[Наталья Владимировна]

30

ЖЕЛАНИЕ МАКСИМКИ

Утром Максимка проснулся рано. Мать еще не ушла на работу, красовалась у зеркала, причесывала свои красивые черные волосы. Новый наряд ей был так к лицу! Сиреневое платье гармонировало с темным оттенком волос, широкий пояс подчеркивал ее талию, новые туфли на невысоком каблучке зрительно увеличивали ее невысокий рост и делали еще краше.
- Мам, ты у меня сегодня такая красивая, прям как Синти Кроуфорн! – прошептал из-под одеяла Максимка
- Не Синти Кроуфорн, а Синди Кроуфорд, - улыбнулась мать, - скажешь тоже. Я иду на работу, отец уже в колхозе, если будет время, он забежит на обед, я приду ближе к вечеру. Сегодня надо подготовить отчеты, скоро у ребят каникулы, а я пойду в отпуск. И мы с тобой на поезде поедем к морю греться. Хочешь?
- Угум, - хмыкнул мальчик.
Татьяна работала учительницей в сельской школе, выглядела она очень молодо, ее часто принимали по ошибке за старшеклассницу: невысокая стройная, шустрая, она старалась успевать везде. В это весеннее утро она хотела пораньше освободиться, взять сына и поехать в город. Он давно мечтал покататься на каруселях. Специально заранее не сказала, решила сделать сюрприз, а если не получится освободиться – он хоть обижаться не будет. Максимка обычно ходил в садик, но уже как неделю его закрыли на ремонт, пришлось ему сидеть дома, «заниматься чем-то полезным и интересным», по словам его отца.
Татьяна быстро подвела глаза, накрасила губы и прошептала еще спящему сыну:
- Ну, все, будь умницей, закрывай дверь, выспишься - завтрак на столе, там твои любимые блинчики с вареньем, а к бабе Томе приехал Сережка, можете погулять, только у дома или во дворе, машинки найдешь. Далеко не убегайте.
Она прикрыла дверь, и за окном зацокали ее маленькие каблучки. Максимка тихонько поднялся с кровати, закрыл на щеколду дверь. Но спать дальше ему больше не хотелось, он прошел быстро на кухню и принялся за еду. Ароматные блинчики так и таяли во рту. Вот ведь знает же мама, чем его порадовать с утра.
Его больше всего пугала перспектива оставаться дома одному, но папа почему-то не брал его на работу, а к матери он и не просился. Его пугали дикие скачки старшеклассников по коридору, они того и гляди могли его сбить с ног.
Отец работал в колхозе механиком, с машинами. Максимке нравилось бывать в его гараже, он подолгу рассматривал чудные машины, которые почему-то не могли работать без папиной помощи, постоянно ломались. Отец часто уезжал в город и возвращался поздно с какими-то железячками. Максимка каждый раз спрашивал для чего эта запчасть, а папа ему рассказывал об устройстве машин, комбайнов, тракторов.
Бывало, мальчишка заберется ему на колени и разглядывает его рано поседевшую голову и впитывает каждое слово:
- Ничего, Максимка, еще немного, и мы переедем в город, там будем ходить на выставки машин, купим себе новую машину, будем часто ходить в цирк, зоопарк.
Но Максимке совсем не хотелось уезжать из деревни: здесь чистый воздух, не шумно, есть друзья в детском саду, а там…еще потеряется.
Родители последнее время часто говорили о переезде в город, мама уже искала в школе для себя работу, папу уже пригласили на новое место, но только места в детском саду никак они не могли найти. Иногда даже поговаривали, что он будет оставаться дома один, он ведь уже взрослый, через год в школу.
Позавтракав, мальчик вышел на улицу. Какая свежесть, какой аромат от цветущей сирени! Совсем скоро наступит лето, но на улице уже очень тепло. В палисаднике уже зацвели какие-то цветы, распустился куст сирени, травка зеленая во дворе. Максимка накинул на плечи ветровку и побежал к прудку.
Маленький прудок находился неподалеку, там постоянно рыбачила вся деревенская ребятня, чуть свет – они уже с удочками. Максимку постоянно тянуло туда, но родители его одного никогда туда не пускали.
Вот и в это утро на прудке уже рыбачили соседские мальчишки.
- Ну что? Много рыбы? – тихонько подошел к одному из них Максимка.
- Ну, коту хватит, тут же небольшие рыбки водятся, за карасями надо ехать. Хочешь поудить? – спрашивает его парень.
Максимка чуть не задохнулся от восторга (у него никогда не было удочки, у отца не допросишься, а тут предлагают поудить):
- Конечно, хочу! – в ответ шепчет Максим.
Он взял удочку. Тихонько присел на камешек и стал ждать, очень ответственное дело ему доверили.
Спустя несколько минут поплавок стал дергаться и уходить под воду. Максимка подпрыгнул от неожиданности:
- Ну, что стоишь, тяни!- чуть не закричал мне парень.
Максимка дернул удочку, а на ней красовался хорошенький карась.
Вот и не ловятся тебе караси!
- Ничего себе!- с завистью проговорил сосед, - ни разу таких не ловил.
В его ведре плавали маленькие гальяны, а этот карасик заметно отличался от них. Максимка попросил забрать свой улов домой. Парень протянул ему пакет с водой и сказал, чтоб он бежал скорее его и опускал в ведро с водой.
Мальчишка стремглав помчался домой, боясь, что его улов сможет погибнуть.
Во дворе он нашел большое ведро, из бочки налил в него воды и пустил маленькую рыбку в него поплавать.
Его счастью не было предела ,он хотел прибежать к маме на работу и рассказать, что поймал чудную рыбку, что она такая серебристая, сверкает на солнышке. Ему казалось, что она как в сказке заговорит с ним и за желание попросит отпустить ее обратно в пруд. А у него было одно желание – остаться в деревне. Он бы все на свете отдал. Нет, ему, конечно, нравился цирк и зоопарк, да и в городе много разных вещей, но друзей у него там таких никогда не будет.
Полдня Максимка провел рядом с рыбкой, изучая каждый плавник, каждую чешуйку. После обеда пришла мама с работы.
- Мама! Мама! Смотри, какую рыбку я поймал!
- Ты один ходил на пруд? – встревожилась мать.
- Нет, там были другие мальчишки! Ну, мама, я же уже большой! Смотри, мама, какая она красивая! Ни у одного мальчика на пруду нет такой рыбки, а я поймал, они сами говорили, что такая там не водится, а я поймал.
- Молодец, - сказала мама и ушла в дом.
Она явно была чем-то расстроена.
На улицу вышел Серега, бабы Томы внук, Максимка с гордостью показал ему свою «серебряную» рыбку и они побежали играть во дворе.
К вечеру отец вернулся домой, они долго разговаривали с мамой на кухне о чем-то очень серьезном.
Макисмка забыл о своей рыбке, а когда вспомнил, то увидел, что она уже еле дышит. Серега предложил унести ее на пруд, где она будет себя лучше чувствовать. Мальчишки, схватив ведро, побежали спасать рыбку. Почти перед самым прудком споткнулись, и рыбка вместе с водой оказалась на земле. Макисмка схватил свой улов, понимая, что еще немного и рыбка задохнется, ведь недаром она может дышать только в воде. Несколько шагов и он у прудка… он держал «серебряную» рыбку в руках с такой жалостью и любовью, а из глаз капали слезы:
- Милая рыбка, исполни одно мое желание: я не хочу уезжать отсюда, пусть мама и папа передумают, а в город мы будем ездить развлекаться только.
Рыбка смотрела на него своими бусеничными глазами, как будто понимала, что ей говорят и готова уже исполнить.
Максимка размахнулся и бросил рыбку далеко в пруд. Мальчик очень надеялся, что она выживет и исполнит самое заветное его желание.
Домой вернулся он в легкой печали. Мама и папа позвали его к себе и сообщили, что в ближайший год они не смогут переехать в город, потому что в школе нет учителя и нет возможности найти его на ближайший год, а папу ждет здесь повышение, поэтому нет смысла ехать пока что.
Радостный Максимка начал целовать маму и папу по очереди. Значит, рыбка выжила, значит, он поймал самую настоящую «серебряную» рыбку! Исполнительницу желаний!
Наутро было решено ехать всей семьей в город на карусели и в зоопарк, Максимка встал раньше всех и побежал на прудок. Там уже несколько мальчишек заняли свои позиции с удочками.
Максимка подбежал поближе и что есть мочи заорал:
- Рыбка, слышииишь? Спасибо тебе! Я рад, что ты выжила!
Мальчишки стали на него шикать (мол, рыбу всю распугал), но он на них не обращал внимание, теперь он знает: чудеса случаются на самом деле!

[Наталья Владимировна]

31

РЕСТАВРАЦИЯ

В одном городке жил да был умный, вежливый и невозмутимый мальчик, Антон Евстигнеевич. Именно так он всегда представлялся незнакомым людям, вызывая неизменную улыбку не по-детски серьёзным выражением лица. По утрам, когда наш герой уходил в школу, для соседей по дому было настоящим праздником, спеша на работу, услышать:
- Вы сегодня выглядите просто ослепительно, Валентина Сергеевна.
- Доброе утро, Константин Павлович.
- Елена Петровна, поздравляю с покупкой.
Все мамы во дворе ставили его в пример своим чадам:
- Ты посмотри, какой Антошка умный, культурный, по лужам не прыгает, родителям помогает.
Естественно, в отместку дети дразнили нашего героя заучкой. Иногда, собравшись вместе, они громко кричали:
- Антошка – картошка, соломенная ножка, сам с ноготок, голова с локоток.
Но Евстигнеевич, снисходительно улыбаясь, спокойным голосом объяснял «всю несостоятельность озвученных фактов в части убогости самой формы псевдопоэтического творения».
В один прекрасный день родители собрались отвезти Антошку на лето в деревню, к бабушке, тем более что ребенок в последнее время не на шутку увлекся зоологией и подолгу листал каталоги с описаниями различных насекомых.
- У тебя там будет огромное поле для проведения исследований, - улыбался отец.
- Несомненно, пап, - сосредоточенно пакуя справочники, отозвался сын.
- Ты готов?
- Разумеется, - и, подхватив сумку, Антон вышел во двор.
***
Спустя два дня, пообещав бабушке, что не заблудится, и, заверив, что «ориентирование на местности при наличии компаса не представляет никакой проблемы», мальчик отправился в близлежащий лес. Который встретил его шелестом листвы, пением птиц, а еще жужжанием, стрекотанием, комариным писком и сотнями других звуков.
- Это же нимфалис антиопа, - Антон замер, наблюдая как бабочка - траурница, словно красуясь, величаво взмахнула крыльями и исчезла среди деревьев.
- А вот и палочник, - в следующую минуту, присев перед кустом, он увлеченно рассматривал насекомое, больше похожее на короткий сучок с четырьмя длинными ножками.
Лес с улыбкой наблюдал, как мальчик остановился у кочки, по которой шныряли лесные муравьи, затем перед листом с присевшей отдохнуть златоглазкой, потом…
- Ой.
Антон и не заметил, как вышел на небольшую полянку, окруженную с трех сторон огромными старыми елями, склонившими свои верхушки так, что солнце с трудом пробивалось сквозь их густую хвою. Позади тускло отсвечивало болото.
- Хм, - поправив очки, присмотрелся наш герой, - полумрак, прохлада, а домик, как я понимаю, является вполне закономерным продолжением общего антуража. Будем мыслить трезво – это мираж. Неплохо заранее сориентироваться на местности.
Однако стрелка компаса, сойдя с ума, бешено крутилась в разные стороны.
- Вероятно, я попал в зону ярко выраженной магнитной аномалии.
Дверь избушки со скрипом отворилась.
- Не будем впадать в панику, север там, где ствол дерева покрыт мхом.
- Живу на опушке, где квакают лягушки, где старый пень сказки сказывает весь день.
- Так, кажется, в этой зоне возникают множественные галлюцинации. Дом, дверь. Очень странно,– убрав ненужный компас, Антон стал перелистывать справочник по физике.
- Где пройду, там беду наведу! Натоплю печь дровами березовыми.
- Это же очевидно, залежи руды, скорее всего, железной!
- Кикимора, пень, да я - закадычные друзья! Наточу ножи острые.
- Или, - мальчик задумался.
- Кто придёт, назад не воротится. Поставлю на огонь котел с водою студеною.
- Место крушения НЛО?
- Погибель здеся ждет любого: и старого, и молодого. Для вкуса нежности добавлю мухоморов сушеных да лапки богомола.
- Тогда все становится на свои места, это сенсация, - Антон вскочил и рассмеялся.
- Слышишь ты меня, али нет!
Мальчик вышел из задумчивости и с удивлением посмотрел на стоящую перед ним худую старуху в длинном рваном платье грязно-болотного цвета. От одного её вида тысячи мурашек с холодными лапками уже приготовились бежать по спине, не останавливаясь.
Длинные, нечесаные волосы, острый тонкий нос, а единственный глаз по центру лба злобно пульсировал красным. Глядя на Евстигнеевича, бабка облизнулась.
«Спокойно, только, спокойно».
Утихомирив мурашек, Антон поклонился:
- Приветствую вас, представитель высшего разума, я счастлив, что первым встретил посланника цивилизации, способной пересечь галактические пространства и достичь нашей скромной планеты.
- Чегой - то? – вздрогнула от неожиданности старуха.
- Кстати, не могу не отметить оригинальный фасон вашего платья, особого внимания заслуживает этот узор, над которым, уверен, трудились не один год лучшие мастера вселенной, - мальчик легонько дотронулся до грязного рукава, щедро облепленного старой паутиной.
- Дак ить…
- Простите, пожалуйста, совсем забыл представиться, Антон Евстигнеевич, а вас как величать, многоуважаемая? И вы из какой галактики?
Последовавший затем полный достоинства еще один поклон ввел бабку в состояние, близкое к ступору:
- Лихо, - смущенно кашлянув, ответила она, и уточнила, - Одноглазое, местная я.
- Значит, ошибся, прошу списать это досадное недоразумение на молодость, – вздохнул мальчик, - хотя с моей стороны непростительно допускать подобные ляпы. Думаю, пробел в части сказок мне удастся восполнить в ближайшее время.
- Чудно ты говоришь, малец, - осклабилось Лихо, - но ушам приятственно, прошу в дом, гость дорогой.
Дверь со скрипом распахнулась, и костлявая рука приглашающе махнула.
- Только после вас, бабушка.
- Заходи, заходи.
- По правилам этикета мужчина обязан пропустить женщину, это знак уважения.
- Ишь, какой уважительный, - хмыкнуло Лихо, - будь по-твоему.
Осторожно вслед за бабкой переступив порог, Антон огляделся и вздрогнул в душе: убранство избушки поражало невероятным сочетанием пыли, грязи, паутины и запустения. Окна, вероятно, последний раз были чистыми в момент окончания строительства, а почерневшая от копоти печь даже и не пыталась вспоминать о том, что когда-то она сияла ослепительной белизной.
Пол, покрытый слоем нанесенной не за одно столетие грязи, представлял собой смесь из засохшей травы, земли, веток, каких-то костей и прочего хлама. По углам свисали огромные клочья паутины, а два особо наглых паука неторопливо перебирались на неё со стола.
- Присаживайся, а я покамест печь затоплю да водицу вскипячу, - щелкнуло зубами Лихо.
Мальчик посмотрел на лавку, покрытую толстым слоем грязи, и вздохнул:
- Если можно, я постою.
- Что? – глаз опять засветился красным, - брезгуешь? Дескать, не по чину присесть, трон царский из кости слоновьей подавай! В хоромах обитать привыкший? Ох и оскорбил ты меня, малец, сейчас как возьму тебя за ухи оттопыренные, да в котел кину, а потом…
- Бабушка Лихо!
- Ась, – осеклась на полуслове старуха, - как ты меня назвал?
- Бабушка Лихо, - тихо повторил мальчик, - вы меня не поняли, это избушка просто невероятная. Возможно, это единственный сохранившийся ярчайший пример забытых традиций деревянного зодчества, ей цены нет, как памятник архитектуры она имеет огромнейшее историческое значение. Но без реставрации здесь все обречено на разрушение. Кроме того, я уверен, в наносном слое содержатся миллионы аллергенов, которые самым отрицательным образом могут сказаться на вашем самочувствии. Вы рискуете заболеть респираторной аллергией, дерматозом…
- А по-русски, - раздался тихий всхлип.
- Будете чихать, плакать и чесаться.
Лихо, покосившись на котел, от которого уже стал подниматься пар, вздохнуло:
- А ты можешь сделать енту…?
- Реставрацию.
- Её самую.
- Без проблем, только мне нужна тряпка, метла, совок и теплая вода.
Кряхтя, Лихо достало из печи котел, выудило из-под лавки замызганный кусок полотна и метлу, вероятно, заставшую ещё уход мамонтов.
- И можно вас попросить, - Антон замялся.
- Что надоть, ведро какое, али еще что, - с готовностью повернулась бабка.
- Вы не могли бы на улице посидеть, я вам книжку дам с картинками красивыми, - мальчик протянул атлас насекомых, - не люблю, когда кто-то рядом во время реставрации.
- В другой раз съела бы за такое, это ж надо, хозяйку из дома выпроваживает, - неожиданно улыбнулось Лихо, - но уж больно ты, Антон Евстигнеевич, уважительно беседу ведешь. Давай свою книжку.
***
В течение следующего часа удивленный лес внимательно слушал голоса, доносившиеся с опушки:
- Как павлиний глаз – то нарисован, чисто живая…
- Очень красивая бабочка, согласен, она относится к нимфалидам. А где у вас мел?..
- Под печью глянь, а тля-то улыбается, фу ты, пакость мелкая.
- Это равнокрылые насекомые. Как вы тут одна живете, не скучно?
- Да отчего ж не с кем поговорить, пень старый за домом, с ним по вечерам беседы умные ведем. Кикимора болотная тож в гости когда – никогда забегает.
- Пауков куда девать?.
- Выпусти за двери. А вот скажи мне, малец, я ить одноглазая да страшная, а ты не испужалси?
- Кто страшная? Да наши силиконово – ботоксные куклы по сравнению с вашей не испорченной косметикой внешностью, - просто привидения на выпускном балу.
Поборов смущенное хихиканье, Лихо уточнило:
- А глаз один, нешто это красотою зовется?
- Бабушка, это просто добавляет вам настоящего шарма и оригинальности, куда воду вылить?
- Да к болотцу отнеси. А богомол-то какой красавец на рисунке.
- Готово, принимайте работу.
С сожалением отложив атлас, Лихо обернулось и замерло. Дом не просто сиял, он светился. Печь самодовольно красовалась ярко белыми боками, сквозь отмытое стекло радостно струились лучи солнца, а начищенный до зеркального блеска котел с удовольствием отразил ошарашенный глаз хозяйки.
- Батюшки – светы, – всплеснуло руками Лихо, - ну спасибо тебе, Антон Евстигнеевич, уважил ты меня, ой уважил.
- Я очень рад, что вам понравилось, - покраснел от смущения мальчик.
- За то отпущу я тебя, расколдую дорогу. Пойдем, гость дорогой, провожу я тебя, - Лихо взяло ребенка за руку и повело через опушку. По мановению руки между елей образовалась крохотная тропинка.
- По ней иди прямо, не сворачивая.
- Спасибо вам, бабушка Лихо, я искренне рад знакомству с такой доброй, отзывчивой женщиной.
- Иди уж, а то я за себя не ручаюсь. Книжку забери, - костлявая рука с сожалением протянула атлас.
- А знаете, - улыбнулся мальчик, - это вам подарок от меня, на память.
***
- Нет, так опозориться, решено, серьёзно займусь изучением народного фольклора, - под восхищенное пение птиц Антон задумчиво шагал по тропинке.
***
А на небольшой полянке, сидя на старом пне и листая атлас, вздыхало Одноглазое Лихо.
- Что не так-то, - проскрипел пень.
- Да вот думу думаю, - из глаза выбежала крохотная слезинка, - малец-то больно уважительный, помог, беседу поддержал, подарок оставил, а я ить должна прилипнуть к нему и бедами да неудачами засыпать, несправедливо как-то. Понимаю, что судьба моя такая, но жалко, ему бы помочь, а не пакости строить да невезением одаривать.
- Так чего стонешь, помоги, - удивленно дернулся сучок.
- Как?
Заходящее солнце осветило Лихо, внимательно слушавшее скрип древнего как оно само, пня. На секунду светило задержалось на небосводе, словно не поверив увиденному: старуха улыбнулась и поцеловала собеседника в сучок, который смущенно зарделся.
***
Прошло время, мальчик превратился в мужчину и стал успешным, очень уважаемым Антоном Евстигнеевичем. В свободное время он часто приезжал в деревню и часами гулял по лесу, надеясь найти ту полянку, но … Местные жители уверяли, что никогда здесь и не было ни опушки, ни болота.
Кстати, и коллеги по работе, и друзья, и просто знакомые поражались тому, как неурядицы обходили стороной их босса, друга и соседа. Ну как обходили, скорее, находили того, кто хотел их создать: конкурента, завистника или нечистого на руку чиновника, превращаясь в череду мелких и очень неприятных невезений.
Про таких людишек раньше говорили «Лихо пристало».

[Наталья Владимировна]

32

ЛЕСНОЙ РОДНИК

легенда

Между горами Чубатая и Круглая – двумя Кавказскими вершинами, на дне ущелья пробивался из-под большого камня родник. Камень имел форму круглой шапки и, нависая, как бы, охранял и прикрывал этот ключ. Мало кто из жителей села, расположенного в пятнадцати километрах, знал дорогу к этому месту. Лишь только лесники да охотники бывали там, останавливаясь под высоким грабом, отдыхая от долгого пути по горам и лесам, присев на валун. Вода в роднике была студёной даже летом, аж зубы ломило. Приходили туда на водопой и олени с косулями, и медведи с волками. Всех поил своей водицей тот источник. Вода считалась лечебной и волшебной. Моя бабушка поведала мне старую легенду, рассказанную ещё её бабушкой. Когда-то давно одна молодая семья не имела детей, а им так хотелось маленькую дочку. Как-то в крещенскую ночь приснилось жене, что древний старец подаёт ей корец с водой и говорит: «Испьёшь этой водицы, омоешься , да перекрестишься, вот к вам с мужем и придёт в дар младенец». Жена проснулась утром и рассказала мужу про свой сон. Решили они весной ранней пойти к тому роднику. А весна на юге Краснодарского края начиналась уже с февраля. Ранним утром, ещё и солнце не взошло, взяли с собой сумку с вещами и отправились в лес. Дорога была тяжёлой: всё по горам, да по лесу, лишь к обеду пришли на место. Нашли по описаниям их соседа-лесника тот родник. Выпили водицы из лубяного ковшика, висевшего на жердочке. Набрали воды в ведёрко, умылись и прочли молитву. Посидев немного, отдохнули, и отправились домой. Через год у них родилась девочка, да такая пригожая, как в сказке. Очень рады были молодые родители. Хвалу превозносили тому роднику. Прозвали его – Святоисточник.
Прознали про то сельчане и стали ходить к тому месту, молиться и пить воду. Многим вода помогала от болезней, или уж вера в то была сильной. Бабушка Дуня рассказывала, что муж её – Никифор, пришедший ослабленным, тяжело раненым с войны, попросил принести ему из родника воды. Да не из ближнего, а из Лесного. Принесли ему той водицы, выпил и сказал: «Не пить мне больше такой водички, ледяной и приятной. Вот настоящая целебная вода». А потом незаметно стал поправляться, и ещё несколько лет прожил. Так и ещё оно подтверждение целебности воды появилось.
А к тому роднику многие потом ходили, как к лечебному источнику, но со временем старикам тяжело было путешествовать далеко по лесу, а молодёжь, не веря в местные сказки и легенды, позабыла те тропы. И затянулся тиной и бурьяном знаменитый родник. А, может быть, и не поэтому. Говорили, что одна женщина, занимавшаяся ворожбой и колдовством, решила навести порчу на свою соседку. Набрала воды да прочитала над ней заклинание. Вот говорят, родник и закрылся от людей. Многие искали его потом, да не нашли место нахождения. Как сквозь землю провалился. «Из земли вышел, туда и ушёл», - сказала бабушка мне.

[Наталья Владимировна]

33

БЭШЭГТЫ

Есть на свете место, где с Саян спускаясь, в отражении великого озера на себя любуются ветры. Пьют они там воду чистую, самой землёй с любовью рождённую.
Поговаривают, что даже Беды там отдыхают, иначе получается, что покорилась Чёрная Погибель простому человеку - маленькой девочке.
Родилась та девочка в большой семье последышком, намного раньше положенного, а потому отец только новорожденную увидел, вздохнул безрадостно:
- Меньше моей варежки… ну разве будет жить?
И привычного веселья в тот день в семье не было, потому как все только и делали, что тревожились:
- Совсем не слышно, дышит ли…
- Кроху страшно из рук выронить! - и положили её в меховую отцовскую варежку.
Поела крошка и спит на руках, время маме кушать приготовить - старшая сестра возьмёт, старшая за шитьё – братьям варежку передаёт. Тепло малютке, а главное, пока младший варежку подержит, старший уже с работой управится, и руки за варежкой тянет:
- Как наша малышка?
От заботы безмерной и от воды волшебной, что накопили Горы - Великаны, девочка в варежке выжила и даже немножко подросла. А так как вовремя ей имени не дали, осталась она для семьи Бэшэгты, что «варежка» означает.
Играла она деревянными бусинами, подаренными родственниками, которые хотели понять, кого из них маленькая Бэшэгты больше любит. Они в шутку поспорили, что, если узнать, чью бусину малышка берёт чаще, того она и любит больше. Поэтому каждый пометил свою бусину именным символом. Бусин было столько, что, если брать по одной каждый день, можно было бы играть больше двух недель.
Однажды заглянули в их юрту двое гостей. Мужчина попросил хозяина отвести его для подношения к дацану, а женщина осталась отдохнуть.
Наступила ночь, стало темно, слышно спокойное детское дыхание, которое убаюкивает не хуже колыбельной, но не спится Бэшэгты. Уставилась она маленькими глазками туда, где спала гостья, и видит темноту, что темнее всякой ночной тьмы. И ползёт Непросветная Тьма прямо к маме, совсем немного и накроет её всю с головой.
Вдруг! Что это? То ли кажется, то ли на самом деле слышится такой тихий, едва различимый смех. Развернулась Тьма - смех отчётливей. Есть в юрте радость, что не пройти Тьме мимо. Приблизилось Тёмное Кошмарище и видит: сидит девочка, в ладошке драгоценность спрятала и радостью лучится.
- Что там? Что там у тебя? – змеёй зашипела Тьма.
В ответ девочка только крепче ладошки сжала и от Злодейки Тьмы отвернулась. Извивается Тьма, окружила Бэшэгты со всех сторон, разглядеть не может, а получить так хочет.
- Дай мне, дай мне, - просит Тьма жалобно. А Бэшэгты смотрит и даже сквозь свои пальцы на своё сокровище любуется.
- Отдай, отдай свою радость, а я оставлю в живых ту, что дала тебе жизнь.
Бэшэгты раскрыла ладошки, а там бусина на верёвочке, и обеим им казалось, что дороже той бусины нет на свете. Подхватила Тьма верёвочку, прошла сквозь неё, на себя повесила и развернулась в поисках жертвы. Не успела выбрать, как опять смех услышала.
- Дай мне, дай мне свою радость, - снова просит она у Бэшэгты, а девочка только смеётся, потому что в руках у неё, то, чего не может быть дороже.
Далеко до утра, но много бусин у Бэшэгты, нет только той, что самой бы малютке принадлежала. Осмелела Тьма и когда последнюю радость у девочки выторговала, хотела окутать девочку с головой, чтобы заразить её огнём болезненным, и не смогла, превратилась обратно в женщину, а на шее бусы, которые снять она не может.
Утром вернулся отец, на пороге встретила его жена:
- Мы думаем, кого наша маленькая больше любит, а она подарила все наши бусины чужой женщине!
Недолго на Бэшэгты сердились, к концу дня простили потерю бусин, пригрозили новых не дарить, да через неделю было их уже не меньше прежнего.
За высокими горами, за великим озером до сих пор из бусин обереги делают. Да только не сказала Бэшэгты в каком порядке она бусины дарила. Но может, кому и удалось повторить, иначе как объяснить, что до сих пор ни разу не коснулась тех мест Чума – Погибель, вокруг шастающая.

[GREEN]

34

Легенда о Сэнди – ведьме песчаных дюн

Знаешь ли ты, почему бутерброд из поджаренного хлеба с разными начинками называется «сэндвич»? Конечно, ты можешь сказать, что сэндвич изобрел Джон Монтегю, четвертый граф Сэндвический, в 1762 году. Может быть, ты даже знаешь, что он закладывал различную начинку между двумя ломтями хлеба ради экономии времени на трапезу. Однако ты вряд ли догадываешься, откуда у него появилась такая привычка! Я приоткрою тебе завесу тайны…

Давным-давно это было. Сказывают, что в XV веке в Шотландии жила одна девушка. Все звали её Сэнди, потому что её дом находился среди песчаных дюн. Она пекла маленькие хлебцы из пресной муки и продавала их на рынке – тем и жила. Один старик рассказывал мне, что Сэнди, закутавшись в черную хламиду, бродила между торговыми рядами в поисках лучшего места для своего товара. Горожане смеялись над ней: уж очень жалко и убого она выглядела. Продавцы же замечали, что там, где проходила Сэнди, пропадали товары! Как минует она лавочников, так, глядь-поглядь, то домашней птицы недосчитаются, то кукурузного початка, то ещё снеди какой. Торговцы люто серчали, но схватить за руку Сэнди им никак не удавалось.

В конце концов терпение у купцов лопнуло. Однажды ночью они пробрались к дому Сэнди и заглянули в окно. Там они увидели жуткую картину: все их краденые куры и утки, овощи и фрукты лежали на полках, обложенные хлебцами Сэнди.

Переглянулись незваные гости да насторожились: к полкам метнулась тень, и в свете луны они увидели, как лицо девушки исказилось. Нижняя его часть уродливо вытянулась, а верхняя губа приподнялась в зловещем оскале, обнажив бугристые дёсны. Замерли торговцы и чуть не закричали от испуга: челюсти девушки щерились частоколом тонких и длинных зубов. Разинув гигантскую пасть, Сэнди принялась пожирать еще живого цыпленка, сплющенного хлебцами с двух сторон. Птица вмиг пропала в зёве чудища, исполосованная острыми, как бритва, резцами.

Трясущимися от страха руками люди подперли дверь бревном и подожгли дом вместе с Сэнди. Когда огонь разгорелся, услышали они из глубины дома жуткий вопль, похожий на стон раненой гиены. Поседевшие от ужаса поджигатели в панике бросились врассыпную. Пламя быстро уничтожило ветхую постройку и двинулось в сторону города. Оно ширилось и подбиралось к домам горожан. Мстители перепугались не на шутку и стали истово молиться, простирая руки к небу, чтобы огонь не уничтожил их дома и посевы.

И тут хлынул дождь, плотной стеной отрезав перепуганную толпу от догорающей могилы Сэнди. Крики ведьмы еще некоторое время доносились из-за пелены дождя, а затем внезапно оборвались. Дождь, спасший город от уничтожения, пошел на убыль. Вот так всё и случилось.

Жители пытались найти тело Сэнди, чтобы предать его земле подальше от города, но среди обугленных головешек её останков не было. Кругом валялись лишь разбросанные по пепелищу поджаренные тосты с разными начинками из мяса и овощей.

Горожане вернулись в свои дома, и никто из них не проронил ни слова. Все, кто расправился с воровкой, поклялись молчать о случившемся. Люди надеялись, что, если сами не будут вспоминать о чудовище, то и оно забудет о них. Но не тут-то было. Сказывают, что неупокоенный дух Сэнди вернулся в город и над несчастными жителями нависло проклятье.

По большим ярмарочным дням на рынке стала появляться фигура, облаченная в чёрное. Она медленно брела вдоль торговых рядов - и товары поджаривались прямо на глазах у испуганных зевак.

- Sandy witch! Песчаная ведьма! Sandy witch! – кричали горожане, в панике покидая ярмарочную площадь.

Думали-думали, как спастись от ведьмы, и придумали. Стали делать сэндвичи из поджаренных тостов, наполняя их различными начинками, и раз в год – в день, когда Сэнди была сожжена заживо, - относить их на старое пепелище, чтобы успокоить дух ведьмы песчаных дюн.

Люди сохранили эту историю в памяти и передали мне. Теперь и ты знаешь, как дело было. Спросишь: причем здесь граф? Я отвечу: историки не доверяют преданиям, а тут такое совпадение!

Эта легенда – урок нам на все времена: грехи совершённые всегда возвращаются чинителям оных.

[GREEN]

35

Родина волчонка

Как рушились горы, падали зелёные хвои наземь с вышины. Грузно, скованно, наобум, проламывая последний свой путь в сырую глубину чащи. Волчонок смотрел на них из-за ивового куста неподалёку в испуге и разочаровании. Одна сосна упала совсем рядом, затронув кончиком своей макушки его лапу. Лапка тотчас, как будто обожглась, отскочила и спряталась в нежный мех молодого зверя, а сосна, как будто что-то произнесла и глубоко выдохнула в подножье белого гриба и трав. Белый гриб в красно-коричневой шляпке, казалось волчонку, едва не потерял её, содрогнувшись от удара об землю такого гиганта. От дерева веяло теплом, оно пахло смолой и светом. Несмотря ни на что, высота продолжалась в нём! Привыкнув к дереву, она полетела вслед за ним. Пушистые ветви исковеркались, врезались в почву, содрали холодный, угрюмый её мрак, а небесный покой, как будто не замечал чёрного зиянья под собой, настойчиво тянулся в капле смолы и застывал вместе с ней, как это было вверху на ветру. Волчонок тявкнул и убежал в родную нору.

До норы оставалось тридцать метров, - от лесосеки! Она каждый день разрасталась, съедала родину волчонка, как стригущий лишай. Люди, двуглазые, подносили к деревьям заводную грызущую челюсть, которую они называли пилой по имени «Дружба», и деревья падали… падали… Огромными мешками: грузно, скованно, навсегда! Волчонок знал, что такое дружба и уже тогда, когда в первый раз услышал, как двуглазые называли грызущую челюсть, настороженно отнесся к ним, потому что хорошие существа не могли назвать таким красивым словом такую ужасную вещь.

До норы оставалось тридцать метров, и вся волчья семья тридцать часов в сутки находилась в метании и бессонном, отточенном беспокойстве! «Неужели они не видят!? – думал про себя волчонок. – Не видят их нору! Что здесь живут!! Живут другие!.. На что им тогда глаза?..»

Все звери, как только пришли двуглазые с челюстями, ушли отсюда прочнее вдаль леса, в самую скрытую, неприветную часть тайги. Семья же волчонка оставить свой дом не могла, так как у них болела бабушка. Ещё в молодости она передними лапами попала в капкан и сломала их. Несмотря на это, ей удалось тогда выбраться из злостной ловушки и даже поправиться и ходить на охоту, но сейчас, в старости, вместе с воспоминаниями о прошлом пришли и прежние недуги в ослабленный организм. Бабушке было больно, особенно ночью, но она ни разу не оскалилась на своё прошлое, наоборот, говорила, что оно было прекрасным! Волчонок осторожно ложился к её ногам и грел их.

Как-то он услышал, как мать и бабушка упрашивали его отца уйти, оставив бабушку, его маму, здесь, одну, насовсем. Волк - молчал, а потом выпрыгнул из логова одним махом и бросился, как на копья, в бурелом сухой, шипящей от зноя осоки, и не приходил до позднего, в восьмом часу, утра. Вернулся и крикнул волчице, что у него – одна мать и одна родина! Та поняла его и попросила прощенья, что доставила боль своим страхом и глупостью быть боязливой. «Бояться нужно не смерти, а того, чтобы не умереть ещё при жизни! Предав близкого!!» - сказала она ему, осознав свой поступок. И бабушка расцвела навстречу её мудрой мысли. Но потом с грустью задумалась: двуглазые выстригали день за днём их лес и безжалостно таяли последние тридцать метров… Тридцать метров, вековых метров их рода.

На следующий день волчонок сбегал на лесосеку повнимательней посмотреть на людей. Пришёл обратно, подсел к бабушке и спросил:

- Почему они себя так ведут? У них так же, как и у всех: два глаза, - неужели они не видят?

- У них два глаза, но ни одного сердца, родной мой! – ответила бабушка. – А без сердца ничего нельзя увидеть!.. Да и, просто, жить-то нельзя… Бесполезно!.. Этот наш лес, который они превратят в брёвна, распилят на доски и продадут, не принесёт им пользы. Их дети в своё время не почувствуют их, как они сейчас не чувствуют наш дом… И, вообще, дорогой мой, нет у них никакого дома, даже если он и стоит где-то. Их жизнь проходит в бесчувствии, слепоте, и дома их – без стен! Им холодно всем…

Волчонок подпрыгнул на месте прямо в логове, ударился макушкой о его верх и стремглав помчался снова на лесосеку. Как в огонь, кинулся он из прохлады ласковых зарослей трав своего леса на колючее от опилок, испечённое июльским солнцем, открытое, вскрытое, как рана, место лесосеки и вцепился в штанину первого попавшегося ему лесоруба. Тот хрипло заорал, как спросонья, во всё простуженное горло: «Волк!» - вырвался от волчонка и побежал, куда понесли его ноги. Волчонок осмотрелся и выпрямил спину, он не ожидал, что высокий, широко раздавшийся в плечах мужик побежит от него сломя голову. Гордость переполняла молодого зверя и радость предчувствия, что не всё ещё потеряно для их семьи. Он думал, что они, двуглазые, сильные и непробиваемые, а они – слабые и бездомные! На секунду в нём даже пробежала, разжалась жалость к этому схваченному лесорубу, когда встретился с ним взглядом. Воспаление и одиночество забились в углы его глаз. «Верно, - вспомнил волчонок слова своей бабушки, - им холодно всем и бездомно… Поэтому, наверно, и не страшно ломать чужие дома! » А ещё, почему-то, глядя на него, вспомнил он бурлаков, тянущих баржу на Волге, с картинки в их норе, которую принёс ещё дед, задолго до его появления, вызволив ту из дождя.

Потом он хотел догнать двуглазого и укусить как следует, чтобы проучить его надолго, и уже рванулся было за ним, как волчье сердце подсказало ему, что не надо этого делать. Звери тысячи лет жили бок о бок с людьми, рядом, и оставались собой: не подпускали людей к себе и не подходили к их жилищу сами, но люди не смогли до конца оставаться собой, забросили свои дома, семьи и пошли разрушать другие, значит, что-то с ними случилось! Волчонок тоскливо ещё раз посмотрел человеку вслед, вяло, нерешительно, как по мокроте, сделал несколько шагов в противоположную сторону, остановился ещё посмотреть ему в спину, оглянулся, но там уже никого не было. Тогда он с разгона взлетел на свою любимую опушку и нырнул с неё, как в океан бело-серый дельфин, в родимый, дремучий освежающий лес. Там, приметив лягушку, волчонок застыл искусно в неподвижной позе, и начал учиться считать по её прыжкам. Лягушка оказалась слишком прыткой, то и дело, не шлёпнувшись толком на землю, быстрее пружинила вверх, и он не успевал за ней. Хотелось её вернуть обратно!.. А человека не хотелось!..

Вечером волчья семья почувствовала не знакомый ей, пренеприятный запах, обволакивающий всё вокруг. Примерно так пахнут корни деревьев в гниющей трясине, заметил его отец, брожением, грязью и потом. Это двуглазые достали откуда-то из карманов стеклянные прозрачные шишки, только сильнее вытянутые в конце и которые не шелушатся, а выливаются ими собственноручно и с отвращением в своё горло. Последнее волчонок не мог разгадать, - его лапа всегда его слушается, а человеческая, выходит, нет: двуглазый не хочет, сквасил своё лицо, а она суёт ему эту шишку в рот всё равно! Действовали эти шишки, как те же челюсти, так как лесорубы падали после их приёма спустя некоторое время замертво, словно деревья. Глядя на них, волчонок заключил, что всё, что связано с людьми, напоминает пилы и разрушение. Даже их дружба: сначала двуглазые пили и веселились, как друзья, обнимались, потом колотили друг друга кулаками. Видимо, именно такую дружбу они и имели в виду, когда назвали этим же словом пилу, раздумывал растревоженный снова волчонок.

Вдруг, наутро, проспавшись, двуглазые схватились за палки и ружья и пошли искать их, волков, дом, чтобы разворотить его и убить их. На семейном совете было решено, что волчонок и его мама отправятся сейчас далеко в тайгу, в путь за остальными, а волк замаскирует вход в их нору травой, прошлогодними листьями, и они затаятся с бабушкой.

Волчонок с мамой ушли, и больше он ничего не знал ни о двуглазых, ни об отце с бабушкой. Он ждал его каждую минуту, иногда – с минуты на минуту, так сильно, что любой скачок птички на ветке казался ему случившимся от её волнения вследствие приближения отца. И тогда сердце его билось всё отчётливей и громче, и подступало к горлу, стучало разгорячённой кровью в виски… но отца не было. Не выходил он из прошлого к ним с мамой в их настоящее. Прошла осень, состарилась, свернулась зима, а отец всё не шёл. У мамы родились ещё волчатки, сестра и брат. Теперь ему нужно было взрослеть скорей, чтобы заботиться о них вместо отца, пока он не придёт. Он ждал его каждое мгновенье, но он не шёл. Временами волчонок винил себя за то, что отец не идёт. Если бы он тогда не совершил глупую выходку, не выскочил на двуглазого и не схватил его за гачу, то возможно люди никогда и не узнали бы о них и не пошли искать их дом, а лесосеку повели бы, может, вдоль расположения их норы. Но тут же взрослеющий зверь вспоминал бабушку и самого отца, которые учили его быть всегда смелым и не молчать, когда нельзя молчать. Тогда нельзя было, он больше не мог… молчать, оставаться в тени! Больше того, он сейчас жалел, что не догнал и не загрыз тогда несносного, ничего не понимающего в жизни двуглазого!!

Волчата подрастали и отвлекали его от таких мыслей всё чаще. Только теперь он заметил, понял, какая у них мама! Она была не просто матерью, как все остальные волчицы, она была талантлива, как мать, интересна по своей сущности. Она учила волчат не только охоте, но и тому, когда не надо, а то и совсем нельзя охотиться. Чувствовать ветку не только, когда это надо для того, чтобы не вспугнуть добычу, но и тогда, когда она просто ветка, как она красива, какие у неё изгибы, что все они одно целое: у них с волчатами кожа и шерсть, а у неё – кора и листья! Все вмести они наблюдали, как падает искоса в полдень луч солнца в их тёмно-зелёный лес, и как голубое небо в облаках проплывает над ними. В эти мгновения все они: и волчата с волчицей, и небо с облаками, и луч солнца с лесом испытывали счастье и радость оттого, что они рядом и что это происходит именно с ними! Наконец, волчата и сами научились смотреть на вещи особым глазом, живым, и бывший, повзрослевший теперь, волчонок понял, что мать родила их дважды: сначала просто, как щенят, с такими же лапками и мехом, как у неё, а затем родила, запустила в них свои душу и сердце. Как проводки, она время от времени подсоединяла травинки, тропинки, цветы к их пытливому взгляду, словно пытаясь завести какой-то двигатель внутри их, а дома они рисовали их по памяти и не забывали уже никогда. Волчица делала всё, чтобы её дети не научились пустовать, не узнали тоску дня или ночи. И однажды, одним майским полднем, когда распустился и запах багульник, жизнь вдруг сверкнула, зашумела и полилась по их жилам, как по нахоженным рекам. Не в обход их сердец, а, напротив, в самое сердце! Знакомая, твёрдая с детства земля ожила, задышала, подобрела под ногами волчат, стала им родной, как передние лапы их матери. Волчица в эту минуту, сосредоточенно, как на цель, особенно серьёзно смотрела на них и не могла надышаться. Надышаться этой землёй, глубиной её цвета, простотой её мысли, багульником, благодарностью ей за детей, за их радость! Она лизнула младших волчат в знак поощрения, подошла, отведя немного взгляд, к старшему, и крепко прижалась к нему сама, как волчонок. Теперь она была спокойна за них!!! Она открыла, смогла передать им землю, на которой их родила. Поднимется птица в вышину – волчата полетят вместе с нею, почувствуют её полёт, зацепится, притаится снежинка на кончике их косматого уха под Новый год, они прекратят дышать полной грудью, засверкают глазами в темноте вместе с ней, как звёзды, и никому не будет холодно и страшно, глядя на них. А позовёт их сама – они, вдруг, услышат бабушку или отца! Пусть их нет рядом, они - чувствуют их!!!

Старший волчонок каждый день рассказывал сестре и брату про бабушку и отца. Теперь он уже хорошо подрос, взор его стал огненным и точным, душа искренней и очень нужной. Он понял, что родина каждого живого - это сердце его матери! «Где оно бьётся или билось, там и есть центр, ключ твоей жизни, - объяснял он волчатам - поэтому отец и не оставил бабушку!» Только теперь понял он сам те слова отца до конца о том, что мать и родина у него одни. «Если бы отец её оставил тогда, - рассуждал он, - то оставил бы и своё сердце, а без сердца, как говорила бабушка, нельзя жить! Он превратился бы в бесчувственного, ослепшего двуглазого, и потерял бы всё. Намного больше, чем сейчас. Так он потерял лишь встречу с нами. Но так он не потерял нас всех!!!»

Брат и сестра внимательно слушали его, а волчица глядела вдаль, откуда они пришли, и счастье переполняло её…

[Наталья Владимировна]

36

Неволшебные волшебники

Алька, еле переставляя ноги, брела по заснеженной аллее. Настроение было – «пореветь». С каждым шагом ее голова опускалась все ниже и ниже. И слезы как раз уже готовы были брызнуть из глаз, когда она услышала:
- Не ломай! Не трогай!!! А-а-а!
Девочка оглянулась на крик: трое мальчишек лет шести яростно наскакивали на верзилу (кажется, Генку Цапикова из шестого «Б»), пытаясь помешать тому разрушить кривобокого снеговика. Силы были явно неравны, и снежный уродец вот-вот грозил превратиться в сугроб. Мгновенно забыв о своих печалях, Алька кинулась на помощь малышам.
- Не смей обижать маленьких!!! – кричала она, молотя долговязого Цапикова ранцем. А, учитывая, что в этот день было пять уроков (читай - пять учебников), то хулигана она победила довольно быстро.
- Урррааа!!! – восторженно завопили мальчишки.
Пока они бросали вслед «разрушителю» снежки, Алька «воскресила» снеговика. И даже «лицо» ему фломастерами нарисовала.
Между тем, погода явно начала портиться: только что безоблачное небо затянуло тучами, и хлопьями повалил снег. Все – молоденькие мамочки с колясками, бабули с внуками и просто прохожие, заторопились домой. Мальчишки тоже убежали. Аллея опустела. Алька немного постояла, ловя ладошкой снежинки, а потом уселась на скамейку. Через пять минут она уже почти не отличалась от снеговика.
- Эй, ты чего?! – неожиданно спросил встревоженный голос, - замерзнешь же!
Девочка огляделась: никого!
- Ну, ясно, говорящий Снеговик! – недовольно буркнула она. – И теперь он будет приставать ко мне с глупыми расспросами!
- И незачем грубить! Могу и не приставать! – обиделся тот. – Только все равно ты замерзнешь!
- Может, я и хочу замерзнуть! – упрямо мотнула головой Алька и всхлипнула: - Замерзнуть и превратиться в снежинку!
- В снежинкуууу? – протянул Снеговик. – А зачем?
Алька хотела разозлиться на назойливую «кучу снега», но неожиданно разревелась и рассказала, что ее 4 «В» решил к школьному Новогоднему концерту поставить сказку «Снежная Королева». Ну, как сказку… так, мини-версию. Там, где уже в Лапландии. Главные роли Герды и Королевы достались отличницам Катьке и Милене. Остальные же девчонки должны были изображать снежинок. И танец «снежинковый» танцевать.
- А с танцами у меня … того… не очень, - тяжело вздохнула девочка: - Как говорит бабушка, моя правая нога танцует сальсу, а левая – ламбаду! А тут Валентина Ивановна командует:
- Руками плавные движения делаем и кружимся, кружимся!
- Ага! – горько усмехнулась Алька, - кружимся… с моими-то способностями! Учительница кричит:
- Алевтина, ты же снежинка! Ты должна «лететь»! А не ползать, как каракатица по морскому дну!
А Кай – Федька Клюев тут же и орет:
- Новикова, ты чего руками машешь, как птеродактиль крыльями?
- Знаешь, как все засмеялись! – опять всхлипнула девочка: - А снежинки … они вон какие красивые, легкие… кружатся себе … и нет им дела до Клюева!
- Ну, так-то ты только в снежную бабу превратишься! – хмыкнул Снеговик.
- В снежную бабу?! – испугалась Алька, но тут же махнула рукой: - Ааа, все равно! Лучше замерзнуть!
- Лучше научиться танцевать! – не согласился Снеговик.
- Я не могу!!! – энергично замотала головой Алька. - Я же тебе только что рассказала! Про сальсу с ламбадой! Ты что, не понял?! Я неуклюжая!!
- Сестрица моя старшая и не таких обучала! – весело «успокоил» ее снежный собеседник и стал тихонько насвистывать «В лесу родилась елочка».
И чем дольше он свистел, тем сильнее поднимался ветер. Алька даже вцепилась в скамейку, чтобы, часом, не унесло. Она зажмурилась от летящего в лицо колкого снега и только успела подумать:
- Может, так и превращаются в снежинки? – как метель внезапно прекратилась.
- Ну, что случилось, Снеж?! – раздался сердитый звонкий голос.
Девочка изумленно распахнула глаза: перед ними стояла женщина в ослепительно-белом наряде. Лицо и руки ее казались прозрачными, а платье – сотканным из миллиона снежинок. Голубые, похожие на льдинки, глаза смотрели весьма неласково.
- Снежная Королева! – ахнула Алька и сильнее ухватилась за скамейку. Потому что вдруг с ужасом вспомнила, чем закончилось для Кая его знакомство с данной особой. А в Лапландию она точно не хотела.
- Да не, - успокоил ее снеговик по имени Снеж, - сестрица это моя старшая, Вьюжица!
- Для кого Вьюжица, а для кого – Госпожа Вьюга! – резко оборвала его снежная красавица. В ее ледяном голосе не было и намека на теплые чувства к младшему брату: - Так что случилось?! – еще более сердито спросила она.
Но Снежа это, похоже, совершенно не смутило. Он вкратце поведал ей Алькину историю. Сначала выдал про храбрую спасительницу, а потом про горе-«снежинку».
- Помоги ей! – наконец, закончил он.
- Ты же знаешь наши законы! – гневно начала Госпожа Вьюга. – Мы не помогаем людям!
- Спасла ведь! – перебил ее Снеговик и миролюбиво добавил: – Просто научи ее танцевать, как твои фрейлины – снежинки! Всего-то …
Алька замерла: кружиться, как снежинки?! Неужели это возможно?!
Вьюжица молчала.
- Пожалуйста! – пискнула девочка.
Госпожа Вьюга окинула ее ледяным взглядом:
- Ты не знаешь, о чем просишь! Запомни – я не знаю слова «не могу»! Тебе придется много трудиться! А будешь лениться - превращу в сосульку! И будешь висеть воон там, - махнула она в сторону видневшихся за аллеей высоток, - вниз головой!
Алька испуганно посмотрела на многоэтажки. В одной из них она и сама жила с родителями и бабушкой на третьем этаже. Девочка вспомнила, как ходила в гости к подружке Вареньке на седьмой и как ей было страшно смотреть в окно. А тут крыша! Да вниз головой!
- Ой, нет! Я высоты боюсь! – вскочила со скамейки Алька.
- Останешься птеродактилем-каракатицей? – хмыкнул Снеж.
Алька задумалась: «птеродактилем» оставаться не хотелось… значит, надо научиться танцевать … а если не получится? Тогда – сосулька?! И что лучше - «сосулька» или «птеродактиль»?!
Сделать выбор помог «прилетевший» в лоб снежок, а за ним гадкий смех:
- Каракатица!
Цапиков! Ну, ясно, Милена уже раззвонила! Он же, как-никак, ее старший братец! Алька ухватила свой «карающий» ранец…
- Так что надумала? – остановил ее грозный окрик Госпожи Вьюги.
Девочка замерла: а действительно, что? ну, отлупит она его… а дальше?… завтра будет новая репетиция … и новая «карака… ну, нет!
- Да! – решительно тряхнула головой Алька. – Я буду учиться танцевать!
- Вот и хорошо! – обрадовался Снеж. – Я уже и инструментик достал.
Девочка глянула в сторону Снеговика и с удивлением обнаружила, что сугроб перед ним вовсе не сугроб, а пианино.
- Запомни - упорство и труд! – строго напомнила снежная Госпожа и хлопнула в ладоши.
Откуда не возьмись появилось штук десять смешливых «хрустальных» девчонок в белоснежных воздушных платьицах. Они подхватили Альку, а Снеж ударил по клавишам.
- Там-там-тарам-… - закружились снежинки, увлекая новую подружку: - шлеп-шлеп… - тут же «влилась» та в ритм танца. - Там-там-тарам-шлеп-там-шлеп-там-тарам-шлеп-там!
- Ничего! – бодро говорил Альке Снеж после каждого «шлепа». – Скоро, очень скоро, ты будешь падать, как настоящая снежинка – плавно и неслышно!
А Вюжица требовала:
- Музыку, слушай музыку! И тяни носок!
Через пять минут Альке стало жарко, она сняла свой красный шарфик и повязала на «шею» Снеговика.
Госпожа Вьюга не преувеличивала, когда говорила про «много трудиться». Каждый день она заставляла Альку «тянуть носок» и кружиться, кружиться… Порой девочке казалось, что еще чуть-чуть и она скажет: «Я больше не могу!» Но Цапиков продолжал обидно называть ее «каракатицей», а Снеж указывал рукой-веточкой на крыши многоэтажек, и «роковые» слова оставались несказанными.
Наконец, наступил день Большого Праздничного концерта. С утра Алька прибежала к Снежу.
- Я ужасно боюсь! – призналась она, - ведь там не будет тебя! И снежинок! И Вьюжицы!
- Не бойся, мы всегда с тобой! – подмигнул Снеж и посмотрел на старшую сестрицу.
- Ты же знаешь наши законы! – нахмурилась та.
Снежинки умоляюще сложили свои прозрачные ручки, а Алька опять пискнула:
- Пожалуйста!
– Мы не помогаем людям! – отрезала Госпожа Вьюга, но в голосе ее уже не было привычного «холода».
- Аля! Опоздаем! – на аллее появилась красивая женщина в меховом пальто.
- Ой, мама! Мне пора идти! – прошептала девочка и, бросив на прощание испуганный взгляд, убежала.
- Слушай музыку! – крикнула ей в след Вьюжица.
А между тем в школе уже все было готово к празднику. Повсюду блестела мишура, качались елочные шары, под ногами шуршало разноцветное конфетти. Актовый зал был битком набит зрителями. Директор школы Олег Петрович поздравил всех с Наступающим Новым годом, и начался Большой праздничный концерт. Целый вечер на сцене пели и танцевали артисты-школьники. Наконец, дошла очередь и до 4 «В».
- Сценка из сказки «Снежная Королева»! – объявила десятиклассница Леночка, и все зааплодировали.
- Новикова, очнись! – сердито зашипела Валентина Ивановна.
Алька вздрогнула – «снежинки» уже выбегали на сцену. Она же от волнения, казалось, забыла, как переставляются ноги.
- Шевелись, каракатица! – хихикнул крутившийся за кулисами, Цапиков и толкнул ее в спину.
Девочка, едва не упав, пулей вылетела на сцену, прямо в гущу «снежинок». В зале засмеялись. Алька тут же хотела убежать, но в эту секунду сильный порыв ветра распахнул окно. Конечно, его сразу же закрыли, но она уже успела заметить носившийся в снежном вихре красный шарфик – значит, Вьюжица оторвала-таки Снежа от земли и доставила сюда. А вот и «хрустальные» подружки прильнули носами к окну.
- Носок, тяни носок! – расслышала Алька в завываниях вьюги голос Снежной Госпожи.
Девочке сразу стало легко и весело. Она радостно помахала рукой своим снежным друзьям и смело сделала первое «па».
А всем показалось, что на сцену тихо опустились первые робкие снежинки. Но девочка в воздушном платьице стала кружиться все быстрее, и быстрее… - и вот уже налетела пурга, замела метель! Но… вьюге надоело злиться - последний раз махнув шлейфом своего белоснежного платья она исчезла, и обессиленные снежинки плавно опустились на землю под затихающие звуки музыки.
В зале было очень тихо. Даже неугомонные первоклашки молчали и зачарованно таращились на сцену, как будто ждали продолжения чуда. Наконец, раздались робкие хлопки, кто-то выдохнул «браво!», и зал взорвался аплодисментами
А Алька уже бежала к заветной скамейке. Снеж стоял на месте, как будто и не он только что носился в вихре под окнами школы.
- Ох, не люблю я эти кружения! – пожаловался он, вертя головой.
Девочка крепко обняла его. Их тут же обступили снежинки-подружки.
- Спасибо! Спасибо! – смеялась и плакала Алька. – Вы настоящие волшебники!
- Но, вообще-то, это ты сама! – улыбнулась подоспевшая Госпожа Вьюга. – Упорство и труд!
- И сосулька! – покосилась на крыши многоэтажек Алька.
- Ах, это! – звонко расхохоталась снежная красавица. – Открою тебе секрет – я вовсе не чародейка! Вот пути-дорожки замести – это я могу! А «превращалкам» не обучена!
- Да и я не волшебный, - проворчал Снеж, - только что говорящий! А так, стою тут себе, малышню радую!
- И мы просто делаем свою работу, - зазвенели «хрустальными колокольчиками» Снежинки, - украшаем землю!
- Жалко! – разочарованно вздохнула Алька. – А я думала Вы превратите Цапикова в сугроб! – она бросила хмурый взгляд в сторону начала аллеи, где как раз появился брат Милены.
- А вот это запросто! – проследила за взглядом девочки Вьюжица.
- Точно! Проще простого! - Снеж откуда-то опять вытащил пианино.
- Это мы мигом! – подтвердили-захихикали снежинки.
И тут же завихрились-заклубились под звуки «инструментика» Снежа и осели огромной белоснежной шапкой на толстой ветке одного из кленов, что росли вдоль аллеи. Цапиков поравнялся с деревом… Госпожа Вьюга хлопнула в ладоши…
- Ап! – и все это искрящееся великолепие обрушилось на верзилу, засыпав его с головой. Холодный снег залепил ему глаза, рот и нос, залез за шиворот, набился в ботинки.
- Ой-ой-ой! – взвыл Цапиков.
- А вот и говорящий сугроб! – расхохоталась Алька и обняла своих снежных друзей: - Все-таки вы настоящие волшебники! Хоть и не волшебные!

[Наталья Владимировна]

37

РАДУЖНЫЕ КАПЕЛЬКИ

Тёплое солнечное лето было в самом разгаре. Третий день дедушка чинил крышу и наконец, закончил эту работу. Уже темнело. Он, кряхтя, слез с крыши и подошёл к внучке, которая играла во дворе с котёнком.
– Деда, ты устал? – спросила его внучка.
– Устал, Катюха. Пошли в дом, бабка наверное ужин приготовила. Завтра утром, когда поднимется солнце, посмотрим, что я там начинил.
Утро выдалось солнечное и ясное. Катюшка вышла на крыльцо и замерла. По всему двору, по зелёной траве, цветам, дорожке бегали солнечные зайчики. Это было так красиво, как будто солнце разбросало всюду свои маленькие солнечные лучики. Котёнок Тимка старался поймать их и прыгал туда-сюда.
– Ой, деда, посмотри, у нас во дворе сказка, - закричала Катюшка.
Дед вышел на крыльцо и удивился: «Ох, ты, и вправду красота какая. Это никак моё зеркальце чудеса творит. Я его вчера на крыше пристроил, когда чинил».
– Деда, какой же ты молодец. Я ещё никогда не видела так много солнечных зайчиков, даже в глазах блестит.
Внучка стала вместе с котёнком бегать по двору и ловить этих зайчиков. У неё ничего не получалось, но радости не было конца и она звонко смеялась. Дед сидел на крыльце, покуривал и любовался ей. Вдруг, неожиданный порыв ветра пригнал тучку. Пошёл слепой дождик, играя крупными каплями на солнце.
– Деда, деда смотри, какие радужные капли. Они переливаются всеми цветами радуги. И Катюшка, радостно размахивая руками, ловила капельки в ладошки.
Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. О, чудо! Во дворе прямо на тропинке появилась яркая радуга, которая уходила высоко в небо. Девочка замерла, широко раскрыла глаза и расставила ручонки, как будто хотела обнять радугу. Она прошептала: «Это сказка».
– Деда, я пойду по радуге, прямо в небо. Можно?
Катя сделала шаг, чтобы встать на радугу, но радуга вдруг отодвинулась. Катя ещё раз сделала шаг, и радуга снова отодвинулась. Каждый раз, когда девочка хотела наступить на радугу, она уходила от неё. Так они вышли за калитку. Тогда Катюшка взмолилась: «Радужка, пожалуйста, дай мне всего три твоих радужных капельки. Очень надо. Я загадаю только три желания». Девочка протянула ручонки к радуге и случилось чудо. Ей в ладошки упали три капельки, словно бусинки, переливаясь на солнце. «Спасибо» – сказала Катюшка. Она зажала капельки в кулачке, зажмурилась и что-то стала шептать. Когда девочка открыла глаза, то радуги рядом не было. Она была уже далеко за горизонтом, едва заметная. Катя, счастливая, побежала к деду.
– Деда, смотри, что мне подарила радуга. Три маленьких радужных капельки, – и она разжала кулачок. Но там ничего не было, только водичка стекла по ладошке.
– Где же твои капельки?– спросил дед. Он увидел удивлённые глаза внучки, полные слёз. – Не расстраивайся. Просто в твоей тёплой ладошке они растаяли и превратились в водичку. Но слёзы уже текли по щекам внучки, она расплакалась и только твердила: «А как же мои три желания. Они теперь не сбудутся?».
– Если успела загадать, то обязательно сбудутся. Дед обнял внучку, погладил её по кудрявой голове и спросил: «Какие желания ты загадала? Рассказывай своё первое желание». Он надеялся, что сможет как-то помочь внучке и не ошибся.
– Первое желание я загадала, чтобы мой друг Валерка приехал из больницы и больше никогда не заикался. Деда, ведь его вылечат от испуга, правда?
– Ну, первое твоё желание уже исполнилось. Твой друг приехал, – и дед указал рукой на калитку.
Катя повернулась и увидела, как по двору бежит Валерка и радостно кричит: «Катя, меня вылечили, я больше не заикаюсь». Он подбежал к девочке, увидел слёзы в её глазах и спросил:
«Почему ты плачешь? Никогда не плач, улыбка тебе идёт больше». Катя заулыбалась, и слёзы моментально просохли.
– А второе желание какое? – спросил дед.
– Я загадала, чтобы у тебя больше не болела грудь, а у бабушки ноги, – с нежностью, глядя на деда, сказала внучка.
– Вот за это спасибо тебе, внученька. Только и это желание исполнимо. Вечером с бабкой натрёмся её чудодейственной растиркой, и всю боль как рукой снимет.
– Ну, а третье-то желание, какое? – с нетерпением вдруг спросил Валерка.
– Я попросила у радуги, чтобы она всем детям в мире подарила хотя бы по одной своей радужной капельки, и все они загадали бы только одно желание, чтобы на земле всегда был мир.
Дед обнял внучку и Валерку за детские плечики, прижал к себе и гордо сказал:
– Для того я всю войну и прошёл, со свинцом в груди вернулся, чтобы вы мои дорогие жили под мирным ясным небом.
На крыльцо вышла бабушка и позвала завтракать: «Ну, что мои волшебники, пойдёмте в дом. Блины уже готовы, да с парным молочком».
Все пошли в дом. Катюшка остановилась на крыльце, подняла глаза вверх и увидела синее-синее небо в золотых лучах солнца. «Так вот какое ты красивое и чистое, мирное небо», – прошептала девочка.

[Наталья Владимировна]

38

ДВЕ ДЕВОЧКИ И ОКЕАН

Хибины – суровый край. Ветра такие, что взрослого человека с ног могли сбить. А морозы, а снегопады! Сугробы ростом в полтора человека. Рвались линии электропередач, дороги засыпало: никакая техника не могла управиться. В особенно лютые вьюги ребятишки Заполярья по домам сидели, в школу не ходили. И, набившись несколькими семьями, в одну квартирку, при свечах, слушали истории стариков. В один из таких дней Наташа, моя меньшая внучка, дергая деда за бороду, попросила рассказать про двух девочек и океан. Я не мог отказать.

Вы воскликнете: «Океан в Хибинах!». И посмеетесь, наверное. Откуда посреди Кольского полуострова, в горах, такая невидаль? Однако, не обошлось без вмешательства Сейдов, волшебных камней…

Лет с десять назад это было, я поссорился с сыном и переехал в Кировск, соседний отсюда городок, окруженный с трех сторон горной цепью. Работал я дворником и жил в пятиэтажном доме около гаражей. Сразу за ними, в низовье, раскинулся густой осиново-березовый лес. Ходили туда местные за родниковой водой. В то лето родничок подсох, приходилось выбираться за водой дальше в чащу, к ручью. Там я случайно услыхал разговор двух подружек.

Настюша и Катюша, соседки мои по лестничной клетке, были не разлей вода. И если ты завидел вдалеке белую кепку Настюши, значит, скоро появится и Катюша (она была поменьше росточком). Обе – без передних зубов, возраст такой: молочные отслужили свое, а коренные еще не подоспели. В остальном подружки были мало схожи: у Катюши светлые, вьющиеся волосы, прихваченные косами; у Настюши – короткие темные; Катюша – голубоглазая, Настюша – с карими глазками. Но все равно их путали и в школе, и во дворе. А они только и смеялись на это: считай, сестренки..
Они уже набрали в пластмассовые бутыли водицы и сидели у края заросшего иван-чаем ручья. Настюша рисовала осиновой палочкой по воде.
-…когда-то здесь было море, - сказала она мечтательно и отряхнула подол платья, к которому прицепилась труха с прутика.
-Море?, - отозвалась Катюша. Девочка сидела на корточках и пристально рассматривала ручей.
-Ну, океан, то есть. В школе говорили, помнишь?… Что везде разливалась вода, а потом она испарилась…, - Настюша провела по воздуху прутиком, как волшебной палочкой.

Катюша слушала, глядя в небо, наверное, представляла над макушкой океан и его обитателей.
-..И поднялась тогда суша, выросла трава, и рыбы превратились в зверей, - продолжала декламировать Настюша. Катюша прошла вдоль воды к большому покрытому тиной и мхом валуну, который одним боком поблескивал в лучах августовского солнца. Она задумалась.
-Но не все же?.. Рыбы и сейчас есть, - наконец сказала Катюша.
-Не все, да, - откликнулась Настюша.
-А почему они не стали зверями, а остались рыбами?, - обе приумолкли. По ручью медленно плыл зеленый листочек.
-Не знаю точно, - сказала, поразмыслив Настюша, - наверное, отказались.
-Почему?, - не унималась Катюша.
-Любили воду, - Настюша палочкой поддела листок и он, перевернувшись, продолжил путь.
-Аааа, - протянула Катюша, - я тоже люблю. Правда, больше рисовать, - ее глаза заблестели, - акварелью или там мелками цветными. Водовороты, водопады или просто воду с солнышком, - она вдруг подпрыгнула, - Настя! Но лучше всего – масляными красками писать. Представляешь? Масляными - океан!

Однажды я спросил у говорушки-Катюши, что ей больше всего нравится в рисовании маслом. Она ответила: когда краски подсыхают, рисунок становится шероховатым, выпуклым, осязаемым, словно живым.

Настюша опустила глаза, она больше не ходила в художественную школу. Мама забрала девочку из художки и «отдала» в балетный класс. Настюша его терпеть не могла. Этого мне никто не сказывал, но некоторые вещи и без слов понятны.
- Мы с этого года маслом пишем, знаешь?, - тихо спросила Катюша.
-Угу, - кивнула Настюша, - Тебе уже купили набор?
-Нет, мама говорит, дорогой, - катина мама воспитывала Катюшу одна, - акварелью, мол, рисуй. Но я откладываю, так что куплю попозже. Самый лучший – «Rikter», - она улыбнулась, девочка с мая откладывала деньги в маленький замшевый мешочек.

Катюша– кладоискатель. Если бы она родилась на три века раньше, то капитаном шхуны разыскивала бы золото инков или другие сокровища. Девочка запросто могла различить блеск монетки, закатившейся под прилавок магазина или притаившейся на дне лужи.
- Дед Антон! Дед Антон! Здравствуйте!, - загалдели, значит, заметили. Они так быстро произносили слова, что они превращались в «Дедантон».
- Вы по воду пришли?, - спросила Катюша и спрыгнула с валуна, на который уже успела взобраться.
- Здрасти, здрасти! По воду, девочки, - сказал я и достал из пакета бидон и пластиковый стаканчик, - вот ты скачешь вокруг, Катерина, а вы знаете, что это за камень такой?, - я указал черпаком в сторону валуна. Катюша пожала плечами.
-Какая-то особая горная порода?, - нерешительно предположила Настюша. Ее отец работал на горнодобывающем заводе, и на прозрачных полках серванта, в их скромной квартирке, обитали образцы сотен пород, от слюды до лопарской крови.
-Нет, дело не в том из чего он. А в том, для чего он, - я, полушутя, поднял указательный палец вверх, слушательницы открыли рты, - это Сейд – волшебный камень. В старину саамы, местная народность, значит, просили у него хорошей охоты, улова. А он помогал.
- Это он что же, как золотая рыбка?, - спросила Настюша.
-А три желания можно ему загадать?, - откликнулась следом Катюша, во все глаза рассматривая камень.
-Ты с Сейдом торговаться хочешь?, - я шутя погрозил пальцем, - Ну, об одном, самом заветном желании, попросить можно.
Я тем временем набрал уже полный бидон родниковой водицы. И, наблюдая как девочки, что-то шептали камню, посмеивался. Но как я не смеялся, но в тот августовский денек, Сейду загадали не два заветных желания, а три.

***
Наступила осень, а следом поспешила зима, щедро рассыпая по улочкам запасы снежных закромов. Дворникам в это пору, ох, тяжело приходится. И благо если мороз, от него снег пушистый, легкий. Просто чистится. А если тепло? Ооо.. Как тяжело бывало лопату от сугроба оторвать!

Приближался день рождения Настюши – 2 декабря.В тот день, расчищая ступеньки от второго подъезда к общей приподъездной дороге, я увидел Катюшу. Поздоровались, она подошла с видом шпиона, я поставил лопату.
-Дедантон, смотри, что у меня есть!, - она положила в мои варежки переплетенную бантом коробку. Подарок для Настюши.
-Вот молодец! А что это?
-Тсссс!
В дверях подъезда показалась Настюша. Катюша мигом выхватила вещицу и убрала в рюкзак, заговорщицки подмигнув. Затем убежала к подружке.
-Настюша, с Днем Рождения!, - крикнул я, девочка остановилась и махнула мне издалека, - Ну, бегите – в школу опоздаете!, - я вновь взялся за лопату. Днем снова шел снег, неприятный тяжёлый; поэтому до двух, я снова возился с приподъездной дорогой и ступеньками у входов. У первого подъезда наросла ледяная корка, там я посыпал песочком.
Из школы Настюша возвращалась одна. Оказалось, она пропустила два урока, чтобы дома все подготовить: украсить шариками, накрыть стол. Девочка с утра приготовила бисквитные коржи, осталось пропитать их сиропом. Вечеринка ожидалась на славу.
Смена закончилась, слава богу. К пяти часам я был дома, за окном давно посинело, задремал. Вдруг дверной звонок. На пороге - Катюша. Красное опухшее личико. С варежки и шапки из зайца капает вода. Одна нога в валенке, другая в мокром шерстяном носке.
С лета она копила на подарок Настюше. Не ела мороженого. Сохранила все найденные монетки и купила подарок. А потом…Половину нельзя было понять за катюшиными рыданиями. После художки, она прогулялась по «тропе судьбы», местному аттракциону: высокий бортик забора вдоль детского сада (он стоял напротив нашей пятиэтажки). Даже зимний снег не догнал его в росте, таким забор был высоченным! Дети ходили по бортику, а по бокам от него стояли непролазные сугробы.
Катюша шла по бортику, поскользнулась и по шею плюхнулась в рыхлый снег. Кое-как она выбралась, оставив жадному сугробу валенок, варежку и .. подарок..
Со стороны Настиной квартиры доносилась музыка. Я велел Катюше снять мокрую верхнюю одежду, выдал покрывало, посадил на топчанчик с чашкой иван-чая, а сам отправился в подведомственный гараж, за лопатой. Уже совсем стемнело, когда я, наконец, нашел место, где приключилась беда. Добыл валенок. Но подарка так и не смог найти.
-Катюшенька, не плач. Завтра еще поищу, - утешал я.
-Завтра уже поздно будет, - тянула она, - Да, и сейчас поздно. Настя три раза за мной заходила, но я не пошлааа..
-Так ты сейчас иди,- я не знал что делать, как помочь-утешить.
-Не пойду..Как же я без подарка, - она опять заплакала и так горько, что у самого глаза защипало.
***
Только на следующий день, с трудом, по пояс в снегу, орудуя лопатой точно веслом, отыскал я коробочку, и отдал Катюше.
Но все зря, не знаю, что там, да как, но несколько дней я их вместе не видел. Когда спрашивал о подружке, одна гордо поджимала губы, другая - опускала глаза.
Я потом приболел чутка, и не знал, что у них там, да, как. Работу доверил Палычу, коллеге с другого участка, а сам температурил, совсем ослаб.
Когда позвонили в дверь, я открыл не сразу. Ноги не слушались. Отворил. Там девчата стоят. Лица обеспокоенные. Помирились, наверное. Что-то говорят, а я и не пойму толком - в чем дело. А дальше все дымкой заволокло.

***
Оказалось, что воспаление легких – это вам не шутки. Положили меня в больницу, нарядили капельницами, как елку. Так и встретил Новый год.
Девочки навещали меня. Вот и в январские праздники зашли. У меня в тот день много было посетителей…
-У нас для вас сюрприз, - хитро прищурила карие глаза Настюша и убежала. Вернулась уже с Катюшей, волоча здоровенный квадрат. Сняли бумагу..
Ба, картина! Я даже присел. Океан будто выплескивается из рамы! Барашки волн, а у берега несколько валунов блестят на солнце. “Масляный” океан почти всю беленную стену больничной палаты занял. Так глаза поутру открываешь - а у ног волны плещутся...
-Девчата, какая красота! Как же вы одни управились?
-А нам вся художка помогала, чтобы вы поправились… Дедантон! , - продолжала Катюша, - Сейд наши желания исполнил, представляете! Настина мама забрала ее с танцев, она снова в художку ходит, - девочка улыбалась во весь рот: коренные еще осенью выросли.
-Да, ты что?, - я даже в ладоши хлопнул. Настюша убирала оберточную бумагу. А Катюша продолжала:
-Представляете, я загадала, чтобы Настя в художку ходила. А она.., - Катюша смотрела на подругу.
-Я загадала, чтобы катькино заветное желание исполнилось, - закончила Настюша.
-Наверное, поэтому Сейд и исполнил. Заветное желание на двоих очень сильное, - назидательно сказал я, поглаживая бороду. Она уже чуть не до пояса отросла.
-Нужно было и вам желание загадывать, - проговорила с досадой Катюша, - может, как выздоровеете, сходим и загадаете?
-А я и загадал, - я посмотрел в сторону гостя у окна, которого второпях не успел представить.
Гриша повернулся к нам.
-Знакомьтесь. Это – мой сын, Григорий Антонович. Гриша – это Настюша и
Катюша, прошу любить и жаловать. Я, девочки, больше всего хотел с сыном помириться, а он вон - сам приехал.
***
Я быстро поправился. У нас в палате с океаном все быстро выздоравливали. Сила искусства! Так я его там и оставил: пусть остальным помогает.
Настюша и Катюша – взрослые уже сейчас, в Москве учатся. А сын меня сюда забрал. Вот за внуками смотрю, про Сейды сказываю. Хорошо!

[Наталья Владимировна]

39

В РУКАХ ДОКТОРА

Спасаясь от мороза и ветра, Вика натянула капюшон пальто поверх шапки, а папа поднял воротник куртки. Они шли, согнувшись, глядя только на дорожку перед собой. Изредка вороны издавали хриплое «Ка-а-р-р». Но вдруг послышались их резкие многоголосые крики.
– Вороны кричат не как обычно, – заметила девочка. Вика и папа остановились.
– Погоди, – прислушался папа. – Что-то случилось!
Они повернулись в сторону сквера во дворе пятиэтажек. Недалеко от дорожки шумела воронья стая. Мелькая чёрными крыльями и хвостами, серые вороны подскакивали, взлетали и стремглав неслись обратно.
– Скорей туда! – Вика вырвалась вперёд.
Они подбежали. Большинство ворон нехотя отскочили на небольшое расстояние.
– Вот оно что! Нападение! – выкрикнул папа. Красногрудый снегирь, волоча по снегу одно крыло, другим – отбивался от двух ворон. А те с криком подбегали к нему и рьяно долбили его клювами. Снег был забрызган каплями крови.
– Кыш отсюда! – подскочив к ним, девочка махнула ногой. А папа снял шапку и запустил её в них. Только тогда вороны вспорхнули и примостились на ветках дерева. Испуганный снегирь сидел неподвижно с опущенным крылом.
– Бедненький, – Вика сняла перчатки и, подойдя поближе, протянула к нему руки. Но он хлопнул чёрным крылом и попробовал прыгнуть в сторону. Лететь он не мог.
– Папа, его надо спасти! – взволнованно сказала дочь.
– Совсем ты обессилен, – наклонился и потянулся к нему папа, – не бойся меня!
– Папочка, осторожнее…
Не сразу, но папа его поймал.
– Давай я его в руках понесу, – предложила дочь.
– Ему надо более тёплое и надёжное место, – папа поместил его себе за пазуху.
– Сиди, там тепло. Колотится сердечко! Думаешь, из одной опасности попал в другую? – говорила Вика пернатому.
– Конечно, он переживает. От ворон спасся и сразу угодил в темноту, хоть и тёплую…
Как только они вошли в квартиру, Вика громко позвала:
– Мама! Посмотри, кто у нас!
Мама вышла из комнаты в прихожую:
– Кто?
– Принеси-ка нам, пожалуйста, из лоджии картонную коробку, – папа вынул из-за пазухи пригревшийся комочек.
Мама подала коробку и стала разглядывать птицу:
– Снегирь. Смотри, Вика, грудка у него красная – значит, самец. Чёрная шапочка – значит, взрослый.

Вика раздевалась и возбуждённо делилась с мамой, как они прогоняли разъярённых ворон и как пострадавший снегирь оказался в их руках.
– Коробка – это временное место, – папа осторожно опустил в неё птицу. – Поскольку наша клетка занята, в ней волнистый попугайчик живёт, сделаем для гостя другую. Дочка, будешь помогать?
– Конечно, буду! – карие глаза девочки заблестели из-под русой чёлки.
После ужина папа принёс из лоджии кусок доски и проволоку:
– Вместо жёстких прутьев, как у обычной клетки, у нас гибкие будут. Вика, подавай проволоку!
И пока они делали клетку, к ним не раз прилетал попугай Кеша. Красовался зелёным костюмом! Он садился то на папино плечо, то улетал на рога сайгака, прибитые к стене. Ужасный непоседа! Его клетку не закрывали, и он летал по всей квартире, залезал в неё только покушать и попить воды.
– Папа, Кеша обрадовался, что у него друг появился! Попугайчик у нас общительный! Они обязательно подружатся!
Клетка для снегиря получилась, не хуже той, что у попугая. Папа осторожно пересадил гостя на новое место.
– Подвязать бы ему крылышко, – предложила мама. Тогда папа достал его из клетки, хотя он и не давался. Пощупал крыло.
– Папа, ему, наверное, больно! – сощурилась дочь, будто ей сейчас сделают укол.
– По моему убеждению, переломов у него нет, – папа осторожно держал птицу двумя руками. – Как же подвязать больное крыло, чтобы не травмировать ещё больше?.. Кажется, придумал! – он повернулся к маме. – Дай-ка эластичный бинт или чулок. И ножницы!
Вика впереди мамы метнулись в комнату. И тут же подала папе ножницы и свои эластичные гольфы.
Папа сделал из одного гольфа нечто подобное трубочке. Осторожно поправил оба крылышка и надел на птицу трубочку. Крылышки, здоровое и больное, оказались плотно, но не жёстко прижаты к телу птицы. Конечно, снегирю было непривычно, но он не вырывался. Видно, боль и общая слабость давали о себе знать. Папа поместил больного в клетку, и тот терпеливо сидел, не двигаясь. Клетку поставили на кухне, где прохладнее, поближе к двери на лоджию.
– А чем мы его будем кормить? – спросила мама.
– Когда я его отбивал от ворон, у меня была только одна мысль – спасти его от смерти. Я не думал тогда, как я буду его лечить, чем кормить, – папа сел на табурет подальше от клетки.
– Он же похож на попугая, значит, ему подойдёт корм нашего Кеши! Я и воду ему поставлю в баночке. – Вика побежала за кормом и водой. Прилетел Кеша и, наблюдая, сел на карниз.
– Точно! Давай попробуем: в этом корме есть и пшено, и конопля… – согласился папа.
Вика поставила снегирю воду и насыпала корм. Но он даже не посмотрел на это.
– Конечно, после такого – ранение, вороны, в руках побывал, гольф надели… это стресс для птички, выросшей на воле, в своей стае, – посочувствовал папа. – Давай оставим его в покое.
Утром все подошли к снегирю. Он сидел в той же позе, что и вчера.
– Измучился. Пусть отдохнёт, как следует! – и папа стал собираться на работу.
Но как только Вика вернулась из школы, мама вышла ей навстречу и огорчённо сообщила:
– Не ел снегирь ничего, только воду пил.
– Не ел? Совсем?.. Как же он голодный целый день? От ворон мы его спасли… как бы теперь… Что же делать? – задумалась Вика. – Чем же они питаются?.. Надо было вчера в интернете поискать… – и вдруг её осенила идея. Она сбросила ранец на пол в прихожей и выскочила на улицу.
Хрустя снегом, она неслась к скверу: «Надо найти снегирей и посмотреть, что они едят! Семена! Но какие?»
На одном дереве синички долбили по стволу крепкими клювами и бойко перепархивали с ветки на ветку. На другом – сидели снегири с красными и серо-бурыми грудками. На ветках висели сухие семена-метёлки, а под деревом на снегу было усыпано рыжей шелухой от семян. Снегири ли их вышелушивали? Вика постояла, чтобы увидеть, убедиться, что именно эти семена едят снегири, но так и не дождалась. Она подняла несколько штук и присмотрелась: они уже были без зёрнышек. «Как же это дерево называются? Клён?» – сомневалась девочка. Дотянувшись до ветки, она сорвала сухие грозди семян, набила ими перчатку. Придя домой, спросила маму:
– С какого дерева эти семена? С клёна?
Мама внимательно посмотрела:
– Эти семена не вилочкой, как у обычного клена, а длинной полоской – ножичком, закруглённым на конце. Посередине вдоль полоски – бугорок, а в нём зернышко... Это семена ясеня! Мы в детстве серёжки делали из этих семян.
– Серёжки? И их едят птицы? Как?
– Ты дай ему немного. Увидим.
Вика насыпала снегирю семян и села учить уроки. Но вскоре не удержалась и пришла к клетке посмотреть:
– Мама! – радостно закричала она, – смотри, как он набросился! Смотри, как у него получается!
Мама подошла и вместе с дочерью наблюдала. Снегирь ловко доставал из семян зернышки. Захватив клювом семечку с более толстого конца, где было зернышко, он быстро передвигался, щелкая толстым клювиком вдоль лепестка, пока не выделялось зерно. И тогда проглатывал его.
– Мамочка, теперь наш снегирь пойдёт на поправку! – дочь крепко обняла маму.
С тех пор Вика по пути из школы набирала в перчатку семян для своего питомца.
Через несколько дней он уже с удовольствием расщелкивал семечки, которые были в корме для попугая.
Прошло недели две. Снегирь в клетке хорошо освоился, ходил по ней, но больше – сидел нахохлившись. Часто на клетку к нему садился попугай, пел по- своему, но тот не откликался.
Однажды, подойдя к клетке снегиря, Вика закричала:
– Что я вижу!
Папа пришёл посмотреть.
Попугай протиснулся в клетку снегиря между прутиками из мягкой проволоки и, чирикая, приближался к нему. Но красногрудый даже ухом не повёл, вроде ничего не случилось, вроде ему безразлично. Он сидел невозмутимо. И даже когда попугай совсем близко подошёл к нему, он только важно повернул голову. А для попугая это стало неожиданностью! Он с криком шарахнулся от снегиря! В страхе метался по клетке! Попытался улететь! А снегирь, как ни в чем не бывало, неподвижно сидел в уголке. Папа раздвинул проволочки клетки и вытащил попугая.
Прошло около месяца.
– Пора снимать гольф с нашего пострадавшего, – папа достал из клетки снегиря. Вике не терпелось посмотреть, как после этого будет чувствовать себя больной. Снегирь как будто и ждал своего освобождения от повязки! Сразу расправил крылышки и помахал ими.
– Папа! Ты настоящий доктор! Ты смог его вылечить! – хлопала в ладоши дочь.
Но снегирь не сразу полетел. Пару дней он помахивал крыльями в клетке. Потом папа открыл дверцу, и снегирь сначала выпрыгнул из неё. Затем тяжело впорхнул и сразу сел на шкаф.
Но через несколько дней он уже легко носился под потолком квартиры! А попугай за ним следом! Куда снегирь сядет, туда и попугай летит.
Снегирь любил залетать на рога сайгака и оттуда смотреть в окно. Сядет на один рог, а попугай тут же на другой садится.
– Как хорошо устроились! Я их сфотографирую, – Вика взяла фотоаппарат и щёлкнула птиц вместе. Но снегирь не хотел такого соседства и всегда улетал.
Весеннее солнце стало всё чаще и дольше задерживаться во дворе. Снегири начали откочевывать с юга на север. Их больше появилось на деревьях.
– Выпустить бы нашего снегиря к своим сородичам... Но нельзя его сразу на мороз, ведь он прожил в теплой квартире почти три месяца. Надо выносить его на балкон, сначала на час, потом на два и больше, чтобы он постепенно привыкал к морозу, – сказала мама.
И вот Вика впервые поместила клетку со снегирем на балконе. Через минуту на ней уже сидело два снегиря с буро-серыми грудками. Они тихо пели ему: «Жю-жю-жю».
– Это самочки. Они немного бледнее самцов. Но тоже поют, – объяснил папа. Снегирь отвечал гостьям своими звуками. А на ближней липе стайка снегирей пела хором.
Вика ежедневно устраивала снегирю прогулку. Однажды, когда вся семья наблюдала, как он общается со своими друзьями, мама сказала:
– Пора. Пришло время отпустить нашего питомца.
Все грустно вздохнули. Кеша бегал за стеклом по подоконнику, как будто слышал этот разговор и не хотел прощаться с гостем.
Папа открыл клетку. Снегирь сразу выпорхнул из неё и полетел к своим сородичам, пикая на лету.
– Слышали? Это он нам говорил спасибо за помощь, – папа положил Вике на плечо ладонь. – Он полетел к своим. Вместе с подружкой устроит гнездышко. И выведут они птенцов таких же красивых и нарядных птичек, которые будут радовать нас зимой...
Вика вернулась в свою комнату. Над письменным столом она повесила фотографию: снегирь и попугайчик на рогах сайгака.