[GREEN]

НОМИНАЦИЯ ЖДЁТ СВОИХ СОИСКАТЕЛЕЙ С 01.10. 2011... возможно по 10.04. 2012 - подробней
можно узнать всё здесь: http://igri-uma.ru/f...?showtopic=4118
Произведения в номинации конкурса детско-юношеской литературы можно отправить
только на E-mail:
<skazki-kovdoriya@mail.ru>
ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТАВЛЯЯ ИХ В ФАЙЛ ЗАЯВКИ КОНКУРСА "ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА",
СКАЧАТЬ КОТОРЫЙ МОЖНО ЗДЕСЬ:

Прикрепленные файлы

•  ФИО. - детская литература - Десятая планета. Заявка.doc (28,5К)
  Количество загрузок:: 37

[GREEN]

№ 1

Летний лагерь

Вот и закончился первый год обучения в ГПТУ. Учащимся предложили поехать в лагерь отдыха на море. Вовка Морковкин никогда ещё не был на море и с нетерпением ждал этого дня. Их группа состояла из тридцати человек. По окончании училища они должны были стать сварщиками. В этом наборе девчонок в их группе не было. В училище поступали в основном ребята из ближайших сёл, окончившие школу на тройки и не видящие перспективы в дальнейшем обучении. Поступали, чтобы приобрести хоть какую - нибудь специальность. Таких учеников как Вовка, всего с одной тройкой закончивших школу и поступивших в ПТУ по семейным обстоятельствам, были единицы.
Вовка бы мог и дальше продолжать учиться, как его одноклассники, но он видел, как тяжело было бабушке работать. Он самостоятельно отнёс документы в училище, и бабушка узнала об этом, когда Вовка уже поступил и начал учиться. Мать с отчимом жили отдельно и не интересовались судьбой сына.
Худенький и невысокий, Вовка в четырнадцать лет был вполне самостоятельным мальчиком. При ровесниках он старался вести себя незаметно, но всегда имел своё мнение.
Первый год в училище прошёл на удивление быстро. Новые знакомые, новые предметы - всё было интересно. По теории Вовка учился лучше всех. Он даже вечерами ходил в вечернюю школу, чтобы получить диплом о среднем образовании. Первый год денег не платили за практику, зато три раза в день бесплатно кормили и выдавали рабочую и парадную одежду, как летнюю, так и зимнюю. Теперь вот предложили поехать в Геленджик, в лагерь для отдыха.
Море поразило Вовку величием и яркими красками. Бескрайняя ширь воды, окружённая горами, покрытыми кустарниками и низкорослыми деревьями, на всю жизнь запомнилась ему. В первый день купаться их не пустили. Мастер указал на деревянный барак и сообщил, что здесь они будут жить. Железные койки и тумбочки, это всё, что было из мебели. Побросав вещи, ребята побежали осматривать лагерь. Особенно Вовку заинтересовала теннисная площадка. У него на улице, где он жил, тоже стоял теннисный стол, но только из бетонной плиты. Вовка почти всё свободное время проводил у настольного тенниса. Сколько шариков они разбили на нём…. А здесь стол был из прессованной фанеры. Несколько минут он наблюдал, как ребята соревновались. Один мальчишка играл лучше всех, и к нему стояла целая очередь, а он у них выигрывал и снисходительно посмеивался.
Вовка подошёл к нему.
- А у нас стол бетонный,- произнёс он,- здесь совсем другой отскок.
- Хочешь попробовать?- снисходительно спросил мальчишка.
- Хочу,- ответил Вовка.
- А ну отойдите,- распорядился Сергей, так называли его ребята.
Вовка взял привычно ракетку и попробовал ударить. Шарик полетел совсем не туда, куда его направил Вовка.
- Играем три партии,- объявил Сергей.
Первую игру Вовка проиграл, но уже к концу он почувствовал стол. Реакция его была мгновенной. Как только он освоился, он стал стремительно наносить удары, которые его соперник даже не пытался отбить.
Вторую игру выиграл Вовка легко. Третью выиграл на сухую.
- Говорят, здесь будет соревнование по теннису?- спросил он у раскрасневшегося мальчишки,- ты не знаешь, там сильные игроки?
- Да я на соревнования ни ногой,- отмахнулся Сергей,- знаешь какие там асы? Мастера спорта.
Вовка кивнул новому знакомому и пошёл дальше осматривать лагерь.
- Тогда не стоит и пробовать участвовать в соревновании,- подумал он.
Вечером мастер сообщил, что их отряд назначается ночными дежурными на всё время пребывания. Поэтому расписание лагеря они могут не выполнять. Эту новость ребята встретили с восторгом и только через неделю поняли, как они прогадали. Нужно было дежурить на танцах с повязками. Дежурным танцевать запрещалось, а только наблюдать со стороны. Следить, чтобы не было посторонних, и ночью никто не купался в море. Также нужно было сидеть у телефона. Зато можно было спать до обеда, а после обеда купаться, сколько влезет. И даже сходить в город, но группой.
Первую неделю ребята привыкали к непривычному режиму: до отбоя было интересно, но когда лагерь засыпал, хотелось очень спать. Вовка находил лавочку на аллее и после продолжительного жаркого дня, с наслаждением растягивался на ней. Глядя на усыпанное звёздами небо, можно было помечтать. Если никто не проверял, то так можно было подремать до подъёма. Потом ребята стали активно заводить знакомства. Здесь было много девочек. Они также учились в училищах, но были из других городов и сёл. Они должны были стать штукатурами - малярами.
Вовка избегал девочек, да и они на него внимания не обращали.
На второй недели пребывания в лагере им предложили пойти в поход в горы. Даже пообещали выдать значок «Турист СССР». Когда ребята узнали, что и девчонки пойдут, то сразу же согласились. Вовке тоже было интересно сходить в горы, но не из-за девчат, конечно.
Ребята выстроились цепочкой и двинулись по тропинке вверх. Мелкий кустарник, за который можно было цепляться, облегчал подъём. Здесь сразу стало понятно, кто какую имеет физическую подготовку. Вовка хоть и играл в футбол и занимался теннисом, скоро понял, что его дыхалки до верха не хватит. Он медленно полз на четвереньках, цепляясь за траву, и обречённо смотрел, как его обгоняют. Мышцы ног словно окаменели, пот заливал лицо, воздуха не хватало и в боку покалывало. На середине пути объявили привал. Вовка один из последних залез на площадку и рухнул на траву. Не успел он отдышаться, как объявили, что пора двигаться дальше. Те, кто успел отдохнуть, ринулись вверх. Тяжело вздохнув, Вовка двинулся за ними. Снова его стали обгонять, а он обречённо уступал им дорогу. Губы были, словно бумажные, хотелось пить и даже мимолётного ветерка, который мог освежить раскалённый воздух, не было в этот момент. Оглянувшись, что бы посмотреть остался, кто ни будь ещё сзади, он увидел девочку. Маленькая, со смешным хвостиком она чуть не плакала. Схватившись за кусты, она стояла и безнадёжно смотрела, как от неё удаляются подруги. Вовка понял, что ей намного хуже, чем ему. Какая-то злость подступила к нему. Он решительно подошёл к девочке и спросил:
- Тебе помочь?
Девочка удивлённо подняла на него огромные глаза. Не дождавшись ответа, Вовка протянул руку. Девочка неуверенно протянула свою. Эта маленькая потная ладошка, словно придала ему силы. Вовка сжал руку и двинулся вверх. Как он мог показать этой девочке свою слабость? Словно невидимая сила стала толкать Вовку вверх. Через минуту, они стали обгонять впереди идущих ребят. Некоторые мальчики, увидев Вовку, тянувшего за собой девочку, последовали его примеру. Они вернулись и стали помогать тем, кто плёлся сзади. Но Вовку уже никто не смог обогнать. Они с девочкой, одни из первых поднялись на гору. Вовка разжал руку. Девочка распахнула ресницы и благодарно посмотрела на него. Только сейчас Вовка обратил внимание, что у неё голубые глаза и она очень красивая. Смутившись, Вовка даже не спросил, как её зовут и отошёл в сторону. Он ждал, что она подойдет, и они познакомятся. Но она так и не подошла.
На вершине горы открывался захватывающий вид: внизу плыли молочные облака, и слабый ветерок обдувал разгорячённые мальчишеские тела, а впереди расстилалось бескрайнее море, с плывущими по нему кораблями. Сам Геленджик, словно сказочный город, утопал в зелени.
К сожалению ни у кого не оказалось фотоаппарата, чтобы запечатлеть на память эту красоту.
На следующий день, девчата обсуждали поход в горы. Не обошлось и камешка в Вовкин огород.
- Смотри, наш тихоня вчера отличился,- язвила одна,- но так и не решился познакомиться.
- Это ты от зависти говоришь,- заметила другая девочка,- тебе же никто так и не предложил помощи.
Другие девчонки рассмеялись и после этого, они стали даже здороваться, когда Вовка проходил мимо.


Через два дня заканчивался срок пребывания в лагере. Некоторые ребята, кто прибыл раньше, собирали вещи. Лагерь подводил итоги: раздавали призы за участие в соревнованиях и конкурсах. Вовка зевал в строю. Обычно в это время они отсыпались, а тут заставили прибыть на построение.
- Вручается приз за первое место,- прозвучал голос из репродуктора,- в соревновании по настольному теннису Криворотову Сергею.
Из левого фланга вышел мальчишка. Вовка присмотрелся и узнал того мальчишку, с которым он соревновался. Ему преподнесли огромный торт. Его группа дружно закричала: «Ура!». У Вовки аж перехватило дыхание.
- Да он, же и в теннис играть не может,- с возмущением проговорил он,- вот обманщик! Меня не пустил соревноваться, а ведь я бы его в два счета!
С этой горькой мыслью он и отправился досыпать.
Их отряд уезжал последним. Значки «Турист СССР», так никто им и не выдал, но об этом никто даже не вспомнил. Ведь они увозили столько ярких воспоминаний и впечатлений. Девчонки давали свои адреса мальчикам и просили, что бы те обязательно им писали. Вовка с печалью оглядывал опустевший лагерь, пытаясь навсегда запомнить этот момент: море, горы и девочку, имя которой он так и не решился спросить.

[Andreeva]

№ 2

Заблудившиеся, или всего лишь умереть

Путники прошли ржаное поле и стали углубляться в лес. Тропка прикрылась листьями, молодая поросль цеплялась за отвороты одежды, лезла в карманы. Максим, светловолосый мальчуган лет одиннадцати, выломал прутик и отсекал с встречных кустов торчащие во все стороны листья. Девочка, идущая следом, увернулась от взлетевшего прута и чуть не уткнулась носом в клубок колючих кустов.
- Максимчик, прекрати! Ещё в глаз ткнёшь! Если не себе, то мне – точно.
Максим показал язык.
- Ты мне не мама, Ёлка.
- Я старше, - возразила девочка.
- Подумаешь, на год, - возразил Максим.
Дети приехали с родителями в деревню погостить у своей бабушки. И тайком, пока никто не видит, отправились осматривать лес, который виднелся невдалеке за полем.
Только здесь густой дух леса окончательно выбил из одежды запах машины и городских улиц.
- Эй, вы двое! – хрипло закричали за спиной. - Что вы тут делаете?
Дети вздрогнули, Максим втянул голову в плечи, как будто его застали за швырянием снежками в окна, но тут же расслабился, увидев спешащего к ним от деревни мальчишку.
- А, привет, Дик.
Дик – новый друг и единственный ровесник, встретившийся в деревне. Йола скривилась, глядя на заплатанную куртку и торчащие карманы, однако мальчуган оказался не по годам серьёзным.
Дик догнал их.
- Здесь нельзя гулять одним... и вообще гулять. Опасно.
Он был так уморительно серьёзен, что Йола не смогла сдержать улыбки.
- Это всего лишь сказки, - беспечно отмахнулся Максим. Сестра перевела насмешку на него.
- Кто бы кулером жужжал, Максимчик. У тебя коленки дрожали, когда бабушку слушал.
Дик вышагивал рядом, вертя на пальце брелок в виде перочинного ножика, и рассеянно вслушивался в спор. Ребята углубились в чащу, деревня скрылась за густой зеленью.
- Она говорила так страшно, подвывала, как в том фильме про мертвецов, - начал было оправдываться брат, но увидел, что улыбка Йолы стала шире и огрызнулся: - Ты сама, Ёлка, с открытым ртом сидела.
Йола собралась что-то возразить, но поймала встревоженный взгляд Дика, и повернулась к брату спиной.
- Так все эти сказки, правда?
Мальчишка пожал плечами.
- Может и нет. Я сам здесь часто гуляю. Но мама говорит, мы здесь все свои. А вот чужих лес не любит. Десять лет назад сюда браконьеры приезжали.
- Зверей стрелять – это подло, - дёрнула щекой Йола.
- Только никого они не убили, - сказал Дик. – На следующий же день умотали обратно. В мокрых штанах. Деревня потом неделю воняла.
Йола состроила гримаску, Максим захихикал, Дик помахал сложенным ножиком.
- А у одного вообще крыша поехала. Его так здесь и бросили, до сих пор где-то шатается.
Смех оборвался. Йола и Максим переглянулись. Девочка вспомнила пыльную дорогу на пути к деревне, линялую кочковатую ленту где-то между шумной автострадой и безмятежной сельской глубинкой. Родители пошли на разведку, дети в пикапе остались один на один с жарой и полупустой бутылкой минералки. Внезапно Йола вскрикнула. Максим подавился насмешкой, во все глаза уставившись на нечто, отдалённо напоминающее человеческое лицо: на щеке прижатой к стеклу выделялись синюшные вены, зрачки в блеклых глазах плавали свободно, как листья в грязной осенней луже. Потом это исчезло и появилось со стороны Максима, зашлёпало по стеклу ладонями, губы что-то шептали бессвязно и жутко.
Когда вернулись мама с папой, нечто уже скрылось в паутине лесных тропинок, а дети всё ещё старались унять предательски стучащие зубы.
- А кого они там встретили эти браконьеры? – спросил с любопытством Максим. – Медведя что ли?
Дик снисходительно на него глянул и прокашлялся.
- Ну да, белого. Прямиком с северного полюса. Вам что, не рассказывали?
Йола выпятила губу.
- Ну,… бабушка говорила, что лес проклят и что сюда ни ногой. Но она такая древняя, не знает даже, что такое компьютер! А что за проклятие?
Дик поколебался, потом махнул рукой.
- Да, чепуха. Я сам в него не верю. Говорят, здесь нельзя засыпать.
- А то что? – с напряжением в голосе спросил Максим.
Сестра хихикнула, хотя самой стало жутковато. Слова затронули в сердцах какие-то струны, листва зашуршала под ногами резче.
- А то вылезет какая-нибудь тварь из этих твоих комиксов, и…
Максим сказал насуплено:
- При чём здесь комиксы? Ты бы лучше эти свои японские мультики вспомнила. Я их, во всяком случае, не смотрю.
Сестра тут же надулась.
- Мне кажется, нам пора возвращаться, - сказал Дик, тревожный голос оборвал спор, словно удар топора по натянутой верёвке. Дети беспокойно огляделись.
Лес вокруг стал совсем диким, тропа расплелась, как коса, на многочисленные тропки. Ветки уже не ласково касались, а цеплялись за одежду, с корнем рвали волосы. Солнце показывалось сквозь просветы крон всё реже. Все чаще попадались под ноги кочки и замшелые пни.
- Мы и так уже забрели слишком далеко.
Он зашагал обратно. Йола заметила:
- Тебе не кажется, что мы пришли с той стороны? Я по солнцу смотрела.
- Глупая Ёлка, солнце же тоже движется, - сказал Максим просто, чтобы что-то возразить.
Очень скоро они поняли, что заблудились. Вначале безуспешно попытались найти тропу, потом пошли в направлении, указанном Йолой, но бросили это занятие, когда на пути встали непролазные заросли ежевики. Дик даже влез на дерево, но взгляд убегал по пористому зелёному ковру до горизонта, и было не определить, в каком из просветов притаилась их деревенька. Когда просветы между кронами заполнились чернотой, а Максим стал всхлипывать, Йола уселась прямо на землю и заявила:
- Никуда я больше не пойду. Давайте отдохнём хотя бы немного.
Максим плюхнулся рядом, запахнулся в куртку – от земли потянуло холодом. Дик выудил из кармана сигарету, под неодобрительным взглядом Йолы закурил. Он больше походил на затравленного волчонка – по ту сторону глаз плещется страх, а кулаки беспрестанно сжимаются и разжимаются. Максим верно истолковал причину страха.
- А что будет, если здесь уснёшь?
Дик вздрогнул, дёрнул щекой, взгляд стал осмысленным.
- Ничего. Просто старые сказки. Помогите мне собрать для костра ветки.
Однако Йола заметила, что движения Дика стали порывистыми, а зажечь спичку ему удалось только с пятой попытки.
Через десять минут мир сжался до треска костра, густого тепла и жёсткой подстилки из сухих листьев, щепок и репьёв. Йола уснула сразу. Максим, убаюканный ночным стрекотом цикад и треском горящих веток, видел, как в широко распахнутых глазах Дика играет пламя костра, как смялась под напряжёнными пальцами сигарета.
Равнодушный утренний свет заставил разлепить веки. Подкралась сырость, защипало под рёбрами. Максим приподнялся, с одежды на холодную золу – костёр потух уже давно - скатились капельки росы. Зола и угли выглядели старыми и были совсем холодными на ощупь, как будто костёр здесь горел около недели назад.
В стороне раздался крик Йолы:
- С ума сойти! Меня хоть выжимай!
- Зато теперь ты и правда на ёлку похожа, - съязвил Максим, отряхивая штаны.
Дик протирал глаза и озабоченно озирался. Максим спросил:
- С нами ничего не случилось?
- Ни фига себе не случилось! Вот простужусь в самом начале каникул…
- Считайте, что повезло, - Дик заметно успокоился. – Осталось только найти обратную дорогу.
- Мама с папой волнуются, - задумчиво сказал Максим. - Всю деревню, наверное, на ноги подняли, они это умеют. Нас сейчас все ищут…
Дик покачал головой.
- Все наши до колик в животе боятся заходить вглубь леса.
- Значит, выберемся сами, - уверенно сказала Йола. – Прикинемся зомбями, и... и покажем им, что значит верить старым сказкам!
Вокруг всё застыло, не колыхнулся ни один листок, ни одна травинка. Утро залило лес холодным светом, будто над землёй повесили огромную электрическую лампу. Стрелы света пробивались сквозь полог листвы, дробили лес на лоскуты. Словно пока ребята спали, сменили декорации и один лес заменили другим – фарфоровым.
Тишина. Птицы здесь, наверное, имеют обыкновение спать до полудня.
Дик вспомнил направление, они двинулись гуськом, перебегая по мокрой земле с одного светлого пятна на другое. По сторонам из переплетений таинственных растений и паутины смотрел мрак. Ликующий крик Йолы заставил вздрогнуть.
- Смотрите, следы шин!
В сыроватую землю врезался рельефный след, по сторонам примялась трава, виднелась расплющенная шляпка гриба.
- Повышенной проходимости, - со знанием дела заметил брат.
- Недавно только проехали, - радостно сказала Йола.
- Куда проехали? – уныло спросил Дик.
Йола проследила взглядом и остолбенела. След заворачивал влево, где ощетинились иглами нетронутые кусты.
- Да он один! – добавил Максим, – кто-то проехал на одном колесе, как в цирке?..
- Скорее, прополз, - ещё более убитым голосом сказал Дик. – Я, правда, таких больших змей не встречал…
- Ну, уж нет!
Йола решительно вломилась в заросли. Курточка затрещала под колючками, на голом запястье появилась алая полоса, но девочка с упрямым видом исчезла в зарослях.
- Йола, погоди, - сказал Максим. Но с места не сдвинулся.
Шорох затих. Мальчишки переглянулись, собрались, уже было окрикнуть, как закачались кусты, и выскочила покрышка, подняв тучи брызг. За ней гордо прошествовала девочка, отряхивая испачканные землёй руки.
- Ну, что я вам говорила?
- А где машина? – наивно поинтересовался Максим.
- Значит, катили без машины, - беспечно сказала сестра. - Кто-то баловался. Ну, всё, идёмте домой, я уже есть хочу.
- Это не так просто, - хрипло сказал в стороне Дик. – Мы всё-таки попались.
Он смотрит наверх, где, сквозь жидкое, почти молочного цвета небо, как цветные рыбки сквозь мутную воду, проглядывает два солнца.
- Где это мы? – услышала Йола свой шёпот. В тишине он прозвучал оглушительно.
Дик заговорил, не отрывая взгляда от неба.
- Говорят, в этом лесу нельзя спать, иначе попадёшь в другое место. Все говорят – страшное, хотя мало кто там был, и ещё меньше возвращались обратно.
- Отсюда можно как-нибудь выбраться? – в голосе Максима слышались едва сдерживаемые слёзы.
Дик опустил взгляд.
- Это как… вроде продолжения сна, что ли. Все попадают в одно место - в голову тому, кто уснул первым. Или к нему в сон, не знаю, как правильнее. И выбраться оттуда можно только одним способом – убить его. Тогда снова очнёмся в нормальном мире.
- А как же тот, кто умрёт? - напряжённо спросил Максим.
- Никак, - пожал плечами Дик. – Он тоже… ну как это? Оживает. Это же вроде как сон. Я, правда, во сне ни разу не умирал, не знаю.
Слова застыли в паутине между стволами. Повисла гнетущая тишина,
- А кто из нас первым уснул? - озвучил повисший в воздухе вопрос Максим.
- Я – только через три часа после вас, - сказал Дик, - держался до последнего, как на войне.
Брат с сестрой уставились друг на друга.
- Наверное, я, - голос Максима прозвучал сдавленно, как будто на шее сомкнулись невидимые руки.
Йола через силу улыбнулась.
- Спасибо, Максимчик, но нет. У меня прямо глаза слипались.
Девочка повернулась к лесу, её взгляд скользил по ровным стволам, словно водомерка по воде. Деревья вытянулись в струнку, будто гвардия перед госпожой, словно в ожидании.
Максим сказал в гулкой тишине:
- Мы найдём другой способ. Он ведь должен быть, правда, Дик? Дойдём до края леса… пусть это будет даже край мира.
Они просто двинулись в неизвестность, без направления - когда изнутри грызёт цель, усидеть на месте просто невозможно.
Максим ойкнул, нога утонула в широком отпечатке, наполовину заполненном водой. Повсюду были следы ног, иногда еле заметные, иногда чётко вбитые в почву.
- Это не мой сон, - сказала Йола, – точнее, не только мой. Здесь раньше… было много людей?
- Наверное, - скупо сказал Дик. – Мать и бабка много рассказывали, только я думал, это сказки. Браконьеры, до них вроде цыганский табор по окрестностям шатался… не знаю, были ли они в лесу. А в войну здесь партизаны укрывались. Говорят, они знали здешний секрет и заманивали в лес немцев. Мой отец, когда мальчишкой был, даже автомат нашёл. Ещё раньше… уж не знаю. Но много здесь народу побывало – факт. Вполне могли так натоптать.
- Но сейчас – никого, - задумчиво сказала Йола. – Либо поумирали, либо ушли, как те браконьеры.
Дик при этих словах со звериным упорством ломанулся вперёд, только затрещали кусты. Максим помедлил.
- Идём, Ёлка. До края леса ещё идти и идти.
Силы говорить остались только у Максима, он вдохновенно вещал, вызывая у сестры слабую улыбку.
- Даже если не найдём край леса, здесь можно жить! Жить как в книжке, дикарями, построить сначала шалаши, а потом большой дом… готовить еду на костре, удить рыбу….
Прошло около трех часов. Были забыты голод и усталость. И было уже непонятно, что трещит - не то ветки снаружи, не то нити, удерживающие разум от падения во тьму.
- Что это?
Максим остановился возле зарослей, среди блестящей, как велосипедные спицы, травы была заметна одна особенно прямая. Он схватился за антенну, на пальцах остались следы ржавчины. Мальчик взвесил в руках старый приёмник. Повернул ручку громкости и дети затаили дыхание.
Максим нервно хихикнул, глядя на застывшую с напряжённым лицом сестру.
- А ты что ожидала? Что он заговорит?
- Да ну тебя!
Йола выхватила у брата приёмник, собралась уже зашвырнуть в кусты, но радио вдруг ожило. Там что-то тихо-тихо говорили, неразборчиво, но явственно. Голос пробирал до костей, ощущение такое, как будто ребята поймали волну с того света. Хотя, “тот свет” может быть был как раз здесь.
- Ты что-нибудь понимаешь? – напряжённо спросил брат. Йола покачала головой. Всё, что она понимала сейчас, это то, что радио заговорило именно у неё в руках.
Девочка дрожащими руками положила приёмник на дорогу. Голоса в пластмассовой коробке тут же умерли.
Наверное, они уже начали сходить с ума. Вокруг никого живого, но вдалеке иногда мелькали призрачные силуэты, похожие на мотыльков, летающих у фонаря. Они скользили сквозь деревья, все разные и какие-то пугающе-неестественные. Сколько не вглядываясь, дети так и не смогли понять, то ли это обитатели этого мира, то ли петляющий в лучах света туман.
Всё чаще попадались следы деятельности людей. Поляна, полная пеньков со свежей смолой, старый, прогнивший шалаш. Под ногами звякнул медный котелок, неподалёку нашлась ложка, такая тяжёлая, что могла бы сойти за лом.
Дик заметил странный солнечный зайчик довольно высоко на дереве. Слазил, вернулся с пыхтением. В руках его блестел старый компас. Девочка попросила выбросить находку – единственная стрелка неизменно указывала на неё.
- Там дом! – крикнул внезапно Дик.
Деревья раздвинулись, давая разлиться свету. Даже не дом, а его руины блестели рыжеватыми кирпичами; некоторые раскрошились, другие ощетинились острыми, как когти хищников, сколами. По стене карабкался мох, окна и двери зияли провалами. Лучи солнца, попадая в них, замирали, испуганно глядя в темноту. Крыши не было, над стенами сплели руки деревья, ветки беззастенчиво лезли внутрь и торчали из окон.
На крыльце ребята увидели кострище, как две капли воды похожее на их. Рядом валялись ружья, моток верёвки, и хищные зубастые капканы.
- Здесь никто не живёт, - сказал безразлично Максим, – пошли дальше…
- Нет! – резко сказал Дик.
В дверном проёме возникла тень. Свет упал косо, и Йола вскрикнула. Максим открыл рот, но не смог выдавить ни звука. Появившийся человек сильно клонился на бок, словно знак вопроса. Удивительно, как он вообще мог ходить - живот разворочен, края раны чёрные и гнилостные, лицо застыло в гримасе ужаса и боли.
Максим и Йола одновременно пискнули. В памяти всплыл душный салон машины, пыльная обочина, тёплая бутылка минералки и заросший волосами безумец, грязные отпечатки на боковом стекле. То же лицо….
Под болотными сапогами хрустнуло ружье, посыпался сор со ступеней. Руки человека потянулись к детям.
Не сговариваясь, они побежали. Захлестали по лицу ветки, из-под ног брызнула грязь. Дети ныряли то во тьму, то в свет, как будто бежали по шахматному полю; оборачиваясь, они видели смазанный светом или укрытый тенью горбатый силуэт.
Вечность спустя они остановились, чуть не повалившись друг на друга. Дик согнулся в кашле, Йола схватилась за его руку. Макс уцепился за ближнее дерево, как будто собрался при первых признаках опасности за него спрятаться, и тихонько всхлипывал.
- В-вроде убежали, - выдавил Дик сквозь кашель.
- Зачем ты его сюда притащила? – выкрикнул с истерическими нотками Максим.
- Это не я, - девочку всё ещё колотила дрожь, но она нашла силы обидеться. – Я и сама испугалась!
Дик высвободил руку. Поднял с земли ветку, взгляд не отрывается от зарослей, где зашевелились вдруг листья. Максим вздрогнул и зарыдал.
- Я хочу домой!.. Верни меня к маме, слышишь, Ёлка!
- Как, Максимчик?! Я же не супермен из этих твоих комиксов…
Разгорающийся спор затушил Дик.
- Есть только один способ вернуться. Я же говорил.
Йола ойкнула и замолчала, большими глазами глядя на него. Максим с издевкой сказал, вытирая глаза:
- Может, твоим ножиком?
Дик задумчиво смотрел на Йолу и то ли в шутку, то ли всерьез сказал.
- Ножом нельзя, им же и убить можно… в смысле, кровь будет. Помнишь, мы обрыв проходили?.. Можно столкнуть. Там водопад и быстро затянет на дно.
- Она плавать умеет….
Йола потерянно озиралась, взгляд перебегал с одного мальчика на другого. Говорили они так, будто её уже нет, даже не спрашивали – пойдёт ли она, страшно сказать, на… на это. А они всё говорят, с каждой секундой взгляды их становились всё равнодушнее, а голоса дрожали всё меньше.
Йола воскликнула со слезами в голосе:
- Вы ещё этому меня отдайте!
- А что! – воодушевлённо воскликнул Максим. И замолчал, испуганно глядя на Дика. Тот сглотнул, бледность пробилась даже сквозь броню хладнокровия. Одновременно пристыжено они посмотрели на Йолу. Девочка спросила:
- Что он тут делает? Да ещё в таком виде! Мы с братом видели его нормальным.
- Как же, нормальным, - буркнул Максим. – Псих!
Дик облизнул губы.
- Н-не знаю. Хотя… он ведь уже был здесь.
Максим спросил сиплым голосом:
- С теми охотниками, ведь верно?
Дик кивнул, не поднимая глаз. Йола попятилась, пока в спину не упёрся ствол дерева. Голос зазвучал на высокой ноте:
- Вы видели его грудь? Они застрелили его, чтобы выбраться из леса. Ужасно, бедняга этого не перенёс и сошёл с ума…. И вы… вы хотите сделать со мной то же самое?
- Ёлка, - Максим поднялся, отряхнул штаны от хвои и протянул сестре руку, - мы найдём другой способ вернуться. Так ведь, Дик?
Дик не ответил, стало вдруг слышно, как колотились его зубы. Секунда – и брат с сестрой увидели то, что увидел он. Сквозь деревья, кусты, выходили со всех сторон фигуры – человеческие, но это облегчения не приносило. Ребята были в ужасе - они не могут быть настоящими, не могут ходить с такими ранами и уродствами…
Фигуры подступали в абсолютной тишине, под ногами не прогибалась трава, не хрустели листья.
- Посмотри на их глаза! – услышала Йола.
Глаза – единственное живое в этих тенях. Они перебегали с одного ребенка на другого, во взгляде читались эмоции, невысказанные слова, даже скорбь. В глазах неведомо как держался разум, словно вода в разбитой чашке.
Призраки остановились, разом, как по команде, плотным кольцом вокруг детей. Впереди тот охотник. Сейчас, в компании себе подобных он уже не кажется таким впечатляющим. Глаза такие же живые, а не подёрнутые плёнкой безумия, как у того, кого они видели из машины.
- Кто вы такие? - выдавила Йола.
В ответ молчание. Сомкнутые рты и живые взгляды.
- Кто это? – тихо спросил Максим.
- Хозяева леса, - хрипло ответил Дик. - Они все умерли… за то, чтобы другие выбрались отсюда.
- Не просто умерли, - сказала Йола. В горле встал комок и она сглотнула. - Посмотрите на эти раны! Их убили свои же товарищи.
- Что они от нас хотят?
- Ждут, - одними губами сказала Йола, - ждут прибавления в своих рядах.
Из ловушки было очень легко выбраться. Вонзить ножик, который валялся у ног Дика, в грудь хозяйки сна, и всё исчезнет, мальчики снова окажутся дома. Вот только Йолы с ними не будет. Будет пустота, тело без разума.
Дик и брат это понимали. Как и понимали, что другого шанса вернуться домой у них, возможно, нет. Плечи ребят сдвинулись, закрывая девочку от оживших кошмаров. Дик отшвырнул ногой нож в сторону.
Охотник шагнул к ним, качнулся и протянул ладонь.
- Ёлка… - тревожно сказал Максим.
Девочка раздвинула их, без страха шагнула навстречу охотнику, к протянутой руке. Каждый из этих призраков уже познал цену человеческой жизни, шагнул за черту, которую нельзя переступать, каждый был дверью в другой, нормальный мир. Только вот открывалась эта дверь не каждому…
И тут вдруг Йолу осенило.
- Они меня не тронут! Я же тоже вроде как хозяйка леса… – Она повернулась к Максиму и Дику с улыбкой на губах, - хотя и несостоявшаяся. Спасибо вам за это.
Руки соприкоснулись – и мир упал, завертелся где-то внизу, утонул во тьме опущенных век, в полумраке раннего утра и затхлого запаха леса. Сквозь треск догорающего костра зевнул Дик, что-то буркнул под нос Максим. Йола знала - им сегодня снился один и тот же сон.

[Andreeva]

№ 3

Унесённые временем
(Отрывок из фантастической повести для подростков)


О своём отце Санька знала мало. Вернее, не знала о нём почти ничего, потому что отец оставил их, когда Санька была ещё совсем маленькой и ничегошеньки ещё не понимала. А потом, когда немного подросла, она просто усвоила, что отца у неё нет…
Куда он девался, этого Санька не знала, и никто не мог ей об этом ничего рассказать. Со слов матери, отец просто исчез однажды вечером: вышел из дома и не вернулся. Приезжали из милиции, всё тщательно осмотрели, записали свидетельства очевидцев (Санькиной мамы, а также всех соседей, видевших отца в тот последний день), даже завели уголовное дело по факту исчезновения человека… впрочем, дальше этого дело так и не сдвинулось. Отец исчез бесследно, и лишь немногие из соседей продолжали считать, что дело тут нечисто. Большинство (и подавляющее даже большинство) из них полагало, что отец Санькин просто сбежал из дома. А то, что он не взял с собой ничего из вещей (даже куртки)… так он всегда был странным и даже немножко чокнутым (это буквальные слова Санькиной соседки, тёти Клавы).
Тётя Клава была близкой подругой Санькиной мамы, а ещё матерью Ивана – одноклассника Саньки и единственного настоящего её друга. Впрочем, о самом Иване чуть ниже…
Ещё тётя Клава отличалась повышенной разговорчивостью (в отличие от матери Саньки, которая, наоборот, говорила мало и только по существу) и Санька, будучи в гостях у Ивана (что случалось довольно часто), всегда получала исчерпывающую информацию о последних деревенских событиях. Поэтому почти всё, что знала Санька о своём отце, она тоже почерпнула из многочисленных рассказов тёти Клавы.
По словам тёти Клавы, отец Саньки не только странно исчез из их деревни. Появился он в ней тоже довольно необычно…
В то далёкое (по Санькиным понятиям) время её мама и тётя Клава снимали комнату у одной почтенной старушки, так как являлись молодыми специалистами и приехали в эту деревню по распределению (мама – фельдшером, тётя Клава – учительницей начальных классов). Домик старушки (в настоящее время пустой и даже наглухо заколоченный) находился на самой окраине деревни, сразу же за ним начинался лес, который подруги довольно часто посещали. Ходили они туда по грибы, по ягоды, а чаще - просто гулять… и вот во время одной из таких «просто прогулок» они и встретили в лесу Санькиного отца (впрочем, в то время он ещё таковым не являлся).
Лесок за деревней был не то, чтобы небольшим… но и огромным его назвать просто язык не поворачивался. Но, по словам тёти Клавы, выглядел будущий Санькин отец так, будто целую неделю по этому самому леску без единой передышки блуждал: худой, исцарапанный, да ещё и босиком в придачу…
Надо отдать должное девушкам: они не испугались. Вернее, испугались, но не очень. Может потому, что вдвоём были, а скорее, потому, что очень уж жалко парень выглядел и на маньяка либо иного злостного правонарушителя - ну никак не тянул! Впрочем, странностей у него и без этого хватало…
Взять, хотя бы, речь незнакомца...
Говорил он как-то чудно, смешно коверкая при этом словесные окончания, и тёте Клаве с Санькиной мамой долго пришлось выслушивать сбивчивую неудобоваримую исповедь странного найдёныша, прежде чем они уразумели, что парень этот решительно не знает, где в данный момент находится и как, вообще, тут очутился…
Дальше – больше! Приведя молодого человека к себе домой и угостив его горячим чаем с бутербродами (по словам тёти Клавы, уплетал он их так, что аж за ушами трещало), девушки решили всё же чуть ближе познакомиться со своим незваным гостем. Ну, хотя бы узнать его имя…
И тут выяснилось, что их гость даже этого не помнит. Ни имени, ни фамилии, ни то, откуда он родом… ничего, в общем…
Впрочем, тётя Клава (если верить её собственным словам) уже тогда заподозрила, что парень просто темнит, не желая особо о себе распространяться. Может, скрывается от кого…
Как бы то ни было, ничего подруги так и не выяснили, а посему махнули рукой на все расспросы и решили отложить их до утра. Утро, как говорится, вечера мудренее, а на дворе и в самом деле уже здорово стемнело. Так что, хотелось им того или не хотелось, а странного этого незнакомца решено было оставить на ночь, хоть класть его оказалось решительно некуда. В комнатушке имелась лишь одна узенькая кровать (на ней спала Санькина мама) и старый скрипучий диван (на котором, естественно, всегда укладывалась спать тётя Клава).
Но, пока девушки, выйдя на крыльцо, тихонечко обсуждали эту неожиданно возникшую проблему, незнакомец, опередив их, сам её решил, спокойненько уснув на диване. Да так крепко, что разбудить его не смогла даже возмущённая таким невероятным нахальством тётя Клава.
И тогда подруги решили просто оставить всё как есть. Тётя Клава улеглась на полу, подстелив под себя всё, что только нашлось, из верхней одежды, мама, естественно, легла на кровать… впрочем, поспать им в эту ночь пришлось всего ничего, пару часов, не больше…
Потом их разбудили стоны странного этого незнакомца. А когда Санькина мама, подойдя к дивану, положила ладонь на его лоб, сразу стало ясно, что их гость серьёзно болен. И не просто серьёзно, а, кажется, опасно для жизни…
Санькина мама, как человек сведущий в медицине, тотчас же принялась за лечение. И, надо отдать ей должное, сделала всё, что могла. Так что, когда вызванная по телефону «скорая» увезла незнакомца, ему уже ничего серьёзного не угрожало.
В районной больнице этот странный парень провёл три недели, и всё это время Санькина мама навещала его, хоть тётя Клава (опять же, по её собственным словам) всячески отговаривала подругу от этих компрометирующих поездок. И окончилось всё это тем, что мама однажды вернулась в деревню уже вместе с папой…
За время, проведённое в больнице, будущий Санькин отец так ничего о себе и не вспомнил. И даже представители милиции, посещавшие его там несколько раз, ничем не смогли помочь… и, вообще, никто из районного начальства не знал, что им делать с таким неожиданным «найдёнышем». В больнице вечно держать человека не станешь, родственников тоже обнаружить не удалось, ни близких, ни дальних (хоть Санькиного папу, кажется, даже по телевизору несколько раз с этой целью показывали). И всё облегчённо вздохнули и были очень довольны, когда мама пожелала забрать его к себе…
Все, кроме тёти Клавы.
Кажется, именно тогда подруги впервые поссорились, и настолько серьёзно, что долго между собой не общались. Точнее, до самого папиного таинственного исчезновения…
Папа с мамой остались жить на квартире у старушки (которая, впрочем, вскоре уехала в город к дочери, предоставив в их полное распоряжение всё своё небольшое жилище). А тётя Клава, кипя от негодования, перебралась в дом на соседней улице, где неожиданно закрутила недолгий роман с Исаем, одним из заезжих шабашников. В результате сего недолгого романа на свет появился Иван. А ещё через год у мамы с папой родилась Санька…
Папа, хоть так ничего и не вспомнил из своего прошлого, на удивление быстро смог освоиться в деревне. У него оказались золотые руки и, по словам сельчан, папа мог починить буквально всё, начиная со старого разбитого телевизора и заканчивая полуразвалившимся трактором или комбайном. Вот почему колхозное начальство папу ценило высоко, и все соседи им тоже очень дорожили. А если и перемывали часом косточки втихаря (за то, что не пьёт совершенно и денег за ремонт тоже никогда не берёт), то делали это безо всякой злости или зависти… как говорится, любя. Уж больно странно и непривычно выглядел Санькин папа в этой почти поголовно пьющей деревне.
Но с мамой папа жил дружно, и они, без всякого сомнения, очень друг друга любили. После того как, стараниями мамы, папе выправили новые документы, где его записали, как Николая Петровича Орлова (имя и отчество папе придумала мама, фамилию же просто записали мамину), мама с папой даже расписались. Так что, в отличие от Ивана, у которого только отчество было папино (Исаевич), а фамилия чисто мамина (настоящую фамилию своего летуна-шабашника тётя Клава так и не удосужилась или просто не успела узнать), у Саньки фамилия была, хоть и мамина, но всё же немного и папина. И Санька своей фамилией очень гордилась.
Они как-то даже поссорились с Иваном из-за этих самых фамилий. Вернее, едва не поссорились, потому что ссориться Иван не умел, а умел только драться. Но, разумеется, не с Санькой, а с деревенскими мальчишками…
Вот и тогда, выслушав восторженную оду Саньки по поводу красивой её фамилии, Иван тотчас же нахмурился и несколько обиженно буркнул, что его собственная фамилия, Болотин, ничуть не хуже! И что Санька, когда они оба вырастут и станут взрослыми, обязательно превратится в Александру Болотину. На что Санька, весело расхохотавшись, объявила, что никогда такого не случиться, потому как «болото - оно «болото» и есть …
Вот тогда-то они едва и не поссорились… впрочем, Санька быстренько опомнилась, догнала мрачно посапывающего Ивана и, милостиво чмокнув его в щёку, приказала не заводиться по пустякам. И Иван, весь просияв, тотчас же перестал дуться...
Иван дружил с Санькой с самого раннего детства. И в школу они пошли разом, хоть Иван был почти на год старше, и сидели всё время за одной партой, и домой всегда вместе возвращались. И, что самое удивительное, все принимали это, как должное, и никто никогда не дразнил их «женихом и невестой». Возможно потому, что их матери тоже были близкими подругами (после таинственного исчезновения Санькиного отца женщины вновь сблизились), в деревне Ивана и Саньку считали, чуть ли не братом и сестрой.
Сам Иван, впрочем, категорически не желал считать Саньку своей сестрой и всегда знал, что женится на ней, как только они войдут в соответствующий возраст. Впрочем, пока до этого было ещё слишком далеко, потому что учились и Санька, и сам Иван всего лишь в девятом классе местной средней школы…
Училась Санька хорошо, а вот Иван - не очень. Особенно не давались ему языки… математика, история и география тоже относились к числу не особо любимых Ванюшиных предметов. Чуть получше были дела с химией и биологией … и только по физике и информатике дела у Ивана обстояли более или менее благополучно. И, конечно же, самыми любимыми предметами Ивана были физкультура и особенно трудовое обучение, на котором он буквально чудеса творил…
Санька помогала другу в учёбе, как могла. Впрочем, чаще всего эта помощь заключалась в том лишь, что Иван старательно списывал у Саньки домашние задания, а во время контрольных или самостоятельных работ Санька, быстренько разобравшись со своим личным вариантом, чаще всего успевала ещё решить и задание, предназначенное для соседа. Вот почему средняя успеваемость Ивана всё же немного превышала его уровень знаний, хоть и оставалась одной из самых низких в классе…
Всё это очень огорчало Саньку, сам же Иван к невысоким своим отметкам относился с поистине философским спокойствием. На все упрёки Саньки он отвечал, что знания школьной программы для мужчины не так уж и важны, гораздо важнее для него знания житейские, а с этим у него как раз-то всё в полном порядке.
И действительно хозяин из Ивана в будущем должен был получиться образцовый. Являясь единственным «мужиком» на две их небольшие семьи, он с самого раннего возраста освоил почти самостоятельно всё то, что необходимо деревенскому жителю: в косьбе или пахоте не уступал уже взрослым мужчинам, мог довольно сносно плотничать и столярничать. И с механизмами разными тоже был, как говорится, на «ты»: сам смог собрать и даже возвратить к жизненному состоянию подаренный (а вернее, брошенный) соседом старый мотоцикл, и всё прошлое лето катал на нём Саньку по околицам. Иван и для Саньки решил смастерить (опять же почти из одного лишь металлического хлама) дамский велосипед, и даже приступил уже к этой уникальной операции. Но Санькина мама (без всякого злого умысла, ибо ничего не знала о его грандиозных планах) смогла немного опередить Ивана, привезя Саньке из райцентра новенький складной велосипед. Для Ивана это было тяжёлым ударом… впрочем, быстро от него оклемавшись, неугомонный механик тут же принялся переделывать несостоявшийся дамский велосипед в трёхколёсную коляску на педальной тяге…
Вообще, с возрастом Иван становился всё независимее и всё вспыльчивее, впрочем, к Саньке это никоим образом не относилось. Саньку Иван слушался всегда, никогда на неё даже голоса не повышал, и другим тоже не позволял этого делать…
А прошлым летом он даже подрался из-за Саньки с десятиклассником, здоровенным верзилой и отпетым местным хулиганом. Дело было вечером, возле клуба, где обычно тусовалась вся местная молодёжь. Этот десятиклассник неожиданно подставил Саньке ногу, когда она пробегала мимо, и Санька, не удержавшись, упала, до крови разбив при этом оба колена. И все, кто видел это, благоразумно промолчали… все, кроме Ивана, разумеется…
Он, вообще-то, само происшествия умудрился пропустить, ибо немного опоздал к месту тусовки, возясь в сарае со своим капризным мотоциклом. На этом трещащим и коптящим агрегате он и подрулил к клубу некоторое время спустя и обнаружил там Саньку, которая со слезами на глазах прикладывала к кровоточащему колену очередной лист подорожника. Выяснив причину её слёз, Иван, ни слова не говоря, слез с мотоцикла, подошёл к Санькиному обидчику (который был почти на голову выше его) и изо всей силы двинул его ногой в живот. Не ожидавший нападения десятиклассник болезненно охнул и сложился почти пополам, а Иван тут же добавил ему кулаком в ухо.
Впрочем, этим дело не кончилось, и началась уже обоюдная жестокая драка, в которой Ивану здорово досталось. Но его противнику досталось ещё больше… и, в конце концов, он позорно бежал, под свист и улюлюканье всех собравшихся. А Санька тогда подошла к Ивану и при всех обняла его и крепко поцеловала в окровавленные разбитые губы. И, что самое удивительное, никто из присутствующих подростков даже не засмеялся, завидев такое…

[GREEN]

№ 4

Самое главное

Антон был аспирантом исторического факультета и решил поехать в это лето в университетский лагерь на берегу моря и участвовать в раскопках недалеко от старинного Замка. Вот в один из тех выездов из лагеря в зону раскопок к Замку и произошла та встреча...
Сергей решил подняться на башню Замка с прибывшей из институтского лагеря группой по винтовой лестнице. Там наверху он и увидел эту девушку и удивился, что не встретил ее раньше. Подумалось: «Неужели спустилась с неба?» Видимо проглядел новенькую еще в лагере. Он назвал ее для себя Девушкой из Замка и забыл обо всем – и про экскурсию, и про вид на старинный городок. Она была красавицей. И улыбалась ему - их глаза встретились. Ее взгляд обладал какой-то гипнотической силой – его тянуло к ней как магнитом. Она говорила обычные на экскурсии слова «Какая прелесть! Какой красивый вид!», но звуки ее голоса завораживали Антона. При спуске из башни он потерял девушку из виду. Не было ее и в автобусе. Девушка словно «растаяла» еще в Замке.
В лагере Антон обошел все жилые домики, но так и не нашел Девушку из Замка. Он спрашивал о Девушке всех, кто ездил с ним на ту экскурсию из лагеря. Но люди не понимали его вопросов. Они считали, что не ездили с ним ни на какую экскурсию. Лагерь жил своей молодежной жизнью на побережье моря - не было никакой экскурсии. И никто не слышал о близлежащем старинном городке, где был бы Замок с башней. Тогда Антон решил, что тот Замок был воздушным, что он был возведен временно теми, кто в своих космических путешествиях сделал остановку на Земле. И пришельцы не дали возможность всем землянам обнаружить свое присутствие. Значит и Девушка улетела к своим, разрушив неземной старинный Замок, в котором ее застал Антон во время экскурсии, которой на самом деле не было. Может потому у Антона потом появилась мысль, что Девушка ему почудилась.
Он почти забыл ту встречу, но вот... Как-то в лагере были танцы. Антон вышел из здания на берег залива и увидел ее. Девушка подошла ближе и устремила свои большие карие глаза на него. Антон ощутил какую-то внутреннюю теплоту и радость. Находясь под влиянием ее взгляда, он думал: «Как она прекрасна и желанна!». Лана сказала Антону, что она из дальнего поселка прибрежной полосы. Молодежь из поселков в округе иногда приходила в их лагерь на танцы.
На вопросы «Что же Лана делает здесь? И где пропадала?» девушка отвечала: «Я изучаю твой мир. И тебя – ты интересен. Я была далеко – в другой системе...». Лана взмахнула рукой куда-то в сторону звездного неба. Антону было очень хорошо с ней, как-то не по-земному хорошо... Они встречались - она приходила и уходила. Это было всегда неожиданно и непонятно. Как бы испарялась в ночи. Или, наоборот, вдруг кристаллизовалась из воздуха. Ее биополе «захлестывало» Антона такой радостью, которую он не испытывал никогда до нее. Один раз Антон был поражен ее энергетическими возможностями. Когда они гуляли далеко от лагеря, и их окружили враждебно настроенные парни, то Лана сделала какой-то щелчок, и, словно от включенного тумблера невидимой защиты, на расстоянии трех метров возникла невидимая кольцевая стена, которую члены банды не могли преодолеть... Антон поверил, что Лана – из какого-то другого, более совершенного мира с особыми свойствами. Она сказала Антону, что ее красивая внешность – это лишь оболочка-скафандр для существования на Земле. Она должна будет изменить ее, когда энергетической емкости не будет хватать на поддержку девушки Ланы. «В своем мире мы можем управлять энергией. Но здесь у вас много неясного и вредного. Мы изучаем ваши факторы...», - говорила Лана Антону. А он не представлял, что Лана может перейти в кого-то еще. Он не думал о Лане как о биороботе, заряженном энергией с далекой планеты. Или он просто не хотел верить, что Лана – неземная, потому что он любил ее как человека Земли. Она же, словно улавливая его мысли, говорила: «Когда я в скафандре Ланы и рядом с тобой, то моей энергетической емкости достаточно, чтобы чувствовать все, что ты думаешь обо мне». Как-то он предположил, что у Ланы внутри «нейлоновое» сердце. Он верил, что «научит беспокоиться его». Это казалось самым главным.
А потом Лана сказала, что ей пора уходить совсем. Этого требовали законы ее мира. Но Антон уже думал, что не сможет жить без Ланы и готов был лететь с ней. «Ты не представляешь, что за жизнь там. С точки зрения землян – будет ли вообще это считаться жизнью? Там у тебя не будет оболочки-скафандра Антона. Его придется оставить здесь. Ты подумай...Я еще приду перед отлетом», - И она исчезла в ночи.
Антон вспоминал глаза Ланы, улыбку, голос, ее ласкающее биополе. Он уверял себя, что она – человек, такой же как он. Он хотел ее видеть таким человеком. Потому и готов был идти за ней в другой мир, не представляя, что там будет за жизнь без их земных оболочек. И думал: «Может есть все-таки способ остаться Лане здесь и стать человеком Земли? Может моя любовь могла бы помочь в этом?»
Засыпая, он часто твердил мысленно: «Я люблю тебя, Лана! Останься! Найди энергию, чтобы быть со мной на Земле, пусть с вредной атмосферой и слабой энергии. Мы найдем энергию, мы построим с тобой наш мир, мы сможем это сделать».
Шло время – Лана не проявлялась. Перебирая в памяти их встречи, Антон продолжал думать, что Лана все-таки была в его жизни наяву, а не во сне. И вот однажды, когда он наблюдал за звездами на ночном небе, ему показалось, что одна звезда подмигнула ему. И кто-то осторожно в тот момент тронул его за плечо и прошептал: «Здравствуй, это – я. Я остаюсь с тобой в твоем мире... Простой, земной и навсегда в этой оболочке. У меня больше не будет биополя и той энергии с моей планеты. Я отказалось от них ради тебя – чтобы быть с тобой. Ты заставил беспокоиться нейлоновое сердце. Он полюбило - по законам твоего мира. Это – самое главное».

[Andreeva]

№ 5

В гостях у пигмеев

Наташа не вернулась вовремя со Всеафриканского обезьяньего конгресса. Любава подождала два дня и начала беспокоиться. Её беспокойство разделял попугай Африка, который каждое утро будил девочку взволнованным басом: «Наташа пропала, Наташа пропала». С замиранием сердца и с попугаем на плече Любава обратилась к Маме. Но Мама писала очередную диссертацию и отмахнулась от дочери, как от мухи: «Не вмешивайся в обезьяньи дела. Наташа и раньше задерживалась в Конго. Не забывай, что она находится под защитой Великого Шимпанзе».
Не дослушав до конца, Африка полетел к Папе. Любава бросилась за ним следом. Запершись в кабинете, Папа готовился к шахматному турниру. Разговор происходил через замочную скважину. «Наташа пропала», - грустно
сообщил попугай. «Она до сих пор не вернулась с конгресса», - уточнила Любава. «А что говорит Мама?» - донеслось из замочной скважины.
«Мама говорит, что надо подождать и что Великий Шимпанзе не даст её в обиду». «Е2 – Е4, - отозвался Папа. - То есть я согласен, что надо подождать до августа».
Выслушав родителей, Любава немного успокоилась, но попугай категорически отказывался ждать до августа. «И что ты предлагаешь?» - поинтересовалась девочка. «Телефон», - лаконично ответил Африка. Любава хлопнула себя по лбу – и тут же набрала Наташин номер. Затаив дыхание, она приготовилась услышать родной голос, но…в мобильнике раздались резкие, короткие звуки, несомненно, принадлежавшие мужчине. «Эттто не Наташа», - выдавила из себя девочка – и испуганно воззрилась на попугая. «Великий Шимпанзе», - посоветовал интеллектуальный попугай. Любава пулей вылетела в прихожую и, схватив телефонную книгу, лихорадочно зашуршала страницами, отыскивая телефон Великого Шимпанзе.
Смску на французском языке Любава составляла вместе с Африкой. (Попугай был родом из Конго и французским владел не хуже русского).
В ожидании ответа Любава, неожиданно для самой себя, затянула «вояж, вояж…» Африка старательно подпевал, пытаясь подражать Жаку Брелю. Ответ из Конго не заставил себя долго ждать. В переводе на русский язык он содержал следующую информацию: «Конгресс закончился 15 июля. Наташа сразу же уехала. В каком направлении – неизвестно. Начинаем поиски». Спевшийся дуэт без промедления послал вторую смску: «Любава намерена отправиться в Конго на поиски сестры». Великий Шимпанзе: «Высылаю из Киншасы свой личный самолёт «Гольфстрим». В Посольстве Демократической Республики Конго необходимо получить визу. Приглашение будет оформлено завтра». Дуэт: «Виза будет получена незамедлительно».
Приняв на себя нереальное обязательство, Любава с приглашением в руках отправилась на Ленинский проспект. Первый секретарь Посольства встретила протеже Великого Шимпанзе с подчёркнутой любезностью. Когда же она узнала, что Любава является родной сестрой с а м о й Наташи, любезность переросла в искреннюю радость: «Мы рады приветствовать у себя сестру великой учёной. Мы наслышаны о роли вашей семьи в научном эксперименте по превращению обезьяны в человека. Наташа вносит неоценимый вклад в развитие конголезской науки. По её стопам идут другие шимпанзе, которые столь же успешно превращаются в людей. Какие заботы привели к нам выдающуюся сестру уважаемой Наташи?»
Сконфуженная девочка сбивчиво поделилась своим горем. Внимательно выслушав Любаву, Первый секретарь Посольства сначала расстроилась, потом помрачнела, ненадолго задумалась и, извинившись, вышла из кабинета. Вернулась она не одна, а в сопровождении финансового атташе, который не сводил с девочки восхищённых глаз. Протянув Любаве оформленную по всем статьям однократную визу, Первый секретарь напомнила о важности прививки от жёлтой лихорадки, а финансовый атташе пожелал новых научных открытий.
Прижимая к груди бесценную визу, вне себя от радости и смущения, Любава предстала перед своим пернатым сообщником: «Ты не поверишь, Африка, - в Посольстве сказали, что мы – выдающиеся и даже великие». «Африка – великий», - не моргнув глазом, поддакнул попугай. Пока он упивался собственным величием, Любава составила текст смски: «У меня виза на один месяц. Сообщите дату и время прилёта».
На сборы и на вакцинацию у отважной путешественницы были целые сутки. Ей очень помог Африка, как только вышел из состояния эйфории. Уроженец Конго сохранил о стране яркие впечатления. Он поделился с девочкой тёплыми воспоминаниями о богатой флоре и фауне, похвастался киншаским ботаническим садом и зоопарком. Вместе с тем он предостерёг Любаву от встреч с бандитами, ядовитыми змеями и пауками. Попугай так натурально изображал перестрелку, что поднял с постели перепуганных насмерть родителей. «Вы что тут устроили?» - всплеснула руками заспанная Мама.
«А где оружие?» - заглянул под диван взъерошенный Папа. «Ничего особенного мы не устроили, и оружия у нас нет, - принялась объяснять Любава. – Просто я собираюсь…» «Конспирация», - свистящим шёпотом напомнил попугай. «Куда это ты собираешься?» - насторожилась Мама. «Смотреть боевик», - ровным голосом ответила Любава. «А при чём тут Африка?» - не понял Папа. «З – з – з, та – та – та – та – та…Реклама», - красноречиво пояснил попугай.
Пожурив для порядка неразумных детей, родители отправились спать, а заговорщики в кромешной тьме детской комнаты взялись за составление плана действий.
Первым пунктом плана значилась поездка в аэропорт «Домодедово». Как только Любава покинула аэроэкспресс, к ней приблизился смуглый иностранец, похожий на…Наташу. «Меня зовут Патрис, - улыбнулся красавец белозубой улыбкой. – А вы – Любава, сестра Наташи?» «Здравствуйте, Патрис, - энергично отозвалась заинтригованная девочка. – Великий Шимпанзе сообщил о вас в смске». «Не будем терять драгоценное время, - деловито произнёс конголезец. – Чем раньше мы примемся за поиски Наташи, тем скорее её отыщем. Пошли на взлётно – посадочную полосу. «Гольфстрим» на месте». «А как же таможенный контроль?» - недоуменно спросила Любава. «Всё уже улажено. Там есть наши люди». «А…» «Там тоже есть наши люди. Поговорим лучше в самолёте. Время не терпит».
С этими словами юноша взял девочку за руку и повёл к самолёту. Пока «Гольфстрим» набирал высоту, Любава с удовольствием устраивалась на комфортабельном диванчике. Извинившись за предстартовую бесцеремонность, Патрис усиленно потчевал девочку конголезскими вкусностями. Напившись ароматного кофе и закусив его арахисом, Любава решилась задать первый вопрос: «Скажите, Патрис, а куда мы летим?»
«К Великому Шимпанзе, разумеется», - благожелательно ответил конголезец.
«Я понимаю. А куда именно?» «Сначала – в аэропорт «Нджили», потом – в «Рай для бонобо». «Настоящий рай?» - изумилась девочка. «Для обезьян – да, - белозубо улыбнулся Патрис. – Бонобо – это карликовые шимпанзе. А «Рай для бонобо» - их заповедник. Именно там проходят обезьяньи конгрессы. Там нас ждёт Великий Шимпанзе». «Значит, Великий Шимпанзе – бонобо?»
«Нет, не значит. Он относится к другому виду – обыкновенных шимпанзе».
«Так он живёт вместе с бонобо?» - Любаве очень хотелось докопаться до истины. Казалось, Патрис читал её мысли: «Жизнь Великого Шимпанзе окутана тайной. Одно могу сказать наверняка: он не живёт в заповеднике рядом с бонобо». «Вы можете мне сказать, почему его так уважают?» - нерешительно поинтересовалась девочка. «Конечно. Это знают все конголезцы. Великий Шимпанзе – очень умный, образованный, сильный и справедливый. Он – самый авторитетный среди всех обезьян». Любава надолго задумалась, а потом спросила: «Патрис, скажите, пожалуйста, кто такие «наши люди», которых так много в «Домодедово»?» «Охотно. Они – такие же, как мы с Наташей, превратившиеся из шимпанзе в людей. Наших немало не только в «Домодедово», но в самых разных местах. В настоящее время мы с Наташей занимаемся организацией общества бывших шимпанзе». Любава смотрела на Патриса во все глаза. Она искала в его облике знакомые черты – и без труда их находила. «А чем вы занимаетесь на Всеафриканском обезьяньем конгрессе?»
Неожиданно юноша закрыл глаза и заплакал, как настоящий шимпанзе, - без слёз и с громкими криками. Взяв себя в руки, он тихо произнёс: «Этого я не знаю. Меня туда не приглашают. Спросите у Великого Шимпанзе или у Наташи…когда разыщется», - по – человечески всхлипнул Патрис.
Однако Любаве не пришлось расспрашивать Великого Шимпанзе – он оказался словоохотливым и откровенным с родной сестрой с а м о й Наташи: «Каждый конгресс посвящён определённой теме. Сначала мы её обсуждаем и, если находим нужным, впоследствии внедряем в жизнь. Например, один из конгрессов был посвящён лингвистической теме. Она заинтересовала обезьян – результат перед вами. Я лично теперь свободно разговариваю не только на французском, но также на суахили и на русском языках. Многие обезьяны как в Конго, так и в других странах стали гораздо грамотнее, освоили иностранные языки и язык глухонемых. А благодаря III – му Всеафриканскому конгрессу было поставлено на научную основу превращение обезьян в людей. Без сомнения, мы бы не добились таких успехов, если бы не подвижническая деятельность многоуважаемой Наташи. По её инициативе последний, шестой конгресс был посвящён теме бедности. К сожалению, наша страна – одна из беднейших в мире. Порой обезьянам здесь живётся лучше, чем людям. ООН немало делает для сохранения природных богатств Конго. Но ведь человек – тоже природное богатство. Мы избрали комиссию для подробного изучения нужд конголезцев. Эта информация ляжет в основу обращения в ООН».
Ловя каждое слово Великого Шимпанзе, Любава из вежливости отводила в сторону свой любопытный взгляд. Однако он никак не хотел сосредоточиваться на постороннем предмете и всё время возвращался к уникальному существу. Трудно было определить на глаз возраст примата: мешали борода и бакенбарды. Но выразительные, человечьи глаза блестели молодо и задорно. Около Великого Шимпанзе стоял карликовый, который буквально смотрел в рот примату, готовый выполнить любое его желание. Впрочем, бонобо абсолютно не был похож на карлика, разве что потоньше и поуже обычного шимпанзе. Время от времени он испускал негромкие короткие звуки, на которые примат реагировал мимикой своего подвижного лица. После одного из таких звуков Великий Шимпанзе изменил тему разговора. Раздвинув губы и обнажив дёсны в обезьяньей улыбке, радушный хозяин призвал дорогую гостью отведать обезьяньего угощения. Любава уже давно положила глаз на красивый резной стол, полный экзотических яств: плоды, орехи, птичьи яйца, клубни, семена и даже…шашлык из леопарда. Проголодавшаяся девочка не стала ждать повторного приглашения. Глядя на слоновий аппетит, овладевший гостьей, хозяин последовал её примеру и вооружился вилкой и ножом. Утолив голод растительной и животной пищей и запив её соком манго, Великий Шимпанзе и Любава продолжили разговор.
«Я уже собрал команду по розыску Наташи, - сообщил великий примат. – В данный момент члены команды обмениваются версиями. У вас есть своя версия исчезновения Наташи?» «Нет, версии у меня нет…- замялась Любава. - Есть предположение, что Наташу похитил какой – то конголезец». «Почему вы так думаете?» - нахмурился Великий Шимпанзе. «Потому что я позвонила сестре, а мне ответил незнакомый мужской голос на каком – то африканском языке». «Позвонили Наташе…- задумчиво произнёс Великий Шимпанзе. -
Просто позвонили. Как это мы сами не догадались? Немедленно пригласить ко мне Главного Лингвиста».
Тотчас бонобо, с лёгкостью сохраняя вертикальное положение, бросился вон из хижины исполнять приказ. Не прошло и получаса, как в просторную хижину ступил, опираясь на костяшки пальцев, великолепный Главный Лингвист. Когда горилла распрямилась во весь рост, Любава замерла от восхищения. Перед ней стоял рослый красавец, такой же мускулистый и широкоплечий, как её Папа, и смотрел на неё ласковыми папиными глазами.
Великий Шимпанзе вкратце объяснил ему ситуацию и протянул свой мобильный телефон. Главный Лингвист набрал Наташин номер – и прислушался. «Это язык эфе», - произнёс он убеждённо. «Разузнай всё, что возможно», - приказал Великий Шимпанзе.
Несколько минут длился разговор на гортанном наречии. Любава навострила уши, но не поняла ни единого слова. Положение прояснилось, когда Главный Лингвист перешёл с языка эфе на русский. К счастью для Любавы и для всех её друзей стало известно, что Наташа – жива и здорова и находится у пигмеев. Пигмеев зовут мбути, и они проживают на реке Итури.
«Надо срочно выезжать к пигмеям», - распорядился Великий Шимпанзе.
«Я поеду с вами», - твёрдо заявила Любава. «Я не могу отказать замечательной сестре многоуважаемой Наташи. Но должен вас предупредить о вооружённых бандитах, диких зверях и плохих дорогах», - покачал головой великий примат. «Диких зверей я хорошо изучила в зоопарке, а плохими дорогами меня не испугаешь», - с ходу парировала Любава. «Хорошо, - скрепя сердце, согласился примат. – С вами поедет Главный Лингвист. Он будет служить переводчиком, а в случае опасности поможет разобраться с врагами. Огнестрельного оружия у нас нет, но копья могут пригодиться. Джип поведёт Патрис. Он – отличный шофёр, исполнительный служащий и, как превращённый, хорошо разбирается в психологии и обезьян, и людей. Возьмите с собой для обмена с мбути верёвку, леску и колокольчики. Обмениваться, может быть, и не придётся, зато расположение пигмеев завоюете обязательно. Да, чуть не забыл: сейчас у нас сухой сезон, но зонт никогда не помешает». Последние слова Великий Шимпанзе произносил, медленно поднимаясь со своего красивого резного стула. Удерживая вертикальную осанку, необыкновенный примат не без труда приблизился к девочке, дружески пожал ей руку и, пожелав «доброго пути», с достоинством удалился.
Любава с некоторой опаской приблизилась к Главному Лингвисту. «Давайте знакомиться», - отважилась девочка, протягивая гиганту дрожащую руку. «Вы делаете мне большую честь. Зовите меня просто Коко», - галантно откликнулся африканский джентльмен, поднося Любавину ладонь к короткой верхней губе. Ошарашенная обезьяньими манерами, девочка на всякий случай отвела взгляд от внимательных карих глаз и старательно изобразила книксен. Коко широко открыл рот и предложил Любаве руку, чтобы проводить к джипу. Патрис уже сидел за рулём и нетерпеливо сигналил. Он действительно был первоклассным водителем и удачно сглаживал дефекты конголезских дорог. В пути не понадобились ни зонт, ни копья, поскольку на путешественников не упала ни одна капля и не напал ни один бандит. Правда, однажды джип остановил агрессивный полицейский. Для общения с вымогателем из машины вылез двухметровый Коко. Стоило горилле встать в гордую позу, ударить себя в грудь и издать предупреждающий крик – как полицейский всё понял и сбежал – только его и видели. В благодарность Любава погладила Коко по чёрной шерсти, а лингвист в ответ пригладил ей волосы. Что касается Патриса, то он нажал на акселератор – и прибавил скорость. Автомобиль на полной скорости чуть не врезался в маленького человечка. Им оказался сын вождя Пеке, ровесник Любавы. Однако взрослые пигмеи по росту от него не отличались. К удивлению девочки, они носили не юбки из коры и листьев, а штаны и рубашки. Пеке рассказал переводчику, что его отец и Наташа уплыли к другим пигмеям и должны скоро вернуться. У него в руках Любава увидела Наташин мобильник. Сын вождя объяснил, что выменял его на мбугу – накидку из лубяной материи. Девочка вспомнила, что привезла с собой леску и колокольчики для обмена с пигмеями. Узнав об этом, Пеке очень обрадовался и пригласил гостей в деревню. Любава попала в самый разгар пигмейских танцев. Удачливые охотники имитировали охоту на слона. Они подкрадывались к «слону» из веток и листьев, подрубали ему ноги ударом мачете, а потом добивали копьями. Под аккомпанемент тамтамов и трещоток к поверженному «животному» подбегали женщины и, положив в свои корзины куски «мяса», с радостными возгласами скрывались в хижинах. Оторвавшись от красочного зрелища, Любава стала вслушиваться в заунывные песни мбути. «Тебе нравится?» - спросил Пеке, а Коко немедленно перевёл. «Очень красиво», - ответила девочка, не покривив душой. «Они всем нравятся, - удовлетворённо кивнул Пеке, - и белым, и чёрным. – Папа сказал, что Ассоциация в защиту пигмеев хочет выпустить их диск». «А что это у тебя на шее?» - полюбопытствовала Любава.
«Это клыки кабана и леопарда, - с чувством превосходства ответил сын вождя. – Могу обменять на леску или верёвку».
Пока девочка общалась с Пеке, женщины готовили еду. Сидя на циновках из пальмовых волокон, уставшие с дороги путешественники жадно поедали копчёное слоновье мясо и запечённые клубни. Ночь они провели на тех же циновках в тесной низкой хижине, по форме напоминавшей туристическую палатку.
Рано утром Любаву разбудил сын вождя и жестами предложил покатать на пироге. После короткой внутренней борьбы девочка приняла предложение. Прогулка по реке в очередной раз подтвердила, что «у страха глаза велики». Плавание проходило спокойно: пороги и водопады не встречались, крокодилы тоже не атаковали утлое судёнышко. Лишь стайки неугомонных макак резвились у самой воды. Правда, при возвращении Пеке увлёкся, не вписался в поворот извилистой протоки и сильно накренил лодку. Пирога тут же черпнула то одним, то другим бортом – и быстро пошла ко дну. Однако ни Пеке, ни Любаве утонуть не удалось, так как глубина в этом месте была по пояс. Многоопытный сын вождя без особых усилий вернул судно в рабочее состояние – и благополучно продолжил путь.
Когда искатели приключений добрались до деревни, в ней протекала обычная, размеренная жизнь. Мужчины готовили яд и стрелы для охоты, а женщины плели циновки. Детишки играли с собаками и искоса поглядывали на шамана, который вдумчиво курил свою бамбуковую трубку. «Общается с духами предков, чтобы обеспечить удачную охоту», - пояснил подошедший Коко, проследив за направлением Любавиного взгляда. «А когда они едят?» - чуть слышно спросила девочка. «Редко, - отрубил присоединившийся Патрис. – Однако жители деревни очень гостеприимны и голодными нас не оставят». «Прошу вашу руку, сударыня», - изысканно произнёс Коко, провожая девочку в хижину вождя. Там Любаву ждали остатки слоновьего мяса, маниок и кокосы.
Как раз в тот момент, когда мужчины уходили на охоту, в деревне появились Наташа и вождь племени. Младшая сестра выглядела такой озабоченной, что даже не очень сильно удивилась при виде старшей. «Ты что тут делаешь?» - всё – таки спросила Наташа. «За тобой приехала. Родители сильно волнуются», - не моргнув глазом, солгала Любава. «Тогда сейчас же в дорогу. Я только поблагодарю вождя за активное содействие». Наташа и вождь племени обменялись несколькими фразами на языке эфе, после чего Пеке отправился за своими соплеменниками. Несколько женщин, стариков, детей и две собаки (все оставшиеся жители деревни) провожали званых гостей до самого джипа. Наташа что – то сказала им на прощание, и в их глазах засветились нежность и привязанность. Такие же чувства Любава прочла во взгляде Патриса. «Мы так рады, что вы нашлись…» - пряча влюблённый взгляд, произнёс бывший шимпанзе. «Кто это – мы?» - кокетливо спросила Наташа. «Мы – все превращённые», - застеснялся Патрис, подробно разглядывая носки своих ботинок. «А вы лично рады?» - продолжала допытываться Наташа. «Я – очень!» - горячо воскликнул влюблённый, покраснев до ушей. «Тогда в дорогу!» - развеселилась девочка – и бойко полезла в джип. Едва дождавшись остальных пассажиров, автомобиль рванул с места. Патрис внимательно следил за дорогой, оберегая драгоценный груз. Время от времени он бросал на любимую призывные взгляды, которые оставались без ответа. Демонстративно отвернувшись от Патриса, Наташа потянулась к Любаве: «Скажи, сестричка, как ты меня нашла?» Подробно описав свои приключения, старшая сестра задала вопрос в свою очередь: «Если не секрет, для чего ты приехала к пигмеям?» «Тебе уже известно, - начала отчёт младшая сестра, - что последний конгресс был посвящён проблеме бедности. По моим сведениям, пигмеям живётся хуже всех. Почти все они недоедают и болеют рахитом. Я приехала, чтобы лично в этом убедиться». «Ну и что – убедилась?» «Да, вполне. Осталось убедить великого примата – и сразу же домой».
Великий Шимпанзе принял речь Наташи близко к сердцу: «Мы вам очень благодарны за эффективное содействие. Можете возвращаться домой с чистой совестью. А мы вплотную займёмся составлением обращения в ООН. «Гольфстрим» готов к полёту. Передавайте большой привет вашим выдающимся родителям».
Великий Шимпанзе обменялся крепким рукопожатием с обеими сёстрами, после чего проводил их до самолёта. Улыбнувшись хмурому Патрису обаятельнейшей улыбкой, Наташа вприскочку взбежала по трапу. Любава не отставала от неё ни на шаг. За разговорами и специфической робустой время в полёте прошло незаметно. Поездка в аэроэкспрессе тоже не испортила настроение, так что порог родного дома сёстры переступили в прекрасной форме. К ним на шею бросились родители, а на плечо - попугай.
«Какое счастье!» - расчувствовался Папа. «Вы где пропадали?» - осведомилась Мама. «Родители всё знают», - проинформировал попугай.
«Что значит всё?! - возмутилась Мама. – Африка сказал, что Любава полетела в Конго и что скоро вернётся вместе с Наташей. Неужели это правда?!» «Хорошо то, что хорошо кончается», - замяла разговор Любава. Наташа моментально поддержала сестру: «Лучше взгляните на наши подарки!» Тотчас на стол посыпались луки, стрелы, клыки кабана и леопарда. Пока родители рассматривали пигмейские сувениры, сёстры выложили на стол последний аргумент. Это была бесподобная накидка мбугу, которая идеально подходила к маминым глазам.
«Ну хорошо, вы меня убедили», - растаяла Мама. «А мне…» - начал было Папа. «А тебе Великий Шимпанзе обещал подарить маску Чокве», - перебила его Наташа. «Великий Шимпанзе сказал, что вы – выдающиеся учёные», - подлизалась Любава. «Может быть, не стоит его утруждать и самому отправиться за маской?» - заулыбался Папа. «В таком случае полетим вдвоём», - категорично заявила Мама. «Почему же вдвоём? – подмигнула сестре Наташа. – От имени Великого Шимпанзе я приглашаю всю нашу семью на Всеафриканский обезьяний конгресс».
Усевшись за стол с конголезскими подарками, дружная семья принялась обсуждать тему грядущего конгресса.

[Andreeva]

№ 6

ТРОСТЬ ПУШКИНА (отрывок)

Глава 1

Пропавшая реликвия, или -
капитан Кузьма вступает на сушу, в деревню Савкино

В ранних утренних сумерках Савкина горка напоминала остров, затерянный в океане. Часовенка, с покосившимся перед ней каменным крестом, вполне могла бы сойти за неопознанный летающий объект.
Там, за туманом, за Савкиной горкой, за решетчатыми крыльями ветряной мельницы, скрывалось Пушкинское Михайловское.
Здесь же, у самой горки, к бережку извилистой речки лепилась маленькая деревенька.

Старушка Марья Алексеевна отправилась пощипать кроликам немного травы. Хоть утро и раннее, все равно не спалось.
Повесив корзинку на левую руку, в правую взяв палку, она толкнула калитку, и побрела в сторону полянки за Савкиной горкой. Взгляд, привычно скользнув по склону горки, отметил ее легкую "небритость":
"Надо сказать Алексею, пускай подкосит".
Алексей, ее бородатый племянник, считался "главным" по горке.
Вся ложбина перед Савкиной горкой слепила от яркой желтизны одуванчиков.
Она шла, чуть покачивая корзинкой, как ходила здесь вчера, как ходила много лет назад, тихонько о чем-то напевая. Все кругом было милым, привычно родным ее глазу.
Но вдруг… Ее взгляд замер словно споткнулся, и корзинка чуть не выпала с ее руки.
- Что это?
Да, она ходила здесь много лет и все кругом ей было знакомо: и сама горка, и часовенка, и покосившийся перед ней каменный крест, и старое било, готовое отозваться звуком. Но – такого…
- Свят - свят - свят!
Марья Алексеевна была старушка непугливая и не слишком набожная, но то, что она увидела – заставило ее сложить пальцы перстом.
На горке, на ее ровной поверхности …
- Свят- свят- свят!
Марья Алексеевна - узнала! Она узнала – Его, хоть и не видела никогда в жизни!
За спиной раздались звуки - глухое покашливание. Это вышел на утреннюю прогулку сосед Гриша – он как раз шел в сторону Маленеца, проверить свои, закинутые с вечера, кружевные корзины.
Оглянувшись, Марья Алексеевна указала взглядом...
Гриша проследил направление, уловив что-то необычное в поведении соседки. Но, когда их взгляды, соединившись, перекочевали на ровную поверхность горки…
Там уже никого не было.

Автобус к автостанции подруливал медленно, с трудом разворачиваясь на маленькой площадке. В запыленных окнах автобуса мама пыталась разглядеть хоть что-то знакомое.
- Может, ты перепутала номер рейса? – почему-то с надеждой спросил голос рядом.
Мама пожала плечами, а папа (а это, естественно, был он) вздохнул и тоже принялся изучать окна.
Пропыленный Икарус распахнул, наконец, сложенные гармошкой двери, и, пышущие жаром, из него начали вываливаться пассажиры.
- Нет, сухопутный транспорт явно не для меня! - вытирая с лица пот, на ступеньках показался...
Это был он - капитан Кузьма! Собственной персоной!
- А почему не в форме? – спросила мама так, будто пришла встречать форму, а не самого капитана Кузьму.
- Форма осталась дома, не захотела со мной, - капитан двумя руками уже выволакивал из прохода сумку. - На суше она только бесполезный балласт!
Он протянул руку экскурсоводу папе, которую, похоже, не жал с тех баснословных времен, когда последний раз они виделись в Судаке, и ослепительно улыбнулся:
- Но во всем остальном я в полной форме! - и вытащив из автобуса, он придвинул к их ногам хорошо набитую клетчатую сумку, подобную той, с которыми обычно путешествуют коробейники.
- Что это? – удивленно покосилась мама. - Для виноградного сезона, вроде, еще рановато.
- Да… так, - капитан отмахнулся не без таинственности.
- Но это еще не все, - и, совсем заинтриговав, двинулся в сторону багажной камеры.
- Капитан, надеюсь, вы не прихватили с собой катер? – папа обеспокоено шел следом.
- Не совсем. Но все же я капитан, Хоть и без формы! – он уже вытаскивал наружу… Большой, темный, туго набитый…. - И вы сказали, что у вас река. - Прорезиненный мешок!
- Речка, капитан! Маленькая речка! - мама с ужасом смотрела на разрастающуюся возле ее ног кучу вещей. - Совсем малюсенькая!
- Малюсенькая? - насторожился капитан.
- А летом она пересыхает и вообще становится мелкой.
- А утки по ней плавают?
- Утки-то плавают, - задумчиво произнес экскурсовод-папа. - Сколько угодно уток! Даже лебеди плавают!
- Ну, значит и мы поплывем! – капитан вздохнул и оглянулся:
- А где же наши дети? Почему не встречают?
- Дети! - покачала головой мама. - Отстаете от жизни, капитан! Пока вы парились там в своем Судаке – они уже превратились в молодежь! Пусть хоть и в зеленую, но - молодежь!
- Ну совсем отбились от рук! – покачал головой и экскурсовод-папа.
- Ничего - прибьем! – и капитан ухватился за угол большого таинственного мешка, предлагая то же самое сделать и папе.
Папа вздохнул и, уцепившись за мешок с другой стороны, подумал про себя:
"Все-таки было гораздо приятнее, когда капитан сам плавал на катере, а не катер на нем!"
А мама, взглянув на эту милую картинку, не удержалась от улыбки:
- Капитан, неужели это и вправду вы?
Подразумевалось: "Неужели мы снова все вместе"?

"Зеленая молодежь" паслась в саду возле дома, иллюстрируя картинку стихотворения детства: "Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал».
Да, все было именно так, или почти так.
Надо сказать, что компания сложилась давно. С тех самых пор, когда Аришка с Ромкой, покинув город Судак и улицу Вишневую, наезжали туда на месяцок в летнее время. Точнее - компания существовала и раньше, они просто плавно вписались, пополнив ее численность.
Самым территориально близким Аришке человеком являлся Алешка, сын маминой подруги, с которым они произрастали в деревне Савкино с самых, что ни на есть, давних пор. А именно, с тех самых, когда и покинули город Судак и улицу Вишневую.
В летнее же время, главное место в Аришкиной жизни занимала Машка – дочь другой, Питерской маминой подруги Лены. Посещая эти места с давнего двухлетнего возраста, как и ее родной брат Макс, Машка по праву считала себя местным аборигеном.
Еще одной фигурой несколько более серьезных масштабов, являлся Серж - сосед Машки и Макса, вывезенный сердобольной тетей Леной на лето из пыльного Петербурга.
И так - Машка с Аришкой сидели на подоконнике, Макс с Алешкой оккупировали столик, Серж томился на крыльце, удерживая в фокусе внимания Аришку. От прогретого дерева тянуло теплом.
Роман, по причине своей взрослости, не участвовал в молодежной тусовке 12-13-летних, предпочитая смотреть по телевизору содержательные передачи со своим другом Санькой. Неувядающая классика – "Куклы" –превосходила самое себя.
Среди молодежи покручивал хвостом пес Тимон, в просторечьи Тимка, охраняя свои владения от эпизодических нашествий соседского Грея.
Делать и в правду было нечего. Аришка вздыхала, поглядывая на огород, не считать же, в самом деле, занятием прополку морковки - каторжный труд, которым каждый день награждала их мама.
- Как сказал один классик: "У меня непреодолимое отвращение к физическому труду", - Машка произнесла это так, будто классик был ее личным знакомым. - Как Аришка, я тебя понимаю!
И обе вздохнули, томно и многозначительно. Машка была на полтора года старше Аришки и пользовалась в компании вполне заслуженным уважением.
Итак - июль. Жара расслабляла.
Занятие, при желании, найти бы можно, но...
- Может, сгоняем в королевство? – Алешка перочинным ножиком пытался отковырять кусок от садовой скамейки.
Девочки, переглянулись. Возможно, это было бы и неплохо, но…
Во первых, "Королевство Красимиры" они с утра уже посетили, а во вторых... С тех пор как сама Красимира повзрослела, достигнув своего пятнадцатилетия - в королевстве стала появляться реже. А королевство без королевы теряло свою привлекательность.
- А может... – и Машка выразительно посмотрела на Аришку, после чего взгляд обеих сполз в сторону Алешки. До обеда они немало потрудились, занимаясь в домашних условиях изданием комиксов - разрабатывали тему похода Алешки и Макса на озеро Белогуль:
Посетила Алешу идея
И сказал он Максиму, робея,
"Не вели ты Алешу казнить,
А вели ты ему говорить…"
Стихотворные комиксы только начали созревать, требуя неукоснительной доработки.
"Пожалуй, это будет поинтересней", - и девочки снова многозначительно переглянулись. Они уже даже почти встали, как вдруг… Мимо процокали каблучки и изящная головка повернулась в их сторону.
- Ну что - идем? – вопрос прозвучал скорее утвердительно, даже с ноткой некоторого легкого превосходства, что, впрочем, весьма шло юной особе. Да, это была именно она - королева.
- А как же капитан? Кузьма? – вспомнила Аришка. – Ведь мы же обещали маме дождаться!
- Кузьма - подождет! - высунувшаяся из окна голова брата пыталась проследить продвижение королевы по деревне.
- Не на море, не уплывет! - шея его, удлинилась почти до невозможных размеров: - Надо поспешить, а то, чего доброго, ее снова упекут в няньки!
У королевы недавно родился брат, и теперь, несмотря на высокое королевское звание, ее порой бесцеремонно отправляли нянчиться с юным Ильей.
И компания, не сговариваясь, потянулась в сторону королевства.

- Действительно, совсем отбились от рук! – капитан с удивлением обнаруживал в саду знакомые вещи:
– Уж не в этих ли креслах мы сиживали на Вишневой? – с нежностью погладил он гнутую ручку кресла. - А не за этим ли круглым столом пили чай?
Мама вспомнила, как крошил он сушки, выстраивая на столе свою стратегическую линию - стол стоил того, чтобы его сберечь.
- Да, капитан, покидая Крым - мы все взяли с собой.
- Не все, - посмотрел он с укоризной. - Вы забыли там - меня!
- Ну, капитан, не могли же мы упаковать вас в контейнер! И потом, вы не можете без моря...
- "И нам никогда, никогда не прожить без морей"! – пропел папа, уже выволакивая на улицу исходящий паром самовар

- И все-таки, зря вы уехали! – уже помешивая ложечкой чай, не мог успокоиться капитан. - Вот недавно проходил я по вашей Вишневой... И что вы думаете?
- Что? – папа и мама взглянули оба, с одинаковой заинтересованностью.
- Ваш абрикос - спилили! – и капитан посмотрел на них с укоризной.
- Но, капитан… - мама даже растерялась. - Его спилили не потому, что мы уехали, а потому что он стал старый! – они вдруг и вправду почувствовали вину за исчезновенье абрикоса – ведь он был как член семьи, так ловко швырялся плодами.
- Лучше, капитан, расскажите нам что-нибудь веселенькое! – попытался папа перевести тему. - Вы там, случайно, не женились?
Капитан поперхнулся:
- Случайно - нет! Странный вопрос, я ничего не делаю случайно!
- А что странного? - пожала плечами мама. - Все люди рано или поздно женятся!
- Да, все люди! – подтвердил папа.
- Может, капитан, вы взяли обет безбрачия? – продолжала испытание мама.
- Ничего я не брал! И вообще, где наши дети? – перевел капитан тему. – Зря, что ли, я пер на себе...
И взгляд его сполз в сторону сада, где до сих пор лежал на траве, так и не распакованный, темный таинственный мешок.

На следующий день в деревне с утра царило оживление. Два раза в неделю в Савкино приезжала автолавка, создавая шумный Бродвей на тихой деревенской улице.
Набрав побольше полиэтиленовых пакетов, мама с папой отправились в сторону мини-маркета на колесах, пока Ромка с Аришей, под руководством капитана, принялись, наконец-то, за распаковывание таинственного мешка. Вчера вечером юные хозяева добрались до дома так поздно, что вручение подарка пришлось отложить до утра.
А за завтраком мама сказала вдруг:
- Вы слышали новость?
Автолавка служила не только средством пополнения припасов, но и способствовала обмену последней "жареной" информации:
- Вчера утром… на Савкиной горке… Марья Алексеевна… Увидела… - мама выдавала информацию порциями. - Как вы думаете – кого?
- Своего пропавшего козла! – не заставила себя долго упрашивать Аришка.
- Подвыпившего соседа Рыбкина! – выдвигались версии. – Он там уснул, залюбовавшись закатом, - эта была папина.
Но мама качала головой:
- Нет, ни козла, ни Рыбкина…
Она обвела взглядом сидящих за столом.
- Так вот, она увидела там... – и голос ее окончательно утонул в таинственности: все просто обязаны были прекратить процесс пережевывания. И, действительно, капитан перестал жевать, папа остановил руку с бутербродом, Аришка с Ромкой... Новость они проглотили вместе с куском яичницы.
- Так вот, она увидела там… Пушкина! – произнесла мама так, словно увидела его лично. - Он ходил по Савкиной горке и…
- Это и был сосед Рыбкин! – жевательные мускулы папы опять оживились. Он хоть и ходил на автолавку – ничего подобного не слышал - они с соседкой Надей Гусаковой как раз обсуждали тему плодоносности огурцов сорта "Ева".
- Надо же! - капитан доел бутерброд и только тогда позволил себе удивиться:
- На море - видения, миражи, а у вас - Пушкины. Ну дела! – покачал он головой.
Аришка с Ромкой переглянулись. Они прожили здесь почти всю свою сознательную жизнь (не считая нескольких лет в Судаке), но Пушкин им что-то не встречался. Потому они пока еще не решили, как к этому отнестись.
- Может, Марья Алексеевна вчера просто "Кукол" пересмотрела? – Роман хотел было добавить, что "в ее возрасте…" - но капитан перебил.
- Как он хоть выглядел, этот ваш Пушкин? – кажется, он был единственным, кого эта новость хоть как-то заинтересовала. – Приметы какие-нибудь были?
- Приметы? - растерянно смотрела мама. - Какие приметы могут быть у Пушкина? Он же - Пушкин!
- Пушкинские! - не сдавался капитан. - Как он выглядел? В чем был одет?
Мама задумалась:
- В цилиндре, в темной крылатке… - по описанию Марьи Алексеевны, в руках держал трость, поигрывая ею. Причем, он не просто ходил по Савкиной горке, а… По ее словам – даже что-то декламировал. Ей показалось – отрывки из "Бориса Годунова".
- Ага, - покивал головой экскурсовод-папа. - Наверное, вспомнил главы, сочиненные им когда-то в лесу. Которые, по его же собственному утверждению, когда пришел домой и хотел записать - забыл. А через двести лет нате вам - вдруг вспомнил!
- Вот видишь! - не услыхала (или сделала вид, что не услыхала) мама сарказм в его голосе.
- Это только преступники возвращаются на места своих преступлений. А писать стихи - не преступление! - почему-то еще больше нервничал папа.
- Вот именно! – снова подытожила мама, и тут же добавила: - Смотря какие стихи!
- Уж если не сосед Рыбкин, тогда - турист! Самый обыкновенный турист! – не сдавался папа.
- Турист? В шесть утра? На Савкиной горке? – гвоздила его мама. - "Бориса Годунова" читал?
Капитан Кузьма слушал, смотрел…. И - делал выводы: "Оказывается, качка и шторм бывают не только на море".И он вдруг ощутил себя - почти как за рулем катера во время шторма.
- Ну а все же… Приметы? Особые? – снова спросил он, и усы его слегка шевельнулись.
- Родинка, что ли? – недоуменно смотрела мама. – Ну какие могут быть приметы?
- Ну, например, доказывающие что это… Живой человек? Или, наоборот, что это - не живой человек? - Призрак к примеру?
- Призрак? – смотрела на него мама. - Про особые приметы Марья Алексеевна ничего не говорила. Хотя…
Она чуть помолчала.
- Марья Алексеевна сказала… Что у него под плащом, ну, там, где должны находиться ноги… Как раз ног-то и не было! Передвигался он так, словно плыл по воздуху.

Да, подарок капитана Кузьмы весил не слабо.
Когда, наконец, его распаковали - выяснился секрет темного таинственного мешка, который "пер на себе", по его же собственному утверждению, капитан.
- Резиновая лодка. Ее последняя унифицированная модификация! - с гордостью произнес он.
Капитан осмотрел сгрудившуюся вокруг компанию: непосредственных обладателей подарка – Аришку и Ромку, присоединившихся к ним Машку, Алешку, Макса, и, как всегда примкнувшего к ним Сержа, и продолжил:
- Двухкамерная, из особо прочной резины. Гвоздем не проткнешь!
- Может, попробуем? – не удержалась Аришка. - В виде, так сказать, эксперимента?
- Не надо, - отверг предложение Кузьма.- Гвоздь может сломаться. Итак, грузоподъемность лодки: четыре взрослых. То есть - по два в каждом отсеке.
- А если - не взрослых? - задала умный вопрос Маша.
- Смотря каких не взрослых. - Капитан окинул взглядом компанию, словно взвешивая. - Если таких как вы с Аришкой - то, пожалуй, на одного взрослого потяните.
- Аришка, а меня возьмешь? - обратился к ней Алешка, как к одной из совладелиц лодки.
- Ну... – пожала плечами Аришка, - как грузоподъемность!
С одной стороны - существовала зима с долгими вечерами в Савкино. С другой - стояла Машка с их незавершенными комиксами. Аришка снова, не совсем вовремя, вспомнила только что сочиненное продолжение:
Вот по пыльной дороге идет
Пара мальчиком в дальний поход,
В рюкзаке у Алеши утюг –
Настоящий Максим его друг…
- Мы с Алешкой тоже сойдем за одного взрослого, - на всякий случай предупредил Макс. - Сядем с Ромкой в один отсек.
- Нет уж, я лучше в другой отсек сяду. В отдельный. - Ромка с нетерпением поглядывал на окна: с минуты на минуту снова должны были начаться "Куклы.
- Отдельные купе не предусмотрены! – строго заметил капитан. - Итак, продолжим. Лодка, как я сказал, особой прочности и устойчивости на воде. В такой можно выходить даже в бурю...
- Где вы собираетесь найти бурю, капитан? - спросила мама, проходя мимо с тарелками. - В нашей речке?
- Бурю вы устроите нам сами! - капитан вздохнул, похоже его подарок не пользовался успехом: лучше ему действительно было привезти мешок помидор.
- А где мы будем проводить испытание лодки? – снова задала умный вопрос Маша.
Капитан окинул взглядом сад.
- Я думаю - ваш пруд вполне подойдет. По крайней мере, вода там есть.
- А лягушки? - Машку сегодня просто тошнило умными вопросами. – Лягушки там тоже есть.
- Лягушки? - капитан на минуту задумался. - Я думаю, лягушки не создадут лишний грузобалласт, – и он взглянул в сторону мамы, словно ожидая услышать новые ценные комментарии.
Но она убирала со стола молча.
- А для накачивания лодки существует специальный насос, – опять сделал он паузу. - Насос можно качать ногой.
Тут уж, по мнению капитана, мама просто обязана была сказать: "Наконец-то, капитан, я поняла, зачем вам нужны ноги"!
Но она снова ничего не сказала, собрала чашки и ушла.
Капитан принялся объяснять технологию дальше, все принялись слушать… И только Серж одиноко стоял в стороне. Он вздыхал и бросал молчаливые взгляды на Аришку.

За ужином вернулись к той же животрепещущей теме: призрак Пушкина на Савкиной горке не давал покоя.
- Послушайте, капитан… - мама, все же, решила сойти с темы – говорить о призраках ближе к ночи занятие не из приятных. Пусть даже это и призрак Пушкина. - А давайте мы вас здесь - женим!
- Что? – брови капитана дрогнули. – Как это?
- А что - жили бы под нашим присмотром!
- Женим? На ком? На призраке Пушкина? - капитану так быстро соскочить с темы не удалось.
- Почему именно Пушкина? Можно и на призраке няни.
- А помоложе никого нет? - капитан словно чувствовал собственную обреченность: либо быть "дельфиньим" папой, либо жениться на призраках.
- Ну почему же нет? – взглядом призвала мама экскурсовода-папу помочь в выборе.
- Есть, - кивнул он. – Например: Анна Петровна Керн. Правда, Пушкин может приревновать. Взыграет арабская кровь, чего доброго на дуэль вызовет…
- Нет, лучше не надо, - покачала головой мама. – Тогда уж точно – явится.
В это время и раздался стук в окно. Все вздрогнули, а капитан сказал:
- Спасибо, Александр Сергеевич, не заставили себя долго ждать.

А за окном на стекле плющилась физиономия.
- Аришку можно? – губы расползались по стеклу, как у представителя негроидной расы.
- Ну, Алешка, напугал!
Да, это был именно он. Агент ноль-ноль Алешка. Герой их комиксов: Раскладушка лежит в рюкзаке,
А Максимочка прет налегке…
- Арин, выйди, тебя ждут, - взывало расплющенное стекло.
Аришка выглянула в окно: на дороге, под кудрявящейся ветвью березы, вопросительным знаком взывала фигура. Это Серж со значительным видом разглядывал облака. Аришка вздохнула и с маской печальной обреченности встала из за стола.
Но уже через несколько минут она вернулась. Под вопросительным взглядом мамы села, пожала плечами и попросила себе еще чашку чая.
- Кстати о приведениях, - вспомнил папа. - Завтра я как раз веду экскурсию по поводу одного: круг, по музеям. Если хотите - присоединяйтесь.
- Я - с удовольствием! – капитан еще не растеряв впечатления о папиных экскурсиях в Крыму. – Присоединюсь! Как остальные?
- Я пас, без меня присоединяйтесь. Мне этого Пушкина уже в школе - вот так! – и Ромка провел ладонью по горлу.
- И мне вот так! - поддержала Аришка. - Достаточно того, что он уже по Савкиной горке…
Кстати! – вдруг вспомнила она. – Хорошо, что Машка проспала! Ведь мы же с ней в то утро как раз собирались на рыбалку. Могли бы наткнуться!
- На рыбалку? Утром? – удивленно посмотрела на нее мама. – Это что-то новенькое. Вас же утром пушками не разбудишь!
- Их надо будить не пушками, а Пушкиным! – скаламбурил капитан.
- Просто Макс с Алешкой достали, говорят: нам слабо утром встать, все добытчиков из себя изображают! – пропустила Аришка мимо ушей реплику капитана. - Вот мы и решили доказать…
- Ну, доказали?
- Так Машка же не пришла, - развела руками Аришка.
- И все же - почему вы не хотите пойти на экскурсию? – удивленно глядела на них мама. - В Крыму рвались, обижались даже, что не брали!
- Сравнили, - Аришка с Ромкой переглянулись. - То ж – Крым! То ж - море! – в глазах обоих проскочили огоньки зависти к самим себе. Аришка даже увидела себя в Судаке, школьницей на базе детского сада, обдирающей вишни за спиной у воспитательницы.
- Дельфины…
- Катер! – и оба мечтательно вздохнули.
- Кстати насчет дельфинов, - не дослушав, прервал их капитан:
- Здесь, как я понимаю, их нет. А кто – есть?
- Есть… цапли! – мама произнесла с гордостью. - Михайловское раньше даже называлось Зуево. Зуй – по местному - цапля.
- Цапли? – капитан задумался словно пытаясь понять: создадут ли эти крылатые достойную альтернативу дельфинам.
- Да, - кивнула мама. – Серые. Они вьют гнезда на вершинах сосен. Завтра я покажу, когда пойдем в Михайловское.
- Только имейте в виду… – в голосе папы прозвучали какие-то, почти угрожающие интонации: - Они так ловко метят сверху, что часто попадают в цель.
- Да что вы говорите! – капитан даже сейчас ощутил сползание по спине мягкой липковатой жидкости - такова была сила убедительности слов папы-экскурсовода.
- Ну вот, а еще говорят, что дуэли запрещены! – мама передернула плечами и принялась убирать со стола.

Да, надувать резиновую лодку, оказалось занятием не из легких. Насос был один, а отсека два.
В надувании лодки приняли участие все. Только Роман давал советы из окна. Хоть "Кукол" сегодня и не было, зато вот-вот должен начаться чемпионат Европы по футболу.
Аришка надавила на насос ногой раз двадцать, после чего передала эстафету Машке.
- Не девчоночье это дело! - сказала Машка и качнула ногой раз десять.
Потом долго и старательно жал на насос Алешка, чтобы его взяли. Потом он передал эстафету Сержу. Серж Максу. Они уж очень старались.
Потом очередь снова дошла до Аришки, но Серж благородно отобрал у нее насос.
- Не девчоночье это дело! - сказал он и принялся жать изо всех сил.
Потом капитану это все надоело и он надул оба отсека за пять минут.
Наконец, лодку торжественно понесли к пруду.
Пруд, соединявший собой два соседских дома - не отличался особым простором и тем более, чистотой - в летнее время весь зарастал ряской. Лягушка его перепрыгнуть вряд ли бы смогла, а вот Ромка, если бы очень постарался – пожалуй бы смог.
Лодку решили испытывать все. Но для начала требовалось подсчитать общую грузоподъемность.
Капитан прикинул: он тянул на одного взрослого, Аришка с Машкой - на второго, Алешка с Максом на третьего. Серж, будучи старшим в этой компании - на три четверти одного взрослого. Поскольку Роман не вылезал из окна - он вообще ничего не тянул.
- Следовательно, - подсчитал капитан, - грузоподъемность лодки: три целых, три четверти взрослых.
Капитан дал команду…
Лодка медленно сошла на воду.
…Когда через пять минут, мама, привлеченная криками, вышла из дома, то увидела: со стороны пруда двигается живописная процессия, состоящая из водяных, леших и русалок, общим количеством три целых три четверти одного взрослого.
А новая, модифицированная модель лодки из особо прочной резины, - плавает посередине пруда вверх дном, демонстрируя прочность этой самой резины.

Серж вздыхал, нетерпеливо поглядывая на окна. Пока Аришка ужинала - компания привычно паслась в саду.
- Так, Серж, ты ничего не добьешься, – лениво учила Сержа Машка. - Аришка любит умных, начитанных мальчиков.
- И что? - старался он не замечать коварства, заключенного в ее словах. - В библиотеку, что ли, мне теперь записаться?
- Ну, для начала выучил бы стишок какой, что ли!
- Выучил, - покивал он. - Половину "Евгения Онегина" выучил. Так она сказала - "не парь мне мозги, а то стошнит".
И Серж вздохнул снова.
- Значит надо менять тактику, - присоединился Макс, искренне желая помочь другу. – Соверши на ее глазах… поступок какой, что ли!
- Поступок? – Серж задумался. - Какой?
- Ну... Переплыви реку, что ли!
- Сороть? Так ее ж переплюнуть можно!
- Так где же мы тебе Днепр-то возьмем, сокол ты наш? - снова съехидничала Машка - И вообще, Серж, нерешительный ты, вялый какой-то. Девочки таких не любят.
- Так что ж, если я такой?
- Но как же ты тогда собираешься ее завоевывать?
- Слушай, а может тебе... Подвиг совершить? Ну - спасти ее, что ли? – снова вышел с предложением Макс. - Девчонки это любят!
- Спасти? – задумался Серж. - Спасти бы можно… Только от кого? От комаров, что ли? От кого тут еще спасать?
И он снова печально вздохнул.
- Все тебе, Серж, не так, то Сороть маловата, то спасать не от кого… - продолжила подливать масла в огонь Машка.
- Надо спросить у Алешки! – оглянулся Макс. - Они общаются круглый год, он ее лучше знает.
Алекс! - окликнул он Алешку внимательно изучающего на березе семейную жизнь жуков-короедов. - Подскажи Серому, как Аришку завоевать!
- А я-то откуда знаю? – сделал придурковатое лицо Алешка. - Я же ее не завоевывал!
- Ну вы же живете в одной деревне. Коротаете, так сказать, долгие зимние вечера. Может, ты знаешь, чем ее, например, можно... Ну, порадовать там, привлечь внимание?
Алешка хотел было сказать, но... Все равно маленьких котят под рукой не было. Да и времена, когда он любил ими пошвыряться – уже тоже кануло в прошлое. Но привлечь внимание таким способом – вполне было бы можно.
Но вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову:
- Аришку надо... Удивить! – сказал он и сам поразился услышанному. – Да, удивить! – поднял он кверху указательный палец.
Голова Сержа все больше свешивалась на грудь.
- Записаться в библиотеку, совершить подвиг, удивить... – старательно загибал он пальцы. - И это еще далеко не полный список.

Вот уже около трех часов мама и капитан Кузьма ходили вслед за группой и экскурсоводом папой.
Папа действовал как кот-баюн: "пойдет направо - песнь заводит, налево - сказки говорит".
Вместе они уже сходили и направо и налево. Были в Святогорском монастыре на могиле поэта, и в Тригорском, куда тот любит захаживать, кокетничая с местными барышнями.
Капитана удивил дом Осиповых-Вульф – он признал его даже чем-то похожим на корабль. Большой, уютный и какой-то совсем немузейный. Ему даже захотелось тут пожить. Причем - как можно скорей, а лучше прямо сейчас. Попивая чаек из самовара.
- Ну прямо как у меня на катере, - шепнул он маме на ухо. - Так же путево.
- И качки нет, - кивнула мама. - Может, капитан, вам переквалифицироваться? Пойти в экскурсоводы?
"Я бы мог, но куда же тогда пойдут экскурсоводы"? – чуть было не сказал капитан, но вовремя спохватился: папа как раз рассказывал про то, как Пушкин мерялся талиями с Зизи.
- "Талии наши нашлись одинаковыми, следственно одно из двух: или я имею талию пятнадцатилетней девушки, или она имеет талию двадцатипятилетнего мужчины", - процитировал он даже с некоторой нотой зависти, то ли к Пушкину, то ли к Зизи, то ли к самой талии.
Теперь они направлялись к главной точке пути - к Михайловскому, где по аллее Керн, Пушкин гулял с Анной Керн, а в кабинете писал "Бориса Годунова" и кричал "Ай да Пушкин, ай да..."
Папа, как всегда, рассказывал вдохновенно. Правда, он уже не махал руками, как в Судаке, пытаясь присвоить себе окружающее пространство, зато по рокерски вскидывал обе, зажатые в кулаки ладони, из которых рогатинами торчало по два пальца. Загадка этого жеста, хоть и казалась таинственной, на самом деле была весьма проста: так он обозначал цитату, то есть кавычки, то есть - цитату, заключенную в кавычки.
Когда они шли по липовой аллее, папа опять "рокернул", цитируя отрывок из письма, посвященного Анне Петровне Керн: "...а камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе подле ветки увядшего гелиотропа."
- Жаль, я не догадался прихватить камень, о который споткнулись вы! – сказал капитан, склонившись к маминому уху, напомнив о ее "чуть не падении" в горах. - Я бы тоже положил его себе на стол.
- Вы с ума сошли, капитан! – мама увидела и сейчас: скалы, ревущее внизу море - и невольные мурашки проползли по спине. – Вам бы тогда пришлось тащить на себе половину скалы! Ваш стол бы просто не выдержал!
- А я бы сделал специальный стол, под камень, - не унимался Кузьма.
- Ладно, капитан, - кивнула мама, - если вам так нужен камень, я споткнусь снова, специально для вас. Только выберу поменьше, чтобы вам удобней было тащить.
Их содержательную беседу прервал голос папы, который с особым значением произнес:
- А сейчас, дорогие мои, я покажу вам потешную пушечку. Вообще-то она не заряжена, но… Раз в году, говорят, и незаряженное ружье стреляет.

Потом, уже в музее, папа провел группу через анфиладу комнат, красочно рассказывая: как Пушкин заигрывал с сенными девушками, как, совсем по Онегински: "с утра садился в бочку со льдом", как пил кофе, "плохой журнал перебирая", и еще про то как любил свою няньку Арину и писал ей : "Выпьем, добрая подружка…"
И уже зайдя в святая святых – Пушкинский кабинет – папа взмахнул рукой, но уже не по рокерски, и направил жест в сторону камина.
- А сейчас дорогие мои, я покажу вам одну из главных меморий, бесценную вещь, раритет… - подыскивал он достойные эпитеты. - Трость Пушкина, вывезенную им еще из Одессы, которая до сих пор помнит тепло его руки…
Да вот она, перед вами!
Папа обернулся. И…
Жест его остался незавершенным.
Здесь все было как надо, как обычно, всегда,: возле кресла – подножная скамеечка Анны Керн, на камине - столбик с бюстом Наполеона, знакомые, милые сердцу вещицы. Но…
Никакой трости возле камина не было.

Новость разлетелась с потрясающей быстротой: из кабинета Пушкина при непонятных обстоятельствах исчезла трость. Та самая, с которой он гулял, тренируя руку (чтобы, по его словам "если придется стреляться – рука не дрогнула"). Которая являлась гордостью музея, его бесценной реликвией!
- У меня чуть не случился инфаркт! - за вечерним чаем, папа то и дело хватался за сердце, то есть за то место, где оно предполагалось быть.
- Сколько лет вожу экскурсии и - никогда! Ничего! И вот - на тебе!
- А может, ее просто – того? - предположила Аришка. Вид хватающегося за сердце папы действовал угнетающе.
- Чего - того?
- Ну, взяли, например, на санобработку. Все таки - двести лет. Надо же ее иногда чистить!
- Ну во первых, для этого существуют два санитарных месяца в году: ноябрь и апрель, когда музеи закрывают на профилактику. А во вторых – я спрашивал у смотрителей. Говорят, вчера еще была! Даже еще сегодня утром! - и он снова хватался…
- Ничего, теперь этим делом займется милиция! Найдут! – пытался он успокоить всех, а, прежде всего себя. – Ведь наша милиция - она…
Но капитан, постучав ложечкой о борт чашки, не дал папе спеть панегирик во славу доблестной милиции.
- Вот ведь интересно… - задумчиво произнес он. – А если тот, на Савкиной горке, с тростью-то… А? – и он посмотрел на остальных. - Довольно странно: из музея исчезает трость… А на горке появляется Пушкин - и с тростью!
- Случайное совпадение! – успел встроиться папа. – Нельзя же верить всему, что мерещится старушкам!
- Марья Алексеевна не просто старушка, - заступилась мама, - в прошлом сама музейный работник, что попало ей мерещится не будет!
- Доживешь до ее лет – и не такое померещится!
- Я и сейчас знаю, что мне будет мерещиться! – загадочно улыбнулась мама
- Интересно, ну и что же? - взглянули оба: капитан Кузьма и папа, словно испугавшись взаимной конкуренции. Но мама улыбнулась снова, еще более загадочно и непостижимо:
- Вот когда начнет мерещится - тогда и скажу! Кстати о приведениях, -продолжила она тему. - Не далее, как сегодня утром я видела в районе нашего пруда три и три четверти приведения. Что, капитан, ваша лодка, не прошла испытание? Заплыв по Сороти отменяется?
- Это ваш пруд не прошел испытание! - вспыхнул задетый за живое капитан, а Ромка, желая его поддержать, заметил:
- Просто вам для полного равновесия не хватило одной четверти одного взрослого! – втайне порадовался он, что тянет несколько больше. Купанье в пруду с лягушками не входило в его жизненную программу.
- Завтра же повторим испытание! На Маленце! - категорически заявил капитан. - Хоть его младшим братом моря и не назовешь, но все же он больше похож на озеро, чем ваш пруд.
- И лягушек там нет! – отреагировала между глотками чая Аришка. Она-то как раз даже очень не прочь была отправиться по Сороти на лодке. Особенно такой: модифицированной, повышенной прочности, да еще под руководством капитана.
- Хорошо, – смирилась с неизбежным мама. - Но давайте свои испытания вы проведете… послезавтра. А завтра… - и она значительно посмотрела на папу, который, кажется, все еще находился там - возле камина с пропавшей тростью.
- Ах да, - спохватился он. - Завтра я веду экскурсию в Петровское. Приглашаю! Я вам такое про Ганнибалов расскажу - закачаетесь! – загорелся он, но вдруг погас: - Если, конечно, там ничего не украли.
- Да что там красть-то, новье одно! – успокоила его мама. – Сам Ганнибал бы ничего не узнал!
Кстати, обратно можем вернутся берегом Петровского, то есть Кучане, - обернулась она к капитану. - Чтобы вы не думали, что у нас здесь совсем нет приличных водоемов!
- Кучане – это озеро, - пояснила капитану Аришка. – И даже очень приличное!
Ей предложение понравилось – ведь всем известно что на Петровском озере преотличный пляж!
- А ты, Роман, присоединяешься? – подтолкнула она брата.
- Я-а-а… - перед глазами пронеслись мягкие песчаные дюны, обволакивающие тело волны… - Вообще-то-о-о…
"Кукол" завтра, правда, не было, но как назло, кто-то шепнул в ухо: "завтра решающая игра чемпионата, Россия-Германия."
Ромка вздохнул, ощущая внутри колебания обширной амплитуды: жизнь, как назло, постоянно ставила условия выбора.
- Ладно, - вздохнул он, - завтра будет видно.
- А ваша резина, капитан, пусть пока проходит акклиматизацию на нашем огороде, - мама порадовалась, что удалось уговорить хотя бы Арину: в плане летнего задания данного учителями значилось: "посещение музея вместе с родителями".
- Пусть она там повышает свою прочность!

- Слушай, а может тебе - мышцы покачать?
Серж, сидя на берегу, хмуро глядел на воду.
- Я и так уже записался в библиотеку.
- Жаль, - глянул в его сторону Макс, - а то на турбазе как раз открылся тренажерный зал. Специально для тебя.
- Знаю, - кивнул Серж. - Я уже хожу туда в шахматный клуб. Для развития интеллекта.
- Развитие мышц тебе бы тоже не помешало, - слегка ущипнула Машка Сержа за отсутствующую бицепсу. - Разве это мускулатура?
- У меня и так весь день занят, живу по графику. Я даже зимой так не развивался, – голос Сержа становился все более угрюмым - Не чувствую даже, что каникулы.
- Бедненький Серенький, - Машка насмешливо провела ладонью по его голове. - Аришка просто обязана оценить!
- Да, оценит она! – Серж вздохнул и потемнел еще больше. Но, через секунду не выдержал:
- Что-то они в этом Петровском застряли! – перевел он взгляд на белеющую вдали, за озером, беседку.
- Может сплавляются по воде? – предположил, естественно, шутя, Макс. - Капитан, небось, как увидел воду…
- Сразу сделал плот из ганнибалловской липы! – подхватила шутку брата Машка.
- Ага! Сделал бы! – покивал головой Алешка. – Ему бы призрак Ганибалла такое показал!
Жара расслабляла. Даже здесь, у речки, хоть и ощущался легкий ветерок - солнце припекало. Да еще эти липучие слепни!
- Кстати о призраках, - отмахнулся от очередного Серж. - Кажется, я раскрыл загадку…

Мама, капитан и Аришка уже около двух часов совершали круиз вдоль озера. Папы с ними не было: он последовал с экскурсией дальше. К счастью выяснилось, что в музее в Петровском ничего не украли – и это значительно подняло его жизненный и экскурсоводческий тонус.
В Ромке же победил патриот: он, вместе с другом Санькой остался дома - в решающей игре чемпионата болеть за свое Отечество.
Папа два часа рассказывал им про Ганнибалов и Лабинагов, кружил по лестницам в доме старого арапа, принюхиваясь к запахам русской печки, словно вылавливая аромат старинных наливочек да настоечек, дл которых бал так охоч могучий предок поэта. Папа, как всегда, рассказывал вдохновенно - Аришка даже увидела старого Ганнибала, сидящего за конторкой, который, поскрипывая пером, пишет прошение великой императрице: "Родом я, нижайший, из Африки…"

Следуя тропинкой вдоль озера, мама, капитан и Аришка, конечно же не выдержали искушение пляжем - погода взывала. Правда, чтобы окунуться как следует, пришлось по воде пройти чуть ли не с пол километра – ведь всем известно, что пляж на Петровском озере отличается особым мелкотой.
- Ну и море у вас! - капитан, встав в воде на колени, похлопал себя ладонями по груди.
- Зато маленьким детям здесь хорошо купаться! – заметила мама, и было непонятно к чему это относится: то ли к слишком быстро повзрослевшей Аришке, то ли очередной намек капитану Кузьме что пора заводить собственных детей.
Капитан на ее слова отреагировал особенным образом: изловчившись, плюхнулся на мель и поплыл, по собачьи подгребая руками.
- Ну даже жаль, что я не маленький!
Аришке же здесь купаться было самое то: вода прогретая, песочек мягонький - красота! Как следует наплескавшись, она улеглась в прогретый песок, позволяя солнцу поджаривать себя. Она хотела даже выложить мелкими камешками на груди какое-нибудь, особо важное для нее имя, но поняла, что таковое имя на данный момент у нее отсутствует. И все же, если бы у нее спросили - "что такое счастье" – пожалуй у нее сейчас и нашелся бы ответ.
- А жаль, что Ромка не пошел! - вспомнила она брата, а воображение тут нарисовало ей оставленную компанию:
"Интересно, что они сейчас делают"?

Серж паузу держать умел.
- Что ты сказал? – смотрела на него Машка.
- Вчера, когда я был на турбазе - ходил в шахматный клуб, - поморщился он, словно от зубной боли, - там доброхоты, ну те, что живут возле Савкино, ставили спектакль. Что-то из жизни Пушкина. Вообще-то у них ничего получалось, я даже засмотрелся… - он помолчал, словно заново переваривая впечатления.
- Так вот. Один из них изображал Пушкина. Натурально так изображал. А по внешнему виду - ну вылитый, как рассказывала Марья Алексеевна. В цилиндре, крылатке, при бакенбардах...
- А трость? - поторопил Макс. - Трость у него была?
- Вот именно! Именно что была. И очень похожая на ту, по описаниям, что исчезла из музея.

Они уже снова успели устать от жары, пока добрались до усадьбы в Михайловском. Даже капитану пришлось признать, что Кучане - ну очень приличный водоем.
- У вас тут прямо как у меня в Судаке, - капитан сказал это так, словно уже давно приватизировал весь Судак вместе с отдельно взятым Крымом. Вытащив из кармана носовой платок, он вытер вспотевший лоб: – Жара!
- Да, июль у нас такой, - кивнула мама, давая понять, что и у них здесь совсем не хуже чем у капитана в Судаке, и не только в плане жары.
Капитану в папиной экскурсии понравилось все, но особенно почему-то запомнился эпизод с девицей Лошаковой. Когда двоюродный дядя поэта Павел Исаакович Ганнибал отбил оную девицу у Пушкина на бале во время котильона. Поэт, не долго думая, вызвал дядю на дуэль. Но дядя вызов не принял, хоть и победил племянника его же оружием - стихами:
Хоть ты, Саша, среди бала
Вызвал дядю Ганнибала,
Но, ей Богу, Ганнибал
Ссорой не подгадил бал.
Конечно, Пушкин не смог не оценить талант и благородство дяди. Похоже, капитан не смог не оценить этого тоже. Теперь он всем надоедал, цитируя стишок, словно - то ли сам готовился к дуэли, то ли мечтал кого-нибудь у кого-нибудь - отбить.
Посидев минут пять в тени на лавочке возле дома приказчика Калашникова, двинулись дальше, напрягая силы в последнем марш-броске. Пройдя полукружие лип, очутились за околицей, как раз напротив вытянувшейся на пригорке ветряной мельницы. Раскинув решетчатые крылья, она и сама напоминала длинную цаплю, застывшую над рекой.
С околицы усадьбы уже просматривалась Савкина горка. Аришка напрягла зрение: не виднеется ли где-нибудь на берегу оставленная ей компания?
Но компания не просматривалась.

Идти решили через мельницу, коротким путем - солнце уже изрядно подсушило пропадавшую во время дождей тропинку.
Время близилось к вечеру, жара начала спадать. Они шли, ощущая себя наполненными воздухом, впечатлениями, перескакивая от Ганнибалов к завтрашнему испытанию лодки.
Тропинка, скатываясь с пригорка, плавно спускалась к реке. Впереди, уже совсем близко, поднимала крылья старая мельница.
- Хоть ты Саша среди бала…
Тропинка просматривалась почти вся, лишь в одном месте где весной река разливалась особенно, еще оставались заросли высокой осоки.
Вызвал дядю Ганнибала…
Заметили не сразу: метрах в тридцати от них шел человек – шел в ту же сторону что и они. Они обратили внимание не сразу - были заняты разговором. Да и чего, собственно, обращать: ну идет себе человек и идет, только Аришка сказала вдруг:
- Посмотрите - какая странная шляпа у этого рыбака!
Хоть удочки в его руках и не было, но почему-то она решила, что это именно рыбак.
Да, удочки в его руках не было, но все же… Все же - что-то было.
- И что в ней странного? – спросила мама и осеклась.
Странность, действительно, существовала. И не только в шляпе. Человек то замедлял шаг, то ускорял, при этом оглядывался, словно желая привлечь к себе внимание. К тому же – эта шляпа…
- Мне кажется это не рыбак, - тихо сказала мама.
- Не рыбак? – капитан хоть и продолжал поминать дядю Ганнибала, но интонацию голоса почувствовал. - Тогда кто?
Да, в шляпе существовала странность: с высокой тульей, узкими, чуть приподнятыми бортами – скорее она напоминала старинный цилиндр. С плеч человека спадала накидка. В руке действительно что-то было… Нет, не удочка, на удочку не опираются. Он же шел, размахивая этим предметом, то выкидывая вперед, то опираясь на него.
Через секунду странные ощущения появились у всех.
Капитан раньше никогда не видел Пушкина, потому что здесь не жил. Но и Аришка, хотя и жила – Пушкина не видела тоже. Что же касается мамы…
- Пойдемте быстрей!
Шаг ускорили. Капитан перестал, наконец, поминать дядю Ганнибала. Аришка забыла про брошенную компанию. Мама…
- Еще быстрей!
Человек же вроде и не спешил, но, несмотря на все их старания, расстояние между ними почему-то не сокращалось. Вот таинственный незнакомец дошел до зарослей осоки. Вот почти скрылся в них - видны были только плечи и голова в цилиндре.
- Быстрей, а то упустим! - капитан нервничал тоже - уж очень ему не терпелось посмотреть на этого Пушкина вблизи.
- Ничего, он должен выйти с другой стороны, - шепотом, будто незнакомец мог их услышать, отозвалась мама.
Они усилили шаг еще, почти побежали...
Человек был от них уже близко, реально близко, они не только видели - ощущали его присутствие. А они продолжали спешить: впереди капитан, за ним мама, Аришка. Вот - следом зашли в заросли высокой осоки. Вот… Но - в этот момент они потеряли его из вида!
- Ничего, тропинка узкая, свернуть некуда, - снова утешила их мама. – Догоним!
И вот – они прошли заросли осоки насквозь. Вот вышли с другой стороны. Выбрались на пригорок…
Но, как бы не крутили головами – никого. Никого и ничего - ни человека, ни его следов.
Лишь где-то вдалеке чуть слышно пролетел ветерок, оставляя за собой едва различимое шуршание. Тростник же продолжал стоять высокой стеной, словно что-то зная, но скрывая.
А человек - исчез. Словно свернул за возвышающийся конус мельницы, и – пропал, растворившись в воздухе. А может – его не было вовсе?
И поскрипывали только над их головами рассохшиеся мельничные крылья, топорщась на ветру, будто крылья старого ворона.


За вечерним чаем настроение было подавленное. У всех. Отрицать это "очевидное невероятное" становилось невозможным: его видели сразу трое.
И все же, папа с Ромкой пытались подвергнуть рассказ обструкции.
- А может все таки - рыбак?! - знак вопроса в конце предложения папа заменил на восклицательный. – Ну, свернул в заросли осоки. А крылатка - от дождя была!
- А трость? – на этот раз на сторону "приведения" встал даже капитан.
- А может вообще водолаз? – выдвинул предположение Ромка. - Вдруг у него в цилиндре - водолазное снаряжение? Нырнул в Сороть, и… Поминай как звали!
На самом-то деле Ромку сейчас не особенно волновал даже призрак Пушкина, хоть он к нему и относился уважительно. К Пушкину, разумеется, в виде поэта, а не в виде призрака. Но он только что вернулся с рандеву с королевой Красимирой. Они долго сидели у костра, по очереди передавая друг другу гитару. Королева даже снизошла до того, что сама исполняла песни. Причем, большая часть пущена в свет ей самой.
Пушкин на фоне поющей и сочиняющей Красимиры как-то потерялся, тем более его призрак.
Папа же просто не знал, что и думать. В отличии от всех остальных он все таки был… Как бы это правильнее сказать: немного реалист и материалист. Вернее – таковым себя считал. А еще вернее – говорил, что таковым себя считает. И поэтому тни в какие привидения не верил и поверить не мог "ни за что и ни при какой погоде", - как он постоянно сообщал всем. И поэтому на эту тему он пытался не думать вообще. Сколько он не водил экскурсии - ему призрак Пушкина что-то не встречался.
- Ну ладно Аришка, мама, но вы-то, капитан! - укорял он, то и дело, на нервной почве залезая ложкой в салат.
- А что я? - пожимал плечами капитан. - Я же не виноват, что видел его собственными глазами! Так же, как сейчас вас!
- Но, но, капитан! Поосторожней! – ложка дрогнула в папиной руке. - Я все-таки не приведение! - снова заел он тревожные мысли. – Знаете, если всем будет мерещиться призрак Пушкина - экскурсии водить будет не для кого! Все бросятся ловить его!
Папа еще был и патриот и действовал строго в рамках своей профессии, отстаивая ее интересы.
Итак - ситуация обострялась. Крылатка и черный цилиндр становились навязчивой маниакальной идеей. Да, еще трость. Пропавшая из музея трость, подобно которой поигрывало привидение. Или видение. Или непонятно что. Одним словом - Пушкин.
- Кстати, - вспомнила Аришка об информации, переданной ей друзьями: - Говорят, кто-то из доброхотов репетировал роль Пушкина. И, похоже – именно в таком виде! Ну, в таком, как видела его Малья Алексеевна.
- Доброхоты? – брови капитана вопросительно дрогнули. – Кто такие?
- Ну это.. - Аришка попробовала даже изобразить рукой в воздухе: - Такие… добрые... хоты. Живут в палатках, на поляне рядом с Савкино.
- Бесплатная рабочая сила, - скептически поморщился Роман, предпочитающий, чтобы рабочая сила была платной.
От подобных объяснений капитану яснее не стало. Он выразительно посмотрел на маму.
- Ребята-школьники, приезжают с учителями из разных городов, живут в палатках на территории заповедника, - в доступной форме объяснила она, - ну и помогают заповеднику чем могут, выполняют какую-то посильную работу.
- Так-так… Интересно-интересно, - усваивал информацию капитан. - Тогда - еще раз про Пушкина!
- Ну, они выступали на турбазе с литературной программой. Серж их видел, - продолжила Аришка. - Один парень играл роль Пушкина. Примерно в таком виде, как описала его Марья Алексеевна и как видели сегодня мы: с тростью, в крылатке… Только с ногами, конечно!
- Угу... – усваивая, кивал капитан. - А живут, значит, рядом с Савкино? Угу, угу... И трость значит у них, и крылатка. И ноги…
Капитан энергично помолчал.
- Так где, говоришь, обитают эти добрые хоты?

[Andreeva]

№ 7

СУДЬБА

Сентябрь. Мы, ученики десятого класса, начали свой новый учебный год. Уроки в голову не лезут, никак не можем отойти от летних каникул. Первое и, может, самое главное - как мы изменились за лето? А изменились все очень, и особенно мальчики. Десятый класс – это возраст, когда сильно измениться за лето могут только мальчики. Девочки уже давно все расцвели и превратились в девушек, а за лето просто еще больше похорошели, и это несмотря на то, что все в одинаковой школьной форме блекло-коричневого цвета. Потенциальный резерв красоты в виде косметики был строжайше запрещен, да и необходимости в нем не было. Какой интерес цветущим девушкам красоваться перед такими «гадкими утятами», какими в этом возрасте были мы – мальчики?! Мы, конечно, внешне изменились больше, но почему-то только в сторону дополнительного уродства. Например, у кого-то прорезался басовитый голос, но этот голос выдает постоянных петухов, кто-то начал бриться, и не от хорошей жизни, – борода растет почему-то несуразными клочками…
Я в это лето установил рекорд роста, вырос на целых восемь сантиметров, нарушив, конечно, естественные пропорции человеческого тела. Для таких «рекордсменов» существовала тогда типовая обзывалка - «глиста во фраке». При первой встрече после каникул ощущения у меня были очень странные. С одной стороны, все одноклассники стали какими-то мелкими, а с другой стороны, я неожиданно оказался в центре внимания девочек. Они никогда раньше не уделяли мне столько внимания и так меня не рассматривали. К сожалению, оказалось, что удивить своим новым ростом надолго никак нельзя – ну, день, ну, два - и все уже привыкли и принимают тебя таким, каким ты стал.
На переменках мы, разбившись на компании, оживленно делимся летними впечатлениями. Кто-то рассказывает о море, кто-то о горах, но большинство разговоров связано с Невой. Купание, загорание, рыбалка. Интересно, что особый вес имели те рассказы, в которых присутствовала лодка.
Вот, мол, поплыли на лодке на ту сторону Невы, к леснику. Грибов там, в лесу видимо-невидимо: и белые, и красные, и подберезовики. Наполнили корзины, принесли, высыпали в лодку и снова в лес. Через час несем опять полные корзины.
Или такой вариант. Переплыли на ту сторону. Только-только начинает светать, бросили якоря, опустили прикорм. Первая проводка, поплавок как-то присел, подсекаю – лещ на килограмм. И пошло, и пошло. В лодке нас трое и к девяти утра у каждого килограмм по семь-восемь рыбы. Еще и продолжала клевать, но куда уж нам столько. Снялись с якорей, пошли домой.
Народ в то время жил бедно, заработанных денег с трудом хватало на самое необходимое. Лодку мало кто мог себе позволить. Наверное, сейчас в кировских семьях джипов больше, чем тогда было лодок.
Стоим как-то мы, трое одноклассников, на переменке разговариваем - Стас, Толя и я. Рассуждаем, как было бы не слабо иметь лодку, да на той стороне Невы половить рыбку, да с ночевкой, да наварить ухи. Вдруг Толя заявляет:
- Так запросто, мужики, мне на выходные достать лодку – нечего делать.
Мы ему:
- Так доставай! В чем дело?
Однако проходит пятница, Толя молчит, видно лодки нет. Уж я и забыл думать. Суббота, часов девять вечера, звонок. Открываю- на пороге Толя, лицо радостное, в руках какие-то ключи. Бодро говорит:
- Жека, ты что, еще не готов? Видишь ключи от лодки. Стас знает, минут через десять зайдет, давай собирайся.
Тепло одеваюсь, беру плащ, удочки. Выходим во двор. На улице смеркается, сплошная облачность, моросит мелкий дождь, дует сильный западный ветер. В общем, погода мерзопакостная. Когда образно говорят, что, мол, погода такая, что хозяин собаку на улицу не выгонит - имеют в виду именно такую. Выходим на Советскую улицу. Бодрым шагом, сбивающимся на трусцу, к нам приближается Стас с сумкой в одной руке и удочками в другой, здороваемся:
- Жека, червей на троих хватит?
Отвечаю встречным вопросом:
- Червей-то хватит, есть и красные, и опарыши. А ты кастрюлю под уху не забыл?
Хитро улыбаясь, он достает из сумки алюминиевою ложку, раза в два больше столовой:
- Я и ложку не забыл.
Мы с Толей ахаем, таких ложек мы никогда не видели.
Удивительно, но и у Стаса лицо довольное. Про себя думаю, что лодка – это искушение, которое пересиливает все.
Минут десять быстрой ходьбы, под оптимистические байки про хороший клев именно в такую погоду, и мы уже спускаемся с крутого берега к Неве. Лодку в темноте еле находим, она в воде, прикреплена цепью к железному столбу, стоит на дне и почти до краев наполнена водой. Покататься охота, поэтому рассуждаем, все одинаково, мол, вода дождевая, хотя дождей до сегодняшнего дня и не было. Из кастрюли для ухи получился отличный черпак, и я начал энергично черпать воду. Только над водой появились лавки для сидения, а парни лодку уже отцепили, сели за весла и отгребают от берега. На мою просьбу подождать отвечают, что, мол, пока до того берега догребем, ты и вычерпаешь.
Плывем уже минут пять, плывем в кромешной темноте, ориентируясь по огням на берегу, от которого уплываем. Как я ни стараюсь, воды в лодке меньше не становиться. Лодка, вероятно, течет, под нашей тяжестью она осела, течь усилилась и активное вычерпывание воды всего лишь не дает нам быстро утонуть. Вдруг замечаем, что ниже по течению появилось много огней и они явно приближаются. У лодки маневренности никакой, старая, просмоленная, нагруженная нами и водой, идет, как утюг. Впечатление, что мы уже на середине Невы и огни надвигаются прямо на нас. Заспорили, куда грести - вперед, или повернуть назад. В результате приняли решение отдаться на волю судьбе и ничего не делать. Стас с Толей положили весла на борта лодки, и только я продолжал кастрюлей черпать воду.
В районе живота холодок и мысли совсем не веселые. Если попадем под корабль, у меня шансов спастись нет никаких. Середина Невы, вода холодная, куда плыть непонятно, да и плаваю плохо. Стас и Толя – пловцы хорошие, но думаю и у них шансов выплыть не очень много. Огни же неотвратимо надвигаются, уже слышен глухой стук могучего дизеля. Мы определенно стояли на фарватере. Когда огни корабля почти нависли над нами, до нас дошло, что судно идет на несколько метров речнее нас и нужно срочно сдавать назад, к берегу.
Стас и Толик начали грести со всей силой, а корабль уже навис над нами. Парни гребут, сколько есть сил, сознавая, что на кону жизнь, но при этом мы нисколько не удаляемся от черной железной стены, которая с глухим рокотом машин идет и идет мимо нас, и кажется, ей не будет конца. Нашу лодку резко крутануло в водовороте у кормы, и огни медленно стали удаляться. С минуту сидим молча. Наверное, испытываем примерно одинаковые чувства. Наконец отчетливо видим, в какой плохой лодке мы сидим и какая сегодня безобразная погода.
Ни рыбу ловить, ни кататься уже не хочется, и мы, не сговариваясь, разворачиваемся и идем к берегу с редкими огоньками, от которого полчаса назад отчалили…
Почти год спустя, где-то в начале августа, ловлю рыбу с плотов в районе Лесозавода. Ловлю на глубине пяти– шести метров с самого крайнего плота гонки, а это метров сто от берега. Погода солнечная, ясная. Тихо, тепло. Нева просматривается на несколько километров и вверх и вниз по течению. Сегодня воскресенье, Электростанция не дымит, слив воды с нее работает в полсилы, и весь бетонный каркас сливного канала облеплен рыбаками, в основном мальчишками. По причине хорошей погоды вокруг меня кипит активная жизнь и суета. На поверхности реки мелькают стайками серебряные рыбки, а над рекой обилие чаек, стремительно летают, порой камнем падают в воду и галдят, галдят своими противными голосами, выясняя отношения и деля добычу. А на воде лодки, лодки, и моторные, и весельные.
Десятый час утра. Мимо меня в сторону Ладоги идут вереницей с интервалом 500-1000 метров большие корабли типа «река-море». Ночью их пропускают под ленинградскими мостами, и каждый день с восьми до десяти утра корабли проходят мимо Кировска. Когда они идут, на Неве большие волны, почти как на море. Какое же удовольствие в теплый воскресный день покататься на лодке по волнам! Ощущение, что сегодня все плавсредства Кировска на поверхности реки.
Я поймал хорошо и наметил себе, что, как только пройдет последний корабль, начну собирать удочки. Клева уже почти нет, и я наслаждаюсь хорошей погодой, смотрю по сторонам, рассматриваю проходящие корабли и время от времени поглядываю на садок, в котором ворочаются два килограммовых леща, демонстрируя мне золото своих боков. Вижу, что со стороны кировского берега идет моторная лодка на другую сторону реки и в ней три человека - один у подвесного мотора и двое на носу. Лодка пересекает фарватер очередному судну метрах в ста пятидесяти от носа. Вдруг мотор на ней зачихал и заглох. Я положил удочку, и мое внимание полностью переключилось на моторную лодку. Человек на корме делает попытки завестись, мотор чихает, но не заводится. Тем временем корабль приближается, уже между лодкой и носом корабля не больше пятидесяти метров, а человек все возиться с мотором. Я встаю, кричу:
- Бери весла, греби!
Но человек меня не слышит. Видимо его успокаивает то, что корабль проходит чуть речнее его лодки. Стоя я наблюдаю происходящее. Какой же маленькой кажется лодочка на фоне стометровой туши сухогруза! Корабль идет мимо лодки и все в порядке, вдруг где-то в районе середины лодку притягивает к борту сухогруза. Она ползет вдоль борта, доходит до кормы, здесь мощные винты корабля устанавливают лодку свечкой, носом вверх, люди по очереди падают и вместе с лодкой исчезают под водой. Внутри у меня все замирает, но в печальный исход не верю. Думаю, что в лодке должен быть спасательный круг, да и сама деревянная, обязательно всплывет и за нее можно зацепиться, и на Неве столько лодок, кто-то непременно подойдет на помощь.
Тем временем вижу, что люди за кормой корабля всплыли, но не плывут, а бьют руками по воде, видимо, находятся в полубессознательном состоянии. Сухогруз остановился, его немного развернуло течением, и лебедкой с него спускают шлюпку. Тормозя свою инерцию и спуская шлюпку, корабль проскочил где-то на километр выше по течению от места происшествия. Уже минут через десять четырехвесельная шлюпка с пятью людьми на борту кружила на этом месте, но, к сожалению, выловить из воды им никого не удалось. Покрутившись, шлюпка вдруг направляется прямехонько в мою сторону. Подплывают. Лица у всех грустные, здороваются. Старший, оказавшийся помощником капитана, расспрашивает меня, как все произошло. Я рассказал все, что видел. Он поблагодарил и посетовал, какая тяжелая у них работа. Вот, мол, капитану немного за сорок, а уже весь седой. Каждая ходка по рекам - три–четыре происшествия, и все из-за пьянства и бесшабашности населения.
Они отчалили от плотов, и пошли к своему сухогрузу, а я сел и задумался. В памяти в деталях всплыл тот случай годичной давности, когда мы в кромешной темноте и под дождем отчаянно выгребали из-под такого же корабля. Изначально наша ситуация выглядела намного хуже, чем та, невольным свидетелем которой я сегодня оказался. Видно, судьбе было угодно оставить меня с моими друзьями еще пожить. Возможно, мы не выполнили еще того, на что рассчитывал Господь, дав нам жизнь на этой Земле…

[GREEN]

№ 8

Смотри в глаза
/по воспоминаниям узника концлагеря В.Г.Калиниченко/

Владимир Григорьевич и в семьдесят пять лет был ещё в силах покопаться в земле. Он сидел на скамеечке среди весенних грядок, сидел почти недвижно, и только руки копошились в грядках. Кисти его рук выглядели костлявыми, и пальцы, казалось, уже не гнутся, но стоило им коснуться земли, они сразу оживали, и могли выполнить любую работу. Вот и сейчас, он сидел погружённый в свои мысли, а руки, ловко, пропалывали молодую клубнику. Можно было только удивляться, с какой ловкостью и быстротой его пальцы удаляли из земли поросль сорной травы. Зато мысли Владимира Григорьевича были так глубоки и тяжелы, что их из головы не «вырвешь». А он хотел бы выдрать весь сорняк войны …
Лагерь не отпускал, настигал и во сне, и за работой… Владимир Григорьевич снова вспоминал концлагерь Сан-Пёльт в Австрии, и себя 10-летнего, когда его сделали «лошадкой», чтобы развозил на тележке грузы.
«Ти есть животный… Ми запрягать – ти бегать. Бистро, бистро!» - кричал Володе немецкий офицер.
В другое время он должен был работать в теплице, где помощник коменданта выращивал виргинский табак. Володя, у которого от природы были тонкие и длинные пальцы, лучше других полол прихотливые растения. Три года его запрягали в тележку, заставляли полоть… А однажды, чуть не до смерти забили его за то, что он нечаянно повредил куст…
Владимир Григорьевич бросил в сторонку пучок выдранной травы, затем встал, чтобы переставить скамейку. И только он присел за работу, как услышал голос внука:
- Привет, дед! Тебе помочь?
- Нет, Сашка. Земля – это моё лекарство! Для тебя приготовил другую работу, – дед вышел из грядок и направился навстречу внуку. – А ты как добрался? До автобуса ещё часа два.
- Я на попутке, какой-то дачник подвёз, – ответил Сашка, и забрал скамейку из рук деда.
- Иди в дом, обрадуй бабулю своим появлением, - сказал дед, и пошёл следом за внуком.
Когда дед вошёл в дом, хозяйка уже накрывала на стол и между делом говорила с внуком:
- Сашка, а родители знают, что ты у нас?
- Они и предложили мне проведать вас, вот и гостинца передали, - Сашка вынимал из рюкзака пакеты и, достав коробочку, добавил:
- А ещё, лекарство для деда. Как принимать, мама написала.
- Небось, дорогое?
- Ну, о чём ты говоришь, бабуля!..
- А надолго приехал?
- Нет, на пару дней.
- Всего то?
- Может, после экзаменов ещё приеду. А пока не получается, сдаю зачёты, - отвечал Сашка, присаживаясь к столу, – всё же выпускной класс. И к поступлению надо готовиться.
- А институт выбрал? – вступил в разговор дед, усаживаясь рядом с внуком.
- Готовлюсь в медицинский. А если не вытяну, то в университет на биофак.
- Что это за «биофак»? – разливая чай, спросила хозяйка.
- Биофак – это биологический факультет.
- А «биологический», что такое?
- Ну, ты бабуля даёшь! – заулыбался внук. – Это наука о живой природе.
- Вот это хорошо! А то все в психологи, в экономисты… А природа – это очень хорошо! – сделала вывод хозяйка, уже сидя за столом. – Давайте перекусим.

После чая, Сашка спросил у деда:
- Дед, а какая работа для меня?
- Прошлогодние листья надо попалить, и с дровами поможешь. Но потрудимся завтра, а сегодня отдыхай, - ответил дед и направился к своей кровати. Потом остановился, повернулся к кухне, и обратился к хозяйке:
- И ты, Анюта, отдохнула бы…
- Что ты, Володя! Мне и в магазин надо сходить…
- Давай я сбегаю в магазин, - предложил Сашка.
- Нет, я уже собралась. Да и сестру хотела навестить, - ответила хозяйка.
- Тогда я на рыбалку схожу, - сказал Сашка, и пошёл переодеваться.
Пока Сашка переодевался и копался в кладовой, хозяйка ушла в магазин, а дед сидел на кровати и не знал, чем занять себя: то ли телевизор посмотреть, то ли подремать немного? Дед решил прилечь. Пока он устраивался на кровати, Сашка выглянул из кладовой и спросил:
- Дед, а где больше червей?
- Копай за сараем, - ответил дед, поворачиваясь на спину.
Он лёжа смотрел в потолок, и потолок, казалось, покачивался.… Покачивался, как в поезде, как в лагере - от истощения… Дед вспоминал день второго рождения в конце апреля 1945 года, когда десант советских войск освободил концлагерь. Из глубины памяти всплывало лицо солдата, который на руках вынес его из фашистских застенков. Володя схватил его за шею, прижался, и заплакал. «Ты поплачь, поплачь… Легче станет…» - сказал солдат. И в вагон его внесли на руках – весил не больше пуда - когда эшелоном отправляли домой на Украину. В дороге он ел и спал, ел и спал…
Скрипнула дверь, и дед проснулся. В дверях стоял довольный Сашка:
- Я столько червей накопал, что вернусь с рыбалки только к вечеру. Пока, дедуля!
- Пока, пока, - сонно ответил дед, и опять стал погружаться в сон.
Закрылись глаза, и он опять оказался в лагере. Видит лица пьяных немецких офицеров, решивших позабавиться и натравить на него огромного дога – любимца начальника лагеря. Собака в один прыжок оказалась рядом. И тут он словно услышал голос с небес: «Не двигайся, смотри ей в глаза». Собака замешкалась, потом обнюхала его и с достоинством отошла в сторону. Хозяин был взбешён – собака лишила его зрелища. Не твёрдой рукой он достал пистолет и прицелился. Пуля настигла собаку в прыжке, уже раненая, она успела вцепиться в плечо начальника лагеря.
И как я выжил? Помощник коменданта спас. Ему было жаль терять меня, как ценного раба…
Сквозь сон дед услышал собачий лай, и тут же проснулся. Лай не прекращался, и был где-то поблизости. Дед вспомнил про внука и поднялся с постели. Что-то тревожно было на сердце. И лай доносился с той же стороны, куда ушёл Сашка. Дед, наспех, надел домашние тапки, вышел из дома, и сразу всё понял. Сердце не обмануло: у дороги, на Сашку кидалась огромная псина, а внук, размахивая удочкой, отступал к соседнему забору. Дед побежал в их сторону. Он бежал и кричал:
- Сашка! Сашка, остановись и смотри ей в глаза!.. Смотри ей в глаза!..
Сашка оглянулся на деда и, в замешательстве, остановился, не зная, что же делать. Остановилась и собака, которая продолжала лаять, но уже не кидалась на Сашку.
А дед всё бежал и кричал:
- Не двигайся, смотри ей в глаза!.. Смотри ей в глаза!..
Дед быстро приближался, а собака, нехотя, отступала и рычала на Сашку. А потом, резко развернулась, и побежала за деревню.
- Не укусила? – ещё не отдышавшись, взволнованно, спросил дед.
- Штанину только порвала, и царапнула зубами… Да не сильно, не переживай… - ответил Сашка, с трудом приходя в себя от страха.
- Всё равно надо обработать царапины… Пошли, пока бабули нет, помажем зелёнкой, - уже спокойнее говорил дед. Но по его рукам, а они дрожали, было видно, что он пережил.
И пока они шли к дому, дед рассказал Сашке свою историю про дога в концлагере. А в конце добавил:
- Запомни, Сашка, любой напасти смотри в глаза, не отворачивайся… А собаку в концлагере я вспоминаю, как человека. Единственного человека среди фашистских собак.

[GREEN]

№ 9

Летние Каникулы

Ну вот и наступило долгожданное лето! Едва успел отзвенеть последний звонок в школе, как я, Виталий Веселов, ученик бывшего 5 А класса, складывал учебники и тетради на самую дальнюю полку в своем шкафу, Что уж говорить о портфеле, который каким-то образом очутился в кладовке среди старого хлама. Этим летом мама решила отправить меня в деревню к бабушке. И не во благо мне, просто маме очень хотелось отдохнуть от меня. Уж слишком «трудным», на ее взгляд, я был для двенадцатилетнего подростка. А скучная и монотонная жизнь в деревне, как считает мама, должна усмирить меня с моим пылким нравом.
А дни в деревне действительно скучны и однообразны. И можно было бы проститься с веселыми играми и приключениями, да только сложившуюся ситуацию спасает то, что в деревне живет мой друг Евгений Смирнов. С ним-то точно не соскучишься! Мы с Женей никогда не находим времени для безделья. Поэтому я даже обрадовался, когда мама выразила желание (на самом деле это было страстное хотение) отправить меня к бабушке.
Спустя два дня с начала каникул я собирал вещи для продолжительного отъезда, а на следующий день уже ехал в жарком автобусе на деревенскую станцию. Там меня встретила бабушка Настя.
- Мой дорогой, золотой внучок! Как давно я тебя не видела! Ой, как похудел, а вырос! Ух, какой высокий!
- Здравствуй, здравствуй, бабуля! Я так соскучился! – В тот момент мне безумно хотелось отдохнуть с дороги, выпить холодной «Колы», но никак не выслушивать бабушкины восхищения. - Ну хватит меня за щеки трепать, я же не маленький.
- Дай я хоть на тебя погляжу. Ой, какой ты у меня… Пойдем скорей домой, я тебе блинов напекла. Вкусных, с разными начинками.
Блины моей бабушки действительно достойны уважения. Это, наверно, единственное, что она делает просто великолепно. Поэтому фраза про блины взбодрила меня, подарила надежду на приятное времяпрепровождение у бабушки.
- Ну тогда чего же мы ждем! – сказал я приободренным тоном, - пошли домой.
После долгого пути у меня остались силы только на то, чтобы поесть. Но мечтам о блинах не суждено было сбыться. Не прошло и пяти минут после моего прибытия, как в дом влетел Женя:
- Здорово, дружище! Сколько лет, сколько зим! – он сразу подбежал ко мне, стал жать руку, сильно тряся ее.
- Привет-привет, - ленивым голосом пробормотал я. – Как ты узнал, когда я приеду?
- А… мне твоя бабушка сказала, - почти шепотом сказал он.
Я взглянул на бабулю: та, делая вид, что не слышит наш с Женей разговор, продолжала накладывать варенье в тарелку, напевая какую-то старую песню.
- Все ясно. Тогда давай через тридцать минут встретимся на нашей точке!
Наша точка – это большой старый дуб, найденный нами во время побега от злостных дворняжек недружелюбной соседки. Там мы встречаемся с Жекой для решения «важных» вопросов.
Вот и теперь Женя позвал меня, чтобы сообщить важную новость: в огороде у бабы Кати созрели яблоки. Разумеется, мы сразу определили, кому они предназначены – нам.
Как и обещал, я пришел к дубу через полчаса.
- Надо разработать план. Я предлагаю: ты идешь к бабе Кате, завлекаешь ее каким-нибудь разговором, а я в это время рву яблоки!
- Да какой же ты молодец! – с заметной иронией сказал я. – А как же ее собаки? А ты подумал, как уместить в руках столько яблок, сколько хватит нам наесться? И вообще, почему я должен отвлекать бабу Катю?
- Ну… Ну… хорошо, давай я! Только чем я ее буду развлекать, пока ты будешь рвать яблоки? – Женя на миг погрузился в недра своего разума и наконец воскликнул: - я буду ехать по улице с тележкой печенья. Предложу бабе Кате купить печенье на очень выгодных условиях. Главное – говорить все это очень долго, чтобы было достаточно времени для… Ну ты понял.
- Отличная мысль! Значит, твой мозг способен генерировать столь гениальные идеи, - сказал я, сделав при этом умное лицо. – А я, кажется, решил проблему с собаками. Как ни странно, Дунька и Бунька (имена просто гениальные!) любят гоняться за кем попало. Так, и меня они не обделят вниманием. Поэтому попробуем отвлечь их заводной игрушкой. У меня есть прыгающая пластмассовая лягушка. Вот она нас и выручит!
Теперь большинство проблем было решено. Но вот как я буду уносить огромное количество яблок в руках, мы пока еще не решили. Тогда была придумана такая система: за забором ставится ведро, к нему от дерева проводится широкая труба, такая, чтобы помещались яблоки, и тогда я, сидя на дереве, спускаю сочные плоды по этому «яблокопроводу». При этом все яблоки целы, никакого шума и, как результат, максимум удовольствия!
Так мы и решили.
На следующий день мы с Евгением отправились «на дело». У него в руках желтый пакет с надписью «Распродажа печенья», у меня – заводная лягушка, ведро и длинная труба.
- Желаю удачи! – сказал Женя, явно нервничавший.
- Да не дергайся ты, все будет хорошо! – и мы разошлись по разным направлениям.
Огород старушки находился сразу за ее домом, и выход туда был только из задней двери летней кухни. Яблоня росла в саду прямо возле забора, и на нее было легко залезть с улицы. Женя отправился к двери старого дома, повторяя про себя слова: «Только сегодня и только сейчас! Земляничное печенье по очень выгодной цене! При покупке трех пачек – четвертая в подарок!»
А я наконец дошел до полуразвалившегося, но высокого деревянного дома и стал лезть через него на яблоню. Мне легко удалось установить нашу гениальную систему яблокопровода. Но как только я оказался на территории огорода, меня весьма недоброжелательно встретили Буня и Дуня. Они лаяли так громко, несмотря на свой маленький рост, что мне казалось, что сейчас сюда влетит разъяренная баба Катя. Но времени думать не было: я достал из кармана пластиковую лягушку, завел ее до предела и опустил на землю. Высоко прыгающая, двигающаяся очень быстро, она сразу привлекла внимание собак. Они с жутким лаем погнали бедную лягушонку, а я приступил к делу.
Вот и послышался звонкий голос Жени: «Покупайте! Покупайте! Только у нас!» Значит, все в порядке.
И вот уже ведро наполовину наполнилось плодами, как начались проблемы. Я стал понимать, что остановившаяся лягушка больше не привлекает собачек, а вот я, трясущийся на дереве, сразу заинтересовал их. Они с угрожающим лаем поднеслись к дереву и, видимо возомнив себя большими овчарками, стали пытаться запрыгнуть на дерево. И тут мне стало страшно. К тому же, я услышал, как Женя нарочно громко кричал «Не надо, спасибо! Я лучше пойду!» Тут я занервничал всерьез. Понял, что пора уходить, что все идет не так, как предполагалось. Я сделал попытку спуститься с дерева, но Дуня и Буня не одобрили моей мысли. Мне оставалось лишь перепрыгивать через забор, что было очень опасно. Тут из-за угла вылетел красный, как помидор, Женя, трясясь от страха.
- Бежим, быстрее! Она меня раскусила!
- Да ты с ума сошел? Что ты ей наболтал? И как я по-твоему должен слезть отсюда, если под деревом прыгают эти бешеные дворняги?!
В конце концов, я рискнул и перемахнул через дряхлый забор, свалив при этом с грохотом яблокопровод. Часть яблок, собранных с таким трудом, рассыпалось. Тут из-за угла вылетела баба Катя. В ее руках был веник, угрожающе машущий нам вслед. Мы едва унесли ноги. С ведром и трубой в руках мы прибежали на наш дуб.
- Так что случилось? Почему так быстро? – в недоумении спросил я.
- Да там просто… Она меня расколола! Она хотела угостить меня огурцами с огорода!
- И что?
- Ну я решил, что она надо мной издевается и ждет, пока я сам признаюсь. Но я молчал как партизан. Потом она все-таки пошла в огород, а я тем временем побежал спасать тебя! – И тут Женя задрал нос от гордости.
- И что бы я без тебя делал, - с насмешкой сказал я. – Давай есть заработанные таким трудом угощения!
- Давай! – послышалось в ответ неловкое мычание Жени.
И на закате синеющего дня мы с удовольствием поедали выстраданную награду на нашем уютном местечке.

На следующий день, как только пропели петухи, в дверь постучали. Я услышал стук, когда еще лежал в кровати и мирно спал. Бабушка открыла дверь и пригласила кого-то войти. Вскоре послышались шаги, постепенно приближавшиеся к моей комнате. Наконец в комнату вошел Женя.
- Ты что, спишь до сих пор? – Запыхавшись, спросил он.
- А как ты думаешь?! – Меня настолько разозлило его раннее посещение, что просто не хотелось ни с кем разговаривать. – Что-то срочное? Зайди попозже!
- Нет времени! Смотри, что я нашел. – Он протянул мне какой-то обрывок листа, на котором было что-то схематично нарисовано.
- И что это?
- А ты не догадываешься? Это же – карта! – Почти взвывая крикнул Женя. В его глазах заблестели искорки. – Я думаю, это карта сокровищ, и, судя по рисунку, в нашей местности…
- Да что ты за ерунду несешь? Какая карта? Какие сокровища? У нас?
- Конечно! Смотри: вот дома – деревня, вот деревья – лес, вот озеро – то, что за оврагом, а вот – он тыкнул пальцем на красный жирный крест – сокровища!
- Ты думаешь?
- Конечно!
- И какие будут предложения?
- Идти искать! – теперь я понял, что Женю невозможно переубедить, да и сам уже начал верить в зарытые сокровища в нашем районе.
- Когда? С чего начнем? – И после этих слов Евгения взяла гордость. Я понимал, что очередное приключение нам не помешает.
- Давай разработаем план!
- Да кому нужны эти планы? Все равно все пойдет не так, как мы задумаем. Лучше давай просто начнем с чего-нибудь, и все пойдет своим чередом. Только сейчас я хочу поспать еще немного, так что ты иди, и давай встретимся на нашей точке в… 12 часов.
- Хорошо! – послышалось в ответ.
После ухода Жени я не мог заснуть. Толи потому, что бабушка начала молоть пшеницу на каком-то очень шумном аппарате, толи потому, что обдумывал слова друга. Неужели и правда совсем скоро, сегодня, мы станем богатыми? Нет, не может быть такого счастья! Или может?.. Хватит гадать, надо действовать!
Я поднялся с кровати и отправился завтракать. Как всегда, на столе меня уже ждали блинчики с всякими дополнениями. Плотно позавтракав, я обратился к часам. Уже было 12 часов! Как быстро пролетело время! А ведь меня уже ждет Женя! Я схватил кепку и побежал к дубу.
Там меня встретил друг. Мы вместе забрались на дерево и начали изучать листок.
- Смотри, здесь, по всей видимости, находятся сокровища. А что это? – спросил я.
- Наверно, это какие-нибудь кусты. Меня больше пугают вот эти кресты, - я указал на середину листка. По тому, что находится рядом, мы решили, что это – кладбище.
- Мы будем идти через кладбище? А другого пути нет? – застонал Женя.
- Боюсь, что нет. Здесь мостик через реку проходит, мы же вплавь не будем добираться? – мне самому становилось жутко при мысли, что придется идти среди захоронений. – А куда деваться?
- Еще нам надо будет идти через лес. Давай возьмем с собой палки – вдруг понадобится.
- А я возьму лопату, чтобы клад раскапывать. Жень, давай пойдем в часов шесть, чтобы не слишком поздно, - на самом деле мне просто было боязно идти ночью через лес и кладбище. Как ни странно. Женя был не против. Так мы и решили и разошлись по домам.
Дома я сразу начал просить бабушку дать мне лопату.
- А зачем тебе лопата? – с подозрительным взглядом спросила бабушка.
- Ну мне нужно помочь соседке перекопать огород.
- А, это той соседке, у которой ты яблоки воровал? – с сарказмом спросила бабуля. Я не знал, что ответить. После долгих уговоров бабушка дала мне лопату, но при одном условии: я должен перекопать весь наш огород! Фантазия у бабушки отменная!
Понимая, что могу не успеть сделать всю работу до шести часов, я сразу побежал трудиться. А солнце беспощадно жгло мне спину, собака, будто издеваясь, лежала в прохладной тени и поглядывала на меня исподлобья.
Солнце уже начало прятаться за холмом, как я закончил копать. Ни минуты не отдыхая, я помчался к нашему дереву. В теми пышной кроны лежал Женя, утомленный долгими ожиданиями.
- Ты хоть знаешь, что уже восьмой час?! Скоро стемнеет! – Женя смотрел на меня бешеными глазами и ждал вразумительного объяснения.
- Давай не будем терять времени! Ты взял карту и палку?
- Да! – резко и обиженно сказал Жека. – Пойдем, нам нужно начать с вон той сосны. Это же она?
Я взглянул на то место, куда он тыкал. Это была нарисованная условно елка, от которой шла стрелка к лесу, изображенному с помощью всяких палочек и закорючек. Мы пошли к той сосне. Женя все еще продолжал дуться. Я пытался завести разговор о чем-нибудь, хотел рассказать, что всему виной наше покушение на огород бабы Кати, но он был непреклонен. Скоро мы добрались до указанного дерева.
- Что дальше? – спросил я.
- Теперь к западной стороне леса, там тополя, кажется, растут.
Дальнейший путь мы уже более или менее достигли перемирия.
Солнце уже совсем скрылось за деревьями, и наши тени постепенно растворились. А между тем лес встретил нас недоброжелательно. Первым делом женино лицо «поздоровалось» с веткой березы, а наши ноги погрузились в толщу сырых листьев. К счастью, вскоре карта вывела нас из этого ужаса, и мы пошли по прохладному полю.
- Теперь сюда, - сказал Женя и указал рукой на… кладбище!
Мы незаметно стали идти предельно близко друг к другу. Палка «была начеку». Нас окружали сплошные могилы и захоронения, нервы были на пределе. При этом приходилось двигаться в полнейшей темноте.
Тут подул безобидный ветерок. И все бы ничего, только до ужаса напряженный Женя выронил карту, и ее унесло ветром.
- Ты что наделал? – заголосил я. - Побежали догонять!
Вслед за порхающим листом мы бежали, спотыкаясь через все, что попадалось по пути. Наконец я схватил карту и тут же упал в лужу. И – какой кошмар – листок наполовину намок и раскис! Зато место с красным крестиком осталось целым. Сильно пострадало лишь одно место, хотя путь был понятен и так.
Мы вышли из кладбища, пересекли реку и пошли по указаниям стрелочек на листе. Было совсем ничего не видно, и вскоре мы забрели в заросли какой-то травы. И каково было наше удивление, когда, пройдя незначительную часть поля, мы поняли, что это заросли крапивы!
- Ай, как больно! Как она жжется! – завопил Женя.
- Ай, это, ай, просто кошмар! Ай!
Мне казалось, что этот ад никогда не закончится. После долгих мучений мы вышли из зарослей этой жуткой травы. Вся кожа покраснела появились бурые пятна.
- Теперь понятно, что за место на листе повредилось! – сказал я с возмущением.
- Ага! Я надеюсь, больше таких сюрпризов не будет.
Измученные, грязные, мы продолжили путь. Как было показано на карте, нам осталось перелезть через кусты и – мы на месте. Все правильно – вот кусты, вроде, никакого подвоха.
Мы с трудом перелезли через преграду. Но там нас ждал «большой» клад!
На опушке вряд были выставлены ульи с пчелами! Эти яростные насекомые сразу увидели незваных гостей и с громким жужжанием тучей погнали нас. Мы кричали так громко, что, казалось, пчелы отступят. Но нет! Они преследовали нас до самого озера, в котором нам, к счастью, удалось спрятаться.
Вот так клад! Сокровище! Бесценная находка! Мы, покусанные, обожженные и грязные, пошли домой.

Ну вот и первое воскресенье моих летних каникул. Этим утром я сидел на берегу реки, надев большую шляпу черного цвета. Сзади ко мне подошел Женя. Он подкрался незаметно и напугал меня.
- Здорово, дружище! – закричал он.
- Привет… Я не заметил, как ты пришел.
- Чем ты тут занимаешься? – спросил Женя.
- Да вот сижу, мечтаю.
Тут Женя обратил внимание на мою шляпу.
- Ого, какая у тебя шляпа! Как у капитана! Как у капитана дальнего плавания! Тебе бы еще попугая на плечо! А да поносить!
- Но-но-но! – воскликнул я. – Это раритет. Я могу дать тебе только померить, и то ненадолго!
Я снял шляпу с высокомерным выражением лица протянул ее Жене. Он озарился улыбкой, взял головной убор с таким почтением, словно это была хрупкая ваза эпохи Возрождения.
- А давай, а давай отправимся в морское путешествие! – сказал Евгений.
- Ну ты смудрил! Где ты море возьмешь?
- Ну можно и по реке!
- А на чем?
- Давай построим плот!
- Для этого нам нужны помощники. Надо позвать ребятню – они нам вмиг деревяшек натаскают!
- Да-да, а как ты планируешь их уговаривать!
- Я не буду их уговаривать, я предложу им примерять мою капитанскую шляпу – они ради такого счастья тебе и дров наносят, и плот построят!
- Ну да. Это же раритет. – Видимо, Женя не догадался, что я над ним пошутил, и эта шляпа не представляет никакой ценности, по крайней мере, для искусства.
И мы пошли звать малышей, которые наивно полагают, что капитанские шляпы бывают только в книгах с пиратами и героями.
Через полчаса перед нами были выстроены ребята всяких возрастов, которые ждали своей очереди, чтобы примерить шляпу.
- Итак, вы должны в течение часа собрать для нас большие палки, доски, бревна и всевозможные материалы для постройки плавательного судна для капитана и его помощника, - начал я. – кто соберет больше всех, тот проносит мою шляпу дольше других.
И тут начался хаос. Все собравшиеся ребятишки начали метаться туда-сюда, пытаясь найти то, что от них требуется. И уже меньше чем через час необходимые материалы были собраны. Теперь настал час расплаты: ко мне по очереди подходили малыши и визжали от счастья, примеряя шляпу.
А Женя тем временем занялся строительством нашего «корабля». Он связывал прочной веревкой найденные ветки. Вскоре я присоединился к нему. И вот наше творение готово: пред нами лежал деревянный плот с импровизированной крышей из веток тополя.
- Когда отправляемся в путь? – спросил Женя.
- Да что медлить? Поплыли прямо сейчас!
И мы с счастливыми лицами водрузились на спущенный на воду плот.
- Не тонет?
- Не тонет!
Сначала все шло хорошо, даже очень. Мы любовались видами, смотрели на пестрый пейзаж нашей природы. Но тут все только началось. Вдруг Женя вспомнил, что не умеет плавать. Его охватила паника, страх сорваться с плота и утонуть. Он метался из стороны в сторону нашего небольшого судна, раскачивая его все сильнее и сильнее, пока все не дошло до горячей точки.
- Прекрати раскачивать! Мы сейчас оба свалимся! – мне не стоило этого говорить, потому что после таких слов Женя и вовсе начал кричать.
- Давай остановимся! Я так больше не могу! Я еще слишком молод!
В конце концов, плов не выдержал и перевернулся. Мы оба оказались в воде. Нас стало уносить течением. Тут я нащупал под ногами дно – оказалось, что речушка, по которой так величаво плыл наш корабль, была совсем мелкой. Я встал на ноги – уровень воды был мне по пояс.
Но Женя не замечал действительности. Он поддался течению и с дикими воплями просил моей помощи. Его уносило все дальше и дальше.
- Стой! Да здесь же совсем мелко!
Все продолжалось до тех пор, пока на пути Евгения не оказался сильно выпирающий из воды камень, который преградил ему путь.
- Ой! – вскрикнул Женя. Наткнувшись на препятствие.
- Успокойся, говорю тебе! Стань на ноги, здесь совсем мелко!
Наконец, Женя услышал меня и сделал неуверенную попытку опереться на ноги. Каково же было его удивление, когда уровень воды едва достиг его пояса.
- Ты совсем псих или притворяешься?! – с возмущением крикнул я на него.
- Извини, - пробормотал покрасневший от неловкости Женя.
Мы выбрались на берег, нашему плоту спастись не удалось. Вместе с ним в героическом крушении утонула и моя великолепная всемогущая шляпа. Но мы грустили не долго. Мы вернулись в деревню мокрые, но счастливые. Ведь нам удалось хорошо провести время!

Очередной день моего деревенского отдыха как всегда начался со встречи с другом. И как всегда, мы условились встретиться на нашем месте.
- Что на повестке дня? – спросил я своего смышленого друга
- Я нашел одну поляну в лесу, там очень много созревшей малины! Такое количество, что хоть купайся в ней. Давай сходим туда, поедим.
Мне так понравилась женина новость, что я, не раздумывая, согласился. Мы отправились туда сразу. Но когда мы туда пришли, нас ждало разочарование: на поляне уже были ребята, при чем среди них многие были старше нас.
- Вы что-то хотели, малолетки? – с насмешкой спросили они. – Эта малина наша, и мы совсем скоро все съедим. Так что проваливайте!
Да… Такого мы точно не ожидали. И до чего было обидно отдавать каким-то там ребятам всю нашу малину! А сделать-то ничего нельзя!
- Ну ничего, мы их запомнили! – угрожающе произнес Женя.
- Не расстраивайся, мы найдем другую поляну, где будет еще больше малины!
- Мы должны им отомстить! – по интонации Жени было понятно, что он что-то задумал. – У меня есть коварный план мести!
- И что ты придумал?
- А вот что! Ночью, пока все спят, мы натрем их окна валерианой! А все коты нашей округи припадут к их окнам!
- Ну ты злодей!
- Я отомщу им за нашу малину! – в очередной раз пригрозил Женька. – Сегодня в двенадцать приходи к дому того длинного. Ты знаешь, где он живет!
- Да.
- Хорошо, а пошел собирать валериану.
В назначенное время я был в назначенном месте. Там уже меня ждал Женя.
- Ну ты принес траву? – спросил я.
- Конечно! Вот, бери. Пойдем натирать!
Мы потихоньку подкрались к окнам нашего врага и стали мазать травой рамы. Через небольшой промежуток времени коты стали подтягиваться. Мы стали понимать, что скоро от жуткого кошачьего мяуканья проснется вся деревня, и времени мстить всем оставшимся уже не было. Сделав свое дело, мы убежали домой. Но и оттуда мне были слышны крики балдеющих котов и возгласы недовольных жителей того злополучного дома.
- Да, месть удалась! – думал я, тихонько хихикая в постели.
Но моя бабушка поняла случившееся иначе. Наутро вся деревня говорила о побеге бешеных котов из ветлечебницы. Бабушка стала обрабатывать все стены дома каким-то отваром редких трав. А жильцы несчастного дома вовсе отправились в город для полного медицинского обследования!
Ну мы как всегда – развлеклись!
Так завершилась первая неделя моих веселых каникул в деревне у бабушки!