
Появившись в лаборатории, она, первым делом, проверила показания эгродатчиков, просмотрела последние данные по стратегическим проектам центра за прошедший период, сделала пометки по касающимся её вопросам и только после этого перешла к основному мероприятию, запланированному на первый период распорядка. Необходимо положенным порядком законсервировать её установку и, в виду её оригинальности, сдать в архив.
Она обогнула своё детище, с грустью разглядывая идеальную структуру системы. Источник продолжал посылать сферам установленные порции простейшей энергии. Среды, вращаясь вокруг своей оси, кружили по рассчитанным ею траекториям около излучателя. Её взгляд остановился на седьмом образце. Показалось или нет? Цвет оболочек сферы в той или иной степени приобрёл голубой оттенок.
Что бы это значило?
Она включила анализатор и, настроив его сенсоры, с трепетом прильнула к прибору.
Этого не может быть! Низшие формы материи не сгинули на опытном образце. Видоизменившись, бионы с поразительной скоростью размножались, охватывая своим присутствием новые районы сферы. Как и пробирочные экспонаты, они размножались делением. Как замечательно, как интересно.
– Привет!
Голос над ней заставил вздрогнуть, она и не почувствовала когда он появился.
– Что разглядываешь? – освещенный отблесками излучателя, он находился уже напротив.
– Взгляни на это! – в её голосе сквозили нотки восхищения. – Это чудо!
Озадачено обозрев её, он, наконец, заглянул в анализатор. Спустя несколько мгновений он резко развернулся и строго спросил.
– Как это вышло?
– Я н-не знаю, – неуверенно, будто оправдываясь, ответила она. – Они сами…
Он суетливо закружил по лаборатории.
– Знаешь что это? – остановившись напротив, он пристально посмотрел на неё.
Она отрицательно замахала головой.
– Вирус!
– Ты путаешь, – она прекрасно знала все виды вирусов. – Это новая разновидность низшей формы. Но это не вирус. Она развивается, она проходит стадии эволюции.
– Поверь мне это мутация, это мутировавшая в вирус биокультура. Посмотри на основные признаки. Она приспосабливается ко всем микросредам сферы. Она размножается с поразительной скоростью.
– Она творит, словно обладает разумом.
– Вирус уничтожает свои слабые колонии, приобретая иммунитет.
– Это всего-навсего естественный отбор. Биокультура живёт в гармонии с принявшей её средой.
– Вирус медленно убивает то, что дало ему жизнь. Он погубит голубую сферу.
– Это невозможно. Они культивируют поддерживающую их среду.
– И вгрызаются в её недра, нарушая структуру равновесия созданного тобой образца. Поверь мне – этот вирус уничтожит свой, пускай искусственный, со многими недоработками, мирок.
– Отдельные колонии пытаются жить в гармонии с поддерживающей средой.
– Опять двадцать пять! Взгляни, не проходит и одной сотой эпохи, как подобные колонии присоединяются к другим паразитам, высасывая соки из сферы.
Она вновь надолго прильнула к микроскопу, наблюдая за развивающимися колониями клеточных.
Разглядывая сконструированную ею систему, он с удовлетворением отметил, как его слова находят подтверждение. Однозначно, безобидные бионы за короткий промежуток времени в две-три эры, мутировали в опасный для окружающего бытия вирус.
На глазах у них образец голубого цвета потускнел, превратившись в серый с ядовито-жёлтыми крапинами шар. Продукты жизнедеятельности колоний вируса загрязнили радиационные фильтры, нарушив баланс потока излучений.
Вирус уничтожал среду обитания.
Она неотрывно смотрела в окуляр пентоскопа. Вот, пробив многоярусный слой фильтра, от сферы отделился кокон и, одолев расстояние до вращающегося вокруг сферы датчика анализатора, прилепился к хрупкой стенке прибора. Из кокона появилась особь биона в защитной оболочке, затем другая…
Она оторвалась от пентоскопа и растеряно посмотрела на ухмылявшегося коллегу.
– Ну что я тебе говорил?! – победно улыбнулся он.
– Они добрались до сенсоров комплексного анализатора.
Для него это была новость.
Он сам заглянул в пентоскоп. Уже сотни коконов с тысячами мутировавших бионов облепили сенсорную сферу, уничтожая дорогостоящий прибор.
Вирус перекинулся на другое тело. Это сигнал.
Она тоскливо обозрела своё детище. Пока выведенный ею вирус не уничтожил систему, надо остановить его.
Проведя манипуляции над пультом, она ввела программу полной дезинфекции. Игольчатый распылитель беззвучно вошёл в зону системы и, добравшись до первого слоя фильтров сферы, замер.
Сработали концевые выключатели, и газовая оболочка сферы стала набухать жидким составом раствора. Когда концентрация влаги достигла критического уровня, на сферу хлынули потоки нейтрализующей жидкости, погребая под своей толщей опасный вирус.
Эксперимент захлебнулся в небывалом Потопе.
0

#12 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 05 января 2012 - 13:52

№ 11 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !

Лабиринт


…Карманы были привычно пусты. Сырой ветер все так же дул в лицо, цепляясь за волосы, уже основательно отросшие. Денег на стрижку не было. Впрочем, и прикрывать голову ему никогда не нравилось. Он любил ветер, любил приходить домой основательно замерзшим, чтобы не оставалось ни мыслей, ни желаний. Уже с закрывающимися глазами чистил зубы и залезал под одеяло со смутной надеждой на следующий день… На каждый следующий день… И так изо дня в день…
Центр города был также сер, как и обычно зимой. И все же что-то иногда радовало даже в этой унылой, привычной серости. Люди, наверно, ожидание новой встречи, улыбки, быть может – тоже неплохо…
И город, и страна выкачивали все силы. Дико хотелось куда-то уехать отсюда, но точного места в воображении не возникало. Попытки заработать, как всегда, были бесплодны. Усталость, когда еще нет и тридцати. Приходилось заставлять себя каждый новый день вставать, умываться и надеяться на что-то. Давно приходили мысли заработать один раз прилично, просто убив кого-нибудь, кто того стоит. Принципы, если и существовали когда-то, сейчас были не больше, чем набором пустых слов.
Что мешало? Найти того, кто сразу мог дать много и больше не требовать. Ему хотелось заработать только на спокойствие…
Отражением внешней жизни появилась привычка думать диалогами.
Так что мешало?.. Отсутствие моральных основ не тяготило. Не пугала ответственность или возможные моральные препятствия…
Просто не хотелось пачкаться… Хотя, было все же заманчиво. Всего один раз, чтобы не повторяться. Воли бы наверняка хватило.
Пачкаться не хотелось, но каждый день мысль возвращалась все настойчивей. Зачем именно убивать? Возвращаться к современному способу ведения дел не было ни желания, ни возможности. Бесплодные усилия надоели и не оправдывали себя. Время уходило…
Он давно уже убедился в том, что, по-настоящему, хороший враг – враг мертвый. Весь предыдущий, далеко не позитивный опыт был тому подтверждением. То, что кто-то мог стать врагом впоследствии не вызывало сомнения. Это были деньги, с которыми никто не шутил. Именно поэтому проще было закончить чем-то определенным. Раз и навсегда…
В последнее время, казалось, даже сны стали особенно пугающими. Хотя сравнивать было не с чем. Сколько он помнил себя, его всегда что-то тяготило, особенно во снах. И все же часто находилось что-нибудь действительно неплохое. Может по сравнению плохого с еще более худшим?
Хотя, подчас происходило и вправду что-то успокаивающее: бывало, во снах он говорил по-английски. Радовала больше не отрешенность от этой жизни, а скорее, достижимость и ожидание нового…
И все же что-то останавливало? Привычная русская лень, неспособность начать дело? Пожалуй.
Даже возвращаться к себе в третьем лице уже становилось привычкой. Как удивился бы кто-нибудь, услышав его спокойные и циничные размышления о жизни и смерти. Смерти чужой, конечно. Хотя, он не боялся и своей. В чем была ценность жизни? И сколько она стоила? Да и стоила ли она чего-то в действительности? Сомнительно.
...Прочитанные книги поставили изрядный барьер в отношениях с окружающим миром. Перебираться с одной стороны на другую пришлось слишком долго. И сейчас он не знал точно, где находился. Сознание все еще было грудой развалин. Хотя время, казалось, еще было... Просто не хотелось пачкаться…

...Это был уже второй день, как он наблюдал за людьми именно с этой целью. Все же он сумел пересилить себя. Что-то должно было произойти. Почему не это? В конце концов, он имел равные шансы и на успех, и неудачу. Неплохо для начала. Если учесть все, что возможно и оставить место для того, что учесть, в принципе, невозможно – досадных случайностей – шансы могли неимоверно вырасти. Скажем, один к десяти. Или даже выше… Одна никчемная жизнь на другую, вероятно, такую же никчемную, но прожитую с большим смыслом. Хотелось бы надеяться…
Неужели совершив преступление, он будет всю жизнь раскаиваться? По крайней мере, у него была возможность проверить… Хотя, вряд ли. Как раз то, что это сделано, чтобы никогда больше не произойти, и вызывало чувство уверенности в себе, даже гордости.
Впрочем, он не мучил себя моральными терзаниями вроде героев Достоевского. Мысли шли параллельно ему, не соприкасаясь с сутью обдуманного и решенного.

…Пятый? Шестой день? Он уже не считал. Да и отправной точки нигде не было. Просто восприятие поменяло угол. По-прежнему не тратя времени на обдумывание деталей, он наблюдал. Одно из немногого, чему он научился. Плюс терпение. Казалось этого уже было достаточно для начала. Жаль, что у него оно приняло такую искривленную с одной стороны и сомнительно-короткую с другой форму. Хотя, "жаль", наверно, не подходило – просто не хотелось пачкаться.
Люди, имеющие несколько тысяч долларов наличными сразу – валютчики, те, что покупали и продавали их. Десятки проходных персонажей в день, сотни в неделю, возможно, тысячи в месяц. Едва ли его лицо всплывет в этом бесконечном потоке. К тому же пара месяцев достаточное время, чтобы его лицо затерялось на фоне других.
Приходилось ставить не на что-то в отдельности, а на все сразу, просчитывая даже неучтенные случайности.
Он нашел нужных людей и умел наблюдать. Идея не становилась навязчивой – жизнь текла также неторопливо и размеренно. Ожидание даже возможного провала не пугало. Все же он ставил на другое. То, что искать именно его не будут, он не сомневался. Он был гастролером, случайным, ни с кем не связанным человеком в этих кругах... Милиция перегружена подобным. Бандиты, если и найдутся такие, будут искать не того, кто сделал, а скорее того, кто начал тратить. В этом смысле он был спокоен. Оставалось узнать с достоверностью до минут, когда деньги будут в карманах у того, на ком он остановился. Кроме периодического и систематического наблюдения ничего не оставалось. А ждать он умел…
В конце концов, это было просто очередное дело. Не лучше и не хуже любого
другого. Еще один этап в жизни. И он пытался относиться к нему добросовестно. Одежда и обувь после всего, естественно, пойдут в огонь, поэтому выбрать нужно что-то нейтральное – что не будет выделяться на улице и что не жалко будет сжечь впоследствии. Еще то, что уйдет незамеченным из дома.
Он пытался подстраховать себя даже с этой стороны, зная, как давно забытое всплывает в самые неподходящие моменты, иногда спустя многие годы.


…Было что-то еще, в чем он не хотел себе признаваться, что подтолкнуло к
окончательному решению. Он не любил возвращаться к этому, наперед зная, что пьянящее ощущение риска может проглотить его, не оставив места холодной и расчетливой логике. Ощущение прыжка в омут, не зная, вынырнешь или нет. До сих пор он выныривал. С большими или меньшими потерями. По большому счету ему всегда везло. Точнее, – он просто не проигрывал. Пока не проигрывал – жизнь еще не сломала его. Или он сам был настолько силен, что не поддался ей? Он не знал и даже не задумывался над этим, научившись относиться ко всему равнодушно. Наверно, оттого и чужая жизнь стала в один ряд с прочим, ничем не выделяясь на общем безликом фоне того, что проходило перед глазами.

...Привычные к деньгам пальцы моментально отсчитали нужную сумму, ощупали его одинокую двадцатку и выжидательно замерли.
Замерзшие руки неуклюже перекладывали купюры из одной стопки в другую... “Все в порядке?” Он кивнул, не глядя в глаза – не хотелось – боялся рассмеяться. Он уже представил себе контраст между ним, стоящим напротив, с бегающими глазами, и им же, мертвым, месяца через два. Да, деньги были здесь, в общем-то уже его. Осталось лишь подождать некоторое время.
Человек был уже мертв, даже не зная об этом. Все это напоминало детскую игру. Только масштабы были другие.
“Take care...” Он улыбнулся от неожиданной двусмысленности. “Что”? – не понял тот. “Спасибо”. “А-а”.
Он повернулся и пошел прочь. Что ж, часть уже была сделана. Оставалось ждать.

И все-таки ему определенно везло. Приходилось надеяться на случай. Это не было даже тактикой, просто ожидание. Можно было ждать годы и безуспешно. Но ему везло. Что-то их действительно связывало. Жизнь, наверно. Неожиданная мысль заставила улыбнуться.
Прошло больше двух недель с тех пор, как он разменял деньги. Сейчас они ехали в одной маршрутке. Странно, казалось, подобные типы должны иметь машины... Конечно, человек мог ехать и не домой, но после целого дня работы... Он улыбнулся опять. Работы... Хотя, то, чем он сейчас занимался, тоже было в некотором смысле работой.
...Обычно под вечер люди возвращаются домой… Они вышли на одной остановке, и он проводил его до подъезда. Второй этаж. Тот даже не обернулся. Что ж, по крайней мере, уже было от чего отталкиваться...
И все же изредка появлялось знакомое чувство неоправданности всего предприятия. В подобные моменты наваливались усталость и неуверенность, но ему удобнее было считать их минутами слабости, поэтому в такое время он просто направлял мысль в другое русло…

Он часто ловил себя на мысли, что постоянно необоснованно улыбается. Ему всегда было интересно, как это смотрелось со стороны. Глупо, вероятно. Впрочем, он давно уже отучился считаться с чужим мнением в таких мелочах.
...Ясно было, что деньги не сделают его счастливее, также как и богаче. Но что-то они все же принесут.
Просто это дело, как и любое другое, требовало логического завершения. Можно было поставить точку прямо сейчас, не продолжая ничего. Что тоже казалось решением. Но, достаточно однобоким, размышляя отвлеченно, тем, к чему все равно пришлось бы вернуться рано или поздно. Это было не проявление воли, а лишь попытка обосновать бездействие и трусость.
Нужны были определенность и твердое решение. Сейчас отступить – означало проиграть, даже не успев ничего начать.
Странный способ встать на ноги, хотя и далеко не новый.
Он позволял мыслям свободно бродить, не ограничивая их, зная, что все равно придется возвратиться к той же мертвой точке, с которой он начал несколько недель назад...
Он улыбался, наблюдая за знакомыми аргументами, но сейчас они были не больше, чем постоянным атрибутом внутреннего диалога – улыбка предназначалась не им, а принятому решению.
Становилось смешно от оправданий и доводов, приводимых себе же. Все свое внимание он фокусировал на себе, не будучи эгоистом. Выглядело все это, наверняка забавно, хотя он прекрасно знал собственные перепады настроения и уже давно не удивлялся.
Хотелось, пусть ненадолго, воспитать в себе искусственную злость, расставшись с близкими людьми, так, чтобы вне его не осталось резервов, на которые можно было бы положиться. Еще, пожалуй, чтобы не испытывать ни сожаления, ни жалости к себе. Прошлое перечеркивалось только ради настоящего, хотя за свое будущее он не дал бы сейчас и ломаного гроша.
Было, наверно, еще подсознательное наслаждение причиняемыми себе страданиями. Но на потворство ему не было ни времени, ни желания.
Любое решение несло в себе ошибку, сейчас или позже, каким-то образом отражаясь на окружающих. Значит, критерий был в самом поступке и его последствиях, поскольку безошибочно только бездействие... Хотя, нет, бездействие еще более ошибочно. Кроме того, рождает сожаления и неудовлетворенность...
Уже не сдерживаясь, он весело засмеялся. Он опять возвращался к тому, с чего начинал. Верно было только собственное решение, однажды принятое и несгибаемое. Была еще этическая сторона, по сути, еще более эфемерная, чем все остальное. Но к ней он даже не обращался…

Много раз он размышлял об оружии, но поначалу к чему-то определенному так и не пришел. Удобнее всего был пистолет, но денег на него не было. К тому же протянулась бы еще одна нить между ним и убийством. Пусть предполагаемая, но принимать решения и учитывать случайности нужно было сразу, чтобы не возвращаться к ним впоследствии… Оставался нож. Близость контакта не пугала – крови он не боялся.
Достать нож необходимо было в том месте, с которым его не связывало абсолютно ничего, даже случайное знакомство. Все-таки время у него еще было.
И здесь ему опять повезло. Хотя, возможно, он все отдавал делу, и оно платило ему тем же. Впрочем, вероятнее всего, он был настроен на определенную волну, и мысль была нацелена на то, в чем он больше всего нуждался...
В столовой, куда он зашел поесть, продавец оставил на прилавке большой разделочный нож. Вместе с блюдами он положил его на поднос, сдвинул тарелки и сел за стол. Никто ничего не заметил.
Пусть медленно, но все шло к завершению. Без малейших пока затруднений. Он знал, что масса непредвиденного произойдет именно в последний момент, а также позже. И все же отсутствие отрицательных факторов отчасти пугало. Все было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.
Часами – гуляя или лежа на кровати – он обдумывал решающие мгновения, находя неточности в своих действиях и предыдущих расчетах.
Карманы должны быть пусты, ботинки на шнурках и одежда без пуговиц. Нож привязан к предплечью. Скорее всего, придется войти в квартиру, но начнется все еще на лестнице. Предположительно, в квартире будет один человек. Если же квартира будет не пуста, тогда придется подчищать все на месте…
Предположительно никто не хватится человека до утра и, тем не менее, нужно будет покинуть квартиру через десять-двенадцать минут. Достаточно, чтобы взять деньги и проверить, не осталось ли улик. Если денег окажется много, изрядную часть придется оставить.
Впрочем, всех улик все равно не избежать – само преступление уже было уликой. Если же его трюк с деньгами поймут, по крайней мере, он выиграет некоторое время. Нож надо взять с собой – где-нибудь по дороге воткнет глубоко в землю. Кроме того, далеко нужно будет уйти пешком, потом, по меньшей мере, поменять четыре-пять машин и, наконец, домой опять идти пешком. Достаточно близко к дому и достаточно далеко от последнего места контакта с людьми, непосредственно после убийства…

Он произносил это слово десятки раз, так, что пугающее изначально значение пропало, оставив по себе просто набор звуков...
...Оставалось два дня. Немного нервничая, как и перед каждым новым делом, он был готов. Где-то наверняка оставались слабые места: всего учесть просто невозможно. И все-таки он был готов... Он опять подстраивал окружающее под себя, а не наоборот. Слова несущие отрицательный оттенок, повторяемые до бесконечности, изменяли значение или вообще теряли его. А с потерей значения исчезало и все, стоящее за словом. Но результат получался как раз тем, чего он желал: слова и значение сливались в одной точке, оставаясь звуками и ничем больше…

…Он шел по ночному городу, улыбаясь тишине и мутно-желтому свету фонарей. Сил оставалось все меньше. "Только бы дойти до дома".
Парень оказался не промах. Но он опять выиграл, как выигрывал всегда. Он просто не мог позволить себе проиграть. В карманах лежали деньги. Первый раз он имел столько сразу. Отчего-то сейчас это не радовало. Он посмотрел на руку. Ладонь была в крови…
Глубокая рана в боку отвратительно ныла... "Да, - он тоскливо улыбнулся, - жизнь отнимает слишком много времени...”
0

#13 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 05 января 2012 - 14:23

№ 12 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !

Цена успеха


Опять зазвонил телефон. Опять на ее телефоне высветился до боли знакомый номер. Шеф.
Ирина украдкой посмотрела на спящего мужа и взяла трубку.
-Ира, собирайся, выезжаем. – коротко приказал шеф.
-Через 20 минут буду. – ответила Ирина.
За 10 лет ее работы археологом таких звонков уже были десятки, а то и тысячи. Все было привычно. Сейчас она возьмет с собой свою сумку с инструментами и поедет по ночному городу в сторону их станции, а там уже шеф отправит их на очередную раскопку в места предположительной залежи старинных предметов.
«Во имя культуры и истории, во имя потомков, Ирина, ты обязана сейчас поехать». – подумала Ира, и поцеловав мужа, вышла из спальни.
Конечно, к утру она не успеет вернуться. Муж проснется на рассвете в холодной постели и в одиночестве побредет на кухню. Там он приготовит завтрак и покормит детей, трехлетнего Артемку и пятилетнюю Виолетту. Сам он выпьет лишь чашку горького черного кофе, и будет курить, задумчиво глядя в окно, а она…
А она в это время будет копаться в черной как уголь земле, чтобы отыскать черепки. Они ведь, конечно, важнее мужа и детей.
Сев в машину, Ирина включила радио и завела мотор. На радио как назло в этот момент играла их любимая с мужем песня. Непрошенные воспоминания накрыли с головой…
Вот они идут с ним по ночному проспекту. Ей 20 лет и у нее все еще впереди. Она студентка 3 курса факультета археологии. В этом году у нее первая практика. Она восторженно рассказывает о том, как любит свою профессию и как ей не терпится побывать на этой практике, чтобы все попробовать самой.
Ему 25, и он уже несколько лет работает на мебельном предприятии. Он умеет все. Даже готовить, а для нее это сущая мука. Когда он приезжает к ней домой, он всегда для нее готовит. Она же в это время крутится рядом, не зная, чем себя занять.
Она говорит о своей профессии, о своих мечтах, о том, как она многого добьется и станет известной.
-Я ведь многого добьюсь? – спрашивает она.
-Конечно, дорогая.
В три часа ночи она засыпает счастливая рядом с ним…
Так было 2 года. Два года безмятежного счастья.… Потом они поженились, а через четыре месяца ей предложили должность археолога в крупной лаборатории города. С тех пор все изменилось.
Она постоянно пропадала на работе. Все ее мысли были заняты лишь археологией. Даже детям она покупала энциклопедии по археологии.
Их дом напоминал антикварный музей.
Она сходила с ума…
Он все это понимал, но он терпел. Он любил ее, а она любила свою профессию. Ей хотелось быть самой лучшей, самой успешной.
-Я хочу, чтобы вы мной гордились. – говорила она своим близким.
-А мы хотим видеть тебя дома чаще. – говорили они, но она не слышала их, и, схватив свою сумочку, в очередной раз убегала на работу, в лабораторию, ведь ее там ждали, без нее там никак не могли обойтись, даже в выходные и праздники.
А потом ей стали звонить и по ночам, вызывая на очередную раскопку. Дело ведь не терпело отлагательств.
И она срывалась среди ночи и ехала в любую точку города.
«Так надо». – говорила она проснувшемуся мужу.
«Так надо, так надо» – слышал он каждый раз, и в конце-концов перестал просыпаться от ночных звонков.
А утром он вставал, кормил детей, отвозил их в садик и сам ехал на работу, где отрабатывал положенные восемь часов.
Вечером он забирал детей с детского сада, и они ехали домой, где ждали возвращения мамы…
И она возвращалась, ночью или на следующее утро. Счастливая и воодушевленная, с горящими глазами. Она целовала мужа и детей, и рассказывала им во всех подробностях о том, как она нашла историческую ценность, сколько она весила граммов, и какой была на ощупь в первый раз, как только ее вынули из земли.
Такой стала их жизнь. И в этом не было ее вины, просто она очень сильно любила свою профессию…
«Да, моей вины тут нет» - подумала Ирина, лихо развернувшись на перекрестке. – «Я делаю это не только для себя, я делаю это для них, чтобы они мной гордились…»
«А мы хотим видеть тебя дома чаще» - прозвучал в голове голос мужа.
Ирина резко остановила машину.
«Ты должна вернуться» - прозвучал внутренний голос. – «Представляешь, как он обрадуется, когда увидит, что ты не уехала на работу. Может быть, ты даже успеешь сейчас сварить для них кофе… Это будет настоящий сюрприз для него и твоих детей. Вы позавтракаете вместе, как одна дружная семья. Вернись домой, и подари частичку тепла своим любимым. Они будут счастливы…»
«Нет, я не могу…» - прошептал эгоизм. – «Я должна быть на работе, я должна оправдать ожидания шефа! Если не я, то кто?!»
И вновь Ирина резко завела мотор. Машина жалобно скрипнула и выехала на большую темную дорогу, оставляя позади уютный дом и самых близких людей на свете, любящие глаза которых никогда не устанут ждать…
0

#14 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 05 января 2012 - 14:35

№ 13 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !

Проснувшийся остров, или не буди Лихо…


Путники преодолели довольно-таки крутой подъем и оказались на краю обрыва. Посреди морского залива предстал взору остров, удивительно похожий на свернувшуюся в клубок змею. Прямо перед ними был «нос» острова, напоминающий змеиную голову. На макушке, где два больших валуна походили на глаза, буйствовала растительность, а ближе к ноздрям, в виде ложбин, проглядывали черные проплешины. Издалека вроде земля, чересчур чёрная только, да поблёскивающая, как будто влажный камень. Не змеиная ли это кожа проглядывает? Интересно, какая она на ощупь?
Внизу, в десятке шагов, за слипшимся мокрым песком, дремала вода.
Недалеко виднелась отмель. Её светло-коричневая лента изгибалась чуть левее, там, где равнодушно плыло в дымке зноя, словно желток в густом белке, предзакатное солнце.
Был полный штиль.
Даг, молодой мужчина, внешне чем-то походивший на волка, издал ликующий, протяжный возглас, похожий на волчий вой: «Эх-у-у-у-у-у-у». Айна, светловолосая девушка, подруга Дага по удивительным путешествиям, захлопала в ладоши и разразилась заливистым смехом.
Подул слабый ветерок. Движения его были медлительными, и очень гладкими, текучими, как струящийся между пальцев песок. Вдруг от горячего соленого воздуха, внезапно пришедшего в движение, перехватило дыхание.
Остров, как проснувшийся удав, разматывал кольцо за кольцом своё тело, выворачивал из воды один бок, скользкий и гладкий на вид, опутанный древесными корнями, словно венами. С другой стороны его берег погружался в воду, и она вскипала, как вода в котелке над жарким костром, вот уже деревья шлёпают ветками по воде, разлетаются, судорожно хлопая крыльями, птицы. На таком расстоянии они похожи на мошкару, вьющуюся вокруг конского крупа.
Песчаная отмель ожила, превратилась в хлёсткий жёлтый язык, и с хлюпаньем втянулась куда-то в исполинскую щель, обозначившуюся у основания острова, хотя это и не остров вовсе, а голова, исполинская голова, вот и ноздри раздуваются, кусты смородины и маленькие ёлочки цепляются корнями, чтобы их не утянуло в чёрные провалы; туда обваливаются комья земли, открывая исходящую соком начинку.
Как будто от сильного урагана, качалась роща старых сосен. Стволы скрещивались, с шумом цеплялись друг за друга ветки, соря еловым мусором. Только это был не ветер, что-то шевелилось под землёй, рвалось наружу через сплетения корней. Как будто там ворочался и тыкался носом огромный крот.
Берег заливало мутной водой с шапкой пены, на мгновение мелькнул красный бок какой-то рыбины, хвост ее был настолько большой, что казался расставившим крылья альбатросом. Справа мусор и щепки завертело и бросило на скалы.
И тут что-то дрогнуло, а земля толкнула в пятки и чуть не поймала за колени. Айна ухватилась за Дага, тот стоял, широко расставив ноги, пытаясь придать миру устойчивость. Запинаясь и путаясь в кустарнике, больно отбивая пятки о скалы-зубы, путники бросились к лесу. Позади исполинский язык ожил вновь, заёрзал в песке, пытаясь загрести в исполинскую пасть все, что попадается на пути. Туда низвергались потоки воды, и выливались потом обратно водопадиками в уголках рта. Айна обернулась и увидела, как шевелится берег острова, как сползают в воду комья земли, и она бурлит, как будто там проплывают косяки рыб. Он был гораздо ближе, чем до этого, и приближался, поднимая впереди себя волну.
Скоро «тот берег» притёрся почти вплотную, под ногами земля мелко дрожала, как будто трепыхалась пойманная в силок птица, деревья раскачивались, сбрасывая желтоватую хвою, как будто на сильном ветру, хотя ветра не было. Откуда-то снизу поднялась мелкая песчаная пыль. Тёплый воздух, внезапно пришедший в движение, и ещё какой-то странный запах, копошился в лёгких. Возникало ощущение, что сидишь в пещере на приличной глубине – вокруг сыро, и нечем дышать.
Если смотреть издалека, покажется, что две части леса соединились в одну. Деревья зацепились друг за друга лапами-ветвями, притянули два берега, оставив между ними небольшой промежуток, в котором внизу шипела и плевалась, перебрасывая своё тело через камни и иные препятствия, вода. Где-то совсем недалеко копошилась, тыкалась рылом в песок и втягивала его ноздрями змеиная голова. Наверху кроны сосен, что росли на этом берегу, встречались с кронами другого берега.

Внезапно все стихло. Зверь побушевал-побушевал, и успокоился. Вода понемногу перестала бурлить вокруг, а язык снова вывалился из пасти в виде раздвоенной на конце ленты и, прихотливо изгибаясь, сложился на прежнее место, достав раздвоенным концом почти до другого берега. Песок кружился сверху разводами, похожими на кипящую пшеничную кашу, перекатывался через язык то сюда, то обратно, понемногу оседал на дно.
Вот она и отмель, снова спокойная и сонная под прозрачной водой, скоро на неё повылезают различные обитатели мелководья, чтобы выставить к солнцу клешни и различные конечности.
Снова воцарился штиль.
0

#15 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 05 января 2012 - 14:55

№ 14

Бомж

Истинное происшествие

Октябрь. Почти без перерыва моросит холодный дождь. На улице мрачно, скучно, тоскливо. Также мрачно у меня на душе. Сегодня понедельник, в три часа в институте зачет, к которому я не готов.
Возвращаюсь в Питер, после активно проведенных за городом выходных. Маленькая железнодорожная станция Ивановская. Отменена очередная электричка, и зал ожидания набит битком. Как и все, стою в зале у стенки. В отличие от большинства, отсутствие электрички меня не расстраивает, поскольку лихорадочно что-то пытаюсь понять из конспекта, который дали друзья на выходные, и на внешние обстоятельства почти не обращаю внимания.
Своими телами, разгоряченными эмоциями, народ высушивает свою же намокшую одежду, и по этой причине в зале гуляет масса запахов. Но один запах мощно и победоносно перебивает все вместе взятые. Это запах давно не мытого тела в сумме с запахом никогда не стираной одежды. Букет известный каждому. Исходит он от пожилого мужчины, стоящего тоже у стенки, метрах в трех от меня. Правда, мне стоять неуютно, поскольку давят со всех сторон. Бомж же стоит в вольготной позе, вокруг него свободная метровая зона. Ощущение, что зона образована волшебной, невидимой для глаза стенкой, которую люди не в состоянии преодолеть. Выглядит этот мужчина, мягко говоря, не очень: грязно-коричневый цвет лица, недельная щетина, мешки под глазами. На нем рваное грязное осеннее пальто неопределенного цвета и зимняя шапка-ушанка с одним надорванным ухом. Время от времени бомж дрожащей рукой достает из внутреннего кармана расстегнутого пальто большую бутылку дешевого портвейна, делает пару глотков из горлышка и с любовью, выраженной всем его видом, укладывает бутылку на место. После этого тыльной стороной грязной руки медленно вытирает рот и обводит окружающих взглядом. Его глаза совсем не соответствуют внешнему виду. Они быстрые, острые и даже немного дерзкие.
В зале чувствовалось напряжение, и было ощущение, что оно как-то должно разрешиться. И вот хорошо одетая высокая, светлая женщина, как бы обращаясь ни к кому и в никуда, заявила:
- И что здесь делает между порядочных людей? Стоял бы себе на улице.
Детонатор сработал успешно. Мужчина уставился на нее острым немигающим взглядом, и когда она в ответ посмотрела на него, неожиданно для всех громко произнес:

- Излюбили тебя, измызгали –
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?

В зале установилась гробовая тишина. Бомж, между тем, нашел глазами полненькую женщину, вытянул в ее сторону руку и продолжил:

- Мне бы лучше вон ту, сисястую, -
Она глупей.

Женщины оцепенели, зал замер, а мужчина залился грубым хриплым смехом, временами прерываясь на кашель. Посмеявшись, продолжил монолог:
- Не обижайтесь бабы, это не я. Это великий русский поэт Есенин, сказал.
Зал продолжал молчать, медленно переваривая ситуацию. Ситуация же была непростой. Внешне и по запаху настоящий бомж, по речи же и жестам – образованный человек. Народ в зале откровенно растерялся.
В это время мужчина снова достал бутылку, не спеша отхлебнул, тыльной стороной ладони вытер рот и продолжил:
- Что, противно со мной рядом стоять? А если скажу, что у меня университетское образование и по образованию я философ… Что, все равно противно?
Пауза… бомж осмотрел себя:
- Ну, конечно, я сегодня не во фраке.
Он перевел свой взгляд на зал, выхватил глазами высокого мужчину и обратился к нему:
- Вот ты, интеллигентный в шляпе, объясни народу, что такое автотрофность человечества?
Все смотрят на человека в шляпе. Видно как он растерян, ответа, конечно, не знает и вообще не знает, как поступить.
Разворачивался интересный спектакль, и народ мгновенно забыл про свои проблемы, связанные с отменой электрички. Где-то в зале залопотал ребенок:
- Мама, Мама…..
Мама оборвала его резким голосом:
- Да помолчи же ты!
Старый мужчина продолжил монолог, но уже другим тоном и в голосе чувствовались нотки самооправдания:
- Б…е государство, ему не нужны философы, которые не умеют врать. И в семье у меня было три бабы, жена и две дочери, и все б… ди. Все ищут мужиков, которые не пьют и в дом много тащат… Скольких уж поменяли, да найти все не могут.
Бомж злорадно засмеялся и снова полез за бутылкой. По отработанной схеме отхлебнул пару глотков и с еще большей любовью бережно уложил бутылку в карман.
Люди стоят молча и с интересом ждут продолжения. Чувствуется, что у старого человека есть навыки работы с аудиторией, он тонко держит паузу и не упускает внимания зала.
- Я вас всех насквозь вижу, - продолжает он, - особенно женщин. Вот ты, дамочка в плащике, могу все про тебя рассказать, - громко и с некоторым запалом обращается бомж к ярко накрашенной женщине.
Зал уставился на несчастную, она молчит, потупив глаза.
Он продолжает:
- Год назад ты развелась, твоему ребенку пять лет, сейчас ты снова мечтаешь выйти замуж…..
Зал не спускает глаз с женщины. Она вскидывает голову:
- Неправда, неправда, моей дочери четыре года!
По залу пробегает волна шепота, в котором чувствуется удивление.
Бомж тем временем нашел в толпе следующую жертву. Полная женщина в коричневом пальто отворачивается, чтобы не смотреть на него. А он продолжает:
- А у тебя муж пьет запоями, иногда бьет тебя. Каждый день ты думаешь о разводе, но не можешь решиться.
Женщина краснеет и опускает глаза вниз. В зале уже не только шепот, но и возгласы удивления. Бомж явно доволен собой, в позе и взгляде чувствуется торжество. Он медленно обводит глазами зал. На какое-то мгновение наши взгляды встречаются, и он говорит, совсем тихо, почти бормочет:
- У тебя ясные глаза… на таких мир держится.
Заскрипел динамик и объявил о подходе электрички. Представление закончено. Все засуетились, загомонили, похватали свои вещи и потянулись на платформу. Старый человек достал из кармана дешевую сигарету и впервые за это время закурил. Он как-то обмяк и в одно мгновение превратился в заурядного бомжа.
Я сел в вагон. Мысли бродили далеко-далеко от предстоящего зачета. Умный человек с хорошим образованием оказался не нужным ни государству, ни семье. Неужели все дело в пьянстве? А если его пьянство не самоцель, а сознательный уход от действительности? Невольно примерил себя к этой судьбе, и по спине пробежали мурашки, а в памяти вдруг всплыла русская пословица: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
0

#16 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 05 января 2012 - 15:33

№ 15

Тапки


По улице Гоголя у тротуара, вдоль которого тянутся рядами сосенки, клены и акации, на зеленой травке стояли тапки. Обыкновенные домашние тапки, поношенные, потертые, но все же еще достаточно крепкие. Они одиноко покоились рядышком носками к тротуару. Можно было бы предположить, что где-то рядом в кустах лежит их пьяный хозяин, но никого поблизости не было.
Я проходил мимо тапок, смотрел на них, у меня в голове скакали мысли по поводу того, чьи они могут быть и зачем они здесь, но ничего на ум не приходило. Прошагав полсотни метров, я остановился. Почему-то меня терзало любопытство узнать тайну появления этих тапок у троуара, так странно они стояли, словно в них был какой-то вызов идущим мимо.
Я зашел за кусты, где у пятиэтажного дома тянулась труба теплотрассы, и сел на нее. Из-за кустов меня было с тротуара практически не видно.
На дорожке показалась группа женщин средних лет с сумками и пакетами. Они о чем-то громко переговаривались, но приблизившись к тапкам, замолчали, а затем идущая в середине, крупная, с мощной грудью и мясистым лицом, клеймя хозяина тапок, решительно сказала:
- Нажрутся как свиньи, а потом обувь где попало теряют! Лучше бы башку потерял свою!
- Не говори, Нина, - вторила ей другая в цветастой блузке и брюках, - мой позавчера пришел выпившим, а ветровки на нем нет. "Забыл, - говорит, - где-то". Ну врет же, наверняка пропил!
Через пару минут к тапкам приближались два короткостриженных молодых человека, глотая на ходу пиво из бутылок.
- Смотри, чьи-то тапки стоят! – загоготал один, тыкая в них пальцем.
- Поди ограбили кого-нибудь, - заржал и второй.
- Наверное, - согласился первый, - а потом тапки бросили, нафига им такая обувь стремная нужна.
- Да ты че в натуре не врубаешься! – стал ему объяснять напарник. – Тот, кто грабил, стоял в кустах в этих тапках, увидел, что какой-то лох идет в клевых туфлях, остановил его, раздел, разул, напялил его туфли, лоху дал под зад, тапки свои бросил здеся и поминай как звали!
Молодые люди еще громче захохотали и пошли дальше.
Спустя некоторое время мимо одинокой обуви ковыляла старушка в темном платье, в платочке, с тележкой, на которой в сумке гремели пустые бутылки. Она, сопя, остановилась у тапок.
- Хорошие, - сказала женщина, глядя под ноги. Помолчала, постояла в раздумье и добавила:
- Буду назад идти, если хозяин не найдется, заберу. Игнатьичу подойдут.
Потом несколько минут никого не было. Но вот появились пешеходы сразу с двух сторон тротуара: странный, оборванный и взлохмаченный человек с холщовой сумкой в руке с одной стороны и седой старик в строгом черном костюме, застегнутом наглухо, а рядом молодой человек с длинными волосами и бледным, одухотворенным лицом с другой.
Первый поравнялся с тапками человек с внешностью бродяги, он повернул голову в сторону тапок и почтительно сказал:
- Здравствуйте…
И еще что-то, я не расслышал.
Мимо бродяги прошагали старик с юношей, и когда последний убедился, что бродяга его не слышит, обернулся, и с изумлением воскликнул:
- Он – сумасшедший!
- Ты видишь явное, но не знаешь тайного, скрытого от глаз простых смертных, - ответил ему старик.
- Как это?
- В тапках стоит человек, но в силу своих удивительных способностей и особой технике медитации, он стал невидимым для большинства смертных.
- Но кто это?! – еще больше поразился молодой.
- Наверное, буддийский аскет или суфийский дервиш.
Следом за этими чудо-пешеходами появился мужчина лет сорока пяти с внешностью то ли инженера, то ли административного работника, за руку он вел девочку предшкольного возраста.
- Глянь, дочка, кто-то тапки потерял, - махнул головой в их сторону мужчина.
- Нет, не потерял, - вдруг сказала девочка, - он улетел на небо.
- Почему? – у папы был крайне удивленный вид.
- Потому что он оставил здесь тапки, - довела логику своего суждения девчушка до конца, - разве на небе нужна обувь?
- А-а, - только и сказал изумленный родитель на слова своего чада.
После девочки и ее отца к тапкам подошли два решительного вида человека в спортивных брюках, белых футболках. Один из них курил, другой крутил в руке ключи от автомобиля.
- Мужик! – вдруг громко сказал второй через кусты. Это было мне! Я оторопел.
- Продаешь тапки, что ли?!
- Не-ет, - несколько обалдело ответил я.
- Какого хрена ты тогда их тут разложил! Ну и забери их тогда отсюда! – И он швырнул в меня тапками через кусты.
0

#17 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 07 января 2012 - 13:41

№ 16 ... ИЗВИНИТЕ, В ФИНАЛ НЕ ПРОШЛО - ОТСЕЯНО ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ЖЮРИ НОМИНАЦИИ. НЕ ЖЮРИТЬ !

Облом

С Николаем Ивановичем Эля познакомилась на весеннем вернисаже городских художников. Она стояла намалеванными на листе фанеры ломанными фигурами, пытаясь сопоставить нарисованное с названием картины. Остановившийся рядом темноволосый, невысокого роста, лысоватый мужчина засматривался скорее на нее, чем на продукт местного абстракциониста.
- Это ваша работа? – спросила обернувшись к мужчине , Эля. –Вы ведь художник?
- Я художник, но традиционалист. Мои работы вон там, и он показал на несколько небольших полотен, изображавших уголки города, написанные размашисто и красочно.
- Нравится? –заглядывая в Эле в глаза, спросил мужчина.
Эле льстило внимание известных чем-то лиц, и она всегда готова была познакомиться.
- Очень! У вас, наверное, есть еще работы? – спросила Эля ожидающе улыбаясь.
- Конечно! В мастерской и дома. Дома – любимые, с какими не расстаюсь… Пока, конечно.
- Вот бы их увидеть!
-Не ничего проще. Вот мой телефон, - мужчина протянул визитку. –Звоните, договоримся…
* * *
Николай Иванович был разведенным, предпенсионного возраста бодрячком, и скоро Эля практически в любое время могла зайти в его однокомнатную квартиру, заставленную картинами, с листами бумаги и эскизами на столе, с запахами красок и растворителей. Были еще два шкафа с книгами, широкий, всегда разложенный диван и телевизор. Эля как –то незаметно перешла на «ты», а Николай Иванович был очарован ее непосредственностью, легкой фигуркой, ее ответными несмелыми объятиями и поцелуйчиками в щеку: «Фу, опять не побрился!»
Она внимательно слушала его разговоры об искусстве и смеялась над сплетнями о коллегах по работе. Ему она рассказывала о своих походах на дискотеку: «Опять ко мне дебил один клеился…», о встречах с местным бомондом в обществе «Эстрада», о проделках с подругами на пляже – в общем все или почти все о своей жизни. Она не касалась в разговорах толко одного – своих отношений с Игорем, студентом университета, смазливым парнем года на два ее моложе. Ей было двадцать два года.
Николай Иванович иногда, выставив бутылку легкого вина, намекая на более близкие отношения, например , выить на брудершафт, но Эля это решительно отвергала , подчеркивая, что этого она «никому-никому» не разрешает. О том, что она близка с Игорем, что его поцелуи ее возбуждают, незачем знать «старичку» , как называл заочно Николая Ивановича Игорь осведомленный – в необходимых пределах, конечно – о знакомом художнике.
Пока ее устраивали эти двое мужчин – обожающий ее «старичок» и ушастый мальчик с нежным пухом на щеках и теплыми мягкими губами.
* * *
В этот вечер Эля задержалась у Николая Ивановича. После традиционного угощении – кофе с печеньем и конфетами – смотрели кинобоевик по телеку, расположившись на диване. Эля лежала головой на руке Николая Ивановича, держась своими тонкими пальцами за его теплую крепкую руку. Ей было хорошо в этой невинной близости, спокойно и уютно.
- Ты проводишь меня? –спросила Эля, заранее зная.что «ее старичок» в прогулке по городу не откажет.
Держась за руку Николая Ивановича, Эля шла, иногда в шутку толкая его, болтая обо всем. О своей работе на складе бытовой техники, о своем начальнике, о грузчиках алкашах, пытающихся привлечь ее внимание, опять о парнях на дискотеке.
У подъезда ее дома Николай Иванович, более дальнозоркий, увидел сидящую на скамье фигуру. Скорее всего мужчину. Получив от Эли дежурный поцелуй в щеку, он почему-то не пошел сразу по улице, а остановился за невысокими кустами. Сейчас Эля должна была пройти мимо сидящего и зайти в подъезд. Вместо этого Эля подошла к мужчине, села к нему на колени и обняла его. Он увидел, как они долго неотрывно целовались…Тогда он повернулся и быстро пошел прочь, охваченный чувством потери.
* * *
- Але. Склад слушает, - Эля замолчала, ожидая заказ клиента.
- Это я, - голос Николая Ивановича показался Эле сухим. –Сегодня можешь прийти?
- А что случилось? Что вчера забыл сказать? – телефон молчал. – Постараюсь, конечно…
- Постарайся, - разговор оборвался
Теряясь в догадках, Эля особо тщательно подкрасилась, коснулась пробником за ушами, чего никогда не делала перед встречей со «старичком».
Никола Иванович как всегда, принял ее куртку, пригласил к себе. Хрустальная ваза с конфетами была уже на столе, банка кофе тоже.
- Присаживайся, -он сел перед ней на стул как обычно, позволил взять свою руку.
- Рассказывай.
_ Что рассказывать? – Эля удивилась такому началу разговора.
- Тогда я спрошу тебя, и не смей обманывать, - Николай Иванович глядел Эле в глаза. – Кто вчера встретил тебя у подъезда?
«Он все видел. Соврать или сказать правду?»
- Это был Игорь. Ты его не знаешь, я тебе о нем не рассказывала.
- Бой френд? Давно?
- Можешь и так его называть. Мне с ним приятно…Давно.
Николай Иванович отвел взгляд и высвободил руку. Он молчал, наблюдая, как Эля неспеша, деланно спокойно пила кофе. Он не пил, скручивая в пальцах фантик от конфеты.
- Нам надо расстаться, Эля…
- Зачем? Тебе будет скучно без меня…
- Переживу. Не хочу « секонд-хенда» в наших отношениях…
- Глупо..Но, в общем, тебе видней…- она хотела попросить проводить ее, но передумала. Было еще рано.
Она шла к остановке по темной, но пока оживленной улице. «Он позвонит..Он позвонит..» Прохладный ветер октября переметал опавшую листву. Ей было неприятно, что все так случилось. «Облом..И чего это Игорек приперся, не предупредив?».
0

#18 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 14 января 2012 - 14:32

№ 17

Трусиха

Я боюсь темноты.
Точнее, не боюсь, а опасаюсь.
Потому что в темноте живут твари.
Это я их так прозвала, а как они себя называют – не знаю. И, наверное, никогда не узнаю, потому что общаться твари не умеют.
Они умеют лишь ненавидеть.
И убивать.
Я видела, как они убивают друг друга. И видела, как они убивают людей… и это по-настоящему страшно, куда страшнее, чем все те киношные «страшилки», которые я так любила смотреть когда-то...
Любила до тех самых пор, пока не узрела в колеблющемся вечернем полумраке комнаты первую некиношную тварь…
Я хорошо помню, как прибежали тогда на мой отчаянный вопль перепуганные родители, как долго они успокаивали меня, вернее, пытались успокоить. А я, дрожа всем телом и крепко прижавшись к маме (или к папе, вот этого не помню совершенно), отчаянно лепетала прыгающими губами о том страшном, невыразимо страшном, протянувшимся вдруг из темноты прямо к моей кровати…
И, конечно же, ни мама, ни папа, ни капельки мне не поверили. Они решили, что всё это мне только приснилось. И тогда же папа в первый раз назвал меня трусихой…
Сейчас он называет меня так постоянно, хоть я уже почти не ору от ужаса при внезапном появлении неподалёку от себя очередной кошмарной твари. То есть, ору, но мысленно. Но твари всё равно ощущают этот мой беззвучный вопль и весь мой ужас перед очередным внезапным своим появлением… и, кажется, тварям это здорово нравится. Возможно, именно поэтому они меня не трогают…
В моей комнате, я имею в виду…
На улице – другое дело!
Вот почему я наотрез отказываюсь выходить на улицу даже в сумерках, тем более, после наступления там полной темноты. Из-за этого мне даже пришлось прекратить вечерние посещения музыкальной школы, что родителей моих очень и очень огорчило. И смирились они с этим моим дурацким (дословно цитирую их слова) капризом далеко не сразу…
Я, вообще-то, покладистый ребёнок и никогда не доставляла ни маме, ни папе особых хлопот и треволнений. Но тут упёрлась. Нет и всё! – заявила я, но истинной причины этого своего ослиного упрямства (ещё одна дословная цитата из родителей) так и не открыла. Не хватало ещё, чтобы мама с папой посчитали меня сумасшедшей…
Впрочем, иногда я и сама почти готова считать себя таковой. Ибо в собственное сумасшествие куда легче поверить, нежели в реальное существование сумеречных тварей…
Но чего я действительно не понимаю, так это двух вещей…
Во-первых, истинного облика тварей, которые так неожиданно появляются из темноты. А, может, у них и нет постоянного облика? Я, к примеру, перевидала уже несколько сотен тварей – и среди них не встретила даже двух одинаковых. Но это совершенно не значит, что я действительно наблюдала их в таком огромном количестве. Возможно, нашу квартиру облюбовало в качестве постоянного местожительства всего два-три десятка особей. И каждая их них, постоянно видоизменяясь, предстаёт предо мною всё в новом и в новом кошмарном своём безобразии…
А ещё я не знаю, откуда они взялись, эти твари, и почему я их вижу, а остальные люди даже не подозревают об их существовании? И почему, кстати, я тоже не видела их раньше? Или их просто не было тогда в нашем мире, а потом вдруг взяли да и появились? И откуда, в таком случае, они к нам прибыли, и куда исчезают сразу же, лишь только в комнате зажигается свет?
Впрочем, исчезают они как раз то и не сразу. А, может, и не исчезают вовсе, а просто временно растворяются. Или становятся невидимыми на какое-то определённое время?
Вопросы, вопросы…
И нет у меня на них ответов, и, главное, спросить то не у кого? Ибо если даже собственные родители тебе не верят - то, что тогда об остальных говорить?
Моя лучшая подруга Вика, после того, как я в очередной раз завела с ней разговор на эту тему, лишь насмешливо фыркнула.
- Старо, Динка! – сказала она мне при этом. – Ты что-нибудь новенькое придумай, поинтереснее!
Динка – это я. Вернее, Диана. Богиня охоты древних римлян, она же – Артемида у древних греков. А Вика – это Виктория, победа то есть. Такие вот у нас с ней античные имена…
Но это единственное, в чём мы похожи. В остальном же – совершенно разные. Как внешне, так и внутренне. Может, потому и дружим?
Вернее, дружили. Потому, что три недели назад с Викой произошёл несчастный случай. Она выпала из окна собственной квартиры и шансов уцелеть у неё, естественно, не было ни малейших, учитывая, что квартира эта расположена на пятнадцатом этаже.
Вернее, не выпала даже, а выбросилась, ибо никто не выпадает случайно из окна в два часа ночи. В одной ночной сорочке и с подушкой в руках. Разбив при этом собственным телом два довольно прочных стекла…
И всё это – в абсолютном молчании. Она даже когда падала вниз – и то не кричала…
И никто не знает, почему она это сделала. Одна я знаю, вернее, догадываюсь.
Она увидела тварей! Именно, после того нашего последнего разговора, она их, наконец-таки, увидела!
И не испугалась, потому что, в отличие от меня, была очень смелой!
И, естественно, не смогла этого пережить…
И я одна виновата в том, что произошло с Викой, одна лишь я!
Вернее, я и твари!
Вот почему я их ненавижу! Раньше просто боялась, а теперь ещё и ненавижу! И папе с мамой ничего не рассказываю о тварях не потому, что они всё равно не поверят, вернее, не только поэтому. После того, что случилось с Викой, я боюсь им об этом хоть что-то рассказывать. За них боюсь…
Ведь они могут и поверить. Хоть чуточку.
И увидеть тварей, и не испугаться их…
И тогда…
0

#19 Гость_Анилинский_*

  • Группа: Гости

Отправлено 14 января 2012 - 15:04

№ 18

День рождения

Утром Шурику исполнилось сорок пять лет. Мать, покойница, говорила, что родила его ровно в шесть часов утра десятого января. Шурик запомнил эти ее слова и праздновать свой день рождения неизменно начинал рано. Но не сегодня. Как то так вышло, что праздновать было совершенно не на что. Сыновья давно не приезжали, а денег больше никто ему не давал. Из продуктов дома остались только полпачки дешевых макарон и полведра мелкой картошки, подаренные соседкой снизу, сердобольной бабкой Маней. Хотелось выпить. С этим надо было что-то делать.

В комнате было темно, рассвет еще не наступил, только окно слегка мерцало от света далекого уличного фонаря. Шурик лежал на старом, продавленном диване, укрытый ватным одеялом и вспоминал.

Детство Шурика прошло в большом среднеазиатском городе, куда его отец, мелиоратор, был приглашен на работу. Зарабатывал он хорошо, продукты были дешевы и мать Сашеньки, как она называла его, легко вела домашнее хозяйство несмотря на двоих детей и не помышляя о своей карьере. Старшая сестра Валентина помогала матери по хозяйству, а маленький Сашенька все свободное от уроков время гонял со сверстниками по улицам шумного и веселого города. Загар легко приставал к его коже и русский мальчик внешне почти ничем не отличался от местной малышни. За какие-то полгода он выучил местный язык и легко общался на нем с обитателями микрорайона, который почему-то назывался «Массив».

К сожалению, отец через несколько лет умер, Валентина вышла замуж и уехала с мужем на Урал, а матери пришлось искать работу. Она устроилась учетчицей на камвольный комбинат и Сашенька оказался предоставлен сам себе...

За окном посветлело и Шурик решил, что пора вставать. Отбросив тяжелое, пыльное одеяло, он опустил голые ступни на холодный пол и поёжился. Нашарив под диваном старые тапки без задников, Шурик торопливо всунул в них ноги и поднялся. Одеваться не было необходимости, потому что он спал не раздеваясь. Старый спортивный костюм заменял ему пижаму да и раздеваться было лень, и спать теплее, так как батареи в комнате грели еле - еле. Окинув взглядом почти пустую комнату, Шурик тяжело вздохнул и зашаркал на кухню. Кухня, комната, а еще туалет и ванная, это все, что оставила ему от трехкомнатной квартиры бывшая жена, ушедшая от него к другому. В принципе, Шурику хватало и этой жилплощади, но его мучило чувство досады при виде запертых дверей. Как же так, жена сама этой квартирой не пользуется и ему не отдает! Может, он ее внаем сдавал бы! Но нет, жена категорически отказывала ему, не объясняя причин. Нет - и все тут!

Жена ушла давно, лет двадцать назад. Шурик в то время бросил работу, пробавлялся случайными заработками. В соседнем поселке всегда кому -нибудь нужны были рабочие руки. Дров напилить - наколоть, забор поправить, крышу починить... Платили немного, но Шурику хватало на бутылку и на нехитрую закуску. А больше ему не требовалось. Жил он одним днем, не задумываясь о дальнейшем. Жена терпела некоторое время, надеялась, что муж образумится. Не дождалась. Забрала детей и ушла, сначала к матери, а потом, познакомившись с хорошим мужчиной, к новому мужу. Но Шурик больше никогда уже официально не работал. Сыновья не забывали отца, изредка навещали, иногда давали немного денег. Тогда Шурик напивался дешевой паленой водки, которой торговал мужик в соседнем подъезде и, довольный, падал на свой древний и драный диван.

В этом состоянии к нему приходили сны. Будто бы мать, придя с работы, находит его, пьяного шестнадцатилетнего мальчишку на полу и поднимая, плачет и все повторяет:
- Сашенька, Сашенька, как же так? Что же ты со мной делаешь, Сашенька?
И от этих ее жалостливых слов что-то переворачивается внутри Шурика и он сам плачет мутными пьяными слезами.

На кухонном столе, придвинутом к батарее отопления, спал Рыжий, кот, самостоятельно избравший квартиру Шурика местом жительства. Однажды он помяукал у двери и, будучи впущен в квартиру, признал ее своей и больше не уходил. По крайней мере надолго. Узнав хозяина, он поднял большую, лобастую голову, открыл ярко - зеленые глаза и вопросительно мурлыкнул. Шурик досадливо махнул на него рукой и сказал :
- Спи, все равно жрать пока нечего.

Рыжий поднялся, потянулся и, спрыгнув на пол, неторопливо пошел мягкой походкой в комнату, досыпать на неостывшем после Шурика диване.

Проверив свои запасы продовольствия, Шурик обнаружил начатую пачку соли и небольшую луковицу, закатившуюся в дальний угол шкафчика. Эта находка его сильно обрадовала. Если попросить у кого - нибудь немножко масла, можно пожарить лук и это будет отличной приправой к макаронам или картошке! Шурик немного воодушевился, но вопрос о выпивке не отпал. Придется одеваться и решать этот вопрос на стороне. День рождения, не хось - вось !

Спустившись этажом ниже, Шурик несколько раз нажал кнопку звонка возле ободранной двери с раздолбанным косяком. Бабка Маня была глуховата и не сразу откликалась, но была добра и отзывчива. Наконец за дверью послышалось шевеление и старческий голос спросил:
- Кто?
- Это я, баба Маня, Саша, - заорал в ответ Шурик. Бабка Маня всегда звала его Сашей, так звали ее покойного сына. Так она называла и Шурика. Никто в целом мире не называл его Сашей, как бы подчеркивая никчемность и ненужность существа по имени Александр, только мать когда - то давно, называла его Сашенькой, да вот еще бабка Маня... Может быть от этого Шурик неосознанно тянулся к ней, чувствуя в старом человеке теплоту души.

Загремел засов и дверь открылась. Бабушка Маня, невысокая, но полноватая старуха, подслеповато щурясь посмотрела в лицо Шурику и улыбнувшись, сказала :
- Заходи, заходи, Саша!
Шурик привычно шагнул через порог и вслед за старухой оказался в маленькой, опрятной кухне. Здесь было тепло и вкусно пахло чем - то жареным.
- Саша, чай будешь? Только что чайник скипел.
- Буду, баба Маня, - сказал никогда не отказывающийся от угощения Шурик.
За чаем с блинами Шурик попытался разведать, даст ли ему Бабка денег.
- Баба Маня, как дела - то? Все нормально? Ничего не надо ремонтировать?
- Нет пока, Саша, все вроде бы в порядке. А что такое?
- Да день рожденья у меня сегодня!
- Ой, Саша, поздравляю! Сколько тебе?
- Да хоть рублей пятьдесят?
- Да я спрашиваю, сколько лет тебе исполнилось. А ты все о деньгах.
- Извини, баба Маня, кому что, а вшивому баня. Сорок пять мне сегодня.
- Ой, Саша, такой молодой, а уж седой весь.
- Жизнь тяжелая, баба Маня, вот и седой. Так что, дашь? А то и попраздновать нечем.
Бабка Маня повздыхала, глядя на Шурика, встала и вышла в комнату. Пошуршав там, она принесла сложенные вдвое деньги и положила перед Шуриком.
- На вот, возьми в подарок. Будь здоров и счастлив!
- Спасибо, баба Маня! Обязательно буду.
Схватив деньги и смяв их в комок, Шурик сунул их в карман штанов и шустро встал из - за стола.
- Ну я побегу, баба Маня! У меня еще дел - выше крыши!
- Беги, беги! Знаю я твои дела!

Забежав домой и накинув синюю куртку с желтой надписью поперек спины «METRO», подаренную соседом, охранником тамошнего заведения, Шурик решил еще попытать счастья. В крайнем подъезде жил частный предприниматель, который иногда входил в положение Шурика и давал ему немного денег в долг, естественно, без отдачи. Немного помявшись возле красивой стальной двери, Шурик решительно надавил на кнопку звонка. Вышедший хозяин хмуро взглянул на Шурика и спросил:
- Чего надо?
Шурик решил действовать очертя голову и сходу ляпнул:
- Поздравьте меня, Николай Иванович, у меня сегодня день рождения!
Сосед опустил глаза, помолчал и уже не так хмуро сказал:
- Ну, и...
- Ну, Николай Иванович, выручайте! Гости придут, а у меня денег не хватает. Займите немного.
- Сколько?
- Ну хоть сотенную!
Николай Иванович взглянул Шурику в глаза и тот понял, что - не даст!
- Ну Николай Иванович! Ну пожалуйста! На вас последняя надежда!
- Пошел ты, Шурик! Тебе что тут, богадельня? Я ведь деньги не кую, я их зарабатываю! Ты когда в последний раз работал? Помнишь хоть? Так что иди отсюда, пока я тебе в лоб не накатил!
- Николай Иванович, ну хоть немножко. А?
Сосед пошарил в кармане шикарных брюк и вынул скомканный комок денег, квитанций и накладных. Отобрав несколько бумажек из этого комка, он протянул их Шурику и прорычал:
- Исчезни, шаромыжник!

Обрадованный Шурик, еще не веря в такое счастье, схватил протянутые деньги и опрометью скатился по лестнице на улицу.

Разжав кулак, он пересчитал деньги. Сосед расщедрился и дал семьдесят рублей. Это было классно! Хватало на целый литр разведенного водой стеклоочистителя. Говорят, что вредно, а вот Шурик пьет уже давно и ничего. Правда поутру отекает очень и зрение стало ни к черту, а так - ничего!
Он развернулся к своему подъезду и занятый своими мыслями не сразу услышал, что кто-то его зовет.
- Шурик, эй Шурик! Куда побежал?
Оглянувшись, Шурик узнал еще одного своего соседа, Игоря, по прозвищу Кабан. Был он матерым уголовником и не раз посещал места лишения свободы. Вот и теперь он радовался жизни, вернувшись с очередной отсидки. В распахнутом полушубке и валенках Кабан издали выглядел импозантно, но вблизи бросалась в глаза его нездоровая худоба и серая кожа туберкулезника. Годы отсидки укатали его, сделав из пышущего здоровьем крепыша форменного доходягу.
- Куда ты, как напарафиненный? Меня погодь!
- Здорово, Игорек! С выходом тебя!
Кабан ухмыльнулся и предложил:
- Отметим, а?
Шурик на мгновение замялся, а потом сказал:
- Так день рождения у меня! Пошли, приглашаю!
- Ого! Вот я попал! Ну, подарок с меня!
И Кабан торжественно вынул из кармана полулитровую бутылку коньяка и торжественно помахал ей в воздухе.
- Погоди, я тоже сейчас затарюсь. Стой здесь, - сказал Шурик и торопливо направился по знакомому маршруту.
Через несколько минут он выскочил из подъезда, крепко прижимая что-то к груди под курткой.

В квартире Кабан снял полушубок, оставшись в черном костюме с атласными воротником и манжетами и в валенках. Рубашка его также была черной, еще больше подчеркивая худобу и бледность лица. Потопав валенками и сбив с них прилипший снег, Кабан прошел на кухню и выставил на стол коньяк и две банки шпрот.
- Во! Дождался! Буду пить коньяк и закусывать шпротами! Ты знаешь, сколько времени я об этом мечтал? Присаживайся!
- Так это, закусить чего - нибудь...картошки пожарить.
- Да нахрена твоя картошка? Присаживайся давай! Тебе что, мало?

Шурик торопливо достал из шкафчика две стопки и две вилки из нержавейки. Вилкам было много лет, они были подарены им на свадьбу какими - то родственниками. Теперь от столового набора остались только эти две вилки. Остальное затерялось во времени.

Дернув за колечко, Кабан вскрыл банку шпрот и прямо пальцами достав одну копченую рыбку, торопливо сунул ее в рот. Восторженно зажмурившись, он пожевал немного и, сглотнув, распорядился:
-Наливай, Шурик!

Коньяк закончился быстро. Кабан не хотел ждать и поминутно торопил Шурика. Выпили за здоровье, за родителей, за Кабана, за детей. Шурик достал водку и вскрыл вторую банку шпрот. Кот, учуявший деликатес, коротко царапнул его за ногу и Шурик незаметно опустил одну рыбку в жаждущую пасть Рыжего. Кабан был весел, хвастался своим влиянием среди урок и обещал Шурику непробиваемую «крышу».Зачем она ему нужна, Шурик не понял, да и не задумывался над этим. Он пил, поддакивал Кабану и вдумчиво жевал копченых рыбок, утирая масляные губы рукавом. Он уже плохо слышал собеседника и на какой-то вопрос Кабана не ответил, уставившись пьяным взором в заиндевевшее окно.
- Алё, тормоз, ты где? - пробилось до его слуха.
- Тут я, Кабан, - ответил Шурик, очнувшись.
- Какой я тебе Кабан, ты, охнарик? Это братанам я Кабан, а тебе, гнида, Игорь Николаевич! Понял, ссука?
- Да ладно тебе, Игорь, сорвалось просто...
- Чо ладно, чо ладно? Ты меня не тычь, я тебе не Иван Кузьмич! Ну - ка, кто я?
-Да ладно, Игорь, - Шурик никак не мог взять в толк, с чего Кабан так взъелся, - То есть Игорь Николаевич, все путем!
- Громче скажи, не слышу!
Шурик помолчал, покачивая головой и в его пьяном мозгу мелькнула мать, умирающая от рака, печально смотрящая на него и шепчущая:
- Сашенька, Сашенька, как же ты будешь без меня?
Он поднял голову и сфокусировав расплывающееся зрение на бледном, с нездоровым румянцем, лице Кабана, глухо произнес:
- Да пошел ты, пидор!

Ошеломленный Кабан несколько секунд смотрел на Шурика, словно не веря собственным ушам, а потом схватил вилку и нанес ему удар точно по сонной артерии. Хлынула кровь, Шурик попытался зажать рану руками, но это было невозможно. Кровь просачивалась между пальцами и быстро пропитала всю его грудь. Он упал головой на стол и удивленно прошептал:
- А и не больно..

Мать подошла к нему, веселая и улыбающаяся, взяла за руку и повела прочь из прокуренной кухни туда, где на полях цветет хлопок и вежливые мужики в халатах и тюбетейках продают жирный плов с мясом и настоящий бараний шашлык. И отец стоит у свежевырытого арыка и ехидно спрашивает:
- Ну что, набегался? Марш домой!
И это было так прекрасно, вернуться домой, к маме и папе, что слезы радости выкатились у него из открытых глаз на залитый кровью стол и остались там, затерявшись в тяжелых, мрачных сгустках.
0

#20 Пользователь онлайн   GREEN Иконка

  • Главный администратор
  • PipPipPip
  • Группа: Главные администраторы
  • Сообщений: 18 243
  • Регистрация: 02 августа 07

Отправлено 15 января 2012 - 18:27

№ 19

Неожиданный визит

В канун Дня Победы Ветеран выключил телевизор, и пробормотал: «В основном – одна дребедень почти по всем каналам». Тяжело вздохнув, он сделал несколько шаркающих шагов к дивану, на котором простынь и подушка уже были приготовлены для сна. Присев на край дивана и облокотившись о его бортик, он потянулся к блюдцу с таблетками, стоящему на журнальном столике рядом с кружкой с водой. Лекарства он обычно готовил заранее, чтобы принять их перед сном. Вдруг его взгляд скользнул в слабоосвещенный угол комнаты, в котором что-то зашуршало. Там в неярком свете включенной на один рожок трехламповой люстры проявился силуэт Солдата. Ветеран потянулся к настольной лампе и почувствовал, как отекли икры ног и возникла слабость в мышцах. Не было уже сил на то, чтобы подняться с дивана и включить люстру на полный свет.

Направив в угол луч плафона лампы, он уже не сомневался, что перед ним Солдат в военной форме лета 41-го года. Внешность его казалась знакомой, но Ветеран не мог вспомнить его имя. Это был парень из соседнего отделения батареи, с которым вместе отступали из-под Риги с первых дней войны. Тогда все смешалось в хаосе и неразберихе июньских событий. Отступление никак не координировалось - вступали в бои неожиданно и без какой-либо подготовки. Призванные в армию за несколько месяцев до начала войны, они не сделали ни одного учебного выстрела из пушки. Это потом стали говорить, что «Артиллерия – Бог войны». Но тогда в июне еще не успели понять, что они - артиллеристы. На головах - «буденовки» периода гражданской войны, обмундирование – то, что осталось в плохо снабженной предвоенной армии. Только отходили и выполняли приказ «любой ценой сохранить орудие». Это стало заповедью артиллериста.

Солдат был родом с тех же краев, что и Ветеран. Пропавший без вести в войну, тот парень возник сейчас таким же 20-летним, каким он был почти 70 лет назад. Только война оставила на нем свои следы - от уха к подбородку тянулся шрам, и не было двух пальцев на левой руке. Солдат был левшой - под Синявиным, Мгой и Лениградом он бросал гранату всегда левой рукой. Дыхание у него было шумным и с присвистом – результат пробитого под Выборгом легкого.

«Здравствуй, Сержант!» -такими словами хриплый голос Солдата вдруг рассек тишину позднего вечера. Ветеран закончил войну в звании сержанта, но потом после военной подготовки в университете и военных сборов получил офицерское звание. Позже ему присволи «Капитана запаса».

«Значит ты нашелся, Солдат?» - Ветеран с вниманием смотрел в угол комнаты, - «Из села тогда писали, что ты пропал без вести. Это было равносильно «похоронке», хотя до самой Победы все-таки надежда оставалась».

«Сержант! Мы выходили из окружения... Из нашей батареи мало кто уцелел – из взвода – я один. Был ранен, потом... Когда я покидал госпиталь после лечения, туда привезли связиста с тяжелым ранением ног – он долго выползал из окружения, пока не наткнулся на наших... С таким ранением продержаться и выйти к своим – это счастье... Тот связист - твой отец. Ему смогли тогда спасти ноги».

«Да, Солдат, ты прав, отец после ранения в 43-ем долго лечился в госпиталях. Его комиссовали в сорок четвертом. После войны он ходил плохо...».

«Я знаю, Сержант, что ты дошел до Победы и десятки лет встречаешь ее юбилеи. А я не смог уцелеть. На родине не знали обо мне - я пропал тогда без вести. Капитан, я был в плену, бежал, воевал в партизанах, снова в плену, везли эшелоном в Европу, потом концлагерь. Из лагеря я бежал с группой Йео-Томаса. Мы знали, что шли почти на верную смерть. Но выбора не было – и в лагере смерть шла по пятам, не оставляя шансов на будущее. Йео-Томас был британцем, заброшенным еще на территорию окуппированной Франции. Он был секретным агентом с кодовым именем Белый Кролик. Кролик боролся в подполье против немцев и совершил много подвигов. Был схвачен, но его не смогли сломать в гестапо. И отправили в лагерь – там он организовал побег. Оставалось немного от немецкой зоны до военных американских постов. Но мы полегли почти все под шквальным огнем. Для меня все кончилось. А Кролика вернули в лагерь, пытали снова. Белый Кролик был «железным» парнем. Ты что-нибудь слышал о нем? У себя на родине он - легенда».


«Я не знаю ничего о нем. Значит, он выжил тогда в лагере?» - Ветеран пристально смотрел на силуэт Солдата, стараясь ловить каждое его слово.

«Да, Капитан. Он и 20-летие Победы встретит, но все-таки «уйдет» рано из жизни – все его раны, лагеря и пытки в гестапо скажутся конечно со временем», - это была последняя фраза, прозвучавшая из уст пришельца. Потом его силуэт расстаял в ночи. После странного визита Ветеран долго не мог заснуть.

Днем позвонил и поздравил сын. Он работал в королевстве, жители которого называют пролив, отделяющий их остров от материка, Английским каналом. Ветеран спросил его, знает ли он о Белом Кролике.

«Он – герой Второй мировой войны. Его знают и чтут в стране. В столице, возле метро «Рассел Сквеа», есть дом, в котором он жил когда-то. Там - табличка о Йео-Томасе – Белом Кролике. Сейчас в том здании - Институт Неврологии».

«Значит, тот Солдат действительно приходил ко мне ночью и рассказал об английском герое-агенте. Я ведь ничего не знал о Кролике прежде», - эта мысль уже не покидала Ветерана и после разговора с сыном. Потом Ветеран молча сидел за столом, на котором стояли напротив друг друга две заполненые водкой рюмки. Здоровье уже не позволяло принимать спиртное. Но сегодня он собирался нарушить запрет на алкоголь – молча смотрел то на стопки с водкой, то в угол комнаты, где ночью стоял Солдат. И вспоминал войну.

«За тебя, Солдат! И за Белого Кролика, с которым ты выбирался из ада», - с этими словами Ветеран выпил свою стопку и снова пристально посмотрел в угол комнаты, в который иногда захлестывалась штора от вечернего ветра из приоткрытой двери с лоджии. Казалось, он ждал, что в углу снова появится силуэт Солдата. Но никого не было. Ветеран пододвинул к себе ближе рюмку с водкой, приготовленную для Солдата, и заглянул в нее. Она была пуста.
0

Поделиться темой:


  • 6 Страниц +
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Последняя »
  • Вы не можете создать новую тему
  • Тема закрыта

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей