МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ: Тысяча и один день - МУЗЫКАЛЬНО - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОРУМ КОВДОРИЯ

***
Я внезапно проснулся от чувства сильной тревоги. Казалось, большая опасность нависла надо мной. Словно большой белый медведь занес надо мной свою лапу. Он готов растерзать меня, раздавить огромной своей тушей.
Все вокруг спали. Тревога не исчезла. Скинув легкую оленью шкуру, служившую одеялом, я вышел на улицу.
Я вдруг понял, мозг услужливо подсказал мне абсолютно неподходящее слово. На улицу? Никакой улицы нет, тут сплошная равнина, глазу зацепиться не за что. Подобие океана. Надо бы сказать, вышел наружу. Или, вышел на палубу. Это точнее, правильней. Мозг по-прежнему живет привычными стереотипами.

Собаки устало брехали, отпугивая песцов. Никого вокруг. Но тревога не проходила. Это очень субъективное чувство, оно может возникать беспричинно. Возможно, какая-то подспудная мысль мучает меня. А может, причина не во мне, а в ровном сиянии, от которого устает глаз.

Наверное, так действует на меня возмущенное геомагнитное поле. На севере его силовые магнитные линии сильно концентрируются и впиваются в тело Земли почти отвесно. Компас отказывается работать. Для компаса важна горизонтальная часть, которая тут отсутствует. Сюда, в верхние слои атмосферы, отовсюду направляется солнечный ветер. Из-за него, из-за солнечного ветра на ночном северном небе то и дело вспыхивают цветные ленты полярного сияния. Днем этого сияния не видно, хотя поток частиц, испускаемых солнцем, не утихает ни на минуту и приводит стрелку компаса в дикую пляску. Неужели в этом причина моей тревоги?

Я успокоил собак, бросив им немного еды. К собакам здесь относишься с большей нежностью. Они тебе верно служат тогда, как больше нет никого вокруг. С ними начинаешь беседовать, как с человеком. Смотришь в их глаза, и, кажется, собаки понимают тебя с полуслова. Их лай – это тоже чувство тревоги.
Нам пора сворачивать чум и отправляться на север. Как тяжело сказать об этом!


Но…


Ночь,
И темным-тем-но.
И страш-шшшшшш-шш-ш-но!
Но –
- смеш-шш-ш-но!..

И ску-у-у-у-ч-но!

Но грешно
смеяться над старушкою-зимою.
Вот-вот уже капель,
вот-вот уже апрель,
а ве-е-е-е-тер за окошком ночью
во-о-о-о-ет!

А высуни-ка нос,
и в темноте мороз
тебя, как волк,
за нос и щеки
ца-а-а-ап!- нет.

А коль простыл, молчи,
не кашляй, не ворчи,
лечи себя, лечи, -
вот у окошка –
кап-кап-кап,
кап-кап-кап, –
там, в пузыречке, капли!

Днем было, – ох-ох-ох, –
с сосулек как горох, –
грох-грох-грох-грох-грох, –
об лед стучали,
сверху вниз летели,
забыв, еще зима,
разжалобив дома,
как звонко стукались об лед капели!


Ох, господи, прости!
Апчхи, апчхи, апчхи!

Простыл! С кем это не бывает!
Ну, завтра выходной.
Дождусь тебя, родной!
День проживу
без толкотни в трамвае!..

Бесплатное кино.
А тяжко все равно.
Невмочь прожить мне
эту ночь и вечер.

Как будто я в бреду
Не чувствуя беду,
По темноте бреду…
Ох, чьи-то руки давят мне на плечи!..

Вы обращали внимание на то, среди каких созвездий бродит Луна? Солнце ходит по одному и тому же кругу, среди привычной дюжины. Другое дело – Луна. Она тоже вращается в одной плоскости. Но она привязана силами тяготения к земле, и, если бы плоскость ее орбиты совпадала с экватором, мы никогда бы ее не увидели на полюсе. А если бы этот круг проходил строго через меридиан, Луна могла бы медленно проплывать над нашей головой, надвигаясь на полярную звезду. Лунный месяц - это двадцать восемь дней, и она светила бы непрерывно две недели, одну неделю взбираясь в гору, к зениту, а другую - скатываясь к горизонту. В самом деле, Луна движется под углом, и когда астрономы говорят нам, что она находится, скажем, в созвездии Козерога, это значит, она довольно низко над горизонтом. И никогда не бывает в зените. Но если Луна приходит сюда, то она, как и солнце, висит подолгу. Это становится праздником для северных народов, собак и песцов. Если на небе светят Луна и Солнце, то от этого радостно вдвойне. А еще чему здесь прикажете радоваться?
Для меня Луна - это дверь в мир контрастов. Слепящего света и мрачной тени, на которую никогда не падает рассеянный свет. Иногда эта дверь чуточку приоткрыта, и тогда сквозь изогнутую в виде тонкого полукруга щель выбивается яркая полоска. Иногда она прикрыта плотно. Иногда дверь распахнута полностью. Но это дверь в иной мир. И мне не важно, что можно взять камешек с лунной поверхности и привезти на землю. Или навечно оставить следы своих ботинок на лунной пыли. Луна – это дверь в непостижимое. Когда-нибудь найдется человек, который совершит кругосветное путешествие по Луне. Не пешком, а внутри безопасной машины, внутри капсулы, сохраняющей человеческую жизнь. И напишет стихи о красоте земной жизни. И мы поверим ему своим трепетным сердцем. Поскольку тогда он будет иметь безусловное право сказать глубоко прочувствованные слова о красоте земного существования.
Мне север нужен, чтобы сказать о том же. О красоте жизни. Среди людей и природы.

Дорога занимает только ночь.
Не плачь, усни. Ты подожди немного.
Часы пробьют, и тьму угонят прочь,
Я окажусь у твоего порога.

Пробьют шесть раз настенные часы.
И ты проснешься. Солнце выйдет рано.
Сбивая капли утренней росы,
Я розу принесу из Дастархана.

Воздух Эрмитажа

Почти что юноши, пока что мальчики
На изумрудном, во всю стену, полотне.
Чубы лохматые, худые пальчики –
По ним девчонки сохнут по весне!

Как солнце торс и бедра балует! –
На коже легкий, словно дым, загар.
А дальше в зале в черной раме Падуя,
И корабли плывут сквозь Трафальгар.

Застенчивый, почти что нецелованный,
Высокий, стройный, страшно молодой,
Стою, пока никем не избалованный,
И жаль, что я пока что холостой.

Я сам бы мог вписаться в композицию,
Я загорал бы с ними на холме.
Пусть пуритане вызовут милицию,
У них худое вечно на уме,

А я, весенним солнышком разнежненный,
На всех девчонок устремляя взгляд,
До слез хочу любви самоотверженной,
Той, о которой в сказках говорят.

Чтоб та, в сторонке, юная красавица,
Взгляд задержав на ярком полотне,
Вдруг поняла, что ей мальчишка нравится,
И чуть смущаясь, подошла ко мне…


Герб Нижне-Сергинского района

В чащобу не проникнешь взглядом.
С времен далеких повелось,
По уреме бредет сохатый, –
Ее хозяин, старый – лось.

Вот он стоит, в сырую землю
До боли уперев рога,
А рядом с ним лосиха дремлет,
И полны рыжиков лога.

Он на гербе остался старом
В краю берез и темных скал,
Он стал подмогой сталеварам,
А из ковша дугой металл.

***
Я говорил привычно "да"
Любой безмозглой ахинее.
Работать как герой труда
Мешал подлюга-прыщ на шее.

Теперь за лень свою винюсь.
Теперь покаянные мысли,
Жаль, что со мною вместе Русь
Не добралась до коммунизма.

Когда в разгаре полярный день, каждый волен думать, что то, что было вчера, было еще сегодня. Не понимаю, вчера или сегодня состоялся мой разговор с Васей, но этот разговор был не из самых легких.

Я вылез из чума, когда еще все спали, и, следовательно, была ночь. Вышел Василий, и уже можно было подумать, что начинается утро. Почти сразу, следом за ним появились наши женщины. Их нельзя упрекнуть в том, что они встают слишком поздно. Потом выглянули милые детские мордашки, и теперь то уж точно можно было считать, что наступил день с его привычной рутиной. Я давно развел огонь, уже кипела вода для ухи и чая.

Глядя на пляшущее пламя, я вспоминал, с каким энтузиазмом мы проходили наш первый круг. Сейчас этого энтузиазма не ощущалось. Похоже, всех вполне устраивало, что наше пребывание в чуме затягивается. Никому не хотелось вступать на льды великого северного океана, хотя от полюса нас отделяла всего какая-нибудь тысяча километров. Всего три месяца пути.


Душу переполняли воспоминания. У меня на коленях лежали дневниковые записи, сохранившиеся от первого посещения этих мест. Василий отдал мне все свои дневники. Он не только не прятал записки от меня, но каждый раз прочитывал их мне. Мы жили тогда душа в душу. Чтение сближало нас. Вася мечтал о том, что его дневники будут так же широко известны, как книга Ивана Александровича Гончарова с описанием его путешествия на фрегате "Паллада". Вот что писал тогда Вася:

"По заснеженной арктической пустыне шли два бесстрашных путешественника. Людей не пугала ни девственная природа, ни изобилие злого мелкого и крупного зверья, готового растерзать в клочья каждого встречного-поперечного,

Один из них, пожилой, видавший виды мужчина, то и дело прижимал руку к бедру, чтоб проверить, на месте ли планшет с бесценным трудом его жизни. На аскетичном лице читалась вера в святую удачу. Вера, ведущая в даль, за нечетко обозначенную темную линию горизонта.

Второй, крепкий молодой человек, то и дело, оборачивавшийся назад в сторону родной земли, нес на себе весь тяжелый груз их северной одиссеи. Палатку, спальные мешки, котелок, который то и дело, с каждым новым шагом ударял его по коленке, рюкзак с их нехитрыми пожитками и неприкосновенным запасом в виде галет и двух-трех плиток шоколада. В общем, все, что могли взять в свой нелегкий путь неутомимые исследователи. Был страх, что экспедиция может затянуться до полярной ночи, и это невольно накладывало отпечаток торопливости и нервозности. Но радужное пятно северного солнца вселяло надежду на благополучное завершение экспедиции. Как и всегда, душу каждого можно было разложить на три извечных компонента: на веру в себя, надежду на успех и еще на любовь к жизни.

Изредка пронзая тишину, навзрыд плакали писцы. Эти гиены заполярного круга уже несколько дней бродили вокруг да около, вблизи от отряда в ожидание легкой добычи.

-«Учитель, учитель!!!»,- в сердцах прокричал молодой человек, напуганный истошным воем вертлявого писца, на хвост которого он нечаянно наступил - «Может быть, вся эта затея бессмысленна. Ну, скажи, зачем северным народам высокое искусство?». Но тут же отвел виноватый взгляд от испепеляющего взора своего гуру.

-« О, мой молодой друг, как ты можешь так безответственно относиться к нашей высокой духовной миссии».- назидательно произнес тот, кого Вася почтительно называл учителем. - « Мы должны донести свои стихи до народов Севера. Ведь кому, как не тебе, должно знать, что поэзия, радость нашего сердца, может полностью преобразить человека изнутри. Наши стихи грамотны по форме, с четкой композицией, они наполнены яркими образами. И ты должен! Ты просто обязан осчастливить людей настоящей рифмой, приоткрыть им тайну золотого сечения. Принести радость людям, пока еще далеким от поэзии» - закончил мысль учитель.
-«Но они ведь не только стихов читать, они не умеют даже писать! Они...»
-«А мы для чего? Мы их научим!!!»,- строго оборвал седой наставник. В порыве вдохновенной эйфории, указывая широким жестом на пока нечеткие, но начинающие прорисовываться вдали горы, он продолжал. «Они будут слагать ямбы и хоривы, как дети в школе умножают дважды два. Они будут играть словами, как играет мячиками жонглер на арене цирка. Сколько прекрасных од они посвятят восходящему солнцу, сколько терцет сочинят любимым девушкам! Они будут творить не разумом, а сердцем. Сотни Пушкиных, Блоков. Лермонтовых, Есениных родит этот благодатный край. Идем, мой друг, нас ждут великие дела. И пусть нас не остановит тень малодушного сомнения». – Он замолчал, но только лишь для того чтоб выдержать минутную паузу и перевести дух. Затем, цитируя Шекспира, продолжил: –« Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет , как цветок решимость наша, в бесплодье умственного тупика, так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех, от долгих отлагательств...» Нет, Вася, надо идти!

Они продолжили свой путь. Каждый думал о своем. Учитель о предназначении поэзии в жизни человека, а ученик о котлетах, зажаренных на подсолнечном масле. Но одно общее чувство заставляло трепетать их сердца. Каждый ощущал себя Колумбом мировой литературы."


Вдруг в момент, когда Василий вышел из чума, страница, вырванная из дневника внезапным порывом ветра, упала в костер. Канула в вечность, лишь на н краткое мгновение добавив чуточку света окружающему миру. Сгорела, вопреки расхожему утверждению, что рукописи не горят. Стала ли эта потеря невосполнимой? Василий не захотел обвинять меня в небрежности. Я предложил восстановить текст по памяти. Мы начали вспоминать. Я не могу ручаться за то, что приведенный отрывок раньше на сто процентов был таким, как вы его видите выше, но мы оба старались восстановить все как можно более точно.

- Вася, - спросил я его после трудной умственной работы, - не пора ли нам сворачивать чум и отправляться в путь?
По лицу Василия пробежала легкая тень смущения. Он ответил: - Знаешь, моя Машенька так не считает. Ей нравится тут. Я уже говорил с ней. Ей вся эта наша затея со вторым кругом кажется бессмысленной. Зачем идти на явные лишения еще раз? Что нового мы откроем для себя? И одного раза вполне достаточно.
-- А сам-то ты как считаешь?
Он глядел на меня молча. Я видел по его лицу, что ему здесь хорошо, и у него нет охоты идти дальше.

Моя жена говорила мне то же самое. Надо сворачиваться и возвращаться.
Похоже, только я да мои неразумные дети были готовы идти дальше. Дети едва ли понимали, на какие муки мы обрекаем себя, покинув пусть не слишком благодатную, но твердую землю. Легко ли поменять ее на омываемые соленой морской водой льдины?
-- Вася, а сейчас ты ведешь дневник?
-- Да, но в нем столько интимных вещей. Я не хотел бы, чтобы ты его цитировал.
-- А как же с романом, как у Ивана Гончарова? Вася, пойми, читателей более всего в твоем дневнике заинтересуют взаимоотношения с Машенькой. Ведь у вас молодая, начинающая семья. И нешуточные бытовые проблемы. Вы вынуждены ютиться в чуме. Конечно, с любимым и в шалаше рай, но ведь никто не понимает эту фразу буквально. А ведь ваш шалаш стоит еще и в сотне дней пути от полюса.
--Пожалуй, не получится. – смущенно буркнул Василий.

Это для меня стало еще одним ударом. Мне, наверное, не придется пользоваться его дневником. Впрочем, достаточно наблюдений, мимолетных замечаний, обрывочных фраз, чтобы понять ситуацию. Кого-то трудности приводят к семейному краху, а другие семьи трудности еще крепче сплачивают. Увидеть Марию плачущей мне было бы невыносимо. Нет, она стойко держалась, и временами даже бледная улыбка появлялась на ее почти лишенном загара лице.


***
Что ж, может, и неловко скроен,
Зато довольно крепко сшит.
И ростом ниже колоколен,
И голосочком знаменит.

На нем возить удобно воду,
Ворочать копны на лугу,
Он весь в отцовскую породу,
Отец оглобли гнул в дугу.

Весной хорошая девчонка
Враз окрутила молодца,
По нраву, видно, ей мальчонка,
И ей не воду пить с лица.

Зато сажень косая плечи,
Зато так мечет калачи,
Зато так складно держит речи,
Деды хохочут на печи.

Зато поет, как соловейка,
Зато в округе знаменит,
Я рад, счастливая семейка
На свой аршин судьбу кроит.

Г и ВП

***
Василия стало интересовать устройство чума. Мы не раз бывали у оленеводов. По северным меркам, у нас был необыкновенно большой чум, он поддерживался целой полусотней шестов. Чем больше шестов, тем богаче считается семья. Но пятьдесят легких еловых шестов – это предел. Обычно их двадцать пять- тридцать, столько, чтобы их можно было уложить на одни нарты.

Глядя мне в глаза, Василий сказал – "Учитель, как ты думаешь, было бы неплохо разобрать наш чум и собрать два, но поменьше. Поставить рядом. В стойбище ненцев близкие родственники ставят чумы рядом. Мы ведь тоже стали родными друг другу за время пути.

Чаще всего мужчины стойбища будут родными братьями, а жены взяты ими из соседних стойбищ. Да, мы тоже стали родными.

Побывав на севере, понимаешь, как велико влияние природы на нашу жизнь. Это даже не влияние, это огромное давление на душу и сердце. На севере особое восприятие мира. Помните, как ветром вырвало страницу из дневника Василия? Это, конечно, растревожились духи здешних мест. Это безусловно было вмешательство духов, это духи тундры не согласились с какой-то фразой. Возможно, им слишком претенциозной показалась фраза про Колумбов мировой литературы.

И впрямь, духи севера требуют, чтобы у Василия был свой чум. Я понимал, что он, как молодой муж, должен обеспечить нормальное существование своей семьи.

-- Надо посоветоваться с женщинами, Вася.
-- Машенька согласна. Женщины уже давно договорились друг с другом. Поделили шкуры и котлы, и ждут твоего решения. Я хотел бы поставить свой чум на том месте, где на камне написано "Здесь были Вася и Маша".
-- А мне хотелось бы, чтобы оба наши чума стояли рядом. Придется перетаскивать все на новое место.
-- Какие проблемы! Я и Маша с удовольствием это сделаем. А с мелкими вещами наши ребятишки помогут.

Невольные слезы выступили на моих глазах. Я впервые услышал от Васи "наши ребятишки". В нем вызрело отцовское чувство. И впрямь, он много больше времени проводит с детьми, чем я, родной отец. Бегает, прыгает, кувыркается. Я это давно заметил, но думал, что он сблизился с детьми из-за сравнительно небольшой разницы в возрасте. Думал, что Вася ощущает себя их другом. Но эта фраза показала всю глубину его чувств.
-- Ты плачешь? – удивился Василий.
-- От счастья за тебя, сын. Называй меня отцом, а я буду звать тебя сыном. Ведь ты уже давно стал мне им.
И мы обнялись. Василий уткнулся в мою грудь, спрятав ставшие мокрыми глаза.

Чужой сын

Спать так хочу, что мочи нет.
Спать надо даже тараканам.
Ночь. Просыпается рассвет
Там, далеко, над Шаоляном.

А за стеной китаец спит,
Забавный желтенький парнишка,
По-русски плохо говорит,
И сверху лампочка горит,
И на гвозде висит пальтишко.

Его закинула судьба,
Где ни отца ему, ни мамы.
Жизнь у мальца - за свет борьба,
Он, как бамбук, растет упрямо.

Он учит русские слова,
Не сходит с полных губ улыбка.
Так к солнцу ластится трава,
Растет у дома, у калитки.

Он постигает день за днем
Чужую русскую культуру.
Возможно, здесь построит дом
И встретит Дусю или Шуру,

А жизнь права и неправа,
Да не о всем напишешь в книжке.
Пусть спят картавые слова,
И отдыхает всласть умишко.

Пока придется опекать,
Чтоб не ходил в пальтишке драном.

А далеко проснулась мать,
Ей рис сварить и дом прибрать.

Встает рассвет над Шаоляном.

***
Мы давно уже живем в отрыве от цивилизации.

Василий – очень эмоциональная натура, он часто разговаривает во сне. И в этот раз он что-то говорил. Издавал непонятные звуки. Машенька, хотя и мало что понимала, внимательно вслушивалась. То и дело с языка мужа срывались звонкие женские имена. Как всегда, это были Жанетта, Иветта, Бабетта, Музетта, Генриэта, о них Вася и раньше много и подробно рассказывал в порыве откровения.

Машенька смотрела недоуменно то на своего Васю, то на меня.
- О чем это он, скажите, - обратилась она ко мне.
Я немного смутился.
– Маша, он говорит на языке кечуа. а я им плохо владею, - отвечал я. - Но мне кажется, он говорит о каком-то известном телефильме.
Да, да, вот он упомянул про соломенную шляпку – стал сочинять я, чтобы разрядить ситуацию.

Круглое лицо Машеньки расплылось в улыбке: - Ах, как я понимаю моего дорогого Васю! Это и мой любимый телефильм! Но откуда он знает язык южноамериканских индейцев?
- Да он изучал язык кечуа. На нем в Южной Америке говорит более восьми миллионов человек. Мужчин женщин.
- А причем тут женщины?
- Видишь ли, приходится признать, что лучшие учителя – все-таки женщины. Вот у нас в школах учителя русского языка – исключительно женщины. Такая же ситуация и во всем мире. Поэтому, я думаю, он так много говорит о женщинах.

- Я читала про кипу, узелковое письмо. Много таких писем было найдено в одном из древних дворцов, в дворце инка Пуручуко в Перу.
Профессор Гэри Уртон из Гарвардского университета, Кембридж, штат Массачусетс, утверждает, что кипу не могут быть прочитаны как фонетическое письмо. Да ведь, собственно, и само слово "инка" означает ’правитель, представитель правящего рода’.

Эти познания Маши повергли меня в изумление. Я никак не мог ожидать такого от нее. А в Васином монологе то и дело слышалось "гаучо, кондор, пума, лама, пампа"
- Маша, пампасы – это травянистая безлесая равнина, степь.
- А гаучо - южноамериканский пастух,- подхватила она - А как звучит "солома"?
- Пампассо – отважно соврал я, - папмпассо боливаро, соломенная шляпка.

Разговор наш незаметно перешел на одежду. Мы обсудили наряды южноамериканских индейцев и заговорили о костюмах северных народов. Машенька вела беседу с удовольствием. Наряды – любимая тема всех женщин. И Маша не была исключением.
- Мне нравится изучать историю одежды. Когда читаешь об этом, словно сидишь в театральной ложе. В обыденной жизни со старинными костюмами мы сталкиваемся только на театральных подмостках. Раньше, в девятнадцатом веке, по тому, как одет человек, можно было определить, из какой он местности. Помните, как ярко одевались рязанские бабы!
- Да, костюм – это традиция, местность, эпоха.
- А вы обратили внимание, как рождаются и быстро исчезают ткани? Муслин, шотландка, габардин, коверкот. Васенька много рассказывал об этом.
- Вася!- захотела разбудить его Машенька.
- Пусть спит. Мы можем почитать об этом в его дневнике.
Маша взяла в руки одну из его общих тетрадей, и почти сразу попала на нужную страницу. Вот что было написано на пожелтевших листках:

"История костюма уходит в глубину веков, к колыбели человеческого социума. Одежда стала для нас не только необходимостью, но и способом выделиться, показать свою индивидуальность. Подчеркнуть свое особое положение, богатство и знатность. Забавно видеть старинные парадные портреты богачей и вельмож. Человеческое лицо не было в них центром, фокусом. Нет, с особой тщательностью художник выписывал платье и детали обстановки – солнце, играющее на дорогих китайских вазах, блики на позолоченной бронзе часов. Прихотливо изогнутые ножки столика. Глубокие тени в складках бархатного платья, золотая брошь, дорогой камень на пальце руки. Лицо было малозначимой деталью картины, от него требовалось только внешнее сходство, правильное расположение носа, губ, глаз. Для дам – свежесть кожи и, желательно, легкая улыбка.

Но мы говорим о костюме. Все в этом мире происходит из-за женщин, или, если уж быть до конца объективным, то ради них. Как только Ева вкусила запретный плод с дерева познаний, она тотчас же сорвала с ближайшего дерева фиговый листок. Вторым украсила удивленного Адама. Вот с этого и началась история костюма. Линия талии, глубокое декольте, о, сколько ухищрений было придумано, чтоб скрыть недостатки и обозначить достоинства женской фигуры!

Зеленый листок преобразовывался и регенерировал, делая свою обладательницу более привлекательной, более желанной для противоположного пола. И как ни странно, все это дало свои положительные результаты. Мужчины, в свою очередь, тоже стали заботиться о внешности. Костюм должен был позволять им свободно передвигаться и защищаться. Он превратился в герметическую ракушку, но все же позволяющую женщинам заполучить то, чего они просили, маскируясь своей слабостью. Он принял вид металлических пластин на доспехах воинов, готовых сражаться насмерть для достижения своей цели. Обвивался лентой вокруг руки победителя турнира, выражая своим цветом предрасположенность к определенному объекту вожделения. Шелковым платком падал к ногам влюбленного мушкетера, готового перевернуть весь мир. Костюм несет в себе очень важный информационный подтекст. Историческую Инь и Янь человеческих взаимоотношений."

- А я думала, что Вася не обращает внимания на мою одежду – прошептала Машенька, зардевшись. Я, пожалуй, не слишком привлекательно выгляжу в этом платье в горошек. Жаль, что на стене нет большого зеркала. Его можно было бы привесить к одной из жердочек. И как обходятся без него здешние жители?


***
Быть может, муж красивей у подружки,
Быть может, даже чуточку умней,
Но мы с тобой, как два кольца у дужки,
Ведро с водой у нас потяжелей.

Кормлю бутуза булками и медом
И не пьянею от твоих подруг,
Но отчего такая непогода?
Ржавеет на глазах семейный круг.

Когда бы след вел на чужой порожек,
Так ведь ни разу не стряхнул росы!
Растет мальчишка, на меня похожий,
А мы не сходим с черной полосы.

Легко бы с плеч на землю коромысло,
А не устанешь от своих затей?
Понятно, в рассужденьях мало смысла,
Но разве жизнь - игрушка для детей?


***
Сосед поправил мне пиджак,
Надетый на худые плечи:
– Да ты ведешь себя не так,
Сперва мои послушай речи.

Какая б ни пришла беда,
Своя рубашка ближе к телу,
Не препирайся никогда
Всерьез с чинушей оголтелым.

Когда и деньги, и коньяк,
Когда пралине от Ле Монти,
Не скажет о тебе, дурак
Возник на ближнем горизонте.

Получше выбери прикид,
Чтоб облегал красиво чресла.
Важны для сути внешний вид
Плюс глубина и емкость кресла.


Г. и В.П.

***


Когда мороз или капели с крыши,
Или луч солнца в середине дня,
Мне кажется, я сердце ваше слышу,
Мне кажется, вы любите меня!

Весна зиме на пятки наступает,
Ручей летит, от радости звеня,
Я понимаю, далеко до мая,
Но знаю, что вы любите меня!

Я вас с веселым ветром поздравляю!
Забавная в народе воркотня,
Я вас в толпе негаданно встречаю,
И знаю, что вы любите меня!

Ган

***
Природа диктует свои законы. Я стал приводить в систему те знания, которые мы собрали во время пути. Северный быт замкнут на собственные нужды. Только разум позволяет здесь выжить. Все производится и потребляется в семье.

Как я уже говорил, нам предстояло разделить наш чум на два, для моей многодетной семьи, и отдельно для Василия. Отюда и наш интерес к особенностям жизни на севере.

Так что же такое чум? Нюк – зимнее покрытие для чума – шьется из оленьих шкур, часто оно двойное, нижний слой тоже из шкур, но они не новые. Те, что уже бывали на чуме когда-то. Мы видели, летние чумы часто покрывают берестой. Бересту сутки отваривают в кипящем котле, а затем сшивают. Получается легкое полотнище. Впрочем, теперь чаще используют брезент и внутрь ставят железные печки. При дожде дымовое отверстие надо закрыть. Дым также защищает от гнуса. В богатом чуме по обеим сторонам очага лежат широкие доски – пол, за ними расстилаются плетеные циновки из болотной травы или ивовых прутиков. Циновки уберегают от соприкосновения с землей. Иначе срок службы шкур был бы недолог. В случае дождя земля становится сырой, воздух – тяжелым, переполненным влагой. Циновки тоже покрываются оленьими шкурами – постелями. При этом правую от входа часть чума обычно отводят гостям, слева располагаются хозяева. Гости - это огромное событие для стойбища.

Чум есть центр мира для человека севера. Чум не только защитит его от непогоды, чум отражает устройство мира. Он, как и мир, делится на две части – «си» и «ва ав». «Си» - священная часть чума, расположенная напротив входа. Вторая половина «ва ав» символизирует подземный мир. Здесь на подушке старшей по возрасту женщины находится «хозяйка чума», домашний святой – мяд пухуця. Вообще-то пухуця - это старуха, так это можно перевести с языка манси. Но это другое. Это небольшая куколка, которая одета в паницы – женские шубы из оленьих шкур. Когда кто-нибудь из семьи заболевал, мяд пухуця становилась легкой или тяжелой, предсказывая исход болезни. Легкая мяд пухуця одаряет надеждой.

Несмотря на то, что чум невелик, есть в нем места, куда не должна ступать нога женщины. Женщине многое запрещено. Нельзя касаться "мужских" предметов. Она терпеливо выносит сотни ограничений.

Женщины занимаются выделкой шкур оленей и пушных зверей, пошивом одежды, сумок, покрышек чума. Они мастерицы и даже художницы во всем, что касается одежды. Они богато украшают свои изделия меховой аппликацией, плетут украшения из бисера, вышивают их подшейным волосом оленя. Занимаются и резьбой по дереву.

Мне довелось примерять малицу. С капюшоном и пришитыми рукавицами. Это глухая просторная рубаха из оленьих шкур мехом внутрь. Натянул штаны, чулки тоже мехом внутрь (зовутся они либт) и сапоги мехом наружу. Поверх я надел рубаху - сорочку из ситца, - подпоясал все сыромятным ремнем. украшенным медными бляхами. К ремню на цепочке прикреплен нож в ножнах, точильный камень, а сзади зуб медведя. В такой ожежде уютно, мех не только приятно согревает, но и отводит влагу наружу, в такой одежде почти не потеешь. К зиме нужен еще и совик – одежда с капюшоном, по крою схожая с малицей, но сшитая мехом наружу. Когда женщины увидели меня в этом наряде, они одобрительно зацокали языками, пораженные моей красотой.

Женская одежда, в отличие от мужской, распашная. В старину ее делали из шкурок лесных зверей с опушкой по подолу из собачьего меха. Позднее ее стали шить из оленьих шкур, с воротниками из меха песца или рыжей лисицы. Полы одежды не запахивают, а завязывают ремешками из замши или тесемками и украшают орнаментом из светлого и темного меха. Женские головные уборы имеют различия. В Большеземельской тундре носят капоры из оленьего меха с опушкой из песцовых хвостов. В Малоземельской тундре - пыжиковые шапки с длинными ушами, шитые из четырех конусообразных кусков. Женская обувь отличается от мужской кроем. Маленьких детей наряжают в одежду из мягких оленьих шкурок. Пожалуй, комбинезоны – северное изобретение, скопированное с такой вот детской одежды.

Поняв все сложности жизни на севере, мы с большим уважением стали относиться к местным жителям. Их жизнь - это бесконечная борьба с природой. И каждый человек здесь достоин уважения. Когда мы спросили одного мальчика, что он думает об Обломове, читал ли он эту книжку, тот, с трудом подбирая русские слова, так и не смог найти подходящего слова. Лентяй он, перевела высказывание сына мать.

***
- Пожалуй, нам надо пополнить запасы продовольствия. Хотелось бы приготовить бифштекс или отбивную - сказал Вася. -- Пора на охоту. Можно подстрелить белого медведя. Медвежатина – это вкусно.
- А не будет ли от нее пахнуть рыбой? В рационе медведя только рыба.
- Пока не попробуем, не узнаем.

Мы помолчали.
Вася сказал:
- Давай заманим его в ловушку. Это проще. На ловца пусть зверь бежит. Помнишь, как древние охотились на мамонтов? Мы выроем глубокую яму. Я буду стоять у края и приманивать медведя. Он прибежит и в нее грохнется.
- Вася, ты же знаешь, что под нами вечная мерзлота. Летом земля протаивает на глубину тридцать сантиметров. Нам никакими средствами не выкопать яму глубиной даже в половину метра.
- Надо соорудить капкан! Вбить кол и привязать капкан к нему.
- А как кол вобьем? И из чего капкан сделать?
- А ты же тренировался с лассо! Может быть, лассо накинуть?
- А вот это, пожалуй, идея. Мне, конечно, медведя на лассо не удержать. Надо, чтобы медведь сам надел веревку. А второй конец веревки можно обвязать вокруг валуна. Пусть мишка сунет голову к приманке и затянет петлю.
Все гениальное просто. Почему здешним жителям не приходило такое в голову?

Мы вырыли-таки неглубокую яму и сложили туда рыбьи головы и другие вкусности. Сверху навалили множество мелких камней. В защиту от песцов. Песцы не смогут разгрести камни, а сильный медведь легко доберется до приманки. Главное, чтобы он запутался в веревке, когда будет разрывать яму.

Оставалось только ждать. Два дня, (я, понятно говорю о времени условно), все оставалось нетронутым.

На третий день еще издали мы увидели неглубокие следы. Сколько противоречивых чувств мы испытали, когда обнаружили заплаканного маленького белого пушистого медвежонка. Он смирно сидел на привязи, и попискивал, как собачка. Увидев нас, зверушка невероятно обрадовалась, запрыгала и заскулила.

- Что делать? – спросил Вася. - Давай, возьмем его в чум. Будет игрушка нашим ребятишкам. Они ошалеют от счастья!
--Умка, умка! - запрыгвли счастливые дети. Так в нашей экспедиции появился маленький проказник медвежонок.

У Василия возникла мысль создать здесь звероферму. Нет, он не собирался разводить белых медведей. Ему захотелось заняться оленеводством.
-- Здесь живут добрые и отзывчивые люди. Они почти безвозмездно помогут нам – убеждал меня Василий. Мы вернем потом им обратно все, что взяли в долг.
-- Вася, ты понимаешь, что ферма привяжет тебя навсегда к этим местам. Ты никогда не увидишь в Большом "Иоланту", ты никогда не будешь встречать Новый Год с елкой. С электрическими лампочками на ветках. Ты не только не увидишь Большого Театра, ты не увидишь, по сути, материка, цивилизации.

- Давай одну шоколадку отдадим детям – с грустью сказал почему-то Вася и сглотнув непроизвольно слюну. - Живем, как в блокаду. Ребята не видят у нас ничего доброго. Кстати, твоя очередь рассказывать им сказку.

Подумав, Вася добавил:
-- Ты прав. Нам надо идти к Северному полюсу. А медведя мы добудем где-то в пути. Большие запасы мяса нам сейчас не нужны. Пойду добывать куропаток. Буду ставить силки.

***

Июльский дождь

Стрясает влагу, чуть шурша,
С небес божественный чистюля.
Он подарил нам, блин-душа,
Нежданный дождь в разгар июля.

На кров лесного шалаша,
Устроенного там, где ели,
Летят с деревьев, не спеша,
Почти апрельские капели

У мужиков прорвался мат.
Не до досужих разговоров!
А я, конечно, дипломат,
Мне очень кстати дождик спорый.

Пока дождя половики
Спускаются с небес нетленных,
Пока рядами у реки,
Лежит несобранное сено,

И на подсохшую траву
Льет дождик с аппетитным хрустом,
Я о себе стихи пишу,
Так просто, из любви к искусству…


***

Вот она, справочка окаянная,
Ниже подпись моя покаянная.
– Да, я жил.
– Да, грешил. Врать не буду.

Не к добру эта справочка,
к худу.
Согрешил.
Согрешу.
Не раскаюсь.
Может, крепко со зла обругаюсь
На скупую любовь.
На остуду.
Жил.
Грешил.
Бедовал.
Так и буду.

Ган

- Вася,- сказал я другу, - я пошел на север, чтобы привести в порядок свои мысли. и вот я о чем думаю, послушай!

Мы сидели у костра, наблюдая за тем, как сгорает каждая драгоценная веточка. Огонь здесь дорог. Слишком мало можно найти того, что можно сжечь.

Я говорил ему примерно следущее:

Нет времени в космическом масштабе. Понятие времени существует лишь внутри жизни на Земле.

Жизнь Вселенной мы сравниваем со своей жизнью и с памятью человечества. По наивности считаем, сколько времени минуло с момента вселенского взрыва. А лет этих не было никогда. Ибо то, что мы обсуждаем, есть не что иное, как модель, которую мы себе создали. А так ли протекало все? Какая разница была между третьей и четвертой секундой вселенского катаклизма? Как мы отсчитали секунду первой минуты первого часа первого дня первого месяца первого года? Не сдержала ли линейного развития недоучтенная турбулентность?

Боже, да и какая секунда, минута, год? Какие часы, откуда, тикали тогда на стенке вселенского рая? Того, который мы по своей человеческой наивности считаем местом для комфортабельного существования человеческих душ.

Чтобы понять, что с чем-то сравнивать, надо иметь инструмент и единицу измерения. Как минимум, Землю и цивилизацию на ней. А каким способом можно было внедриться, чтоб исследовать процесс рождения мира? Какую методику надо было создать? Какие параметры фиксировать?

Не лучше ли считать время не с момента гигантского взрыва, а с того счастливого мига, когда жизнь появилась?

Что это, жизнь? Где? Это то, что сейчас на Земле? Или и то, что будет считаться тут жизнью через сорок миллионов лет, через пустяковый миг для Вселенной?

Впрочем, и это зачем?

Когда мы изучаем природу, мы постигаем все ж не природу, а человека. В природе нет ни синего, ни красного, и как дерево связано с землей, знает только человек. Одного, художника , взволнует игра света и форма кроны дерева, он увидит,как оно живописно. Ремесленника, резчика по дереву обрадует то, что из липы можно ложки резать. А кто-то придет с липы лыки драть.

Тепло или холодно камню? А дереву? Боится ли оно ветра? Оно страдает от засухи, от холода и зноя. Природа то прекращает, то восстанавливает эту связь места, времени и действия только потому, что упало на землю зерно.


Человечество безумно пытается высадиться на Марс. И на Марсе будут яблони цвести? Зачем? Неужели нам придется транспортировать урожай яблок с Марса на Землю, чтобы распродавать их потом с базарных лотков?

Люди уже истоптали лунную поверхность. Это движение высасывает человеческие силы. Созданная человеком дикая машина технического прогресса съедает огромное количество жизней, чтобы получить результаты очевидного. Узнать температуру, давление и что–то еще, едва ли кому нужные параметры чужой планеты.

Но до сих пор нет модели развития ума человечества. Только сейчас оно осознало истинную ценность отдельной человеческой жизни, и увидело то, как наплевательски человечество относится к жизни в целом! Исчезают не внесенные в Красную книгу целые народы. Вот пример – народы севера.

На нашей памяти во Вьетнаме и Афганистане буйствовала военная машина. Давила слабых. И выводов сделано не было. Кровь льется там, где нефть. Машина для катастрофических убийств обедняет лучшие человеческие умы, и она продолжает совершенствоваться. Вот этот процесс изучить куда полезнее, чем фиксировать характеристики марсианского грунта. Чтобы притормозить, чтобы она уменьшила обороты. Изучая, можно получить потрясающие результаты.

За убийство людей взялись теперь и разного рода преступные группировки. Гробят самолеты, поезда, взрывы гремят в метро, взлетают в воздух здания вокзалов, грабят корали в открытом море. Грабят на большой дороге, грабят гоударственную казну.

Зачем создавать постоянно существующие станции внеземного обитания? На Луне, на Марсе. К этому нас приучила фантастика. Это выгодно военным. Не лучше ли создать три тысячи новых школ? С суперсовременными техническими устройствами. Чем заниматься колонизацией далеких планет, с весьма несовершенной, скажем прямо, громоздкой и энергоемкой технологией?

С какой иронией будут смотреть на нас потомки, когда выяснится, что мы бездумно растратили энергетические ресурсы планеты. Взрывали, убивали, присваивали чужое, высаживались на планеты.

Человечество весь свой ум получило дома, постигая связи между вещами. Надо изучать человека, его образ жизни, феномен человеческой мысли. Чтобы четко понимать границы дозволенного, чтобы не оказаться самоубийцами.


- А ведь правда,- сказал Вася. - Своей судьбы не знаем. Чингис-хан на смертном одре произнес такие слова " Я так своей судьбы и не узнал". То есть парадокс, человек решал судьбы народов, а со своей не разобрался.

Где-то вдалеке возник непонятный ровный гул.

Г и ПВ

***

Подчиняясь непонятной силе,
Воробьями сгрудившись, басили,
Горячо, взахлеб, без передышки
Говорили о любви мальчишки.

Говорили о любви девчонки
На еловом бревнышке, в сторонке,
Завлекая синими глазами,
Легкими льняными волосами.

В час, когда уснуть пыталась рота,
Говорила о любви пехота.
Загорались папы, волновались мамы,
Чуть смущались чопорные дамы.

Говорили о любви поэты.
Что же, стоит говорить об этом!


Ган